Долгие дороги детей войны

Тяга к перемене мест не свойственна россиянам. Они всегда с трудом собирались в дорогу. Необжитые просторы страны заселялись ссыльными, переселенцами, беженцами и эвакуированными. Наш менталитет больше приспосабливался к вынужденным миграциям. После коллективизации крупные миграции прекратились. Утомленное человеческое море постепенно входило в новые берега. Остался один поток, к которому все успели привыкнуть, - переход крестьян из сельского хозяйства в промышленность и рост за счет них населения городов. Вторая мировая война ускорила этот процесс. С присоединением Западной Украины, Западной Белоруссии, Латвии, Литвы и Эстонии население СССР пополнилось крестьянством. Любопытно, что итоговые отчеты ЦСУ Госплана СССР отразили эту акцию, как волну возвращения людей из городов в сельскую местность. Конечно, все это имело место, но откуда за 2 года могли появиться на селе около 8,5 млн. человек. Для их возврата потребовалась бы деколлективизация. Это было сделано для того, чтобы на фоне слабого возвратного движения не слишком выделялись масштабы бегства крестьян из деревни.

В архивных фондах отдела демографии ЦСУ сохранилась статистическая информация о передвижении населения по территории Союза в 1939-1945 гг., которая положена в основу данного обзора о военных миграциях. Для сравнения дадим краткое описание предвоенной миграционной ситуации. В 1939 г. в целом по Союзу из села в город выбыло более 1 млн. 329 тыс. человек. Больше всего сельчан покинуло российскую деревню - 1 млн. 61 тыс. человек, т.е. 79,8% от общесоюзной цифры. При этом более 328 тыс. крестьян предпочли перебраться из России в другие республики Союза. В Белоруссии деревню оставили 44 тыс. человек, из них 18 тыс. выехали за пределы республики. Большой отток из села произошел в Казахстане, где люди в основном поселились в городах, и массового выезда за пределы республики не было. По остальным 9-ти союзным республикам миграции протекали латентно.

Советско-финская война стала поводом для введения полувоенного положения. Обнародованные и тайные постановления властей были направлены на закрепление граждан в одном месте. Уход крестьян из села в 1940 г. сократился относительно 1939 г. почти вдвое. В I-ом полугодии 1941 г. эта тенденция усилилась, и количество людей навсегда покидавших деревню не превысило полумиллиона.

Великая Отечественная война изменила направление миграций. Через месяц после начала войны ожесточенные боевые действия велись в самых населенных регионах Центра России, что приводило к большим жертвам среди гражданского населения. Волны беженцев и эвакуированных устремились в глубокий тыл. В пути были многочисленные факты гибели людей от бомбежек, обстрелов, голода и болезней.

За 6 месяцев войны из городов европейской России, Украины и Белоруссии на восток выехало 10,2 млн. человек, а в первой половине 1942 г. - еще более 1,6 млн. граждан. Большинство из них осели в городах и поселках, а примерно 2 млн. человек были рассредоточены по деревням. Более 200 тыс. прибывших на село там не прижились и перебрались в города. Обобщенные цифры дают нам представление о размерах и направлениях передвижения населения в тылу, при этом упускаются важные детали. В научной литературе в основном освещалась экономическая сторона эвакуации, связанная с перебазированием промышленности из Центра на Урал и в Сибирь. Другие регионы затрагивались реже. Между тем, много эвакуированных и беженцев останавливались в восточных областях Центра, в Поволжье. Значительная часть семей располагалась рядом с линией фронта, ожидая наступления Красной Армии на запад, надеясь скорее вернуться назад. Нежеланием уходить далеко от своих деревень отличалось крестьянство, прятавшееся в ближних лесах. В этом проявилась одна из особенностей национального менталитета.

В течение первого года войны самые крупные потоки двигались из областей Юга, Центра и Северо-запада в восточном направлении. В южном потоке насчитывалось за год 4,5 млн. человек, в центральном - 4,2 млн., северо-западном - 3,5 млн. Многие добрались до Урала, Западной Сибири и Средней Азии, другие остановились раньше, не перейдя границы европейской России. На Урале и в Западной Сибири большинство прибывших остались в 5 городах, а в Поволжье - в сельской местности. Назовем области, приютившие в 1942 г. десятки тысяч людей, изгнанных войной из родного жилища: Архангельская, Вологодская, Горьковская, Ивановская, Кировская, Московская, Новосибирская, Саратовская, Свердловская, Сталинградская, Томская, Челябинская, Ярославская, Омская, а также Красноярский, Приморский и Хабаровский края.

Прибытие эвакуированных, их распределение и устройство на новых местах представляли много хлопот для советских органов управления. В Новосибирскую область (в ее довоенных границах) было эвакуировано более 0,5 млн. человек. Из них 193 тыс. человек попали в сельскую местность, основную их часть - 80% - составляли женщины и дети. Большинство эвакуированных в сельскую местность прежде не знали сельскохозяйственный труд. Оставшаяся без мужчин сибирская деревня находилась в условиях такой материальной скудости, что некоторые главы областей и районов под различным предлогом старались откреститься от дополнительной обузы. Сами эвакуированные не решались вступать в колхозы, т.к. боялись, что после войны не смогут из них выйти.

Голод и эпидемии преследовали несчастных, гнали их из городов на поиски пропитания. В 1942 г. из г. Архангельска выехали 23 тыс. человек, г.Иваново - 17 тыс., г. Рыбинска Ярославской обл. - 16 тыс., г.Ярославля - 13 тыс. Динамика движения населения в советском тылу за 1943 г. говорит об обострении борьбы людей за выживание. Практически не возможно было отслеживать метания сотен тысяч женщин и детей в поисках куска хлеба. Прифронтовые области, опаленные дыханием войны, являли собой опустошенные пространства. Жизнь в них едва теплилась и пришельцы не находили спасения. В глубоком тылу нарастали продовольственные трудности. Невозможно сосчитать, сколько людей погибло в дороге при бесконечных переходах между городами и селами. Судьбы беженцев 1941-1945 гг. ждут исследователей. Этот пробел давно замечен нашими историками. После войны и до 80-х годов в архивах были закрыты материалы по эвакуации и миграции населения. Раньше добились доступа к спецхранам историки Сибири и Урала. В работах, посвященных изучению движения населения своих регионов, они попутно рассматривали названные вопросы.

В 1943 г. социальная обстановка в тылу СССР обострилась. Возросло число вынужденных неорганизованных переселенцев в Среднюю Азию и на Дальний Восток. Миграции набирали новый виток своего развития. По закону милиция преследовала беспаспортных, безбилетных пассажиров, а также тех кто без разрешения властей отправлялся в далекие “хлебные” края. Возросла скрытая миграция, а в сводках ЦСУ стало увеличиваться количество прибывших и выбывших неизвестно откуда и куда. По свежим следам в годы войны советские демографы воссоздали ориентировочные таблицы механического движения населения на оккупированных врагом территориях России, Украины, Белоруссии. Прикидка была грубой, без указания областей и республик, т.е. без определения по месту - откуда прибыли и куда выбыли. Всего оказалось 1,3 млн. человек из 6,2 млн. союзных мигрантов 1943 г. На территории советского тыла подсчет производился по данным обработки отрывных талонов адресных листков, поэтому сведения получились намного точнее. В 1943 г. значительно больше других приняли беженцев следующие области: Сталинградская - 91 тыс. человек, Свердловская - 74 тыс., Кировская - 70,7 тыс., Саратовская - 70 тыс. В Московской области без г. Москвы в 1943 г. за счет механического прироста население увеличилось на 79 тыс. человек, что на 39 тыс. человек меньше чем в 1942 г. В самой Москве в 1942 г. был прирост населения на 16 тыс. человек за счет прибывших, а в 1943 г. произошла убыль жителей столицы на 162 тыс. человек. Беженцы начали возвращаться домой. Выходцы из центральных городов РСФСР оседали в основном в промышленных центрах - в гг. Свердловске, Новосибирске, Челябинске. В целом в отличие от 1942 г., когда среди мигрантов доминировали горожане, миграция 1943 г. носила аграрную окраску. В Горьковскую, Куйбышевскую, Кировскую и Чкаловскую области прибывали в основном люди из сельской местности. Под давлением трудностей в 1943 г. многие российские граждане перешагнули “границы” национальных автономных и союзных республик. В Башкирскую АССР в 1943 г. поступило в основном из села более 64 тыс. беженцев. По сравнению с предыдущим годом их число возросло в 12 раз. В два с лишним раза мигрантов больше чем в 1942 г. приняла Татарская АССР. Разница между 1942-м и 1943-м годами еще больше, когда сравниваем численность эвакуированных, прибывших в республики Средней Азии. Казахская ССР в 1943 г. получила 146 тыс. мигрантов, т.е. в 12 раз больше, чем в 1942 г.; Узбекская - 79 тыс., в 9 раз; Киргизская - 33 тыс., в 27 раз и Таджикская - 17 тыс., в 15 раз. По социальному положению в Узбекской и Таджикской республиках оказалось больше беженцев из городов, а в Казахской и Киргизской - из сельской местности.

В РСФСР в 1943 г. по сравнению с 1942 г. общая численность мигрантов сократилась примерно на 17%. Несмотря на убыль, незначительный механический приток населения в республику сохранился. Если в 1942 г. большинство выбывших в Россию составляли беженцы из городов, то в 1943 г. преобладали сельские жители. Основная доля союзных миграций до 70% приходилась на территорию РСФСР. Из западных областей в 1942 г. Россия приняла 1 млн. 225 тыс. переселенцев, в 1943 г. - 1 млн. 332 тыс. В 1943-1944 гг. зарождалось движение с востока на запад в виде возвращения беженцев в освобожденные Красной Армией западные районы СССР. В городах выезд эвакуированных в родные края проходил активнее, чем на селе. Объяснялось это тем, что даже маленькие районные центры располагались ближе к железной дороге. Многие из эвакуированных не дождались счастливого момента. Вспоминая то время, бывшая беженка, а ныне жительница г.Тулы Е.Л.Кузнецова сообщила следующее: “Осенью 1941 г. семья погибшего офицера-кадровика прибыла из Белорусской ССР на станцию Саракташ Оренбургской области. У мамы нас было трое - 8-ми, 5-ти и 2-х лет. Вскоре она родила еще мальчика, который умер от тифа. Через 2 года мама умерла, оставив нас круглыми сиротами. Хозяйка, у которой мы на нарах на соломе спали, посадила нас всех в проходящий товарный поезд на Беларусь. Мы были дистрофиками и жалобно пищали. В нас впивались крупные, как клопы, вши. “Товарняк” примчал нас в только что освобожденную Новобелицу. Это был 1943 г. Дымились поля. Я дотащила двух братьев до сельсовета, а оттуда все сироты молча пошли в разбитую школу, где уцелел только спортивный зал. Скамейки были постелью в нашем первом детском доме...”. В 1944 г. многие эвакуированные покидали Урал, чтобы вернуться на прежнее место жительства. Подобное наблюдалось и в Сибири, но значительная часть эвакуированных была задержана. В 1944 г. в освобожденные районы РСФСР выехало около 1 млн. человек эвакуированных, в 1945 г. - более 4,5 млн. На 1 января 1946 г. на восточной территории РСФСР оставался примерно 1 млн. эвакуированных граждан. Неразберихи в этом жизненноважном деле было более чем достаточно. Порой возвращение имело непреодолимые препятствия. Семьи, эвакуированные вместе с заводами на Урал и в Сибирь, не могли возвратиться домой до и после Победы. Паспорта рабочих хранились на заводе, а расчет не давали до реформы, т.е. до декабря 1947 г. По воспоминаниям ленинградцев, работавших на челябинском танкограде, в 1944-1945 гг. для восстановления Кировского завода в г. Ленинград командировали только 3 эшелона специалистов, остальные возвращались в родной город с большими трудностями. У многих квартиры были заняты или разграблены мародерами, деревянные дома разобраны на дрова. Не по своей воле скитались люди за Уралом, многих настигла там смерть. Эвакуированным из Москвы также было запрещено возвращаться домой. Они обязаны были продолжать трудиться на построенных ими артиллерийских, авиационных и танковых заводах.

Известно, что из блокадного Ленинграда с 23 июня 1941 г. по 1 апреля 1943 г. было эвакуировано 1,7 млн. человек. Реже упоминается о другом. Отрезанный от страны огромный город нуждался в рабочей силе и воинском пополнении. В 1942-1943 гг. в Ленинград в мобилизационном порядке было доставлено с “материка” 217 тыс. человек, из них 15,5 тыс. человек в течение двух лет полностью утратили трудоспособность и были вывезены в тыл. Жилье умерших от голода и эвакуированных занимали трудмобилизованные, из которых многие не дожили до конца войны. Кроме рабочих в окруженный врагом город перевезли примерно столько же бойцов для обороняющегося ленинградского гарнизона. Таким образом, если в 1939 г. в целом по СССР имел место полный баланс выбывших из одного места и прибывших в другое мигрантов, то за год войны произошли кардинальные перемены. К началу 1942 г. число эвакуированных и беженцев приближалось к 10 млн. человек. Создание Совета по эвакуации при Правительстве, строгость законов военного времени, не смогли предотвратить стихийные передвижения людей. В 1942 г. тыл СССР напоминал миграционное столпотворение, неподдающееся точному учету. В поисках убежища примерно 4 млн. человек двигались на восток. Без 60-ти тыс. человек, почти все они были зарегистрированы. Из неорганизованного 2-х миллионного людского потока прибыли и прошли регистрацию на Урале, в Сибири и Средней Азии лишь 416 тыс. человек. Неизвестны ни области, ни республики, в которых остановились остальные более 1,5 млн. человек. В 1943 г. было лучше и паспортисты “потеряли” только 427 тыс. человек, выбывших из мест постоянного проживания. В течение 1943 г. население советского тыла за счет учтенных беженцев пополнилось не менее чем на 1,4 млн. человек. Значительный недоучет давали беспаспортные жители колхозов, покинувшие оккупированные врагом районы.

Реэвакуация людей, начавшаяся в военные годы, являла собой не менее запутанный клубок, чем сама эвакуация. Фактически основная масса была брошена на произвол судьбы. Часть из них, не имея средств для возвращения, закреплялась в местах временного расквартирования. Другие обещаниями лучшей жизни были завербованы в порядке планового переселения и организованного набора на восстановление промышленности и сельского хозяйства в местах, обезлюдевших после массовых выселений: в бывшую Республику немцев Поволжья, на Северный Кавказ, в Крым, Прибалтийские республики, Калининградскую область и другие. Вынужденные и репрессивные передвижки десятков тысяч семей и даже целых народов приводили к людским потерям и оказывали разрушительное влияние на их менталитет.

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СОВЕТСКОЙ МЕДИЦИНЫ ПО СНИЖЕНИЮ СМЕРТНОСТИ ГРАЖДАН ОТ ЭПИДЕМИЙ

Вначале демографического обзора говорилось, что одной из причин быстрого распространения инфекций среди гражданского населения в 1941-1942 гг. была неблагополучная эпидемиологическая обстановка в предвоенные годы. Вследствие эпидемий гриппа, кори и сыпного тифа в 1940 г. произошло значительное увеличение смертности и снижение прироста населения СССР относительно 1939 г.

Первыми тревогу забили медики. Они хорошо понимали, что без государственных упреждающих мер остановить эпидемии невозможно. В последний день августа 1940 г. состоялось совещание у заместителя Председателя Совнаркома СССР А.Я.Вышинского, на котором присутствовал и выступил Нарком здравоохранения СССР Г.А.Митерев. Обсуждался вопрос о мерах борьбы с детской заболеваемостью и смертностью. Пришли к выводу, что решать этот вопрос надо на высшем уровне. Через два дня Г.А.Митерев направил докладную записку Председателю Совнаркома СССР В.М.Молотову. В ней он сообщал, что одним из факторов снижения естественного прироста населения является высокая детская смертность, особенно на первом году жизни. Из причин роста смертности на первое место Митерев поставил недостаточность санитарно-просветительной работы среди населения и отсутствие должного обучения матерей правилам ухода за ребенком. Сетовал на то, что санпросветлитература издавалась слишком малым тиражом. Предлагал наладить печатание плакатов типа “Берегите детей от поносов!” Отдадим должное смелости наркома за то, что вторым пунктом он все-таки поставил перед главой правительства вопрос о неудовлетворительном снабжении детей молоком, маслом, рисом, манной крупой, сахаром и другими продуктами питания. Заслуживают одобрения 3- и 4-й пункты, в которых автор послания упоминал о недостаточном обеспечении топливом детских лечебно-профилактических учреждений в ряде городов в течение зимы 1939-1940 гг., о плохом санитарном состоянии, о необеспеченности постоянных и сезонных детских яслей в колхозах помещениями, оборудованием, а главное необходимым питанием. В заключение от имени своих коллег Митерев заявил, что считает необходимым вынести по данному вопросу специальное решение СНК СССР и ЦК ВКП (б). В Кремль поступала информация из Центрального управления народно-хозяйственного учета (ЦУНХУ) и Центрального отдела актов гражданского состояния (ЦОАГСа) НКВД о естественном движении населения и о масштабах эпидемий, но тревожная записка Наркома здравоохранения Митерева возымела гораздо большее действие. Хотя специального решения не последовало, помощь медикам была оказана. В СССР примерно 2,4 млн. детей была привита противокоревая сыворотка. По всей стране вводились обязательные предохранительные прививки против тифа, дизентерии и дифтерии. Эти меры способствовали снижению больничной летальности.

По требованию центра на местах стали больше уделять внимания благоустройству и санитарии городов и сельских населенных пунктов. Постановление бюро Ивановского обкома ВКП(б) и исполкома областного Совета депутатов трудящихся от 17 июня 1941 г. было направлено на повышение благоустройства и санитарного состояния колхозных селений и территорий совхозов области. В нем говорилось, что проверка Юрьев-Польского, Владимирского и Ильинского районов показала, что в селах и деревнях общественные здания, улицы, сады и парки находились в запущенном, неблагоустроенном, антисанитарном состоянии. Указанные недостатки имели место и в других районах, поэтому постановление обязывало все райкомы ВКП(б) и исполкомы райсоветов обсудить и наметить практические мероприятия по их устранению. С целью реализации намеченного было рекомендовано организовать среди колхозников и рабочих совхозов социалистическое соревнование по благоустройству и культурному

Ни для кого не секрет, что собой представляли такого рода мероприятия. Материальные средства на их проведение выделяли районные исполкомы и сельсоветы - организации нищенские. Все сводилось в лучшем случае к очистке улиц, дворов от сора, реже покраске заборов и посадке деревьев, постройке общественного колодца или туалета. Водопровод был редкостью даже в крупных районных центрах. Для проведения работ привлекались бесплатно жители села во время коммунистических субботников. Сделанное, таким образом, не отличалось высоким качеством, так как исполнителями выступали школьники. Деньги, которые государство отчисляло на санитарию, не доходило до деревни, поэтому в отчетах нажимали в основном на пропаганду элементарных знаний. Печать и радио неохотно давали место под такую тематику. Газетная заметка в несколько строк - редкое явление. Автор - врач районной больницы. В деревне медицину и санитарию представлял медфельдшер или медсестра, которые не способны были повлиять на руководство или общественность. Немногое мог сделать для наведения санитарного порядка врач районной больницы, которому по партийной или профсоюзной линии дали такое общественное поручение. Врач участковой больницы торфоразработок г. Егорьевска (Московская область) Дворкина по заданию районного отделения санэпиднадзора проводила паспортизацию селений и колодцев. Она отмечала как важный факт, что в деревне Гридино и селе Фролково силами комсомольской организации посажены деревья. Далее она с возмущением пишет: «...Руководители сельских советов и колхозов должны, наконец, понять, что хорошо благоустроенный источник водоснабжения - залог того, что в данном селении не будет желудочно-кишечных заболеваний. Необходимо в это включиться райсовету, районному коммунальному хозяйству». Кратко остановимся на том, что собой представляла медицинская и санитарная служба в деревне накануне войны. В 1940 г. сельская лечебно-профилактическая сеть СССР включала 2691 общую больницу, 373 родильных дома, 3096 сельских стационаров. Число коек во всех стационарах в сумме составляло без малого 67 тыс., из них 6554 койки считались постоянными инфекционными. Сельские больницы имели 9712 штатных врачебных должностей, из которых было занято 7393, т.е. 76,1%. Из 7,4 тыс. врачей более тысячи специалистов работали по санитарно-противоэпидемическому профилю. Помощь сельским врачам оказывали примерно 22 тыс. человек среднего медперсонала. Все сельские больницы, роддома и стационары подчинялись управлению сельских лечебных учреждений Наркомздрава СССР.

Естественно, что названное количество больниц и врачей не могло успешно оказывать простейшую неотложную помощь, не говоря о какой-то лечебной профилактике для 114 млн. человек сельского населения. При таком соотношении больных и целителей спасительную миссию выполняли сельские врачебные участки, главным образом амбулаторные. В 1940 г. в Союзе на селе насчитывалось 4459 амбулаторий, в которых трудилось более 20 тыс. человек средних медицинских кадров. Кроме того, около 6 тыс. медсестер обслуживали постоянные детские ясли, 24 тыс. - фельдшерские и акушерские пункты и 7 тыс. - санитарно-эпидемические учреждения. Самую высокую штатную укомплектованность (95%) имели акушерские пункты, самую низкую (86%) - санитарно-эпидемические учреждения. На средний медперсонал приходилась основная часть мелкой лечебной практики. Как правило, жители крупного и среднего села чаще обходились помощью своего фельдшера и медсестры. В случаях опасных заболеваний, травм, тяжелых родов снаряжалась конная подвода для поездки в районную больницу.

В предвоенное время на селе имела место исторически сложившаяся недооценка санитарно-эпидемической культуры, что было напрямую связано с суровым климатом и трудностями русского быта, бедностью жизненного уклада и ограниченностью менталитета. Технический уровень обеспечения санитарной практики запаздывал как минимум на полвека. Примерно еще на столько же деревня отставала от города. Дезинфекционные камеры, вошебойки и противотрахомные пункты - все, что досталось в наследство от прошлого и почти ничего не усовершенствовалось. В 1940 г. в России на селе насчитывалось 7742 дезкамеры. Люди называли их душегубками. Те, кто прошел через эту пытку, вспоминали, что это была химическая обработка очень вредная для здоровья. Не все ее могли перенести. Знающие люди старались уклониться от адской процедуры. Группы по 50 человек заводили в похожую на чулан узкую комнату площадью примерно 12 квадратных метров. Окна и дверь в ней были плотно занавешены. Санитар включал прикрепленный под потолком аппарат и выходил. Помещение наполнялось газом с запахом хлора. Все, кто сидел в комнате, дышали отравленным воздухом. После одного такого сеанса у многих крошились зубы. В отличие от городской, сельская аптечная сеть не отвечала элементарным нормам медицины. Количество аптек было крайне недостаточным. На 1 января 1941 г. в годовом отчете Главного аптечного управления Наркомздрава СССР по селу значилось 5300 аптек, включая аптечные отделения в магазинах, ларьках и киосках. Больше всего сельских аптек имелось в России (3079), В Украине (1167), в Грузии (327). Именно эти республики испытывали острую потребность в фармацевтах, а специалисты с высшим образованием были великой редкостью. Повсюду не хватало провизоров. В среднем каждая сельская аптека нуждалась в двух специалистах, имевших хоть какие-то навыки обращения с лекарствами.

Довоенная система здравоохранения была слишком слаба и не смогла целиком погасить очаги инфекционных эпидемических заболеваний. Она оказалась неподготовленной к войне. Причиной тому были не только низкий уровень жизни трудящихся, но и остаточный принцип финансирования медицины в городах и, особенно в сельской местности. Тут сказалась не оплошность правительства, а закономерность развития нашей медицины и санитарии в конце 30-х - начале 40-х годов. С точки зрения медицинской и санитарной профилактики народы СССР оказались незащищенными перед лицом надвигавшейся военной схватки с одной из наиболее развитых стран Европы, каковой являлась гитлеровская Германия.

Первые месяцы войны дали такие перемещения планово-эвакуированного и беспорядочно бегущего с запада на восток населения, что противоэпидемические планы оказались несостоятельными, а лечебные и санитарные учреждения не могли остановить распространение тифа и других острозаразных заболеваний в советском тылу. Возникновению эпидемий способствовали серьезные объективные причины. Сокращение и без того низкого прожиточного минимума народа. Мобилизация медицинских кадров в действующую армию. Высшие и средние учебные заведения, курсы медсестер, в несколько раз сократившие срок подготовки, не успевали пополнять специалистами городские и сельские больницы.

Вместе с врачами, медсестрами, санитарами фронт поглощал медицинское оборудование, перевязочный материал и лекарства. Положение осложнялось тем, что по сравнению с предвоенным периодом в начале войны медицинская промышленность из-за оккупации и эвакуации сократила выпуск лекарственных препаратов почти на 90%. В 1942 г. относительно 1940 г. производство сульфаниламида уменьшилось в 2,2 раза, акрихина - более чем в 14 раз, кофеина - в 6 раз, фенацетина - в 33 раза и пирамидона - в 199 раз. На фронте, кроме простуды и пищевых отравлений, люди ничем не болели, а в тылу заразные заболевания терзали население: брюшной тиф, корь, дифтерия, дизентерия. Самым страшным бичом был сыпной тиф. Он относится к социальным заболеваниям хорошо знакомым ныне живущим пожилым людям. В настоящее время оно бывает редко, а в голодные 20-30-40-е годы XX столетия от тифа умирали сотни тысяч людей. В неурожайные годы прошлого столетия тиф вынуждал крестьян покидать свои жилища и искать спасения в соседних губерниях. Эпидемия голодного или сыпного тифа, так дословно определил это бедствие врач и писатель А.П.Чехов. В то время в борьбе с тифом медицина была бессильна, так как антибиотик-пенициллин у нас начали производить в 1945 г., а более эффективные - левомицетин и тетрациклин были синтезированы много позже. Человек, заболевший тифом, мог уповать на Бога, собственные силы, хороший уход и наблюдение врача. Сами люди лечили больных настоями из трав и другими народными средствами. Основа профилактики - борьба со вшами (дезинфекция и дезинсекция).

Кратко напомним о самом заболевании. Сыпной тиф эпидемический, вшивый - острое инфекционное заболевание, характеризующееся лихорадкой, общей интоксикацией (отравлением), поражением сосудов и нервной системы. При тяжелых формах мог развиваться сыпнотифозный энцефалит (болезнь мозга). Риккетсии (микроорганизмы) на клеточном уровне проникали в ткани головного мозга и жили там, сохраняя свой болезнетворный потенциал. Заболевание могло давать рецидивы спустя много лет. Новая вспышка болезни возникала, когда в ослабевшем организме человека, переболевшего сыпным тифом, происходит выброс риккетсий в кровь. Обычные вши, насосавшись пораженной болезнью крови, передают инфекцию сыпного тифа от больного к находящимся рядом здоровым людям. Возбудитель инфекции проникал в организм очередной жертвы через мельчайшие повреждения кожи при расчесах, сопровождающихся втиранием в кожу инфицированных испражнений вшей. Риккетсии попадая в ослабевший организм размножались и выделяли сильнейший яд, от которого человек погибал. Военная обстановка, бедность, недоедание приводили к ослаблению иммунитета здорового человека, способствовали быстрому распространению заболевания и возникновению эпидемии. В годы войны учет заболеваемости был нерегулярным. Отсутствие бумаги, карандашей, грамотных учетчиков не позволяли иметь достоверную информацию. Иногда правительство требовало сводок по сыпному тифу и они поступали в центр с грифом “совершенно секретно” от городских и сельских здравотделов. За 11 месяцев 1941 г. в РСФСР было зарегистрировано более 24 тыс. больных сыпным тифом, что на 29,2% больше, чем за весь 1940 г. На Урале и в Сибири рост заболеваний был намного выше, чем в целом по России: в Читинской области в 4 раза, Чкаловской - в 3 раза, Башкирской АССР - в 3 раза, в Красноярском крае - в 2,5 раза, в Новосибирской области - без малого в 2 раза, в Челябинской - в 2 раза . В 1942 г. по тылу СССР наблюдался рост инфекционной заболеваемости. Недавно опубликованные данные свидетельствуют, что заболевания сыпным тифом увеличились в 14 раз, брюшным тифом - в 1,8 раза, дифтерией - в 1,2 раза. Снижение рождаемости привело к некоторому уменьшению детской заболеваемости корью, коклюшем и скарлатиной относительно 1940 г.

Правительство СССР не могло не понимать, чем грозит взлет заболеваемости сыпным тифом в собственном тылу, но меры и средства направленные на борьбу с внутренним “врагом “ были слишком ограничены. 29 ноября 1941 г. Нарком здравоохранения СССР Г.А.Митерев направил на места директивное письмо об участии районных центров и сельских врачебных участков в борьбе с сыпным тифом в сельской местности. Ответственность за выполнение указаний наркома возлагалась на Управление сельских лечебных учреждений Наркомздрава СССР. В январе 1942 г. отчеты по директивному письму представили 5 областей и 3 автономные республики России: Архангельская, Горьковская, Ивановская, Кировская и Рязанская области, а также Марийская, Удмуртская и Чувашская АССР. По причине полного отсутствия писчей бумаги, они были выполнены на оборотной стороне листов-мишеней для тренировочной стрельбы из пистолета.

Средства борьбы с сыпным тифом на селе поражают своей примитивностью. В начале войны в названных выше республиках и областях, кроме Архангельской, сельские врачебные участки имели в наличии 455 дезинфекционных камер. В Горьковской и Рязанской областях было, соответственно, 180 и 114 камер; в Марийской и Удмуртской АССР, Ивановской области, соответственно, - 13, 17 и 36. В целях предотвращения педикулеза в 1941-1942 гг. в Архангельской области было построено на селе 60 вошебоек, в Горьковской - 365 и Рязанской - 70. По отчетным данным выходило, что лучше других от сыпного тифа были застрахованы жители Горьковской области, но, как увидим в дальнейшем, им не удалось избежать эпидемии 1944 г.

С помощью дезкамер и вошебоек невозможно было локализовать эпидемические очаги. Корни зарождения эпидемий оставались нетронутыми. Тиф шел по пятам нищеты и голода, но об этом даже не упоминалось. 2 февраля 1942 г. ГКО принял постановление “О мероприятиях по предупреждению эпидемических заболеваний в стране и Красной Армии”. Республиканские, краевые и областные власти своевременно отреагировали и тоже приняли постановления по выполнению указаний ГКО. Только СНК РСФСР в 1942 г. принял 17 постановлений по различным медико-санитарным вопросам. Повсеместно были образованы Чрезвычайные противоэпидемические комиссии, специальные конъюктурные группы с круглосуточным дежурством. Несмотря на финансовые трудности, ежегодно проводились зональные и межрегиональные семинары, совещания, кустовые сборы, а на материальную поддержку санитарных учреждений денег не хватало.

В печати начали активно пропагандировать важность соблюдения гражданами санитарных правил. Управление сельских лечебных учреждений Наркомздрава СССР 11 марта 1942 г. в специальном письме областным и республиканским здравотделам обратило внимание на передовицу “Правды” от 6 марта того же года “Санитарное обслуживание населения”. В ней говорилось, что санитарное дело - есть оборонное дело. Оно тесно связано с охраной здоровья советского народа. От качества санитарного обслуживания населения зависит отправка здорового пополнения на фронт, бесперебойная работа предприятий изготовляющих продукцию для нужд фронта и тыла. Статья “Правды” подвергала критике работу органов здравоохранения по санитарному обслуживанию населения. В очередном номере газеты и снова в передовице сообщалось: “Во время войны должны особенно тщательно соблюдаться санитарно-гигиенические правила в целях предупреждения эпидемий. Мы должны вести среди населения большую санитарно-просветительскую работу”. В конце мая 1942 г. было принято секретное постановление СНК СССР о недопустимости распространения эпидемических заболеваний.

Пропаганда и постановления не давали желаемого результата. Исключение составляла Красная Армия, куда направлялись лучшие специалисты и все возможные средства, поэтому на фронтах и даже в тыловых армейских подразделениях о массовых эпидемиях не известно. В войсках командиры требовали от подчиненных соблюдения чистоты внешнего вида, посещения бани, уборки помещений, территории расположения части. В каждом полку были медико-санитарные батальоны. Кроме них были еще и банно-прачечные отряды, примерно по 30 девушек в каждом. Их работа состояла в том, чтобы с раннего утра до позднего вечера стирать нижнее солдатское белье. Инвентарь: корыто, доска, вода и мыло. По воспоминаниям одной из них - это был адский труд. За ночь руки засыхали так, что их невозможно было разогнуть. Надо было отпаривать в воде. Через некоторое время они деревенели и ничего не чувствовали. И так каждый день, все четыре года общими усилиями поддерживался порядок в армии.

В тылу санитарное состояние часто было неудовлетворительное. В городах многие бани и прачечные закрылись по причине отсутствия топлива и мыла. Спасаясь от холода, люди спали не раздеваясь. В семейные квартиры и комнаты вселялись эвакуированные. При этом нарушались элементарные нормы санитарии и гигиены. В сельской местности совершенно не имелось мыла и соды. Гражданское население города и деревни с каждым годом войны все больше страдало от инфекционных заболеваний. В отчетах центру чиновники здравотделов писали о росте числа больниц, сельских врачебных участков, аптек, и в них же сообщали о многократном увеличении инфекционных коек для больных. По не оккупированным областям, краям и республикам РСФСР за 2 года войны количество постоянных и временных инфекционных коек увеличилось в 4,5 раза, в Казахской ССР - в 3,2 раза, в Узбекской - в 2,6 раза и Таджикской - в 6,2 раза.

В 1942 г. на востоке России за счет эвакуированных возросло общее количество врачей относительно 1940 г. Пополнение врачей осуществлялось также путем ускоренного курса обучения и выпуска специалистов. Когда же приезжие врачи в 1944-1945 гг. возвращались на запад России, на родину, то больницы и аптеки городов и сел Урала, Сибири и Дальнего Востока вновь оказались без специалистов с высшим образованием. В Алтайском крае на 1 января 1944 г. было 14 фармацевтов с высшим образованием, а через год их осталось только 2, в Башкирии - из 27 специалистов - тоже 2.

В войну люди лечились на дому народными средствами: от простуды - на русской печи и в бане; от другой хвори - настоями из трав, отварами из шиповника, боярышника, калины, малины и проч. Далеко не всегда эти средства спасали. Требовалось хорошее питание, антибиотики, йод, спирт, бинты, вата, шприцы. В деревне все это было исключительной редкостью. Главное аптечное управление Наркомздрава РСФСР, не имея товаров, вынуждено было перейти на обслуживание сельчан только во время сезонных работ. Ивановское, Молотовское и другие отделения заблаговременно составляли планы обслуживания по каждому району и вместе с инструкциями посылали лекарства. В 1943 г. было разослано на места 166 тыс. аптечек, 362 тыс. штук бинтов, 164 тыс. м марли. Некоторые отделения отпускали для продажи колхозному населению ряд других товаров. Свердловское, Кемеровское и Якутское отделения отослали в села 26 тыс. индивидуальных пакетов. Новосибирское отделение изготовило 41 тыс. пакетов для трактористов, Рязанское - 340 аптечек в чемоданах. Иркутское, Калмыцкое, Молотовское и Хабаровское отделения выделили для села 107 тыс. м суровой марли и более тонны ваты. В 1944-1945 гг. такая практика получила дальнейшее развитие. Количество аптечек, направляемых сельским жителям, увеличивалось. Они поступали прямо на места работ. В 1945 г. в России было отправлено на село 188 тыс. аптечек специального ассортимента для матери и ребенка, при общей потребности в 1 млн. новорожденных. Свердловское отделение в период сельхозработ организовало 36 разъездных повозок по продаже медицинских товаров. Аптечные работники участвовали в санитарно- просветительной работе, обучали колхозников приемам оказания медпомощи. Иркутское отделение осуществило 1008 выездов, Воронежское - 127, а Кировское провело с колхозниками 150 санитарно-просветительных бесед. Слов нет, то была капля в море, и большинство сельчан отдаленных районов вообще не могли рассчитывать на квалифицированную медицинскую помощь. В экстремальных случаях председатель колхоза или сельсовета мог дать лошадь для доставки больного в районную больницу, а большинство вопросов рождения и смерти решались фельдшером или медсестрой. Секретарь сельсовета вносил соответствующую запись в книгу учета. За четыре военных года деревенские погосты разрослись вширь в 1,5-2 раза.

Города военных лет оберегались от эпидемий. В них было то, о чем деревня не могла и мечтать: поликлиники, больницы, противоэпидемическая служба, опытные специалисты. Тем не менее, массовые инфекционные заболевания, перераставшие в эпидемии в городах бывали чаще, чем в сельской местности. Причиной тому была чрезмерная уплотненность городского населения, бытовая неустроенность, антисанитария в местах общего пользования. Отрицательно сказывалась передача части школ, больниц, общежитий под военные госпитали. В столице СССР г. Москве опасная противоэпидемическая обстановка сложилась в начале войны. За истекшую зиму 1941- 1942 гг. из-за отсутствия достаточного количества топлива и электроэнергии в 2380 домах водопровод и канализация выбыли из строя полностью, в 1634 домах - частично. Во дворах скопились горы мусора и нечистот. Рост заболеваний увеличился в два с лишним раза. В июне 1942 г. в г. Москве было зарегистрировано более 4200 человек больных дизентерией. Июль месяц дал дальнейшее повышение заболеваемости. Наиболее пораженными дизентерией оказались Куйбышевский, Свердловский, Советский, Красногвардейский, Коминтерновский и Дзержинский районы. Одной из причин распространения дизентерии в Москве являлся недостаток мыла для стирки белья и мытья рук. Особенно остро встал вопрос о мыле в общественных столовых, в которых ежедневно питалось 900 тыс. человек рабочих и служащих. К 1 мая 1942 г. Московский городской Совет депутатов трудящихся организовал уборку в городе. Эта работа продолжалась весной и летом. На 1 июля из Москвы было вывезено и уничтожено 476 тыс.кубических метров гниющего мусора и 307 тыс. куб. м нечистот.

В первом полугодии 1942 г. среди москвичей были проведены профилактические мероприятия: иммунизировано противодизентерийными таблетками - 1250 тыс. человек и фагировано150 тыс. человек, открыты дневные стационары на 300 детей при детских консультациях и стационары на 200 детей дизентерийных хроников, дополнительно развернуто 1600 коек для обеспечения полной госпитализации больных дизентерией, 1500 детей ясельного возраста вывезли за город на дачи. Всего этого было недостаточно для того, чтобы остановить эпидемию дизентерии в столице. 1 августа 1942 г. Председатель исполкома Московского городского Совета депутатов трудящихся В.П.Пронин обратился к заместителю Председателя СНК СССР Р.С.Землячке с просьбой выделить на III квартал того года 250 тыс. литров бензина для вывоза мусора из Москвы, 5 тыс. тонн хозяйственного мыла для населения и предприятий общественного питания, 25 тыс. метров марли для укрытия продуктов от мух и пыли, 10 тыс. метров столовой клеенки и 50 тыс. метров хлопчатобумажной ткани на пошив спецодежды работникам общественного питания. Он также просил СНК СССР обязать Наркомат здравоохранения СССР оставить в лечебных учреждениях городского здравотдела 400 врачей, оканчивавших медицинские вузы Москвы и выделить на август-сентябрь 1942 г. 6 тыс. литров бактериофага.

Через неделю из аппарата СНК были получены результаты переговоров с руководителями министерств и ведомств о помощи г.Москве. Главнефтесбыт сообщил, что выделить сверх плана Мосгорисполкому бензин не имеет возможности. Народный комиссариат пищевой промышленности СССР ответил, что дополнительное количество мыла выделить не может, так как Наркомпищепром план по мылу не выполнил из-за отсутствия необходимого количества жиров и соды. Столовой пленки нет, так как промышленность ее не вырабатывала по причине отсутствия клея. Как видим, отказы были обоснованные, поэтому никаких сверхплановых товаров Москва не получила. Потребовалось распоряжение СНК СССР за N 15025 рс, чтобы обеспечить фагирование населения столицы шестью тысячами литров противодизентерийного бактериофага и направить в лечебные учреждения города 150 врачей, из числа окончивших в 1942 г. Московский мединститут, вместо 400 врачей, запрошенных Наркомом здравоохранения Митеревым. Распоряжение обязывало Всесоюзную государственную санитарную инспекцию навести необходимый порядок в столовых, на рынках и пищевых предприятиях. Мосгорисполкому предписывалось принять срочные меры по восстановлению испорченной канализации и водопровода, обеспечению вывоза нечистот в первую очередь из домоуправлений Дзержинского, Советского и Московского районов г.Москвы.

По инфекционным заболеваниям москвичей 1943-1944 гг. были самыми тяжелыми, поэтому наблюдалась высокая смертность населения. На завершающем этапе войны Правительство СССР уделяло больше внимания вопросам противоэпидемических мероприятий в столице. В ответ на письмо Председателя исполкома Московского Совета Г.М.Попова, последовало поручение Совнаркома СССР от 9 января 1945 г. “О мерах помощи по борьбе с инфекционными заболеваниями в г.Москве”, на основании которого было подготовлено распоряжение за подписью заместителя Председателя Совнаркома СССР В.М. Молотова. На основании распоряжения в I квартале 1945 г. для г. Москвы было выделено Наркомторгом СССР 3 тыс. т хозяйственного мыла и на 10 млн. руб. туалетного. Для противоэпидемических мероприятий Наркомтекстиль СССР поставил Мосгорисполкому в счет его фондов 50 тыс. м хлопчатобумажной ткани.

В других городах советского тыла начиная с 1944 г. эпидемическая обстановка ухудшилась. Социальная незащищенность семьи рядового труженика стала причиной распространения сыпного тифа в Среднем Поволжье: Горьковской, Куйбышевской, Пензенской, Ульяновской областях, Мордовской, Татарской, Чувашской АССР. Для ликвидации эпидемий сыпного тифа в г.Горьком и Горьковской области, в г. Куйбышеве и Куйбышевской области принимались специальные решения Совета Народных Комиссаров СССР, но в них эпидемия обозначалась словом <<вспышка>>. Вероятно желали подчеркнуть локальный характер сыпного тифа, но эти <<вспышки>> превратились в крупные очаги эпидемий.

С сентября 1944 г. в Горьковской области и г. Горьком началось повышение заболеваемости тифом. Семь городов области и 39 районов из 62-х скоро были охвачены эпидемией. Инфекция “завозилась” железнодорожным и речным транспортом. В г.Горьком вспышка сыпного тифа началась в Сталинском районе, на территории которого расположены 2 железнодорожных вокзала. С середины ноября 1944 г. опасное инфекционное заболевание регистрировалось во всех районах города. Из общего количества заболевших 30% падало на школьников. Причиной тому была большая перегруженность школьных помещений. Занятия проводились в три, а то и в четыре смены. Темпы роста заболеваемости сыпным тифом были очень высокие. По области в сентябре зарегистрировано 368 случаев заболеваний, по городу - 88, в октябре по области - 664, по городу - 315; за 15 дней ноября по области -301 случай, по городу - 261.

Горьковский обком ВКП(б) пытался локализовать и подавить очаги эпидемии. Вопрос о состоянии работы по борьбе с заболеваниями сыпным тифом обсуждался на бюро обкома ВКП(б), в облисполкоме, на совещании секретарей райкомов и горкомов ВКП(б). Был проведен областной съезд врачей, созданы областная, городская и районные чрезвычайные противоэпидемические комиссии. В города и районы области для усиления медицинской помощи и профилактики командировали из г.Горького 55 врачей, 56 медсестер, 60 студентов старшего курса фельдшерско-акушерской школы и 75 из школ медсестер. Областной здравотдел дополнительно развернул стационары на 300 коек. Медучреждения получили дезинфекционные средства, им было отпущено 240 тыс. м мануфактуры, 20 т керосина, 2 т мыла. Медработникам выдали 600 пар валенок. Населению области было продано через торговую сеть 100 т мыла. Все перечисленные меры имели большое значение, но оказались недостаточными. Число людей заболевших тифом, росло и очаги эпидемии быстро разрастались.

С большим опозданием областная администрация решилась обратиться за помощью в Центр. 23 ноября 1944 г. секретарь Горьковского обкома ВКП(б) М.Родионов направил письмо секретарю ЦК ВКП(б) Г.М.Маленкову. Описав создавшуюся в области обстановку и принятые обкомом меры, он просил срочно решить вопрос об освобождении зданий больниц, школ и общежитий учебных заведений из-под военных госпиталей, чтобы использовать их для лечения гражданского населения. Далее он просил обязать Наркомздрав СССР направить на постоянную работу в г.Горький 50 врачей и еще 50 специалистов на обслуживание сельских врачебных участков. В письме Родионова указывалось на необходимость скорейшей поставки области 450 т мыла, 100 тыс. м мануфактуры для оснащения инфекционных коек, 15 т сольвента для дезинфекционных нужд, 25 т бензина для автотранспорта по перевозке больных и 200 т мазута для дезинсекторов противоэпидемических санпропускников.

С грифом «Весьма срочно» Маленков направил данное письмо членам правительства: Косыгину, Митереву, Любимову и др. Просил рассмотреть поставленные в нем вопросы и принять оперативные меры. Относительно быстро - через 4 дня было готово постановление СНК СССР за N 1626-484 с «О мерах борьбы по ликвидации вспышки сыпного тифа в Горьковской области и г. Горьком» за подписью заместителя Председателя СНК СССР В.М.Молотова и Управляющего делами СНК СССР Я.М.Чадаева. В нем был сделан упор на восстановление коммунально-бытового сектора и санитарной службы, как в г.Горьком, так и в Горьковской области. От местных руководителей правительство требовало обеспечить бесперебойную работу бань, прачечных, санпропускников, предварительно снабдив их топливом и мылом. На основании постановления были привлечены военные врачи, санитары и учащиеся фельдшерских школ. 60 автомашин были направлены на 5 дней для подвоза дров. Главное военное санитарное управление Красной Армии расформировало госпиталь N 2792 и сократило 200 коек в госпитале N 1798, освободив здание Горьковской городской больницы. Область получила 390 тыс. м хлопчатобумажных тканей и 250 т хозяйственного мыла. Конечно, меньше чем просил секретарь обкома, но для военной поры то была существенная материальная поддержка. Наркомат путей сообщения СССР произвел разгрузку вокзалов от пассажиров на Горьковской и Казанской железных дорогах. Благодаря комплексу мер, общими усилиями с середины января 1945 г. удалось остановить распространение сыпного тифа.

Бюрократическая ментальность и боязнь ответственности за допущенные ошибки препятствовали принятию оперативных мер. В г. Куйбышеве и области события развивались драматичнее из-за нерасторопности руководства. Обком ВКП(б) не спешил сообщать в Кремль об эпидемии сыпного тифа, поэтому первым по своим каналам о ней узнал Генеральный комиссар государственной безопасности СССР Л.П.Берия. Начальник управления НКВД Куйбышевской области Петров 15 декабря 1944 г. шифровкой доложил ему о резком увеличении числа заболеваний граждан сыпным тифом в октябре, ноябре и начале декабря того же года. По долгу службы копию телеграммы Берия отослал Секретарю ЦК ВКП(б) Г.М.Маленкову, другую - заместителю Председателя СНК СССР К.Е.Ворошилову, ведавшему такими вопросами в Правительстве. На следующий день на копии телеграммы свою резолюцию поставил Ворошилов. Она была обращена к Наркому здравоохранения СССР Митереву: “Что нам известно, какие меры предприняли?”. Через три дня Берия направил Ворошилову новую информацию: “УНКВД Куйбышевской области сообщает дополнительные данные о распространении эпидемии тифа. С 11 по 15 декабря сего года сыпным тифом заболело 311 человек, в том числе в г.Куйбышеве 292 человека. Зарегистрировано 48 заболеваний брюшным тифом, из них 34 в г.Куйбышеве. В городе ни одна баня не работает из-за отсутствия топлива и света. ...Местные организации не принимают нужных мер к обеспечению бань топливом, в частности к вывозу дров из-за Волги. Хозяйственные органы не выполняют решения исполкома Горсовета о выделении транспорта для санпропускника, в результате чего больные госпитализируются несвоевременно”.

Ознакомившись с донесением, Ворошилов вновь адресует его к Митереву с вопросом: “Что сообщают наши представители о проделанной ими работе?” Письменного ответа Ворошилову не последовало. Митерев обратился к более влиятельному лицу - заместителю Председателя СНК СССР, шефу НКВД и НКГБ Берии с просьбой дать указание соответствующим наркоматам об отправке в г. Куйбышев мыла, мануфактуры, бензина и мазута. Наконец, 23 декабря 1944 г. на имя Секретаря ЦК ВКП(б) Маленкова поступила докладная записка от секретаря Куйбышевского обкома ВКП(б) Жаворонкова. В ней он сообщал о том, что сделано по преодолению начавшейся эпидемии и просил выделить для области: 280 т мыла, 300 т мазута, 50 т бензина, 100 тыс. м мануфактуры, 3500 одеял, 3500 матрацев и 3500 подушек и 10 т керосина для обеспечения сельских врачебных участков.

Промедление и нерешительность Куйбышевского обкома партии стоили здоровья и жизни многим жителям города и области. Новогодние праздники отодвинули рассмотрение вопроса в Правительстве еще на неделю. Только 5 января 1945 г. Совнаркомом СССР было дано распоряжение N 200 рс, подписанное Молотовым. Оно удовлетворяло просьбу секретаря Куйбышевского обкома партии не более чем на 50%. Поэтому ликвидация эпидемии проходила с необычайными трудностями и в основном за счет скудных местных материальных средств. После ликвидации крупных очагов эпидемии, заболеваемость сыпным тифом продолжала оставаться на высоком уровне в большинстве областей Среднего Поволжья. Социальные корни роста инфекционной заболеваемости граждан не были устранены, поэтому по отдельным регионам положение даже ухудшилось, что было связано с общим понижением уровня жизни народа.

На последнем году войны медико-санитарная обстановка в стране оставалась сложной. Врачей и лекарств не хватало. Высокая смертность от сыпного тифа, скарлатины, трахомы наблюдалась в Чувашии. В 1945 г. около 27 тыс. человек умерли от сыпного тифа в Молдавии. В то же время сыпнотифозная вспышка случилась в соседней с ней Румынии. По предложению членов Правительства СССР А.Я.Вышинского и Виноградова была разработана программа об оказании помощи Румынии. Через 2 дня в канцелярии Молотова было готово распоряжение N 2627 о направлении туда сроком на 4 месяца 6-ти эпидемических отрядов в составе 2-х врачей и 8 чел. среднего медперсонала каждый. Расходы по содержанию отрядов в сумме 820 тыс. руб. были отнесены за счет ассигнований, выделенных Наркомздраву СССР на проведение противоэпидемических мероприятий в 1945 г.

От каких же заболеваний чаще умирали люди в советском тылу? Если смотреть минздравовские таблицы по группировке причин смерти, то бросается в глаза следующая очередность: 1941-1942 гг. - острые инфекционные заболевания, болезни органов дыхания и пищеварения; 1943-1944 гг. - туберкулез и болезни органов кровообращения. Дистрофию и тиф не указывали. В деревне диагноз ставили проще: остановка сердца (умер от сердечной болезни), остановка дыхания, заворот кишок, простуда, старческая слабость, а у детей - врожденная слабость, понос и проч.

Таким образом, ухудшение условий труда и быта людей в советском тылу, их полуголодное существование, вынужденная эвакуация и миграции были причинами возникновения и распространения опасных инфекционных заболеваний: сыпного и возвратного тифа, кори, дизентерии. Эпидемии охватывали самые густонаселенные районы СССР. За время войны примерно 20 млн. человек подверглись острозаразным болезням, из них не менее миллиона случаев закончившихся летальным исходом. В годы войны ослабевшая материально- техническая и кадровая база здравоохранения Союза ССР вела неравную борьбу с нараставшим валом эпидемических заболеваний в своем тылу.

Государственные противоэпидемические мероприятия выполнялись в основном благодаря энтузиазму и менталитету россиян, сознававших свою ответственность за сохранение здоровья нации в самый ответственный исторический период.

Новостные ленты только на днях перестали муссировать тему нашествия сирийских беженцев в Европу. Во многих сообщениях современные беженцы показаны не как несчастные люди, которые лишились крова над головой и ищут спасения от войны, а как агрессивные, дикие, чуждые европейскому миру варвары, стремящиеся жить за счет других и не желающие следовать правилам иных культур.
Если честно, это не укладывается в моем мировоззрении. Со словом беженцы у меня ассоциируются совсем другие люди. Поэтому я решил сделать небольшую ретроспективу - эту заметку о беженцах и переселенцах времен Второй Мировой войны.

В первой части собраны фотографии советских беженцев.

1.Советские беженцы идут мимо брошенного танка БТ-7А. Автор фото: Бауманн. Июнь 1941 г.

2.Группа советских беженцев на улицах какого-то города:

3.Беженцы в Белоруссии возле какой-то аптеки. Оба снимка сделаны в 1941 г.

4.Советские мирные жители с телегой на дороге. Немецкая фотография без даты.

5. Советские дети-беженцы из деревни Ягодная Орловской области. Оригинальное название фото «Обездоленные деревни Ягодная». Деревня была освобождена советскими войсками от немецких оккупантов в ходе Орловской наступательной операции. Автор Михаил Савин. 22 июля 1943г.

6. Советские беженцы, вернувшиеся на место родного дома, и заставшие только пепелище. Место съемки - хутор Михайловский. Автор Александр Гуйвик.

7. Беженцы с коровой проходят мимо немецкого пулеметчика. Где-то на Украине.

8. Где-то на подступах к Ленинграду. Беженцы и немецкие солдаты.

Лично знал одного участника ВОВ, семья которого была беженцами, успевшими переселиться из-под Луги в Ленинград. Они верили, что колыбель Октябрьской революции немцам не взять и с этой верой пережили блокаду. А по-человечески их очень жаль - их соседей эвакуировали куда-то в Азию, а не в блокадный город.

10. Советские солдаты помогают беженцам возвратиться в свою избу. Оригинальное название: «Снова в родной дом. Смоленщина, 1943 год.»

А закончу эту часть подборки о беженцах в ВОВ вполне известной фотографией:

11. Поэт Александр Твардовский на пепелище родного дома на хуторе Загорье (ныне деревня в Починковском районе Смоленское области).

Не могу сказать, насколько постановочным был этот снимок, но сам сюжет – солдат возвращается к руинам своего дома весьма и весьма трагичен.

А сейчас посмотрим на снимки, сделанные вне Советского союза.

12. Бельгийские беженцы убегают из разбомбленного немецкой авиацией города. 19.05.1940

13. Молдавские беженцы

14. Подпись к фотографии в журнале: «МИР ВОССТАНОВЛЕН В БИРМЕ: когда новости о капитуляции Мандалая перед Японией распространились, бирманские беженцы вернулись в свои старые дома из джунглей и труднодоступных мест». Источник: Журнал «KOKUSAI SHASHIN JOHO» (The International Graphic) №7 от 1 июля 2602 (1942) г.

Мандалай — второй по величине город Бирмы (ныне Мьянма). Во время войны через него шло снабжение союзниками гоминьдановского Китая. Японцы, пользуясь поддержкой бирманских националистов, вторглись в Бирму и заняли Мандалай 2 мая 1942 года.

15. Французские беженцы проходят мимо подбитой немецкой САУ «Мардер I». Франция, 1944 год.

16. Французские беженцы разбирают завалы на улице города Изиньи сюр Мер (Isigny sur Mer), июнь 1944 год.

17. Беженцы возвращаются в разрушенный город французский Мителвир. Слева — немецкий истребитель танков Jagdpanzer IV 70(A). февраль 1945

18. Там же:

В конце Великой Отечественной свои дома покинуло и множество немцев.

19. Немецкие беженцы с младенцем в Кенигсберге. Март-апрель 1945 года.

20. Беженцы из Кенигсберга движутся в сторону Пиллау, середина февраля 1945 года.

После того, как немцам удалось разорвать кольцо окружения вокруг крепости, массы гражданских жителей устремились из Кенигсберга в Пиллау, где происходила эвакуация.

21. Немецкие беженцы на улице поверженного Берлина. 1945 г.

22. Немецкие мирные жители собирают свои вещи перед уходом из Кенигсберга. Вдалеке виден автомобиль с полупонтоном понтонного парка Н2П. 09.04.1945 г.

23. Немецкие беженцы сидят на крыше поезда на железнодорожном вокзале Берлина. Этнические немцы и солдаты, разбросанные по разным фронтам, лишившиеся дома в результате бомбардировок или присоединения немецких районов к Польше и Чехословакии были вынуждены покинуть свои дома. 1945 г.

24. Выжившие немецкие беженцы из «марша смерти» из Лодзи. Из польского города выселяли всех жителей-этнических немецев. Из группы в 150 человек до Берлина дошли десять. 14.12.1945.

Не знаю почему, но это фото кажется постановочным. Больно какие-то они все чистые, ухоженные лица, одинаковые пледы. Или это только кажется?

25. Немецкий ребенок и возвращающиеся беженцы на берегу Эльбы в Дрездене. На заднем плане снимка — мост королевы Каролы (Каролины), взорванный немцами уже 7 мая 1945 г.

26. Немецкие беженцы на улице Пиллау (современный Балтийск Калининградской области) проходят мимо колонны советских самоходных артиллерийских установок СУ-76М.

На сегодня все. Спасибо за то что прочитали пост и, возможно, оставите свой комментарий!

Как мы уже говорили, победителем конкурса исторического проекта «Алғыс» стал Рафаэль Акижанов , ученик 8 класса СШ №69 города Алматы.

Рафаэль и его научный руководитель Болат Мунбаев проделали значительный труд, написав исследовательскую работу о помощи местного населения и казахской интеллигенции переселенным в Казахстан еврейским писателям в годы Великой Отечественной войны. Победители получат приз от Посольства – поездку в Израиль, а портал NDH публикует выдержку из его работы.

Это была война!

Война, где горели избы, Где людей сжигали живьем, Где из костей невинных, Хотели создать себе трон,

Это была война!

Где хлынули беженцы в город, И каждый кусочек хлеба, Был по-своему дорог,

Это была война!

Где каждый ковал победу, Где каждый питал надежду, Грозную нечисть изжить,

Это была война!

Где даже писатель писал, Пером, побеждая врага. Война разрушала семьи,

Забирала тысячи жизни, Оставляя в заброшенном доме, Слезы отчаянных сирот.

Б. Рахманов

Это рассказ о народе, чьё доброе сердце не дало сгинуть людям гонимых войной в Казахстан. Речь пойдёт не об одном человеке или его судьбе, мы расскажем о благородстве и щедрости души. Первая половина ХХ века оставила кровавые следы в истории нашей родины. Две революции, две мировых воин, гражданская война, два голода, репрессия, депортация, все эти тяготы легли на плечи многострадального казахского народа. И не смотря на все лишения, мы не потеряли человеколюбия и сострадания.

22 июня 1941 года это утро, когда выпускники школ вышли встречать зорьку полные надежды и мечтаний. Эту добрую традицию школьных выпускников города Кронштадта нарушил гул бомбардировщика Ju-88 сбросивший магнитные мины у кронштадтского рейда в 03 часа 5 минут. Ребята кинулись взорами на эти 14 бомбардировщиков, которые начали бомбить город. Взрывы и огонь поглощал город, каждый испуганно бежал домой, многие в то утро больше не увидели маму, на месте дома была воронка, а остатки догорали с юношескими надеждами и мечтами поступить в ВУЗ. С приказом контр-адмирала И.Д. Елисеева открыть огонь по немецким самолетам в 4 часа 00 минут началась ВОВ. Вот так для кого-то война началась с речью Молотова а для кого то война началась с догорающего пепла дома, матери и былой мирной жизни.

По данным эвакуационного отдела при СНК Казахской ССР в целом с августа 1941-го по январь 1942 года прибыли 386 тысяч 492 эвакуированных. Люди, познавшие ужас войны, тяготы эвакуации прибыли в Казахстан изможденными. Многие эвакуированные были в грязных, изорванных, штопанных, латаных костюмах. Ничего другого уже у них нет, все брошено, все пропало. Эшелоны шли из Москвы и Ленинграда в Алматы. Это были женщины и дети, старики и представители культуры, режиссёры, писатели. В тот миг, когда поезда пересекли границу Казахстана, на каждой станции были организованны пункты питания. На этих людей было больно смотреть, они были сильно истощенные. На станции Арысь, когда подходил пассажирский поезд, пассажиры бегом устремлялись, там стояли два больших длинных стола, тут можно было получить порцию каши.

Помогали всем, не различая пола, возраста и нации. Так, для будущего члена еврейской секции Союза Советских Писателей Казахстана Пинчевского стал другом и покровителем Сабит Муканов, дав ему возможность в соавторстве писать пьесы, тем самым спасая от тыловых работ на колхозной пашне. По возможности оказывал помощь в улучшении материального, бытового положения проявляя заботу об охране здоровья. В ноябре 1943 года в служебной записке Сабит Муканов, председатель президиума ССПК, отделу агитации и пропаганды ЦК КП (б) отмечал: «товарищ Пинчевский известный еврейский писатель на Украине, эвакуировавшись в Казахстан, активно пишет и здесь, совместно с ним написана пьеса «Песня победы». Пьеса идет в Каздармтеатре и имеет большой успех у зрителей» . Это было важно. Для Пинчевского было важно писать и трудится, было важно прикрепится к столовой и получать продуктовые карточки, малолетний сын был болен, ему было необходимо элементарно хорошее питание. Пинчевский был одним из тысячи укрывшихся от ужаса войны людей. Потерявший привычный уклад жизни он нашел друга и соратника в лице Сабита Муканова. Кому как не Сабиту Муканову не знать тяжесть нужды. Кому как не ему знать истинный смысл значения дружеского плеча в трудные минуты жизни. Сабит Муканов и сам, осиротев в раннем детстве, постиг лишения и трудности. Он подал пример будущим поколениям Казахстанцев. Это милость не из жалости, это поступок человека, прошедшего жизнь, по ступенькам которой он карабкался, помогая другим. Сабит Муканов оказался не единственным.

Среди казахских писателей нашлись и те, кто встал на защиту еврейских писателей, эвакуированных в Казахстан. С. Маршак, М. Зощенко, А. Каплер в своем письме к партии большевиков просили оставить в Алма-Ате писателей, эвакуированных из Украины. На что получили ответ: «Скажите этим уважаемым товарищам, что эту просьбу удовлетворить не можем. Пусть едут в область» . В ответ на безразличие партии А. Тажибаев, будучи в годы войны ответственным секретарем Союза Писателей Казахстана, выступил со следующими словами: «Все эти писатели или члены семей писателей, находясь долгое время в Алма-Ате в ожидании прописки, не имея работы и квартиры, исчерпали все свои средства для дальнейшего существования. Среди них имеются заболевания» . Слова не пропали даром. Призыв был услышан казахскими писателями, они начали размещать эвакуированных у себя в домах, так сказать, в тесноте да не в обиде. В доме Мухтара Ауезова нашел приют Константин Паустовский. Он писал сыну: «живем мы в квартире у казахского писателя, здешнего классика Ауэзова» . Здесь в Алма-Ате он работал над пьесой для МХАТА «Пока не остановится сердце». Владимир Иссык, будучи ребенком, вспоминает эвакуацию в Алма-Ату как дни когда они смогли вдоволь поесть белого хлеба.

Глубокая ночь. Кабинет 3 секретаря ЦК Компартии Жумабая Шаяхметова. Он уже не спит двое суток, ужасно много дел по эвакуации и сбору теплых вещей на фронт, Скворцов, зная деловитость своего заместителя, накануне назначил его председателем комиссии. Из канцелярии ЦК принесли к нему докладную записку из железнодорожной станции. Эшелоны с эвакуированными людьми простаивают в станциях, причина - загруженность линии, так как везут станки из оборонных заводов Украины.

«Да…., - думает Шаяхметов, - 45 вагонов с людьми стоит на станции, там дети и старики, женщины с грудными малышами».

Звонок из секретариата Сталина, Поскрёбышев кратко передал, что хозяин требует срочно запускать заводы, и дать стране оружия. Каганович видно доложил, что составы со станками оборонного завода из Харькова уже в Алма-Ате, почему-то он не сказал о людях, которые простаивают на станциях. Шаяхметов пишет инструкцию и требует срочно перевезти эвакуированное население в Южный Казахстан. Вдруг, помедлив, он дописывает о необходимости организации питания для них. Средства на питания выделить из бюджета обкомов.

Снова звонок из Москвы. На этот раз на проводе Л. Берия. Шаяхметов не понаслышке знал Лаврентия Павловича, еще с 30-х, в годы работы в НКВД. Голос Берии был резок: «Срочно проведите, полит беседу с эвакуированными из прифронтовых зон, не допустите панику, брожение и пресекайте разговоры об отступлении Красной Армии» . Шаяхметов успел только сказать: «Хорошо!» , как Берия бросил трубку.

В эти месяцы он, нагруженный промышленными задачами выпуска оружия на фронт, успевал уделять внимания людям. Скоро первое сентября, школьники должны идти в школу, а в Южном Казахстане людей разместили в школах, там они живут уже 2 месяца. Шаяхметов снова пишет указание, требует срочно дать людям жительство на постоянной основе, расквартировать в домах горожан. В тот день Шаяхметов поставил перед обкомами задачу выполнить эти поручения не позднее 6 сентября.

Снова звонки и поручения, совещания, он вылетел в Риддер и проверил работу металлургического завода, уже несколько недель он не был дома, под утро он вернулся в ЦК и зашел в кабинет Скворцова, там он основательно дал отчет. Дежурный секретарь оставила для Абдыкалыкова письмо. Уже днем он читает письмо Пинчевского, это еврей писатель, был эвакуирован из Украины: «Дорогой товарищ Абдыкалыков давно собирался писать вам. Но каждый раз откладывал, не хотелось беспокоить вас, но не могу больше и прошу простить меня за беспокойства, мои физические силы с каждым днем слабеют, я имею один обед на пятерых человек, моя жена превратилась в тень, мои сын истощен, получил бы я лимитированный паек...» .

Абдыкалыков в срочном порядке помог писателю и распорядился прикрепить его к продуктовому пайку.

В те дни партийный актив работал особо активно. В Алматы приехал вагон с детьми из охваченной войной Беларуси и Украины. Неделями сидя на работе, Шаяхметов нашел время прийти домой, между делом он рассказал о детях, потерявших родителей в войне. Эти эвакуированные дети, объятые страхом, не помнили фамилии. Жена откликнулась и предложила усыновить двоих. Семья секретаря ЦК подала пример другим, усыновив и дав свою фамилию эвакуированным сиротам.

В мединституте было уже пусто, многие преподаватели ушли на фронт, а студентки работали в эвакуированных госпиталях. В эти дни из Украины была размещена экспериментально-оптическая мастерская профессора Гершмана. В этой мастерской трудился скромный еврей, который подал в наркомат образования КазССР научное открытие оптического зеркального стекла. Его родной Харьков был под оккупацией врага, и он всеми силами пытался вложить хоть малейший вклад в дело победы. Если посмотреть отрывок из архивного документа мы видим его старание. Сотрудники мединститута приносили кусочки своего пайка и помогали ему. Он же не покладая рук делал очки для Красной Армии.

ДНЕВНИК ОДНОГО РЕДАКТОРА.

Родина моя – город Чкаловск - бывшее
село Василёва Слобода… Ныне это Нижегородская область.
***

Ах, как быстро летит время! Кажется, совсем недавно, 7 января 1941 года был 8-й день моего рождения. Весёлая зима в городе Чкаловске на маминой родине. Рядом со мною всегда и везде моя любимая бабушка Маруся Рожкова с её русским окающем говорком, с её сердечной заботой обо мне, с её неиссякаемой, преданностью мне, любимой её внученьке Лёлиньке! Всегда, везде мы вместе.

С утра, как физзарядка, наша ежедневная прогулка к реке.
Ребятишки на салазках, корчагах несутся с крутого обрыва Волги. Визг, смех, прибаутки.

Возвращение домой мимо продуктового ларька несколько усмиряет восторг – и денег нет, и торговля скудная. Почти пустые полки. Но мы, русские, мы ко всему привычные.

Заглядываем в почтовый ящик. Ждём писем от моей мамы Нади из далёкой Белоруссии, где она с папой Жоржем работает на каком - то очень важном предприятии, добывающем топливо для промышленных и бытовых нужд. Но ящик пуст. И жизнь продолжается.

Наконец желанная, долгожданная весна! И телеграмма – собирайся, Оля, едешь с нами в Белоруссию! Папа получил от Наркомата местной топливной промышленности БССР направление на большую стройку в город Жодино!

Теперь этот город знает весь мир по знаменитой его продукции – автомобилям БелАЗ. А тогда это – пустырь с огромными запасами торфозалежей. Начало апреля.

Обустройство на новом месте. И,как всегда, неуместная моя хворь - дизентерия. Папа везёт меня в столицу БССР город Минск в инфекционную больницу на улице Крапоткина.
Чужие люди, горькие порошки, боль во всём теле, полузабытьё, и слёзы, слёзы от непонимания обстановки, страха - без любимой бабушки…

И вдруг на самом пике моего лечения – беда: 22 июня! Война! Немцы напали на Советский Союз!
***
МЫ -- Беженцы!..

Это новое пугающее слово воткнулось в мой мозг утром того жуткого чёрного дня. Оно стало началом моего военного детства.

И сегодня, когда я пишу эти строчки, все подробности из него всплывают с удивительной ясностью. Словно это записано было мною в большой важной тетрадке.
Д
, видно так угодно было моей судьбе, ведь уже в 1943 году, неожиданно, под впечатлением виденного, прочувствованного я стала журналистом.
И сегодня, в мои уже 73, когда я пишу эти горькие строки, картинки тех лет мелькают у меня перед глазами...
***
(Продолжение будет, даже если это читателю не интересно...)

Вот оно, продолжение:

Ольга Янченко,Из блокнота журналиста.

На деревню – дедушке…

Жизнь моя – сплошная обида:
В сорок первом военном году,
Получив «диплом» инвалида,
Я упрямо, у всех на виду,
Побеждая беду, -- иду!

Уважающий себя гомо сапиенс знает эту сакраментальную фразу из школьной программы. Есть у товарища Антона Павловича Чехова она в рассказе про 9-летнего мальчика Ваньку, отданного родителями в ученики в подмастерья.

Так вот я состоялась тоже как тот Ванька, но уже в 1943 году. А сегодня пишу об этом в связи с юбилеем в жизни нашей Родины.

Итак, вчера, 9 -го Мая отметили мы День Победы в 61-й раз. И вот опять знаменательная дата – 22 -е июня…

Для меня, журналиста с 1943 года, этот день особо значимый. Дело в том, что Отечественная война 1941-45г.г. прошлась по моей судьбе, оставив в теле и в душе боль. Война застала мою семью в городе Жодино, знаменитом нынче на весь мир автомобилями БелАЗ.

А осенью 1943 года вернулись мы из эвакуации с Волги русской, из города Горького, ныне опять Нижний Новгород (маминой родины) в город Гомель на реку Сож, на родину папы. Письмо оттуда получили "Приезжайте срочно! Дедушка Захар очень плох...Немцы его...коммуниста упрямого...

Приехали, глянули – разрушено всё, сожжено немцами. Дедушка мой Захар Янченко уже догорает…Но радость – выгнали немцев из Гомеля! Живы!

Осень. Сыро, холодно. Сидим у тлеющего костра. Я уголёк взяла да на куске уцелевшего забора и начертала крупно «СМЕРТЬ ГИТЛЕРУ!». А дядя Петя сосед, только что вернувшийся с фронта на толстенной тяжеленной деревяшке вместо левой ноги и говорит мне:

Так, Олечка! Смерть ему будет. А писать надо в газетку. Слышал я, что в Минске уже есть такая для детей, «Зорька».

Выдрал он из мешка бумажного кусок и написала я на нём «Смерть гитлеру»! Сложила треугольничком и добавила, послюнив огрызок [химического карандашика, «В Минск от Оли Янченко».

И ведь, как ни удивительно, дошло это моё первое письмо в редакцию, хоть адрес у него был как у того чеховского Ваньки «на деревню дедушке».

А через год получила моя 3-я школа г.Гомеля из Минска, редакции этой газетки письмо «Здравствуй, Оля Янченко! Ты у нас первый деткорр! Пиши в свою газету обязательно о том, как учишься, как восстанавливается Гомель и про своих одноклассников пиши!».

И я писала. Публиковали.

А через 20 лет, в 1963 году редактор этой «Зорьки» Анастасия Феоктистовна Мазурова прислала мне письмо на бланке уже в Ленинград. Оказалось, что в Гомеле весь мой класс – красные следопыты искал меня по всему СССР!

Вот ведь чем тогда были заняты ребята! В госпиталях они полы мыли, бинты стирали, травы лечебные собирали для раненых. Теперь ребята не такие…Ладно. Каждому поколению – свой удел.

Шли годы. Я, несмотря на свою увечность, что досталась мне от немецкого самолёта в беженцах под г. Орша, высшее образование получила, работала в Ленинграде в издательстве военной Академии им.Можайского литературным редактором, потом в разных редакциях газет. В БССР уже в «Советская Белоруссия», «Вечерний Минск», «Во славу Родины», в институтах, на Белгостелерадио.

И, уже став пенсионером, в 1989г. создала я журнал для творчески одарённых инвалидов, назвав его банально «Надеждою». Кроме этого состояния души ничегошеньки не было. Да и теперь всё очень зыбко под ногами (у кого они есть…) инвалида. И рифмуются думы мои горькие:

Люди! Люди! Какие вы разные!
И у каждого свой интерес,
И не каждый «Надежду» празднует,
И не всем она позарез…
Но я рада такому итогу:
Министерствам мы не нужны.
Уповаем только на Бога,
Стерпим всё, но не надо войны!

Журналист – профессия неспокойная. Всякого пришлось хлебнуть. Но никогда я никому не кланялась, чтоб выбить что-то для себя. За журнал этот сражалась насмерть.

Вот и теперь вынуждена вести жестокий бой, покой лишь только снится…
Сайт, изувеченный новыми местными фашистами Олегом Жуковым и его морально уродливой женой Юлькой приходится отвоёвывать через суды, прокуратуры...

Объясняю этому судейскому дышлу, что пишем мы тут о друзьях - товарищах, о боях- пожарищах. Листаю свои Блокноты, ищу в них хоть что – то интересное для обывателя, устроившегося в этом суровом мире удобно, с возможностью получать от жизни всё, что он хочет, что он может.

И вижу, что каждый хочет только для себя удобства, благополучия, безответственности за содеянное им…

Обидеть слабого, беззащитного, одинокого инвалида, старика сегодня для каждого «нового» чуть ли не геройство. И доказательство этому – мои мытарства из-за наглости, подлости таких «героев», вроде пойманных нашими спецслужбами «Криминал в сфере высоких технологий» МВД хакеров Жуковых, изгадивших наших уже четыре сайта.

И так непросто справится с ними, потому что они молодые, здоровые, у них большие деньги, которые сегодня решают все их жадные желания.

Но, устав от борьбы с нечестными ментами, судьями и чинушами - взяточниками, написали мы об этом уже десятое письмо с пояснениями нашему Президенту А. Г. Лукашенко. Только и его чиновники бессердечные бросили нашу беду в мусорку.

Тогда я, собрав остатки сил, поехала в Генеральную прокуратуру. Оставила там такое же письмо. И наконец получили мы в ответ 2 письма из Республиканской Прокуратуры за подписью зам. генпрокурора тов.Тарлецкого Б.К. об отмене «Вердикта за деньги» по уголовному делу против этих Жуковых.

И было назначено очередное, 3-е судебное разбирательство на 3 - января 2006г. Это похоже на вечно живущие строки из Библии «Стучи - откроют». Нам вроде бы открыли…

Потому вновь мы, старики инвалиды живём надеждою, тем состоянием души, которое не умирает никогда. И хоть вынуждены мы признать, что нам очень трудно живётся в условиях зависимости от всего и от всех, что зависимость эта порождает покорность, мы всё - таки продолжаем дружить, писать стихи и общаться через Интернет с новыми коллегами по перу.

Но не помогло и решение высшей инстанции. Деньги открыли новую щель для бандитов. И менты, судьи и им подобные всё так же издеваются над нами, выискивая в «законах» Белоруссии всё новые щели для оправдания своих грехов в этом судейском дышле.

Так ведь, не оясь никого, заседают БЕЗ нас, пострадавших, без адвоката нашего, без свидетелей заседают и выводят Вердикты за деньги…

И все эти матерщинные сексуально-патологически наборы испражнений этих Жуковых Олега и второй его жены, моральной уродки Юльки читает весь компьютерный мир...Удивляются, возмущаются, советуют пожаловаться...Президенту...Смешно.

Замкнутый круг. И замок из денег, подлостей, наглости здоровых, удобно устроившихся в этой "новой" жизни...

Кассационная коллегия Мингорсуда опять наплевала на письмо замгенерального прокурора тов. Тарлецкого и вынесла очередно своё лживое решение: Оправдать Жуковых из-за...отсутствия состава преступления!

Вот как? Нет преступления в том, что всемирно обгадили в Инетернете стихи и письма стариков, инвалидов, защитников Родины!Что издеваются над нами уже третий год всею этой сворою судейской!

Да, у каждого -- свой интерес...

Так что теперь мы уже и не знаем, куда, на какую деревню писать…
Кто защитить нас от новых местных фашистов…
***

Кроме ударного труда на военно-промышленных предприятиях в тылу Казахстан оказал всему Советскому Союзу, воевавшему с фашизмом, морально-нравственную помощь, которую невозможно переоценить. Речь идет об усыновлении детей - сирот, потерявших родных на войне.

Беженцы стали прибывать уже в первый месяц войны. А на начало января 1942 года в Казахскую ССР прибыли почти 400 тысяч человек, и детей среди них было 135 тысяч. Не хватало ни помещений, ни квартир для беженцев. Их подселяли к местным жителям, срочно строились землянки и другие временные жилища.

Многие, осиротевшие в Минске и Одессе, Киеве и Смоленске, нашли свой кров в Казахстане. Но больше всего было детей, вывезенных по «Дороге жизни» из блокадного Ленинграда.

Ребенком попала в Казахстан блокадница Евгения Бородина, проживающая и сегодня в республике:

Зимой 1941 года был страшный мороз, мы жили в кромешной тьме, в холоде и голоде. Люди умирали, а у родственников не было сил похоронить погибших. Казахстан стал для нас второй родиной. Нас встречали на вокзале, смотрели и плакали - такие мы были тощие и заморенные… Среди эвакуированных в 1943 году в Алма-Ате оказался и белокурый мальчик с яркими голубыми глазами примерно двух лет от роду.

Никто не знал, где его родители. Мальчика усыновила казахская семья, у которой и без того было несколько детей.

Сегодня 74-летнего Умарбека Тибятова, человека с внешностью европейца, который говорит по-казахски так, что может преподавать язык в университете, знают во всех газетах и СМИ Алма-Аты как блестящего журналиста и фотографа. Спустя уже много лет выяснилось, что настоящие родители Умарбека - этнические поволжские немцы погибли, когда другие немцы - летчики люфтваффе - разбомбили состав с эвакуированными.

А вот история учительницы Камарии Кайнарбаевой, которая усыновила малыша, назвав его Арыстаном. Позже он станет знаменитым архитектором Казахстана, создавшим известный во всем мире высокогорный спортивный комплекс «Медеу». Сейчас лауреату Государственной премии СССР Арыстану Кайнарбаеву уже за 70 лет и живет он под Москвой.

Усыновляли в Казахстане, невзирая на национальность. Об этом «ВМ» рассказывает руководитель русской общины «Радонеж» Светлана Чаушина:

Сейчас кандидат физико-математических наук Ильяс Абитбеков преподает в Таразском инновационно-гуманитарном университете.

А в 1943 году его, грудного младенца, эвакуировали из Молдавии. Ничего, кроме молдавского имени Илие, или Ильюцэ, о нем известно не было и приемные родители-казахи назвали его поэтому Ильяс.

В дни Ленинградской блокады казахский народный поэт Жамбыл Жабаев обратился к жителям города с пламенной песней:

Пусть подмогой будут, друзья,

Песни вам на рассвете мои,

Ленинградцы, дети мои,

Ленинградцы, гордость моя!

Эта песня казахского акына стала настоящим гимном дружбы. «Устами мудрого казахского певца, - писала «Ленинградская правда» осенью 1941 года, - вся великая страна говорила: «Я с вами, ленинградцы!»

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Валентина Винер, глава Общества блокадников Ленинграда в Казахстане:

Для осиротевших детей в Казахстане создавали специальные детские дома. Многих детей брали в свои семьи до возвращения их родителей с фронта, а тех, кто остался без родителей, усыновляли. За годы войны было усыновлено 689 детей. Только в Казахстан было эвакуировано три детских дома, в которых находились 12 962 ребенка. Женщины-казашки брали на воспитание русских, украинских, белорусских ребятишек.