Опасные и прекрасные: историческая правда об амазонках. Северные амазонки: Правда или вымысел

Впервые сведения о женщинах-воительницах, названных впоследствии амазонками, появились у древнегреческих (эллинских) историков. Видимо, зарождавшийся античный мир, созданный и расширяемый древними греками, сначала соприкоснулся, а затем и столкнулся с уходящим миром матриархата, где правили женщины. И этот мир поразил древних греков настолько, что отразился в их мифологии, легендах и сказаниях.

Древнегреческий историк Диодор Сицилийский писал, что женщины-амазонки жили на границах обитаемого мира (то есть за пределами известных эллинам территорий). По его словам, женщины-амазонки управляли обществом и занимались военным делом, а мужчины хлопотали по хозяйству, выполняя указания своих жен. И когда рождались дети, заботиться о них поручали мужчинам.

Легенды и свидетельства древних историков приписывают амазонкам участие в Троянской войне, вторжение с киммерийцами (кочевым народом, обитавшим в Крыму и близлежащих степях) в Малую Азию, поход в Аттику (страну древнегреческих городов-государств) и осаду Афин.

В битвах с амазонками участвовали Геракл и Тесей, который похитил царицу амазонок Антиопу, женился на ней и с ее помощью отразил вторжение дев-воительниц в Аттику. Один из двенадцати знаменитых подвигов Геракла состоял в похищении волшебного пояса царицы амазонок, красавицы Ипполиты, что потребовало от героя немалого самообладания.

Упоминания об амазонках встречаются в легендах и мифах многих народов мира как отзвук древнего матриархата. В этих легендах и мифах амазонкам приписываются многие качества и свойства, большинство которых, впрочем, не нашло исторического подтверждения. Например, передавали, что амазонкам прижигали одну грудь, чтобы было удобнее стрелять из лука.

Молодой девушке не разрешалось заводить ребенка до тех пор, пока она не убьет первого врага. Только после этого она становилась полноправной. Как воины амазонки отличались бесстрашием и жестокостью.

Поэтому их сравнительно небольшие, полудикие племена наводили какой-то мистический, стихийный ужас даже на крупные города - мегаполисы. Участвовавшие в боях с ними воины-мужчины рассказывали, что победить их можно, только убив всех до одной. Такие же легенды существовали и у персов.

На фото: Раненая амазонка Франц фон Штук

Судя по количеству, уже в наше время, женщин на высших государственных постах в разных странах, можно подумать, что матриархат возвращается, амазонки вновь завоевывают утраченные когда-то позиции. А китайские ученые так вообще считают, что женщины лучше подходят для службы в армии, чем мужчины. Женщины лучше переносят стрессовые ситуации, менее чувствительны к боли, быстрее усваивают новую информацию, лучше приспосабливаются к изменяющейся обстановке и т.д. В Китае уже есть целые воинские подразделения, состоящие из солдат-амазонок.

Да и в России в период ускоренной капитализации оказалось, что женщины быстрее приспособились к новым условиям жизни, чем мужчины. Ведь и до сих пор большинство «челноков» и торговцев составляют женщины. Многие из женщин создали собственные малые и средние предприятия и процветают.

И в российской армии начинает служить все большее число женщин.

Источники: godsbay.ru, shkolazhizni.ru

«Это было воинственное племя, ведшее мужской образ жизни. Когда им приходилось сходиться с мужчинами и рожать, они вскармливали только девочек и сдавливали им правую грудь, чтобы та не мешала им метать дротик, а левую оставляли, чтобы вскармливать детей ».

Они жили на побережье Черного моря, у реки Фермодонт, и оттуда совершали набеги на Азию; их родоначальником считался бог войны Арес; они построили город Эфес; они поклонялись Артемиде, воительнице, девственной охотнице; их отличительным признаком в бою были «серпчатые щиты» (то есть имеющие форму полумесяца) и секиры — более того, именно их царице Пентесилее приписывалось изобретение секиры; мифы о них отразились и в поэзии, и в скульптурах, и в изображениях на вазах. Существовали ли они на самом деле, до сих пор под вопросом. Что рассказывает древность, и не только она, об амазонках, воинственном племени женщин?

Беллерофонт и другие

Одним из первых на европейской памяти, кто столкнулся с амазонками, был Беллерофонт. Мало кто теперь знает эту сторону его героической биографии. Как известно, Беллерофонт, по случайности совершивший убийство, нашел убежище у царя Прета, жена которого влюбилась в красивого иностранца и захотела от него того, чего по скромности своей он не пожелал ей дать: тогда безнравственная женщина озлобилась и оклеветала Беллерофонта перед мужем, измыслив, что он ее домогался, и призывая мужа отомстить (сходная история произошла на греческой почве с Федрой и Ипполитом, сыном Тесея, а на египетской — с Иосифом Прекрасным и женой Потифара).

Прет сам не стал убивать Беллерофонта, а отправил его к своему тестю, царю Иобату, в Ликию (это те самые края, где нынче находится любимая отечественной публикой Анталья). С собой Прет ему дал, как говорит Гомер, «злосоветные знаки, много на дщице складной начертав их, ему на погибель: дщицу же тестю велел показать, да от тестя погибнет ». Это первое упоминание письма у Гомера — и по какому поводу! Как будто нельзя было использовать это искусство для чего-то менее предосудительного. Итак, Беллерофонт добрался до Ликии, Иобат прочел письмо, содержавшее зловещие инструкции, и начал готовить убийство молодого человека традиционным сказочным способом — давая ему невыполнимые поручения.

Первое все помнят — это была Химера, порождение Ехидны от Тифона, «лев головою, задом дракон и коза серединой», дышащая огнем: Беллерофонт сумел ее одолеть, и тогда Иобат направил его биться с амазонками, которые, выйдя из своего Понта, прошли всю Азию. Интересно, что бой с амазонками стоит в одном ряду с очисткой мира от хтонических чудовищ — характерным занятием героев этой поры. Беллерофонт с ликийцами вышел навстречу женским толпам, заливающим азиатские равнины, и одолел их, став первым из греческих героев, кто имел дело с племенем женщин.

Иобат, однако, отказался его достойно наградить; тогда раздраженный Беллерофонт (он ведь был меланхоликом, как говорят позднейшие авторы), ничего не говоря, вышел на берег и, обратившись к морю, молил его поразить эту страну бесплодием (с морем у него были такие интимные отношения потому, что он считался сыном Посейдона). Потом он повернулся и пошел обратно в город, а море неторопливо двинулось за ним, потопляя поля. Это, видимо, было очень красиво и внушительно, но горожане, к сожалению, не были в состоянии этого оценить. Их помощник обернулся их губителем — оказалось, что один человек, грамотно пользующийся услугами природы, в состоянии опустошить их страну не хуже, чем все амазонки вместе. Беллерофонта удалось-таки остановить на его грозном пути (это сделали местные женщины, а как — отдельная история), и в конце концов Иобат, оставив надежды его погубить, выдал за него свою дочь (красавицу и умницу, разумеется), родившую Беллерофонту троих детей.

В этой истории амазонки пока еще располагаются на сюжетном фоне, как одна из тягот военной жизни: в следующей они выходят на передний план. Борьба с амазонками стала девятым из канонических подвигов Геракла. Он был послан взять пояс у царицы амазонок Ипполиты. Этот пояс принадлежал Аресу и был знаком того, что Ипполита — владычица амазонок. Геракл набрал себе команду, вышел в море и, совершая по дороге разные факультативные подвиги, приплыл наконец в гавань Темискиры, города амазонок. Казалось, все уладится мирно: Ипполита пришла к нему сама, спросила, чего ему надобно, и обещала отдать пояс, раз хороший человек просит. Но богиня Гера, неустанно вредившая Гераклу, приняла облик одной из амазонок, прибежала к остальным, у которых в тот момент было личное время, и переполошила их криком: «Царицу насильно увозят чужестранцы!» Амазонки мигом вооружились и поскакали к кораблю, а Геракл, увидев их вооруженными, решил, что это коварный замысел Ипполиты, убил ее и завладел ее поясом. После этого он сразился с остальными амазонками и отплыл к Трое, где, чтобы как- то развеяться, победил морское чудовище, как раз терроризировавшее там администрацию порта. Впрочем, по другой версии, и звали царицу не так, и Геракл не убил ее, а взял в плен. Сенека в одной из своих драм вспоминает этот эпизод мифа:

Здесь безмужних племен дева-владычица,
Стан привыкшая свой стягивать золотом,
Сдавшись в битве, сняла пояс прославленный.
Щит и с белой груди — тесную перевязь,
Глядя снизу, с колен на победителя.

А вслед за Гераклом в сложные отношения с амазонками вступает Тесей. По некоторым сообщениям, говорит Плутарх, Тесей плавал к берегам Понта вместе с Гераклом, помогая в войне против амазонок, и в награду за храбрость получил Антиопу, но большинство историков утверждает, что Тесей плавал на своем корабле и захватил амазонку в плен, да и ту-де обманом: «От природы амазонки мужелюбивы, они не только не бежали, когда Тесей причалил к их земле, но даже послали ему дары гостеприимства. А Тесей зазвал ту, что их принесла, на корабль и, когда она поднялась на борт, отошел от берега ». Это дало повод тяжелой войне с амазонками. Дело до того дошло, что они завладели всей Аттикой, где правил Тесей, подступили к городским стенам и разбили свой стан в самих Афинах. Плутарх говорит, что и названия многих мест в Аттике, и сохранившиеся могилы свидетельствуют о бывших здесь амазонках. «Долгое время обе стороны медлили, не решаясь начать, но в конце концов Тесей, следуя какому-то прорицанию, принес жертву Ужасу и ударил на противника ». (Олицетворенный Ужас — это спутник Ареса, тот самый, в честь которого назван спутник Марса Деймос, а жертва ему понадобилась потому, что именно он мешал грекам напасть на амазонок.) В начавшейся битве на улицах города афиняне отступили перед женщинами до самого храма Эвменид, когда подоспел другой отряд, отбросивший амазонок до самого лагеря. На четвертом месяце войны они заключили перемирие благодаря посредничеству плененной Тесеем амазонки (обычно ее зовут Антиопой, но иногда Ипполитой: «Нет ничего удивительного в том, что история блуждает в потемках, повествуя о событиях столь отдаленных », резонно замечает Плутарх.)

А что было потом, все знают: у Тесея и пленной амазонки был сын по имени Ипполит; после смерти этой экзотической жены (или даже еще при ее жизни) Тесей взял себе другую, из хорошей семьи, — она была дочерью критского царя Миноса, и звали ее Федра. Из этого брака и взаимоотношений царевича, унаследовавшего от матери-амазонки тягу к привольным скитаниям в диких лесах, и его молодой мачехи вышла большая беда, но прекрасная тема для трагедии: Мельпомена, так сказать, оплакала семейную жизнь Тесея в творчестве Еврипида, Сенеки, Расина — и далее до стихов Мандельштама:

Я не увижу знаменитой «Федры»
В старинном многоярусном театре,
С прокопченной высокой галереи,
При свете оплывающих свечей.
И, равнодушен к суете актеров,
Сбирающих рукоплесканий жатву,
Я не услышу обращенный к рампе,
Двойною рифмой оперенный стих:
— Как эти покрывала мне постылы...

А где-то в зародыше этой трагедии лежит наследственное своеволие Ипполита: вслед за своей матерью он слишком почитал девственную охотницу Артемиду, пренебрегая золотою Афродитой, и та решила неповадно его наказать. При этом, правда, погибла и Федра, ни в чем перед Афродитой не виноватая, и пораженный скорбью Тесей остался на руинах своей семьи, — ну так ведь боги не обязаны этого разбирать.

Последняя из амазонок

Последнее исторически засвидетельствованное появление амазонок произошло во времена Александра Македонского — это как если бы М.И. Кутузову в Фили пришло посольство от эльфов или псоглавцев с предложением мира и взаимопомощи. В изложении одного из историков этого похода, Курция Руфа, дело было так. Александр, победоносно продвигаясь по Персидской империи, зашел уже далеко вглубь — он пересекал Гирканию, с которой граничили амазонки. Их царица Фалестрида, правившая всеми живущими между Кавказом и рекой Фасис (нынешняя Риони), пожелала увидеть Александра. Она выступила ему навстречу, послав известие, что страстно желает его видеть. И вот они встретились — царица приблизилась к Александру в сопровождении 300 женщин и соскочила с коня, держа в руке две пики. «Одежда амазонок , — замечает при сем случае Курцнй, — не полностью покрывает тело; левая половина груди обнажена; все остальное закрыто, но одежда, подол которой они связывают узлом, не опускается ниже колен. Они оставляют только одну грудь, которой кормят детей женского пола, правую же грудь они выжигают, чтобы было удобнее натягивать лук и бросать копье ».

Фалестрида спокойно разглядывала царя, который, вероятно, забавлялся ее непосредственностью. «На вопрос, не желает ли она просить о чем-нибудь царя, она, не колеблясь, призналась, что хочет иметь от него детей, ибо она достойна того, чтобы наследники царя были ее детьми: ребенка женского пола она оставит у себя, мужского — отдаст отцу... Страсть женщины, более желавшей любви, чем царь, заставила его задержаться на несколько дней. В угоду ей было затрачено 13 дней. Затем она отправилась в свое царство, а Александр — в Парфиену ». Тем и кончилась эта странная история, и родила ли царица от Александра достойную их обоих дочь, решительно неизвестно. Из скифских степей до нас новости не доходят. Есть, впрочем, и скептический взгляд на эту легенду. Забавно, что он приписывается самому Александру. Плутарх в его жизнеописании говорит, что многие передавали историю об амазонке, но серьезные писатели считали ее выдумкой. «Их мнение как будто подтверждает и сам Александр. В подробном письме к Антипатру он говорит, что царь скифов дал ему в жены свою дочь, а об амазонке даже не упоминает ». А много времени спустя историк Онесикрит читал Лисимаху (одному из самых доверенных людей Александра, тогда уже царю Македонии) свое сочинение, где было написано об амазонке. Лисимах с усмешкой спросил его: «А где же я был тогда?» Плутарх зачем-то прибавляет, что, как бы мы ни относились к этому рассказу, наше восхищение Александром не становится от этого ни меньшим, ни большим, — как будто его отношения с амазонкой могли вызвать у нас какую-то антипатию. Отчего бы?

В Средние века Александр стал героем многочисленных легенд, которые докатились до Руси в виде своеобразного романа под названием «Александрия». Оттуда можно узнать, как Александр поднимался на небо в повозке, запряженной орлами (и, в отличие от космонавтов, видел Бога), спускался на морское дно в стеклянном куполе, почти достиг области ада и т.п. В начале XX века Михаил Кузмин, замечательный лирик и прозаик, обработал эти фантазии в блистательной повести «Подвиги Великого Александра» (ею, как известно, восхищался Кафка, чем создал большую проблему ученым: немецкого перевода «Подвигов Великого Александра» в то время не было, а по-русски Кафка не читал). Там есть и эпизод с амазонками — уже без Фалестриды.

«Царь Александр снова пошел в пустыню, думая направляться к Вавилону. Вскоре пришли они к большой реке, где жили воинственные девы амазонки. Царь, давно слыша о их доблестях, послал Птоломея просить у них воинский отряд и узнать их обычаи. Через некоторое время с вернувшимся Птоломеем пришла сотня высоких мужеподобных женщин, с выжженными правыми грудями, короткими волосами, в мужской обуви и вооруженных пиками, стрелами и пращами. Говорили они грубыми, хриплыми голосами и пахли козлиным потом. Рассказали они следующее: «Живем мы, царь, по ту сторону реки, одни девы, управляемы старшей девицей; пасем стада, обрабатываем волну и сражаемся одни без мужчин: никому не подвластны: каждый год ходим за реку на праздник Дия Гефеста и Посейдона; которая из нас хочет сделаться матерью, остается здесь с избранным ею мужем, пока не родит; потом возвращается домой; мужа она вольна не помнить или через год снова вернуться к тому же. Рожденного мальчика возвращает отцу, девочку же, по истечении семи лет, переправляют на женскую сторону реки. На битву отправляются две трети всех дев; остальные же караулят страну. Если пленный от нас бежит, позор ложится на всех амазонок. Царица тебя целует и шлет нас помогать тебе в брани». Царь много еще расспрашивал, немало дивясь их ответам, и, отослав подарки в страну, двинулся дальше ».

«Бессмертные, как хрупок человек!»

Что было на Троянской войне после похорон Гектора, которыми заканчивается гомеровская «Илиада»? Об этом рассказывала не дошедшая до нас, но известная по фрагментам и пересказам поэма «Эфиопида», начинавшаяся со слов: «Явилась амазонка, дочь мужеубийцы Ареса ». На помощь троянцам приходят амазонки с их царицей Пентесилеей, которая убила в бою много греческих воинов и пала от руки Ахилла. Он снял с нее шлем и, увидев ее лицо, влюбился в нее, уже мертвую. Есть, однако, и другая версия, принадлежащая поэту Стесихору: не Ахилл Пентесилею, но она его поразила в бою.

В 1807 году великий немецкий поэт Генрих фон Клейст написал трагедию «Пентесилея», про которую сказал, что в ней выразились «весь мрак и весь блеск его души». В архаический миф Клейст вложил современную идею о «равенстве всех и господстве надо всеми», по выражению одного тогдашнего публициста. По-русски эта пьеса существует в трех переводах — Ф. Сологуба, Ю. Корнеева и автора этих строк. В этом последнем переводе мы и будем ее цитировать.

Действие трагедии начинается, можно сказать, в самом разгаре боя. В распрю между греками и троянцами вмешались «девичьи полки» — но троянцы напрасно радовались прибытию союзниц: амазонки с тем же остервенением ударили и на них. Замечают, однако, что с особой яростью Пентесилея ищет в бою одного человека: «Не так, сгорая голодом, волчица Чащобой гонит снежною добычу, Свирепым облюбованную оком. Как та, сквозь строй наш битвенный, — Ахилла ». И сам Ахилл, пренебрегая благоразумными советами товарищей и приказами Агамемнона, хочет настичь Пентесилею, и никого другого. Поразительная одержимость, с какой они ищут друг друга, оказывается любовной одержимостью. Наконец, когда они съезжаются на поле битвы, Ахилл сшибает ее с коня и, когда израненная царица теряет сознание, берет ее в плен. Однако к моменту ее пробуждения сцена выглядит совершенно иначе: она окружена своими соратницами, у ее ног сидит Ахилл, и ей рассказывают, что это она последним усилием, прежде чем впасть в беспамятство, свергла Ахилла с коня. Разворачивается удивительная сцена — идиллия любви посреди войны. Тут Клейст — в отличие от Гете, у которого идиллия «Германа и Доротеи» обладает удивительной стойкостью, перенося треволнения и революции, и войны, — показывает идиллию как очень непрочную вещь, связанную с ограниченностью знаний человека о себе и обрывающуюся, когда ее «подтачивает» другая, более глубокая и сложная точка зрения. Пентесилея, поверившая в обман, объясняет Ахиллу суть происходящего. Государство амазонок, возникшее в жестоком состязании с мужским миром, пополняет себя в том же состязании: супругом амазонки станет тот, кого она поразит в бою, причем — непременное условие — она не должна выбирать, но вступить с бой с первым, кто ей попадется. Выбор — это начало любви, а любовь они не могут себе позволить, любовь — это момент слабости, а в их мире слабым быть нельзя. Пентесилея, царица амазонок, не пожелавшая «первого», но пожелавшая «этого», «одного», гонявшаяся в бою за Ахиллом, нарушила главный закон своего государства, условие его существования: не доверять ничему в мире, относиться к нему как к огромному полю битвы.

Любимый, дикий, сладостный, ужасный,
Преоборитель Гектора! Пелид!
Мне вечным помыслом в годину бденья,
Мне вечной грезою был ты! Весь мир
Простерся, как узорное тканье,
Передо мной, и каждая петля
Единое из дел твоих держала,
И в сердце, как на шелке белом, чистом,
Я каждое огнистым выжгла цветом.

За эту слабость она дорого платит. Ахилл притворяется пленником недолго и, как только опасность для него становится реальной (амазонки вновь наступают), хватает Пентесилею и тащит в греческий лагерь, не слушая ее мольбы отправиться на ее родину. Амазонки отбивают ее лишь ради того, чтобы она узнала правду: не Ахилл, а она была пленницей; не Ахилл, а она предает свой народ. Ее горько обвиняет верховная жрица, олицетворенный авторитет традиции, и в самый разгар этих обвинений приходит вестник от Ахилла: возлюбленный вызывает ее на бой. Всего этого разум Пентесилеи не выдерживает, и она впадает в неудержимое исступление: глядя на нее, амазонки не зря вспоминают о Фуриях. Она скликает своих псов, велит вывести слонов, серпоносные колесницы и идет на Ахилла целой армией — он же вызвал ее на поединок лишь ради того, чтобы ей сдаться, и идет ей навстречу безоружный, не понимая, что любовь и ненависть Пентесилеи — две серьезные и одинаково реальные вещи, и думая решить дело шуткой. Одна из амазонок, видевшая эту последнюю схватку, приходит и рассказывает: обезумевшая Пентесилея поразила Ахилла стрелой в шею и, накинувшись, грызла его вместе с псами.

И вот она возвращается не в розовом, но в крапивном венке:
Смотрите, девы! вон идет она,
Ужасная, венчанная крапивой
И черного сухим окружьем глода, -
Не лавровым венцом, — идет за трупом,
И лук торжественно на раменах,
Как будто враг ей одолен смертельный!

Тут разворачивается удивительная сцена, напоминающая финал еврипидовских «Вакханок» (для Клейста они были одним из главнейших образцов). Фиванский царь Пенфей, не желавший признавать божество Диониса, был наказан: он отправился в лес, чтобы проследить за носящимися там вакханками, и исступленные женщины напали на него, приняв за львенка, и растерзали в клочья. И вот в Фивы входит ликующая Агава с головой своего сына Пенфея в руке — она все еще полна богом, лишившим ее разума, и не понимает, что совершила. Хор, дрожащий от ужаса, вступает с ней в разговор — она горделиво рассказывает о своей удачной охоте, — пока наконец этот обмен вопросами и ответами не возвращает ей ясный разум и диалог не превращается в оплакивание несчастного Пенфея. Тут хор выступает, так сказать, коллективным психотерапевтом. В «Пентесилее» сцена сходная — входит безумная Пентесилея, за которой несут прикрытое покровом тело Ахилла; ее окружает потрясенная толпа амазонок, но никакого диалога между царицей и амазонками нет. Терапевтическая функция разумного слова тут не работает после всего, что произошло в этой пьесе, после той одержимости, которая поражала героев, верить в силу словесных внушений уже не приходится. Усталая Пентесилея садится и начинает заниматься тем, чем занималась всегда после битвы, — приводит в порядок окровавленные стрелы, сушит их оперение и вставляет в колчан, а стоящие вокруг нее амазонки тихо переговариваются меж собой. И вот эта механическая, рутинная работа возвращает Пентесилею в сознание. Увидев мертвого, она с гневом спрашивает, кто это сделал: когда же ей открывают правду. Пентесилея (у которой благоразумные подруги тихонько отобрали оружие) прощается с погибшим Ахиллом и потом совершает самоубийство усилием воли:

Теперь во грудь я низойду свою,
Как в копь, и хладное там, как руда,
Найду уничтожительное чувство.
Сию руду я прокалю в скорбях,
И сталь скую, и напитаю ядом
Раскаянья язвительно-горящим;
На упованья наковальни вечны
Взложу и изощрю себе кинжал
И сей кинжал во грудь себе направлю:
Так! так! так! и еще! — Теперь добро.
Остается лишь итог, который подводят потрясенные наблюдатели — верховная жрица:
Бессмертные, как хрупок человек!
Как гордо та, что пала здесь, недавно
Царила на вершинах жизни шумных! -
И откликающиеся на ее речь амазонки, подрули погибшей царицы:
Пред бурей выстоит умерший дуб,
Но крепкий — повалит гремучий вихорь,
Вцепившися в торжественный венец.

Обид они никогда и никому не прощали. И Геродот, «отец истории» (так называл его Цицерон), в своем трактате называл их не как иначе как убийцами мужчин! По его словам, племена амазонок, жившие на берегу реки Фермодон (территория современной Турции), наводили ужас на Малую и Южную Азию. Отправляясь в поход с боевыми песнями и плясками во главе с царицей Лисиппой, они еще издалека напоминали о недружелюбных намерениях. Амазонки вихрем сметали на своем пути врагов, удивляя мужчин своей прекрасной воинской выучкой и строжайшей дисциплиной. Эти, мягко говоря, бешеные в бою женщины не умели отступать!

Да, они не любили мужчин, можно сказать, фибрами души люто ненавидели представителей сильного пола. Амазонки держались одного неукоснительного правила, о котором упомянет автор «Истории» Геродот

Оно гласило: ни одна девушка не должна познать мужчину, пока не убьет врага. А кто первейший враг амазонки, догадаться нетрудно. Жестокие нравы в царстве женщин до сих пор тенью ужаса проносятся в памяти людей. Мужчины были для амазонок неким временным материалом для продолжения рода. Раз в год, завершив свое предназначенное от природы дело, они пачками гибли от боевых топоров воительниц. Некоторым, конечно, везло. Но условно. Некоторых пленников превращали в домашних нянек, которые приглядывали за своими же малолетними дочерями и тащили на своих крепких плечах все хозяйственные заботы. Правда, позже амазонки отказались от этой практики и приходящим будущим отцам старались не причинять вреда. Они даже возвращали мужчинам новорожденных мальчиков, чтобы те счастливыми и довольными покидали стан воительниц.

Античные авторы не уставали воспевать беспримерную отвагу амазонок, которые нередко участвовали в совместных с мужчинами военных кампаниях. По словам римского историка Диона Кассия, император Коммод, известный своим буйным нравом и невменяемым поведением, выходил на арену Колизея и жестоко бился как с гладиаторами, так и со зверями. Повергая их мечом, он заставлял сенаторов и зрителей кричать: «Ты – властелин мира! Во славе своей подобен ты амазонкам!» Кстати, великий Гомер не любил амазонок и в своих сказаниях об аргонавтах вывел воительниц фуриями – отвратительными и мерзкими существами. Может быть, слепой поэт поверил слухам, что они отрезают себе левую грудь, дабы не мешала меткой стрельбе из лука. И, мол, стараются вытравить в себе все женское и привлекательное.

Мы вряд ли согласимся с этим мнением, потому что древнегреческие живописцы изображали амазонок красивыми женщинами, не лишенными сексуального обаяния. Однажды царица амазонок Фалестра пришла в лагерь к Александру Македонскому с необычным предложением. Вот как описывает это событие в своей книге древнегреческий историк Диодор Сицилийский. Пораженный красотой воительницы, великий полководец услышал следующие слова: «Я прибыла, чтобы подарить тебе сына, а если родится дочь – забрать ее себе, потому что нет выше меня женщины по силе и храбрости и нет мужчины славнее тебя». Впрочем, первое яркое впечатление от встречи с царицей не помешало Александру Македонскому почти полностью уничтожить племена амазонок и развеять их по миру. Пройдет некоторое время, и эти необычные, загадочные женщины не появятся более ни в одном уголке земли. Они исчезнут, оставят после себя яркий незабываемый след и мифы о своем славном прошлом. И сдается, что с каждым веком они обрастают фантастическими подробностями, в которые мало кто верит. Возможно, это создается ради одной «благородной» цели: женщины стыдятся, что они когда-то были очень жестоки, а мужчины не желают верить, что когда-то были нещадно биты и ходили у них под пятой. С подобным мнение в корне не согласны археологи, которые время от времени находят захоронения, свидетельствующие о реальном существовании амазонок.

В истории эти женщины запечатлены как страшные, воинственные мужененавистницы, убивавшие младенцев мужского пола. Но кем именно были грозные Амазонки, эти легендарные всадницы-лучницы, истории о которых встречаются не только в древней Греции, но и в Египте и Китае?

Раскопки по всей Евразии привели к некоторым находкам. В могилах были найдены скелеты женщин с боевыми ранами, оружием и военной упряжью. Судя по находкам, женщины-воины были реальностью. Однако что из тех мифов, которыми окружены Амазонки, является правдой, а что вымыслом? Историк Стэндфордского университета Эйдриэн Мэйор готова ответить на этот вопрос и развеять пять самых стойких мифов, связанных с женщинами-воинами, покорявшими степи Евразии около трех тысяч лет назад.

Амазонки отрезали себе грудь, чтобы точнее стрелять из лука

Именно из-за этого мифа степных всадниц с луками древние греки стали называть амазонками. Корень «мазон» с греческого означает «женская грудь», а приставка «а» обозначает отсутствие. Один из греческих историков впервые соединил это слово в пятом веке до н. э. Однако эта странная идея не прижилась среди древних греков и не нашла отклика в других культурах. Именно поэтому амазонки изображены красивыми, великолепными воительницами, без каких-либо отсутствующих частей тела. К тому же идея о том, что лук удобнее держать у плоской груди не имеет под собой каких-либо оснований, этот факт уж точно никак не влияет на меткость.

Женщины-воины ненавидели мужчин

Необоснованная жестокость к мужчинам любого возраста со стороны Амазонок является надуманной. А все потому, что патриархальное древнегреческое общество достаточно жестко обходилось со своими женщинами, абсолютно подчиняя их своей воле. Греческие женщины считались слабыми, низшими существами, чья роль сводилась исключительно к уходу за домом, мужем и детьми. Неудивительно, что столкнувшись с культурой свободных, сильных и независимых женщин, древние греки были уверены в том, что в их обществе мужчины занимали такую же подчиненную роль. Вероятно, не желая мириться со второстепенной ролью мужчины, они создали миф о том, что амазонки убивали своих мужчин и родившихся младенцев мужского пола. Однако многие римские и греческие историки описывали амазонок как «равных мужчинам».

Они отказывались рожать детей

Вероятно, этот миф возник не так давно, ведь это совсем современная дилемма: карьера или ребенок. На самом деле, греческие историки, описывая материнство амазонок «неполным», имели в виду то, что женщины-воины предпочитали не кормить своих детей грудью, поскольку это мешало им воевать. Вместо материнского молока амазонки использовали молоко своих кобыл. Еще одно доказательство, противоречащее этому мифу - раскопки могил воинственных всадниц. Помимо оружия и доспехов, рядом с ними были найдены скелеты младенцев и маленьких детей.

Истории об Амазонках встречаются только у древних греков

До некоторых пор Амазонок считали плодом воображения греческих историков, однако похожие женщины-воины фигурируют в истории Египта, Персии, Кавказа, Индии и даже Китая. Принадлежность Амазонок к определенной культуре пока не совсем доказана, однако, судя по тому, в каких культурах появлялись рассказы о воительницах, они, скорее всего, были скифами и вели кочевнический образ жизни.

Амазонки - плод воображения греков

Согласно древнегреческим записям, Амазонки были варварским племенем, состоящим полностью из сильных женщин, являющихся умелыми наездницами и лучниками. Они приводили в трепет всю территорию от Черного Моря до Монголии. Недавние археологические раскопки 300 древних захоронений доказали, что Амазонки не просто продукт воображения греческих писателей и художников.