Художественное многообразие очерка и публицистики военных лет. Проза и публицистика периода великой отечественной войны. Показ иллюстративного материала по произведению

ВОЕННАЯ ТЕМА В ПРОЗЕ 1940 – 1990-х ГОДОВ

Литературоведческая терминология, порожденная условиями идеологической цензуры советского периода, подчас удивляет своей загадочностью. В простых, доступных здравому смыслу терминах обнаруживается вдруг неожиданный оттенок, который и определяет их содержание. Что такое «военная проза»? Казалось бы, ответ очевиден: романы, повести и рассказы о войне. Однако к семидесятым годам ХХ столетия в советском литературоведении термин «военная проза» устоялся в качестве синонима «идеологически приемлемых» литературных произведений о Великой Отечественной войне. Беллетристическое запечатление гражданской войны 1918 – 1920 гг. относилось к рубрике «историко-революционная проза», куда все же не мог быть безоговорочно причислен, к примеру, роман о Великой Французской революции (революция у нас одна!), хотя о Парижской Коммуне 1871 г. – вполне, при условии соответствия заданному идеологическому вектору.

Для Главлита (советского цензурного ведомства) в условиях перманентной «борьбы за мир» не существовало войн, кроме Великой Отечественной, поэтому советским писателям запрещалось писать о «военных действиях локального масштаба» в Корее, Вьетнаме, Анголе и т. д., в которых участвовали, совершали подвиги и гибли советские люди. О финской кампании 1940 г. допускалось упоминание вскользь (как, например, у А. Твардовского в стихотворении «Две строчки»: «На той войне незнаменитой») и в нескольких словах: зачем о неприятном? Тем более не следовало расходовать чернила на «чужие» войны, ирано-иракскую, например, хотя бы потому, что о ней «инженеры человеческих душ» в условиях «железного занавеса» не могли получить внятной информации.

Таким образом, многоаспектная действительность была упрощена и представлена самым масштабным явлением – Великой Отечественной войной, которую по идеологическим соображениям не рекомендовалось называть второй мировой: это было по-западноевропейски, по-американски и попахивало космополитизмом, а кроме того, означало признание вступления СССР в войну с 1939 г. и явно не с оборонительными целями.

В советской литературе к сороковым годам XX века сформировалась достаточно прочная традиция воспроизведения как больших, так и малых войн. Не удаляясь в глубь столетий, к сокровищам фольклора и древнерусской литературы (былины, «Слово о полку Игореве», «Задонщина» и т. д.), а также к литературе XVIII века (военно-патриотические оды М. В. Ломоносова, Г. Р. Державина и др.), несомненно, сохраняющим свое значение для последующего литературного развития (концепты мужества, героизма, патриотизма, непримиримости к врагам земли русской – отсюда), обратимся к классике позапрошлого столетия. Разумеется, самый значимый автор здесь – Лев Толстой. Он писал о Крымской войне 1853 – 1856 гг. («Севастопольские рассказы»), о Кавказской войне 1817 – 1864 гг. («Набег», «Рубка леса», «Казаки», «Хаджи-Мурат» и др.) и, конечно, об Отечественной войне 1812 г. («Война и мир»). Интересно, что бы из этого внушительного творческого наследия устояло и с какими потерями, попади оно в распоряжение цензуры столь же суровой, как советская?

Творчество Л. Н. Толстого оказало наиболее сильное влияние на русскую «военную прозу» второй половины XX века. В иных исторических условиях толстовские эпические традиции воплотили К. Симонов, Ю. Бондарев, В. Гроссман, Г. Владимов, В. Карпов и многие другие авторы. Почти всегда влияние классика было благотворным и никогда не становилось разрушающим. Конечно, никто не превзошел Толстого, но ориентация на высокие образцы его прозы оказывала мобилизующее воздействие на писателей.

Другая ветвь традиции, незаметно просуществовавшая длительное время и обнаружившая свою актуальность для советской «военной прозы», взращена Всеволодом Гаршиным. «Жестокий реализм» (натурализм) его рассказов о русско-турецкой войне 1877 – 1878 гг. («Четыре дня», 1877 г.; «Трус», 1879 г.; «Из воспоминаний рядового Иванова», 1882 г.) приобрел последователей среди авторов «окопной» («лейтенантской») и документальной прозы (В. Некрасов, Ю. Бондарев, Г. Бакланов, В. Быков, К. Воробьев, В. Кондратьев, А. Адамович, Д. Гранин, Я. Брыль, В. Колесник и др.).

В гораздо меньшей степени, на наш взгляд, ощутимо воздействие на советскую «военную прозу» произведений о гражданской войне. Здесь восприятие традиции не носило системного характера: слишком разными были войны – между своими и против иноземцев.

Изображение военных коллизий в творчестве отдельных писателей (В. Быков, К. Воробьев, В. Кондратьев и др.) отмечено печатью родства с философией и литературой экзистенциализма, а также с близкой этой традиции прозой Ремарка.

Идеологические инстанции той эпохи не могли пускать дело восприятия литературной традиции на творческий самотек. Все, что не принадлежало к социалистическому реализму или, в крайнем случае, к реализму, как правило, оставалось вне советской литературы. Допускался жизнеутверждающий и народный юмор, зато сатира и гротеск, сих неудобной амбивалентной природой, не одобрялись. Опасность обнаружить генетическое родство советского и германского тоталитаризма вынуждала авторов, во избежание нежелательных ассоциаций, изображать врагов либо безликой анонимной массой, либо схематично-карикатурными персонажами, как в шолоховской «Судьбе человека» (Мюллер) или «Семнадцати мгновениях весны» Ю. Семенова (снова Мюллер и прочие).

В СССР существовала система военно-патриотического воспитания, и литература о Великой Отечественной войне занимала в ней одно из ведущих мест. За заслуги в этой области военные писатели поощрялись Сталинскими (в частности, К. Симонов – семикратно), а начиная с хрущевской «оттепели» – Ленинскими и Государственными премиями. Произведения-лауреаты непременно экранизировались (причины, видимо, – недоверие власти к читательской активности «самого читающего в мире» народа плюс огромный пропагандистский потенциал кино как «важнейшего из искусств»).

Краеугольным камнем советской пропаганды было постоянное подчеркивание руководящей и направляющей роли коммунистической партии. Характерна в этом отношении история создания романа «Молодая гвардия». Если в редакции 1945 г. А. Фадеев не смел написать о существовании в Краснодоне еще одного – некомсомольского – антифашистского подполья, то в новой версии романа (1951 г.) к этому умолчанию прибавляется идеологически обусловленное лукавство: автор утверждает, что создателями и руководителями организации молодогвардейцев были коммунисты. Тем самым Фадеев отказывает своим любимым героям в важной инициативе. Уникальная эта книга послужила основанием для уголовного преследования, нередко необоснованного, реальных людей, ставших прототипами отрицательных персонажей романа.

И все же, если относиться к «Молодой гвардии» как к произведению русской литературы, то следует отметить, что до сегодняшнего дня этот роман не утратил своей актуальности, в том числе и педагогической. Героизм на положительной нравственной основе является важным компонентом содержания «Молодой гвардии», составляет суть характеров Олега Кошевого, Ульяны Громовой и их товарищей. Художественное мастерство Фадеева позволило ему психологически достоверно изобразить молодогвардейцев:имверишь,их духовная высота и чистота несомненны. И не следует уклоняться от правды о том, за какую страну и какие идеалы шли на смерть краснодонские комсомольцы. Они погибли за Родину, и подвигих – на все времена: и потому, что мы живем в стране, которую защитили и спасли они и такие, как они, и потому, что мы вправе восхищатьсяими, как люди всегда восхищаются героями минувших эпох. Отрицание же этой книги в наши дни нелепо: очевидны ее недостатки, но несомненны и достоинства. Тем более что литература постсоветского периода мало интересуется молодежными проблемами, а массовая культура препарирует их под коммерческим углом зрения.

«Военную прозу» советского времени терзали противоречия. Тенденции высказывания «всей правды» противостоял пресловутый «социальный заказ». Вот любопытный пример действия «соцзаказа» (в «Молодой гвардии» это происходило нагляднее и проще). В годы хрущевского правления после робкого разоблачения некоторых преступлений сталинской репрессивной машины имидж «органов» и работающих вних«чекистов» изрядно поблек, и литература не могла устраниться от неотложной задачи его реанимации. За милицию и ее честный облик заступился многоопытный Сергей Михалков, создавший незабываемый образ дяди Степы. Сложнее обстояло дело с КГБ, и здесь опора делалась на военный материал, что гарантировало чистоту эксперимента: именно в условиях войны, в борьбе с внешним врагом, а не с собственным народом, можно было обнаружить примеры мужества и беззаветного служения Отчизне наследников Дзержинского. В романе В. Кожевникова «Щит и меч» (1965 г.) главный герой Александр Белов (образ собирательный, тем не менее созвучие А. Белов – Абель, фамилии, принадлежавшей легендарному разведчику, довольно прозрачно) предстает в облике советского Джеймса Бонда: он феноменально скромен, аскетичен, самоотвержен, абсолютно непобедим и уязвим лишь после того, как успешно выполняет последнее задание. По этой же модели Ю. Семеновым несколько позже был создан образ Исаева-Штирлица.

Вместе с тем не следует относиться к идеологической составляющей советской системы исключительно негативно. В тогдашних непростых условиях литература все же высказала главную правду о Великой Отечественной войне, и нередко эта правда совпадала с идеологическими требованиями власти. Например, «Повесть о настоящем человеке» (1946 г.) Б. Полевого воплотила тему индивидуального подвига и в этом смысле полностью соответствовала «соцзаказу». Однако было бы по крайней мере странным требовать от автора некой идеологической «оппозиционности» либо «нейтральности». Ведь описание подвига Алексея Маресьева (в повести его фамилия звучит как Мересьев) – не просто гимн человеческим возможностям. Не стоит забывать о мотивации подвига. Прославленный летчик сначала выживал, а потом преодолевал свою инвалидность прежде всего во имя патриотических ценностей, которые, что ни говори, были советскими.

В том же 1946 г. вышла в свет книга Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда». Будни войны, перенесенные на страницы этой повести, впечатляюще передают напряжение каждодневного подвига. Применительно к этой книге можно всерьез ставить вопрос о ее соответствии правде войны не только потому, что автор – лейтенант из сталинградских окопов, но и потому, что повесть содержит, пожалуй, лишь одно значимое фактическое умолчание: в ней не говорится о приказе № 227, получившем официальную огласку лишь в конце 1980-х гг., и о создании на его основании заградительных отрядов и штрафных подразделений, которые отправлялись на передовую, в самые опасные места сражений (первое произведение, посвященное «штрафникам», – «Гу-га» Мориса Симашко – опубликовано в 1987 г.).

И все же определенные перекосы в подходе к правде о Великой Отечественной войне были. Военная цензура с самого начала подвергла сомнению диалектику ратного труда, негласно отменив по отношению к советскому воину неприятные стороны инстинкта самосохранения. В итоге советская литература ориентировалась на воспевание перманентного подвига. Эта часть правды о войне совпадала с постулатом социалистического реализма «героическая личность в героических обстоятельствах». Толстовская мысль о том, что война есть убийство и затея убийц, для советской «военной прозы», не будь в ней таких авторов, как В. Некрасов, оставалась бы ветшающим частным мнением «зеркала русской революции».

Для русской литературы XX века повесть «В окопах Сталинграда» – книга, открывшая новый жанрово-тематический раздел: «окопную», или «лейтенантскую», прозу. Удачным было время появления повести на свет: она вышла по следам горячих событий, когда еще не успел сформироваться ритуал советской «военной прозы», когда еще были живы многие вчерашние окопники. И автор – не профессиональный писатель, даже не журналист, а боевой офицер. Упоминание имени Сталина в названии и в тексте произведения сыграло по странной противоречивости советского литературного бытия позитивную роль: защищенная Сталинской премией, повесть создала прецедент для появления в печати книг В. Быкова, К. Воробьева, Ю. Бондарева, Г. Бакланова, В. Кондратьева и других писателей-«окопников».

Однако поначалу на повесть Виктора Некрасова обрушился шквал критики. Сразу пошли негативные отклики: «Правдивый рассказ <…>, но в нем нет широты»; «Взгляд из окопа»; «Дальше своего бруствера автор ничего не видит». Эта критика справедлива лишь внешне, глубинный смысл ее был в отвлечении читательского внимания от опасной правды и переносе его в зону фанфарного оптимизма, апогеем которого стала «штабная», или «генеральская», проза (для нее и готовилась почва). И «окопная», и «штабная» тенденции, если эти термины перенести на классическое произведение, органично переплетены в «Войне и мире». Но советские писатели нередко ограничивались одной из тенденций, тех же, кто решался на синтез, подстегивал эпопейный соблазн, речь о котором пойдет ниже.

Предтечей «штабной» прозы правомерно будет считать Леонида Леонова. В 1944 г. он публикует повесть «Взятие Великошумска», где война представлена явлением масштабным, увиденным глазами генерала, а не лейтенанта-окопника. Сопоставив стиль двух писателей, чьи произведения принадлежат к полярным тенденциям «военной прозы», мы быстро заметим разницу.

У В. Некрасова: «На войне никогда ничего не знаешь, кроме того, что у тебя под самым носом творится. Не стреляет в тебя немец – тебе кажется, что во всем мире тишь и гладь; начнет бомбить – и ты уже уверен, что весь фронт от Балтийского до Черного задвигался».

У Л. Леонова: «По живому проводу шоссе волна смятенья прокатилась на передовую, и тот момент, когда в армейском немецком штабе была произнесена фраза: «На коммуникациях русские танки», – надо считать решающим в исходе великошумской операции. Одновременно с этим корпус Литовченки с трех направлений схлестнул поле сражения, и третья танковая группа двигалась как раз той трассой, которую за сутки перед тем проложил Собольков… Одинокая размашистая колея двести третьей, изредка прерываемая очагами разгрома и опустошения, велаих теперь к победе. Похоже было – не один, а целая ватага сказочных великанов крушила германские тыловые становища и шла дальше, волоча по земле свои беспощадные палицы».

Разница видна и в отношении к героям: у В. Некрасова солдаты – работники, пахари войны, у Л. Леонова – былинные богатыри.

Добросовестный труженик литературной нивы, Леонид Леонов брался за перо, досконально изучив то, о чем собирался поведать миру. Тактика танкового боя и военно-технические детали во «Взятии Великошумска» воссозданы настолько дотошно, что заместитель командующего бронетанковыми и механизированными войсками в шутку предложил писателю «инженерно-танковое звание». Опыт тонкого и основательного художника был учтен, дополнен конъюнктурными соображениями, и возникшая в последующие десятилетия «штабная» («генеральская») проза стала авангардной частью официальной литературы (А. Чаковский, «Блокада», 1975 г. и «Победа», 1980 г.; И. Стаднюк, «Война», 1981 г.; В. Карпов, «Полководец» (другое название - «Маршал Жуков»), 1985 г. и др.).

Литература в годы Великой Отечественной войны

Проза военных лет Поэзия военных лет Солдатская смекалка Предания и анекдоты

От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы ни скитались мы в пыли,
С "лейкой" и с блокнотом,
А то и с пулеметом
Сквозь огонь и стужу мы прошли.

К. Симонов

В тяжелейшие годы суровых испытаний Великой Отечественной войны деятели советской культуры – писатели и поэты, художники и композиторы, работники кино и радио – весь свой талант отдавали победе над врагом. Более тысячи членов Союза писателей создавали свои произведения непосредственно на фронте и в партизанских отрядах. Почти половина из них пала в боях за свободу родины, была ранена.

Программа борьбы советского народа и государства была намечена в речи Сталина по радио 3 июля 1941 г. Сталин призвал народы Советского Союза подняться на отечественную освободительную войну против фашистских поработителей, перестроить всю работу на военный лад, всемерно помогать Красной Армии, а в случае вынужденного отступления вывозить или уничтожать все ценное имущество, горючее, продовольствие; создавать в занятых врагом районах партизанские отряды. Главным лозунгом советских людей стали слова Сталина: "Все для фронта, все для победы".

Советская печать и радио развернули широкую патриотическую пропаганду, обратились к историческим традициям России и русской армии; создавали, порой не слишком заботясь о правдивости деталей, образы новых героев: Николая Гастелло, который обрушил свой подбитый самолет на колонну вражеских танков; юных партизан Зои Космодемьянской и Саши Чекалина, повешенных оккупантами; бойцов дивизии генерала И.В. Панфилова, ценой собственной жизни не пропустивших немецкие танки к Москве; Александра Матросова, закрывшего своим телом амбразуру вражеского блиндажа. В средствах массовой информации постоянно выступали самые известные советские писатели и поэты: К.М. Симонов, А.Н. Толстой, М.И. Шолохов, А.Т Твардовский, А.А. Фадеев, Б.Л. Горбатов и многие другие. На всю страну прогремела и стала символом времени песня "Священная война" (слова В.И.Лебедева-Кумача, музыка А.В.Александрова). Огромную популярность приобрели стихотворения А.А.Суркова "Землянка" и "Жди меня" К.М. Симонова; поэма "Василий Теркин" А.Т. Твардовского.

Основная задача советской литературы в период войны заключалась в том, чтобы отобразить жизнь воюющего народа, передать величие его подвига, вызвать глубокие патриотические чувства, внушить еще большую ненависть к врагу. Все это определило преобладание в советской литературе тяжелых лет войны таких специфических жанров, оперативно отражавших суровые будни фронта и тыла, как газетные очерки, статьи, публицистические выступления в газетах и на радио. Советская литература военного времени была многопроблемной и многожанровой. Стихотворения, очерки, рассказы, пьесы, поэмы, романы также создавались нашими писателями в годы войны.

Публицистика А. Толстого, М. Шолохова, Н. Тихонова, В. Вишневского, К. Симонова , И. Эренбурга стала еще одним видом оружия, разящим врага. Вместе с тем создавались повести, романы, поэтические произведения, главными героями и темой которых был народ, его стойкость и героизм в борьбе с врагом. "Народ бессмертен" В. Гроссмана, "У стен Ленинграда" В. Вишневского, "Пулковский меридиан" В. Инбер, "Волоколамское шоссе" А. Бека, "Дни и ночи" К. Симонова, "Урал в обороне" М. Шагинян, "В окопах Сталинграда" В. Некрасова – эти и другие литературные произведения, созданные в годы войны, охватывали фронт, тыл, партизанское движение. Как своих однополчан воспринимали фронтовики героев поэмы А.Твардовского "Василий Теркин", романа М. Шолохова "Они сражались за Родину".

Важное место в литературе военных лет занимали произведения о героическом революционном и боевом прошлом русского народа. Традиции борьбы народов России против иноземных захватчиков умножали боевой дух сражающейся Красной Армии, трудящихся советского тыла.

С первых дней войны советские писатели и поэты вместе со всем народом встали на борьбу с фашистами. Их оружием были и винтовка, и пулемет, и слово: стихи, рассказы, песни, строки военной корреспонденции. В первый день войны А. Сурков обратился к стране со стихотворением "Присягаем победой". К. Симонов в грозные предвоенные годы писал, что перья штампуют из той же стали, которая завтра пойдет на штыки. А когда ранним июньским утром в родной дом вломилась коричневая чума, писатели одели военные гимнастерки и стали армейскими корреспондентами. На страницах "Правды", рядом с военными сводками и фронтовыми корреспонденциями стали появляться такие стихотворения, как "Мужество" А. Ахматовой и многие другие.

"Как ни приходилось мокнуть, дрогнуть и чертыхаться на дорогах нашему брату – военному корреспонденту, все его жалобы на то, что ему чаще приходится тащить машину на себе, чем ехать на ней, в конце концов, просто смешны перед лицом того, что делает сейчас самый обыкновенный рядовой пехотинец, один из миллионов, идущих по этим дорогам, иногда совершая переходы по сорок километров в сутки... ", – писал К. Симонов.

Литература о войне началась 22 июня 1941 г. с обращений известных писателей к народу, с публицистических статей, со стихов. То, что рождалось в стихии войны, было разнообразно в жанровом отношении – это были баллады, лирические стихи, песни, яркие эмоциональные очерки. М. Шолохов "Наука ненависти", "Они сражались за Родину". К. Симонов, стихи: "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины", "Синий платочек", "Жди меня и я вернусь". Стихи А. Суркова, М. Исаковского, поэма А. Твардовского "Василий Теркин", стихи О. Бергольц, очерки И. Эренбурга, повесть Э. Казакевича "Звезда" – далеко не полный перечень имен и произведений, написанных во время войны.

Начало войны , отступление советских войск с большими потерями, зверства фашистов, отчаяние русских людей... и надежда на победу, зародившаяся в самых глубинах народного сознания которая переросла уже в середине войны в уверенность в победу. Как объяснить резкий перелом в войне? Вопрос далеко не праздный, и, задавая его, писатели в своих произведениях исследовали жизнь и подвиг советских людей, обеспечивших победу в войне с фашистами. Лучшее в литературе военных лет было создано, как утверждают специалисты по военной прозе, в первые 1,5-2 года, когда все понимали, что родине грозит большая беда, а поражения на фронте воспринимались как трагедия целой страны и как личная трагедия.

В первые месяцы войны наши войска отступали под напором гитлеровских полчищ, а женщины, старики, дети оставались беззащитными перед лицом жестокого врага. "Я своими глазами видел все, что натворили гитлеровцы только за одну неделю. Горы слегка присыпанных снежком трупов женщин и детей, противотанковые рвы, заполненные ростовчанами, разграбленные дома, городские кварталы, сожженные от начала до конца", – напишет В. Закруткин в книге "О себе". В основе его повести "Матерь человеческая" – реальный факт. "Ранней весной 1943 г., – пишет автор, – мы покинули забитую войсками дорогу и поехали по степи, все больше удаляясь от магистральной линии. В полдень мы въехали в черные развалины какого-то сожженного гитлеровцами хутора. На хуторе не было ничего живого…Мы уже приблизились к выезду из руин, как вдруг из какой-то темной норы выскочил голый мальчишка лет четырех, а следом за ним выползла еле прикрытая лохмотьями женщина…Мы подняли плачущую женщину, и она, придя в себя, рассказала нам все, что ей пришлось пережить среди развалин родного хутора. Ей посчастливилось спрятаться в кукурузе. Вернулась она, когда сожженный хутор был пуст…"

Через всю поэзию военных лет проходит тема опаленной юности, тема юношей 41 – го года, прямо со школьной скамьи ушедших на фронт. О них, о юношах и девушках в солдатских шинелях, с проникновенной человечностью рассказывают стихи Булата Окуджавы ("До свидания, мальчики"). Поэзия военного поколения раскрывает такой накал высоких человеческих чувств, такой патриотический подъем, что становится понятным, почему люди стояли насмерть под Москвой , как потом под Сталинградом , на Курской дуге , на каждом клочке русской земли. И может быть, самое пронзительное в этом смысле произведение – это знаменитое стихотворение А. Твардовского "Я убит подо Ржевом ", слово погибшего, обращенное к живым.

В годы военных испытаний 1215 писателей – почти половина тогдашней творческой организации – ушли воевать с врагом. Более 400 из них отдали свою жизнь за освобождение нашей Родины от фашистского рабства. С полей Великой Отечественной войны не вернулись многие поэты, самоотверженно делившие со своим народом все тяготы военного времени. Эти люди были очень разными по таланту, по возрасту, по своим предфронтовым судьбам. Некоторые из них уже успели войти в литературу и издать книги, другие только начали печататься, но их роднит одно – любовь к Родине. Смертью храбрых пали поэты – сибиряки Евгений Березнецкий, Борис Богатков, Константин Брянский, Георгий Доронин, Георгий Суворов, Владимир Чугунов. Они ушли на фронт молодыми, не успев издать ни одной своей книжки. Муса Джалиль перед войной был уже известным поэтом, руководителем Союза писателей Татарии – казненный фашистами в тюрьме Маобит. Муса Джалиль, испытавший все ужасы фашистского концлагеря, не покорившийся страху сорока смертей, был привезен в Берлин. Здесь его обвинили в участии в подпольной организации и заключили в тюрьму. Он был казнён, но остались 115 стихотворений, написанных в заточении.

И в прозе, и в поэзии первых военных лет была наибольшая правда, очищенная от всякой идеологической шелухи. Но во второй половине войны, когда появилась надежда на победу, с литературой произошел странный парадокс: правда ушла, а осталась идеологическая пропаганда о силе советского оружия, о коммунистической партии, которой принадлежит ведущая роль в победе над фашистами, о роли вождя, товарища Сталина. Было забыто, что перед началом войны Сталин подписал пакт о ненападении с фашистом Гитлером. Как это было возможно – союз фашиста с коммунистом?

Война – это всегда тяжелое испытание не только для страны, но и для каждого отдельного человека. Не дай Бог, случиться такому. Но война несет с собой и мощное пробуждение сознания. Человек на войне был не советским, а русским, а это большая разница. Но тоталитарный режим был настороже. Изменилось сознание людей, прошедших через муки ада, как на фронте, так и в тылу, но не изменился социалистический строй с культом личности Сталина и с концентрационными советскими лагерями. На страну опустился железный занавес. Режим почувствовал пробуждение народного самосознания и пресек его.

В целом литература периода войны отличалась своей агитационной направленностью, некоторой плакатностью. В ней в большей мере отразился тот официальный "социальный заказ" литературе, который имел место и в предшествующее войне десятилетие. Условия культа личности наложили известный отпечаток на многие произведения тех лет. В них необоснованно преувеличивалась роль Сталина в победах, одержанных народом.

Однако умение вовремя сказать нужное слово, сказать так, чтобы подействовать на умы, волю и сердца читателей, сделало литературу огромной духовной силой в жизни народа, помогло выстоять в войне.

"Фашизм и человек, – пишет Гроссман, – не могут сосуществовать. Когда побеждает фашизм, перестает существовать человек, остаются лишь внутренне преобразованные, человекообразные существа". Гроссман не только показывает злодеяния фашизма, он изобличает философию, на которой покоятся преступления против человечности, идеологию, которая все это оправдывает, психологию, которая снимает моральные преграды. Как бы далеко потом Гроссман и Симонов ни ушли в осмыслении событий войны, их поздние книги не противоречат тому, что они писали в войну, они не опровержение, а продолжение, развитие, углубление. Конечно, существуют связи между сталинградскими очерками Гроссмана и романом "Жизнь и судьба", между "Днями и ночами" Симонова и трилогией "Живые и мертвые". Писатели не всё тогда знали, не всё понимали в обрушившимся на страну хаосе горя и доблести, мужества и бедствий, жестоких приказов и безграничной самоотверженности, малой частицей которого они были сами, но их взаимоотношения с правдой, как они ее видели и понимали, не были, как в предыдущие годы столь осложнены внешними обстоятельствами, тупыми государственными рекомендациями и запретами.

Сегодняшнего читателя в произведениях о войне не может не заинтересовать вопрос, как среди ужасов военного времени людям удалось сберечь в себе истинно человеческое – доброту, любовь, сострадание. Ответ на этот вопрос давали и дают произведения, написанные в тяжкие годы Великой Отечественной войны.

Повесть Мирры Смирновой "Соседки" повествует о ленинградской блокаде, которая длилась чуть меньше 3х лет (900 дней). Какую изощрённую жестокость проявили фашисты, убивая людей голодом! Но город не только не сдался, но и сопротивлялся. Сильные духом люди (физически они были слабые) находили в себе силы быть нужными всем, кому было ещё хуже. Чувство патриотизма, описанное в книге, было естественным и обычным. На примере жизни осаждённого Ленинграда писательница показала общее настроение людей всей страны: ненависть к фашистам, готовность отдать жизнь за народ и страну. Один герой повести так и сказал про всех, кто не пощадил себя в этой войне: "Они погибли, что бы мы жили".

Единение и мужество русского народа перед лицом смертельной опасности, массовый героизм и трагическую напряженность военных лет отражает трилогия К.Симонова "Живые и мертвые" ("Живые и мертвые", "Солдатами не рождаются", "Последнее лето"). Всё было на войне: и нелепая, ничем не оправданная гибель, и необдуманные приказы командиров, и самоотверженность бойцов, и героизм многих и многих. Ведь именно благодаря им, обыкновенным людям в шинелях, страна одолела фашизм. О них мы должны знать всё, чтобы оценить мирную жизнь, завоёванную ценой крови и жизни наших дедов и прадедов. Когда мы читаем художественные произведения о войне, то перед нами встают разные картины, разные страницы из тех далёких лет.

Концепция человека, как она утверждается литературой, с наибольшей убедительностью раскрывается в произведениях о Великой Отечественной войне. Военные ситуации, исполненные особого драматизма, с их "предельной" заострённостью нравственного выбора, где человек обнаруживает себя "до дна" в добре и зле, мужестве и страхе, духовном взлёте и нравственном падении, позволяют писателям открывать в своём герое главное, выявлять идейно-нравственные основы его личности. Образ человека рисуется писателями как бы в двух аспектах тесно взаимосвязанных: герой в противостоянии миру фашизма и герой в борьбе за подлинно нравственные ценности в себе в разных ситуациях – фронтовых, госпитальных, тыловых. Второй аспект потребовал от писателей заострения нравственно-гуманистической проблематики произведений. Советские писатели утверждают, что ценность человека на войне меряется не только выполнением боевых заданий. Есть ещё одна мера – его "нравственные установления", составляющие основу характера, двигательные стимулы.

В одном из выступлений А. Твардовский заметил, что действительность, даже героическая действительность, нуждается в подтверждении и закреплении искусством, без этого "она как бы еще не совсем полна и не может с полной силой воздействовать на сознание людей. То же самое можно сказать о литературе, которую вызвал к жизни беспримерный подвиг советских народов в Отечественной войне 1941-1945 годов. Он подтвержден в нашем сознании, в том числе и в сознании самых непосредственных носителей этого подвига, средствами правдивого слова."

Литература и искусство неизменно выступают как хранители памяти поколений. С особой силой это проявляется в произведениях, запечатлевших героические страницы жизни нации. Никогда связь искусства с жизнью народа, сила воздействия писательского слова на события огромного исторического значения не проявлялись так наглядно и так впечатляюще, как в годы войны. Писатели утверждали свое право говорить "от имени Родины". Произведения, созданные в годы войны, обладают ныне силой документа – прямого свидетельства непосредственного участника событий. Своей жестокой рукой война коснулась каждой семьи. Сегодня мы обращаем слова благодарности и чтим память тех, кому мы обязаны счастьем жить на Земле, тех, кто отстоял наши жизни на полях войны. "В том, что страна вновь и вновь вспоминает о подвиге своих сыновей, есть высокая историческая справедливость. Мир был бы другим, если бы советские люди не выстояли, не выдержали этих четырех лет", – писал К. Симонов.

в действующей армии служило свыше тысячи писателей.

два периода: 1)проза военных лет: рассказы, очерки, повести, написанные непосредственно во время военных действий, вернее, в короткие промежутки между наступлениями и отступлениями; 2)послевоенная проза, в которой происходило осмысление многих больных вопросов, как, например, за что русскому народу выпали на долю такие тяжкие испытания? Почему в первые дни и месяцы войны русские оказались в столь беспомощном и унизительном положении? Кто виноват во всех страданиях?

Великая Отечественная война отражена в русской литературе глубоко и всесторонне, во всех своих проявлениях: армия и тыл, партизанское движение и подполье, трагическое начало войны, отдельные битвы, героизм и предательство, величие и драматизм Победы. Авторы военной прозы, как правило, фронтовики, в своих произведениях они опираются на реальные события, на свой собственный фронтовой опыт. В книгах о войне писателей-фронтовиков главной линией проходит солдатская дружба, фронтовое товарищество, тяжесть походной жизни, дезертирство и геройство. В своих произведениях выражают точку зрения, что исход войны решает герой, сознающий себя частицей воюющего народа, несущий свой крест и общую ношу. Для прозы военных лет характерно усиление романтических и лирических элементов, широкое использование декламационных и песенных интонаций, ораторских оборотов, обращение к таким поэтическим средствам, как аллегория, символ, метафора.

Одной из первых книг о войне была повесть В.П. Некрасова "В окопах Сталинграда" , опубликованная сразу же после войны в журнале "Знамя" в 1946 г. Писатели-фронтовики: В.П. Астафьев, В.В. Быков, Б.Л. Васильев, М.А. Шолохов.

Сама военная обстановка, ход сражений требовали немедленного отклика. Зарождалось новое военно-патриотическое творчество. Со страниц книжных изданий литература перемещалась на газетные полосы, в радиопередачи. Новый жанр русской литературы – фронтовые корреспонденции и очерки.

За четыре года войны проза пережила значительную эволюцию. Первоначально война освещалась в очерковом, схематично–беллетризованном варианте. Таковы многочисленные рассказы и повести лета, осени, начала зимы 1942 года. Позже фронтовая действительность постигалась писателями в сложной диалектике героического и повседневного. В годы Великой Отечественной (как и в годы гражданской войны) на первое место вышла героическая, романтическая повесть.
Стремлением раскрыть суровую и горькую правду первых месяцев войны, достижениями в области создания героических характеров отмечены «Русская повесть» (1942) Петра Павленко и повесть Василия Гроссмана «Народ бессмертен. Характерная примета военной прозы 1942 – 1943 годов – появление новелл, циклов рассказов, связанных единством действующих лиц, образом повествователя или лирической сквозной темой. Именно так построены «Рассказы Ивана Сударева» Алексея Толстого, «Морская душа» Л.Соболева, «Март–апрель» В.Кожевникова.
Достижения этих писателей были продолжены и развиты К.Симоновым в повести «Дни и ночи» – первом крупном произведении, посвященном битве на Волге.

Углубление историзма, расширение временных и пространственных горизонтов – несомненная заслуга повести 1943–1944 годов. Одновременно шло и укрупнение характеров.

К концу войны ощутимо тяготение прозы к широкому эпическому осмыслению действительности. Два художника – М.Шолохов и А.Фадеев – особенно чутко улавливают тенденцию литературы. «Они сражались за Родину» Шолохова и «Молодая гвардия» Фадеева отличаются социальной масштабностью, открытием новых путей в трактовке темы войны.

ПУБЛИЦИСТИКА

Крупнейшие мастера слова – А.Толстой, Л.Леонов, М.Шолохов – стали и выдающимися публицистами. Популярностью на фронте и в тылу пользовалось яркое, темпераментное слово И.Эренбурга. Важный вклад в публицистику тех лет внесли А.Фадеев, В.Вишневский, Н.Тихонов.

Публицистика военных лет – качественно иной, по сравнению с предшествующими периодами, этап развития этого боевого и действенного искусства. Глубочайший оптимизм, несокрушимая вера в победу – вот что поддерживало публицистов даже в самые трудные времена. Особую мощь придавало их выступлениям обращение к истории, к национальным истокам патриотизма. Важная особенность публицистики той поры – широкое использование листовки, плаката, карикатуры.

ПАМФЛЕТЫ И СТАТЬИ И. ЭРЕНБУРГА За годы войны опубликовано около 1,5 тыс. статей и памфлетов писателя, составивших четыре объемистых тома под общим названием «Война». Первый том, увидевший свет в 1942 г., открывался циклом памфлетов «Бешеные волки» , в которых с беспощадным сарказмом представлены главари фашистских преступников: Гитлер, Геббельс, Геринг, Гиммлер. В каждом из памфлетов, на основе достоверных биографических сведений, даны убийственные характеристики палачей «с тупыми лицами» и «мутными глазами». В памфлете «Адольф Гитлер» читаем: «В далекие времена увлекался живописью. Таланта не оказалось, как художника забраковали. Возмущенный воскликнул: «Увидите, я стану знаменитым». Оправдал свои слова. Вряд ли найдешь в истории нового времени более знаменитого преступника.

ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ПУБЛИЦИСТИКА А.Н. ТОЛСТОГО, в которой широта охвата сочеталась с глубиной мысли, взволнованность и эмоциональность – с высоким художественным мастерством, чувство Родины возобладало в его статьях над всеми другими. Уже в первой своей статье «Что мы защищаем», появившейся в «Правде» 27 июня 1941 г., писатель последовательно проводил мысль о том, что героизм и мужество русского народа складывались исторически и эту «дивную силу исторического сопротивления» еще никому не удавалось одолеть. В полную силу мотив величия нашей страны прозвучал в его статье «Родина», опубликованной 7 ноября 1941 г. одновременно в «Правде» и в «Красной звезде». Пророческие слова писателя «Мы сдюжим!» стали символом борьбы советских воинов.

Неоднократно встречался писатель с участниками боев (напр, Константин Семенович Сударев).

Среди статей и очерков, призывавших к мести гитлеровцам, особое значение имел очерк М.А. Шолохова «Наука ненависти» , появившийся в «Правде» 22 июня 1942 г.

Публицистика военной поры отличалась глубокой лиричностью, беззаветной любовью к родной земле, и это не могло не затронуть читателей.

Одна из основных тем военной публицистики – освободительная миссия Красной Армии. Особенность публицистики Великой Отечественной войны и в том, что традиционным газетным жанрам – статье, корреспонденции, очерку – перо мастера слова придавало качества художественной прозы.

Проблематика и художественное своеобразие поэм А. Ахматовой «Реквием» и «Поэма без героя». Поздняя лирика А. Ахматовой.

Ахматова 1889-1966 «Реквием»

Ахматова начала писать Реквием (1935–1940) осенью 1935, когда почти одновременно были арестованы Н.Пунин и Л.Гумилев,Факты личной биографии в Реквиеме обретали грандиозность библейских сцен, Россия 1930-х уподоблялась Дантову аду, среди жертв террора упоминался Христос; саму себя, «трехсотую с передачей», Ахматова называла «стрелецкой женкой». Реквием занимает особое место в ряду антитоталитарных произведений. Ахматова не прошла лагерь, не арестовывалась, но тридцать лет «прожила под крылом у гибели», в предчувствии скорого ареста и в непрестанном страхе за судьбу сына. В Реквиеме не изображены зверства палачей или «крутой маршрут» арестанта. Реквием – памятник России, в центре цикла – страдание матери, плач по безвинно погибшим, гнетущая атмосфера, воцарившаяся в годы «ежовщины». Ахматова выражала вековое сознание русской женщины – скорбящей, охраняющей, оплакивающей. Обращаясь к потомкам, она завещала установить ей памятник не там, где прошли ее счастливые, творческие годы, а под «красной, ослепшей стеной» Крестов.

В 1938 г. Л.Н. Гумилев снова был арестован, фактически лишь за то, что имел неугодных режиму родителей. Этим годом датированы II и IV из десяти стихотворений основного корпуса цикла-поэмы и первая часть Х стихотворения - "Распятие". Уже в них героиня выступает в трех лицах: больной женщины где-то на "тихом Дону", у которой, однако, судьба самой Ахматовой, "царскосельской веселой грешницы" (это ее прошлое, теперь представляющееся не печальным, а веселым), и, наконец, Матери, которой прямо не названный сын (Сын) сказал: "О, не рыдай Мене..." "Реквием" и автобиографичен, глубоко личностен, и предельно обобщен - как в масштабе всей народной, исторической и надысторической жизни, так и в плане сакральном. Крестообразная форма тюремных корпусов как бы лишний раз мотивировала использование самого высокого для верующего человека символа: еще до "Распятия" белые ночи "О твоем кресте высоком / И о смерти говорят" (стихотворение VI. 1939). Героиня "Реквиема" ищет утешения у смерти ("VII. К смерти", 1939) и поддается безумию ("IX. Уже безумие крылом...", обезумев от муки 1940); великая скорбь, однако, делает ее как бы новой богоматерью, чрезвычайно возвышает и ее. и испытываемое ею горе, оно значительнее и величественнее, чем рыдания или даже "окаменение" других, пусть тоже близких людей.

Магдалина - единственное имя, фигурирующее в "Реквиеме"(«Магдалина билась и рыдала…»).

«Реквием» - одно из первых поэтических произведений, посвящённых жертвам Большого террора 1930-х гг. Это и цикл лирических стихотворений, и единое произведение - поэма эпического масштаба.

Поэма обладает кольцевой структурой. Свое, личное составляет основу центральной части, десяти пронумерованных стихотворений, общее же больше представлено в обширном обрамлении (эпиграф, "Вместо предисловия", "Посвящение", "Вступление", двухчастный "Эпилог"), примерно равном по объему основной части, но именно здесь впервые у Ахматовой появляется державинско-пушкинская тема памятника, который может быть поставлен не многоликой лирической героине раннего творчества, а конкретному человеку с реальной биографией, личное горе которого в то же время символизирует громадное народное горе. Ахматова не только как мать (в "Распятии"), но и как поэт берет на себя роль богородицы - покровительницы страдающих. После пролога следуют четыре первых главы. Это своеобразные голоса матерей из прошлого - времен стрелецкого бунта, ее собственный голос, глава будто из шекспировской трагедии и, наконец, собственный ахматовский голос из 10-х годов. V и VI главы - кульминация поэмы, апофеоз страдания героини. Следующие четыре стиха посвящены теме памяти.

Наряду с торжественным высоким слогом в "Реквиеме" звучит просторечие, народные выражения: дважды упомянуты "черные маруси", женщина, готовая "под кремлевскими башнями выть", "кричит" семнадцать месяцев, при аресте предполагает увидеть "бледного от страха управдома" (советизм) - эта и другая конкретика соответствует не лирическому, а повествовательному, "поэмному" началу.

Поздн лирика.

Впечатления первых дней войны и блокады отразились в стихотворениях Первый дальнобойный в Ленинграде, Птицы смерти в зените стоят …, Nox . В конце сентября 1941 Ахматова была эвакуирована за пределы блокадного кольца. Стихотворение Ахматовой Мужество было напечатано в «Правде» и затем многократно перепечатывалось, став символом сопротивления и бесстрашия. В 1943 Ахматова получила медаль «За оборону Ленинграда».Стихи Ахматовой военного периода лишены картин фронтового героизма, написаны от лица женщины оставшейся в тылу. Сострадание, великая скорбь сочетались в них с призывом к мужеству, гражданской нотой: боль переплавлялась в силу.

В последнее десятилетие жизни Ахматову занимала тема времени – его движения, бега. «Куда девается время?» – вопрос, по-особому звучавший для поэта, пережившего почти всех своих друзей, дореволюционную Россию, Серебряный век. Что войны, что чума? – конец им виден скорый, / Им приговор почти произнесен. / Но кто нас защитит от ужаса, который / Был бегом времени когда-то наречен? – писала Ахматова. Такая философская настроенность не понималась многими ее современниками, сосредоточенными на кровавых событиях недавнего прошлого. Но отнюдь не «старческой примиренностью» навеяны последние стихи Ахматовой – отчетливей проступило то, что было свойственно ее поэзии всегда: тайнознание, вера в приоритет неведомых сил над материальной видимостью мира, открытие небесного в земном.

Позднее творчество Ахматовой – «шествие теней». В цикле Шиповник цветет, Полночных стихах, Венке мертвых Ахматова мысленно вызывает тени друзей – живых и умерших. Слово «тень», часто встречавшееся и в ранней лирике Ахматовой, теперь наполнялось новым смыслом: свобода от земных барьеров, перегородок времени. Свидание с «милыми тенями отдаленного прошлого», так и не встреченным на земле провиденциальным возлюбленным, постижение «тайны тайн» – основные мотивы ее «плодоносный осени».

Начиная с 1946 года, многие стихи Ахматовой посвящены Исайе Берлину – английскому дипломату, филологу и философу, посетившему ее в 1945 в Фонтанном Доме. Беседы с Берлиным стали для Ахматовой выходом в живое интеллектуальное пространство Европы, привели в движение новые творческие силы, она мифологизировала их отношения, связывала с их встречей начало «холодной войны»

7. Драматургия военных лет (на примере одного произведения).

За годы войны было создано свыше трехсот пьес, но не все они увидели свет. Увидели: «Фронт» А.Корнейчука, «Нашествие» Л.Леонова, «Русские люди» К.Симонова,
Темой ряда интересных драматических произведений стали жизнь и героические деяния нашего флота. Среди них психологическая драма А.Крона «Офицер флота» (1944), Б.Лавренева «Песня о черноморцах»(1943).

Видное место в драматургии военного времени заняла тема партизанской борьбы советского народа с фашистскими оккупантами. «Нашествие» и «Лёнушка» Л. Леонова, «Партизаны в степях Украины» А. Корнейчука.

Кроме того, в годы войны создавались пьесы о нашем героическом тыле, напр, «Знатная фамилия» Б. Ромашова.

Также определенных достижений добилась в этот период историческая драма. А.Толстого «Иван Грозный».

Открытая публицистичность, стремительное и динамичное развертывание действия, напряженность драматических ситуаций, насыщенный глубоким волнением и силою чувств диалог - характерные черты драматургии военных лет.

Первые пьесы о Великой Отечественной войне - «Накануне» А. Афиногенова, «В степях Украины» А. Корнейчука и др.- появились через два-три месяца после ее начала.

Пьесы, появившиеся в самом начале войны и созданные еще на волне довоенных настроений, оказались далекими от трагической обстановки первых месяцев тяжелых боев. Переломным этапом в драматургии стал 1942 год.

Наибольших своих успехов советская драматургия военного времени достигла в 1942-1943 гг., когда одна за другой появились пьесы «Русские люди» К. Симонова, «Нашествие» Л. Леонова, «Фронт» А. Корнейчука, «Иван Грозный» А. Толстого.

Драма Л.Леонова «Нашествие» (1943) создавалась в самое трудное время. Небольшой город, где развертываются события пьесы, – символ всенародной борьбы с захватчиками. Значительность авторского замысла в том, что конфликты местного плана осмысливаются им в широком социально–философском ключе. Тема непобедимости советского народа, его неизмеримого морального превосходства над врагом нашла воплощение в форме социально-психологической драмы, включившей в себя элементы сатиры.
Действие пьесы происходит в квартире доктора Таланова. Неожиданно для всех из заключения возвращается сын Таланова Федор. Почти одновременно в город вступают немцы. А вместе с ними появляется бывший владелец дома, в котором живут Талановы, купец Фаюнин, ставший вскоре городским головой.
От сцены к сцене нарастает напряженность действия. Честный русский интеллигент врач Таланов не мыслит своей жизни в стороне от борьбы. Рядом с ним его жена, Анна Павловна, и дочь Ольга. Не стоит вопрос о необходимости борьбы в тылу врага и для председателя горсовета Колесникова: он возглавляет партизанский отряд. Это один – центральный – пласт пьесы. Однако Леонов, мастер глубоких и сложных драматических коллизий, не довольствуется только таким подходом. Углубляя психологическую линию пьесы, он вводит еще одно лицо – сына Талановых.
Судьба Федора оказалась запутанной, непростой. Избалованный в детстве, эгоист, себялюбец. Он возвращается в отчий дом после трехлетнего заключения, где отбывал наказание за покушение на жизнь любимой женщины. Федор угрюм, холоден, насторожен. Его мучит утраченное доверие людей, потому–то Федору неуютно на свете. Умом и сердцем мать и няня поняли, что под шутовской маской Федор спрятал свою боль, тоску одинокого, несчастного человека, но принять его прежнего – не могут. Отказ Колесникова взять Федора в свой отряд еще больше ожесточает сердце молодого Таланова.
Потребовалось время, чтобы этот живший когда–то только для себя человек стал народным мстителем. Схваченный гитлеровцами, Федор выдает себя за командира партизанского отряда, чтобы умереть за него. Психологически убедительно рисует Леонов возвращение Федора к людям. В пьесе последовательно раскрыто, как война, общенародное горе, страдания зажигают в людях ненависть и жажду мщения, готовность отдать свою жизнь ради победы. Именно таким мы видим Федора в финале драмы.
Для Леонова закономерен интерес не просто к герою, но к человеческому характеру во всей сложности и противоречивости его натуры, складывающейся из социального и национального, нравственного и психологического. Одновременно с выявлением закономерностей борьбы на гигантском фронте сражений художник–философ, художик–психолог не уходил и от задачи показа борений индивидуальных страстей, чувств и стремлений человеческих.
Этот же прием нелинейного изображения использован драматургом и при создании образов отрицательных персонажей: поначалу неприметного, мстительного Фаюнина, стеснительно–угодливого Кокорышкина, мгновенно меняющего личину при смене власти, целой галереи фашистских головорезов. Верность правде делает образы жизненными даже в том случае, если они предстают в сатирическом, гротескном освещении.
Сценическая история произведений Леонова периода Великой Отечественной войны (кроме «Нашествия» широкой известностью пользовалась и драма « Ленушка», 1943), обошедших все основные театры страны, лишний раз подтверждает несправедливость упреков отдельных критиков, писавших о недоходчивости, камерности леоновских пьес, о переусложненности образов и языка. При театральном воплощении леоновских пьес учитывалась их особая драматургическая природа. Так, при постановке «Нашествия» в Московском Малом театре (1942) И.Судаков сначала основной фигурой видел Федора Таланова, но в ходе репетиций акценты постепенно смещались и в центре стали мать Федора, его няня Демидьевна как олицетворение русской матери. В театре им.Моссовета режиссер Ю. Завадский трактовал спектакль как психологическую драму, драму незаурядного человека Федора Таланова.

8. Пути развития поэмы 50-60-х гг. (на примере 1-2-х произведений).

Поэмы 2-й пол. 50-60-х гг. проникнуты пафосом постижения историч. и социальных истоков событий и характеров (цикл поэм В. Луговского «Середина века», «Стена» Ю. Марцинкявичюса, «Оза» А. Вознесенского). Многообразие и несходство жанровых разновидностей П. отразилось в разноречивых суждениях о П. в лит. дискуссии, посвященной этому жанру.

Новый этап в развитии страны и литературы - 50-е-60-е годы - ознаменовался в поэмном творчестве Твардовского дальнейшим продвижением в сфере лирического эпоса - лирической эпопеи «За далью - даль», сатирической поэмы-сказки «Теркин на том свете» и лирико-трагедийной поэмы-цикла «По праву памяти». Каждое из этих произведений по-своему явилось новым словом о судьбах времени, страны, народа, человека.Вместе они представляют собой живую и целостную, динамическую художественную систему. Так, ряд тем и мотивов «Василия Теркина» становятся «сквозными», отзываются в последующих произведениях: например, сама тема войны, жизни и смерти по-своему звучит в поэмах «За далью - даль», «Теркине на том свете». То же относится к теме семьи, родной Смоленщины, образу «друга детства» и военных лет, мотивам «памяти». Все это, являясь компонентами поэтического мира художника, свидетельствует о его единстве и цельности.

Твардовский работает над сатирической поэмой-сказкой «Теркин на том свете» (1954-1963), изобразившей «косность, бюрократизм, формализм» нашей жизни. По словам автора, «поэма «Теркин на том свете» не является продолжением «Василия Теркина», а лишь обращается к образу героя «Книги про бойца» для решения особых задач сатирико-публицистического жанра».

В основу произведения Твардовский положил условно-фантастический сюжет. Герой его поэмы военных лет, живой и не унывающий ни при каких обстоятельствах Василий Теркин оказывается теперь в мире мертвых, призрачном царстве теней. Подвергается осмеянию все враждебное человеку, несовместимое с живой жизнью. Вся обстановка фантастических учреждений на «том свете» подчеркивает бездушие, бесчеловечность, лицемерие и фальшь, произрастающие в условиях тоталитарного режима, административно-командной системы.

Вначале, попав в «загробное царство», очень уж напоминающее нашу земную реальность целым рядом узнаваемых бытовых деталей, Теркин вообще не различает людей. С ним разговаривают, на него смотрят казенные и безликие канцелярские, бюрократические «столы» («Учетный стол», «Стол Проверки», «Стол Медсанобработки» и пр.), лишенные даже малейшего признака участия и понимания. И в дальнейшем перед ним вереницей проходят мертвецы - «с виду как бы люди», под стать которым вся структура «загробного царства»: «Система», «Сеть», «Органы» и их производные - «Комитет по делам / Перестройки Вечной», «Преисподнее бюро», «Гробгазета» и т.п.
Перед нами возникает целый реестр мнимых, абсурдных, лишенных содержания предметов и явлений: «душ безводный», «табак без дыма», «паек загробный» («Обозначено в меню, / А в натуре нету»)... Показательны характеристики:,Кандидат потусторонних / Или доктор прах-наук», «Надпись: «Пламенный оратор» - /И мочалка изо рта». Через все это царство мертвых и бездушных солдата ведет «сила жизни». В герое Твардовского, символизирующем жизненные силы народа, попавшем в столь необычную обстановку и подвергшемся нелегким испытаниям, возобладали присущие ему живые человеческие качества, и он возвращается в этот мир, чтобы бороться за правду.
Сам Твардовский вел непримиримую борьбу с наиболее мрачным, мертвящим наследием сталинщины, с духом слепого подчинения, косности и доведенного до абсурда бюрократизма. И делал это с позиций утверждения жизни, правды, человечности, высокого нравственного идеала. В сочетании фантастического сюжета и реалистически-бытовых деталей в изображении загробного мира реализовался творческий принцип автора: «С доброй выдумкою рядом / Правда в целости жива...»

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ «Теркин на том свете» Тёркин на том свете Убитый в бою Теркин является на тот свет. Там чисто, похоже на метро. Комендант приказывает Теркину оформляться. Учетный стол, стол проверки, кромешный стол. У Теркина требуют аттестат, требуют фотокарточку, справку от врача. Теркин проходит медсанобработку. Всюду указатели, надписи, таблицы. Жалоб тут не принимают. Редактор «Гробгазеты» не хочет даже слушать Теркина. Коек не хватает, пить не дают...Теркин встречает фронтового товарища. Но тот как будто не рад встрече. Он объясняет Теркину: иных миров два - наш и буржуазный. И наш тот свет - «лучший и передовой». Товарищ показывает Теркину Военный отдел, Гражданский. Здесь никто ничего не делает, а только руководят и учитывают. Режутся в домино. «Некие члены» обсуждают проект романа. Тут же - «пламенный оратор». Теркин удивляется: зачем все это нужно? «Номенклатура», - объясняет друг. Друг показывает Особый отдел: здесь погибшие в Магадане, Воркуте, на Колыме... Управляет этим отделом сам кремлевский вождь. Он еще жив, но в то же время «с ними и с нами», потому что «при жизни сам себе памятники ставит». Товарищ говорит, что Теркин может получить медаль, которой награжден посмертно. Обещает показать Теркину Стереотрубу: это только «для загробактива». В нее виден соседний, буржуазный тот свет. Друзья угощают друг друга табаком. Теркин - настоящим, а друг - загробным, бездымным. Теркин все вспоминает о земле. Вдруг слышен звук сирены. Это значит - ЧП: на тот свет просочился живой. Его нужно поместить в «зал ожидания», чтобы он стал «полноценным мертвяком». Друг подозревает Теркина и говорит, что должен доложить начальству. Иначе его могут сослать в штрафбат. Он уговаривает Теркина отказаться от желания жить. А Теркин думает, как бы вернуться в мир живых. Товарищ объясняет: поезда везут людей только туда, но не обратно. Теркин догадывается, что обратно идут порожняки. Друг не хочет бежать с ним: дескать, на земле он мог бы и не попасть в номенклатуру. Теркин прыгает на подножку порожняка, его не замечают... Но в какой-то миг исчезли и подножка, и состав. А дорога еще далека. Тьма, Теркин идет на ощупь. Перед ним проходят все ужасы войны. Вот он уже на самой границе....И тут он слышит сквозь сон: «Редкий случай в медицине». Он в госпитале, над ним - врач. За стенами - война...Наука дивится Теркину и заключает: «Жить ему еще сто лет!»

После завершения и публикации «Теркина на том свете» Твардовский задумывает, а в последние годы жизни пишет лирическую поэму-цикл «По праву памяти» (1966-1969) - произведение трагедийного звучания. Это социальное и лирико-философское раздумье о непростых путях истории, о судьбах отдельной личности, о драматической судьбе своей семьи: отца, матери, братьев. Будучи глубоко личностной, исповедальной, «По праву памяти» вместе с тем выражает народную точку зрения на сложные, трагические явления прошлого.
Поэма Твардовского так и не смогла быть опубликована при его жизни. Она появилась в печати лишь спустя десятилетия - в 1987 г. И причиной тому было стремление автора к бескомпромиссной правде, как он ее понимал, - воскрешающей «живую быль» и неотпускающую боль трагических событий нашей истории.

«По праву памяти» - это осмысление поэтом опыта всей прожитой жизни, в которой отразились тяжелые противоречия времени. Сам мотив поиска правды, как истины и справедливости, сквозной в поэме - от обращения к себе во вступительных строках: «Перед лицом ушедших былей / Не вправе ты кривить душой» - и до завершающих слов о целительном настое «правды сущей», добытой ценой жестокого опыта.
В поэме развиваются и углубляются мотивы, прозвучавшие в книге «За далью - даль» (тема репрессий в главах «Друг детства», «Так это было»), но здесь они приобретают более личностный характер. Ведь все это поистине выстрадано поэтом, поскольку речь идет о судьбе его семьи и его собственной судьбе.

Каково было отцу поэта - честному крестьянину-труженику, зарабатывавшему хлеб собственными, в сплошных мозолях, руками, вынести жестокий и несправедливый, как говорит поэт, «слепой и дикий / Для круглой цифры приговор», по которому он с семьей оказался «в тех краях, где виснул иней / С барачных стен и потолка...» Лицемерие слов «Сын за отца не отвечает», как бы невзначай оброненных «судеб вершителем земным» - Сталиным, лишь подчеркивает и усугубляет вину не только его, но и тех его наследников, кто - «Забыть, забыть велят безмолвно, / Хотят в забвенье утопить / Живую быль».
А эта «живая быль» состоит в том, что слова «отца народов» оборачивались требованием нарушить основные библейские заповеди. «Здесь Твардовский иногда текстуально точен. В Библии сказано: почитай отца своего и мать свою. В тексте поэмы: «Оставь отца и мать свою». Далее. Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего - «лжесвидетельствуй», не убий - «зверствуй», не сотвори себе кумира - «иди за мной». Глас отца народов звучит в поэме как проповедь, но проповедь - Сатаны».
Мучительная и горькая память о жестокой эпохе, об ужасах и преступлениях времен сталинщины, правда о продолжающих и покрывающих ее, полных лжи и показухи брежневских временах - пронизывает последнюю поэму Твардовского. Это по-своему итоговое и в чем-то ключевое произведение для всего его творчества, в том числе и особенно - поэмного.

В жанрово-тематическом плане - это лирико-философское раздумье, «дорожный дневник», с ослабленной сюжетностью. Действующие лица поэмы - необъятная Советская страна, её люди, стремительный разворот их дел и свершений. Текст поэмы содержит шутливое признание автора - пассажира поезда «Москва-Владивосток». Три дали прозревает художник: неоглядность географических просторов России; историческую даль как преемственность поколений и осознание неразрывной связи времен и судеб, наконец, бездонность нравственных запасников души лирического героя.
Поэма «По праву памяти» мыслилась первоначально автором как одна из «дополнительных» глав к поэме «За далью - даль», приобрела в ходе работы самостоятельный характер. Хотя «По праву памяти» не имеет в подзаголовке жанрового обозначения, а сам поэт, верный понятиям литературной скромности, называл порой это произведение стихотворным «циклом», вполне очевидно, что это лирическая поэма, последняя крупная работа автора «Василия Теркина». Она была закончена и самим поэтом подготовлена к печати за два года до его кончины. Во вступлении Твардовский заявляет, что это откровенные строки, исповедь души: Перед лицом, ушедших былей Не вправе ты кривить душой, - Ведь эти были оплатили Мы платой самою большой… Поэма композиционно распадается на три части. В первой части поэт с теплым чувством, немного иронично вспоминает свои юношеские мечты и планы. И где, кому из нас придется, В каком году, в каком краю За петушиной той хрипотцей Расслышать молодость свою. Мечты эти чистые и высокие: жить и трудиться на благо Родины. А если понадобится, то и жизнь свою отдать за нее. Красивые юношеские мечты. Поэт с легкой горечью вспоминает то наивное время и юнцов, которые и помыслить не могли, сколько тяжких и суровых испытаний готовит им судьба: Готовы были мы к походу Что проще может быть: Любить родную землю-мать, Чтоб за нее в огонь и в воду. А если - То и жизнь отдать… Лишь от себя теперь добавим. Что проще - да. Но что сложней? Вторая глава «Сын за отца не отвечает» самая трагичная и в поэме, да и во всем творчестве. Незаконно раскулаченная семья Твардовских была сослана в Сибирь. В России остался только Александр Трифонович из-за того, что жил отдельно от семьи в Смоленске. Облегчить участь сосланных он не мог. Фактически он отказался от семьи. Это мучало поэта всю жизнь. Эта незаживающая рана Твардовского вылилась в поэму «По праву памяти». Конец твоим лихим невзгодам, Держись бодрей, не прячь лица. Благодари отца народов. Что он простил тебе отца. Тяжелое время, в котором не могут разобраться философы вот уже пятьдесят лет спустя. А что же говорить о юноше, свято верящем в официальную пропаганду и идеологию. Двойственность ситуации нашла свое отражение и в поэме. Да, он умел без оговорок, Внезапно - как уж припечет - Любой своих просчетов ворох Перенести на чей-то счет: На чье-то вражье искаженье Того, что возвещал завет. На чье-то головокруженье От им предсказанных побед. Поэт стремится осмыслить ход истории. Понять, в чем была вина репрессированных народов. Кто допустил такое положение вещей, когда один решал судьбы народов. И все были виновны перед ним уже в том, что были живы. В третьей главе поэмы Твардовский утверждает право человека на память. Мы не вправе забывать ничего. Пока мы помним, «живы» наши предки, их дела и подвиги. Память - это привилегия человека, и он не может добровольно отказаться от Божьего дара в угоду кому бы то ни было. Поэт утверждает: Кто прячет прошлое ревниво, Тот вряд ли с будущим в ладу… Эта поэма - своеобразное покаяние Твардовского за свои юношеские поступки, ошибки. Все мы совершаем ошибки в молодости, порой роковые, а вот поэм это в нас не рождает. У большого поэта даже горе и слезы выливаются в гениальные стихи. А вы, что ныне норовите Вернуть былую благодать, Так вы уж Сталина зовите - Он Богом был - Он может встать.

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

Тема патриотизма, любви к Родине в годы войны начинает звучать с особой силой. Обращение к национальным чувствам, национальной гордости, особенностям национального характера. В публикациях часто использовались исторические аналогии, рассказывалось о великих русских полководцах, о военных успехах страны в прошлом, показывались освободительные традиции народов России. Страшные преступления фашистов на оккупированной территории, героизм подпольщиков и партизан – эти темы зазвучали с особой силой зимой 1941–1942 гг.

В связи с началом освобождения от оккупантов территорий европейских стран в советской журналистике была развернута кампания по пропаганде освободительной миссии Советской Армии и идей интернациональной солидарности, помощи братским народам

Тематика:

1) тема родины

2) ненависть к фашистким захватчикам (подлинное лицо фашистов)

3) героизм воинов, партизанов, тружеников

4) о жертвах фашизма

5) о вере в победу

6) об освободительной миссии русского народа

В 1941–1945 гг. связи отечественной журналистики с мировой системой СМИ значительно упрочились и окрепли. Начался активный обмен информацией: в СССР на страницах газет публиковались многочисленные отклики на победы русского оружия, цитировались и перепечатывались материалы зарубежных авторов, а в западных СМИ – советских.

Илья Эринбург . Памфлеты и статьи И. Эринурга поистине высекали огонь ярости в сердцах советских воинов. Перо Эренбурга, отмечал маршал И.Х. Баграмян, «было действеннее автомата».

За годы войны опубликовано около 1,5 тыс. статей и памфлетов писателя, составивших четыре тома под названием «Война ». Первый том, увидевший свет в 1942 г., открывался циклом памфлетов «Бешеные волки », в которых с беспощадным сарказмом представлены главари фашистских преступников: Гитлер, Геббельс, Геринг, Гиммлер. В каждом из памфлетов, на основе достоверных биографических сведений, даны убийственные характеристики палачей «с тупыми лицами» и «мутными глазами». В памфлете «Адольф Гитлер» читаем: «В далекие времена увлекался живописью. Таланта не оказалось, как художника забраковали. Возмущенный воскликнул: «Увидите, я стану знаменитым ». Оправдал свои слова. Вряд ли найдешь в истории нового времени более знаменитого преступника ». В следующем памфлете «Доктор Геббельс » сказано: «Гитлер начинал с картинок, Геббельс с романов... И ему не повезло. Романов не покупали... Сжег 20 млн. книг. Мстит читателям, которые предпочли ему какого-то Гейне ». Подстать первым двум и «герой» памфлета «Маршал Герман Геринг ». Этот, обожающий титулы и звания, избравший своим жизненным девизом: «Живи, но не давай жить другим», также предстал в подлинном виде убийцы: «До прихода Гитлера к власти суд отобрал у Геринга ребенка – признан невменяемым. Гитлер доверил ему 100 млн. покоренных людей ».

В октябре – ноябре 1941 г. в «Красной звезде» одна за другой появились статьи писателя: «Выстоять», «Дни испытаний», «Мы выстоим», «Им холодно », в которых он прозорливо писал о неизбежном разгроме фашистов под советской столицей: «Москва у них под носом. Но до чего далеко до Москвы. Между ими и Москвой – Красная Армия. Их поход за квартирами мы превратим в поход за могилами! Не дадим им дров – русские сосны пойдут на немецкие кресты».

Чуть ли не ежедневно выступал по радио как для советских слушателей, так и для французов, американцев, чехов, поляков. Яростный антифашист, он едко высмеивал врагов. Одна из самых знаменитых статей И. Эренбурга «Выстоять !» появилась на страницах «Красной звезды» в период тяжелейших битв под Москвой в октябре 1941 г. Публицист не скрывает опасности, но его вера в победу незыблема: «Враг наступает. Враг грозит Москве. У нас должна быть только одна мысль – выстоять... Мы должны выстоять. Октябрь сорок первого года наши потомки вспомнят как месяц борьбы и гордости. Гитлеру не уничтожить России! Россия была, есть и будет».

Он был одним из самых активных журналистов - ежемесячно писал по 12–20 материалов, которые печатались в центральных и фронтовых газетах.

Алексей Толстой . ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ПУБЛИЦИСТИКА А.Н. ТОЛСТОГО, в которой широта охвата сочеталась с глубиной мысли, взволнованность и эмоциональность – с высоким художественным мастерством, оказывала огромное воздействие на читателей. Вряд ли кто другой нашел такие оттенки в словах о самом драгоценном на свете – о русском человеке и о Родине. В смертельной борьбе с фашизмом чувство Родины возобладало в его статьях над всеми другими, стало «пронзительно дорого нам». Уже в первой своей статье «Что мы защищаем », появившейся в «Правде» 27 июня 1941 г., писатель последовательно проводил мысль о том, что героизм и мужество русского народа складывались исторически и эту «дивную силу исторического сопротивления» еще никому не удавалось одолеть. Патриотическое звучание статей А. Толстого еще более усиливается оттого, что свои мысли он подтверждает конкретными историческими фактами, высказываниями о доблести русских воинов известных историков, полководцев, государственных деятелей.

Каждая страница военной публицистики А.Н. Толстого проникнута мыслью о небывалой мощи Советской России. В полную силу мотив величия нашей страны прозвучал в его статье «Родина », опубликованной 7 ноября 1941 г. одновременно в «Правде» и в «Красной звезде». Пророческие слова писателя «Мы сдюжим!» стали символом борьбы советских воинов.

Михаил Шолохов с первых дней войны начал сотрудничать с «Правдой» и с «Красной звездой». Уже 4 июля в «Правде» был опубликован его очерк «На Дону », где показывались сцены проводов на войну в казачьих станицах, размышления и настроения тех, кто остается на хозяйстве. Патриотический дух казаков очень тонко передан в корреспонденции «В станице Вешенской », очерке «В казачьих колхозах ». Непосредственно из действующей армии М. Шолоховым был написан материал «На смоленском направлении», основная идея которого сформулирована в словах: «Какие бы тяжелые испытания ни пришлось перенести нашей Родине, – она непобедима». О зверствах фашистов, о гневе, который нарастает в сердцах людей, рассказал писатель в очерке «На Юге». Тема ненависти была продолжена М. Шолоховым в очерке-рассказе «Наука ненависти ». Рассказав историю военнопленного, которого фашисты подвергли жесточайшим пыткам, писатель подводит читателей к мысли, вложенной в уста главного героя: «Тяжко я ненавижу фашистов за все, что они причинили моей Родине и мне лично, и в то же время всем сердцем люблю свой народ и не хочу, чтобы ему пришлось страдать под фашистским игом. Вот это-то и заставляет меня, да и всех нас, драться с таким ожесточением, именно эти два чувства, воплощенные в действие, и приведут к нам победу. И если любовь к Родине хранится у нас в сердцах и будет храниться до тех пор, пока эти сердца бьются, то ненависть мы носим на кончиках штыков ». Он был опубликован в «Правде» в первую годовщину войны – 22 июня 1942 г. и по праву считается одним из наиболее ярких художественно-публицистических произведений этого периода

Константин Симонов . Публицистика военной поры отличалась глубокой лиричностью, беззаветной любовью к родной земле, и это не могло не затронуть читателей. Называя Смоленщину самым милым сердцу краем, К. Симоновтак передает свои сокровенные думы: «С особенной болью, которая живет во мне, не оставляя ни на минуту, я вспоминаю деревенские кладбища... Когда смотришь на такой деревенский погост, чувствуешь, сколько поколений легло здесь в могилы, в свою землю, рядом со своими дедовскими, прадедовскими избами, чувствуешь, какая это наша деревня, какая это наша земля, как невозможно отдать ее, – невозможно, так же как невозможно вырвать у себя сердце и суметь после этого все-таки жить ». Каждый, прочитавший очерк К. Симонова «На старой Смоленской дороге », запомнит такую сцену: «Немолодой рыжеусый сапер долго, внимательно смотрит в овраг на мертвую женщину с ребенком. Потом ни к кому не обращаясь, поправив на плече винтовку, говорит глуховатым, простуженным голосом:

– Робеночка не пожалели...

Он больше ничего не прибавляет к этим словам – ни ругательств, ни крика негодования, ничего... Но за словами его чувствуется тяжелое, навсегда созревшее у него решение: не пожалеть их – тех, которые не пожалели».

Очерк «На старой Смоленской дороге» появился в «Красной звезде» 17 марта 1943 г., а месяцем раньше в этой же газете под названием «Письмо другу» напечатано одно из лучших стихотворений К. Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...» Тематическая связь этих двух замечательных произведений очевидна.

С первых дней войны жанры публицистики, призванные описывать жизнь людей на фронте и в тылу, мир их духовных переживаний и чувств, их отношение к различным фактам войны, заняли прочное место на страницах периодической печати, передачах радио.

Публицистика стала основной формой творчества крупнейших мастеров художественного слова. Индивидуальное восприятие окружающей действительности, непосредственные впечатления сочетались в их творчестве с реальной жизнью, с глубиной переживаемых человеком событий.

Алексей Толстой, Николай Тихонов, Илья Эренбург, Михаил Шолохов, Константин Симонов, Борис Горбатов, Леонид Соболев, Всеволод Вишневский, Леонид Леонов, Мариэтта Шагинян, Алексей Сурков, Владимир Величко и другие писатели-публицисты создали произведения, несущие огромный заряд патриотизма, веры в нашу победу. Их творчество способствовало воспитанию масс в духе любви и преданности своей Отчизне.

Голос советской публицистики эпохи Великой Отечественной войны достигал особой силы, когда главной темой ее произведений становилась тема Родины. В тяжелых условиях войны, когда решалась судьба страны, не могли оставить равнодушной читательскую аудиторию произведения, звавшие к ее защите, к преодолению всех препятствий и лишений в борьбе с врагом. Так воспринимались миллионами читателей статьи «Родина» А. Толстого, «Сила России» Н. Тихонова, «Размышления у Киева» Л. Леонова, «Украина в огне» А. Довженко, «Душа России» И. Эренбурга, «Уроки истории» Вс. Вишневского и многие другие, в которых с огромной эмоциональной силой раскрывались истинный характер патриотизма, героические традиции прошлого нашей страны.

Тема Родины, патриотического долга перед ней заняла главное место в публицистическом творчестве А. Толстого1 с первых дней войны. 27 июня 1941 г. в «Правде» появилась его первая военная статья «Что мы защищаем». В ней автор противопоставил захватническим устремлениям фашистской Германии твердую уверенность советского народа в правоте своего дела, ибо он защищал свою Отчизну от врага. В грозный для страны час слова публициста звучали как призывный набат. 18 октября 1941 г. «Правда» опубликовала его статью «Москве угрожает враг». Начав ее словами «Ни шагу дальше!», писатель-публицист обратился к самым сокровенным патриотическим чувствам каждого советского человека. Исключительного публицистического накала тема Отчизны достигла в статье А. Толстого «Родина», впервые опубликованной 7 ноября 1941 г. в газете «Красная звезда» и перепечатанной затем многими изданиями. Пророческие слова писателя, содержащиеся в этой статье: «Мы сдюжим!», – стали клятвой советских воинов в трудные дни обороны Москвы.

В творчестве А. Толстого – и художественном и публицистическом – тесно переплетаются две темы – Родины и внутреннего богатства национального характера русского человека. С наибольшей полнотой это единство воплотилось в «Рассказах Ивана Сударева», первый цикл которых появился в «Красной звезде» в апреле 1942 г., а последний – «Русский характер» – на страницах этой же газеты 7 мая 1944 г.

За годы войны А. Толстой написал около 100 статей, текстов для выступлений на митингах и собраниях. Многие из них звучали по радио, публиковались в газетах.

23 июня 1941 г. – на второй день Великой Отечественной войны – началась публицистическая деятельность Ильи Эренбурга военного периода2. Его статья «В первый день», появившаяся в печати, пронизана высоким гражданским пафосом, стремлением вселить в сознание людей непреклонную волю уничтожить фашистских захватчиков. Через два дня И. Эренбург по приглашению редакции «Красной звезды» пришел в газету и в тот же день написал статью «Гитлеровская орда», которая была напечатана 26 июня. Его статьи и памфлеты публиковались также во многих центральных и фронтовых газетах.

Свою главную задачу публицист видел в воспитании у народа ненависти к тем, кто посягнул на его жизнь, кто желает его поработить, уничтожить. Статьи И. Эренбурга «О ненависти», «Оправдание ненависти», «Киев», «Одесса», «Харьков» и другие вытравляли из сознания советских людей благодушие, обостряли чувство ненависти к врагу. Достигалось это за счет исключительной конкретности. Публицистика Эренбурга содержала неопровержимые факты о зверствах захватчиков, свидетельские показания, ссылки на секретные документы, приказы немецкого командования, личные записи убитых и пленных немцев.

Особого накала публицистика И. Эренбурга достигла в кризисные дни битвы за Москву. 12 октября 1941 г. «Красная звезда» опубликовала его статью «Выстоять!». Этот страстный клич стал ведущей темой статей «Дни испытаний», «Мы выстоим», «Испытание».

За годы Великой Отечественной войны Эренбург написал около 1,5 тыс. памфлетов, статей, корреспонденции, вышли в свет 4 тома его памфлетов и статей под названием «Война».

Первый том, изданный в 1942 г., открывался циклом памфлетов «Бешеные волки», в котором с исключительной разоблачительной силой созданы образы фашистских главарей – Гитлера, Геринга, Геббельса, Гимлера.

Значительное место в творчестве Эренбурга периода войны заняли статьи и корреспонденции для зарубежного читателя. Они передавались через Совинформбюро в телеграфные агентства и газеты Америки, Англии и других государств. Свыше 300 публикаций составил данный цикл. Все они затем вошли в книгу «Летопись мужества».

Константин Симонов... Неутомимый корреспондент «Красной звезды», прошедший дорогами войны тысячи километров и видевший все, что она с собой принесла3. Впечатления, осевшие в сознании, требовали выхода, публицистической и художественной реализации. Корреспонденции и статьи Симонова, его очерки и стихи, рассказы и повести печатались в «Красной звезде», во многих других газетах, распространялись по каналам Совинформбюро, передавались по радио.

Людям нравились суровые, мужественно-сдержанные корреспонденции и очерки К. Симонова. «Части прикрытия», «В праздничную ночь», «Юбилей», «Истребитель истребителей», «Песни» и другие потрясали правдой жизни, умением заглянуть в духовный мир человека, жизнь которого могла оборваться через мгновение.

К. Симонов был свидетелем многих решающих битв и писал о том, что лично видел. Конкретный адрес присутствует уже в заголовках материалов: «В Керченских каменоломнях», «Осада Тернополя», «У берегов Румынии», «На старой Смоленской дороге» и др.

Результатом командировки в Феодосию, только что освобожденную советским десантом и яростно бомбардируемую вражеской авиацией, явился первый в творческой биографии Симонова рассказ «Третий адъютант».

Сюжет его подсказала встреча с одним из десантников – в прошлом донецким шахтером, твердо убежденным, что «храбрых убивают реже, чем трусов». Рассказ был опубликован в «Красной звезде» 15 января 1942 г.

Трудно сказать, осознанно или случайно, но днем раньше в «Правде» появилось стихотворение К. Симонова «Жди меня», жизнеутверждающая идея которого получила столь яркое продолжение в рассказе «Третий адъютант». Вера в жизнь, в завтрашний день, в верность любви, позволявшая выдержать тяготы войны и разлуки, принесла стихотворению всеобщее признание. Сотни газет его перепечатали.

Среди публицистов, находившихся в действующей армии, был и военный корреспондент «Красной звезды» Василий Гроссман. В очерках «Сталинградская битва», «Волга-Сталинград», «Власов» и др., в многочисленных корреспонденциях он вводил читателя в атмосферу сражающегося Сталинграда4.

В цикл событийных очерков о Сталинграде вошли «Огонь Сталинграда» Е. Кригер, «Дом Павлова» П. Шебунина, «Город-герой» Б. Полевого, «Сталинградское кольцо» Вас. Коротеева и др.

Главное в публицистике периода Великой Отечественной войны заключалось в том, что она выражала силу духа и чаяния сражающегося народа5. В публицистике военной поры особое место заняли очерки М. Шолохова «Наука ненависти»6, «Гнусность», его статьи «По пути к фронту», «Люди Красной Армии». Лейтмотивом их служила убежденность автора в том, что высоконравственная сила народа, его любовь к Отчизне окажут решающее воздействие на исход войны, приведут к победе. Эта идея пронизывала и очерки Л. Соболева «Морская душа», А. Фадеева «Бессмертие»7, А. Платонова «Сын народа» и др.

Высокое мастерство писателей, пришедших в военную публицистику, их самобытный творческий «почерк» придавали ей чрезвычайно многообразный по форме и резко индивидуальный по стилю характер.

Борис Горбатов, например, обратился к эпистолярной форме разговора с читателем. Его «Письма товарищу»8 несут в себе огромный заряд патриотизма. Они не только личностны, но и очень лиричны. Большинство из них было написано, когда приходилось отступать, и линия фронта подошла к Москве. Первые четыре письма под общим заглавием «Родина» были опубликованы в сентябре 1941 г. в «Правде». Перу Б. Горбатова принадлежат также очерки «Алексей Куликов, боец», «После смерти», «Власть», «Из фронтового блокнота», вошедшие в сборник «Рассказы о солдатской душе», вышедший в 1943 г.

В конце войны создается большое количество путевых очерков. Их авторы Л. Славин, А. Малышко, Б. Полевой, П. Павленко и других рассказывали о победных боях советских войск, освобождавших народы Европы от фашизма, писали о взятии Будапешта, Вены, о штурме Берлина...

С публицистическими и проблемными статьями в печати и на радио выступали партийные и государственные деятели страны: М. Калинин, А. Жданов, А. Щербаков, В. Карпинский, Д. Мануильский, Е. Ярославский.

На страницах советской печати правдиво запечатлен в публицистике Б. Агапова, Т. Тэсс, М. Шагинян и других беспримерный трудовой подвиг миллионов людей тыла. Проблемам обеспечения фронта и населения страны продовольствием посвящали свои очерки Е. Кононенко, И. Рябов, А. Колосов и др.

Большой силой эмоционального воздействия обладала радиопублицистика. В памяти радиослушателей периода Великой Отечественной войны остались выступления у микрофона А. Гайдара, Р. Кармена, Л. Кассиля, П. Мануйлова и А. Фрама, К. Паустовского, Е. Петрова, Л. Соболева.

В годы Великой Отечественной войны заметное развитие получила фотопублицистика. Объектив фотоаппарата запечатлел неповторимые события истории и героические поступки тех, кто сражался за Родину. Имена фотопублицистов «Правды», «Известий», «Красной звезды», «Комсомольской правды» А. Устинова, М. Калашникова, Б. Кудоярова, Д. Бальтерманца, М. Бернштейна, В. Темина, П. Трошкина, Г. Хомзера, А. Капустянского, С. Лоскутова, Я. Халипа, И. Шагина и многих других встали в один ряд с именами публицистов пера и кинодокументалистов.

Усилиями опытных мастеров фотоодела, литературы и графики с августа 1941 г. стал выпускаться литературно-художественный журнал «Фронтовая иллюстрация». Почти одновременно стало выходить еще одно иллюстрированное издание – «Фотогазета», с периодичностью шесть раз в месяц. «Фотогазета» выходила до Дня Победы.

Неизменно мощной силой в арсенале публицистики военной поры оставались сатирические жанры, юмористические издания. Сатирические материалы часто появлялись в центральной печати. Так, в «Правде» над ними трудился творческий коллектив, в который входили художники Кукрыниксы (М. Куприянов, П. Крылов, Н. Соколов) и поэт С. Маршак. На некоторых фронтах были созданы сатирические журналы «Фронтовой юмор», «Сквозняк» и др.

В конце 30-х гг. в Советской стране полностью возобладал тоталитаризм. Его формированию, утверждению сталинизма как единственно верной доктрины коммунистического созидания во многом способствовала журналистика. Всей своей деятельностью она содействовала проведению авторитарной идеологии, идеологической подготовке населения к предстоящей войне. В предвоенные годы воздействие прессы на массы усилилось.

В эти годы продолжался процесс дифференциации печати, расширения ее многонациональной структуры. Усилия советской журналистики были направлены на укрепление оборонной мощи страны.

Начавшаяся Великая Отечественная война потребовала перестройки печати на военный лад. На второй день войны стал функционировать авторитетный правительственный информационный орган – Совинформбюро, в короткие сроки была создана система фронтовой печати, которая по своему характеру была многонациональной.

Проблематика советской журналистики периода Великой Отечественной войны чрезвычайно многообразна. Но центральными оставались несколько тематических направлений: освещение военного положения страны и боевых действий Советской Армии; всесторонний показ героизма и мужества советских людей на фронте и в тылу у врага; тема единства фронта и тыла; характеристика военных действий Советской Армии на территориях европейских стран, освобождаемых от фашистской оккупации, и Германии.