Некрономикон книга мертвых. Книга мертвых «Некрономикон Что такое некрономикон

Наверное, каждый, кто интересуется оккультизмом и тайными науками, слышал о "Некрономиконе" - одной из наиболее древних, могущественных и загадочных колдовских книг. Вот уже более 12 веков тайна "Некрономикона" и то непомерное могущество, которым эта книга наделяет своего обладателя, будоражит умы магов, историков и государственных деятелей, алчущих безграничной власти. Большинство легенд и исторических свидетельств приписывают авторство "Некрономикона" Абдулле Альхазреду, арабскому поэту и магу, создавшему свой труд в 730 году в Дамаске на закате жизни, которую он целиком посвятил овладению тайными знаниями, запретными для большинства смертных. Арабское название "Некрономикона" звучит как "Аль Азиф", что, по мнению некоторых исследователей, можно перевести как "Вой ночных демонов". Долгие десятилетия Альхазред странствовал по пустыням в поисках сокровенных знаний и, по его собственным словам, нашел священный город Ирем в пустыне Руб аль Кхали. Предания о таинственном Иреме являются неотъемлемой частью арабского эпоса и имеют много общего с индийскими сказаниями о Шамбале или древнерусскими былинами о Беловодье. Древние арабы полагали, что Ирем, или Город Колонн, был возведен по приказанию шаха Шаддата могущественными джиннами, причем сам город находился не в нашем мире, а в одном из параллельных измерений реальности, поэтому попасть туда мог только маг, в совершенстве овладевший своим искусством, или святой. Легенды гласят, что Аллах уничтожил всех подданных Шаддата - гигантов-нефилимов - за их гордыню. Но сокровенные знания, которыми они обладали, сохранились в рукописях и книгах в библиотеках призрачного Ирема.

Кроме того, арабские маги - магрибы - полагали, что Город Колонн является дверью в Великую Пустоту - обиталище джиннов и ифритов. Арабские сказания утверждают, что джинны существовали задолго до появления человека и обладали непомерным могуществом и силой, но впоследствии были вытеснены за пределы нашего мира, где пребывают в состоянии сна и оцепенения и по сей день, дожидаясь случая вернуть себе былую власть. Магрибы, входя при помощи специальных психотехник или наркотических препаратов в измененное состояние сознания, открывали некоторым джиннам дорогу в наш мир, связывая их нерушимыми клятвами повиновения, получая взамен магические способности и потаенные знания. В древности таких магов, вступивших в союз с джиннами, называли "маджнун" - "одержимые силой". Впоследствии так стали называть всех без исключения умалишенных и одержимых, и, вероятно, именно этому слову Альхазред обязан своим прозвищем - Безумный Араб или Безумный Поэт. В X веке произведение Безумного Араба было переведено на греческий, и в это же время первоначальное название "Аль Азиф" было изменено на "Некрономикон" (от греческих слов "некрос" - мертвый и "номос" - правила, обычаи). В 1487 году доминиканский монах Олаус Вормиус, личный секретарь знаменитого испанского инквизитора Томаса Торквемады, перевел "Некрономикон" на латынь.

Предположительно "Некрономикон" попал в руки инквизиторов от мавров, с которыми в то время велась война. По-видимому, эта книга оказала столь сильное влияние на сознание и идейные убеждения Олауса Вормиуса, что через несколько лет он был обвинен в ереси и сожжен на костре. Хронисты утверждают, что рукописи с латинским переводом "Некрономикона" были сожжены вместе с переводчиком, но множество фактов заставляет в этом усомниться. Слишком много людей имело возможность снять с рукописи копию, кроме того, несколько экземпляров перевода находится, как полагают некоторые исследователи, в секретных архивах Ватикана. Сто лет спустя, в 1586 году, латинский перевод "Некрономикона" был куплен в Праге Эдвардом Келли, ассистентом знаменитого медиума, мага, астролога Джона Ди. С именем английского ученого и мага Джона Ди связана интереснейшая страница в истории оккультных наук. Один из наиболее талантливых и образованных людей своего времени, Джон Ди снискал себе славу алхимика, мага и видного государственного деятеля, и многие монархи Европы почитали за честь принимать его у себя при дворе. Джон Ди перевел "Некрономикон" на английский язык; до недавнего времени эта рукопись хранилась в библиотеке Оксфордского университета и была доступна для ознакомления всем желающим. Новый всплеск интереса к "Некрономикону" пришелся на начало XX века и был связан с именем одной из самых загадочных и скандальных личностей ушедшего столетия - английского мага и писателя Алистера Кроули. Несомненно, он читал английский перевод "Некрономикона" в Оксфордской библиотеке, а в учении Кроули прослеживается явственное влияние этой древнейшей колдовской книги. Возможно, именно с деятельностью Кроули связаны необъяснимые и таинственные похищения многих редчайших книг и рукописей мистического содержания из библиотек Европы. В их числе были и английские переводы "Некрономикона", вышедшие из-под пера Джона Ди.

Невольно возникает впечатление, что Кроули и его ближайшее окружение стремились оградить непосвященных от знакомства с сокровенными знаниями, сделав последние уделом узкого круга избранных. Что же представляет собой этот мифический "Некрономикон", вокруг которого вот уже более тысячи лет не утихают страсти, споры и темные авантюрные истории? Вопреки широко распространенному мнению, подлинный "Некрономикон" - это не только сборник заклинаний и колдовских рецептов, но и объемный историко-философский труд, повествующий о могущественной цивилизации, владевшей Землей за много тысяч лет до человека и пребывающей теперь вне пределов нашей реальности. Наибольшее внимание в "Некрономиконе" уделяется религиозно-мистическим и космогоническим представлениям Древних - иерархии божеств и демонических существ, некогда повелевавших нашей планетой и изгнанных впоследствии за пределы реальности. При этом несколько раз в тексте "Некрономикона" проскальзывает упоминание о том, что это изгнание лишь временное и близится тот час, когда "день человека пройдет, и Древние снова воцарятся в своих былых владениях". Отдельные образы и темы "Некрономикона", а также пророческий, апокалиптический характер некоторых его глав позволяют провести отчетливые параллели между сочинением Безумного Араба, Откровением Святого Иоанна, апокрифической Книгой Еноха и книгами ветхозаветных пророков, предрекавших "пришествие орд гогов и магогов" перед концов времен. Сами же Древние очень похожи на "святых Сатаны", упоминание о которых можно встретить в исламских теологических трудах, или на прислужников Антихриста в христианской традиции. Правда, в отличие от христианских и исламских авторов, Альхазред полагает, что битва между силами света и тьмы закончится окончательной победой последних и их воцарением во Вселенной. Пантеон демонических богов, которым поклонялись Древние, возглавляют Йог-Сотот - персонификация безграничного хаоса и расширения, и его брат Азатот, символизирующий бесконечное сжатие и концентрацию.

Среди прочих богов можно назвать Ньярлатотепа, посредника между Древними и миром людей, Шубб-Ниггурата, повелителя подземелий, имеющего облик огромного черного козла, духа огня и космоса Гастура и Ктулху, которому отводится особое место в иерархии богов хаоса. Ужасный дракон Ктулху, жрец Йог-Сотота и Азатота, покоится мертвым сном на дне Тихого океана, в подводном городе Ръльех. Он - владыка человеческих снов и потаенных желаний, а сама человеческая жизнь - это сон Ктулху. Взывать к нему было дозволено лишь один раз в году, в ночь Хеллоуина. "Некрономикон" содержит предостережение, что Ктулху, пробужденный раньше положенного часа от своего мертвого сна, поразит человечество безумием и кошмарными фантазиями, полностью лишив людей разума и способности логического мышления. Изучение и интерпретация "Некрономикона" долгие годы считалась исключительной прерогативой магов, историков и филологов. Лишь последние достижения в сфере квантовой физики, а также психоанализа заставили специалистов в этих областях изменить свое пренебрежительное доселе отношение к мистической литературе и всерьез заняться сопоставительным анализом древних преданий и новейших достижений и открытий. Наибольший интерес ученых вызвала пара верховных божеств пантеона Древних - Йог-Сотот и Азатот. Первый из них является воплощением бесконечного хаоса и расширения, иррациональной протяженности пространства и времени. Он - единая и нераздельная связь между прошлым, настоящим и будущим. Второй - это, наоборот, персонификация абсолютного сжатия, концентрации времени, пространства и материи в одной точке. Поразительно, но эти образы "Некрономикона" оказались созвучны новейшим открытиям в области квантовой физики и теории поля, попыткам ученым смоделировать процессы, управляющие состоянием вещества, а также изменениям пространства и времени.

В свете современных концепций физики становится понятна еще одна функция Азатота, которая зашифрована в тексте "Некрономикона" в виде аллегорий и символов. Азатот, являясь центром мироздания, излучает в пространство волны вероятностей, создающих бесконечное количество вариантов будущего как для целых миров и галактик, так и для отдельного индивида. Он является, таким образом, своеобразным символом теории вероятности и возможности манипулирования будущим. Трудно не испытать шок от результатов этих исследований: получается, что древние арабские маги неплохо разбирались в том, что только начинают постигать современные ученые. Причем не только разбирались, а умели применять эти знания на практике. Теперь становится понятно, почему в течение стольких веков "Некрономиконом" стремились обладать политики с диктаторскими замашками: содержащиеся в этой книге колдовские практики и рекомендации наделяли ее обладателя оружием более мощным, чем все имеющееся в современном мире атомное оружие. Воззвав к Йог-Сототу и Азатоту, маг получал контроль над состоянием вещества и материи, причем на атомно-молекулярном уровне. Помимо этого, он мог управлять течением времени и по своему желанию изменять прошлое и будущее. Теоретическая возможность подобных изменений, равно как и возможность путешествий во времени, доказана современной физикой, хотя уровень технического развития не позволяет пока реализовать эти теории на практике. "Некрономикон" же содержит конкретные рекомендации по контролю и управлению двумя силами, определяющими изменение всех процессов во Вселенной: бесконечным расширением и бесконечным сжатием, отталкиванием и притяжением. Психоаналитики внесли в раскрытие тайн "Некрономикона" не меньший вклад, чем физики.

Согласно теориям З.Фрейда и К.-Г.Юнга, психическая деятельность человека проявляется в двух формах - в форме рационального, рассудочного мышления, характерного для бодрствующего человека, и в бессознательной, иррациональной форме, наиболее отчетливо проявляющейся в снах, эмоциональных переживаниях, а также при душевных заболеваниях. Но, как установили психологи, бессознательное, иррациональное мышление также подчиняется своим законам и правилам, не вписывающимся в каноны традиционной логики и аналитического восприятия. Разумеется, исследователей бессознательного не мог не заинтересовать образ Ктулху из "Некрономикона", управляющего человеческими снами и грезами. Как полагают психоаналитики, Ктулху символизирует собой всю сферу подсознательного, иррационального, сумеречного мышления, а его чудовищная свита, состоящая из полулюдей-полуамфибий, - отдельные образы и проявления бессознательного. Сродни тем, что являются иногда в кошмарных сновидениях и во время галлюцинаций. По мнению психологов, постижение законов и внутренней логики иррационального мышления может оказать благоприятное влияние на сознание человека, его эмоции и мироощущение, помочь преодолеть скрытые комплексы, фобии и нерешенные психологические проблемы. Вот почему столь большое значение со времен Фрейда придается толкованию сновидений и случайных, непроизвольных ассоциативных связей, порой возникающих и в состоянии бодрствования. Но есть и другая сторона медали. Область бессознательного традиционно считалась вместилищем темных, демонических желаний и страстей, своеобразным маленьким адом, который сопровождает человека на протяжении всей его жизни.

У большинства людей эта область психики надежно изолирована от рассудочного, логического мышления и дает себя знать лишь в минуты сильнейшего стресса или после употребления алкоголя и наркотиков. Кстати, некоторые исследователи полагают, что пресловутый договор с дьяволом есть всего лишь устранение защитных барьеров и преград, оберегающих психику человека от контакта с образами и идеями подсознания. Другая немаловажная особенность иррационального мышления, ставшая в последнее время объектом самых тщательных исследований, - возможность контроля поведения эмоций и мышления человека, а также навязывания ему извне любых идей и взглядов посредством обращения к его подсознанию. Ктулху предоставляет магу еще одно оружие: абсолютную власть над человеческим сознанием и возможность тотального контроля в этой сфере. Одна легенда рассказывает, что в мире существует всегда ровно 96 экземпляров "Некрономикона", из них только 7 полностью соответствуют оригиналу. Кому же они достанутся?». Окончание цитирования. Другая информация несколько дополняет предыдущую. Начало цитирования: I. История «Некрономикон» (буквально — "Книга Мертвых Имен") — это, вопреки популярному мнению, вовсе не сборник колдовских заклинаний. Она была задумана как историческое повествование, "книга о том, что умерло и ушло". «Некрономикон» был написан в Дамаске в 730 г. Абдулом Альхазредом. О его жизни известно немного. Все известные биографические сведения в основном почерпнуты из самого «Некрономикона». Он много путешествовал, обойдя земли от Александрии до Пенджаба, и был хорошо образован. Он легко усваивал иностранные языки и использовал любой удобный случай, чтобы похвалиться своим умением читать и переводить манускрипты, которые были не по силам менее ученым людям. Впрочем, его исследовательские методы более напоминают Нострадамуса, нежели Геродота.

Подобно тому, как Нострадамус пользовался ритуальной магией, чтобы заглянуть в будущее, так Альхазред использовал аналогичные приемы, чтобы узнать прошлое. По этой причине, а также из-за недостатка ссылок, историки отвергли «Некрономикон», сочтя его лишенным научной ценности. Альхазреда часто называют "безумным арабом", но при том, что по современным стандартам он действительно вел себя несколько эксцентрично, доказательствами, подтверждающими его настоящее умопомешательство, мы не располагаем (за исключением его хронической неспособности выдерживать нить повествования на протяжении нескольких абзацев, не сбиваясь на другие темы). Его можно сравнить с такой исторической фигурой, как греческий неоплатоник Прокл (410-485), который прекрасно ориентировался в астрономии, математике, философии и метафизике, но был при этом также достаточно искушен в магических техниках теургии, чтобы вызвать зримое явление богини Гекаты; кроме того, он был посвящен в египетские и халдейские мистерии. Неудивительно, что Альхазред был хорошо знаком с трудами Прокла. Он пользовался также множеством ныне утраченных источников и смог детально изучить события, на которые лишь намекают Книга Бытия, апокрифическая Книга Еноха и прочие традиции. Можно сказать, что для прояснения подробностей доисторических событий Альхазред пользовался сомнительными магическими методами, однако критический ум и стремление исследовать скрытый смысл мифологических и священных историй роднят его с греческими писателями V в. до н.э. (такими, как Фукидид). Рассуждения его выглядят на удивление современно, и этим, в частности, может объясняться его нынешняя популярность. Он считал, что до того, как появился род человеческий, Землю населяли другие виды живых существ, и что человечество приобрело множество знаний благодаря встречам с существами иных "сфер". Он разделял с некоторыми неоплатониками веру в то, что звезды подобны нашему Солнцу и вокруг них обращаются невидимые с Земли планеты, на которых существуют особые формы жизни. Но эти верования Альхазред значительно усложнил и расширил метафизическими спекуляциями, представляющими эти формы жизни частями космической иерархии духовной эволюции. Он был убежден в том, что общался с этими существами — "Древними" — при помощи магических заклинаний, и предупреждает о том, что эти чудовищные силы ожидают часа, чтобы вернуться и вновь заявить свои права на Землю. Альхазред интепретирует это убеждение в свете Апокалипсиса Иоанна, но с другим исходом: победителем в великой войне, которая принесет на Землю опустошение, станет Зверь. Насколько известно, арабской рукописи «Некрономикона» не сохранилось.

Исследователь Идрис Шах безуспешно пытался разыскать ее в библиотеках Деобунда в Индии, Аль-Азхара в Египте, и в библиотеке священного города Мекки. Латинский перевод был сделан в 1487 году (а вовсе не в XVII веке, как утверждает Лавкрафт) доминиканским монахом Олаусом Вормиусом. Вормиус, немец по происхождению, был секретарем первого Великого Инквизитора Испании, Томаса де Торквемады, и вполне вероятно, что рукопись «Некрономикона» была обнаружена во время преследований мавров, вынужденных под давлением властей перейти в католичество; однако вера этих новообращенных, естественно, оказалась некрепка.Со стороны Вормиуса было весьма неразумно перевести и опубликовать «Некрономикон» в то время и в тех краях. Эта книга наверняка оказала на переводчика сильное впечатление, поскольку в конце концов он был сожжен по обвинению в ереси после того, как послал экземпляр«Некрономикона» Иоганну Тритейму, аббату Спангейма (более известным под именем "Тритемий"); в сопроводительном письме содержалась подробная и весьма богохульная интерпретация нескольких фрагментов Книги Бытия. Практически все экземпляры перевода Вормиуса были сожжены вместе с ним, хотя мы не можем избавиться от подозрения, что по меньшей мере одна копия должна была сохраниться в библиотеке Ватикана. Почти сто лет спустя, в 1586 году, экземпляр латинского перевода Вормиуса внезапно обнаружился в Праге. Доктор Джон Ди, знаменитый английский алхимик, находился в то время со своим помощником Эдвардом Келли при дворе императора Рудольфа II, обсуждая с ним планы по добыче алхимического золота. Келли купил этот экземпляр у так называемого "Черного Рабби" — каббалиста Якоба Елиезера, который бежал в Прагу из Италии после того, как его обвинили в занятиях некромантией. В те времена в Прагу стекалось множество магов, алхимиков и шарлатанов всякого рода, поскольку Рудольф покровительствовал адептам тайных наук. Едва ли можно представить себе другое место в Европе, более подходящее для очередного появления на свет текста «Некрономикона». «Некрономикона» произвел на Келли заметное влияние: характер его видений в магическом кристалле изменился и привел к необычным явлениям, из-за которых в доме Ди воцарился ужас; Кроули интерпретирует это как первую неудачную попытку избранного сообщества людей установить контакт с сущностями "Книги Закона". Вскоре после этого Келли расстался с Ди. Ди перевел «Некрономикона» на английский язык, но вопреки утверждениям Лавкрафта, этот перевод так и не был опубликован: рукопись попала в коллекцию Элиаса Ашмола, а затем — в библиотеку Бодлея в Оксфорде.

Человеческая жизнь во все времена была тесно связана с магией. Черная, Белая, Серая и даже Красная - это далеко не все разновиды существующей магии.

Хотя, людям в основном известна Белая - направленная на защиту и нейтрализацию злых мил, и - связанная с миром Теней, зла и возмездия за совершенное зло.

Трудно найти человека, которого не окружает злоба и ненависть, которого не проклинают и которому не завидуют. Поэтому очень важно уметь правильно защищаться не только от прямой физической агрессии, но и от вреда духовного.

В основе всем известных порч, сглазов, проклятий остается передача негативной энергетики от одного индивида другому. Если желать другому зла, болезней, несчастий, мысленно представлять себе это, то получается сглаз.

Когда же негатив выходит в полных ненависти словах, то выходит проклятие. Но довольно распространенные случаи, когда к сглазу или проклятию добавляются осмысленные магические действия.

В таком случае получается порча. Сглаз и проклятие могут быть осмысленными. А могут стать и неосознанными.

Существует множество книг, в которых спрятаны секреты Бытия. Например, знаменитый . Личность автора на данный момент неизвестна. Впрочем, сам он в предисловии предупреждает, что находится при смерти, и скоро явятся по душу мистика.

Предположительно, книга была создана в Вавилоне, написал ее, по всей видимости, бывший чернокнижник.

В предисловии предупреждается, что человечество ждут неисчислимые страдания, что Темные Боги, заточенные извне, стремятся к мести.

Некрономикон Книга Мертвых , одна из опаснейших во всем мире. И слуг Темных Богов в этом мире сохранилось предостаточно.

Имена и подписи одних его собеседников смогли сохраниться в , другие лучше не упоминать. Также создатель рукописи твердит, что он не брезговал и морскими путешествиями в поисках Дворца Энки, Властелина Кудесников.

Также этот человек уверен, что видел письмена древних цивилизаций, ранее населявших планету, некоторые даже сумел прочесть.

Цивилизации эти погибли по вине информации, которая позднее запишется в древний манускрипт. Автор и сам призывал духов и демонов, при помощи магии сражался с врагам-чародеями.

Неизвестный волшебник сообщает, что практиковать магию начал после того, как нашел на дороге камень величиной с человеческий рост и шириной с крупного быка. Там были выгравированы необычные символы.

Написавший этот гримуар стал случайным свидетелем некроматического ритуала. Абдул аль Хазред, которому приписывают авторство, невольно выставил свое присутствие, однако от мести его спас рассвет.

На месте проведения ритуала остался помеченный символами камень и пластина с похожими знаками. Это был ритуал призыва Кутулу. В книге также нанесены рисунки-обереги. Также объясняется их значение.

В основном они служат для призыва могуществ Древних Богов. Также могут быть вызваны в этот мир Стражи, о чем свидетельствует их подпись. Чтобы Подписи остались действительны, они наносятся на камень, а камни позднее ставится на песок. Автору открылись тайны мира, Врата По Ту Сторону.

Аль Хазред предупреждает, что секреты подобного рода не должны передаваться тем, кто не умеет с ними обращаться. Пользоваться ими могут только псаломщики Древней Змеи.

Дети этих друзей также погибли, став жертвой некоего непонятного мира. Аль Хазред искал защиты и единомышленников, однако не всегда находил. Он научился насылать проклятия, смерть, познакомился с

Также он познал и злых духов, бесов и чудовищ. Вперемешку со своим жизнеописанием Безумный Араб также напоминает о необходимости правильно чертить линии, не изменяя их ни на миллиметр, чтобы они не утратили свои силы и способности.

Он также сообщает о том, существует Семеро Богов со Звезд. До них можно добраться через Семь Врат. Боги также имеют Семь Цветов, Семь Материальных Сущностей.

По его мнению, халдеи имели представление о той Лестнице, хотя и не совсем верное. Эти народы также не знали заклинаний перехода Врат, кроме одного, запретного. По мнению Безумного Араба, пройти Врата для мага означает обладание силой и мудростью для обладания такой силой. Жрец может получить силу изменять собственное будущее и менять его.

Существуют такие Божества

1. Нанна, Повелитель Луны, Повелитель Богов со Звезд, Главнейший среди Скитальцев. Он длиннобородый, удерживает в руках жезл из ляпис-лазури, знает тайны движения крови.

Цвета его серебристые, суть в серебре, камфоре и всем том, что остаются знаки Луны. Ступенька на Лестнице такого же цвета расплавленного серебра. Число его — тридцать.

2. Небо, Божество Меркурия. Страж Богов, защитник науки. Носитель бороды неимоверной длины. Носит жреческие одеяния и главу его венчает рогообразная корона из сотни наростов. Цвет небесный, металл - ртуть, материал - песок. Врата - Вторые, Ступень на Лестнице - небесного цвета.

3. Божество Венеры, Инанна — Иштар. Повелительница Эмоций, в бою и на сердце, зависимо от расположений небес. Богиню сопровождают львы, она дружна с Нанной.

Иштар ведет войну со своей сестрой, Повелительницей Ерешкигаль. Инанна также олицетворяет Божество Любви. Человек может воссоединиться со своей любимой после принесения жертвы, однако покинуть суженую уже не сможет - это оскорбит богиню. Цвета ее белые, воплощение - полевые цветы, а Врата - третьи. Металл - медь, число - двадцать.

4. Владыка Шаммаш, сын Нанна, Бог Солнца. Обладает золотым креслом, короной из двух рогов, скипетром и горящим диском. Цвета его - золотой, Врата - Четвертые, число - двадцать.

5. Наргал, Владыка Марса. Имеет человеческую голову, очертания - льва, клинок и цеп. Нергал - Владыка Воинов и Побед.

Его считают приспешником Древних, цвет - темно-красный, металл - железо, число - восемь.

6. Мардук Куриос, Повелитель Юпитера. Цвет - пурпурный, металл - олово и латунь. Этот бог - страж небес, число его - десять.

7. Ниниб, Бог Сатурна, Силы и Мощи. Цвет черный, металл - свинец, номер - четыре.

Многие также считают, что выдумана, однако другие не сомневаются в ее мощи.

Божество Йог-Сототх (Yog-Sothoth)

Йог-Сототх и Азатотх — это бесконечное расширение и бесконечное сжатие. Между прочим, «Азатотх» переводится с египетского, как «разум Тота», а Йог-Сототх может считаться производной от Yak Set Thoht («Сет и Тот — единое целое»). Согласно египетской мифологии, Сет и Тот — темный и светлый аспекты мира. Исследователи «Некрономикона» считают, что греческий переводчик «Аль Азиф» заменил имена арабских божеств на египетские, поскольку в ту пору Египет считался колыбелью человеческой цивилизации.

Божество Азатотх (Azathoth)

Далее «Некрономикон» сообщает о таинственной силе, присущей Земле. Она персонифицируется драконом Ктулху — божеством, круглый лик которого изображался с десятком протуберанцев или щупалец. Некоторые востоковеды причисляют Ктулху к Древним. Они считают, что он был их верховным жрецом. И есть такая легенда, гласящая о том, что если маг или волшебник вызовет его в неправильное время, Ктулху поднимется из бездны Тихого океана и поразит человечество невиданной болезнью — приступами безумия, от которых не спасется ни стар, ни млад. Легенда говорит, что сны людей — это мысли Ктулху, а наша жизнь — есть его сон. Когда божество проснется, мы исчезнем. Так что, лучше не будите Ктулху.

Божество Ктулху (Cthulhu)

Еще в книге отмечаются Иные боги. Именно они привлекают к «Некрономикону» людей, жаждущих непомерной власти. Всех их объединяла единственная цель — найти Город Древних и заручиться поддержкой жутких, но могущественных сил.

Душой и посредником Иных являлся Ньярлатотеп — Могущественный вестник. Через него магррибские волшебники вступали в контакты с Азатотхом. Ньярлатотепа часто называли Ползучим хаосом. Он мог принимать любую форму, но знающие люди всегда узнавали его по запаху. В «Некрономиконе» указаны символы и заклятия для призывов Иных богов. Один из них — Шуб-Ниггуратх появлялся в образе черного козла. Кстати, ему поклонялись не только арабы, греки и египтяне, но и шумеры — самая древняя цивилизация человечества.

Многих магов интересовали другие существа, описанные в «Некрономиконе». Примерно треть книги посвящена управлению шогготами — бесформенными «угрями» из пузырей протоплазмы.

Другой интересной расой являются «глубокие». Они обитают в глубинах вод, пещер и подземных полостей. Их вид напоминает помесь рыбы, лягушки и человека, а управляет ими божество Дагон, союзник Ктулху. Дагон упоминался в филистинской традиции, позже он стал вавилонским Оаннесом, а затем превратился в греческого Посейдона и римского Нептуна. «Глубокие» легко поддаются контролю, но власть над ними так очаровывает мага, что он постепенно сам становится их рабом.

Пожалуй, самыми отвратительными существами, описанными в «Некрономиконе», являются гули или упыри. Они во многом похожи на людей, но их породу обычно выдают клыки и чудовищные черты лица. Гули могут входить в половые сношения с людьми. Кроме того, при определенных обстоятельствах человек без труда превращается в упыря. Однако обратная трансформация уже невозможна.

Necronomicon Fragment — Pinterest Occult

В современной массовой культуре гули причисляют к вампирам, однако это не совсем верно. Нынешние вампиры являются представителями духовного Ордена Трапеций. Это маги так называемого Пути левой руки. Упыри же являются их божественными лидерами (вернее, энергетическими шаблонами). Маги Ордена Трапеций одержимы идеей бессмертия. Их опыты и деяния внушают отвращение и страх. Власть вампиров в современном мире потрясающе велика. Но как бы они ни превозносили упырей, те были и остаются безмозглыми пожирателями трупов, у которых одно на уме — укусить и попить человеческой кровушки.

Магические символы и заклинания «Некрономикона» позволяют людям выходить за пределы физической реальности. Но беда в том, что книгой обычно пользуются не лучшие представители человечества.

Кроме того, на страницах рукописи можно отыскать подробное описание процесса порабощения человеческих душ и инструкции по созданию психотронного оружия. Магические формулы из «Некрономикона» способны научить человека выходить за грань нашей реальности. Сила «Некрономикона» ориентирована на то, чтобы книга попадала в руки только эгоцентричных и властолюбивых людей. Из всех темных таинств вселенной они обычно выбирают худшие, и плоды их трудов ложатся на человечество тяжелым грузом.

С другой стороны, «Некрономикон» — это великий источник мудрости духа, призывающий посвященного читателя поэтапно восходить к вершинам познания бытия. Тот, кто окажется способен проникнуть в информационную структуру зашифрованного текста, сможет получить колоссальный объем знаний.

Если же отбросить все сверхъестественные предпосылки, то никто не сможет сказать, что на самом деле дает «Некрономикон», и способен ли человек познать всю его силу. Возможно, когда-то и найдется тот, кто будет способен впитать сокрытую в книге мудрость. Остается только надеяться, что если однажды книга сама найдет своего избранника, то им окажется мудрец, а не диктатор.

Современные переводы книг «Аль Азиф» и «Некрономикон» находятся в открытом доступе в Интернете и любой желающий может с ними ознакомиться. Но прежде, чем приступать к чтению, следует вспомнить, что для читающего это может быть небезопасно.

Статья основана на материале издания «Тайны XX века».

НЕКРОНОМИКОН

Исследователи Колин Уилсон, Джордж Хэй, Роберт Тернер и Дэвид Лэнгфорд осуществили перевод зашифрованной рукописи д-ра Джона Ди под названием «Liber Logaeth», части более обширного манускрипта неизвестного происхождения. На основании истории этой рукописи и сходства ее содержания с мифами о Ктулху, исследователи представляют ее как документ или часть документа, легшего в основу «Некрономикона» Г.Ф.Лавкрафта.

КНИГА АРАБА АБДУЛА АЛЬХАЗРЕДА, ДАМАСК, 730 г.

О Древних и об их потомстве.

Древние были, есть и будут. До рождения человека пришли Они с темных звезд, незримые и внушающие отвращение, спустились они на пер возданную землю.

Много столетий плодились Они на дне океанов, но затем моря отсту пили перед сушей, и полчища Их выползли на берег, и тьма воцарилась над Землей.

У ледяных Полюсов воздвигли Они города и крепости, и на высотах возвели Они храмы Тем, над которыми не властна природа, Тем, над кото рыми тяготеет проклятие Богов. И порождения Древних наводнили Землю, и дети Их жили долгие века. Чудовищные птицы Лэнга творения рук Их, и Бледные Призраки, обитавшие в первозданных склепах Зин, почитали Их своими Владыками. Они породили На-Хага и тощих Всадников Ночи; Великий Ктулху брат Их и погонщик Их рабов. Дикие Псы приносят им клятву верности в сумрачной долине Пнот, и Волки поют им хвалу в предгорьях древнего Трока.

Они странствовали меж звезд и скитались по Земле. Город Ирем в великой пустыне познал Их; Лэнг, лежащий посреди Ледяных Полей, видел, как Они проходили мимо; знак Их остался на стенах вечной цитадели, скрытой в заоблачных высотах таинственного Кадафа.

Бесцельно блуждали Древние по тропам тьмы, нечестивая власть Их над Землей была велика: все творения склонялись перед Их могуществом и ведали силу Их злобы.

И тогда Старшие Владыки открыли глаза и увидели всю мерзость Тех, кто свирепствовал на Земле. В гневе Своем Старшие Владыки схватили Древних посреди Их бесчинств и сбросили Их с Земли в Пустоту за гранью миров, где царит хаос и изменчивость форм. И возложили Старшие Владыки на Врата Свою печать, сила которой не уступит натиску Древних. Тогда чудовищный Ктулху поднялся из глубин и обрушил свою ярость на Стражей Земли. Они же сковали его ядовитые челюсти могущественными заклятиями и заточили его в подводном Городе Р"лиех, где он будет спать мертвым сном до конца Эона.

Отныне Древние обитают по ту сторону Врат, в закоулках между мирами, известными человеку. Они блуждают вне сферы Земли в вечном ожи дании того часа, когда Они вновь смогут вернуться на Землю: ибо Земля познала их и познает впредь в назначенный час.

Повелевает же Древними мерзкий бесформенный Азатот, и обитают Они вместе с Ним в черной пещере в центре бесконечности, где Он жадно вгрызается в бездонный хаос под сводящий с ума грохот невидимых бара банов, нестройный визг пронзительных флейт и неумолчный рев слепых, лишенных разума богов, что неустанно ковыляют без цели и размахивают руками.

Душа Азатота обитает в Йог-сотхотхе, и Он подаст знак Древним, когда звезды укажут время Их прихода; ибо Йог-сотхотх это те Врата, через которые вернутся Жители Пустоты. Йог-сотхотху ведомы лабиринты времени, ибо все время едино для Него. Ему ведомо, где во времени по явились Древние в далеком прошлом и где Они появятся вновь, когда за вершится оборот колеса.

День сменяется ночью; день человека пройдет, и Они снова воцарятся в своих былых владениях. Ты познаешь их грязь и мерзость, и проклятие их обрушится на Землю.

О наблюдении времен и сезонов.

Когда бы ты ни стал призывать Их из Внешнего Мира, ты должен сле довать сезонам и временам, когда пересекаются сферы и открываются токи из Пустоты. Ты должен наблюдать за циклом Луны, за движениями планет, за дорогой Солнца через Зодиак и за восходом созвездий.

Последние Обряды надлежит исполнять лишь в подобающее для них время, а именно: в праздник Свечей (второй день второго месяца), в праздник костров Бельтан (канун мая), в праздник урожая (первый день восьмого месяца), в День Креста (четырнадцатый день девятого месяца) и в праздник Хэллоуин, канун Дня Всех Святых (канун ноября).

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Н. Бавина
Лицом к лицу пред пропастию темной

Став на космическую точку зрения, можно сказать, что существует бесконечное множество миров, бесконечное множество рядов как телесного, так и духовного приспособления, бесконечное множество субъективных миров, т. е. представлений мира, бесконечное множество рядов опыта и реагирования.

Карл Дю Прель. «Философия мистики»

…испуг души его перед всем чудесным и катастрофическим…

Н. Бердяев

Ховард Филлипс Лавкрафт родился 20 августа 1890 г. в американском городе Провиденс, штат Род-Айленд. Не по летам развитой мальчик освоил азбуку, когда ему было два года, и в четыре уже бегло читал. В нем рано пробудился интерес к наукам, и в возрасте всего лишь шестнадцати лет он начал постоянно печататься в «Провиденс Трибьюн» со статьями по астрономии. Из-за некрепкого здоровья, послужившего причиной его ранней смерти в 1937 г., болезненной застенчивости и нелюдимости он редко отлучался из родного города, к которому испытывал сильнейшую привязанность и где прожил всю жизнь.

Его литературная карьера началась в 1923 г. с появлением новеллы «Дагон» в одном широко известном журнале. В оставшиеся ему четырнадцать лет жизни его рассказы о таинственном и ужасном шли непрерывной чередой; среди них ставшие классикой жанра «Крысы в стенах», «Сторонний», «Натурщик Пикмэна», «Краски из космоса», «Зов Ктулху», «Кошмар Данвича», «Нашептывающий во мраке», «Наваждающий тьму» и другие. Несмотря на довольно удачное течение литературной карьеры, Лавкрафт нередко терзался сомнениями в подлинной ценности многих своих новелл, в их способности оказывать воздействие на читателя, и ему настолько удавалось заражать своими сомнениями других, что некоторые его вещи, причем из лучших (например, «Хребты безумия»), были напечатаны только после его смерти. Причина этого таилась, по преимуществу, в особенностях его натуры визионера и затворника, ощущавшего себя мучительно изолированным от людей, в общении предпочитавшего живому слову переписку. Множество мотивов, встречающихся в его творчестве, восходит к исключительно ярким сновидениям – очевидно, не будет натяжкой назвать их визиями, – которые посещали его всю жизнь. Этим объясняется особенность его стиля, с одной стороны, и ощущение подлинности некой реальности, которую он описывает, с другой. Реальность эта, не постижимая обычным набором чувств, «незримое простому глазу задальнее», и диктует ту особую манеру письма, скорее косвенно намекающую, чем прямо показывающую, стремящуюся, по словам другого духовидца, дать почувствовать «сквозь необычные сочетания слов, сквозь эти образы, почти лишенные очертаний, наличие такой реальности».

«Это внутреннее пространство, – по определению Джеймса Болларда, американского фантаста, также исследующего человеческую природу через символ и миф, – та территория, где внешний мир действительности и внутренний мир души сходятся и сливаются», или, по словам К. Г. Юнга, «те пограничные области psyche , которые развертываются в таинственную космическую материю». Интерес к пограничным состояниям сознания является, очевидно, признанием того, что «неизжитые и неизведанные космические энергии со всех сторон наступают на человека и требуют с его стороны зрячей, мудрой активности». Для обыденного же научного и философского сознания этот космический план жизни остается закрыт. К слову, Кингсли Эмис в своей книге «Новые карты ада» (1960) – путеводителе по «несусветному» миру научной фантастики – упоминая о Лавкрафте, находит нужным сказать лишь то, что он более чем созрел для курса психоанализа. Можно попытаться взглянуть на произведения Лавкрафта и с точки зрения глубинной психологии, предлагающей весьма конструктивный подход при анализе творчества, обращенного к бессознательному и часто напрямую оперирующему его символами.

Трансперсональный опыт, обретаемый в ходе глубинного исследования психики, свидетельствует, что границы между человеком и остальной вселенной не неизменны; при глубокой саморазведке индивидуального бессознательного происходит нечто, по своему эффекту напоминающее лист Мёбиуса. Индивидуальное развертывание психики оборачивается процессом событий, происходящих в масштабах целого космоса, раскрываются связи между космосом и индивидуальностью. Для персонажей Лавкрафта лист Мёбиуса разворачивается, если можно так сказать, в обратную сторону: обращение к космосу, попытки овладения его тайнами и мудростью ввергают их в глубины собственного бессознательного. В этом смысле образ звездных небес, некоей области космической мудрости, и является у Лавкрафта визуализацией особой природы бессознательного. Эту его природу, практически в тех же образах, схватывает интроспективная интуиция, сознание, направленное на самое себя, например, в психомифе Урсулы К. Ле Гуин «Звезды внизу»: «Звезды, отраженные в глубокой воде… золотой песок россыпью в черноте земли». Хотя и психомифы Ле Гуин не представляются уже собственно литературой, поскольку призваны решать не чисто эстетическую задачу, все же в данном случае речь еще идет об интуиции художественной. Но вот то, что здесь является метафорой, дается как актуальная реальность в опыте-переживании другого порядка: «…в глубине своего существа мальчик знал, что уже обладает той свободой, которую ищет. Это открылось однажды ночью, когда ему едва минуло девять лет. В ту ночь небо со всеми своими звездами вошло в него, повергнув его замертво наземь», – читаем в жизнеописании одного из современных индийских Учителей. Высоты оборачиваются глубинами, и герои Лавкрафта завязают в «тине глубин» («Я погряз в глубоком болоте» – Пс. 68: 3), в порождаемой умом грязной жиже греховных мыслей, во тьме своего бессознательного. И стремятся они, как правило, во все большую тьму и глубь, не в состоянии, очевидно, противиться соблазну зияющих высот, парадоксов психики. Одного за другим начинает их влечь назад, в прошлое, в лоно предков, к первоначальной нераскрытости, «по ту сторону». По воле обстоятельств или по собственной воле, они оказываются в том единственном месте, где может решиться их судьба: или в городке у моря, как в рассказе «Празднество» и «Тень над Инсмутом», или под сенью вековечных лесов, как в «Кошмаре Данвича», в повести «Затаившийся у порога» и в рассказе «Серебряный ключ». Море у Лавкрафта, как бы постоянно присутствующее на периферии зрения, – это mare nostrum с его «тиной глубин», стихия хаоса и разрушения – пучина бессознательного. Подземельными коридорами в бездны моря уходит, следуя вековому завету предков, герой «Празднества» и, став свидетелем ужасных чудес, не постигаемых телесным зрением, столкнувшись с сознанием, не стесненным костяком головы, и встретив червя гложущего, едва не теряет рассудка, потому что дневному, более косному, заполненному предметностями уму нету хода в те «нехоженые, непроходимые места».

Рэндольф Картер («Серебряный ключ»), отличающийся от других персонажей Лавкрафта своей большей внутренней целостностью (он представляет собой не только «сознательное я», в нем как будто интегрированы и другие компоненты психики) и могущий быть названным, с некоторым основанием, alter ego автора, а не только одной из его масок, – этот Картер, разуверившись в культуре и рациональном мышлении, «излагающем действительность в точных терминах», вполне обдуманно обращается вспять, «к первоначальной нераскрытости, невыявленности, простоте и элементарности духовной жизни». Оставив городскую механизированную цивилизацию, где внутренняя жизнь природы «закрыта на ключ», он углубляется в мистический ландшафт своего детства, нисходя к общему истоку. И здесь – «плата за вход: ваш рассудок». Нужно нарушить знакомую перспективу восприятия «сознательным я», должна произойти дезориентация мира: «все забыть, все потерять, чтобы все стороны смешались, утратив свой абсолютный характер, сделались относительными, чтобы направление… движения было единственной координатой мира, и то все время колеблющейся». В поисках «внутреннего пространства» так же поступает один из персонажей Дж. Болларда: повернув несколько раз наобум, он просто теряется среди расположенных правильными рядами огромных бетонных «кубиков». Опыт, в сущности, не новый – чтобы себя найти, надо себя потерять. Когда Рэндольф Картер в лесу, «сбившись, забрел чересчур далеко», он и вернулся в дом своего детства и к себе самому – мальчику, который на десятом своем году через глубокий подземельный грот (со знаменательным названием «Аспидова нора», относящим его к области хтонического и поддерживающим мотив дерева – мировой оси, в чьих корнях таится хтонический змей) сумел уйти, опять-таки увязая в жидкой грязи «тины глубин», покрывающей дно грота, – уйти туда, где дракон бессознательного, «облюбовывающий пещеры и темные места», еще не принесен в жертву.

Замечание П. Флоренского о том, что «символы не укладываются на плоскости рассудка, структура их насквозь антиномична», как нельзя лучше описывает противостояние «этого» и «иного» мира, выстроенное по вертикали Лавкрафтом. То закрытое, без окон, пространство на колокольнице, где Роберт Блейк находит Сияющий Трапецоэдр («Наваждающий тьму»), уводит его не только в глубины космоса, но и в пучины собственной психики; ту же функцию исполняет и другое замкнутое пространство в рассказе «Кромешные сны», где герой одержим желанием попасть на чердак с крысами, расположенный прямо над его головой. На внутреннюю соотнесенность этих замкнутых, тесных пространств, дающих, однако, выход в безграничность космоса, с тесной черепной коробкой и зияющей в ней бездной духа, намекают две метафоры, вольно или невольно реализованные в тексте. Это rats in the attic (крысы на чердаке) и bats in the belfry (летучие мыши на колокольне), аналогичные русскому «чердак не в порядке». В рассказе «Наваждающий тьму» образ колокольницы-головы дополнительно усиливается образом «громадного туловища» церкви. И в том и в другом рассказе герой с интересами и наклонностями странного свойства и, главное, постоянно мыслящий в одном направлении и тем как бы настраивающий в резонанс разные порядки бытия, проникнув в это замкнутое пространство, переживает парадоксальное состояние их сингармоничности – взаимосвязанности и взаимозависимости, – раздельно-слитое существование «этого» и «иного» миров. О том, в какие именно области духа проникает герой Лавкрафта, о том, что речь идет опять-таки о «тине глубин», дают понятие миазмы, неизменно сопутствующие подобным прорывам, ядовитое дыхание преисподней. В замечательной своей поэтической выразительностью новелле «Музыка Эриха Занна», где скрипач своей игрой порождает вибрации, стабильно поддерживающие резонанс двух порядков бытия (своего рода черный вариант одержимости музами – ведь «художник остается открытым духу, с какой бы стороны тот ни влиял на него»), злосмрадием проникнута вся улочка, на которой происходит действие.

Другим способом вхождения в иное бытие для многих персонажей Лавкрафта являются сон и сны («По ту сторону сна»). С мистическим опытом древнеиндийских Учителей, говоривших, что в глубоком сне человек равен Вселенной, перекликается современный трансперсональный опыт, свидетельствующий, что «в определенных условиях оказывается возможной пространственная идентификация с любым объектом универсума, включая весь космос». Визионеры Лавкрафта рано или поздно сталкиваются с трансперсональными размерностями психики и, хотят они того или нет, отправляются в «путешествие за пределами мозга». Опыт переживания двойной реальности для них мучителен: дневной, оперирующий предметностями ум отвергает ночные откровения, даже когда будто бы находятся доказательства – ожоги нездешнего солнца на лице и руках, необъяснимое зловоние, источаемое одеждой и волосами; но само это психическое напряжение порождает стресс, действующий как спусковой механизм. Принять же рассудком эти визии как реальные не равнозначно ли признанию того, что «кошмары – это щели ада? И страшные сны переносят нас в ад в буквальном смысле слова?» Когда ведется речь о снах, посещающих героев Лавкрафта, подразумевается, что они «кромешные»; когда речь о прорывах в иное бытие, подразумевается, что это не божественный космос, а инфернальный хаос (божественный свет, подвергшись инверсии, превращается в скверно пахнущий адский пламень). Что же делает переживание иной реальности однозначно ночным кошмаром, вплоть до присутствия демона, вызывающего кошмар? Освоение иной реальности идет на уровне всего универсума, о чем сигнализируют геометрические символы, «класс мифопоэтических знаков, воплощающих модель мира». Удивительные криволинейные иероглифы, раз захватив, не отпускают внимания профессора Писли, отправляющегося во тьму времен («Тень тьмы времен»). Еще больший геометризм присущ видениям Джилмана: «…иногда Джилман уподоблял неорганическую материю призмам, лабиринтам, скоплениям кубов и плоскостей»; при каждом погружении в «сумеречные бездны» вокруг него «кишели геометрические тела» (как специфические, часто встречающиеся при трансформации сознания визуальные галлюцинации, «цветные геометрические тела», они были названы в 1928 г. Хайнрихом Клювером «констант-формами»), пока наконец геометрический апогей не достигается в видении «безбрежных джунглей диковинных, невероятных шпилей, уравновешивающих друг друга плоскостей, куполов, минаретов, дисков, горизонтально балансировавших на остриях вершин, и бесчисленных объектов еще более дикой конфигурации которые сияли богатством красок в смешанном, почти обжигающем зареве многоцветного неба» (наверное, того самого «неба в алмазах», которое показывала «Люси»: Lucy in the Sky with Diamonds , LSD) и вспышке «невиданного, неземного света, в котором умопомрачительно и нераздельно смешались охра, кармин и индиго». Интенсивное переживание цвета – это также один из компонентов трансперсонального опыта: «калейдоскопическое кружение красок», «сложные узоры павлиньего оперения», или cauda pavonis. Флюоресцирующие, радужные отливы камня, из которого возведен весь город во тьме прошлого, отмечает и профессор Писли. Джилман же переживает еще не только изощрение слуха «до невыносимой противоестественной степени», но и «заметные изменения перспективы»: «…о собственном своем виде судить он не мог, поскольку руки, ноги и торс не попадали в его поле зрения из-за странного нарушения перспективы; но он ощущал, что его физическое строение и способности были как-то удивительно претворены в смещенной проекции, однако не без некоей гротескной связи с его нормальным сложением и свойствами», то есть при путешествии за пределами мозга он не испытывает «ни замешательства, ни дезориентации в отношении идентификации личности». Еще один компонент трансперсонального опыта, получивший название presque vu (почти увиденное; термин, запущенный в оборот также Х. Клювером), содержательно связан с мифологемой, на основе которой Лавкрафт выстраивает свой мир. Это компонент, характеризующий познавательную сторону трансперсонального опыта: чувство пребывания на грани великого прозрения, апокалиптического откровения или неопровержимой истины. Это чувство по отношению к своим математическим выкладкам испытывает Джилман; но на более глубоком уровне это ощущение возможности всеведения и притягивает Джилмана и других персонажей Лавкрафта, включая самых низменных полувыродков, расплачивающихся за служение темным богам предков, к сомну этих Предвечных богов. В центре мироздания оказывается своего рода гностическое божество, не имеющее атрибутов, res simplex («простая вещь» алхимии), «несознающее»: «То, от чего твари обретают свою тварность, есть невидимый и недвижимый Бог, по воле которого рождается понимание».

У Лавкрафта это мифологема Абсолютного Хаоса, «в сердце которого раскинулся незрящий несмысленный бог Азафот, Владыка Всех Тварей, окруженный шаркающим роем своих бездумных и бесформенных плясунов, усыпляемый пронзительным однотонным свистом демонской флейты в безымянных лапах» 1
Здесь можно вспомнить распространенное в древности представление, что слепота и темнота или невидимость, как зрение и свет, в некотором смысле тождественны. И «незрящий» (blind ) можно перевести старым русским словом «невишной», семантически почти смыкающимся с «невидимый»; да и ряд синонимов к слову «слепой» – омраченный, темный, как и другое значение «blind» – «бессмысленный», поддерживает представление о свертывании света и упорядоченности как наступлении тьмы и хаоса.

Сложная фонетика имени Азафот, по-видимому, не просто призвана способствовать созданию образа, «почти лишенного очертаний», функционируя как «фонетика непонятных слов, которая свободна от навязанных извне понятий – она ведет к образованию самых неожиданных зрительных представлений». Его имя как вседержителя знания можно, кажется, возвести к термину Azoth , которым в «Aurelia occulta» назван Меркурий и который объясняется там следующим образом: «Ибо он есть Α и Ω, сущие везде. Философами он украшен именем Azoth , которое составлено из A и Z латинян, альфы и омеги греков, алефа и тау евреев». В отрывке речь идет о Меркурии, Гермесе Трисмегисте, представляющем собой хтоническую триаду («ибо в камне суть тело, душа и дух, и все же сие есть единый камень»), соотносимую с Троицей, «систему высших сил в низшем»; хоть он и представляет темную половину, он не является злом как таковым, его называют «благом и злом». Из имени Азафот можно вычленить имя египетского бога Тота (Toth ), посланника богов, герменевта (истолкователя), указующего путь в мистическом странствии: «Он соделает тебя свидетелем таинств божества и тайн природы». У Лавкрафта этот аспект верховного божества становится отдельной ипостасью: «предстатель, или посланец темных и страшных сил «Черный человек» ведовства и Ньярлафотепа Некрономикона. Встречи именно с ним, с посланцем несмысленного демона-султана Азафота, так панически боится Джилман, начитанный в Некрономиконе, книге ужасающих тайн безумного араба Абдуль Альхазреда. Семантику этого названия уточняет соотнесение ее со сферой necronomic явления телепатии, или события-знамения будущего; в одном из старинных лексиконов определяется как «знаки, упадающие с небес на землю». Сам же безумный араб-чернокнижник, пророчествующий о безднах космоса и духа, представляется как бы темной ипостасью писателя, с дрожью отшатывающегося от края этих бездн.

Прочитанное Джилманом наяву материализуется в его снах, он из последних сил бьется над тем, чтобы отличить реальность яви от реальности сна: «…что, если бегство со снящегося во сне чердака приведет его попросту в снящийся во сне дом – искаженную проекцию того места, куда он стремился?» Страх, знакомый сновидцам, например, у Борхеса – пробудиться «не к бдению, а к предыдущему сну. А этот сон, в свою очередь, заключен в другом». Страшно же потому, что в этом коренится предузнавание:

Мы созданы из вещества
Того же, что наши сны.
И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь

А значит, стены, которые городит «эго», защищая «я-концепцию» от «распыляющих космических ветров» – «ибо опасно знать некоторые космические силы и тайны», «опасно слишком много видеть и слышать, чтобы не быть ослепленным и оглушенным», – не фиксированы и не абсолютны. «Сознание… может выйти из привычных границ и включить в себя те элементы глубокого бессознательного, о которых никто при обычных обстоятельствах и не подозревает». Страх наводит вечно маячащая за спиной «сознательного я» Тень, грозящая «сознательному я» одержанием. В тщетной попытке избавиться, «эго» отторгает Тень в виде проекции – Черного человека, посланца черного престола Абсолютного Хаоса, истолкователя и поводыря в мистическом странствии. Антиномичный по своей структуре, он оживает в подсознании Джилмана, выполняя свою функцию поводыря: «…он почувствовал, что в подсознании есть те углы (геометрические. – Н. Б. ), которые его наставят, впервые одного и без чьей-либо помощи, на дорогу в нормальный мир». О том же, видно, говорит Гамлет:

…нас безрассудство
иной раз выручает там,
где гибнет глубокий замысел;
то божество намерения наши
довершает, хотя бы ум
наметил и не так…

Но слишком наработан у Джилмана навык ума, чтобы его отношения с Тенью могли быть чем-то иным, кроме одержания. Заполонение сферы сознательного бессознательными содержаниями приводит к переживанию «смерти эго» – безжалостному разрушению всех связей в жизни человека.

Но даже если бы сознание могло, до некоторой степени, интегрировать «психическую» часть проекции, вместе с ней интегрировалась бы и «космическая» часть, поскольку то, что стоит между светом и тьмой, объединяя противоположные полюса, причастно каждой из сторон. А поскольку космос бесконечно огромней нас, то, скорее, мы будем поглощены его «безличным, нечеловеческим духом, единым». «В этих проекциях мы встречаемся с проявлениями “объективного” духа, истинным источником и началом (matrix ) психического опыта-переживания, самым подходящим символом для которого служит материя… этот объективный дух, который сегодня мы называем “бессознательным”: неподатливый, как материя, таинственный и ускользающий, он подчиняется законам, столь нечеловеческим или сверх-человеческим, что для нас они кажутся тягчайшим преступлением против человека» (К. Г. Юнг). Именно таким оказывается опыт «космического поглощения» для героев Лавкрафта: Рэндольф Картер, уйдя за Врата Серебряного Ключа, испытывает тотальную аннигиляцию «попадания на космическое дно», когда, миновав миры богов, входит в пустотный Абсолют. Движение его к запредельному («за Вратами») Первоначалу было попятным, возвратным – архаизацией, стремлением «к первоначальной нераскрытости и… простоте», к дезориентации мира; оно шло как разрушение его высокоорганизованной человеческой личности, концом такого пути только и может быть полная аннигиляция, распыление космическими вихрями.

В произведениях Лавкрафта, о которых в основном велась речь, этапы «мистического странствия» обозначены, может быть, наиболее полно. Однако и в других его вещах, и в «малых формах», и даже в незаконченных отрывках отражаются те или иные перипетии глубокой саморазведки (self-discovery ). В блестящей новелле «Сторонний» можно выделить как бы два сообщения – мифологическое, о раздельно-слитом существовании «этого» и «иного» миров; и психологическое, о прорыве в сознание бессознательных содержаний. Герой, живущий в абсолютном уединении некоего замка и не в силах более выносить одиночества, решается взойти на башню, которая возносится выше самых высоких деревьев, окружающих замок, в надежде сверху увидеть выход из леса. Добравшись до верхней площадки башни, он выходит из-под земли… на поверхность. Соответственно тому, что мир героя оказывается преисподним миром, он и сам – к вящему своему ужасу – оказывается выходцем с того света. Ощущение головокружительного ужаса и достигается в первую очередь этим неожиданным переключением позиций «верха» и «низа», вызывающим чувство, что земля уходит из-под ног. Кроме того, в свойственной Лавкрафту манере, повествование обрывается в самый момент катастрофы – герой, пораженный ужасом, оставлен лицом к лицу со своей темной половиной.

В рассказе «Краски из космоса» по-своему реализуется средневековое представление о нисходящем с неба и, следовательно, способствующем «возгонке» (сублимации, очищению) зелье. Это «луч или излучение некоей звезды, или ее отбросы, избытки, сбрасываемые на землю» (их также называют «звездный студень» и «ведьмино масло»; это студенистые водоросли, появляющиеся после затяжных дождей). С ним соседствует другое очистительное снадобье – медвяная роса, содержащая алкалоиды спорыньи и действующая, в том числе как психоделик. Соединяя в себе студенистость и способность порождать радужную игру красок, субстанция, занесенная из космоса, производит, однако, действие, прямо обратное очистительному.

У Лавкрафта, надо сказать, «средний человек», тот, кто лишь случайно оказывается затянутым в «смерчеобразное бурление» объективного духа, более чем счастлив бывает вернуться в уют садовой полоски, но отныне и впредь тревожат его сны – эти щели ада. В аду к тому же Лавкрафт не только открывает новые, после него ставшие частопосещаемыми, сайты, он вызывает на дневной свет и некоторых до него неизвестных обитателей преисподних земель – на банкете по поводу Последней битвы добра и зла в канун нового тысячелетия (не обязательно третьего), когда д-р Оустин прочитал свой доклад о Лавкрафте, – Безымянный Ужас, благоухая мускусом чревоземных, прохаживается об руку с натурщиком Пикмэна, в окружении Асмодея, Маски Красной Смерти, Гекаты и других канонических фигур. («Принеси мне голову Прекрасного принца» (1991), роман написан каноническими в свою очередь фигурами: Р. Желязны, new wave , и Робертом Шекли, mainstream ).

Сопричастным опыту Роберта Блейка («Наваждающий тьму») становится герой повести Ф. Лейбера «Мадонна тьмы» Франц Уэстен; и его завораживает холм, из окна виднеющийся вдали, в городском наволоке. Писатель и сам, да еще автор макабрических рассказов о сверхъестественном, он быстро схватывает литературные аллюзии, вплетающиеся в переживание им другой реальности. Следя в бинокль за таинственной фигурой, то появляющейся, то исчезающей на вершине холма, он называет ее «Затаившийся на верхушке», произведя бессознательную инверсию лавкрафтовского названия «затаившийся у порога» («верх» и «низ» во «внутреннем пространстве» легко меняются местами). Бессознательную – потому, что сознательную параллель проводит с рассказом «Наваждающий тьму».

Можно и дальше множить примеры того, что за самыми экстравагантными фантазиями Лавкрафта стоит «отдельная реальность»; можно говорить об архаичности его слога (даже в письмах он отдает предпочтение старинным грамматическим формам), который своим строем иногда напоминает строй библейских текстов, требующий известной повторяемости (если и считать его стиль данью лорду Дансейни, которым Лавкрафт восхищался, все же надо сказать, что писать «фантазии в манере Дансейни» он начал до того, как открыл для себя творчество ирландского мэтра). Но рассуждениями не дойти ни до какого места, указуя на которое, можно сказать – вот от чего объемлет душу испуг. Тут нужен опыт другого порядка.

Без ссылок в тексте упоминаются Д. Андреев, А. Ремизов, Н. Бердяев, Д. Жуковский, Ф. Сологуб, Тимоти Лири, Ст. Гроф, Х. Кортасар, К. Кастанеда, У. Шекспир.

Нина Бавина