Автор пьесы обыкновенное чудо. Рассказ "обыкновенное чудо". История создания фильма "обыкновенное чудо"

Евгений Шварц

Обыкновенное чудо

Екатерине Ивановне Шварц

Действующие лица

Хозяин .

Хозяйка .

Медведь .

Король .

Принцесса .

Министр-администратор .

Первый министр .

Придворная дама .

Оринтия .

Аманда .

Трактирщик .

Охотник .

Ученик охотника .

Палач .

Перед занавесом появляется человек , который говорит зрителям негромко и задумчиво:

– «Обыкновенное чудо» – какое странное название! Если чудо – значит, необыкновенное! А если обыкновенное – следовательно, не чудо.

Разгадка в том, что у нас – речь пойдет о любви. Юноша и девушка влюбляются друг в друга – что обыкновенно. Ссорятся – что тоже не редкость. Едва не умирают от любви. И наконец сила их чувства доходит до такой высоты, что начинает творить настоящие чудеса, – что и удивительно, и обыкновенно.

О любви можно и говорить, и петь песни, а мы расскажем о ней сказку.

В сказке очень удобно укладываются рядом обыкновенное и чудесное и легко понимаются, если смотреть на сказку как на сказку. Как в детстве. Не искать в ней скрытого смысла. Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь.

Среди действующих лиц нашей сказки, более близких к «обыкновенному», узнаете вы людей, которых приходится встречать достаточно часто. Например, король. Вы легко угадаете в нем обыкновенного квартирного деспота, хилого тирана, ловко умеющего объяснять свои бесчинства соображениями принципиальными. Или дистрофией сердечной мышцы. Или психастенией. А то и наследственностью. В сказке сделан он королем, чтобы черты его характера дошли до своего естественного предела. Узнаете вы и министра-администратора, лихого снабженца. И заслуженного деятеля охоты. И некоторых других.

Но герои сказки, более близкие к «чуду», лишены бытовых черт сегодняшнего дня. Таковы и волшебник, и его жена, и принцесса, и медведь.

Как уживаются столь разные люди в одной сказке? А очень просто. Как в жизни.

И начинается наша сказка просто. Один волшебник женился, остепенился и занялся хозяйством. Но как ты волшебника ни корми – его все тянет к чудесам, превращениям и удивительным приключениям. И вот ввязался он в любовную историю тех самых молодых людей, о которых говорил я вначале. И все запуталось, перепуталось – и наконец распуталось так неожиданно, что сам волшебник, привыкший к чудесам, и тот всплеснул руками от удивления.

Горем все окончилось для влюбленных или счастьем – узнаете вы в самом конце сказки. (Исчезает.)

Действие первое

Усадьба в Карпатских горах. Большая комната, сияющая чистотой. На очаге – ослепительно сверкающий медный кофейник. Бородатый человек, огромного роста, широкоплечий, подметает комнату и разговаривает сам с собой во весь голос. Это хозяин усадьбы.

Хозяин . Вот так! Вот славно! Работаю и работаю, как подобает хозяину, всякий глянет и похвалит, все у меня как у людей. Не пою, не пляшу, не кувыркаюсь, как дикий зверь. Нельзя хозяину отличной усадьбы в горах реветь зубром, нет, нет! Работаю безо всяких вольностей… Ах! (Прислушивается, закрывает лицо руками.) Она идет! Она! Она! Ее шаги… Пятнадцать лет я женат, а влюблен до сих пор в жену свою, как мальчик, честное слово так! Идет! Она! (Хихикает застенчиво.) Вот пустяки какие, сердце бьется так, что даже больно… Здравствуй, жена!

Входит хозяйка , еще молодая, очень привлекательная женщина.

Здравствуй, жена, здравствуй! Давно ли мы расстались, часик всего назад, а рад я тебе, будто мы год не виделись, вот как я тебя люблю… (Пугается.) Что с тобой? Кто тебя посмел обидеть?

Хозяйка . Ты.

Хозяин . Да не может быть! Ах я грубиян! Бедная женщина, грустная такая стоит, головой качает… Вот беда-то! Что же я, окаянный, наделал?

Хозяйка . Подумай.

Хозяин . Да уж где тут думать… Говори, не томи…

Хозяйка . Что ты натворил нынче утром в курятнике?

Хозяин (хохочет) . Так ведь это я любя!

Хозяйка . Спасибо тебе за такую любовь. Открываю курятник, и вдруг – здравствуйте! У всех моих цыплят по четыре лапки…

Хозяин . Ну что ж тут обидного?

Хозяйка . А у курицы усы, как у солдата.

Хозяин . Ха-ха-ха!

Хозяйка . Кто обещал исправиться? Кто обещал жить как все?

Хозяин . Ну дорогая, ну милая, ну прости меня! Что уж тут поделаешь… Ведь все-таки я волшебник!

Хозяйка . Мало ли что!

Хозяин . Утро было веселое, небо ясное, прямо силы девать некуда, так хорошо. Захотелось пошалить…

Хозяйка . Ну и сделал бы что-нибудь полезное для хозяйства. Вон песок привезли дорожки посыпать. Взял бы да превратил его в сахар.

Хозяин . Ну какая же это шалость!

Хозяйка . Или те камни, что сложены возле амбара, превратил бы в сыр.

Хозяин . Не смешно!

Хозяйка . Ну что мне с тобой делать? Бьюсь, бьюсь, а ты все тот же дикий охотник, горный волшебник, безумный бородач!

Хозяин . Я стараюсь!

Хозяйка . Так все идет славно, как у людей, и вдруг – хлоп! – гром, молния, чудеса, превращения, сказки, легенды там всякие… Бедняжка… (Целует его.) Ну, иди, родной!

Хозяин . Куда?

Хозяйка . В курятник.

Хозяин . Зачем?

Хозяйка . Исправь то, что там натворил.

Хозяин . Не могу!

Хозяйка . Ну пожалуйста!

Хозяин . Не могу. Ты ведь сама знаешь, как повелось на свете. Иногда пошалишь – а потом все исправишь. А иной раз щелк – и нет пути назад! Уж я этих цыплят и волшебной палочкой колотил, и вихрем их завивал, и семь раз ударил молнией – все напрасно! Значит, уж тут сделанного не поправишь.

Хозяйка . Ну что ж, ничего не поделаешь… Курицу я каждый день буду брить, а от цыплят отворачиваться. Ну а теперь перейдем к самому главному. Кого ты ждешь?

Хозяин . Никого.

Хозяйка . Посмотри мне в глаза.

Хозяин . Смотрю.

Хозяйка . Говори правду, что будет? Каких гостей нам сегодня принимать? Людей? Или привидения зайдут поиграть с тобой в кости? Да не бойся, говори. Если у нас появится призрак молодой монахини, то я даже рада буду. Она обещала захватить с того света выкройку кофточки с широкими рукавами, какие носили триста лет назад. Этот фасон опять в моде. Придет монашка?

В детстве каждый из нас верит в чудеса, особенно новогодние. Но одни с годами забывают об этом, а другие проносят эту веру через всю свою жизнь и хранят в сердце то непередаваемое волнение, которое однажды посетило их в преддверии Нового Года.
Эту историю рассказал друг моего отца дядя Максим. Он поделился своими воспоминаниями, когда стрелки часов уже приближались к полуночи, поэтому, наверное, она и произвела на меня такое сильное впечатление.
Это случилось, когда дядя Максим сам ещё был ребенком. Его родители очень любили сына, но им часто приходилось уезжать в командировки. Однажды они должны были уехать как раз накануне Нового Года, и Максим остался с бабушкой и дедушкой. В полночь мальчик загадал желание, чтобы всегда встречать Новый Год с мамой и папой. Бабушка и дедушка очень старались развеселить внука, и мальчик заснул довольным. Поздно ночью он проснулся от того, что кто-то тихонько позвал его. Открыв глаза, Максим увидел девочку, одетую в белое сверкающее платье. Она улыбнулась и поманила мальчика за собой. Максим улыбнулся ей в ответ, потому что незнакомка показалась ему настоящим чудом. Девочка взяла его за руку и попросила зажмуриться. Было немного страшно, но, закрыв глаза, он почувствовал себя невесомым, будто превратился в летящую снежинку. Когда удивительная девочка позволила ему открыть глаза, то Максим увидел перед собой прозрачную дверь. Он легонько толкнул её, и дверь распахнулась. Мальчик в изумлении замер: незнакомка привела его на настоящий праздник! Каких только зверей там не было: и зайчата, и белки, и даже большой пушистый медведь. Еще мальчик увидел много маленьких светящихся девочек-снежинок и снеговиков. Все они танцевали вокруг высокой, упирающейся своей макушкой в самый потолок красавицы ёлки. Среди присутствующих на этом празднике Максим сразу же заметил Деда Мороза и Снегурочку. Все были веселы и смеялись от радости, хлопая в ладоши. Когда мальчик подошел поближе, то в первую минуту даже не поверил своим глазам... Он узнал в Дедушке Морозе и Снегурочке своих родителей! Не помня себя от радости, Максим подбежал к ним и повис на шее у папы. Мама и папа заверили сына, что все новогодние желания непременно исполняются, и они теперь всегда будут встречать Новый Год вместе. Таким счастливым Максим ещё не чувствовал себя никогда. Он до самого утра пел и танцевал вместе с другими гостями. Но вот его глаза стали смыкаться, а ноги заплетаться от усталости. Тогда папа обнял сына и ласково произнёс:
- Пора спать!
Мальчик счастливо и устало кивнул, и Дед Мороз взял его на руки. Последнее, что Максим услышал, были слова мамы:
- Мы очень любим тебя, сынок!
Он почувствовал, что мама что-то положила ему в карман, а потом крепко уснул.
Проснувшись, Максим сладко потянулся и вдруг вспомнил всё. Он вскочил и сунул руку в карман: там лежала маленькая звездочка с фотографией родителей и его самого возле той самой ёлки. Мальчик бережно опустил звёздочку обратно и выбежал из комнаты, чтобы рассказать о случившемся бабушке и дедушке. Каково же было его удивление, когда он увидел своих родителей и бабушку с дедушкой, мирно беседующих за столом. Максим бросился к ним, словно не видел их целую вечность. Все рассмеялись. Он начал расспрашивать родителей об этой удивительной ночи, но они, казалось, всё забыли и только непонимающе переглядывались. Мальчик подумал, что им, должно быть, нельзя рассказывать о том, кто они, и понимающе подмигнул.
Рассказав эту захватывающую историю, дядя Максим взглянул в мои широко распахнутые глаза, но, заметив снисходительно улыбающихся взрослых, которые тоже слушали эту историю, воскликнул:
-Это моя новогодняя сказка!
Все гости рассмеялись и продолжили веселье. А дядя Максим подошел ко мне и тихо произнёс:
- Запомни, малыш, главное – это верить в чудо и в то, что новогодние желания сбываются. Я и сейчас в это верю.
С этими словами он разжал ладонь, и я увидел в его руке маленькую звездочку с немного потертой фотографией, на которой были запечатлены Снегурочка и Дед Мороз с веселым мальчиком на руках. Дядя Максим улыбнулся и прошептал:
- Всегда верь в чудо!
Я до сих пор помню его рассказ и уверен, что с каждым может случиться новогоднее чудо. Нужно лишь верить в это.

Пока Евгений Львович болел, его любимый артист Эраст Гарин предпринял попытку поставить «Медведя» в Театре-студии киноактера…

Пьеса ещё в 1953 году заинтересовала Г. А. Товстоногова, тогда ещё главного режиссера ленинградского Театра им. Ленинского комсомола. Он позвонил автору и сказал, что первый акт ему нравится, меньше нравится второй и совсем не нравится третий. За исключением нескольких сцен. Он просил выслушать его соображения в любое время и в любом месте, когда и где удобней Шварцу, - дома или в театре. «Я слушал слова заинтересованного человека, действительно заинтересованного, желающего пьесу поставить, как музыку…» - записал Евгений Львович 25 декабря.

Спектакль тогда не состоялся. В дневниковых записях Шварца нет ни слова, была ли их встреча, почему Георгий Александрович не поставил пьесу. Не упоминал он об этом и в письмах.

Прошло чуть больше года, и за постановку «Медведя» взялся Эраст Павлович Гарин. Начальству театра пьеса не понравилась, но режиссер и артисты решили все равно её репетировать. То есть - на свой страх и риск. И риск оправдался.

А 16 июня 1955 года Гарин сообщает автору: «Дорогой Евгений Львович! До сегодня не хотел Вам писать. Боялся. Думал не выдержу экзамена, на который напросился. Теперь пишу. Днем сегодня показал художественному совету, дирекции и любопытствующим полтора акта Вашего Медведя. Спектакль (я так называю, потому что были артисты, мизансцены, освещение, костюмировка, хоть и самодеятельная, но иногда выразительная) принят восторженно.

Совет и дирекция решили предоставить мне, как теперь говорят, «зеленую улицу». Ну, насчет улицы и её цвета не знаю, но знаю, что с субботы репетиции будут продолжены, и все работы по спектаклю двинутся вперед. Очевидно, с Вами войдут в юридические отношения, потому как, я думаю, опередить нас другому театру не удастся.

Показали мы весь первый акт и второй до явления придворной дамы с Эмилем включительно. Обсуждение текло, как говорится, на самом высоком уровне. Отмечали актерские удачи и пр.

Все репетиции шли в большом волнении. Спектакль сколотил свой медвежий коллектив, очень симпатичный и трудолюбивый. Если бы не отпуск у театра, я через месяц закончил бы, но театр идет в отпуск в конце месяца. Теперь ставим вопрос о том, чтобы медведей в отпуск не пускать…

Желаю Вам счастья. Передайте привет Катерине Ивановне. Хася шлет привет, и мы очень жалеем, что не могли прочитать Вашего Дон Кихота. Он был здесь с Козинцевским директором Шостаком. Ераст».

Хеся - это жена Э. П. Гарина, режиссер Хеся Александровна Локшина.

И ещё - в конце лета: «Здравствуйте, дорогой Вы наш волшебник Евгений Львович и дорогая хозяйка Катерина Ивановна. Спешу сообщить Вам приятное: вчера получено разрешение из Лита. Теперь в театре все станет на законную почву. Правда, и до этого всё шло нормально. Первый акт уже пошел в мастерские, а вот второй и третий были симпатичны в рисунках, а как изготовили макет, показались грубоватыми. На сегодня второй акт уже переделан и производит приятное впечатление. Думаю, и с третьим актом скоро утрясется. 12-го августа по Вашему Грибоедканальному адресу театр послал деньги (4840 р.)… но бухгалтерша почему-то очертенела и при переводе переделала Вас в женщину. Потом хватилась и послала в почтовое отделение телеграмму (я выясню за чей счет), где написала, что Вы не Евгения Львовна, а он.

Театр наш гастролирует по Крыму, но приезжающие на съемки артисты с нетерпением ждут начала репетиций. А начать их будет можно во второй половине октября, когда наши медвежьи актеры вернутся со съемок.

Вас надеемся видеть на предгенеральном периоде. Желаем Вам счастья, здоровья, успеха. Все Вас приветствуют и очень любят. Хеська шлет привет.

А незадолго до премьеры, в декабре, Шварц получил из театра телеграмму, в которой говорилось, что нужно выпускать афишу спектакля, и «дирекция, художественный совет, режиссер» просят изменить название «Медведь» на другое, например, - «Это просто чудо». Евгений Львович, не долго думая, предложил несколько вариантов на выбор: «Веселый волшебник», «Послушный волшебник», «Обыкновенное чудо», «Безумный бородач» и «Непослушный волшебник». Четыре из пяти названия так или иначе вращались вокруг Хозяина (Волшебника), но пьеса-то была не о нем, а о любви. И жизнь преподносила всем героям пьесы, в том числе и Хозяину урок. Любовь между Медведем и Принцессой оказывалась сильнее волшебства. В этом-то было чудо. Обыкновенное чудо! Театр это название и предпочел. И Шварц с ним согласился.

У меня произошли события неожиданные и тем более радостные. Эраст ставил в Театре киноактера «Медведя». Он теперь называется «Обыкновенное чудо»… Вдруг 13-го января днём - звонок из Москвы. Прошла с большим успехом генеральная репетиция. Сообщает об этом Эраст. Ночью звонит Фрэз - с тем же самым. 14-го около часу ночи опять звонок. Спектакль показали на кассовой публике, целевой так называемый, купленный какой-то организацией. Перед началом - духовой оркестр, танцы. Все ждали провала. И вдруг публика отлично поняла пьесу. Успех ещё больший… Меня радует не столько успех, сколько отсутствие неуспеха. То есть боли. Всякую брань я переношу, как ожог, долго не проходит. А успеху так и не научился верить…

Первый раз я не присутствую на собственной премьере. И не испытываю почему-то особенной горести… Ну вот, снова звонит Москва. Гарин, полный восторга, и Хеся - еще более полная восторга. Точнее - восторг её внушал больше доверия. Эраст выпил с рабочими сцены на радостях… и я почувствовал прелестную атмосферу, что бывает за кулисами в день успеха. И утешился.

Премьеру сыграли 18 января 1956 года. Художник Б. Р. Эрдман. Музыкальное оформление В. А. Чайковского и Л. А. Раппорот. В роли Хозяина выступил К. Барташевич, хозяйки - Н. Зорская; Медведя - В. Тихонов, Короля - Э. Гарин, Принцессы - Э. Некрасова, министра-администратора - Г. Георгиу, первого министра - А. Добронравов, Эмилии - В. Караваева, Эмиля - В. Авдюшко, охотника - А. Пинтус, палача - Г. Милляр.

А на следующий день Шварц писал Гариным: «Дорогие Хеся и Эраст! Спасибо Вам огромное за все звонки. За всё. Я даже поволноваться не успел - до того Вы были ко мне внимательны…».

В конце января спектакль посмотрели Леонид Малюгин и Александр Крон. А посмотрев, поделились с автором своими впечатлениями. «Дорогой Женя! - 23-го писал Малюгин. - Я уезжал в Саратов, и поэтому не мог быть на премьере твоей пьесы. Приехал и побежал на первый же спектакль. Прежде всего - театр был полон (правда, это было воскресенье), что в наше трудное время - редкость. Эрдман сделал очень хорошую декорацию - интерьеры хороши, а последний акт - просто великолепен. Гарин нашел, по-моему, верный ключ к пьесе - произведению, очень своеобразному; пьесу слушают очень хорошо. Может быть, не все в ней доходит до зрителя, - но здесь многое зависит и от зрителя, которого мы так долго кормили лебедой, что он уже забыл вкус настоящего хлеба. Должен сказать, что и не все артисты доносят второй план в пьесе, её изящный юмор. Если говорить честно, - по-настоящему пьесу понял сам Гарин, который играет превосходно. Остальные - как умеют, есть и интересные образы, но все это какая-то часть образа… Третий акт показался мне слабее первых двух - в чем, мне кажется, повинен и ты. Ну, а все же в целом интересно и ново. Поздравляю тебя с рождением пьесы, которая так долго лежала под спудом, желаю тебе здоровья, чтобы ты поскорее приехал в Москву и увидел все своими глазами.

Сердечный привет Екатерине Ивановне».

А через два дня, 25-го, послал письмо и Крон: «Дорогой друг! Примите мои поздравления. Видел вчера в театре киноактера Вашего «Медведя». Это очень хорошо и удивительно талантливо. В работе Гарина и Эрдмана много хорошей выдумки, но лучше всего сама пьеса. Публика это понимает и более всего аплодирует тексту. Самое дорогое в том, что я видел и слышал - остроумие, сумевшее стать выше острословия. Юмор пьесы не капустнический, а философский. Это не юмор среды, это общечеловечно. Если бы это было не так, пьеса не дожила бы до премьеры. С тех пор, как Вы прочитали у нас полтора акта прошло, вероятно, лет восемь. И за это время ничто не устарело, не вышло из моды, не потеряло жизненности. Скорее даже наоборот… Я верю, что у «Медведя» будет счастливая судьба. Надо только ещё вернуться к III акту. Он ниже первых двух, а это жалко. Тем более, что в этом нет ничего неизбежного или непоправимого. Обнимаю Вас. Крон».

«Дорогой Леня, спасибо тебе за обстоятельное и доброжелательное письмо. После него спектакль мне стал совершенно понятен. Насчет третьего акта ты, конечно, прав. Напомню только, что говорит об этом Чапек. Он пишет, что по общему мнению первый акт всегда лучше второго, а третий настолько плох, что он хочет произвести реформу чешского театра, - отсечь все третьи акты начисто. Говорю это не для того, чтобы оправдаться, а чтобы напомнить, что подобные неприятности случаются и в лучших семействах.

Насчет спектакля мне звонят из Москвы и рассказывают приезжие, и пишут знакомые. Всё как будто хорошо, но у меня впечатление, что мне за это достанется. Я бы предпочел, чтобы все происходило более тихо. Хорошие сборы! Простят ли мне подобную бестактность? Открываю газеты каждый раз с таким чувством, будто они минированы… У меня сочинено нечто, для программы, вместо либретто. Там я просил не искать в сказке открытого смысла, потому что она, то есть сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а чтобы открыть свои мысли. Объяснял и почему в некоторых действующих лицах, более близких к «обыкновенному», есть черты бытовые сегодняшнего дня. И почему лица, более близкие к «чуду», написаны на иной лад. На вопрос, как столь разные люди уживаются в одной сказке, отвечал: «очень просто. Как в жизни». Театр не собирался напечатать программу с этими разъяснениями, но тем не менее, в основном зрители разбираются в пьесе и без путеводителя. В основном. И я пока доволен. Но открывая газеты… и т. д.

Еще раз спасибо, дорогой друг, за рецензию. Целую и шлю привет всей семье».

Оба письма схожи, говорят об одном и том же, в чем-то повторяются. Но аргументы, которые приводит в свое оправдание Шварц, разнятся и очень характерны для него. Поэтому ответ Крону покажу лишь наиболее любопытными фрагментами: «Дорогой Александр Александрович, спасибо за Ваше письмо. Я его столько раз перечитывал, что запомнил почти наизусть, и столько раз собирался писать ответ, что мне кажется, будто я пищу уже Вам не первый раз.

Относительно третьего акта Вы, вероятно, правы. Я его не знаю. Эраст там что-то переставил, что-то сократил - посмотрю и тогда пойму. Но независимо от этого, музыковеды утверждают, что самое слабое в музыкальных произведениях, как правило, - финал. Они это и называют: «проблема финала». Это - в музыке! Где есть теория! Что же нам, грешным, делать? Я не оправдываюсь. Это я так, к слову…

(И снова идет рассказ о тексте для программки. - Е. Б.) …Ничего этого не напечатали, а кассовые зрители в основном разобрались в сказке без моих объяснений. Поняли, что в натурщики и для грешников, и для святых можно брать живых людей, для правильного соотношения рук, ног, света и тени. Так Гаршин позировал для картины «Иоанн Грозный убивающий своего сына». Гаршин там не писатель и не общественный деятель, но его рост и лицо помогают картине приобрести достоверность. Пишу все это, потому что жду, что меня вот-вот кто-нибудь потянет к ответу, хотя как будто и не за что.

Еще раз спасибо за ласковое письмо. И не только ласковое, но и серьезное, на Ваш особый лад. Внушающий доверие. Целую Вас крепко…

От таких писем, как Ваше, давление становится сразу нормальным».

Евгений Львович не напрасно опасался рецензий. Через много месяцев после премьеры, 24 мая, он вытащил из своего почтового ящика «Советскую культуру», в которой обнаружил рецензию Михаила Жарова на пятидесятое представление спектакля, где тот невнятно, однако в достаточной степени неприятно, ругал пьесу, приписывая успех спектакля необычности жанра и талантливости постановки». Он писал, что «Обыкновенное чудо» в репертуар театра «вносит жанровое разнообразие, свежее творческое слово…». Что касается самой пьесы, «ее конфликта, её морали, то тут существуют разные мнения. Некоторые склонны утверждать, что тема её неточно намечена и развита автором, что, в сущности, героями руководят какие-то внешние силы, рок, что любовь для них - источник страданий, что они не борются за свое счастье, и все разрешается не по логике отношений и чувств, а по доброй воле волшебника. Может быть, для таких суждений и есть какие-то основания. Мне же лично волшебник представляется олицетворением творческих сил народа, могучего и всесильного властелина, творца…» (Подчеркнуто мною). (Замечу в скобках же, что в этом представлении некоторые роли исполнялись артистами второго состава: в роли 1-го министра выступал М. Трояновский, министра - администратора - М. Глузский, Эмиля - С. Голованов: но в оценке спектакля М. Жаровым это не имело никакого значения).

Отношение автора к этой рецензии показывает насколько Шварц был действительно раним, если даже на столь малую несправедливость, так реагировал. Дело-то в том, что народный артист СССР и анонимы, на которых он ссылается, элементарно не поняли смысла происходящего в действия. Но ведь это их проблема, а не автора. Ни «внешних сил», ни какого-либо «рока» там нет. Даже сам Волшебник уже не может вмешаться (изменить что-либо) в происходящем. Медведь сам решает свою судьбу. И побеждает любовь. Человеческая любовь. Это-то и есть - чудо! «Обыкновенное чудо». Оно побеждало всегда, во всех пьесах Шварца, будь то «Голый король», «Тень», «Дракон» или «Обыкновенное чудо». Последняя и была посвящена Екатерине Ивановне, жене, с которой были прожиты многие годы. И наверняка в Хозяине и Хозяйке было что-то от самих Шварцев.

Но насчет третьего действия он задумался всерьез. Пробовал разные варианты финала. Лучший, на его взгляд, вставил в текст пьесы. К тому же в пьесе появился «Пролог», в котором объяснялся смысл «Чуда». То, что автор хотел сделать в программке. Перед началом спектакля, перед занавесам появлялся «человек», который обращался к зрителям:

- «Обыкновенное чудо» - какое странное название! Если чудо - значит, необыкновенное! А если обыкновенное - следовательно, не чудо. Разгадка в том, что у нас речь пойдет о любви. Юноша и девушка влюбляются друг в друга - что обыкновенно. Ссорятся - что тоже не редкость. Едва не умирают от любви. И наконец сила из чувств доходит до такой высоты, что начинает творить настоящие чудеса, - что и удивительно и обыкновенно…

«Дорогие Хеся и Эраст! - писал Евгений Львович в Москву ещё в феврале. - Посылаю новый вариант третьего акта. На этот раз, по-моему, лучший. Всё прояснилось. Медведь совершает подвиги. Король заканчивает роль. Судьба его ясней. И так далее и так далее. Впрочем, решайте сами. Акимов репетирует этот самый вариант. Мое мнение такое: решайте этот вопрос с осторожностью. Страшно трогать спектакль, который уже пошел и живет. Впрочем - решайте сами. Целую Вас. Ваш Е. Шварц».

А Гарин рассказывает 7 марта о первом юбилейном, двадцать пятом, представлении и двадцать шестом, послеюбилейном, спектаклях: «Вчера сыграли двадцать шестой спектакль. Прошел первый юбилей. Два последних спектакля были для нас серьезным испытанием. 26-ой спектакль смотрели слепые, но мало этого, они с 5-ти часов вечера торжествовали по поводу международного женского дня. Потом, когда пошел первый акт «Чуда» - как воды в рот набрали - никакой реакции и только в половине второго акта растопились и принимали горячо.

Мы, актеры, вначале просто растерялись, а вчера, начиная вторую четверть сотни, «Чудо» смотрели райкомовские работники, тоже с чествованием 8-го марта. И хоть их глаза смотрели, но даже реакции слепых мы не дождались. Все актеры мечтают о простом, неорганизованном, не пораженном каким-недугом зрителе. Благо аншлаги не прекращаются.

За это время спектакль смотрели многие выдающиеся зрители и заходили с комплиментами, как то: Завадский, Слободской, Зеленая, Жаров и др. и менее выдающиеся, но симпатичные и восторженные… Так что пока держимся на уровне.

Желаю Вам здоровья, вдохновенья. Все шлют Вам привет и ждут от Вас ещё уйму произведений…».

«Дорогие Хеся и Эраст!

Ужасно жалко, что не могу я приехать двадцатого и объяснить на словах, как я благодарен Вам за хорошее отношение.

Эраст поставил спектакль из пьесы, в которую я сам не верил. То есть не верил, что её можно ставить. Он её, пьесу, добыл. Он начал её репетировать, вопреки мнению начальства театра. После первого просмотра, когда показали в театре художественному совету полтора действия, Вы мне звонили. И постановка была доведена до конца! И потом опять звонили от Вас. Такие вещи не забываются. И вот дожили мы до пятидесятого спектакля. Спасибо Вам, друзья, за все.

Нет человека, который, говоря о спектакле или присылая рецензии и письма (а таких получил я больше, чем когда-нибудь за всю свою жизнь, в том числе и от незнакомых) - не хвалили бы изо всех сил Эраста. Ай да мы - рязанцы! (Моя мать родом оттуда).

Я сделаю все, что можно, чтобы приехать в июне, я бы и двадцатого приехал. Но Катерина Ивановна натерпелась такого страха, когда я болел, что у меня не хватает жестокости с ней спорить. А я, переехав в Комарово, неожиданно почувствовал себя не то, чтобы плохо, а угрожающе. Теперь все это проходит.

В Комедии спектакль идет благополучно. Но я, подумавши, решил написать ещё один третий акт, который привезу…

Привет всей труппе и поздравления, если письмо дойдет до пятидесятого спектакля. Впрочем, двадцатого буду ещё телеграфировать. Целую Вас крепко».

В 1956 Николаю Павловичу Акимову вернули театр Комедии. Театр погибал. Сборов не было, и значит не было денег на зарплату артистам. Чтобы поскорее поправить дела, Акимов решил для начала возобновить «Опасный поворот» Дж. Пристли, спектакль, поставленный Г. М. Козинцевым в 1939 году и пользовавшемся громадным успехом у зрителей. Григория Михайловича не было в Ленинграде. В это время он находился в Крыму, где снимал «Дон Кихота». О возобновлении своего спектакля он узнал от А. Бениаминова, который приехал на съемки. «Акимов не только не счел нужным дождаться моего приезда, чтобы я сам мог этим как-то заняться, - писал Козинцев 15 июля в отчаянии Евгению Львовичу, - но даже не сообщил мне об этом, считая, очевидно, мою постановку бесхозным имуществом. Представляю себе постыдную халтуру, которую выпустят. Посоветуйте, что делать в таких случаях?..» Но у Акимова не было на это времени, нужно было срочно, очень срочно что-то предпринимать. Николай Павлович решил, что это будет возобновление. А для возобновления он выбрал «Опасный поворот», ибо в театре были многие артисты, игравшие в нем, и Г. Флоринский, который ассистировал Козинцеву при постановке. Они вполне могли «вспомнить» спектакль.

26 июля Шварц отвечал ему: «…Наш друг Николай Павлович и мне не сказал ни слова об этом возобновлении. Узнал о нем из афиш. Но! 1. Уварова, женщина крайне строгая и любящая бранить, утверждает, что возобновление сделано почтительно и добротно. 2. Все спектакли прошли с аншлагом. В городе много разговоров, и все поминают Вас добром».

Не посчитала лучшим выбором для возобновления «Опасный поворот» и критик Вера Смирнова. «Уж возобновлять что Ленинградскому театру комедии и самому Акимову, так это «Тень» Шварца, - настаивала она, - одну из лучших (я даже думаю - лучшую) пьесу этого удивительно талантливого и своеобразного драматурга. Перечитывая сейчас эту «сказку для взрослых», я наслаждалась больше всего смелостью и непримиримостью автора в вопросах искусства, в отношении к действительности, к правде и лжи в жизни и в искусстве. (…) Сказка Шварца правдивей многих реалистических пьес, в ней, как в жизни, есть и простые люди и именитые, есть и самоотверженная любовь и выгодные связи, есть борьба на жизнь и смерть и просто запутанная интрига, есть лирика и подлинная человечность, есть и тонкая, острая, как игла, ирония, есть злая пародия… Передать в театре это сочетание лирики и сатиры, самой невероятной фантастики и самых обыденных современных слов и вещей, самых тончайших намеков и самой грубой «материализации» метафор - самых злободневных вопросов, заключенных в наивную и самую старую литературную форму сказки, - задача, по-моему, очень интересная…» (Театр. 1957. № 1).

Задача, конечно, весьма интересная, но и чрезвычайно сложная. К тому же, возможно, Акимову казалось, что ещё не пришло время «Тени». Да и существовала новая пьеса, с успехом уже шедшая в Москве, и которая вроде бы была попроще и не столь остра. А второй вариант «Тени» в театре Комедии Акимов поставит только в 1960 году.

В театре Комедии премьера «Обыкновенного чуда» состоялась 30 апреля. Режиссура и сценография Н. Акимова, режиссер П. Суханов, композитор А. Животов. В спектакле были заняты артисты Л. Колесов (Пролог), А. Савостьянов (Хозяин), И. Зарубина (Хозяйка), В. Романов (позже - Л. Леонидов) (Медведь), П. Суханов (король), Л. Люлько (принцесса), В. Усков (министр-администратор), К. Злобин (первый министр), Е. Уварова (Эмилия), Н. Харитонов (Эмиль), Н. Трофимов (охотник), Т. Сезеневская (придворная дама).

Когда позволяло здоровье, Евгений Львович бывал на комнатных репетициях, а потом и на репетициях на сцене.

Вчера была у меня премьера «Обыкновенного чуда» в Комедии. Видел я пьесу и позавчера - первый прогон, последняя открытая генеральная репетиция. Великое дело, когда актеры верят в пьесу. Акимов деликатнее и осторожнее, чем когда бы то ни было. И зал верит мне, театру, Акимову. Для всех этот спектакль - признак радости. Признак возвращения прежней Комедии… А спектакль прошел хорошо, но не отлично. Акимов в каком-то бешенстве деятельности… Меня радовали все актеры на комнатных прогонах. А как вышли на сцену, испытываю я страх и напряжение. Впрочем, вечерняя публика слушала с напряжением, много смеялись, непривычная форма никого не смутила. Но есть нечто до такой степени несовпадающее в Акимове со мной, а во мне с его умом из небьющегося стекла, крайне ясным, режущим и вполне несгибающимся, и светом без теней, что так и должно было выйти. А я человек туманный… Но иногда шевелится смутное ожидание радости. Привычное с детства до сегодня…

Я подарил ему экземпляр пьесы три года назад. Он вполне мог поставить её в Театре Ленсовета, но и не заикнулся об этом. Таинственно молчал, а я понимал, что она не нравится ему. Но вот в Москве поставил Гарин, вопреки мнению руководства, показав половину пьесы, и убедил противников. Акимов вернулся в Театр комедии, и тут - все же с легким сомнением - решился. Все как будто хорошо. Но не отлично. На пьесу словно надели чужой костюм. Или на постановке пьеса сидит, как чужое платье. Но жаловаться грех. Все пока благополучно… На душе скорее спокойно - чувствую, что живу…

В 1965 году на Центральной студии детских и юношеских фильмов им. М. Горького «Обыкновенное чудо» было экранизировано. Не видя спектакля Э. Гарина, трудно сравнить его с картиной, но, судя по тому, что её поставил опять-таки Э. Гарин (на этот раз - с Х. Локшиной), и снимались в ней некоторые исполнители спектакля, из чего можно предположить, что обе эти постановки по замыслу были близки друг другу. Оператором фильма стал В. Гришин, художником И. Захарова, композиторы те же - В. Чайковский и Л. Раппопорт. В ролях были заняты: А. Консовский (Хозяин), Н. Зоркая (Хозяйка), Э. Гарин (король), Г. Георгиу (министр-администратор), А. Добронравов (1 министр), В. Караваева (Эмилия), В. Авдюшко (трактирщик Эмиль), В. Вестник (охотник), Г. Милляр (палач). В ролях юных Медведя и Принцессы снялись студенты ВГИКа О. Видов и Н. Максимова.

Фильм «Обыкновенное чудо» поставлен в 1964 году режиссёрами Эрастом Гариным и Хесей Локшиной по пьесе драматурга Евгения Шварца. Шварцу удалось создать ироническую сказку с философским смыслом.

Сюжет фильма

По сюжету волшебник от скуки, чтобы развлечь жену, создаёт для неё «сказку наяву». Для этого он превращает медведя в прекрасного юношу. Далее, по задумке волшебника, местный король со свитой сбиваются с пути, и наталкиваются на его дом. Здесь и завязывается сюжет истории. Принцесса знакомится с юношей-медведем, и они влюбляются друг в друга.

Всё бы ничего, но волшебник говорит юноше, что если девушка его поцелует, то парень превратится снова в медведя. Медведь сбегает, чтобы не разочаровывать принцессу. Девушка же принимает это на свой счёт и заболевает.

Спустя время волшебник сводит действующих лиц сказки в домике охотника, и чтобы никто не сбежал, устраивает снегопад. Принцесса к этому времени уже при смерти. Министр хочет жениться на наследнице престола, чтобы получить королевство в свои руки. Медведь, узнав о предстоящей свадьбе, делает предложение первой попавшейся девушке. Принцесса этого допустить не может и просит остаться с заколдованным юношей наедине. Главный герой признаётся во всём возлюбленной. Разговор подслушивает король, и все узнают, что случится, если принцесса поцелует юношу.

Фрейлина уговаривает принцессу всё же поцеловать медведя, и девушка решается. Влюблённые целуются и происходит «чудо» - юноша не превращается обратно в медведя. Герои счастливы, в том числе и жена волшебника, из-за которой он собственно и затеял всё. «Тут и сказке конец, а кто слушал - молодец».

Мораль

Картина, посмотреть которую можно на сайте http://www.ivi.ru/watch/89686/description , тонко и с юмором показывает негативные качества людей - хитрость, зависть, лицемерие. Герои действуют эгоистично на протяжении фильма, пока действия волшебника не вынуждают их вспомнить, что честность, порядочность и любовь - главное в жизни, и ради этого можно поступиться своими принципами. В развязке фильма каждый герой чем-то жертвует ради другого, благодаря чему и заслуживает счастье.

Этот фильм можно пересмотреть миллион раз и каждый раз находить в нём что-то новое.

"Обыкновенное чудо" - какое странное название! Если чудо - значит, необыкновенное! А если обыкновенное - следовательно, не чудо. Разгадка в том, что у нас - речь пойдет о любви.
Юноша и девушка влюбляются друг в друга - что обыкновенно. Ссорятся - что тоже не редкость. Едва не умирают от любви. И наконец сила их чувства доходит до такой высоты, что начинает творить настоящие чудеса, - что и удивительно и обыкновенно. О любви можно и говорить, и петь песни, а мы расскажем о ней сказку. В сказке очень удобно укладываются рядом обыкновенное и чудесное и легко понимаются, если смотреть на сказку как на сказку. Как в детстве. Не искать в ней скрытого смысла. Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь.

Так начинается пьеса Евгения Шварца «Обыкновенное чудо».

• Александр Абдулов — Медведь
• Евгения Симонова — Принцесса
• Ирина Купченко — Хозяйка
• Олег Янковский — Хозяин, волшебник
• Евгений Леонов — Король
• Андрей Миронов — Министр-администратор
• Екатерина Васильева — Эмилия (вокал — Лариса Долина)
• Юрий Соломин — трактирщик Эмиль (вокал — Леонид Серебренников)
• Ервант Арзуманян — Первый Министр
• Всеволод Ларионов — Охотник (вокал — Михаил Боярский)
• Нина Пушкова — Аманда
• Валентина Воилкова — Оринтия
• Андрей Леонов — ученик охотника
• Владимир Долинский — Палач

Любимые цитаты из фильма:

• Плаху, палача и рюмку водки. Водку — мне, остальное — ему.
• А мне вожжа попала… под мантию.

• Как почётный святой, почётный великомученик, почётный папа римский… нашего королевства, приступаю к таинству обряда.
• Когда купец плывёт на утлом судёнышке через бурное море, контрабандист ползёт по жёрдочке над пропастью — солидно, достойно: люди деньги зарабатывают. А вы — «любовь»…
• Моя дочь поступает как все нормальные люди. У неё неприятности — она палит в кого попало. Растёт дочка!

• У влюблённых есть только один день, когда им все удаётся.
• Три дня! Три дня я гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны!
• Вы мне всё равно что бабушка, к тому же чужая!
• Со мной происходит что-то ужасное… доброе что-то… такой страх! Хочется то ли музыки и цветов, то ли зарезать кого-нибудь.
• Сегодня я буду кутить. Весело, добродушно, со всякими безобидными выходками. Приготовьте посуду, тарелки: я буду всё это бить. Уберите хлеб из овина: я подожгу овин.
• Сейчас во мне проснулась троюродная тётя. Её любой мог убедить в чём угодно. Бедняжка восемнадцать раз была замужем, не считая лёгких увлечений.

• Уйдите. А то я опять захочу убить вас. Только на этот раз я это сделаю.
• Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придёт конец. Слава безумцам, которые живут себе, как будто бы они бессмертны.
• Нечего, сударыня, нечего на меня смотреть, будто вы и в самом деле думаете то, что говорите! Насмотрелся я на этих благородных страдальцев, бродячих музыкантов и нищих певцов, хуже того, на этих менестрелей, на этих мучителей душ человеческих. Это они толкают на смерть обманутых дурачков. Это они выдумали — любовь! Нету ее, любви, ваше величество. Нету. Не-ту. Поверьте солидному, состоятельному мужчине.
• Вы первый встречный мой — я ваша навсегда.
• Вот и славно! трам-пам-пам!