Заболоцкий цикл последняя любовь. Николай Заболоцкий. Цикл "Последняя любовь". Анализ стихотворения николая заболоцкого "последняя любовь" - санька

Знаете что-либо об обэриутах? Или о том, что Василий Гроссман был известным сердцеедом? А о любовной лирике Николая Заболоцкого? Во всяком случае, стихотворение "Признание" - точно, знакомо многим. Или романс на его слова. Что-то кармическое чудится мне во всей этой истории.
В любом случае, интересно.
Загляните в источник, прекрасные дополнения: фотографии, романс.

«Зацелована, околдована»: кому признавался в любви поэт, которому была чужда лирика

История создания стихотворения «Зацелована, околдована…», ставшего популярным романсом, весьма любопытна. После его прочтения может показаться, что написано оно было влюблённым юношей с пылким взором. Но на самом деле написал его серьёзный 54-летний серьезный педант с манерами и внешностью бухгалтера. К тому же до 1957 года, именно в тот года Заболоцкий создал свой цикл «Последняя любовь», интимная лирика ему была чужда вовсе. И вдруг на излёте жизни этот дивный лирический цикл.
Николай Заболотский (именно так, Заболоцким с ударением на предпоследнем слоге он стал только в 1925 году) родился 24 апреля 1903 года в Уржуме Вятской губернии. В юности он стал студентом Питерского института имени Герцена, и будучи студентом стал участником группы ОБЭРИУ. Отношение к женщинам у обэриутов было чисто потребительское, и сам Заболоцкий был среди тех, кто «ругал женщин яростно». Шварц вспоминал, что Заболоцкий с Ахматовой просто не выносили друг друга. «Курица - не птица, баба - не поэт», – любил повторять Заболоцкий. Пренебрежительное отношение к противоположному полу Заболоцкий пронес почти через всю жизнь и в любовной лирике замечен не был.

Но несмотря на такие жизненные подходы брак и Николая Алексеевича сложился удачно и был весьма прочным. Он женился на однокурснице – стройной, темноглазой, немногословной, которая стала прекрасной женой, матерью и хозяйкой.
От обэриутов Заболоцкий постепенно ушёл, его эксперименты со словом и образом существенно расширились, а к середине 1930-х он стал известным поэтом. Но донос на поэта, случившийся в 1938 году, разделил его жизнь и творчество на две части. Известно, что Заболоцкого на следствии истязали, но он так ничего и не подписал. Может быть, поэтому ему дали минимальные пять лет. Многие писатели были перемолоты ГУЛАГом - Бабель, Хармс, Мандельштам. Заболоцкий выжил - как считают биографы, благодаря семье и супруге, которая была его ангелом-хранителем.

Его сослали в Караганду и жена с детьми последовала за ним. Освободился поэт только в 1946 благодаря хлопотам известных коллег, в частности, Фадеева. После освобождения Заболоцкому разрешили поселиться в семьей в Москве. Его восстановили в Союзе писателей, а писатель Ильенков предоставил ему свою дачу в Переделкино. Он много работал над переводами. Постепенно всё наладилось: публикации, известность, достаток, квартира в Москве и орден Трудового красного знамени.
Но в 1956 году случилось то, чего Заболоцкий никак не ожидал – он него ушла жена. 48-летняя Екатерина Васильевна, жившая многие годы ради мужа, не видевшая от него ни заботы, ни ласки, ушла к писателю и известному сердцееду Василию Гроссману. «Если бы она проглотила автобус, - пишет сын Корнея Чуковского Николай, - Заболоцкий удивился бы меньше!»

На смену удивлению пришёл ужас. Заболоцкий был беспомощен, сокрушён и жалок. Его горе привело его к Наталье Роскиной – 28-летней одинокой и умной женщине. В растерянности от произошедшего он просто позвонил некой даме, которая любила его стихи. Это всё, что он о ней знал. Он позволил той, что знала все его стили с юных лет, они встретились и стали любовниками.
В этом треугольнике счастливых не было. И сам Заболоцкий, и его супруга, и Наталья Роскина мучились по-своему. Но именно личная трагедия поэта и подвигла его к созданию цикла лирических стихов «Последняя любовь», ставшего одним из самых талантливых и щемящих в отечественной поэзии. Но среди всех стихов, вошедших в сборник, особняком стоит «Признание» – подлинный шедевр, целая буря чувств и эмоций. В этом стихотворении две женщины поэта слились в один образ.
Екатерина Васильевна вернулась к мужу в 1958-м. Этим годом датируется еще одно знаменитое стихотворение Н. Заболоцкого «Не позволяй душе лениться». Его писал уже смертельно больной человек. Через 1,5 месяца после возвращения жены Николай Заболотский скончался от второго инфаркта.

Признание
Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!
Не веселая, не печальная,
Словно с темного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумасшедшая.
Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.
Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжелые,
В эти черные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.
Что прибавится - не убавится,
Что не сбудется - позабудется…
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?

Николай Заболоцкий <1957 г>

Николай Заболоцкий.
“Последняя любовь”

Цикл этот, написанный в конце жизни поэта (07.05.1903 – 14.10.1958) – это первые стихи Николая Заболоцкого о любви, не об абстракной любви, не о любви, как таковой, в жизни людей, не зарисовки из чужих судеб – а своё, личное, прожитое сердцем. Сдержанный, по свидетельству очевидцев, в обыденной жизни, Заболоцкий оставался таким же и в стихах. Но в цикле “Последняя любовь” чувства выплескиваются без оглядки…

Никита Заболоцкий: – Осенью 1956 года в семье Заболоцких произошел трагический разлад, основной причиной которого стал Василий Гроссман, автор знаменитого романа “Жизнь и судьба”. Поселившись в соседних корпусах на Беговой улице, Заболоцкие и Гроссманы быстро сблизились домами: дружили жены, дети, заинтересованно общались поэт и прозаик. Правда, отношения между этими слишком разными личностями были непростыми. Разговоры с Гроссманом, ядовито-ироничным, резким, всякий раз обращались к тому предмету, который растравлял старые душевные раны Заболоцкого, нарушал с трудом установившееся внутреннее равновесие, необходимое ему для работы. Екатерина Васильевна, как никто понимавшая состояние мужа, тем не менее не могла оставаться равнодушной к силе ума, таланту, мужскому обаянию Гроссмана. С их глубокой взаимной симпатией Заболоцкий мириться не мог. И в конце концов объявил: пусть Екатерина Васильевна уходит к Гроссману, а он найдет себе другую жену. 28 октября Заболоцкий позвонил почти незнакомой красивой молодой женщине из литературного круга – Наталии Александровне Роскиной – и попросил о встрече. Во время второго свидания сделал предложение. Но совместная жизнь не заладилась. Роскиной поэт посвятил нежно-трагическое стихотворение “Признание” (“Зацелована. Околдована…”). В первых числах февраля 1957 года они расстались. Заболоцкий погрузился в работу. А после разговоров с Екатериной Васильевной проникся убеждением, что пройдет время – и она вернется к нему. “Многие мои стихотворения, по существу, как ты знаешь, – писал отец маме в Ленинград 20 января 1958 года, – мы писали с тобою вместе. Часто один твой намек, одно замечание меняли суть дела… А за теми стихами, что писал я один, всегда стояла ты… Ты ведь знаешь, что ради моего искусства я всем прочим в жизни пренебрег. И ты мне в этом помогла”. В сентябре родители снова были вместе.” А в октябре Николай Заболоцкий ушёл из жизни…

Последняя любовь

Задрожала машина и стала,
Двое вышли в вечерний простор,
И на руль опустился устало
Истомленный работой шофёр.
Вдалеке через стёкла кабины
Трепетали созвездья огней.
Пожилой пассажир у куртины
Задержался с подругой своей.
И водитель сквозь сонные веки
Вдруг заметил два странных лица,
Обращённых друг к другу навеки
И забывших себя до конца.
Два туманные лёгкие света
Исходили из них, и вокруг
Красота уходящего лета
Обнимала их сотнями рук.
Были тут огнеликие канны,
Как стаканы с кровавым вином,
И седых аквилегий султаны,
И ромашки в венце золотом.
В неизбежном предчувствии горя,
В ожиданье осенних минут
Кратковременной радости море
Окружало любовников тут.
И они, наклоняясь друг к другу,
Бесприютные дети ночей,
Молча шли по цветочному кругу
В электрическом блеске лучей.
А машина во мраке стояла,
И мотор трепетал тяжело,
И шофёр улыбался устало,
Опуская в кабине стекло.
Он-то знал, что кончается лето,
Что подходят ненастные дни,
Что давно уж их песенка спета, -
То, что, к счастью, не знали они.

Николай Заболоцкий. Цикл “Последняя любовь”

Сегодня я хочу Вас познакомить с циклом стихов Николая Заболоцкого «Последняя любовь» (1956–1957), в который вошли 10 стихотворений поэта. Стихотворения изумительно лиричные, тонкие, живые размещены автором в цикле не точно по хронологии развития событий. Лучше всего мы знакомы с третьим стихотворением цикла, которое звучит для нас хорошо знакомой песней:

Зацелована, околдована,


Драгоценная моя женщина!

З накомы-то знакомы, но многие ли из нас могут наверняка назвать автора стихотворения, да ещё и название цикла, в который оно когда-то вошло?

Цикл этот , написанный в конце жизни поэта (07.05.1903 – 14.10.1958) – это первые стихи Николая Заболоцкого о любви, не об абстракной любви, не о любви, как таковой, в жизни людей, не зарисовки из чужих судеб – а своё, личное, прожитое сердцем. Только в 2000 году, сын поэта – Никита Заболоцкий, в интервью газете “Труд” открыл тайну этого цикла, отвечая на вопрос журналиста:

“Е. Константинова: Сдержанный, по свидетельству очевидцев, в обыденной жизни, Заболоцкий оставался таким же и в стихах. Но в цикле “Последняя любовь” чувства выплескиваются без оглядки…

Никита Заболоцкий: – Осенью 1956 года в семье Заболоцких произошел трагический разлад, основной причиной которого стал Василий Гроссман, автор знаменитого романа “Жизнь и судьба”. Поселившись в соседних корпусах на Беговой улице, Заболоцкие и Гроссманы быстро сблизились домами: дружили жены, дети, заинтересованно общались поэт и прозаик. Правда, отношения между этими слишком разными личностями были непростыми. Разговоры с Гроссманом, ядовито-ироничным, резким, всякий раз обращались к тому предмету, который растравлял старые душевные раны Заболоцкого, нарушал с трудом установившееся внутреннее равновесие, необходимое ему для работы. Екатерина Васильевна, как никто понимавшая состояние мужа, тем не менее не могла оставаться равнодушной к силе ума, таланту, мужскому обаянию Гроссмана. С их глубокой взаимной симпатией Заболоцкий мириться не мог. И в конце концов объявил: пусть Екатерина Васильевна уходит к Гроссману, а он найдет себе другую жену. 28 октября Заболоцкий позвонил почти незнакомой красивой молодой женщине из литературного круга – Наталии Александровне Роскиной – и попросил о встрече. Во время второго свидания сделал предложение. Но совместная жизнь не заладилась. Роскиной поэт посвятил нежно-трагическое стихотворение “Признание” (“Зацелована. Околдована…”). В первых числах февраля 1957 года они расстались. Заболоцкий погрузился в работу. А после разговоров с Екатериной Васильевной проникся убеждением, что пройдет время – и она вернется к нему. “Многие мои стихотворения, по существу, как ты знаешь, – писал отец маме в Ленинград 20 января 1958 года, – мы писали с тобою вместе. Часто один твой намек, одно замечание меняли суть дела… А за теми стихами, что писал я один, всегда стояла ты… Ты ведь знаешь, что ради моего искусства я всем прочим в жизни пренебрег. И ты мне в этом помогла”. В сентябре родители снова были вместе.” А в октябре Николай Заболоцкий ушёл из жизни…

Под катом все десять стихотворений:

1. Чертополох
2. Морская прогулка
3. Признание
4. Последняя любовь
5. Голос в телефоне
6. * * * (Клялась ты – до гроба)
7. * * * (Посреди панели)
8. Можжевеловый куст
9. Встреча
10. Старость

1. Чертополох

Принесли букет чертополоха
И на стол поставили, и вот
Предо мной пожар, и суматоха,
И огней багровый хоровод.

Эти звёзды с острыми концами,
Эти брызги северной зари
И гремят и стонут бубенцами,
Фонарями вспыхнув изнутри.

Это тоже образ мирозданья,
Организм, сплетённый из лучей,
Битвы неоконченной пыланье,
Полыханье поднятых мечей.

Это башня ярости и славы,
Где к копью приставлено копье,
Где пучки цветов, кровавоглавы,
Прямо в сердце врезаны моё.

Снилась мне высокая темница
И решётка, чёрная, как ночь,
За решёткой – сказочная птица,
Та, которой некому помочь.

Но и я живу, как видно, плохо,
Ибо я помочь не в силах ей.
И встает стена чертополоха
Между мной и радостью моей.

И простёрся шип клинообразный
В грудь мою, и уж в последний раз
Светит мне печальный и прекрасный
Взор её неугасимых глаз.

2. Морская прогулка

На сверкающем глиссере белом
Мы заехали в каменный грот,
И скала опрокинутым телом
Заслонила от нас небосвод.
Здесь, в подземном мерцающем зале,
Над лагуной прозрачной воды,
Мы и сами прозрачными стали,
Как фигурки из тонкой слюды.
И в большой кристаллической чаше,
С удивлением глядя на нас,
Отраженья неясные наши
Засияли мильонами глаз.
Словно вырвавшись вдруг из пучины,
Стаи девушек с рыбьим хвостом
И подобные крабам мужчины
Оцепили наш глиссер кругом.
Под великой одеждою моря,
Подражая движеньям людей,
Целый мир ликованья и горя
Жил диковинной жизнью своей.
Что-то там и рвалось, и кипело,
И сплеталось, и снова рвалось,
И скалы опрокинутой тело
Пробивало над нами насквозь.
Но водитель нажал на педали,
И опять мы, как будто во сне,
Полетели из мира печали
На высокой и лёгкой волне.
Солнце в самом зените пылало,
Пена скал заливала корму,
И Таврида из моря вставала,
Приближаясь к лицу твоему.

1956

3. Признание

Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!

Не весёлая, не печальная,
Словно с тёмного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумашедшая.

Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.

Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжёлые,
В эти чёрные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.

Что прибавится – не убавится,
Что не сбудется – позабудется…
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?

1957

4. Последняя любовь

Задрожала машина и стала,
Двое вышли в вечерний простор,
И на руль опустился устало
Истомленный работой шофёр.
Вдалеке через стёкла кабины
Трепетали созвездья огней.
Пожилой пассажир у куртины
Задержался с подругой своей.
И водитель сквозь сонные веки
Вдруг заметил два странных лица,
Обращённых друг к другу навеки
И забывших себя до конца.
Два туманные лёгкие света
Исходили из них, и вокруг
Красота уходящего лета
Обнимала их сотнями рук.
Были тут огнеликие канны,
Как стаканы с кровавым вином,
И седых аквилегий султаны,
И ромашки в венце золотом.
В неизбежном предчувствии горя,
В ожиданье осенних минут
Кратковременной радости море
Окружало любовников тут.
И они, наклоняясь друг к другу,
Бесприютные дети ночей,
Молча шли по цветочному кругу
В электрическом блеске лучей.
А машина во мраке стояла,
И мотор трепетал тяжело,
И шофёр улыбался устало,
Опуская в кабине стекло.
Он-то знал, что кончается лето,
Что подходят ненастные дни,
Что давно уж их песенка спета, -
То, что, к счастью, не знали они.

Раньше был он звонкий, точно птица,
Как родник, струился и звенел,
Точно весь в сиянии излиться
По стальному проводу хотел.

А потом, как дальнее рыданье,
Как прощанье с радостью души,
Стал звучать он, полный покаянья,
И пропал в неведомой глуши.

Сгинул он в каком-то диком поле,
Беспощадной вьюгой занесён…
И кричит душа моя от боли,
И молчит мой чёрный телефон.

1957

6. * * *

Клялась ты – до гроба
Быть милой моей.
Опомнившись, оба
Мы стали умней.

Опомнившись, оба
Мы поняли вдруг,
Что счастья до гроба
Не будет, мой друг.

Колеблется лебедь
На пламени вод.
Однако к земле ведь
И он уплывёт.

И вновь одиноко
Заблещет вода,
И глянет ей в око
Ночная звезда.

1957

7. * * *

Посреди панели
Я заметил у ног
В лепестках акварели
Полумёртвый цветок.
Он лежал без движенья
В белом сумраке дня,
Как твоё отраженье
На душе у меня.

1957

8. Можжевеловый куст

Я увидел во сне можжевеловый куст,
Я услышал вдали металлический хруст,
Аметистовых ягод услышал я звон,
И во сне, в тишине, мне понравился он.

Я почуял сквозь сон лёгкий запах смолы.
Отогнув невысокие эти стволы,
Я заметил во мраке древесных ветвей
Чуть живое подобье улыбки твоей.

Можжевеловый куст, можжевеловый куст,
Остывающий лепет изменчивых уст,
Лёгкий лепет, едва отдающий смолой,
Проколовший меня смертоносной иглой!

В золотых небесах за окошком моим
Облака проплывают одно за другим,
Облетевший мой садик безжизнен и пуст…
Да простит тебя бог, можжевеловый куст!

1957

10. Старость

Простые, тихие, седые,

Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотёмна.

Их речь уже немногословна,
Без слов понятен каждый взгляд,
Но души их светло и ровно
Об очень многом говорят.

В неясной мгле существованья
Был неприметен их удел,
И животворный свет страданья
Над ними медленно горел.

Изнемогая, как калеки,
Под гнётом слабостей своих,
В одно единое навеки
Слились живые души их.

И знанья малая частица
Открылась им на склоне лет,
Что счастье наше – лишь зарница,
Лишь отдаленный слабый свет.

Оно так редко нам мелькает,
Такого требует труда!
Оно так быстро потухает
И исчезает навсегда!

Как ни лелей его в ладонях
И как к груди ни прижимай, –
Дитя зари, на светлых конях
Оно умчится в дальний край!

Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она, –
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.

Теперь уж им, наверно, легче,
Теперь всё страшное ушло,
И только души их, как свечи,
Струят последнее тепло.

1956

Заболоцкий Н.А.
Избранное. Кемерово. Кемеровское книжное издательство, 1974

«Последняя любовь» Николай Заболоцкий

Задрожала машина и стала,
Двое вышли в вечерний простор,
И на руль опустился устало
Истомленный работой шофер.
Вдалеке через стекла кабины
Трепетали созвездья огней.
Пожилой пассажир у куртины
Задержался с подругой своей.
И водитель сквозь сонные веки
Вдруг заметил два странных лица,
Обращенных друг к другу навеки
И забывших себя до конца.
Два туманные легкие света
Исходили из них, и вокруг
Красота уходящего лета
Обнимала их сотнями рук.
Были тут огнеликие канны,
Как стаканы с кровавым вином,
И седых аквилегий султаны,
И ромашки в венце золотом.
В неизбежном предчувствии горя,
В ожиданье осенних минут
Кратковременной радости море
Окружало любовников тут.
И они, наклоняясь друг к другу,
Бесприютные дети ночей,
Молча шли по цветочному кругу
В электрическом блеске лучей.
А машина во мраке стояла,
И мотор трепетал тяжело,
И шофер улыбался устало,
Опуская в кабине стекло.
Он-то знал, что кончается лето,
Что подходят ненастные дни,
Что давно уж их песенка спета,-
То, что, к счастью, не знали они.

Анализ стихотворения Заболоцкого «Последняя любовь»

Драматические события, которые довелось пережить автору в конце жизни, подвигли его к созданию лирического цикла, отличающегося живыми, пронзительно искренними интонациями любовного переживания. Мучительные перипетии чувства завершаются окончательным примирением немолодых героев, которым удалось преодолеть «всё страшное» и ощутить умиротворяющую силу единства душ.

Анализируемый текст, давший заглавие циклу, датирован 1957 г. Название совпадает с одноименным творением Тютчева, посвященным очарованию нежного суеверного чувства, одновременно несущего «блаженство» и «безнадежность».

Эпический элемент, присутствующий в стихотворном тексте, сближает его с жанром новеллы. Автором моделируется фрагмент любовной драмы - встреча пожилого героя с возлюбленной в один из последних летних вечеров. Яркими доминантами пейзажной зарисовки выступают цветы, образы которых богато «декорированы» при помощи живописных иносказаний. Канны получают сложный эпитет «огнеликие» и сравнение с насыщенно красным, «кровавым» вином, аквилегия - определение «седые» и метафору, уподобляющую бутоны замысловатому украшению. Ряд замыкает скромная ромашка, чья желтая сердцевина напоминает драгоценный венец.

Комплекс образов-растений символизирует красоту уходящей летней поры. В центре «цветочного круга», сияющем искренней радостью, находится влюбленная пара. Счастье, окружающее любовников, не безоблачно: оно осложняется туманными тревожными предчувствиями.

За героями, совершающими прогулку в свете фонарей, наблюдает шофер. Его образ не однозначен: в определенных фрагментах текста персонаж выступает в роли лирического повествователя, наделенного даром всеведения. Доставив пассажиров, водитель решил воспользоваться коротким перерывом и отдохнуть. В состоянии полудремы ему открываются таинственные детали, скрытые от бодрствующих: «странные лица» двоих, обреченных навеки вглядываться друг в друга, обрамляет легкий туманный свет и окружают «сотни рук», иносказательно отождествляемых с персонифицированными образами растений, атрибутов прекрасного лета. Причудливое видение приносит ясное осознание кратковременности гармоничного периода. Приход осенних дней ассоциируется с ненастьем, которое по принципам параллелизма проецируется на отношения влюбленных - слепых счастливцев, упоенных поэзией настоящего.

Когда я первый раз прочитал это стихотворение, я заметил, что довольно нетрудно понять, о чем оно. Здесь нет никакой нарочитой сложности, отдаляющей читателя от правильного восприятия текста, - можно сразу сказать, что стихотворение о жизни двух пожилых людей, о любви, жизни и смерти.
Эта «простота» подчеркивается и формой. Заболоцкий строго выдерживает силлабо-тонику, не превращая размер стихотворения ни в дольник, ни в тактовик. Более того, в этом произведении икты трехстопного анапеста не попадают на безударные слоги. Наконец, перекрестная рифмовка и чередование мужских и женских клаузул показывает, что, используя строгую и регулярную, простую форму, автор хотел обратить наше внимание на что-то другое.

На что же? Хотя бы на композицию. Все стихотворение можно разделить на три части, каждая из которых отличается от предыдущей по содержанию, образам и лексике. В первой части (которая кончается словами «Задержался с подругой своей») рассказывается о двух пожилых людях и шофере, во второй части описывается их любовь, а в третьей показан шофер как внешний наблюдатель и его выводы (или вывода автора?). Если говорить об образах, то в первой и третьей части это шофёр и два пассажира, а во второй части шофер исчезает, да и пассажиры тоже, и на первый план выходит чувство, объединяющее двух людей. Их образы будто бы растворяются в море любви («И забывших себя до конца»), и главным субъектом во второй части становится их чувство, а они - лишь объекты, подчиненные ему. Это выражается и грамматически: то, что объединяет их, всегда имеет функцию сказуемого («Два туманные легкие света //
Исходили из них <…>»), «Красота уходящего лета // Обнимала их <…>», «Кратковременной радости море // Окружало любовников тут<…>»), а сами «любовники» обозначаются как дополнение - «из них», «их», «любовников». Кроме того, их действия выражаются причастными оборотами - «обращенных» и «забывших», а не глаголами. Но все же самое главное, что подчеркивает несамостоятельность образов этих двух влюбленных - это то, что мы про них ничего не знаем, и об их чувствах говорится вместе, а не по отдельности. Если бы были известны их имена, внешний вид, их история любви, мысли каждого из них, это бы в корне изменило систему образов стихотворения.

Теперь про лексику. Во второй части немыслимы такие слова как «машина», «шофер», «пассажир» или «песенка спета», ровно как в первой и третьей части нет слов «аквилегии», «канны», «светы». При этом все же чувствуется стилистическая цельность стихотворения: в первой и третьей частях автор все же использует некоторый поэтический язык (тропы вроде «созвездья огней»), и нельзя сказать, что в начале или конце стихотворения стилистика совсем обыденной, ежедневной речи.

Можно задаться вопросом: а где здесь автор?
Действительно, здесь нет лирического «я», автор будто бы описывает действительность, не говоря ничего от своего имени. Однако в последнем четверостишии автор перестает играть роль отстраненного рассказчика. Шофер думает, что им осталось жить недолго - и автор с помощью слов «он-то знал» (а не «думал», «был уверен» и т.д.) показывает, что это действительно так. Но затем он вставляет слова «к счастью», и эти два слова уточняют его отношение к их поздней любви. В двух последних строчках буквально сказано: «Хорошо, что они не думают о том, что их любовь скоро закончится смертью», что можно обобщить, и тогда мы дойдем до следующего утверждения: «Не надо задумываться о смерти, когда ты любишь - любовь превыше всего».

Эта мысль - наследница романтизма и, стало быть, символизма. Если обрезать это стихотворение так, чтобы оно начиналось со слов «два странных лица», а кончалось словами «в электрическом блеске лучей», то это вполне могло бы быть стихотворением одного из младосимволистов (например, в «Стихах о Прекрасной даме»). Тем более, что любовь, выступающая здесь будто бы самостоятельной сущностью, имеет некий мистический оттенок: «Два туманные легкие света», что можно объяснить влиянием символистов.

Для всего стихотворения характерны косвенные упоминания о смерти. Но они видны лучше всего, если посмотреть на то, что здесь значит время. Действие происходит поздним вечером («вечерний простор», «созвездия огней»), и это метафора «вечера жизни», «заката жизни»: почти что спящий водитель заметил их живые чувства, и пробудился; из них исходили «два света», что будто бы «воскрешало» их. Довольно важно, что действие происходит осенью, и это время года отсылает нас к понятию старости. «Красота уходящего лета» похожа на «красоту уходящей жизни», а «кратковременной радости море» относится то ли к скоротечности жизни, то ли к приближающейся осени.

В завершение я вновь подчеркну важность композиции этого стихотворения. Как в «Незнакомке» Блока первая часть, описывающая рестораны и из посетителей, противопоставляется второй, мистической части, так и в этом стихотворении высокий романтизм любви композиционно противопоставляется прозаичности жизни. И автор делает свой выбор, и мимолетность этой последней любви ничуть не умаляет ее ценность.