Григорьев летом. Алкогений: Олег Григорьев. Последние годы жизни

Олег Евгеньевич Григорьев (1943-1992) – поэт и художник, яркий представитель ленинградского андеграунда, родился в эвакуации в Вологодской области. После войны с матерью и братом переехал в Ленинград. Рисовал с раннего детства, и должен был стать художником. Учился в художественной школе при Академии художеств, был исключён из неё в 1960 году с формулировкой «за формализм», на деле – за попытки отстоять свою индивидуальность. Со многими известными ныне художниками сохранил дружбу. Работал сторожем, кочегаром, дворником.
В 1961 году сочинил четверостишие «Я спросил электрика Петрова», ставшего широко известным «детским народным» стихотворением.
В 1971 году выпустил первую книжку детских стихов и рассказов под названием «Чудаки», ставшую популярной; по нескольким произведениям из неё («Гостеприимство», «Апельсин») были сделаны выпуски журнала «Ералаш». Многие его стихи вошли в питерский городской фольклор.
Его стихи отличаются афористичностью, парадоксальностью, элементами абсурда и чёрного юмора, из-за чего его часто ставят в один ряд с Хармсом и другими обэриутами. Однако от них Григорьев отличается большей непосредственностью, искренностью и детской ранимостью.
В начале 70-х был осуждён на два года «за тунеядство», отбывал наказание на принудительных работах – строительство комбината в Вологодской области. Был досрочно освобождён. В 1975 году принимал участие в известной выставке в ДК «Невский».
В 1981 году в Москву вышла вторая его детская книга «Витамин роста». Стихи из неё вызвали негодование у некоторых представителей «официальных» литературных кругов, и Григорьев не был принят в Союз писателей.
Следующая его книга, «Говорящий ворон», вышла уже в перестройку, в 1989 году. В том же году он получил вторую судимость («за дебош и сопротивление милиции») с условным сроком; многие поэты и писатели выступили тогда в его защиту. За полгода до смерти был принят в Союз писателей.
Умер 30 апреля 1992г. в Петербурге от прободения язвы желудка. Похоронен в Петербурге, на Волковском кладбище, а в доме на ул.Пушкинской, 10 открыта мемориальная доска с его именем.

Это очень обидно и несправедливо, но вполне вписывается в общую картину жизни Олега Григорьева - человека без определенного образования, места жительства, семейного положения и рода деятельности.


Пьем, пытаясь не упасть,
мы бутылка за бутылкой.
Есть хотим, да не попасть
ни во что дрожащей вилкой.

Олег Григорьев был, как говорится, талантлив во всем. Он учился в Академии художеств, свой хит про электрика Петрова сочинил еще в 16 лет, имел превосходный слух и отлично разбирался в классической музыке. Но из академии его отчислили за художества самодеятельного характера: «формализм», насмешливость и скандальность (сочинил издевательскую поэму «Евгений Онегин на целине» и периодически отказывался выполнять задания, которые казались ему бессмысленными).

Умение точно воспроизводить оперные арии никогда особенно не котировалось на рынке труда, а его хулиганские стишки об абсурдной советской действительности могли вызвать профессиональный интерес лишь у органов безопасности, но никак не у издателей. Единственным шансом для него было повторить финт своих прямых литературных предков - обэриутов Хармса, Олейникова и Введенского. Все они сочиняли стихи для детей и пусть зарабатывали хуже, чем писали, но на жизнь хватало.

Однако спрятаться, казалось бы, в тихой и уютной нише детской литературы не получилось. После выхода своей первой книжки «Чудаки» Григорьев, приняв участие в стихийно возникшей потасовке, оказался в суде и был обвинен не только в хулиганстве, но и в тунеядстве. С помощью этой же статьи десятью годами ранее советская власть «сделала биографию нашему рыжему» - Иосифу Бродскому. Но у Григорьева не нашлось авторитетных защитников, да и международная общественность как-то проморгала очередной случай нарушения прав творческого человека в «империи зла».

Григорьев посчитал, что «внутренняя эмиграция» - единственная возможность существования в СССР. Эмиграция эта подразумевала асоциальное поведение и запойный алкоголизм. Такую модель поведения в Союзе избрало немалое количество людей. Пьянство в интеллигентных кругах считалось занятием почтенным и оправданным. Были гениальные алкоголики: Высоцкий, Венедикт Ерофеев, - к ним народ относился с нежностью, пониманием и искренней любовью. Но и к их числу Григорьев не принадлежал. Его стихи радостно пересказывали друг другу, не особо задумываясь, как и где живет их автор.

Поэта отправили на два года в ссылку. Там он писал, как утверждают некоторые его знакомые, не только стихи, но и замечательную прозу, которая впоследствии загадочным образом пропала и не найдена до сих пор. Надежда обнаружить ее все еще остается: многие специально крали у Григорьева рукописи, потому что у него была дурная привычка забывать их у случайных собутыльников, которые, вероятно, пускали шедевры на козьи ножки.

Вторая детская книжка Григорьева, по легенде, случайно попала к внуку члена Политбюро. Отдыхавший после тяжелого дня дедушка был потревожен диким хохотом ребенка и поинтересовался его причиной, а услышав четверостишие:

Ну, как тебе на ветке? -
Спросила птица в клетке.
- На ветке как и в клетке,
Только прутья редки», -

схватился за сердце и телефонную трубку.

Григорьевым занялись начальники детской литературы Михалков и Алексин. Последовала разгромная статья в «Литгазете», и о вступлении в Союз писателей можно было не мечтать. Следующий сборник Григорьева для подрастающего поколения вышел только после начала перестройки, а в 80-х его стихи лишь изредка попадали в детские журналы: «Мурзилку» и «Веселые картинки».

Воспоминания о жизни Григорьева отличаются редким стилистическим единообразием: «В углу на матрасе ворочался кто-то непонятный. Бомжацкого вида мужик возил­ся со сломанным теликом. В квартире не было ничего - мебели, стульев, посуды. Сидели на полу. «Все пропил!» - бод­ро сообщил хозяин».

В 80-х поэт еще раз побывал на скамье подсудимых, затем оказался в психиатрической лечебнице. Составитель самой полной посмертной книги Григорьева Михаил Яснов заметил, что его судьба «типична для российского поэтического быта»: «Бедолага, пьяница, головная боль милиции и восторг кликушествующих алкашей. Почти бездомный, разбрасывающий стихи по своим временным пристанищам, он был человеком светлого ума… В трезвые минуты - обаятельный, умный, ироничный собеседник; в пьяные - чудовище, сжигающее свою жизнь и доводящее до исступления окружающих».

Но в своих стихах Григорьев «уловил и сформулировал накопившийся в обществе идиотизм, который на разных уровнях стал результатом тоталитарной государственной системы». А по мнению Евгения Евтушенко, «его стихи как исторические документы помогают понять, почему все-таки рухнул Советский Союз».

Последний конфликт с системой у Григорьева случился уже после его смерти. Он умер во время майских праздников, когда все его поклонники и знакомые были на митингах или на дачах. Тело Олега Григорьева пролежало в морге неделю. Его похоронили 8 мая 1992 года после отпевания в Спасо-Преображенской церкви, в которой когда-то отпевали Пушкина.

Гений против употребления

1943 - 1969 Появился на свет в 1943 году в Вологодской области. Вернувшийся с фронта раненым отец беспробудно пьет, и мать, утомившись от жизни с алкоголиком, решает уехать с детьми в Ленинград. В детстве Григорьев много рисует, но большинство его рисунков не сохранилось: каждый год во время навод­нения вода заливала подвальную комнату, где Олег жил с матерью и братом. После школы Григорьев поступает в Академию художеств, но вскоре его отчисляют. Работает сторожем, кочегаром, дворником. Пишет, пьет.

1970 - 1974 В 1971 году в издательстве «Детская литература» выходит первая книжка Григорьева - «Чудаки». Книжка становится популярной, по двум ее сюжетам сняли серии для «Ералаша». После случайной потасовки он попадает на скамью подсудимых, его обвиняют в тунеядстве и отправляют на два года в ссылку - на родину, в Вологодскую область. Там у него меньше возможностей злоупотреб­лять алкоголем, и в родном климате он вылечивается от полиартрита. Из ссылки он привозит новые стихи, загадочно пропавшую впоследствии прозу и огромную коллекцию северных бабочек, также впоследствии то ли пропитую, то ли украденную собутыльниками.

1975 - 1981 Григорьев работает кем попало: почталь­оном, разнорабочим в доке, прессовщиком на заводе, вахтером. Сочиняет стихи, но многие теряет, забывая рукописи у знакомых, собутыльников. В 1981 году выходит вторая книга Григорьева - «Витамин роста». Поэт попадает в жесточайшую опалу. Сергей Михалков и Анатолий Алексин делают все, чтобы уничтожить Григорьева как профессионального литератора.

1982 - 1988 Григорьев достигает в процессе саморазрушения совершенства: периодически живет в абсолютно пустой квартире: вся мебель пропита. В 1985-м композитор Леонид Десятников пишет одноактную оперу для детей «Витамин роста» по книге Григорьева.

1989 - 1992 В 1989-м выходит третья книга - «Говорящий ворон». В том же году за оскорбление участкового милиционера чуть не получает новый срок, но за него заступаются многие литературные деятели. Затем оказывается в психиатрической лечебнице, а его дочь - в детдоме. В начале 90-х Григорьев становится очень популярным, его принимают в ПЕН-клуб и в Союз писателей, но уже через полгода он умирает от прободения язвы желудка.

Родился в эвакуации в Вологодской области. Отец по возвращении с фронта запил, и мать (фармацевт) с двумя детьми переехала в Ленинград. В детстве жил в центре, неподалёку от Дворцовой площади, позже жил на Васильевском острове недалеко от Смоленского кладбища.

С раннего возраста увлекался рисованием. С 1956 по 1961 г. учился в СХШ при Институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина, в одном классе с Михаилом Шемякиным, с которым дружил. Закончил СХШ в 1961 году.

Как отмечает исследователь творчества Григорьева Михаил Яснов: «Он должен был стать художником, но, по его собственным словам, „не отстоял себя как живописца“. В начале шестидесятых Григорьева изгнали из художественной школы при Академии художеств. Изгнали за то, что рисовал не то и не так. За то, что был насмешлив и скандален. За то, что имел особый взгляд, улавливающий смешную и трагичную алогичность жизни».

О. Григорьев. Дружеский шарж Л. Каминского

В дальнейшем Григорьев работал сторожем, кочегаром, дворником. В 1961 году сочинил четверостишие «Я спросил электрика Петрова», ставшее известным «детским народным» стихотворением.

В 1971 году выпустил первую книжку детских стихов и рассказов под названием «Чудаки», ставшую популярной; по нескольким произведениям из неё («Гостеприимство», «Апельсин») были сделаны выпуски журнала «Ералаш». Многие его стихи вошли в питерский городской фольклор.

Его стихи отличаются афористичностью, парадоксальностью, элементами абсурда и чёрного юмора, из-за чего его часто ставят в один ряд с Даниилом Хармсом и другими обэриутами. Однако от них Григорьев отличается большей непосредственностью, искренностью и детской ранимостью.

В начале 1970-х был осуждён на два года «за тунеядство», отбывал наказание на принудительных работах - строительстве комбината в Вологодской области. Об этом периоде поэт отозвался в одном из своих стихов:

С бритой головою,
В форме полосатой,
Коммунизм я строю
Ломом и лопатой.

Был досрочно освобождён. В 1975 принимал участие в известной выставке в ДК «Невский».

В 1981 году в Москве вышла вторая его детская книга - «Витамин роста». Стихи из неё вызвали негодование у некоторых представителей официальных литературных кругов, в частности у Сергея Михалкова, и Григорьев не был принят в Союз писателей СССР. В июне того же года в «Комсомольской правде» была напечатана статья «В чём повинны воробьи?» (название отсылает к одному из его стихотворений, «Сазон»), подвергающая Григорьева наряду с двумя другими поэтами резкой критике.

В 1985 году Леонид Десятников написал одноактную классическую оперу для детей, для солистов и фортепиано «Витамин роста» по одноимённой поэме Олега Григорьева. В 1988 году по этой же поэме был снят одноименный мультфильм (реж. Василий Кафанов)

Следующая книга Григорьева, «Говорящий ворон», вышла уже в перестройку, в 1989 году. В том же году он получил вторую судимость («за дебош и сопротивление милиции») с условным сроком; многие поэты и писатели выступили тогда в его защиту. За полгода до смерти был принят в Союз писателей.

В Петербурге, в доме на Пушкинской ул., 10

Похоронен в Петербурге, на Волковском кладбище. Уже после его смерти вышло несколько красочно оформленных книг с его произведениями, в том числе в переводе на немецкий и на французский язык.

Издания Олега Григорьева

Григорьев О. Красная тетрадь. - СПб.: Красный матрос, 2012. - 152 с. - ISBN 978-5-438-60082-4.
Grigoriev, Oleg. Et alors? 12 petits contes sélectionnés et illustrés par Vitali Konstantinov et traduits par Marion Graf. - Genève: Editions La Joie de lire, 2010. - 32 c. - ISBN 978-2-88908-044-1
Григорьев О. Шли вперед - пришли назад. - М.: Азбука-классика, 2010. - 224 с. - ISBN 978-5-9985-0571-3.
Григорьев О. Стихи для детей. - М.: Самокат, 2010. - 80 с. - ISBN 978-5-91759-020-2.
Григорьев О. Чудной народ. - М.: АСТ, 2009. - 126 с. - ISBN 978-5-17-060131-8.
Григорьев О. Винохранитель. - М.: Вита Нова, 2008. - 580 с. - ISBN 978-5-93898-171-3.
Григорьев О. Птица в клетке. Стихи и проза. - СПб.: изд. Ивана Лимбаха, 1997, 2005, 2007, 2010, 2011.- 272 с

ISBN 978-5-89059-116-6.

Григорьев О. Чудаки и другие. Стихи. - СПб.: ДЕТГИЗ, 2006. - 127 с.
Григорьев О. Хулиганские стихи. - СПб.: Амфора, 2005. - 96 с. - ISBN 5-94278-855-3.
Григорьев О. Стихи для детей. - М.: Самокат, 2005. - 80 с. - ISBN 978-5-902326-38-0.
Grigorjew, Оleg. Ich hatte viele Bonbons mit … - Düsseldorf: Grupello Verlag, 1997. - 52 с. - ISBN 3-928234-60-9.
Григорьев О. Птица в клетке. Стихи и проза. - СПб.: изд. Ивана Лимбаха, 1997. - 270 с. - ISBN 5-89059-009-X
Григорьев О. Чудаки. - СПб.: Mitkilibris, 1994. Авторское повторение первой книги Олега Григорьева 1971 г. с послесловием В. Гусева и Е. Гусевой.
Григорьев О. Вся жизнь: Стихи. СПб.: Искусство-СПб, 1994.
Григорьев О. Стихи. Рисунки. - СПб.: Нотабене, 1993. - 239 с.
Григорьев О. Двустишия, четверостишия и многостишия. - СПб: Камера хранения, 1993. - 124 с.
Митьки и стихи Олега Григорьева: Альбом. - М.: ИМА-пресс, 1991.
Григорьев О. Стихи. Буклет. - М.: Прометей, 1990.
Григорьев О. Говорящий ворон. Стихи. - Л.: Детская литература, 1989. - 64 с.
Григорьев О. Витамин роста. - М.: Детская литература, 1981. - 64 с.
Григорьев О. Чудаки. - Л.: Детская литература, 1971. - 60 с.

Олег Евгеньевич Григорьев - поэт и художник, типичный представитель ленинградского андеграунда 20-го века. Родился он в 1943 году, во время эвакуации на территории Вологодской области. После окончания войны Олег Евгеньевич вместе с матерью и родным братом перебрался в город Ленинград.

Предыстория

Начинал будущий поэт свою творческую деятельность как художник. Олег Григорьев с детства любил рисовать и сперва хотел оставить свой след именно в этой сфере искусства. Поэтому он пошел учиться в художественную школу при Академии художеств в Ленинграде. Но впоследствии был исключен оттуда. Это произошло в 1960 году, причина исключения студента формулировалась как «формализм», на самом деле поводом можно назвать попытку будущего поэта отстоять свою индивидуальность. Также причинами называли то, что рисовал он не то и не так, был скандалистом с особым взглядом, улавливающим сатиристическую и трагичную сторону жизни, который многим не нравился.

Покинув Академию и расставшись со своей «художественной» мечтой, Олег Григорьев занимался совершенно разной, далекой от творчества деятельностью. В то время он работал сторожем, кочегаром, дворником.

Начало пути

Тем не менее человеком он был талантливым. А способности его не ограничивались рисованием. Стихи Олег Григорьев начал писать еще в 16 лет. Сочиняя свои произведения, он полностью вживался в роль, его инфантильность и чудаковатость побеждали, и именно с таким уклоном он всегда жил и писал.

В 1961 году поэт придумал четверостишие: «Я спросил электрика Петрова». Этот небольшой стишок стал широко известным и полюбившимся народным стихотворением.

У этого человека было удивительное умение. Поэт Олег Григорьев видел взрослых глазами детей и детей глазами взрослых, это и сделало его популярным и у тех и у других. Миниатюры из стихов с легкостью запоминались, а правдивость описанного абсурда еще больше привлекала советский народ.

Главное свойство стихов Олега Григорьева - ирония. В СССР она, мягко говоря, не поощрялась. Но без иронии смотреть новости по телевизору или читать советские газеты того времени было просто невозможно. Насмешливым отношением к современной реальности тогда были охвачены все, поэтому такая особенность поэзии Олега Григорьева оказалась народной и запоминающейся.

Издание первой книги поэта

В 1971 году вышла первая книга автора. Опубликовал в ней Олег Григорьев стихи и рассказы для детей. Книга носила название «Чудаки» и приобрела широкую известность и популярность у русского народа. По нескольким творениям из нее были даже сделаны выпуски популярного телевизионного журнала «Ералаш». Многие произведения из этого сборника стали частью питерского городского фольклора. Ирония в этой детской книге проявлялась гораздо мягче, стихи здесь довольно милые, смешные, иногда даже сердцещипательные.

Продолжение творческого пути

В начале 1970-х годов поэт был осужден на два года «за тунеядство». Наказание его состояло в принудительных работах по строительству комбината в Вологодской области, где он непосредственно его и отбывал. Но позже стихотворец был освобожден раньше срока.

В 1975 году Олег Григорьев принимал участие в широко известной для того времени выставке в ДК «Невский». Но даже этот успех не способствовал моральному возвышению автора. Он все равно продолжал и продолжал пить и все больше становился человеком, не совместимым не только с социальной жизнью общества, но и с ее бытовой стороной.

В 1981 году вышла в свет его вторая книга для детей - «Витамин роста». К сожалению, стихи из нее вызвали непонимание и возмущение некоторых важных представителей литературных кругов, благодаря чему Григорьев тогда не был принят в Союз писателей.

Следующая его книга - «Говорящий ворон» издана уже в новые для страны времена - во время Перестройки, в 1989 году. В этом же году он получил следующую судимость - «за дебош и сопротивление милиции», но за это ему был назначен Такое легкое наказание ему досталось, потому что многие коллеги высказались тогда в его защиту.

Последние годы жизни

Жизнь Олега Григорьева проходила довольно тяжело, в последние годы он был постоянно под действием алкоголя, как, впрочем, и на протяжении всего своего бытия.

В конце его жизненного пути все же произошло знаменательное событие для поэта - за полгода до смерти его, наконец, приняли в Союз писателей.

Умер Олег Евгеньевич Григорьев 30 апреля 1992 года. Причиной его ранней гибели послужило прободение язвы желудка. Похороны Олега Григорьева состоялись в Санкт-Петербурге, на В честь поэта в доме на улице Пушкинской, 10, в Северной столице открыта памятная с его именем.

Писал Олег Григорьев стихи, поистине отвечающие ироничному духу советского времени. По сей день многие восхищаются юмором и легкостью такой поэзии. Опубликовал Олег Григорьев книги при жизни в небольшом количестве, но они приобрели известность у публики и до сих пор издаются.

Когда умирает поэт, современники с мистическим страхом и тайным сладострастием перечитывают его стихи, ищут предзнаменования, а то и точные описания предчувствуемой смерти. Ищут и находят даже в строках, которые при жизни автора смешили до слез. И оказывается, что ничего смешного-то и не было, а была невыносимая легкость такого хрупкого бытия.

Стою и внимаю с ужасом:
В какую оргию втянут я.
Ведьмы терзают меня и кружатся,
Открылась рана полузатянутая.
Надо бы рану перевязать
И «Скорую помощь» вызвать.
Кончили ведьмы меня терзать,
Принялись кровь зализывать.

Так все и получилось в реальности, в ночь на 1 мая, Вальпургиеву ночь ведьминского шабаша. В мастерской на Пушкинской улице, на очередном застолье, открылось желудочное кровотечение. «Скорую» вызвали, но даже врачи в больнице помочь не успели. В Петербурге умер поэт и художник Олег Григорьев.

Смерть прекрасна и так же легка,
Как вылет из куколки мотылька.

Олегу Григорьеву было 48 лет, и по возрасту он вроде бы успевал в «шестидесятники», но на самом деле существовал, как существует Алексей Хвостенко, вне любого поколения. И любили его все, независимо от возраста. Любили другие «шестидесятники» за то, чего не хватало им самим: легкости, беззаботности, детскости, отрешенности от поколенческих разборок. Любили и считали своим, иллюстрировали его стихи художники-«митьки». Григорьев, конечно же, был настоящим митьком, который никого не хочет победить, всегда страдает, но на жизнь не в обиде.

Крест свой один не сдержал бы я,
Нести помогают пинками друзья.
Ходить же по водам и по небесам —
И то и другое умею я сам.

Его любили и считали учителем панки и рокеры 80-х, которым был близок знаменитый черный юмор Григорьева, адекватный панк лозунгу «ноу фьюча», «никакого будущего».

Девочка красивая
В кустах лежит нагой.
Другой бы изнасиловал,
А я лишь пнул ногой.

Его любили советские дети, выросшие и растущие на его стихах, хотя за 25 лет вышли только три книжечки поэта: «Чудаки» (1971), «Витамин роста» (1980, эту книгу Сергей Михалков объявил для детей «вредной») и «Говорящий ворон» (1989). Вы, наверное, все помните:

— Яму копал?
— Копал.
— В яму упал?
— Упал.
— В яме сидишь?
— Сижу…

И, как ни напыщенно звучат эти слова, Олега Григорьева, не догадываясь о том, любил советский народ. Его четверостишия гуляли по школам и казармам, институтам и заводам как анонимные фольклорные произведения.

Я спросил электрика Петрова:
Для чего ты намотал на шею провод?
Петров мне ничего не отвечает,
Висит и только ботами качает.

Чернушные строки о повесившемся электрике стали такой же эмблемой подпольного кинизма зрелого застоя, как и проза Венички Ерофеева, «Максим и Федор» Владимира Шинкарева или рок-миннезанг Майка Науменко. Умер Веничка, умер Майк, умер Олег Григорьев. В 1960-м его выгнали из Средней Художественной школы, как выгнали оттуда за «формализм» и неуспеваемость многих талантливейших художников от Александра Арефьева до Геннадия Сотникова. В начале 1970-х Григорьева посадили в первый раз, на два с половиной года отправив «на химию».

С бритой головою,
В форме полосатой
Коммунизм я строю
Ломом и лопатой.

В конце 1989-го, в разгар перестройки его посадили снова, обвинив в нападении на участкового. Надо было видеть рядом здоровенного милиционера, поспешившего зафиксировать у врача следы ногтей на щеке, и низенького, тщедушного, больного Григорьева. После полугодового заключения в «Крестах», выставки митьков «Сто картин в защиту Олега Григорьева», после сбора подписей среди деятелей культуры и условного приговора он оказался на свободе, и дай Бог, чтобы это был последний в России суд над поэтом. За что сажали? За неприспособленность к полицейско-коммунальному быту, за нестандартность и свободу, что на официальном языке именовалось злостным хулиганством.

Разбил в туалете сосуд —
Соседи подали в суд.
Справа винтовка, слева винтовка,
Я себя чувствую как-то неловко.

А пресловутое столкновение с участковым Григорьев тоже описал заранее, словно знал наперед все свое будущее от похмельных мелочей до страшного конца.

Ем я восточные сласти,
Сижу на лавке, пью кефир.
Подошел представитель власти,
Вынул антенну, вышел в эфир.
— Сидоров, Сидоров, — я Бровкин,
Подъезжайте к Садовой, семь.
Тут алкоголик с поллитровкой;
Скоро вырубится совсем.
Я встал и бутылкой кефира
Отрубил его от эфира.

Киник, дзэн-буддист или мудрый пьяница — неважно, как называть его. Он создал свой жанр афористичного, парадоксального, псевдонаивногостихотворения, восходящего и к частушке, и к хокку.

Окошко, стол, скамья, костыль.
Селедка, хлеб, стакан, бутыль.

Если верить стихам, он не боялся смерти, беседовал с ней и вглядывался в нее с интересом босоногого философа.

Залез на столб я смоляной
Со страшным знаком смерти…
Коснулся проводов рукой…
И ничего, поверьте!

Он писал вроде бы о пустяках, о застолье, об ушедшей жене, об участковом, о соседях, высыпавших в чужой суп пачку соли. Но в кухню Григорьева залетал гений, которого он ловил сачком и отрывал крылышки: «Теперь мы с гением братья». А у веселых человечков оказывалась содранной кожа.

В окне стоит человечек
И от боли корчит рожу.
А может, за ним другой человечек
Снимает с этого кожу.

Его стихотворения настолько самодостаточны, что все рассуждения просто неуместны. В самом деле,

Жили мы тесным кругом.
Стоя на двух ногах,
То, что хотели сказать друг другу,
Было выколото на руках.

Так и стихи Олега Григорьева — не сонеты и не хокку, а татуировки на теле времени, граффити на заборе. Да будет земля ему пухом.