Генерал лейтенант лукин ап командир 4 рд. Лукин, Михаил Фёдорович
Михаи́л Фёдорович Луки́н (18 ноября 1892 года - 25 мая 1970 года) - советский военачальник, Герой Российской Федерации (1993, посмертно), генерал-лейтенант (6 июня 1940 года).
Биография
Михаил Фёдорович Лукин родился 6 (18) ноября 1892 года в деревне Полухтино , ныне Зубцовского района Тверской области в крестьянской семье. Русский .
В 1917 году в Красной Гвардии, с 1918 года в Красной Армии . В 1918 году окончил курсы разведчиков при Полевом штабе РККА. Вступил в ряды ВКП(б) в 1919 году. Во время Гражданской войны Михаил Лукин - помощник начальника штаба дивизии, командир полка и бригады, начальник штаба дивизии . За отличия в боях награждён двумя орденами Красного Знамени .
В 1926 году окончил курсы усовершенствования начальствующего состава при Военной академии имени М. В. Фрунзе.
С 1929 года по 1935 год М. Ф. Лукин командир Харьковской ордена Ленина стрелковой дивизии . 21 ноября 1935 года присвоено звание комдива .
Великая Отечественная война
Весной 1941 года возглавил формирование 16-й армии. В мае 1941 года вместе с армией был переброшен на Украину в район города Шепетовка . В начале Великой Отечественной войны , после разгрома Западного фронта , 16-я армия была переброшена под Смоленск , а сам Лукин М. Ф., находясь в районе Шепетовки, ещё некоторое время командовал группой войск, которая в сводках называлась «оперативная группа Лукина».
В 1988 году исполком Смоленского городского Совета народных депутатов присвоил генерал-лейтенанту Лукину звание «Почётный гражданин города-героя Смоленска» (посмертно).
Имя М. Ф. Лукина высечено на плите мемориального комплекса «Воинам-сибирякам».
Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Могила Лукина на Новодевичьем кладбище Москвы.
Напишите отзыв о статье "Лукин, Михаил Фёдорович"
Примечания
Источники
- 15px . Сайт «Герои Страны ».
- Коллектив авторов . Великая Отечественная. Командармы. Военный биографический словарь / Под общей ред. М. Г. Вожакина. - М .; Жуковский: Кучково поле, 2005. - С. 131-132. - ISBN 5-86090-113-5.
- // по кн.: Хрестоматии по отечественной истории (1914-1945 гг) под редакцией А. Ф. Киселева, Э. М. Шагина. М. 1996
Литература
- // Советская военная энциклопедия. - М., 1978. - Т. 5.
- Протокол допроса военнопленного генерал-лейтенанта Красной Армии М. Ф. Лукина, 14 декабря 1941 года - Новый часовой // Русский военно-исторический журнал. - 1994. - № 2. - С. 173-175.
Отрывок, характеризующий Лукин, Михаил Фёдорович
– Простите, а вы можете его увидеть? – осторожно спросила у матери я.Женщина уверенно кивнула, но вдруг что-то в её лице изменилось и было видно, что она очень растерялась.
– Нет... Я не могу его вспомнить... Неужели такое возможно? – уже почти испуганно сказала она.
– А вашего сына? Вы можете вспомнить? Или братика? Ты можешь вспомнить своего братика? – обращаясь сразу к обеим, спросила Стелла.
Мама и дочь отрицательно покачали головами.
Обычно такое жизнерадостное, личико Стеллы выглядело очень озабоченным, наверное, никак не могла понять, что же такое здесь происходит. Я буквально чувствовала напряжённую работу её живого и такого необычного мозга.
– Придумала! Я придумала! – вдруг счастливо заверещала Стелла. – Мы «оденем» ваши образы и пойдём «погулять». Если они где-то есть – они нас увидят. Правда же?
Идея мне понравилась, и оставалось только мысленно «переодеться» и пойти на поиски.
– Ой, пожалуйста, а можно я с ним побуду, пока вы не вернётесь? – упорно не забывала своего желания малышка. – А как его зовут?
– Пока ещё никак, – улыбнулась ей Стелла. – а тебя?
– Лия. – Ответила малышка. – А почему всё-таки вы светитесь? Мы один раз видели таких, но все говорили, что это ангелы... А кто же тогда вы?
– Мы такие же девочки как ты, только живём «наверху».
– А верх – это где? – не унималась маленькая Лия.
– К сожалению, ты не можешь туда пойти, – пыталась как-то объяснить, попавшая в затруднение Стелла. – Хочешь, я тебе покажу?
Девчушка от радости запрыгала. Стелла взяла её за ручку и открыла перед ней свой потрясающий фантастический мир, где всё казалось таким ярким и счастливым, что не хотелось в это верить.
Глаза у Лии стали похожими на два огромных круглых блюдца:
– Ой, красота-а кака-ая!....А это что – рай? Ой ма-амочки!.. – восторженно, но очень тихо пищала девчушка, как будто боясь спугнуть это невероятное видение. – А кто же там живёт? Ой, смотрите, какое облако!.. И дождик золотой! А разве такое бывает?..
– А ты когда-нибудь видела красного дракончика? – Лия отрицательно мотнула головой. – Ну, вот видишь, а у меня бывает, потому что это мой мир.
– А ты тогда, что же – Бог??? – Но ведь Бог не может быть девочкой, правда же? А тогда, кто же ты?..
Вопросы сыпались из неё лавиной и Стелла, не успевая на них отвечать, засмеялась.
Не занятая «вопросами-ответами», я стала потихонечку осматриваться вокруг и совершенно поразилась открывающимся мне необыкновенным миром... Это был и в правду самый настоящий «прозрачный» мир. Всё вокруг сверкало и переливалось каким-то голубым, призрачным светом, от которого (как должно было бы) почему-то не становилось холодно, а наоборот – он грел каким-то необыкновенно глубоким, пронизывающим душу теплом. Вокруг меня, время от времени, проплывали прозрачные человеческие фигуры, то уплотняясь, то становясь прозрачными, как светящийся туман... Этот мир был очень красивым, но каким-то непостоянным. Казалось, он всё время менялся, точно не зная, каким бы остаться навсегда...
– Ну что, ты готова «погулять»? – вырвал меня из моих мечтаний бодрый Стеллин голосок.
– А куда пойдём? – очнувшись, спросила я.
– Пойдём искать пропавших! – весело улыбнулась малышка.
– Милые девочки, а вы всё же разрешите мне постеречь вашего дракончика, пока вы будете гулять? – ни за что не желая его забыть, потупив свои круглые глазки, попросила маленькая Лия.
– Ну ладно, стереги. – Милостиво разрешила Стелла. – Только никому не давай, а то он ещё малыш и может испугаться.
– Ой, ну что-о вы, как можно!.. Я его буду очень любить, пока вы вернётесь...
Девчушка готова была просто из кожи лесть вон, только бы получить своего невероятного «чудо-дракона», а это «чудо» дулось и пыхтело, видимо стараясь изо всех сил понравиться, как будто чувствовало, что речь идёт именно о нём...
– А вы когда ещё придёте? Вы очень скоро придёте, милые девочки? – в тайне мечтая, что мы придём очень нескоро, спросила малышка.
Нас со Стеллой отделила от них мерцающая прозрачная стена...
– С чего начнём? – серьёзно спросила озабоченная не на шутку девчушка. – Такого я никогда не встречала, но я ведь здесь ещё не так давно... Теперь мы должны что-то делать, правда же?.. Мы ведь обещали!
– Ну, давай попробуем «надеть» их образы, как ты и предлагала? – долго не думая, сказала я.
Стелла что-то тихонько «поколдовала», и через секунду стала похожа на кругленькую Лию, ну а мне, естественно, досталась Мама, что меня очень рассмешило... А надевали мы на себя, как я понимала, просто энергетические образы, с помощью которых мы надеялись найти нужных нам, пропавших людей.
– Вот это есть положительная сторона использования чужих образов. А существует ещё и отрицательная – когда кто-то использует это в плохих целях, как та сущность, которая надела на себя бабушкин «ключ», чтобы могла меня бить. Это мне всё Бабушка объясняла...
Забавно было слышать, как эта малюсенькая девчушка профессорским голоском излагала такие серьёзные истины... Но она и впрямь относилась ко всему очень серьёзно, несмотря на её солнечный, счастливый характер.
– Ну что – пошли, «девочка Лия»? – уже с большим нетерпением спросила я.
Мне очень хотелось посмотреть эти, другие, «этажи» пока ещё хватало на это сил. Я уже успела заметить, какая большая разница была между этим, в котором мы находились сейчас, и «верхним», Стеллиным «этажом». Поэтому, было очень интересно побыстрее «окунуться» в очередной незнакомый мир и узнать о нём, по-возможности, как можно больше, потому что я совсем не была уверена, вернусь ли сюда когда-то ещё.
– А почему этот «этаж» намного плотнее чем предыдущий, и более заполнен сущностями? – спросила я.
– Не знаю... – пожала своими хрупкими плечиками Стелла. – Может потому, что здесь живут просто лишь хорошие люди, которые никому не делали зла, пока жили в своей последней жизни. Поэтому их здесь и больше. А наверху живут сущности, которые «особенные» и очень сильные... – тут она засмеялась. – Но я не говорю про себя, если ты это подумала! Хотя бабушка говорит, что моя сущность очень старая, больше миллиона лет... Это ужас, как много, правда? Как знать, что было миллион лет тому назад на Земле?.. – задумчиво произнесла девочка.
– А может быть ты была тогда совсем не на Земле?
– А где?!.. – ошарашено спросила Стелла.
– Ну, не знаю. Разве ты не можешь посмотреть?– удивилась я.
Мне тогда казалось, что уж с её-то способностями возможно ВСЁ!.. Но, к моему большому удивлению, Стелла отрицательно покачала головкой.
– Я ещё очень мало умею, только то, что бабушка научила. – Как бы сожалея, ответила она.
– А хочешь, я покажу тебе своих друзей? – вдруг спросила я.
И не дав ей подумать, развернула в памяти наши встречи, когда мои чудесные «звёздные друзья» приходили ко мне так часто, и когда мне казалось, что ничего более интересного уже никак не может быть...
– О-ой, это же красота кака-ая!... – с восторгом выдохнула Стелла. И вдруг, увидев те же самые странные знаки, которые они мне показывали множество раз, воскликнула: – Смотри, это ведь они учили тебя!.. О-о, как это интересно!
Я стояла в совершенно замороженном состоянии и не могла произнести ни слова... Учили???... Неужели все эти года я имела в своём же мозгу какую-то важную информацию, и вместо того, чтобы как-то её понять, я, как слепой котёнок, барахталась в своих мелких попытках и догадках, пытаясь найти в них какую-то истину?!... А это всё уже давным-давно у меня было «готовеньким»?..
Даже не зная, чему это меня там учили, я просто «бурлила» от возмущения на саму себя за такую оплошность. Подумать только, у меня прямо перед носом раскрыли какие-то «тайны», а я ничего и не поняла!.. Наверное, точно не тому открыли!!!
Командарм Лукин Муратов Виктор Владимирович
«Генерал-лейтенант Лукин, на выход!»
Кончилось пятимесячное «сидение» в Люберцах. Пять месяцев допросов, объяснений, сверок. Но проверка не закончилась. Глубокой осенью генералов перевезли в Голицыно. Там их поместили в бывшем доме отдыха Московского военного округа. И надо же случиться такому совпадению! По иронии судьбы генерал Лукин попал в ту комнату, в которой перед самой войной отдыхала его семья. Именно здесь, в этой комнате, он навестил жену и дочь, когда на несколько дней останавливался в Москве проездом из Забайкалья на Украину. Вот и картина на стене сохранилась. Традиционные шишкинские медведи в сосновом бору. С одной стороны, ему было приятно видеть все в этой комнате нетронутым. На миг будто остановилось время, будто бы и не было этих проклятых четырех лет войны, будто близкие его здесь, с ним, а дочка просто убежала вон по той липовой аллее к пруду. Она сейчас вернется - веселая, шумная; с мокрыми волосами будет танцевать «Кабардинку» по его просьбе; покажет, как она делает «мостик», а потом, угомонившись и уткнувшись ему в плечо, пожалуется на соседа по столу.
В столовой дома отдыха за одним столом с его семьей сидел немецкий офицер, из тех, кто перед войной учился в Советском Союзе. Он старательно изучал русский язык. Пронзительно-рыжий, он угощал Юлю такими же рыжими, как он сам, апельсинами и донимал ее вопросами по фонетике и морфологии русского языка, которые явно не вписывались в школьные программы.
Почему, - спрашивал он, - слово «конечно» русские произносят как «конешно», тогда и слово «точно» нужно произносить «тошно»? Какое здесь правило?
Юля злилась, так как не могла ответить на вопрос, а своего нудного собеседника называла про себя: «Немец, перец, колбаса», стараясь не показывать своей досады, что, впрочем, без труда можно было прочитать на ее лице. Отец смеялся, сочувствовал ей и говорил, что, уж «конешно», разговаривать с этим немцем куда как «тошно».
…Лукин долго смотрел в окно и постепенно возвращался к действительности. За редкими соснами блестел на солнце замерзший пруд, аллея засыпана снегом, и ее давно никто не расчищал.
Зима вовсю властвовала в Подмосковье. Генералам выдали валенки, теплую одежду. Их почти не вызывали к следователям, уже не возили в Москву. Наступило время, когда каждый ждал окончательного решения своей судьбы.
В один прекрасный день в комнату, где находился Михаил Федорович, вошел сержант и, вытянувшись в струнку, произнес:
Генерал-лейтенант Лукин, на выход! - Потом добавил спокойнее: - К следователю!
Сидящие в комнате генералы замерли. А Лукин вздрогнул. Не оттого, что произнесли вслух его звание. Хотя он уже забыл, когда его называли генерал-лейтенантом. Вздрогнул оттого, что понял - закончилось следствие.
Лукин направился в комнату Афанасьева.
Нет, не сюда, - остановил его сержант. - В следующую.
В комнате сидели трое офицеров. Приветливо поздоровались, предложили стул.
Ну что ж, Михаил Федорович, собирайтесь, поедете.
Куда? - вырвалось у Лукина. Он от неожиданности побледнел, и это заметили офицеры.
Ну, чего вы испугались?
Пугаться мне, собственно, уже нечего, хотя вы еще не сказали, куда мне ехать.
Поедете домой.
Я уже семь месяцев еду домой и никак не могу доехать.
А сейчас поедете и доедете. Вещей много?
Ну какие у меня вещи? Пакеты только.
Какие пакеты?
Ну, там… Галеты, сигареты… - Лукин от волнения путался в словах. - Там французы дали, американцы… Я сберег. Ведь в Москве, наверное, нет ничего.
Хорошо, забирайте свои пакеты, галеты, сигареты. Только не говорите никому, что едете домой.
Но как можно было скрыть от близких друзей такую радость! Как можно было не сказать Прохорову, Понеделину, Кириллову, Сиваеву, тому же Рожкову!
Мы так и знали, что ты первым уедешь, - проговорил Прохоров.
Да, Михаил Федорович, ты наша первая ласточка.
Давайте скорее адреса, пишите записки, - торопил Лукин.
Потом он поочередно обнял друзей:
До скорой встречи в Москве.
У выхода перед подъездом выстроились машинистки, следователи, солдаты охраны.
Счастливо добраться, товарищ генерал!
Лукин сел в машину. И только за воротами, когда эмка уже мчалась по шоссе, он почувствовал, что по щекам катятся слезы.
Проехали Кунцево, Фили…
Вы дорогу знаете? - встревожился Лукин.
Очень хорошо знаю, - ответил шофер.
Вроде не туда едем. Нам на Таганку, а мы к площади Дзержинского выехали. Куда же мы едем?
На Лубянку.
Ну вот, так бы сразу и сказали, что на Лубянку, - пересохшими губами тихо проговорил Лукин и умолк.
Лукина проводили к лифту, подняли на какой-то этаж, провели по коридору и оставили у двери с табличкой: «Генерал-полковник Абакумов».
Узкий-узкий и очень длинный кабинет. В конце его за массивным, во всю ширину кабинета, столом сидел человек и писал. Видна только его макушка.
Человек не поднял головы, не поздоровался, коротко произнес:
Садитесь.
Лукин взялся рукой за стул, хотел переставить поудобнее - ни с места. Стул оказался привинченным к полу.
Человек еще долго писал что-то, затем придвинул к себе с края стола папку, раскрыл. Лукин понял, что Абакумов листает его личное дело.
Генерал-лейтенант Лукин?
Михаил Федорович?
Нет правой ноги, левая в двух местах перебита?
Правая рука не работает?
Кто вас вербовал?
Ко мне приезжали Власов, Малышкин, Трухин, Меандров. Вместе с немцами они вербовали меня. Власов предлагал мне подписать «Воззвание к русскому народу», где объявить врагами народа Сталина, Политбюро, все наше правительство.
Ну и что?
Вы же знаете, что я не подписал и старался Власова удержать от этого.
Да, нам это известно. - Абакумов наконец поднял голову, пристально посмотрел на Лукина и вдруг спросил: - Скажите, вы честный человек?
А какая сволочь скажет о себе, что она сволочь?
Абакумов изобразил подобие улыбки.
Ваша жена написала мне два письма.
Что же вы ей ответили?
Меня не было, я был в отпуске.
А ваш заместитель не мог ответить? Или вы сами по возвращении из отпуска?
Абакумов молчал. Он взялся за обложку «Дела», долго держал двумя пальцами, словно решая, закрыть или нет. У Лукина мелькнула мысль: «Ого, как разбухло „Дело“ за семь месяцев проверки…»
Ну вот что. Я решил вас выпустить. Вы преданный человек. Вас зачислят опять в кадры Красной Армии. По службе ущемлять не будут.
У Лукина от этих слов закружилась голова. Дальше он слушал Абакумова словно в бреду. А тот продолжал, все еще держа пальцами обложку «Дела».
Неделю никуда не выходите из дома, никому ни о чем не рассказывайте. К вам на квартиру придут портные, сапожники, сошьют вам генеральскую форму. Все.
Абакумов наконец-то закрыл папку. Не знал тогда генерал Лукин, что на обложке его «Дела» было написано рукой Сталина: «Преданный человек. В звании восстановить, если желает, направить на учебу. По службе не ущемлять».
Не знал Лукин и того, что предшествовало этой резолюции. А произошло следующее. Маршал Конев доложил Сталину, что в Москву привезли освобожденного из плена генерал-лейтенанта Лукина. Видимо, Коневу удалось убедить Сталина в том, что Лукин вел себя достойно и проявил героизм в боях осенью сорок первого года под Вязьмой. Сталин даже попросил Конева передать Лукину его личную благодарность за это.
Этот разговор маршал Конев передаст Лукину позже. А пока его освобождал Абакумов. Ведь он так и сказал: «Я решил вас выпустить».
Сейчас вы поедете домой, - продолжал Абакумов. - Мы пошлем за вашей женой, вызовем ее сюда.
Зачем? - с испугом спросил Лукин.
Чтобы она вас сопровождала.
Я прошу вас не делать этого.
Чего вы испугались?
Уже четвертый час утра. Дома все спят. Приедут ваши люди, скажут: «Пожалуйте на Лубянку», Вы же всех там перепугаете!
Да почему же надо пугаться Лубянки? - искренне удивился Абакумов.
А кто к вам по ночам по доброй воле ходит? Только привозят…
Абакумов усмехнулся:
Ну хорошо. Мы пошлем человека - предупредить вашу семью.
Это другое дело.
И действительно, послал.
После разговора с Абакумовым Лукин не удивился его кажущейся доброжелательности по отношению к нему. И только после ареста Берии, Абакумова и их ближайших подручных в 1953 году и суда над ними Лукин понял, что Абакумов просто лицемерил тогда, в 1945 году, и не будь пометки Сталина на обложке его дела, Абакумов не выпустил бы бывшего пленного генерала на волю.
В квартире 19 по Гончарной набережной, дом 3, все спали. Было около четырех часов утра, когда раздался осторожный звонок. Надежда Мефодиевна подняла голову с подушки и прислушалась, не показалось ли ей. Звонок раздался вторично. Проснулась Юля. Обе встали и пошли к двери.
Кто там?
Я из службы НКВД. Майор Савельев.
Юля увидела, как лицо матери резко побледнело, как она беспомощно провела рукой по стене, стараясь не потерять равновесие.
Да откройте же, я должен вам сообщить…
Надо открывать, Юля, - еле слышно проговорила Надежда Мефодиевна и повернула ручку замка.
Что с вами, чего вы испугались, вам нехорошо? - спрашивал майор, войдя в квартиру. - Я вам должен сообщить, что сейчас приедет Михаил Федорович. Встречайте.
Стукнула дверь лифта, и в проем двери мать и дочь увидели, как из кабины вышел человек, самый родной и близкий, самый дорогой для них на свете. Мгновенно бросилось в глаза что-то незнакомое в нем. Что же? Походка! Они впервые увидели, как он шел на протезе те десять шагов, которые оставались до двери. Надежда Мефодиевна замерла на месте, не в силах пойти к нему навстречу. Юля рванулась вперед и, обхватив его, прошла с ним оставшиеся до двери шаги. Левой рукой он обнял жену. Так стояли они втроем, обнявшись и плача. Говорили что-то несвязное, целовали друг друга без конца. Проснулась старшая сестра Лукина и начала причитать по-русски в голос. Проснулись соседи. И до утра уже никто больше не ложился спать.
На следующий день пришли портные, сапожник. Сняли мерки, ушли. Явился майор из финансового управления. Выложил на стол пачки денег.
Тут пять тысяч рублей. Распишитесь.
Это что за деньги?
Единовременное пособие, приказано вам выдать.
Спасибо.
Едва майор ушел, как в дверь - звонок. Началось паломничество соседей. Устный «телеграф» работал четко. Весть об освобождении Лукина разнеслась по знакомым мгновенно. К нему шли жены и дети тех генералов, вместе с которыми он проходил проверку и был в плену. О тех, кого знал Лукин, в ком был уверен, что за ним нет ничего худого, о тех он говорил: «Я видел вашего мужа. Он в добром здравии. Ждите, он скоро должен быть дома». Обнадеживал, как мог. И люди уходили от него окрыленные надеждой.
В его рассказах о пережитом не было горечи, обиды на свою тяжкую судьбу. Тогда, в сорок пятом, его переполняло ощущение радости Победы.
Официально генерал Лукин с момента его возвращения после проверки числился в распоряжении Управления кадров Красной Армии. Но шли дни, и его никто никуда не вызывал, к нему никто не приходил. Постепенно вокруг него стал образовываться вакуум. Большинство прежних друзей, а у него их было раньше очень много, забыли почему-то номер его телефона и адрес. Поистине, счастье рождает друзей, а горе проверяет их верность. Те, кто приходил, задерживались ненадолго.
В эти дни генерал со всей полнотой познал цену дружбы истинной и мнимой. Истинные друзья остались друзьями, но их было немного. Обиды на то, что ему досталась такая судьба, у него не было. К войне у него было философское отношение. Война есть война. На ней людей ранят, убивают, кто-то попадает в плен. Есть победители и есть побежденные. И обижаться на то, что кому-то повезло, а кому-то нет, бессмысленно. Никто в этом не виноват, виновата сама война, люди, ее развязавшие. Он был счастлив тем, что война окончилась, что весь ад фашистского плена для него позади.
Иногда приезжал следователь Афанасьев с просьбой уточнить какие-либо факты или дать характеристику лицу, с которым встречался, будучи в плену. Генерал охотно шел навстречу и был рад оказаться полезным, помочь товарищам в их судьбе, помочь в восстановлении истины.
Жизнь шла своим чередом. Наступали праздники, где-то проходили торжественные собрания, а его никуда не приглашали. Для него, жившего всегда в гуще общественной жизни, среди людей, неуютно было чувствовать себя отщепенцем.
По решению партийной комиссии при Главном политическом управлении РККА Лукин считался механически выбывшим из партии. Он подал апелляцию в эту комиссию с просьбой пересмотреть его дело.
В кабинете, куда его пригласили через некоторое время, он увидел генерала, сидящего за письменным столом. Михаилу Федоровичу не было предложено сесть, ему не подали руки.
Расскажите, как вы сдались в плен, - сказал генерал.
Лукин стоял перед ним на протезе, опираясь на палку.
Может, вы хотите узнать, как я попал в плен? Я вам расскажу.
Ну, это все равно.
Нет, это не все равно.
Воцарилось продолжительное молчание.
У вас нет ко мне других вопросов? - спросил Лукин.
Разрешите идти?
Лукин, тяжело опираясь на палку, медленно шел по Гоголевскому бульвару. У памятника Гоголю присел на скамью. С массивных фонарных столбов яркие лучи освещали бронзовую фигуру великого писателя в окружении своих бессмертных героев. Лукин часто бывал здесь, когда учился в пятой школе прапорщиков при Алексеевском училище. Оно рядом - через дорогу. А неподалеку здание ГлавПУРа, где так холодно его сегодня встретили. Даже не поговорили о восстановлении в партии…
Восстановление… А разве он выбывал из рядов партии? Разве тот гитлеровский полковник из немецкого генерального штаба в семлевском лазарете, бросив в огонь партийный билет Лукина, лишил его звания коммуниста? Никогда!
Он душой принял программу большевиков еще до революции, в Москве. Тогда, в шестнадцатом, находясь на излечении в госпитале после ранения под Стволовичами, он познакомился со студентом. Как же его фамилия? Рязанов? Или Рязанцев? Да, Петя Рязанцев.
Вначале Петя приглядывался к широкоплечему солдату. Первые, ничего не значащие разговоры стали переходить в беседу о социальном добре и зле. Чистые глаза, пытливый ум Михаила Лукина располагали Рязанцева к нему. Они подружились. Рязанцев рассказывал Михаилу о растущем революционном движении в России, о партии большевиков. Эти беседы заставили Лукина впервые задуматься над многими вопросами. На всю жизнь он остался благодарен этому студенту (с которым, к сожалению, больше никогда не встречался), сумевшему помочь ему, молодому крестьянскому парню, определить свой жизненный путь.
Рязанцев же и надоумил Михаила Лукина поступить в школу прапорщиков, помог подготовиться и сдать экзамены.
Позже, вернувшись в окопы, молодой прапорщик Лукин не забывал бесед студента. А вернувшись с фронта в Москву, чуть было не растерялся. Москва бурлила. На каждом перекрестке стихийные митинги. Оратор сменяет оратора - большевики, меньшевики, кадеты, эсеры, анархисты… Кого не послушаешь - каждый ратует за народ, за свою правоту. Но очень скоро Лукин выбрал одну правоту - правоту большевиков. Отбросив все сомнения, Михаил добровольно вступает в ряды Красной Армии. После окончания курсов разведки при Полевом штабе РККА Лукин в составе Московского запасного полка отправляется на фронт.
Весной девятнадцатого года под Царицыном командир 2-й бригады 37-й стрелковой дивизии Лукин вступает в партию большевиков.
И вот теперь, пройдя огни и воды, не запятнав ни единым пятнышком звание коммуниста, ему приходится хлопотать о восстановлении в партии…
Всем генералам, вернувшимся из плена и прошедшим проверку, было предложено учиться в Академии Генерального штаба. Такое предложение получил и Лукин. После небольшого колебания он отказался, предвидя трудности практического характера: писать левой рукой еще как следует не научился, правая рука бездействовала, выезжать на учения в поле с протезом на одной ноге - трудно.
Спустя некоторое время генерала Лукина пригласил Министр Вооруженных Сил СССР маршал Булганин. В его кабинете находился маршал Конев, в то время Главком Сухопутных войск.
Тепло поздоровавшись с Лукиным, Булганин сразу же приступил к делу:
Вот что, Михаил Федорович, хватит тебе бездельничать. Наверно, и самому надоело.
Надоело, - признался Лукин.
Тут мы думали-гадали и решили предложить тебе должность заместителя начальника Главного управления военно-учебных заведений.
Не могу принять это предложение.
Лукин не успел ответить, как маршал Конев внес новое предложение.
А начальником курсов «Выстрел»?
И на «Выстрел» не пойду. Я же беспартийный.
Но мы-то тебя знаем, Михаил Федорович, мы-то доверяем, - сказал Булганин.
Вы доверяете, а партия не доверяет. Я считаюсь механически выбывшим из ВКП(б). Представьте себе, что-нибудь случится, ну, как бывает, ЧП какое-нибудь… Начнут корни происходящего искать. Любой может сказать: начальник беспартийный, в плену был…
Мы таких «радетелей» всегда на место поставим.
Нет, представьте, начальник курсов не имеет права присутствовать на закрытых партийных собраниях! Нет, ухожу в отставку! Это твердо, и не уговаривайте.
В кабинете долго тянулось молчание. Нарушил его Конев.
Кто знает, может, ты и прав.
Ситуация, - проговорил Булганин. - Ну а в отставке что думаешь делать: цветочки разводить, книжки на лежанке читать?
Ну хорошо, коли так настаиваешь, будь по-твоему. Пенсию мы тебе выхлопочем достойную, ну и все другое.
За это спасибо.
Но поговори еще с Голиковым, что он посоветует.
Начальник управления кадров Филипп Иванович Голиков знал Лукина давно. Он выслушал его и поддержал.
Итак, отставка! Тридцать три года жизни отдано армии, и какие тридцать три года!
Непривычная и какая-то странная жизнь началась у Михаила Федоровича. Ему назначили пенсию, соответствующую окладу командующего армией, за ним закрепили персональный автомобиль. В живописном Подмосковье, на Сходне, выделили участок для дачи.
Генерала беспокоили не только раны. Годы в фашистском плену вызвали болезни, о которых Лукин прежде и не подозревал. Врачи рекомендовали санаторное лечение. В путевках отказа не было: Сочи, Кисловодск, Архангельское, в любое время года - пожалуйста.
Лукин без большой охоты пользовался этой возможностью.
Как правило, в любом военном санатории встречал он знакомых: с одними вместе воевал, с другими служил еще до войны. Многие его бывшие подчиненные стали крупными начальниками.
Встречаясь, вроде искренне радуются, охотно беседуют. Но Лукин чувствовал неискренность в этом радушии. Как обычно, на отдыхе люди группируются по интересам, компаниями собираются. Лукин - в стороне. Он понимал, насторожены еще бывшие друзья и знакомые: в звании восстановили, но в партии-то не восстановили. Неспроста, видимо. Горько переживал генерал Лукин отчуждение.
Такое же отношение было и к другим генералам, вернувшимся из плена. После окончания Академии Генерального штаба некоторых из них направили в войска на высокие должности, большинство оставили преподавать в той же академии. И правильно сделали - опыта им не занимать. Но очень скоро «особо бдительные» спохватились. Всех преподавателей, побывавших в плену, уволили из рядов Красной Армии. И не просто, а с припиской в аттестациях: «Ввиду того что был в фашистском плену, доверять обучение высшего офицерского состава не следует».
Лично Лукина все это не касалось, но он не мог оставаться равнодушным к судьбе товарищей. К кому обратиться? Решил к маршалу Н. А. Булганину. Как-никак еще в тридцать пятом году вместе работали: Булганин - председателем Моссовета, а Лукин - военным комендантом Москвы. И на Западном фронте вместе воевали. Написал записку: «Прошу принять по личному вопросу хотя бы на десять минут». На второй день - телефонный звонок и голос адъютанта: «Министр примет вас сегодня в пятнадцать часов».
Как и в прошлый раз, Булганин принял Лукина радушно. За чаем вспомнили многое вместе пережитое.
Булганин спохватился:
Ты же ко мне по личному вопросу. Говори, что случилось?
А то, что мои товарищи, с которыми я был в плену, окончили Академию Генштаба, преподавали, а теперь их уволили. Сегодня уволили, а завтра, может, начнут арестовывать.
Погоди, Михаил Федорович, ты же ко мне пришел по личному вопросу.
Разве это не мой личный вопрос?
Я думал, лично для себя что-то просить будешь. Может, в чем нуждаешься?
Ни в чем я не нуждаюсь. Получаю хорошую пенсию, мне построили дачу, прикрепили машину, езжу отдыхать в санатории, лечусь в лучшем госпитале. Только до сих пор в партии не восстановили. Я до сих пор генерал, выбывший из нее механически. Как это понимать? В партию меня никто не звал. Тогда, в девятнадцатом, я сам в партию пришел. И с тех пор никогда не считал себя выбывшим из ВКП(б). А товарищ из ГлавПУРа даже разговаривать со мной на эту тему не стал.
Ты успокойся, Михаил Федорович. Сейчас, после смерти Сталина, надеюсь, многое изменится…
Маршал Булганин оказался нрав. Многое стало меняться после смерти Сталина. В стране и в партии стали восстанавливаться ленинские принципы отношения к людям, их делам. Коснулись эти изменения и Лукина. Вскоре в его квартире раздался телефонный звонок:
Говорят из ГлавПУРа. Приглашаем вас на беседу.
Лукина принял тот же самый генерал, который отказал ему в восстановлении в партии несколько лет тому назад. Но эта встреча совсем не походила на предыдущую. Генерал был на этот раз доброжелателен.
Я вам советую снова подать апелляцию о восстановлении вас в партии.
Но мне было отказано в этом. Отказано вами же. Неужели не помните?
Ну, знаете, мало ли что было. Теперь все изменилось.
Ладно, - остыл Лукин. - О пересмотре дела напишу.
В тот же день Михаил Федорович позвонил генералу Прохорову, рассказал ему о своей беседе в ГлавПУРе.
Утром следующего дня к Лукину пришел Прохоров:
Ты, Михаил Федорович, взбудоражил меня. Я ведь тоже хлопотал о восстановлении в партии.
Ну и что?
Затем и пришел к тебе, чтобы не по телефону рассказывать, как и что. Вызвал меня начальник ГУКа, а ты же знаешь, сейчас там заправляет делами Федор Федотович Кузнецов, и говорит: «Ну что же, дорогой товарищ, вы свое дело сделали и теперь на заслуженном отдыхе. Мы сейчас армию сокращаем. Поэтому не думайте, что к вам какие-то особые претензии из-за того, что вы были в плену. А в партии восстанавливайтесь, подавайте апелляцию». «Я, - говорю, - подал». - «Ну и что?» - «Так меня мордой в прошлое ткнули. Вызвал меня один ответственный товарищ и заявил: „Скажите спасибо, что у вас погоны на плечах остались, а вы еще в партию лезете“».
Да как же так! - возмутился Лукин. - Это просто чинуша какой-то. До него, видимо, не дошли новые указания.
Не знаю, Михаил Федорович, дошли или нет…
Ничего не понимаю, - признался Лукин. - Скорее всего, тут недоразумение.
Посещение Прохорова оставило горький осадок. Неужели в ГлавПУРе снова сыграли с ним горькую шутку?
Но вскоре из ЦК партии пришло письмо. Лукина приглашал член Комитета партийного контроля Леонов. Лукин отправился к нему. Леонов, едва поздоровавшись, спросил:
Михаил Федорович, у вас два ордена Красного Знамени за гражданскую войну?
Ну и ну, - покачал головой Леонов. - Кому же тогда в партии быть, если не вам!
Вам лучше знать, кому быть, кому не быть, - угрюмо ответил Лукин, все еще находясь под впечатлением тяжелого разговора с Прохоровым.
Да вы, товарищ генерал, не обижайтесь. Сейчас идет заседание комитета. Я схожу туда, а вы посидите в приемной. Вас вызовут.
Через несколько минут Лукина пригласили в кабинет. Там было человек пятнадцать. Все взгляды устремлены на Лукина.
Садитесь, Михаил Федорович, - предложил председательствующий и вдруг перешел на «ты». - Ты меня не узнаешь?
Верно, и довольно часто встречались. Ну что же, товарищи, - обратился он к присутствующим. - Лукина я знаю давно. Да вот и Николай Александрович Булганин звонил мне. Он тоже давно знает товарища Лукина, и воевали вместе. Ручается. Есть у кого-нибудь вопросы?
Все молчали.
Ну что же, товарищи, я думаю, что Михаила Федоровича Лукина мы восстановим в партии. Он честный и заслуженный советский генерал.
…Лукин вышел из подъезда здания ЦК и, опираясь на трость, медленно пошел вниз, к площади Ногина. Навстречу спешили прохожие, озабоченные своими житейскими делами. Как ему хотелось увидеть в эту минуту хотя бы одного знакомого! Он жадно всматривался в лица и не мог разглядеть - мешали слезы.
Постепенно до слуха донеслись гудки автомобиля. Это шофер Коля Кузнецов ехал рядом с тротуаром и настойчиво сигналил, напоминая Лукину о себе.
Михаил Федорович остановился. Торопливо достал платок. Уже садясь в машину, глянул наверх. По небу проплывали белые кучевые облака…
Из книги Неотвратимое возмездие (сборник) автора Семенов ЮлианГенерал-лейтенант юстиции С. С. МАКСИМОВ История одного
автора Вестфаль ЗигфридЭЛЬ-АЛАМЕЙН Генерал-лейтенант Фриц Баяерлейн У ворот Египта Палимая безжалостным африканским солнцем безводная каменистая пустыня, где лишённые растительности скалы перемежались с песчаными пустошами, на которых лишь кое-где попадалась верблюжья колючка, - таким был
Из книги Роковые решения вермахта автора Вестфаль ЗигфридФРАНЦИЯ, 1944 ГОД Генерал-лейтенант Бодо Циммерман Общая обстановка перед вторжением союзников во Францию Я отчётливо помню мартовское утро 1943 г. Штаб главнокомандующего войсками Западного фронта фельдмаршала Рундштедта находился тогда в парижском предместье
Из книги 100 великих аристократов автора Лубченков Юрий НиколаевичПЕТР НИКОЛАЕВИЧ ВРАНГЕЛЬ (1878-1928) Барон, генерал-лейтенант. Род Врангелей, ведущий свою родословную с XIII века, был датского происхождения. Многие его представители служили под знаменами Дании, Швеции, Германии, Австрии, Голландии и Испании, а когда Лифляндия и Эстляндия
Из книги Немецкая мотопехота. Боевые действия на Восточном и Западном фронтах. 1941-1945 автора Куровски ФранцГенерал-лейтенант Гельмут Бойкеманн Солдат и полководец двух мировых войн Гельмут Бойкеманн родился 9 мая 1894 года в Гамбурге в семье директора тогдашнего статистического бюро. Сдав экзамены за курс гуманитарной гимназии имени Вильгельма, он в начале 1914 года стал
автораГерой Советского Союза генерал-лейтенант авиации ПРОСКУРОВ ИВАН ИОСИФОВИЧ 18.02.1907-28.10.1941 Иван Иосифович Проскуров родился 18 февраля 1907 года в украинской семье в селе Малая Толмачка Запорожской области. Его отец работал ремонтным рабочим на железной дороге, но в 1914 году
Из книги Расстрелянные герои Советского Союза автора Бортаковский Тимур ВячеславовичГерой Советского Союза генерал-лейтенант авиации ПУМПУР ПЕТР ИВАНОВИЧ 25.04.1900-23.03.1942 Петр (Петерис) Иванович (Ионович) Пумпур родился 25 апреля 1900 года в семье латышского крестьянина Платерской волости Рижского уезда Лифляндской губернии. Окончив церковно-приходскую
Из книги Расстрелянные герои Советского Союза автора Бортаковский Тимур ВячеславовичГерой Советского Союза генерал-лейтенант авиации РЫЧАГОВ ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ 02.01.1911-28.10.1941 Павел Васильевич Рычагов родился 2 января 1911 года в крестьянской семье в деревне Нижние Лихоборы под Москвой (ныне- территория Северного округа столицы). Окончив семилетнюю среднюю
автораСЕВЕРНЫЙ КОМАНДУЮЩИЙ Генерал-лейтенант Генштаба Е.К.Миллер В отличие от всех крупнейших вождей белых армий (Корнилова, Деникина, Колчака, Юденича, Врангеля) генерал Евгений Карлович Миллер до Гражданской войны не обладал знаменитой боевой биографией, так сказать,
Из книги Вожди белых армий автора Черкасов-Георгиевский ВладимирГЛАВКОМ РУССКОЙ АРМИИ Генерал-лейтенант Генштаба, флигель-адъютант, барон П. Н. Врангель Утром 6 августа 1914 года, спустя несколько дней после начала Первой мировой войны, лейб-гвардии Его Императорского Величества Конный полк, стремительно наступающий от
Из книги Вожди белых армий автора Черкасов-Георгиевский ВладимирКАЗАЧЬИ ВОЖАКИ Генерал-лейтенант А. Г. Шкуро и генерал-лейтенант К. К. Мамонтов Суждение о генерале-от-кавалерии П. Н. Краснове (дополнение - март 2004 г.)Прежде чем говорить о белом вкладе кубанского и донского казачества в Гражданскую войну в лице его выдающихся вожаков
Из книги Вожди белых армий автора Черкасов-Георгиевский ВладимирДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЕ АТАМАНЫ Генерал-лейтенант Г. М. Семенов и генерал-лейтенант барон Р. Ф. Унгерн фон Штернберг Этой главой заканчивается наша книга, и вспомним цитату, какой сборник начинался в первом очерке, где, хотя и советской терминологией, но верно отмечена
автораГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ Кульнев Яков Петрович 1763-1812 Генерал суворовской школы. Участник войн с Турцией 1787-1791 гг. и 1806-1812 гг., польской кампании 1794- 1795 гг., русско-шведской войны 1808-1809 гг. В Отечественную войну 1812 г.- командир 5-тысячного кавалерийского отряда, нанес ряд
Из книги Русская военная история в занимательных и поучительных примерах. 1700 -1917 автора Ковалевский Николай ФедоровичГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ Кондратенко Роман Исидорович 1857-1904 Герой русско-японской войны 1904-1905 гг., организатор защиты Порт-Артура. Родился в семье обедневшего дворянина, окончил военное училище, Академию Генштаба, служил в Виленском и Уральском военных округах. С 1901 г. - на
В своих беседах с Константином Симоновым Михаил Лукин подробно описывал как он попал в плен. Интересно, что тут внезапно в немцких документах выскачила их версия этого события. Оба текста выставляю на суд читателя. Певый - записанный К Симоновым, Второй - из журнала боевых действий 258 дивизии
М.Л.: Да, я чувствую, что это уже не войска. Он говорит: «Надо развести костры». И развели костры. Я говорю ему, что сейчас же увидят дым в лесу. А народу-то нас тут было много сравнительно к этому времени. «Противник, — говорю, — поймет, что лес живет, и сейчас обязательно придет». Так оно и случилось.
Когда они развели костры, подходят какие-то двое штатских и говорят: «Кто здесь старший?» Я говорю, что я. «Мы представители особого отдела 24-й армии. Здесь в землянке лежит начальник особого отдела 24-й армии, Можин, раненный тяжело».
Я пошел к нему. А мы с ним были знакомы по Сибирскому округу. Он лежит раненый, там еще несколько человек раненых, его особисты там сидят. Он говорит: «Михаил Федорович, не уходи никуда, в землянке оставайся здесь. Я послал верного человека, за нами прилетит самолет. Даю слово, что он прилетит за нами». Поговорили мы, он нас покормил. У него была колбаса, еще что-то было.
К.С.: Он неподвижный раненый был?
М.Л.: Тяжело он был раненный. А остальные-то все ничего. Только еще один особист тоже тяжело раненный был. А у меня, когда девочки меня перевязывали, револьвер выпал. Так я его и не нашел, без револьвера уже хожу.
И мы задремали. Вдруг прибегают адъютанты, прикрепленные ко мне, и говорят: «Товарищи, выходите. Немцы». Пока собрался Можин, пока я ему помогал — он раненный был в обе ноги, да и сам-то я раненый, и рука-то у меня, одной рукой, — приходят уже немцы, кричат: «Хальт!» Я говорю: «Давай скорей выходить, еще бросят гранаты сюда. Они же не войдут так сразу, а бросят гранаты, и мы пропадем с тобой ни за что».
В это время лежащий здесь особист, который не мог вставать совершенно, тяжело был ранен, говорит: «Выходите скорей, сейчас гранаты бросят». Мы вышли, смотрим, немцы стоят. Мы руки вверх подняли. Я говорю этим ребятам — с ними девушка была, видимо, машинистка его или какая-то еще работница у него: «Передайте всем, чтобы не говорили, что это начальник особого отдела, он — интендант». На нашивках-то у него не видно было. Ромб один был у него. Так они и делали, никто не сказал, что это начальник особого отдела.
Нас быстро обыскали. У меня все отняли. Серебряный портсигар отняли, часы сняли. Я говорю: «А куда же часы-то забираешь?» Хотел у него отобрать. Он рванул у меня часы. Книжечку смотрит: «Генерал! Генерал!» Тут сразу сбежались все немцы — генерала поймали. Подошел фельдфебель, разогнал немцев и что-то говорит мне. Я очень плохо понимаю по-немецки. А Можина увели уже, всех особистов увели и часть офицеров, которые здесь были. Остался я и несколько командиров.
В это время подходит наша группа, отходящая, открывает стрельбу. Все повернулись в сторону группы, и когда я увидел, что все повернулись, я бросился бежать в противоположную сторону. А с противоположной стороны идет на меня группа немцев. Автомат: «Тр-р-р-р» — меня опять в эту же ногу, в коленную чашечку. Я теряю сознание
Немецкая версия
Доклад
о ходе боевых действий, в результате которых был пленён
русский генерал-лейтенант Лукин.
Согласно приказа полка от 15.10.41, 1-й батальон 478-го пехотного полка получил приказ, 15.10.41 усиленным разведдозором ещё раз прочесать ту же боевую полосу, что прочёсывалась 13.10, в северо-восточном направлении на предмет обнаружения отбившихся русских.
Для этой цели было выделено по одному взводу из 1-й и 2-й рот под командованием лейтенанта Маслова (Ltn Maslow) с приданным им станковым пулемётом. Разведдозору выделили и радистов. В 7:45 оба разведдозора выдвинулись из Песочной и Дроздово. В то время, как действующий слева разведдозор 1-й роты прочёсывал треугольный лес, не сталкиваясь ни с каким сопротивлением, то взвод 2-й роты вскоре после того, как ступил в прямоугольный лес, наткнулся на такое сильное сопротивление, что дальнейшее продвижение стало невозможным. Большие потери и сильный оборонительный огонь вынудили командира разведдозора залечь и запросить у лейтенанта Маслова подкрепления. Лейтенант Маслов повёл часть своего разведдозора фронтально, в то время как остальная часть прикрывала северо-западную окраину леса. Но и теперь не удалось подойти к противнику ближе. Чтобы сломить упорное сопротивление, лейтенант Маслов немедленно запросил подкрепления из батальона. На это командир батальона - майор Раутерберг (Mj Rauterberg) с частью штаба прибыл к прямоугольному лесу и послал в него основную часть 2-й роты, два отделения с тяжёлыми миномётами, взвод станковых пулемётов и взвод лёгких пехотных орудий.
Ввиду того, что сопротивление винтовочным и пулемётным огнём было не сломить, а разведдозор 2-й роты между тем уже отошёл до кромки леса, командир батальона приказал в течение четверти часа, с 10:45 до 11:00, провести огневую подготовку из тяжёлых миномётов и пехотных орудий. После этого вся 2-я рота под командованием лейтенанта Бекерта выступила в атаку в прямоугольный лес, в то время как взвод 1-й роты, действуя с треугольного леса, взял на себя прикрытие северо-западного края прямоугольного леса. Взвод станковых пулемётов, находясь на восточном углу треугольного леса, своим огнём должен был отсекать северо-восточную сторону прямоугольного леса. Юго-восточная сторона также была прикрыта взводом станковых пулемётов. Командный пункт батальона сначала находился перед западным углом прямоугольного леса, а после огневого удара перешёл к восточному острию треугольного леса. После тяжёлого продвижения вперёд через густые лесные заросли и яростный оборонительный огонь противника, одному отделению 2-й роты удалось подобраться к оборудованному блиндажу, который частично был замаскирован немецкой плащ-палаткой. Несмотря на прицельный винтовочный огонь с деревьев, солдатам Хаузнеру (Hausner) и Керстену (Kersten) удалось подбежать ко входу и сорвать плащ-палатку. За ней в блиндаже укрывались несколько офицеров и одна женщина. Лишь после угрозы ручными гранатами, несколько из них вышло наружу, в то время как один офицер застрелился. Среди пленных находился генерал-лейтенант Лукин и его адъютант.
Генерал Лукин, после того, как от него получили важный картографический материал, был поставлен ефрейтором Штэком за взводом, т.к. эвакуация пленного в тыл сильно осложнилась повторным отчаянным противостоянием. При этом генерал-лейтенант Лукин вновь был ранен в ногу русской винтовочной пулей. Стрелки были уничтожены рукопашной атакой. 2-я рота с боем пробилась до северо-восточного края леса, в то время как к этому моменту использованный в качестве подкрепления присланный взвод 1-й роты на левом крыле столкнулся с особенно ожесточённым сопротивлением у северного края прямоугольного леса, и залёг под тяжёлым огнём упорно обороняющегося противника. Противник отчаянно оборонялся со всех сторон. Ввиду того, что командный пункт батальона находился под продолжительным огнём, генерала невозможно было сразу доставить туда. Поэтому он был отправлен с несколькими ранеными на случайно проезжавшем грузовике 23-й дивизии. Наконец на командный пункт батальона удалось доставить остальных пленных окружения генерала. Здесь с помощью переводчика батальона немедленный допрос пленённого адъютанта выявил, что речь идёт о командующем 12-й армии русских, генерал-лейтенанте Лукине. Через постоянно функционирующую связь между командным пунктом батальона и расположением батальона, стало возможным срочно передать эти данные в штаб полка. Обратная радиопередача с расположения батальона: «Сердечные поздравления. Настоящий!» вызвала на командном пункте и во всех задействованных подразделениях большую радость и подогнала взвод лейтенанта Бергера из 1-й роты, несмотря на ранние сумерки и сильный снег, вновь вступить в бой против последнего очага сопротивления".
Проведенный переводчиком батальона немедленный допрос пленённого адъютанта выявил, что речь идёт о командующем 12-й армии русских, генерал-лейтенанте Лукине.
Год назад занялся исследованием боевого пути всех родных и близких. Начал с дедушки по отцовской линии. Через какое-то время стал открывать неожиданные вещи.
В воспоминаниях Стученко Андрея Трофимовича (в книге «Завидная наша судьба» М., Воениздат, 1964 г., 253 с.), командира 45-й кавалерийской дивизии, есть такие слова (С. 105 – 108):
«8 октября мы получили приказ командующего фронтом пробиваться из окружения. Войска сделали несколько попыток - ничего не получилось. 45-й кавалерийской дивизии приказано находиться в резерве командующего армией. Разместили нас в кустарнике к северу от Шутово. Расположив там дивизию, я утром 9 октября прибыл на хутор у Шутово. В крайней просторной избе за столом сидели генералы Лукин, Вишневский, Болдин и группа штабных командиров. Выслушав мой доклад, генерал Лукин приказал быть при нем. Сев на скамью и вслушавшись в разговор, я понял, что идет выработка решения на выход из окружения. Командармы решили в 18.00 после артиллерийской подготовки поднять дивизии в атаку. Прорываться будем на северо-запад на участке 56-го моторизованного корпуса. Наша 45-я кавалерийская дивизия будет замыкать и прикрывать войска с тыла.
Вечером после короткой артиллерийской подготовки над перелесками прозвучало мощное «ура», но продвинуться наши части не смогли. Повторили попытку на следующий день - результат тот же. Люди были измотаны, боеприпасы подходили к концу.
Автомашины, тягачи и танки остались без горючего. Чтобы боевая техника не досталась врагу, много машин и орудий пришлось уничтожить. Подрывая их, бойцы не могли удержать слез.
В 19-й армии полностью сохранила свою боеспособность, пожалуй, только одна 45-я кавалерийская дивизия. Я убедительно просил командарма Лукина разрешить мне атаковать противника и этим пробить путь для всей армии. Но он не согласился:
- Твоя дивизия - последняя наша надежда. Без нее мы погибли. Я знаю, ты прорвешься, но мы не успеем пройти за тобой - немцы снова замкнут кольцо.
Этот довод, возможно, и был справедлив, но нам с ним трудно было согласиться. Мы, кавалеристы, считали, что можно было организовать движение всей армии за конницей. А в крайнем случае, даже если бы это не удалось, то сохранилась бы боеспособная дивизия для защиты Москвы».
«Мысль о спасении дивизии не давала мне покоя. На свой страх и риск решил действовать самостоятельно. Так как северо-восточное направление уже было скомпрометировано неудачными атаками армии, было намечено другое - на Жебрики, почти на запад. К рассвету, расположившись вдоль опушки леса возле Горнова, дивизия была готова к атаке. Впереди конных полков стояли артиллерия и пулеметные тачанки. План был прост и рассчитан на внезапность: по сигналу на трубе «В карьер» пушки и пулеметные тачанки должны были галопом выйти на гребень высоты, прикрывавшей нас от противника, и открыть огонь прямой наводкой. Под прикрытием этого огня сабельные эскадроны налетят на врага и пробьют дорогу. Штаб дивизии, командиры, политработники разъезжали по полкам, проверяли их готовность, беседовали с бойцами, поднимая их боевой дух. Нужно было в каждого вселить твердую решимость прорваться или умереть - только в этом случае можно было надеяться на успех. Объехав строй дивизии, я обратился к конникам:
- Товарищи! Через несколько минут мы ринемся на врага. Нет смысла скрывать от вас, что не все мы пробьемся, кое-кто погибнет в этом бою, но остальные вырвутся из кольца и смогут сражаться за нашу родную Москву. Это лучше, чем погибнуть всем здесь, не принеся пользы Родине. Итак, вперед, и только вперед! Вихрем ударим по врагу!
По лицам всадников было видно, что они понимают меня, что они пойдут на все. Подан сигнал «Пушкам и пулеметам к бою». Они взяли с места галопом и помчались вперед на огневую позицию. После первых же их залпов у врага началось смятение. В бинокль можно было наблюдать, как отдельные небольшие группы противника побежали назад к лесу. По команде, сверкая клинками, дивизия перешла в атаку. До наших пушек осталось всего метров двести, когда мы увидели, что наперерез нам скачут на конях М.Ф. Лукин с адъютантом. Командарм что-то кричал и грозил кулаком. Я придержал коня. Полки, начавшие переходить уже в галоп, тоже придержали коней. Лукин подскакал ко мне:
- Стой! Именем революции, именем Военного совета приказываю остановить дивизию!
Чувство дисциплины побороло. Я не мог ослушаться командарма. А он боялся лишиться последней своей надежды и данной ему властью хотел удержать дивизию, которая армии уже не поможет, ибо армии уже нет... С тяжелым сердцем приказываю трубачу играть сигнал «Кругом». А немцы оправились от первого испуга и открыли огонь по нашим батареям и пулеметам, которые все еще стояли на открытой позиции и стреляли по врагу. От первых же снарядов и мин врага мы потеряли несколько орудий и тачанок. Снаряды и мины обрушились и на эскадроны, выполнявшие команду «Кругом». Десятки всадников падали убитыми и искалеченными.
Я с раздражением посмотрел на командарма и стал себя клясть, что выполнил его приказ. Не останови он дивизию, таких страшных потерь мы не понесли бы и, безусловно, прорвали бы вражеское кольцо. От близкого взрыва нас обсыпало землей и осколками, кони в испуге шарахнулись в сторону, а лошадь моего адъютанта повалилась с перебитыми ногами.
Полки на рысях уходили в лес, за ними тронулись и мы с командармом. М.Ф. Лукин продолжал доказывать мне, что так надо было, что он не мог лишиться нашей дивизии.
Подбираем раненых, хороним убитых. Надо скорее покидать этот лес, по которому уже пристрелялся противник. Дивизия «под конвоем» командарма Лукина и его штаба перешла на старое место - к хутору у Шутово. Вечером на командном пункте Лукина собрались работники штаба, политотдела, трибунала, прокуратуры, тыла 19-й армии и штабов других армий. Здесь же были командарм Вишневский и Болдин. Командный пункт, по существу, уже ничем не управлял. Связи с частями не было, хотя переносные радиостанции действовали в некоторых частях (мощные радиостанции пришлось уничтожить)».
Илларион Алексеевич Толконюк (по книге "Раны заживают медленно" М., 2004, 552 с.), капитан, служившего в оперативном отделе штаба 19-й армии, рассказывает:
«...Генерал-лейтенант М.Ф. Лукин, получив указание, что на него возлагается руководство выводом всех четырех армий из окружения, собрал совещание командующих армиями, с которыми не было никакой технической связи, и прибыли не все для обсуждения положения и выработки решения. В этом совещании, проходившем в условиях строгой секретности и сильно затянувшемся, присутствовал и генерал-лейтенант И.В. Болдин. В результате родился приказ, исполнителем которого был начальник оперативного отдела полковник А.Г. Маслов. После неоднократных и мучительных переделок и поправок, вызывавших нервозность, приказ был подписан командармом и начальником штаба. Этот последний, отданный в окружении приказ имел важное значение, ибо он определил дальнейшую судьбу окруженных армий. Кстати сказать, решение, выраженное в приказе, не было сообщено в Ставку. Думается, что это случилось потому, что руководство окруженными войсками не ожидало его одобрения. Следует к тому же заметить, что на последние запросы Ставки командование почему-то вообще не находило нужным отвечать.
В приказе давался краткий и довольно мрачный анализ сложившейся обстановки и делалась ссылка на требование выходить из окружения во что бы то ни стало. Войскам приказывалось сжечь автомашины, взорвать материальную часть артиллерии и оставшиеся неизрасходованными снаряды, уничтожить материальные запасы и каждой дивизии выходить из окружения самостоятельно.
В этот день я был оперативным дежурным и приказ, размноженный в нескольких экземплярах для 19-й армии, попал ко мне для рассылки в дивизии. Передавая его мне, полковник А.Г. Маслов был крайне расстроен: он, стараясь не глядеть никому в глаза, молча передал документ, неопределенно махнул рукой и ушел. Чувствовалось, что полковник не был согласен с таким концом армии. Через некоторое время он сказал мне по секрету: «Из всех возможных решений выбрано самое худшее, и армия погибла, не будучи побежденной противником. Правильно говорится, что армия не может быть побежденной, пока ее командование не признает свое поражение. В нашем случае командование признало себя побежденным преждевременно и распустило армию, предоставив ее непобежденным бойцам самим заботиться о своей участи».
...Приказ был незамедлительно доставлен в дивизии нарочными офицерами. А когда его содержание довели до личного состава, произошло то, что должно было произойти. Нельзя было не заметить, что задача понята своеобразно: спасайся кто как может. Офицеры штаба, проверявшие на местах, как доведен и понят приказ, наблюдали неприглядную картину, поправить которую уже возможности не было, да никто и не пытался что-либо изменить. Всякая связь штаба армии с дивизиями прекратилась, вступили в свои права неразбериха и самотек. К вечеру 12 октября командование и штаб армии сложили с себя обязанность управлять подчиненными войсками. Командиры дивизии поступили также. Командиры многих частей и подразделений выстраивали подчиненных на лесных полянах, прощались с ними и распускали. На местах построения можно было видеть брошенные пулеметы, легкие минометы, противогазы и другое военное снаряжение. Солдаты и офицеры объединялись в группы различной численности и уходили большей частью в неизвестность. В некоторых соединениях личный состав с легким ручным оружием начал поход в составе частей и подразделений, но с течением времени, встретившись с трудностями, эти части и подразделения также распадались на мелкие группы.
...Это невольно способствовало тому, что из 28 немецких дивизий, первоначально окруживших наши войска, к началу второй декады октября было оставлено здесь только 14, а 14 дивизий смогли продолжить путь к Москве. Расчет нашего командования на то, что окруженные армии организованно прорвутся из окружения и будут использованы для непосредственной защиты столицы, не оправдался. Эти войска вынуждены были оставить в окружении всю материальную часть, все тяжелое оружие и остававшиеся боеприпасы и выходили из окружения лишь с легким ручным оружием, а то и без него. В итоге всего сказанного и многого не сказанного группировка из четырех, хотя и обескровленных, армий, насчитывавшая сотни тысяч человек, с массой артиллерии, танков и других боевых средств, окруженная противником к 7 октября, уже 12 октября прекратила организованное сопротивление, не будучи разгромленной, и разошлась кто куда. Она, следовательно, вела бои в окружении всего каких-то 5–6 дней. Это кажется невероятным, этому трудно поверить. И тем не менее это так.
... В продовольствии нужды не ощущалось, потому что в окруженном районе продовольствие могло быть получено из местных ресурсов: местность была запружена угнанным из западных районов советскими людьми скотом, и созревший урожай, при определенной организации, мог обеспечить питание личного состава длительное время. К тому же не были полностью использованы и продовольственные запасы, находившиеся на складах и в железнодорожных эшелонах, которыми были переполнены железнодорожные станции. В общем, у нас не было крайней нужды в продовольствии. В боеприпасах ощущалась некоторая нужда, но и их мы полностью не израсходовали, вплоть до прекращения организованного сопротивления. Нужда ощущалась в горючем для машин, а главное - в эвакуации раненых. Так что не в материальном обеспечении в первую очередь нуждались окруженные войска. Они нуждались прежде всего в квалифицированном, твердом и авторитетном руководстве, чего, по существу, не было».
Продолжение воспоминаний А. Т. Стученко, командира 45-й кавалерийской дивизии (108-111):
«Лукин не отпускал меня от себя ни на шаг. Собрали скудные свои запасы, принялись за ужин. В это время в хату с шумом ворвался какой-то подполковник и доложил, что стрелковый полк, прикрывавший район Шутово с запада, атакован немцами. Все вскочили. Лукин приказал мне остановить немцев, не допустить их продвижения к командному пункту.
Вскочив на коня, я помчался к дивизии. Эскадроны сели на коней и на ходу стали развертываться для атаки.
Став перед 58-м кавалерийским полком (он был в центре), я подал команду «Шашки к бою!» и, не видя еще противника, повел дивизию рысью, выбросив вперед разъезды. Километра через два мы встретились с нашими отходящими стрелковыми подразделениями. Приказываю командиру резервного 52-го полка разомкнуть один эскадрон в одну шеренгу, остановить и собрать пехотинцев. В полукилометре от нас горел хутор. Особенно ярко пылал сарай, по-видимому, с сеном. Высокий столб пламени зловеще озарял окрестность. И тут мы увидели немцев. Шли они беспорядочной толпой, горланили что-то и не целясь палили из автоматов.
При виде наглого, самоуверенного врага, поганящего нашу землю, убивающего наших людей, знакомое уже чувство страшной ненависти охватило нас. Командую полкам: «В атаку!» Конники ринулись навстречу фашистам. Те увидели нас, но было уже поздно. Мы врезались в их толпу; удар был настолько неожидан, что гитлеровцы и не отстреливались, кинулись к лесу, начинавшемуся за догоравшим хутором. Немногим посчастливилось спастись, и то потому, что уже стемнело и гоняться за отдельными солдатами в темноте, да тем более в лесу, не имело смысла.
Надо было как можно быстрее организовать оборону. Сигналами «Стой» и «Сбор» приостанавливаю атаку. Командир резервного полка доложил, что собралось около 200 человек пехотинцев. Мы покормили их из запасов пулеметчиков (у них в тачанках всегда кое-что припрятано «на черный день») и помогли закрепиться у хутора.
В 23.00 дивизия получила приказ командующего армией: держать фронт до четырех часов утра, после чего отходить на юг, прикрывая войска, которые будут с рассветом пробиваться в район Стогово (южнее Вязьмы) на соединение с 20-й армией генерал-лейтенанта Ершакова.
Штабом посланы разъезды, чтобы связаться с соседями на флангах. Они вернулись с тревожной вестью: ни справа, ни слева наших частей нет, и противник обходит нас на обоих флангах. В ночной темноте не стихает треск немецких автоматов; спереди, справа, слева, сзади взвиваются осветительные ракеты. Пытаюсь связаться со штабом армии, но разъезды теряют людей, а пробиться не могут.
Подходя к делу формально, мы могли бы спокойно просидеть на месте до четырех часов утра. Но нас мучила мысль: что с командным пунктом армии? Может, командарму и штабу нужна наша помощь?
А разъезды все возвращаются ни с чем.
- Дай я попробую, - сказал комиссар дивизии А. Г. Полегин.
Обмотав копыта лошадей тряпками, Полегин и его товарищи скрылись в темноте. Я провел немало тревожных минут. Наконец послышался приглушенный топот и показались силуэты всадников. Комиссар все-таки пробился на хутор, где размещался штаб армии. Там уже никого не было. Удалось выяснить, что еще в полночь оба командарма и Болдин, собрав своих штабных работников и сколотив отряд, насчитывающий человек шестьсот, взяли радиостанцию и ушли в неизвестном направлении. Итак, мы уже около четырех часов сидим здесь неизвестно для чего, неизвестно кого прикрывая.
В пятом часу утра полки по моему приказу бесшумно снялись с места. Держа коней в поводу, конники начали движение на юг, как приказал нам еще вечером командарм.
На рассвете 13 октября дивизия подошла к деревне Жипино. Разъезды, высланные нами, были встречены огнем: в деревне враг. Чтобы избежать ненужных потерь, я решил обойти ее с северо-запада и на рысях повел дивизии через лес на деревню Буханово. Но до нее мы не дошли. У узкого ручья головной эскадрон попал под ураганный автоматно-пулеметный огонь».
Из Хрестоматии по отечественной истории (1914-1945 гг.) : Учебное пособие для студентов вузов / Авт. предисл. Э. М. Щагин; Сост. Э. М. Щагин и др. ; Под. ред. А. Ф. Киселева, Э. М. Щагина; Моск. педагог. гос. ун-т, М. : Владос, 1996 г., 894, с. : ил. (ссылка на С. 522-525). По статье: Новый часовой. Русский военно-исторический журнал. (СПб). 1994. №2. С. 173-175
"ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ВОЕННОПЛЕННОГО ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА КРАСНОЙ АРМИИ М.Ф. Лукина 14 декабря 1941 г.
Приведенный ниже текст допроса был отправлен с оккупированной германскими войсками территории СССР в Берлин для ознакомления Гитлеру. Давший показания М.Ф. Лукин (1892–1970 гг.), Герой Российской Федерации (1993 г.), генерал-лейтенант, командовал в ходе войны 16-й, 20-й и 19-й армиями. В октябре 1941 года в районе Вязьмы был тяжело ранен и захвачен немцами в плен, в мае 1945 года освобожден.
Генерал Лукин, тяжело раненный, был взят в немецкий плен. С ним уже несколько раз беседовали, но говорили немного, вследствие его тяжелого состояния. Теперь же генерал-лейтенант Лукин сказал следующее:
- Если Вы хотите, чтобы я ответил на Ваш вопрос: «Почему русский народ, несмотря на всю свою ненависть к Сталину и советской системе, продолжает их защищать?» - то могу ответить таким образом, чтобы быть очень честным в разговоре с Вами. Вы говорите об освобождении народов России от большевистской системы и о новом порядке для будущей Европы, но одновременно Вы говорите, что только русские являются носителями большевизма, а украинцы, например, нет. Это ерунда. Большевизм так же чужд русскому народу, как и украинцам. Вообще это интернациональное учение. Большевики смогли победить в России только потому, что сельское хозяйство было ужасно запущено после 1-й мировой войны. Коммунисты пообещали крестьянам землю, а рабочим - фабрики и заводы, поэтому народ поддержал их. Конечно, это было ужасной ошибкой, поскольку сегодня крестьянин, по сравнению с прошлым, не имеет вообще ничего. В лучшем случае колхозник в Сибири получает 4 кг хлеба в день, а средняя зарплата рабочего 300–500 рублей в месяц, на которую он ничего не может купить. Когда нечего есть и существует постоянный страх перед системой, то, конечно, русские были бы очень благодарны за разрушение и избавление от сталинского режима. Только очень высокие представители советского партийного аппарата сносно живут. Командир стрелковой дивизии, по сравнению с ними, живет плохо. Но я все равно не верю в то, что в нынешних условиях внутри СССР может произойти народное, антисталинское восстание. Слишком много крови пролили большевики за 20 лет своей власти, и все, кто бы мог поднять такое восстание, уже уничтожены. И даже если существует, к примеру, такой командир или генерал, который бы думал о таком восстании и о новой России, он все равно ничего не мог сделать, так как вокруг него слишком много комиссаров и чекистов. Даже если этот генерал только поговорит об этом со своими друзьями, он все равно ничего не сможет сделать, так как даже в среде военных очень много доносчиков и никому нельзя верить. Поэтому для осуществления антисталинского восстания нужен сильный толчок извне. Вы, немцы, можете сокрушить систему, но Вы не должны думать о том, что народ может это сделать сам, несмотря на свою ненависть к режиму. И Вы не должны упрекать или наказывать русских за то, что они не восстают.
Вы говорите об освобождении народов. Но мы ничего не слышали об освобождении Украины или Белоруссии, захваченных Вами, и у нас говорят, что и для России свободы не будет. Это порождает сопротивление агрессору. Конечно, партийный аппарат и чекисты - это не друзья, но вторгнувшийся враг - это агрессор, и с ним надо бороться. Начиная с сентября этого года на Волге и восточнее Волги формируется 150 новых стрелковых дивизий, а возможно, и больше, но никак не меньше 150. Мы должны были сами отдавать из своей армии некоторых командиров и комиссаров для этих новых дивизий. Через 4–5 месяцев эти дивизии или закончат свое формирование, или уже будут на фронте. У них будут и танки. Один мой друг сказал мне, что ежедневно строятся 60 танков, позднее это число будет доведено до 80. Это, включая заводы Ленинграда и те заводы, которые были эвакуированы на восток страны. Основные типы строящихся танков Т-34 и КВ. Также строятся около 20 самолетов в сутки разных типов, но артиллерии и пистолетов-пулеметов будет немного. СССР помогают США и Великобритания, но я не думаю, что их помощь будет значительна. Нефти и нефтяных запасов не так много, чтобы полностью удовлетворить потребности, и если вермахт дойдет до Кавказа, то их будет еще меньше.
Здесь генерал-лейтенант Лукин задал вопрос собеседнику о том, что не собираются ли немцы создать альтернативное русское правительство? На этот вопрос Лукина допрашивающий ответил, что создание такого правительства будет затруднительно, ибо генерал Лукин сам заметил, что все, кто бы мог войти в такое правительство, убиты большевиками. А в случае создания правительства из случайных людей русский народ будет думать, что это правительство лишь служит немцам». Лукин сказал: «Может быть, это и правда. В этом году Вы создали Министерство по делам восточных территорий, которое помогает только Вам. Однако, если будет все-таки создано альтернативное русское правительство, многие россияне задумаются о следующем: во-первых, появится антисталинское правительство, которое будет выступать за Россию, во-вторых, они могут поверить в то, что немцы действительно воюют только против большевистской системы, а не против России, и в-третьих, они увидят, что на Вашей стороне тоже есть россияне, которые выступают не против России, а за Россию. Такое правительство может стать новой надеждой для народа. Может быть, так, как я, думают и еще другие генералы; мне известны некоторые из них, кто очень не любят коммунизм, но они сегодня ничего другого делать не могут, как поддерживать его».
На вопрос допрашиваемого, кого бы Лукин мог назвать в качестве альтернативы, Лукин ответил:
«Сегодня в СССР существуют только два человека, которые достаточно популярны, - это Буденный и Тимошенко. Буденный - это человек из народа, в 1938 г. Сталин его очень не любил, и многие это знают. Если бы Буденный и Тимошенко возглавили восстание, то тогда, возможно, много крови и не пролилось. Но и они должны быть уверены в том, что будет Россия и российское правительство. И Буденный, и Тимошенко не очень любят коммунистические принципы, и, хотя они и являлись продуктами большевистской системы, они могли бы выступить, если бы видели альтернативу. Новая Россия не обязательно должна быть такая, как старая. Она может даже быть без Украины, Белоруссии и Прибалтики, будучи в хороших отношениях с Германией. Вот и помочь в создании такой России и правительства только в Ваших силах, а не в наших. Жуков и Шапошников не являются такими популярными, но они очень хорошие солдаты. Правда, я не думаю, что новые сформированные дивизии смогут вести наступательные действия; они могут только хорошо обороняться. Очень многие не хотят воевать, и при наступлении наших наступающих часто брали в плен очень легко. В районе южнее Ярцево Вы имели 50 орудий на 1 км фронта, но наша пехота все равно должна была наступать три раза. Было очень много убитых, и очень многие не желали прорываться из окружения, а сдавались. Все-таки потери составили не менее 10 000 человек.
На фронт начинают поступать новые реактивно-пусковые установки, которые раньше имелись лишь у армий, но теперь будут и у дивизий. До сих пор существовал такой порядок, что ни одна установка не должна была быть захвачена Вами, и я сам отдавал приказ об их уничтожении, если они были в опасности. Сейчас их появится очень много. Если появится возможность более точной организации их стрельбы, то их значение резко возрастет. Поскольку они просты в изготовлении, то и на фронте установки появятся скоро. Вы должны обратить на них внимание. Я не думаю, что Красная Армия начнет вести химическую войну. Теперь я прошу Вас, чтобы Вы знали, что все это сказал россиянин, который любит свой народ, и я не хочу, чтобы было еще хуже. Я прошу Вас сохранить все это в секрете, так как у меня есть семья».
Советская военная энциклопедия сообщает о М.Ф. Лукине:
«14 окт. был тяжело ранен, попал в плен, мужественно и достойно держал себя в условиях фаш. концлагерей. В мае 1945-го освобожден из плена. С ноября 1946-го в отставке. Награжден орденом Ленина, 5 орденами Красного Знамени, орденами Трудового Красного Знамени, Красной Звезды и медалями».
Продолжение воспоминаний (Стр. 117) А. Т. Стученко, командира 45-й кавалерийской дивизии:
«С Михаилом Фёдоровичем Лукиным мне довелось снова увидеться только в 1954 году. Во время одной из встреч, в ноябре 1962 года, он подробно рассказал, что случилось тогда с ним и его товарищами.
Покинув район своего командного пункта, группа командиров во главе с Лукиным и Болдиным двигалась на юго-запад. На второй день во время перестрелки с противником Лукин был ранен в ногу осколком мины. Идти он не мог, и его несли товарищи. Добрались до какого-то леса, нашли здесь покинутые землянки. Лукина поместили с тяжело раненым начальником особого отдела 24-1 армии. Спустя несколько минут раздался крик:
- Немцы!
Затрещали выстрелы. Раненые с трудом выползли из землянки. Начальника особого отдела фашисты схватили сразу же. Лукину в суматохе перестрелки удалось было скрыться в кустах, но он получил ещё две раны – в уже повреждённую ногу и в руку (рука и сейчас мертва – перебиты нервы) – и потерял сознание. Очнулся уже в немецком госпитале. Ему ампутировали ногу. До конца войны пробыл он в фашистских застенках. В плену генерал вел себя с достоинством, как подобает настоящему советскому патриоту.
Сейчас М. Ф. Лукин в отставке, живёт в Москве, работает в комитете ветеранов войны)»
Обратите внимание на наивность Стученко, человек, который в войну стрелял предателей, верит рассказу Лукина. В момент пленения обязательно должно присутствовать тяжелое ранение и бессознательное состояние, иначе не чем было бы крыть обидные намёки соотечественников в плену.
Генерал выдаёт военную тайну легко и не принуждённо, сообщив ценные сведения, известные только высшему командному составу. Это плюс новые тысячи жертв.
Генерал сдал немцам 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк РГК и полевые управления четырех армий, общим числом до 600 000 человек пленных (включая московское ополчение), просто бросив управление войсками.
Генерал ничего не сделал, что бы сберечь погибших солдат под Вязьмой.
Генерал цинично врёт соотечественникам, работая в комитете ветеранов войны.
Генерал пользуется благами своего звания после войны, получая паёк и государственные льготы.
Ответственность вместе с ним несёт и прочий высший командный состав, бросивший управление своими частями.
Генерал позабавил «очерняющими советы» данными:
«В лучшем случае колхозник в Сибири получает 4 кг хлеба в день, а средняя зарплата рабочего 300–500 рублей в месяц, на которую он ничего не может купить»,
и жалобами:
«Только очень высокие представители советского партийного аппарата сносно живут. Командир стрелковой дивизии, по сравнению с ними, живет плохо».
Сколько платила советская власть генералу и члену партии Лукину, Лукин не сообщает.
Мучают вопросы: Почему до этого человека не дотянулся всёзнающий и всёвидящий Сталин? За что дали героя РФ генералу? Почему генералитет и военные историки, даже после 1953 года скрывали правду о Лукине? Так всё-таки был заговор, если генерал рассказывает слово в слово, как указано в протоколах допросов высшего командного состава в 1937-39 году?
И естественно, его внуки и правнуки будут рассказывать «а вот мой дедушка сказал, и я ему верю»
Мой дед вышел из этого окружения раненый с оружием. Продолжал воевать. Героя почему-то не дали.