Эта женщина мне снится
Плед – такое укрывало
С альбионскими корнями,
Шаль с уклоном в одеяло,
Часто в клетку и с кистями.
(Если б мы, как англичане,
Были нацией несчастной,
Долго б квасились в тумане
И чихали ежечасно,
То, конечно, поневоле
Шерсть с овец английских сбрили
И, скорбя о горькой доле,
Плед бы сами смастерили!
Жалко – их приоритет…
Ну, на нет суда и нет!)
Плед годится разным лицам:
Бабке и гламурной львице
Плед не разбирает чина:
Важный, нет ли ты мужчина, —
Будь ты хоть московский мэр,
Хоть простой английский пэр!
Можно, им укрывши ноги,
Дрыхнуть, как медведь в берлоге!
С головой зарывшись в плед,
Как-то легче ждать обед…
Можно плед носить, как тогу…
Кинуть на пол другу-догу:
Что ж ловчей навеет сон
Про английский-то газон?..
Плед закроет дырку в кресле.
(Есть там дырка? Нет? Ну, если…
Мало ли чего бывает!
Папиросой прожигают…
Кот, там, вместо когтеточки…
Вот облюбовал, и точка!)
Можно взять его в дорогу…
(Ну, не ватник же, ей-богу!
Как-то даже неприлично…
Плед! Тепло и эстетично!)
Шерсть! Не нужен антистатик.
Плед везде и всюду кстати:
Дома (с книжкой на диване),
И на полевом на стане,
В холода, с мечтой о лете;
В гамаке, в кабриолете;
В кабинете, в спальне, в детской;
На тахте (в беседе светской…)
Раскладушку маскирует
И казарму драпирует!
Для тихонь и для задрыг.
В тур! На дачу! На пикник!
В самолёте и на яхте,
В расслабухе и на вахте!
Плед готов обнять весь свет!
Фили-Грань
Пусть этот плед, уютный и пушистый
Тебя окутает душевной добротой,
Такой приятной, мягкой, бархатистой
Судьба пусть будет, озаряя красотой.
И зимой, и в прохладное лето
Ничего нет надежнее пледа.
Им накрывшись, усядетесь в кресло.
Фильм посмотрите поинтересней.
Сквознякам и болезням назло
По душе разольется тепло.
Вмиг исчезнут тревоги, заботы,
Неприятности с Вашей работы.
Пусть плед укутает заботой и теплом,
Волшебной мягкой нежностью пушистой,
Пусть хорошо, уютно будет в нём,
И он чарует сказкой бархатистой!
Теплый плед и эти тапочки
Для тебя, наш милый папочка!
Пусть тебе уютней станет,
И болезни все отстанут!
Пусть уютный и комфортный плед
подарит вам уют и много тёплых лет!
Не будет тоскливой, поверь, для тебя,
И пусть к каждой её минуте
Будет нежной и доброй судьба!
Дождливая осень под пледом уютным
Непременно, мой друг, оживёт,
Но и ты будь к ней тоже чутким,
Ведь лишь только тогда она запоёт!
Плед – такое укрывало
С иностранной родословной,
Шаль, а может, одеяло
(С разницей вполне условной)…
ДЕЛО, ЗНАЧИТ, БЫЛО ТАК
(Сказ про сэров и овец!
Кто не слышал, тот дурак,
А кто знает, молодец!):
Сухопарый англичанин,
Оказавшись в спальне стылой.
Зябко поводил плечами,
Глядя в окна на унылый,
Серый, сирый, окаянный
Чёртов Альбион туманный…
«Это кто? Барашек вольный?
Скачет да и в ус не дует!»
Джентльмен, хоть малахольный,
Тоже выгоду-то чует…
В общем, запопали овцы!
Сэр в сердцах воскликнул: «Фиг ли!
Мы вам тута не толстовцы!»
…И овечек пообстригли.
Дальше? Я ж не пряха, чтобы…
То да сё. Платок связали.
А чтоб всех запутать – снобы! –
Пледом внаглую назвали!
И, укутавшись до носа,
Стали на людей похожи, –
Отогрелись, без вопроса!..
…Да, без пледа там негоже.
Веришь ли, у них без пледа
Не дожить и до обеда!
Фили-Грань
Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? — Чья победа? —
Кто побежден?
Все передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?
Кто был охотник? — Кто — добыча?
Все дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?
В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чье сердце — Ваше ли, мое ли
Летело вскачь?
И все-таки — что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?
Марина Цветаева
Мой глупый кот
Мой старый плед
Порвал, порвал, порвал.
А я сидел потом сто лет
И плед свой зашивал.
Вы спросите: Зачем сто лет?
Ужель ущерб таков?
Скажу вам: Кот порвал мой плед
На тысячу клочков.
Кот изодрал мой старый плед
От носа до хвоста.
Я шил и первых двадцать лет
Мечтал порвать кота.
Еще за двадцать лет с трудом
Составив все клочки,
Жену к себе привел я в дом –
Пусть подает очки.
И целых двадцать третьих лет
Я счастлив был вполне –
Очки и херес, и обед
Несли коту и мне.
А я из множества частей
Мой плед соединял,
И жить учил своих детей,
И песни сочинял.
И вот четвертых двадцать лет
Стучатся в дверь мою,
И внуки в письмах шлют привет,
А я сижу и шью.
Я шью, как Бог, я шью, как царь,
Я знаю сотни швов,
Мой плед почти уже как встарь
Обнять меня готов.
Когда же пятых двадцать лет
Промчались, как вода,
И мудр я сделался, и сед,
И я простил кота.
Простил кота и плед встряхнул –
Пусть все на нем гостят,
А кот привел свою жену
И всех своих котят.
И я позвал свою жену,
И внуков, и детей,
А плед – представьте, ну и ну –
Не подкачал нигде.
Мы провели на нем весь день,
Мы закатили пир!
А плед вспорхнул, а плед взлетел!
И облетел весь мир!
Вы скажете: Каков осел,
Сходил бы лучше в Бри,
Как раз к обеду бы дошел
Поднявшись до зари.
И там купил и новый плед,
И умного кота,
И не пришлось бы столько лет
Так много дыр латать.
Для вас, разумных, господа,
Ответ давно готов:
Вам не случалось никогда
Почувствовать любовь.
Пускай для вас все это – бред
И даже суета,
А я люблю мой старый плед
И моего кота.
Я укутаю в плед тебя, сонную,
Обниму и теплом убаюкаю,
Стану ночью безлунно-бездонною,
Горьким счастьем твоим, сладкой мукою…
Пахнет ландышем в мае бессонница,
Тишина, да и та - соловьиная…
Не жена ты моя, не любовница, -
Ты единственная и любимая.
Гнутся ветки к земле гуттаперчево,
Дождь вишнёво-сиреневый плачется,
А сердечко твоё так доверчиво
Словно зайчик в ладонь мою прячется…
Ты и спящая мне улыбаешься,
Ты и спящая мной зацелована,
Не раскаюсь, и ты не раскаешься
В том, что нашей весной околдована.
Всё свершается с ведома божьего,
Даже если нежданно-негаданно -
У всего, что дано нам хорошего,
Запах воска, молитвы и ладана.
Пролилась снова полночь признанием,
Невозможно губами согретого,
Каждым выдохом, каждым касанием:
Как мы жили с тобою до этого?
Ненаглядная, милая, сонная,
Уходящая в ночь акварельную,
Спи родная моя… утомлённая…
Я тебе нашепчу колыбельную.
Я укутаю в плед тебя, сонную,
Обниму и теплом убаюкаю,
Стану ночью безлунно-бездонною,
Горьким счастьем твоим, сладкой мукою…
Пахнет ландышем в мае бессонница,
Тишина, да и та – соловьиная…
Не жена ты моя, не любовница, -
Ты единственная и любимая.
Гнутся ветки к земле гуттаперчево,
Дождь вишнёво-сиреневый плачется,
А сердечко твоё так доверчиво
Словно зайчик в ладонь мою прячется…
Ты и спящая мне улыбаешься,
Ты и спящая мной зацелована,
Не раскаюсь, и ты не раскаешься
В том, что нашей весной околдована.
Всё свершается с ведома божьего,
Даже если нежданно-негаданно –
У всего, что дано нам хорошего,
Запах воска, молитвы и ладана.
Пролилась снова полночь признанием,
Невозможно губами согретого,
Каждым выдохом, каждым касанием:
Как мы жили с тобою до этого?
Ненаглядная, милая, сонная,
Уходящая в ночь акварельную,
Спи, родная моя… утомлённая…
Я тебе нашепчу колыбельную.
Нет-нет, не избежать войны
Нет-нет, не избежать войны
Душе без зимнего наркоза –
Врастая в кровь пыльцой весны
Цветёт ланкастерская роза.
Безумен страстью алый цвет,
Вот так звучит, наверно, скерцо…
И бьет навылет арбалет
Стрелой любви комочек сердца.
Под трепет дрогнувших знамён
Пронзённым вряд ли счёт ведётся,
Нет ни фамилий, ни имён –
Нет никого, кто отзовётся.
Весь хлам нерозданных наград
Укроет жёлтый дым мимозы,
И следом майский звездопад
Прольёт над полем битвы слёзы.
Не будет памятных побед –
Нет над Любовью победивших,
Лишь в мемуарах прошлых лет -
Цинизм сбежавше-разлюбивших.
О том, как слово крошит сталь,
И как заламывают руки,
Когда клеймом в душе печаль,
А в бедном сердце яд разлуки.
И никого не спас доспех –
Ржаветь в траве кольчужным кольцам…
Я тоже буду среди тех,
Кто пал в сраженьи добровольцем.
Эта женщина мне снится
Да, эта женщина мне снится,
Когда осеннюю пастель
Сменив, в окно мое стучится
Снегами белыми метель.
А я задергиваю шторы,
Чтобы до будущей весны
В мой дом, сквозь тонкие узоры
Стекла, не проникали сны.
Роняя пепел с сигареты,
В звенящем фоне тишины
Я сам себе пишу запреты
На это имя, только ты
Прозрачной тенью, долгим взглядом,
Ладонью робкой по плечу…
Так холодно! Зачем ты рядом?
Не надо… не гаси свечу.
Меня не тронет наважденье
Духов таких забытых след,
Я не искал слова прощенья –
Их в моем мире просто нет…
А вот во сне… Там все иначе -
Опять с тобой! На грани дня,
В котором ты так горько плачешь,
Закрыв лицо: Прости меня!
ночь, как вечность… Как же мало
Горячих губ – Люблю! Скучал!
Скажи, ну разве ты не знала? –
Я столько лет тебя… прощал.
Укутав ноги в плед верблюжий,
Отбросив томик Оноре,
В объятьях нежных мыслей кружев
Одна в бесснежном декабре.
На сердце грусть и вечер темен,
Трещат дрова, бежит смола.
Лишь в полумраке, в полудреме
Романса слышатся слова.
Аккорды плавно словно лебедь
Плывут, проникнув прямо в грудь.
Опавших листьев слышен лепет,
Ты вспоминай, ты не забудь.
Ты вспоминай круженье лета,
В осенних росписях леса!
И то, что было, было это –
Любви прекрасные слова…
И были танцы на веранде...
Укутавшись в счастье, как в плюшевый плед,
Укрыться от боли непрошенных бед,
Расставить все точки и снова начать
Писать новый лист этой жизни в тетрадь.
Останутся в прошлом разлуки, печаль,
Уйдет незаметно всё то, что не жаль,
С собой я возьму только эту любовь,
Что сердце согреет, спасет от ветров.
Прощу тех, кто ведал, кто просто не знал
Как больно мне делал, когда предавал,
Всё сделаю, чтобы исполнить мечту,
Чтоб те были рядом, кем я дорожу.
Укутавшись. Озябшими руками
Ты поднимаешь кверху воротник
И загребая снег слегка ногами,
И голову слегка свою склонив
Ты продолжаешь медленно брести
В кармане теребя ключами,
И ношу свою медленно нести,
Который день и вечер, и ночами....
Собирает мешок постаревший Дракон,
потому, что Змея уже рядом…
Будет так же, как было до нас испокон,
в соответствии с древним обрядом.
По душе нам пришёлся восточный уклад
знать мы тоже китайской породы.
И какая нам разница, что там за гад
нами правит в течение года?
Собирает Дракон в поредевший мешок
неудачу, болезнь и тревогу –
значит, всё ещё будет у нас хорошо,
потерпите – осталось немного.
И под грохот дешёвых китайских петард
нам, попутавшим «нынче...
Цветом сочного рубина,
из под зелени ветвей,
ярко вспыхнули рябины,
вдоль покошенных полей.
Белоснежные берёзки
с чёрным вылетом бровей.
Их печальные причёски
гладит ветер - суховей.
В шитом зОлотом халате,
важно шествуя вперёд,
как китайский император,
Август месяц у ворот.
Фрукты, ягоды в карманах
и полным, полно зерна,
а в глазах, небесно - пьяных,
столько доброго вина!
Ты обернулась пледом, будто сари
Из ткани пёстрой, как весенний луг.
Но яркий фон ничуть тебя не старит –
Моложе стала на года разлук.
Ещё на сердце не зажили беды,
Но с ними жить уже не тяжело.
И нежность невозможно скрыть под пледом…
Один мой взгляд – и вырвется тепло!
Укутана снами и дивными тайнами скрыта,
Метельная ночь нашей страсти была так светла.
И дивная женщина вьюгой прозрачной увита,
За окнами где-то моя Берегиня прошла.
Она улыбнулась, швырнула нам снег на прощанье,
И снова вернулась любовь – этой вьюгой увита.
Мы жили в тревоге и неге, храня обещанье
Тому, кто за дальней чертой нас хранил незабытый.
Храни тебя Род, - ты тогда, улыбаясь, сказала.
И в этих словах я почуяла силу заклятья.
И дивная вьюга на улице снежной плясала,
И мне...
