Массовая сдача в плен во время вов. Как сдавались в плен во Второй мировой войне. использовать военнопленных в качестве денщиков

16 августа 1941 – издан приказ № 270 Ставки Верховного Главного командования Красной Армии "О случаях трусости и сдачи в плен и мерах по пресечению таких действий".

Во время Второй Мировой Войны, плен был не исключительным событием, а повседневнейшим делом. Даже в 1944 году, когда Советская Армия наступала, в плен попало 203 тысячи бойцов и командиров Советской Армии (Ибатуллин Т.Г. Война и плен. СПб., 1999. С. 154).

За годы войны 376 тысяч военнослужащих Красной Армии было осуждено за дезертирство (Гриф секретности снят. М., 1993, С. 140).

Имеет смысл сравнить с цифрами по армии противника… Число дезертиров в вермахте с января по май 1945 года ставило 722 человека (Мюллер–Гильдебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. М., 2002. С. 712).

За три первых года войны перебежчиков из вермахт было 29 человек.
СССР не присоединился к Красному Кресту. Тем самым он обрёк пленных советских солдат на чудовищные страдания и гибель. Ведь теперь они не получали никакой продовольственной и медицинской помощи от международных организаций. Они полностью зависели от воли нацистов. А те могли кормить их, а могли и вообще не кормить. И вообще делать с ними все, что им только заблагорассудится. Разумеется, это решение советского руководства было преступлением – в первую очередь по отношению к тем, кто воевал за советскую власть. В плен попадали, оказавшись в безвыходном положении, раненными и заболевшими. Руки поднимали те, кто расстрелял все патроны и оставался в траншее под наведенными стволами. В плену оказывались те, кто не успел выйти из окружения. А когда корпус Гудериана шел со скоростью 50–60 км в сутки, выйти из окружения пешком было не просто. Начальство–то драпало на машинах.

Все эти люди, готовые воевать за СССР, были преданы своим политическим руководством.

К октябрю 1941 года в плену оказалось 3,8 млн бойцов и командиров Красной Армии По данным немецких историков, число советских военнопленных составляет не менее 5 200 тысяч человек. Многие историки полагают, что их было 5,7–5,8 млн. Авторитетный справочник сообщает, что «неучтенные потери первых месяцев войны» – 4559 тысяч человек (Гриф секретности снят. М., 1993, С. 40–41).

Нацисты не были связаны никакими обязательствами сохранять жизнь и здоровье пленных. СССР официально отказался от них. Все они для СССР были предатели. СССР отказался от Женевской конвенции о военнопленных и от взноса денег в Красный Крест.

Уже 29 июня 1941 года, всего через неделю после начала войны, вышел приказ НКГБ, НКВД и Генерального прокурора СССР о том, что все сдавшиеся в плен приравниваются к изменникам Родины и предателям.

В своих выступлениях и интервью Сталин заявлял, что у нас нет пленных, у нас есть только изменники Родины.

Никто в Третьем рейхе не был готов к такому изобилию военнопленных. Армейское начальство торопливо готовило лагеря: куски чистого поля, окруженного колючей проволокой. Загнанные в эти поля бойцы были полностью предоставлены своей судьбе и произволу местного армейского начальства.

Начальство же было весьма разнообразно по своим политическим взглядам, отношению к славянам и личным нравственным качествам.

В СССР предпочитали, конечно, писать о «зверствах немецко–фашистских захватчиков». О садистском обращении с пленными, массовых расстрелах. О том, как втаскивали дохлых лошадей и швыряли гнилую картошку в лагерь, хохоча над умирающими с голоду людьми. Как прикапывали умерших на такой глубине, что торчали коленки. Как в лагерях съели всю траву, жуков и червей, оставшись на загаженной пустой проплешине, ограниченной колючкой.

Разумеется, в СССР никогда не писали о тех нацистских военачальниках (как немецких, так и венгерских и скандинавских), которые помогали пленным, чем могли. Рискуя вызвать недовольство и начальства, и собственных солдат… Ведь каждый кусок хлеба и каждый моток бинта они могли дать пленным, только отрывая от военнослужащих Рейха.

Судьбы большинства пленных ужасны. 504 тысячи освобождено из плена в связи с зачислением в «добровольческие формирования». Часть была «передана для работы на промышленных предприятиях». Сколько? Называют цифры от 100 тысяч до 3,6 млн человек. Опять никто ничего точно не знает.

Судя по всему, погибло в лагерях порядка 2,5 млн. Из них в первую же зиму 1941–1942 годов – до 1,8 млн. То есть от половины до двух третей всех сдавшихся.

Причем существует по меньшей мере 2 140 тысяч человек о судьбе которых никто ничего определенного не знает (Солонин М. 22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война? М., 2007. С. 266).

Во всех армиях сдаются в плен в основном солдаты. Реже – младшие офицеры. Совсем редко – кавалеры орденов, обладатели наградного оружия. Так же редко – служащие элитных родов войск.

В июне-августе 1941 года десятки летчиков Красной Армии перелетели к нацистам. В их числе два Героя Советского союза: капитан Бычков и старлей Антилевский. Будущий гитлеровский ас Мальцев тоже получал Героя, но потом пострадал «по анкетным данным».

Начальник Оперативного управления штаба Северо–Западного фронта генерал–майор Трухин сдался в плен 26 июня 1941 года. В 1941 году сдались: командующий 2–й ударной армией Власов; начальник штаба 19–армии Малышкин; член Военного совета 32–й армии Жиленков; командир 31–й армии Егоров; командир 21–го стрелкового корпуса Закутный.

22 августа 1941 года к немцам почти в полном составе ушел 436–й стрелковый полк 155–й стрелковой дивизии 13–й армии Брянского фронта. Во главе с командиром майором И. Кононовым, выпускником Военной академии им. Фрунзе, кавалером Ордена Красного Знамени, членом ВКП(б) с 1929 года. Ушёл вместе с комиссаром полка Д. Панченко, с боевым знаменем и всем оружием. В сентябре 1941 года 102–й казачий дивизион вермахта под командованием Кононова составлял 1799 человек (Ибатуллин Т.Г. Война и плен. СПб., 1999. С. 119).

Генерал–майор Богданов П.В. командир 48–й стрелковой дивизии 11–го стрелкового корпуса 8–й армии Северо–Западного фронта. 17 июля 1941 года сдался в плен немецкому разъезду. 22 июля Богданова поместили в лагере военнопленных в Сувалках. 18 сентября Богданова перевели в одну из берлинских тюрем, где он написал заявление с предложением сформировать из военнопленных отряд для борьбы с Красной Армией. После этого его перевели в лагерь Министерства пропаганды в Вульхайде, а летом 1942–го в агентурно–политическую организацию «Боевой Союз русских националистов», который опекал «Цеппелин» (отдел VI Управления РСХА). В августе Богданов написал два воззвания, а в декабре 42–го вступил рядовым во «2–ю русскую дружину СС». В марте после объединения 1–й и 2–й русских Дружин в 1–й русский национальный полк СС Богданов был назначен начальником контрразведки и произведен в майоры. Уже в апреле он становится генералом и принимает участие в карательных операциях против партизан и местного населения. В июне 1943 года Богданова назначают начальником контрразведки «1–й русской национальной бригады СС». В середине августа командир бригады Гиль–Родионов накануне перехода к партизанам арестовал своего зама и благополучно доставил командиру партизанского отряда. К расстрелу он был приговорен лишь 24 апреля 1950 года.

Почему они сдавались в плен?

В январе 1941 года в ГУЛАГе находилось 1 930 тысяч заключенных, и еще 462 тысячи – в тюрьмах. На спецпоселении – более 1 200 тысяч. С 1934 по 1940 год за решеткой побывало 6 млн.

Каждый житель СССР имел реальные шансы угодить в ГУЛАГ. Разве они не знали о такой возможности?

Когда Красная Армия стремительно отступала, у НКВД нашлось время для важного дела: для убийства заключенных во всех тюрьмах. Убивали поголовно всех – в том числе и подследственных, чья вина вообще не была доказана. Это называлось «убытие по первой категории».

Масштабы истребления людей поражают. В Витебске убили 916 человек, из которых 500 были подследственными (Скрытая правда войны. М., 1992). Во всей Белоруссии – до 20 тысяч человек.

«Из тюрем Львовской области убыло по 1–й категории 2466 человек. Все убывшие по первой категории заключенные погребены в ямах, вырытых в подвалах тюрьмы, в городе Злочеве – в саду» (Соколов Б.В. Оккупация. Правда и мифы. М., 2002).

В городе шли бои сразу между несколькими силами – в сопровождении смрада трупов на 30–градусной жаре.

Заняв город, нацисты поступили разумно: они запустили в тюрьму и местное население, и своих собственных солдат. Позже опубликовали книгу писем немецких солдат о впечатлениях, которые они испытывали в Львовской тюрьме. На немецких мальчиков произвели сильное впечатление прибитые гвоздями к стенам, четвертованные трупы с выколотыми глазами и отрубленными конечностями.

Если даже необходимо было убивать заключенных, включая подследственных, то почему с такой жестокостью? Между прочим, преступление прекрасно документировано. В книге приведены были не только письма солдат, но и адреса, даже телефоны (у кого были).

Глупость Гитлера не позволила ему выиграть войну? Но и глупость и жестокость Сталина толкала на войну с ним даже его функционеров.

Уже до 10 октября 1941 года расстреляны 10 201 советский военнослужащий. Всего же за время войны осуждено 994 тысячи военнослужащих, из них расстреляно 157 593 человека (Яковлев А.Н. По мощам и елей. М., 1995. С. 139).

Стоит сравнить: в вермахте до сентября 1942 года расстреляно 2271 военнослужащий. В том числе 11 офицеров.

Всего расстреляно 7810 солдат и офицеров – за все время войны (Литвин Г.А. Сломанные крылья люфтваффе // Авиация и космонавтика – вчера, сегодня, завтра. 1998. № 7–8).

В условиях войны не так легко арестовать «крамольников». Знаменитый и много лет скрывавшийся Приказ Ставки № 270 от 16 августа 1941 года «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах пресечения таких действий», который подписали Сталин, Молотов, Буденный, Ворошилов, Тимошенко, Шапошников и Жуков:

«Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту…

Если часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен, – уничтожать их всеми средствами как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи» (ВИЖ. 1988. № 9).

12 сентября 1941 года издана Директива Ставки № 001919 о создании заградотрядов: не менее одной роты на стрелковый полк.

«Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают кричать «нас окружили» и увлекают за собой остальных бойцов. В результате дивизия обращается в бегство, бросает материальную часть и потом одиночками начинает выходить из леса. Подобные явления имеют место на всех фронтах» (Русский архив… С. 180).

Соответственно действовали и советские генералы. Командующий Ленинградским фронтом Г. К. Жуков в октябре отправил в войска шифрограмму № 4976 «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны, и по возвращении из плена они также будут все расстреляны» (Соколов Б.В. Тайны Второй мировой. М., 2000. С. 429).

Как прокомментировать эти документы? Очень просто: как проявление психологии гражданской войны. Ведь в гражданских войнах не бывает военнопленных. Взятый в плен или немедленно уничтожается, или входит в захватившую его армию.

Коммунисты в Гражданской войне 1918–1922 годов строили систему заложничества в Красной Армии. За дезертирство расстреливали семью красноармейца. Теперь опять семьи пленных отвечали за сдачу в плен их главы семьи или их сына.

Но и эти приказы мало чему помогали: красноармейцы сдавались в плен даже в 1944 году.

"Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы." М.В. Оськин.

Приказ по 2-й армии Северо-Западного фронта, за № 4 от 25 июля 1914 года гласил: "В одном из донесений я усмотрел, что несколько нижних чинов без вести пропали. В большинстве случаев без вести пропавшие впоследствии оказываются в плену. Попадать в плен - позорно. Лишь тяжело раненный может найти оправдание. Разъяснить это во всех частях".
Генерал А. В. Самсонов, страдая от тяжести поражения, застрелился 17 августа при попытке выхода из кольца окружения. Характерно, что офицеры его штаба, бывшие с ним, даже не смогли сказать, как именно это произошло, слышали лишь хлопок выстрела и не смогли разыскать его тело, которое впоследствии было захоронено немцами в общей могиле. Но так поступил лишь сам командарм! Брать пример со своего командира подчиненные не торопились.
Командир 23-го армейского корпуса ген. К. А. Кондратович успел бежать от своих войск в тыл, где объявил себя больным. Комкор-15 генерал Н. Н. Мартос был взят в плен в общей неразберихе стычек в русском тылу. Причем - с оружием в руках, без сопротивления.

Но вот комкор-13 ген. Н. А. Клюев возглавил дивизионную колонну, пробивавшуюся из неплотного "мешка". Перед последней цепью германских пулеметов генерал Клюев приказал капитулировать. Вопрос: кто виновен в том, что двадцать тысяч русских солдат здесь сдались неранеными? Лично они или приказавшие капитулировать их начальники?
Генерал Клюев сам приказал своему ординарцу ехать к немцам с белым платком в руках. К кому же тогда относится характеристика: попадать в плен - позорно? Здесь впервые проявилась та пагубная тенденция качества небольшой части предвоенного русского офицерского корпуса, которая сдавала в плен подчиненных им солдат.
Генерал П. Н. Краснов цитирует фразу такого русского пленного, который даже и не понимал что происходит, а действовал, "как все": "До конца был верен Царю и Отечеству и в плен не по своей воле попал. Все сдались, я и не знал, что это уже плен".

Чем виноваты солдаты армии Самсонова, которые оказались заложниками неверного стратегического решения довоенного планирования и бездарного его исполнения со стороны генералитета Северо-Западного фронта?
Сам Александр Васильевич Самсонов, слишком поздно осознавший довоенную неподготовленность, поступил так, как того требовал кодекс офицерской чести. Наверное, нельзя говорить, что самоубийство - это единственный выход из положения. Не каждый отважится на такое, да и не нужно это.
Но одно дело - сдаться в плен в безвыходной ситуации, когда уже нельзя пробиться и так не хочется умирать. И совсем другое - сдать в плен вверенных тебе людей, когда у тебя за спиной целый корпус. Это уже воинское преступление.

Чем же виноваты рядовые, у которых на глазах легко сдавались генералы, в том числе и командиры корпусов (всего во 2-й армии в плен тогда сдались пятнадцать генералов)? Когда две наиболее многочисленные группы, пробившиеся из окружения, были ведомы не генералами, а полковником и штабс-капитаном?
Да, личный состав 13-го армейского корпуса на две трети состоял из запасных, то есть фактически являлся некадровым. Однако большую часть корпуса "сдали" в плен собственные командиры, не показавшие примера верности долгу.
Из высших чинов 13-го армейского корпуса из окружения вышел только начальник штаба 36-й пехотной дивизии полковник Вяхирев. А всего из состава 13-го армейского корпуса пробились лишь сто шестьдесят пять человек штабс-капитана Семечкина и подпоручика Дремановича да команда разведчиков.
Эти люди всего-навсего не сложили оружия по приказу своего комкора, а ушли в лес, и, попытав счастья, добились его. Кто бы осудил сдавшихся по приказу вышестоящего командира? Но нашлись же офицеры, пошедшие наперекор начальнику во имя исполнения воинского долга и требования присяги.

Общие потери 2-й русской армии в ходе Восточно-Прусской наступательной операции составили около 8000 убитыми, 25 000 ранеными и до 80 000 пленными. Противник захватил также до пятисот орудий и двести пулеметов.
Потери немцев во время операции против 2-й армии с 13 августа составили около тринадцати тысяч человек. Обратим внимание на соотношение потерь. Очевидно, что часть раненых учтена и в массе пленных, ибо большая часть раненых оказалась в германском плену.
В таком случае, против 13 000 потерь у немцев, русские имеют не более 20 000, что объясняется как оборонительными боями немцев в заблаговременно подготовленной местности, так и преимуществом германцев в технике. Остальное - это пленные.
То есть убывшие "в расход" исключительно неприятельским маневром - сдавшиеся в "котле". Или - "сданные" командирами. Почему пятнадцать генералов не возглавили прорыва? Тем паче - приказывавшие своим людям сдаваться.

Пагубность неверного восприятия пленения в отношении командного состава была понята сразу после Русско-японской войны 1904-1905 гг. Но, к сожалению, она не была возведена в аксиому внутри самой российской военной машины.
Оценивая итоги дальневосточного конфликта, бывший командующий Маньчжурской армией ген. А. Н. Куропаткин писал: "В ряду с истинными подвигами отмечаются и случаи малого упорства отдельных частей и, в частности, отдельных лиц. Случаи сдачи в плен неранеными в прошлую войну были часты не только среди нижних чинов, но и среди офицеров.
К сожалению, по отношению к этим лицам не были применены существующие законы во всей строгости. По возвращении из плена некоторые офицеры ранее суда над ними уже получили в командование отдельные части и, возвращаясь в полки, вступали в командование ротами и батальонами.
Прямо из Японии бывшие пленные приказами по военному ведомству получали назначение даже начальниками дивизий. Между тем может существовать только одно обстоятельство, оправдывающее сдачу в плен: это ранение. Все же, сдавшиеся в плен неранеными, должны быть ответственны за то, что не сражались до последней капли крови".
Справедливости ради следует сказать, что при том уровне полководчества, что показал генерал Куропаткин, поражения и пленения были неудивительны.

Суть проблемы в ином: почему сдавшиеся неранеными офицеры затем получали высокие командные посты? Они уже раз презрели присягу и требования военного законодательства, а значит, не постеснялись бы сделать это и впоследствии.
Сначала требовалось разобраться, а лишь затем восстанавливать таких офицеров в армии, да еще с повышением. В сравнении с СССР здесь явно проигранная ситуация: возвратившихся из плена советских генералов тщательно проверяли, но и те из них, кто не был подвергнут репрессалиям, а восстановлен в армии, высоких должностей не получили.
Главное здесь - это пример, показанный отношением политического руководства Российской империи к таким случаям. Пример, который резко контрастировал с репрессалиями в отношении сдающихся рядовых в период Первой мировой войны.
Если внимательно вглядеться в документы того времени, то нельзя не отметить старания генералов, издающих репрессивные распоряжения, прикрыть собственную растерянность, вызванную тем обстоятельством, что война пошла не по спланированному до войны сценарию. Теперь приходилось учиться во время самой войны и, стиснув зубы, делать все для достижения победы. А это ведь нелегко.

Достаточно вспомнить только оправдание ген. А. А. Благовещенского, бежавшего от своих войск 6-го армейского корпуса во время Восточно-Прусской операции. Бегство командира вынудило корпус отступить, чем был оголен правый фланг центральных корпусов 2-й армии, угодивших в окружение - "двойной охват".
В свое оправдание генерал Благовещенский заявил, что "не привык быть вместе с войсками". Как говорит по этому поводу А. А. Керсновский: "Мы видим, таким образом, что в русской армии могли быть начальники, "не привыкшие быть с войсками", что подобного рода начальникам вверяли корпуса и что у них не хватало честности сознаться в своей "непривычке" в мирное время и уступить заблаговременно свое место более достойным".
В подобной практике было почти невозможно определить, были ли исчерпаны все возможности к сопротивлению или нет. Равно как и определить меру ответственности каждого сдавшегося бойца, брошенного не столько в бой, сколько "на убой" своими командирами.
Тот же 6-й корпус в панике откатился в тылы, но разве это не естественная реакция на поведение командира? С другой стороны - почему никто из старших офицеров отступавшего корпуса, отлично понимавших, что отход оголяет тыл центра армии, не взял на себя ответственности и не удержал войск?
Опять-таки каждый, наверное, помнил, что плен - это, скорее, несчастье, а не позор, каковой пример показала Русско-японская война. Раз уж прощали не только сдавшихся в плен ("берут" в плен - раненых или безоружных), но и сдававших в плен.

Какое наказание понесли сдавшие в 1904 году Порт-Артур генералы Стессель, Фок и Рейсе? После длительного и закрытого суда - минимальное. Такое отношение власти к тем, кто, ничтоже сумняшеся, сдавал в плен противнику тысячи солдат, только поощряло сдачу.
Отсюда и сдавший в плен целый корпус ген. Н. А. Клюев, и отдавший уже из плена приказ о капитуляции крепости Новогеоргиевск ее комендант ген. Н. П. Бобырь, и бежавший из крепости Ковно ее комендант ген. В. Н. Григорьев.
В мирное время все они считались хорошими служаками, а генерал Клюев с 1909 года так вообще занимал пост начальника штаба Варшавского военного округа, то есть непосредственно готовился к борьбе с Германией. Хорошо подготовился, нечего сказать.

Как, в таком случае, относиться к сдававшимся в плен нижним чинам, которые распоряжениями командиров ставились не просто в безвыходное, но прямо в самоубийственное положение? Например, можно ли считать трусами и изменниками пару взводов, оставшихся от наступавшего по ровной местности батальона и теперь застрявших перед колючей проволокой, в которой артиллерия не пробила проходов?
О таком случае (неудачное наступление 7-й и 9-й армий Юго-Западного фронта на реке Стрыпе в тщетной попытке помочь гибнущей Сербии) сообщает, к примеру, А. А. Свечин:
"Работу штабных бюрократов мне пришлось наблюдать в январе 1916 г. Истощенные атакующие части соседнего корпуса, попадая в 300 м от австрийской позиции под сильный пулеметный огонь, бросали винтовки, поднимали руки и в таком виде продолжали движение через проволоку и австрийские окопы.
Начальство же полагало, что окопы взяты, но не поддержанные резервами атакующие части не смогли оказать сопротивление контратаке и сдались. Три атаки производились в вечернем сумраке несколько дней подряд.
Вместо признания недостаточности артиллерийской подготовки бюрократы полагали, что вся беда в том, что резервы следуют на слишком больших дистанциях, и настаивали на более близком надвигании последних, что только увеличивало потери и сумятицу при каждом новом штурме".

Заодно гибель сотни собственных солдат можно представить в реляции таким образом, что будет возможно рассчитывать на очередное награждение или повышение по службе. Пример такой ситуации дает февраль 1915 года - 1-я Праснышская операция в Восточной Пруссии.
Участник тех боев, характеризовавшихся большими и бессмысленными потерями, так как никаких оперативных бонусов наступление на Прасныш дать не могло, офицер показывает:
"Наступать приходилось по местности совершенно открытой, с подъемом в сторону немецких окопов, земля была мерзлая, и цепи, залегая от невыносимого огня, не могли окопаться и поголовно расстреливались.
Немцы даже делали еще лучше. Когда атакующие подходили к совершенно целому проволочному заграждению, приказывали бросить винтовки, что волей-неволей приходилось выполнять, и тогда их по одному пропускали в окопы в качестве пленных".
С формальной точки зрения получается добровольная сдача солдат в плен. А значит - те или иные репрессалии. А если по-человечески? Кто виновен в том, что русские стрелки повисали на не разрушенной артиллерией проволоке?
Кто виновен в том, что русская артиллерия не имела снарядов (уже в декабре 1914 года приказы Ставки Верховного главнокомандования запрещали трату более одного снаряда на орудие в день)? Разве эти самые стрелки, наступавшие по открытой местности в лоб на пулеметы?

Для сравнения: в ноябре 1915 года партизанским отрядом штабс-ротмистра Ткаченко был захвачен в плен командир германской 82-й резервной пехотной дивизии генерал Фабериус.
При конвоировании в тыл, воспользовавшись оплошностью начальника конвоя, встретившего по дороге старого товарища и решившего отметить встречу крепкими напитками, Фабериус захватил револьвер и застрелился, будучи не в силах снести позор плена.
Сколько русских генералов поступили подобным же образом, если помнить, что в плен попали шестьдесят шесть русских генералов, а отважился бежать из плена лишь один - начдив-48 ген. Л. Г. Корнилов?
Правда, сказались и возраст, и испытания пленом. Из шестидесяти шести пленных генералов в плену умерли одиннадцать, что составило 16 %, при общем уровне смертности русских военнопленных - 5,6 %. По данным С. В. Волкова, в плену оказались семьдесят три русских генерала.
Очевидно, что большинство генералов попали в плен в "котлах", так как непосредственно на поле боя все-таки генерал находится отнюдь не в первых рядах.
В частности, под Танненбергом августа 1914 г. в германском плену оказались пятнадцать генералов, в Августовском лесу февраля 1915 года - одиннадцать, наконец, в крепости Новогеоргиевск - семнадцать.
Таким образом, две трети плененных русских генералов попали в плен всего в трех точках на громадном театре военных действий, что представлял собой Восточный фронт Первой мировой войны.

Опять-таки о параллелях. Первым смещенным со своего поста командармом Первой мировой войны стал как раз немец - командарм-8 ген. М. фон Притвиц унд Гаффрон, оборонявший от русских все ту же самую Восточную Пруссию.
Он всего лишь посмел усомниться в успехе борьбы за провинцию, отправив в Главную квартиру телеграмму о намерении отойти за Вислу после первого же проигранного сражения под Гумбинненом, и был немедленно отправлен в отставку.
Кто-то смещался за некомпетентность. Но разница опять же в сроках замены. Такая бездарность, как главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. Я. Г. Жилинский, был смещен лишь после проигранной операции, когда потери фронта насчитывали то же число, что и в начале операции, - четверть миллиона, в том числе сто пятьдесят тысяч пленными.
Для такого необходима поистине выдающаяся бездарность, и кто-то же поставил генерала Жилинского не только в начальники Варшавского военного округа, но до того и в начальники Генерального штаба.

Сам довоенный подбор командиров показывает, что Российская империя начала двадцатого столетия находилась в надломленном состоянии, что объективно вызывалось буржуазной модернизацией страны. Точно такой же ситуация была и в Австро-Венгрии, что подтверждается результатами столкновения австро-венгерского и русского оружия на полях Первой мировой войны.
Опыт войны позволил выдвинуться лучшим людям, о чем говорит тот простой факт, что в летней кампании 1916 года (Брусиловский прорыв) потери русской армии пленными были в пять раз меньше, чем кровавые потери. Но сколько надо было потерять людей до этого?
И, даже если отвлечься от исчисления патриотизма, а говорить о монархической государственности, сколько было зря потеряно кадровых офицеров - опоры существующего режима?

Для меня, когда я стал внимательно изучать реальную историю ВОВ, самым шокирующим открытием стали даже не просто цифры потерь в невероятных по масштабу разгромах и "котлах", в какие с угнетающей периодичностью попадала Советская армия на протяжении все первой половины войны. Еще более поразительными были масштабы сдачи в плен; а как же усвоенное в детстве "Русские не здаюцца"?? Но факты упрямы: только за первые 4 месяца 1941 года в плен к немцам сдалось порядка 3,5 млн. человек - фактически ВСЯ стоявшая на 22 июня перед немцами "армия прикрытия". Кто не сдался - те по большей части разбежались по лесам и полям.

Гитлеровцы даже не знали, что им делать с таким грандиозным количеством пленных мужиков - у них не было и не могло быть никакой подходящей инфраструктуры для содержания такого количества. Поэтому большую часть тех пленных "первого созыва" они просто заморили голодом - до освобождения дожил очень мало кто.

Массово сдавались и в 1942-м... В общем, кошмар. И как-то противоречит бытующей у нас легенде о "невероятной стойкости русского солдата". Но писать об этом в ЖЖ непросто - наши сталинцы-"патриоты" и "свидетели культа Победы" мигом перевозбуждаются.

А потом я почитал всякие материалы еще и о Первой Мировой войне. И оказалось, что и там было примерно то же самое, а именно: русские солдаты очень охотно - охотнее всех! - сдавались в плен. Однако и об этом говорить трудно - тут уже набегают "патриоты" другого рода - из категории "конфетки-бараночки", "поручик Голицын" и "царь-батюшка Николай".

Но вот в последнем номере журнала "Эксперт" (№44 от 31 октября 2016 года) опубликована статья историка Сергея Нефедова "О русской революции", где этот вопрос насчет "доблести русского воинства" в очередной раз весьма подробно рассматривается. Грех не привести отрывки:

"Разгромленные в летней кампании 1915 года русские армии потеряли 2,4 млн. солдат, в том числе 1 млн. пленными... На заседании 30 июля 1915 года военный министр А.А.Поливанов говорил, что "деморализация, сдача в плен, дезертирство принимают грандиозные размеры".
"Стойкость армии стала понижаться, и массовые сдачи в пден стали обычным явлением", - свидетельствует генерал А.Брусилов. Современными исследователями подсчитано, что в целом за время войны Россия потеряла 3,9 млн. пленными, в три раза больше, чем Германия, Англия и Франция вместе взятые. На 100 убитых в русской армии приходилось 300 пленных, в германской, английской и французской армиях - от 20 до 26, то есть русские сдавались в плен в 12-15 раз чаще, чем солдаты других армий.
Число дезертиров к началу 1917 года составляло 1,5 млн. (для сравнения: в германской армии было 35-45 тыс. дезертиров, в английской - 35 тыс.)

"Пополнения, посылаемые из запасных батальонов, приходили на фронт с утечкой в 25% в среднем, - свидетельствует М.В.Родзянко, - и, к сожалению, было много случаев, когда эшелоны, следующие в поездах, останавливались ввиду полного отсутствия состава эшелона".
(ссылку на статью не могу дать - чертов "Эксперт" перестал выкладывать свежие номера на свой сайт).

Это все к вопросу о том, наскольку представители нашего народа "любят и умеют воевать". НЕ ЛЮБЯТ - это совершенно точно. Ну а "патриотам", естественно, равно как и господам "националистам", лучше обо всей полученной информации немедленно забыть.

В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста Кегель Герхард

Сдача в плен на дорожном перекрестке

На перекрестке стоял советский солдат с автоматом, видимо регулировщик. Подняв руки в знак своих мирных намерений, я подошел к нему и сказал по-русски, что я немецкий солдат и хочу добровольно сдаться в плен. Советский солдат, совсем молодой еще человек, сначала потребовал, чтобы я отошел от него на пять шагов. Он, кажется, мне не верил и опасался подпускать меня близко к себе. Потом он приказал мне бросить пистолет, который все еще болтался у меня на ремне. Я бросил в канаву портупею с кобурой, где был пистолет, и снова поднял руки вверх.

Регулировщик старался уговорить нескольких шоферов ехавших в тыл грузовиков довезти меня до сборного пункта военнопленных, который находится, как он говорил, в одной из близлежащих деревень. Но поначалу все было напрасно, никто не хотел брать меня с собой. Наконец регулировщику удалось все же уговорить ездового конной упряжки, которую сопровождали несколько солдат на конях. Они согласились доставить меня до ближайшей деревни и сдать там в комендатуру.

По пути сопровождавшие меня солдаты расспрашивали, кто я такой, где выучил русский язык, долго ли, по моему мнению, продлится еще война. Потом они потребовали мои документы. Кроме воинского удостоверения со мной было еще мое дипломатическое удостоверение, которое я взял на фронт, чтобы мне быстрее поверили, когда, оказавшись по другую сторону баррикады, я буду объяснять, кто я такой. Один из солдат порвал мои документы в клочья и бросил их в снег. Я стал объяснять ему, что эти документы представляют интерес для Красной Армии, но он сказал в ответ, что мне, военнопленному, эти удостоверения больше не нужны. Наконец мы добрались до проселочной дороги, которая выходила на шоссе. Мне было сказано, чтобы я шел все прямо, и я доберусь до сборного пункта военнопленных. У них же самих нет больше времени, чтобы доставить меня до места. И они поехали дальше.

И вот я стою темной ночью один на этой проселочной дороге. В лесу я чувствовал себя более уверенно. Здесь еще совсем недавно шел жестокий бой. На разрытом гусеницами танков снегу лежали раздавленные и обледеневшие уже трупы, и кто это – немецкие или советские солдаты, определить было уже невозможно. Убитые лежали и на обочине дороги. Повсюду стояли сгоревшие и брошенные автомашины, были разбросаны обломки тягачей и другой техники.

Примерно в двухстах метрах от шоссе у крестьянского дома стоял советский часовой. К тому времени ко мне присоединился другой немецкий солдат, который, как и я, искал сборный пункт военнопленных. Через десять минут нас было уже шестеро. Часовой у дома, казалось, нас не замечал.

Подняв руки, я подошел к нему и, сказав, что мы добровольно сдались в плен, спросил, что нам делать. Часовой, стоявший на посту у дома, где квартировал советский майор, комендант поселка, посоветовал мне снять унтер-офицерские погоны переводчика. Затем он предложил мне подождать на другой стороне дороги, сказав, что сейчас спросит майора. Через некоторое время он вышел из дома и отвел нас в комнату пустого соседнего дома, заметив, что здесь мы можем переночевать, а утром нас отведут на сборный пункт военнопленных.

Едва мы улеглись спать на чисто вымытом деревянном полу, как часовой привел в нашу комнату еще пятерых немецких солдат, искавших дорогу в плен. Среди них находился молодой человек из Данцига, у которого буквально только что была прострелена грудь. Пуля прошла насквозь. Как ни странно, крови он потерял совсем немного.

Часовой трогательно заботился о раненом. Он раздобыл водки, чтобы продезинфицировать рану, и твердо потребовал, чтобы трое или четверо немецких военнопленных отдали свои перевязочные пакеты, зашитые в их кители. Ведь добиться этого одними лишь уговорами было невозможно. Затем он помог сделать пленному солдату перевязку. Между прочим, он так хорошо обработал и перевязал рану, что молодой солдат из Данцига – я, к сожалению, забыл его фамилию – без особых трудностей выдержал тяжелый трехдневный переход до лагеря военнопленных.

Это искреннее стремление советского часового сохранить жизнь военнопленному «фрицу» как-то сблизило нас с ним. Мы побеседовали с ним немного, а затем он вновь встал на свой пост перед домом коменданта поселка.

Немного позднее к нам присоединились еще трое немецких солдат, которые тоже решили сдаться в плен.

Тем временем часовой разбудил военного коменданта. Я обратился к нему с просьбой выслушать меня, заявив, что я участвовал в борьбе против Гитлера. Он, казалось, был готов поверить мне, но все же заметил, что, возможно, я говорю правду, а может быть, и нет. Ведь он же не может проверить. Он дал мне совет дать показания и запротоколировать все это в лагере для военнопленных. Утром, сказал он, нам следует пойти на сборный пункт военнопленных, расположенный на другом конце поселка. Но у него нет никого, кто мог бы сопровождать нас.

Услышав это, я попросил его дать мне справку, подтверждающую, что он приказал мне доставить на сборный пункт группу поименно перечисленных в данной справке военнопленных и что мы сдались в советский плен добровольно. Майор согласился. Я быстро составил список пленных, майор подписал его и поставил печать. Этот приобретший силу документа список оказался чрезвычайно полезным. Когда мы на следующий день направились без сопровождающего солдата к сборному пункту – а ведь шла целая группа солдат в немецкой форме, – то, естественно, привлекали к себе внимание. По пути нас неоднократно останавливали красноармейцы. Поскольку здесь совсем недавно шли тяжелые бои, отношение к нам, солдатам фашистского вермахта, было далеко не дружелюбное. Но благодаря моей драгоценной «справке», предъявляя которую я неизменно по военному докладывал, кто мы такие и куда идем, все окончилось благополучно.

Из книги Мемуары 1942-1943 автора Муссолини Бенито

Сдача острова Коммюнике № 1113, сообщившее о сдаче острова, вылилось на итальянцев как ушат холодной воды. За ним последовало сообщение о военных действиях, в котором после перехода от Пантелеррии к Лампедузе превозносился «героический маленький гарнизон,

Из книги Троцкий. Мифы и личность автора Емельянов Юрий Васильевич

НА ЖИЗНЕННОМ ПЕРЕКРЕСТКЕ Идейно-политической эволюции Лейбы Бронштейна способствовало изменение места жительства и учебы. Троцкий писал, что, поскольку реальное училище Святого Павла не предоставляло полного курса обучения, то для завершения учебы ему пришлось

Из книги Андрей Белый автора Демин Валерий Никитич

Вступление НА ПЕРЕКРЕСТКЕ МИРОВ Он родился в Москве на Арбате (точнее – в угловом доме на перекрестке Арбата и Денежного переулка), написал об этом городе множество книг, стихов, статей, эссе и воспоминаний, и хотя самый известный его роман посвящен Петербургу, он до конца

Из книги Лед и пламень автора Папанин Иван Дмитриевич

НА ПЕРЕКРЁСТКЕ ВСЕХ МЕРИДИАНОВ… … Думал я, что плакать на льдине мне больше не придётся, но ошибся. Заставило - солнце. Я не уберёгся, получил раздражение левого глаза: резь была - до слёз.- Не унывай, Дмитрич, - утешали меня друзья, - ты же сделал открытие: вон как

Из книги Сон сбылся автора Боско Терезио

Прощание на перекрестке Поздно вечером все собрались в часовне на вечернюю молитву, которая всегда оканчивалась пением. Потом наступала трогательная минута прощания.«Выйдя из часовни – пишет дон Боско – каждый тысячу раз желал спокойной ночи, не находя сил расстаться с

Из книги Морозные узоры: Стихотворения и письма автора Садовской Борис Александрович

"В глухом бору, на перекрестке..." В глухом бору, на перекрестке, Плывет, дымясь, вечерний мрак. Объятья сосен злы и жестки. Пасть черную раскрыл овраг. Кого окликнуть? Кто поможет Дорогу верную найти? Мрак наплывает и тревожит. Нависли ветви на пути. Вдруг за вершинами,

Из книги Генерал Мальцев.История Военно-Воздушных Сил Русского Освободительного Движения в годы Второй Мировой Войны (1942–1945) автора Плющов Борис Петрович

Сдача в плен Поздно вечером 28-го апреля в Нойерне состоялось совещание старших офицеров ВВС КОНРа, на котором ген. Мальцев сделал подробный доклад о переговорах с американцами и о подписании им договора о сдаче в плен. Участники совещания единодушно согласились, что

Из книги Изюм из булки автора Шендерович Виктор Анатольевич

На перекрестке Среди великих формулировок эпохи не должна затеряться фраза, которую приписывают уроженцу Тбилиси, балетмейстеру Михаилу Лавровскому: «Светофор в Тбилиси себя не

Из книги Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945 автора Шпеер Альберт

3. На перекрестке Картина тех лет была бы более детальной, если бы я говорил главным образом о своей профессиональной деятельности, своей семье и своих наклонностях, ибо мои новые политические интересы играли второстепенную роль в моей жизни. В первую очередь я был

Из книги Колымские тетради автора Шаламов Варлам

Лучше б ты в дорожном платье Лучше б ты в дорожном платье Не ходила у моста, Не кидалась бы в объятья Неуклюжего куста. На плече плакучей ивы Разрыдалась ты сейчас, Не сводя с крутых обрывов Широко раскрытых глаз. Для чего ж ты испытала Притяжение луны, Слабый запах

Из книги Путин Семь ударов по России автора Лимонов Эдуард Вениаминович

СДАЧА ПОЗИЦИЙ НА ПОСТСОВЕТСКОЙ ТЕРРИТОРИИ Даже еще при Ельцине в 1990-е годы, вытесненные сами собой из Европы и мира, мы хотя бы оставались крупной региональной державой. Кремль в эти годы был еще «источником легитимности постсоветских режимов» (выражение политолога С.

автора

Из книги Жизнь и необычайные приключения писателя Войновича (рассказанные им самим) автора Войнович Владимир Николаевич

Сдача с десятки Вместе со мной готовился к поступлению в планерную школу мой друг по аэроклубу Васька Онищенко. Он, как и я, надеялся, что она будет ступенью в настоящую авиацию. Воскресные вечера мы проводили вместе: гуляли по улице Ленина, заигрывали с девушками, но

Из книги Бетанкур автора Кузнецов Дмитрий Иванович

ГОРОД-КРЕПОСТЬ НА ПЕРЕКРЁСТКЕ ТОРГОВЫХ ПУТЕЙ В первый же день приезда в Нижний Новгород Бетанкур развил бурную деятельность: собрал всех штаб- и обер-офицеров и познакомил их с новой стратегией развития ярмарки. Подполковнику Рафаэлю Баусе выдал новое техническое

Из книги Жуковский автора Арлазоров Михаил Саулович

На перекрестке теории и практики На вершине холма неподвижно стоит человек. Подобранный, подтянутый, он одет в легкий спортивный костюм. Человек внимательно следит за направлением ветра. Он все время поворачивается ему навстречу, стараясь принять на себя наибольший

Из книги Не служил бы я на флоте… [сборник] автора Бойко Владимир Николаевич

СДАЧА НА САМОУПРАВСТВО Однажды на выходе в море поднялся я в рубку покурить и невольно услышал диалог командира и молодого старшего помощника командира: «Старпом! Прошло уже 3 месяца! Когда на управление подводной лодкой сдашь?». «Товарищ командир! Я еще не готов, не

СДАЧА В ПЛЕН группы войск генерала КЛЮЕВА

Как уже говорилось, старшим воинским начальником, после того как из группировки убыли генералы Самсонов и Мартос, стал командир XIII арм. корпуса Клюев.
Он решает вести свой корпус на прорыв через дефиле у Шлага и Шведриха.
Н. Головин так описывает ход событий:
«Командир корпуса предполагал, заняв позицию у плотины, что южнее Меркена, пропустить через эту позицию все части, а со стороны Доротова прикрыть движение Каширским (144-м) полком.
Головные части благополучно прошли Меркен. Противник движения не заметил. Начался разсвет, когда, примерно, середина колонны проходила упомянутую деревню. В это время из крайнего дома вдоль улицы началась пулеметная стрельба. Оказалось, что в Меркене была застава немцев. Застава эта, видимо, забравшись в дом, заснула, почему и не была обнаружена ранее. Проснувшись от движения по улице, немцы открыли пулеметный огонь. Произошло замешательство. На улицах образовалась пробка. Движение колонны остановилось. Загорелся крайний дом; излюбленный способ немцев предупреждать об опасности. Выстрелы разбудили сторожевое охранение немцев, занимавших высоты севернее Меркена. На высотах появились цепи противника. Частям, не прошедшим еще Меркен, послано было приказание свернуть, не доходя Меркена, пройти вдоль оврага прямо к переправе; разсвет позволил сделать то, что невозможно было сделать ночью.
Наши части, занявшие позицию на высотах севернее перешейка, открыли огонь. Начался бой. На выстрелы со всех сторон стремились немецкие части. Ариергардный полк начал чувствовать все усиливавшееся давление со стороны Доротова. Между тем, проход через узкую, не шире 2-х саженей, плотину на перешейке между озерами совершался медленно. Положение ариергардного полка становилось с каждой минутой все болee и более тяжелым. Доблестный командир Каширского полка, георгиевский кавалер, полковник Каховский проявлял безпредельную энергию, чтобы выиграть время, необходимое корпусу для прохода узины. Окруженный с 3-х сторон он, не видя другого исхода, схватил знамя и во главе полка пошел в атаку. Ценою гибели полка и его командира большая часть корпуса прошла перешеек...

Для того чтобы оторваться от противника, командир ХIII-го корпуса решил до Яблонкенского озера итти двумя колоннами, а далее, если бы пути южнее озера были свободны от обозов, одну колонну пустить севернее, другую южнее озера. Если бы южный путь был занят обозами, направить весь корпус северным путем. Во главе шел наибoлеe сохранившийся Софийский полк, на случай если бы упомянутое шоссе пришлось брать с боя".

В это время вернулся из Орлау в Штаб корпуса начальник штаба. Он привез приказаниe по армии. Это приказание указывало ХIII-му корпусу итти форсированным маршом на Мушакен с целью к разсвету 17/30 августа занять там позицию фронтом на Нейденбург.
"Первоначально командир XIII-го корпуса решил этого приказания не исполнять, а оставить свое первое распоряжение в силе, ибо предписанное движение было крайне сложно: ХIII-му корпусу приходилось пройти по тылам XV-го; затем то же проделать и XV-му корпусу по отношению к ХIII-му..."
Категоричность приказания, отданного чуть ли не с позиции, позволявшая думать, что штаб 2 армии, хотя бы на этот раз, будет верно представлять себе сложившуюся обстановку, вызывала у ген. Клюева колебания, закончившиеся решением повернуть корпус на Мушакен.
Уже в полной темноте истомленные боями и трудными переходами, голодные, ибо двое суток не ели, части корпуса втянулись в Комузинский лес. Последний составлял северную часть леса, который в своей юго-западной части носил название Напиводского (или Грюнфлиского) леса. К этому времени в XIII-м корпусе сохранились только 4 полка: 1-я бригада 1-ой пех. дивизии (1-й Невский и 2-ой Софийский полки) и 1-ая бригада 36-ой пех. дивизии (141-й Можайский и 142-й Звенигородский пп.). От геройски погибших Дорогобужцев (143) и Каширцев (144) имелись лишь самые ничтожные остатки. Остатки же 3-го пех. Нарвского полка, и 4-го пех. Копорского полка, силою менее баталиона каждый отходили с XV-м корпусом...

В ночь с 16/29 на 17/30 августа на перекрестке дорог у д. Комузин произошло скрещение между колоннами ХIII-го корпуса и колоннами частей XV-го корпуса, отошедших от Лана. Штаб 2-ой армии своей сложной комбинацией отступления
не считавшейся с создавшимся положением, собственной рукой нанес удар, ускорявший дезорганизацию центральных корпусов.
"Положение на перекрестке создалось крайне тяжелое части, утомленный, изнервничавшаяся, в темноте перемещались, организация утрачивалась, управление становилось невозможным. Потребовались громадные усилия, чтобы распутать эту обстановку и, прежде всего, не дать окончательно перемешаться частям. По приказанию командира ХIII-го корпуса на перекрестке стало несколько офицеров штаба, которые опрашивали каждую подходящую часть и направляли XV и ХХIII корпуса на Мушакен, ХIII-й корпус на Кальтенборн...
….

Вскоре колонна на Кальтенборн остановилась, послышались орудийные и пулеметные выстрелы; у Кальтенборна завязался бой. Оказалось, что конные части немцев, несколько эскадронов безсмертных гусар с 4-мя орудиями и соответствующим числом пулеметов заняли Кальтенборн и, как только головные части колонны появились на опушке поляны, их встретил луч прожектора, а затем несколько очередей на картечь. Колонна остановилась, произошло замешательство; но вскоре части оправились. По частному почину бывших здесь офицеров выкатили без шума 2 орудия на шоссе, два других поставили в соседнюю просеку, разсыпали по обеим сторонам шоссе пехоту, затем подняли шум, и, когда вновь заблистал луч прожектора, встретили его ураганным огнем, а затем дружно перешли в атаку. Немцы поспешно бежали, оставив раненых, убитых. Пулеметы, орудия успели увезти. Путь был свободен.

К утру (17/30 августа) удалось наладить движение 3-мя колоннами: правая шла на Мушакен, средняя, при которой был командир XIII-го корпуса, на Садек, левая на Вален-
дорф. Противник пытался ударить в тыл, но энергичным контрударом Софийского полка был отброшен"...

17/30 августа переживается последняя стадия агонии. При всякой попытке русских частей дебушировать из леса наши части обсыпались ружейным, а местами орудийным огнем противника.
"Когда наши части переходили в наступлоние, немцы удара не принимали, откатывались назад, подводили атакующие части под пулеметный огонь.
Первой погибла колонна, шедшая на Садек. Приведенная в безпорядок огнем, разбитая на отдельные колонки, она была по частям уничтожена, или захвачена в плен. Участь колонны разделил и командир XIII-го арм. корпуса, бывший все время с передовыми частями и делавший все, чтобы вывести колонну из тяжелого положения".

Здесь требуются некоторые комментарии. Прежде всего – о СИЛЕ ДУХА войск.
- Обратите внимание, что сорвала спокойный и организованный проход огромной русской колонны через Меркен небольшая немецкая застава, спавшая в одном из его домов. Видимо, разбуженные шумом проходящих войск, немцы не побоялись открыть огонь в упор по нашим частям и подать этим сигнал своему сторожевому охранению, которое тоже вступило в бой. В рядах русских войск (которые и так были изрядно измучены и деморализованы), произошло новое замешательство, пришлось обходить город оврагами, вступать в бой с немцами и пытаться выбить их охранение с занимаемых позиций, что в тех условиях было очень сложным делом...На помощь немцам устремились новые части и бой разгорелся нешуточный. Более того, немцы сами стали наступать на город, стремясь перекрыть русским войскам единственный выход из него – узкую плотину на перешейке между озёрами.
- Ценой гибели Каширского полка и его доблесного командира полковника Каховского, группе войск под командованием генерала Клюева удалось прорваться. Цена прорыва была огромной: погиб чуть ли не весь Каширский полк (одна из самых боеспособных частей XIII арм. корпуса) а это – 4 тысячи бойцов, во главе со своим командиром, погибшим в яростной штыковой атаке...Но это – было только начало.
- Усугубило, и без того трагическое положение войск злосчастное ПОСЛЕДНЕЕ приказание из штаба 2-й Армии, требовавшее совершить форсированный ночной марш на Мушакен, да ещё по дорогам, занятым частями и тыловыми колоннами XVарм. корпуса, что неизбежно вызывало перемешивание войск, дезорганизацию и беспорядок в ходе манёвра. К сожалению, для русских войск, у Клюева не хватило духа проигнорировать это приказание, и он направил свои войска в роковой Комузинский лес...
То, что он руководствовался привычкой к повиновению и исполнению ЛЮБЫХ приказов вышестоящего командования, объясняет, но не оправдывает этого его решения. Обстановка властно ТРЕБОВАЛА от него иного, ПОЛКОВОДЧЕСКОГО решения и готовности ВЗЯТЬ НА СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ за это. Клюев оказался неспособен к этому, и повёл свои войска навстречу позору плена и катастрофы;
- перемешавшиеся части XV и XIII корпусов голодные, измученные бесконечными маршами тяжёлыми потерями, окончательно утрачивают остатки организации и управляемости. Ценой больших усилий, к утру удалось организовать движение тремя колоннами. Немцы уже откровенно пытались сеять панику в рядах отступающих русских колонн, нападая на них небольшими кавалерийскими отрядами, освещая прожекторами и обстреливая из пулемётов и орудий. У Кальтенборна несколько эскадронов немецких гусар с 4-мя орудиями вступили в бой со всей колонной XIII арм. корпуса. По частному почину (!!!) бывших здесь офицеров наши войска сумели-таки их атаковать и выбить со своей дороги. Но это – уже мало что решало. СЛИШКОМ деморализованы и измождены были русские войска к этому времени.

«Правая колонна оказалась нисколько счастливее: небольшими частями ей удалось просочиться через немцев. Этой удачеи способствовала тревога, вызванная у последних наступлением русских со стороны Млавы на Нейденбург, завершившимся даже временным захватом Нейденбурга. Еще раньше между Мушакеном и Нейденбургом пробились через немцев 21-й пех. Муромский полк (6-й пех. дивизии) и бригада 6-ой кавалерийской дивизии.

Дольше всех боролась левая колонна. Около 4-х часов дня (17/30 августа) колонна эта, шедшая в порядке, наткнулась в лесу на немцев. Немцы заняли артиллерией
и пулеметами все просеки у поляны и нетерпеливо ждали подхода своей жертвы. Когда стало известно, что дальнейший путь прегражден, в колонне у всех от мала до велика явилось желание пробиться во что бы то ни стало. Быстро поданы на просеки орудия и пулеметы; был открыт беглый огонь и части во главе с командиром Невского полка полковником Первушиным бросились в атаку. Порыв был настолько силен и неожидан для неприятеля, что немецкая бригада, бывшая здесь, не выдержала и, бросив орудия и пулеметы, бежала. Около 20 орудий, некоторые с полной запряжкой, и большое количество пулеметов досталось в руки атакующих..."
Но это была последняя вспышка энергии совершенно измученных людей...
Части перемешались. Подгоняемые с тыла противником парки и повозки вносили безпорядок. Необходимо было хоть сколько-нибудь возстановить порядок в частях и вытянуть в колонну. Сделать это было крайне трудно, ибо наступила темнота.

Начальника 36-ой пеx. дивизии, бывшего при колонне, в темноте найти не могли. Тем не менее, по почину отдельных офицеров удалось сформировать нечто похожее на колонну, подобрать часть раненых и двинуться вперед. Была надежда, что кольцо не успеет замкнуться и что на плечах разбитого противника удастся пройти. Вскоре лес кончился, вышли на большую поляну.
С двух сторон, со стороны Мальги и со стороны Улешена появилиоь лучи прожектора; они осматривали всю местность впереди. Лучи скрестились на головных частях колонны, и вслед затем последовало несколько беглых очередей шрапнели и пулеметный огонь. Колонна смешалась. Но порядок на этот раз возстановить не удалось. Пять раз повторялся тот же маневр. С каждым разом колонна все более и более таяла.
Утром на разсвете появилась конница противника. Раз-
розненные наши части потеряли уже боеспособность. Последняя из колонн кончила свое существование".

Судя по немецким источникам, ген. Клюев сдался, имея около себя до 20.000 человек и многочисленную артиллерию. Правда, среди этих 20.000 большая часть была нестроевых, среди строевых же большой процент был раненых, но снаряды в передках были. По словам одного из очевидцев ген. Клюев приказал остановить бой и поднять белый флаг с теми же словами, с которыми почти в эту минуту подходил у Нейденбурга офицер I-го германского корпуса к ген. Мартосу: "во избежание напрасного кровопролития". Только там, у Нейденбурга, эти слова имели под собой военную хитрость с целью выигрыша времени; у Садека эти слова произносились настрадавшимся человеком со сломанной волей. Автор был бы совершенно неверно
понят читателем, если тот поймет эти строки, как суд над ген. Клюевым», - так завершает свой рассказ, об этой трагедии, генерал Н. Головин.

На самом деле, Клюев сдался очень немногочисленным немецким силам (немцы имели там 6-7 батальонов пехоты, при 7-8 батареях артиллерии), тогда как у Клюева было более 20 артбатарей с достаточным боезапасом и огромное превосходство в живой силе. Но ВСЁ РЕШИЛ ДУХ ВОЙСК. Немцы – были на подъёме и желали драться и побеждать, а русские войска были морально, физически и психологически сломлены (в своём большинстве).
- Отметим, что XIII корпус сдался почти весь. Прорвавшиеся к своим части были из состава ДРУГИХ корпусов 2-й Армии (XV и XXIII-го).
- очень характерно и то, что в ходе последних боестолкновений многие русские высокие командиры, увы, не показали истинных командирских качеств. Так, в суматохе ночного боя, НЕ СМОГЛИ НАЙТИ начальника 36-й дивизии. А ведь это – не ротный писарь, чтобы просто «потеряться». Его обязанностью было «объявится» и возглавить борьбу своих войск... Про других генералов и полковников, командиров бригад и полков, бросивших свои войска и спасавшихся индивидуально – уже говорилось.

Гораздо более резкие оценки поведению Клюева дает Н.Евсев:
«После того как Самсонов уклонился от руководства боевыми действиями окруженных войск, решив застрелиться, а командир 15-го корпуса ген. Мартос попал в плен при попытке прорваться из окружения, старшим остался командир 13-го корпуса ген. Клюев, у которого не оказалось достаточного мужества, чтобы руководить боем прорвавшихся войск. Войска остались без управления. Никто более ими не командовал. Более того, старший из генералов Клюев растерялся и утратил мужество. В то время когда полки, батальоны, отдельные батареи и роты еще сражались, громя и сокрушая германские заслоны, ген. Клюев приказал бросить оружие и поднять белые флаги. По его приказанию, вахмистр Чернявский поднял на пике нательную рубаху вместо белого флага. Сам ген. Клюев достал из кармана белый носовой платок и начал махать. Находившиеся при штабе корпуса офицеры, солдаты и казаки, считая поступок ген. Клюева малодушным, стали протестовать, требуя, чтобы гев. Клюев руководил боем и вел войска для прорыва. На это ген. Клюев ответил: «Пусть спасаются, как умеют».

Многие малодушные исполнили приказ перетрусившего генерала. Этот приказ ген. Клюева и его личное поведение сыграли крупную роль. Прямой приказ старшего начальника положить оружие, в конечном счете, и позволил немцам вместе с ген. Клюевым взять в плен тысячи русских бойцов.
Но многие тысячи не последовали примеру ген. Клюева, не выполнили его приказа, а поступили, как того требовало оскорбленное самолюбие воинов, веривших в свои силы. Протестуя против трусости и бездарности ген. Клюева, офицерская молодежь, старики - подпрапорщики, унтерофицеры, казаки, солдаты, врачи и чиновники не желали сдаваться. Предоставленные самим себе русские войска ротами, батальонами, сборными отрядами продолжали прокладывать себе путь на русскую территорию».

Как уже говорилось, СПЛОШНОГО кольца окружения немцы создать просто не могли. Многие подразделения и отдельные бойцы, сохранившие боеспособность и ЖЕЛАНИЕ ВОЕВАТЬ смогли выйти к своим.
По данным русского историка Н. Головина: «Всего из чинов XXIII корпуса (2-й пех. див. и Л.-Гв. Кексгольмского полка) пробилось до 3.000 человек, из частей же XIII-го и XV корпусов (преимущественно XV-го) прошло около 170 офицеров и 10.300 нижних чинов».
Прямо скажем – немного. Число сдавшихся в плен солдат, офицеров и генералов 2-й русской армии было огромным...

Очень жёсткую оценку сдаче Клюева в плен дал А.А. Керсновский:
«Генерал Клюев по справедливости считался блестящим офицером Генерального Штаба и выдающимся знатоком германского противника. Его настоящим местом был бы пост начальника штаба Северо-западного фронта. В июле 1914 года он командовал Кавказским корпусом в Карсе и был вызван по телеграфу в Смоленск для принятия XIII корпуса, командир коего, генерал Алексеев, был назначен начальником штаба Юго-западного фронта. Свой корпус он нашел уже в пути. Ни начальников, ни войск он не знал, управление корпусом обратилось для него в решение уравнения со многими неизвестными.
Сильно распущенный предшественниками генерала Клюева, корпус вообще не пользовался хорошей репутацией. Мобилизация окончательно расстроила его, лишив половины и без того слабых кадров и разбив на три четверти запасными. По своим качествам это были второочередные войска - не втянутые и неподтянутые. В недельный срок ни Клюев, ни Скобелев не смогли бы их устроить. Вся тяжесть боев 2-й армии легла на превосходный XV корпус генерала Мартоса. XIII корпус, до самой гибели не имевший серьезных столкновений, пришел с начала похода в полное расстройство. Генерал Клюев - только жертва своего предшественника. Он оказался в положении дуэлянта, получающего у самого барьера из рук секундантов уже заряженный ими и совершенно ему незнакомый пистолет. Проверить правильность зарядки он не может, бой пистолета ему совершенно неизвестен... И вот, заряжен он был небрежно, и вместо резкого выстрела получился плевок пулей. Стрелок совершенно невиновен. Но если он затем смалодушничает под наведенным на него пистолетом противника, - то пусть пеняет на себя.
А это как раз то, что случилось с генералом Клюевым. Он сдался, совершенно не отдавая себе отчета в том, что он этим самым совершает, в том, как повысится дух противника и понизится наш собственный при вести о сдаче такого важного лица, как командир корпуса. Он знал, что командует корпусом, но никогда не подозревал, что он еще имеет честь командовать. Чем выше служебное положение, тем эта честь больше. А командир корпуса - человек, при появлении которого замирают, отказываются от собственного “я” десятки тысяч людей, который может приказать пойти на смерть сорока тысячам, - должен эту честь осознать особенно и платить за нее, когда это придется, - платить, не дрогнув.
Честь повелевала генералу Клюеву явиться в Невский полк храброго Первушина и пойти с ним - и перед ним - на германские батареи у Кальтенборна. Он мог погибнуть со славой - либо мог быть взят в плен с оружием в руках, - как были взяты Осман-паша и Корнилов. Беда заключалась в том, что он слишком отчетливо представлял себе конец своей карьеры без сабли в крепостном каземате и никак не представлял его тут же - на кальтенборнском поле. Подобно Небогатову, он сдался “во избежание напрасного кровопролития”, не сознавая, что яд, который он таким образом ввел в организм Армии, гораздо опаснее кровотечения, что это “избежание кровопролития” чревато в будущем кровопролитиями еще большими, что Армии, Флоту и Родине легче перенести гибель в честном бою корпуса либо эскадры, чем их сдачи врагу». (Керсновский А. «Философия войны»).

Посмотрим, как после сдачи группы Клюева развивались события в Восточной Пруссии.

Напечатать