Данте алигьери. Где и когда жил итальянский поэт Данте Алигьери? Где жил данте

Данте Алигьери – итальянский поэт и писатель, богослов, политический деятель. Его вклад в развитие не только итальянской, но и мировой литературы неоценим. Он автор «Божественной комедии» и создатель девяти кругов ада, рая и чистилища.

Детство и юность

Родился Данте Алигьери во Флоренции. Его полное имя звучит Дуранте дельи Алигьери. Точная дата рождения поэта неизвестна, предположительно, появился он на свет в промежутке с 21 мая по 1 июня 1265 года.

Согласно семейному преданию, его предки были из римского рода Элизеев. Они принимали участие в основании Флоренции. Его прапрадед Каччагвида был рыцарем при Конраде III, ходил вместе с ним в крестовые походы и смерть принял в бою с мусульманами.

Его прапрабабушкой была Альдигьери да Фонтана – женщина из состоятельной семьи. Сына она назвала Алигьери. Позднее это имя и перевоплотилось в известную всем фамилию.

Дед Данте был изгнан из Флоренции, когда проходило противостояние гвельфов и гибеллинов. На родину он вернулся лишь в 1266 году. Его отец Алигьери II был далек от политики, поэтому все время оставался во Флоренции.

Данте был человеком образованным, у него были познания в естественных науках, в средневековой литературе. Также изучал еретические учения той эпохи. Где он получил эти знания, неизвестно. Но его первым наставником был на тот момент популярный ученый и поэт Брунетто Латини.

Литература

Когда Данте увлекся сочинительством, доподлинно неизвестно, но создание произведения «Новая жизнь» относится к 1292 году. В него вошли далеко не все поэмы, написанные к тому времени. В книге чередовались стихи и фрагменты прозы. Это своеобразная исповедь, написанная Данте после смерти Беатриче. Также в «Новой жизни» множество стихов было посвящено его другу Гвидо Кавальканти, кстати, тоже поэту. Позднее ученые назвали эту книгу первой автобиографией в истории литературы.

Как и его дед, Данте в молодом возрасте увлекся политикой. В конце XIII века Флоренция участвовала в конфликте между императором и Папой. Алигьери стал на сторону противников папской власти. Сначала удача «улыбалась» поэту, вскоре его партии удалось возвыситься над противником. В 1300 году его избрали на пост приора.

Однако уже через год политическая ситуация круто изменилась – власть перешла в руки сторонников Папы. Его изгнали из Флоренции по выдуманному делу о взяточничестве. Также его обвинили в антигосударственной деятельности. На Данте наложили штраф – 5000 флоринов, а имущество арестовали, а позднее и вовсе вынесли смертный приговор. В это время он был за пределами Флоренции, поэтому, узнав об этом, решил в город не возвращаться. Так он стал жить в изгнании.

Оставшуюся жизнь Данте скитался по городам и странам, находил приют в Вероне, Болонье, Равенне, даже жил в Париже. Все последующие произведения после «Новой жизни» были написаны уже в изгнании.

В 1304 году он приступил к написанию философских книг «Пир» и «О народном красноречии». К сожалению, оба произведения так и остались незаконченными. Связано это с тем, что Данте начал работу над своим главным трудом – «Божественной комедией».

Примечательно, что изначально свое сочинение поэт назвал просто «Комедия». Слово «божественная» к названию прибавил Джованни Боккаччо – первый биограф Алигьери.

15 лет он писал это произведение. Данте олицетворял себя с главным лирическим героем. В основе поэмы – его путешествие по загробному миру, в которое он отправляется после смерти возлюбленной Беатриче.

Произведение состоит из трех частей. Первая – это «Ад», состоящий из девяти кругов, где грешники располагаются по степени тяжести их падения. Сюда Данте поместил политических и личных врагов. Также в «Аду» поэт оставил тех, кто, как он считал, жил не по-христиански и аморально.

«Чистилище» он описал семью кругами, которые соответствуют семи смертным грехам. «Рай» исполнен в девяти кругах, которые получили названия основных планет солнечной системы.

Это произведение до сих пор окутано легендами. Например, Боккаччо утверждал, что после смерти дети Данте не могли найти последние 13 песен «Рая». И обнаружили они их только после того, как к сыну Якопо во сне пришел сам отец и сообщил, где они спрятаны.

Личная жизнь

Главной музой Данте стала Беатриче Портинари. Впервые он увидел ее, когда ему было всего 9 лет. Разумеется, в столь юном возрасте своих чувств он не осознал. Он встретился с девушкой только спустя девять лет, когда она уже вышла замуж за другого мужчину. Только тогда он и понял, как сильно ее любит. Беатриче была для поэта единственной любовью на всю жизнь.

Он был настолько стеснительным и застенчивым молодым человеком, что за все время лишь дважды разговаривал со своей возлюбленной. А девушка даже и не подозревала о его чувствах к себе. Наоборот, Данте ей казался высокомерным, раз не разговаривал с ней.

В 1290 году Беатриче скончалась. Ей было всего 24 года. Точная причина ее смерти неизвестна. По одной из версий, она умерла во время родов, по другой – она стала жертвой эпидемии чумы. Для Данте это было ударом. До конца дней своих он любил только ее и лелеял ее образ.

Через пару лет он женился на Джемме Донати. Она была дочерью лидера флорентийской партии Донати, с которой семья Алигьери враждовала. Разумеется, это был брак по расчету, и, скорее всего, по политическому. Правда, позднее у пары родились трое детей – сыновья Пьетро и Якопо и дочь Антония.

Несмотря на это, когда Данте приступил к созданию «Комедии», он думал лишь о Беатриче, и написана она была в прославление этой девушки.

Смерть

Последние годы жизни Данте жил в Равенне под покровительством Гвидо да Полента, он был его послом. Однажды он поехал в Венецию, чтобы заключить мирный договор с республикой Святого Марка. На обратной дороге поэт заболел. Скончался Данте в ночь с 13 на 14 сентября 1321 года. Причиной его смерти была малярия.

Похоронили Данте Алигьери в церкви Сан-Франческо в Равенне, на территории монастыря. В 1329 году кардинал потребовал, чтобы монахи предали тело поэта публичному сожжению. Каким образом смогли «выкрутиться» монахи из сложившейся ситуации, неизвестно, но останки поэта никто не тронул.

Саркофаг Данте Алигьери

К 600-летию со дня рождения Данте Алигьери было принято решение отреставрировать церковь. В 1865 году строители обнаружили в стене деревянный ящик, на котором была вырезана надпись – «Кости Данте положил сюда Антонио Санти в 1677 году». Эта находка стала международной сенсацией. Никто не знал, кто этот Антонио, но некоторые предположили, что это вполне может быть родственник художника .

Останки Данте были перенесены в мавзолей поэта в Равенне, где и остаются по сей день.

Библиография

• 1292 – «Новая жизнь»
• 1300 – «Монархия»
• 1305 – «О народном красноречии»
• 1307 – «Пир»
• 1320 – «Эклоги»
• 1321 – «Божественная комедия»

Во Флоренции на фреске в кафедральном соборе Санта Мария дель Фиоре великий поэт эпохи Возрождения Данте Алигьери изображен с раскрытой книгой в левой руке. Это книга – знаменитая «Божественная комедия», описание путешествия по трем царствам иного, сакрального мира. Правой рукой Данте указывает соотечественникам на раскрытые врата ада, открывающие путь в чрево земли. За спиной поэта вздымается гора чистилища, над которой сверкают небесные сферы рая.

«Божественная комедия» стала отнюдь не первым подробным описанием пути через преисподнюю и райские кущи. Более того, Данте имел возможность использовать и использовал богатый опыт своих предшественников, наполнив его новым содержанием.

В III в. до н.э. парфянский царь Адрашир I Бабаган, основатель династии Сасанидов, собрал 40 тыс зороастрийских жрецов и выбрал из них самого достойного по имени Адра Вираф. После этого избранник выпил священный напиток и на 7 дней впал в транс, совершная путешествие в потусторонний мир. В это время оставшиемя 39999 жрецов сидели вокруг него и читали молитвы. Адра Вираф должен был доказать правильность зороастрийской веры, позиции которой сильно поколебались за время правления в Персии эллинистической династии Селевкидов. В ином мире его встретила прекрасная женщина, символ веры и добродетели.

Затем он прошел над вратами ада по мосту Чинват – пути всех душ усопших, который широк для праведников, а для грешников узок, как лезвие меча, и попал на звездный путь, ведущий на небо. Здесь он встретил верховное божество Ахура Мазду в окружении ангелов и праведных душ. Затем Адра Вираф спустился в ад, где стал свидетелем страшных мучений грешников, которые несли различные наказания в соответствии со своими преступлениями. Его проводниками в путешествии по потусторонним мирам были божества Адар и Срош. Это странствие стало основой «Адра Вираф Намаг»– одного из главных священных текстов зороастризма. Считается, что записана она была только в X -XI вв., а до этого бытовала изусно.

Захватив Персию, мусульмане не могли не познакомиться с этим произведением. Более того, это знакомство могло произоййти гораздо раньше, поскольку часть арабских земель входила в состав империи Сасанидов, да и самим арабам был известен зороастризм. Так или иначе, путешествие Арда Вирафа повлияло на появление аналогичного памятника ислама – «Китаб Аль-Мирадж» («Книга Вознесения»), в которой описывается путешшествие Пророка Мухаммеда из Мекки в Иерусалим, которое он якобы совершил за одну ночь, попутно побывав на небесах и в аду. Автором «Китаб Аль-Мирадж» считается Абдул Касим аль-Нисабури.

Во 2-й пол. XIII в. эта книга была переведена на латинский, испанский, старофранцузский языки и стала довольно широко известна в Европе. Несомненно, что она стала одним из источником, откуда черпал вдохновение Данте при создании «Божественной комедии». Великий поэт Возрождения зан и ценил мудрость арабов, о чем свидетельствуе упоминание в его трактате «Пир» самаркандского ученого Аль-Фергани. Считается, что именно ему Данте обязан своими познаниями в астрологии и космологии.

Другим подобный источником стала еврейская Каббала. Ученые давно установили, что Данте Алигьери был не только великим поэтом, но и выдающимся мистиком. В принципе, иудаизм оказал весьма значительное влияние на развитие итальянской культуры эпохи Возрождения. Начиная с XIII в. среди образованных европейцев резко возрос интерес к еврейской культуре вообще и мистическому учению Каббалы в частности. Данте не просто не прошел мимо этого увлечения, он самым серьезным образом занимался каббалистикой, о чем наглядно свидетельствует символика чисел как в «Божественной комедии», так и в других его произведениях.

Данте писал, что его путешествие в саральные миры состоялось в 1300 г. Исследователи его творчества установили, что поэт делил всемирную историю на две части по 6500 лет каждая. Причем рубеж приходился именно на этот год, который по каббалистической традиции четко ассоциируется с числом 13 – чертовой дюжиной. Таким образом, 1300 г. являлся не только межевой датой в истории, но и временем максимального влияния дьявола на человека.

Однако, в связи с «Божественной комедией» число 13 приобрело иной мистический смысл. Когда сыновья Данте Якопо и Пьетро разбирали бумаги после кончины отца, они обнаружили, что не хватает последних тринадцать песен «Комедии». После того, как долгие поиски не увенчались успехом, они решили, что их великий отец не успел закончить свою великую работу и поклялись, что допишут ее сами. Однако это не понадобилось. В одну из ночей Якопо приснился Данте, который показал сыну место в доме, где были спрятаны оставшиеся 13 песен.

Вся «Божественная комедия» протикнула подобным символизмом, причем число 3 занимает в ней центральное место. Согласно Каббале тройка толкуется как полная гармония, устойчивость и самодостаточность, число завершения, выражение начала, середины и конца. Для христиан «три» - прежде всего символ Святой Троицы и божественной гармонии. Учитывая все это «Комедия» Данте состит из трех частей: «Ад», «Чистилище» и «Рай».

В свою очередь первая и вторая части - из 33 песен, а строфы, которыми написано это произведение – терцины (одна из особых, так наз. «твердых» поэтических форм итальянского происхождения, которая состоит из трехстиший двухрифменного тип). Здесь следует отметить, что 33 – это срок земной жизни Иисуса Христа в христианстве и уровень гармоничного внешнего оформления в Каббале.

В каббалистической традиции число «три» является синтезом, т.е. суммой единства (единицы) и двойстенности (двойки). Единицы – символ единобожия, Бога и Абсолюта. Двойка же толкуется как конфликт противоречий, борьба светлого и темного начала. В христианской традиции – это бунт Люцифера против Бога. Однако, с другой стороны, двойка указывает на двойственную природу Иисуса Христа как богочеловека.

Три тройки образуют девятку, число, которое также часто встречается у Данте. В одном из своих трактатов он писал: «Число три является корнем девяти, так как без помощи иного числа оно производит девять; ибо очевидно, что трижды три девять. Таким образом, если три способно творить девять, а Творец чудес в самом себе – Троица, то есть Отец, Сын и Дух Святой, - три в одном, то следует заключить, что эту даму сопровождало число 9, дабы все уразумели, что она сама – девять, то есть чудо, и что корень этого чуда единственно чудотворная Троица». Также он упоминает, что впервые встретил свою Прекрасную даму Беатриче, когда ему было 9 лет, а ей только шел девятый.

В Каббале число «девять» является вторым уровнем воплощения гармоничной тройки, это – символ качественного скачка перед завершением третьего уровня, выражающегося в десятке, концентрация космической гармонии, которая оформилась в одухотворенную материю. У Данте девять – главное число мироздание, количество кругов ада и движущихся небес рая. Однако самое верхнее райское небо – десятое.

У древних евреев число 10 обозначалось буквой «йод» - первой в имени Бога. Каббалистическое древо жизни насчитывает десят сефирот, а Бог Саваоф дал Моисею десять заповедей. Десятка вбирает в себя все числа, это – символ полного завершения цикла и возвращения к изначальной пустоте.

«Божественная комедия» содержит множество каббалистических загадок, смысл которых до конца непознан. Так, перед перенесенным на Юпитер, шестое небо рая, Данте предстают летающие искры (души, прославлены своей справедливостью), которые поочередно составляют три буквы: D, I и L, что соответствует 500, 1 и 50. Далее это буквы превращаются в библейское изречение Diligite iustitiam, qui iudicatis terram («Любите справедливость, судьи земли»). В последнем М (числовое значение - 1000) души застывают, образуя некое подобие перевернутой лилии. После этого часть буш образует на вершине буквы фигуру орла, а пять избранных, души великих земных царей, – его глаз.

Интересно, что современник Данте художник Симоне Мартини, расписывая в Сиене Палаццо Публико, т.е. муниципалитет, одну фреску из цикла «Аллегории доброго и худого правления» назвал именно этой библейской цитатой. На этой фреске изображена Дева Мария на троне с младенцев Христом на руках в окружении святых и ангелов.

В Каббале число «пять» получают путем сложения двойстенности (двойки) и полной гармонии (тройки). Причем, двойка олицетворяет собой женщину, а тройка - мужчину. Пятерка выступает символом их божественного союза. Однако одновременно она символизирует и страх пред Богом. Саваоф дал Моисеи две скрижали, на каждой из которых было по пять заповедей. Самая древняя часть Ветхого Завета – Пятикнижие, состоящее из пяти священных книг. Кроме всего прочего, в христианстве пятерка толкуется как человек, изгнанный из рая после грехопадения. Пять точек образуют крест, на котором распяли Христа, нанеся ему пять ран.

Не только числа, но и многое другое исполнено у Данте Алигьери скрытого сакрального смысла, который не до конца понятен и сегодня. Так, огромную смысловую нагрузку несут цвета, геометрические фигуры, слова, предметы и даже позы героев «Комедии». Будучи поистине титаном Возрождения, поэт использовал весь багаж сакральных знаний своей эпохи, чтобы создать как можно полную картину вселенной.

Самое поразительно заключается в том, что, рисуя эту картину, Данте каким-то неведомым образом смог предугадать пути развития современной науки. Удивительно, но сегодня физики признают правомерность космологии поэта. Описывая путешествие на небо, он вывел принцип, согласно которому потоки света, исходящие из истинного полюса мира, проходят через космос по всем направлениям и снова соединяются в противоположном полюсе. Таким образом, Данте понял, что трехмерное пространство имеет конечный объем, но не имеет границ. Это полностью соответствует современной математической модели мира, созданной величайшим ученым современности Альбертом Эйнштейном.

Современные ученые, изучая творчество Данте Алигьери, упорно пытаются найти некий универсальный ответ на вопрос, что именно так старательно зашифровал великий поэт. Не был ли Данте еретиком, который стремился скрыть свои воззрения от церкви? Был ли он на самом деле католиком или катаром, а может быть даже язычником?

Скорее всего, истина лежит где-то посредине. Данте несомненно был посвящен в великие сакральные тайны, превосходя на голову всех своих современников. Однако современ глубокой древности посвященные в эзотерические тайны участвовали во всех культах внешних религий, следуя культам, установленным в различных странах, в которых они находились. По-видимому, никому не дано до конца раскрыть тайну его произведений, нам остается только восхищаться его гением.

С именем великого классика литературы всех времен и народов, Данте Алигьери, связано немало странных совпадений и мистификаций. Поэт, автор бессмертной «Божественной комедии», философ, гуманист и чуть ли не последний романтик на земле, является еще и основоположником итальянского литературного языка.

Мы предлагаем заглянуть в святая святых - творческую мастерскую гения. Это 9 малоизвестных фактов о загадочной личности Данте Алигьери и о 9 кругах Ада в «Божественной комедии».

1. Никому не известна точная дата рождения Данте. Официальная запись о крещении некоего Дуранте датирована 26 мая 1265 года. Родители поэта были флорентийцами скромного достатка, но всё же из последних денег оплачивали обучение сына в школе и всячески способствовали его творческим начинаниям. В юношеские годы мальчик получил широкие познания в античной и средневековой литературе, а также знал основы естественных наук и был знаком с еретическими учениями того времени.

Предки поэта происходили из римского рода Элизеев, участвовавших в основании Флоренции. Прапрадед Данте, Каччагвида, даже участвовал в крестовом походе Конрада III, был посвящен им в рыцари и погиб в бою с мусульманами. Каччагвида был женат на даме из ломбардской семьи Альдигьери да Фонтана. Полагается, что имя «Альдигьери» трансформировалось в «Алигьери».

2. В свою Беатриче Данте влюбился еще в 8-летнем возрасте. Мальчишку так поразила красота молодой женщины, живущей по соседству, что он пронес это чувство через всю жизнь. Уже тогда он называл замужнюю женщину «владычицей сердца».

Эта платоническая любовь продлилась 7 лет. Беатриче умерла в 1290 году. Родственники поэта думали, что он не переживет эту трагедию: «Дни были подобны ночам и ночи - дням. Из них ни одна не проходила без стонов, без воздыханий, без обильных слёз…» Данте находил утешение в философии. О любви Данте к прекрасной Беатриче можно прочитать в автобиографической повести поэта «Новая жизнь», ей же он посвятил свои сонеты.

3. Несмотря на невыносимую душевную боль, Алигьери не ушел в монахи и не стал затворником. Любопытно, что в 1301 году поэт заключил брак по политическому расчету. Его супруга Джема принадлежала к клану Донати, который враждовал с партией Черки, сторонниками которой выступала семья Алигьери. Известно, что молодая семья даже обзавелась тремя детьми.

Данте Алигьери начинает проявлять себя на государственном поприще. Его избрали в городской совет, и он открыто выступал против Папы, за что впоследствии и поплатился…

4. В 1302 году Данте изгнали из родного города, сфальсифицировав против него дело о взяточничестве, а также вменили ему участие в антигосударственной деятельности. Жена и дети остались во Флоренции. Имущество поэта арестовали и выставили ему весьма внушительный штраф в размере пяти тысяч флоринов, а затем вынесли еще более жестокий вердикт - «сожжение огнем до смерти».

5. Именно во время изгнания Данте пишет свою «Комедию», которую позже Джованни Боккаччо окрестит «божественной». Именно этот эпитет впоследствии стал для «Комедии» роковым.

Поэт верил в загробную жизнь и хотел помочь людям, запуганным средневековой схоластикой, справиться со страхом смерти.

6. Смерть Алигьери, как и вся жизнь, окутана мистикой. Данте отправился в Венецию в качестве посла правителя Равенны для заключения мира с Республикой Святого Марка. По дороге обратно поэт заболел малярией и умер в ночь с 13 на 14 сентября 1321 года. Похоронили его со всеми почестями в церкви Сан-Франческо.

И вот тут начинается самое интересное… В 1322 году гениальный Данте проделал обратное путешествие из загробного мира в наш. После смерти поэта у его семьи не осталось ни гроша, и его родственники надеялись выручить хоть какие-то деньги за «Божественную комедию». Однако сыновья никак не могли найти рукопись отца, поскольку Данте, находясь в вечном изгнании, спрятал ее в надежный тайник.

Вот слова старшего сына Якопо Алигьери: «Ровно через восемь месяцев после смерти отца, на исходе ночи он сам явился ко мне в белоснежных одеждах. Тогда я спросил его, где спрятаны песни, которые мы тщетно ищем уже столько времени. И он взял меня за руку, провел в горницу и указал на стену: “Здесь вы найдете то, что ищете!”». Очнувшись, Якопо кинулся к стене и обнаружил тайную нишу, где и лежала рукопись «Комедии».

7. Сторонники Папы так и не смогли простить Данте его антиклерикальных заявлений, и уже после смерти поэта, в 1329 году, кардинал Бернардо дель Поджетто потребовал, чтобы монахи предали тело Алигьери публичному сожжению. К счастью, прах поэта был так и не тронут.

8. Спустя два века было решено перезахоронить останки поэта во Флоренции, однако гроб оказался… пуст. Предполагается, что предусмотрительные монахи-францисканцы тайно похоронили гения в другом месте. Словом, перезахоронение Данте пришлось отложить. Папе Льву Х подали две версии происшедшего: останки поэта похитили неизвестные или… сам Данте, подобно Христу, воскрес и забрал свой прах. Поговаривают, Папа даже поверил во вторую версию.

9. Но на этом чудеса не закончились… К празднованию 600-летия со дня рождения гения в церкви Сан-Франческо в Равенне провели реставрацию. Весной 1865 года строители пробили одну из стен и нашли деревянный ящик, на котором красовалась надпись: «Кости Данте положил сюда Антонио Санти в 1677 году». Никто понятия не имел, кто такой этот Антонио, всех интересовало только одно: не был ли он в родстве с семейством известнейшего художника Рафаэля (ведь тот тоже был Санти, хоть и скончался еще в 1520 году). Ценная находка тут же стала международной сенсацией. Останки Данте Алигьери перенесли в мавзолей Данте в Равенне, где они и находятся по сей день.

И это еще не всё! ХХ век ознаменовался не менее мистической находкой: в 1999 году во время реконструкции Национальной библиотеки во Флоренции среди редких книг рабочие обнаружили конверт с… прахом Данте. В нём лежали пепел и бумага в черной рамке с печатями Равенны, подтверждающими: «Это прах Данте Алигьери». Это событие окончательно поставило всех в тупик! Спрашивается: если тело поэта не предали сожжению, то откуда было взяться пеплу?

После проведенного расследования выяснилось, что в XIX веке сожжение всё же имело место, правда, не тела поэта, а ковра, на котором стоял его гроб. Пепел запечатали в шесть конвертов, которые отослали из Равенны во Флоренцию, родной город поэта.

А теперь мы предлагаем твоему вниманию короткий путеводитель по кругам Ада из «Божественной комедии» Данте Алигьери.

1-й круг - Лимб. Здесь пребывают души тех, кто в неправедных делах уличен не был, но умер некрещеным. Это, в основном, философы и поэты. Наказание: скорбь без боли.
2-й круг - Сладострастие. Здесь порывы ветра швыряют души тех, кого на путь греха толкнула любовь. Наказание: истязание бурей.

3-й круг - Чревоугодие. Сюда попадают обжоры. Наказание: гниение под солнцем и дождем под присмотром Цербера.

4-й круг - Жадность. Тут обитают скряги и любители поспорить. Наказание: вечный спор.

5-й круг - Гнев и Лень.В 5-й круг грешники попадают за лень и гневливость. Наказание: вечная драка по горло в грязи.

6-й круг - Еретики и лжеучителя. Этот круг сторожат фурии. Наказание: мучиться в раскаленной могиле.

7-й круг - Насильники и убийцы. В это место попадают тираны, убийцы, самоубийцы, богохульники и любители азарта. Наказание: мучение в кровавой реке и знойной пустыне у горящего потока, быть терзаемыми гарпиями и гончими псами.

8-й круг - Обманщики и обольстители. Это пристанище для взяточников, прорицателей, гадателей и лицемеров. Наказание: грешников среди кала зловонного бичуют бесы. Другие кипят в смоле, и, если они высунутся, в них черти вонзают багры. Закованных в свинцовые мантии ставят на раскаленную жаровню. Все эти души страдают от гадов, проказы и лишая.

9-й круг - Отступники и предатели. Здесь можно встретить и Люцифера, и Иуду, и Брута, и Кассия. Наказание: вечные страдания в ледяном озере.

Из этого видео ты можешь узнать еще пару-тройку занимательных фактов о Данте и его «Божественной комедии».

Dante Alighieri. La Commedia. Florence, Nicolaus Laurentii Alamanus, 1481, 30 Aug. Folio, 18th-cent russia gilt, attributed to John Brindley. With port of Dante mtd & tipped in at front; with 19 engraved illustr. to the Inferno, those for the 1st & 2d Cantos ptd directly on the page, the rest ptd separately & pasted in. 45 lines of text, 60 lines commentary & headline; types 4b:115R (text), 5:91R (commentary). Engraving on a2r cropped; minor worming, touching a few letters; some dampstaining; some stains & soiling; long tear in 1 leaf repaired. 369 (of 373) leaves; lacking 3 blanks. Goff D - 29. Schaefer copy. PMM 8,b.

Уход: $220,000. Аукцион Sotheby"s. New York, 08 December 1994, lot 66.

Экземпляр с комплектом гравюр на меди является величайшей редкостью, о чем мы и поговорим нижев форме расследования.

Самое известное издание "Комедии". Флоренция, Николо ди Лоренцо, 1481.

"Суровый Дант" - так назвал творца "Божественной Комедии" Пушкин - совершил свой великий поэтический труд в горькие годы изгнания и странствий. Называя свою поэму «комедией» (“La commedia”), Данте пользуется средневековой терминологией: комедия, как он поясняет в письме к Кангранде, - всякое поэтическое произведение среднего стиля с устрашающим началом и благополучным концом, написанное на народном языке; трагедия - всякое поэтическое произведение высокого стиля с восхищающим и спокойным началом и ужасным концом. Слово «божественная» (“La divina commedia”) не принадлежит Данте, так поэму позже назвал Джованни Боккаччо. И неизвестно еще, как сложилась бы судьба странствующего печатника Иоганна Нумейстера, если бы он случайно, по пути в Рим, не заехал в городок Фолиньо и не открыл там свою «походную» типографию. Довелось бы нам узнать имя майнцского клирика И. Нумейстера, если бы не стал он - в 1472 году - первым издателем «Божественной комедии» Данте?..

Dante Alighieri. La commedia. Foligno (Italy): Johann Neumeister & Evangelista Angelini, 1472. Folio, late 18th-cent sheep gilt, in modern mor. folding-case by Bernard Middleton. Roman types (1:124-); 30 lines. Large initials of Purgatorio & Paradiso illuminated - gilt initials on red, green & blue grounds with white-vine interlace; canto-initials unrubricated. Two wormholes in beginning quires, occasionally touching letters; heavier worming in final quire; some waterstains & foxing; Leaf 64 from anr copy; missing text of 1st quire supplied in Ms; early blank bound between Inferno & Purgatorio. 239 (of 252) leaves. PMM 8,a.

Уход: $180,000. Аукцион Sotheby"s. New York, 09 November 1989, lot 10.

Первое издание "Комедии".

Фолиньо, Иоганн Нумейстер и Евангелиста Анжелини , 1472.

Екатерина Великанова

«ФЛОРЕНЦИЯ, ТЫ ИРИС НЕЖНЫЙ...»

30 августа 1481 года флорентийским типографом Николо ди Лоренцо была отпечатана последняя страница «Божественной комедии» Данте - того самого издания, о котором когда-то потом, в середине XIX века, составитель «Библиографии Данте» П. Коломб де Батин скажет:

«Edizione veramente magnifica».

Сегодня, глядя на превосходный экземпляр этой книги (мы не говорим «держа в руках» - занятие затруднительное, когда речь идет о первопечатном фолианте), нам остается лишь присоединиться к суждению П. Коломба де Батина:

«Издание действительно великолепное».

Прежде всего - переплет. Величавое произведение искусства: темно-красной кожи, по периметру обведен несколькими, одна в другой, тонкими золотыми рамками. Строгое, изящное украшение - ни одной лишней линии, все правильно, все соразмерно... Впрочем, переплет моложе книги лет на 350. Раскроем книгу. Этой бумаге пятьсот лет. Откуда она такая - вечная - взялась? Куда подевалась? Итальянцы, видимо, знали бумажный секрет. Впрочем, разные народы знали разные секреты. Бумагу Кватроченто - это известно - делали из тряпок. Лучше всего, утверждают специалисты, когда в дело шли обрывки парусов, корабельные и рыбачьи снасти. Снасти и паруса в Италии, понятное дело, водились... Смотрите-ка: обыденный вполне разговор, о бумажном производстве. Но - парус, порванный пять столетий тому назад, донес до нас строки «Божественной комедии» Данте. Должны признаться, в книге нашей есть некоторая странность. В ней, прославленной как первое иллюстрированное издание «Божественной комедии», сами иллюстрации отсутствуют. Точнее, они есть, но их всего три: первая - к первой песне «Ада», вторая - ко второй, третья... снова загадка: дублирует вторую. Между тем, очевидно, что по замыслу иллюстрации должны были предварять каждую песню каждой части «Комедии»: перед остальными девяносто семью, перед каждой, оставлено пустое, не заполненное текстом пространство... Много воды утекло с тех времен в Арно. Как узнать: какие события помешали типографу отпечатать книгу именно в том виде, как предполагалось? И - только ли наш экземпляр имеет такую - особенную - внешность? Пожалуй, пора отправиться в путешествие: во Флоренцию, на родину книги, а точнее, как пишет Джорджо Вазари, «во времена великолепного Лоренцо Старшего деи Медичи...»

Sic finit occulte sic multos decipit aetas.

Sic venit ad finem quidquid in orbe manet.

Надпись, выбитая под часами во флорентийской церкви Santa Maria Novella, гласит:

«Так незаметно многих уничтожают годы.

Так приходит к концу все сущее в мире».

Поистине так. Многих уничтожают годы. Многих. Но не всех.

Не прошло и трех лет с той печально памятной гражданам города Майнца ночи, когда воины Адольфа Нассауского разгромили их жилища, заодно не оставив камня на камне и от типографской мастерской Фуста и Шеффера (первых продолжателей дела великого Гутенберга и злейших его обидчиков), а книгопечатание уже объявилось в Италии. Здесь - возможно, как нигде - его ждали. Здесь обрело оно едва ли не самую благодатную почву. Здесь свободный и радостный воздух Кватроченто дал новую жизнь гениальной идее немецкого изобретения. Шел одна тысяча четыреста шестьдесят пятый год от Рождества Христова, от начала же книгопечатания - десятый. В знаменитый бенедиктинским монастырем городок Субиако (до Рима - четырнадцать часов пешего ходу) по приглашению отца-настоятеля прибыли в один прекрасный момент двое энергичных представителей славной гвардии Гутенберга. Маловероятно, что привела их сюда единственно страсть к просветительству. Скорее - сочетание деловых качеств с известной склонностью к авантюре, тоже достаточно мощный двигатель прогресса. Нельзя сказать, чтобы судьба печатников была безоблачной; напротив: выпустив в свет несколько книг в Субиако, они перебрались в Рим, поближе к покупателю, и там настолько увлеклись своей деятельностью, что в скорости... оказались близки к разорению. Причина уникальная: первое в мире перепроизводство книги. Где-то около 1470 года ими было написано в магистрат города заявление, удивительным образом до наших дней сохранившееся:

«Наш достаточно большой дом,- говорилось среди прочего в этом тексте,- полон отпечатанными листами и пуст в отношении вещей первой необходимости».

В 1476 году типография окончательно прекратила свое существование, но имена Конрада Свейнгейма и Арнольда Паннарца - как основателей первого, позвольте уж нам сказать, итальянского издательства - остались в истории. Итак, главное - начало - было положено. В самые ближайшие за тем годы книгопечатание неудержимой волной прокатилось по большим и малым городам Апеннинского полуострова. Типографы были как приезжие - в основном из выучеников Гутенберга, так и собственные, итальянские. Пример последнего - флорентийский золотых дел мастер Бернард Ченнини, попытавшийся наладить отечественное производство станков, пунсонов и шрифтов (от патриотической затеи - ввиду непомерных расходов - пришлось отказаться). Впрочем, итальянцам той - гутенберговой - эпохи было чем гордиться и не выходя за пределы собственно национальных возможностей. Пусть Николай Йенсон (Жансон) был родом из Франции; но ведь не где-нибудь, а именно в Венеции расцвел его необычайный талант не просто шрифтовика - творца буквы. И ведь венецианским был поначалу назван непревзойденный йенсоновский шрифт - «антиква», или «Romain», как именовали его французы,- антипод шрифта готического. Великолепный образец, которому подражали по всей Италии.

И неизвестно еще, как сложилась бы судьба странствующего печатника Иоганна Нумейстера, если бы он случайно, по пути в Рим, не заехал в городок Фолиньо и не открыл там свою «походную» типографию. Довелось бы нам узнать имя майнцского клирика И. Нумейстера, если бы не стал он - в 1472 году - первым издателем «Божественной комедии» Данте?.. Наконец, совсем особый сюжет: Италия на рубеже XV - XVI веков. Альд Пий Мануций Римлянин, его Дом, его Академия, его Издательство - новая эра в истории книгопечатания. В Венеции к этому времени, как сообщает нам русский историк книги Ф. Булгаков, выпущено уже «более 3 тысяч сочинений» (тираж обычного издания - 300 экземпляров, популярного же - вдвое больший). Однако революция в книжном деле произошла в 1501 году, когда «in aedibus Aldi» (в Доме Альда) издан был Вергилий «ин-октаво» (в восьмую долю листа). Новый шрифт, курсив - красивый, убористый - позволил Альду наладить серийное производство портативных, удобных в обращении, необыкновенно изящных книжек. Отныне, собираясь в дорогу, любитель чтения мог захватить с собой целую библиотеку «альдин» - в отличие от прежнего фолианта, с которым не то, что в путешествие - на второй этаж по крутой лестнице подняться было затруднительно. Прославленный венецианский издатель не боялся конкуренции; но родились подделки. Возмущенный Альд Мануций писал: «Печатают в настоящее время, насколько я знаю, в Лионе шрифтами, очень похожими на наши, сочинения: Вергилия, Горация, Ювенала, Персия, Марциала, Лукана, Катулла, Тибулла и Проперция, Теренция - все эти сочинения без имени печатника, без обозначения места и года, когда были закончены. Напротив, на наших экземплярах найдут вот что:

„в Венеции. Дом Альда“ - и год издания. Кроме того, на тех нет никакого особого знака; на наших стоит дельфин, обвивающий якорь...»

Венеция, Альд Мануций, 1502.

Dante Alighieri. Dante col sito, et forma dell’inferno.

Venice: Aldus Manutius, 1515.

«Дельфин, обвивающий якорь» - знаменитая марка Альда. Альдский якорь - Гапсога Aldina - будет украшать все издания Альда, а также его наследников, в течение почти всего XVI столетия с честью продолжавших славное дело, девизом которого было латинское изречение «Semper festina tarde» (поспешай медленно). Первым изданием, которое удостоилось нести знаменитую марку-эмблему, считается «Божественная комедия» Данте, увидевшая свет в августе 1502 года. Существуют и другие точки зрения. В. Лазурский подробно излагает их в книге «Альд и альдины»; однако вслед за своим героем, Альдом Мануцием, предлагает читателю не спешить с выводами. Безусловно, мы следовали бы этому замечательному совету во всех случаях жизни, но... Заглянем в рабочий кабинет Альда.

«Кто бы ты ни был, скажи то, что тебе нужно сказать, будь краток и оставь меня, как можно скорее, опять одного» - так книгоиздатель приветствовал своего посетителя.

Потому - поторопимся выразить признательность и уважение Дому Альда и его хозяину и отправимся в обратный путь, во Флоренцию, прихватив из 1502 года альдину «La Divina Commedia» - с якорем и дельфином на оборотной стороне последнего листа. Они еще при жизни предлагали ему вернуться. Но он отказался: условия были позорными.

Каким я жил, таким и в смерти буду!..

Последние годы его жизни прошли на чужбине; там, под соснами равеннской Пинеты, дописывал он свою Божественную поэму, там и умер - 14 сентября 1321 года. Там - был похоронен. А после смерти уже не они, а он диктовал условия. И он вернулся - плотью и кровью итальянской культуры, душой и разумом, стихией огня, и воды, и земной тверди. И ведь в который уже раз человечество решает вопрос: чего стоят все на свете, взятые в пригоршню, гвельфы и гибеллины - перед одной-единственной строкой, вышедшей из-под пера Поэта... И все недосуг наперед подумать о результате. Он умер в изгнании. И в 1396-м, и в 1430-м Синьория Флоренции обсуждала необходимость перенесения его останков в родной город. Все было напрасно: даже в XIX веке, после объединения Италии, Равенна отказалась расстаться с прахом Поэта. И поныне возвышается ренессансный мавзолей над саркофагом Данте, построенный в конце XV века архитектором Пьетро Ломбардо.

Мне мачехой Флоренция была,

Я пожелал покоиться в Равенне.

Не говори, прохожий, о измене,

Пусть даже смерть клеймит ее дела.

Над белой усыпальницей моей

Воркует голубь, сладостная птица,

Но родина и до сих пор мне снится,

И до сих пор я верен только ей.

Разбитой лютни не берут в поход,

Она мертва среди родного стана.

Зачем же ты, печаль моя, Тоскана,

Целуешь мой осиротевший рот?..

Николай Заболоцкий. У гробницы Данте.

Предание гласит, что последние песни «Рая», созданные перед самой смертью, были утеряны - и вот ночью к Якопо Алигьери явилась тень отца. Данте пришел из загробного мира - и указал сыну на тайник в стене, где спрятана рукопись... Судьба великого флорентийца обрастала легендами. Первая попытка создания биографии Поэта - «Жизнь Данте» - принадлежит Джованни Боккаччо. Младший современник Данте - впрочем, можно ли считать современниками людей, если одному было семь лет в день смерти другого? - человек новой, ренессансной культуры, тоже флорентиец,- он читал лекции о «Божественной комедии». Именно Боккаччо, кстати, и назвал поэму Божественной. У Данте она была просто «Commedia», писанная на «volgare», тосканском диалекте.

«Его Беатриче не знала по-латыни», - замечает по этому поводу А.К. Дживелегов, исследователь литературы и искусства Возрождения.

Боккаччо в своих работах о Данте многое додумал и домыслил, а то и присочинил, говорят; труд его, однако, и сегодня не теряет научной ценности, а его самого по праву чтут отцом дантоведения. Для современников же, а в еще большей степени для близких потомков, в пору, когда интерес к Данте был первозданно естественен, труд Боккаччо был, по-видимому, особенно ценен. Как воспринималась «Комедия» в эпоху Ренессанса? О том свидетельствует - в самый разгар XVI в.- Джованни Джелли (и этот флорентиец, писатель и философ, читал лекции о Данте, составлял один из самых ученых и полных комментариев к «Комедии»):

«Народ славословит ее целыми днями и постоянно; люди среднего достатка хвалят ее ежечасно, высокие и знаменитые умы удивляются ей всякий раз, как созерцают ее».

Во времена Джелли - и не без его деятельного участия - флорентийский говор тосканского диалекта завоевывает право на звание литературного языка Италии. Занятно, однако, что за сто с лишком лет до этого «Комедия» была переведена на латынь: «вольгаре» божественных терцин резал слух образованному читателю.

Dante, Alighieri. COMMEDIA. : (VINDELINO DA SPIRA, 1477)

Флоренция XV века... В ту пору здесь правили просвещенные люди. Расцвет Флорентийской цивилизации происходит при Лоренцо Медичи Великолепном. Развиваются науки, искусство, литература. Сочными красками играет город: строятся грандиозные дворцы и роскошные храмы; распускаются сады, искрятся фонтаны... Словом, столица Возрождения достойна идей, ее возродивших. А что же Данте? У Флоренции были собственные отношения со своим изгнанником. Поэтому первое флорентийское издание «Комедии», мы полагаем, должно было представлять собой нечто из ряда вон выходящее. Так и произошло. Летом 1481 года. Точнее - 30 августа. Случается, что и чувство вины способно сослужить пользу хорошему делу; но не примешивалось ли тут и ощущение утерянной собственности - тем более обидное, что вот она, рядом, руку протяни - в Равенне... И флорентийцы отыгрывали себе своего Данте. И на великолепное издание это, видимо, были большие психологические расчеты. Как же она расстаралась, Bella-Флоренция... Будто наперед чувствовала, что не простит ей Поэзия, не выскажет ни снисхождения, ни жалости; и бросит ей - из века двадцатого - Блок:

Умри, Флоренция, Иуда,

Исчезни в сумрак вековой!

Я в час любви тебя забуду,

В час смерти буду не с тобой!..

Над комментарием к изданию 1481 года работал Кристофоро Ландино. Ученый-филолог, он преподавал во Флорентийском университете риторику и поэтику; писал речи и диалоги на латинском языке, на итальянском же сочинял послания и оды, почитавшиеся современниками за образцы жанра. Знал право, греческий и множество иных премудростей; был одним из главных представителей Академии, возникшей при дворе Медичи еще в 1459 году. В большой степени занимало его учение Платона.

Edited by Pietro da Figino.

В духе неоплатоников им и была откомментирована «Комедия» - к большому удовольствию многих просвещенных людей Флоренции, в том числе, разумеется, и Марсилио Фичино - главы Академии, создателя школы, среди учеников которой был, кстати, и Лоренцо Медичи. Итак, Кристофоро Ландино был известной в городе личностью; но славу приобрел он после выхода в свет «флорентийского» Данте.

Dante Alighieri. La commedia.

Венеция, 1497.

Данте, который, по выражению Фичино, «хотя и не говорил по-гречески, как священный отец философов Платон, но его произведения наполнены были многочисленными платоновскими мыслями». В дальнейшем, несколько десятилетий кряду, «Комедия» будет переиздаваться именно в этом - «платонизированном» - варианте, и к началу XVI века именно этого Данте будет знать вся Италия. Издание «Комедии» расценивалось многими как символический акт поклонения флорентийцев Данте. Тот же Марсилио Фичино сказал:

«Флоренция так возрадовалась, как если бы сам Данте в человеческом облике вернулся на родину и был бы увенчан лаврами».

Dante Alighieri. La divina commedia. Florence: Filippo di Giunta, 1506.

Роскошно переплетенный экземпляр «Комедии», отпечатанный на пергамене, сам Ландино торжественно вручил Синьории города. При этом не без удовольствия отметил, что он, Кристофоро Ландино, очистил текст от многих «варварских идиом», которыми грешили предыдущие издания... Этот, подарочный, экземпляр по сей день хранится в Национальной Флорентийской библиотеке. Сквозь 500-летнюю толщу времени - сколько ни прислушивайся - не донесется до нас ни отзвука городских торжеств, которые, возможно, происходили в тот, конечно же, безоблачно-безмятежный день на улицах и площадях прекрасной Флоренции. С абсолютной уверенностью можно утверждать одно: политические страсти полуторавековой давности не особенно интересовали участников праздничных событий. И - поневоле обращаешься вновь к русской поэзии:

Все равно потом

нипочем не вспомнят,

был ли Данте гвельф

или гибеллин...

La Comedia. Edited and with commentary

by Alessandro Vellutello.

Venice: Francesco Marcolini for A. Vellutello, June 1544.

Любопытно заглянуть во флорентийский, подарочный экземпляр «Комедии». На пергаменных листах его, оказывается, типограф Николо ди Лоренцо не воспроизвел ни единой печатной иллюстрации. Зато книга разукрашена вручную: работа тонкая и со вкусом. Первопечатная книга вообще красива. Под стать внушительной, первозданной своей красоте она и имя себе выбрала: инкунабула. Книга-младенец. (Лат. incunabula, кроме прямого значения «колыбель», имеет еще и переносное - «раннее детство»). Сегодня удивительно думать, что пятьсот с небольшим лет назад было далеко не ясно, кто победит: продукция печатного станка или манускрипт, выписанный каллиграфом. Тем не менее, дело обстояло именно так. Имелось у книги печатной простое, на роду написанное преимущество: она стоила дешевле рукописной. Однако опрометчиво с нашей стороны предположить, что очевидное сейчас и многим покоряет сердца всегда и всех. «В герцогской библиотеке все книги необычайной красоты, написаны от руки и с прелестными миниатюрами. И ни одной напечатанной. Герцогу было бы стыдно иметь такую»,- свидетельствует биограф Федерико ди Монтефельтро, герцога Урбинского. Гуманистически образованный герцог славился великолепной книжной коллекцией; денежный вопрос, когда речь шла о прекрасном, его вообще не интересовал. Федерико ди Монтефельтро принадлежал один из наиболее ранних иллюстрированных рукописных кодексов «Божественной комедии» (кодексом называют манускрипт или печатное издание, имеющее все внешние данные книги,- в отличие, например, от свитка). Миниатюры Урбинского кодекса сделаны Гульельмо Джиральди в 1478-1484 годах (в настоящее время кодекс хранится в Ватикане); по мнению специалистов, это один из самых высоких взлетов допечатного иллюстрирования. Работа видного феррарского миниатюриста доставляет неизменное наслаждение любому, обратившемуся к истории «Комедии». Порадовала она и нас и - заставила поболеть душой за инкунабулу: легко ли было первенцу печатного станка вступить в конкуренцию с таким опытным, веками отрабатывавшим приемы противником? И - победить?.. Поначалу печатная книга имела большое сходство с рукописной. Могло ли быть иначе? Читатель любил изделие яркое, богато раскрашенное, орнаментированное; типографское же воспроизведение приводило к одинаковости книжных страниц, то есть, как, возможно, тогда казалось, к заурядности. Переломной датой в истории книги специалисты считают 1501 год: именно тогда Альд Пий Мануций окончательно покорил сердца новой - мы бы назвали ее архитектурной - красотой печатного слова. Но час этот еще не пробил. А пока, выйдя из-под пресса, свеженькие, пахнущие типографской краской листы попадали к рубрикаторам и иллюминаторам. Обе эти профессии перекочевали в типографию из скрипториев (были такие - первоначально при монастырях - «рукодельные» книжные мастерские): и рубрикатор - специалист по «красной строке» (ruber - красный), и иллюминатор - художник орнаментированных рамок, заставок, инициалов. Рассеянные по крупнейшим библиотекам мира - в Гааге и Бостоне, Копенгагене, Турине и Вашингтоне, Чикаго и Вене, Дрездене, Мюнхене и Палермо, Милане и Лондоне, Венеции, Лейпциге и Париже; в Глазго, Болонье, Кембридже, Берлине, Нью-Йорке, Брюсселе... разумеется, во Флоренции... наконец, в Москве,- прекрасные представительницы «Данте 1481 года» имеют - каждая - свою собственную, отличную от других, неповторимую «раскраску». Лишенная пестрой роскоши орнамента, наша, «московская», инкунабула производит строгое, необыкновенно достойное впечатление. Безымянный мастер вписал в нее всего шесть заглавных букв - перед каждой частью поэмы и, соответственно, перед каждым прологом: к «Аду», «Чистилищу» и «Раю». Но чего стоит хотя бы инициал «D», открывающий песню первую первой части «Комедии»!.. В инициал вписан портрет Данте, но не в традиционно-суровой интерпретации мыслителя и творца. Перед нами юный, нежный профиль автора «Новой жизни», написанный, очевидно, не без влияния Джотто. Цветовая палитра инициала-портрета подобрана безукоризненно. Золотой, выполняя точные и четкие обязанности контура, нисколько не преобладает над цветами жизни: зеленым и синим. Розового, по счастью, немного; функция его, возможно,- в дополнении к двум оттенкам серого (головной убор и плащ поэта). Киноварь окаймляет инициал справа, завитком поднимаясь к заглавию «Песня первая первой части комедии...», и - опускается, справа же, вдоль первых терцин поэмы. Полистав книгу, легко обнаруживаем мы некоторую странную ее особенность: повсюду встречаются в тексте пустые квадратики, все одинакового размера, а в центре каждого - ничем не примечательная строчная буква. Причем буковка эта, сиротливая в окружающей пустоте, вовсе не где попало расположена, а всегда по некоторому, определенному вполне, закону: в начале каждой новой главки или раздела (абзацев, надо сказать, первопечатники в тексте не делали). Объясняется эта странность просто: печатники оставляли иллюминаторам место для работы. Однако ручной труд во все века ценился дороже машинного. Потому - и не только в «нашем» Данте, но во многих дошедших до нас книгах колыбельного периода - и остались незаполненными эти квадратики-уголки: раскрашенная, иллюминированная книга была, по-видимому, доступна лишь немногим покупателям. Что можно сказать о шрифте флорентийского издания «Комедии»? Разумеется, оно набрано антиквой - а как же иначе? Уже первые немецкие мастера, обосновавшиеся на итальянской земле, отказались от совершенной - в своем роде - угловатости готики. Округлая стройная антиква в каждой печатне была, однако, единственной и неповторимой. И - может быть, мы пристрастны, но нам уже кажется: «наша» антиква особенно круглая и особенно стройная... Заголовки в книге набраны прописными литерами. Строчные буквы самой поэмы и комментария к ней отличаются размером шрифта - кеглем. Терцины - крупнее, буквы в них расположены реже, расстояния между строками больше - словом, сделано все, чтобы дышалось стихам на бумаге... Комментарий же, занимающий, кстати, основную площадь страницы, при всей очевидной важности, поставлен в положение все-таки справочного, прилагающегося текста. Выходит, давным-давно уже человечество понимало: творчество ценнее и содержательней самых ценных размышлений о творчестве. Читатель вправе спросить: почему, открыв книгу, мы сразу же обратились к тексту, минуя такую важную, неотъемлемую ее составную часть, как титульный лист. Ответ неожиданный: титульный лист в инкунабуле отсутствует. И не только в нашей: в любой, за редчайшими исключениями, первопечатной книге. Выходные данные - имя типографа, сведения о месте и времени издания - печатались в конце текста. Колофон (слово это, заимствованное латынью из греческого, означает - завершение, конец) зачастую помимо информативной несет и художественную нагрузку. Так, в венецианском - 1477 года - издании «Комедии» колофон написан стихами, в форме итальянского сонета. Но в «нашем» Данте подобные эстетские изыски отсутствуют; флорентийский издатель в суровой прозе сообщает читателю, что он, Николо ди Лоренцо, родом из Германии, отпечатал во Флоренции «Комедию» Данте, «поэта отличнейшего», 30 августа 1481 года... Не странно ли, что флорентийцы, издавая своего «отличнейшего» Данте, вновь не обошлись собственными силами, опять обратились за помощью к соплеменнику Гутенберга? Разумеется, была традиция. Но ведь какой - исключительно национальный - характер работы... Николо ди Лоренцо, он же Николай из Бреслау, прибыл в 70-е годы во Флоренцию - и здесь прославился, отпечатав - в 1477 году - первое в Италии издание с гравюрами на металле. Гравюра в книгоиздательском деле: кажется, что тут такого? В Европе техника эта была к тому времени широко известна. Целые книжки вырезывали - уже за несколько десятилетий до Гутенберга (сегодня они называются ксилографическими). А первая наборная книга, иллюстрированная гравюрами на дереве, издана была уже в 1461 году, в городе Бамберге. А потом уже - ив Кельне, и в Майнце, и в Нюрнберге... Позже узнаем мы о великом Дюрере, но пока... Пока печатник Николо ди Лоренцо совершает на итальянской земле свое - и вовсе не маленькое - открытие. На вопрос, велика ли разница между деревом и металлом и вправе ли называться открытие флорентийского немца открытием, скажем известное: Гутенберг нипочем не изобрел бы книгопечатания, не будь он золотых дел мастер и не догадайся первую букву свою отлить из металла, вместо того чтоб, как и до него водилось, выпиливать-выстругивать... Разница действительно была велика. Обратившись к медной пластине, гравер отказывался от прежних - по дереву - инструментов. Орудием его труда становился тонкий стальной стержень, штихель. Создается углубленный рисунок - в отличие от ксилографического, выпуклого...

В 1476 году в Брюгге (Бельгия) неизвестный гравер изготовил для издания Боккаччо (типограф Колар Мансиор) 10 гравюр на меди - по мнению специалистов, невысокого достоинства. Г од спустя - вернемся к Николо ди Лоренцо - была предпринята первая в истории книги попытка совместить на одном листе высокую печать гутенбергова станка с глубокой печатью гравюры по металлу. Кажется, просто? Это всегда кажется, если раньше - до нас - придумали. А последствия изобретения нашего типографа очевидны: нисколько не умаляя возможностей торцовой или обрезной гравюры, нельзя не признать, что, скажем, без «сухой иглы» или офорта современная книжная графика потеряла бы многое из великих своих достижений. Очевидны трудности, с которыми столкнулся издатель. Если - вскоре после открытия печатного станка - типографы научились совмещать ксилографию с процессом воспроизводства текста, то углубленная гравюра на меди требовала иного подхода: сначала печатался текст, а потом, отдельно,- иллюстрация. (Трудности были столь очевидны, что потом, в течение ряда лет, флорентийские типографы, не пытаясь повторить опыт Николо ди Лоренцо, работают с гравюрой ксилографической.) Помните странность «московской» инкунабулы: отсутствие в тексте огромного большинства гравюр? Теперь мы можем - хотя бы отчасти - объяснить причины этой «дефектности». Справочники сообщают интересные подробности. В большинстве экземпляров «Комедии» 1481 года впечатано всего лишь две гравюры - к двум первым песням «Ада». Изредка встречаются книги с тремя гравюрами. В некоторых (хранящихся, например, в Берлине и Париже), как и в нашем, московском, варианте, две гравюры предпосланы трем песням. Разнообразно представлена инкунабула Данте 1481 года в Британском музее: здесь - из пяти хранящихся экземпляров - один имеет одну гравюру, другой - три, третий - девять и, наконец, четвертый и пятый - редчайший случай - по девятнадцать гравюр к девятнадцати песням «Ада». Национальная библиотека во Флоренции владеет - помимо пергаменного - экземпляром с семнадцатью гравюрами; Городская Сьенская - с восемнадцатью (рисунок к 10-й песне «Ада» отсутствует) ; наконец, библиотека Риккардиана (Флоренция) имеет книгу с двадцатью гравюрами, сопровождающими первые девятнадцать песен первой части «Комедии» (с третьей песней здесь соотносятся два рисунка). Эти удивительные сведения касаются только бумажных экземпляров. Что до пергаменных, то ни в одном из них гравюр вообще нет. Видимо, все экземпляры на пергамене были отпечатаны по «спецзаказу» и разукрашивались вручную, сообразно распространенным тогда представлениям о прекрасном (вспомним герцога Урбинского). Боясь злоупотребить временем читателя, мы перечислили далеко не все - и даже не многие - сохранившиеся экземпляры книги Данте. Внимания заслуживают следующие два - необычайно важных - факта:

По данным «Международного сводного каталога инкунабулов», нигде не зарегистрирован экземпляр, в котором больше двадцати гравюр (и нигде гравюры не распространяются дальше 19-й песни «Ада»);

В тех экземплярах, где иллюстрации представлены всеми наличными девятнадцатью гравюрами - «полная сюита», как говорят французы,- первые две (в московском, берлинском и парижском экземплярах - три) не вызывают никаких подозрений, а каждая последующая... отпечатана отдельно, на другой бумаге, и вклеена затем на уготовленное для нее место! Эта история, заметим, могла приключиться именно с углубленной гравюрой на меди, которая по технологическим причинам - помните? - отпечатывалась позже текста.

А теперь попробуем реконструировать, насколько это в наших возможностях, события, происходившие летом 1481 года во Флоренции, в печатне Николо ди Лоренцо. Типограф, вероятно, получил заказ на полностью иллюстрированное издание Данте. Особо ответственный заказ этот исходил от Флорентийской Академии неоплатоников в лице Кристофоро Ландино, автора необычайно важной, прославившей его впоследствии работы (настолько важной и настолько прославившей, что современники зачастую называли издание не «Комедией», а «Комментарием к „Комедии"»). Возможно, художник - далеко не последний во Флоренции человек, иначе нипочем бы ему не поручили иллюстрировать самого Данте - по неведомым причинам подвел издателя? Ибо к назначенному сроку была выполнена лишь пятая часть заказа (20 иллюстраций из 100). Между тем торжественное для Флоренции событие - выход в свет «Божественной комедии» Данте - невозможно, по-видимому, было откладывать. Более того, спешка была такая, что и двадцати гравюр отпечатать не успели: некоторые экземпляры разошлись из типографии, снабженные всего лишь двумя-тремя иллюстрациями. Впрочем, пожалуй, не так. Что стоило сноровистому издателю-немцу оттиснуть на готовых уже листах все двадцать гравюр, если они были готовы - к сроку... А если не были? В работе над иллюстрациями - это известно - участвовали двое: художник и гравер. Последний, по-видимому, обладал тем же характером, что и первый: работа горит, время бежит, заказчик ждет... Не дождался. Вполне знакомое нам свойство творческой личности, не правда ли? Впору уже удивиться, что Ландино свой «Комментарий» вовремя написал; хорошо еще, что с «Божественной комедией» в этом смысле хлопот не было... Итак, фрагмент издательской жизни образца 1481 года: книга в типографии, а картинок нет и в помине. Что ж художник? Где он, что с ним? И вообще: как его звали, художника? В апреле 1689 года в Риме умерла Кристина Августа, королева Шведская. Умерла, впрочем, уже не королевой, поскольку, перейдя в католичество, отреклась от престола. Одна из образованнейших женщин своего времени, Кристина Шведская оставила обширную переписку, мемуары, библиотеку; большую часть книжного собрания из ее наследства купил в 1690 году папа Александр VIII - для передачи в библиотеку Ватикана. Среди прочего были здесь восемь листов-иллюстраций к «Божественной комедии», выполненных на гладкой стороне прекрасного козьего пергамена. На другой стороне, ворсистой, размещался написанный от руки текст: на каждом листе - по песне. Размеры листа - 32Х 47 см, рисунки сделаны металлическим штифтом и тушью, текст написан шрифтом «alia anticua».

Венеция, 1555.

Как бы случайный подбор (первая, девятая, десятая, двенадцатая, тринадцатая, пятнадцатая и семнадцатая песни «Ада», а также некоторый дополнительный лист, изображающий строение «Ада») наводит на мысль, что Кристина Шведская обладала разрозненными листами некоего рукописного кодекса «Комедии». Когда и как к ней попали эти страницы, почему они были отделены от остальных - вопрос этот и сегодня остается открытым. Что же касается самих иллюстраций, то Коломб де Батин упоминает о них в своей «Библиографии» 1846 года - как о работе анонимного мастера эпохи Возрождения; не высказывая никаких предположений об авторстве, он пишет об удивительном великолепии рисунка, о богатстве воображения художника... Иллюстрации эти нам знакомы. Хранящиеся по сей день в библиотеке Ватикана, они репродуцируются в различных изданиях. Впрочем, более популярны рисунки, принадлежащие тому же перу, но - из другой коллекции... В 1854 году в Шотландии, в собрании манускриптов герцога Гамильтона, Г.Ф. Вааген обнаружил объемистый том «Божественной комедии» - листы, переплетенные, по-видимому, лишь в XVIII веке, и находящийся при них список-перечень, изготовленный в Париже в 1803 году неким итальянским книготорговцем. Согласно списку состав «тома» с начала XIX века был неизменен; в него входят 85 иллюстраций, сделанных металлическим штифтом и тушью... В 1882 году, при распродаже герцогской библиотеки, рисунки были приобретены Ф. Липпманом для Берлинского Гравюрного кабинета. Их сопоставление с восемью листами из Ватикана привело к воссозданию давно утерянной и на века забытой серии иллюстраций. Сведения об этой серии в первый - и чуть не в последний, вплоть до конца XIX века,- раз встречаются в «Анонимо Гаддьяно», сборнике, изданном в XVI веке и посвященном итальянским художникам от Чимабуэ до Микеланджело (XIII-XVI вв.). «Чудесным произведением» называет иллюстрации автор анонимного сборника. Так чья же рука вычерчивала серебряным стержнем-штифтом по нежному полю пергамена божественные контуры - фигуры Данте, Вергилия, Беатриче, бесконечно движущиеся, вторящие друг другу, плавно перетекающие - от терцины к терцине - сюжеты, ситуации, картины «Комедии»? Чье перо обводило рисунок тончайшей линией туши? Прекраснейшими из всех, которыми когда-либо была проиллюстрирована «Божественная комедия», называет эти листы Вааген. Именно Г.Ф. Ваагену и принадлежит честь установления авторства рисунков: едва обнаружив в замке Гамильтон неведомо как попавшую туда папку, он сразу же предположил, что встретился не более не менее как с работой... Сандро Боттичелли. Итак, «во времена великолепного Лоренцо Старшего деи Медичи,- как сообщает нам Джорджо Вазари,- кои для людей талантливых были поистине золотым веком, процветал и Александр, именовавшийся по обычаю нашему Сандро и прозванный Боттичелли... Был он сыном Мариано Филипепи, флорентийского гражданина, которым был тщательно воспитан и обучен всему, чему было принято в ту пору обучать мальчиков до того, как отдать их в мастерские...» Сейчас кажется невероятным, что не только гениальные его иллюстрации к Данте, сделанные по заказу друга и покровителя, Лоренцо ди Пьетрофранческо Медичи (сей Медичи приходился двоюродным братом Лоренцо Великолепному), были утеряны и забыты. Забыт был - вплоть до середины прошлого века - и сам Боттичелли: его «Рождение Венеры», его «Примавера»... Такая ликующая красота - и выпала в трехсотлетний провал истории, чуть не затерялась в веках... Может быть, найдутся когда-нибудь и до сей поры отсутствующие восемь листов из кодекса Лоренцо ди Пьетрофранческо?

На иллюстрации к 28-й песне «Рая» Ф. Липпману, выпустившему в 1887 году факсимильное издание всех сохранившихся рисунков, удалось разглядеть - в нижнем из девяти кругов ангелов - надпись на дощечке в руках одного из них: «Sandro di Mariano», тоненькую, едва различимую. Липпман предположил, что надпись эта вовсе не для идентификации работы сделана, а «чтобы имя автора не было забыто в кругу святых». Так находится все, что не должно быть утеряно. Какое же отношение, спросит читатель, имеет вся эта история с пропажами и находками к нашему изданию, экземпляры которого мирно лежат себе, никуда не пропадая, и в Москве, и во Флоренции, и во многих других городах, в национальных и частных собраниях? Один-единственный взгляд на первую гравюру первой части «Ада» и на соответствующую иллюстрацию кодекса Лоренцо ди Пьетрофранческо Медичи - и любому становится очевидно: перед нами работа одного художника. Правда, книжный вариант выглядит упрощенным, схематичным; не зная Кодекса, руку Боттичелли здесь не признать. Результат недостаточно высокого в то время мастерства гравирования? Или, напротив, творческий поиск оптимального гармонического соотношения между печатным текстом и иллюстрацией, нарочитый отказ гравера от «живописности»? Некоторые полагают, что Боттичелли бросил заниматься иллюстрированием флорентийского Данте, недовольный результатами работы гравера, Баччо Бальдини. Поскольку, однако, ничего в точности не известно, имеет смысл рассмотреть и иной вариант.

«...Он приобрел известность и славу величайшую, а от Папы получил порядочную сумму денег, которую сразу же, пока был в Риме, промотал и растратил, ибо по своему обыкновению вел жизнь беспорядочную» ,- да, Вазари не назовешь беспристрастным свидетелем; но и не отвергать же один из немногих первоисточников художественной жизни Флоренции?Что мы знаем о трудах и днях Боттичелли? «Сандро ди Мариано, 33 лет, художник и работает дома, когда ему вздумается» - запись в кадастре отца художника, Мариано Филипепи, от января месяца 1481 года. А с лета 1481 года до лета 1482-го Сандро ди Мариано, 34 лет, уже в Риме, работает над фресками Сикстинской капеллы. В августе 81-го, когда Флоренция издавала своего Данте, Боттичелли был далеко от родного города. ...Конечно, обидно за инкунабулу: осталась без иллюстраций. Но, может быть, фрески Сикстинской капеллы хотя бы частично способны уравновесить те неприятные эмоции, которые - в 1481 году - наверняка испытал Николо ди Лоренцо, флорентийский типограф? К тому же ведь и имя его, и труд не забыты потомками. Флорентийское издание «Божественной комедии» Данте с гравюрами Баччо Бальдини по рисункам Сандро Боттичелли почитается специалистами как важнейшая веха в начальной истории книжной иллюстрации. Что же касается взаимоотношений Боттичелли с «Божественной комедией», то они, как мы знаем, тоже не ограничились этой книжной историей. Ведь создал же в конце концов Художник свой гениальный цикл иллюстраций, по мнению многих, чуть не единственный достойный Поэта... Флорентийское издание Данте 1481 года было настольной книгой для образованных людей эпохи Возрождения. Широкие поля фолиантов, сегодня радующие глаз своей - от души - щедростью, несли когда-то и вполне функциональную нагрузку:

«Открой книгу, читатель, просвещенный человек!.. Если захочется тебе высказать возникшую мысль, зарисовать родившийся образ,- места тебе здесь предостаточно...»

Сандро Боттичелли. Ад.

В Риме, в библиотеке Валличеллиана, хранится экземпляр «Комедии», на полях которого - 240 набросков пером; большая часть из них сделана выдающимся архитектором и художником XV - начала XVI века Джулиано да Сангалло. Эта инкунабула - объект пристального изучения искусствоведов. Существует версия, по которой навсегда утеряно для нас сокровище, сравнимое с иллюстрациями Боттичелли. Якобы - свидетельство некоего духовного лица - существовал экземпляр, где вся «Комедия», от начала до конца, была проиллюстрирована пером; якобы книга эта, принадлежащая одному флорентийскому скульптору, погибла в первые годы XVIII века: владелец ее отправился в Рим, а свое имущество, в том числе и «Комедию» Данте, послал морем. Случилось несчастье - кораблекрушение. И - затонуло судно с рисунками Микеланджело на полях фолианта... Где-то между Ливорно и Чивитавеккья.

Сандро Боттичелли. Ад.

Экземпляр «Комедии» 1481 года, хранящийся в Москве, в Музее книги РГБ, принадлежал ранее Аврааму Сергеевичу Норову. Образованнейший человек, с юных лет испытал он страстное влечение к изящной словесности и исторической науке. К тому же был и неутомимым путешественником: объездил Европу, побывал в Палестине, Малой Азии, Иерусалиме. Знал французский, английский, немецкий, испанский, итальянский, латинский, греческий, древнееврейский. Участник Бородинского сражения, собственными глазами видевший, как горит Москва и как входят в столицу французы, он, по свидетельству Е. Делевского, «принадлежал к тем редким, счастливым, можно даже сказать, избранным натурам, которые одарены способностью видеть преимущественно светлую сторону вещей». Во время одной из своих поездок по Европе, по-видимому, и приобрел А.С. Норов прекрасный экземпляр флорентийского издания Данте. (Очевидно, во Франции или Швейцарии: на книге обозначена цена - 350 франков.) Поля «норовского» Данте чисты; мы не знаем имена его предыдущих владельцев; сам же Авраам Сергеевич обладал уже не просто книгой - инкунабулой.

Сандро Боттичелли. Рай.

Потому, естественно, ни перо, ни карандаш его не оставили на весьма ценном фолианте помет, записей или рисунков. Однако к поэзии Данте А.С. Норов отношение имеет, и самое непосредственное: не кто иной, как он предпринял попытку первого поэтического перевода на русский язык божественных терцин «Комедии». ...Флоренция - Fiorenza - Фьоренца - «цветущая» по-итальянски. Прощаясь с родиной нашей инкунабулы, вспомним вновь Александра Блока:

Флоренция, ты ирис нежный...

Биография

Данте Алигьери (итал. Dante Alighieri), полное имя Дуранте дельи Алигьери (вторая половина мая 1265 - в ночь с 13 на 14 сентября 1321) - величайший итальянский поэт, мыслитель, богослов, один из основоположников литературного итальянского языка, политический деятель. Создатель «Комедии» (позднее получившей эпитет «Божественной», введённый Боккаччо), в которой был дан синтез позднесредневековой культуры.

Во Флоренции

Согласно семейному преданию, предки Данте происходили из римского рода Элизеев, участвовавших в основании Флоренции. Каччагвида, прапрадед Данте, участвовал в крестовом походе Конрада III (1147-1149), был посвящён им в рыцари и погиб в бою с мусульманами. Каччагвида был женат на даме из ломбардской семьи Альдигьери да Фонтана. Имя «Альдигьери» трансформировалось в «Алигьери»; так был назван один из сыновей Каччагвиды. Сын этого Алигьери, Беллинчоне, дед Данте, изгонявшийся из Флоренции во время борьбы гвельфов и гибеллинов, вернулся в родной город в 1266 году, после поражения Манфреда Сицилийского при Беневенто. Алигьери II, отец Данте, видимо, не принимал участия в политической борьбе и оставался во Флоренции.

Точная дата рождения Данте неизвестна. По свидетельству Бокаччо, Данте родился в мае 1265 года. Сам Данте сообщает о себе (Комедия, Рай, 22), что родился под знаком Близнецов. В современных источниках чаще всего приводятся даты второй половины мая 1265 года. Также известно, что Данте был крещён 26 мая 1265 года (в первую страстную субботу после своего рождения) под именем Дуранте.

Первым наставником Данте был известный в то время поэт и учёный Брунетто Латини. Место, где учился Данте, неизвестно, но он получил широкие познания в античной и средневековой литературе, в естественных науках и был знаком с еретическими учениями того времени. Ближайшим другом Данте был поэт Гвидо Кавальканти. Ему Данте посвятил множество стихов и фрагментов поэмы «Новая жизнь».

Первое актовое упоминание о Данте Алигьери как общественном деятеле относится к 1296 и 1297 годам, уже в 1300 или 1301 году был избран приором. В 1302 году он был изгнан вместе со своей партией белых гвельфов и никогда более не увидел Флоренции, умерев в изгнании.

Годы изгнания

Годы изгнания были для Данте годами скитальчества. Уже в ту пору он был лирическим поэтом среди тосканских поэтов «нового стиля» - Чино из Пистойи, Гвидо Кавальканти и др. Его «La Vita Nuova (Новая жизнь)» уже была написана; изгнание сделало его более серьёзным и строгим. Он затевает свой «Пир» («Convivio»), аллегорически-схоластический комментарий к четырнадцати канцонам. Но «Convivio» так и не закончен: написано было лишь введение и толкование к трём канцонам. Не окончен, обрываясь на 14-й главе второй книги, и латинский трактат о народном языке, или красноречии («De vulgari eloquentia»).

В годы изгнания создались постепенно и при тех же условиях работы три кантики Божественной Комедии. Время написания каждой из них может быть определено лишь приблизительно. Рай дописывался в Равенне, и нет ничего невероятного в рассказе Боккаччо, что после смерти Данте Алигьери его сыновья долгое время не могли доискаться тринадцати последних песен, пока, согласно легенде, Данте не приснился своему сыну Якопо и не подсказал, где они лежат.

О судьбе Данте Алигьери очень мало фактических сведений, след его на протяжении лет теряется. На первых порах он нашёл приют у властителя Вероны, Бартоломео делла Скала; поражение в 1304 г. его партии, пытавшейся силой добиться водворения во Флоренцию, обрекло его на долгое странствование по Италии. Позднее он прибыл в Болонью, в Луниджьяне и Казентино, в 1308-1309 гг. очутился в Париже, где выступал с честью на публичных диспутах, обычных в университетах того времени. Именно в Париже Данте застала весть, что император Генрих VII собирается в Италию. Идеальные грёзы его «Монархии» воскресли в нём с новой силой; он вернулся в Италию (вероятно, в 1310-м либо в начале 1311 года), чая ей обновления, себе - возвращения гражданских прав. Его «послание к народам и правителям Италии» полно этих надежд и восторженной уверенности, однако, император-идеалист внезапно скончался (1313), а 6 ноября 1315 г. Раньери ди Заккария из Орвьетто, наместник короля Роберта во Флоренции, подтвердил декрет изгнания в отношении Данте Алигьери, его сыновей и многих других, осудив их на казнь, в случае, если они попадутся в руки флорентийцев.

С 1316-1317 г. он поселился в Равенне, куда его вызвал на покой синьор города, Гвидо да Полента. Здесь, в кругу детей, среди друзей и поклонников, создавались песни Рая.

Смерть

Летом 1321 года Данте как посол правителя Равенны отправился в Венецию для заключения мира с республикой Святого Марка. По дороге назад Данте заболел малярией и умер в Равенне в ночь с 13 на 14 сентября 1321 года.

Данте был похоронен в Равенне; великолепный мавзолей, который готовил ему Гвидо да Полента, не был воздвигнут. Современная гробница (также называемая «мавзолеем») построена в 1780 г. Всем знакомый портрет Данте Алигьери лишён достоверности: Боккаччо изображает его бородатым вместо легендарного гладко выбритого, однако, в общем его изображение отвечает нашему традиционному представлению: продолговатое лицо с орлиным носом, большими глазами, широкими скулами и выдающейся нижней губой; вечно грустный и сосредоточенно-задумчивый.

Краткая хронология жизни и творчества

1265 - рождение Данте.
1274 - первая встреча с Беатриче.
1283 - вторая встреча с Беатриче.
1290 - смерть Беатриче.
1292 - создание повести «Новая жизнь» («La Vita Nuova»).
1296/97 - первое упоминание о Данте как об общественном деятеле.
1298 - женитьба Данте на Джемме Донати.
1300/01 - приор Флоренции.
1302 - изгнан из Флоренции.
1304-1307 - «Пир».
1304-1306 - трактат «О народном красноречии».
1306-1321 - создание «Божественной комедии».
1308/09 - Париж.
1310/11 - возвращение в Италию.
1315 - подтверждение изгнания Данте и его сыновей из Флоренции.
1316-1317 - поселился в Равенне.
1321 - как посол Равенны отправляется в Венецию.
В ночь с 13 сентября на 14 сентября 1321 - умирает по дороге в Равенну.

Личная жизнь

В поэме «Новая жизнь» Данте воспел свою первую юношескую любовь – Беатриче Портинари, которая умерла в 1290 году в 24-летнем возрасте. Данте и Беатриче стали символом любви, как Петрарка и Лаура, Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта.

В 1274 году девятилетний Данте залюбовался на майском празднике девочкой восьми лет, дочерью соседа, Беатриче Портинари - это его первое биографическое воспоминание. Он и прежде видел её, но впечатление от этой встречи обновилось в нём, когда девять лет спустя (в 1283 году) он увидел её снова уже замужней женщиной и на этот раз увлёкся ею. Беатриче становится на всю жизнь «владычицей его помыслов», прекрасным символом того нравственно поднимающего чувства, которое он продолжал лелеять в её образе, когда Беатриче уже умерла (в 1290 году), а сам он вступил в один из тех деловых браков, по политическому расчёту, какие в то время были приняты.

Семья Данте Алигьери держала сторону флорентийской партии Черки (итал. Cerchi), враждовавшей с партией Донати (Donati). Однако, Данте Алигьери женился на Джемме Донати, дочери Манетто Донати. Точная дата его женитьбы неизвестна, единственно, есть информация, что в 1301 году у него уже было трое детей (Pietro, Jacopo and Antonia). Когда Данте Алигьери был изгнан из Флоренции, Джемма осталась в городе с детьми, сохраняя остатки отцовского достояния.

В дальнейшем, когда Данте Алигьери слагал свою «Комедию» в прославление Беатриче, Джемма в ней не была упомянута ни единым словом. В последние годы он жил в Равенне; вокруг него собрались его сыновья, Якопо и Пьетро, поэты, будущие его комментаторы, и дочь Антония; только Джемма жила вдали от всей семьи. Боккаччо, один из первых биографов Данте Алигьери, обобщил всё это: будто Данте Алигьери женился по принуждению и уговорам поэтому в долгие годы изгнания ни разу не подумал вызвать к себе жену. Беатриче определила тон его чувства, опыт изгнания - его общественные и политические взгляды и их архаизм.

Творчество

Данте Алигьери, мыслитель и поэт, постоянно ищущий принципиального основания всему, что происходило в нём самом и вокруг него, именно эта вдумчивость, жажда общих начал, определённости, внутренней цельности, страстность души и безграничное воображение определили качества его поэзии, стиля, образности и абстрактности.

Любовь к Беатриче получала для него таинственный смысл; он наполнял ею каждое произведение. Её идеализированный образ занимает значительное место в поэзии Данте. Первые произведения Данте датируются 1280-ми годами. В 1292 году им была написана повесть об обновившей его любви: «Новая жизнь» («La Vita Nuova»), составленная из сонетов, канцон и прозаического рассказа-комментария о любви к Беатриче. «Новая жизнь» считается первой в истории мировой литературы автобиографией. Уже в изгнании Данте пишет трактат «Пир» (Il convivio, 1304–1307).

Создавал Алигьери и политические трактаты. Позже Данте очутился в водовороте партий, был даже завзятым муниципалистом; но у него была потребность уяснить для себя основные принципы политической деятельности, поэтому он пишет свой латинский трактат «О монархии» («De Monarchia»). Данное произведение - своеобразный апофеоз гуманитарного императора, рядом с которым он желал бы поставить столь же идеальное папство. В трактате «О монархии» сказался Данте Алигьери-политик. Данте-поэт отразился в произведениях «Новая жизнь», «Пир» и «Божественная комедия».

«Новая жизнь»

Когда Беатриче умерла, Данте Алигьери был неутешен: она так долго питала его чувство, так сроднилась с его лучшими сторонами. Он припоминает историю своей недолговечной любви; её последние идеалистические моменты, на которые смерть наложила свою печать, невольно заглушают остальные: в выборе лирических пьес, навеянных в разное время любовью к Беатриче и дающих канву Обновлённой жизни, есть безотчётная преднамеренность; все реально-игривое устранено, как напр. сонет о добром волшебнике; это не шло к общему тону воспоминаний. «Обновлённая жизнь» состоит из нескольких сонетов и канцон, перемежающихся коротким рассказом, как биографическою нитью. В этой биографии нет как таковых фактов; зато каждое ощущение, каждая встреча с Беатриче, её улыбка, отказ в привете - все получает серьёзное значение, над которым поэт задумывается, как над совершившейся над ним тайной; и не над ним одним, ибо Беатриче - вообще любовь, высокая, поднимающая. После первых весенних свиданий нить действительности начинает теряться в мире чаяний и ожиданий, таинственных соответствий чисел три и девять и вещих видений, настроенных любовно и печально, как бы в тревожном сознании, что всему этому быть недолго. Мысли о смерти, пришедшие ему во время болезни, невольно переносят его к Беатриче; он закрыл глаза и начинается бред: ему видятся женщины, они идут с распущенными волосами и говорят: и ты также умрёшь! Страшные образы шепчут: ты умер. Бред усиливается, уже Данте Алигьери не сознаёт, где он: новые видения: женщины идут, убитые горем и плачут; солнце померкло и показались звезды, бледные, тусклые: они тоже проливают слезы; птицы падают мёртвыми на лету, земля дрожит, кто-то проходит мимо и говорит: неужели ты ничего не знаешь? твоя милая покинула этот свет. Данте Алигьери плачет, ему представляется сонм ангелов, они несутся к небу со словами: «Осанна в вышних»; перед ними светлое облачко. И в то же время сердце подсказывает ему: твоя милая в самом деле скончалась. И ему кажется, что он идёт поглядеть на неё; женщины покрывают её белым покрывалом; её лицо спокойно, точно говорит: я сподобилась созерцать источник мира (§ XXIII). Однажды Данте Алигьери принялся за канцону, в которой хотел изобразить благотворное на него влияние Беатриче. Принялся и, вероятно, не кончил, по крайней мере он сообщает из неё лишь отрывок (§ XXVIII): в это время ему принесли весть о смерти Беатриче, и следующий параграф «Обновлённой жизни» начинается словами Иеремии (Плач I): «как одиноко стоит город некогда многолюдный! Он стал, как вдова; великий между народами, князь над областями, стал данником». В его аффекте утрата Беатриче кажется ему общественной; он оповещает о ней именитых людей Флоренции и также начинает словами Иеремии (§ XXXI). В годовщину её смерти он сидит и рисует на дощечке: выходит фигура ангела (§ XXXV).

Прошёл ещё год: Данте тоскует, но вместе с тем ищет утешения в серьёзной работе мысли, вчитывается с трудом в Боэциево «Об утешении философии», слышит впервые, что Цицерон писал о том же в своём рассуждении «О дружбе» (Convivio II, 13). Его горе настолько улеглось, что, когда одна молодая красивая дама взглянула на него с участьем, соболезнуя ему, в нём проснулось какое-то новое, неясное чувство, полное компромиссов, со старым, ещё не забытым. Он начинает уверять себя, что в той красавице пребывает та же любовь, которая заставляет его лить слезы. Всякий раз, когда она встречалась с ним, она глядела на него так же, бледнея, как бы под влиянием любви; это напоминало ему Беатриче: ведь она была такая же бледная. Он чувствует, что начинает заглядываться на незнакомку и что, тогда как прежде её сострадание вызывало в нём слезы, теперь он не плачет. И он спохватывается, корит себя за неверность сердца; ему больно и совестно. Беатриче явилась ему во сне, одетая так же, как в тот первый раз, когда он увидел её ещё девочкой. Это была пора года, когда паломники толпами проходили через Флоренцию, направляясь в Рим на поклонение нерукотворному образу. Данте вернулся к старой любви со всей страстностью мистического аффекта; он обращается к паломникам: они идут задумавшись, может быть о том, что покинули дома на родине; по их виду можно заключить, что они издалека. И должно быть - издалека: идут по незнаемому городу и не плачут, точно не ведают причины общего горя. «Если вы остановитесь и послушаете меня, то удалитесь в слезах; так подсказывает мне тоскующее сердце, Флоренция утратила свою Беатриче, и то, что может о ней сказать человек, всякого заставит заплакать» (§XLI). И «Обновлённая жизнь» кончается обещанием поэта самому себе не говорить более о ней, блаженной, пока он не в состоянии будет сделать это достойным её образом.

«Пир»

Так высоко поднятым, чистым явилось у Данте чувство к Беатриче в заключительных мелодиях «Обновлённой жизни», что как будто приготовляет определение любви в его «Пире»: «это - духовное единство души с любимым предметом (III, 2); любовь разумная, свойственная только человеку (в отличие от других сродных аффектов); это - стремление к истине и добродетели» (III, 3). Не все были посвящены в это сокровенное понимание: для большинства Данте был просто амурным поэтом, одевшим в мистические краски обыкновенную земную страсть с её восторгами и падениями; он же оказался неверным даме своего сердца, его могут упрекнуть в непостоянстве (III, 1), и этот упрёк он ощущал как тяжёлый укор, как позор (I, 1).

Трактат «Пир» (Il convivio, 1304–1307) стал переходом поэта от воспевания любви, к философской тематике. Данте Алигьери был человеком религиозным и не пережил тех острых нравственных и умственных колебаний, отражение которых видели в «Пире». Этот трактат занимает среднее в хронологическом смысле место в развитии дантовского сознания, между «Новой жизнью» и «Божественной комедией». Связью и объектом развития является Беатриче, в одно и то же время и чувство, и идея, и воспоминание, и принцип, объединившиеся в одном образе.

Философские занятия Данте как раз совпали с периодом его скорби о Беатриче: он жил в мире отвлечений и выражавших их аллегорических образов; недаром сострадательная красавица вызывает в нём вопрос - не в ней ли та любовь, которая заставляет его страдать о Беатриче. Эта складка мыслей объясняет бессознательный процесс, которым преобразилась реальная биография Обновлённой жизни: мадонна Философии приготовляла пути, возвращала к видимо забытой Беатриче.

«Божественная комедия»

Анализ произведения

Когда на 35-м году («на половине жизненного пути») вопросы практики обступили Данте с их разочарованиями и неизбежной изменой идеалу и он сам очутился в их водовороте, границы его самоанализа расширились, и вопросы общественной нравственности получили в нём место наряду с вопросами личного преуспеяния. Считаясь с собой, он считается со своим обществом. Ему кажется, что все плутают в сумрачном лесу заблуждений, как сам он в первой песни «Божественной Комедии», и всем загородили путь к свету те же символические звери: рысь - сладострастие, лев - гордыня, волчица - алчность. Последняя в особенности заполонила мир; может быть, явится когда-нибудь освободитель, святой, нестяжательный, который, как борзой пёс (Veltro), загонит её в недра ада; это будет спасением бедной Италии. Но пути личного спасения всем открыты; разум, самопознание, наука выводят человека к разумению истины, открываемой верою, к божественной благодати и любви.

Это та же формула, как и в «Обновлённой жизни», исправленной миросозерцанием Convivio. Беатриче уже готова была стать символом деятельной благодати; но разум, наука представятся теперь не в схоластическом образе «мадонны Философии», а в образе Вергилия. Он водил своего Энея в царство теней; теперь он будет руководителем Данте, пока ему, язычнику, дозволено идти, чтобы сдать его на руки поэта Стация, которого в средние века считали христианином; тот поведёт его к Беатриче. Так к блужданию в тёмном лесу пристраивается хождение по трём загробным царствам. Связь между тем и другим мотивом несколько внешняя, воспитательная: странствования по обителям Ада, Чистилища и Рая - не выход из юдоли земных заблуждений, а назидание примерами тех, которые нашли этот выход, либо не нашли его, или остановились на полпути. В иносказательном смысле сюжет «Божественной Комедии» - человек, поскольку, поступая праведно или неправедно в силу своей свободной воли, он подлежит награждающему или карающему Правосудию; цель поэмы - «вывести людей из их бедственного состояния к состоянию блаженства». Так говорится в послании к Кан Гранде делла Скала, властителю Вероны, которому Данте будто бы посвятил последнюю часть своей комедии, толкуя её дословный и сокровенный аллегорический смысл. Послание это заподозрено как дантовское; но уже древнейшие комментаторы комедии, в числе их и сын Данте, пользовались им, хотя и не называя автора; так или иначе, но воззрения послания сложились в непосредственном соседстве с Данте, в кружке близких к нему людей.

Загробные видения и хождения - один из любимых сюжетов старого апокрифа и средневековой легенды. Они таинственно настраивали фантазию, пугали и манили грубым реализмом мучений и однообразной роскошью райских яств и сияющих хороводов. Эта литература знакома Данте, но он читал Вергилия, вдумался в аристотелевское распределение страстей, в церковную лествицу грехов и добродетелей - и его грешники, чающие и блаженные, расположились в стройной, логически продуманной системе; его психологическое чутьё подсказало ему соответствие преступления и праведного наказания, поэтический такт - реальные образы, далеко оставившие за собой обветшалые образы легендарных видений.

Весь загробный мир очутился законченным зданием, архитектура которого рассчитана во всех подробностях, определения пространства и времени отличаются математическою и астрономическою точностью; имя Христа рифмует только с самим собой или не упоминается вовсе, равно как и имя Марии, в обители грешников. Во всём сознательная, таинственная символика, как и в «Обновлённой жизни»; число три и его производное, девять, царит невозбранно: трёхстрочная строфа (терцина), три кантики Комедии; за вычетом первой, вводной песни на Ад, Чистилище и Рай приходится по 33 песни, и каждая из кантик кончается тем же словом: звезды (stelle); три символических жены, три цвета, в которые облечена Беатриче, три символических зверя, три пасти Люцифера и столько же грешников, им пожираемых; тройственное распределение Ада с девятью кругами и т. д.; семь уступов Чистилища и девять небесных сфер. Все это может показаться мелочным, если не вдуматься в миросозерцание времени, в ярко-сознательную, до педантизма, черту дантовского миросозерцания; все это может остановить лишь внимательного читателя при связном чтении поэмы, и все это соединяется с другой, на этот раз поэтической последовательностью, которая заставляет нас любоваться скульптурной определённостью Ада, живописными, сознательно бледными тонами Чистилища и геометрическими очертаниями Рая, переходящими в гармонию небес.

Так преобразовалась схема загробных хождений в руках Данте, может быть, единственного из средневековых поэтов, овладевшего готовым сюжетом не с внешней литературной целью, а для выражения своего личного содержания. Он сам заблудился на половине жизненного пути; перед ним, живым человеком, не перед духовидцем старой легенды, не перед списателем назидательного рассказа или пародистом фабльо, развернулись области Ада, Чистилища и Рая, которые он населил не одними лишь традиционными образами легенды, но и лицами живой современности и недавнего времени. Над ними он творит суд, какой творил над собою с высоты своих личных и общественных критериев: отношений знания и веры, империи и папства; он казнит их представителей, если они неверны его идеалу. Недовольный современностью, он ищет ей обновления в нравственных и общественных нормах прошлого; в этом смысле он laudator temporis acti в условиях и отношениях жизни, которым Боккаччио подводит итог в своём Декамероне: какие-нибудь тридцать лет отделяют его от последних песен Божественной Комедии. Но Данте нужны принципы; погляди на них и ступай мимо! - говорит ему Вергилий, когда они проходят мимо людей, которые не оставили по себе памяти на земле, на которых не взглянет Божественное Правосудие и Милость, потому что они были малодушны, не принципиальны (Ад, III, 51). Как ни высоко настроено миросозерцание Данте, название «певца правосудия», которое он даёт себе (De Vulg. El. II, 2), было самообольщением: он хотел быть неумытным судьёй, но страстность и партийность увлекали его, и его загробное царство полно несправедливо осуждённых или возвеличенных не в меру. Боккаччио рассказывает о нём, качая головой, как, бывало, в Равенне он настолько выходил из себя, когда какая-нибудь женщина или ребёнок бранили гибеллинов, что готов был забросать их камнями. Это, может быть, анекдот, но в XXXII-й песне Ада Данте треплет за волосы предателя Бокку, чтобы дознаться его имени; обещает другому под страшной клятвой («пусть угожу я в глубь адского ледника», Ад XXXIII. 117) очистить его заледеневшие глаза, и когда тот назвал себя, не исполняет обещания с сознательным злорадством (loc. cit. v. 150 и сл. Ад VIII, 44 и сл.). Иной раз поэт брал в нём перевес над носителем принципа, либо им овладевали личные воспоминания, и принцип был забыт; лучшие цветы поэзии Данте выросли в минуты такого забвения. Данте сам видимо любуется грандиозным образом Капанея, молчаливо и угрюмо простёртого под огненным дождём и в своих муках вызывающего на бой Зевса (Ад, п. XIV). Данте покарал его за гордыню, Франческу и Паоло (Ад, V) - за грех сладострастия; но он окружил их такой поэзией, так глубоко взволнован их повестью, что участие граничит с сочувствием. Гордость и любовь - страсти, которые он сам признает за собой, от которых очищается, восходя по уступам Чистилищной горы к Беатриче; она одухотворилась до символа, но в её упрёках Данте среди земного рая чувствуется человеческая нота «Обновлённой жизни» и неверность сердца, вызванная реальной красавицей, не Мадонной-философией. И гордость не покинула его: естественно самосознание поэта и убеждённого мыслителя. «Последуй своей звезде, и ты достигнешь славной цели», - говорит ему Брунетто Латини (Ад, XV, 55); «мир будет внимать твоим вещаниям», - говорит ему Каччьягвида (Рай, XVII, 130 и след.), и сам он уверяет себя, что его, отстранившегося от партий, они ещё позовут, ибо он будет им нужен (Ад, XV, 70).

На протяжении всего произведения Данте неоднократно упоминал императоров и королей: Фридриха II Гогенштауфен, его кузена Вильгельма II Сицилийского, Манфреда Сицилийского, Карла I Анжуйского и др.

Влияние на культуру

Программа «Божественной Комедии» охватывала всю жизнь и общие вопросы знания и давала на них ответы: это - поэтическая энциклопедия средневекового миросозерцания. На этом пьедестале вырос образ самого поэта, рано окружённый легендой, в таинственном свете его Комедии, которую сам он назвал священной поэмой, имея в виду её цели и задачи; название Божественной случайно и принадлежит позднейшему времени. Тотчас после его смерти являются и комментаторы, и подражания, спускающиеся до полународных форм «видений»; терцины комедии распевали уже в XIV в. на площадях. Комедия эта - просто книга Данте, el Dante. Боккаччо открывает ряд его публичных истолкователей. С тех пор его продолжают читать и объяснять; поднятие и падение итальянского народного самосознания выражалось такими же колебаниями в интересе, который Данте возбуждал в литературе. Вне Италии этот интерес совпадал с идеалистическими течениями общества, но отвечал и целям школьной эрудиции, и субъективной критике, видевшей в Комедии все, что ей угодно: в империалисте Данте - что-то в роде карбонара, в Данте-католике - ересиарха, протестанта, человека, томившегося сомнениями. Новейшая экзегеза обещает повернуть на единственно возможный путь, с любовью обращаясь к близким к Данте по времени комментаторам, жившим в полосе его миросозерцания или усвоившим его. Там, где Данте - поэт, он доступен каждому; но поэт смешан в нём с мыслителем. Как указывается в Новейшем философском словаре, поэзия Данте «сыграла большую роль в оформлении ренессансного гуманизма и в разворачивании европейской культурной традиции в целом, оказав значительное воздействие не только на поэтико-художественную, но и на философскую сферы культуры (от лирики Петрарки и поэтов Плеяды до софиологии B.C. Соловьева)».

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890-1907).

Русские переводы

А. С. Норова, «Отрывок из 3-й песни поэмы Ад» («Сын Отечества», 1823, № 30);
его же, «Предсказания Д.» (из XVII песни поэмы Рай.
«Литературные листы», 1824, Л" IV, 175);
его же, «Граф Угодин» («Новости литер.», 1825, кн. XII, июнь).
«Ад», пер. с итал. Ф. Фан-Дим (Е. В. Кологривова; СПб. 1842-48; прозой).
«Ад», пер. с итал. размером подлинника Д. Мина (М., 1856).
Д. Мин, «Первая песнь Чистилища» ("Русск. вест., 1865, 9).
В. А. Петрова, «Божественная комедия» (пер. с итал. терцинами, СПб., 1871, 3-е изд. 1872; перев. только Ад).
Д. Минаев, «Божественная комедия» (Лпц. и СПб. 1874, 1875, 1876, 1879, перев. не с подлинника, терцинами).
«Ад», песнь 3-я, перев. П. Вейнберга («Вестн. Евр.», 1875, № 5).
«Паоло и Франческа» (Ад, дерев. А. Орлов, «Вестн. Евр.» 1875, № 8); «Божественная комедия» («Ад», изложение С. Зарудного, с объяснениями и дополнениями, СПб., 1887).
«Чистилище», перев. А. Соломона («Русское обозрение», 1892 г., белыми стихами, но в форме терцин).
Перевод и пересказ Vita Nuova в книге С., «Триумфы женщины» (СПб., 1892).
Голованов Н. Н. «Божественная Комедия» (1899-1902).
М. Л. Лозинский «Божественная комедия» (1946 Сталинская премия).
Илюшин, Александр Анатольевич. («Божественная Комедия») (1995).
Лемпорт Владимир Сергеевич «Божественная комедия» (1996-1997).

Данте в искусстве

В 1822 году Эженом Делакруа была написана картина «Ладья Данте» («Данте и Вергилий в аду»). В 1860 году Гюстав Доре выполнил иллюстрации к «Аду» и «Раю». Иллюстрации к «Божественной комедии» выполняли Уильям Блейк и Данте Габриэль Россетти.

В творчестве А. А. Ахматовой образ Данте занимал значительное место. В стихотворении «Муза», упоминается Данте и первая часть «Божественной комедии» («Ад»). В 1936 году Ахматова написала стихотворение «Данте», где появляется образ Данте-изгнанника. В 1965 году, на торжественном заседании, посвящённом 700-летию со дня рождения Данте Алигьери, Анна Ахматова прочла «Слово о Данте», где помимо собственного восприятия Алигьери, приводит упоминание о Данте в поэзии Н. С. Гумилёва и трактат О. Э. Мандельштама «Разговор о Данте» (1933).