Заболоцкий николай - портрет. Ф.Рокотов «Портрет А.П.Струйской

Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач...

Слева - Ф.Рокотов. Автопортрет, справа - Портрет А.П.Струйской

Где ты, друг Витька, читавший нам, мальчишкам, стихи, когда мы долгими летними днями купались в Волге, а затем, дрожа от холода, обсыхали и снова бросались в волны проходящего со стороны Каспия вверх или наоборот, вниз, на Каспий, танкера или траулера?

Мы потерялись... И я ничего не знаю о Витьке, Викторе Емельянове, одухотворенном парне из простой семьи, казавшегося нам странным, любившем стихи и читавшем нам, мальчишкам-бездельникам, Евтушенко, Рождественского, Щипачева, Бернса, Гейне, Заболоцкого, Северянина, Сашу Черного...

Знаю только, что увлек его своей любовью к авиации, и он из Астраханского института рыбной промышленности и хозяйства перевелся в авиационный институт, потеряв один год и сменив прибыльную в то время специальность инженера-холодильщика на романтическую авиационного инженера по системам управления.

Знаю также, что он участвовал в знаменитой команде КВН Рижского института инженеров гражданской авиации и стал чемпионом страны. А по окончанию института пошел служить в ВВС. Где ты, Витька?

Однажды, еще в студенческие времена, помню, пропустив занятия, бродил по залам Третьяковки.

И, уже намереваясь уйти, прошел мимо показавшегося мне вначале ничем не примечательного на вид портрета, даже не удосужившись наклониться и прочитать фамилию автора - мол, приду в другой раз, все сразу все равно охватить невозможно.

Но что-то притянуло меня, словно я почувствовал на себе чьи-то глаза, будто кто-то смотрел мне в спину.

Я оглянулся... И встретился взглядом с красивой женщиной...

Глаза... Они словно выплыли на меня из витькиных стихов, туманного прошлого, которое было уже далеко, где-то там, за плечами, позади. Когда-то, на берегах детства, в компании друзей, многие из которых так и не выбрались на свободу из грабежей и постоянных драк, и их уже давно нет в живых, мне стыдно было признаться, что стихи мне... нравятся.

Я наклонился к медной табличке на портрете и прочел: «Федор Рокотов. Портрет А.П.Струйской. 1772. Холст, масло. 59.8x47.5 см».

И все встало на свои места!

Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?

Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.

Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.

Я все годы помнил стихи талантливого поэта Николая Заболоцкого, но не подозревал, что когда-нибудь встречусь с портретом Той, глаза которой не давали покоя поэту даже два столетия спустя...

Николай Алексеевич Заболоцкий (1903, Казань - 1958, Москва) - русский поэт, родился в семье агронома и сельской учительницы. В третьем классе сельской школы он уже «издавал» свой рукописный журнал и помещал там собственные стихи.

В 1913-1920 учился в реальном училище в провинциальном Уржуме Вятской губернии, увлекался историей, химией, живописью...

В 1920 году, после училища, поступает на медицинское отделение Московского университета. Но любовь к поэзии взяла верх - бросает университет и переезжает в Петроград и поступает на отделение языка и литературы Пединститута имени Герцена.

В 1926 году Заболоцкий пишет первые свои настоящие поэтические произведения. К этому же времени относится его увлечение живописью Филонова, Шагала, Брейгеля, Ларионова. Он учится необычному: видеть мир глазами художника. В 1927 году вместе с Даниилом Хармсом и несколькими сподвижниками создает литературную группу в традициях русского футуризма. В 1938 году поэт репрессирован, в 1944 - освобожден.

Заболоцкий широко известен также как замечательный переводчик грузинской литературы - \"Слова о полку Игореве\", классиков грузинской поэзии - Ш.Руставели, Д.Гурамишвили, Гр.Орбелиани, И.Чавчавадзе, А.Церетели, В.Пшавелы.

Трудно сейчас определить - кому посвятил Николай Заболоцкий свои стихи - самобытному художнику-портретисту Федору Рокотову или богини его жизни Александре Петровне Струйской. Мы об этом, наверное, уже никогда не узнаем.

Одно можно с уверенностью сказать - Александра Петровна Струйская пленяла своей загадочной внешностью не только окружающих вельмож, не только своего, души не чаявшего в ней, мужа, но и покорила художника простого происхождения Федора Рокотова. Правда, к тому времени он был уже академиком живописи.

Федор Степанович Рокотов (1735-1808) - родился в селе Воронцово (ныне на Юго-Западе Москвы, между Ленинским проспектом и улицей Новаторов) в семье крепостных. Записан был как «вольнорожденный», и, по мнению историков, был незаконным «хозяйским» ребенком, то есть, сыном князя П.И.Репнина.

Талантливого юношу Федора Рокотова известный меценат граф Шувалов, покровитель просвещения и искусств в России и один из основателей Академии художеств, рекомендует в Петербургскую Академию художеств, которую тот успешно закончил и вернулся в родную Москву.

Федор Рокотов создал свой оригинальный стиль и тип портрета - камерный интимный, и положил начало эпохи портретов в русской живописи.

Суть стиля - передача не только внешности, но и внутреннего мира человека, теплоту его души, качеств, сути. Герои его портретов словно выступают из пелены тайны человеческой жизни - загадочные, будто окутанные дымкой, со слегка размытыми лицами.

А какие богатые оттенки и тона! Какие изысканные цветовые сочетания! Флер, намек на некую, одному автору известную интимность... И ничего показного, эффектного, броского... И главное - желание художника буквально выпятить внутреннюю красоту человека. Как писал его современник, «Рокотов с удивительным мастерством умел передавать не только «вид лица», но и «нежность сердца».

И высшая знать того времени приняла новый стиль, по тем временам – революционный, и, несмотря на молодость, Федор Рокотов завоевал популярность в кругах вельможной петербургской знати.

Ф.Рокотов. Слева - Великий князь Павел Петрович в детстве. 1761, справа - Петр Федорович, в будущем Петр III. 1763

Его часто приглашали ко двору.

В 1758 году он написал портрет великого князя Петра Федоровича (будущего Петра III), а 3 года спустя, в Петергофе, Рокотов изобразил на холсте портрет 7-летнего Павла Петровича, будущего императора Павла I.

Изобразил капризным, непоседливым, но никак не позирующим.

И в то же время официальным - в красном гвардейском мундире, с голубой лентой ордена Андрея Первозванного, в отороченной горностаем мантии.

Есть и прямое доказательство любви двора к художнику простого происхождения: коронационный портрет Екатерины II был поручен именно Федору Рокотову, и Екатерина II считала этот портрет одним из самых удачных среди своих многочисленных изображений.

Ф.Рокотов. Портрет Екатерины II. Масло. Холст. 155,5х139 см. 1763

Работы Рокотова знать оценила по достоинству: в 1765 году он был избран академиком, и на долгие века получил звание лучшего русского портретиста «века Просвещения».

И все же, подлинного мастерства, его вершин, Рокотов достигает в длинном ряду женских портретов - они особенно прекрасны!

(Ниже - Слева: Портрет Варвары Суровцевой. 1780, в середине - Портрет Прасковьи Николаевны Ланской. 1790, справа - Портрет Е.Н.Орловой. 1779)

Портрет А.П.Струйской - лучший из лучших - его героиня возвышенная одухотворенная молодая женщина, ее фигура - необычайно легкая и воздушная. Это - шедевр, не случайно портрет называют «Русская Джоконда». И, что характерно для героев Рокотова, возникает любопытство, желание узнать - кто такая Струйская?

Александра Петровна Струйская, в девичестве - Озерова, дочь ничем не примечательного помещика Нижнеломовского уезда Пензенской губернии, была, тем не менее, родственницей влиятельного графа П.Х.Обольянинова, женатого на ее кузине. Граф, как известно, был любимцем Павла I.

Александра Петровна вышла замуж за Николая Еремеевича Струйского в 1772 году, и было ей всего 18 лет. Струйский был богатым пензенским помещиком, любителем поэзии, которого сегодня, наверное, назвали бы графоманом.

Пиит Струйский жил в шикарном доме, названным хозяином Парнасом, в котором обустроил свой творческий кабинет на самом верхнем этаже. Отсюда он обозревал свои угодья, чудесные леса, беседовал со звездами, наблюдал за ежедневными превращениями луны, и, как не без ехидства пишут современники, рифмовал вычурные стихи и иногда спускался с Парнаса лишь для того, чтобы отпечатать их на дорогой бумаге в собственной типографии.

Соседи считали его чудаком и оригиналом. Он странно одевался, витиевато беседовал с окружающими, жил в каком-то другом измерении, но, тем не менее, его красавица жена родила в счастливом браке 18 детей.

Смерть Екатерины II так сильно поразила воображение помещика Струйского, что \"он слег горячкой и умер...\". Нехорошо говорить о покойнике плохо, но, знавший его Державин, написал вот такую эпитафию:

Средь мшистого сего и влажного столь грота,
Пожалуй, мне скажи, могила эта чья?
Поэт тут погребен: по имени струя,
А по стихам - болото.

Однако Александра Петровна была у Струйского не первой - до нее поэт уже был женат на своей ровеснице Олимпиаде Балбековой, с которой обвенчался в 1768 году и жил в Москве.

Но всего лишь год - молодая женщина умерла от родов.

В своих воспоминаниях о первой жене Струйский писал:

Не знающи любви я научал любить!
Твоей мне нежности нельзя по смерть забыть!

Любопытно, что в доме Струйских хранился портрет молодого человека с нежными чертами лица, пышным галстуком и накидкой, драпирующей фигуру. На обороте портрета была загадочная зашифрованная надпись. Ходили слухи, что это тайный плод любви - сын Екатерины II и графа Григория Орлова, родившийся в 1762 году и получивший имя и титул графа Бобринского.

Однако, с помощью рентгена и специальных исследований удалось установить - на самом деле на портрете изображена женщина с татарскими чертами лица и поверх нее написан «неизвестный в треуголке».

И в первом и во втором случае Рокотов писал одно и то же лицо - первую жену Струйского Олимпиаду, в девичестве - Олимпиаду Сергеевну Балбекову.

Ф.Рокотов. Слева - Н.Е.Струйский. 1772, справа - Олимпиада Струйская.

Потеряв жену и дочек-близняшек, Струйский уехал в свое поместье Рузаевку и стал жить затворником.

До тех пор, пока не встретил юную Александру Озерову.

После свадьбы супруги совершили путешествие в Москву, где Николай Ереемевич заказал их фамильные портреты своему старому доброму приятелю, художнику Рокотову. И они вошли в золотой фонд русской портретной живописи.

Удалось ли художнику передать тонкую романтичную натуру провинциального поэта? Судите сами. Однако таинственность - несомненно! Тусклые краски, словно выплывающие из пелены бытия горящие глаза на размытом контуре лица, упрямо сомкнутые губы...

Но, безусловно, еще более загадочен и таинственен портрет юной Александры (самый верхний - справа). Изящный мягкий овал лица, тщательно выписанные летящие брови, легкий румянец на щеках и нежные задумчивые выразительные глаза. Несколько грустные, устремленные в какую-то проблему, о которой ничего не известно.

Сохранилась легенда о любви Рокотова к Струйской, навеянная красками и нежным отношением художника к своей модели. Так ли это? Останется тайной навсегда.

Струйский посвятил своей возлюбленной целый сборник стихотворений-еротоид, где от первой и до последней строчки одни лишь признания в любви к той, которая звалась в стихах Сапфирой. Самое известное из них - «Элегия к Сапфире».

Когда б здесь кто очей твоих прелестных стоил,
Давно б внутрь сердца он тебе сей храм построил,
И в жертву б он себя к тебе и сердце б нес.
Достойна ты себя, Сапфира... и небес.
Почтить твои красы, как смертный, я немею,
Теряюсь я в тебе... тобой я пламенею.

Александра Петровна Струйская пережила своего мужа-поэта на 43 года.

Александра Петровна подарила мужу восемнадцать сыновей и дочерей, из которых четверо были близнецами и десять умерли в младенчестве.

Она была бабушкой поэта А.И.Полежаева - внебрачного ребенка ее сына Леонтия. И только у нее поэт находил ласку и заботу.

До самой смерти в 1838 году Полежаев переписывался с Александрой Петровной и посылал ей свои стихи.

Ей было восемьдесят шесть, когда она тихо умерла во сне. Но, благодаря художнику, навсегда осталась прекрасной, загадочной и очаровательной женщиной - А.П.Струйской с портрета Рокотова.

В одном из номеров журнала \"Русская старина\" Евграф Васильевич Кончин (журналист, автор 12 книг об изобразительной Пушкиниане и художниках) нашел акварельный портрет Александры Петровны, исполненный в 1828 году.

Ей было тогда 74 года. Но, согласитесь - как пишет автор, «по-прежнему привлекают на умном, сосредоточенном лице ее прекрасные глаза, в глубине которых видятся мне рокотовские \"обманы\", покрытые мглою неудач, а в уголках губ угадываются «полуулыбка, полуплач»...

Передо мной прекрасно изданный альбом «Портреты Федора Рокотова» - русская история в лицах.

И в немалой степени именно они передают эпоху русского дворянства - века Просвещения, русской эстетики и обычаев.

Благодаря им, мы имеем возможность представить себе картины давным-давно ушедшей эпохи...

И много лет в какие-то минуты - в разных жизненных обстоятельствах, в размышлениях о прошлом, я часто вспоминаю, среди других, когда-то непонятные, из глубины детства, замечательные и, наверное, бессмертные слова:

Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.

Снимаю перед вами шляпу, бессмертная Александра Петровна Струйская!

Очень интересным и необычным показался мне этот портрет.Изображена на нём приятная и обаятельная женщина.На ее лице и в глазах - печаль и гордость, хрупкая нежность и большое человеческое достоинство, смятенность души и нравственная чистота, душевная незащищенность.

А глаза,они так и приковывают ваш взгляд и проникают в душу.Задумчивые, выразительные чуть-чуть грустные, едва замечающие окружающее, а скорее, всматривающиеся куда-то вдаль, или внутрь себя, или в будущее.Счастлива ли она.?Ведь глаза-это зеркало души.

Возможно лучше понять эту картину поможет это прекрасное стихотворение"Портрет",написанное уже в 20 веке Николаем Заболоцким.

Любите живопись, поэты!

Лишь ей, единственной, дано

Души изменчивой приметы

Переносить на полотно.

Ты помнишь, как из тьмы былого,

Едва закутана в атлас,

С портрета Рокотова снова

Смотрела Струйская на нас?

Ее глаза - как два тумана,

Полуулыбка, полуплач,

Ее глаза - как два обмана,

Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,

Полувосторг, полуиспуг,

Безумной нежности припадок,

Предвосхищенье смертных мук.

Когда потемки наступают

И приближается гроза,

Со дна души моей мерцают

Ее прекрасные глаза.

Портрет был написан по заказу Николая Струйского, мужа Александры Петровны. Одновременно Рокотов написал и портрет самого Николая Струйского.

Портрет Н. Струйского

Предположительно, парные портреты были заказаны к свадьбе, и в таком случае Александре Струйской не больше 18 лет на портрете.

Рокотов на протяжении многих лет оставался другом семейства Струйских, а Николай Струйский был чуть ли не единственным почитателем таланта Рокотова, и самый первый собрал коллекцию его произведений.

Несколько слов о художнике.

Фёдор Иванович Рокотов (1735?-1808гг)считается одним из лучших портретистов.Он писал портреты ПавлаТретьего,Екатерины Второй,графа Орлова,Демидова,Шувалова и многих других.

Жизнь его долгое время оставалась загадкой.Он не был женат,Жил сначала в Петербурге,а потом в Москве.

Исследования последних лет обнаружили следующие подробности: Рокотов родился в селе Воронцове, которое по нынешнему территориальному делению находится в черте Москвы., и числился вольноотпущенным, хотя его брат Никита с семьей были крепостными. Вероятно, он был незаконным «хозяйским ребенком» и к крестьянской семье был только причислен, а вырос в барском доме.

Тогда становится понятна опека над ним со стороны семейств Репниных, Юсуповых, Голицыных. К 50-ым годам его портреты были уже известны в Москве, хотя не известно ни об учителях художника, ни о раннем периоде его творчества. Умер он в 1808 г в Москве.

Много противоречивых сведений и о Николае Струйском. Увлекаясь живописью и литературой, занимаясь издательским делом, он все же оставался тираном в своем хозяйстве, для крепостных – самодуром.

Существовал домашний тир Струйского, где крепостных крестьян заставляли бегать на ограниченном пространстве, в то время как хозяин стрелял из ружей и пистолетов, причем, отнюдь не холостыми пулями.

Кроме этого, у Струйского была коллекция орудий пыток, старательно скопированная со средневековых орудий пыток. Иногда он устраивал суд над кем-то из своих крепостных и приговор был – “запытать насмерть” .

Болезненно пристрастен был к юридическим упражнениям: делал сам своим крепостным допросы, судил их, ввел самые изощренные, изуверские пытки. Даже построил по собственному проекту тюрьму, где заключенных держали в цепях.Даже говорили,что он однажды проиграл свою жену соседскому помещику в карты.

Но есть и другие мнения о жизни Струйских.Воспоминания современников:

"Хозяйство не досаждало Александру Струйскую. Окружала её атмосфера творчества и красоты. Дом, в котором они жили, был возведен по рисункам самого Растрелли. В столетнем саду, окружавшем его, можно было гулять по аллеям, по берегам проточных прудов или забрести в замысловатый кустарниковый лабиринт, мечтая, взирать на окружающую красоту... А потом к чаю спускался поэт и читал восторженные стихи.
До наших дней дошла одна из книг Струйского — «Еротоиды. Анакреонтические оды». Все «оды» в ней переполнены объяснениями в любви к той, которая звалась в стихах Сапфирой, а в жизни — Александрой, любимой женой.

Он считал себя себя поэтом,но никто не хотел печатать его стихи,тогда он построил в имении самую современную для тех времён типографию.

Одно из его стихотворений.


Когда б здесь кто очей твоих прелестных стоил,
Давно б внутрь сердца он тебе сей храм построил,
И в жертву б он себя к тебе и сердце б нес.
Достойна ты себя, Сапфира!.. и небес.
Почтить твои красы, как смертный, я немею,
Теряюсь я в тебе?.. тобой я пламенею.

(«Элегия к Сапфире»)

Но все современники очень тепло отзывались об Александре Струйской." Что была личностью необыкновенной, полной противоположностью своему мужу. Все, кому пришлось с ней встречаться, были ею очарованы. Тверда была, доброжелательна и к людям относилась с большим вниманием. Разборчива была в знакомствах, верна истинным друзьям.

Даже Наталья Огарева-Тучкова, жена А.И.Герцена, враждебно настроенная к семейству Струйских, отмечала ее ум, доброту и "любезные манеры".

Александра Петровна подарила мужу восемнадцать сыновей и дочерей, из которых четверо были близнецами и десять умерли в младенчестве. Но всю оставшуюся жизнь ее согревал пламень поэтического вдохновения мужа.Она пережила его на 43года.

А. П. Струйская была бабушкой поэта А.И.Полежаева — внебрачного ребенка ее сына Леонтия. Из всей семьи Струйских только у нее поэт находил ласку и заботу. До самой смерти, в 1838 году, Полежаев переписывался с Александрой Петровной и посылал ей свои стихи.

Ей было восемьдесят шесть лет, когда она тихо покинула этот мир. А для нас она так и осталась той прекрасной, в легкой дымке загадки и очарования, немного грустной и едва улыбающейся молодой женщиной с портрета Рокотова.

Ещё раз хочется написать прекрасные строки поэта Заболоцкого.

Ее глаза — как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза — как два обмана,
Покрытых мглою неудач.

Евграф КОНЧИН

А.Струйская. Гравюра с акварельного портрета. 1828 г.
===============

В Государственной Третьяковской галерее непременно остановлюсь у портрета Александры Петровны Струйской кисти несравненного и во многом непознанного Федора Степановича Рокотова. И, быть может, этот портрет наиболее загадочный из его произведений. Изображена прелестная, обаятельная женщина, почти девочка, полная пленительного очарования. На ее лице и в глазах - печаль и гордость, хрупкая нежность и большое человеческое достоинство, смятенность души и нравственная чистота, душевная незащищенность и внутренняя гордыня. Нет, нет, не счастлива она, хотя пытается скрыть драму свою, страдания и горечь.


Свою ли только? Нет, смею утверждать, и художника, создавшего ее портрет. Он также не в силах сдержать и боль свою, и сострадание.

Несомненно, много личного у Федора Степановича в этой картине, непривычно личного. Именно в этом, как мне кажется, заключается загадка, которая связывает какими-то нам неведомыми узами Рокотова и Александру Петровну.
Можно ли чем-то еще подтвердить эту догадку? Да, можно. Другим рокотовским произведением - парным портретом мужа Александры Петровны - Николая Еремеевича Струйского, богатого пензенского помещика, в недавнем прошлом гвардейского офицера. Исполнен портрет в том же 1772 году.

Ф.Рокотов. "Портрет А.П.Струйской". 1772 г.
=============

Посмотрите - худощавое неприятное лицо, исступленно-горячечные глаза на мутном фоне, безвольный рот сумасброда, эгоиста и неврастеника. Ох, как не польстил Рокотов Николаю Еремеевичу! Не похож на себя Федор Степанович, очень не похож, изменило ему неизменно ровное чувство любезной сдержанности, спокойного и доброго отношения к модели. Здесь же художник явно не смог сдержаться...

Взаимоотношения Рокотова и Струйского - одна из самых больших непонятностей в биографии живописца. Связывала их как будто дружба. Николай Еремеевич преподнес художнику свои стихотворения с такими словами: "То Рокотов: мой друг!" Да и П.А.Вяземский в обзоре "Новые книги" в 1827 году, иронически оглядывая сочинение Струйского, снисходительно замечает о Рокотове: "Знаменитый живописец того времени и друг поэта..."

Интересные воспоминания о Струйском оставил Иван Михайлович Долгорукий, пензенский вице-губернатор. Он хорошо знал его, бывал в его имении в селе Рузаевка. Он пишет: "Стихи писались им в особом кабинете на самом верху рузаевского дома, названном "Парнасом". В этом кабинете, содержавшемся в большом беспорядке, было множество разных оружий и пыль везде большая. "Пыль, - говорил Струйский, - есть мой страж, ибо по ней увижу тотчас, был ли кто у меня и что трогал". В сие святилище никто не хаживал... Меня он удостоил ласкового там приема, за который дорого заплатил один из моих товарищей, ибо, читая одно свое произведение... сильно будучи им восхищен, он (Струйский) с таким восторгом и жаром читал, что схватил внезапно моего товарища за ляжку и так плотно, что тот вздрогнул и закричал, а Струйский, не внемля ничему, продолжал чтение свое, как человек в исступлении... Все обращение его, впрочем, было дико, странно..."

Болезненно пристрастен был к юридическим упражнениям: делал сам своим крепостным допросы, судил их, ввел самые изощренные, изуверские пытки. Даже построил по собственному проекту тюрьму, где заключенных держали в цепях.
Федор Рокотов, "искусный мастер портретного дела", в 1770 - 80-х годах был очень знаменит. Он, бывший крепостной, окончил Императорскую академию художеств, стал академиком, был приближен ко двору, удостоился писать Екатерину II, за что был милостиво ею награжден; писал Павла I, многих из августейшей фамилии, а также представителей самых родовитых семейств - Шуваловых, Репиных, Орловых, Воронцовых, Голицыных, Гагариных, Уваровых, Бутурлиных... И вдруг исполняет портреты Струйских, пензенских помещиков, ничем себя не отличивших?!

Более того, Рокотов многие годы дружит с ними. Что могло связывать столь разных людей: недавнего крепостного Рокотова - и жестокого крепостника и самодура Струйского? Николай Еремеевич, по единодушному мнению, слыл личностью отталкивающей. Историк В.О.Ключевский характеризовал его как "отвратительнейший цвет русско-французской цивилизации" своего времени.

К тому же Струйский мнил себя великим поэтом. Он написал огромное количество сочинений, вызывавших насмешки и неодобрение современников. Ни одна типография не бралась издавать его стихи. Тогда он завел в своем имении в Рузаевке собственную типографию, одну из лучших в России.

Николай Еремеевич заказал Рокотову портрет Екатерины II. Это один из лучших ее портретов, исполненных художником. Струйский на обороте холста оставил такую надпись: "Сию совершенную штуку писала рука знаменитого художника Ф.Рокотова с того самого оригинала, который он в Петербурге списывал с императрицы. Писано ко мне от него в Рузаевку 1786 году в декабре. Н.Струйский".

Смерть Екатерины II "так сильно поразила его воображение", что "он слег горячкой и умер..."
Державин написал такую эпитафию:

    Средь мшистого сего
    и влажного столь грота,
    Пожалуй, мне скажи,
    могила эта чья?
    Поэт тут погребен:
    по имени струя,
    А по стихам - болото.
Какова историческая несправедливость! О бездарном поэте оставили свои суждения и воспоминания многие современники - П.А.Вяземский, И.М.Долгорукий, Н.А.Огарева-Тучкова, М.А.Дмитриев, П.К.Симонин, М.Логинов... А вот о выдающемся живописце, создавшем, кстати, великолепные портреты таких писателей и поэтов, как А.П.Сумароков и В.И.Майков, С.Г.Домашнев, Б.Е.Ельчанинов, С.А.Порошин, А.И.Воронцов, библиофил, директор Эрмитажа Д.П.Бутурлин, - так вот о художнике не оставлено ни строчки!

Чем это объяснить? То ли он оказался слишком скромным и незнатным для пишущих современников своих, то ли его искусство не нашло отклика среди тогдашних литературных знаменитостей. Так или иначе, а художника обошли вниманием тогдашние мемуаристы, к нашему величайшему сожалению.

Хотя постойте! Как это ни поразительно, но единственный человек, кто сообщил о живописце, был... Николай Струйский! Именно из его курьезных сочинений "Письмо г.Академику Рокотову" и "На смерть верного моего Зяблова" мы узнаем, что Федор Степанович писал "почти играя", то есть легко и свободно, что он умел "проникнуть во внутренность души!" (это - о портрете Сумарокова), что художник сильно горевал о кончине Зяблова, крепостного Струйского, ученика Рокотова.
Не предполагали наверняка критики опусов Струйского, что они получат признательность (не признание, нет!, но признательность) у исследователей творчества Рокотова много лет спустя, что некогда презираемые вирши будут внимательно изучаться и даже неоднократно упоминаться и цитироваться.

Но вернемся к столь странному вниманию Рокотова к Струйскому. Как это понимать? А не подсказал ли причины, казалось, противоестественной склонности сам Федор Степанович кистью своей - в портретах Александры Петровны и мужа ее? В них художник, по-моему, ясно определил свое отношение к ним. Гадливость и еле скрытый гнев к одному, а к другой - нежность, трепетное обожание "горести и мученья несчастливой любви". Вот в этом, может быть, скрыта тайна упрямой привязанности Федора Степановича к дому Струйских.

Николай Еремеевич не слыл ревнивым. За иными, маниакальными занятиями, которые заполняли его жизнь, он порой начисто забывал о молодой жене. Да и относился к ней прескверно, как к крепостной девке. Говорят, что он даже как-то по пьянке проиграл Александру Петровну в карты соседнему помещику...

Художник, несомненно, знал эту историю. Наверное, и еще кое-что подобное. Память печальную свою, муки душевные, потаенные сохранил в живописи. И эту сердечную тайну открыл двести лет спустя не искусствовед, не исследователь творчества художника, а поэт Николай Заболоцкий. Именно он понял какой-то душевной интуицией, душевным чутьем.


    Оставил знаменитые строки:
    Любите живопись, поэты!
    Лишь ей, единственной, дано
    Души изменчивой приметы
    Переносить на полотно.
    Ты помнишь, как из тьмы былого,
    Едва закутана в атлас,
    С портрета Рокотова снова
    Смотрела Струйская на нас?
    Ее глаза - как два тумана,
    Полуулыбка, полуплач,
    Ее глаза - как два обмана,
    Покрытых мглою неудач.
    Соединенье двух загадок,
    Полувосторг, полуиспуг,
    Безумной нежности припадок,
    Предвосхищенье смертных мук.
    Когда потемки наступают
    И приближается гроза,
    Со дна души моей мерцают
    Ее прекрасные глаза.
Заболоцкий даром своим поэтическим ощутил и "два обмана", и "полувосторг, полуиспуг", и "соединенье двух загадок". Именно ощутил, ибо он, конечно, не знал, кто была Струйская, какими были взаимоотношения в этой семье, - и так верно угадал!

В 1772 году, когда Рокотов пишет портреты Струйских, Федору Степановичу исполнилось 40 лет. Он не был женат. Холостяком остался на всю жизнь. Александре Петровне, второй жене Струйского, было тогда 18. Два года как замужем. Пережила Николая Еремеевича на 44 года. Вырастила много детей и внуков (кстати, один из ее внуков - известный поэт Александр Полежаев).

Современники в один голос отмечали, что Александра Петровна была личностью необыкновенной, полной противоположностью своему мужу. Все, кому пришлось с ней встречаться, были ею очарованы. Тверда была, доброжелательна и к людям относилась с большим вниманием. Разборчива была в знакомствах, верна истинным друзьям. Даже Наталья Огарева-Тучкова, жена А.И.Герцена, враждебно настроенная к семейству Струйских, отмечала ее ум, доброту и "любезные манеры".

В одном из номеров журнала "Русская старина" нашел я акварельный портрет Александры Петровны, исполненный в 1828 году. Ей 74 года. Но по-прежнему привлекают на умном, сосредоточенном лице ее прекрасные глаза, в глубине которых видятся мне рокотовские "обманы", покрытые мглою неудач. А в уголках губ угадываются "полуулыбка, полуплач".

"Любите живопись, поэты!"
Поэзия и живопись – близнецы сёстры. Хорошие стихи, как и хорошие живописные полотна, западают в наши души. Многие известные поэты посвятили свои стихи художникам, вдохновлялись прекрасными полотнами.
В живописи кисти и слова много чарующего. Для начала напомню известное стихотворение Н.Заболоцкого, восхитившегося портретом помещицы Струйской работы художника Ф.Рокотова.
Ф. Рокотов в 1772 г. написал портрет Александры Петровны Струйской, вышедшей замуж в 14-летнем возрасте за пензенского помещика. Современники восхищались этой женщиной, цельностью её натуры. Под обаянием её личности и нежной красоты находился и сам Ф. Рокотов.
Огромное впечатление произвёл этот портрет и на поэта XX века Н. Заболоцкого, который в 1953 г. написал стихотворение «Портрет».

Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.
Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.

Читает А.Мартынов

Николай Заболоцкий приходит в литературу на рубеже тридцатых годов, "судьбоносных", ломающих жизни миллионам людей, но его поэзия не крикливая плакатная "агитка", а лирический разговор автора "по душам". Вдумчивый взгляд художника в окружающий мир открывает много загадочного и интересного. Поэт старается найти и обосновать свое место среди людей. У Заболоцкого своя манера повествования, философский взгляд на мир, на окружающую природу. Он видит, как все на земле взаимосвязано и хрупко. Поэт сознает себя составной частью этого прекрасного и гармоничного мира. В сознании поэта природа и человек неразрывно связаны. Они дополняют друг друга, порой вступают в конфликт, но не могут существовать один без другого. Часто Заболоцкий обращается к теме жестокости человека, бездумно губящего красоту, природу, а, значит, и себя самого. Поэт-гуманист не может пройти в своем творчестве мимо этой темы, сделав вид, что ее не существует. Да, люди не только созидают, чаще они губят, пользуясь своим преимуществом перед природой, которое только видимое, эфемерное. Заболоцкий умеет увидеть и передать в стихах неповторимую красоту земли, ее мудрую спокойную величавость. Прекрасный лирик, умеющий донести тончайшие оттенки, запахи, звуки, поэт способен умилиться каждому цветку, молодому весеннему листку.