Владимир маяковский о революции

1. К какому из родов литературы отнесете вы рекламный плакат Маяковского: «Нигде кроме как в Моссельпроме» или «Беги со всех ног поку-пать «Огонек»? Нужно ли и эти краткие рекламные стихи записывать «лесенкой»? Маяковский это делал, В чем особенность записи стихов «лесен-кой»?

Трудно отнести к лирике рекламные стихи, но наличие рифмы, определенной ритмики указывает на принадлежность их в лирическому роду литературы. Ле-сенкой подчеркивается значение ключе-вого слова в рекламном призыве, как «Огонек», Моссельпром.

2. Какова концепция любви в поэме В. Маяковского «Люблю»?

В поэме «Люблю» показана любовь-радость, которую «не смо-ют ни ссоры, ни версты». Это — громада-любовь, которая опре-деляет величие и отдельного человека, и всего мира. Такая лю-бовь противопоставлена мещанской «любвишке».

3. Как В. Маяковский изображает революцию?

Революция осознается В. Маяковским как противоречивое яв-ление: «О, звериная! О, детская! О, копеечная! О, великая!», «Как обернешься еще, двуликая?» Этим и объясняется, что в послереволюционной поэзии параллельно идут две линии — про-славление революции и социалистического строительства и ос-меяние отрицательных сторон ее.

4. В чем нетрадиционность любовной лирики В. Маяковского?

Любовная лирика В. Маяковского нетрадиционна в том отно-шении, что в нее вносится социальный аспект. Уже в поэме «Об-лако в штанах» поэт любовную драму вводит в идеологическое русло, провозглашая четыре крика «Долой!» — «Долой вашу лю-бовь!», «Долой ваше искусство!», «Долой ваш строй!», «Долой вашу религию!» В поэме «Про это» вселенская любовь поэта про-тивопоставлена мещанской, комнатной, «цыплячьей» любви, быту, о который позже разбилась «любовная лодка».

5. Каким предстает образ поэта во Вступлении к поэме «Во весь голос»?

Поэт во Вступлении — «революцией мобилизованный и при-званный». Он — «ассенизатор и водовоз», который ради утили-тарных целей должен себя смирить, «становясь на горло собст-венной песне». В. Маяковский утверждал принцип партийности искусства:

Явившись в Це Ка Ка идущих светлых лет, над бандой поэтических рвачей и выжиг я подыму, как большевистский партбилет все сто томов моих партийных книжек.

6. Каковы особенности поэтической системы В. Маяковского?

В. Маяковский считал целью поэзии агитацию. Поэтому поэ-зию он понимал как ремесло. Как делать стихи — можно нау-чить. Стих В. Маяковского основан на ударности и интонации. Такой стих называется интонационно- или акцентно-тониче-ским. Формально он выражается в знаменитой «лесенке» В. Мая-ковского. Поэзия В. Маяковского необычайно экспрессивна. Он использует приемы ораторской и разговорной речи. Особая выразительность достигается и благодаря неологизмам: «крас-нокожая паспортина», «планов громадье». Существенной осо-бенностью образной системы является ее социальная окрашен-ность. Поэт использует гиперболу, гротеск. Метафора В. Мая-ковского строится на ассоциации не с миром природы, как в традиционной поэзии, а на связи с предметным миром.

7. Каким предстает лирический герой ранней поэзии В. Мая-ковского?

Лирический герой ранней поэзии В. Маяковского — бунтарь- романтик, не приемлющий современный ему мир. Он эпатирует своим богоборчеством (отрицанием, низвержением Бога), нару-шением общепринятых норм («Я люблю смотреть, как умирают дети»). Вместе с тем он способен испытывать боль и страдание от неразделенной любви. Лирический герой В. Маяковского траги-чески одинок: «Я одинок, как последний глаз у идущего к сле-пым человека».

8. Что сближало раннего В. Маяковского с футуризмом?

Футуризм был близок В. Маяковскому восприятием языка как средства самовыражения собственной творческой личности. Фу-туристы интересовались прежде всего ниспровержением всего известного, предшествующего и стремлением создать новое, не похожее на прежнее искусство. Как и футуристы, В. Маяковский стремился эпатировать публику необычностью поэтических об-разов, анти эстетизмом, внешним поведением, нигилистическим отношением к нравственным и эстетическим нормам. Была близка ему и футуристическая концепция будущего.

9. Почему революция оказалась близка В. Маяковскому?

Утопические футуристические представления В. Маяковского о будущем, агрессия по отношению к настоящему соответство-вали практике революции, провозглашавшей необходимость раз-рушения старого мира для построения нового. Бунтарство, не-приятие буржуазной морали, любви, быта тоже были в русле революционного отрицания. Февральская и Октябрьская рево-люции стали для поэта началом реального воплощения его идей о новом свободном человеке. Материал с сайта

10. Как понимать слова В. Маяковского о том, что он «насту-пал на горло собственной песне»?

В. Маяковский по природе своего таланта был лириком. Но после революции он поставил свою поэзию на службу утилитар-ным целям — построению нового общества. Для этого нужна была агитационная, пропагандистская поэзия, творцом какой и ста-новится поэт. Лирические чувства нельзя выражать с трибуны.

В. Маяковскому пришлось превратиться в «агитатора, горлана, главаря», приглушить лирику ради плаката, призыва, лозунга.

11. Какие две линии развиваются в послереволюционном твор-честве В. Маяковского?

Послереволюционная поэзия В. Маяковского развивалась по двум направлениям: воспевание социалистических преобразова-ний и сатирическое отрицание негативных явлений действитель-ности. Первое выразилось в «Стихах о Кузнецкстрое и людях Куз-нецка», «150000000», «Хорошо!»; второе — в стихах «Прозаседав-шиеся», «О дряни», «Столп», «Подлиза», пьесах «Клоп» и «Баня».

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

• в чем нетрадиционность любовной лирики у маяковского
• особенности образной системы вступления к поэме во ве
• вопросы про маяковского
• что сближало раннего маяковского с футуризмом?
• каковы особенности творчества маяковского

Февральскую революцию 1917 года поэт встретил восторженно, что, впрочем, вскоре сменилось разочарованием. Он участвовал в многочисленных митингах, собраниях и совещаниях деятелей искусств, выступал с чтением стихов, писал статьи. Но все это казалось ему топтанием на месте, и ощущение того, что революция только начинается, не покидало его. В августе была задумана «Мистерия-буфф», в которой современные события должны были развернуться в объемную картину мироздания.

В октябрьские дни 1917 вопроса о том, принимать или не принимать большевиков, для Маяковского не было.

«Моя революция», - признается он впоследствии в автобиографии. И все его поступки в октябрьские дни совершались под знаком огромной радости: наконец-то! 25 октября (7 ноября) он был в Смольном, видел Ленина. Все это потом он описал в поэме «Владимир Ильич Ленин». В «Газете футуристов», которая начала выходить в марте 1918, Маяковский написал «Приказ по армии искусства». В нем, в частности, были такие слова:

«Никому не дано знать, какими огромными солнцами будет освещена жизнь грядущего. Может быть, художники в стоцветные радуги превратят серую пыль городов, может быть, с кряжей гор неумолимо будет звучать громовая музыка превращенных в флейты вулканов, может быть, волны океанов заставим перебирать сети протянутых из Европы в Америку струн.

Одно для нас ясно - первая страница новейшей истории искусств открыта нами».

И поэтому - «На улицы, футуристы, барабанщики и поэты!».

Революцию Маяковский воспринял прежде всего как возможность дать поэзии подобающее место в действительности, то есть сделать так, чтобы вся до самых основ потрясенная жизнь прониклась поэзией. Слишком значительным было для поэта то, что происходило в его душе - а значит, во вселенной - и отстаивалось словом. Допустить, что цель адского по напряжению поэтического труда состоит в услаждении салонных критикесс, что поэзия принадлежит кружку избранных, он просто не мог.

Маяковский очень гордился своим двустишием, написанным незадолго до октября 1917 года:

Ешь ананасы, рябчиков жуй,

День твой последний приходит, буржуй.

Эти стихи звучали тогда повсюду: улица, которой было «нечем кричать и разговаривать», заговорила стихами Маяковского. Лучшей награды, лучшего признания своего труда для него не могло быть! Впоследствии он говорил:

«Кому нужно, чтобы литература занимала свой специальный угол? Либо она будет во всей газете каждый день, на каждой странице, либо ее совсем не нужно. Гоните к черту такую литературу, которая подается в виде десерта!»

Впрочем, признавала Маяковского не только улица. В январе 1918 в Москве на квартире малоизвестного поэта А. Амари состоялась «встреча двух поколений поэтов». Присутствовали Бальмонт, Вяч. Иванов, А. Белый, Ходасевич, Балтрушайтис, Эренбург, Бурлюк, Каменский и другие. Маяковский читал поэму «Человек». Павел Антокольский, тоже присутствовавший на этом вечере, вспоминал:

«Он читал неистово, с полной отдачей себя, с упоительным бесстрашием, рыдая, издеваясь, ненавидя и любя. Конечно, помогал прекрасно натренированный голос, но, кроме голоса, было и другое, несравненно более важное. Не читкой это было, не декламацией, но работой, очень трудной работой шаляпинского стиля: демонстрацией себя, своей силы, своей страсти, своего душевного опыта».

После чтения Андрей Белый, бледный от волнения, сказал, что поэмой Маяковского, могучей по глубине замысла и выполнению, двинута на громадную дистанцию вся мировая литература.

Как ни странно, именно в это первое послеоктябрьское время отношения Маяковского с большевиками складывались вовсе не так безоблачно, как можно было бы думать. «Начинают заседать», - насмешливо отметил поэт в автобиографической записи, относящейся к октябрю 1917. И далее: «РСФСР - не до искусства. А мне именно до него. Заходил в Пролеткульт к Кшесинской. Отчего не в партии? Коммунисты работали на фронтах. В искусстве и просвещении пока соглашатели. Меня послали б ловить рыбу в Астрахань».

Маяковский видел свою задачу в другом. «Нам нужен не мертвый храм искусства, где томятся мертвые произведения, а живой завод человеческого духа, - заявил он на митинге в Зимнем дворце (который, кстати, был тогда спешно переименован во Дворец искусств). - Искусство должно быть сосредоточено не в мертвых храмах-музеях, а повсюду - на улицах, в трамваях, на фабриках, в мастерских и в рабочих квартирах». Поистине: стоцветные радуги над пылью городов, вулканы, превращенные во флейты...

Стремление Маяковского к тому, чтобы искусством была пронизана вся жизнь, не казалось большевикам насущным. Их больше устраивал «понятный» Пролеткульт с его делением искусства на хорошее и плохое по признаку классового происхождения авторов.

Все это не могло не разочаровывать такого страстного художника, как Маяковский. Его творческая деятельность переместилась в Москву, подальше от петроградских начальников. К этому времени относится возрождение его интереса к кинематографу. Более того: интерес приобретает практический характер. Весной 1918 Маяковский написал сценарии для трех фильмов: «Не для денег родившийся» (русский вариант «Мартина Идена» Джека Лондона), «Барышня и хулиган» и «Закованная фильмой».

Последний из сценариев предназначался специально для Лили Брик. Все три картины были сняты на частной студии «Нептун» в павильоне в Самарском переулке. Они вышли в прокат очень быстро и имели успех. Во всех Маяковский играл главные роли. Это было очень ему свойственно: самому писать сценарии, участвовать в постановке, играть главные роли, рисовать афиши... Но Маяковский не просто стремился попробовать себя в разных амплуа. Ему было важно, что кинематограф с его новыми, совершенно не раскрытыми еще возможностями приближает искусство к большому количеству людей.

Маяковский был жаден до работы и имел собственное мнение обо всем, за что брался. Часто оно не совпадало с мнением режиссера Н. Туркина, и съемки сопровождались яростными спорами. Впрочем, это не мешало Маяковскому быть невероятно пунктуальным, с огромной требовательностью относиться к себе и окружающим, что вообще было главной чертой его работы с людьми. И, конечно, он шутил, смеялся сам и смешил всех прямо во время съемок - благо кино немое.

Всю зиму 1918 Маяковский много выступал с чтением своих поэм «Человек» и «Война и мир». Чаще всего это происходило в Политехническом музее или в «Кафе поэтов».

Это кафе в Настасьинском переулке было в то время одним из наиболее привлекательных мест для тех, кто интересовался современной поэзией.

«Длинная низкая комната, в которой раньше помещалась прачечная. Земляной пол усыпан опилками. Посреди деревянный стол. Такие же кухонные столы у стен. Столы покрыты серыми кустарными скатертями. Вместо стульев низкорослые табуретки. Стены вымазаны черной краской. Бесцеремонная кисть Бурлюка развела на них беспощадную живопись. Распухшие женские торсы, глаза, не принадлежащие никому. Многоногие лошадиные крупы. Зеленые, желтые, красные полосы. Изгибались бессмысленные надписи, осыпаясь с потолка вокруг заделанных ставнями окон. Строчки, выломанные из стихов, превращенные в грозные лозунги: «Доите изнуренных жаб», «К черту вас, комолые и утюги», - так описал московское пристанище футуристов поэт Сергей Спасский.

Ни один вечер здесь не повторялся. И венцом почти каждого вечера было чтение Маяковским своих стихов.

«Это была разговорная речь, незаметно стянутая ритмом, скрепленная гвоздями безошибочных рифм... - писал С. Спасский. - Это значительно, даже страшновато, пожалуй. Тут присутствуешь при напряженной работе. При чем-то, напоминающем по своей откровенности и простоте процессы природы. Тут присутствуешь при явлении откровенного, ничем не заслоненного искусства».

Весной 1918 произошло важнейшее событие в жизни поэта. После съемок картины «Закованная фильмой» Лиля Юрьевна объявила Осипу Максимовичу о своей любви к Маяковскому. По ее словам, отношения с мужем с 1915 перешли в чисто дружеские, и любовь к Владимиру Владимировичу не должна была омрачить отношений между людьми, которые за эти годы стали необходимы друг другу. В дневниковой записи «Как было дело» Л. Брик объяснила это следующим образом:

«Мы с Осей больше никогда не были близки физически, так что все сплетни о “треугольнике”, “любви втроем” и т. п. - совершенно не похоже на то, что было. Я любила, люблю и буду любить Осю больше чем брата, больше чем мужа, больше чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, ни в какой литературе. Эта любовь не мешала моей любви к Володе... Ося говорил, что для него Володя не человек, а событие. Володя во многом перестроил Осино мышление... и я не знаю более верных друг к другу, более любящих друзей и товарищей».

С этого времени Брики и Маяковский приняли решение всегда жить вместе и не расставаться ни при каких обстоятельствах. Невозможно теперь сказать наверняка, с каким чувством решался на это каждый из них. Но это был сознательный выбор незаурядных людей, спорить с которым на расстоянии многих лет, холодно взвешивая «за» и «против», бессмысленно.

Годы спустя у каждого из них появились иные любовные отношения, не всегда проходившие безболезненно для других. Но желание возвращаться под общий кров оста валось неизменным. Каждый старался устраивать свою жизнь так, чтобы утром и вечером бывать дома, вместе садиться за завтрак и ужин.

Так начался общий быт, о который разбилась любовная лодка Маяковского.

Летом Брики и Маяковский переехали на дачу в Левашово под Петроградом. Здесь началась семейная жизнь Владимира Владимировича и Лили Юрьевны. В это время Маяковский работал над «Мистерией-буфф» - пьесой, которая «впервые в песнопение революционной мистерии переложила будни».

Пьеса была впервые прочитана в квартире на улице Жуковского 27 сентября 1918. На чтении присутствовали нарком Анатолий Васильевич Луначарский и режиссер Всеволод Эмильевич Мейерхольд.

Присутствие последнего стало знаменательным событием для Маяковского. Величайший режиссер XX века, Мейерхольд сразу почувствовал в поэте огромное театральное дарование. Через несколько дней, представляя «Мистерию-буфф» актерам Александрин- ского театра, где ее предполагалось поставить, Мейерхольд сказал: «Товарищи, мы знаем Гете, мы знаем Пушкина, разрешите представить крупнейшего поэта современности Владимира Владимировича Маяковского». Актеры были шокированы таким представлением не меньше, чем самим текстом пьесы, в которой героями являлись семь пар чистых (абиссинский негус, индийский раджа, турецкий паша, русский купчина и другие), семь пар нечистых (трубочист, фонарщик, шофер и другие) дама-истерика, черти, святые, вещи и Человек просто, а в качестве места действий были указаны вся Вселенная, Ад, Рай, Земля обетованная.

Мейерхольд все-таки поставил «Мистерию-буфф» в театре Музыкальной драмы. Маяковский играл в ней Человека просто. Кроме того, из-за опоздания на представление одного из исполнителей ему неожиданно пришлось сыграть в премьерном спектакле еще и роль одного из святых. Спектакль прошел трижды, имел успех и одновременно сопровождался всяческими помехами со стороны «коммуниствующей интеллигенции». Слишком все это оказалось «непохоже», слишком очевидно переворачивало основы психологического театра. Впрочем, было ли в творчестве Маяковского хоть что-нибудь не «слишком» и не переворачивающее каких-нибудь основ?

В октябре 1918 Маяковский вместе с Бриком обратился к Луначарскому с предложением организовать издательство книг нового искусства «ИМО» («Искусство молодых»). Отношения Маяковского с Луначарским складывались в то время довольно напряженно (впоследствии Маяковский придал Победоносикову, одному из персонажей пьесы «Баня», некоторые черты Луначарского), но согласие и деньги нарком просвещения все-таки дал. Первыми книгами «ИМО» собиралось выпустить «Мистерию-буфф» и «Революционную хрестоматию футуристов “Ржаное слово”».

Кроме работы в «ИМО», всю зиму 1918/19 Маяковский и Осип Брик выпускали газету «Искусство коммуны», в которой печатались программные заявления нового искусства. И всю эту зиму Маяковский выступал в рабочих районах Петрограда с чтением своих произведений. Для одного из таких выступлений он написал «Левый марш» - прямо по дороге на очередное рабочее собрание. Маяковский очень гордился тем, что его вещи встречают полное понимание в совершенно не подготовленной рабочей аудитории.

Слышавшие авторское чтение Маяковского вспоминают, что смысл стихов передавался им рельефно, в четком каркасе ритма. «Повышенный», патетический тон чередовался с «низким», разговорным - ив этой неповторимой интонации заключалась главная особенность его исполнительской манеры. На широкий интонационный диапазон Маяковского обращал внимание и Игорь Ильинский, спустя десять лет сыгравший главную роль в пьесе «Клоп».

В марте 1919 Маяковский и Брики окончательно переехали в Москву. Они поселились в Полуэктовом переулке, в той самой квартире, которую впоследствии Маяковский опишет в поэме «Хорошо!»: «Двенадцать квадратных аршин жилья. Четверо в помещении

Лиля, Ося, я и собака Щеник». Жизнь в одной комнате объяснялась просто: невозможно было отапливать большую квартиру в голодной и холодной Москве девятнадцатого года. Щеника подобрал на улице Маяковский, любивший животных, и привел домой. Лиля Брик вспоминала: «Они были очень похожи друг на друга... Оба скулили жалобно, когда просили о чем-нибудь, и не отставали до тех пор, пока не добьются своего. Иногда лаяли на первого встречного просто так, для красного словца. Мы стали звать Владимира Владимировича Щеном». Он почти всегда подписывал этим прозвищем письма и телеграммы к Лиле - даже из-за границы, заставляя недоумевать телеграфистов.

Кроме жилья в Полуэктовом переулке, у Маяковского появилась своя комната в Лубянском проезде, которую помог получить Роман Якобсон. Эта комната до конца жизни оставалась рабочим кабинетом Маяковского. В ней он написал поэму «Про это». В ней покончил с собой.

Из Полуэктова переулка в сентябре 1920 переехали в Водопьяный (описан в поэме «Про это»), затем, в 1926 - в Гендриков.

«Ода революции» Владимир Маяковский

Тебе,
освистанная,
осмеянная батареями,
тебе,
изъязвленная злословием штыков,
восторженно возношу
над руганью реемой
оды торжественное
«О»!
О, звериная!
О, детская!
О, копеечная!
О, великая!
Каким названьем тебя еще звали?
Как обернешься еще, двуликая?
Стройной постройкой,
грудой развалин?
Машинисту,
пылью угля овеянному,
шахтеру, пробивающему толщи руд,
кадишь,
кадишь благоговейно,
славишь человечий труд.
А завтра
Блаженный
стропила соборовы
тщетно возносит, пощаду моля,-
твоих шестидюймовок тупорылые боровы
взрывают тысячелетия Кремля.
«Слава».
Хрипит в предсмертном рейсе.
Визг сирен придушенно тонок.
Ты шлешь моряков
на тонущий крейсер,
туда,
где забытый
мяукал котенок.
А после!
Пьяной толпой орала.
Ус залихватский закручен в форсе.
Прикладами гонишь седых адмиралов
вниз головой
с моста в Гельсингфорсе.
Вчерашние раны лижет и лижет,
и снова вижу вскрытые вены я.
Тебе обывательское
- о, будь ты проклята трижды!-
и мое,
поэтово
- о, четырежды славься, благословенная! -

Анализ стихотворения Маяковского «Ода революции»

Восторженное отношение Владимира Маяковского к революции красной нитью проходит через все творчество поэта. Однако автор прекрасно осознает, что смена власти – это серьезное общественное потрясение, которое несет в себе не только свободу простому народу, но и разруху, голод, болезни и пьяный разгул. Поэтому в своей оценке событий 1917 года Маяковский беспристрастен, он не возносит дифирамбы и не тешит себя иллюзиями. В 1918 году поэт публикует стихотворение «Ода революции», судя по названию которого можно сделать вывод, что речь в произведении пойдет именно о восхвалении диктатуры пролетариата. Но это совсем не так, потому что поэт живет в реальном, а не вымышленном мире, и каждый день сталкивается с обратной стороной свободы, равенства и братства, провозглашенных новой властью.

«Ода революции», выдержанная в традициях этого стихотворного жанра, действительно начинается с хвалебных строк, в которых поэт сразу же очерчивает тематику произведения, заявляя, что восторженно возносит «над руганью реемой
оды торжественное «О»!». И сразу же награждает революцию такими нелестными эпитетами, как «звериная», «копеечная», «детская», подчеркивая при этом, что все равно она является великой .

«Как обернешься еще, двуликая?», — интересуется поэт, и в этом вопросе нет праздного любопытства, так как за очень короткий период времени Маяковский увидел не только достижения новой власти, но и ее беспардонность, грубость, несостоятельность. Поэтому автор теряется в догадках, что именно сулят его родине эти перемены, пугающие своей беспощадностью. Поэт не знает, чем именно обернется революция для России — «стройной постройкой» или же «грудой развалин», так как любой из этих вариантов на фоне общей эйфории может быть запросто претворен в жизнь . Чего только стоят слова так популярного в эти дни «Интернационала», призывающего до основания разрушить старый мир!

Впрочем, Маяковского такое развитие событий нисколько не пугает, он действительно верит в то, что мир станет другим, более справедливым и свободным. Однако автор понимает, что для этого его еще предстоит освободить от «седых адмиралов» и «тысячелетий Кремля» — символов прошлой жизни, которым не место в новом обществе. При этом Маяковский прекрасно понимает, как именно все это будет происходить, так как еще свежи в воспоминаниях недавние события, когда революция «пьяной толпой орала» и требовала расстрела для всех, кто не согласен с большевистскими идеями. Действительно, одним пришлось после революции долго зализывать «вчерашние раны», вспоминая о славных сражениях с «контрой». Однако были и те, кто предпочел «вскрытые вены» позору и унижению. И таких оказалось немало. Из их уст, по словам поэта неслись обывательские проклятья, так как вполне успешные и обеспеченные сословия вмиг потеряли не только свое благосостояние, но и саму родину, ставшую для них чужой. В то же время Маяковский в восторге от перемен, поэтому, обращаясь к революции, с воодушевлением восклицает «О, четырежды славься, благословенная!» . И в этой строчке нет пафоса, так как поэт искренне верит в новое общество, не подозревая, что двойственная суть революции, которую он воспевает, еще не раз проявит себя, обернувшись для народа лишениями и унижениями. Однако это осознание придет к Маяковскому гораздо позже и выльется с цикл саркастических стихов, в которых критика смешивается с юмором, а негодование – с беспомощностью. Но даже на фоне общественных, политических и социальных перегибов поэт остается верен своим идеалам, считая революцию не злом, а великим достижением русского народа.

Живым людям принято дарить нечётное количество цветов.
На похороны принято приносить чётное их количество.
Наши предки славяне считали, что:
чётные символы приносят зло, смерть, покой,
нечётные – счастье, успех, везение, движение, жизнь.

Почему поэт революции Владимир Маяковский ЧЕТЫРЕЖДЫ восславил её в своём стихотворении «Ода революции» (1918 год), наверное, навсегда останется загадкой. Интересной, символичной загадкой нашей великой и многострадальной страны.

Мы можем только предполагать. Одна из версий: четырежды восславив революцию,
поэт предсказал и ей, и её многим активным деятелям печальный конец.
Владимир Маяковский
«Ода революции»
(финальный фрагмент)

«А завтра
Блаженный
стропила соборовы
тщетно возносит, пощаду моля,-
твоих шестидюймовок тупорылые боровы
взрывают тысячелетия Кремля.
«Слава».
Хрипит в предсмертном рейсе.
Визг сирен придушенно тонок.
Ты шлешь моряков
на тонущий крейсер,
туда,
где забытый
мяукал котенок.
А после!
Пьяной толпой орала.
Ус залихватский закручен в форсе.
Прикладами гонишь седых адмиралов
вниз головой
с моста в Гельсингфорсе.
Вчерашние раны лижет и лижет,
и снова вижу вскрытые вены я.
Тебе обывательское
- о, будь ты проклята трижды!-
и мое,
поэтово
- о, четырежды славься, благословенная! -

Символично, что и в далёкой от революционных российских бурь февраля – марта 1917 года Японии,
её жители знают, что число «4» символизирует смерть. Так то.

Чуткими струнами поэтической души Владимир Владимирович понимал всю двойственность происходящего.
Поэт уже ничего не мог поделать, ничего не мог изменить.
Он только задаёт, летящей на всех парах своей «возлюбленной»,
не риторический вопрос:
«Как обернешься еще, двуликая?»

Революция обернулась двулико и жестоко – и 1937, и 1991.

Интересные личные нумерологические находки,
связанные с годами русских смут в XX веке:
1917 = 1+9+1+7 = 18 – чётное число
1937 = 1+9+3+7 = 20 – чётное число
1991 = 1+9+9+1 = 20 – чётное число

Рецензии

Это все, конечно, философия. Но Маяковский не только в этом предвидел конец
революции. Он рано, практически в детстве занялся революционной деятельностью,
но уже в начале 20-х годов начал понимать всю антинародную суть большевизма и
разочаровался в советской власти. Это и было одной из причин его гибели.

Добрый день, Аркадий!

Спасибо за ваше мнение!

Да, многие тогда начинали РЕВ. деятельность со школьной скамьи
(реальные училища, гимназии): 14 - 17 - 19 лет...
А уж в 19 - 21 - были революционеры с большим стажем...
Кстати, и в современных условиях поджигатели всяческих РЕВ.,
делают ставку на НЕ СОЗРЕВШУЮ молодёжь...

Творческих Высот и Откровений...
ВП

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Владимир Владимирович Маяковский – выдающийся поэт русского художественного авангарда, поэт-новатор, создатель оригинальной стиховой системы, оказавшей заметное воздействие на развитие поэзии XX века.

Его произведения, будь то лирика, поэтический эпос или драматургия, отличаются исключительным своеобразием, отмечены печатью яркой, неповторимой художественной индивидуальности.

В.В. Маяковский начал свою творческую деятельность в сложную историческую эпоху, эпоху войн и революций, эпоху разрушения старого строя и созидания нового.

Эти бурные исторические события не могли не отразиться в творчестве поэта. Творчество поэта можно разделить на два этапа: дореволюционный (до 1917 года) и послереволюционный (после 1917 года). Творческая судьба Маяковского сложна и противоречива. В отличие от многих своих известных современников, активно или пассивно не принявших революцию, он органично вписался в новую действительность, рожденную октябрьскими потрясениями 1917 г., более того – своим поэтическим творчеством самозабвенно служил ее укреплению.

Февральская и Октябрьская революции явились для Маяковского началом реального воплощения его идей о новом, свободном человеке и счастливом мироустройстве. Обещанная большевиками коммуна стала тем самым идеалом, который заменил в футуристических утопиях поэта неохристианские модели.

Коммунистическая идея не только отвечала футуристическим мечтам о грядущем земном рае, но и придала им определенность, конкретный смысл и прикладной характер. Маяковский не без гордости вспоминал, что солдаты и матросы, штурмовавшие Зимний дворец, приговаривали две его строчки:

Ешь ананасы, рябчиков жуй,

день твой последний приходит, буржуй.

Футуристическая эстетика Маяковского сменилась доктриной коммунистического футуризма и Левого фронта искусств с его идеями искусства как жизнестроения.

К практической реализации этих идей Маяковский приступил незамедлительно: громогласная патетика маршей, од, гимнов, воспевавших революцию, сливалась с каждодневным усердием «агитатора, горлана, главаря» – своего рода летописца наступившей новой эпохи.

Маяковский с утроенной энергией начинает участвовать в обновленной жизни, в очищении земли от корысти, низменных и плотоядных устремлений людей. В его творчестве оформился обобщенный голос строителя нового, справедливого мира, рождающегося в трагическом хаосе. В послереволюционный период ведущими в поэзии Маяковского становятся революционная, гражданско-патриотическая, антимещанская темы.

«Левый марш» (1918), адресованный революционным матросам, призывает к вооруженной защите Комунны. Волевой голос того, кто отвергает изуродованную современность вместе со всей предшествующей историей от Адама и Евы, однако, отдает предпочтение оружию («ваше слово, товарищ маузер!»). Сам поэт здесь «слился с массами», заряжает их энергией самоотверженного шествия в будущее – от беспросветности к свету, от голода и мора – к счастливой солнечной радости. Энергичные и романтичные строки «Левого марша» рисовали образ русского народа, первым устремившегося к социализму, к коммуне. Недаром это стихотворение было переведено на многие языки мира.

Важное место в послереволюционном творчестве поэта занимает тема поэта и назначения поэзии , затронутая в таких произведениях, как «Поэт-рабочий» (1918), «Разговор с фининспектором о поэзии» (1926), «Сергею Есенину» (1926), «Юбилейное» (1924). Маяковский дает оценку своему творчеству, пишет, что работа поэта трудна, что «поэзия – та же добыча радия», и труд поэта родствен любому другому труду.

Поэзия – это «острое и грозное оружие». Она способна агитировать, поднимать на борьбу, заставлять трудиться. Но такая позиция поэта-главаря зачастую мешала поэту-лирику. Маяковский часто должен был «наступать на горло собственной песне», и дар тонкого поэта-лирика все реже и реже звучал в его творчестве («Неоконченное», «Письмо Татьяне Яковлевой» (1928)).

Февральская и Октябрьская революции 1917 года были поняты поэтом как реальный живой шанс слить, соединить поэтическое слово с живой жизнью, как шанс выйти с поэтическим словом к массам. Маяковский считал, что поэзия нового времени должна быть новой, сильной, бьющей, зовущей за собой. Бунтарь не только в жизни, но и в творчестве, он постоянно находился в поиске новых форм, нетрадиционных рифм, ритмов, занимался словотворчеством (многие из придуманных им неологизмов сегодня кажутся привычными, потому что были в свое время понятиями точными, емкими, прижившимися в народе). От творческих работников Маяковский-поэт требует быть ближе к жизни:

Товарищи,

дайте новое искусство –

чтоб выволочь республику из грязи.

Маяковского иначе не представляют, как только ярым сторонником революционных переворотов, непоколебимо уверовавшего в победу социалистических идей. Все было так, и все-таки немного не так. Маяковский в отличие от многих увидел в революции два лика: не только величие, но и черты низменности, не только человечную («детскую») ее сторону, но и жестокость («вскрытые вены»). И, будучи диалектиком, он мог предположить и «груду развалин» вместо «построенного в боях социализма». И это было выражено еще в 1918 г. в знаменитой «Оде революции»:

О, звериная!

О, детская!

О, копеечная!

О, великая!

Каким названием тебя еще звали?

Как обернешься еще, двуликая?

Стройной постройкой,

грудой развалин?

И четырежды славя ее от своего поэтического имени, он не забывал трижды ее проклясть от лица обывателя. Это говорит о том, что Маяковский куда трезвее оценивал происходящие события, нежели те, кто считается меньшими их апологетами. Два лика революции, два ее реальных проявления – героическое, созидательное и стихийно-разрушительное – параллельны двум типам ее восприятия: поэта и обывателя.

Пафос отрицания, свойственный для послереволюционной лирики Маяковского, проявился и в отношении поэта к мещанству и бюрократизму, о чем свидетельствуют сатирические стихотворения «О дряни» (1921), «Прозаседавшиеся» (1922), «Бюрократиада» (1922). С бескомпромиссностью максималиста, используя приемы гиперболизации, фантастического преображения действительности, поэт утверждает: «мурло мещанина», «обывательский быт» – «страшнее Врангеля».

Дрянь в стихотворении Маяковского выступает в облике мещанства, обывательщины, нити которой «опутали революцию», «подернули тиной» советский быт. Мещане и бюрократы воспринимаются им и как нечто вездесущее, и как оборотни. И те, и другие не вписываются в советский рай. Поэт говорит о появлении «совмещан», связывает его с самым началом работы советских учреждений, т.е. практически со временем установления советской власти.