Не только ле гофф. Европа как процесс. Памяти Жака Ле Гоффа. Жак ле гофф и «новая историческая наука» во франции

М., 2001:

Жак ле Гофф дал интервью газете "Авенире".

Ле Гофф род. 1924, Тулон, много лет возглавлял Высшую школу социальных исследований в Париже (Ecole des Hautes Etudes en Sciences Sociales). В интервью "Аввенире" (2002 г.) сказал: "Христианство есть главный идеологический фундамент Европы. Конечно, были и другие элементы, внесшие свой вклад в становление идеи Европы … мысль Греции, особенно дух скепсиса, значение, придававшееся этике, демократии … римское право… К сожалению, христианство не смогло преодолеть уже существовавшие внутри Римской империи разделения, особенно между Востоком и Западом. … Европа возникает в четвертом столетии благодаря смешению народов империи с варварскими народами, благодаря христианству. Юридически эта структура была основана на римском праве и на обычном праве. … Тот факт, что Церковь обладала в определенных областях самостоятельной юрисдикцией, в определенный период представлял элемент несомненного прогресса. Например в 1215 году 4 Латеранский собор предписал требовать согласия женщины на брак. … В отношении к деньгам у Европы есть "личность", которая произошла именно от Церкви … Я думаю, поэтому в Европе до сих пор капитализм отличен от американского, особенно в том, что касается этики и морали. Бывший президент Франсуа Миттеран однажды сказал, что недоверие к капитализма связано, возможно, с его католическим воспиытанием". Ле Гофф одобряет секуляризм как реализацию лозунга "Кесарю Кесарево".

Жак Ле Гофф (Jacques Le Goff) - медиевист с мировым именем, один из ярчайших представителей Ecole des Annales (Школа "Анналов"), традиции которой основываются на изучении человеческого аспекта Истории и эволюции обществ. Книги Ле Гоффа уже стали классикой: "Цивилизация Средневекового Запада" (1964), "Человек Средневековья" (коллективная работа под редакцией Ле Гоффа, 1978), "Людовик IX Святой" (1996), "Аргументированный словарь Средневекового Запада" (1999). Последняя из работ Ле Гоффа - "Родилась ли Европа в Средние Века?" (2003). Со своей точки зрения именитого медиевиста, Жак Ле Гофф рассматривает зарождение Европы в эпоху Средневековья, показывая как на этом географическом пространстве постепенно складывается общая для всех европейцев идентичность.

Можно ли вслед за расширением Евросоюза говорить о воссоединении Европы?

Европа никогда не была единой. Период средневекового христианства, который можно было бы назвать первым наброском будущей Европы, на самом деле не может считаться таковым. С другой стороны, страны, вступившие в Европейский Союз, на протяжении уже длительного периода времени являются европейскими, по крайней мере, с эпохи Средневековья. Их присоединение к Союзу - это всего лишь признание их европейской идентичности.

В какую эпоху родилась Европа?

Речь идет о географическом термине, введенном в обращение древними греками. Как нередко происходило в греческом мировосприятии, термин и обозначаемое им появились из мифологического сюжета. Европой звали одну из нимф, украденную полюбившим ее Зевсом. Прежде чем стать континентом Европа была женщиной. Греки считали, что эта нимфа родом была из Азии, а точнее - финикиянка, и это доказывает, что с самого момента рождения Европы существовала ее связь с Азией. Европа - одна из оконечностей евроазиатского континента.

Когда же Европа становится чем-то большим, чем простой географический термин?

Стоит различать Европу и европейцев. В перспективе европейской конституции, имеет смысл считать более значимым возникновение и использование термина "европеец", потому как он указывает на идентичность определенной группы мужчин и женщин, а не только на некоторое пространство. Указанный термин впервые появляется в одной из западных христианских хроник, описывающих произошедшую в VIII веке вблизи Пуатье стычку между правителем франков майордомом Меровингов Карлом Мартеллем (Charles Martel) и одним из мусульманских племен, пришедших из Испании, которая только что была захвачена ими. Таким образом, термин появился в контексте столкновения с мусульманами, что, в действительности, и являлось самой, что ни на есть настоящей реальностью средневековой Европы.

Слово "европеец" в эпоху Средневековья употреблялось гораздо чаще, чем принято полагать, особенно в эпоху правления Каролингов, в IX-X вв. Но по-настоящему это понятие не входит в обращение до XV века, когда его постоянно начинает использовать Папа Пий II - сиенец, в миру носивший имя Энеа Сильвио Пикколомини (Enea Silvio Piccolomini) и посвятивший Европе небольшой трактат. Этот Папа был воодушевлен новой идеей и думал о Европе как о силе, способной противостоять туркам, захватившим Константинополь в 1453 году.

Позднее, король-гусит Богемии Йиржи Подебрад (Georges Podiebrad), стремившийся к созданию единого мирного пространства, что можно расценивать как старинный прецедент происходящих сегодня событий, опубликовал совершенно поразительный проект объединения Европы: им предусматривалось создание единых институтов власти, их функционирование, принятие решений большинством наций (!). Иными словами, он создал проект конституции для Европы. Он был предшественником Валери Жискар д"Эстена (Valery Giscar d"Estaing)! В тот момент начала вырисовываться картина Европы. Термин чаще всего использовался служителями Церкви. Но его использование более не ограничивалось географическим понятием. За ним уже ощущалось присутствие некой идентичности всех людей, населявших это пространство.

Эта общая для всех европейцев черта проявилась благодаря христианству?

Христианство это, скорее, набор определенных обрядов, убеждений, ритуалов, чем идеология. Вне всякого сомнения, христианство сыграло одну из ключевых ролей в формировании Европы, но все же не в форме идеологии или религии. Не стоит забывать, что слово "религия" не появлялось вплоть до XVIII столетия. Ощущение единства родилось из того факта, что институты правления по всей Европе были очень близки между собой. В частности церковная структура с ее епископатами, приходами и так далее структурировали Европу - от скандинавских стран до Средиземноморья. И во главе этого общества стояло два человека.

Одним из них был Папа Римский, власть которого признавалась всеми христианами, но при этом не стоит переоценивать важность его фигуры: в XIV столетии произошел раскол, и в определенные периоды одновременно правили два или три Папы. . . Второй из значимых фигур той эпохи был император, хотя ему так и удалось объединить Европу. Первое поражение потерпел Карл Великий (Carlomagno). Вопреки тому, что принято говорить, Карл не был первым европейцем, потому как он ставил перед собой совсем иную задачу: он хотел воссоздать Римскую Империю и создать империю франков. Карл Великий смотрел назад и думал о Европе, которая управлялась бы одной нацией, то же самое позднее пытались сделать Карл V (Carlo V), Наполеон (Napoleon) и Гитлер (Hitler).

Карл Великий покончил с Римской Империей, создав свою на севере от Средиземноморья: в этот момент упрочилось положение географической Европы.

Он не осознавал этого. Вполне очевидно, что Карл Великий положил конец существованию Римской Империи, сместив политический и культурный центр притяжения из средиземноморской Европы, вокруг которой создавал свою империю Рим, в сторону северной Европы, где в Экс-ля-Шапель поселился он сам. Но роль Карла Великого заключалась не только в том, что он произвел такие изменения, наиболее существенным оказалось его культурное влияние. Он объединил вокруг себя целую группу мыслителей того времени, которые занимались, к примеру, исследованием Библии; они разработали новый шрифт, который стал использоваться во всех мастерских по переписке манускриптов - каролингский минускул; ими была введена новая форма мышления - некое подобие первой схоластики. Но все это оставалось на очень поверхностном уровне. Пришлось ждать наступления XII-XIII столетий, когда уже стало распространяться обучение грамоте, в частности, и в городах. В школы начали принимать девочек, и именно тогда произошла широкомасштабная волна европеизации.

Таким образом получается, что Европа создавалась к северу от Средиземноморья, но вместе с тем и к западу от Византийской Империи, которая считалась империей восточной.

Подобное разделение между Западом и Востоком существовало еще до создания Европы, кроме того, это одно из условий, необходимых для ее развития. В этом смысле важнейшим событием стало принятое в IV веке императором Константином (Constantino) решение переместить свой двор в Константинополь. Это событие можно считать одной из дат основания Европы.

Европейская идентичность окрепла, прежде всего, благодаря ее структурам правления?

В эпоху Средневековья произошло становление чувства единства европейцев. Иногда говорят, что не существовало ощущения Европы, а существовало чувство принадлежности к христианству. Однако слово "христианство" можно датировать лишь XI столетием и оно никогда не заменяло понятия Европы. Существовала фактическая Европа, которая создавалась постепенно и не имела своего названия вплоть до XV столетия. В христианском мире имелось две формы политической структуры. С одной стороны - это был город, который мог ограничиваться одним поселением и его окружением, речь идет о городах-государствах, существовавших, к примеру, в Италии и даже в Германии. А с другой стороны, произошло образование королевств - явления совершенно нового в европейской политике. В Средневековой Европе одновременно происходило образование общего европейского пространства и его разделение на королевства. Единство и различие, которые и характеризуют всю историю Европы.

Возникающее в настоящий момент противопоставление государств и Европы исторически не подтверждается. Речь идет о двух не просто синхронных, но и сопутствующих друг другу формациях. С самого момента своего рождения Европа - это федерация королевств. Единственными королевствами, которым не удалось хорошо сформироваться, стали Германия и Италия. В Германии это движение было нейтрализовано присутствием императора, правившего Священной Римской Империей Германской нации, а в Италии подобного становления не произошло как из-за присутствия на ее территории Папы Римского, так и из-за значимости городов-государств. Для объединения Германии и Италии пришлось ждать наступления XIX-го столетия. Таким образом, после своего объединения, после своего превращения в нации, в государства Германия и Италия дали толчок к возникновению Европы. Возникновение наций не происходит в противовес Европе.

Однако эти королевства вовлекли Европу в состояние бесконечных войн.

Одной из особенно забавных характерных черт Европы можно считать комбинацию междоусобных войн и поисков мира. Так, к примеру, одно из основных направлений деятельности папства в эпоху Средневековья состояло в налаживании мирного существования между нациями, в частности, между Францией и Англией. Европейская система военных действий в одинаковой, а, возможно, даже и в большей степени структурировалась, как перемириями и принятием мирных соглашений, так и сражениями. Вполне справедливы как утверждения, что Европа на протяжении 16 веков была ареной братоубийственных войн, так и утверждения, что здесь постоянно шли поиски мирных решений.

В тот же самый период времени территории, где господствовал Ислам, не находились в состоянии перманентной войны. . .

Подобный факт объясняется тем, что страны Ислама - равно как, с другой стороны, Индия и Китай - были одержимы идеей имперского правления, в случае с исламским миром - халифатом. Империя содержала в себе идею мира, которую древние так и называли pax romana. Между тем у Европы аллергия на саму идею империи. Любые попытки построить империю потерпели неудачу. Королевское правление, связанное с идеей нации, кажется нам более фундаментальной формой политического правления. Для исчезновения монархии должны были произойти крайне драматичные события - будь то во Франции, в Германии, в Италии или в республиканской Испании.

Должна ли Турция войти в состав Европы?

Невозможно построить Европу, не опираясь при этом на географию и историю. Вне всякого сомнения, границы Европы не неподвижны. Но если мы расширим европейские границы до Ирака, то почему бы нам, в так случае, не включить в ее состав Ближний Восток, Северную Африку и Восточную Европу, по крайней мере, до Кавказа? Географические рассуждения определяют для европейцев некоторые границы, но, вместе с тем они говорят и об абсурдности определенных решений. В том же, что касается истории, можно сказать, что она позволяет Европе быть чем-то большим, чем просто зоной свободной торговли. Это культурное сообщество - медленно создававшееся и ведущее свою историю издалека. Европа не старая, она - древняя. А хорошо используемая древность может стать прекрасным основанием для возведения будущего. Напоминание об истории для поддержки и развития культуры Европы не означает возврата к религии. Турция должна оставаться за границей Европы не потому, что это мусульманская страна - потому как, с другой стороны, это светское государство - а потому, что она не европейская. Мусульманские Боснию и Албанию можно считать европейскими и в более-менее отдаленном будущем они станут частью общей Европы.

Ваши аргументы подходят для Белоруссии, Украины и России?

И да, и нет. Есть много черт, схожих с Турцией, но вместе с тем эти страны гораздо дольше являлись частью Европы. В частности, Россия входила в состав так называемого "европейского концерта держав". Полагаю, что эти страны войдут в состав Европейского Союза во время одного из будущих расширений. В Истории присутствует определенный европейский ритм. Этот ритм отмечается вступлением в новую волну расширения Европы. Однако эти расширения очень далеко отстоят от друг от друга. Первое можно датировать IV-V веком, когда произошло образование англосаксонских королевств - Франции и Германии. Затем была волна 1000 года, захватившая славянские нации, скандинавские страны и Венгрию. Мы находимся в ожидании следующей волны, которая распространиться и на отдаленную Восточную Европу.

Таким образом, происходящее в настоящий момент объединение - это не более чем историческая преемственность процесса, идущего в Европе на протяжении уже 1500 лет?

Частично. Все значимые исторические события подчиняются одной и той же логике, которую можно определить двумя словами: преемственность и перемены. Кроме того, это и есть два условия успешного развития. При отсутствии преемственности вас ждет поражение. При отсутствии перемен - смерть на медленном огне.

OCR Busya http//:www.lib.aldebaran.ru

«Жак ле Гофф «Цивилизация средневекового запада»»: Издательская группа «Прогресс» «Прогресс‑академия»; Москва; 1992

Аннотация

Это издание осуществлено при участии Министерства иностранных дел Франции и французского посольства в Москве

В центре внимания автора - Пространство и Время в жизни и восприятии тогдашнего населения Европы, его материальная жизнь, характеристика их социальной системы и, главное, анализ их менталитета, коллективной психологии, способов чувствовать и мыслить.

Жак Ле Гофф

Цивилизация средневекового Запада

Общая редакция Ю.Л. Бессмертного

Редактор Е. Н. Самойло.

Переводчики: Е. И. Лебедева, Ю.П. Малинин, В.И. Райцес, П.Ю. Уваров

Предисловие к русскому переводу

Я горд и счастлив, что мою книгу «Цивилизация средневекового Запада» прочтет русский читатель. Я горячо благодарю переводчиков и коллег, помощь которых сделала возможной публикацию книги, и в первую очередь профессоров Юрия Бессмертного и Арона Гуревича.

Книга появилась впервые в 1964 г. с многочисленными иллюстрациями, сопровождаемыми подробными пояснениями, - они, к сожалению, частично отсутствуют в пересмотренном и обновленном издании 1984 г. Эта книга отвечает задачам серии «Великие цивилизации» и моей концепции истории, в частности истории цивилизации. В ней я прослеживаю основные линии эволюции Запада между V и XV вв., ибо история - это движение и изменение, выделяя следующие существенные моменты: возникновение новых королевств, рожденных из синтеза двух культур, варварской и римской; попытка германцев создать новую организацию - каролингский мир, скороспелая попытка объединения Европы (VIII - X вв.); и, наконец, формирование единой и многообразной христианской Европы - период внутреннего и внешнего подъема X - XIII вв., когда экономический, демографический, религиозный, интеллектуальный и художественный прогресс представляется мне более важным, нежели перипетии политической жизни с ее борьбой между папами и императорами, скрывающей великое политическое новшество - становление современных государств, которые вышли из феодальной системы и сосуществовали с ней, не разрушая ее (как казалось, традиционной историографии). И в заключение я останавливаюсь на кризисе XIV - XV столетий, который, как это часто бывает в истории, представлял собой скорее мутацию и трансформацию, чем упадок.

Я должен был считаться с теми хронологическими рамками, которые определены участием в коллективном начинании. Хотя сегодня я настаивал бы на расширении временных рамок, на «долгом» Средневековье, охватывающем эпоху, начинающуюся со II - III‑го столетия поздней Античности (о которой так и не был написан том, предусмотренный планом серии) и не завершающуюся Ренессансом (XV - XVI вв.), связь которого с Новым временем, на мой взгляд, преувеличена. Средневековье длилось, по существу, до XVIII в., постепенно изживая себя перед лицом Французской революции, промышленного переворота XIX в. и великих перемен века двадцатого. Мы живем среди последних материальных и интеллектуальных остатков Средневековья.

Полагаю, что мне лучше удалась вторая часть, посвященная собственно средневековой цивилизации, где я пытался описать и объяснить, что она из себя представляла в центральный период X - XIV вв. Я понимаю ее широко, следуя концепции тотальной истории, воспринятой мной в духе журнала «Анналы», основанного в 1929 г. Марком Блоком и Люсьеном Февром. Концепция тотальной истории включает в себя не только то, что другие традиции мысли именуют культурой или цивилизацией, - она подразумевает также и материальную культуру - технику, экономику, повседневную жизнь (ибо люди в процессе истории строят жилища, питаются, одеваются и вообще функционируют), равно как и интеллектуальную и художественную культуру, не устанавливая между ними ни отношений детерминизма, ни даже иерархии. В особенности она избегает понятий «базиса» и «надстройки», которые насилуют постижение исторических структур и их взаимодействие. Тотальная история должна опираться на социальную историю, которая и есть подлинное содержание истории, как ее справедливо понимал Марк Блок.

Вначале я обрисовал не «происхождение» (согласно Марку Блоку, «опасный идол историков»), но наследие, которое получает и отбирает цивилизация, трансформирующаяся в соответствии с ним, наследие прежних обществ Европы - кельтско‑германских, славянских и т.д., наследие греко‑римское, наследие иудео‑христианской традиции. Начав свое исследование с рассмотрения пространственно‑временных структур, которые образуют кадр любого общества и любой культуры, я изучал как материальные аспекты пространства и времени, так и те представления, посредством которых мужчины и женщины Средневековья воспринимали историческую реальность. Ведь эта реальность представляет собой единство материальных условий и мира воображения, в которых живут члены всякого общества: земля и небо, лес, поляна, сухопутные и морские дороги, множественность социальных времен, грезы о конце света и о потустороннем существовании, характерные для цивилизации средневекового Запада.

Вместе с тем я старался также показать внутренние связи между реальными социальными структурами и их функционированием («борьба классов», термин, трудноприменимый к Средневековью), процессами маргинализации и исключения из общества, с одной стороны, и схемами, при помощи которых люди той эпохи - преимущественно интеллектуалы, клирики - пытались осмыслить общество: «духовенство и миряне», «могущественные и бедняки», три «сословия» или три «разряда», согласно индоевропейской трехфункциональной концепции, множественность «сословий» и «социальных разрядов» и т. п.

Более всего мне хотелось изобразить все эти аспекты средневековой цивилизации, демонстрируя ментальность, эмоциональность и установки поведения, которые отнюдь не являются поверхностными или излишними «украшениями» истории, ибо они‑

то и придавали ей всю ее красочность, оригинальность и глубину: символическое мышление, чувство неуверенности или вера в чудеса сказали бы нам больше о средних веках, чем изощренно построенные догмы и идеологические анахроничные абстракции.

Если моя книга сможет дать русским читателям кое‑какие ключи для лучшего понимания иного Средневековья - Средневековья их предков, Средневековья другой половины христианства, христианства восточного, я буду счастлив. Ибо то, что ныне предстоит осуществить европейцам Востока и Запада, заключается в объединении обеих половин, вышедших из общего, я бы сказал, братского наследия единой цивилизации, уважающей порожденные историей различия.

Наконец, я хочу выразить огромную радость по поводу того, что вижу свою книгу в переводе на русский язык, оказавшемся возможным благодаря новым условиям, созданным исключительной смелостью, с какой граждане, населяющие эту страну, изменяют свою собственную историю. Конечно, историческая наука в Восточной Европе не была уничтожена в 1917 г., и многие из русских советских историков с риском для жизни продолжали работу в русле их великой историографической традиции. Но свобода, в которой нуждается труд историка, ищущего истину, была подавлена. Теперь мы можем возобновить диалог, в котором все так нуждаемся.

Жак Ле Гофф Париж, октябрь 1991

Жак Ле Гофф

Ле Гофф (Le Goff), Жак (р. 1924) - французский историк-медиевист, со 2-й половины 1980-х - глава школы «Анналов». Разделяя базовые эпистемологические ценности школы «Анналов», Ле Гофф в своем творчестве уделял особое внимание изучению истории ментальностей .

Философский словарь / авт.-сост. С. Я. Подопригора, А. С. Подопригора. - Изд. 2-е, стер. - Ростов н/Д: Феникс, 2013, с 188-189.

Ле Гофф (Le Goff) Жак (р. в 1924) - французский историк-мидиевист, со второй половины 1980-х - глава школы "Анналов". Основные сочинения: "Купцы и банкиры средневековья" (1956), "Средневековые интеллектуалы" (1957), "Цивилизация средневекового Запада" (1965), "За новое изучение средневековья" (1977), "Рождение чистилища" (1981), "Средневековый мир воображения" (1985), "История и память" (1986), "Кошелек и жизнь: экономика и религия в средневековье" (1986), "Аппетит к истории" (1987), "Человек Средневековья" (коллективный труд, под ред. Л., 1987) и др. Профессор Школы высших исследований в области социальных наук (Париж), ее президент (1972-1977, третий после Февра и Броделя). Член редакционной коллегии "Анналов" (с 1969). Разделяя базовые эпистемологические ценности школы "Анналов", Л. в своем творчестве уделил особое внимание изучению истории ментальностей.

По Л., ментальности - это не четко сформулированные и не вполне (иногда совсем не) осознаваемые стереотипные процедуры мышления, а также лишенные логики умственные образы, которые присущи конкретной эпохе или определенной социальной группе. Ментальности как способы ориентации в социальном и природном мире выступают своебычными автоматизмами. Согласно Л., данные совокупности шаблонов и ценностей, как правило, не артикулируются проводниками официальной морали и идеологии - они имплицитно обусловливают поведение людей, не будучи конституированы в системный нравственный или мировоззренческий кодекс. (Культура тем самым трактуется Л. не как система духовных достижений индивидуального творчества, а как способ духовного существования людей, как система мировосприятия и совокупность картин мира, явно или латентно присутствующие в сознании индивидов и продуцирующие программы и модели поведения последних.) С точки зрения Л., эти традиционно консервативные и (по сути своей) внеличные установки сознания имеют тем более принудительный характер, поскольку не осознаются индивидами. Реконструкция эволюции ментальностей являет собой в таком контексте историю различных "замедлений в истории". Социальная история идей в ракурсе схемы Л. - высокопротиворечивый процесс: с одной стороны, будучи выработаны интеллектуальной элитой, они, внедряясь в массы и взаимодействуя с ментальными установками среды, существенно трансформируются - иногда до неузнаваемости.

С другой стороны, по наблюдениям Л., культурные традиции народа и фольклорное творчество в исторической ретроспективе блокируются "ученой культурой" и письменной традицией, что существенно осложняет процедуры адекватной реконструкции народной культуры ушедших эпох. В целом, по схеме Л., историческая реальность "представляет собой единство материальных условий и мира воображения, в которых живут члены всякого общества: земля и небо, лес, поляна, сухопутные и морские дороги, множественность социальных времен, грезы о конце света и о потустороннем существовании...". Концепция тотальной истории в качестве собственного предметного поля должна, с точки зрения Л., включать в себя "не только то, что другие традиции мысли именуют культурой и цивилизацией", она подразумевает также изучение "материальной культуры - техники, экономики, повседневной жизни... равно как и интеллектуальной и художественной культуры, не устанавливая между ними ни отношений детерминизма, ни даже иерархии". В особенности важно,- утверждает Л. - избегать понятий "базиса" и "надстройки", которые "насилуют постижение исторических структур и их взаимодействие". Отказывая моделям жесткого экономического детерминизма в праве на истинность, Л. выражает явное предпочтение полифакторным подходам исторического объяснения, преодолевая пагубный волюнтаристский потенциал человекоцентрированных методологических схем: "Я неизменно предпочитал человеческие существа абстракциям, но историк не в состоянии их понять иначе, чем в недрах исторических систем, в которых они жили. Вся история заключается в этом взаимодействии структур с людьми во времени".

Так, в частности, Л. осуществляет анализ эволюции феномена социального времени в средние века. Эмоционально подавляющий человека догмат о Вечности вкупе с доминированием естественно-природных ритмов сельскохозяйственной деятельности продуцировали безразличие средневековых людей ко времени повседневности. Диктуя все основные ритмы последнего (включая санкционирование периодов для сексуальных контактов между индивидами), церковь использовала контроль над времясчислением в качестве инструмента социального контроля. В этом же контексте осуществлялось осуждение ростовщичества как сферы извлечения дохода: полагание времени достоянием Бога не допускало таких деяний. Тем самым монополия на времясчисление обусловливала возможность контроля как производственной, так и семейной жизни верующих. Напротив, ереси, проповедовавшие скорое второе пришествие Иисуса Христа, по Л., "торопили время", "вырывая" его у церкви, и таким образом выступали разновидностью социальной борьбы в обществе. Неудивительно поэтому, согласно Л., что обитатели городов, купцы и предприниматели в качестве одного из ведущих репертуаров пафосного провозглашения собственной автономии считали легитимацию собственного времени в противовес времени церкви: башенные механические часы на рубеже 13-14 вв. стали атрибутами городов Европы. Историческая концепция Л. не только сыграла заметную роль в модернизации "Анналов" Школы в конце 20 ст., но и (наряду с более "экономически мотивированной" моделью понимания и реконструкции истории, принадлежащей Броделю) выступила удачной альтернативой одномерным объяснениям истории ортодоксального марксистского толка.

А.А. Грицанов

Новейший философский словарь. Сост. Грицанов А.А. Минск, 1998.

Далее читайте:

Философы, любители мудрости (биографический указатель).

Издание международной серии «Становление Европы» стало заметным явлением в общественной и интеллектуальной жизни современной Европы. В эту серию вошли десятки трудов известных ученых и мыслителей из различных стран Европы. Важно и то, что в серию вошли труды, характеризующие самые разные стороны европейской истории, общественной мысли, экономики, духовной жизни прошлого и настоящего европейского континента.

Интерес к теме становления Европы, ее эволюции и современной жизни реализуется во многих сотнях книг и статей, издаваемых в разных странах Европейского союза. Только перечень трудов, опубликованных за последние 5–10 лет, занял бы немало томов.

Глубоко символично, что российское издание серии открывается книгой мэтра французской историографии, выдающегося ученого и составителя этой серии Жака Ле Гоффа под названием «Рождение Европы». Следует сразу же сказать, что русский перевод не совсем точно передает название книги в оригинале, которое звучит в форме вопроса - «Родилась ли Европа в Средневековье?». Это вполне естественно для Ле Гоффа, так как он признанный и, несомненно, один из самых лучших специалистов по истории Средневековья. По его книгам учились и воспитывались сотни исследователей в разных странах, его почитали и почитают во Франции и Италии, в Англии и США, в Германии и Польше, а с некоторых пор, после перевода многих его книг на русский язык, Ле Гофф узнаваем и признаваем и в России.

Книга Ле Гоффа «Рождение Европы» (будем употреблять название русского издания) - это блестящее эссе, которое вводит нас не только в проблематику зарождения Европы, но и в круг многих проблем и понятий современной историографии, которые и по сей день служат предметом многочисленных и острых дискуссий в мировом научном сообществе.

В этом плане выделим несколько вопросов, поставленных в книге Ле Гоффа.

Прежде всего, отметим размышления автора о самом термине и, в более широком контексте, о понятии «Европа». Для автора это не просто география или соединение населяющих Европу народов и т. п. Европа, по Ле Гоффу, это гораздо более общее и широкое понятие и явление, это история расселения европейских народов, античное наследие, соседство с миром варваров; это культурное взаимодействие, это соединение и разлом, общность идеалов и соперничество и т. д. Для Ле Гоффа средневековая Европа - это культурное и религиозное единство, рождение промышленности и торговли.

Нельзя без восхищения читать главы книги о возникновении европейских университетов, о европейской архитектуре, воплощенной в прекрасных соборах в Париже и Шартре, в Кембридже и Лондоне, в Болонье и Барселоне, в Праге и Будапеште, в городах центральной и южной Германии, в ганзейской Европе.

Ле Гофф выделяет «прекрасный» XIII век, когда многие процессы рождающейся Европы получили свое воплощение.

Автор - не большой сторонник термина «Возрождение» применительно к этому веку, но это не отменяет его глубокого интереса и высокой оценки европейских процессов того времени. Для Ле Гоффа рождение Европы связано и с появлением сословия ремесленников и купцов, менявших стиль жизни, экономику и торговлю.

В эссе профессора Ле Гоффа отведено немалое место и деятелям искусства, живописцам и музыкантам, великим гуманистам того времени. И характеристики всех этих представителей культуры, искусства и науки тесно и органично связаны в книге с общеевропейскими реалиями.

Естественно, автор не мог в одной книге подробно рассказать обо всех общих и конкретных особенностях европейской жизни. Так, он лишь наметил контуры Зарождения европейской пацифистской мысли; в равной мере он мало говорит о начальных общеевропейских проектах, относящихся, правда, уже к XIV веку и к более поздним временам. В общем плане «европейская идея» как некая общность анализируется сквозь призму внутренних европейских процессов и их распространения на всей территории Европы.

Поскольку в центре внимания автора в основном развитие в регионах Западной Европы в период раннего и зрелого Средневековья, то ситуация в Европе Центральной и Восточной занимает малое место в книге. Он лишь упоминает о Венгрии и Польше, о Чехии и Балканах, причем события в этой части Европы интересуют автора в плане взаимоотношения Европы с сопредельными мирами. В более общем ключе такой подход объясним, ибо европейская общность и идея Европы очень часто интерпретируются как нечто отличное от других регионов и континентов. Поэтому Польша, Венгрия и Чехия, так же, как и Балканы, упоминаются автором в плане сопротивления экспансии монголов, а затем и турок.

Для профессионалов-историков, конечно, всегда интересна и важна оценка Ле Гоффом самого смысла Средневековья и его периодизации. В историографии продолжаются оживленные дискуссии о «долгом Средневековье», о соотношении «Средних веков» и феодализма и т. п.

Наконец, мы подходим к заключительному, но весьма важному вопросу.

Речь идет о России. В книге Ле Гоффа Русь лишь однажды упоминается как страна, которая, преодолев монгольское нашествие, приступила к собиранию русских земель. Конечно, проблема принадлежности России к Европе - это вопрос более позднего времени, когда в эпоху Петра I и на протяжении всего XVIII века Россия ускоренными темпами сближалась с Европой, с ее установлением и системой, с культурой и общественной мыслью. Но эти процессы имели и свою историю; и в более ранние времена русские княжества взаимодействовали с Европой - в культурно-историческом и в династическом плане, - воспринимая многие атрибуты европейской жизни того времени.

Но главное, что хотелось бы подчеркнуть особо, - это сам факт издания всей серии в современной России.

Среди самых различных слоев российской общественности ведутся дискуссии, порой весьма острые, о принадлежности России к Европе, об истории политических, экономических и культурных взаимосвязей России со странами Европы, о распространении в России европейских идей и представлений. За последние годы в России уже опубликованы многие десятки трудов самых известных деятелей европейской культуры, философии, истории, социологии, экономики и права, - как прошлых времен, так и современных. И в этом общем процессе можно всячески приветствовать издание в России книжной серии «Становление Европы», в рамках которой труду французского мэтра Ле Гоффа принадлежит выдающееся место.

Академик А. О. Чубарьян

Институт всеобщей истории РАН

Идет строительство Европы. С этим связываются большие надежды. Их удастся реализовать, только учитывая исторический опыт: ведь Европа без истории была бы подобна дереву без корней. День сегодняшний начался вчера, будущее всегда обусловлено прошлым. Прошлое не должно связывать руки настоящему, но может помочь ему развиваться, сохраняя верность традициям, и создавать новое, продвигаясь вперед по пути прогресса. Наша Европа, территория, расположенная между Атлантикой, Азией и Африкой, существует с давнего времени: ее пределы определены географией, а нынешний облик формировался под воздействием истории - с тех самых пор, как греки дали ей имя, оставшееся неизменным до наших дней. Будущее должно опираться на это наследие, которое накапливалось с античных, если не с доисторических времен: ведь именно благодаря ему Европа в своем единстве и одновременно многообразии обладает невероятными внутренними богатствами и поразительным творческим потенциалом .

Серия «Становление Европы» была основана пятью издательствами в различных странах, выпускающими книги на разных языках: «Бек» (Мюнхен), «Бэзил Блэквелл» (Оксфорд), «Критика» (Барселона), «Латерца» (Рим) и «Сёй» (Париж). Задача серии - рассказать о становлении Европы и о неоспоримых достижениях на пройденном пути, не скрывая проблем, унаследованных от прошлого. На пути к объединению наш континент пережил периоды разобщенности, конфликтов и внутренних противоречий. Мы задумали эту серию потому, что, по нашему общему мнению, всем, кто участвует в строительстве Европы, необходимо как можно полнее знать прошлое и представлять себе перспективы будущего. Отсюда и название серии. Мы считаем, что время писать сводную историю Европы еще не настало. Сегодня мы предлагаем читателям работы лучших современных историков, причем кто-то из них живет в Европе, а кто-то - нет, одни уже добились признания, другие же пока не успели. Авторы нашей серии обращаются к основным вопросам европейской истории, исследуют общественную жизнь, политику, экономику, религию и культуру, опираясь, с одной стороны, на давнюю историографическую традицию, заложенную Геродотом, с другой - на новые концепции, разработанные в Европе в XX веке, которые глубоко преобразовали историческую науку, особенно в последние десятилетия. Благодаря установке на ясность изложения эти книги будут доступны самой широкой читательской аудитории .

Франц. историк. С 1969 - член редколлегии журнала “Анналы”, в 1972-88 - президент Школы высших исследований в области социальных наук (до 1972 - VI секция Школы высших практич. исследований), до 1994 - руководитель группы по изучению истор. антропологии ср.-век. Запада. Отв. редактор серии “Созидание Европы”. Под ред. Л. вышли коллективные труды общеметодол. и конкретно-исследоват. характера: “Писать историю” (Т. 1-3, 1974), “Новая истор. наука” (1978), “Человек средневековья” (1978).

Л. - специалист по истории зап.-европ. ср.-век. цивилизации. В центре его исследований - картина мира ср.-век. человека. Л. весьма осторожно подходит к понятию “ментальность”, выделяя в нем и неосознанные слои коллективной психологии - собственно ментальность, - и частично рефлектированные “воображаемое” и “ценности”. Осн. объект исследований Л. - проблемы восприятия времени и пространства, труда и богатства, соотношение ученой и народной культуры.

Л. одним из первых поставил проблему народной культуры, противопоставляя ее (но и признавая весьма сложное взаимодействие) культуре просвещенной элиты, обосновал методику изучения источников, отражающих, хотя бы частично и косвенно, представления бесписьменного, “немотствующего” большинства населения ср.-век. Запада.

Изучение коллективных представлений не является для Л. самоцелью: “Эпоха может грезить, но историк обязан бодрствовать”, - говорит он, - и стремится увязать “мир воображаемого” с социальной структурой. С этим связан его двойственный подход к ср.-вековью. Л. отстаивает идею “долгого средневековья”: ср. века начинаются ок. 3 в. и заканчиваются не Ренессансом или Реформацией, а кон. 18 и даже нач. 19 в. Ср.-вековье - в первую очередь аграрное об-во, эпоха христианства как религии и идеологии одновременно, время господства трехфункциональной модели об-ва, делившегося на “молящихся”, “воюющих” и “трудящихся”, в к-ром человек понимается как поле борьбы между Богом и Дьяволом. Все перемены, свершавшиеся на протяжении “долгого ср.-вековья”, почти не затрагивали “повседневного человека”, изменения ментальности были медленными и малозаметными.

Но Л. выдвигает и иное положение о крутых переменах в ментальности и системе ценностей в период 12-13 вв. Эти перемены заключаются, в частности, в изменениях отношения ко времени. До этой эпохи контроль над временем находился в руках церкви, время расчленялось сакрально отмеченными событиями - праздниками и церковными службами. С 12-13 вв. наряду со “временем церкви” появляется и все более распространяется “время купцов”, “время коммуны”, время, членящееся на равные промежутки, отмечаемые не боем церковных колоколов, а появившимися в кон. 13 в. механич. часами; это десакрализованное, деантропоморфизированное время трудовых затрат или денежного оборота. Тогда же, в 12-13 вв. меняется и отношение к труду - он становится не следствием первородного греха, но выполнением заповедей, отношение к телу - от вызывающей отвращение “темницы души” к признанию телесных красоты и здоровья, появляется тенденция к счету, в т.ч. исчислению грехов и заслуг, что вызывает появление идеи Чистилища и мн. др. Все это свидетельствует о росте индивидуализма.

Многие совр. историки, отмечая плодотворность исследования периодов более или менее быстрых перемен в ментальности, в картине мира, все же находят, что указанные перемены Л. обнаружил в высших слоях об-ва, в т.ч. в городской верхушке, и это не затрагивало основной толщи народа.

Соч.: Marchands et banquiers du Moyen Age. P., 1956; Les intellectuels au Moyen Age. P., 1957; Le Moyen Age. P., 1962; Pour un autre Moyen Age: temps, travail et culture en Occident: 18 essais. P., 1977; La naissance du Purgatoire.

Р., 1981; L"imaginaire medieval. P., 1985; Histoire et memoire. P., 1988; Le bourse et la vie. P., 1987; Geschichte und Gedachtnis. Fr.; N.Y.; P., 1992; Существовала ли франц. истор. школа “Annales”? // Франц. ежегодник 1968. М., 1970; С небес на землю: (Перемены в системе ценностных ориентации на христ. Западе XII-XI1I вв.) //Одиссей. 1991: Человек в истории. М., 1991; Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

Лит.: Гуревич А.Я. Истор. синтез и школа “Анналов”. М., 1993.

А.Я. Гуревич, Д.Э. Харитонович