Цвет лица ровный смугловатый и никакого румянца. Б Он весь составлен из костей, мускулов и нервов, как кровная английская лошадь. Он худощав, щек у него почти вовсе нет, то есть есть кость да мускул, но ни признака жирной округлости; цвет лица ровный, сму
Проверочная работа по роману И.А Гончарова «Обломов» Вариант 1
Вставьте пропущенные слова: А) В «Сне Обломова» упоминаются герои поэм Гомера: _____ и Улисс (Одиссей). Б) В последней главе романа встречаются Штольц и его приятель, «литератор, полный, с ____ лицом, задумчивыми, как будто сонными глазами». В) Ольга Ильинская представлялась Обломову ____ (героиня трагедии В.Шекспира). Г) Впервые об арии Нормы («Casta diva») из оперы В. Беллини «Норма» в романе заводит разговор ___(персонаж). Д) Штольц делает предложение Ольге в _____ (страна).
А) «Он весь составлен из костей, мускулов и нервов, как кровная английская лошадь». Б) «Движения его были смелы и размашисты; говорил он громко, бойко и почти всегда сердито; если слушать в некотором отдалении, точно будто три пустые телеги едут по мосту». В) «Одни считали её простой, недальней, неглубокой, потому что не сыпались с языка её ни мудрые сентенции о жизни, о любви, ни быстрые, неожиданные и смелые реплики, не вычитанные или подслушанные суждения; говорила она мало, и то своё, неважное…» Г) «Но он всё сбирался и готовился начать жизнь, всё рисовал в уме узор своей будущности» Д) «Он бреется редко и хотя моет руки и лицо, но, кажется, больше делает вид, что моет; да и никаким мылом не отмоешь».
Кому принадлежат слова? А) «Нам нужна одна физиология общества; не до песен нам теперь…» Б) «В десять мест в один день – несчастный! И это жизнь!» В) «Ах, если бы прожить лет двести, триста!.. сколько бы можно было переделать дела!» Г) «Может ли это быть? Мужчина ленив – я этого не понимаю». Д) «Учиться! Мало ещё учили его? Чему это? Кто из добрых людей учится?»
А) «Обломов сидел в коляске наравне с окнами и затруднялся выйти. В окнах, уставленных резедой, бархатцами и ноготками, засуетились головы. Обломов кое- как вылез из коляски». Б) « Как одна изба попала на обрыв оврага, так и висит там с незапамятных времён, стоя одной половиной на воздухе и подпираясь тремя жердями. Три – четыре поколения тихо и счастливо прожили в ней». В) « Посему, в предотвращение повторения и усиления болезненных припадков, я считаю за нужное прекратить на время г. Обломову хождение на службу и вообще предписываю воздержание от умственного занятия и всякой деятельности». Г) «Захар не выдержал: слово благодетельствует доконало его! Он начал мигать чаще и чаще». Д) « Я только хочу доказать вам, что ваше настоящее люблю не есть настоящая любовь, а будущая; это только бессознательная потребность любить, которая, за недостатком настоящей пищи, за отсутствием огня, горит фальшивым, негреющим светом…»
Проверочная работа по роману И.А Гончарова «Обломов» Вариант 2
Вставьте пропущенные слова: А) «В _____ улице, в одном из больших домов лежал утром в постели, на своей квартире Илья Ильич Обломов». Б) Ольга Ильинская об Обломове: «Но это какая- то ____, с которой ей самой приходилось быть Пигмалионом». В) Обломов, как сказочный лентяй, мечтает жениться « на какой-нибудь неслыханной красавице, ____». Г) Штольц об Обломове: «Хочешь, я скажу тебе, отчего он тебе дорог, за что ты ещё любишь его? За то, что в нём дороже всякого ума: ___, верное сердце! Это его природное золото». Д) Впервые в романе слово «обломовщина» произносит _____ (персонаж).
Кто так характеризуется (описывается) в романе? А) «.. человек неопределённых лет, с неопределённой физиономией, в такой поре, когда трудно бывает угадать лета; не красив и не дурен, не высок и не низок ростом, не блондин и не брюнет. Природа не дала ему никакой резкой, заметной черты, ни дурной, ни хорошей». Б) «Он шёл твёрдо, бодро; жил по бюджету, стараясь тратить каждый день как каждый рубль, с ежеминутным, никогда не дремлющим контролем издержанного времени, труда, сил души и сердца ». В) «Этот рыцарь был и со страхом, и с упрёком. Он принадлежал двум эпохам, и обе положили на него печать свою». Г) «… смотрел на всё угрюмо, с полупрезрением, с явным недоброжелательством ко всему окружающему, готовый бранить все и всех на свете» Д) «Мечте, загадочному, таинственному не было места в его душе. Он упрямо останавливался у порога тайны, не обнаруживая ни веры ребёнка, ни сомнения фата, а ожидал появления закона, а с ним и ключа к ней».
Кому принадлежат слова? А) «Начинается жизнь: отдайте мне ваше будущее и не думайте ни о чём – я ручаюсь за всё» Б) «Я слышал отрывки – автор велик! В нём слышится то Дант, то Шекспир..» В) «Скука, скука, скука! Где же тут человек? Где его целость? Как он скрылся, как разменялся на всякую мелочь?» Г) «Разве настоящий-то хороший русский человек станет всё это делать? Русский человек выберет что-нибудь одно, да и то ещё не спеша, потихоньку да полегоньку, кое-как ». Д) «А где немцы сору возьмут? У них и корка зря не валяется: наделают сухариков, ла и с пивом выпьют»
Дайте название эпизода, сцены, фрагмента. А) «До обеда приятно заглянуть в кухню, открыть кастрюлю, понюхать, посмотреть, как свёртывают пирожки, сбивают сливки. Потом лечь на кушетку; жена вслух читает что-нибудь новое». Б) « Вдруг глаза его остановились на чём-то неподвижно, с изумлением, но потом опять приняли обыкновенное выражение. Нет, не может быть! – подумал он». В) « Стали носиться зловещие слухи о необходимости не только знания грамоты, но и других, до тех пор неслыханных в том быту наук. Между титулярным советником и коллежским асессором разверзлась бездна, мостом через которую служил какой-то диплом». Г) «Скажу прямо и просто: вы меня не любите и не можете любить. Послушайтесь моей опытности и поверьте безусловно». Д) « По стенам жались простые, под орех, стулья; под зеркалом стоял ломберный столик; висели четыре клетки с чижами и канарейками».
Проверочная работа по роману И.А Гончарова «Обломов» Вариант 3
Вставьте пропущенные слова: А) Предложил Обломову переехать на Выборгскую сторону_____ (персонаж). Б) Обломов после разговора со Штольцем: «Он задумался и машинально стал чертить пальцем по пыли, потом посмотрел, что написал: вышло ____ ». В) Грёзы Обломова в доме Пшеницыной: «Слышит он рассказы снов, примет, звон тарелок и стук ножей, жмется к няне, прислушивается к её голосу: « ____!» - говорит она, указывая ему на образ хозяйки». Г) Штольц вырос в селе ___, где его отец был управляющим. Д) «В заключение она запела _____ : все восторги, молнией несущиеся мысли в голове, трепет, как иглы, пробегающий по телу, - всё это уничтожило Обломова: он изнемог».
Кто так характеризуется (описывается) в романе? А) «Жизнь в его глазах разделилась на две половины: одна состояла из труда и скуки; другая – из покоя и мирного веселья». Б) «Не оттого ли, может быть, шагала она так уверенно по этому пути, что по временам слышала рядом другие, ещё более умеренные шаги «друга», которому верила, и с ними соразмеряла свой шаг». В) «Она была очень бела и полна в лице, так что румянец, кажется, не мог пробиться сквозь щёки» Г) «На её взгляд, во всей немецкой нации не было ни одного джентльмена. Она в немецком характере не замечала никакой мягкости, деликатности, снисхождения… » Д) «Он был лет сорока, с прямым хохлом на лбу и двумя небрежно на ветер пущенными такими же хохлами на висках, похожими на собачьи уши средней величины».
Кому принадлежат слова? А) «Ученье-то не уйдёт, а здоровья не купишь; здоровье дороже всего в жизни» Б) «Жизнь – долг, обязанность, следовательно, любовь – тоже долг: мне как будто Бог послал её и велел любить» В) «Собираются, кормят друг друга, ни радушия, ни доброты, ни взаимного влечения! Собираются на обед, на вечер, как в должность, без веселья, холодно, чтоб похвастать поваром, салоном, и потом под рукой осмеять, подставить ногу один другому» Г) «Это хрустальная, прозрачная душа; таких людей мало; они редки; это перлы в толпе!» Д) «Труд – образ, содержание, стихия и цель жизни, по крайней мере моей»
Дайте название эпизода, сцены, фрагмента. А) «Хлеб был хорош и в цене, и в марте или апреле вы получите деньги. Теперь же денег наличных нет ни гроша». Б) « Утро великолепное; в воздухе прохладно; солнце ещё не высоко. От дома, от деревьев, и от голубятни, и от галереи – от всего побежали далеко длинные тени. В саду и на дворе образовались прохладные уголки, манящие к задумчивости и сну». В) « Лишь только он вошёл в длинную аллею, он увидел, как с одной скамьи встала и пошла к нему навстречу женщина под вуалью». Г) «Ты рассуждаешь точно древний: в старых книгах вот так все писали. А впрочем и то хорошо: по крайней мере рассуждаешь, не спишь». Д) « Вам нельзя, а мне можно и должно знать, где истина, где заблуждение, и на мне лежит обязанность предостеречь того, кто ещё не успел узнать этого. И вот я предостерегаю вас: вы в заблуждении, оглянитесь!»
Ответы: Вариант 1
А) Ахилл Б) апатическим В) Корделии Г) Обломов Д) Швейцарии
А) Штольц Б) Тарантьев В) Ольга Г) Обломов Д) Захар
А) Пенкин Б) Обломов В) Штольц Г) Ольга Д) Тарантьев
А) переезд Обломова в дом вдовы Пшеницыной (ч3) Б) Сон Обломова (ч1) В) медицинское свидетельство (ч 1) Г) «Патетическая сцена» между Обломовым и Захаром(ч 1) Д) Письмо Обломова Ольге (ч2)
Вариант 2
А) Гороховой Б) Галатея В) Милитрисе Кирибитьевне Г) честное Д) Штольц
А) Алексеев Б) Штольц В) Захар Г) Тарантьев Д) Штольц
А) Штольц Б) Пенкин В) Обломов Г) Тарантьев Д) Захар
А) диалог Обломова и Штольца (ч2) Б) встреча Штольца и Ольги в Париже (ч4) В) Сон Обломова (ч 1) Г) Письмо Обломова Ольге (ч2) Д) описание дома вдовы Пшеницыной (ч3)
Вариант 3
А) Тарантьев Б) обломовщина В) Милитриса Кирибитьевна Г) Верхлёве Д) «Casta diva»
А) Обломов Б) Ольга В) Агафья Матвеевна Г) мать Штольца Д) Иван Матвеевич
А) родители Обломова Б) Ольга В) Обломов Г) Штольц Д) Штольц
А) письмо Обломову из деревни (ч3) Б) Сон Обломова (ч 1) В) Свидание Обломова и Ольги в Летнем саду (ч 3) Г) Диалог Обломова и Штольца (ч1) Д) Письмо Обломова Ольге (ч2)
б ) Он весь составлен из костей, мускулов и нервов, как кровная английская лошадь. Он худощав, щек у него почти вовсе нет, то есть есть кость да мускул, но ни признака жирной округлости; цвет лица ровный, смугловатый и никакого румянца; глаза хотя немного зеленоватые, но выразительные. Движений лишних у него не было.
в ) Одни считали ее простой, недальней, неглубокой, потому что не сыпались с языка ее ни мудрые сентенции о жизни, о любви, ни быстрые, неожиданные и смелые реплики, ни вычитанные или подслушанные суждения о музыке и литературе: говорила она мало, и то свое, неважное – и ее обходили умные и бойкие «кавалеры»; небойкие, напротив, считали ее слишком мудреной и немного боялись.
А . В каком году – рассчитывай,
В какой земле угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков.
Б . Ой, тени! Тени черные!
Ой, избы, избы новые!
В. Пришла пора – сказался снег!
Он сирен до поры;
Летит – молчит, лежит – молчит,
Когда умрет, тогда ревет.
Г. Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далеко ли…
7. Восстановите из приведенных ниже существительных и прилагательных названия произведений русской литературы. Справа укажите автора каждого произведения:
а) бахчисарайский, самоотверженный, первый, доходный, бедный, тупейный, каменный, обыкновенный;
б) художник, любовь, место, фонтан, гость, люди, история, заяц.
8. Из названных предметов гардероба составьте костюмы для литературных героев, имена которых приведены. Какие вещи не принадлежат ни одному из ниже перечисленных персонажей?
Пестрая рубашка с тугими воротничками, серый сюртук с прорехой под мышкой, летний светло-коричневый пиджак светло-коричневого оттенка, утренний в английском вкусе костюм, сиреневые жувеневские перчатки, фрак брусничного цвета с искрой, шинель на больших медведях, шерстяная радужных цветов косынка, небрежно повязанный галстучек, маленькая феска, серый жилет с медными пуговицами, круглая щегольская шляпа.
(Лужин, «Преступление и наказание»; Захар, «Обломов»; Павел Петрович «Отцы и дети» ).
9. Напишите стихотворение на тему «Каникулы», которое будет одновременно удовлетворять всем следующим условиям:
а) стихотворный размер – трехстопный анапест;
б) строфическая форма – катрен;
в) рифмовка опоясывающая;
г) использование анафоры.
ОТВЕТЫ на школьную олимпиаду по литературе, 11 класс
1. А.А. Фет – 1 балл.
2. Н.С. Лесков – 1 балл.
3. Береги честь смолоду. – 1 балл.
4. За каждый правильный ответ - 1 балл, всего – 7 баллов.
а) «Евгений Онегин», А.С. Пушкин
б) «Руслан и Людмила», А.С. Пушкин
в) «Сказка о царе Салтане», А.С. Пушкин
г) «Медный всадник», А.С. Пушкин
д) «К Чаадаеву», А.С. Пушкин
е) «Смерть поэта», М.Ю. Лермонтов
ж) «Бородино», М.Ю. Лермонтов
5. За каждый правильный ответ - 1 балл, за автора и название – 1 балл, всего – 4 балла.
а) Илья Обломов;
б)Андрей Штольц;
в) Ольга Ильинская – герои романа «Обломов» И. Гончарова.
6. За каждый правильный ответ:
Н.А. Некрасов «Кому на Руси жить хорошо» - 1 балл
А. анафора - 1 балл
Б. риторические восклицания - 1 балл
В. олицетворения - 1 балл
Г. анафора, синтаксический параллелизм - 1 балл
7. За каждый правильный ответ - 1 балл, всего – 8 баллов.
«Бахчисарайский фонтан», А.С. Пушкин
«Самоотверженный заяц», М.Е. Салтыков-Щедрин
«Первая любовь», И.С. Тургенев
«Доходное место», А. Островский
«Бедные люди», Ф.М. Достоевский
«Тупейный художник», Н.С. Лесков
«Каменный гость», А.С. Пушкин
«Обыкновенная история», И. Гончаров
Лужин, «Преступление и наказание» : летний светло-коричневый пиджак светло-коричневого оттенка, сиреневые жувеневские перчатки, круглая щегольская шляпа.
Захар, «Обломов»: серый сюртук с прорехой под мышкой, серый жилет с медными пуговицами.
Павел Петрович «Отцы и дети» : пестрая рубашка с тугими воротничками, утренний в английском вкусе костюм, небрежно повязанный галстучек, маленькая феска.
Оставшееся: фрак брусничного цвета с искрой, шинель на больших медведях, шерстяная радужных цветов косынка.
9. За соответствие перечисленным критериям – 4 балла.
1. В античном стихосложении это явление было правилом. В системах стихосложения, использующих рифму, - исключением. Однако это исключение можно найти в произведениях почти всех русских поэтов. Назовите явление и приведите примеры произведений, в которых оно используется.
2. Соотнесите портреты персонажей произведений русской литературы (в первом столбике) с названием произведения и автора (во втором столбике). Назовите героя (в третьем столбике).
| Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. | И.С. Тургенев "Отцы и дети" | |
| Это был человек огромного роста, с смуглым открытым лицом и густыми волнистыми волосами свинцового цвета: так странно отливала его проседь. Он был одет в послушничьем подряснике с широким монастырским ременным поясом и в высоком черном суконном колпачке. | И.А. Гончаров "Обломов" | |
| Он весь составлен из костей, мускулов и нервов, как кровная английская лошадь. Он худощав, щек у него почти вовсе нет, то есть есть кость да мускул, но ни признака жирной округлости; цвет лица ровный, смугловатый и никакого румянца; глаза хотя немного зеленоватые, но выразительные. Движений лишних у него не было. | Н.С. Лесков "Очарованный странник" | |
| ... отвернув воротник балахона, показал... все свое лицо. Длинное и худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум. |
3. С жизнью и деятельностью каких писателей cвязаны географические названия: Таганрог, Овстуг, Симбирск, Спасское-Лутовиново, Спас-Угол.
4.
По приведенным фрагментам определите автора и название произведения. Какие приемы фольклорной (народной) поэтики использует поэт в приведенных отрывках? Дополните полученный список, назвав еще несколько приемов. Каким размером написано произведение? Какими причинами определяется выбор размера?
5.
Этюд - небольшое по объему произведение, посвященное какому-то отдельному явлению. Как правило, оно лишено сюжетной основы. Напишите этюд о зиме, используя разнообразные тропы (метафору, эпитет, сравнение, олицетворение, гиперболу и т.д.).
Ответы к олимпиаде по литературе 10 класс
1. Белый стих (А.С. Пушкин - "Вновь я посетил...", "Борис Годунов", "Маленькие трагедии"; А.К. Толстой - драматическая трилогия; В.А. Жуковский - "Замок на берегу моря"; М.Ю. Лермонтов - "Слышу ли голос твой").
3. Таганрог - А.П. Чехов, Овстуг - Ф.И. Тютчев, Симбирск - И.А. Гончаров, Спасское-Лутовиново - И.С. Тургенев, Спас-Угол - М.Е. Салтыков-Щедрин.
4.
Н.А. Некрасов "Кому на Руси жить хорошо". В основном четырехстопным белым ямбом, имитирующим народную устную речь.
Обломов и Штольц
Штольц - антипод Обломова (Принцип антитезы)
Вся образная система романа И.А.Гончарова «Обломов» направлена на раскрытие характера, сущности главного героя. Илья Ильич Обломов - скучающий барин, лежащий на диване, мечтающий о преобразованиях и счастливой жизни в кругу семьи, но ничего не делающий чтобы воплотить мечты в действительность. Антиподом Обломова в романе является образ Штольца. Андрей Иванович Штольц — один из главных героев, друг Ильи Ильича Обломова, сын Ивана Богдановича Штольца, обрусевшего немца, управляющего имением в селе Верхлеве, что в пяти верстах от Обломовки. В первых двух главах второй части идет подробный рассказ о жизни Штольца, о тех условиях, в которых формировался его деятельный характер.
1. Общие черты:
а) возраст («Штольц ровесник Обломову и ему уже за тридцать»);
б) вероисповедание;
в) обучение в пансионате Ивана Штольца в Верхлёве;
г) служба и быстрая отставка;
д) любовь к Ольге Ильинской;
е) доброе отношение друг к другу.
2. Различные черты:
а) портрет ;
Обломов . «Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием: всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица».
«… обрюзг не по летам : от недостатка ли движения или воздуха. Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч , казалось слишком изнеженным для мужчины. Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью.»
Штольц - ровесник Обломова, ему уже за тридцать. Портрет Ш. контрастен портрету Обломова: «Он весь составлен из костей, мускулов и нервов, как кровная английская лошадь. Он худощав, щек у него почти вовсе нет, то есть кость да мускул, но ни признака жирной округлости…»
Знакомясь с портретной характеристикой этого героя, мы понимаем, что Штольц - сильная, энергичная, целеустремленная личность, которой чужда мечтательность. Но эта почти идеальная личность напоминает механизм, а не живого человека, и этим отталкивает читателя.
б) родители , семья;
У Обломова родители - русские, он вырос в патриархальной семье.
Штольц.— выходец из мещанского сословия (его отец покинул Германию, странствовал по Швейцарии и осел в России, сделавшись управляющим имения). «Штольц был немец только вполовину, по отцу; мать его была русская; веру он исповедовал православную, родная речь его была русская…». Мать боялась, что Штольц, под влиянием отца, станет грубым бюргером, однако помешало русское окружение Штольца.
в) воспитание;
Обломов переходил «из объятий в объятия родных и друзей», его воспитание носило патриархальный характер.
Своего сына Иван Богданович воспитывал строго: «С восьми лет он сидел с отцом за географической картой, разбирал по складам Гердера, Виланда, библейские стихи и подводил итоги безграмотным счетам крестьян, мещан и фабричных, а с матерью читал священную историю, учил басни Крылова и разбирал по складам же Телемака».
Когда Штольц подрос, отец стал брать его в поле, на базар, заставлял работать. Потом Штольц стал отправлять сына в город с поручениями, "и никогда не случалось, чтобы он забыл что-нибудь, переиначил, недоглядел, дал промах".
Воспитание, как и образование, было двойственным: мечтая о том, чтобы из сына вырос «добрый бурш», отец всячески поощрял мальчишеские драки, без которых ни дня не мог обходиться сын, Если же Андрей появлялся без подготовленного «назубок» урока, Иван Богданович отправлял сына туда, откуда пришел, — и всякий раз юный Штльц возвращался с выученными уроками.
От отца он получил «трудовое, практическое воспитание», а мать приобщала его к прекрасному, пыталась вложить в душу маленького Андрея любовь к искусству, к красоте. Его матери «в сыне…мерещился идеал барина», а отец приучал его к тяжелому, совсем не барскому труду.
г) отношение к учёбе в пансионат;
Обломов учился «по неоходимости», «серьезное чтение утомляло его», «зато поэты задели … за живое»
Штольц всегда учился хорошо, всем интересовался. И был репетитором в пансионе отца
д) дальнейшее образование;
Обломов до двадцати лет прожил в Обломовке, затем окончил университет.
Штольц Блестяще закончил университет. Расставаясь с отцом, отправляющим его из Верхлева в Петербург, Штольц. говорит, что непременно выполнит отцовский совет и зайдет к старинному приятелю Ивана Богдановича Рейнгольду — но только тогда, когда у него, Штольца, будет, как у Рейнгольда, четырехэтажный дом. Подобная самостоятельность и независимость, а также уверенность в своих силах. — основа характера и мировосприятия младшего Штольца, которую так горячо поддерживает его отец и которой так недостает Обломову.
е) образ жизни;
«Лежанье у Ильи Ильича было его нормальным состоянием»
Штольц обладает жаждой деятельности
ж) ведение хозяйства;
Обломов не занимался делами в деревне, получал незначительный доход и жил в долг.
Штольц с успехом служит, выходит в отставку, чтобы заниматься собственным делом; наживает дом и деньги. Он член торговой компании, отправляющей товары за границу; как агент компании, Ш. ездит в Бельгию, Англию, по всей России.
з) жизненные стремления;
Обломов в молодости «готовился к поприщу», думал о роли в обществе, о семейном счастье, затем он исключил из своих мечтаний общественную деятельность, его идеалом стала беспечная жизнь в единении с природой, семьей, друзьями.
Штольц, выбрал деятельное начало ещё в молодости… Идеал жизни Штольца— непрестанный и осмысленный труд, это — «образ, содержание, стихия и цель жизни».
и) взгляды на общество;
Обломов считает, что все члены света и общества - «мертвецы, спящие люди», им свойственны неискренность, зависть, желание любыми средствами «заполучить громкий чин», он не сторонник прогрессивных форм ведения хозяйства.
По мнению Штольца, с помощью устройства “школ”, “пристаней”, “ярмарок”, “шоссейных дорог” старые, патриархальные “обломовки” должны превратиться в благоустроенные имения, приносящие доход.
к) отношение к Ольге;
Обломов хотел видеть любящую женщину, способную создать безмятежную семейную жизнь.
Штольц женится на Ольге Ильинской, и Гончаров пытается в их деятельном, полном труда и красоты альянсе представить идеальную семью, подлинный идеал, который не удается в жизни Обломова: «работали вместе, обедали, ездили в поля, занимались музыкой < …> как мечтал и Обломов… Только не было дремоты, уныния у них, без скуки и без апатии проводили они дни; не было вялого взгляда, слова; разговор не кончался у них, бывал часто жарок».
л) взаимоотношение и взаимовлияние;
Обломов считал Штольца своим единственным другом, способным понять и помочь, он прислушивался к его советам, но сломить обломовщину Штольцу не удалось.
Штольц высоко ценил доброту и искренность душу своего друга Обломова. Штольц делает всё, чтобы пробудить Обломова к деятельности. В дружбе с Обломовым Штольц. тоже оказался на высоте: заменил управляющего-жулика, разрушил козни Тарантьева и Мухоярова, обманом вынудивших Обломова подписать фальшивое заемное письмо.
Обломов привык жить по указке Штольца в самых мелких делах ему необходим совет друга. Без Штольца Илья Ильич не может ни на что решиться, впрочем, и следовать советам Штольца Обломов не торопится: слишком разное у них понятие о жизни, о труде, о приложении сил.
После смерти Ильи Ильича друг берёт на воспитание названного в его честь сына Обломова, Андрюшу.
м) самооценка ;
Обломов постоянно сомневался в себе. Штольц никогда не сомневается в себе.
н) особенности характера ;
Обломов — бездеятелен, мечтателен, неряшлив, нерешителен, мягок, ленив, апатичен, не лишен тонких душевных переживаний.
Штольц - деятелен, резок, практичен, аккуратен, любит комфорт, открыт в душевных проявлениях, рассудок преобладает над чувством. Штольц мог контролировать свои чувства и «боялся всякой мечты». Счастье для него заключалось в постоянстве. По словам Гончарова, он « знал цену редким и дорогим свойствам и так скупо тратил их, что его звали эгоистом, бесчувственным…».
Значение образов Обломова и Штольца.
Гончаров отразил в Обломове типические черты патриархального дворянства. Обломов вобрал в себя противоречивые черты русского национального характера.
Штольцу в романе Гончарова отводилась роль человека, способного сломить обломовщину и возродить героя. По мнению критиков, неясность представления Гончарова о роли «новых людей» в обществе привела к неубедительности образа Штольца. По замыслу Гончарова, Штольц - новый тип русского прогрессивного деятеля. Однако он не изображает героя в конкретной деятельности. Автор только информирует читателя о том, де бывал Штольц, чего достиг. Показывая парижскую жизнь Штольца с Ольгой, Гончаров хочет раскрыть широту его взглядов, а фактически снижает героя
Итак, образ Штольца в романе не только проясняет образ Обломова, но и интересен читателям своей неординарностью и полной противоположностью главному герою. Добролюбов говорит о нём: «Не он тот человек, который сумеет на языке, понятном для русской души, сказать нам это всемогущее слово «вперёд!» Добролюбов, как и все революционные демократы, видел идеал «человека дела» в служении народу, в революционной борьбе. От этого идеала Штольц далёк. Однако рядом с Обломовым и обломовщиной Штольц был всё же явлением прогрессивным.
Штольц был немец только вполовину, по отцу: мать его была русская; веру он исповедовал православную; природная речь его была русская: он учился ей у матери и из книг, в университетской аудитории и в играх с деревенскими мальчишками, в толках с их отцами и на московских базарах. Немецкий же язык он наследовал от отца да из книг.
В селе Верхлёве, где отец его был управляющим, Штольц вырос и воспитывался. С восьми лет он сидел с отцом за географической картой, разбирал по складам Гердера, Виланда, библейские стихи и подводил итоги безграмотным счетам крестьян, мещан и фабричных, а с матерью читал Священную историю, учил басни Крылова и разбирал по складам же «Телемака».
Оторвавшись от указки, бежал разорять птичьи гнезда с мальчишками, и нередко, среди класса или за молитвой, из кармана его раздавался писк галчат.
Бывало и то, что отец сидит в послеобеденный час под деревом в саду и курит трубку, а мать вяжет какую-нибудь фуфайку или вышивает по канве; вдруг с улицы раздается шум, крики, и целая толпа людей врывается в дом.
Что такое? - спрашивает испуганная мать.
Верно, опять Андрея ведут, - хладнокровно говорит отец.
Двери размахиваются, и толпа мужиков, баб, мальчишек вторгается в сад. В самом деле, привели Андрея - но в каком виде: без сапог, с разорванным платьем и с разбитым носом или у него самого, или у другого мальчишки.
Мать всегда с беспокойством смотрела, как Андрюша исчезал из дома на полсутки, и если б только не положительное запрещение отца мешать ему, она бы держала его возле себя.
Она его обмоет, переменит белье, платье, и Андрюша полсутки ходит таким чистеньким, благовоспитанным мальчиком, а к вечеру, иногда и к утру, опять его кто-нибудь притащит выпачканного, растрепанного, неузнаваемого, или мужики привезут на возу с сеном, или, наконец, с рыбаками приедет он на лодке, заснувши на неводу.
Мать в слезы, а отец ничего, еще смеется.
Добрый бурш будет, добрый бурш! - скажет иногда.
Помилуй, Иван Богданыч, - жаловалась она, - не проходит дня, чтоб он без синего пятна воротился, а намедни нос до крови разбил.
Что за ребенок, если ни разу носу себе или другому не разбил? - говорил отец со смехом.
Мать поплачет, поплачет, потом сядет за фортепьяно и забудется за Герцом: слезы каплют одна за другой на клавиши. Но вот приходит Андрюша или его приведут; он начнет рассказывать так бойко, так живо, что рассмешит и ее, притом он такой понятливый! Скоро он стал читать «Телемака», как она сама, и играть с ней в четыре руки.
Однажды он пропал уже на неделю: мать выплакала глаза, а отец ничего - ходит по саду да курит.
Вот, если б Обломова сын пропал, - сказал он на предложение жены поехать поискать Андрея, - так я бы поднял на ноги всю деревню и земскую полицию, а Андрей придет. О, добрый бурш!
На другой день Андрея нашли преспокойно спящего в своей постели, а под кроватью лежало чье-то ружье и фунт пороху и дроби.
Где ты пропадал? Где взял ружье? - засыпала мать вопросами. - Что ж молчишь?
Так! - только и было ответа.
Отец спросил: готов ли у него перевод из Корнелия Непота на немецкий язык.
Нет, - отвечал он.
Отец взял его одной рукой за воротник, вывел за ворота, надел ему на голову фуражку и ногой толкнул сзади так, что сшиб с ног.
Ступай, откуда пришел, - прибавил он, - и приходи опять с переводом, вместо одной, двух глав, а матери выучи роль из французской комедии, что она задала: без этого не показывайся!
Андрей воротился через неделю и принес и перевод и выучил роль.
Когда он подрос, отец сажал его с собой на рессорную тележку, давал вожжи и велел везти на фабрику, потом в поля, потом в город, к купцам, в присутственные места, потом посмотреть какую-нибудь глину, которую возьмет на палец, понюхает, иногда лизнет, и сыну даст понюхать, и объяснит, какая она, на что годится. Не то так отправятся посмотреть, как добывают поташ или деготь, топят сало.
Четырнадцати, пятнадцати лет мальчик отправлялся частенько один, в тележке или верхом, с сумкой у седла, с поручениями от отца в город, и никогда не случалось, чтоб он забыл что-нибудь, переиначил, не доглядел, дал промах.
Ей не совсем нравилось это трудовое, практическое воспитание. Она боялась, что сын ее сделается таким же немецким бюргером, из каких вышел отец. На всю немецкую нацию она смотрела как на толпу патентованных мещан, не любила грубости, самостоятельности и кичливости, с какими немецкая масса предъявляет везде свои тысячелетием выработанные бюргерские права, как корова носит свои рога, не умея кстати их спрятать.
На ее взгляд, во всей немецкой нации не было и не могло быть ни одного джентльмена. Она в немецком характере не замечала никакой мягкости, деликатности, снисхождения, ничего того, что делает жизнь так приятною в хорошем свете, с чем можно обойти какое-нибудь правило, нарушить общий обычай, не подчиниться уставу.
Нет, так и ломят эти невежи, так и напирают на то, что у них положено, что заберут себе в голову, готовы хоть стену пробить лбом, лишь бы поступить по правилам.
Она жила гувернанткой в богатом доме и имела случай быть за границей, проехала всю Германию и смешала всех немцев в одну толпу курящих коротенькие трубки и поплевывающих сквозь зубы приказчиков, мастеровых, купцов, прямых, как палка, офицеров с солдатскими и чиновников с будничными лицами, способных только на черную работу, на труженическое добывание денег, на пошлый порядок, скучную правильность жизни и педантическое отправление обязанностей: всех этих бюргеров с угловатыми манерами, с большими грубыми руками, с мещанской свежестью в лице и с грубой речью.
«Как ни наряди немца, - думала она, - какую тонкую и белую рубашку он ни наденет, пусть обуется в лакированные сапоги, даже наденет желтые перчатки, а все он скроен как будто из сапожной кожи; из-под белых манжет все торчат жесткие и красноватые руки, и из-под изящного костюма выглядывает если не булочник, так буфетчик. Эти жесткие руки так и просятся приняться за шило или много-много - что за смычок в оркестре».
А в сыне ей мерещился идеал барина, хотя выскочки, из черного тела, от отца бюргера, но все-таки сына русской дворянки, все-таки беленького, прекрасно сложенного мальчика, с такими маленькими руками и ногами, с чистым лицом, с ясным, бойким взглядом, такого, на каких она нагляделась в русском богатом доме, и тоже за границею, конечно, не у немцев.
И вдруг он будет чуть не сам ворочать жернова на мельнице, возвращаться домой с фабрик и полей, как отец его: в сале, в навозе, с красно-грязными, загрубевшими руками, с волчьим аппетитом!
Она бросалась стричь Андрюше ногти, завивать кудри, шить изящные воротнички и манишки; заказывала в городе курточки; учила его прислушиваться к задумчивым звукам Герца, пела ему о цветах, о поэзии жизни, шептала о блестящем призвании то воина, то писателя, мечтала с ним о высокой роли, какая выпадает иным на долю...
И вся эта перспектива должна сокрушиться от щелканья счетов, от разбиранья замасленных расписок мужиков, от обращения с фабричными!
Она возненавидела даже тележку, на которой Андрюша ездил в город, и клеенчатый плащ, который подарил ему отец, и замшевые зеленые перчатки - все грубые атрибуты трудовой жизни.
На беду, Андрюша отлично учился, и отец сделал его репетитором в своем маленьком пансионе.
Ну, пусть бы так; но он положил ему жалованье, как мастеровому, совершенно по-немецки: по десяти рублей в месяц, и заставлял его расписываться в книге.
Утешься, добрая мать: твой сын вырос на русской почве - не в будничной толпе, с бюргерскими коровьими рогами, с руками, ворочающими жернова. Вблизи была Обломовка: там вечный праздник! Там сбывают с плеч работу, как иго; там барин не встает с зарей и не ходит по фабрикам около намазанных салом и маслом колес и пружин.
Да и в самом Верхлёве стоит, хотя большую часть года пустой, запертой дом, но туда частенько забирается шаловливый мальчик, и там видит он длинные залы и галереи, темные портреты на стенах, не с грубой свежестью, не с жесткими большими руками, - видит томные голубые глаза, волосы под пудрой, белые, изнеженные лица, полные груди, нежные с синими жилками руки в трепещущих манжетах, гордо положенные на эфес шпаги; видит ряд благородно-бесполезно в неге протекших поколений, в парче, бархате и кружевах.
Он в лицах проходит историю славных времен, битв, имен; читает там повесть о старине, не такую, какую рассказывал ему сто раз, поплевывая, за трубкой, отец о жизни в Саксонии, между брюквой и картофелем, между рынком и огородом...
Года в три раз этот замок вдруг наполнялся народом, кипел жизнью, праздниками, балами; в длинных галереях сияли по ночам огни.
Приезжали князь и княгиня с семейством: князь, седой старик, с выцветшим пергаментным лицом, тусклыми навыкате глазами и большим плешивым лбом, с тремя звездами, с золотой табакеркой, с тростью с яхонтовым набалдашником, в бархатных сапогах; княгиня - величественная красотой, ростом и объемом женщина, к которой, кажется, никогда никто не подходил близко, не обнял, не поцеловал ее, даже сам князь, хотя у ней было пятеро детей.
Она казалась выше того мира, в который нисходила в три года раз; ни с кем не говорила, никуда не выезжала, а сидела в угóльной зеленой комнате с тремя старушками да через сад, пешком, по крытой галерее, ходила в церковь и садилась на стул за ширмы.
Зато в доме, кроме князя и княгини, был целый, такой веселый и живой мир, что Андрюша детскими зелененькими глазками своими смотрел вдруг в три или четыре разные сферы, бойким умом жадно и бессознательно наблюдал типы этой разнородной толпы, как пестрые явления маскарада.
Тут были князья Пьер и Мишель, из которых первый тотчас преподал Андрюше, как бьют зорю в кавалерии и пехоте, какие сабли и шпоры гусарские и какие драгунские, каких мастей лошади в каждом полку и куда непременно надо поступить после ученья, чтоб не опозориться.
Другой, Мишель, только лишь познакомился с Андрюшей, как поставил его в позицию и начал выделывать удивительные штуки кулаками, попадая ими Андрюше то в нос, то в брюхо, потом сказал, что это английская драка.
Дня через три Андрей, на основании только деревенской свежести и с помощью мускулистых рук, разбил ему нос и по английскому, и по русскому способу, без всякой науки, и приобрел авторитет у обоих князей.
Были еще две княжны, девочки одиннадцати и двенадцати лет, высокенькие, стройные, нарядно одетые, ни с кем не говорившие, никому не кланявшиеся и боявшиеся мужиков.
Была их гувернантка, m-lle Ernestine, которая ходила пить кофе к матери Андрюши и научила делать ему кудри. Она иногда брала его голову, клала на колени и завивала в бумажки до сильной боли, потом брала белыми руками за обе щеки и целовала так ласково!
Потом был немец, который точил на станке табакерки и пуговицы, потом учитель музыки, который напивался от воскресенья до воскресенья, потом целая шайка горничных, наконец стая собак и собачонок.
Все это наполняло дом и деревню шумом, гамом, стуком, кликами и музыкой.
С одной стороны, Обломовка, с другой - княжеский замок, с широким раздольем барской жизни, встретились с немецким элементом, и не вышло из Андрея ни доброго бурша, ни даже филистера.
Отец Андрюши был агроном, технолог, учитель. У отца своего, фермера, он взял практические уроки в агрономии, на саксонских фабриках изучил технологию, а в ближайшем университете, где было около сорока профессоров, получил призвание к преподаванию того, что кое-как успели ему растолковать сорок мудрецов.
С тех пор Иван Богданович не видал ни родины, ни отца. Шесть лет пространствовал он по Швейцарии, Австрии, а двадцать лет живет в России и благословляет свою судьбу.
Он был в университете и решил, что сын его должен быть также там - нужды нет, что это будет не немецкий университет, нужды нет, что университет русский должен будет произвести переворот в жизни его сына и далеко отвести от той колеи, которую мысленно проложил отец в жизни сына.
А он сделал это очень просто: взял колею от своего деда и продолжил ее, как по линейке, до будущего своего внука, и был покоен, не подозревая, что варьяции Герца, мечты и рассказы матери, галерея и будуар в княжеском замке обратят узенькую немецкую колею в такую широкую дорогу, какая не снилась ни деду его, ни отцу, ни ему самому.
Впрочем, он не был педант в этом случае и не стал бы настаивать на своем; он только не умел бы начертать в своем уме другой дороги сыну.
Он мало об этом заботился. Когда сын его воротился из университета и прожил месяца три дома, отец сказал, что делать ему в Верхлёве больше нечего, что вон уж даже Обломова отправили в Петербург, что, следовательно, и ему пора.
А отчего нужно ему в Петербург, почему не мог он остаться в Верхлёве и помогать управлять имением, - об этом старик не спрашивал себя; он только помнил, что когда он сам кончил курс ученья, то отец отослал его от себя.
И он отослал сына - таков обычай в Германии. Матери не было на свете, и противоречить было некому.
В день отъезда Иван Богданович дал сыну сто рублей ассигнациями.
Ты поедешь верхом до губернского города, - сказал он. - Там получи от Калинникова триста пятьдесят рублей, а лошадь оставь у него. Если ж его нет, продай лошадь; там скоро ярмарка; дадут четыреста рублей и не на охотника. До Москвы доехать тебе станет рублей сорок, оттуда в Петербург - семьдесят пять; останется довольно. Потом - как хочешь. Ты делал со мной дела, стало быть знаешь, что у меня есть некоторый капитал; но ты прежде смерти моей на него не рассчитывай, а я, вероятно, еще проживу лет двадцать, разве только камень упадет на голову. Лампада горит ярко, и масла в ней много. Образован ты хорошо: перед тобой все карьеры открыты; можешь служить, торговать, хоть сочинять, пожалуй, - не знаю, что ты изберешь, к чему чувствуешь больше охоты...
Да я посмотрю, нельзя ли вдруг по всем, - сказал Андрей.
Отец захохотал изо всей мочи и начал трепать сына по плечу так, что и лошадь бы не выдержала. Андрей ничего.
Ну, а если не станет уменья, не сумеешь сам отыскать вдруг свою дорогу, понадобится посоветоваться, спросить - зайди к Рейнгольду: он научит. О! - прибавил он, подняв пальцы вверх и тряся головой. - Это... это (он хотел похвалить и не нашел слова)... Мы вместе из Саксонии пришли. У него четырехэтажный дом. Я тебе адрес скажу...
Не надо, не говори, - возразил Андрей, - я пойду к нему, когда у меня будет четырехэтажный дом, а теперь обойдусь без него...
Опять трепанье по плечу.
Андрей вспрыгнул на лошадь. У седла были привязаны две сумки: в одной лежал клеенчатый плащ и видны были толстые, подбитые гвоздями сапоги да несколько рубашек из верхлёвского полотна - вещи, купленные и взятые по настоянию отца; в другой лежал изящный фрак тонкого сукна, мохнатое пальто, дюжина тонких рубашек и ботинки, заказанные в Москве, в память наставлений матери.
Ну! - сказал отец.
Ну! - сказал сын.
Все? - спросил отец.
Все! - отвечал сын.
Они посмотрели друг на друга молча, как будто пронзали взглядом один другого насквозь.
Между тем около собралась кучка любопытных соседей посмотреть, с разинутыми ртами, как управляющий отпустит сына на чужую сторону.
Отец и сын пожали друг другу руки. Андрей поехал крупным шагом.
Каков щенок: ни слезинки! - говорили соседи. - Вон две вороны так и надседаются, каркают на заборе: накаркают они ему - погоди ужо!..
Да что ему вороны? Он на Ивана Купала по ночам в лесу один шатается: к ним, братцы, это не пристает. Русскому бы не сошло с рук!..
А старый-то нехристь хорош! - заметила одна мать. - Точно котенка выбросил на улицу: не обнял, не взвыл!
Стой! Стой, Андрей! - закричал старик.
Андрей остановил лошадь.
А! Заговорило, видно, ретивое! - сказали в толпе с одобрением.
Ну? - спросил Андрей.
Подпруга слаба, надо подтянуть.
Доеду до Шамшевки, сам поправлю. Время тратить нечего, надо засветло приехать.
Ну! - сказал, махнув рукой, отец.
Ну! - кивнув головой, повторил сын и, нагнувшись немного, только хотел пришпорить коня.
Ах вы, собаки, право, собаки! Словно чужие! - говорили соседи.
Но вдруг в толпе раздался громкий плач: какая-то женщина не выдержала.
Батюшка ты, светик! - приговаривала она, утирая концом головного платка глаза. - Сиротка бедный! нет у тебя родимой матушки, некому благословить-то тебя... Дай хоть я перекрещу тебя, красавец мой!..
Андрей подъехал к ней, соскочил с лошади, обнял старуху, потом хотел было ехать - и вдруг заплакал, пока она крестила и целовала его. В ее горячих словах послышался ему будто голос матери, возник на минуту ее нежный образ.
Он еще крепко обнял женщину, наскоро отер слезы и вскочил на лошадь. Он ударил ее по бокам и исчез в облаке пыли; за ним с двух сторон отчаянно бросились вдогонку три дворняжки и залились лаем.
Штольц ровесник Обломову: и ему уже за тридцать лет. Он служил, вышел в отставку, занялся своими делами и в самом деле нажил дом и деньги. Он участвует в какой-то компании, отправляющей товары за границу.
Он беспрестанно в движении: понадобится обществу послать в Бельгию или Англию агента - посылают его; нужно написать какой-нибудь проект или приспособить новую идею к делу - выбирают его. Между тем он ездит и в свет и читает: когда он успевает - бог весть.
Он весь составлен из костей, мускулов и нервов, как кровная английская лошадь. Он худощав, щек у него почти вовсе нет, то есть есть кость да мускул, но ни признака жирной округлости; цвет лица ровный, смугловатый и никакого румянца; глаза хотя немного зеленоватые, но выразительные.
Движений лишних у него не было. Если он сидел, то сидел покойно, если же действовал, то употреблял столько мимики, сколько было нужно.
Как в организме нет у него ничего лишнего, так и в нравственных отправлениях своей жизни он искал равновесия практических сторон с тонкими потребностями духа. Две стороны шли параллельно, перекрещиваясь и перевиваясь на пути, но никогда не запутываясь в тяжелые, неразрешаемые узлы.
Он шел твердо, бодро; жил по бюджету, стараясь тратить каждый день, как каждый рубль, с ежеминутным, никогда не дремлющим контролем издержанного времени, труда, сил души и сердца.
Кажется, и печалями и радостями он управлял, как движением рук, как шагами ног или как обращался с дурной и хорошей погодой.
Он распускал зонтик, пока шел дождь, то есть страдал, пока длилась скорбь, да и страдал без робкой покорности, а больше с досадой, с гордостью и переносил терпеливо только потому, что причину всякого страдания приписывал самому себе, а не вешал, как кафтан, на чужой гвоздь.
И радостью наслаждался, как сорванным по дороге цветком, пока он не увял в руках, не допивая чаши никогда до той капельки горечи, которая лежит в конце всякого наслаждения.
Простой, то есть прямой, настоящий взгляд на жизнь - вот что было его постоянною задачею, и, добираясь постепенно до ее решения, он понимал всю трудность ее и был внутренне горд и счастлив всякий раз, когда ему случалось заметить кривизну на своем пути и сделать прямой шаг.
«Мудрено и трудно жить просто!» - говорил он часто себе и торопливыми взглядами смотрел, где криво, где косо, где нить шнурка жизни начинает завертываться в неправильный, сложный узел.
Больше всего он боялся воображения, этого двуличного спутника, с дружеским на одной и вражеским на другой стороне лицом, друга - чем меньше веришь ему, и врага - когда уснешь доверчиво под его сладкий шепот.
Он боялся всякой мечты или, если входил в ее область, то входил, как входят в грот с надписью: mа solitude, mon hermitage, mon repos , зная час и минуту, когда выйдешь оттуда.
Мечте, загадочному, таинственному не было места в его душе. То, что не подвергалось анализу опыта, практической истины, было в глазах его оптический обман, то или другое отражение лучей и красок на сетке органа зрения или же, наконец, факт, до которого еще не дошла очередь опыта.
У него не было и того дилетантизма, который любит порыскать в области чудесного или подонкихотствоватъ в поле догадок и открытий за тысячу лет вперед. Он упрямо останавливался у порога тайны, не обнаруживая ни веры ребенка, ни сомнения фата, а ожидал появления закона, а с ним и ключа к ней.
Так же тонко и осторожно, как за воображением, следил он за сердцем. Здесь, часто оступаясь, он должен был сознаваться, что сфера сердечных отправлений была еще terra incognita ].
Он горячо благодарил судьбу, если в этой неведомой области удавалось ему заблаговременно различить нарумяненную ложь от бледной истины; уже не сетовал, когда от искусно прикрытого цветами обмана он оступался, а не падал, если только лихорадочно и усиленно билось сердце, и рад-радехонек был, если не обливалось оно кровью, если не выступал холодный пот на лбу и потом не ложилась надолго длинная тень на его жизнь.
Он считал себя счастливым уже и тем, что мог держаться на одной высоте и, скача на коньке чувства, не проскакать тонкой черты, отделяющей мир чувства от мира лжи и сентиментальности, мир истины от мира смешного, или, скача обратно, не заскакать на песчаную, сухую почву жесткости, умничанья, недоверия, мелочи, оскопления сердца.
Он и среди увлечения чувствовал землю под ногой и довольно силы в себе, чтоб в случае крайности рвануться и быть свободным. Он не ослеплялся красотой и потому не забывал, не унижал достоинства мужчины, не был рабом, «не лежал у ног» красавиц, хотя не испытывал огненных радостей.
У него не было идолов, зато он сохранил силу души, крепость тела, зато он был целомудренно-горд; от него веяло какою-то свежестью и силой, перед которой невольно смущались и незастенчивые женщины.
Он знал цену этим редким и дорогим свойствам и так скупо тратил их, что его звали эгоистом, бесчувственным. Удержанность его от порывов, уменье не выйти из границ естественного, свободного состояния духа клеймили укором и тут же оправдывали, иногда с завистью и удивлением, другого, который со всего размаха летел в болото и разбивал свое и чужое существование.
Страсти, страсти все оправдывают, - говорили вокруг него, - а вы в своем эгоизме бережете только себя: посмотрим, для кого.
Для кого-нибудь да берегу, - говорил он задумчиво, как будто глядя вдаль, и продолжал не верить в поэзию страстей, не восхищался их бурными проявлениями и разрушительными следами, а все хотел видеть идеал бытия и стремления человека в строгом понимании и отправлении жизни.
И чем больше оспаривали его, тем глубже «коснел» он в своем упрямстве, впадал даже, по крайней мере в спорах, в пуританский фанатизм. Он говорил, что «нормальное назначение человека - прожить четыре времени года, то есть четыре возраста, без скачков, и донести сосуд жизни до последнего дня, не пролив ни одной капли напрасно, и что ровное и медленное горение огня лучше бурных пожаров, какая бы поэзия ни пылала в них». В заключение прибавлял, что он «был бы счастлив, если б удалось ему на себе оправдать свое убеждение, но что достичь этого он не надеется, потому что это очень трудно».
А сам все шел да шел упрямо по избранной дороге. Не видали, чтоб он задумывался над чем-нибудь болезненно и мучительно; по-видимому, его не пожирали угрызения утомленного сердца; не болел он душой, не терялся никогда в сложных, трудных или новых обстоятельствах, а подходил к ним, как к бывшим знакомым, как будто он жил вторично, проходил знакомые места.
Что ни встречалось, он сейчас употреблял тот прием, какой был нужен для этого явления, как ключница сразу выберет из кучи висящих на поясе ключей тот именно, который нужен для той или другой двери.
Выше всего он ставил настойчивость в достижении целей: это было признаком характера в его глазах, и людям с этой настойчивостью он никогда не отказывал в уважении, как бы ни были неважны их цели.
Это люди! - говорил он.
Нужно ли прибавлять, что сам он шел к своей цели, отважно шагая через все преграды, и разве только тогда отказывался от задачи, когда на пути его возникала стена или отверзалась непроходимая бездна.
Но он не способен был вооружиться той отвагой, которая, закрыв глаза, скакнет через бездну или бросится на стену на авось. Он измерит бездну или стену, и если нет верного средства одолеть, он отойдет, что бы там про него ни говорили.
Чтоб сложиться такому характеру, может быть, нужны были и такие смешанные элементы, из каких сложился Штольц. Деятели издавна отливались у нас в пять, шесть стереотипных форм, лениво, вполглаза глядя вокруг, прикладывали руку к общественной машине и с дремотой двигали ее по обычной колее, ставя ногу в оставленный предшественником след. Но вот глаза очнулись от дремоты, послышались бойкие, широкие шаги, живые голоса... Сколько Штольцев должно явиться под русскими именами!
Как такой человек мог быть близок Обломову, в котором каждая черта, каждый шаг, все существование было вопиющим протестом против жизни Штольца? Это, кажется, уже решенный вопрос, что противоположные крайности если не служат поводом к симпатии, как думали прежде, то никак не препятствуют ей.
Притом их связывало детство и школа - две сильные пружины, потом русские, добрые, жирные ласки, обильно расточаемые в семействе Обломова на немецкого мальчика, потом роль сильного, которую Штольц занимал при Обломове и в физическом, и в нравственном отношении, а наконец, и более всего, в основании натуры Обломова лежало чистое, светлое и доброе начало, исполненное глубокой симпатии ко всему, что хорошо и что только отверзалось и откликалось на зов этого простого, нехитрого, вечно доверчивого сердца.
Кто только случайно и умышленно заглядывал в эту светлую, детскую душу - будь он мрачен, зол, - он уже не мог отказать ему во взаимности или, если обстоятельства мешали сближению, то хоть в доброй и прочной памяти.
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть на широком диване Обломова и в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек, приходя из великолепных зал под собственный скромный кров или возвратясь от красот южной природы в березовую рощу, где гулял еще ребенком.
Как же не беда? - продолжал Обломов. - Мужики были так себе, ничего не слышно, ни хорошего, ни дурного, делают свое дело, ни за чем не тянутся; а теперь развратятся! Пойдут чаи, кофеи, бархатные штаны, гармоники, смазные сапоги... не будет проку!
Да, если это так, конечно, мало проку, - заметил Штольц... - А ты заведи-ка школу в деревне...
Не рано ли? - сказал Обломов. - Грамотность вредна мужику: выучи его, так он, пожалуй, и пахать не станет...
Да, правда; только у меня план еще не весь... - робко заметил Обломов.
И не нужно никакого! - сказал Штольц. - Ты только поезжай: на месте увидишь, что надо делать. Ты давно что-то с этим планом возишься: ужели еще все не готово? Что ж ты делаешь?
Ах, братец! Как будто у меня только и дела, что по имению. А другое несчастье?
Какое же?
С квартиры гонят.
Как гонят?
Так: съезжай, говорят, да и только.
Ну, так что ж?
Как что ж? Я тут спину и бока протер, ворочаясь от этих хлопот. Ведь один: и то надо, и другое, там счеты сводить, туда плати, здесь плати, а тут перевозка! Денег выходит ужас сколько, и сам не знаю куда! Того и гляди, останешься без гроша...
Вот избаловался-то человек: с квартиры тяжело съехать! - с удивлением произнес Штольц. - Кстати, о деньгах: много их у тебя? Дай мне рублей пятьсот: надо сейчас послать; завтра из нашей конторы возьму...
Постой! Дай вспомнить... Недавно из деревни прислали тысячу, а теперь осталось... вот, погоди...
Обломов начал шарить по ящикам.
Вот тут... десять, двадцать, вот двести рублей... да вот двадцать. Еще тут медные были... Захар, Захар!
Захар прежним порядком спрыгнул с лежанки и вошел в комнату.
Где тут две гривны были на столе? вчера я положил...
Что это, Илья Ильич, дались вам две гривны! Я уж вам докладывал, что никаких тут двух гривен не лежало...
Как не лежало! С апельсинов сдачи дали...
Отдали кому-нибудь, да и забыли, - сказал Захар, поворачиваясь к двери.
Штольц засмеялся.
Ах вы, обломовцы! - упрекнул он. - Не знают, сколько у них денег в кармане!
А давеча Михею Андреичу какие деньги отдавали? - напомнил Захар.
Ах, да, вот Тарантьев взял еще десять рублей, - живо обратился Обломов к Штольцу, - я и забыл.
Зачем ты пускаешь к себе это животное? - заметил Штольц.
Чего пускать! - вмешался Захар. - Придет, словно в свой дом или в трактир. Рубашку и жилет барские взял, да и поминай как звали! Давеча за фраком пожаловал: «дай надеть!» Хоть бы вы, батюшка, Андрей Иваныч, уняли его...
Не твое дело, Захар. Поди к себе! - строго заметил Обломов.
Дай мне лист почтовой бумаги, - спросил Штольц, - записку написать.
Захар, дай бумаги: вон Андрею Иванычу нужно... - сказал Обломов.
Ведь нет ее! Давеча искали, - отозвался из передней Захар и даже не пришел в комнату.
Клочок какой-нибудь дай! - приставал Штольц.
Обломов поискал на столе: и клочка не было.
Ну, дай хоть визитную карточку.
Давно их нет у меня, визитных-то карточек, - сказал Обломов.
Что это с тобой? - с иронией возразил Штольц. - А собираешься дело делать, план пишешь. Скажи, пожалуйста, ходишь ли ты куда-нибудь, где бываешь? С кем видишься?
Да где бываю! Мало где бываю, все дома сижу: вот план-то тревожит меня, а тут еще квартира... Спасибо, Тарантьев хотел постараться, приискать...
Бывает ли кто-нибудь у тебя?
Бывает... вот Тарантьев, еще Алексеев. Давеча доктор зашел... Пенкин был, Судьбинский, Волков...
Я у тебя и книг не вижу, - сказал Штольц.
Вот книга! - заметил Обломов, указав на лежавшую на столе книгу.
Что такое? - спросил Штольц, посмотрев книгу.-«Путешествие в Африку». И страница, на которой ты остановился, заплесневела. Ни газеты не видать... Читаешь ли ты газеты?
Нет, печать мелка, портит глаза... и нет надобности: если есть что-нибудь новое, целый день со всех сторон только и слышишь об этом.
Помилуй, Илья! - сказал Штольц, обратив на Обломова изумленный взгляд. - Сам-то ты что ж делаешь? Точно ком теста, свернулся и лежишь.
Правда, Андрей, как ком, - печально отозвался Обломов.
Да разве сознание есть оправдание?
Нет, это только ответ на твои слова; я не оправдываюсь, - со вздохом заметил Обломов.
Надо же выйти из этого сна.
Пробовал прежде, не удалось, а теперь... зачем? Ничто не вызывает, душа не рвется, ум спит покойно! - с едва заметною горечью заключил он. - Полно об этом... Скажи лучше, откуда ты теперь?
Из Киева. Недели через две поеду за границу. Поезжай и ты...
Хорошо; пожалуй... - решил Обломов.
Так садись, пиши просьбу, завтра и подашь...
Вот уж и завтра! - начал Обломов, спохватившись. - Какая у них торопливость, точно гонит кто-нибудь! Подумаем, поговорим, а там что Бог даст! Вот разве сначала в деревню, а за границу... после...
Отчего же после? Ведь доктор велел? Ты сбрось с себя прежде жир, тяжесть тела, тогда отлетит и сон души. Нужна и телесная и душевная гимнастика.
Нет, Андрей, все это меня утомит: здоровье-то плохо у меня. Нет, уж ты лучше оставь меня, поезжай себе один...
Штольц поглядел на лежащего Обломова, Обломов поглядел на него.
Штольц покачал головой, а Обломов вздохнул.
Тебе, кажется, и жить-то лень? - спросил Штольц.
А что, ведь и то правда: лень, Андрей.
Андрей ворочал в голове вопрос, чем бы задеть его за живое и где у него живое, между тем молча разглядывал его и вдруг засмеялся.
Что это на тебе один чулок нитяный, а другой бумажный? - вдруг заметил он, показывая на ноги Обломова. - Да и рубашка наизнанку надета?
Обломов поглядел на ноги, потом на рубашку.
В самом деле, - смутясь, сознался он. - Этот Захар в наказанье мне послан! Ты не поверишь, как я измучился с ним! Спорит, грубиянит, а дела не спрашивай!
Ах, Илья, Илья! - сказал Штольц. - Нет, я тебя не оставлю так. Через неделю ты не узнаешь себя. Ужо вечером я сообщу тебе подробный план о том, что я намерен делать с собой и с тобой, а теперь одевайся. Постой, я встряхну тебя. Захар! - закричал он. - Одеваться Илье Ильичу!
Куда, помилуй, что ты? Сейчас придет Тарантьев с Алексеевым обедать. Потом хотели было...
Захар, - говорил, не слушая его, Штольц, - давай ему одеваться.
Слушаю, батюшка, Андрей Иваныч, вот только сапоги почищу, - охотливо говорил Захар.
Как? У тебя не чищены сапоги до пяти часов?
Чищены-то они чищены, еще на той неделе, да барин не выходил, так опять потускнели...
Ну, давай как есть. Мой чемодан внеси в гостиную; я у вас остановлюсь. Я сейчас оденусь, и ты будь готов, Илья. Мы пообедаем где-нибудь на ходу, потом поедем дома в два, три, и...
Да ты того, как же это вдруг... постой... дай подумать... ведь я не брит...
Нечего думать да затылок чесать... Дорогой обреешься: я тебя завезу.
В какие дома мы еще поедем? - горестно воскликнул Обломов. - К незнакомым? Что выдумал! Я пойду лучше к Ивану Герасимовичу; дня три не был.
Кто это Иван Герасимыч?
Что служил прежде со мной...
А! Этот седой экзекутор: что ты там нашел? Что за страсть убивать время с этим болваном!
Как ты иногда резко отзываешься о людях, Андрей, так бог тебя знает. А ведь это хороший человек; только что не в голландских рубашках ходит...
Что ты у него делаешь? О чем с ним говоришь? - спросил Штольц.
У него, знаешь, как-то правильно, уютно в доме. Комнаты маленькие, диваны такие глубокие: уйдешь с головой, и не видать человека. Окна совсем закрыты плющами да кактусами, канареек больше дюжины, три собаки, такие добрые! Закуска со стола не сходит. Гравюры всё изображают семейные сцены. Придешь, и уйти не хочется. Сидишь, не заботясь, не думая ни о чем, знаешь, что около тебя есть человек... конечно, немудрый, поменяться с ним идеей нечего и думать, зато нехитрый, добрый, радушный, без претензий и не уязвит тебя за глаза!
Что ж вы делаете?
Что? Вот я приду, сядем друг против друга на диваны, с ногами; он курит...
Ну, а ты?
Я тоже курю, слушаю, как канарейки трещат. Потом Марфа принесет самовар.
Тарантьев, Иван Герасимыч! - говорил Штольц, пожимая плечами. - Ну, одевайся скорей, - торопил он. - А Тарантьеву скажи, как придет, - прибавил он, обращаясь к Захару, - что мы дома не обедаем, и что Илья Ильич все лето не будет дома обедать, а осенью у него много будет дела, и что видеться с ним не удастся...
Скажу, не забуду, все скажу, - отозвался Захар, - а с обедом как прикажете?
Съешь его с кем-нибудь на здоровье.
Слушаю, сударь.
Минут через десять Штольц вышел одетый, обритый, причесанный, а Обломов меланхолически сидел на постели, медленно застегивая грудь рубашки и не попадая пуговкой в петлю. Перед ним на одном колене стоял Захар с нечищеным сапогом, как с каким-нибудь блюдом, готовясь надевать и ожидая, когда барин кончит застегиванье груди.
Ты еще сапог не надел! - с изумлением сказал Штольц. - Ну, Илья, скорей же, скорей!
Да куда это? Да зачем? - с тоской говорил Обломов. - Чего я там не видал? Отстал я, не хочется...
Скорей, скорей! - торопил Штольц.
