Сахаров (левин) игорь константинович

ЛЕВ ЛЕВИН. Ленинградец Андроников Недавно мне опять повезло – я провел целый вечер в обществе Ираклия Луарсабовича Андроникова. Это было в Москве в середине июня. Андроников только что совершил две поездки – в Михайловское, где состоялся традиционный праздник поэзии, а

Теодор Левин Теодор Крейг Левин (Theodor Craig Levin; Тед, р. 1951) – американский музыковед и этнограф, доктор философских наук и продюсер, изучавший народное музыкальное искусство народов Центральной Азии и Тувы и прославивший тувинское горловое пение на Западе. Специалист

Дерзкий слух о том, что Петр I – не истинный царь, а коварный антихрист, распространился по всей России. По тогдашним законам такое мнение приравнивалось к оскорблению императорского величества и каралось смертной казнью. Среди тех, кто лишился головы из‑за разговоров об антихристе, был и инок Варлаам.

В миру его звали Василием Андреевичем Левиным . Он родился около 1681 года. Его отец был помещиком. Детство Василия прошло в родительском имении под Пензой, в селе Левино .

Разговоры об антихристе дошли и до села Левино. Помещичий сын обладал пылким воображением. Оно рисовало ему жуткие картины последних времен: воцарение сатаны, гонения на христиан, пытки и казни.

В 1701 году Василий по приказанию отца пошел в армию. Но служил он без охоты. Его полк находился в Малороссии. Через десять лет Левин был произведен в капитаны.

Мысли об антихристе, о том, что он служит ему, угнетала совесть Василия. Он скучал, грустил и, наконец, заболел душевным расстройством. К этому присоединились припадки падучей болезни.

В 1715 году Левин с полком находился в городе Нежине . Однажды капитану пришла в голову мысль постричься в иноки и уйти куда‑нибудь подальше от антихриста. Василий обратился к своему генералу с просьбой позволить ему оставить службу и уйти в монастырь.

Генерал не согласился. Ведь по приказу Петра солдатам и офицерам запрещалось принимать иночество. Огорченный Левин пошел в храм к обедне.

В это время в Нежин из Петербурга приехал митрополит Стефан (Яворский), известный деятель Синодальной Церкви и ненавистник староверов. Случилось так, что Василий пришел именно в тот храм, где служил митрополит.

Во время литургии капитан так горько плакал, что Стефан обратил на него внимание. После службы он пригласил Левина зайти к себе для беседы.

Василий явился к митрополиту и рассказал о службе, о болезни, о желании постричься, об отказе генерала. Стефан сказал:

– Тебя не отпустят. Вас, больных, велено для свидетельства присылать в Петербург. И когда ты туда приедешь, ты ни к кому прежде не являйся, а явись ко мне.

Через четыре года припадки падучей усилились. И генерал отослал капитана в Петербург для врачебного освидетельствования.

Василия признали негодным к армейской службе. Он явился к Стефану и получил от него разрешение на постриг – письмо к архимандриту Соловецкого монастыря.

Но Василий не поехал в далекую обитель. Он остался в новой столице.

Тут Левин познакомился с духовником князя Меншикова – священником Никифором Лебедкой. Этот иерей был убежденным старообрядцем, хотя и тайным. Василий стал его духовным чадом.

Однажды на исповеди Левин сказал Никифору:

– Служить нельзя. Государь жестокий. И я признаю его антихристом.

– Петр – антихрист. И когда дочку замуж выдам, то, покинув супругу, пойду в монастырь, – ответил Василию духовник.

Между тем по Петербургу поползли ужасные слухи. Будто бы из‑за моря пришли

корабли, а на них клейма – печати антихриста. Всех будут клеймить. И только тем, кто примет печать антихриста, будут давать хлеб. Остальных заморят голодом.

Перепуганный Левин покинул столицу и скорее отправился в отцовское имение. Здесь жил его старший брат Герасим. Но в нем Василий не нашел сочувствия. Брат не верил вздорным слухам о Петре.

На родине отставной капитан решил проповедовать свои взгляды. Однажды в декабре 1721 года в церкви во время службы он закричал народу:

– Послушайте, православные христиане! Слушайте! У нас преставление света скоро будет.

Священник сказал Василию:

– Для чего ты такие слова говоришь? Я велю тебя взять твоим же крестьянам.

Но Левин не унимался и кричал попу:

– Будут и вам бороды брить. И станете табак тянуть. И будет у вас по две жены и по три, как кто хочет.

Подобные выходки Василия пугали его родных. И они упрашивали Левина поскорее уйти в монастырь.

В начале 1722 года Василий наконец‑то принял иночество в небольшой мужской обители под Пензой и был наречен Варлаамом. Припадки падучей не оставляли его. Однажды после очередного припадка чернец решил идти в Пензу проповедовать об антихристе.

В городе инок появился в ярмарочный день. Варлаам пришел на базар, залез на плоскую крышу одной из мясных лавок и закричал:

– Послушайте, христиане, послушайте! Много лет я служил в армии. Меня зовут Левин. Жил я в Петербурге. Петр Алексеевич не царь, а антихрист. Весь народ мужеска и женска пола будет он печатать. Хлеб будут давать только тем людям, которые будут запечатаны. А на которых печатей нет, тем хлеба давать не станут. Бойтесь этих печатей, православные. Бегите, скройтесь куда‑нибудь. Последнее время! Антихрист пришел!

Варлаам вернулся в монастырь, но ненадолго. Вскоре за ним прибыли солдаты. Инока схватили, привезли в Пензу, заковали в цепи и отправили в Москву. Здесь чернеца ждали строгие допросы и беспощадные пытки – дыба и кнут. Но Варлаам держался мужественно.

Правда, на допросах он выдал десятки сообщников – от влиятельного митрополита Стефана до родного брата Герасима. Инок сделал это нарочно. Он хотел, чтобы как можно больше людей пострадало вместе с ним от антихриста и приняло от него мученическую смерть.

Все, кого чернец оговорил, были допрошены. Большинство из них было оправдано. Но некоторые, например, Никифор Лебедка, были казнены – их обвинили в том лишь, что они чтили святую веру предков.

Когда Варлаам понял, что и ему не избежать казни, то испугался и стал отрекаться от своих слов. Он несколько раз менял показания. То объявлял себя старообрядцем, то соглашался креститься тремя перстами.

В конце концов инок сдался и попросил прощения у императора. Но это не помогло Варлааму. Его обезглавили на Болотной площади в Москве 26 июля 1722 года. Перед казнью чернецу вырезали язык.

Голову Варлаама отвезли в Пензу и поставили для устрашения народа на каменном столбе на базаре, где некогда чернец пытался проповедовать. Тело инока сожгли.

СВОЯ ПРАВДА

«Дорогой мой мальчик, - посмотри, как много еще неизвестного человеку, как много нераскрытых тайн. Не теряй времени напрасно, работай, учись, проживи жизнь так, чтобы что-нибудь вложить в общую сокровищницу знаний и опыта. Не окажись пустоцветом, прозябающим и живущим ТОЛЬКО ради ощущения жизни, ради некоторых внешних, примитивных ее удовольствий. Одним словом, самое страшное для тебя и позорное для меня, если ты подготовишь себя и будешь жить - мещанином.

Верю, что этого не будет. Для этого же помимо всего другого дарю тебе эту книгу.

Твой Папка

12.1.37 г.»

Эта дарственная надпись была сделана отцом 14-летнего подростка на книге проф. С. П. Глазенапа «Друзьям и любителям астрономии». Он подарил ее своему сыну в самом начале неизъяснимо трагического «зловещего 37-го».

Человек, которому принадлежат приведенные выше строки, не был ни писателем, ни ученым, ни журналистом, ни политиком... Он был классным военным летчиком и командиром Красной Армии высокого ранга.

Этот человек посвятил всю свою жизнь фактически одной-единственной цели - обеспечению защиты и независимости своей Отчизны. И он успел, как мы увидим, сделать для этого очень многое. А сама его сознательная жизнь пришлась как раз на те самые бурные и противоречивые годы нашей новейшей истории, о которых еще долго будут спорить историки да и все общество.

Речь пойдет об одном из первых советских авиационных военачальников, генерал-майоре авиации Александре Алексеевиче Левине.

Он в упомянутые годы лично участвовал в принятии множества сложных и ответственных решений, переживал ряд прямых и завуалированных опасностей, психологических «ошибок», радостей от успехов и тяжесть невосполнимых потерь. Столько, сколько в другую пору, может быть, хватило бы на несколько жизней.

Но для нас сегодня важно то, что, с одной стороны, в его судьбе отразилось очень многое из того, чем жило наше общество в те годы, чем оно гордилось и от чего страдало,

а с другой - и то, что историю жизни этого конкретного человека можно воссоздать достаточно полно и правдиво.

Почему? Да потому, что она будет опираться на уже беспристрастную теперь базу фактов и данных, ставших достоянием архивов.

В этой повести, по существу, нет мемуаров. Все, что цитируется, взято из документов, хранящихся в государственных архивах. Они - главный источник. Лишь весьма скромно используются свидетельства, относящиеся к памяти еще живых современников и близких.

Всем им уже много лет, они далеки от политики, т. е. воистину свободны от всяких мирских обязательств, кроме обязательств перед собственной совестью. ПРАВДА об этом человеке, который внес специфический, но неоспоримый вклад в дело подготовки победы в Великой Отечественной войне, порадует многих еще живых его учеников и сослуживцев, а новым поколениям поможет понять кое-что очень важное из нашего недавнего прошлого. А может быть даже и из ближайшего будущего.

Он родился в городе Саратове, 20 августа 1896 г. и был окрещен Александром. В августе 1918 г. 22-летний Александр Левин, один из первых российских летчиков «из народа»,

принял присягу на верность этому народу и пронес ее через все испытания, которые уготовила ему эта небывало бурная эпоха.

Конец же его воинской службы оказался таинственным и непонятным не только для широких кругов авиаторов, но даже и для руководящих работников Военно-воздушных Сил Красной армии. Характерный пример.

В 1947 г. его сын, прошедший на фронте всю войну, поступал в Военно-воздушную инженерную Академию им. проф. Н. Е. Жуковского. Мандатная комиссия в приеме ему отказала. Однако Управление кадров ВВС поддержало офицера, успешно сдавшего вступительные экзамены. Начальник этого управления, генерал-лейтенант Орехов, направил соответствующее представление члену Военного Совета ВВС, который был вправе решить вопрос о приеме. Но его резолюция на указанной бумаге была очень характерной для своего времени и предельно красноречивой: «В чем дело с отцом? - начертал синий карандаш,- но лучше от приема воздержаться». Но в том-то и была «закавыка» этого вопроса, что никто в руководстве ВВС Советской армии не знал, в чем заключалось «Дело» бывшего генерал-майора авиации А. А. Левина. Тем более, ничего не знали и тысячи летчиков и технических специалистов, учившихся в предвоенные годы в 52 ави-

ационных и авиационно-технических школах, лично знавших его или слышавших о нем, как об опытном, справедливом, деятельном, авторитетном начальнике, который мастерски летал сам и был признанным законодателем в деле обучения летной профессии. О его, по крайней мере, внешнем спокойствии в рискованные минуты профессиональной деятельности воспоминания некоторых очевидцев носят несколько легендарный характер. Может быть, короче всего об этом написал (в присущей ему благожелательно-ироничной манере) в своем газетном очерке известный в те годы журналист М. Кольцов.

В 1928 г. М. Кольцов от газеты «Правда» присутствовал при подготовке к старту сложнейшего по тем временам авиаперелета Москва - Пекин на одном из первых самолетов отечественной конструкции. Для тех лет это было весьма ответственное мероприятие. Руководство подготовкой перелета и его стартом было возложено на А. Левина, а вылет был запланирован с аэродрома под г. Серпуховом.

Подготовительные работы шли круглые сутки, но время старта неоднократно задерживалось из-за многочисленных организационных и технических неувязок. Все нервничали. Когда, наконец, все утряслось, то собравшиеся на проводы узнали, что из-за неблаго-

приятной погоды по трассе взлет вновь откладывается на 12 часов. Вот что по этому поводу написал в газетном очерке М. Кольцов: «Объявив нам о переносе срока вылета, как всегда невозмутимый, Левин на своем самолете улетел в Москву... побриться».

Необходимо признать, что ни происхождение Александра Алексеевича, ни детские годы никак не могли предвещать ему судьбы одного из первых военных летчиков Красной Армии, будущего авиационного генерала. Семья, в которой он родился, состояла из отца, рабочего-столяра с одногодичным церковно-приходским образованием - Алексея Алексеевича Левина и юной, 18-летней матери Наталии Ивановны (в девичестве Артамоновой), которая вообще никогда не ходила в школу.

До женитьбы молодые жили на одном дворе в г. Саратове. У их отцов были похожими только судьбы: каждый из них отслужил в солдатах по 25 лет и женился после ее окончания, когда им было уже далеко за 40. Вслед за первенцем в молодой семье родилось еще семеро детей. Но трое умерли в раннем детстве из-за болезней. При одном работнике жилось нелегко.

В поисках заработка семья переехала в г. Вятку, где глава семьи устроился работать столяром в вагоноремонтных мастерских.

Следует напомнить, что город Вятка тех времен был для многих политических деятелей местом ссылки (среди них были А. И. Герцен, А. Л. Витберг, М. Е. Салтыков-Щедрин и др.), а они, в свою очередь, заметно влияли на нравственный уровень передовой части населения, особенно интеллигенции. По существу, безграмотные родители отдали своего старшенького Александра в начальную школу, где хорошие способности, трудолюбие и любознательность мальчика, а также необычайно редкостный сердечный климат в его семье особо отметили две школьные учительницы - просветительницы по духу.

До знакомства с ними Наталия Ивановна читала в основном Евангелие, Житие святых и Библию. Основам грамоты ее научил дома старый солдат - отец.

Молодые учительницы подружились с ней, занялись ее образованием и всячески содействовали продолжению обучения ее старшего сына. Именно по их совету после успешного окончания начальной школы отец повел сына в гимназию. Директор гимназии встретил скромно одетых пришельцев неожиданным вопросом к отцу: «А чем вы занимаетесь?» И когда тот ответил, что он - столяр, директор закончил встречу словами: «Ну вот видите, вы - столяр, а яблочко от яблони не должно далеко падать. Зачем вашему сыну

гимназия?» (Характерно, что эту распространенную пословицу Александр Алексеевич не любил всю жизнь, видимо, как память об унизительной встрече). Тем не менее дальнейшие усилия учительниц оказались решающими для принятия мальчика из бедной семьи в существенно более демократичное, чем гимназия, но полноценное городское Реальное училище. Учеба протекала успешно, подросток хорошо знал цену полученной возможности продолжить образование. Наряду с основными предметами оставалось время и на участие в школьном оркестре (играл на скрипке), и на увлечение гимнастикой, и на игру в шахматы. Эти занятия «для души» оказались потом в жизни далеко не бросовыми. Игра на скрипке в кинотеатре перед сеансами и дача частных уроков позволили просуществовать 2 студенческих года в столице, а гимнастика способствовала физическому развитию, необходимому для овладения летной профессией. Шахматы в его жизни служили лучшим занятием для отдыха в те короткие и редкие промежутки времени, которые не занимала работа. Уровень его шахматной игры был относительно высок. В 1918 г. в Вятке на сеансе одновременной игры с будущим чемпионом мира А. А. Алёхиным наш герой свел партию вничью, чем заслуженно гордился. Очень цепными оказались, как мы увидим из дальней-

шего, и основы, заложенные в области изучения иностранных языков, прежде всего французского, на котором после училища Александр Алексеевич практически мог изъясняться.

В год начала 1-й Мировой войны А. А. Левин, окончив «Реальное», едет в Петроград, где поступает в Лесной институт. Учиться, а главное, жить в столице без материальной помощи родителей, которую они не в состоянии были оказывать, было предельно трудно. Война же все больше «набирала обороты». В 1916 г. стало известно, что студенты младших курсов будут призваны в армию. Не дожидаясь этого, Александр Алексеевич покинул институт и пошел в армию добровольцем.

Образование и юношеский романтизм привели вчерашнего студента на Петроградские теоретические курсы, после окончания которых началось практическое обучение летному делу, но уже в Крыму в Севастопольской (Качинской) авиационной школе летчиков. Это было старейшее российское учебное заведение подобного профиля. Через несколько месяцев, когда основной курс обучения был завершен, приказом А. Ф. Керенского выпускникам было присвоено звание прапорщиков.

Судя по всему, способности Александра Алексеевича передавать знания и находить контакт с учениками, а главное, конечно, хо-

рошо летать, были уже тогда подмечены его наставниками и начальством. Левина оставили в школе на должности помощника инструктора летного дела.

Одновременно он начал совершенствоваться в редком тогда искусстве так называемого высшего пилотажа у знаменитого в те времена аса, К. К. Арцеулова (первого в России летчика, который преднамеренно ввел самолет в выполнение эволюции, получившей позднее название фигуры высшего пилотажа - «штопор»).

Он не чурался общественной жизни. В бурные события после февраля 1917 был выбран Председателем ротного комитета, членом Комитета Севастопольской военно-авиационной школы летчиков.

Октябрьскую революцию встретил в Севастополе, а в декабре, получив бессрочный отпуск, уехал домой в Вятку, где и демобилизовался. До августа 1918 г. жил в семье родителей, работал гидротехником-мелиоратором, химиком в геологической экспедиции, а в августе 1918 г. вступил в Красную Армию и был направлен в Первую Московскую школу красных военных летчиков на должность инструктора высшего пилотажа. Однако в 1919 г. учебная работа школы внезапно прервалась из-за положения на фронтах. К Москве ринулась конница генерала

К. К. Мамонтова. Это был один из острых моментов гражданской войны.

Из персонала авиашколы был сформирован отряд особого назначения, призванный, прежде всего, вести разведку быстро передвигавшихся масс конницы Мамонтова. А. Л. Левин был назначен помощником командира отряда, а возглавил отряд начальник летной школы.

Однако события приняли вскоре неожиданный поворот. Вот как об этом рассказано в автобиографии самим Александром Алексеевичем: «После того, как командир отряда перешел к белым в плен (и потом был ими расстрелян), принял командование отрядом. По возвращении с фронта был награжден золотыми часами и назначен начальником школы».

А до этого произошел еще один характерный эпизод. При вылете на разведку под Тулу один из самолетов отряда был подбит и вынужденно совершил посадку за линией фронта. Потеря даже одной машины была для школы тяжелым ударом, так как в исправности были считанные единицы самолетов. Александр Алексеевич с двумя механиками-добровольцами, перейдя ночью линию фронта, нашел подбитый самолет и на трех подводах в полуразобранном виде вывез его в расположение красных войск. После ремон-

та этот необычайный летательный аппарат еще долго служил делу обучения летчиков. А его необычайность заключалась в том, что он был неповторимым детищем инженерной мысли того времени - так называемым «трипланом», т. е. самолетом со своеобразной этажеркой из трех крыльев, расположенных одно над другим. Этот удивительный «импорт» можно и сейчас увидеть в музее авиации под Москвой (г. Монино).

Как и в Севастополе, обучение летчиков в Московской школе осуществлялось на материальной части английских и французских фирм. Своих серийных самолетов и их промышленного производства в России практически не было.

В 1920 г. во время полета с учеником Александр Алексеевич потерпел единственную в своей жизни авиационную аварию. Потом им были налетаны тысячи часов, но в тот раз из-за растерянности и нелепых действий «учлета» при выполнении фигуры высшего пилотажа самолет разбился. Вот сколь скупо говорится об этом эпизоде в автобиографии: «В феврале 1920 г. при полете с учеником на «фармане-20» потерпел аварию. Получил множественные ушибы головы и тела, трещины в позвоночнике». Московская авиационная школа размещалась тогда на нынешнем Ленинградском проспекте, а аэродромом служило

историческое Ходынское поле. Хирурги (ныпе Боткинской больницы) регулярно возвращали в строй пострадавших, а если уж не могли ничего сделать, то на Ваганьковском кладбище долгие годы погибших хранили могилы, обозначенные по существовавшей тогда традиции деревянными пропеллерами от разбившихся самолетов. Там была целая аллея с подобными специфическими надгробьями. Возглавлял хирургов Боткинской больницы известный московский профессор В. Н. Розанов. Во время его похорон в многотысячной толпе, буквально запрудившей весь проезд от Ленинградского проспекта до здания Боткинской больницы, встретились многие из тех, с кого начиналась в Советской России «авиационная эпоха»: Арцеулов, Громов, Шибанов, Шестаков, Моисеев и многие другие.

Новый, только начавшийся 1921 г. ознаменовался одним из ключевых моментов в судьбе 25-летнего командира Красной Армии. В РКП (б) молодой человек вступил еще в 1919 г. и полностью признавал политику своей партии, включая ее экономические аспекты. И это естественно, так как в годы гражданской войны практика продразверстки у большинства членов партии не вызывала сомнений в своей необходимости. Однако, как только война окончилась, взгляды на продразверстку перестали быть единодушными.

Уже в декабре 1920 г. на VIII Всероссийском съезде Советов некоторые из выступавших поднимали вопрос об ее отмене, но большинством съезда эти предложения приняты не были.. Однако ход обсуждения и его результаты, видимо, не убедили молодого командира в правоте большинства "съезда, к он принял непростое решение. Будучи очень искренним по натуре, в связи с несогласием с политикой партии Александр Алексеевич подал заявление о выходе из РКП (б) по собственному желанию.

Но предоставим слово ему самому, процитировав соответствующие строки из рукописной автобиографии (1933 г.), хранящейся в личном деле:

«В 1921 г. вышел из партии по собственному желанию. Этот интеллигентский поступок явился следствием моей невыдержанности, горячности и того, что считал себя слишком умным. Крестьянские мелкобуржуазные настроения были мною восприняты, к сожалению. Мероприятия военного коммунизма и продразверстки во время гражданской войны понимались мною как абсолютно необходимые, но по окончании войны с Польшей, зная настроения крестьянства, я считал, что продразверстка и отношение к крестьянству

в духе военного коммунизма политически опасны. Особо трудно мною воспринималось то, что я должен был выступать, убеждать и агитировать за то и в правильности того, что я сам считал неправильным. Этот разлад привел меня к выходу из партии».

Это был ПОСТУПОК. Но попутно отметим, что и партия была в те годы такси, что подобные действия отнюдь не были однозначно связаны с должностными оргвыводами.

В РКП (б) не только допускалось, но и фактически существовало разномыслие, даже если оно входило в противоречие с мнением большинства. Фактически Александр Алексеевич опередил события буквально на 1 - 1,5 месяца, поскольку, будучи рядовым членом партии, конечно, никак еще не мог знать, что в это самое время в Политбюро РКП (б) уже началась работа по изменению политического курса, и что вскоре специальная комиссия представит Пленуму ЦК РКП (б) проект Постановления о замене разверстки натуральным налогом. В результате всего через пару десятков дней после указанного выше решения о выходе из РКП (б), на своем X съезде партия фактически признала правоту взглядов своего молодого, горячего, но теперь уже... бывшего члена.

На этом съезде с докладом о необходимо-

сти принятия указанного решения выступил, как известно, В. И. Ленин. В своем выступлении он, в частности, сказал: «Мы не должны стараться прятать что-либо, а должны говорить прямиком, что крестьянство формой отношений, которые у нас с ним установились, недовольно, что оно этой формы отношений не хочет и дальше так существовать не будет».

Согласимся, что в такой исторической обстановке выход из партии был, пожалуй, не только поступком, но и свидетельством наличия политического чутья, самостоятельности и честности взглядов, хорошего знания реальной жизни. Казалось бы, можно было теперь только радоваться развитию событий и вернуться в партию «под аплодисменты», воодушевленным своей личной правотой и политической прозорливостью. Однако события пошли по другому пути.

Предоставим вновь слово самому герою: «После X съезда в партию не возвратился, т. к. я оставался начальником авиашколы и ложное самолюбие не позволило идти в ячейку (состоящую сплошь из курсантов) и признать свою неустойчивость, крупнейшую политическую ошибку».

Вот так и сложилась часто встречающаяся в человеческих судьбах ситуация, когда пра-

вот а мыслей соседствует с непредсказуемой ошибочностью поступков.

А события на окраинах молодого Советского государства вновь прервали учебные будни авиационной школы. В 1921 г. Особый авиационный отряд был направлен в Среднюю Азию для помощи в борьбе с басмачами. Двигались на Восток железнодорожным эшелоном. До боевых вылетов дело на этот раз не дошло. Эшелон вскоре завернули обратно в Москву. Но в пути произошла одна из тех необычайных встреч, которые нежданно определяют личные судьбы людей иногда на долгие годы, а то и навсегда. Особенно часто это бывает именно в периоды исторических потрясений в обществе.

На одной из станций воинский эшелон встал рядом с поездом, в котором возвращались в центральную Россию жители ее западных провинций, эвакуированные оттуда в начале первой мировой войны. Возвращалось в нем и семейство Михалевского, мелкого таможенного чиновника из Варшавы. Дочь Михалевского, Лариса, познакомилась с молодым летчиком. Внешне очень привлекательная, девушка была из весьма набожного и чинного семейства, но, видимо, молодость, годы пережитых и еще не утихших волнений бурной эпохи, а также нежная влюбленность нового знакомого сделали невероятное. Это была по-

истине любовь с первого взгляда. Вопреки воле родителей невесты, молодые люди зарегистрировали в Ташкенте гражданский брак, и. девушка уехала с воинским эшелоном, став женой бравого пилота и признанной любимицей относительно тесного кружка тогдашних московских авиаторов. По приезде в Москву состоялось венчание и свадьба глубоко верующей невесты с атеистом-летчиком в небольшой церкви села Всехсвятского (это теперь в районе метро «Сокол»). Это была любовь.

Такое небольшое, но необычное личностное событие подчас ярко характеризует его участников, но и не только их. Оно. в какой-то мере свидетельствует о ломке привычных устоев, о торжестве освобождения от догм, что всегда связано с эпохой нравственных трансформаций.

Вспомним, как много подобных неожиданных встреч, случаев и судеб отражено в литературе о Великой Отечественной Войне.

Однако впереди молодую семью ожидали короткое счастье... и непоправимое горе: через 13 месяцев после свадьбы, в условиях бедственного состояния московской медицины тех лет (см., например, книгу Герберта Уэллса «Россия во мгле») в июне 1922 г. молодая мать (ей исполнилось 19 лет) умирает после родов от занесенной инфекции, оставив на

руках потрясенного отца здорового двухнедельного сына.

Выручила бабушка, Наталия Ивановна. Она увезла внука в Вятку и взяла на себя все заботы по его воспитанию (это после того, как вырастила своих пятерых детей). С бабушкой он жил первые 8 лет.

А в стране после окончания гражданской войны началось медленное, но неуклонное, в трудных условиях внешнеполитической и экономической изоляции возрождение и развитие разрушенного, а во многом и просто отсталого хозяйства.

Дошло дело и до решения вопроса о путях создания отечественной авиации. Динамичная гражданская война (по сравнению с опытом позиционного противостояния в первой мировой войне) продемонстрировала наглядно будущее значение авиации на российских просторах.

Для того чтобы начинать развитие в этой области, нужны были хотя бы образцы самолетов мирового технического уровня. А для формирования строевых частей - хотя бы небольшие партии военных машин. Их можно было приобрести только за рубежом. Напомним, например, что первый самолет отечественной конструкции знаменитого в будущем А. Н. Туполева взлетел лишь 21 октября 1923 г.

Через аппарат созданного в то время, так называемого, Управления внешних заготовок начинаются переговоры с английскими, французскими, голландскими и другими фирмами о закупке образцов и небольших партий авиационной техники. Хотя в те годы еще не догадывались о возможности создания таких органов как пресловутый КОКОМ, но тем не менее на продажу партии боевых машин с вооружением бывшие союзники России не пошли... Изготовить ее (70- 80 шт.) на относительно высоком техническом уровне взялась только на заводах в Голландии полуразоренная войной фирма «Фоккер».

Для выбора техники, ее опробования в воздухе и приемки нужен был квалифицированный представитель заказчика (ВВС) - летчик, способный испытывать самолеты разных конструкций и при этом, прежде всего благодаря четному мастерству, он должен был заслужить авторитет у фирм-продавцов. Выбор падает на начальника Московской школы летчиков. Профессионализм, большой практический опыт пилотирования самолетов разных типов, а также личная щепетильность, честность и уважение со стороны коллектива школы, видимо, перевесили «груз беспартийности»

В ноябре 1922 г. А. А. Левина командировали за границу в официальной должности старшего техника службы приемки. В 1923г.,

ненадолго возвратившись в Москву, он перед отъездом за границу женится вторично.

В течение почти трех лет в Германии. Голландии, Франции и Великобритании велась напряженная работа по отбору и приемке закупаемых образцов самолетов разных типов, авиационного оборудования, а также заказанной партии военных машин у фирмы «Фоккер».

Интенсивно наращивались практические знания иностранных языков. Как он сам шутливо рассказывал, овладение английским языком происходило в основном на втором этаже лондонского автобуса. Дневной «урок» состоял в заучивании не менее 10 слов «туда» и 10 слов по дороге с работы - «обратно». При этом в качестве спарринг-партнера нередко выступал сотрудник английской контрразведки, почти открыто сопровождавший по городу иностранца, командированного из Советской России.

По возвращении на родину в 1925 г. А. А. Левина назначили начальником заграничного отдела, который координировал взаимодействие ВВС и авиапромышленности с иностранными фирмами. Эта работа продолжалась до мая 1926 г., когда последовало назначение на должность помощника начальника впервые созданного в стране (Москва) На-

учно-испытательного института Военно-воздушных Сил Красной Армии (НИИ ВВС).

В НИИ ВВС работа продолжалась более трех лет. В самом конце этого периода произошло событие, в значительной мере определившее дальнейшее профессиональное направление авиационной карьеры.

В 1931 г. возник вопрос о назначении нового начальника ВВС КА, т. к. прежний руководитель, Петр Ионович Баранов, был переведен на работу в промышленность (в 1933 г. он погиб в нелепой воздушной катастрофе).

На должность нового Начальника Военно-воздушных Сил Красной Армии было решено назначить одного из бывших энергичных командиров сухопутных строевых частей. Им стал кадровый военный, активный участник гражданской войны, латыш по национальности Яков Иванович Алкснис. Последние годы он занимал пост заместителя начальника ВВС.

Я. И. Алкснис был не только очень деловым, требовательным и неутомимым командиром, но и обладал широким кругозором. Он прекрасно понимал, что хорошо руководить таким родом войск, как военная авиация, может лишь лидер, пользующийся в своей среде серьезным профессиональным авторитетом. Поэтому он выдвинул условием своего (Назначения на новую должность обучение летному

мастерству. И в этом он был безусловно прав. (До авиации Яков Иванович служил, как и Г. К. Жуков, в самых дисциплинированных воинских частях того времени - в коннице). С поставленным им условием согласились. На учебу Сталин отвел ему один месяц. Возник вопрос о том, кому поручить решение поставленной задачи в подобный срок со всей складывающейся при этом ответственностью. Выбор пал на А. А. Левина.

Летом, в Крыму, там, где он сам почти 10 лет назад постигал азы летного мастерства, а течение одного месяца интенсивных занятий Александр Алексеевич сумел не только обучить своего ученика основам теории и практики летного дела, но и заложить необходимые фундаментальные основы и правила принятия решений в авиации, сочетающие необходимую смелость с разумной осторожностью.

Впоследствии Я. И. Алкснис очень много летал, овладел высшим пилотажем на истребителе, пилотировал красиво и не имел ни одного аварийного происшествия.

В период обучения между этими двумя людьми установилось не просто должностное знакомство, но и уважительная личная дружба. В основном их обоих сближала беззаветная отдача всех своих сил и способностей по-

рученному и очень важному для Родины делу.

Назначение нового начальника ВВС по времени совпало с началом этапа становления отечественной авиационной промышленности. В войска стали поступать серийные самолеты отечественных конструкций. Началась эпоха великих перелетов.

Планомерно формировались и развертывались строевые части военной авиации. Во весь рост встала проблема массовой подготовки авиационных кадров: летчиков, штурманов и техников. Для этого необходимо было расширять старые и открывать новые военно-авиационные школы.

По планам такого развития одно из крупнейших новых авиаучилищ должно было вырасти в Сталинграде. Наличие в этом районе ряда аэродромных площадок, значительное число «летных», т. е. светлых, сухих дней в году, позволяли развернуть здесь учебный процесс в широких масштабах. Училище и строилось, и- наращивало выпуск пилотов почти одновременно с освоением мощностей и выпуском тракторов на Сталинградском тракторном заводе.

Создателем этой новой школы, ее начальником по представлению Я. И. Алксниса, был назначен 1 августа 1929 г. А. А. Левин.