Мозг армии скачать в word том 2
В искусствах практических не следует гнать слишком вверх цветы и листья теории, но держать их поближе почвы опыта. Клаузевиц – «Война», т. 1, стр. XVI.Введение
Мировая война и ее влияние на жизнь общества и военное дело. – Современный характер войны и подготовки к ней. – Цель труда – исследование деятельности генерального штаба. – Генеральный штаб и критика. – Рост значения генерального штаба перед мировой войной. – Мировая война и генеральный штаб. – Необходимость существования генерального штаба. – Метод работы – путь исторический. – Выбор исторического объекта исследования. – Необходимость выбора примера из мировой войны. – Причины, побудившие остановиться на исследовании австро-венгерского генерального штаба. – Конрад и его труд: «Из моей службы в 1914-1918 г.г.». – Его оценка в нашей литературе. – Трудности предпринятой работы.
«Великие войны подобны землетрясению. Многие из явлений войны легко понять тем, которые были очевидцами того разрушения, которое продолжается в течение нескольких лет на пространстве, подвергшемся землетрясению… После великих войн, как и после землетрясения, содрогается конвульсивно весь мир, все политические системы, все человеческие представления» – к таким выводам приходит буржуазный пацифист Нидти.
Это пережитое «землетрясение», к сожалению, еще не разрушило до основания мировое капиталистическое хозяйство, не лишили империализм его удушающих человечество объятий Анаконды.
Ныне так же, как в 1914 году, мы находимся на пороге грядущих войн, и нам предстоит пережить еще не одну, может быть, «конвульсию» империализма, пока о нем не будут говорить лишь одни историки, как о существовавшей когда-то системе общественных отношений.
Подобные «землетрясения», однако, не проходят бесследно для человечества, и, как результат их, мы вошли в эпоху новых общественных отношений, в ряд новых «представлений» во всех областях жизни, не исключая, конечно, и области военной.
Всем известны следствия мировой войны для военного дела, и здесь было бы, пожалуй, излишним доказывать, что ныне нужно пристально пересмотреть твердо, было, установившиеся основы военной системы перед империалистической войной, подойти к ним критически и искать новых форм для жизненности этой системы.
Так как, по словам Плеханова, «каждой ступени в развитии производительных сил соответствует своя система вооружения, своя военная техника, своя дипломатия, свое международное право», то вполне естественен и даже необходим пересмотр всей военной системы под углом зрения новых отношений, складывающихся в современном нам обществе.
Мировая встряска выявила громадное значение техники в военном деле, но одновременно показала, что на сцену истории выдвигается и новый боец.
Являясь представителем и защитником нового революционного пролетариата, берущего власть в своп руки, «новый боец» отметает старые неподвижные формы военной системы и требует новых, способных ответить тем общественным отношениям, каковые складываются ныне на поверхности земного шара.
Мы уже отметили, что предстоит ряд войн, войн ожесточенных, ибо те противоречия, которые существуют между капиталистической формой мирового хозяйства и нарождающейся новой экономической структурой, настолько велики, что без больших жертв и борьбы не обойтись. Буржуазия не дремлет, и в различных лабораториях, мастерских сидят современные алхимики, ищущие не жизненного эликсира, а изощряющие свои мозги над открытием веществ и орудий, направленных к уничтожению человечества.
Война усложнилась, война – этот былой рыцарский поединок, ныне не является таким простым и деликатным видом общественных отношений. Ныне, более чем когда-либо, по словам Клаузевица «война не забава, война не игра, не риск на выигрыш; не дело свободного вдохновения. Война серьезное средство для достижения важных целей».
Не нужно, следовательно, доказывать, что готовиться к такому виду общественных отношений надо серьезно, с полным напряжением сил и средств всей страны. «Войну нельзя вести, – говорит Бернгарди в своей книге «О войне будущего», – как играют в разбойники или солдатики. Она потребует от всего народа напряжения, длящегося годами, никогда не ослабевающего, если хотят завершить войну победоносно».
Думается, что, готовясь к войне, никто не полагает завершить ее собственным поражением. Предвидя такой результат войны, лучше ее и не начинать, лучше не переживать эту «драму ужасающую и захватывающую». Но раз эта драма неотвратима, – к ней нужно быть готовым, выступить с полным знанием своей роли, вложить в нее все свое существо, и только тогда можно рассчитывать на успех, на решительную победу, а не на жалкие лавры Версальского договора, расползающегося ныне по всем швам.
Мы не будем далее доказывать необходимость серьезной подготовки к войне, так как это известно и без нас.
Нашей задачей является рассмотрение деятельности той военной системы, какая должна соответствовать новым отношениям общества, складывающимся вследствие современного развития производительных сил. Однако, должны предупредить, что такая широкая задача была бы для нас не по плечу, и, дабы не вводить в заблуждение открывающего эту книгу, заранее оговоримся, что читатель не найдет здесь исчерпывающих ответов на все вопросы, связанные с современной военной системой.
Нашим скромным желанием является лишь стремление попробовать свои силы в освещении деятельности того организма, который управляет военной системой, связывает ее с остальными видами государственной машины, дает ей жизнь, вдохновляет и ведет ее к победам или поражениям.
Иными словами мы намерены развернуть перед читателем жизнь того аппарата военной системы, который уже давно именовался генеральным штабом, да и ныне не потерял еще этого названия.
Вопрос не новый. Немало страниц исписано по нему как до империалистической войны, так и после нее. Но в то же время вопрос и жгучий для современной нам действительности.
О значении генерального штаба для военной системы много говорить не приходится – ему издавна уже дано наименование «мозга армии»). Правильно или ошибочно такое определение генерального штаба – мы пока разбирать не будем, а берем то, что оставлено нам в наследство.
Как то и приличествует «мозгу армии», генеральный штаб до мировой войны являлся вдохновителем всей военной системы того иди иного государства. Влияние его во всех армиях было почти неограниченно, и перед словом «генеральный штаб» останавливалась с почтением не одна седая, убеленная опытом голова, боязливо поднималась и на первых же строках обрывалась рука критика. Даже после революции, появившийся труд Лемке «250 дней в царской ставке» был встречен как «суд над генеральным штабом». Высокое учреждение давило своим авторитетом даже после смерти и, несмотря на то, что порою центры этого «мозга» были расшатаны, если почти не парализованы, не замечая того, что вещество давно уже разлагалось, – «мозг» продолжал еще существовать в черепной коробке военной системы – генеральный штаб считался неприкосновенным. Доступ «непосвященным» в это учреждение был затруднен, и, как известно, русский генеральный штаб получил даже в обыденной жизни наименование «черного духовенства». Там, «за монастырской стеной» друиды с белыми аксельбантами творили стратегию, готовили государство к войне, ковали инструмент, именуемый армией, к сожалению, не всюду оказавшийся годным для действительной обстановки. Да не подумает читатель, что мы хотим сказать, что генеральный штаб в большинстве государств играл «в разбойники» иди «солдатики». Нет, мы далеки от таких наветов и должны отдать должное каждому «мозгу» по его заслугам.
Мы не собираемся писать историю генерального штаба, даже больше, – не рискуем этого делать, ибо читатель найдет по этому поводу классические труды, а не наши бледные наброски. Из трудов классиков известно, что компетенция генерального штаба должна захватывать лишь армию. Однако, истинная природа войны постепенно расширяла круг его деятельности, и перед мировой войной мы уже считаемся с фактом, когда «мозг армии» выявил стремление вылезть из черепной коробки армии и переместиться в голову всего государственного организма.
Что это так, – мы впоследствии докажем, а пока попросим читателя поверить нам на слово. Империалистические тенденции оказались свойственны и «Мозгу армии». Для него уже тесна была его коробка и его вещество расползалось по остальным государственным организмам, видя в них нечто вроде «Марокко» или «Малой Азии». Политика колониальных захватов оказалась заманчивой не только для среды государственных учреждений и верховной власти, но и для генерального штаба.
Генеральный штаб гремел всюду, внося за собой, конечно, милитаризм и маринизм, все более и более давя население тяжестью налогов в прославление кровожадного бога войны, непрерывно и систематично пугая всеми ужасами последней. Нам скажут, что это была его обязанность; может быть, и неприятная – не будем возражать, ибо и сами занимались этим ремеслом. Мы хотим только отметить: в праве ли был генеральный штаб стремиться стать «мозгом государства»? Не уклонился ли он от своих «прямых» обязанностей и не занял ли несвойственное ему положение? Ответ на это попробуем искать ниже – в истории.
Так или иначе, но 1914 год поставил генеральный штаб большинства государств перед серьезным экзаменом и заставил перейти от области подготовки войны к ее ведению. Четырехлетний период взаимоистребления под непосредственным руководством генеральных штабов привел к перекройке карты не только Европы но и остальных частей света. С Версальским миром, и рядом других мирных трактатов, на сцене показались побежденные и победители, и в их рядах, конечно, соответствующие генеральные штабы.
«Величайшая судорога» захватила и голову военной системы, в частности се «мозг» – генеральный штаб. Справедливо или нет – вопрос подлежит особому освещению, – гнев победителей обрушился на последний. Как известно, в порыве негодования версальские победители в число виновников мировой катастрофы включили и германский генеральный штаб, вынося суровый приговор об его вечном изничтожении. Блестящий германский генеральный штаб – этот образец для всех подобных ему штабов, этот военный кумир мирного времени, оказался не только сброшенным со своего пьедестала, но обращен в небытие.
Следом за германским генеральным штабом сошел со сцены и австро-венгерский.
Так поступлено было с побежденными, но землетрясение периода империалистической войны оставило следы и на головах победителей. Уже в течение самой войны генеральные штабы армий Антанты были взяты под контроль, а с окончанием военных действий ряд реформ выпал и на их долю.
Здесь пока не место вдаваться в подробные рассуждения по этому вопросу, мы вернемся к нему еще впоследствии, а сейчас для нас важно констатировать, что развитие производительных сил наших дней оказало влияние и на генеральный штаб.
Империалистическая война, повлекшая за собой переоценку всех былых ценностей, вынудила пересмотреть роль и существо даже такого высокоавторитетного учреждения, как генеральный штаб, и определить его место в военной системе государства, а равно и его задачи в подготовке государства к войне.
Побежденным странам, за которыми все же, правда, в минимальных размерах, признано право на оборону, победители запретили иметь генеральный штаб, как орган управления армией. Иными словами, считается возможным в современных условиях обороны обходиться без генерального штаба, заставляя армию иметь «мозг» в каком-то другом органе. Насколько это выполнимо и мыслимо для наших дней и не ведет ли это к существованию «скрытого» генерального штаба – это неразрешенный еще вопрос. Невидимому, ч жизненность его не верят даже сами инициаторы этого параграфа мирного договора, заключенного в Версале, а тем более те, которые обязаны были подчиниться силе дипломатии Антанты.
Мы гораздо умереннее в своих требованиях и спокойнее в выводах, чем сидевшие за столом в Версале высокорожденные и вылощенные, но в то же время охваченные садизмом пыток дипломаты высококультурных и цивилизованных стран Запада, по отношению к признавшим свое поражение армиям центральных государств Европы. Мы более скромны и не требуем уничтожения «мозга армии», хотя бы армии и побежденной, признавая, что без этого мозга никакая армия жить не может. Не будем спорить о названии, но считаем, что под тем или иным наименованием генеральный штаб, как орган управления, существовать должен.
Доказывать справедливость этого положения составляет одну из задач нашего труда. Мы говорим – одну, так как далее намерены выявить, что же в условиях наших дней должен представлять собою «мозг армии», какое место он должен занять, с одной стороны, в системе управления государством, а с другой, в самой военной системе и, наконец, как должна протекать его работа.
Как видно, рамки нашего труда достаточно широки и, пожалуй, могут оказаться нам не по силам. Боимся, что не выполним того, что намечаем; ужасаемся возможности занестись в своих мечтаниях выше, чем то дано нам познаниями, силами, временем и опытностью, но все же прикосновение наше к работе генерального штаба окрыляет надеждой в достаточной мере справиться с поставленной задачей.
Нас обуревает гордая мысль, что наше перо внесет свою малую долю в освещение этого вопроса большой важности и что раскрывший нашу книгу не потеряет зря времени, прослушав повествование о генеральном штабе.
Но на этом не кончаются наши колебания. Мы подходим к выбору способа изложения наших мыслей, к выбору того пути, идя которым могли бы с большей ясностью и поучительностью изложить перед читателем наши мысли о современном генеральном штабе.
Перед нами две дороги – путь теоретический и путь исторического исследования. Не будем скрывать, что к первому мы никогда не были особенно склонны и всегда стремились вращаться в мире действительном, поближе к жизни, стараясь избежать «философических» рассуждений. Так думаем поступить и ныне, пригласив читателя последовать за нами по пути историческому.
Полагаем, что не нужно доказывать всю полезность и необходимость изучения того или иного вопроса в военном деле путем исторических примеров. Клаузевиц говорит, что «гораздо более была бы заслуга того, кто сумел бы учить ведению войны путем одних только исторических примеров» и «пусть тот, кто чувствует влечение взяться за это, снарядит себя на это доброе дело, как на дальнее странствие».
Что история является наилучшей наставницей в делах практических, а к таковым всецело относится военное дело, не подлежит особому оспариванию, и мы бы посчитали преступлением отнимать у читателя время, если бы стали доказывать это.
Мы хотим договориться о другом, а именно – о самом способе использования военной истории в нашем труде. Выше сказано, сколь мало склонности у нас к «философическим» рассуждениям, а потому мы будем вполне последовательными, если отринем мысль использовать военно-исторические примеры лишь как доказательство выдвигаемых нами теоретических положений.
Наше стремление направлено к познанию жизни так, как она складывается в действительности. Мы намерены на конкретном историческом примере проследить жизнь «мозга армии» и из нее сделать нужные нам выводы и поучения для наших дней. Иными словами, обращаемся к так называемому прикладному методу изучения военного дела.
Считаем необходимым пояснить, что мы не намерены останавливаться на конкретном разборе выбранного нами исторического примера без ввода поправок за современность, так как это было бы лишь военно-историческое исследование, но отнюдь не нужное нам прикладное исследование.
Даже пример из ближайшего пережитого нами опыта не может служить непреложным образцом для будущего.
«Каждая война представляется в виде неизвестного моря, полного подводных скал и камней», поучает Клаузевиц и, конечно, для практических выводов о будущей войне нельзя ограничиваться одним истолкованием конкретных примеров, хотя бы из прошедшей только войны, без учета современных условий жизни.
Тот же Клаузевиц советует нам брать примеры из истории близкой нам эпохи, а Мольтке говорит: «Нельзя оставлять без внимания опыт прежних войн, но необходимо помнить, что он не может служить масштабом для настоящего времени. От этих войн отделяют десятилетия и даже столетия, в течение которых изменилась как политическая, так и стратегическая обстановка… Поэтому, чтобы достигнуть желательного результата, остается единственное средство, именно – стараться предвидеть ход будущих событий и вникать в современную обстановку».
Это указание нами будет учитываться в процессе нашей работы и нашим искренним стремлением будет неуклонно следовать по этому пути.
Таким образом, мы становимся перед выбором того историческою примера, который намерены подвергнуть оперированию с целью изучения.
Здесь, как уже выше было отмечено, желательно, с одной стороны, проследить «мозг армии», функциональная деятельность которого достаточно полно описана, а с другой, чтобы этот «мозг» был более или менее близок нам по времени, так как известной исторической эпохе соответствует и мышление этих мозгов. Чем древнее эпоха истории, тем менее полезно будет для нас изучение живших в ней мозгов.
Однако, нужно признать, что в ближайших нам исторических временах мы не найдем подробного описания работы генерального штаба. Это указывает нам на необходимость обратиться к эпохе Мольтке, но как бы она ни подкупала нас по своему подробному освещению, мы все же должны констатировать, что для нашего времени эпоха Мольтке) по его же словам, «не может служить масштабом для настоящего времени». Совсем не хотим сказать, что она мало полезна – нет, эпоха Мольтке еще не потеряла своей свежести, но современное нам развитие производительных сил таково, что Германия времен Мольтке в значительной степени поотстала от жизни наших дней.
Поэтому желательно обратиться к более близкой нам исторической эпохе, и таковой, конечно, будет пережитая империалистическая война, от начала которой нас отделяет уже двенадцать лет. Исследованием исторического примера из опыта мировой войны мы и должны заняться, дабы не вступить на путь отживших или ошибочных выводов. К этой войне генеральные штабы армий Европы усиленно готовились, десятилетиями ковали оружие и готовили инструмент-армию, и в ней же (в войне) генеральные штабы испытали и сладость победы, и горечь поражений, а некоторые нашли и свою смерть.
Двенадцать лет от начала мировой войны – еще небольшой промежуток времени, чтобы можно было получить достаточно полную историю войны, «историю различных органов управления и, в частности, историю генерального штаба. «Официальные истории» войны только еще начали выходить своими первыми томами, и еще далеко то время) когда по ним можно будет с достаточной полнотой исследовать историю генерального штаба. Архивы различных армий еще таят много драгоценного материала, и когда он будет раскрыт для широкого изучения – это сказать трудно. Живые свидетели гигантской работы в подготовке «величайшей судороги» Европы частично раскрывают в мемуарах тайники своей души, побуждаемые различными к тому причинами, – или самооправданием, или самовосхвалением и редко от чистого сердца. Многие деятели уже сошли с жизненной сцены, унося с собой и все обоснования своих подвигов или промахов. Историку остается лишь разбираться в оставленных ими манускриптах и строить догадки и предположения о тех страстях и волнениях, кои обуревали авторов момент фиксации на бумаге их предположений и указаний.
В частности, в опубликование документов из истории генеральных штабов вторгаются еще некоторые привходящие данные. Как бы ни была решительна мировая схватка 1914-18 годов, многие работы бывших генеральных штабов еще не потеряли своего актуального значения для наших дней, а потому и не опубликовываются участвовавшими в войне государствами. Мы указывали выше, что грядущее сулит нам войны) предвидение которых заставляет многие генеральные штабы быть сдержанными в опубликовании своих работ не только в идейной их части, но даже в исполнительной. За примером такой сдержанности ходить далеко не приходится. Достаточно указать, что в то время, как германский генеральный штаб задолго до мировой войны опубликовал работы Мольтке по войне 1870 года, не боясь раскрыть все его планы и предположения и даже детали работы на Западе Европы, тот же генеральный штаб хранил молчание о работах своего начальника по разработке плана войны с Россией. Во всей опубликованной переписке мы находим лишь краткое упоминание, что в 1860 году Мольтке работал над мемуарами о развертывании прусской армии в случае войны с Россией. Только впервые в 1920 году, т.е. спустя 60 лет, труд Куля – «Германский генеральный штаб» пролил некоторый свет на предположения Мольтке и других начальников генеральных штабов по плану войны с Россией.
Так было раньше, так оно происходит и ныне. Большинство генеральных штабов, участвовавших в мировой войне, хранят обет молчания и лишь побежденные, в порыве злобы и самооправдания, приподнимают завесу над тем, что делалось «за монастырской стеной».
Стертый Версальским договором с лица земли германский генеральный штаб в целях самооправдания частично публикует свою деятельность, но цельного и связного труда, кроме книги Куля о работе генерального штаба в период подготовки к мировой войне, мы не найдем. Что же касается труда Куля, то мудрый генерал в беллетристической форме пытается обрисовать нам деятельность «мозга армии», не раскрывая однако, вполне его функциональной работы. С тенденцией самооправдания перед нами проходит в труде Куля деятельность генерального штаба, набросанная одними мазками, получить из которых конкретные выводы о достоинствах работы германского генерального штаба рассчитывать не приходится. Непосвященный в работу генерального штаба в мирное время может поверить в подлинность тех методов, какими она, по описанию. Куля, велась в штабе Вильгельма, но сведущий в этой работе покачает только годовой и скажет: «Генерал, честнее было совсем не писать, чем рассказывать вымыслы». Только сопоставлением трудов других, 6олее откровенных сотоварищей Куля по мундиру, можно дополнить его описание работы германского генерального штаба.
Частично опубликованные документы работы германского генерального штаба перед мировой войной, история войны «Рейхсархива» и отрывки из мемуаров бывших деятелей, к сожалению, не дают нам возможности взять основным примером для изучения работу германского генерального штаба – этого высокоценного образца подобных учреждений.
Его счастливый противник – французский генеральный штаб, точно также молчит о своей работе перед мировой войной, и если его деятельность за этот период порою освещается, то лишь отрывочно, эпизодически, сравнительно мало документально и главным образом с критической стороны. Мы не намерены основывать свои суждения на безоговорочном согласии с теми или другими выводами критиков, нас тянет подойти поближе к подлинным документам и самому попытать свои силы в критическом анализе.
Аналогичную позицию с французским генеральным штабом занимает его союзник – английский генеральный штаб.
Что касается русского генерального штаба, то, не скроем, какой это благодарный пример для практического изучения военного дела. Нас сильно прельщает мысль углубиться по первоисточникам в изучение работы этого былого учреждения отошедшей в вечность военной системы.
Но, к сожалению, на это у нас нет времени. Практическая деятельность, С коей мы связаны, ограничивает нас в свободном использовании архивных материалов. Кроме того, мы питаем большую надежду и уверенность, что эту работу проделают за нас старшие по службе в бывшем генеральном штабе лица, к тому же непосредственно проходившие ее в главном управлении генерального штаба, составляя часть мозгового вещества бывшей старой армии. Наша же служба в бывшем генеральном штабе проходила на периферии, заключаясь лишь в передаче непосредственно в войска замыслов русского генерального штаба. Дать истинную, неприкрашенную историю русского генерального штаба – должно быть поставлено себе задачей его бывшими старшими представителями, работающими ныне в Красной армии, дабы последняя, познав все ошибки и промахи сошедшего в могилу генерального штаба старой армии, не повторила их, а, наоборот, учла для своего победоносного развития на мировой арене борьбы.
Частично такая работа уже выполнена Зайончковским в его труде «Подготовка России к мировой войне».
Мы пока еще ничего не сказали о другом покойнике – об австро-венгерском генеральном штабе, и сделали это отнюдь не по забывчивости, а из желания обрадовать немного нашего читателя. Если некоторые из покойников, как, например, германский генеральный штаб, питают надежду «снова пробудиться», то коллега германского генерального штаба, павший вместе с ним – австро-венгерский генеральный штаб, невидимому, потерял всякие виды когда-либо возродиться, как особое учреждение бывшей когда-то армии империи Габсбургов. Мировая война навсегда стерла с карты Европы это давно отжившее государственное образование, и каждому здравомыслящему человеку не приходится думать ни о былой Австро-Венгрии, ни о былой се армии, а тем более о генеральном штабе последней.
Борис Шапошников
Мозг армии
В искусствах практических не следует гнать слишком вверх цветы и листья теории, но держать их поближе почвы опыта. Клаузевиц – «Война», т. 1, стр. XVI.
Введение
Мировая война и ее влияние на жизнь общества и военное дело. – Современный характер войны и подготовки к ней. – Цель труда – исследование деятельности генерального штаба. – Генеральный штаб и критика. – Рост значения генерального штаба перед мировой войной. – Мировая война и генеральный штаб. – Необходимость существования генерального штаба. – Метод работы – путь исторический. – Выбор исторического объекта исследования. – Необходимость выбора примера из мировой войны. – Причины, побудившие остановиться на исследовании австро-венгерского генерального штаба. – Конрад и его труд: «Из моей службы в 1914-1918 г.г.». – Его оценка в нашей литературе. – Трудности предпринятой работы.
«Великие войны подобны землетрясению. Многие из явлений войны легко понять тем, которые были очевидцами того разрушения, которое продолжается в течение нескольких лет на пространстве, подвергшемся землетрясению… После великих войн, как и после землетрясения, содрогается конвульсивно весь мир, все политические системы, все человеческие представления» – к таким выводам приходит буржуазный пацифист Нидти.
Это пережитое «землетрясение», к сожалению, еще не разрушило до основания мировое капиталистическое хозяйство, не лишили империализм его удушающих человечество объятий Анаконды.
Ныне так же, как в 1914 году, мы находимся на пороге грядущих войн, и нам предстоит пережить еще не одну, может быть, «конвульсию» империализма, пока о нем не будут говорить лишь одни историки, как о существовавшей когда-то системе общественных отношений.
Подобные «землетрясения», однако, не проходят бесследно для человечества, и, как результат их, мы вошли в эпоху новых общественных отношений, в ряд новых «представлений» во всех областях жизни, не исключая, конечно, и области военной.
Всем известны следствия мировой войны для военного дела, и здесь было бы, пожалуй, излишним доказывать, что ныне нужно пристально пересмотреть твердо, было, установившиеся основы военной системы перед империалистической войной, подойти к ним критически и искать новых форм для жизненности этой системы.
Так как, по словам Плеханова, «каждой ступени в развитии производительных сил соответствует своя система вооружения, своя военная техника, своя дипломатия, свое международное право», то вполне естественен и даже необходим пересмотр всей военной системы под углом зрения новых отношений, складывающихся в современном нам обществе.
Мировая встряска выявила громадное значение техники в военном деле, но одновременно показала, что на сцену истории выдвигается и новый боец.
Являясь представителем и защитником нового революционного пролетариата, берущего власть в своп руки, «новый боец» отметает старые неподвижные формы военной системы и требует новых, способных ответить тем общественным отношениям, каковые складываются ныне на поверхности земного шара.
Мы уже отметили, что предстоит ряд войн, войн ожесточенных, ибо те противоречия, которые существуют между капиталистической формой мирового хозяйства и нарождающейся новой экономической структурой, настолько велики, что без больших жертв и борьбы не обойтись. Буржуазия не дремлет, и в различных лабораториях, мастерских сидят современные алхимики, ищущие не жизненного эликсира, а изощряющие свои мозги над открытием веществ и орудий, направленных к уничтожению человечества.
Война усложнилась, война – этот былой рыцарский поединок, ныне не является таким простым и деликатным видом общественных отношений. Ныне, более чем когда-либо, по словам Клаузевица «война не забава, война не игра, не риск на выигрыш; не дело свободного вдохновения. Война серьезное средство для достижения важных целей».
Не нужно, следовательно, доказывать, что готовиться к такому виду общественных отношений надо серьезно, с полным напряжением сил и средств всей страны. «Войну нельзя вести, – говорит Бернгарди в своей книге «О войне будущего», – как играют в разбойники или солдатики. Она потребует от всего народа напряжения, длящегося годами, никогда не ослабевающего, если хотят завершить войну победоносно».
Думается, что, готовясь к войне, никто не полагает завершить ее собственным поражением. Предвидя такой результат войны, лучше ее и не начинать, лучше не переживать эту «драму ужасающую и захватывающую». Но раз эта драма неотвратима, – к ней нужно быть готовым, выступить с полным знанием своей роли, вложить в нее все свое существо, и только тогда можно рассчитывать на успех, на решительную победу, а не на жалкие лавры Версальского договора, расползающегося ныне по всем швам.
Нашей задачей является рассмотрение деятельности той военной системы, какая должна соответствовать новым отношениям общества, складывающимся вследствие современного развития производительных сил. Однако, должны предупредить, что такая широкая задача была бы для нас не по плечу, и, дабы не вводить в заблуждение открывающего эту книгу, заранее оговоримся, что читатель не найдет здесь исчерпывающих ответов на все вопросы, связанные с современной военной системой.
Нашим скромным желанием является лишь стремление попробовать свои силы в освещении деятельности того организма, который управляет военной системой, связывает ее с остальными видами государственной машины, дает ей жизнь, вдохновляет и ведет ее к победам или поражениям.
Иными словами мы намерены развернуть перед читателем жизнь того аппарата военной системы, который уже давно именовался генеральным штабом, да и ныне не потерял еще этого названия.
Вопрос не новый. Немало страниц исписано по нему как до империалистической войны, так и после нее. Но в то же время вопрос и жгучий для современной нам действительности.
О значении генерального штаба для военной системы много говорить не приходится – ему издавна уже дано наименование «мозга армии»). Правильно или ошибочно такое определение генерального штаба – мы пока разбирать не будем, а берем то, что оставлено нам в наследство.
Как то и приличествует «мозгу армии», генеральный штаб до мировой войны являлся вдохновителем всей военной системы того иди иного государства. Влияние его во всех армиях было почти неограниченно, и перед словом «генеральный штаб» останавливалась с почтением не одна седая, убеленная опытом голова, боязливо поднималась и на первых же строках обрывалась рука критика. Даже после революции, появившийся труд Лемке «250 дней в царской ставке» был встречен как «суд над генеральным штабом». Высокое учреждение давило своим авторитетом даже после смерти и, несмотря на то, что порою центры этого «мозга» были расшатаны, если почти не парализованы, не замечая того, что вещество давно уже разлагалось, – «мозг» продолжал еще существовать в черепной коробке военной системы – генеральный штаб считался неприкосновенным. Доступ «непосвященным» в это учреждение был затруднен, и, как известно, русский генеральный штаб получил даже в обыденной жизни наименование «черного духовенства». Там, «за монастырской стеной» друиды с белыми аксельбантами творили стратегию, готовили государство к войне, ковали инструмент, именуемый армией, к сожалению, не всюду оказавшийся годным для действительной обстановки. Да не подумает читатель, что мы хотим сказать, что генеральный штаб в
Название: Мозг армии
Год: 1927-1929
Автор: Шапошников Б.М.
Жанр: Военная теория
Язык: Русский
Формат: DjVu / HTML
Список книг:
Об авторе:
Alys Alys
13
понравился
Название: Мозг армии
Год: 1927-1929
Автор: Шапошников Б.М.
Жанр: Военная теория
Издательство: Военный вестник / Государственное военное издательство
Язык: Русский
Формат: DjVu / HTML
Качество: Отсканированные страницы / Распознанный текст с ошибками (OCR)
Количество страниц: 259+263+380
Описание: «Мозг армии» - военно-теоретическая и военно-историческая книга Бориса Шапошникова. Книга, изданная в 1927 году, была очень популярна среди высшего командного состава РККА. В своей книге Шапошников описывает на примере Первой Мировой Войны основные взгляды того времени на характер военных действий и их масштабы. В основном на примере Австро-Венгрии а также Франции даёт представление о структуре генерального штаба как органа верховного главнокомандования и о сущности его работы, о требованиях, предъявляемых современной войной к полководцу, к органам оперативного управления и их работникам. Также говорится о функциональной деятельности генерального штаба по подготовке экономики страны к войне.
Список книг:
01. Шапошников Б.М. - Мозг армии. Книга 1 - 1927
02. Шапошников Б.М. - Мозг армии. Книга 2 - 1929
03. Шапошников Б.М. - Мозг армии. Книга 2 - 1929
04. Шапошников Б.М. - Мозг армии. Книга 3 - 1929
05. Шапошников Б.М. - Мозг армии. Книга 3 - 1929
Об авторе:
Бори́с Миха́йлович Ша́пошников (2 октября (20 сентября) 1882, Златоуст - 26 марта 1945, Москва) - Маршал Советского Союза, выдающийся советский военный и государственный деятель, военный теоретик.
Б. М. Шапошников внёс значительный вклад в теорию и практику строительства Вооружённых сил СССР, в их укрепление и совершенствование, подготовку военных кадров. Он много и успешно работал над развитием военной науки, над обобщением боевого опыта Первой мировой и Гражданской войн. Участвовал в комиссии по разработке уставов, отражая в них основные положения военной доктрины СССР. В наиболее известном труде «Мозг армии» определил основные положения о характере будущей войны, глубоко раскрыл особенности руководства армией в войне и дал чёткое представление о роли, функциях и структуре Генерального штаба как органа Верховного Главнокомандования по управлению Вооружёнными силами. Правильность его выводов подтвердила Великая Отечественная война. Б. М. Шапошников отмечается в военной истории как выдающийся военный теоретик, талантливый практик, хорошо знающий оперативно-стратегические вопросы.
Пользовался большим уважением Сталина. Борис Михайлович (наряду с Рокоссовским) был одним из немногих, к кому тот обращался по имени и отчеству, а не «товарищ Шапошников», как к остальным руководителям страны и армии. С конца 1930-х годов он был одним из главных советников Сталина по военным вопросам.
Умер от тяжёлой болезни, не дожив 44 дня до Победы. После смерти в 1945 был кремирован, прах помещён в урне в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве. Формально является единственным Маршалом Советского Союза, потерянным в ходе Великой Отечественной войны.
Начальник Генерального штаба Конрад
Взгляд Конрада на личность в истории. – Личность начальника австро-венгерского генерального штаба Конрада. – Военное образование. – Боевой опыт. – Лектор тактики в академии. – Дальнейшая строевая служба. – Назначение начальником генерального штаба – осень 1906 года. – Значение командования строевыми частями для генерального штаба. – Ум Конрада. – Волевые качества Конрада – инициатива и самостоятельность. – Страстность начальника штаба. – Замкнутость его. – Женитьба Конрада и ее следствии. – Военные взгляды Конрада. – Увлечение изучением войны 1870 г. и германской военной литературой. – Преклонение перед Мольтке (старшим).- Изучение современной тактики и поверка ее на истории войн. – Конрад на полях сражений последних войн. – Военно-литературные труды Конрада. – Стратегические думы начальника штаба. – Взгляды Конрада на подготовку войск. – «Бой – первостепенное военное действие» и его понимание Конрадом. – Способность армии к большим напряжениям. – Взгляды начальника штаба на метод внедрения в армию военных знаний. – Конрад – политик. – Политическая подготовка начальника штаба. – Участие Конрада в политике. – Мнимая его аполитичность. – Взгляды Конрада на внутреннюю политику монархии. – Конрад и внешняя политика. – Франц-Иосиф и Конрад. – Отношения к Конраду Франц-Фердинанда. – Личные канцелярии и генеральный штаб. – Начальник генерального штаба и сонм министров Австро-Венгрии. – Политические деятели монархии и Конрад. – Связи Конрада за границей. – Личная жизнь Конрада.
«Не единичные личности творят историю, но, наоборот, последняя создает людей», – так скромно повествует ныне в своих воспоминаниях бывший начальник австро-венгерского генерального штаба Конрад. Прошедшая мировая война, закончившаяся крушением монархии Габсбургов, поразила своей встряской ум верного слуги этой монархии, и ныне он смотрит на свой пройденный путь, на все свои действия, как на независимые от его воли.
Таким образом, рассматривая деятельность генерального штаба Дунайской империи, казалось, можно было бы и не останавливаться на знакомстве с отдельными его представителями. Слов нет, что этот «мозг армии» отражал в себе не только характерные черты армии, но также и господствующих классов всей страны.
Известно, что определенные экономические отношения создают и соответствующую психологию людей. Поэтому мы не можем стать на точку зрения бывшего начальника генерального штаба и отказаться от знакомства с отдельными индивидуумами австро-венгерского генерального штаба и в первую очередь с самим Конрадом. Если он, как выше указывалось, определял характер своей деятельности, как непрерывный бой, то, по-видимому, он был далек от «непротивления злу», а стремился в своей работе переломить психологию окружающей его высокочиновной среды, провести свои предположения и мероприятия в том духе, в каком они ему мыслились единственно верными и отвечающими слагавшейся тогда обстановке.
Поэтому мы позволяем себе отрекомендовать отдельных персонажей австро-венгерского генерального штаба, оставляя пока в стороне их деятельность. Должны отметить, что писание справедливых аттестаций – вещь довольно трудная, и мы не склонны заверять, что ниже даваемые характеристики будут вполне беспристрастны. К тому же, у нас возникает сомнение в уместности помещения их сейчас, без знакомства с деятельностью аттестуемых лиц, что будет нами подробно сделано ниже. Может быть, было бы целесообразнее, если бы мы оставили эти характеристики на конец, сделав их, как вывод из всего описания работы начальника генерального штаба и его ближайших сотрудников. Однако, для ясности изложения работы генерального штаба, мы предпочли теперь же представить эти мозговые центры, дабы были понятны основные линии их работы. Не будем возражать, если последующее повествование внесет корректив в наши аттестации и если мы ошибемся в своих предпосылках. Стремление наше – предостеречься от них, но сказать, что это безусловно будет нами соблюдено – мы не беремся.
Итак, приступаем к знакомству с лицами «мозга» австро-венгерской армии. Мы хотели бы на это время превратиться в «раешника», и не скроем, что бесхитростный рассказ его куда был бы полезнее, чем скучная обрисовка личностен, сошедших уже со сцены, но, к сожалению, эта форма изложения нами не усвоена и мы волей-неволей вынуждены начать, с обычного повествования.
Прежде всего рекомендуем самого начальника генеральною штаба Конрада. Кое-кто считает его Мольтке (старшим) для австро-венгерской армии. Мы предостережемся от такого скороспелого вывода, но не будем отрицать и того, что Конрад являлся далеко незаурядной личностью среди военных персонажей эпохи империалистической войны.
Родившись 11 ноября 1852 года в немецкой аристократической семы Конрад в 1871 году кончает военное училище в Вене (Терезианскую Военную академию в Винер-Нейштадте) и начинает свою офицерскую службу в 11 егерском батальоне.
В период с 1874 по 1876 год Конрад проходит курс Военной академии (генерального штаба) и в 1878 году в чине обер-лейтенанта проделывает поход во время оккупации Боснии и Герцеговины. Продолжая служить на южной границе, Конрад в 1882 году командируется в секретную поездку по Сербии, в которой близко знакомится с жизнью этой страны.
В 1882 году Конрад ротным командиром принимает участие в подавлении инсургентского движения в южной Далмации.
Участие в этих двух боевых операциях: 1) дало возможность Конраду близко ознакомиться с южной границей государства; 2) исчерпало весь его боевой опыт, оставив, как увидим ниже, следы на военном его мышлении и 3) отразилось на его понимании политических задач Австрии на юге, которые отныне для Конрада сделались делом первостепенной важности.
С 1883 года по 1887 год Конрад находится в должности начальника штаба 11 пехотной дивизии (в Львове), а в 1888 году мы снова встречаем Конрада в стенах Военной академии в качестве лектора тактики, в каковой должности он пребывает до 1892 года.
В 1892 году Конрад возвращается в строй для цензового командования батальоном (в 93 пехотном полку) и затем назначается командиром пехотного полка. Осенью 1903 года Конрад уже в должности начальника 8 пехотной дивизии (в Инсбруке – в Тироле), постепенно продвигаясь на пост командира корпуса.
Однако, судьба решает иначе, и осенью 1906 года Конрад назначается начальником генерального штаба.
Таким образом, только через 35 лет службы в офицерских чинах, на 54 году от рождения, Конрад призывается на пост начальника генерального штаба. Для нашего скоротечного времени такое продвижение по службе нужно признать очень и очень запоздалым, по для отошедшей в область истории эпохи подобная служебная лестница была нормальной.
Из 35 лет службы Конрад только 12 лет провел вне строя (2 года Военной академии, 4 года начальником штаба дивизии и 6 лет лектором тактики), все же остальное время посвящено им исключительно службе в строевых частях. Это обстоятельство высоко ценится самим Конрадом, и он не раз с гордостью заявляет о своем строевом опыте. Нет сомнения, что долголетняя служба в строю принесла пользу начальнику генерального штаба, но не в такой мере, как он это думает. Главное обвинение, которое бросается критиками этому высшему представителю генерального штаба, заключается в том, что он был далек от войск, не знал их жизни и не понимал ее. Очевидно, Конрад незаметно для самого себя уподоблялся тому мулу знаменитого полководца Евгения Савойского, который проделал много, много походов, по не сделался от этого полководцем. Да не подумают, что с нашей стороны отрицается вся полезность строевой службы для генерального штаба. Отнюдь нет. Наоборот, мы считаем необходимым и даже обязательным службу генерального штаба в строевых частях, но службу осмысленную и дающую действительно опыт для деятельности генерального штаба, а не одно щеголяние долголетним пребыванием в строю. Строевая служба дает представителю генерального штаба не только знакомство с войсками, но опыт в вождении их, вырабатывает в нем характер начальника, самостоятельность и ответственность в принимаемых решениях – качества высокой ценности для работника генерального штаба и особо ему необходимые. Таким образом, казалось бы, долгое пребывание на строевых должностях обеспечит представителю генерального штаба самое важное в его работе, но, с Другой стороны, не нужно забывать, что сама деятельность генерального штаба требует также времени для приобретения опыта в ней, а потому необходимо и ей уделить должное внимание. Этот живой вопрос в своем разборе завел бы нас далеко, мы отвлеклись бы от знакомства с Конрадом. Обещаем вернуться к нему на своем месте, а сейчас берем извинение у начальника генерального штаба за то, что своим рассуждением мы заставили его ждать.
Перед нами человек с выдающимся умом. Большинство современников, сталкивавшихся близко с Конрадом, безоговорочно признают в нем широкое развитие умственных способностей. Людендорф рекомендует нам его, как «духовного руководителя операций австрийской армии» и считает «умным, необычайно эластичным, умственно выдающимся генералом». «Он был полководцем с редким богатством замыслов и всегда стремился к поддержанию в австрийской армии стремления к победе, что навсегда останется его заслугой», – так думает Людендорф.
Представитель германской армии при австро-венгерской ставке Крамон также считает Конрада образованным человеком, достойным государственным деятелем. Однако, его умственные способности проявлялись главным образом в кабинетной работе, в широких замыслах, которые часто разбивались о суровую действительность и неуменье Конрада углубиться в практическое осуществление своих богатых идей.
Даже до некоторой степени занимающий враждебную позицию по отношению к Конраду австрийский генерал Краусс и тот признает за ним ясный и светлый ум, богатство замыслов, но также нежелание и отсутствие времени для детальной проработки зарождающихся планов и предположений.
Известный сподвижник Людендорфа Бауэр считает Конрада умным, ясно взвешивающим обстановку человеком, оперативные идеи которого носили в себе что-то величественное.
Одним словом, отказать бывшему начальнику австрийского генерального штаба в наличии у него незаурядных умственных способностей нельзя. Другое дело, насколько ум был в равновесии с другими свойствами, необходимыми для военного деятеля высокого ранга. Это отсутствие равновесия, по-видимому) толкнуло Риттера в его статье «Стратегический обзор операций австро-венгерской армии в августе и сентябре». 1914 года» («Война и Мир» № 15) на вывод, что «в нем (Конраде) мы не находим трезвого, холодного, рассудительного ума; ясная оценка обстановки у него была затуманена националистическими чувствами и стремлениями». Мы не согласны с таким заключением немецкого писателя и усматриваем в нем то же поверхностное углубление в характер Конрада, какое было у последнего в детализации работы.
Считаем, что в лице Конрада мы сталкиваемся с человеком умственно высоко развитым, с индивидуальным мыслителем, мало уделяющим внимания «мелочам» (детализации в работе) в своей деятельности.
Мы отмечали, что развитие умственных способностей в ущерб волевым свойствам было присуще всему офицерству армии Габсбургов, и поэтому. Конрад не являлся исключением из общего правила, а бюрократический уклад жизни страны еще более способствовал выработке из него кабинетного работника, парящего в высоких сферах мышления и не спускающегося до «мелочей», до детальной проработки своих предположений. При той бюрократической жизни высокого чиновничества, полной интриг и внутренних боев, каковая была в Австрии, для начальника генерального штаба не оставалась времени для углубления своей чисто военной работы.
Нельзя сказать, чтобы волевые качества не были развиты у Конрада. Наоборот, мы прежде всего должны отметить у него широкую инициативу, – что он сам считал необходимым атрибутом для работы в должности начальника генерального штаба.
Затем стремление к самостоятельности в работе, к открытому высказыванию своих мнений всем и каждому, не исключая и Франца-Иосифа, перед которым трепетала не одна «душа» австрийского бюрократа-все это было присуще Конраду и даже болезненно им усваивалось. Эта «самостоятельность» проводилась начальником австрийского генерального штаба всюду в его работе как в области внешней и внутренней политики, так и в чисто военной деятельности. Борьба за «престиж» в австро-германском союзе, которую вел Конрад, являвшаяся одним из видов стремлении его к самостоятельности, не раз доставляла несколько горьких часов и даже дней в отношениях Друг с другом союзников, что отмечается большинством немецких писателей. В области внешней политики борьба за самостоятельность одно время даже привела Конрада к уходу с поста начальника генерального штаба, а в военных делах эта же борьба создавала ряд конфликтов с Францем-Фердинандом, военным и другими министрами.
О таком самостоятельном характере Конрада свидетельствует ряд близких к нему военных лиц, а Чернин в своих воспоминаниях, говоря о лицах, которые, интригуя, прятались за спиной Франца-Фердинанда, ни включает в их число Конрада. «Среди тех, кто прятался за эрцгерцогом, никогда не было начальника генерального штаба Конрада. Этот никого не выдвигал перед собой. Он самолично и открыто защищал перед всеми то, что считал необходимым» – справедливо говорит Чернин. «Самостоятельность» в суждениях и действиях была для Конрада долгом, который он твердо и неуклонно выполнял, считая это высшей своей обязанностью.
Такую «прямолинейность» характера Конрада приходится объяснить его развитыми волевыми качествами, резко выделявшими его среди австрийского генерального штаба. Вернее, ему присущи были энергия, настойчивость и, пожалуй, даже упрямство в преследовании намечаемых целей.
Конрад умел любить и ненавидеть со всем пылом своей натуры; в людях он видел или сторонников своих идей, или же смертельных врагов – иной классификации окружающих он не признавал. Как бывает свойственно людям с таким развитием волевых качеств, Конрад отличался близорукостью в распознавании характера и способностей стоявших вокруг него лиц. Этот недостаток резко подчеркивает Краусс в своем труде «Причины наших поражений».
Таким образом, мы не только не собираемся отрицать характеристику Конрада, данную ему Риттером, но дополним се тем, что волевые качества Конрада брали иногда верх над его умом, и последний зачастую затуманивался элементом страстности, вносимым начальником генерального штаба в тот или иной вопрос. Не нужно забывать, что Конрад был южный немец, по своему характеру более чувствителен и страстен, чем немец с берегов Шпрее. Не отсутствие трезвого ума у Конрада находим мы, а сплошь да рядом нарушенное равновесие между умственным развитием и теми чувствами, которые обуревали начальника штаба в его работе, каковая, по его же словам, была не чем иным, как непрерывным боем,
Вступивший в него Конрад был замкнутой натурой. Ограниченный круг знакомства, редкие посещение ресторанов и обедов в товарищеском кругу, семейная жизнь вдовца и тяжелая служебная ноша на плечах, а также то осадное положение, которое приходилось выдерживать начальнику генерального штаба в его деятельности, наложили отпечаток характер Конрада.
Крамон описывает его, как ушедшего в себя человека, любившего долгие часы гулять в одиночестве, говорившего, например, за обедом в Ставке очень мало, не курившего, почти ничего не пившего, быстро евшего и регулярно опаздывавшего к началу обеда. Одним словом, Конрад создавал вокруг себя напряженную атмосферу и, казалось, что этот человек лишь по необходимости появлялся в общественном месте. Правда, из уст самого Конрада мы знаем, что и ему были не чужды мирские удовольствия, которых лишала его должность начальника генерального штаба и о возвращении к которым он мечтал после данной ему отставки в 1911 году. Мы не усматриваем в этом противоречия, так как не лишаем человеческих слабостей и такие замкнутые натуры, как Конрад. Наоборот, на них эти слабости оказывают даже большее влияние, чем на людей, пользующихся всеми «благами» жизни. Стремящиеся к достижению последних, ушедшие в себя люди мечтают об этом до болезненности и, наконец, махнув рукой, со всей страстностью пускаются в плавание по житейскому морю. Так, сосредоточенный в самом себе Конрад, долго вдовевший, не выдержал, и в 1916 году вторично женился, создан этим одну из причин своей отставки. Мы отнюдь не хотим восхвалять безбрачие и отмечаем это лишь как характерный факт для самого Конрада. Несмотря на всю занятость службой, на свой мрачный и необщительный характер, Конрад оказался незабронированным от женских влияний – слишком долга была мировая война для отшельника генерального штаба.
Снова повторяем, что не находим чего-либо неестественного в поступке Конрада, так как жизнь, конечно, брала свое, и если за женитьбу был брошен упрек начальнику генерального штаба, то не за самый факт, а за выбор жены, – по своему общественному положению не подходившей «ко двору» и к тому же еще разведенной. Известно, что как сам Наполеон, так и его маршалы имели очень много жен в своих многочисленных походах и, невидимому, наличие женщины не может оказать тлетворного влияния на военные доблести человека – была бы лишь в этом соблюдена разумная мера. В этих видах мы не склонны бросать камень осуждения и в героя нашей повести.
В следующих главах мы подробно ознакомимся как с политическим, так и военным созерцанием Конрада, здесь же лишь для полноты обрисовки этой фигуры ограничимся основными его мыслями по указанным вопросам.
Начнем с рассмотрения военных взглядов Конрада, которые, естественно, более всего развивались им, проводились в литературных работах и во всей его 35-летней служебной деятельности.
Выпущенный из военного училища 1 сентября 1871 года молодой Конрад с громадным интересом принялся за изучение закончившейся только что франко-прусской войны. Изучение этой войны, главным образом по немецким источникам, послужило основным камнем в военном мышлении будущего начальника генерального штаба. Вообще, прусские военные авторы были в предпочтении у Конрада и, по его словам, труды Богуславского, Шерфа, Хельмута, Мея, Телленбаха, Верди-дю-Вернуа. Kюне, а впоследствии Хенига, Натцмера и многих других открыли Конраду новые пути в изучении ведения боя и подготовки к нему отдельных бойцов и мелких войсковых соединений.
Нет ничего удивительного, что образ Мольтке-старшего привлекал к себе все существо Конрада и служил для него примером в его дальнейшей деятельности в должности начальника генерального штаба. С восторженными внутренними переживаниями Конрад, осенью 1913 года, приглашенный на германские маневры, возлагал венок на гроб великого прусского фельдмаршала. Все мысли последнего, как увидим ниже, хорошо усваивались Конрадом, старавшимся провести их в австро-венгерскую армию.
Уже с первых шагов своей военной деятельности Конрад, под влиянием немецкой военной литературы проповедовавший наступление мелкими частями в бою с хорошей огневой его подготовкой, увидел, что австрийский пехотный устав, построенный на массовой штыковой атаке в глубоких колоннах, является устарелым. Молодой командир взвода, каким был Конрад, забрасывает этот устав, и убедившись, что германские способы наступления отнюдь не являются доступными лишь для развитых германских солдат, переносит эти способы ведения боя и в свой взвод.
Пребывание в академии (с 1874 по 1876 г.) углубляет усвоение Конрадом современной тактики, особенно пехотной. По окончании академии, Конрад продолжает с большим интересом свое тактическое образование, широко знакомясь с литературой по франко-прусской войне, а затем по русско-турецкой 1876-1877 г. по германским источникам и по русским, из последних, главным образом, по трудам Куропаткина и Пузыревского.
Поход 1882 года против инсургентов в южной Далмации боевым опытом закрепляет теоретические познания Конрада.
В последующие годы Конрад продолжает изучение тактики и боевой подготовки пехоты по опыту новейших войн (1870-71, 1876-77 и сербо-болгарской 1886 года).
Назначенный в 1888 году лектором тактики в Военной академии, Конрад перед началом курса посещает поля сражений войны 1870-71 г., а в 1889 году объезжает поля сражений русско-турецкой и сербо-болгарской войн.
«Изучение на местности с книгой и картой в руках полей сражений явилось для меня богатым источником для расширения моего тактического кругозора, особенно выявилось для меня громадное значение огневого удара при атаке укреплений при осмотре полей сражений русско-турецкой войны (Плевна, Горный Дубняк, Телиш)», пишет в своих воспоминаниях Конрад.
Таким образом, военная история с поездкой по полям сражений оказалась первоисточником военных познаний молодого профессора тактики, и впоследствии начальника генерального штаба.
Одновременно с чтением лекций по тактике как в Военной академии, так и в высшей стрелковой школе, начинается литературная деятельность Конрада. Первый его труд «К изучению тактики» выпускается в 1891 году, затем следует сборник «Тактических задач», изложенный прикладным методом. Командуя полком, Конрад пишет «Введение в изучение тактического устава», а с 1900 года по 1906 год выпускает «Боевую подготовку пехоты», получившую широкое распространение не только в Австрии, но и в Германии и переведенную также на иностранные языки. В 1903 году попутно Конрад пишет «Пехотные вопросы и опыт Бурской войны».
Перечисленные нами литературные труды дают возможность ориентироваться в военных взглядах австро-венгерского начальника генерального штаба, которые, как он сам подтверждает, были руководящими в его деятельности. Хотя эти труды и касаются главным образом области тактики, но Конрад па простых тактических принципах строит и свое стратегическое мышление.
Горячий поклонник германской военной мысли Конрад, конечно, не обошел и первоисточник ее – учение о войне Клаузевица, но в толковании его Мольтке-старшим. Может показаться странным эта наша предпосылка, но делаем ее мы потому, что, например, в понимании связи политики и стратегии германский фельдмаршал оказывался на точке зрения, далекой от понимания Клаузевица.
Вождение войск, что обычно принято называть стратегией, по мнению Конрада, не есть какое-либо особое тайное знание, а обычные действия, основанные на простейшем принципе – принципе боя. По существу, стратегические действия протекают на тех же основаниях, как и обыкновенный поединок, но только в нем принимают участие не отдельные борцы, а армии, насчитывающие в своих рядах миллионы.
«Война не более, как широко раздвинутый поединок», – учил Клаузевиц, и начальник австро-венгерского штаба только перефразирует это понятие, перенося его на современные массовые армии.
Доказывая, что в обороне нельзя найти решения, Конрад видит таковое только в наступлении.
Сравнивая войну с поединком, Конрад указывает, что, как дуэлянт должен знать в совершенстве свою шпагу, так и современный полководец обязан в деталях изучить свое оружие – массовую армию, находящуюся в его распоряжении. Он должен знать и уметь управлять этим оружием, применяемым на основании общих принципов, как и в обыкновенном бою, ему должны быть знакомы не только принципы управления, но и техника такового.
В другом месте Конрад отмечает, что современная война – настолько сложное военное явление, что только коллективное согласованное усилие по ее ведению может обеспечить успех. Каждый боец имеет на войне свои определенные обязанности и должен их выполнять. Если при нахождении в боевых линиях на первом месте выступает мужество, то в деятельности высших органов управления должны господствовать самостоятельность, напряженная и полная ответственности работа. Конец войны зависит от многих причин, и не первое место среди них занимает гений полководца. Прежде всего, по опыту Бурской войны, Конрад пришел к убеждению, что успех или неудачи кроются в самом пароле, ведущем войну. Никакое гениальное руководство, отлично подготовленная и вооруженная армия не в состоянии заменить слабость духа в народе, отсутствие в нем воли к победе. Сильным духом народом воодушевляется его армия, и последняя идет к победе. Слабость государства определяется не отсутствием у него сильной армии, а именно внутренней, а следовательно, и внешней его слабостью. Сильный Рим имел сильные победоносные легионы, и с падением Рима увяла слава его легионов.
Таким образом, война есть дело государства, и победа зависит от внутреннего его состояния, а также и от той внешней политики, которая ведется государством. Конрад не забывает заветов Клаузевица, что «война есть продолжение политики, но только другими средствами», но дает этому поучению толкование в духе Мольтке-старшего. «Политика, к сожалению, неотделима от стратегии: политика пользуется войной для достижения своих целей и имеет решающее влияние на ее начало и конец, при чем она оставляет за собой право во все время повысить свои требования или довольствоваться меньшим успехом… Полководец никогда не должен руководствоваться одними политическими побуждениями, а на первый план ставить успех на войне».
Выше мы видели, что Конрад считал необходимым получать руководящие линии для составления планов войны от внешней политики и, как будет не раз указано впоследствии, Конрад все время считал войну одним из средств политики. Последняя же, по его мнению, должна пользовать я войной в правильно выбранный момент. Конрад не мыслит себе какую-либо активную политику, которая бы не опиралась на вооруженную силу, не имела бы всегда в своем распоряжении готовые для войны средства Иные средства политики для достижения положительных целей менее действительны, и начальник генерального штаба предпочитает преимущественно войной разрешать высокие проблемы внешней политики государства. «К сожалению», и для него политика неотделима от стратегии, но у политики всегда должна быть мысль об обращении к войне, а потому все политические и иные мероприятия государства должны быть направлены к достижению военного успеха. В этих видах генеральный штаб, ответственный за подготовку и ведение войны, должен 6лизко входить и во внешнюю политику государства. Завет Клаузевица, что «во всяком случае военное искусство политике не указ» – не находил отклика ни у Мольтке, ни у Конрада – оба с «сожалением» мирились с зависимостью стратегии от политики, ограничивая влияние таковой началом и концом войны. Конрад шел в своих выводах дальше, находя, что и начало войны должно зависеть прежде всего от военных интересов, о чем мы скажем ниже.
В своих многочисленных документах Конрад резко проводит свои взгляды на внешнюю политику и отнюдь не думает, как это он заявлял, получать от нее руководящие линии, а скорее сам предписывает их. На этом важном вопросе мы дальше остановимся.
Одним словом, во взглядах на отношения политики и стратегии мы имеем дело не с оригинальными мыслями, не с классическим толкованием этого вопроса по Клаузевицу, а с общим течением военной мысли перед мировой войной, питаемой философствованием Мольтке-старшего, в русле которого следовал и наш герой. «Полубоги» в Вене стремились подражать таким же неземным существам в Берлине, да и в иных столицах европейских государств.
Развитие массовых армий в конце XIX столетия, как залог успеха на войне – значение «числа» в победе – было поколеблено Бурской войной в начале XX столетия. Изучая пристально все новейшие войны, Конрад тотчас же посчитал нужным извлечь поучения из войны в южной Африке.
Предостерегая в своем труде «Пехотные вопросы и опыт Бурской войны» от скороспелых выводов, Конрад но склоняется на сторону превосходства милиции, а признает необходимость существования постоянной армии, как кадров для развертывания армий военного времени.
Признавая, что все сражения, начиная с 1870 года, выигрывались превосходством в силах и, как решительной формой сражения, охватом противника с обоих флангов, Конрад все же подвергает некоторому сомнению то значение «числа» в победе, которое придают ему современные военные. Нет слов, что техника XX столетия дает подвижность и силу огня современным массовым армиям такую же, как и малым армиям Наполеона, но не следует переходить предела в погоне за «числом» в ущерб «качествам» армии. «Число» имеет на войне значение, но относительное. При группировках же враждебных государств в Европе, начавших слагаться в XX веке, нельзя, конечно, оказаться в превосходных силах против враждебной коалиции.
Сущность успеха заключается не в погоне за «числом», а в создании боеспособной действующей массовой армии, сильной числом, но и хорошо подготовленной. Эта армия должна быть укомплектована действительно отличным людским элементом, который был бы способен к боевым действиям, а не людьми, кои только разлагали бы всю армию, увеличивая число дезертиров, тылов и т. д., т. е., говоря другими словами, являлись бы тяжелой гирей на ногах этой брошенной для победы армии.
Без сомнения, все военнообязанные государства должны быть использованы для войны, но с подразделением при подготовке: «для действующей армии» и «для вспомогательной службы».
Военнообязанные государства подразделяются на годных к военной. службе и непригодных к ней.
Назначенные для службы в действующей армии получают подготовку в постоянных войсках, зачисляемые в тыловую службу в этапных войсках и предназначенные для вспомогательной службы проходят короткое военное обучение без оружия.
Непригодные к военной службе военнообязанные уплачивают или денежный налог, или, по своей бедности, освобождаются от такового.
Таким разделением военнообязанных в государстве Конрад намерен был создать боеспособную массовую армию.
Это стремление к «качеству» войск, особенно пехоты, родного для Конрада рода войск, привело его к признанию необходимости надлежащей подготовки войск к войне, чему посвящен не один из перечисленных нами выше трудов Конрада. По понятным причинам мы остановимся лишь на общих положениях, выдвигаемых Конрадом.
Доказывая в своей «Боевой подготовке пехоты» на то, что успех на войне зависит от различных причин, Конрад из них в первую линию выдвигает вооружение современным оружием и уменье им владеть, а затем тактическую подготовку войск, соответствующую современной боевой обстановке.
Доказывая необходимость хорошей боевой подготовки войск в мирное время, Конрад считает это делом чести всех начальников, которые должны гордиться отлично подготовленной частью. «Бой есть первостепенное военное действие», учит Клаузевиц, и Конрад, следуя заветам старика, прежде всего требует подготовки войск к бою, как решительному акту войны. Эта подготовка характеризуется: выработкой в войсках уменья быстро маневрировать в бою, использовать местность и складывающуюся обстановку, уменьем вести действительный огонь, ослаблять действие огня противника, постановкой его в невыгодное тактическое положение и, наконец, достижением результатов с меньшими потерями.
В современных условиях ведения боя Конрад считает необходимой хорошую подготовку самостоятельного бойца и подготовку мелких тактических единиц, – на что должно быть обращено особое внимание. Основанием для нее, как уже выше указано, должен служить бой с его современной физиономией, а отнюдь не увлечение плацпарадными хитростями. Свободная от формализма подготовка к бою, однако, должна преследовать внедрение в обучаемых известных форм боя, так как чувство опасности. связанное с боем, требует известной автоматизации действий в бою. По мнению Конрада, эта форма боя должна выливаться в следующее: начальник должен быстро уяснить каждое свое положение, принять соответствующее решение и затем со всей энергией проводить его в жизнь; когда цель, достигнута, начальник снова оценивает положение и снова принимает решение, проводя его энергично в жизнь. Таким образом, бой распадается на ряд отдельных задач, решение которых должно следовать быстро и безостановочно, что требует не только уменья, но энергии и характера двигать вперед войска, обычно теряющие боеспособность, и ведет к искусству ведения боя.
Только при такой системе ведения боя, свободной от формализма, пехота, по мнению Конрада, может выиграть бой, развивающийся на местности, которая отнюдь не является плацем для учений. Современная пехота ведет бой, а не производит в нем уставные эволюции.
Как чрезвычайно важный фактор современной войны, Конрад отмечает ту способность армии к большим напряжениям, которая может потребоваться на войне и к каковой войска обязаны быть подготовленными. Однако, Конрад, верный заветам Мольтке, ставит непременным условием знание командным составом пределов тех требований, которые могут быть предъявлены войскам в их боевой работе. Нельзя перенапрягать сил людей, а поэтому ставя задачу в подготовке войск, нужно отдать себе ясный отчет, выполнима ли она, затем во время выполнения войсками задачи следить за проявленным напряжением. Если войска после перенесенных трудов бодры и веселы, следовательно, предел не был перейден. Подготовка войск к напряженной работе имеет большое воспитательное значение, так как укрепляет волю, способность к самопожертвованию – одним словом, делает войска боеспособными. Переносящие во время мирной подготовки большое напряжение войска дают уверенность, что и на войне они окажутся на должной высоте. Таковы основные взгляды Конрада на боевую подготовку войск. Что же касается метода внедрения военных знаний в армию, то начальник австрийского генерального штаба отдавал все преимущества прикладному методу, широко его популяризируя во время своей долголетней деятельности на командных постах. Уже в молодые годы, увлеченный работами Верди-дю-Вернуа в этой области, Конрад внес прикладной метод в свою преподавательскую деятельность в стенах Военной академии, составил сборник задач по тактике и в дальнейшей своей службе, особенно в должности начальника генерального штаба, широко им пользовался при военных играх, полевых поездках и других занятиях с командным составом.
Изложенное нами выше о военных взглядах Конрада отнюдь не является исчерпывающим, и мы познакомимся в дальнейшем детальнее с этим полководцем наших дней.
Считаем необходимым пока остановиться на том обвинении, которое бросается известным уже Крауссом начальнику генерального штаба. Этот начальник Военной академии признает в Конраде лишь специалиста по
тактике, который хорошо изучил только эту сторону военного дела, а в стратегическом мышлении, если не был слаб, то, во всяком случае, не увлекался им и расценивал таковое с тактической точки зрения. Заниматься оперативной подготовкой армии Конрад не любил, да и не имел времени. Краусс говорит, что во время посещения Военной академии Конрад вяло слушал и разбирал вопросы оперативного характера, но как только дело касалось батальона или роты, начальник генерального штаба весь преображался, оживлялся, сам принимался руководить занятиями – одним словом, был в своей сфере.
Нет сомнения, что тактика мелких единиц, которой долгое время занимался Конрад как в преподавательской, так и в практической деятельности, была его коньком, но что область стратегии была также доступна ему в неменьшей мере, чем тактика, это свидетельствуют Людендорф, Бауэр, Крамон и другие его современники. Мы не видим особых промахов со стороны Конрада в его любви к тактике, так как в последней он проводил новые для его времени идеи. Если стать на точку зрения Краусса, то высшие начальники должны витать только в облаках стратегии. Не будем доказывать, что подобные полеты зачастую приводят к строительству воздушных замков, к выработке чистых теоретиков – это известно и без нас. Знать стратегию нужно, но и без тактики обойтись нельзя, да к тому же ныне тактика и стратегия так переплетаются в военном деле, что вносить какую-либо грань в их разделение по существу дела вредно. Увлечение выработкой в себе одного стратегического мышления, признание его главенствующим в голове старшего начальника наложило бы запрет на участие последнего в выработке новых тактических приемов и, следуя за Крауссом, мы должны бы это предоставить среднему комсоставу. Что это не так, показывает переживаемая нами действительность, когда «новой» ротой были заняты умы не одних комвзводов, комбатов и комполков, я и высших начальников. Так ныне это протекало во всех армиях. Правда, некоторые из современников считают это «унтер-офицерским» делом, но мы расцениваем его выше и относим к обязанностям любого из старших начальников. В этих видах упрек Краусса Конраду нами считается несправедливым, как и его уверение в ложном пристрастии Конрада в горной войне к высотам, в ущерб долинам, объясняемом Крауссом тем, что Конрад долго служил на итальянской (горной) границе и частенько, в качестве туриста, посещал горы. Без сомнения, известный уклад жизни сказывается и на путях, по которым идет мышление, по не в такой мере это было у Конрада.
Нужно сказать, что вопрос о «чистых тактиках» в подготовке командного состава армии является в наши дни злободневным. Как известно, командующий 2-й германской армией в Марнской операции Бюлов являлся ярким представителем «тактика-командира». Получив широкую известность в мирное время своей блестящей подготовкой корпуса на Ютеборгском плацу к «чисто тактическим» действиям, Бюлов был окружен ореолом будущего полководца, считаясь в германской армии серьезным кандидатом на пост начальника генерального штаба. Сначала тактика, потом стратегия – были его кредо, и он не мог понять, что тактика должна быть на службе у стратегии. Действительность современной войны жестоко покарала за такое умаление оперативного мышления не только самого Бюлова, но и всю германскую армию в сражении на Марне. Бюлов проявил себя хорошим тактиком и плохим руководителем операции. С его именем связана первая неудача германской армии, и немецкая литература осуждает этого отличного корпусного командира мирного времени.
Выше мы отметили, что в современной войне нет грани между тактикой и стратегией и что ныне между ними вводится оперативное искусство, окончательно стирающее какие-либо границы. В современной операции тесно переплетаются между собой стратегия и тактика.
Исходя из сказанного, мы приходим к выводу, что современный командир должен быть подготовлен хорошо как тактически, так и оперативно. Это минимальное, что нужно требовать от него. А. Свечин в своей «Стратегии» приходит к выводу: «как ни важны тактический требования, предъявляемые к высшему командованию, мы предостерегаем от увлечения тактическими специалистами на высоких постах, так как основная деятельность высшего командования имеет совершенно отличный характер» С этим положением, конечно, нужно согласиться, ибо, чем выше начальник, тем более он должен быть погружен в тайны этой военной дисциплины. Нам всем известен современный принцип «демократизации стратегии». «Солдат становится полководцем – говорит нам Людендорф. Для достижения дружной работы огромных масс на тянущихся сотни верст фронтах необходима серьезная стратегическая подготовка частных начальников… Командирам корпусов в обстановке маневренной войны сплошь н рядом приходится принимать ответственные решения, дающие операции тот или иной стратегический уклон…»
…»Необходимость усилий по поднятию уровня стратегического мышления комсостава всюду является признанной… Стратегия не должна являться латынью, делящей армию на посвященных и непосвященных». К таким справедливым выводам приходит Л. Свечин в своей «Стратегии».
Если стратегия, как учение о войне в целом, должна быть обязательно осознана высшим начальником, то стратегию театра военных действий оперативную деятельность войск, должны знать и понимать все командиры. Это должно ныне считаться основным требованием для командного состава.
На этом мы обрываем знакомство с Конрадом «в военном мундире», а познакомимся с ним, как с политическим деятелем, при чем снова предупреждаем, что не будем вдаваться в детали, а лишь установим вехи.
Бывший начальник австрийского генерального штаба не раз признаете и нам, что политической подготовки он не получил, и его взгляды на политику вырабатывались чтением главным образом исторической литературы. знакомством с историей национальностей монархии, знакомством на практике с жизнью этих национальностей в различных уголках государства, куда забрасывала служба Конрада, и, наконец, общением с политическими деятелями Дунайской империи.
Нужно учесть, что все это было, конечно, «легально», как и подобает для чиновника Австрии, а потому иная политическая литература и общение с иными политическими партиями, нежели с теми, кои были признаны государственной властью, для Конрада были недоступны. Да он и не стремился к изучению, считая их «опасными» для жизни государства.
Выйдя из господствовавшего буржуазного класса, Конрад всецело жил его интересами и всемерно отстаивал их в своей жизни и деятельности.
В своих суждениях о политике государства Конрад главным образом исходил из общегосударственных интересов, конечно, в том понятии. которое складывалось у него, хотя он и не раз заявляет нам, что был чужд политики, что со вступлением в должность он с неохотой должен был погрузиться в нее, что в глубине своей души он оставался «солдатом», т. е. аполитичным. Однако, бывший начальник генерального штаба живо интересовался политическими вопросами, внося в обсуждение элемент страстности и вызывая нарекания за это, вплоть до потерн места начальника генерального штаба и до просьбы не оказывать влияния на слабовольного министра иностранных дел Берхтольда. Политика широко захватывала Конрада.
Конечно, в своих политических взглядах он далек был от того, чтобы признать экономику «первичным» не только во внутренних отношениях граждан, но и во внешней политике, но и нельзя отрицать, что экономические интересы им не учитывались.
Конрад справедливо отмечает, что нельзя отчетливо говорить о внешней политике государства, не учитывая внутренней.
В последней начальник австрийского генерального штаба был прежде всего типичным и убежденным «носителем» идеи монархии Габсбургов, как целого и неделимого организма. В лоскутной монархии, по мнению Конрада, все лоскуты должны вдохновляться прежде и превыше всего идеей «государства», ставя на второй план свои национальные интересы. В понятии «государства», как в фокусе, должны были сосредоточиться нее стремления сынов Дунайской империи. Все центробежные стремления отдельных национальностей, всякие шаги социал-демократии – все это должно было быть урезано, как вредное для единства государства. Идеалом для Aвстpo-Венгрии должны были послужить Германия и Северо-Американские Соединенные Штаты, в которых различные народности уживались друг с другом, считая себя прежде всего «немцем» или «американцем».
В своем стремлении создать из Габсбургов «короля-солнце» Конрад шел даже дальше самих Габсбургов. Предлагая остановиться на твердом и решительном управлении конституционным государством, Конрад выдвигал диктатуру, видя в ней чуть ли не единственный путь для спасения монархии. Даже для Франца-Иосифа, застывшего после 1867 года в рампах конституционного дуализма, такие мысли начальника генерального штаба казались чересчур смелыми и ошибочными. Одним словом, Конрад являлся представителем крайне правых течений во внутренней политике на берегах Дуная. Нечего, конечно, говорить, что это учитывалось различными национальностями монархии и, например, венгры платили монетой злобы и недоверия представителю генерального штаба.
Мы боимся, что наше категорическое выявление ультра-централистских взглядов Конрада на государство может привести к выводу об отрицании им какой-либо автономии для различных национальностей, входивших в состав монархии. Спешим оговориться, что понятие об автономном управлении отнюдь не чуждо начальнику генерального штаба, но только и таких размерах, чтобы от этого не было ущерба для цельности и единства империи Габсбургов. Короче говоря, автономия признавалась Конрадом, по скорее, как неизбежное зло, нежели определенная политическая линия.
Должны отметить, что какого-либо вторжения извне во внутренние дела монархии Конрад, конечно, не признавал, до болезненности отстаивая самостоятельность государственной жизни Австро-Венгрии.
Более подробно о взглядах Конрада на внешнюю политику мы поговорим ниже, а теперь позволим себе набросать лишь концепцию их, дать итоги, как они мыслились самому начальнику генерального штаба.
После выхода Австрии в 1866 году из Германского союза, по мнению Конрада, ее «исторической» задачей являлось объединение западных и южных славян, приобщение их к европейской культуре. Под эгидой Габсбургов потомки монголо-татар – славяне, должны были воспринять высокую культуру, для чего необходимо погасить их ненависть к немцам и мадьярам, дабы возможно было образование сильного государственного объединения. Таким образом, культурное и экономическое развитие Австро-Венгрии требовало открытия путей на Балканы и могло только закончиться в Малой Азии.
Вот мышление Конрада в области внешней политики, и если мы вспомним изложенное нами в главе I о развитии этой политики в Австро-Венгрии к началу XX века, то, не делая ошибки, сможем зачислить начальника генерального штаба в стан «империалистов» дуалистической монархии.
Конечно, одной Австро-Венгрии такие задачи были не по плечу, нужна была поддержка, и таковая прежде всего мыслилась Конраду в лице Германии, союз с которой он считал альфой и омегой не только для себя, по и для министерства иностранных дел. От этого союза, по его мнению, выиграли обе стороны, и прочность его ничем и никогда не могла быть поколеблена.
Другое дело Италия. Чуть ли не от рождения воспылав ненавистью к этому вековому врагу Габсбургов, Конрад все время подогревал се и готов был стереть с лица земли это государство. Конечно, Конрад отдавал себе отчет, что Италия стояла на пути расширению Австрии на Балканах, но к этому примешивались еще личные отношения. Долго служа на итальянской границе, начальник генерального штаба близко столкнулся с так называемой итальянской ирредентой, которая и оставила глубокий след в Конраде. Мы уже выше отмечали, что сам по себе он был натурой, в которой ум не уравновешивал страсти, что он мог или любить, или ненавидеть. Вот это и сказалось ярче всего на отношениях к Италии. Раз зачисленная в списки врагов (нужно отметить, не без основания), Италия никогда уже не могла заслужить доверия начальника генерального штаба, и разгром итальянской армии был его заветной мечтой.
Другой союзник – Румыния, пользовался большими его симпатиями, так как он нужен был в войне с Россией, и на союзе с Румынией Конрад настаивал до тех пор, пока сама Румыния не склонилась на сторону Антанты.
Нечего говорить, что на путях к разрешению «исторической» задачи Австро-Венгрии стояла прежде всего Россия, которая также числилась в списке врагов и не только одной Австрии, но и Германии. Рано или поздно, но с Россией предстояло померяться оружием, и Конрад не верил поэтому ни в какие иные победы над ней, как только кровью.
Столкновение с Россией, с одной стороны, а с другой, – возможность военного конфликта Германии с Францией, при котором Австрия обязана была выступить на стороне своего союзника, и определяли всю европейскую политику Австро-Венгрии.
С этой точки зрении Конрадом расценивается как политика других европейских государств, так определяются линии для внешней политики Австрии.
Хотя начальнику генерального штаба и не по душе было разбираться в вопросах внешней политики, однако, он пристально следил за ними во всех государствах не только Европы, но и Азии, поскольку они имели то или иное отношение к общим направляющим линиям внешних сношений Австро-Венгрии.
Мы обещали не углубляться в настоящей главе в этот вопрос, а потому обрываем его и переходим к иным сторонам личности Конрада.
Должность начальника генерального штаба приводила его а общение с многими людьми как Дунайской империи, так и за се пределами.
Подчиненный непосредственно высшей государственной власти в лице Франца-Иосифа, Конрад в сношениях с ним выявлял всегда верноподданические чувства, которые не были напускными, а вытекали из убеждений Конрада в достоинствах и правах монархического принципа, как формы правления. Всегда корректный, дисциплинированный и строго соблюдающий весь сложный этикет венского двора, начальник генерального штаба, однако», не стеснялся выражать открыто свои мнения, хотя бы они и были не по вкусу Габсбургу. Конрад сам рассказывает, как порой, при чтении его докладов, бесстрастное лицо Франца-Иосифа кривилось от гнева, в нем было видно сильное возбуждение, но старый император умел владеть собой, привыкнув часто выслушивать горькую правду, и доклады кончались без особых инцидентов. Даже последний доклад Конрада перед увольнением его в 1911 году от должности из-за разногласий с министром иностранных дел, прошедший под знаком «немилости», как выражается Конрад, и тот не оставил особого следа в отношениях этих двух людей. Для нас неважно высокое благоволение Франца-Иосифа к Конраду, но мы считаем своим долгом отметить самостоятельность последнего, по природе царедворца, в условиях средневекового этикета мрачного венского двора. Немногие из современных Конраду государственных мужей обладали таким гражданским мужеством.
Последнее находило у начальника штаба гораздо больше испытаний и общении с наследником Францем-Фердинандом, характеристика которого нами дана выше. Облеченный властью армейского инспектора, а в случае войны – вероятный главнокомандующий, Франц-Фердинанд считал своей обязанностью входить во все детали подготовки страны к обороне.
Ценя вначале Конрада, как выдающегося военного, способствуя назначению его начальником генерального штаба, Франц-Фердинанд скоро начал отходить от своего будущего начальника штаба на войне. Два резких инцидента между Францем-Фердинандом и Конрадом, в одном из которых последний был заподозрен в непочтительности к высокой особе наследника и в отсутствии надлежащей для католиков богомольности, а во втором и стремлении затушевать перед Вильгельмом персону наследника, еще более способствовали охлаждению этих двух людей.
Самостоятельному Конраду приходилось лавировать между двумя «самостоятельными» правителями народов Дунайской империи и, конечно, такое плавание не всегда было без штормов и почти близилось к аварии. Нет сомнения, что со смертью Франца-Иосифа Конрад безусловно потерпел бы кораблекрушение, что действительно и произошло в 1917 году с приходом к власти Карла.
Выдержанный в придворном этикете, Конрад сносил обиды повелителя, но не сходил со своей дороги и порой упорно проводил перед Францем-Иосифом свои предложения, касающиеся даже деятельности самого наследника.
По обычаю, не одного венского двора, за этими двумя высокими фигурами стояли их начальники личных канцелярий, оказывавшие большое влияние на проходившие через них дела. Сии обычаи были свойственны и Петербургу.
Волей-неволей поддерживая с этими посредниками хорошие отношения, используя их для предварительной ориентировки не только в направлении тех или иных дел, но, пожалуй, даже в разведке того или иного настроения у высоких Габсбургов, Конрад, однако, сознавал весь вред подобных институтов и откровенно об этом докладывал Францу-Иосифу. Ему же Конрадом лично представлялись наиболее важные доклады по плану войны, а Франц-Фердинанд получил категорический отказ от начальника генерального штаба на просьбу посвятить в план войны начальника личной канцелярии наследника. Конрад был непреклонен.
Далее чаще всего начальнику генерального штаба приходилось сталкиваться с общеимперским военным министром, министром иностранных дел и затем с другими министрами государственной машины Австро-Венгрии. В общении с этими людьми, ставившими порой Конрада на роль простого военного консультанта, начальник генерального штаба и вел тот непрерывный бой, о котором мы упоминали выше. Настойчивый в своих требованиях, стремившийся во что бы то ни стало провести свои взгляды на те или иные вопросы, Конрад не стеснялся вступать не только в жестокий словесный турнир, по свидетельству Краусса, но даже не виделся с военным министром, которому до некоторой степени также был подчинен. Здесь фигура Конрада вырисовывалась во весь рост – «самостоятельность» – был лозунг для этого «полубога» с берегов Дуная, предпочитавшего пасть в борьбе, но не сделать уступки своим врагам. Нет сомнения в том, что как бы ни были справедливы требования начальника генерального штаба такие отношения с равными ему, но власть имущими лицами, создавали еще большие трения в военной машине, за рулем которой стоял Конрад.
Неответственный перед представительными учреждениям государства, начальник генерального штаба входил в общение с политическими деятелями страны постольку, поскольку последние считали нужным по службе или из дружеских отношений обращаться к Конраду. Конечно, при таких условиях начальник генерального штаба погружался в недра политики в направлениях, соответствовавшим его личным взглядам, был далек от иных партий и группировок, считая их враждебными цельности монархии и, будучи страстной натурой, зачислял их в сонм врагов.
Поддерживание военных и политических связей Конрадом не ограничивалось пределами одной Австро-Венгрии, но выходило и за них. Прежде всего необходимо отметить частое личное общение и переписку с начальником германского генерального штаба, свидания с начальниками итальянского и румынского генеральных штабов. Наконец, личное общение с Вильгельмом, румынским Карлом, канцлером Бюловым и другими политическими фигурами Германии, а также Румынии вводило Конрада в широкий круг творцов политики Европы начала XX столетия. Со всеми из указанных лиц начальник австрийского генерального штаба был прямолинеен в своих политических и военных предложениях и пользовался среди них известным авторитетом, расцениваемый в то же время, как представитель военной партии Дунайской империи.
Выше нами отмечались отрицательные качества Конрада, а именно: его неумение выбирать людей и образование вокруг себя интимного кружка. Сам Конрад открывает нам, что в отношениях с подчиненными он предоставлял полную свободу в работе, поощрял каждое проявление инициативы и требовал от своих помощников тщательной, детальной и энергичной работы. Позднейшее наше знакомство с его ближайшими помощниками до некоторой степени подтвердит эти доводы начальника генерального штаба, хотя незнание людей было и оставалось его коренным недостатком.
Нами также было приведено распределение служебного дня Конрада и его мысли по поводу ухода с поста начальника генерального штаба, которые говорят о том, что его личная жизнь отличалась замкнутостью, посещением родных и небольшого круга знакомых. Для веселой Вены того времени такой образ жизни начальника генерального штаба мог считаться аскетическим, тем более, что ему отнюдь не следовали хотя бы министр иностранных дел и иные представители военной и гражданской машины управления, не говоря уже о рядовых работниках того же генерального штаба. С одной стороны, такой аскетизм Конрада нужно объяснить его характером, а с другой, – в достаточно большей мере, конечно, самой службой, усложняемой к тому же бюрократизмом, свойственным империи Габсбургов. Этим мы и ограничим вторжение в личную жизнь начальника генерального штаба, пусть она останется его частным делом.
Наша попытка обрисовать образ Конрада оказалась многоречивой и может быть даже излишне подробной. Мы сожалеем об этом, но не считаем возможным прервать хотя бы поверхностное знакомство с этой личностью, не сделав вывода, что же представляет собою этот человек.
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)
Борис Михайлович Шапошников
Мозг армии. Том 1
В искусствах практических не следует гнать слишком вверх цветы и листья теории, но держать их поближе почвы опыта. Клаузевиц – «Война», т. 1, стр. XVI.
Введение
Мировая война и ее влияние на жизнь общества и военное дело. – Современный характер войны и подготовки к ней. – Цель труда – исследование деятельности генерального штаба. – Генеральный штаб и критика. – Рост значения генерального штаба перед мировой войной. – Мировая война и генеральный штаб. – Необходимость существования генерального штаба. – Метод работы – путь исторический. – Выбор исторического объекта исследования. – Необходимость выбора примера из мировой войны. – Причины, побудившие остановиться на исследовании австро-венгерского генерального штаба. – Конрад и его труд: «Из моей службы в 1914-1918 г.г.». – Его оценка в нашей литературе. – Трудности предпринятой работы.
«Великие войны подобны землетрясению. Многие из явлений войны легко понять тем, которые были очевидцами того разрушения, которое продолжается в течение нескольких лет на пространстве, подвергшемся землетрясению… После великих войн, как и после землетрясения, содрогается конвульсивно весь мир, все политические системы, все человеческие представления» – к таким выводам приходит буржуазный пацифист Нидти.
Это пережитое «землетрясение», к сожалению, еще не разрушило до основания мировое капиталистическое хозяйство, не лишили империализм его удушающих человечество объятий Анаконды.
Ныне так же, как в 1914 году, мы находимся на пороге грядущих войн, и нам предстоит пережить еще не одну, может быть, «конвульсию» империализма, пока о нем не будут говорить лишь одни историки, как о существовавшей когда-то системе общественных отношений.
Подобные «землетрясения», однако, не проходят бесследно для человечества, и, как результат их, мы вошли в эпоху новых общественных отношений, в ряд новых «представлений» во всех областях жизни, не исключая, конечно, и области военной.
Всем известны следствия мировой войны для военного дела, и здесь было бы, пожалуй, излишним доказывать, что ныне нужно пристально пересмотреть твердо, было, установившиеся основы военной системы перед империалистической войной, подойти к ним критически и искать новых форм для жизненности этой системы.
Так как, по словам Плеханова, «каждой ступени в развитии производительных сил соответствует своя система вооружения, своя военная техника, своя дипломатия, свое международное право», то вполне естественен и даже необходим пересмотр всей военной системы под углом зрения новых отношений, складывающихся в современном нам обществе.
Мировая встряска выявила громадное значение техники в военном деле, но одновременно показала, что на сцену истории выдвигается и новый боец.
Являясь представителем и защитником нового революционного пролетариата, берущего власть в своп руки, «новый боец» отметает старые неподвижные формы военной системы и требует новых, способных ответить тем общественным отношениям, каковые складываются ныне на поверхности земного шара.
Мы уже отметили, что предстоит ряд войн, войн ожесточенных, ибо те противоречия, которые существуют между капиталистической формой мирового хозяйства и нарождающейся новой экономической структурой, настолько велики, что без больших жертв и борьбы не обойтись. Буржуазия не дремлет, и в различных лабораториях, мастерских сидят современные алхимики, ищущие не жизненного эликсира, а изощряющие свои мозги над открытием веществ и орудий, направленных к уничтожению человечества.
Война усложнилась, война – этот былой рыцарский поединок, ныне не является таким простым и деликатным видом общественных отношений. Ныне, более чем когда-либо, по словам Клаузевица «война не забава, война не игра, не риск на выигрыш; не дело свободного вдохновения. Война серьезное средство для достижения важных целей».
Не нужно, следовательно, доказывать, что готовиться к такому виду общественных отношений надо серьезно, с полным напряжением сил и средств всей страны. «Войну нельзя вести, – говорит Бернгарди в своей книге „О войне будущего“, – как играют в разбойники или солдатики. Она потребует от всего народа напряжения, длящегося годами, никогда не ослабевающего, если хотят завершить войну победоносно».
Думается, что, готовясь к войне, никто не полагает завершить ее собственным поражением. Предвидя такой результат войны, лучше ее и не начинать, лучше не переживать эту «драму ужасающую и захватывающую». Но раз эта драма неотвратима, – к ней нужно быть готовым, выступить с полным знанием своей роли, вложить в нее все свое существо, и только тогда можно рассчитывать на успех, на решительную победу, а не на жалкие лавры Версальского договора, расползающегося ныне по всем швам.
Нашей задачей является рассмотрение деятельности той военной системы, какая должна соответствовать новым отношениям общества, складывающимся вследствие современного развития производительных сил. Однако, должны предупредить, что такая широкая задача была бы для нас не по плечу, и, дабы не вводить в заблуждение открывающего эту книгу, заранее оговоримся, что читатель не найдет здесь исчерпывающих ответов на все вопросы, связанные с современной военной системой.
Нашим скромным желанием является лишь стремление попробовать свои силы в освещении деятельности того организма, который управляет военной системой, связывает ее с остальными видами государственной машины, дает ей жизнь, вдохновляет и ведет ее к победам или поражениям.
Иными словами мы намерены развернуть перед читателем жизнь того аппарата военной системы, который уже давно именовался генеральным штабом, да и ныне не потерял еще этого названия.
Вопрос не новый. Немало страниц исписано по нему как до империалистической войны, так и после нее. Но в то же время вопрос и жгучий для современной нам действительности.
О значении генерального штаба для военной системы много говорить не приходится – ему издавна уже дано наименование «мозга армии»). Правильно или ошибочно такое определение генерального штаба – мы пока разбирать не будем, а берем то, что оставлено нам в наследство.
Как то и приличествует «мозгу армии», генеральный штаб до мировой войны являлся вдохновителем всей военной системы того иди иного государства. Влияние его во всех армиях было почти неограниченно, и перед словом «генеральный штаб» останавливалась с почтением не одна седая, убеленная опытом голова, боязливо поднималась и на первых же строках обрывалась рука критика. Даже после революции, появившийся труд Лемке «250 дней в царской ставке» был встречен как «суд над генеральным штабом». Высокое учреждение давило своим авторитетом даже после смерти и, несмотря на то, что порою центры этого «мозга» были расшатаны, если почти не парализованы, не замечая того, что вещество давно уже разлагалось, – «мозг» продолжал еще существовать в черепной коробке военной системы – генеральный штаб считался неприкосновенным. Доступ «непосвященным» в это учреждение был затруднен, и, как известно, русский генеральный штаб получил даже в обыденной жизни наименование «черного духовенства». Там, «за монастырской стеной» друиды с белыми аксельбантами творили стратегию, готовили государство к войне, ковали инструмент, именуемый армией, к сожалению, не всюду оказавшийся годным для действительной обстановки. Да не подумает читатель, что мы хотим сказать, что генеральный штаб в большинстве государств играл «в разбойники» иди «солдатики». Нет, мы далеки от таких наветов и должны отдать должное каждому «мозгу» по его заслугам.
Мы не собираемся писать историю генерального штаба, даже больше, – не рискуем этого делать, ибо читатель найдет по этому поводу классические труды, а не наши бледные наброски. Из трудов классиков известно, что компетенция генерального штаба должна захватывать лишь армию. Однако, истинная природа войны постепенно расширяла круг его деятельности, и перед мировой войной мы уже считаемся с фактом, когда «мозг армии» выявил стремление вылезть из черепной коробки армии и переместиться в голову всего государственного организма.
Что это так, – мы впоследствии докажем, а пока попросим читателя поверить нам на слово. Империалистические тенденции оказались свойственны и «Мозгу армии». Для него уже тесна была его коробка и его вещество расползалось по остальным государственным организмам, видя в них нечто вроде «Марокко» или «Малой Азии». Политика колониальных захватов оказалась заманчивой не только для среды государственных учреждений и верховной власти, но и для генерального штаба.
Генеральный штаб гремел всюду, внося за собой, конечно, милитаризм и маринизм, все более и более давя население тяжестью налогов в прославление кровожадного бога войны, непрерывно и систематично пугая всеми ужасами последней. Нам скажут, что это была его обязанность; может быть, и неприятная – не будем возражать, ибо и сами занимались этим ремеслом. Мы хотим только отметить: в праве ли был генеральный штаб стремиться стать «мозгом государства»? Не уклонился ли он от своих «прямых» обязанностей и не занял ли несвойственное ему положение? Ответ на это попробуем искать ниже – в истории.
Так или иначе, но 1914 год поставил генеральный штаб большинства государств перед серьезным экзаменом и заставил перейти от области подготовки войны к ее ведению. Четырехлетний период взаимоистребления под непосредственным руководством генеральных штабов привел к перекройке карты не только Европы но и остальных частей света. С Версальским миром, и рядом других мирных трактатов, на сцене показались побежденные и победители, и в их рядах, конечно, соответствующие генеральные штабы.
«Величайшая судорога» захватила и голову военной системы, в частности се «мозг» – генеральный штаб. Справедливо или нет – вопрос подлежит особому освещению, – гнев победителей обрушился на последний. Как известно, в порыве негодования версальские победители в число виновников мировой катастрофы включили и германский генеральный штаб, вынося суровый приговор об его вечном изничтожении. Блестящий германский генеральный штаб – этот образец для всех подобных ему штабов, этот военный кумир мирного времени, оказался не только сброшенным со своего пьедестала, но обращен в небытие.
Следом за германским генеральным штабом сошел со сцены и австро-венгерский.
Так поступлено было с побежденными, но землетрясение периода империалистической войны оставило следы и на головах победителей. Уже в течение самой войны генеральные штабы армий Антанты были взяты под контроль, а с окончанием военных действий ряд реформ выпал и на их долю.
Здесь пока не место вдаваться в подробные рассуждения по этому вопросу, мы вернемся к нему еще впоследствии, а сейчас для нас важно констатировать, что развитие производительных сил наших дней оказало влияние и на генеральный штаб.
Империалистическая война, повлекшая за собой переоценку всех былых ценностей, вынудила пересмотреть роль и существо даже такого высокоавторитетного учреждения, как генеральный штаб, и определить его место в военной системе государства, а равно и его задачи в подготовке государства к войне.
Побежденным странам, за которыми все же, правда, в минимальных размерах, признано право на оборону, победители запретили иметь генеральный штаб, как орган управления армией. Иными словами, считается возможным в современных условиях обороны обходиться без генерального штаба, заставляя армию иметь «мозг» в каком-то другом органе. Насколько это выполнимо и мыслимо для наших дней и не ведет ли это к существованию «скрытого» генерального штаба – это неразрешенный еще вопрос. Невидимому, ч жизненность его не верят даже сами инициаторы этого параграфа мирного договора, заключенного в Версале, а тем более те, которые обязаны были подчиниться силе дипломатии Антанты.
Мы гораздо умереннее в своих требованиях и спокойнее в выводах, чем сидевшие за столом в Версале высокорожденные и вылощенные, но в то же время охваченные садизмом пыток дипломаты высококультурных и цивилизованных стран Запада, по отношению к признавшим свое поражение армиям центральных государств Европы. Мы более скромны и не требуем уничтожения «мозга армии», хотя бы армии и побежденной, признавая, что без этого мозга никакая армия жить не может. Не будем спорить о названии, но считаем, что под тем или иным наименованием генеральный штаб, как орган управления, существовать должен.
Доказывать справедливость этого положения составляет одну из задач нашего труда. Мы говорим – одну, так как далее намерены выявить, что же в условиях наших дней должен представлять собою «мозг армии», какое место он должен занять, с одной стороны, в системе управления государством, а с другой, в самой военной системе и, наконец, как должна протекать его работа.
Как видно, рамки нашего труда достаточно широки и, пожалуй, могут оказаться нам не по силам. Боимся, что не выполним того, что намечаем; ужасаемся возможности занестись в своих мечтаниях выше, чем то дано нам познаниями, силами, временем и опытностью, но все же прикосновение наше к работе генерального штаба окрыляет надеждой в достаточной мере справиться с поставленной задачей.
Нас обуревает гордая мысль, что наше перо внесет свою малую долю в освещение этого вопроса большой важности и что раскрывший нашу книгу не потеряет зря времени, прослушав повествование о генеральном штабе.
Но на этом не кончаются наши колебания. Мы подходим к выбору способа изложения наших мыслей, к выбору того пути, идя которым могли бы с большей ясностью и поучительностью изложить перед читателем наши мысли о современном генеральном штабе.
Перед нами две дороги – путь теоретический и путь исторического исследования. Не будем скрывать, что к первому мы никогда не были особенно склонны и всегда стремились вращаться в мире действительном, поближе к жизни, стараясь избежать «философических» рассуждений. Так думаем поступить и ныне, пригласив читателя последовать за нами по пути историческому.
Полагаем, что не нужно доказывать всю полезность и необходимость изучения того или иного вопроса в военном деле путем исторических примеров. Клаузевиц говорит, что «гораздо более была бы заслуга того, кто сумел бы учить ведению войны путем одних только исторических примеров» и «пусть тот, кто чувствует влечение взяться за это, снарядит себя на это доброе дело, как на дальнее странствие».
Что история является наилучшей наставницей в делах практических, а к таковым всецело относится военное дело, не подлежит особому оспариванию, и мы бы посчитали преступлением отнимать у читателя время, если бы стали доказывать это.
Мы хотим договориться о другом, а именно – о самом способе использования военной истории в нашем труде. Выше сказано, сколь мало склонности у нас к «философическим» рассуждениям, а потому мы будем вполне последовательными, если отринем мысль использовать военно-исторические примеры лишь как доказательство выдвигаемых нами теоретических положений.
Наше стремление направлено к познанию жизни так, как она складывается в действительности. Мы намерены на конкретном историческом примере проследить жизнь «мозга армии» и из нее сделать нужные нам выводы и поучения для наших дней. Иными словами, обращаемся к так называемому прикладному методу изучения военного дела.
Считаем необходимым пояснить, что мы не намерены останавливаться на конкретном разборе выбранного нами исторического примера без ввода поправок за современность, так как это было бы лишь военно-историческое исследование, но отнюдь не нужное нам прикладное исследование.
Даже пример из ближайшего пережитого нами опыта не может служить непреложным образцом для будущего.
«Каждая война представляется в виде неизвестного моря, полного подводных скал и камней», поучает Клаузевиц и, конечно, для практических выводов о будущей войне нельзя ограничиваться одним истолкованием конкретных примеров, хотя бы из прошедшей только войны, без учета современных условий жизни.
Тот же Клаузевиц советует нам брать примеры из истории близкой нам эпохи, а Мольтке говорит: «Нельзя оставлять без внимания опыт прежних войн, но необходимо помнить, что он не может служить масштабом для настоящего времени. От этих войн отделяют десятилетия и даже столетия, в течение которых изменилась как политическая, так и стратегическая обстановка… Поэтому, чтобы достигнуть желательного результата, остается единственное средство, именно – стараться предвидеть ход будущих событий и вникать в современную обстановку».
Это указание нами будет учитываться в процессе нашей работы и нашим искренним стремлением будет неуклонно следовать по этому пути.
Таким образом, мы становимся перед выбором того историческою примера, который намерены подвергнуть оперированию с целью изучения.
Здесь, как уже выше было отмечено, желательно, с одной стороны, проследить «мозг армии», функциональная деятельность которого достаточно полно описана, а с другой, чтобы этот «мозг» был более или менее близок нам по времени, так как известной исторической эпохе соответствует и мышление этих мозгов. Чем древнее эпоха истории, тем менее полезно будет для нас изучение живших в ней мозгов.
Однако, нужно признать, что в ближайших нам исторических временах мы не найдем подробного описания работы генерального штаба. Это указывает нам на необходимость обратиться к эпохе Мольтке, но как бы она ни подкупала нас по своему подробному освещению, мы все же должны констатировать, что для нашего времени эпоха Мольтке) по его же словам, «не может служить масштабом для настоящего времени». Совсем не хотим сказать, что она мало полезна – нет, эпоха Мольтке еще не потеряла своей свежести, но современное нам развитие производительных сил таково, что Германия времен Мольтке в значительной степени поотстала от жизни наших дней.
Поэтому желательно обратиться к более близкой нам исторической эпохе, и таковой, конечно, будет пережитая империалистическая война, от начала которой нас отделяет уже двенадцать лет. Исследованием исторического примера из опыта мировой войны мы и должны заняться, дабы не вступить на путь отживших или ошибочных выводов. К этой войне генеральные штабы армий Европы усиленно готовились, десятилетиями ковали оружие и готовили инструмент-армию, и в ней же (в войне) генеральные штабы испытали и сладость победы, и горечь поражений, а некоторые нашли и свою смерть.
Двенадцать лет от начала мировой войны – еще небольшой промежуток времени, чтобы можно было получить достаточно полную историю войны, «историю различных органов управления и, в частности, историю генерального штаба. „Официальные истории“ войны только еще начали выходить своими первыми томами, и еще далеко то время) когда по ним можно будет с достаточной полнотой исследовать историю генерального штаба. Архивы различных армий еще таят много драгоценного материала, и когда он будет раскрыт для широкого изучения – это сказать трудно. Живые свидетели гигантской работы в подготовке „величайшей судороги“ Европы частично раскрывают в мемуарах тайники своей души, побуждаемые различными к тому причинами, – или самооправданием, или самовосхвалением и редко от чистого сердца. Многие деятели уже сошли с жизненной сцены, унося с собой и все обоснования своих подвигов или промахов. Историку остается лишь разбираться в оставленных ими манускриптах и строить догадки и предположения о тех страстях и волнениях, кои обуревали авторов момент фиксации на бумаге их предположений и указаний.
В частности, в опубликование документов из истории генеральных штабов вторгаются еще некоторые привходящие данные. Как бы ни была решительна мировая схватка 1914-18 годов, многие работы бывших генеральных штабов еще не потеряли своего актуального значения для наших дней, а потому и не опубликовываются участвовавшими в войне государствами. Мы указывали выше, что грядущее сулит нам войны) предвидение которых заставляет многие генеральные штабы быть сдержанными в опубликовании своих работ не только в идейной их части, но даже в исполнительной. За примером такой сдержанности ходить далеко не приходится. Достаточно указать, что в то время, как германский генеральный штаб задолго до мировой войны опубликовал работы Мольтке по войне 1870 года, не боясь раскрыть все его планы и предположения и даже детали работы на Западе Европы, тот же генеральный штаб хранил молчание о работах своего начальника по разработке плана войны с Россией. Во всей опубликованной переписке мы находим лишь краткое упоминание, что в 1860 году Мольтке работал над мемуарами о развертывании прусской армии в случае войны с Россией. Только впервые в 1920 году, т.е. спустя 60 лет, труд Куля – «Германский генеральный штаб» пролил некоторый свет на предположения Мольтке и других начальников генеральных штабов по плану войны с Россией.
Так было раньше, так оно происходит и ныне. Большинство генеральных штабов, участвовавших в мировой войне, хранят обет молчания и лишь побежденные, в порыве злобы и самооправдания, приподнимают завесу над тем, что делалось «за монастырской стеной».
Стертый Версальским договором с лица земли германский генеральный штаб в целях самооправдания частично публикует свою деятельность, но цельного и связного труда, кроме книги Куля о работе генерального штаба в период подготовки к мировой войне, мы не найдем. Что же касается труда Куля, то мудрый генерал в беллетристической форме пытается обрисовать нам деятельность «мозга армии», не раскрывая однако, вполне его функциональной работы. С тенденцией самооправдания перед нами проходит в труде Куля деятельность генерального штаба, набросанная одними мазками, получить из которых конкретные выводы о достоинствах работы германского генерального штаба рассчитывать не приходится. Непосвященный в работу генерального штаба в мирное время может поверить в подлинность тех методов, какими она, по описанию. Куля, велась в штабе Вильгельма, но сведущий в этой работе покачает только годовой и скажет: «Генерал, честнее было совсем не писать, чем рассказывать вымыслы». Только сопоставлением трудов других, 6олее откровенных сотоварищей Куля по мундиру, можно дополнить его описание работы германского генерального штаба.
Частично опубликованные документы работы германского генерального штаба перед мировой войной, история войны «Рейхсархива» и отрывки из мемуаров бывших деятелей, к сожалению, не дают нам возможности взять основным примером для изучения работу германского генерального штаба – этого высокоценного образца подобных учреждений.
Его счастливый противник – французский генеральный штаб, точно также молчит о своей работе перед мировой войной, и если его деятельность за этот период порою освещается, то лишь отрывочно, эпизодически, сравнительно мало документально и главным образом с критической стороны. Мы не намерены основывать свои суждения на безоговорочном согласии с теми или другими выводами критиков, нас тянет подойти поближе к подлинным документам и самому попытать свои силы в критическом анализе.
Аналогичную позицию с французским генеральным штабом занимает его союзник – английский генеральный штаб.
Что касается русского генерального штаба, то, не скроем, какой это благодарный пример для практического изучения военного дела. Нас сильно прельщает мысль углубиться по первоисточникам в изучение работы этого былого учреждения отошедшей в вечность военной системы.
Но, к сожалению, на это у нас нет времени. Практическая деятельность, С коей мы связаны, ограничивает нас в свободном использовании архивных материалов. Кроме того, мы питаем большую надежду и уверенность, что эту работу проделают за нас старшие по службе в бывшем генеральном штабе лица, к тому же непосредственно проходившие ее в главном управлении генерального штаба, составляя часть мозгового вещества бывшей старой армии. Наша же служба в бывшем генеральном штабе проходила на периферии, заключаясь лишь в передаче непосредственно в войска замыслов русского генерального штаба. Дать истинную, неприкрашенную историю русского генерального штаба – должно быть поставлено себе задачей его бывшими старшими представителями, работающими ныне в Красной армии, дабы последняя, познав все ошибки и промахи сошедшего в могилу генерального штаба старой армии, не повторила их, а, наоборот, учла для своего победоносного развития на мировой арене борьбы.
Частично такая работа уже выполнена Зайончковским в его труде «Подготовка России к мировой войне».
Мы пока еще ничего не сказали о другом покойнике – об австро-венгерском генеральном штабе, и сделали это отнюдь не по забывчивости, а из желания обрадовать немного нашего читателя. Если некоторые из покойников, как, например, германский генеральный штаб, питают надежду «снова пробудиться», то коллега германского генерального штаба, павший вместе с ним – австро-венгерский генеральный штаб, невидимому, потерял всякие виды когда-либо возродиться, как особое учреждение бывшей когда-то армии империи Габсбургов. Мировая война навсегда стерла с карты Европы это давно отжившее государственное образование, и каждому здравомыслящему человеку не приходится думать ни о былой Австро-Венгрии, ни о былой се армии, а тем более о генеральном штабе последней.
К такому выводу, очевидно, безапелляционно пришел бывший начальник австро-венгерского генерального штаба Конрад фон Гетцендорф, выпустивший перед смертью в свет классический труд о своей деятельности в роли начальника генерального штаба. «Из моей службы в 1914-1918 гг.» – так озаглавлены эти откровенные мемуары «бывшего» человека. Охваченный желанием самооправдаться, беспощадный не только к своим союзникам немцам, но и к деятелям Австро-Венгрии его дней, бывший начальник генерального штаба оставил нам свой труд во славу бывшей же австро-венгерской армии.
Конрад заявляет нам, что преследуемая им цель труда заключается в обрисовке событий в их истинном свете, так, как они ему рисовались, и оставляет широкий простор для критики. По заявлению бывшего начальника австро-венгерского генерального штаба, его труд отнюдь но история, а носит «биографический», как он выражается, характер. Иными словами, мы имеем дело снова с продуктом «мемуарной» литературы, однако, резко выделяющейся в положительную сторону теми документами, кои в нем приведены. В этом вся ценность труда Конрада, охарактеризованного германским рецензентом Кулем как «памятник».
С. Добророльский в своей рецензии на труд Конрада («Война и Мир», № 12) говорит: «Весь его труд в совокупности, пока в виде четырех томов, по солидности работы, по глубине военной мысли вполне достоин незаурядной репутации, которой пользовался фельдмаршал Конрад фон Хецендорф и за пределами своего отечества. Труд ею можно приравнять к военно-научным работам старика Мольтке и считать серьезным вкладом в военную литературу».
Однако, не все рецензенты сходятся во вкусах и иные смотрят на этот труд иначе. Так В. Новицкий в своей рецензии на 4-й том мемуаров Конрада в «Военном Зарубежнике» № 28-29 дает такую характеристику груда: «Перед нами объемистый четвертый том, заключающий в себе около тысячи страниц; предыдущие три тома имеют около двух тысяч, итого 3.000 страниц. Если принять во внимание, что четвертый том обнимает собой период времени, продолжительностью лишь в 3 месяца (войны), то следует ожидать, что автор даст нам в ближайшем будущем еще несколько тысяч страниц. А потому, принимаясь с некоторым жутким чувством за чтение этого „гроссбуха“, читатель уже с места настроен иронически к его содержанию; несколько первых прочитанных им страниц не только укрепляют в нем настроение, но и возбуждают различные недоумения. Автор загромождает свое изложение таким огромным количеством мелочных фактов, незначительных разговоров, приводимых дословно с обоих сторон, и различных документов, полностью включаемых им в текст, что местами с трудом различаешь среди этого бесполезного материала тот ход событий или ту эволюцию идей и настроений, которые он хочет выявить в данное время. В особенности затрудняют чтение и уразумение обстановки эти бесчисленные письма, телеграммы и приказы, приводимые от первого до последнего слова и часто не представляющие никакого интереса для оценки происходящих вокруг событий. И если бы автор поместил все это в приложениях, а в текст включил только сущность каждого документа или процитировал его важнейшую часть, – то его книга значительно выиграла бы от этого».
Несмотря на почтенное и заслуженное имя рецензента, мы никак не можем согласиться с его доводами, ибо ценность труда Конрада усматриваем как раз не в его личных рассуждениях после войны, а в этих «бесчисленных письмах, телеграммах и приказах». Конрад старался отдать на суд критики полностью все свои документы, из которых можно почерпнуть и промахи бывшего начальника австрийского генерального штаба. Что касается мелочности приводимых фактов, незначительных разговоров и обилия документов, то полагаем, что рецензенту лучше нас известна работа начальника генерального штаба вообще, без отношения к какой-либо армии, из каких мелочных разговоров и фактов она слагается и каким обилием различных документов сопровождается. Работа начальника генерального штаба современной армии отнюдь не проходит в изрекании лишь высоких материй, а довольно мелочна, каковой она была даже у самого Наполеона, бывшего и полководцем, и начальником штаба. Как ни странно, но австрийские критики обвиняют Конрада, наоборот, в отсутствии способности к детальной работе, приписывая ему лишь «парение» в области высоких идей. Того же взгляда на Конрада придерживаются и немцы (Крамон). Таким образом, мы более склонны остановиться на оценке труда Конрада, сделанной Кулем; как «памятника»; не говорим, что он может быть приравнен к трудам Мольтке – это, пожалуй, чрезмерно, но что труд бывшего начальника австрийского генерального штаба является ценным вкладом в военную литературу, – этого отрицать нельзя. Он, действительно, является «памятником», но только использовать этот памятник, как творение искусства, нужно умело. «Чтый, мудрый разумеет» – некогда поучал старый летописец, что позволим себе посоветовать каждому, обращающемуся к чтению труда Конрада, в объеме 3.000 страниц, прерванного его смертью.
Выше мы указали, что Конрад оставил широкий простор для критиков, правда, тут же довольно прозрачно намекая, что критика должна быть почтенная, научная, а не самовлюбленная, не пророчествующая задним числом. Педантичный и аккуратный немец, свободный от дел и, по-видимому, не нуждавшийся в добывании куска хлеба, он подбирал материалы, чтобы затем, с небольшими хронологическими пояснительными вставками, преподносить их читателю, раскрывая, хотя бы и задним числом, свои настроения по поводу тех или иных событий и сопровождавших их бумажных фиксаций.
