Рецензии на книгу «» Джулиан Барнс. Рецензии на книгу «» Джулиан Барнс История мира 10 главах краткое содержание

A HISTORY OF THE WORLD IN 10. CHAPTERS

All rights reserved

© В. Бабков, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство Иностранка®

* * *

Посвящается Пат Кавана

1. Безбилетник

Бегемотов посадили в трюм вместе с носорогами, гиппопотамами и слонами. Это была хорошая идея – использовать их в качестве балласта, но можете себе представить, какая там стояла вонь. А убирать за ними было некому. Мужчины едва успевали кормить, а их надушенные женщины, от которых разило бы не меньше, чем от нас, не будь этих шлейфов искусственных ароматов, до подобной грязной работы не снисходили. Поэтому если кому и случалось убирать, так только нам самим. Каждые два-три месяца с помощью лебедки подымали тяжелую крышку кормового люка и запускали туда птиц-санитаров. Правда, первую волну смрада приходилось пережидать (даже крутить лебедку редко кто соглашался по доброй воле); затем несколько самых непривередливых птиц с минуту осторожно порхали вокруг люка, а потом уж ныряли внутрь. Не могу припомнить, как они все назывались – между прочим, одной из тех пар больше не существует, – но вы знаете, о ком речь. Вы ведь видели гиппопотамов с разинутой пастью и смышленых пташек, выклевывающих то, что застряло у них между зубами, словно помешанные на гигиене дантисты? Вообразите себе эту картину, но в увеличенном масштабе и на фоне навозных куч. Я не из брезгливых, но даже меня бросало в дрожь при виде того, как целой компании подслеповатых чудищ наводят красоту в выгребной яме.

На Ковчеге соблюдалась строгая дисциплина – об этом стоит сказать в первую очередь. Он не был похож на те пестрые деревянные игрушки, которыми вы забавлялись в детстве: все счастливые парочки довольно глазеют за борт из своих уютных чистеньких стойл. Не воображайте себе что-то вроде круиза по Средиземному морю, где мы от нечего делать поигрывали в рулетку да знай переодевались к обеду; фраки на Ковчеге носили только пингвины. Помните: это было долгое и опасное Путешествие – опасное, хотя кое-какие правила и установили заранее. Помните также, что у нас имелись представители всего животного мира: не посадите же вы гепарда на расстоянии прыжка от антилопы? Обеспечить известную безопасность было необходимо, и мы смирились с надежными замкáми, проверками стойл, ежевечерним комендантским часом. Но, как это ни грустно, были еще и наказания, и изоляторы. У кого-то из нашей верхушки появился пунктик, сбор информации; и некоторые пассажиры согласились работать осведомителями. Я должен с прискорбием сообщить, что временами доносы властям были вполне обычным явлением. Нет, наш Ковчег отнюдь не походил на заповедник; иногда он скорее напоминал плавучую тюрьму.

Конечно, я знаю, что те события описывают по-разному. У вашего вида имеется часто повторяемая версия, которая до сих пор привлекает даже скептиков; у животных есть ряд своих сентиментальных мифов. Но им-то ни к чему искать разоблачений, верно? Они-то ведь выглядят прямо героями, они ведь гордятся тем, что каждый из них может проследить свою генеалогию вплоть до самого Ковчега. Они были избранными, они все перенесли, они уцелели; для них довольно естественно сглаживать неловкости, демонстрировать удобную забывчивость. Но меня в этом смысле ничто не сдерживает. Я не был избранным. Собственно говоря, вместе с несколькими другими видами я никак не мог очутиться в числе избранных. Я был, так сказать, безбилетником; я тоже уцелел; я ускользнул оттуда (покинуть корабль было не легче, чем попасть на него); и я преуспел в жизни. Я стою немного особняком от остальной звериной братии, где еще сохраняются ностальгические союзы: есть даже Клуб Морских Волков, объединяющий виды, которые ни разу не страдали от качки. Когда я вспоминаю наше Путешествие, я не чувствую себя обязанным никому; благодарность не застит мне глаза. Моему отчету вы можете верить.

Думаю, вы уже догадались, что «Ковчег» был больше чем одним кораблем? Это название мы дали целой флотилии (ведь нельзя же рассчитывать втиснуть весь животный мир на единственное судно длиною в каких-нибудь триста локтей). Дождь шел сорок дней и сорок ночей? Да конечно же нет – это было бы не дольше самого обыкновенного английского лета. По моей прикидке, дождь шел года полтора. А вода стояла на земле сто пятьдесят дней? Подымай выше – лет до четырех. И так далее. Представители вашего вида никогда не умели правильно оценивать сроки. Я приписываю это вашей непонятной одержимости числами, кратными семи.

Вначале Ковчег состоял из восьми судов: галеона Ноя, который тащил на буксире судно с припасами, четырех кораблей поменьше – их капитанами были Ноевы сыновья – и шедшего на безопасном расстоянии (поскольку члены этой семьи очень боялись заразы) санитарного корабля. Восьмое судно, сопровождавшее нас недолго, имело загадочное назначение; этот небольшой ходкий шлюп, вся корма которого была изукрашена филигранной резьбой по сандаловому дереву, угодливо держался поближе к ковчегу Хама. Очутившись с его подветренной стороны, вы могли уловить странные дразнящие ароматы; по ночам, когда утихала буря, оттуда временами доносились разухабистая музыка и визгливый смех – звуки для нас неожиданные, поскольку мы полагали, что все жены всех сыновей Ноя сидят в тепле и уюте на своих собственных кораблях. Однако это надушенное, развеселое суденышко оказалось непрочным: его утопил внезапный шквал, и Хам несколько недель после этого ходил задумчивый.

Следующим потерялся корабль с припасами – в беззвездную ночь, когда ветер стих и вахтенные дремали на посту. Утром за флагманским галеоном Ноя болтался лишь обрывок толстого троса, перегрызенного каким-то существом, обладающим острыми резцами и умением лазить по мокрым веревкам. Должен заметить, что взаимных обвинений хватало, да и то сказать – по-моему, это был первый случай исчезновения вида за бортом корабля. Вскоре потерялась и наша плавучая больница. Поговаривали, будто бы два этих события связаны, будто Хамова жена, которая была чересчур раздражительна, решила отомстить животным – очевидно, за то, что вместе с грузовым кораблем пропала коллекция вышитых одеял, труд всей ее жизни. Но наверняка так ничего и не выяснили.

Однако гораздо более серьезным несчастьем была потеря Варади. Вы знаете про Хама и Сима и про того, чье имя начинается на И; но о Варади вы даже не слыхали, правда? Это был самый младший и самый сильный из сыновей Ноя, что, разумеется, не прибавляло ему популярности в семье. А еще у него было чувство юмора – по крайней мере, он часто смеялся, а ведь у представителей вашего вида это обычно соответствует умению понимать шутку. Да, Варади был всегда весел. Видели, как он прогуливался по шканцам с попугаями на обоих плечах; он похлопывал четвероногих по крестцу, на что они отвечали одобрительным ворчанием; и ходила молва, будто на его ковчеге царят гораздо менее суровые законы. И вот вам, пожалуйста: как-то поутру мы проснулись и обнаружили, что корабль Варади исчез за горизонтом вместе с одной пятой всего животного мира. Вам, думаю, понравился бы симург с серебристой головкой и павлиньим хвостом; но птица, которая гнездилась на Древе Познания, была так же беззащитна среди морских волн, как и обыкновенная пятнистая полевка. Старшие братья Варади говорили, что он не смог удержать курс; ругали его за панибратство с животными; намекали даже, что Бог покарал его за какую-то давнюю провинность – он якобы совершил нечто дурное, будучи еще восьмидесятипятилетним ребенком. Но чем бы ни объяснялось исчезновение Варади, это была серьезная потеря для вашего вида. Его гены очень вам пригодились бы.

Для нас вся эта история с Путешествием началась, когда нам велено было явиться в назначенное место к назначенному сроку. Тогда мы и услышали о предстоящем впервые. Политическую подоплеку дела держали от нас в секрете. То, что Бог разгневался на свои создания, было для нас новостью; мы попались в ловушку, как кур во щи. Нас-то винить было не за что (вы ведь не принимаете всерьез басню насчет змея? это была Адамова грязная пропаганда), однако же и нам досталось полной мерой: каждый из видов был целиком стерт с лица земли, за исключением единственной брачной пары, обреченной на скитания по морям под началом старого мошенника и пропойцы, которому покатила уже седьмая сотня.

Итак, нам дали приказ; но правду, обратите внимание, от нас утаили. Вы что же, воображаете, что поблизости от Ноева дворца (о да, он был не из бедных, этот Ной!) обитали подходящие представители всей земной фауны? Ну-ну. Нет – им пришлось кинуть клич, а потом выбирать лучших. Поскольку они не хотели вызывать всеобщую панику, было объявлено соревнование парочек – нечто вроде конкурса красоты плюс проверки на сообразительность при наличии трогательного союза сердец, – а претенденты в назначенный месяц должны были собраться у Ноевых ворот. Представляете, сколько возникло проблем? Для начала, не все любили соревнования, так что удача, возможно, ожидала самых нахрапистых. Звери, у которых не хватало смекалки на то, чтобы читать между строк, решили, что им просто ни к чему выигрывать право на роскошный круиз для двоих, все расходы оплачены, благодарим за участие. Не учли Ной с семейкой и того, что животные некоторых видов тогда находились в спячке; не говоря уж об очевидном обстоятельстве, что одни звери передвигаются медленнее других. Существовали, к примеру, такие особенно неторопливые ленивцы – чýдные создания, клянусь вам, – которые еще не успели спуститься к подножию дерева, как уже были сметены гигантской волной Божьего гнева. Как это, по-вашему, называется – естественный отбор? Я бы назвал это профессиональной некомпетентностью.

Приготовления, скажу честно, шли из рук вон плохо. Ной запоздал с постройкой ковчегов (когда рабочие обнаружили, что для них самих каюты не предусмотрены, это им прыти не прибавило); в результате отбору животных было уделено недостаточное внимание. Первую же более или менее сносно выглядевшую пару встречали кивком – это стало системой; экзамен ограничивался лишь самой поверхностной проверкой родословной. И потом, они говорили, что возьмут по паре от каждого вида, – говорить-то говорили, но когда дошло до дела… Компания кое-каких существ оказалась попросту нежелательной. Так случилось и с нами; именно это вынудило нас пробраться на судно тайком. Были также отклонены заявки многих животных, которые имели основания считаться представителями особого вида. Нет, объясняли им, у нас уже есть двое ваших. Мало ли что у вас несколько лишних колец на хвосте или полоска пушистой шерсти вдоль хребта! Вы у нас уже есть. Извините.

Были прекрасные животные, явившиеся в одиночку и потому не принятые; были родители, которые не захотели бросить потомство и предпочли погибнуть вместе с ним; были медицинские осмотры, зачастую весьма бесцеремонные; и все ночи напролет тьма за оградой Ноева дворца оглашалась стенаниями отвергнутых.

Можете вы себе представить, что творилось, когда правда о целях этого загадочного конкурса наконец просочилась наружу? Разумеется, хватало и ревности, и некрасивых поступков. Некоторые из самых благородных животных просто ушли в лес – они не стали играть по оскорбительным правилам, навязанным им Ноем и Господом Богом, и предпочли смерть в волнах. Много резких и завистливых слов было сказано о рыбах; у амфибий явно прибавилось самодовольства; птицы учились как можно дольше держаться в воздухе. Кое-какие разновидности обезьян были замечены за строительством своих собственных грубых плотов. Однажды в Лагере Избранных вспыхнула таинственная эпидемия пищевых отравлений, после чего для отдельных, наименее выносливых видов пришлось заново начинать процесс отбора.

Иногда Ной и его сыновья буквально впадали в истерику. Это не очень-то согласуется с вашей версией? Вам ведь всегда внушали, что Ной был мудр, праведен и богобоязнен, а я отрекомендовал его истеричным мошенником и пропойцей? Что ж, две эти точки зрения нельзя назвать абсолютно несовместимыми. Вот вам подсказка: в Ное было мало хорошего, но поглядели бы вы на остальных . Нас отнюдь не удивило, что Бог решил отмыть себе репутацию, – странно только, что он вообще не изничтожил весь этот вид, создание которого делает так мало чести его творцу.

Временами Ной балансировал на грани срыва. Ковчег строился медленно, рабочих надо было торопить, сотни напуганных зверей столпились вблизи его хором, и никто не знал, когда же пойдет дождь. Бог не пожелал даже сообщить Ною сроки. Каждое утро мы смотрели на облака: пригонит ли тучи, как обычно, западный ветер, или Бог нашлет свой ливень особого назначения с какой-нибудь неожиданной стороны? Погода понемногу портилась, и вместе с тем росла вероятность мятежа. Некоторые из отказников хотели захватить Ковчег и спастись сами, другие хотели вовсе разрушить его. Животные, склонные к умозрению, стали предлагать иные методы отбора, основанные на учете размеров претендентов и их полезности, а не только на числе; однако Ной высокомерно запретил все обсуждения. Это был человек со своими собственными маленькими теориями, и он не собирался их пересматривать.

Когда флотилия была уже почти готова к отплытию, ее приходилось охранять круглые сутки. Многие пытались пробраться туда тайком. Однажды поймали рабочего, который выдалбливал себе келейку в нижних тимберсах грузового корабля. Бывали весьма печальные зрелища: лосенок, повешенный за бортом Симова ковчега; птицы, пикирующие на защитную сетку; и так далее. Пойманных безбилетников казнили на месте; но даже этими публичными экзекуциями не удавалось запугать отчаянных. Я горжусь тем, что наш вид проник на корабль без кровопролития и не прибегая к помощи взяток; но мы-то не так заметны, как тот же лосенок. Как нам это удалось? У нас был прозорливый родитель. В то время как Ной с сыновьями грубо обыскивали подымающихся по сходням животных, бесцеремонно прочесывая руками подозрительно длинную шерсть и впервые в истории проверяя укромные места пассажиров (правила гигиены при этом, конечно, не соблюдались), мы уже были надежно скрыты от их взора и спокойно лежали в своих каютках. Один из корабельных плотников устроил нас на судне, едва ли догадываясь об этом.

Два дня ветер дул со всех сторон сразу; затем пошел дождь. Разверзлись хляби небесные, дабы отмыть от скверны наш грешный мир. Огромные, с голубиное яйцо капли расшибались о палубу. Счастливчики, представители видов, покинули Лагерь Избранных и были разведены по своим кораблям; это смахивало на принудительное массовое бракосочетание. Потом люки задраили, и все мы начали привыкать к темноте, тесноте и духоте. Вначале это не слишком нас беспокоило – уж больно мы радовались спасению. Дождь лил и лил, иногда сменяясь градом, барабанящим по доскам у нас над головой. Временами снаружи доносились раскаты грома и почти непрерывно – жалобные вопли покинутых животных. Постепенно крики становились реже; мы поняли, что вода прибывает.

Наконец настал день, которого мы так ждали. Сначала нам показалось, что последние уцелевшие толстокожие предприняли отчаянную попытку с боем прорваться на Ковчег или хотя бы перевернуть его. Но нет: просто наше судно дало крен, снимаясь со стапелей. Этот момент, я считаю, был наивысшей точкой всего Путешествия; изъявления братских чувств и благодарности в адрес человека лились рекой, как вино за Ноевым столом. Затем же… но, возможно, главная беда как раз в том, что звери проявили наивность, доверясь Ною и его Богу.

Основания для беспокойства возникли еще до того, как поднялись воды. Я знаю, что ваш брат смотрит на наше царство сверху вниз, порицает нас за жестокость, вероломство и каннибализм (хотя вы должны были бы признать, что это скорее сближает нас с вами, чем наоборот). Но мы всегда, с самого начала, ощущали себя равными. Да, конечно, мы ели друг друга и все такое прочее; более слабые животные прекрасно знали, чего следует ожидать, если переходишь дорогу кому-то, кто больше тебя и вдобавок голоден. Но мы считали это естественным порядком вещей. Тот факт, что один зверь способен убить другого, отнюдь не возносил первого над вторым; он делал его лишь более опасным. Может быть, вам трудно это понять, но между нами существовало взаимное уважение. Поедать других не значило презирать их; а те, кто попадал другому на обед (или их родичи), вовсе не думали преисполняться благоговейного восхищения перед едоками.

Ной – или Ноев Бог – все это изменил. У вас было Грехопадение; было оно и у нас. Но нас к нему подтолкнули. Впервые мы заметили это, когда шел отбор в Лагерь Избранных. То, что нам сказали насчет каждой твари по паре, было правдой (да вы и сами понимаете, что какой-то резон тут есть), но ведь этим дело не ограничилось. В Лагере мы стали замечать, что от некоторых видов оставлено не по двое, а по семеро (снова эта одержимость числом семь). Поначалу мы решили, что пятерых лишних берут про запас, на случай, если заболеет основная пара. Но потом все стало постепенно проясняться. Ной – или Ноев Бог – постановил, что есть два типа животных: чистые и нечистые. Чистых брали на Ковчег по семеро; нечистых по двое.

Вполне понятно, что, узнав о такой разделительной политике, звери дружно вознегодовали. Действительно, во-первых, сами чистые животные были весьма смущены; они отдавали себе отчет в том, что мало чем заслужили это особое покровительство. Хотя именоваться «чистыми», как они вскоре обнаружили, было сомнительным плюсом. Быть «чистым» значило быть годным в пищу. Семерку встречали на корабле с распростертыми объятиями, но пятеро предназначались для камбуза. Им оказали оригинальную честь. Правда, условия, в которых они содержались до дня их ритуального убиения, были наилучшими из возможных.

Я-то иногда видел в этой ситуации и забавную сторону и мог позволить себе посмеяться – таково преимущество отверженного. Но среди тех, кто относился к себе серьезно, возникла уйма конфликтов на почве ревности и зависти. Свиньи, будучи от природы нечестолюбивыми, расстроились не слишком; но некоторые другие, отнесенные к нечистым, восприняли это как личное оскорбление. И надо сказать, что такая система – по крайней мере, в интерпретации Ноя – отнюдь не выглядела сколько-нибудь разумной. Что особенного в парнокопытных жвачных животных, спрашивали вы себя? Почему верблюда и кролика следует относить к зверям второго сорта? Почему рыб, имеющих чешую, надо отделять от рыб без чешуи? Лебедь, пеликан, цапля, удод – разве это не прекраснейшие виды? Однако их не наградили отличительным знаком чистоты. Зачем унижать мышей и ящериц – у которых, как известно, и так достаточно проблем – и тем самым еще больше подрывать их веру в себя? Если бы только нам удалось увидеть во всем этом хоть крупицу смысла; если бы только Ной объяснил все это потолковее. Но он умел лишь слепо подчиняться. Ной, как вам говорили много раз, был очень богобоязненный человек; и пожалуй, принимая в расчет характер Бога, вы не могли бы избрать более безопасную линию поведения. Но если бы вы слышали плач устрицы, серьезные и недоуменные жалобы омара, если бы видели, как горько сетует на свой позор аист, вы поняли бы, что наши взаимоотношения уже никогда не будут прежними.

Была и еще одна маленькая трудность. Представителей нашего вида, пробравшихся на борт контрабандой, благодаря несчастному совпадению оказалось именно семеро. Мы были не только безбилетниками (которые кое-кого раздражали) и не только нечистыми (которых кое-кто уже начал презирать); мы еще и оскорбили эти чистые и находящиеся на законном положении виды, уподобясь им в их священном числе. Скоро мы решили не говорить, сколько нас на самом деле, и никогда не появлялись в одном месте все разом. Мы выяснили, где мы на корабле желанные гости, а где нам лучше не показываться.

Так что, как видите, наш конвой с самого начала был несчастливым. Одни из нас тосковали по тем, кого пришлось бросить на погибель; других не устраивал их статус; третьи, которым был великодушно пожалован титул чистых, обоснованно опасались угодить в печь. А надо всем этим стоял Ной со своей семейкой.

Я не хочу задеть вас, однако Ной не был хорошим человеком. Разумеется, я понимаю, как неприятно вам это сообщение, ведь все вы его потомки; но факт есть факт. Он был чудовищем – самодовольный патриарх, который полдня раболепствовал перед своим Богом, а остальные полдня отыгрывался на нас. У него был посох из дерева гофер, и им он… в общем, полосы у некоторых зверей остались и по сю пору. Поразительно, что может сделать страх. Мне рассказывали, что у представителей вашего вида от сильного шока волосы могут побелеть в считаные часы; на Ковчеге страх творил еще и не такое. Была, например, пара ящериц, которые, едва заслышав шаги спускающегося по трапу Ноя, натурально меняли цвет. Я сам это видел: кожа их теряла естественную окраску и сливалась по цвету с окружающим фоном. Ной медлил у их клетки, на мгновение удивляясь тому, что она пуста, затем шел дальше; и когда стук сандалий из дерева гофер затихал, испуганные ящерицы начинали постепенно обретать свой нормальный вид. В послековчеговые годы эта уловка, очевидно, им пригодилась; но начиналось все с хронического ужаса перед «Адмиралом».

С северными оленями дело обстояло посложнее. Они всегда были пугливы, но это был не просто страх перед Ноем, тут крылось нечто более глубокое. Вы ведь знаете, что кое-кто из нас, животных, обладает даром предвидения? Даже вы и то это заметили, пронаблюдав за нашими повадками много тысяч лет. «Смотрите-ка, – говорите вы, – коровы опускаются на траву, значит дождик пойдет». Конечно, все гораздо тоньше, чем вы способны себе представить, и главное тут, уж разумеется, не в том, чтобы служить дешевым флюгером для человеческих особей. Во всяком случае, северных оленей тревожило нечто большее, чем сам Ной, нечто иное, чем морские бури; нечто… отдаленное. Они покрывались пóтом в своих стойлах, они негромко, боязливо ржали в периоды томительной жары; они лягали перегородки из дерева гофер в отсутствие видимой опасности – да и после не происходило ничего, что могло бы оправдать такое поведение, – причем беспокоились и тогда, когда Ной бывал настроен относительно мирно. Но северные олени что-то чувствовали. И это было что-то, в ту пору нам не доступное. Они словно говорили: по-вашему, мы переживаем сейчас самое худшее? Не надейтесь. Однако даже олени не могли разобраться толком, что их пугает. Это было что-то смутное, грозное… отдаленное.

Прочих же из нас, что вполне понятно, гораздо больше волновало сиюминутное. С больными животными, например, всегда поступали крайне безжалостно. Санитарного корабля нет, постоянно напоминали нам власти; поэтому не должно быть ни болезней, ни симуляции. Такой подход едва ли назовешь справедливым или реалистичным. Но мы прекрасно знали: о своем недомогании надо помалкивать. Только заикнись о том, что у тебя легкая чесотка, и не успеешь высунуть для проверки язык, как очутишься за бортом. А что потом случится с вашей лучшей половиной, догадываетесь? Кому нужны пятьдесят процентов от брачной пары? Ной не страдал излишней сентиментальностью и не собирался уговаривать безутешную вдовицу влачить одинокое существование вплоть до естественного конца.

Теперь ответьте на такой вопрос: чем, по-вашему, Ной и его семейка питались во время плавания? Кой черт, да нами же! Ведь если вы поглядите на нынешний животный мир, то поймете, что он далеко не полон, правда? Много зверей более или менее похожих, потом – брешь, а потом опять более или менее похожие? Я знаю, что вы придумали в истолкование свою теорию – про связь с окружающей средой и наследуемые навыки, что-то в этом духе, – однако загадочные пробелы в спектре творения объясняются гораздо проще. Одна пятая земных видов утонула вместе с Варади; а что до прочих отсутствующих, так их съели Ной и компания. Да-да. Была, например, пара арктических ржанок – очень славные птички. Когда они появились на судне, оперение у них было голубовато-коричневое в крапинку. Через несколько месяцев они начали линять. Это было вполне нормально. Летние перышки выпадали, а под ними уже проглядывали зимние, чистейшего белого цвета. Конечно, мы находились не в арктических широтах, так что эта подготовка к зиме была совсем необязательна; но природе ведь не прикажешь, верно? И Ною тоже. Едва заметив белеющих ржанок, он решил, что они занедужили, и, обуреваемый трогательной заботой о здоровье других пассажиров, сварил несчастных птиц, слегка приправив их водорослями. Он был невеждой во многих отношениях и, уж конечно, не был орнитологом. Мы сочинили петицию и объяснили ему кое-что насчет линьки и соответствующих изменений окраски. Постепенно он, кажется, это усвоил. Но арктических ржанок было уже не вернуть.

Понятно, этим дело не кончилось. С точки зрения Ноя и его семьи, мы представляли собой просто-напросто плавучий кафетерий. На Ковчеге не разбирались, кто чистый, кто нечистый; сначала обед, потом обедня, такое было правило. Вы и вообразить себе не можете, какой богатейшей фауны Ной вас лишил. Или, наоборот, можете, потому что как раз это вы и делаете: воображаете. Все эти мифические животные, которые грезились вашим поэтам в былые времена – ведь вы полагаете, что они либо были выдуманы сознательно, либо родились из описаний зверей, мельком увиденных каким-нибудь паникером после чересчур плотного охотничьего завтрака? Боюсь, что объяснение проще: Ной и его присные умяли их за милую душу. В начале Путешествия, как я уже сообщал, у нас в трюме была парочка бегемотов. Сам я их толком не разглядывал, но мне говорили, что звери были впечатляющие. Однако Хам, Сим или тот, третий, с именем на И, очевидно, заявили на семейном совете, что раз у нас есть слоны и гиппопотамы, то без бегемотов можно и обойтись; и вдобавок – наряду с принципиальными сюда примешались и практические соображения – двух таких больших туш должно хватить Ноевой семье не на один месяц.

Конечно, все вышло не так. Недели через три начались жалобы, что бегемота подают каждый вечер, и тогда – просто ради разнообразия – в жертву принесли новые виды. Время от времени бывали виноватые кивки на необходимость экономии, но я вам твердо скажу: к концу плавания оставалось еще много соленой бегемотины.

Саламандр постигла та же участь. Я имею в виду настоящих саламандр, а не тех малоинтересных животных, которых вы и поныне зовете этим именем; наши саламандры жили в огне. Бесспорно, это были существа уникальные; однако Хам, или Сим, или тот, другой, уверяли, что держать их на деревянном корабле слишком опасно, и потому от саламандр вместе с двумя языками пламени, служившими им жилищем, решено было избавиться. Затем погибли и карбункулы, и все из-за дурацкой байки, которую слышала жена Хама: будто бы у них в голове спрятан драгоценный камень. Она всегда была падкой на украшения, эта Хамова жена. Итак, они взяли одного из карбункулов и отрезали ему голову; раскроили череп и ничего не нашли. Может, камень бывает только у самок, предположила Хамова жена. Тогда вскрыли и второй череп, с тем же отрицательным результатом.

Уже потом, размышляя о тех событиях, мы стали различать некий план, и реализация этого плана началась с василисков. Вы их, конечно, никогда не видели. Но если я опишу их как четвероногих петухов со змеиным хвостом, скажу, что они обладали очень неприятным взглядом и откладывали уродливые яйца, которые потом высиживали жабы, вы согласитесь, что это были не самые привлекательные существа на Ковчеге. Но они имели те же права, что и все прочие, разве не так? После василисков наступила очередь грифонов; после грифонов – сфинксов; после сфинксов – гиппогрифов. Вы-то, наверное, считали, что все это плоды чьей-то буйной фантазии? Ничуть. А заметили вы, что у них было общего? Они все были гибридами. Мы думаем, что это Сим – хотя, вполне возможно, и сам Ной – заботился таким образом о чистоте видов. Полная глупость, конечно, – как мы поговаривали между собой, стоит только посмотреть на Ноя и его жену или на трех его сыновей с тремя женами, и сразу поймешь, какая генетическая неразбериха будет царить среди представителей человеческой расы. Так с чего же они вдруг невзлюбили гибридов?

Однако самым печальным был случай с единорогом. Это угнетало нас в течение нескольких месяцев. Разумеется, ходили обычные грязные слухи – будто Хамова жена использует его рог в низменных целях; была и обычная посмертная кампания по очернению, проведенная властями, – якобы он пострадал из-за своего дурного характера, – но все это только подавляло нас еще больше. Неоспоримым же фактом было то, что Ной ему завидовал. Все мы уважали единорога, а старик не мог этого перенести. Ной – почему бы не сказать вам правду? – был злобен, вонюч, криводушен, завистлив и труслив. Он не был даже хорошим моряком: когда на море штормило, он уходил к себе в каюту, распластывался на лежанке из дерева гофер и покидал ее только затем, чтобы опорожнить желудок в тазик того же дерева; зловоние докатывалось до другого конца палубы. А единорог, в противоположность ему, был силен, честен, бесстрашен, всегда тщательно ухожен и не ведал даже минутной дурноты. Как-то во время шторма Хамова жена потеряла равновесие и чуть не свалилась за борт. Единорог – в силу своей популярности он пользовался некоторой свободой передвижения, дарованной ему в результате сложных закулисных переговоров, – подскочил к ней и рогом пригвоздил к палубе ее длинный плащ. Славно же его отблагодарили за находчивость – однажды, в годовщину отплытия, он был подан к столу. Клянусь в этом. Я лично разговаривал с ястребом-посыльным, который доставил еще теплый горшочек на Симов ковчег.

3.1. История человечества: фарс или трагедия?

Джулиан Барнс - один из признанных представителей британского постмодернизма - родился в 1946 г. По окончании Оксфордского университета некоторое время жил в Париже, где на формирование его вкуса и мировоззрения боль­шое влияние оказали современные течения французской философской и литературоведческой мысли.

Художественное творчество Барнса представлено, в основном, произведениями прозаическими: романами («Метроленд», 1980; «До того, как мы встретились», 1982; «Попугай Флобера», 1985; «Глядя на солнце», 1986; «История мира в 10 ½ главах», 1989; «Дикобраз», 1992), сборником рассказов «Через Ла-Манш»; 1997).

Роман Барнса «История мира в 10"/ 2 главах» утвердил за его автором репутацию блестящего стилиста в современной английской литературе, принес ему известность далеко за пределами Великобритании. Барнса всегда интересовала история в самых разных аспектах, будь это история литературы или история цивилизации, или недавняя история Второй мировой войны 41 . В своем романе Барнс не собирается запечатлевать всей истории человечества. Но, в отличие от Фаулза, чья «Любовница французского лейтенанта» погружена в стихию викторианского времени, Барнс представляет целый калейдоскоп далеко отстоящих друг от друга эпох. Действие разворачивается на разных временных уровнях, вклю­чая древнейшие времена, средневековье, XIX в., современ­ность и т. д. Автор легко переходит из эпохи в эпоху, соеди­няя, казалось бы, несоединимое, в одну картину, в которой преобладает абсурд жизни. Образ мира, созданный Барнсом, сосредоточивается в важнейших очагах цивилизации - район Красного моря, Крит, Европа, США, Россия, Южная Америка. Но выбор событий, изображающих историю этих ци­вилизаций, необычен. Случайное становится значительным, а значительное - случайным, читателю предлагаются разные версии мировых событий. Скрепляет эту умозрительную кар­тину мира и объединяет фрагментарное, разрозненное повествование библейский мотив плавания корабля.

3.2. Структура романа

Первая глава романа «Безбилетник» посвящена плаванию в Ковчеге после Потопа. Глава является ключевой для струк­туры романа в целом. Здесь представлено большинство обра­зов, идей и мотивов, получающих развитие в дальнейшем. Основной мотив - путешествие-катастрофа, доминирующие образы - Ной, Ковчег, Бог, Потоп, червь-древоточец и др. Уже самый выбор повествователя (в его роли выступает ли­чинка червя-древоточца) не только реализует концепцию «смерти автора», но заставляет усомниться в самой возмож­ности представить историю человечества как последователь­ный, целенаправленный, линейный процесс.

Этот повествовательный ход позволяет посмотреть на происходящее под новым углом. Обращаясь к временам ми­фологическим, Варне показывает абсурдность, жестокость бытия, подчеркивая в дальнейшем повествовании трагичес­кую повторяемость подобных явлений. Путешествие в Ковче­ге, превращенном в плавучую тюрьму для животных, под­тверждает эти взгляды писателя. Уже отбор пар для плавания показал отсутствие какой бы то ни было логики в действиях Ноя и его семьи - у стен Ноева дворца остались прекрасные животные, сметенные затем гигантской волной Божьего гнева. Дальнейшие картины, описывающие порядки на кораблях Ковчега, рождают аналогию с концлагерем. Всему живому противопоставлен Ной, совмещающий в себе нечистоплот­ность, жадность, пьянство с фанатичной преданностью Богу. Сравнивая Ноя с самцом гориллы, Барнс делает парадоксальное предположение, что если бы Бог избрал своим протеже не человека, а гориллу, возможно, не возникло бы нужды и в самом Потопе. На примере библейского патриарха и его семейства Барнс показывает, что зло, глупость, жестокость исконно присущи человеческому роду. Так развенчиваются иллюзии во взгляде на мир и человека, так осуществляется призыв к трезвой оценке человеческой истории. Именно этим и занимается писатель на протяжении остальных девяти с половиной глав.

Вторая глава «Гости» переносит читателя в современную эпоху на Средиземное море, где арабские террористы захватывают туристический пароход. Глава написана в подчеркнуто реалистическом ключе и посвящена теме терроризма, которая представляет собой новый виток темы нравственного грехопадения, намеченной в первой главе. На этот раз - нравственного падения гида океанского лайнера Франклина Хьюза, предавшего пассажиров террористам. Здесь снова ставится вопрос о сущности современного человека, чему способствует введение притчи об обезьяне, пожертвовавшей детенышем для спасения своей жизни. Развивается и тема насилия как способа выживания, поставленная в первой главе. Деление пассажиров на «чистых и нечистых» (как в Ковчеге) приводит к тому, что первыми уничтожению подвергаются американцы - ведь именно их правительство, по мне­нию террористов, виновато в тех бедах, которые происходят на Ближнем Востоке.

Третья глава «Религиозные войны» описывает процедуру суда над червями-древоточцами, проевшими ножку епископского трона и стропила храма в городке Мамироле в 1520 г. Гипотетический суд личинки червя над Ноем и Богом в первой главе сменяется настоящим судебным процессом, вершит который церковная власть. Червей приговаривают к отлучению от церкви и изгнанию из храма. Глава интересна введением нового дискурса: Барнс умело использует пародию и травестию диспутов средневековых схоластов, ссылаясь при этом на несуществующие материалы Муниципальных архивов Безансона.

Четвертая глава «Уцелевшая» совмещает эпоху Возрождения (строки из детской песенки) и время Чернобыльской катастрофы, в результате которой Кэт Феррис теряет рассудок и в компании кошачьей пары выходит в море, чтобы спастись. Ей кажется, что она приплыла на остров в тропическом море, но это лишь сон, а реальность - кошмар существования в психиатрической лечебнице. Болезнь Кэт - проекция безумия, охватившего мир. Человечество забыло о взлете Возрождения и погрузилось во мрак XX в.

Пятая глава «Кораблекрушение» изображает реальную гибель фрегата «Медуза» в 1816 г. и отражение этого события в картине французского художника Жерико «Плот «Медузы».-Вновь возникающая тема насилия как способа остаться в живых представлена на примере потерпевших кораблекру­шение моряков, выбрасывающих раненых и больных товари­щей за борт, чтобы не делиться с ними пищей, или убиваю­щих друг друга, чтобы затем съесть. Документальное повествование соединяется здесь с эссе на искусствоведческую тему. «Катастрофа стала искусством, может быть, именно в этом и есть ее главный смысл». Искусство, по Барнсу, катастрофично, так как, едва появившись на свет, шедевр начина­ет постепенно погибать. Тем более, что в раме картины Жерико поселился старый знакомый - древесный червь.

Шестая глава «Гора» повествует о паломничестве в 1839- 1840 гг. фанатичной ирландки Аманды Фергюссон на Арарат. Девушка с тонким художественным вкусом, способная оценить по достоинству картину Жерико, она видит в окружающем ее мире божественную гармонию. Воплощением этого разумного порядка является, по ее мнению, Арарат - место рождения человечества. Поднимаясь на «святую гору», Аманда словно бы продолжает нескончаемый спор с рационалистом- отцом, усматривавшим «хаос, непредсказуемость и насмешку» там, где дочь видела «божественный смысл, разумный порядок и торжество справедливости». Но, совершив восхождение, она погибает при весьма загадочных обстоятельствах 42 .

Седьмая глава «Три простые истории» рассказывает о че­ловеке, дважды спасшемся с тонущего «Титаника»; о людях во чреве китовом; о нацистском теплоходе, заполненном депор­тируемыми в 1939 г. из Германии евреями, которых никто в мире не желал принимать. Снова звучит мотив деления на «чистых и нечистых». Кроме того, реализуется важная для Барнса эстетическая концепция взаимообусловленности литературы и жизни. Сопоставляются библейский сюжет об Ионе, проглоченном китом, и реальная история матроса Джеймса Бартли, проглоченного спермацетовым китом в 1891г.

Восьмая глава «Вверх по реке» слагается из писем киноактера Чарльза. Снимается фильм о судьбе двух миссионеров, обращавших два века тому назад индейцев в христианство в джунглях Южной Америки. Характер ушедшей эпохи воссоздается уже с помощью формы главы - в духе эпистолярного романа Ричардсона. Но под пером автора этот классический образец предстает как пародия, в том числе и потому, что чувства современного человека не так утонченны, способности не нашли реализации, а сами письма ответов не имеют. Как тут не вспомнить о романе Дж. Барта «Письма».

½ «Интермедия» - иронически теоретические размыш­ления о любви, об истории человечества и абсурдности жиз­ни. Эта полуглава, предельно насыщенная цитатами, ссылка­ми, пространными аллюзиями и служащая ключом к понима­нию всей книги, - своеобразная кульминация романа.

Девятая глава «Проект «Арарат» посвящена поискам Ковчега в 1970-е гг. Бывший астронавт Спайк Тиглер услышал во время пребывания на Луне Голос, повелевавший ему: «Найди Ноев Ковчег». Вернувшись на Землю, Спайк начал подготовку проекта «Арарат», вернул себе уже затухавшую славу, а во время поисков на Арарате обнаружил скелет мисс Фергюссон и принял его за останки праотца Ноя.

Десятая глава «Сон» описывает устройство модернизированного, лишенного Бога Рая. Чудесная комната, внимательная горничная, гардероб заполнен любимой одеждой, завтрак подается в постель. В газетах сообщаются только приятные новости, можно общаться со знаменитостями, вволю заниматься гольфом и сексом. Но вскоре наступает пресы­щение и хочется только одного - чтобы тебе вынесли приговор. Однако рассматривающий дело чиновник считает, что «у вас все в порядке». И жизнь в Раю продолжается. Есть и Ад: «Но это больше похоже на парк аттракционов. Ну, знаете, - скелеты, которые выскакивают у вас перед носом, ветки в лицо, безвредные бомбы, в общем, всякие такие вещи. Только, чтобы вызвать у посетителей приятный испуг». И самое главное - и в Рай, и в Ад человек попадает не по заслугам, а лишь по желанию.

В предыдущие века, века, быть может, более серьезные и чопорные, чем наш, отношение к истории было трепетным и ответственным. Как никак она придавала народу уверенности в себе, а монарху — уверенности в дне грядущем. История всегда объясняла и оправдывала то, что почитали за правду государственные мужи, то есть выступала гарантом стабильности и непреложности порядка вещей в стране. История флиртовала с религией, наукой и искусством, проникая во все сферы человеческого бытия. В конце концов, ее адаптировали для нас на языке рекламы и сериалов, ведь Иван должен помнить свое родство, даже если его для него придумали. Все так и было, и есть, по большому счету, но не для тех, кто прочитал (понял и одобрил) роман Джулиана Барнса «История мира в 10 с половиной главах».

О чем роман «История мира в 10 с половиной главах»? В чем смысл? Начнем с всемирного потопа. Автор тоже начал с него, как и вся наша цивилизация. Барнс описывает неофициальную версию потопа устами (если их можно так назвать) личинки древоточца (передавая слово слепому червячку, писатель намекает, что и история слепа). Она с товарищами украдкой пробирается на палубу и закладывает Ноя и компанию будучи обиженной. Деление «на чистых и нечистых» многие виды животных обрекло на смерть, то есть сама вражда, попала на ковчег первой, и нечего удивляться, что мирно мы жить не можем. На спасительный борт взяли только избранных, иначе говоря, пригодных в пищу или просто полезных животных. Многих из них съели по дороге, так как путешествие длилось полтора года, а не 40 дней и 40 ночей, что, разумеется, невозможно. Люди верховодили судном лишь по той причине, что по характеру напоминали самого Бога: гнусные, вспыльчивые самодуры. Ной был избран лишь за богобоязненность, но в остальном он не отличался добродетелью, как и его семейство. Его сыновья и их жены безжалостно грабили мировое достояние, предаваясь блуду, гордыне и алчности. Таким образом, в потопе, устроенном своенравным Богом, выжили только пороки, вражда и неизбывный страх всего живого перед наместниками Бога на Земле.

После этого автор как бы подкрепляет версию личинки разрозненными, но убедительными рассказами, вырванными из контекста нашей истории. Перед нами материалы уголовного дела, где прихожане обвиняют личинок-правдолюбов в злонамеренной порче церковного имущества по научению дьявола. Реального уголовного дела, возбужденного в средние века. Он рассказывает о слабонервной девушке, которая сошла с ума от осознания того, к чему привела чернобыльская катастрофа, о самовлюбленном мужчине, который ради спасения поучаствовал в отборе на чистых и нечистых, об актере, который разочаровался в непорочности дикого народа и ничего не изменил в себе, как планировал и т.д. Все они пытаются укрыться на своем ковчеге, возвыситься и спастись, но все попытки заканчиваются одинаково комично, переплетаясь в абсурдные узлы, которые мы все единодушно принимаем за кружево, так как не видим полной картины, показанной автором как бы свысока. Закономерностей нет, смысла нет, его мы придаем происходящему сами, но всегда обижаемся, когда люди делают это по-другому.

Среди хаоса равнодушного и непричастного к человеку мира есть и тихие гавани. Автор говорит о том, что религия превратилась в службу сбора податей, а искусство не всем доступно и не всем понятно. Нам остается только любовь, которая не может считаться благом, но лишь она бережет человека от полного слияния с материальным миром, лишь она дает ему возвыситься над суетой.

«Новый историзм»: определение, происхождение понятия

Новый историзм – это традиционное и постмодернистское представление об истории. Оно заключается в том, что единую человеческую историю заменило понимание истории как самодостаточного процесса. Из этого следует, что реальны только фрагменты или события истории, но целостного исторического процесса нет. Для осознания настоящего момента роль истории сильно преувеличена и, на самом деле, невелика. Это всего лишь прошлое настоящего, и только.

Постмодернизм вступил в полемику с эпохой Просвещения, подвергая иронической критике культ рационального. На смену ему приходит– концепция, в рамках которой происходит отрицание всеобщего упорядочивания. Но постмодернизм не то, что бы протестует и не принимает, он лишь сомневается в том, что так оно и было. Эдакий агностицизм во всех сферах жизни.

Традиционное и постмодернистское представление об истории (понятие «альтернативной истории»)

Если предыдущие мыслительные парадигмы строились по принципу «древа познания», в них строго разграничивались направление эволюции, иерархия, структура, целостность, то постмодернистская парадигма выстроена в форме «ризомы (корневой системы многолетних растений, например, ириса). Ризома не имеет единого корня, это множество беспорядочно переплетенных побегов, которые развиваются во всех направлениях. Другими словами, это ползущий сорняк, который стелется по земле, переваливая через все препятствия, пробиваясь сквозь асфальт, приживаясь между камнями.

Поскольку история состоит из трещин, разломов, провалов и пустот человеческого бытия, историк должен двигаться интуитивно, как ризома по пересеченной местности, где нет никаких однозначных и абсолютных ориентиров. Следовательно, история в современном понимании- это не упорядоченное и систематизированное прошлое, не этапы прогрессивного развития, тщательно уложенные в таблицу, а некое подобие «Хазарского словаря» Павича, собранное по принципу «с бору по сосенке». У каждого летописца были свои причины, чтобы солгать, а на его ложь с треском наслаивается следующая, и уж этот слоеный пирог никого не сможет научить или образумить. Так дела обстоят и с другими сферами человеческого знания, поэтому не стоит безропотно доверяться авторитетам, всегда нужно иметь в запасе немного скепсиса.

В связи с появлением новой концепции возник и новый жанр. Если у Просвещения была робинзонада, то у постструктурализма — альтернативная история . Это «переходный жанр», находящийся на границе между историей и фантастикой. Он предполагает изменение хода истории в один из переломных моментов, который называется исторической развилкой. Не относится к истории, так как описывает вымышленные события, а к фантастике, потому что имеет твёрдое историческое обоснование и описывает реальные события без доли фантастики.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

БИБЛЕИСКИЕ ПРЕЦЕДЕНТЫ В РОМАНЕ ДЖ. БАРНСА «ИСТОРИЯ МИРА В 10 1/2 ГЛАВАХ »

BIBLICAL PRECEDENT PHENOMENA IN THE NOVEL

BY J. BARNES «HISTORY OF THE WORLD IN 10 1/2 CHAPTERS»

Н.В. Колесова

Прецедентный феномен, прецедентный текст, интертекстуальные связи, библейский текст, аллюзии, сюжет и композиция произведения. В статье рассматриваются вопросы влияния библейского текста на современный литературный текст. Анализируются сюжетно-композиционный уровень текста-реципиента и особенности словоупотребления. Функционирование прецедентных феноменов в тексте изучено с точки зрения интерпретации известных событий и создания дополнительного смысла, а также оказания воздействия на читателя.

Precedent phenomena, precedent text, intertex-tual links, biblical text, allusions, plot and composition of a text.

The article discusses the ways the biblical text influences the modern text by J. Barnes. It offers the analysis of the plot and the composition of a recipient text as well as the peculiarities of word usage. The use of precedent phenomena in the text is presented through the interpretation of some well-known biblical facts, additional connotations and possible influence on a reader.

В настоящее время феномен прецедент-ности получил широкое освящение в современной научной литературе [Сорокин, Михалева, 1993; Захаренко и др., 1997; Костомаров, Бурвикова, 1996; Гудков, 1999; Красных, 1997; Слышкин, 2000]. Разработана детальная классификация прецедентных феноменов [Гудков, 1999; Гришаева, 2004а; 20046], изучены способы введения их в контекст литературного произведения [Бирюкова, 2005; Качаев, 2007; Колесова, 2012]. Исследователи преимущественно обращают внимание на культурную, языковую или социальную сторону изучаемого явления [Гришаева, Попова, Титов, 2004; Качаев, 2007; Федорова, 2008; Битнер, Тихонова, 2014; Васильев, 2014].

Всестороннее внимание лингвистов можно объяснить сложной и многогранной структурой современного текста, в нем взаимосвязаны и взаимодействуют разнообразные элементы других текстов, представленные в виде цитат, аллюзий, прецедентных феноменов.

Безусловно, к наиболее продуктивно используемым и значимым прецедентным тек-

стам принадлежит Библия. Будучи основой христианской культуры, Библия хорошо известна грамотному и образованному читателю, она представлена в культурной памяти носителя языка и легко воспроизводится в необходимой ситуации. Кроме того, Библия является источником многочисленных сюжетов, идей и образов. Не случайно библейские мотивы находят отражение в творчестве многих писателей.

Целью данной статьи является анализ прецедентных феноменов библейского происхождения на материале романа Дж. Барнса «История мира в 10 Уг главах». В этом романе известный английский писатель Дж. Барнс изложил собственное видение определенных исторических событий и закономерностей. Текст романа характеризуется наличием многоаспектных связей с Библией, что позволяет говорить о высокой степени его прецедентной плотности.

Данная тема представляется достаточно актуальной, поскольку связана с изучением интертекстуальных связей художественного текста и направлена на анализ смысла литературного произведения. Присутствие элемен-

о ^ О о ^ h o Q

тов другого текста в произведении современного писателя позволяет рассмотреть процесс передачи, сохранения и поддержания культурных ценностей.

В данной статье, вслед за современными лингвистами, понятие прецедентного текста будет рассматриваться как использование общеизвестных ситуаций, имен, высказываний, оценок с целью сохранения и передачи знания [Сорокин, 1987, с. 144-145].

Анализ языкового материала показывает, что библейские мотивы, символы и образы являются центральными в романе Дж. Барн-са, они оказывают существенное влияние на смысл текста и идиостиль писателя, позволяют поднять серьезные проблемы, выразить философские размышления автора. Характерно, что библейский миф репрезентирован в романе не только на уровне сюжета и композиции, но и на уровне словоупотребления.

Обращение к библейскому мифу обусловлено, прежде всего, тематикой произведения - это история бытия, поиски смысла существования, интерпретация знаковых исторических событий, переданных от лица человека и насекомых. В основу первого рассказа «The Stowaway» положен библейский сюжет о Ное-вом ковчеге, Всемирном потопе и первых людях, созданных Богом. Библейский миф здесь является основообразующим, он закладывает фундамент для философского осмысления известных событий.

Изложение ситуации Всемирного потопа, например, осуществляется в романе с опорой на Библию для репрезентации нового, актуального для автора содержания. Известная библейская притча показана с новой стороны, в соответствии с теми моральными принципами, которые актуальны для произведения и автора.

Сопоставление сюжетных линий осуществляется на протяжении всего романа. Следует отметить, что автор не воспроизводит библейский сюжет полностью, он заставляет читателя переосмыслить знакомую информацию.

Повествование в первой главе романа ведется от лица древесного червя, которому, по

авторскому замыслу, отведена роль наблюдателя за происходящими событиями. Он критически осмысливает и оценивает поведение людей, высказывает собственные комментарии и размышления, наполняет исходный текст новым содержанием:

«If rained for forty days and forty nights? Well, naturally it didn»t -that would have been no more than a routine English summer. No, it rained for about a year and a half, by my reckoning. And the waters were upon the earth for a hundred and fifty days! Bump that up to about four years. And so on. Your species has always been hopeless about dates .

Рассказчик оспаривает общеизвестный библейский факт о том, что Всемирному потопу предшествовал дождь, который шел сорок дней и сорок ночей, он иронично замечает, что в таком случае это было бы самое обычное английское лето. По мнению повествователя, дождь лил около полутора лет. Древесный червь критикует человеческую расу за неспособность справляться с цифрами.

В данном примере автор прибегает к использованию квазицитации, т. е. к воспроизведению части текста или всего текста в дискурсе в умышленно измененном виде, и использует прецедентные высказывания для создания подтекста. Они передают скептическое отношение к ситуации и в то же время помогают раскрыть и охарактеризовать личность самого говорящего.

Характерно, что в романе автор неоднократно трансформирует библейские образы, меняя их структуру и содержание. Сопоставление сюжетов исходного и данного текстов, параллельное сопоставление сюжетных линий проявляется на протяжении всего текста и обеспечивает новую интерпретацию известного библейского сюжета:

«Varadi"s elder brothers blamed poor navigation; they said Varadi had spent far too much time fraternizing with beasts; they even hinted that God might have been punishing him for some obscure offence committed when he was a child of eighty-five» .

Согласно исходному тексту, у Ноя было три сына Сим (Шим), Хам и Иафет (Яфет). Но рассказчик утверждает, что был и четвертый сын, Вара-ди, которого обвиняли в плохих навигационных способностях и заигрывании с животными. Аллюзия на Библию прослеживается также в упоминании факта долгожительства первых людей. Бог наказал Варади за какое-то нарушение, когда тот был ребенком восьмидесяти пяти лет.

Прецедентная ситуация в данном случае репрезентирует доминантный личностный смысл, переданный автором. Представленное от лица древесного червя повествование вызывает у аудитории критическое осмысление, заставляет по-новому оценить действия первых людей и их отношения с животными. Поскольку цитируемые библейские факты хорошо известны широкому кругу лиц и обладают свойством повторяемости в разных текстах, то при их узнавании читателем возникает некий диалог с автором, появляется элемент языковой игры.

Трансформация прецедентных высказываний, направленная на создание новизны, придания стандартной речевой формуле экспрессивных характеристик, наблюдается в следующем примере:

«We weren"t in any way to blame (you don»t really believe that story about the serpent, do you? - it was just Adam»s black propaganda), and yet the consequences for us were equally severe...» .

Излагая историю о змее-искусителе, рассказчик сомневается в ее истинности, указывая, что это лишь пропаганда Адама, использованная в его личных целях. Подобное толкование текста источника характерно для многих глав романа, что заставляет читателя переосмыслить известные факты, актуализируя в очередной раз многогранность и амбивалентность библейских текстов.

В текст произведения органично включены библейские имена, их использование подготовлено темой, сюжетом, комментариями персонажей.

В романе прецедентные имена в основном употребляются в прямом библейском значении

и во многих случаях используются в номинативной функции, служат для называния событий, персонажей. Например:

«The Creator would not have instructed the beasts of the earth...» [Там же, p. 81].

«This vile creature has given over its body to the Devil and thereby put itself beyond the protection and shelter of the Lord» .

«...under pain of condemnation, anathema, and excommunication from the Holy Church and the Dominion of God» [Там же, p. 74].

«If He"d plumped for the gorilla, I doubt there»d have been half so much disobedience -probably no need to have had the Flood in the first place» [Там же, p. 12].

Данные аллюзии на Создателя, Дьявола, Святую церковь, Владычество Бога, Всемирный потоп содержат в своей семантике элементы пресуппозиции, их значение воспринимается как известное большинством читателей. Употреблением данных имен автор эксплицируют в тексте лишь часть информации об их носителях. Основная же информация, закрепленная в культурной памяти носителя языка, представлена имплицитно, является инвариантной частью восприятия прецедентного текста.

Данные прецедентные имена актуализируются через многочисленные повторы, они проходят через ткань всего произведения и образуют доминантную аллюзию, благодаря которой достигаются связность и единство всех глав романа.

Прецедентные имена библейского происхождения играют важную роль в смысловой и эстетической организации текста, они позволяют провести параллель между описываемыми событиями и известными библейскими мотивами:

«No, there is only one explanation of the refusal of the accused to appear before you, and that is a blind and most willful disobedience, a hateful silence, a guilt that blazes as the burning bush which did appear unto Moses, a bush which blazed but was not consumed, even as their guilt continues to blaze with every hour that they obstinately refuse to appear» [Там же, p. 85].

Библейская история повествует о том, как Моисей услышал голос Бога, исходящий из горящего куста дерева; при этом дерево не было охвачено пламенем. При помощи данного прецедентного выражения прокурор сравнивает ослепляющую подсудимых вину с горящим кустом в библейской истории. Так он пытается объяснить суду, что подсудимые виновны и поэтому побоялись появиться в суде. Известное прецедентное имя, актуализированное в данной ситуации, не только существенно обогащает художественный текст, но и придает ему правдоподобность и особый колорит.

Еще один аспект употребления прецедентных имен библейского происхождения связан с их использованием в качестве культурного знака для наименования определенного места или ситуации:

«And now, when the Bishop and his retinue had departed, bearing off the Bishop in a state of imbecility, the terrified petitioners did examine the Bishop»s throne and discover in the leg that had tumbled down like the walls of Jericho a vile and unnatural infestation of woodworm...» .

Втексте представлена аллюзия на Иерихон -древний город в Палестине, стены которого, согласно библейской легенде, рухнули от звуков израильских труб, и город был предан проклятию за свое нечестие.

В приведенном примере один из героев произведения, прокурор, сравнивает падение стен Иерихона с падением стула епископа. Однако ситуация, на которую ссылается литературный герой, не имеет ничего общего с известной библейской ситуацией. Таким образом Джулиан Барнс говорит, что люди склонны изменять реальные истории и представлять их в выгодном для них свете. Так и здесь прокурор смело изменяет реальное значение этой библейской истории с целью выиграть процесс. Тем самым автор помогает читателю понять характер своего персонажа, его стремление исказить факты ради собственной выгоды.

Функциональный аспект употребления прецедентных имен отражает особенности их

использования в речевой ситуации. Прецедентные имена, как свидетельствуют примеры, могут характеризовать не только человека, обладающего набором дифференциальных признаков, но и ситуацию, а также репрезентируют культурно значимый текст.

Проведенный анализ подтверждает, что прецедентные имена, ситуации, темы, прямые отсылки к тексту Библии отличаются высокой частотностью употребления в романе «История мира в 10 Уг главах». Их использование направлено на организацию связности художественного текста, формирование его целостности, выстраивание нарративной линии. Таким образом, можно заключить, что Библия является центральным компонентом изучаемого текста. Рассмотренные культурно-исторические пласты объединяют авторский текст и библейский в единое культурно-историческое пространство, где прецедентные феномены выступают точкой пересечения пространства текста-источника и текста-реципиента.

Использование прецедентных феноменов в тексте Дж. Барнса обеспечивает его адекватное восприятие реципиентом. На основании анализа можно сделать вывод, что интертекстуальность становится ведущим композиционным принципом данного произведения.

Библиографический список

1. Бирюкова Н.С. О типах прецедентных феноменов. URL: http://сайт/article/ri/ o-tipah-pretsedentnyh-fenomenov

2. Битнер М.А., Тихонова М.Д. Роль среды в процессе формирования прецедентных феноменов в языковом сознании билингва // Общетеоретические и частные вопросы языкознания. 2014. С. 3-6.

3. Васильев А.Д. Некоторые прецедентные топонимы в языковом сознании краснояр-цев // Вестник КГПУ. 2014. № 3. С. 164-167.

4. Гришаева Л.И. Прецедентные феномены как культурные скрепы (к типологии прецедентных феноменов) // Феномен прецедентное™ и преемственность культур. 2004а. С. 72-97.

5. Гришаева Л.И., Попова М.К., Титов В.Т. Феномен прецедентности и преемственность культур: монография / Воронежский гос. ун-т. Воронеж, 20046. Т. 8. 311 с.

6. Гудков Д.Б. Прецедентные феномены в языковом сознании и межкультурной коммуникации. М.: МГУ, 1999. 360 с.

7. Захаренко И.В., Красных, В.В., Гудков, Д.Б., Багаева Д.В. Прецедентное имя и прецедентное высказывание как символы прецедентных феноменов // Язык, сознание, коммуникация. 1997. №. 1. С. 22-112.

8. Качаев Д.А. Социокультурный и интертекстуальный компоненты в газетных заголовках (на материале российской прессы 2000-2006 гг.). // Ростов н/Д, 2007. 32 с.

9. Колесова Н.В. Цитация как способ включения интертекстуальных элементов в художественный текст // Язык и социальная действительность. 2012. С. 188-191.

10. Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Прецедентный текст как редуцированный дискурс // Язык как творчество. 1996. С. 297-302.

11. Красных В.В. и др. Когнитивная база и прецедентные феномены в системе других единиц и в коммуникации // Вестник МГУ. 1997. Т. 9. С. 62-75.

12. Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингво-культурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. М.: Academia, 2000. Т. 128. С. 21.

13. Сорокин Ю.А., Михалева И.М. Прецедентный текст как способ фиксации языкового сознания // Язык и сознание: парадоксальная рациональность. 1993. С. 98-117.

14. Сорокин Ю.А. Что такое прецедентный текст? // Семантика целого текста. 1987. С. 144-145.

15. Федорова Л.Ю. Прецедентные феномены культуры в сознании современной студенческой молодежи: опыт социокультурного анализа. URL: http://www. phillibb. msu. ru/rusphil/ books/jsk_

16. Barnes J. A History of the World in 10 Уг Chapters. UK.: Picador, 2005. 307 p.

читати українською

Джулиан Барнс (Julian Barns) – один из самых известных британских писателей, наряду с Иэном Макьюэном (Iyen Makyuen) и Мартином Эмисом (Martin Amis). Его романы “Англия, Англия”, “Как всё было”,

Фото 1 из 1

Джулиан Барнс (Julian Barns) – один из самых известных британских писателей, наряду с Иэном Макьюэном (Iyen Makyuen) и Мартином Эмисом (Martin Amis). Его романы “Англия, Англия”, “Как всё было”, “Попугай Флобера” пользуются популярностью, их активно издают и переиздают во многих странах. И неудивительно, что самый известный его роман, вошедший в университетские программы, –“История мира в 10 1/2 главах” – переиздается на русском языке уже в третий раз (не считая журнальной публикации в “Иностранной литературе”).

“Историю мира в 10 1/2 главах” называют самым значительным романом британского постмодернизма и едва ли не эталоном литературы постмодернизма вообще. Роман действительно состоит из десяти с половиной глав, которые, на первый взгляд, никак между собой не связаны.

Начинается всё, как и положено истории мира, с начала, а именно ­– с Потопа. Но, несмотря на то, что в повествовании присутствуют все соответствующие сюжетные штампы – и “каждой твари по паре”, и “отделение чистых от нечистых”, и мотивы ответственности и справедливого (или несправедливого) возмездия, – буквально с первых слов становится ясно, что перед нами другая версия этой истории. И ковчегов оказывается не один, а несколько, и Ной предстает в несколько ином свете, а в конце главы вообще выясняется, что повествователь – ...личинка древоточца. “История – это ведь не то, что случилось. История – это всего лишь то, что рассказывают нам историки”, – говорит Барнс – и выдает нам свою версию. Очарованный откровениями червяка, читатель готов играть в эту игру и дальше, гадая, какую следующую главу всемирной истории можно подать с наиболее неожиданной точки зрения. Не тут-то было. Во второй главе классический повествователь бесстрастно рассказывает историю захвата туристического лайнера арабскими террористами. И вдруг понимаешь, что средиземноморский лайнер “Санта-Юфимия” – тот же Ковчег, и перед нами, по сути, еще одна вариация на тему всё того же сюжета. Все идейные мотивы повторены дословно: пассажиры поднимаются на борт “покорными парами”, террористы сортируют заложников, отделяя “чистых от нечистых”... И далее, на протяжении всей книги, эта основополагающая тема Путешествия (с полным “джентльменским” идейным набором) так или иначе проявится в каждой главе.

Автор играет с читателем, читатель, в свою очередь, играет с текстом, обнаруживая по ходу чтения всё новые сюжетные и смысловые нити, которыми главы на самом деле крепко связаны. Если поставить себе целью проследить их все, получится солидное исследование. Обнаруживать же эти бесконечные соответствия и отражения текста в тексте доставляет почти физическое удовольствие.

Барнсу удается говорить о жизни и смерти, об одиночестве и обреченности, о любви и ответственности, не впадая в сентиментальность, назидательность и пафос, благодаря ненавязчивой, но постоянной иронической интонации. При этом ирония у него не самоцель, а единственное средство говорить о том, о чем уже тысячи раз сказано, словами, которые перестали что-либо значить...

Резюме: Роман о том, что история бесконечно повторяет сама себя, начиная с библейских времен. Ноев ковчег будет плыть вечно. Роман стоит прочесть для того, чтобы понять, что постмодернизм – это вовсе не ругательство…

По материалам сайтаРусский Журнал (Татьяна Короткова).

Подписывайся на наш telegram и будь в курсе всех самых интересных и актуальных новостей!