Что происходит с русским языком. XVII век. «Житие протопопа Аввакума». Могут ли у реформы быть негативные последствия

Лингвистика достигла больших успехов в изучении прошлого языков. Однако не так хорошо обстоят дела с прогнозированием их будущего. Эксперты по просьбе корреспондента журнала «Русский Newsweek» «пофантазировали» на тему будущего русского языка, но отказались делать какие-либо научные прогнозы.

Сто лет - очень большой срок, предостерегают лингвисты. «Процессы не только развиваются, но иногда замирают на десятилетия или даже движутся вспять», - поясняет ведущий научный сотрудник Института русского языка Марина Гловинская. Научный сотрудник Института востоковедения, специалист по русской морфологии Илья Иткин напротив уверен, что сто лет - это слишком мало. «Ожидать через столетие больших изменений можно было бы в том случае, если бы язык находился в начале глобального процесса, способного повлиять на несколько языковых уровней одновременно. Сейчас такого процесса не просматривается».

Сыграть решающую роль в мутации языка может какое-то важное внешнее событие, социальное или технологическое потрясение, считает директор Института лингвистики РГГУ Максим Кронгауз. На сегодняшний день одна из важнейших тенденций - возрастание роли письменной речи по отношению к устной. Даже не письменной, а визуальной, которая преобладает при коммуникации по электронным каналам. Визуальная и письменная речь - не одно и то же. Форма одна, а вот суть - ближе к разговорной. В устной речи больше арсенала для выразительных средств, а в визуальной эту роль выполняют шрифтовые выделения, смайлики и имитация орфографических ошибок.

В связи с развитием интернета появляется все больше социолектов. Если раньше их было немного (например, у угловников, моряков, хиппи и т.п.), то теперь люди часто общаются не с теми, кто живет рядом, а с теми, кто ближе по интересам. Поэтому и появляются социолекты, непонятные посторонним: программистские, футбольные, дизайнерские и т.п.

Следующая важная черта развития русского языка - заимствования. «Продолжится глобализация - будут новые заимствования. Снова опустится железный занавес - процесс замедлится или остановится, - утверждает Максим Кронгауз. - Мы фактически живем в режиме трансляции чужой культуры, в основном англо-американской, и заимствуем реалии во всех областях: в экономике, в науке, в спорте. Вместе с ними приходят и слова». И не всегда можно подобрать адекватно подходящее русское слово.

Ускоряется темп речи. Скорость увеличивается за счет быстрой артикуляции - в итоге речь становится менее выразительной. Утрачиваются звонкие согласные между гласными: «хо-ит», «бу-ет», «ска-ал». Возможно, речь будущего будет состоять сплошь из таких переходов между звуками. Реже употребляется склонение, в первую очередь числительных. В будущем, видимо, окончательно умрет склонение топонимов наподобие «Бородино». Именительный падеж уверенно вытесняет все остальные падежи. Например, «Ломоносовские чтения» стали конференциями «Ломоносов». А Институт русского языка имени Виноградова может стать институтом «Виноградов». Вместо фразы «с ароматом клубники со сливками» сегодня употребляют «с ароматом клубника со сливками».

Серьезных изменений в орфографии лингвисты не ожидают. «Глубокие реформы маловероятны. Общество к ним не готово, как показали недавние дискуссии», - говорит научный сотрудник Института русского языка имени Виноградова Борис Иомдин. Эксперты считают, что будет некое размытие норм, предполагающее несколько вариантов написания ().

24 мая, в день, когда Церковь вспоминает святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, вся страна отмечает День славянской письменности и культуры. А что сегодня происходит с русским языком? Какие опасности угрожают ему сейчас, а какие возможные в будущем? Комментируют специалисты.

Скрепа, без которой все распадется

Людмила Сараскина, литературовед, критик:

Конечно, я боюсь за будущее . Вопиющая безграмотность проникла уже и в центральную прессу, в журналистскую среду. В газетах, журналах, на радио и на телевидении режут глаз и слух такие ошибки, за которые прежде ставили двойки в 4 - 5 классах средней школы. Такое впечатление, будто корректоры и редакторы массово прекратили свое существование.

Безграмотность стала не только терпима, но и простительна, симпатична, обаятельна. В процветает иронический «олбанский» язык, все эти «ржунимагу», «убейсяапстенку», но иные пользователи (школьники, студенты) полагают, что «давай ни сорица» - это правильно. Русский язык как школьный предмет заброшен, система освобождает учеников от сочинений и прочих письменных работ, и они теряют навыки письма.

Я уже не говорю об устной речи, зачастую безобразной, корявой, отрывистой, невыразительной, с бесконечными «как бы», «типа» и «по-любому». Кажется, культуре речи вообще никто никого уже не учит. Что мы хотим от мигрантов, если сами гробим свой родной язык? Пока мы сами не научимся уважать великое достояние - свою речь, письменную и устную - никто извне не придет и нас этому не научит и учиться нашему языку не захочет.

Сейчас модно говорить о «скрепах»… Русский язык - это главная скрепа России, без которой все ее огромное пространство очень скоро может распасться на рваные куски.

Мое чувство родного языка постоянно бывает оскорбляемо публичными ляпами в речах публичных фигур, и, я уверена, это не менее значимое чувство, чем чувство религиозное.

Страшны не заимствования, а забвение текстов классики

Александр Кравецкий, кандидат филологических наук старший научный сотрудник Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН:

На такой вопрос отвечать сложно, поскольку язык - явление живое. Поэтому современникам обычно не понятно, что способствует его разрушению, а что - развитию. Уже не раз столицы вдруг наполнялись носителями диалектов, так что казалось, что литературной норме грозит опасность. А, например, в Петровскую эпоху, когда в язык вошло огромное количество заимствований, - это вызывало у тогдашних ревнителей словесности чувство ужаса. В итоге - 90% из этого потока заимствований ушло, а оставшиеся 10% стали частью русского языка.

То же самое было в двадцатые годы двадцатого века, затем - в девяностые. Поэтому говорить об опасностях для языка, связанных с наплывом большого количества людей, плохо владеющих языком, или же с появлением модных заимствований, мне не кажется правомерным.

Что действительно пугает, так это стремительное забвение текстов русской классики, которая играет роль эталона, на который мы подсознательно ориентируемся. Когда-то такую цементирующую функцию выполняла Псалтырь, затем - тексты русской классической литературы, которые дети, пусть иногда и из-под палки, но осваивали. Это придавало языку устойчивость.

Любые заимствования, любые изменения, пусть резкие, пусть на грани пародии, как в интернет-языке - это все может идти во благо при сохранении культурной преемственности. Но сейчас возникает ситуация, когда знакомство с классикой ограничивается экранизациями и пересказами для готовящихся в ЕГЭ. Количество текстов, которые люди помнят, стремительно сокращается.

Мне кажется, есть некая критическая точка, после которой забывание текстов, цитат приведет к необратимым языковым процессам. Слишком быстрая скорость изменения цитатного фонда и, соответственно, забывание некоего общего корпуса текстов, - все это мне кажется миной замедленного действия. Что конкретно в результате произойдет - я не знаю, но подозреваю, что ничего хорошего не произойдет.

Расцвета русского новояза начала XXI века

Михаил Горбаневский, доктор филологических наук, профессор, академик РАЕН, председатель правления Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам (ГЛЭДИС):

Мудрость русского народа, исконно трепетно относившегося к Слову, заключена во многих пословицах и поговорках. Не зря говорят: «Что написано пером - не вырубишь топором», «Слово не воробей, вылетит - не поймаешь». Бережное и чуткое обращение со словом вознаграждает неисчерпаемым богатством.

Мне в последние годы не раз доводилось публично высказываться в СМИ по поводу разнообразных проблем общества, связанных с русским языком. Например, о проникновения слов из обихода криминальных элементов в речь первых лиц Российской Федерации.

Или, напомню, о недопустимо слабом и начетническом преподавании русского языка в школе, ориентированном ныне на весьма поверхностные технологии ЕГЭ: школа выпускает в жизнь молодых граждан страны, не только не владеющих основами практической стилистики русской речи, но даже порой не умеющих составлять элементарные деловые письменные тексты, например, написать автобиографию.

Сейчас я заканчиваю книгу «Раб на галерах» (она увидит свет в сентябре-октябре), которая во многом посвящена той реальной опасности для России, переживающей, на мой взгляд, эпоху смуты и медленного, но вполне ощутимого скатывания к неототалитарному обществу, которую представляет иная - глобальная и системная, а потому и более опасная проблема: тенденция расцвета русского новояза начала XXI века.

Но повседневная работа нашей экспертной гильдии убеждает в наличии ещё одной проблемы. В современной России на всех уровнях социальной жизни общества сегодня крепнет понимание, что за слова надо отвечать не в меньшей мере, чем за дела. Текст, речевые произведения всё шире используются как corpus delicti, так как в них содержатся признаки состава - объективной стороны преступления, совершённого вербально.

Именно результат речевой деятельности - речевое произведение в форме устного высказывания или письменного текста - является основным объектом судебной лингвистической экспертизы и лингвокриминалистического исследования, непосредственно подвергается правовой квалификации для установления факта правонарушения и определения степени его общественной опасности.

Оправданное беспокойство по поводу очевидных и набирающих всё большую остроту проблем (как общих, так и частных) борьбы с экстремизмом (включая как теорию и практику экспертиз по данной категории дел, так и состояние соответствующего законодательства, действующего на сегодняшний день в России), высказывают представители разных профессий и уже не только в своей узкой профессиональной, но и в средствах массовой информации.

Эксперты ГЛЭДИС всегда искренне надеялись на те здоровые силы российского общества, которые готовы честно и достойно, не преступая, а исполняя Закон, бороться с тем злом, которое мы видим в насилии над родной речью, в превращении отдельных текстов в ядовитую смесь анекдота, примитивного жаргона и непристойных выражений, в превращении отдельных изданий и сайтов в нечистые потоки компромата, в крайне опасное орудие разжигания вражды между народами, религиозными конфессиями и социальными группами. И во многом наши надежды оправдались.

Но сейчас наступил новый этап в истории нашего Отечества: и ксенофобия всё чаще проявляются в политической, экономической, социальной, религиозной и других сферах жизнедеятельности страны. Экстремизм превратился в один из основных источников угроз национальным интересам в сфере государственной и общественной безопасности.

Отечественная лингвистика должна - на основе не только профессиональных знаний, но активной гражданской позиции учёных и понимания ими своей ответственности перед обществом - уметь дать должный ответ на этот вызов времени и научиться использовать новые современные методики, которые нуждаются в обсуждении и внедрении в практику, основанной на взаимном уважении и доверии ученых, судей, адвокатов, следователей, правозащитников.

Именно такое интердисциплинарное повышение квалификации лингвокриминалистов авторы проекта ГЛЭДИС «Лингвокриминалистика vs экстремизм: новые задачи в защите общественной безопасности» считают одним из своих важных ориентиров. Ведь сейчас существует много острых и требующих решения методологических проблем правовой, психологической и лингвистической квалификации таких публикаций СМИ, лозунгов, листовок, плакатов, предвыборных программ, печатных политических документов, призывов и диалогов в социальных сетях, на интернет-форумах и в иных сферах киберпространства, в которых правоохранительными и судебными органами усматриваются элементы ультраправой идеологии, шовинизма, воинствующего национализма, пропаганды насилия, крайние формы религиозной неприязни, оправдание нападений, вандализма и убийств по мотивам этнической и расовой ненависти и т. д.

Мы перестаем отвечать за свою жизнь…

Павел Басинский, писатель, литературовед:

В отношении языка, его развития (причем любого языка) мне видится проблема двусторонняя, потому однозначного решения у нее быть не может. С одной стороны язык - саморазвивающееся явление, им управлять невозможно. Он впитывает те слова, удобные людям (в том числе и из других языков), которые в дальнейшем будут использовать эти слова в своей речи.

Можно принять законы против иностранных слов, но это будет консервировать язык, но не даст полноценно ему развиваться. Тем более, русский язык сложился из множества составляющих: в том числе из заимствований из тюркских языков, из англицизмов, из французских слов и так далее. И славянский язык, легший в основу русского языка - тоже же очень разный, неоднородный.

С другой стороны, у нас с языком происходят странные вещи. Мы бездумно пользуемся кальками с иностранных слов, что явно не обогащает язык, а приносит противоположный результат. Примеров здесь можно приводить много. Допустим, слово «секьюрити». Но оно, слава Богу, ушло, и секьюрити вновь превратились в охранников. А вот «киллер» - никуда не ушел, «киллер» - это звучит гордо, даже с ореолом романтизма. А на самом-то деле киллер - это наемный убийца, наемный душегуб, если более пафосно сказать. Говоришь по-русски - и никакого романтизма.

Или - «вызовы времени», «вызовы современности» - поразительная конструкция, которую используют все наши высокие политики, включая даже президента. Откуда это взялось? Это калька с английского challenge -вызов. Почему вызовы времени, а не требования времени, запросы времени, интересы времени? Почему нас сразу помещают в ситуацию войны, агрессии? Почему мы боремся со временем, которое нам бросает вызов, и нам надо отвечать на него?

Вроде бы - что тут такого, какие-то политические игры с русским языком, но на самом деле подобные языковые кальки создают атмосферу не-русскости, не-мягкости, не-гуманности, нам присущей.

Мы перестаем отвечать за свой язык, за свою жизнь, и все это находит подтверждение в языке.

Удивительную вещь увидел пушкинист : «Мы и сами не заметили, как слово «трудно» поменялось на слово «сложно». Уже никто не говорит «трудно жить», все говорят - «сложно жить». Первый вариант означает, что своим трудом ты все-таки можешь преодолеть жизненные тяготы, а второй вариант - говорит о пассивной позиции: сложно, не от тебя зависит, ты здесь ничего не сделаешь.

Я бы, не шутя, создал, по крайней мере, рекомендательную комиссию при президенте или при Министерстве культуры, которая провела бы ревизию всех этих калек, засоряющих русский язык, и дала бы рекомендации для учителей, для родителей, чтобы они объясняли детям разницу между «трудно» и «сложно», между «киллер» и «наемный убийца», между «вызов времени» и «требование времени».

Французы охраняют свой язык на государственном уровне: там есть законы против заимствований. Можно сказать, что франкофония - основа идеологии . Нам тоже не нужно бояться защищать свой язык, но степень защиты как раз должны определять специалисты, чтобы, защищая, не подавлять живое развитие языка…

Споры по поводу ТвОрога или ТворОга отвлекают от главного

Владимир Аннушкин, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой русской словесности и межкультурной коммуникации Государственного института русского языка имени А.С.Пушкина, член Союза писателей России.

Язык есть выражение народного духа, состояния интеллекта и образованности, общественного и личного настроения, воли, всех движений души, стиля жизни современного общества. Можно с уверенностью сказать: каковы слова, которые мы слышим и читаем вокруг себя, таков и наш внутренний комфорт, общественно-психологический настрой, занимающий не последнее место в требованиях к благоустройству жизни каждого человека. Одним словом, каков язык, такова и жизнь.

Общественное благополучие, здравие, благоденствие, все формы жизни связаны с устройством современного языка. Язык - инструмент управления обществом и общественными процессами. Экономический кризис есть проявление кризиса духовного (а не наоборот!). Экономика управляется через культуру и образованность с помощью речи. Если речевые отношения в обществе не отлажены, теряется возможность эффективного управления. Плохим языком хорошую жизнь не построишь.

О языковой норме

Языковую норму невозможно утвердить раз и навсегда. Она исторически изменчива. Установить «чётко» норму не всегда представляется возможным. Как правило, здесь борются правильность и удобство.
Общество живет и развивается, преобразуя существующую норму как сложившийся культурно-стилевой стандарт для того чтобы сделать жизнь более удобной и прекрасной. Однако если ты не знаешь культуры, то преобразование становится уродливым, неэстетичным, антикультурным. Пример - сегодняшние стилевые новации в СМИ, как, впрочем, и сама философия СМИ: тоталитаризм пошлости, безвкусия, примитивизма заполонил молодежные каналы - и это следствие трудностей, которые испытывают люди, существуя в новых видах коммуникации при создании новых коллегиальных видов речи.
Норму языка нельзя понимать и обсуждать только в узком смысле (дОговор, йогурт, кофе…) ибо тогда мы останемся в пределах мелочных разборок и частных вопросов. Пора ставить вопрос шире: язык - средоточие и выразитель всей народной жизни, ее духа и сегодняшнего состояния.

О сквернословии

Пока мы ломаем копья по поводу творогОв и договорОв, не лучше ли озаботиться о создании в обществе обстановки нетерпения к скверным словам, в которых правильно ставятся ударения? Не поставить ли преграды на пути к ложным мыслям и толерантной идеологии, допускающей для общества все виды «смертных грехов»? Не озаботиться ли о создании обстановки бодрости и оптимизма в обществе вместо состояний апатии, скептицизма, критицизма, равнодушия, которые творятся ежевечерними художественными телепередачами и всегда выражены в языке, поскольку человек есть существо «словесное»?
Если вы сквернословите, то и жизнь становится скверной

Убогость речи - убогость жизни

Культура предполагает сохранение всего ценного в нравственном, образовательном, эстетическом аспектах нашего бытия, а выражается культура, конечно, знаково, и этот основной знак, конечно, слово. Скажи мне слово - и я скажу, кто ты. Как же у нас сохраняется и передается всё лучшее? Для этого достаточно включить и послушать наше популярное радио (Шансон, Авторадио и даже «Русское радио»). Вы никогда не услышите на «Русском радио» ни русского романса, ни русской народной песни, ни русского стихотворения - только убогость однообразных поздравлений и двадцатки так называемых «хитов», которыми формируется сознание современной молодежи и взрослого населения России. Спрашивается: можно ли законодательно переломить ситуацию? Кто вас заставляет так примитивизировать жизнь? Почему наши журналисты слышат «дОговор» и «кофе» среднего рода и не слышат, какими убогими мыслями предлагают думать и говорить на молодежных теле- и радиоканалах? НЕ говоря уже об их речи, которая как по количественному составу напоминает речь Эллочки-людоедочки, так и по характеру произношения опущена ниже всяких эстетических требований к художественному звучанию.
Нам нарочито хотят сказать: мы такие как в жизни… Никаких высоких идеалов нет. О культуре говорить бесполезно. Мы хотим одного: чтобы нас слушали. Поэтому говорим как хотим, мы - свободные люди…

Разумные запреты

Можно ли говорить о нормализаторской деятельности как правовой, законотворческой? И можно, и нужно! Многие филологи утверждают, что нормировать язык невозможно, что он развивается по своим законам. Эта ложная точка зрения на язык фиксирует нашу пассивность в отношении к изменяющейся жизни. Мы не можем изменить язык как систему, например, в языке останутся всё те же падежи, роды, числа и падежи, но язык как деятельность, как его использование несомненно может быть подвергнут сознательным воздействиям человека и преобразованиям.

Наш Закон “Об языке” несовершенен. Видимо, он должен смело утверждать определенные приоритеты общественной нравственности, защиты патриотических настроений, истинного культурного вкуса как совокупности эстетических ценностей. СМИ будут ставить вопрос: а судьи кто? Вопрос ложен, потому что хочет увести в сторону всё той же толерантности, терпимости к разным «ложным» мнениям и безответственности в речах.
Есть ли в пользовании языком нормативно-правовой аспект? Безусловно. Культура предполагает запрет. Если запрещены определенные поступки, то как же не наложить запреты на поступки словесные? Между тем, надо понимать, что именно разумный запрет позволяет максимально развернуть творческую деятельность. Вне запретов общество не живет или живет плохо. Нельзя допустить как слишком много запретов (тогда - тирания), либо допустить вседозволенность (тогда наступает хаос идей, слов и поступков). Последнее мы наблюдаем в общественной нравственности.
Мы говорим о норме литературного языка как о выборе правильного варианта из двух или нескольких существующих. Но существует не только норма языка, есть еще норма мысли, норма словесного выражения, наконец норма поведения, которое, будучи, речевым не должно оскорблять пользователей (слушателей или читателей). Можно ли, соблюдая нормы произношения или орфографии, нарушать нормы словесного поведения в быту и в СМИ?

Русский язык деградирует - об этом переживают все, кроме лингвистов, которые почему-то спокойны и лишь посмеиваются. Член-корреспондент РАН Владимир Плунгян в лекции «Портится ли русский язык? » в рамках проекта « » рассказал, что лингвисты думают об изменениях языка и кто на самом деле его портит. «Мел» законспектировал основные тезисы.

Для тех, кто готовится к главному школьному экзамену

На первый взгляд кажется, что предмета для разговора нет - ясно же, что русский язык портится, и это непоправимая катастрофа. Между тем разговоры о порче языка сопровождают человечество на протяжении всей истории. Это касается не только русского языка: и китайцы, и японцы, и древние египтяне, и особенно французы всегда любили порассуждать о том, что язык становится не тот, что раньше. Получается, всё время, пока существует человечество, язык портится. Так когда же он был хорош? Получается, что никогда. Или что всё не так однозначно.

Что мы подразумеваем, когда говорим «язык портится»

Обычно, говоря о порче языка, подразумевают, что раньше он был лучше, а теперь стал хуже. Мол, все вокруг начинают говорить «вклЮчит» вместо правильного «включИт», пить кофе среднего рода и жить «в Строгино». Хуже того - люди перестают употреблять хорошие и всем нам известные слова и начинают использовать жаргонизмы и заимствования.

Заимствования - вот самая частая жалоба. При этом в пример приводят подростковый интернет-сленг «го», «гамать» и «зарегаться», а сами совершенно спокойно рассказывают, как делают инвестиции, проводят мониторинги и учатся маркетингу. А ведь все эти слова -заимствованные. Даже ставшие привычными в финансовой сфере «рынок», «компания», «банк» - это тоже изначально иностранные слова, самое старое из которых, «рынок», пришло из польского и образовано от немецкого корня rinc - площадь. «Финансы» - заимствование из французского, «компания» и «банк» - из итальянского. Даже слово «деньги», появившееся в XIII веке, не наше: казахское «тенге» и русское «деньга» - это потомки одного и того же тюркского слова.

Выходит, раньше с заимствованиями дела обстояли не лучше, чем сейчас. Может, всё-таки то, что сейчас происходит с русским языком, - не катастрофа, а естественный процесс? И лингвисты относятся к этому спокойно вовсе не потому, что им всё равно - просто они больше знают. Не только о том, что происходит с языком сейчас, а ещё о том, что происходило с языком раньше, об изменениях правил и норм.

Что такое норма

Владеть языком - по сути, это значит знать слова и уметь их ставить рядом с друг другом по определённым правилам. Носители языка этими правилами владеют бессознательно. А эти правила, между прочим, очень сложны.

Владимир Плунгян: «Все знают, что русский глагол обладает двумя формами вида: совершенный и несовершенный - „делать“, „сделать“. И мы их употребляем, не задумываясь, а попробуйте объяснить иностранцу вот такой нюанс. Услышать „пожалуйста, проходите и садитесь“ (несовершенный вид) гораздо приятнее, чем „пройдите и сядьте“ (совершенный вид). Казалось бы, давайте зафиксируем это как правило. Но есть и ровно противоположный пример: „возьмите ручку и распишитесь“ (совершенный) звучит вежливее, чем „берите ручку и расписывайтесь“ (несовершенный)».

В разных контекстах мы говорим по-разному, и нет никакого объяснения, почему иногда совершенный вид выглядит вежливее, чем несовершенный. Тем не менее правила в этой системе есть.

При этом на разных территориях, в разных диалектах, у разных поколений, даже у мужчин и женщин язык разный - это называется языковая вариативность, которая есть в любом языке. Это не значит, что правил нет - просто их много, и они разные.

Фото: iStockphoto / izold

Когда из этих правил какие-то выбирают и объявляют образцом - это и есть норма. Язык - это явление природы, а норма - дело рук человека. Мы выбираем один из множества вариантов и принимаем его за стандарт, потому что так удобно. А затем действуют социальные механизмы. Мы убеждаем себя, что вот норма - это хорошо, а отклонение плохо. Мы поощряем тех, кто пользуется нормой, то есть говорит правильно, а остальных подвергаем преследованию. Возможно, 90% ныне живущих людей говорят «звОнит» и «вклЮчит», но мы уверены, что они неправы, потому что норма предписывает говорить «звонИт» и «включИт».

Владимир Плунгян: «Нам часто приходится слышать сочетание „платить за проезд“. Так говорят многие люди, для которых русский язык - родной. Но норма - „оплатить проезд“, так как по правилам переходному глаголу предлог не нужен. С точки зрения языка эти варианты равноправны, а норма говорит, что второй - лучше. На самом деле слова „лучше“ или „хуже“ тут неуместны. В норме нет ничего сакрального. Это просто наше решение. Из-за того, что мы так договорились, остальные варианты никуда не делись. Норма ничего не запрещает. Недавно всех повеселила идея лингвистическую полицию, но язык - не та область, которую можно регулировать запретами. Это бессмысленно и глупо».

Когда язык меняется, он не портится - он просто становится другим

Язык меняется с течением времени. Меняются лексика, грамматика, правила языка. Это происходит непрерывно - уже завтра русский язык будет не таким, как сегодня. Норма обычно отстает, но её тоже приходится рано или поздно менять - это и делают лингвисты. Обычно людям не нравится, когда язык становится не таким, как они привыкли говорить. Но когда лето сменяется зимой, мы не говорим, что лето портится, - просто приходит другое время года. Изменения приводят к появлению другого языка, который не лучше и не хуже.

Посмотрим на то, как менялся русский язык на протяжении веков.

XII век. Поучение Владимира Мономаха

«А се в Чернигове деял есм: конь диких своима рукама связал есмь в пушах 10 и 20 живых конь, а кроме того же по Роси ездя имал есм своима рукама теже кони дикие. Тура мя 2 метала на розех и с конем, олень мя один бол, а 2 лоси, один ногами топтал, а другый рогома бол, вепрь ми на бедре мечь оттял, медведь ми у колена подклада укусил, лютый зверь скочил ко мне на бедры и конь со мною поверже; и Бог неврежена мя сблюде».

Это русский язык. Даже просто понять, о чём речь, сегодняшнему читателю нелегко. Перевести слово за словом у неподготовленного человека вряд ли получится. В XII веке русский язык был совсем другим: у него другая грамматика, другие формы местоимений, глаголов, числительных, форма множественного числа.

XV век. «Хождение за три моря» Афанасия Никитина

«И пошли есмя в Дербенть, заплакавши, двема суды: в одном судне посол Асанбег, да тезикы, да русаков нас десеть головами; а в другом судне шесть москвич, да шесть тверич, да коровы, да кормъ нашь. А въстала фуртовина на море, да судно меншое разбило о берег. И пришли есмя в Дербенть, и ту Василей поздорову пришел, а мы пограблени. И билъ есми челом Василию Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловал о людех, что их поймали под Тархи кай-таки».

Историки ценят записки Афанасия Никитина (купца невысокого происхождения) как памятник простого языка того времени. Грамматика XV века ближе привычной нам, поэтому этот текст понятнее, чем «Поучение», но здесь по-прежнему много отличий. К примеру, возвратная частица «ся» отделяется от глагола, используется старая форма творительного падежа («двема суды» вместо «двумя судами»), много устаревших слов («ся печаловал» - «позаботился»).

XVII век. «Житие протопопа Аввакума»

«Моих работников отнял а иным у меня нанятца не велит. А дети маленьки были; едаков много, а работать некому: один бедной горемыка - протопоп. Нарту сделал и зиму всю волочился за волок. Весною на плотах по Ингоде реке поплыли на низ. Четвертое лето от Тобольска плаванию моему. Лес гнали хоромной и городовой. Стало нечего есть: люди начали с голоду мереть и от работные водяные бродни.

Грамматически этот язык - практически современный русский. Уже и частица «ся» превратилась в суффикс, но всё ещё сохраняются отличия в лексике и синтаксисе. С другой стороны, носители северных диалектов нашей страны и сейчас могут сказать «с голоду мереть».

XVIII век. Воинский артикул Петра I

«Сей артикул надлежит разуметь о оных полках и ротах, которые вместе куды с другими командированы, а без ведома командира тайным образом с неприятелем трактовать, и о здаче места, или города какова договариватся будут, но не о тех, которые одни в каком месте поставлены, и атаку от неприятеля выдержали, и крайние отпоры учинили. Такожде когда оные более держатца, или от фелтмарашала или генерала указу обождать и сикурсу получить более надежды не имели, а с неприятелем надлежащим образом трактовали».

Кажется, что текст петровского артикула воспринимается даже сложнее, чем «Житие протопопа Аввакума», и дело даже не в том, что это документ. Петровская эпоха - это эпоха изменений в русском языке, эпоха встряски, расшатывания норм и резкого наплыва заимствований из немецкого, нидерландского, французского языков.

А трудно воспринимать этот текст потому, что многие из изменений не прижились. Из тех же заимствований немногие дожили до нашего времени, и это должно успокоить их противников: язык берёт только то, что нужно, а остальное постепенно уходит в прошлое.

Владимир Плунгян: «„Артикул“ - это слово нам известно, но мы не используем его в значении „указ“. Прижилось слово „командир“ и возникшие в то же время „фельдмаршал“ и „генерал“. Но слово „сикурс“, означавшее „помощь“, - исчезло. Язык петровского времени - хаотичный, неустойчивый, но всё же гораздо более богатый».

XIX век. Бестужев-Марлинский, повесть «Мулла-нур», 1836

«Молодежь, плеща руками, плясала и пела кругом веселым хороводом с самоуверенностью простодушия, и - глядите! - в самом деле влажные облака загасили солнце… Небо нахмурилось, как скупец при расстаньях с деньгами, тень, как чужая собака, убежала прочь, поджавши хвостик; окрестность померкла; зато глаза всех заблистали и со слезами радости обратились навстречу живой воде…»

Бестужев-Марлинский описывает дагестанский обряд вызова дождя. Нам все понятно, но заметно, что текст несовременный.

Владимир Плунгян: «Мы можем это читать, но сами уже не скажем „плеща руками“, „скупец“, „при расстаньях“, „поджавши“. Хуже ли стал язык, в котом вместо „расстанье“ говорят „расставание“? Нет, просто с XIX века язык уже довольно сильно изменился».

XX век. Довлатов, «Заповедник»

«Читая, я незаметно уснул. Проснулся в два ночи. Предутренний летний сумрак заливал комнату. Уже можно было сосчитать листья фикуса на окне. Я решил спокойно все обдумать. Попытаться рассеять ощущение катастрофы, тупика. Жизнь расстилалась вокруг необозримым минным полем. Я находился в центре. Следовало разбить это поле на участки и браться за дело. Разорвать цепь драматических обстоятельств. Проанализировать ощущение краха. Изучить каждый фактор в отдельности».

Довлатов - почти современная классика. Для нас это абсолютно правильный, гладкий, литературный современный язык. Казалось бы, вот образец - чего ещё нужно? Правда в том, что тот язык, который сейчас кажется нам идеальным, - это всего лишь маленькая точка в длинной эволюции русского языка. Он нам нравится, потому что мы на нём выросли, и он нам понятен, но так не будет всегда. Так же, как язык Владимира Мономаха отличается от языка Довлатова, язык Довлатова будет отличаться от языка наших правнуков.

Поэтому оценивать язык с точки зрения «лучше», «хуже» - бессмысленно, как бессмысленно сравнивать язык Мономаха, Никитина и воинского артикула Петра I - это разные языки, каждый из которых обслуживает потребности своего времени.

Изменения - это нормально, и мы не можем на это никак повлиять. Над языком никто не имеет власти, язык никому не принадлежит, никому не подчиняется. Что касается нормы - она должна за ним следовать. Меняются ударения, и если все будут говорить «звОнят», ничего объективно плохого в этом не будет. В языке нет ошибок, есть только отклонения, и сегодняшняя ошибка вполне может стать завтрашней нормой.

Почему старшее поколение раздражает молодёжный сленг

Каждый новый виток развития языка начинается с тех, кто моложе. Это и есть тот сленг, который раздражает старшее поколение, потому что он отличается от их языка. Но отличия в речи молодёжи были всегда.

Николай Огнёв, «Дневник Кости Рябцева»

«Тут меня кто-то стукнул прямо под глаз чем-то твёрдым. Я заорал, потому что было очень больно, но мы с Ванькой выскочили на улицу - и дралка. Они было погнались за нами, но тут скоро была освещённая улица и мильтон. Они отстали. Глаз у меня очень сильно болел и распух».

Андрей Геласимов, «Нежный возраст»

«Вчера ходили с нашими пацанами драться в соседний двор. Те проиграли нам в баскетбол и не хотят отдавать деньги. Уговор был на двадцать баксов. Наши пацаны дней пять собирали свою двадцатку. Трясли по всему району шпану. Тех, у кого есть бабки. Раньше бы и меня трясли. Короче, высокий Андрей сказал - надо наказывать. Мне сломали ползуба. Теперь придётся вставлять. Пацаны заглядывали мне в рот и хлопали по плечу. Андрей сказал - с боевым крещением. В школе все по-прежнему. Полный отстой».

У Огнёва в дневнике мальчика-подростка 20-х годов XX века фигурируют «дралка», «мельтон» (милиционер) - это не что иное, как молодёжный сленг, который не прижился. Обычно у таких слов короткая жизнь - два-три десятилетия. Хотя некоторые слова возвращаются: к примеру, «клёвый» и «классный» возникали несколько раз.

А слово «пацан», возникшее в 20-х годах и зафиксированное Шолоховым и Макаренко, уже почти утвердилось в языке, постепенно утрачивая экспрессивность и первоначальное значение «беспризорник».

Зачем нужны заимствования

Языка без заимствований не бывает. В том же английском заимствований больше, чем в любом другом языке мира, в том числе и в русском. Даже само слово «язык» - language - заимствовано из французского. У того же Довлатова есть заимствования «катастрофа», «фактор», но они нас не смущают. Нас смущают только те заимствования, которые появились недавно. Но всякое заимствование когда-то было недавним, и кто-то не мог к нему привыкнуть.

Чаще всего задают такой вопрос: всё-таки зачем русский язык заимствует слова, для которых есть «свои» аналоги?

Владимир Плунгян: «Язык никогда не будет заимствовать то, что ему не нужно. У языка есть своя логика. Другое дело, что нам она может быть непонятна. К примеру, есть слово „подросток“ и вдруг появляется новое - „тинейджер“. И чем подростки нехороши? Зачем их называть непонятным словом? Есть ощущение, что в слове подросток русскому языку чего-то не хватает. Если посмотреть на контекст, слово „подросток“ - такое казенное, медицинско-юридическое. „Проект, направленный на социализацию трудных подростков“ - так разговаривает государство. А когда мы говорим о современной городской среде, хочется более современного слова. Словосочетания „трудные тинейджеры“ никто не слышал. Зато есть „телешоу для тинейджеров“, „смс-зависимость современных тинейджеров“. Разница между этими словами существенная!».

В огромном количестве случаев заимствования ничем не заменить - в нашем языке для них нет простых коротких слов.

Владимир Плунгян: «„Спойлер“ - очень ёмкое и полезное слово. В словаре, чтобы объяснить его на русском, нужны несколько строчек убористого текста - „преждевременно вскрытая важная информация, которая портит впечатление от просмотра фильма или прочтения книги“. Разве язык испортился от того, что это слово появилось? Он лучше стал».

Русский язык не портится и не может испортиться в принципе. Потому что он реагирует на все изменения в обществе. А если язык реагирует, значит, он жив, он выполняет свою работу, он развивается, он отвечает на вызовы времени (кстати, ещё 20 лет назад мы так не говорили). Если бы мы продолжали пользоваться языком Марлинского или даже Довлатова, мы бы просто не справились с описанием современной жизни.

На самом деле язык испортить всё-таки можно

И всё же бывают случаи, которые иначе как порчей языка назвать нельзя. И более того, можно сказать, кто виноват и что с этим делать. Это касается таких явлений, как, например, ГОБУ ДОД ЯО ЯРИОЦ «Новая школа».

Владимир Плунгян: «Когда это пытаются выдать за русский язык - это порча языка. В утешение можно сказать только, что нагромождения аббревиатур - это не язык, это придуманная людьми пародия на него. Да, язык - это природное явление, испортиться не может, но вот от такого уродования его нужно беречь».

Через четверть века русский язык потеряет статус мирового, так как число его носителей сократится примерно вдвое и на нем будет разговаривать столько же людей, сколько и в начале ХХ века. Уже через 10 лет русский язык обгонят французский, хинди, арабский, а еще через 15 лет – португальский.

Такую нерадостную картину нарисовал ректор МГУ имени Ломоносова Виктор Садовничий. Выступая на II Ассамблее Всемирного форума «Интеллектуальная Россия», профессор сказал, что русский сейчас занимает четвертое место среди самых распространенных языков мира.

«Русский язык сейчас является родным для 164 млн. человек, из которых 130 млн. живут в России»

«Великий и могучий» обгоняют английский, на котором говорят около 500 млн. человек и еще 1 млрд. владеют, китайский (1,3 млрд. владеющих) и испанский (335 млн. носителей и 25 млн. изучающих).

«По прогнозам, – цитирует Садовничего агентство ИТАР-ТАСС, – уже через 10 лет русский язык обгонят французский, хинди, арабский, а еще через 15 лет – португальский, а сам русский лишится статуса мирового языка». По словам профессора, к 2025 году число носителей русского языка в мире уменьшится вдвое и на нем будет разговаривать примерно столько же людей, сколько и в начале ХХ века.

По данным ВВС, русский язык сейчас является родным для 164 млн. человек, из которых 130 млн. живут в России, 26 млн. – в бывших советских республиках, а 7,5 млн. являются эмигрантами. Как иностранным или вторым языком русским владеют 114 млн. человек.

Основной причиной падения популярности русского языка стал развал Советского Союза и, соответственно, сокращение преподавания русского языка в школах бывших советских республик. Например, по данным Центра демографии и экологии человека Российской академии наук, перед распадом СССР в 14 республиках, кроме РСФСР, говорили на русском около 120 млн. человек при численности населения 139 млн. Сейчас свободно по-русски изъясняются только 63 млн. жителей бывших республик, еще около 40 млн. знают язык на базовом уровне.

Со времен распада СССР в балтийских странах количество русскоязычных школ уменьшилось больше чем в 2 раза – с 20 тыс. в 1989 году до 7,5 тыс. в 2004-м. А в некоторых странах таких школ вовсе не осталось. Тем не менее, согласно опросу, проведенному в ЕС, пятая часть всего населения Латвии и Эстонии считает русский своим родным языком, а литовцы называют его самым важным для изучения иностранным языком.

Единственная бывшая советская республика, которая сохранила статус русского языка как государственного, – Белоруссия. Казахстан и Киргизия объявили русский языком официальных документов, однако большинство населения в ежедневном общении русский язык не использует.

Помимо этого, в 1989 году обязательное изучение русского языка в школах отменили в странах Восточной Европы.

Вносит свой вклад в негативную тенденцию и сокращение численности жителей России. Согласно переписи в 2002 году в РФ проживало 145,2 млн. человек – на 1,8 млн. человек меньше, чем в 1989 году, когда была проведена предыдущая перепись. В прошлом году, по данным Росстата, население России сократилось еще на 680 тыс. человек.

Все это вынуждает экспертов искать пути решения проблемы русского языка. «Русский язык, – сказал Виктор Садовничий, – нуждается в особой защите. Это важнейший фактор в процессе образования и подготовки специалистов, неотделимых от проблематики формирования нового общественного сознания молодежи как поколения без комплексов неполноценности и предрассудков».

Проблему затронул недавно и президент России. В начале ноября, выступая в Кремле по случаю Дня народного единства, Владимир Путин предложил провести 2007 год как Год русского языка в России и в мире. Глава Российского государства убежден, что мероприятия, связанные с Годом русского языка, вызовут большой интерес, принесут пользу и укрепят международные гуманитарные связи.

Тем не менее, несмотря на сокращение числа носителей русского языка, интерес к нему растет, особенно в Европе. Согласно статистике после расширения ЕС в 2004 году русский язык делит с испанским четвертое место по числу желающих изучать его в качестве иностранного. На данный момент это число составляет 6% от всего населения ЕС.

Самым же популярным языком ЕС остается английский – две трети населения объединенной Европы считают совершенно необходимым изучать его. Также растет число желающих учить немецкий язык, особенно в новых странах ЕС.

А вот популярность французского продолжает падать, несмотря на активные меры его популяризации. Например, Франция предлагала ввести французские версии компьютерных терминов, в частности, вместо «e-mail» предлагалось писать «courriel».

Возможно, ректор Садовничий немного завысил роль русского языка в мире. По данным американского Summer Institute of Linguistics на хинди уже разговаривают почти 500 миллионов человек, а некоторые другие исследования дают небольшое преимущество над русским арабскому языку.

Как рассказал газете ВЗГЛЯД заместитель директора Российского гуманитарного научного фонда Владимир Захаров, оценка снижения роли русского языка в мире ректором МГУ является справедливой. По словам Захарова, необходимы экстренные меры по защите русского языка, такие как принятие соответствующей государственной программы.

«Если 15 лет назад свыше шести орфографических ошибок на вступительных экзаменах допускали только выходцы из других республик, то сейчас ошибки делают и многие выпускники российских школ», - отмечает Захаров.