Американские друзья гитлера. Начало долгой дружбы

Даже спустя 70 лет остаётся неизвестным, кем именно был «агент Вертер», передавший ранней весной 1943 г. совет-скому резиденту в Швейцарии Рудольфу Рёсслеру сведения о летнем нацистском наступлении под Курском. Ясно лишь одно: это человек из близкого окружения Гитлера, имевший доступ к секретным документам Генштаба и рейхсканцелярии. Операция «Цитадель» провалилась, Германия потеряла в боях на Курской дуге полмиллиона солдат: это был огромный вклад в будущую Победу. Но личность Вертера по-прежнему в тумане, и историки могут лишь строить догадки. Одна из самых популярных версий среди исследователей Второй мировой войны - советским осведомителем в рейхсканцелярии был… личный фотограф Адольфа Гитлера .

Снимал Еву обнажённой

- Общеизвестно, что на фюрера работали два фотографа - Хуго Йегер и Генрих Гофман , - объясняет германский историк Иоганн Мессер . - Хуго тяготел в основном к жанру «репортажной фотографии» - он снимал нацистские съезды, аншлюс (присоединение к Германии) Австрии и оккупацию Польши. Его отношения с фюрером были сугубо официальными. А вот Гофман… В качестве личного фотографа Гитлера он посещал любые секретные совещания, ему открывались все двери в Генштабе, и даже генералы заискивали перед ним. Почему? Именно Гофман в 1929 г. познакомил фюрера с 17-летней Евой Б-раун , которая подрабатывала в его фотоателье моделью, снимаясь обнажённой для эротических открыток. С этого времени карьера Гофмана пошла в гору. Он был избран депутатом рейхстага, получил эксклюзивные права на все фото Гитлера и в результате стал мультимиллионером. С 1938 года Гофман тайно продавал за границу картины и ценности, конфискованные у евреев. Он сделал множество снимков нацистских бонз в част-ной обстановке, включая отдых четы Гитлер - Браун в Альпах.

Остаётся вопрос: для чего же тогда Гофман пошёл на смертельный риск, сотрудничая с советской разведкой? Ведь он не нуждался в деньгах - в отличие от резидента Рёсслера, получившего из Москвы 500 тыс. долл. за план операции «Цитадель». Хотя Гофман был непростым человеком... Хоть он и вступил в нацистскую партию (даже получил золотой значок НСДАП), Генрих продолжал хранить в сейфе в Швейцарии откровенные снимки Евы Браун - на случай, если бывшая натурщица решит «ото-двинуть» его от фюрера. Соседи Гофмана по деревушке Эпфах под Мюнхеном, где он жил в 1950-1957 гг., вспоминают: фотограф отличался довольно резкими суждениями. «Он часто говорил, что за бутылкой шнапса предупреждал генералов: воевать с русскими опасно, - рассказывает сосед Гофмана 84-летний Рюдигер Бронн . - А после разгрома вермахта под Москвой окончательно разуверился в победе Германии. Окружение Шестой армии Паулюса в Сталинграде стало, по словам Гофмана, «главным сигналом» - рейх обречён».

- Немецкие спецслужбы всегда полагали, что «агент Вертер» очень близок к фюреру, - считает историк из Мюнхена Гюнтер фон Лунг . - Глава внешней разведки Третьего рейха, бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг по приказу Гиммлера пытался вычислить «Вертера» среди высоко-поставленных чиновников. Кстати, подозрения по поводу Гофмана (и ещё нескольких человек) у них были, об этом гласит доклад Шелленберга Гиммлеру от 11 февраля 1944 года. Сомневались даже в таких людях, как фельдмаршал фон Клюге! Правда, к Гофману боялись подобраться поближе - в случае вызова на допрос он сразу по-звонил бы на номер фюрера. Версия, что именно Гофман передал документы операции «Цитадель» и чертежи танка «Пантера» Рёсслеру, кажется убедительной по двум причинам: Гофман один из редких людей, не подвергавшихся обыску перед визитом в рейхсканцелярию (а обыскивали даже генералов и заместителей министров), и плюс Генрих имел в собственности о-громный набор аппаратуры для фотосъёмки, в том числе особую фотокамеру, умещавшуюся в пуговице. Летом 1945-го в доме Гофмана союзниками были найдены 286 самых различных аппаратов, в том числе и таких, какими можно было бы снять летящую муху с расстояния 200 метров.

«Мог ненавидеть фюрера»

Интересно и другое. 10 мая 1945 г. Генрих Гофман был аресто-ван американцами в баварском городке Обервёссен. Через год его осудили за причастность к преступлениям нацистов как обвиняемого первой категории (то есть наравне с тем же Герингом или Кейтелем ) - он получил десять лет тюрьмы с конфискацией имущества. Но не прошло и месяца, как «срок» скостили до четырёх лет. С чего такая милость? Далее - когда Гофман работал при Нюрнбергском трибунале в 1945-1946 гг., систематизируя свой фотоархив для процесса, его свободно навещали граждане СССР - в том числе известный журналист и писатель Борис Полевой , подаривший фотографу фюрера бутылку виски и банку тушёнки, а также несколько офицеров НКВД. И это в то время, когда за приватную беседу с другом Гитлера могли без суда отправить в тюрьму. О чём же они говорили?

- Я тоже придерживаюсь мнения, что именно Гофман являлся «агентом Вертером», - считает аргентинский писатель-документалист Абель Басти . - Он был лично знаком с Рёсслером со времён Первой мировой войны, имел доступ ко всем секретным документам, обладал шпионской фотоаппаратурой. Он не привлекал к себе внимания, и все боялись тронуть приближённого Гитлера. Думаю, он пошёл на это вовсе не из-за денег. Гофман окончательно понял, что война проиграна, и решил обеспечить себе безопасное будущее. Кража плана «Цитадель» стала разовой услугой - больше «Вертер» не передал Рёсслеру ничего, сочтя обязательства перед русскими выполненными. Есть и другой повод для работы на советскую разведку: ведь Гофман - еврей, что усиленно скрывалось от Гитлера. Вполне возможно, он давно и всей душой ненавидел своего «близкого друга».

72-летний Генрих Гофман умер в 1957 г. в Эпфахе, унеся с собой в могилу тайну «агента Вертера». Правда, точка на этом не поставлена. Американские историки и журналисты, исследуя тайну похищения плана операции «Цитадель», считают Вертером другого человека - его имя назвал глава разведки ФРГ, бывший генерал-майор вермахта Рейнхард Гелен . И эта версия способна многих свести с ума...

«Русская разведка тогда была самой лучшей. Да, она могла завербовать даже ТАКОГО человека при Гитлере». Окончание расследования - в следующем номере «АиФ».

В 1924 году Ландсбергская тюрьма относилась к категории VIP. У заключённых были граммофон и шкафчик с ликёрами, они читали книги и занимались спортом, ходили друг к другу в гости и принимали целые процессии посетителей с воли. Камеру номер семь занимал Адольф Гитлер, здесь же написавший "Майн кампф". В камере номер шесть обитал его лучший друг, переправивший книгy на свободу в корпусe граммофона. Биография eго хоть и не скрывается, но и не особо афишируется. Этого достаточно, чтобы широкая публика почти не обращала внимания на судьбу человека, бывшего ближе всех остальных к фюреру германской нации.

Когда я проанонсировал пост о лучшем друге Гитлера, многие читатели попытались угадать его имя и назвали пять или шесть претендентов. Признаться, я не догадывался, что фюрер был столь дружелюбным человеком. Современники придерживались на сей счёт иного мнения. Рейхсминистр Альберт Шпеер и вовсе написал в мемуарах, что Гитлер не был способен на дружбу ни с кем, кроме самого Шпеера. Впрочем, как и большинство мемуаристов, этот автор себя заметно переоценил. Как бы там ни было, имя обитателя камеры номер шесть среди предложенных читателями кандидатур не прозвучало. Его звали Эмиль Морис. Он был часовщиком по профессии и легендой нацистcкого движения.

Узники Ландсбергской тюрьмы в 1924 г. Рядом с Гитлером - Эмиль Морис.

Эмиль Морис родился в январе 1897 года в Шлезвиг-Голштинии. Его отец владел крупным предприятием по производству удобрений, но разорился, после чего ограничил свою предпринимательскую активность содержанием скромного пансиона. У Эмиля было четверо братьев и одна сестра. По окончании реального училища Эмиль Морис на три года пошёл в обучение к часовых дел мастеру Христену и в 1917 году сдал экзамен на часовщика. Уходя на фронт, Христен передал управление своим магазином Морису. Вскоре повестка пришла и самому нашему герою. Несмотря на горячий темперамент и увлечение боксом, Эмиль Морис получил отсрочку от службы по состоянию здоровья. Позже он всё же отслужил в баварском артиллерийском полку, но на фронт так и не попал.

Как и для многих других немцев, для Мориса поражение в Первой мировой войне стало личной трагедией. К тому же в Баварии, где он жил, произошла революция. Виттельсбахи были свергнуты с баварского трона со всеми вытекающими из этого последствиями. Через четыре месяца после установления республики премьер-министр был убит. Социал-демократы продержались у власти две недели. Их сменили коммунисты, провозгласившие республику советов и начавшие красный террор. Последовала короткая гражданская война, для разнообразия закончившаяся террором белым.

Морис принимал в этих событиях второстепенное участие. Как и многие другие, он обвинял во всех обрушившихся на Германию бедствиях евреев и искал политическую партию, которая смогла бы исправить сложившееся положение. 13 ноября 1919 года в мюнхенской пивной "Хофбройхаус" часовщик Эмиль Морис услышал речь нового оратора Немецкой рабочей партии (ДАП) Адольфа Гитлера. В ДАП у Гитлера был партбилет номер 555. На практике это означало, что он стал 55 членом партии. Основаннaя слесарем-оккультистом Антоном Дрекслером ДАП была настолько миниатюрной oрганизацией, что для придания себе хоть какой-то солидности начинала отсчёт членов с 500. Эмиль Морис сделал свой выбор и получил партбилет номер 594.

Морис и Гитлер жили на одной улице. Это помогло им сблизиться не только в политической, но и в частной жизни. Друзья вместе ходили в кино, в театр и к девушкам. Гитлер в то время снимал какой-то жалкий угол, а Морис - вполне приличную квартиру. Когда Гитлеру было необходимо уединиться с дамой, Морис одалживал ему свои ключи. Кроме того, боксёр-любитель Морис достиг выдающихся результатов в уличных драках. В 1920 году ДАП была переименована в НСДАП (сам Гитлер хотел назвать партию социал-революционной; если бы его предложение получило поддержку, нацисты вошли бы в историю, как эсеры). В 1921 Гитлер стал председателем НСДАП. Редкое собрание или митинг партии обходились без побоища с социал-демократическими или коммунистическими активистами. Морис бился с ними лучше всех.

В августе 1921 года руководство НСДАП решило создать собственные отряды боевиков. В этом не было ничего необычного - подобными структурами располагали самые разные организации, от социал-демократического союза до союза еврейских фронтовиков. Создание боевых подразделений партии было поручено Эмилю Морису. 4 ноября 1921 года произошла легендарная драка в пивной "Хофбрайхаус", заслужившая отдельного описания в "Майн кампф". По версии нацистов, пятьдесят боевиков Мориса противостояли трём сотням политических противников и победили. В драке было разбито до 150 каменных пивных кружек. В тот же день силовые структуры НСДАП получили название штурмовых отрядов (СА).

"В тот день я как следует узнал многих, прежде всего - своего мужественного Мориса", - написал Гитлер. В "Его борьбе" по имени не назван почти никто из соратников. Упоминание Мориса - это редчайшее исключение. Сразу после побоища, когда все ещё были в крови, Гитлер протянул Морису руку и предложил ему "тыканье". Такой чести не удостоились ни Геринг, ни Гиммлер, ни Геббельс, ни пытавшийся считать себя другом Гитлера Шпеер. Позже, во времена Рейха, заполняя партийные анкеты, Эмиль Морис писал в графе "Особые примечания": "Разговариваю с фюрером на ты ". Кажется, во всей Германии этой привилегией обладал один только он.

Эмиль Морис и Адольф Гитлер. "Менестрели в макси-пальто", как назвал нацистов кто-то, уже не помню, кто именно.... Кстати, кто это мог быть?

Приобретя два автомобиля, НСДАП оплатила пройденный Эмилем Морисом курс вождения. Штурмовики Мориса охраняли партийные собрания. Ему самому досталась роль личного шофёра и телохранителя Гитлера (помимо прочих общих интересов, их объединяла и страсть к авто). При этом Морис то и дело арестовывался за различные проступки и преступления, от приставания к прохожим с антисемитскими листовками до участия в покушении на вице-президента. В марте 1923, когда Морис в очередной раз был в тюрьме, партия передала командование СА капитану Герману Герингу (которого, в свою очередь, сменил Эрнст Рём).

Морис к тому времени уже вошёл в состав одного эксклюзивного подразделения СА, на первых порах отличавшегося от остальных соратников только чёрными фуражками с кокардами в виде черeпа и скрещeнных костей. Сначало это подразделение называлось "штабная стражa", позже - "охранные отряды". В сокращённом виде оба термина звучали как СС. Хотя СС на первых порах формально входили в СА и заимствовали у них систему званий, они с самого начала подчинялись не партии, а лично Адольфу Гитлеру. В момент основания организация насчитывала 20 членов.

НСДАП в ту пору была небогата. Как часовщик, Морис имел стабильный заработок, чем в то время мог похвастаться далеко не каждый. Гитлер уговорил его перейти на службу партии, но платил гораздо хуже. Морис надеялся возглавить транспортное отделение, но этот пост достался другому человеку. Видя, что его обходят на карьерной лестнице, летом 1923 года Эмиль Морис вернулся к своей основной профеcсии. Но когда НСДАП пошла на дело, она обратилась к чaсовщику, и часовщик пришёл партии на помощь.

В Германии царила гиперинфляция, налётчики предпринимали набеги и захватывали урожай на полях, правительство пользовалось всеобщим презрением. В этой атмосфере 8 ноября 1923 года политические лидеры Баварии собрались в пивном ресторане "Бюргербрау" послушать речь государственного генерального комиссара фон Кара. Штурмовики окружили ресторан. Гитлер появился в зале, выстрелил в потолок, объявил правителъство низложенным и провозгласил национальную диктатуру. Начались события, известные в историографии, как "пивной путч". Пока Гитлер разбирался с баварским правительством, его безопасность обеспечивали три человека с револьверами в руках - Ульрих Граф, Рудольф Гесс и Эмиль Морис.

На следующий день Морис во главе отряда штурмовиков разгромил редакцию мюнхенской социал-демократической газеты, провёл обыск дома у одного социал-демократического депутата и арестовал нескольких полицейских. Но власти уже перешли в наступление. В город вошла земская полиция и открыла огонь по нацистам. 15 человек было убито. Гитлера спас Ульрих Граф, прикрывший его собой и получивший пулю в грудь. Нацисты частью были арестованы, чaстью разбежались. НСДАП, СА и СС (в то время носившие название "ударное подразделение Адольф Гитлер") были запрещены. Эмиль Морис добрался до Померании, где сдался полиции. Он получил год тюрьмы за незаконное ношение оружия. В Ландсбергском замке часовщик снова встретился с Гитлером.

Первые страницы "Майн кампф" под диктовку Гитлера были напечатаны Эмилем Морисом. Но в роли первопечатника нацистской библии его вскоре сменил Рудольф Гесс. На долю Мориса выпали корреспонденция и визитёры Гитлера. Хотя председатель НСДАП заявил, что не желает руководить нелегальной партией, находясь в тюрьме, его популярность у избирателей всё росла. Гитлеру были разрешены шесть часов общения с посетителями в неделю. Но существовала оговорка об особых случаях, благодаря которой на практике он принимал гостей до шести часов в день. Морис отвечал на письма просителей, назначал им время визитов или посылал письменные отказы.

Среди посетителей Гитлера была и его племянница Ангелина Раубаль, которую принято называть Гели. Шестнадцатилетняя Гели и двадцатисемилетний Эмиль Морис познакомились 24 июля 1924 года. Морис влюбился в неё с первого взгляда. Отношениям в треугольнике Эмиль-Гели-Адольф посвящён целый монблан ненаучных спекуляций, романтических легенд и бульварных сплетен, вплоть до порнографических рисунков, введённых в оборот в 80-х годах ХХ века и тут же разоблачённых, как грубый фальсификат. Подробнее я остановлюсь на этой теме позже, пока же отмечу, что эротические фантазии о нацистах в духе "Ночного портье" характеризуют скорее фантазёров, чем самих нацистов.

Гели Раубаль, Адольф Гитлер, Эмиль Морис. Люди, описывающие эту троицу чуть ли не как шведскую тройку, сплошь и рядом называют Гели блондинкой. В такой же мере соответсвуют действительности и прочие их теории.

Наци были совсем не секси. Можно считать их величайшими политическими преступниками и злодеями всех времён, но в частной жизни это были всего лишь консервативные, чтобы не сказать фрустрированные, мещане. На бытовом уровне нацизм - это детишки, мамашки, рождественские открытки, связанные вручную тёплые носки для солдат да невинные хороводы с сельcкими девушками в венках. И никакого садо-мазо. Для появления маркизa де Садa и докторa Захер-Мазохa нужны совершенно иной политический режим и иная общественная атмосфера. Гитлер останется в истории, как чудовище, но фантасмагоричными рассказами о его интимной жизни зарабатывают на жизнь шарлатаны. Как политик, Гитлер выступал против буржуазии. Как частное лицо, он сам был старомодным буржуа, окружавшим себя солидной тёмной мебелью и рассуждавшим о том, что женщинам необходимо ходить в церковь.

A Гели была добропорядочной, весёлой и абсолютно аполитичной юной особой. Она принадлежала к тем немногим людям, которых совершенно не интересовали пропагандируемые Гитлером теории. Для неё это был всего лишь дядюшка Альф, который оплачивал её образование и автографом которого можно было похвастаться перед сверстниками, ибо он стал знаменитостью, невинно попав в тюрьму. А Эмиль Морис был его другом, владевшим несколькими музыкальными инструментами, хорошо воспитанным, красивым молодым человеком южного типа, внимание которого не могло не польстить шестнадцатилетней девушке.

Между тем в декабре 1924 года дядюшка Альф освободился. В январе 1925 вышел на свободу и его друг. Вождь мирового национал-социализма встретил товарища у входа в тюрьму и одарил его своим портретом с надписью "Моему милому Эмилю Морису" и пишущей машинкой марки "Ремингтон" с серийным номером NK 430224, на которой был отпечaтан оригинал "Майн Кампф". Книга была издана летом 1925 года. Наш герой получил в подарок экземпляр из специальной эдиции в пергаментном переплёте, украшенный авторским посвящением: "Моему верному оруженосцу Эмилю Морису".

В феврале 1925 года была воссоздана НСДАП. Последовало повторное основание СС, теперь уже под их окончательным названием. Эмиль Морис, бывший штурмовиком номер один, теперь стал эсесовцем номер два. Эсесовсцем номер один, вопреки утверждению многих русскоязычных источников, был не Гитлер, а Юлиус Шрек. Пара Шрек-Морис возглавляла СС до апреля 1926 года, пока руководство организацией не было передано Йoзефу Бертольду, которого позже заменил Генрих Гиммлер. Кроме того, Эмиль Морис стал первым инспектором СС.

20 декабря 1927 длившаяся семь лет помолвка Рудольфа Гесса и Ильзы Прёль завершилась свадьбой. Среди гостей была вся верхушка НСДАП. По окончании празднования Гитлер и Морис вдвоём заехали в один ресторанчик. Фюрер, любивший устраивать личную жизнь соратников и радовавшийся, когда кто-нибудь из них создавал семью, принялся уговаривать своего друга взять с Гесса пример и обещал в случае женитьбы каждый день приходить к нему на обед. Воспользовавшись ситуацией, Эмиль Морис признался, что тайно помолвлен с Гели Раубаль и попросил у Гитлера её руки.

Реакция Гитлера вызвала у Мориса шок. Фюрер вдруг устроил мелодраматичнyю сценy в духе XIX века, крича, что не допустит этой свадьбы. Cкандал получил продолжение на следующий день в квартире Гитлера, теперь уже в присутствии Гели. Все кричали друг на друга, а Гитлер в какой-то момент выхватил револьвер. Он отдал Гели под надзор к Ильзе Гесс, которой из-за этого пришлось отложить своё свадебное путешествие (кончилось дело тем, что Ильза передавала Гели любовые письма Эмиля). Наконец, Гитлер объявил свои условия: помолвка Мориса и Гели на срок не менее двух лет, их встречи только в больших компаниях, совместное ближайшее Рождество - только в его присутствии. В противном случае он грозился отправить Гели к её матери в Вену.

Сам Гитлер пытался объяснить своё поведение при помощи всяких глупостей, вроде утверждения, что у часовщика Мориса якобы не было профессии. Мать Гели Ангелина-Мария находила Мориса хорошей парой для дочери и приписывала реакцию брата его общей старомодности. Фольк-историки, естественно, объявили, что фюрером двигала ревность. Однако причина, по которой Гитлер не желал выдать племянницу замуж за своего ближайшего друга и соратника, носила не социальный и не романтический, а сугубо политический характер.

Фанатичный нацист и страстный антисемит, основатель и первый командующий СА, сооснователь и первый инспектор СС, лучший друг и телохранитель Адольфа Гитлера Эмиль Морис был евреем.

Колониальные войска Германской империи носили светло-коричневую форму. По итогам Первой мировой войны Германия потеряла колонии. На складах остались запасы колониальных мундиров. НСДАП скупила их по бросовой цене и стала использовать, как униформу для своих штурмовиков, благодаря чему нацисты получили название коричневых. В сентябре 1921 года в созданных Эмилем Морисом отрядах СА насчитывалось триста штурмовиков, все - в возрасте от 17 до 23 лет. К 1934 году их количество достигло полумиллиона человек.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

27.09.2007 20:07

Воспоминания архитектора Гитлера, технического гения третьего рейха Альберта Шпеера, подробно рассказывающие о гибели империи, предназначены только для одного читателя. «Если бы у Гитлера могли быть друзья, я, безусловно, был бы его ближайшим другом», – эти слова были сказаны Альбертом Шпеером на Нюрнбергском процессе, как только пришла его очередь давать показания. Сейчас бы это назвали «сотрудничать со следствием» – опасная практика, особенно учитывая, что обвинители со стороны Советского Союза требовали для Шпеера смертной казни. Однако Альберт Шпеер – главный архитектор рейха, министр промышленности и вооружений, человек, воплотивший в жизнь грандиозные строительные проекты и заставивший промышленность Германии наращивать производство оружия даже под непрерывными налетами авиации союзников, получил только двадцать лет заключения в Шпандау – может, от того, что искренне взял на себя ответственность за все преступления нацизма. Честно отсидел, вышел, купил собаку-сенбернара и написал мемуары – «Третий рейх изнутри». Подобно многим первым лицам рейха сталинского, Шпеер оказался долгожителем. Освободившись из тюрьмы в 1966 году, он прожил до 1981-го, мирно скончавшись в возрасте 76 лет. Грехи нацистского прошлого считал искупленными деятельным раскаянием и отбытым наказанием. Второе издание книги на русском языке вышло в год празднования юбилея Победы – хороший момент, чтобы уточнить для себя, кого же мы, собственно, победили. Расплывчатый образ абсолютного зла, каким предстает гитлеровский рейх через 60 лет после падения, вытесняет прошлое в мифологическую область, мешая в чертах мертвого монстра разглядеть детали, не теряющие актуальности никогда. В описании технаря, имевшего дело с экономикой и производством, становятся особенно очевидны парадоксы, на которые была столь щедрой та эпоха. Наиболее удивительным кажется то галлюцинирующее состояние умов, что царило в руководстве рейха. Составляя план реконструкции стадиона в Нюрнберге в 1934 году для партийного съезда, Альберт Шпеер разработал свою «теорию исторической ценности руин». Согласно этой теории, строительство должно вестись так, чтобы через тысячу лет, когда рейх уйдет в небытие, подобно римской империи, от него остались живописные развалины, а не груда кирпича и рассыпавшихся в ржавчину балок. Проект Цеппелинфельд сопровождался эскизом, на котором изображались его же развалины, романтически увитые плющом, с упавшими колоннами. Гитлеру очень понравилось. Как понравился съезд нацистов послу Великобритании сэру Нэвиллу Хендерсону – для ночного парада Шпеер использовал 130 прожекторов противовоздушной обороны, столбы света сходились на высоте 6 километров в световой купол. «Словно находишься в ледяном соборе: торжественно и прекрасно», – написал тогда посол. На фоне романтического мечтательства особенно ярко выглядят тотальная коррупция и интриги, царившие во властной верхушке. Геринг – некогда яркий партийный лидер и боевой летчик, очень быстро превратился в закоренелого морфиниста, скопившего громадное состояние путем получения «откатов» от промышленников. Не отставали от него и другие. В самые трудные дни войны попытки Шпеера ограничить роскошный образ жизни лидеров партии и государства наталкивались на жесткое сопротивление. Вообще, несмотря на всесилие гестапо, СД и СС, массовые репрессии и прочие обстоятельства тоталитарного режима, между уничтожением штурмовиков Рэма и покушением на Гитлера в 1944 году верхушка партии пользовалась независимостью, удивительной для каждого, кто знаком с системой управление в сталинском СССР. Гауляйтеры – партийное руководство землями Германиями – были силой, с которой Гитлер предпочитал не конфликтовать. Хорошо помнивший революцию и Веймарскую республику, Гитлер боялся также народных волнений и избегал непопулярных мер. До конца войны женщины Германии так и не были мобилизованы на производство, множество заводов вместо оружия выпускало товары народного потребления. Вообще, «Третий рейх изнутри» – невероятно убедительная экономико-политическая критика тоталитаризма, ясная демонстрация того, как встроенные пороки системы приводят к ее гибели – сверхконцентрация власти приводит к фатальным ошибкам, страх и интриги – к апатии и утрате инициативы, идеологические чистки – к потерям ценных кадров. По-человечески же увлекает трагедия Шпеера, навсегда ставшего символом ответственности специалистов за приказы, которые они исполняют. Британский «Обсервер» в апреле 1944 года, назвав Шпеера более значительной фигурой, чем Гитлер и прочие руководители рейха, говорил о «революции управляющих» и писал: «…Мы можем избавиться от гитлеров и гиммлеров, но шпееры, как бы ни сложилась судьба именно этого человека, всегда будут с нами». Но, при всем богатстве материала, книга эта посвящена, в сущности, одному – попыткам Альберта Шпеера разобраться в отношениях с Гитлером, человеком, которого он, видимо, искренне любил, несмотря на то что замышлял против него покушения после знаменитого приказа от тактике «выжженной земли» на территории Германии. И эта книга, полная истовых самообвинений и истовых самооправданий, обращена не к современникам или потомкам, а к единственному человеку – чудовищу, создавшему Освенцим, куда Шпеер побоялся ехать, уничтожившему Германию, которой Шпеер был предан, проклятому историей самоубийце, ради прощания с которым интеллекутал и технический гений Шпеер прорвался в горящий Берлин на крошечном самолете, не в силах понять – зачем он это делает. Чтобы услышать холодное: «Так вы уезжаете? Хорошо. До свидания».

19 января 1897 года родился Эмиль Морис. Его имя не очень хорошо известно широким кругам, хотя этот человек стоял у истоков немецкого нацизма. Он стал одним из самых первых членов НСДАП и сблизился с Гитлером. Мы выяснили, каким образом часовщику еврейского происхождения удалось стать лучшим другом самого яростного антисемита в истории человечества.

Эмиль Морис родился в достаточно обеспеченной семье. Его отец был преуспевающим бизнесменом и имел предприятие по производству удобрений. Однако успех отца был недолгим, и фабрика в конце концов разорилась. Юному Эмилю по окончании учёбы пришлось получать профессию, которая могла его прокормить. Морис пошёл учиться на часовщика, поступив в ученики к одному из мастеров. В это время в разгаре была Первая мировая война, и ровесники Эмиля каждый день гибли на передовой. Однако сам он сумел избежать призыва. В армию он попал только к концу войны, в 1917 году. И пока проходил военное обучение, война уже почти подошла к завершению. Хотя формально Морис и числился в составе немецкой армии, в боевых действиях он так и не принял участия.

Знакомство с Гитлером

В январе 1919 года демобилизованный из армии Морис возвращается в Мюнхен. В это время Германия сотрясается: проигранная война, революция, развал экономики, толпы не находивших себе места солдат и офицеров - всё это разжигало нестабильность в стране. Нельзя сказать, что после революции Морис что-то потерял - всё же профессия часовщика была востребованной всегда. Тем не менее у молодого человека, что называется, болела душа за Германию.

К осени 1919 года он стал завсегдатаем посиделок, которые проводила Немецкая рабочая партия, основанная слесарем Антоном Дрекслером. Впрочем, партия - это громко сказано. Фактически это был небольшой круг единомышленников, обсуждавших пути спасения страны за кружечкой пива и иногда выступавших с речами в пивных перед усталыми пролетариями.

Примерно в то же время посиделки партии начал посещать военнослужащий рейхсвера по имени Адольф Гитлер. Сначала он ходил на собрания по служебной обязанности, начальство посылало его послушать, не говорят ли там чего против Германии. Но со временем Гитлер так проникся, что и сам стал просить слова. В противовес остальным ораторам партии речи Гитлера были невероятно экспрессивными, о харизматичном ораторе заговорили в пивных. Люди стали специально приходить послушать его.

Той же осенью Гитлер вступил в партию. Чтобы придать начинанию солидности, партийные билеты решили выдавать с 500-го номера. Гитлер получил 555-й (то есть реально стал 55-м членом партии). Вскоре к партии примкнул и Морис, ставший 594-м.

Начало долгой дружбы

В первые месяцы своего существования партия была настолько незначительной, а количество её активистов столь малым, что все они прекрасно знали друг друга. Гитлер и Морис сблизились. Выяснилось, что они живут совсем рядом. К тому же Морис имел весьма весомый бонус. Он с юности очень активно занимался боксом и был хорош в драках. Это было немаловажным, если учесть, что собрания и митинги нацистов часто подвергались нападениям их политических противников.

После нескольких таких инцидентов в партии под контролем Мориса были сформированы Ordnertruppe - специальные группы охраны порядка на выступлениях и собраниях нацистов. Благодаря поддержке служившего в рейхсвере Рема (будущего главы штурмовиков), отрядам удалось получить со складов списанную униформу, дубинки и даже кое-какое оружие.

Однако, чтобы не вызывать излишних подозрений властей, их вскоре переименовали в гимнастические и спортивные отряды. Но между собой, в неформальной атмосфере, они звали друг друга штурмовиками. Это и были будущие штурмовики (СА), но официально это название закрепилось за ними чуть позже. Руководил этими отрядами Эмиль Морис, таким образом ставший первым шефом СА.

Ответчики путча. Фото: © wikipedia.org

4 ноября 1921 года в знаменитой мюнхенской пивной «Хофбройхаус» состоялось побоище, ставшее затем важной легендой нацистской мифологии. Эта драка в нацистской пропаганде известна как Saalschlacht - битва в зале.

Прямо в разгар выступления Гитлера в зал, где проходило собрание, ворвалась толпа красных и принялась избивать всех подряд. На выручку к товарищам бросились штурмовики. Завязалась жаркая рукопашная схватка. Морис сражался как дьявол, и в итоге полусотне штурмовиков удалось отбиться от 400 коммунистов. С этого момента он занял особое место в сердце Гитлера, который с тех пор называл его «мой мужественный Морис».

Мой друг Гитлер

Коллаж © L!FE. Фото: © wikipedia.org © Pixabay

Однако вскоре Морис лишился поста руководителя штурмовых отрядов. Дело в том, что он имел два недостатка, вызывавших недовольство со стороны потянувшихся в партию ветеранов. Во-первых, он не воевал на фронте. Во-вторых, он был похож на еврея. Смугловатый брюнет с вьющимися волосами не очень походил на идеального арийца. Сочетание этих двух факторов привело к тому, что за спиной у Мориса стали перешёптываться, дескать, «не нюхавший пороха еврейчик» руководит людьми, которые проливали свою кровь за великую Германию.

Гитлер, будучи прагматичным политиком, пожертвовал другом. На одной чаше весов был его славный Эмиль, на другой - брутальные ветераны и бывшие фрайкоровцы, которые превращали небольшую партию в реальную силу на улицах.

Впрочем, друга он не обидел. Морис оставил свой пост, но взамен получил куда больше. Во-первых, он стал личным шофёром фюрера. Во-вторых, доверявший ему как самому себе Гитлер сделал Эмиля своим доверенным телохранителем. В противовес штурмовикам, целью которых были уличные драки и защита партийных собраний, Гитлер создал Stabswache - т.н. штабную охрану.

Главной их задачей была охрана самого фюрера. В штабную охрану Морис отобрал самых надёжных людей из числа штурмовиков. Будучи частью СА, охранники подчинялись исключительно Гитлеру и присягали лично ему. Первоначально в отряде было всего 20 человек, позднее охрана разрослась почти до сотни.

Главой охраны стал ветеран войны и капитан кайзеровской армии Юлиус Шрек. Но не последнее место в ней занял и Эмиль Морис, бывший доверенным человеком фюрера. Вскоре штабная охрана была переименована в ударный отряд «Адольф Гитлер». Именно в этом качестве они и подошли к Пивному путчу.

Фото: © wikipedia.org

9 ноября 1923 года в Мюнхене был подавлен Пивной путч, также известный как путч Гитлера - Людендорфа. Мало кому известный за пределами Баварии фронтовик Адольф Гитлер вместе со знаменитым командующим германской армией в Первой мировой войне попытались захватить власть в Баварии и затем низвергнуть социалистическое правительство Германии. Хотя путч провалился, Гитлер в один миг превратился из малоизвестного за пределами Мюнхена активиста в политика национального масштаба.

Морис принял в путче самое деятельное участие. Сначала он с оружием в руках стоял рядом с Гитлером, пока тот провозглашал, что национальная революция началась. А затем по его поручению захватывал редакцию одной из местных красных газет. После провала путча, как его активный участник, Морис был отправлен в тюрьму. Все партийные структуры были распущены. Морис освободился из тюрьмы на месяц позже Гитлера, и фюрер лично приехал к воротам тюрьмы встретить старого друга.

После освобождения Гитлер начал всё заново. Теперь у него уже были сомнения в лояльности штурмовиков, всегда ставивших себя выше фюрера, и он решил создать в противовес им новую организацию. Свою собственную личную гвардию, беспрекословно преданную только ему. Набирали её из бывших членов штабной охраны и ударного отряда «Адольф Гитлер». Далеко не всех удалось найти и вернуть.

Вернувшиеся (их было всего восемь человек) стали членами организации под названием Schutzstaffel - отряды охраны. Однако во всём мире они гораздо более известны по аббревиатуре СС. Морис стал членом СС № 2.

Создание новой организации было доверено более авторитетному в военных кругах Шреку. Однако Морис был его правой рукой. Кроме того, в первые два года Морис официально занимал пост инспектора СС.

В этот период отношения Мориса с Гитлером были максимально близкими. Он был единственным в партии, кто был с Гитлером на «ты» и мог сказать про фюрера - «мой друг Гитлер».

Размолвка

Коллаж © L!FE. Фото: © wikipedia.org © Pixabay

Гитлер подначивал старого товарища жениться. И надо же было такому случиться, что из миллионов девушек рейха Морис выбрал для женитьбы именно ту единственную, на которой жениться было нельзя. Это была Гели Раубаль - племянница фюрера. Девушка, которую Гитлер столь тиранически опекал, что она в конце концов не выдержала жизни в золотой клетке и покончила с собой.

Гитлер одобрил бы любой выбор Мориса, станцевал бы на его свадьбе и осыпал подарками. Но только не выбор своей племянницы. Фюрер темпераментно отказал Морису, а тот обиделся. Так сильно, что ушёл из СС и потребовал недоплаченные ему деньги. В своё время Гитлер убедил друга оставить ремесло часовщика в пользу партийной работы. Но в 20-е денег у партии не было, Морис получал копейки и теперь решил через суд вытрясти из партии всё, что ему недоплачивали.

Морис в 1928 году действительно подал в суд на партию, что было воспринято нацистами как настоящее предательство. Более того, суд вынес решение в его пользу и обязал партию заплатить Морису причитающееся за труды. Нацисты в тот период испытывали постоянные финансовые проблемы, но вынуждены были заплатить.

На полученные деньги Морис открыл магазин часов и вернулся к старому ремеслу.

Возобновление дружбы

Коллаж © L!FE. Фото: © Pixabay

После этого инцидента Гитлер и Морис не общались четыре года. Гитлер семимильными шагами двигался к власти, а Морис тихо работал часовщиком. Так продолжалось до 1933 года, когда нацисты наконец стали властью. Морис напросился на встречу к Гитлеру. Старые друзья встретились и забыли былые обиды. Эмиль был восстановлен в СС, а также награждён почётным золотым значком НСДАП.

Во время «ночи длинных ножей», когда Гитлер руками СС расправлялся с непокорными штурмовиками, Морис, стоявший у истоков обеих организаций, был вместе с Гитлером. Некоторые исследователи считают, что он принимал активное участие в арестах штурмовиков и даже казнях нескольких из них. Сам Морис на послевоенных допросах отрицал это.

Вскоре он женился. Гитлер клялся приехать на свадьбу лучшего друга, но так и не смог этого сделать. Зато он подарил молодожёнам очень крупную сумму в качестве свадебного подарка. После возвращения Морис уже не получил высоких постов. Он был депутатом рейхстага, возглавлял мюнхенскую торгово-промышленную палату и общество ремесленников, но не влиял на государственную политику.

Тем не менее он всё ещё оставался самым близким другом фюрера. Сам Гитлер, когда позволяли государственные дела, навещал Мориса с женой. Они также нередко гостили у вождя Германии. Гиммлер скрежетал зубами от зависти. Этот прожжённый карьерист всегда жутко завидовал самым старым соратникам Гитлера, бывшим с ним в первые дни существования партии.

Генрих Гиммлер. Фото: © wikipedia.org

Генрих Гиммлер - одна из самых зловещих фигур среди главных политических и военных деятелей Третьего рейха. Рейхсфюрер СС, министр внутренних дел гитлеровской Германии, он нес ответственность за самые жестокие и кровавые преступления, совершенные фашистским режимом.

Набравшись смелости, Гиммлер написал вождю письмо, в котором поведал, что его лучший друг является евреем. СС изначально задумывалась как элитарная организация. Её члены должны были иметь безукоризненную биографию, абсолютную верность Гитлеру и идеалам нацизма, образцовое здоровье и физическую подготовку. Со временем добавился ещё один пункт - каждый офицер СС обязан был предоставить документы, доказывающие, что он не имел еврейских предков вплоть до 1750 года. А у Мориса они были, причём гораздо позже этого периода.

И Гиммлер написал вождю, что, как это ни прискорбно, но Эмиль Морис не имеет арийского происхождения и должен быть изгнан из СС, поскольку его происхождение не даёт ему чести состоять в организации. К величайшему неудовольствию рейхсфюрера СС, фюрер воспринял новость достаточно спокойно и объяснил Гиммлеру, что он, Адольф Гитлер, по праву вождя нации разрешает Эмилю Морису и всем его братьям остаться в СС и никто во всей Германии не посмеет лишить их этого.

Позднее Морис даже получил звание оберфюрера СС. Это звание соответствовало армейскому бригадному генералу (в СССР и РФ аналогичного звания нет, эквивалентом было бы нечто среднее между полковником и генерал-майором).

Дружба с Гитлером не раз спасала его от неприятностей и в дальнейшем. В 1935 году, сидя за рулём автомобиля, Морис сбил пожилого мужчину. Однако за это он так и не был привлечён к какой-либо ответственности.

Последние годы

Коллаж © L!FE. Фото: © wikipedia.org © Pixabay

С началом войны Гитлер уже не имел свободного времени, полностью сосредоточившись на военных вопросах. Морис перестал встречаться со старым другом, который стал для него недоступен. Непродолжительное время Эмиль прослужил в аппарате люфтваффе, но в 1942 году вышел в отставку.

25 мая 1945 года Эмиль Морис был арестован американскими войсками в своём доме. На допросах он придавал себе максимально невинный вид. Дескать, сижу, никого не трогаю, починяю примус. Точнее часы. Гитлер? Знал такого. Нацистские преступления? Посмотрите на меня, разве я мог поддерживать чудовищную антисемитскую политику нацистов?

Тем не менее с таким прошлым он не мог избежать денацификации. Американцы разбивали всех подозреваемых на пять групп, в зависимости от виновности. К первой относились главные обвиняемые, то есть люди, запятнавшие себя тяжкими преступлениями. Ко второй - просто обвиняемые. Это были нацисты, имевшие определённый уровень, но лично не связанные с тяжкими преступлениями. Третий уровень - второстепенные обвиняемые. Мелкие функционеры. Четвёртый - соучастники. Люди, по служебным функциям причастные к нацистскому аппарату. И пятый - невиновные. То есть люди, не состоявшие в партии, не занимавшие крупных постов и не совершавшие преступлений.

Эмиль Морис был отнесён к нацистам второго уровня. Он стоял у истоков нацистского движения, но вместе с тем не удалось найти доказательств совершения им преступлений. Его приговорили к четырём годам лишения свободы, однако он подал апелляцию. Морис упирал на своё еврейское происхождение и добился того, что его освободили.

Выйдя на свободу, он вновь вернулся к своему ремеслу часовщика. Он тихо умер в Мюнхене в 1972 году в возрасте 75 лет. В последние годы Морис старался быть максимально незаметным. В своём доме он повесил портрет своего еврейского прадеда (он был видным театральным деятелем), и ничто не намекало на то, что здесь живёт человек, который был самым близким другом Гитлера.

Евгений Антонюк
Историк

...Атмосфера в реальном училище Линца была решительно пронемецкая. Втайне ото всех одноклассники Гитлера были против всех общественных институтов, патриотических речей, династических праздников и деклараций; они были против школьных религиозных служб и участия в процессиях праздника Тела Господня. В «Майн кампф» Гитлер изобразил эту атмосферу, которая была для него важнее самого образования: «Проводились сборы денежных средств в пользу Sudmark и Schulverein , эту идею подчеркивали васильки и черно-красно-золотые флаги. Звучало приветствие «Хайль!», а вместо австрийского гимна пели «Германия превыше всего», несмотря на предупреждения и наказания».
Борьба за сохранение германской нации в государстве на Дунае волновала молодые сердца; это и понятно, так как немецкой культурой, которая существовала в Австрии, теперь жили и славяне, и венгры, и итальянцы Австро-Венгрии. Линц был в основном немецким городом, далеким от воссоединенных пограничных территорий, но в соседней Богемии постоянно было неспокойно. В Праге не прекращались общественные беспорядки, и там было объявлено чрезвычайное положение. В Линце поднялось возмущение, когда австро-венгерская полиция признала, что не может гарантировать защиту домов немцев от толп чехов, если возникнет такая необходимость.
Будвайс тогда был еще городом с немецким населением, его администрация и большинство депутатов были немецкого происхождения. Одноклассники Адольфа, которые были родом из Праги, Будвайса или Прачатица, подпрыгивали от злости, когда их в шутку называли «богемцами», потому что они хотели быть немцами, как и другие. Постепенно волнения докатились и до Линца, среди населения которого было несколько сотен мирно работавших чехов. Эти люди никогда не были источником неприятностей, но теперь чех из ордена капуцинов по имени Юрасек основал общество чешской культуры «Сокол», начал проводить церковные службы в кирхе Святого Мартина на чешском языке и, кроме того, стал собирать средства на постройку чешской школы. Это вызвало среди населения Линца испуг, и многие люди увидели в деятельности этих фанатичных капуцинов первый шаг к вторжению чешской культуры. Все это, разумеется, раздувалось без всякой меры, но все равно эти действия чехов заронили в сонных жителях Линца чувство какой-то нависшей угрозы, и все они вступили в борьбу культур, которая бушевала вокруг.
«Всякий, кто знает душу молодого человека, поймет, что именно молодые люди с наибольшей радостью слышат призыв к борьбе. Эта борьба приобретает сотню форм… Они являются истинным отражением более масштабной борьбы в миниатюре, но часто ими движут более высокие и искренние убеждения». Это наблюдение Гитлера точно до такой степени, что можно положиться на то, как он описывает свое собственное политическое становление в «Майн кампф». Учителя-немцы в его реальном училище стояли на переднем краю оборонительной борьбы. Учитель истории доктор Леопольд Пётш был активным политиком. В муниципальном совете он возглавлял немецкую фракцию. Он ненавидел многонациональную империю Габсбургов, которая сохранилась для нас сегодня – какой поворот событий – в качестве модели многонационального государства, и говорил от лица молодежи.
«В конце концов, кто может оставаться верным династии кайзера, которая в прошлом и настоящем подчиняла интересы народов Германии своей выгоде?» – спрашивал Гитлер, и с этим его сын, ставший сторонником программы создания единой Германии, сошел окончательно и бесповоротно с пути, начертанного для него его отцом. Когда Адольф терял нить рассуждений в длинных взволнованных монологах – я едва мог проследить за ходом мысли в большинстве из них, – я замечал, что он повторяет одно слово: «империя». Оно всегда возникало в конце длинного разговора, и, если его раздумья о политике заводили его в тупик, из которого он не видел выхода, он всегда заявлял: «Империя решит этот вопрос». Когда я интересовался, кто будет оплачивать расходы по возведению всех колоссальных построек, которые он спроектировал на своей чертежной доске, ответ был: «Империя». И даже на те вещи, которые не вызывали широкого интереса, навешивался ярлык «имперских». Негодные технические приспособления и освещение в провинциальном концертном зале должны были входить в сферу ответственности имперского сценического дизайнера (и после 1933 года действительно появился человек, который именовался Reichsbuhnenbildner). Я помню, что Адольф Гитлер придумал этот термин в Линце, когда ему было семнадцать лет. Даже общества слепых или защиты животных должны были быть «имперскими» учреждениями.
В Австрии слово «рейх» (империя) обычно означало государственную территорию Германии, а жители этого государства назывались «имперские немцы». (Человек, говоривший на немецком языке и не живший на территории Германии, назывался фольксдойч.) Однако, когда мой друг употреблял слово «рейх», он имел в виду нечто большее, чем просто немецкое государство. И хотя он избегал давать свое более точное определение, было ясно, что слово «рейх» содержит в себе все, что мотивировало его политические убеждения, так что оно в действительности было очень емкое.
С той же страстью, с какой он любил германский народ и «рейх», он отвергал все иностранное. У него не было склонности познавать другие страны. Этот порыв, столь характерный для молодых людей с рюкзаками даже в те времена, не находил места в его личности. Даже присущий художнику интерес к Италии у него отсутствовал. Когда он разрабатывал свои планы и идеи для страны, этой страной всегда был «рейх».
В этой бурной «национальной» борьбе, которая была явно нацелена против австрийской монархии, на первый план выступили необычные грани его характера, особенно железная воля. «Национальная» идеология была закреплена в «неизменяемом» участке его мозга. Никакая неудача или движение назад не могли сдвинуть его с нее, и он до самой своей смерти оставался тем, кем всегда был, начиная по крайней мере с шестнадцатилетнего возраста, «немецким националистом».
Та здоровая беззаботность, которая отличает молодых людей, была совершенно чужда ему. Я ни разу не видел, чтобы он просто пролистывал какую-нибудь книгу; все следовало тщательно рассмотреть и изучить, словно это имело отношение к одной из его великих политических целей. Традиционные политические мнения ничего не значили для него: мир следовало преобразовать снизу доверху, все его составные части.
Было бы совсем неправильным сделать из этого вывод, что молодой Гитлер ворвался на политическую сцену, подняв флаг войны. Те важные решения, которые он нашел и которые нуждались в том, чтобы о них узнала общественность, он разъяснял по вечерам аудитории, состоявшей из одного простого человека, который ничего собой не представлял. Отношение молодого Гитлера к политике схоже с его отношением к любви, если мне будет позволено сделать сравнение, которое некоторые могут счесть бестактным. Чем больше политика занимала его ум, тем больше он сторонился каких-либо практических политических действий. Он не вступал ни в какую партию, ни в какую политическую организацию, не ходил на политические митинги и ограничивался одним мною в качестве слушателя своего мнения. То, что я видел в Линце, было «первым взглядом» на политику, и не более того, словно он уже подозревал, что со временем будет значить для него политика.
А пока политика для него была просто гимнастикой для ума. В этой осторожности я видел, что его нетерпение сдерживается способностью ждать. На протяжении нескольких лет политика оставалась для него чем-то, за чем нужно следить, критиковать, изучать, собирать.
Интересен тот факт, что молодой Гитлер в те годы был настроен очень антимилитаристски. Это противоречит следующему отрывку из «Майн кампф»: «Изучая библиотеку своего отца, я натолкнулся на различные книги военного содержания, и среди них было народное издание, посвященное Франко-прусской войне 1870-1871 годов. Оно состояло из двух томов иллюстрированных газет того времени и стало моим любимым чтением. Вскоре великая героическая борьба стала самым значительным внутренним событием для меня. И с того времени меня все больше и больше увлекало все, что было связано с войной и жизнью солдата».
Я предполагаю, что это «воспоминание» посчитали полезным поместить в «Майн кампф» в то время, когда эта книга писалась в Ландсбергской тюрьме в 1924 году, так как в течение того периода, когда я знал Адольфа Гитлера, его и в малейшей мере не интересовало что-либо хоть как-то «связанное с войной». Лейтенанты, которые сопровождали Стефанию, были ему как бельмо на глазу, но его отвращение было гораздо глубже. Само упоминание воинской повинности его «заводило». Нет, он никогда не стал бы солдатом по принуждению; если бы ему было суждено стать солдатом, то это было бы по его собственному желанию и уж точно не в австрийской армии.
Прежде чем закончить главу о политическом становлении Адольфа Гитлера, я хотел бы сделать критический разбор двух вопросов, которые кажутся мне более существенными, чем другие, в области его политических убеждений: отношение молодого Гитлера к еврейству и к церкви.
Проявляя уважение к еврейскому вопросу, когда жил в Линце, он писал: «Сейчас мне трудно – если не невозможно – сказать, когда слово «еврей» впервые заставило меня задуматься на эту тему. Я не припомню, чтобы в доме моего отца я вообще слышал это слово, пока он был жив. Думаю, что этот старый господин посчитал бы культурной отсталостью, если бы на этом слове делалось особое ударение. У него были более или менее буржуазные взгляды, которых он придерживался, сталкиваясь с самыми резкими националистическими настроениями, и это отразилось и на мне. И в школе ничто не побуждало меня изменить это уже принятое видение вопроса. В реальном училище я познакомился с еврейским мальчиком. Мы не доверяли ему и держали его на расстоянии, но только из-за его неразговорчивости, которая появилась после различных случаев, когда его дразнили. Я общался с ним не больше, чем другие. И только когда мне исполнилось четырнадцать или пятнадцать лет, я заметил, что слово «еврей» стало звучать чаще, отчасти в связи с политикой. Я почувствовал легкое отвращение и не мог избавиться от неприятного чувства, которое всегда появлялось у меня, когда церковные крикуны затевали передо мной дискуссию. Но в других случаях эта тема не представляла для меня интереса. В Линце было очень мало евреев…»
Все это звучит очень правдоподобно, но в действительности не совпадает с моими собственными воспоминаниями. Образ его отца как человека либеральных взглядов мне не кажется соответствующим действительности. Стол, за которым проходили дебаты в гостинице, куда отец Адольфа имел обыкновение захаживать, собирал вокруг себя людей, которые обсуждали и идеи Шёнерера. Отец Гитлера определенно должен был быть антисемитом. Что же касается школьных лет, Гитлер не упоминает, что в реальном училище были преподаватели, которые даже перед своими учениками не делали секрета из своей ненависти к евреям. В реальном училище Гитлер, вероятно, и познакомился с некоторыми политическими аспектами еврейского вопроса, и я действительно не думаю, что это могло случиться как-то иначе, так как, когда я познакомился с ним, он уже не скрывал своего антисемитизма. Я отчетливо помню, как однажды, когда мы прогуливались по Вифлеемштрассе и подошли к небольшой синагоге, он сказал мне: «Ей не место в Линце».
Я вспоминаю, что он уже был закоренелым антисемитом, когда приехал в Вену, но раньше он не придавал этому большого значения, хотя опыт, полученный им в этой области в Вене, вероятно, заставил его мыслить более радикально, чем раньше. По-моему, иносказательно Гитлер хочет дать понять, что даже в Линце, где доля еврейского населения была маленькой, этот вопрос не был неуместным, но серьезным размышлениям на эту тему он начал предаваться в Вене только после того, как увидел, насколько велико еврейское население в этом городе.
По-другому обстоят дела с вопросом о церкви. «Майн кампф» хранит по этому поводу молчание, за исключением краткого замечания о детских впечатлениях в Ламбахе: «Так как в свободное время я брал уроки пения в ламбахском церковном хоре, у меня была прекрасная возможность подпасть под чары пышного празднования церковных праздников. Что же могло быть естественнее, если я смотрел на господина настоятеля монастыря точно так же, как мой отец смотрел на деревенского священника, – это был наивысший идеал, к которому следовало стремиться в жизни. По крайней мере, в то время так оно и было».
Предки Гитлера, безусловно, ходили в церковь, как это принято у крестьян. Его семья в этом отношении разделилась: мать была набожной, преданной церкви прихожанкой, а отец – либерал, пассивный христианин. Конечно, вопросы, относящиеся к церкви, были ему ближе, чем еврейский вопрос, так как, будучи государственным чиновником, он не мог позволить, чтобы в нем увидели противника церкви в монархическом государстве, где трон и алтарь поддерживали друг друга.
-------------
"Скачайте книгу в нужном формате и читайте дальше"