Надо читать мозг армии
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)
Борис Михайлович Шапошников
Мозг армии. Том 1
В искусствах практических не следует гнать слишком вверх цветы и листья теории, но держать их поближе почвы опыта. Клаузевиц – «Война», т. 1, стр. XVI.
Введение
Мировая война и ее влияние на жизнь общества и военное дело. – Современный характер войны и подготовки к ней. – Цель труда – исследование деятельности генерального штаба. – Генеральный штаб и критика. – Рост значения генерального штаба перед мировой войной. – Мировая война и генеральный штаб. – Необходимость существования генерального штаба. – Метод работы – путь исторический. – Выбор исторического объекта исследования. – Необходимость выбора примера из мировой войны. – Причины, побудившие остановиться на исследовании австро-венгерского генерального штаба. – Конрад и его труд: «Из моей службы в 1914-1918 г.г.». – Его оценка в нашей литературе. – Трудности предпринятой работы.
«Великие войны подобны землетрясению. Многие из явлений войны легко понять тем, которые были очевидцами того разрушения, которое продолжается в течение нескольких лет на пространстве, подвергшемся землетрясению… После великих войн, как и после землетрясения, содрогается конвульсивно весь мир, все политические системы, все человеческие представления» – к таким выводам приходит буржуазный пацифист Нидти.
Это пережитое «землетрясение», к сожалению, еще не разрушило до основания мировое капиталистическое хозяйство, не лишили империализм его удушающих человечество объятий Анаконды.
Ныне так же, как в 1914 году, мы находимся на пороге грядущих войн, и нам предстоит пережить еще не одну, может быть, «конвульсию» империализма, пока о нем не будут говорить лишь одни историки, как о существовавшей когда-то системе общественных отношений.
Подобные «землетрясения», однако, не проходят бесследно для человечества, и, как результат их, мы вошли в эпоху новых общественных отношений, в ряд новых «представлений» во всех областях жизни, не исключая, конечно, и области военной.
Всем известны следствия мировой войны для военного дела, и здесь было бы, пожалуй, излишним доказывать, что ныне нужно пристально пересмотреть твердо, было, установившиеся основы военной системы перед империалистической войной, подойти к ним критически и искать новых форм для жизненности этой системы.
Так как, по словам Плеханова, «каждой ступени в развитии производительных сил соответствует своя система вооружения, своя военная техника, своя дипломатия, свое международное право», то вполне естественен и даже необходим пересмотр всей военной системы под углом зрения новых отношений, складывающихся в современном нам обществе.
Мировая встряска выявила громадное значение техники в военном деле, но одновременно показала, что на сцену истории выдвигается и новый боец.
Являясь представителем и защитником нового революционного пролетариата, берущего власть в своп руки, «новый боец» отметает старые неподвижные формы военной системы и требует новых, способных ответить тем общественным отношениям, каковые складываются ныне на поверхности земного шара.
Мы уже отметили, что предстоит ряд войн, войн ожесточенных, ибо те противоречия, которые существуют между капиталистической формой мирового хозяйства и нарождающейся новой экономической структурой, настолько велики, что без больших жертв и борьбы не обойтись. Буржуазия не дремлет, и в различных лабораториях, мастерских сидят современные алхимики, ищущие не жизненного эликсира, а изощряющие свои мозги над открытием веществ и орудий, направленных к уничтожению человечества.
Война усложнилась, война – этот былой рыцарский поединок, ныне не является таким простым и деликатным видом общественных отношений. Ныне, более чем когда-либо, по словам Клаузевица «война не забава, война не игра, не риск на выигрыш; не дело свободного вдохновения. Война серьезное средство для достижения важных целей».
Не нужно, следовательно, доказывать, что готовиться к такому виду общественных отношений надо серьезно, с полным напряжением сил и средств всей страны. «Войну нельзя вести, – говорит Бернгарди в своей книге „О войне будущего“, – как играют в разбойники или солдатики. Она потребует от всего народа напряжения, длящегося годами, никогда не ослабевающего, если хотят завершить войну победоносно».
Думается, что, готовясь к войне, никто не полагает завершить ее собственным поражением. Предвидя такой результат войны, лучше ее и не начинать, лучше не переживать эту «драму ужасающую и захватывающую». Но раз эта драма неотвратима, – к ней нужно быть готовым, выступить с полным знанием своей роли, вложить в нее все свое существо, и только тогда можно рассчитывать на успех, на решительную победу, а не на жалкие лавры Версальского договора, расползающегося ныне по всем швам.
Нашей задачей является рассмотрение деятельности той военной системы, какая должна соответствовать новым отношениям общества, складывающимся вследствие современного развития производительных сил. Однако, должны предупредить, что такая широкая задача была бы для нас не по плечу, и, дабы не вводить в заблуждение открывающего эту книгу, заранее оговоримся, что читатель не найдет здесь исчерпывающих ответов на все вопросы, связанные с современной военной системой.
Нашим скромным желанием является лишь стремление попробовать свои силы в освещении деятельности того организма, который управляет военной системой, связывает ее с остальными видами государственной машины, дает ей жизнь, вдохновляет и ведет ее к победам или поражениям.
Иными словами мы намерены развернуть перед читателем жизнь того аппарата военной системы, который уже давно именовался генеральным штабом, да и ныне не потерял еще этого названия.
Вопрос не новый. Немало страниц исписано по нему как до империалистической войны, так и после нее. Но в то же время вопрос и жгучий для современной нам действительности.
О значении генерального штаба для военной системы много говорить не приходится – ему издавна уже дано наименование «мозга армии»). Правильно или ошибочно такое определение генерального штаба – мы пока разбирать не будем, а берем то, что оставлено нам в наследство.
Как то и приличествует «мозгу армии», генеральный штаб до мировой войны являлся вдохновителем всей военной системы того иди иного государства. Влияние его во всех армиях было почти неограниченно, и перед словом «генеральный штаб» останавливалась с почтением не одна седая, убеленная опытом голова, боязливо поднималась и на первых же строках обрывалась рука критика. Даже после революции, появившийся труд Лемке «250 дней в царской ставке» был встречен как «суд над генеральным штабом». Высокое учреждение давило своим авторитетом даже после смерти и, несмотря на то, что порою центры этого «мозга» были расшатаны, если почти не парализованы, не замечая того, что вещество давно уже разлагалось, – «мозг» продолжал еще существовать в черепной коробке военной системы – генеральный штаб считался неприкосновенным. Доступ «непосвященным» в это учреждение был затруднен, и, как известно, русский генеральный штаб получил даже в обыденной жизни наименование «черного духовенства». Там, «за монастырской стеной» друиды с белыми аксельбантами творили стратегию, готовили государство к войне, ковали инструмент, именуемый армией, к сожалению, не всюду оказавшийся годным для действительной обстановки. Да не подумает читатель, что мы хотим сказать, что генеральный штаб в большинстве государств играл «в разбойники» иди «солдатики». Нет, мы далеки от таких наветов и должны отдать должное каждому «мозгу» по его заслугам.
Мы не собираемся писать историю генерального штаба, даже больше, – не рискуем этого делать, ибо читатель найдет по этому поводу классические труды, а не наши бледные наброски. Из трудов классиков известно, что компетенция генерального штаба должна захватывать лишь армию. Однако, истинная природа войны постепенно расширяла круг его деятельности, и перед мировой войной мы уже считаемся с фактом, когда «мозг армии» выявил стремление вылезть из черепной коробки армии и переместиться в голову всего государственного организма.
Что это так, – мы впоследствии докажем, а пока попросим читателя поверить нам на слово. Империалистические тенденции оказались свойственны и «Мозгу армии». Для него уже тесна была его коробка и его вещество расползалось по остальным государственным организмам, видя в них нечто вроде «Марокко» или «Малой Азии». Политика колониальных захватов оказалась заманчивой не только для среды государственных учреждений и верховной власти, но и для генерального штаба.
Генеральный штаб гремел всюду, внося за собой, конечно, милитаризм и маринизм, все более и более давя население тяжестью налогов в прославление кровожадного бога войны, непрерывно и систематично пугая всеми ужасами последней. Нам скажут, что это была его обязанность; может быть, и неприятная – не будем возражать, ибо и сами занимались этим ремеслом. Мы хотим только отметить: в праве ли был генеральный штаб стремиться стать «мозгом государства»? Не уклонился ли он от своих «прямых» обязанностей и не занял ли несвойственное ему положение? Ответ на это попробуем искать ниже – в истории.
Так или иначе, но 1914 год поставил генеральный штаб большинства государств перед серьезным экзаменом и заставил перейти от области подготовки войны к ее ведению. Четырехлетний период взаимоистребления под непосредственным руководством генеральных штабов привел к перекройке карты не только Европы но и остальных частей света. С Версальским миром, и рядом других мирных трактатов, на сцене показались побежденные и победители, и в их рядах, конечно, соответствующие генеральные штабы.
«Величайшая судорога» захватила и голову военной системы, в частности се «мозг» – генеральный штаб. Справедливо или нет – вопрос подлежит особому освещению, – гнев победителей обрушился на последний. Как известно, в порыве негодования версальские победители в число виновников мировой катастрофы включили и германский генеральный штаб, вынося суровый приговор об его вечном изничтожении. Блестящий германский генеральный штаб – этот образец для всех подобных ему штабов, этот военный кумир мирного времени, оказался не только сброшенным со своего пьедестала, но обращен в небытие.
Следом за германским генеральным штабом сошел со сцены и австро-венгерский.
Так поступлено было с побежденными, но землетрясение периода империалистической войны оставило следы и на головах победителей. Уже в течение самой войны генеральные штабы армий Антанты были взяты под контроль, а с окончанием военных действий ряд реформ выпал и на их долю.
Здесь пока не место вдаваться в подробные рассуждения по этому вопросу, мы вернемся к нему еще впоследствии, а сейчас для нас важно констатировать, что развитие производительных сил наших дней оказало влияние и на генеральный штаб.
Империалистическая война, повлекшая за собой переоценку всех былых ценностей, вынудила пересмотреть роль и существо даже такого высокоавторитетного учреждения, как генеральный штаб, и определить его место в военной системе государства, а равно и его задачи в подготовке государства к войне.
Побежденным странам, за которыми все же, правда, в минимальных размерах, признано право на оборону, победители запретили иметь генеральный штаб, как орган управления армией. Иными словами, считается возможным в современных условиях обороны обходиться без генерального штаба, заставляя армию иметь «мозг» в каком-то другом органе. Насколько это выполнимо и мыслимо для наших дней и не ведет ли это к существованию «скрытого» генерального штаба – это неразрешенный еще вопрос. Невидимому, ч жизненность его не верят даже сами инициаторы этого параграфа мирного договора, заключенного в Версале, а тем более те, которые обязаны были подчиниться силе дипломатии Антанты.
Мы гораздо умереннее в своих требованиях и спокойнее в выводах, чем сидевшие за столом в Версале высокорожденные и вылощенные, но в то же время охваченные садизмом пыток дипломаты высококультурных и цивилизованных стран Запада, по отношению к признавшим свое поражение армиям центральных государств Европы. Мы более скромны и не требуем уничтожения «мозга армии», хотя бы армии и побежденной, признавая, что без этого мозга никакая армия жить не может. Не будем спорить о названии, но считаем, что под тем или иным наименованием генеральный штаб, как орган управления, существовать должен.
Доказывать справедливость этого положения составляет одну из задач нашего труда. Мы говорим – одну, так как далее намерены выявить, что же в условиях наших дней должен представлять собою «мозг армии», какое место он должен занять, с одной стороны, в системе управления государством, а с другой, в самой военной системе и, наконец, как должна протекать его работа.
Как видно, рамки нашего труда достаточно широки и, пожалуй, могут оказаться нам не по силам. Боимся, что не выполним того, что намечаем; ужасаемся возможности занестись в своих мечтаниях выше, чем то дано нам познаниями, силами, временем и опытностью, но все же прикосновение наше к работе генерального штаба окрыляет надеждой в достаточной мере справиться с поставленной задачей.
Нас обуревает гордая мысль, что наше перо внесет свою малую долю в освещение этого вопроса большой важности и что раскрывший нашу книгу не потеряет зря времени, прослушав повествование о генеральном штабе.
Но на этом не кончаются наши колебания. Мы подходим к выбору способа изложения наших мыслей, к выбору того пути, идя которым могли бы с большей ясностью и поучительностью изложить перед читателем наши мысли о современном генеральном штабе.
Перед нами две дороги – путь теоретический и путь исторического исследования. Не будем скрывать, что к первому мы никогда не были особенно склонны и всегда стремились вращаться в мире действительном, поближе к жизни, стараясь избежать «философических» рассуждений. Так думаем поступить и ныне, пригласив читателя последовать за нами по пути историческому.
Полагаем, что не нужно доказывать всю полезность и необходимость изучения того или иного вопроса в военном деле путем исторических примеров. Клаузевиц говорит, что «гораздо более была бы заслуга того, кто сумел бы учить ведению войны путем одних только исторических примеров» и «пусть тот, кто чувствует влечение взяться за это, снарядит себя на это доброе дело, как на дальнее странствие».
Что история является наилучшей наставницей в делах практических, а к таковым всецело относится военное дело, не подлежит особому оспариванию, и мы бы посчитали преступлением отнимать у читателя время, если бы стали доказывать это.
Мы хотим договориться о другом, а именно – о самом способе использования военной истории в нашем труде. Выше сказано, сколь мало склонности у нас к «философическим» рассуждениям, а потому мы будем вполне последовательными, если отринем мысль использовать военно-исторические примеры лишь как доказательство выдвигаемых нами теоретических положений.
Наше стремление направлено к познанию жизни так, как она складывается в действительности. Мы намерены на конкретном историческом примере проследить жизнь «мозга армии» и из нее сделать нужные нам выводы и поучения для наших дней. Иными словами, обращаемся к так называемому прикладному методу изучения военного дела.
Считаем необходимым пояснить, что мы не намерены останавливаться на конкретном разборе выбранного нами исторического примера без ввода поправок за современность, так как это было бы лишь военно-историческое исследование, но отнюдь не нужное нам прикладное исследование.
Даже пример из ближайшего пережитого нами опыта не может служить непреложным образцом для будущего.
«Каждая война представляется в виде неизвестного моря, полного подводных скал и камней», поучает Клаузевиц и, конечно, для практических выводов о будущей войне нельзя ограничиваться одним истолкованием конкретных примеров, хотя бы из прошедшей только войны, без учета современных условий жизни.
Тот же Клаузевиц советует нам брать примеры из истории близкой нам эпохи, а Мольтке говорит: «Нельзя оставлять без внимания опыт прежних войн, но необходимо помнить, что он не может служить масштабом для настоящего времени. От этих войн отделяют десятилетия и даже столетия, в течение которых изменилась как политическая, так и стратегическая обстановка… Поэтому, чтобы достигнуть желательного результата, остается единственное средство, именно – стараться предвидеть ход будущих событий и вникать в современную обстановку».
Это указание нами будет учитываться в процессе нашей работы и нашим искренним стремлением будет неуклонно следовать по этому пути.
Таким образом, мы становимся перед выбором того историческою примера, который намерены подвергнуть оперированию с целью изучения.
Здесь, как уже выше было отмечено, желательно, с одной стороны, проследить «мозг армии», функциональная деятельность которого достаточно полно описана, а с другой, чтобы этот «мозг» был более или менее близок нам по времени, так как известной исторической эпохе соответствует и мышление этих мозгов. Чем древнее эпоха истории, тем менее полезно будет для нас изучение живших в ней мозгов.
Однако, нужно признать, что в ближайших нам исторических временах мы не найдем подробного описания работы генерального штаба. Это указывает нам на необходимость обратиться к эпохе Мольтке, но как бы она ни подкупала нас по своему подробному освещению, мы все же должны констатировать, что для нашего времени эпоха Мольтке) по его же словам, «не может служить масштабом для настоящего времени». Совсем не хотим сказать, что она мало полезна – нет, эпоха Мольтке еще не потеряла своей свежести, но современное нам развитие производительных сил таково, что Германия времен Мольтке в значительной степени поотстала от жизни наших дней.
Поэтому желательно обратиться к более близкой нам исторической эпохе, и таковой, конечно, будет пережитая империалистическая война, от начала которой нас отделяет уже двенадцать лет. Исследованием исторического примера из опыта мировой войны мы и должны заняться, дабы не вступить на путь отживших или ошибочных выводов. К этой войне генеральные штабы армий Европы усиленно готовились, десятилетиями ковали оружие и готовили инструмент-армию, и в ней же (в войне) генеральные штабы испытали и сладость победы, и горечь поражений, а некоторые нашли и свою смерть.
Двенадцать лет от начала мировой войны – еще небольшой промежуток времени, чтобы можно было получить достаточно полную историю войны, «историю различных органов управления и, в частности, историю генерального штаба. „Официальные истории“ войны только еще начали выходить своими первыми томами, и еще далеко то время) когда по ним можно будет с достаточной полнотой исследовать историю генерального штаба. Архивы различных армий еще таят много драгоценного материала, и когда он будет раскрыт для широкого изучения – это сказать трудно. Живые свидетели гигантской работы в подготовке „величайшей судороги“ Европы частично раскрывают в мемуарах тайники своей души, побуждаемые различными к тому причинами, – или самооправданием, или самовосхвалением и редко от чистого сердца. Многие деятели уже сошли с жизненной сцены, унося с собой и все обоснования своих подвигов или промахов. Историку остается лишь разбираться в оставленных ими манускриптах и строить догадки и предположения о тех страстях и волнениях, кои обуревали авторов момент фиксации на бумаге их предположений и указаний.
В частности, в опубликование документов из истории генеральных штабов вторгаются еще некоторые привходящие данные. Как бы ни была решительна мировая схватка 1914-18 годов, многие работы бывших генеральных штабов еще не потеряли своего актуального значения для наших дней, а потому и не опубликовываются участвовавшими в войне государствами. Мы указывали выше, что грядущее сулит нам войны) предвидение которых заставляет многие генеральные штабы быть сдержанными в опубликовании своих работ не только в идейной их части, но даже в исполнительной. За примером такой сдержанности ходить далеко не приходится. Достаточно указать, что в то время, как германский генеральный штаб задолго до мировой войны опубликовал работы Мольтке по войне 1870 года, не боясь раскрыть все его планы и предположения и даже детали работы на Западе Европы, тот же генеральный штаб хранил молчание о работах своего начальника по разработке плана войны с Россией. Во всей опубликованной переписке мы находим лишь краткое упоминание, что в 1860 году Мольтке работал над мемуарами о развертывании прусской армии в случае войны с Россией. Только впервые в 1920 году, т.е. спустя 60 лет, труд Куля – «Германский генеральный штаб» пролил некоторый свет на предположения Мольтке и других начальников генеральных штабов по плану войны с Россией.
Так было раньше, так оно происходит и ныне. Большинство генеральных штабов, участвовавших в мировой войне, хранят обет молчания и лишь побежденные, в порыве злобы и самооправдания, приподнимают завесу над тем, что делалось «за монастырской стеной».
Стертый Версальским договором с лица земли германский генеральный штаб в целях самооправдания частично публикует свою деятельность, но цельного и связного труда, кроме книги Куля о работе генерального штаба в период подготовки к мировой войне, мы не найдем. Что же касается труда Куля, то мудрый генерал в беллетристической форме пытается обрисовать нам деятельность «мозга армии», не раскрывая однако, вполне его функциональной работы. С тенденцией самооправдания перед нами проходит в труде Куля деятельность генерального штаба, набросанная одними мазками, получить из которых конкретные выводы о достоинствах работы германского генерального штаба рассчитывать не приходится. Непосвященный в работу генерального штаба в мирное время может поверить в подлинность тех методов, какими она, по описанию. Куля, велась в штабе Вильгельма, но сведущий в этой работе покачает только годовой и скажет: «Генерал, честнее было совсем не писать, чем рассказывать вымыслы». Только сопоставлением трудов других, 6олее откровенных сотоварищей Куля по мундиру, можно дополнить его описание работы германского генерального штаба.
Частично опубликованные документы работы германского генерального штаба перед мировой войной, история войны «Рейхсархива» и отрывки из мемуаров бывших деятелей, к сожалению, не дают нам возможности взять основным примером для изучения работу германского генерального штаба – этого высокоценного образца подобных учреждений.
Его счастливый противник – французский генеральный штаб, точно также молчит о своей работе перед мировой войной, и если его деятельность за этот период порою освещается, то лишь отрывочно, эпизодически, сравнительно мало документально и главным образом с критической стороны. Мы не намерены основывать свои суждения на безоговорочном согласии с теми или другими выводами критиков, нас тянет подойти поближе к подлинным документам и самому попытать свои силы в критическом анализе.
Аналогичную позицию с французским генеральным штабом занимает его союзник – английский генеральный штаб.
Что касается русского генерального штаба, то, не скроем, какой это благодарный пример для практического изучения военного дела. Нас сильно прельщает мысль углубиться по первоисточникам в изучение работы этого былого учреждения отошедшей в вечность военной системы.
Но, к сожалению, на это у нас нет времени. Практическая деятельность, С коей мы связаны, ограничивает нас в свободном использовании архивных материалов. Кроме того, мы питаем большую надежду и уверенность, что эту работу проделают за нас старшие по службе в бывшем генеральном штабе лица, к тому же непосредственно проходившие ее в главном управлении генерального штаба, составляя часть мозгового вещества бывшей старой армии. Наша же служба в бывшем генеральном штабе проходила на периферии, заключаясь лишь в передаче непосредственно в войска замыслов русского генерального штаба. Дать истинную, неприкрашенную историю русского генерального штаба – должно быть поставлено себе задачей его бывшими старшими представителями, работающими ныне в Красной армии, дабы последняя, познав все ошибки и промахи сошедшего в могилу генерального штаба старой армии, не повторила их, а, наоборот, учла для своего победоносного развития на мировой арене борьбы.
Частично такая работа уже выполнена Зайончковским в его труде «Подготовка России к мировой войне».
Мы пока еще ничего не сказали о другом покойнике – об австро-венгерском генеральном штабе, и сделали это отнюдь не по забывчивости, а из желания обрадовать немного нашего читателя. Если некоторые из покойников, как, например, германский генеральный штаб, питают надежду «снова пробудиться», то коллега германского генерального штаба, павший вместе с ним – австро-венгерский генеральный штаб, невидимому, потерял всякие виды когда-либо возродиться, как особое учреждение бывшей когда-то армии империи Габсбургов. Мировая война навсегда стерла с карты Европы это давно отжившее государственное образование, и каждому здравомыслящему человеку не приходится думать ни о былой Австро-Венгрии, ни о былой се армии, а тем более о генеральном штабе последней.
К такому выводу, очевидно, безапелляционно пришел бывший начальник австро-венгерского генерального штаба Конрад фон Гетцендорф, выпустивший перед смертью в свет классический труд о своей деятельности в роли начальника генерального штаба. «Из моей службы в 1914-1918 гг.» – так озаглавлены эти откровенные мемуары «бывшего» человека. Охваченный желанием самооправдаться, беспощадный не только к своим союзникам немцам, но и к деятелям Австро-Венгрии его дней, бывший начальник генерального штаба оставил нам свой труд во славу бывшей же австро-венгерской армии.
Конрад заявляет нам, что преследуемая им цель труда заключается в обрисовке событий в их истинном свете, так, как они ему рисовались, и оставляет широкий простор для критики. По заявлению бывшего начальника австро-венгерского генерального штаба, его труд отнюдь но история, а носит «биографический», как он выражается, характер. Иными словами, мы имеем дело снова с продуктом «мемуарной» литературы, однако, резко выделяющейся в положительную сторону теми документами, кои в нем приведены. В этом вся ценность труда Конрада, охарактеризованного германским рецензентом Кулем как «памятник».
С. Добророльский в своей рецензии на труд Конрада («Война и Мир», № 12) говорит: «Весь его труд в совокупности, пока в виде четырех томов, по солидности работы, по глубине военной мысли вполне достоин незаурядной репутации, которой пользовался фельдмаршал Конрад фон Хецендорф и за пределами своего отечества. Труд ею можно приравнять к военно-научным работам старика Мольтке и считать серьезным вкладом в военную литературу».
Однако, не все рецензенты сходятся во вкусах и иные смотрят на этот труд иначе. Так В. Новицкий в своей рецензии на 4-й том мемуаров Конрада в «Военном Зарубежнике» № 28-29 дает такую характеристику груда: «Перед нами объемистый четвертый том, заключающий в себе около тысячи страниц; предыдущие три тома имеют около двух тысяч, итого 3.000 страниц. Если принять во внимание, что четвертый том обнимает собой период времени, продолжительностью лишь в 3 месяца (войны), то следует ожидать, что автор даст нам в ближайшем будущем еще несколько тысяч страниц. А потому, принимаясь с некоторым жутким чувством за чтение этого „гроссбуха“, читатель уже с места настроен иронически к его содержанию; несколько первых прочитанных им страниц не только укрепляют в нем настроение, но и возбуждают различные недоумения. Автор загромождает свое изложение таким огромным количеством мелочных фактов, незначительных разговоров, приводимых дословно с обоих сторон, и различных документов, полностью включаемых им в текст, что местами с трудом различаешь среди этого бесполезного материала тот ход событий или ту эволюцию идей и настроений, которые он хочет выявить в данное время. В особенности затрудняют чтение и уразумение обстановки эти бесчисленные письма, телеграммы и приказы, приводимые от первого до последнего слова и часто не представляющие никакого интереса для оценки происходящих вокруг событий. И если бы автор поместил все это в приложениях, а в текст включил только сущность каждого документа или процитировал его важнейшую часть, – то его книга значительно выиграла бы от этого».
Несмотря на почтенное и заслуженное имя рецензента, мы никак не можем согласиться с его доводами, ибо ценность труда Конрада усматриваем как раз не в его личных рассуждениях после войны, а в этих «бесчисленных письмах, телеграммах и приказах». Конрад старался отдать на суд критики полностью все свои документы, из которых можно почерпнуть и промахи бывшего начальника австрийского генерального штаба. Что касается мелочности приводимых фактов, незначительных разговоров и обилия документов, то полагаем, что рецензенту лучше нас известна работа начальника генерального штаба вообще, без отношения к какой-либо армии, из каких мелочных разговоров и фактов она слагается и каким обилием различных документов сопровождается. Работа начальника генерального штаба современной армии отнюдь не проходит в изрекании лишь высоких материй, а довольно мелочна, каковой она была даже у самого Наполеона, бывшего и полководцем, и начальником штаба. Как ни странно, но австрийские критики обвиняют Конрада, наоборот, в отсутствии способности к детальной работе, приписывая ему лишь «парение» в области высоких идей. Того же взгляда на Конрада придерживаются и немцы (Крамон). Таким образом, мы более склонны остановиться на оценке труда Конрада, сделанной Кулем; как «памятника»; не говорим, что он может быть приравнен к трудам Мольтке – это, пожалуй, чрезмерно, но что труд бывшего начальника австрийского генерального штаба является ценным вкладом в военную литературу, – этого отрицать нельзя. Он, действительно, является «памятником», но только использовать этот памятник, как творение искусства, нужно умело. «Чтый, мудрый разумеет» – некогда поучал старый летописец, что позволим себе посоветовать каждому, обращающемуся к чтению труда Конрада, в объеме 3.000 страниц, прерванного его смертью.
Выше мы указали, что Конрад оставил широкий простор для критиков, правда, тут же довольно прозрачно намекая, что критика должна быть почтенная, научная, а не самовлюбленная, не пророчествующая задним числом. Педантичный и аккуратный немец, свободный от дел и, по-видимому, не нуждавшийся в добывании куска хлеба, он подбирал материалы, чтобы затем, с небольшими хронологическими пояснительными вставками, преподносить их читателю, раскрывая, хотя бы и задним числом, свои настроения по поводу тех или иных событий и сопровождавших их бумажных фиксаций.
Борис Шапошников
Мозг армии
В искусствах практических не следует гнать слишком вверх цветы и листья теории, но держать их поближе почвы опыта. Клаузевиц – «Война», т. 1, стр. XVI.
Введение
Мировая война и ее влияние на жизнь общества и военное дело. – Современный характер войны и подготовки к ней. – Цель труда – исследование деятельности генерального штаба. – Генеральный штаб и критика. – Рост значения генерального штаба перед мировой войной. – Мировая война и генеральный штаб. – Необходимость существования генерального штаба. – Метод работы – путь исторический. – Выбор исторического объекта исследования. – Необходимость выбора примера из мировой войны. – Причины, побудившие остановиться на исследовании австро-венгерского генерального штаба. – Конрад и его труд: «Из моей службы в 1914-1918 г.г.». – Его оценка в нашей литературе. – Трудности предпринятой работы.
«Великие войны подобны землетрясению. Многие из явлений войны легко понять тем, которые были очевидцами того разрушения, которое продолжается в течение нескольких лет на пространстве, подвергшемся землетрясению… После великих войн, как и после землетрясения, содрогается конвульсивно весь мир, все политические системы, все человеческие представления» – к таким выводам приходит буржуазный пацифист Нидти.
Это пережитое «землетрясение», к сожалению, еще не разрушило до основания мировое капиталистическое хозяйство, не лишили империализм его удушающих человечество объятий Анаконды.
Ныне так же, как в 1914 году, мы находимся на пороге грядущих войн, и нам предстоит пережить еще не одну, может быть, «конвульсию» империализма, пока о нем не будут говорить лишь одни историки, как о существовавшей когда-то системе общественных отношений.
Подобные «землетрясения», однако, не проходят бесследно для человечества, и, как результат их, мы вошли в эпоху новых общественных отношений, в ряд новых «представлений» во всех областях жизни, не исключая, конечно, и области военной.
Всем известны следствия мировой войны для военного дела, и здесь было бы, пожалуй, излишним доказывать, что ныне нужно пристально пересмотреть твердо, было, установившиеся основы военной системы перед империалистической войной, подойти к ним критически и искать новых форм для жизненности этой системы.
Так как, по словам Плеханова, «каждой ступени в развитии производительных сил соответствует своя система вооружения, своя военная техника, своя дипломатия, свое международное право», то вполне естественен и даже необходим пересмотр всей военной системы под углом зрения новых отношений, складывающихся в современном нам обществе.
Мировая встряска выявила громадное значение техники в военном деле, но одновременно показала, что на сцену истории выдвигается и новый боец.
Являясь представителем и защитником нового революционного пролетариата, берущего власть в своп руки, «новый боец» отметает старые неподвижные формы военной системы и требует новых, способных ответить тем общественным отношениям, каковые складываются ныне на поверхности земного шара.
Мы уже отметили, что предстоит ряд войн, войн ожесточенных, ибо те противоречия, которые существуют между капиталистической формой мирового хозяйства и нарождающейся новой экономической структурой, настолько велики, что без больших жертв и борьбы не обойтись. Буржуазия не дремлет, и в различных лабораториях, мастерских сидят современные алхимики, ищущие не жизненного эликсира, а изощряющие свои мозги над открытием веществ и орудий, направленных к уничтожению человечества.
Война усложнилась, война – этот былой рыцарский поединок, ныне не является таким простым и деликатным видом общественных отношений. Ныне, более чем когда-либо, по словам Клаузевица «война не забава, война не игра, не риск на выигрыш; не дело свободного вдохновения. Война серьезное средство для достижения важных целей».
Не нужно, следовательно, доказывать, что готовиться к такому виду общественных отношений надо серьезно, с полным напряжением сил и средств всей страны. «Войну нельзя вести, – говорит Бернгарди в своей книге «О войне будущего», – как играют в разбойники или солдатики. Она потребует от всего народа напряжения, длящегося годами, никогда не ослабевающего, если хотят завершить войну победоносно».
Думается, что, готовясь к войне, никто не полагает завершить ее собственным поражением. Предвидя такой результат войны, лучше ее и не начинать, лучше не переживать эту «драму ужасающую и захватывающую». Но раз эта драма неотвратима, – к ней нужно быть готовым, выступить с полным знанием своей роли, вложить в нее все свое существо, и только тогда можно рассчитывать на успех, на решительную победу, а не на жалкие лавры Версальского договора, расползающегося ныне по всем швам.
Нашей задачей является рассмотрение деятельности той военной системы, какая должна соответствовать новым отношениям общества, складывающимся вследствие современного развития производительных сил. Однако, должны предупредить, что такая широкая задача была бы для нас не по плечу, и, дабы не вводить в заблуждение открывающего эту книгу, заранее оговоримся, что читатель не найдет здесь исчерпывающих ответов на все вопросы, связанные с современной военной системой.
Нашим скромным желанием является лишь стремление попробовать свои силы в освещении деятельности того организма, который управляет военной системой, связывает ее с остальными видами государственной машины, дает ей жизнь, вдохновляет и ведет ее к победам или поражениям.
Иными словами мы намерены развернуть перед читателем жизнь того аппарата военной системы, который уже давно именовался генеральным штабом, да и ныне не потерял еще этого названия.
Вопрос не новый. Немало страниц исписано по нему как до империалистической войны, так и после нее. Но в то же время вопрос и жгучий для современной нам действительности.
О значении генерального штаба для военной системы много говорить не приходится – ему издавна уже дано наименование «мозга армии»). Правильно или ошибочно такое определение генерального штаба – мы пока разбирать не будем, а берем то, что оставлено нам в наследство.
Как то и приличествует «мозгу армии», генеральный штаб до мировой войны являлся вдохновителем всей военной системы того иди иного государства. Влияние его во всех армиях было почти неограниченно, и перед словом «генеральный штаб» останавливалась с почтением не одна седая, убеленная опытом голова, боязливо поднималась и на первых же строках обрывалась рука критика. Даже после революции, появившийся труд Лемке «250 дней в царской ставке» был встречен как «суд над генеральным штабом». Высокое учреждение давило своим авторитетом даже после смерти и, несмотря на то, что порою центры этого «мозга» были расшатаны, если почти не парализованы, не замечая того, что вещество давно уже разлагалось, – «мозг» продолжал еще существовать в черепной коробке военной системы – генеральный штаб считался неприкосновенным. Доступ «непосвященным» в это учреждение был затруднен, и, как известно, русский генеральный штаб получил даже в обыденной жизни наименование «черного духовенства». Там, «за монастырской стеной» друиды с белыми аксельбантами творили стратегию, готовили государство к войне, ковали инструмент, именуемый армией, к сожалению, не всюду оказавшийся годным для действительной обстановки. Да не подумает читатель, что мы хотим сказать, что генеральный штаб в
Название: Мозг армии
Год: 1927-1929
Автор: Шапошников Б.М.
Жанр: Военная теория
Язык: Русский
Формат: DjVu / HTML
Список книг:
Об авторе:
Alys Alys
13
понравился
Название: Мозг армии
Год: 1927-1929
Автор: Шапошников Б.М.
Жанр: Военная теория
Издательство: Военный вестник / Государственное военное издательство
Язык: Русский
Формат: DjVu / HTML
Качество: Отсканированные страницы / Распознанный текст с ошибками (OCR)
Количество страниц: 259+263+380
Описание: «Мозг армии» - военно-теоретическая и военно-историческая книга Бориса Шапошникова. Книга, изданная в 1927 году, была очень популярна среди высшего командного состава РККА. В своей книге Шапошников описывает на примере Первой Мировой Войны основные взгляды того времени на характер военных действий и их масштабы. В основном на примере Австро-Венгрии а также Франции даёт представление о структуре генерального штаба как органа верховного главнокомандования и о сущности его работы, о требованиях, предъявляемых современной войной к полководцу, к органам оперативного управления и их работникам. Также говорится о функциональной деятельности генерального штаба по подготовке экономики страны к войне.
Список книг:
01. Шапошников Б.М. - Мозг армии. Книга 1 - 1927
02. Шапошников Б.М. - Мозг армии. Книга 2 - 1929
03. Шапошников Б.М. - Мозг армии. Книга 2 - 1929
04. Шапошников Б.М. - Мозг армии. Книга 3 - 1929
05. Шапошников Б.М. - Мозг армии. Книга 3 - 1929
Об авторе:
Бори́с Миха́йлович Ша́пошников (2 октября (20 сентября) 1882, Златоуст - 26 марта 1945, Москва) - Маршал Советского Союза, выдающийся советский военный и государственный деятель, военный теоретик.
Б. М. Шапошников внёс значительный вклад в теорию и практику строительства Вооружённых сил СССР, в их укрепление и совершенствование, подготовку военных кадров. Он много и успешно работал над развитием военной науки, над обобщением боевого опыта Первой мировой и Гражданской войн. Участвовал в комиссии по разработке уставов, отражая в них основные положения военной доктрины СССР. В наиболее известном труде «Мозг армии» определил основные положения о характере будущей войны, глубоко раскрыл особенности руководства армией в войне и дал чёткое представление о роли, функциях и структуре Генерального штаба как органа Верховного Главнокомандования по управлению Вооружёнными силами. Правильность его выводов подтвердила Великая Отечественная война. Б. М. Шапошников отмечается в военной истории как выдающийся военный теоретик, талантливый практик, хорошо знающий оперативно-стратегические вопросы.
Пользовался большим уважением Сталина. Борис Михайлович (наряду с Рокоссовским) был одним из немногих, к кому тот обращался по имени и отчеству, а не «товарищ Шапошников», как к остальным руководителям страны и армии. С конца 1930-х годов он был одним из главных советников Сталина по военным вопросам.
Умер от тяжёлой болезни, не дожив 44 дня до Победы. После смерти в 1945 был кремирован, прах помещён в урне в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве. Формально является единственным Маршалом Советского Союза, потерянным в ходе Великой Отечественной войны.
Когда старая армия была большевиками демобилизована, офицерам пришлось искать новые места службы. Шапошников в апреле 1918 года устроился секретарем народного суда в Казани...
Да, необходимо было позаботиться о семье в связи с грядущим пополнением (сын Игорь, впоследствии генерал-лейтенант Советской армии, родился у Шапошниковых в декабре 1918-го). Но 35-летний офицер, отдавший армии 17 лет, очень быстро понял, что такое провести остаток жизни в бумажной суете. Не проработав в суде и месяца, Шапошников пишет письмо бывшему генералу Н.В. Пневскому, незадолго до того возглавившему штаб Приволжского военного округа: "Я живо интересуюсь вопросом о создании новой армии и, как специалист, желал бы принести посильную помощь в этом серьезном деле..
В этом письме вы не найдете ни слова о политике, большевиках, Брестском мире. Только служба, привычная с юности. Плюс просьба учесть дореволюционный стаж. И пожелание - служить недалеко от дома..
Борис Михайлович Шапошников родился в многодетной мещанской семье. Отец, Михаил Петрович, служил по частному найму, мать, Пелагея Кузьминична, работала учительницей. При его рождении 20 сентября (2 октября н. ст.) 1882 г. семья жила в Златоусте, затем переехала в Белебей. Детские и юношеские годы Бориса Михайловича связаны с Уралом, в 1898 г. он начал учиться в промышленном училище Красноуфимска. В конце XIX в. семья переехала в Пермь, где в 1900 г. Б.М. Шапошников заканчивает реальное училище и решает поступить в военное училище.
Выбор военной профессии произошел по соображениям весьма прозаическим – обучение в военном училище бесплатное. Чтобы не обременять родителей, у которых было двое младших детей – Евгений и Юлия – да четверо уже взрослых от первого брака отца, и решил Борис пойти по армейской линии. В 1900 г. из-за болезни Шапошников пропустил экзамены и не сумел поступить в военное училище. В 1901 г. юноша добился своего и поступил в Московское пехотное училище (позднее названное Алексеевским), которое окончил в 1903 г. по 1-му разряду.
Обучение в училище было нелегким, но Шапошникова не тяготили ни строгость дисциплины, ни насыщенность каждого дня занятий. Тяга к знаниям, внутренняя собранность помогли ему как-то сразу, без трений, войти в напряженный ритм учебного процесса. «Предметы, которые нам преподавались, – впоследствии вспоминал он, – давали не только специальную подготовку для командира взвода, но и способствовали нашему чисто военному и общему развитию». К тому же училище находилось в Москве, что позволяло повышать интеллектуальный уровень юнкера. Там он приобщился к искусству.
На старшем курсе Б.М. Шапошникова произвели в армейские унтер-офицеры, были учтены его умелые действия на маневрах под Курском в 1902 г. Ему также поручили командование взводом вновь набранного младшего класса. «Бывало трудно, но я работал самостоятельно, составлял расписание занятий и занимался повседневным воспитанием молодых юнкеров, – вспоминал он. – Для последующей моей службы это принесло большую пользу. Явившись в роту подпоручиком (по окончании училища), я не был подобен брошенному в воду щенку, не умеющему плавать, а сразу брался за знакомое дело».
Свободного времени у юнкеров оставалось немного, однако и оно не пропадало без пользы. Осуществилось заветное желание Бориса приобщиться к театральному искусству. «Зимой 1902/03 г. я увлекся театром. Да и как было не увлечься, когда в этот сезон расцветал талант Шаляпина, Собинова и других молодых дарований. Развертывал свою работу и Художественный театр во главе со Станиславским. Хороший оперный состав был в тогдашней частной труппе Солодовникова. Многие из нас были поклонниками Петровой-Званцевой, одной из лучших в России певиц в партии Кармен. Блистала в балете Гельцер... Ученье мое шло по-прежнему отлично, театр не сбавлял мне баллов, а удовольствия я получал много».
Перед самым выпуском из училища Б.М. Шапошников вновь участвовал в маневрах под Звенигородом. На этот раз он командовал взводом, с которым занимался весь учебный год.
Два года учебы остались позади. На выпускных экзаменах при 12-балльной системе оценок Борис Шапошников набрал 11,78 и оказался лучшим. Его имя было занесено на мраморную доску. Кроме того, он получил привилегию при распределении вакансий и выбрал 1-й Туркестанский стрелковый батальон, стоявший в Ташкенте, куда молодой подпоручик и отправился, проведя полагавшийся отпуск в кругу родных.
В дальнейшем, вспоминая о четырех годах пребывания в Туркестане, он обращал внимание на три детали. Во-первых, только шесть офицеров батальона были относительно молодыми. «А посему, – вспоминал Шапошников, – мы ходили в батальоне «на цыпочках», и хотя по закону на офицерских собраниях мы имели право голоса, никогда его не подавали, слушая, что говорят старшие». Во-вторых, взаимоотношения с фельдфебелями, которые были грозою часто не только для солдат. Пришлось призвать на помощь не только все свои знания – тут и юнкерские чудачества пригодились. В-третьих, спрашивая с подчиненных, Борис Михайлович никогда и ни в чем не давал послабления самому себе: в 8:30 утра являлся в батальон, находился там до обеденного перерыва и затем в положенные вечерние часы проводил в своей роте предусмотренные занятия, контролировал унтер-офицеров. Требовательность молодого подпоручика нашла у новобранцев соответствующий отклик и помогла им довольно быстро усвоить солдатские премудрости. На летних стрельбах в лагере, проводившихся под надзором прибывшего из Петербурга генерала, 3-я рота показала отличный результат. И весь батальон был признан лучшим в Ташкентском гарнизоне.
Уже в первый год офицерской службы Б.М. Шапошникова заметило начальство. Его на два месяца забирают в штаб округа для подготовки нового мобилизационного расписания, затем направляют в Самарканд в окружную школу инструкторов фехтования, где он одновременно обучается верховой езде и конному строю. В дальнейшем предлагают место службы в штабе округа, но Борис Михайлович отказывается, так как в мыслях у его была уже Академия Генерального штаба, а для тех, кто не прослужил в строю 3 года, дорога туда была закрыта.
По возвращении из Самарканда в свой батальон Б.М. Шапошников получил повышение – его назначили начальником учебной команды с правами ротного командира. В 1906 г. его произвели в поручики, а с января 1907 г. Борис Михайлович готовится к поступлению в Академию Генерального штаба. Пройдя окружные испытания, он отправляется в столицу и сдает вступительные экзамены, набрав 9,82 балла (для поступления достаточно было набрать 8 баллов).
Уже на 1-м курсе он приобрел основательные знания, хорошо сдал переводные экзамены, но главное – «повзрослел» духовно, стал лучше разбираться в людях, по достоинству оценивать их поступки. И в училище, и в академии на его офицерское становление оказали большое влияние опытные и талантливые преподаватели, среди которых были профессора полковники А.А. Незнамов, В.В. Беляев, Н.А. Данилов и др.
Прежде чем получить соответствующую должность по линии Генерального штаба, необходимо было еще 2 года прослужить командиром роты в войсках, и Шапошников снова едет в Ташкент.
Когда подошло время выбирать новое место службы, уже по линии Генерального штаба, он предпочел перевестись в Западный округ, но не в окружной штаб, а в дивизию. Свободной оказалась должность старшего адъютанта 14-й кавалерийской дивизии, входившей в Варшавский военный округ и расквартированной в г. Ченстохове. Туда он и прибыл в конце декабря 1912 г., только что получив очередное звание капитана.
Должность старшего адъютанта Генерального штаба – это фактически должность начальника оперативного отделения, в обязанности которого входили оперативные, мобилизационные вопросы и боевая подготовка частей дивизии. Части 14-й кавалерийской дивизии располагались не только в Ченстохове (полк и конная батарея), но и в других городах и селениях.
Время было тревожное. На Балканах шли боевые действия. Австро-Венгрия и Германия усиливали пограничные гарнизоны. Ознакомившись с оперативным планом на случай войны, Б.М. Шапошников увидел, какая трудная задача возлагалась на 14-ю кавалерийскую дивизию. Расположенная непосредственно у границы, она должна была первой отражать нападение противника, прикрывать собой стратегическое развертывание русских армий. И Борис Михайлович пытался сделать все от него зависящее для укрепления полков и батарей, повышения их подвижности и выучки. Инспектируя подразделения, он проводил занятия с офицерами, побуждал их быть деятельнее, лучше готовить солдат к боям. Весной 1913 г. была закончена проверка разведывательных эскадронов на 30-вёрстном переходе (32 км), проведены артиллерийские стрельбы. Летом состоялся общедивизионный кавалерийский сбор, затем учения конницы и стрелковой бригады. Шапошников разрабатывает новый мобилизационный план штаба дивизии, часто ездит в полки и бригады своей дивизии с проверками, налаживает агентурную разведку, остается за начальника штаба и выполняет его обязанности.
С самого начала Первой мировой войны кавалерийская дивизия, укреплению которой Б.М. Шапошников отдал много сил и энергии, вошла в соприкосновение с австро-венгерскими частями и проявила достойную похвалы стойкость. Сдерживая напор противника, дивизия прикрывала фланг крупной оперативной группировки Юго-Западного фронта. А потом развернулась известная Галицийская битва. Осенью русская армия на этом участке добилась внушительного успеха, и 14-я кавдивизия внесла в неё весомый боевой вклад. Верный принципу «быть ближе к войскам», капитан Б.М. Шапошников разделял со своими начальниками и подчиненными все трудности большой операции. Штаб находился рядом с передовыми полками. 5 октября 1914 г. в бою под Сохачевом близким разрывом артснаряда капитан был контужен в голову, но не оставил боевой пост. Свыше трех лет Б.М. Шапошников провел на фронтах Первой мировой войны. Благодаря его вкладу дивизия стала одной из лучших на Юго-Западном фронте.
Февральскую революцию 1917 г. Б.М. Шапошников встретил в звании полковника и в должности начальника штаба казачьей дивизии. А в сентябре он был назначен командиром 16-го Менгрельского полка, имевшего богатейшую боевую историю. Встретили его в полку настороженно, так как у всех на памяти был Корниловский мятеж, и солдаты с подозрением встречали каждого нового офицера. Но вскоре всё наладилось. Б.М. Шапошников заботился о нуждах солдат, посещал все заседания полкового комитета. И когда на заседании комитета после Октябрьской революции 1917 г. его спросили о том, как он относится к социалистической революции, он прямо ответил, что признает и готов продолжать службу. В декабре состоялся съезд Кавказской гренадерской дивизии, в которую входил его полк, где обсуждался вопрос о выборе нового начдива. Таковым выбрали Б.М. Шапошникова.
Многое он успел сделать за месяц, в течение которого командовал дивизией. Были организованы проверка снабжения частей, демобилизация и проводы старших возрастов, укрепилась революционная дисциплина. Но болезнь подломила его.
После двухмесячного пребывания в госпитале Б.М. Шапошников 16 марта 1918 г. был демобилизован, после чего стал судебным чиновником. Свои обязанности исполнял быстро и пунктуально, чем довольны были и судья, и заседатели. Неудовлетворенный тихой цивильной жизнью, раздумывая о своей дальнейшей судьбе, Борис Михайлович пришел к твердому убеждению, что необходимо вернуться в армию. Это решение было ускорено опубликованным в печати обращением советского правительства к бывшим офицерам с призывом вступать в Красную Армию.
Выяснив, что начальником вновь учрежденного Приволжского военного округа назначен Н.В. Пневский, бывший генерал-майор, Б.М. Шапошников написал последнему 23 апреля 1918 г. письмо, в котором были такие строки: «Как бывший полковник Генерального штаба я живо интересуюсь вопросом о создании новой армии и как специалист желал бы принести посильную помощь в этом серьезном деле». Письмо Бориса Михайловича не осталось без ответа.
Добровольное вступление в мае 1918 г. в ряды Красной Армии явилось для Б.М. Шапошникова не только возвращением к привычной профессии, но и началом нового этапа в его жизни. Его назначают в Оперативное управление Высшего военного совета на должность помощника начальника управления.
К осени 1918 г. стало очевидным, что первая организационная форма управления советскими войсками себя изжила. В начале сентября Высший военный совет прекратил существование. Был образован Революционный Военный Совет Республики (PBCР) как высший военный орган. Б.М. Шапошников, переведенный в Полевой штаб РВСР, возглавлял там разведывательное отделение. Поддерживая связь с фронтами, тщательно изучая перехваченные неприятельские документы, он стремился как можно глубже проникнуть в замыслы противника, точнее определить расположение его главных сил и резервов. Эта кропотливая, незаметная работа находила отражение в указаниях войскам и благотворно сказывалась, когда части Красной Армии противостояли натиску врага или сами шли в наступление. Несколько месяцев он служил под началом Н.И. Подвойского – сначала в Высшей военной инспекции, затем на Украине: там Николай Ильич занимал пост наркома по военным и морским делам, Б.М. Шапошников был первым помощником начальника его штаба. У него Борис Михайлович учился оценивать обстановку не только с чисто военной, но и с политической стороны.
В августе 1919 г. Б.М. Шапошников возвращается в Полевой штаб РВСР на прежнюю должность. А позже его назначают начальником Оперативного управления Полевого штаба РВС Республики. В это тяжелое для молодого государства время ему пришлось работать с такими военачальниками, как П.П. Лебедев и Э.М. Склянский, здесь же он познакомился с М.В. Фрунзе.
Итогом службы Б.М. Шапошникова в Красной Армии в годы Гражданской войны было награждение его орденом Красного Знамени в октябре 1921 г.
Шла Гражданская война, но и в это напряженное время Б.М. Шапошников задумывался о будущем, И первым его шагом стало обобщение боевого опыта Красной Армии. «Академия привила мне любовь к военной истории, научила извлекать из нее выводы на будущее, – писал Б.М. Шапошников. – К истории я вообще всегда тяготел – она была ярким светильником на моем пути. Необходимо было и дальше продолжать изучать этот кладезь мудрости». Весьма плодотворным в этом отношении оказался первый период службы в Красной Армии. В 1918–1920 гг. Б.М. Шапошников подготовил и опубликовал в журналах, сборниках ряд работ, которые принесли несомненную пользу молодым советским командирам.
После войны Борис Михайлович более четырех лет исполнял должность помощника начальника Штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА). При этом много сил и знаний он вложил в решение вопроса перевода армии и флота на мирные рельсы. Затем в его жизни наступил период, когда он занимал высшие командные посты и был непосредственно связан с войсками.
Будучи командующим войсками Ленинградского (1925–1927 гг.), Московского (1927–1928 гг.) военных округов, начальником Штаба РККА (1928–1931 гг.), командующим войсками Приволжского (1931–1932 гг.) военного округа, начальником и военным комиссаром Военной академии имени М.В. Фрунзе (1932–1935 гг.), командующим войсками Ленинградского военного округа (1935–1937 гг.), Б.М. Шапошников стремился к тому, чтобы войсковые части и штабные учреждения, каждый командир и красноармеец в мирное время находились в постоянной боевой готовности, как это требуется на войне. Он впервые в Красной Армии применил методику проведения учений и манёвров с участием посредников и нейтральной связью, часто бывал в войсках на учебных полях, стрельбищах, полигонах, командирских занятиях и в то же время никогда не проверял полк в отсутствие его командира. Он был поборником строгой дисциплины, но врагом окрика.
В середине 20-х г. XX в. Б.М. Шапошников приступил к созданию главной книги своей жизни, которую назвал «Мозг армии». Этот капитальный военно-научный труд охватывал широкий круг вопросов управления войсками, обосновывал необходимость единого руководящего органа в Красной Армии – Генерального штаба. Первая книга капитального труда была издана в 1927 г., вторая и третья – в 1929 г. Многие рекомендации, изложенные в этом труде, были реализованы и действуют до настоящего времени.
Иными словами, можно смело сказать, что трехтомный труд «Мозг армии» был очень актуален. Выход его в свет вызвал большой резонанс в печати. Высокая оценка дана ему в статье, опубликованной в газете «Правда» 21 ноября 1935 г. в связи с присвоением Б.М. Шапошникову звания командарма 1 ранга. В ней говорилось, что в этом капитальном исследовании «сказались все черты Бориса Михайловича как крупнейшего военного специалиста: пытливый ум, чрезвычайная тщательность в обработке и определении формулировок, четкость перспектив, глубина обобщений».
Одновременно с этим Борис Михайлович разрабатывал военную доктрину страны, участвовал в работе уставных комиссий, решал многие другие вопросы, что выдвинуло его в ряды видных военных теоретиков своего времени.
Идея Б.М. Шапошникова о создании Генерального штаба в Красной Армии имела как сторонников, так и противников. К первым нужно отнести в первую очередь М.Н. Тухачевского, который всячески поддерживал Бориса Михайловича, ко вторым – П.Е. Дыбенко, А.И. Егорова, И.С. Уншлихта и С.М. Будённого, которые видели в этом целевую установку взять в свои руки руководящую роль по всем вопросам строительства и оперативного руководства РККА.
Различные точки зрения не могли не столкнуться. Начальник Штаба РККА М.Н. Тухачевский вошел в Реввоенсовет СССР с предложением провести такую реорганизацию, чтобы Штаб РККА мог реально влиять на развитие Вооруженных Сил, являясь единым планирующим и организующим центром. Это предложение, как и ряд прежних, не было принято. Одним из доводов служило опасение, что «будет один докладчик, который и планирует, и проводит, и инспектирует, следовательно, имеет все критерии в своих руках. В руках же руководства почти ничего: соглашайся и иди на поводу у штаба». Не считая возможным оставаться далее на своем посту, М.Н. Тухачевский подал рапорт об освобождении от должности.
Подбор кандидата на должность начальника Штаба РККА явился серьезной проблемой. И вовсе не потому, что не хватало опытных военачальников, но не каждый подходил для такого поста. Руководитель Штаба должен обладать, не говоря уж о глубоких военных знаниях, боевом опыте и остром критическом уме, еще и рядом специфических качеств. От него требовались сильная воля и одновременно гибкость в руководстве разнохарактерным коллективом, знание сложившихся традиций и тонкостей структуры центрального аппарата, известные дипломатические способности. Он должен быть достаточно мудрым и в то же время сравнительно молодым, чтобы поработать на этой должности длительный срок. Подобными качествами обладал не всякий.
Выбор пал на Бориса Михайловича Шапошникова. Солидная теоретическая подготовка, боевой опыт, практика командования войсками, знание штабной службы и особенностей работы в центре делали его наиболее подходящей кандидатурой. В мае 1928 г. по предложению И.В. Сталина Реввоенсовет СССР утвердил Б.М. Шапошникова начальником Штаба РККА.
Борис Михайлович вскоре после своего назначения выступил с предложениями о реорганизации центрального аппарата. Дважды он обращается к наркому по военным и морским делам К.Е. Ворошилову с докладом, в котором просил пересмотреть распределение обязанностей Штаба и Главного управления РККА (ГУ РККА). Б.М. Шапошников писал, что Штаб РККА должен стать ведущим звеном в общей системе военного управления. Представляя свои проекты, разработанные на основе тщательного изучения положения дел в Вооруженных Силах, он должен получать им подтверждение или отклонение только от Реввоенсовета СССР, а не от тех или иных управлений наркомата. Штаб РККА должен являться основным планирующим и распорядительным органом в руках Реввоенсовета.
В докладе указывалось, что боевую подготовку войск в мирное время должен организовывать и контролировать также Штаб РККА, ибо именно он будет руководить ими в случае войны. Недостатки отмечали и в мобилизационной работе, от которой Штаб РККА фактически отстранен, тогда как только он, разрабатывающий планы стратегического развертывания, может оценивать состояние мобилизационного дела и руководить им. Соответственно ГУ РККА должно считаться со Штабом при назначениях высшего командного состава, особенно штабных работников.
Выход из создавшегося положения виделся Шапошникову на том этапе в передаче Штабу РККА управления войсками из ГУ РККА. «Мнение начальника Штаба, – писал Борис Михайлович, – должно по тому или иному вопросу выслушиваться обязательно, а управлениями наркомата учитываться как одно из главных».
В январе 1930 г. Реввоенсовет принял постановление о передаче Штабу РККА всей мобилизационной работы. В дальнейшем централизация продолжалась, пока в 1935 г. вместо Штаба РККА не был создан единый и всеобъемлющий орган руководства жизнью и боевой деятельностью Красной Армии – Генеральный штаб.
Борис Михайлович был одним из тех советских военных деятелей, кто, ясно понимая, что командные кадры составляют ядро армии, заботился об их воспитании и обучении. Делал он это всегда, независимо от того, какую должность занимал – штабную ли, командную. Но были в его жизни и такие периоды, когда подготовка кадров становилась непосредственной служебной обязанностью.
Принципы обучения и воспитания кадров, которых Б.М. Шапошников придерживался, он настойчиво и последовательно проводил, когда в течение 3,5 лет (1932–1935 гг.) был начальником Военной академии имени М.В. Фрунзе.
Преподавательская и научная деятельность Б.М. Шапошникова получила должную оценку – в июне 1935 г. ему присвоили ученое звание профессора. Высшая аттестационная комиссия, вынося свое решение, отмечала, что он военно-научный работник исключительной эрудиции и больших обобщений, пользующийся известностью не только в СССР, но и за рубежом.
Заслуги Б.М. Шапошникова на этом поприще бесспорны. Но и ему академия дала многое. В проводившихся теоретических дискуссиях сформировались его взгляды на характер возможных боевых действий Красной Армии, оформились представления о вероятных формах операций, стратегическом взаимодействии фронтов. Руководство академией явилось для Б.М. Шапошникова важной ступенью к дальнейшей военной деятельности.
Весной 1937 г. после повторного двухгодичного командования Ленинградским военным округом Б.М. Шапошников был назначен начальником Генерального штаба, а в 1938 г. введен в состав Главного военного совета. Это дало возможность начальнику Генштаба непосредственно влиять на принятие важнейших решений в вопросах обороны страны.
Три года Борис Михайлович пробыл на посту начальника Генерального штаба, и за это время у него появилось много учеников и последователей, которые помогали ему превратить Генеральный штаб в мозг армии.
Результатом огромного труда всего штаба под руководством Б.М. Шапошникова явился доклад руководству страны по вопросам стратегического развертывания РККА на Западном и Восточном театрах военных действий, получивший полное одобрение в 1938 г. на Главном военном совете. Впоследствии учеников и последователей Б.М. Шапошникова после его ухода по болезни из Генерального штаба Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин называл «школой Шапошникова».
Работников в Генеральный штаб Б.М. Шапошников выбирал из числа отлично окончивших военные академии и зарекомендовавших себя вдумчивыми начальниками в войсках. Такие сотрудники при относительной малочисленности штата успешно справлялись с нелегкими обязанностями. Предложения и планы, исходившие в эти годы из Генштаба, отличались реальностью, дальновидностью и всесторонней обоснованностью. Большое влияние оказывал, бесспорно, личный пример Бориса Михайловича. Его выдержанность и вежливость в отношениях с людьми, независимо от их ранга, дисциплинированность и предельная исполнительность при получении указаний от руководителей – все это воспитывало у сотрудников такое же сознание ответственности за порученное дело.
Слаженная работа Генштаба, возглавляемого Б.М. Шапошниковым, способствовала успешному проведению таких крупных операций 1938–1940 гг., как разгром японских милитаристов на Халхин-Голе, поход советских войск на Западную Украину и Западную Белоруссию и др.
Напряженная работа Б.М. Шапошникова была высоко оценена. В мае 1940 г. ему присваивается звание Маршала Советского Союза. Но болезнь снова послужила причиной того, что он оставил должность начальника Генерального штаба.
С началом Великой Отечественной войны вновь стал вопрос о начальнике Генерального штаба. К.А. Мерецков и Г.К. Жуков, возглавлявшие Генштаб после Б.М. Шапошникова, были достаточно зрелыми генералами, обладавшими навыками командования крупными войсковыми объединениями. Однако они не успели приобрести необходимого генштабисту опыта. Поэтому в конце июля 1941 г. Б.М. Шапошников снова возглавил Генеральный штаб и стал членом Ставки Верховного Главнокомандования.
В это тяжелейшее для страны время, в дни Смоленского сражения, обороны Киева и битвы под Москвой, работая практически без сна и отдыха, 60-летний маршал окончательно подорвал свое здоровье. В мае 1942 г. он был вынужден обратиться в Государственный Комитет Обороны с просьбой перевести его на менее ответственный участок. Просьбу удовлетворили, поручив Борису Михайловичу наблюдать за деятельностью военных академий, налаживать сбор материалов для будущей истории войны, организовать разработку новых уставов и наставлений. Но и в тот короткий срок, который был ему отпущен, он сделал очень много. Это новые Боевой и Полевой уставы, ряд статей, посвященных операциям Красной Армии, руководство изданием трехтомной монографии о битве под Москвой.
В период Великой Отечественной войны маршал Б.М. Шапошников внес неоценимый вклад в дело разгрома фашистских захватчиков. Под его непосредственным руководством происходила перестройка работы всех крупных штабов. Все операции большого масштаба в начальный период войны разрабатывались при его прямом участии. В эти тяжелые для нашей Родины дни с особой силой проявились организаторский талант Бориса Михайловича, его непреклонная воля к победе и безмерная вера в правоту нашего дела.
В июне 1943 г. Борис Михайлович получил новое и, как оказалось, последнее назначение, став начальником Академии Генерального штаба, которая тогда называлась Высшей военной академией имени К.Е. Ворошилова. Ни на минуту не прекращал он большой организационной и военно-теоретической работы, заботливо воспитывал офицеров и генералов, способных к оперативной работе в штабах и командованию крупными соединениями и объединениями войск. В короткие сроки академия подготовила не одну сотню высококвалифицированных генштабистов и военачальников, проявивших высокие боевые и моральные качества на фронтах Великой Отечественной войны. Его самоотверженная деятельность неутомимого труженика отмечалась высокими наградами: в феврале 1944 г. Б.М. Шапошников был награжден орденом Суворова 1-й степени, в ноябре – орденом Красного Знамени (вторично), в феврале 1945 г. – третьим орденом Ленина. Ранее он был награжден также двумя орденами Красной Звезды, медалями «XX лет РККА» и «За оборону Москвы».
Умер Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников 26 марта 1945 г. Воздавая выдающемуся военачальнику высшую воинскую почесть, Москва простилась с ним 24 артиллерийскими залпами, как бы слившимися с громом решающих наступлений Красной Армии на фронте. Cталин размышлял, не наградить ли доверенного маршала посмертно орденом "Победа" -, а после Парада Победы отправил промокших под дождём военноначальников отдать почести захоронению Бориса Шапошникова, не дожившего до этого дня.
Имя Б.М. Шапошникова присвоено Высшим стрелково-тактическим курсам «Выстрел», Тамбовскому пехотному училищу, улицам в Москве и в г. Златоусте. Похоронен на Красной площади у Кремлёвской стены.
Геннадий Орешкин
В искусствах практических не следует гнать слишком вверх цветы и листья теории, но держать их поближе почвы опыта. Клаузевиц – «Война», т. 1, стр. XVI.Введение
Мировая война и ее влияние на жизнь общества и военное дело. – Современный характер войны и подготовки к ней. – Цель труда – исследование деятельности генерального штаба. – Генеральный штаб и критика. – Рост значения генерального штаба перед мировой войной. – Мировая война и генеральный штаб. – Необходимость существования генерального штаба. – Метод работы – путь исторический. – Выбор исторического объекта исследования. – Необходимость выбора примера из мировой войны. – Причины, побудившие остановиться на исследовании австро-венгерского генерального штаба. – Конрад и его труд: «Из моей службы в 1914-1918 г.г.». – Его оценка в нашей литературе. – Трудности предпринятой работы.
«Великие войны подобны землетрясению. Многие из явлений войны легко понять тем, которые были очевидцами того разрушения, которое продолжается в течение нескольких лет на пространстве, подвергшемся землетрясению… После великих войн, как и после землетрясения, содрогается конвульсивно весь мир, все политические системы, все человеческие представления» – к таким выводам приходит буржуазный пацифист Нидти.
Это пережитое «землетрясение», к сожалению, еще не разрушило до основания мировое капиталистическое хозяйство, не лишили империализм его удушающих человечество объятий Анаконды.
Ныне так же, как в 1914 году, мы находимся на пороге грядущих войн, и нам предстоит пережить еще не одну, может быть, «конвульсию» империализма, пока о нем не будут говорить лишь одни историки, как о существовавшей когда-то системе общественных отношений.
Подобные «землетрясения», однако, не проходят бесследно для человечества, и, как результат их, мы вошли в эпоху новых общественных отношений, в ряд новых «представлений» во всех областях жизни, не исключая, конечно, и области военной.
Всем известны следствия мировой войны для военного дела, и здесь было бы, пожалуй, излишним доказывать, что ныне нужно пристально пересмотреть твердо, было, установившиеся основы военной системы перед империалистической войной, подойти к ним критически и искать новых форм для жизненности этой системы.
Так как, по словам Плеханова, «каждой ступени в развитии производительных сил соответствует своя система вооружения, своя военная техника, своя дипломатия, свое международное право», то вполне естественен и даже необходим пересмотр всей военной системы под углом зрения новых отношений, складывающихся в современном нам обществе.
Мировая встряска выявила громадное значение техники в военном деле, но одновременно показала, что на сцену истории выдвигается и новый боец.
Являясь представителем и защитником нового революционного пролетариата, берущего власть в своп руки, «новый боец» отметает старые неподвижные формы военной системы и требует новых, способных ответить тем общественным отношениям, каковые складываются ныне на поверхности земного шара.
Мы уже отметили, что предстоит ряд войн, войн ожесточенных, ибо те противоречия, которые существуют между капиталистической формой мирового хозяйства и нарождающейся новой экономической структурой, настолько велики, что без больших жертв и борьбы не обойтись. Буржуазия не дремлет, и в различных лабораториях, мастерских сидят современные алхимики, ищущие не жизненного эликсира, а изощряющие свои мозги над открытием веществ и орудий, направленных к уничтожению человечества.
Война усложнилась, война – этот былой рыцарский поединок, ныне не является таким простым и деликатным видом общественных отношений. Ныне, более чем когда-либо, по словам Клаузевица «война не забава, война не игра, не риск на выигрыш; не дело свободного вдохновения. Война серьезное средство для достижения важных целей».
Не нужно, следовательно, доказывать, что готовиться к такому виду общественных отношений надо серьезно, с полным напряжением сил и средств всей страны. «Войну нельзя вести, – говорит Бернгарди в своей книге «О войне будущего», – как играют в разбойники или солдатики. Она потребует от всего народа напряжения, длящегося годами, никогда не ослабевающего, если хотят завершить войну победоносно».
Думается, что, готовясь к войне, никто не полагает завершить ее собственным поражением. Предвидя такой результат войны, лучше ее и не начинать, лучше не переживать эту «драму ужасающую и захватывающую». Но раз эта драма неотвратима, – к ней нужно быть готовым, выступить с полным знанием своей роли, вложить в нее все свое существо, и только тогда можно рассчитывать на успех, на решительную победу, а не на жалкие лавры Версальского договора, расползающегося ныне по всем швам.
Мы не будем далее доказывать необходимость серьезной подготовки к войне, так как это известно и без нас.
Нашей задачей является рассмотрение деятельности той военной системы, какая должна соответствовать новым отношениям общества, складывающимся вследствие современного развития производительных сил. Однако, должны предупредить, что такая широкая задача была бы для нас не по плечу, и, дабы не вводить в заблуждение открывающего эту книгу, заранее оговоримся, что читатель не найдет здесь исчерпывающих ответов на все вопросы, связанные с современной военной системой.
Нашим скромным желанием является лишь стремление попробовать свои силы в освещении деятельности того организма, который управляет военной системой, связывает ее с остальными видами государственной машины, дает ей жизнь, вдохновляет и ведет ее к победам или поражениям.
Иными словами мы намерены развернуть перед читателем жизнь того аппарата военной системы, который уже давно именовался генеральным штабом, да и ныне не потерял еще этого названия.
Вопрос не новый. Немало страниц исписано по нему как до империалистической войны, так и после нее. Но в то же время вопрос и жгучий для современной нам действительности.
О значении генерального штаба для военной системы много говорить не приходится – ему издавна уже дано наименование «мозга армии»). Правильно или ошибочно такое определение генерального штаба – мы пока разбирать не будем, а берем то, что оставлено нам в наследство.
Как то и приличествует «мозгу армии», генеральный штаб до мировой войны являлся вдохновителем всей военной системы того иди иного государства. Влияние его во всех армиях было почти неограниченно, и перед словом «генеральный штаб» останавливалась с почтением не одна седая, убеленная опытом голова, боязливо поднималась и на первых же строках обрывалась рука критика. Даже после революции, появившийся труд Лемке «250 дней в царской ставке» был встречен как «суд над генеральным штабом». Высокое учреждение давило своим авторитетом даже после смерти и, несмотря на то, что порою центры этого «мозга» были расшатаны, если почти не парализованы, не замечая того, что вещество давно уже разлагалось, – «мозг» продолжал еще существовать в черепной коробке военной системы – генеральный штаб считался неприкосновенным. Доступ «непосвященным» в это учреждение был затруднен, и, как известно, русский генеральный штаб получил даже в обыденной жизни наименование «черного духовенства». Там, «за монастырской стеной» друиды с белыми аксельбантами творили стратегию, готовили государство к войне, ковали инструмент, именуемый армией, к сожалению, не всюду оказавшийся годным для действительной обстановки. Да не подумает читатель, что мы хотим сказать, что генеральный штаб в большинстве государств играл «в разбойники» иди «солдатики». Нет, мы далеки от таких наветов и должны отдать должное каждому «мозгу» по его заслугам.
Мы не собираемся писать историю генерального штаба, даже больше, – не рискуем этого делать, ибо читатель найдет по этому поводу классические труды, а не наши бледные наброски. Из трудов классиков известно, что компетенция генерального штаба должна захватывать лишь армию. Однако, истинная природа войны постепенно расширяла круг его деятельности, и перед мировой войной мы уже считаемся с фактом, когда «мозг армии» выявил стремление вылезть из черепной коробки армии и переместиться в голову всего государственного организма.
Что это так, – мы впоследствии докажем, а пока попросим читателя поверить нам на слово. Империалистические тенденции оказались свойственны и «Мозгу армии». Для него уже тесна была его коробка и его вещество расползалось по остальным государственным организмам, видя в них нечто вроде «Марокко» или «Малой Азии». Политика колониальных захватов оказалась заманчивой не только для среды государственных учреждений и верховной власти, но и для генерального штаба.
Генеральный штаб гремел всюду, внося за собой, конечно, милитаризм и маринизм, все более и более давя население тяжестью налогов в прославление кровожадного бога войны, непрерывно и систематично пугая всеми ужасами последней. Нам скажут, что это была его обязанность; может быть, и неприятная – не будем возражать, ибо и сами занимались этим ремеслом. Мы хотим только отметить: в праве ли был генеральный штаб стремиться стать «мозгом государства»? Не уклонился ли он от своих «прямых» обязанностей и не занял ли несвойственное ему положение? Ответ на это попробуем искать ниже – в истории.
Так или иначе, но 1914 год поставил генеральный штаб большинства государств перед серьезным экзаменом и заставил перейти от области подготовки войны к ее ведению. Четырехлетний период взаимоистребления под непосредственным руководством генеральных штабов привел к перекройке карты не только Европы но и остальных частей света. С Версальским миром, и рядом других мирных трактатов, на сцене показались побежденные и победители, и в их рядах, конечно, соответствующие генеральные штабы.
«Величайшая судорога» захватила и голову военной системы, в частности се «мозг» – генеральный штаб. Справедливо или нет – вопрос подлежит особому освещению, – гнев победителей обрушился на последний. Как известно, в порыве негодования версальские победители в число виновников мировой катастрофы включили и германский генеральный штаб, вынося суровый приговор об его вечном изничтожении. Блестящий германский генеральный штаб – этот образец для всех подобных ему штабов, этот военный кумир мирного времени, оказался не только сброшенным со своего пьедестала, но обращен в небытие.
Следом за германским генеральным штабом сошел со сцены и австро-венгерский.
Так поступлено было с побежденными, но землетрясение периода империалистической войны оставило следы и на головах победителей. Уже в течение самой войны генеральные штабы армий Антанты были взяты под контроль, а с окончанием военных действий ряд реформ выпал и на их долю.
Здесь пока не место вдаваться в подробные рассуждения по этому вопросу, мы вернемся к нему еще впоследствии, а сейчас для нас важно констатировать, что развитие производительных сил наших дней оказало влияние и на генеральный штаб.
Империалистическая война, повлекшая за собой переоценку всех былых ценностей, вынудила пересмотреть роль и существо даже такого высокоавторитетного учреждения, как генеральный штаб, и определить его место в военной системе государства, а равно и его задачи в подготовке государства к войне.
Побежденным странам, за которыми все же, правда, в минимальных размерах, признано право на оборону, победители запретили иметь генеральный штаб, как орган управления армией. Иными словами, считается возможным в современных условиях обороны обходиться без генерального штаба, заставляя армию иметь «мозг» в каком-то другом органе. Насколько это выполнимо и мыслимо для наших дней и не ведет ли это к существованию «скрытого» генерального штаба – это неразрешенный еще вопрос. Невидимому, ч жизненность его не верят даже сами инициаторы этого параграфа мирного договора, заключенного в Версале, а тем более те, которые обязаны были подчиниться силе дипломатии Антанты.
Мы гораздо умереннее в своих требованиях и спокойнее в выводах, чем сидевшие за столом в Версале высокорожденные и вылощенные, но в то же время охваченные садизмом пыток дипломаты высококультурных и цивилизованных стран Запада, по отношению к признавшим свое поражение армиям центральных государств Европы. Мы более скромны и не требуем уничтожения «мозга армии», хотя бы армии и побежденной, признавая, что без этого мозга никакая армия жить не может. Не будем спорить о названии, но считаем, что под тем или иным наименованием генеральный штаб, как орган управления, существовать должен.
Доказывать справедливость этого положения составляет одну из задач нашего труда. Мы говорим – одну, так как далее намерены выявить, что же в условиях наших дней должен представлять собою «мозг армии», какое место он должен занять, с одной стороны, в системе управления государством, а с другой, в самой военной системе и, наконец, как должна протекать его работа.
Как видно, рамки нашего труда достаточно широки и, пожалуй, могут оказаться нам не по силам. Боимся, что не выполним того, что намечаем; ужасаемся возможности занестись в своих мечтаниях выше, чем то дано нам познаниями, силами, временем и опытностью, но все же прикосновение наше к работе генерального штаба окрыляет надеждой в достаточной мере справиться с поставленной задачей.
Нас обуревает гордая мысль, что наше перо внесет свою малую долю в освещение этого вопроса большой важности и что раскрывший нашу книгу не потеряет зря времени, прослушав повествование о генеральном штабе.
Но на этом не кончаются наши колебания. Мы подходим к выбору способа изложения наших мыслей, к выбору того пути, идя которым могли бы с большей ясностью и поучительностью изложить перед читателем наши мысли о современном генеральном штабе.
Перед нами две дороги – путь теоретический и путь исторического исследования. Не будем скрывать, что к первому мы никогда не были особенно склонны и всегда стремились вращаться в мире действительном, поближе к жизни, стараясь избежать «философических» рассуждений. Так думаем поступить и ныне, пригласив читателя последовать за нами по пути историческому.
Полагаем, что не нужно доказывать всю полезность и необходимость изучения того или иного вопроса в военном деле путем исторических примеров. Клаузевиц говорит, что «гораздо более была бы заслуга того, кто сумел бы учить ведению войны путем одних только исторических примеров» и «пусть тот, кто чувствует влечение взяться за это, снарядит себя на это доброе дело, как на дальнее странствие».
Что история является наилучшей наставницей в делах практических, а к таковым всецело относится военное дело, не подлежит особому оспариванию, и мы бы посчитали преступлением отнимать у читателя время, если бы стали доказывать это.
Мы хотим договориться о другом, а именно – о самом способе использования военной истории в нашем труде. Выше сказано, сколь мало склонности у нас к «философическим» рассуждениям, а потому мы будем вполне последовательными, если отринем мысль использовать военно-исторические примеры лишь как доказательство выдвигаемых нами теоретических положений.
Наше стремление направлено к познанию жизни так, как она складывается в действительности. Мы намерены на конкретном историческом примере проследить жизнь «мозга армии» и из нее сделать нужные нам выводы и поучения для наших дней. Иными словами, обращаемся к так называемому прикладному методу изучения военного дела.
Считаем необходимым пояснить, что мы не намерены останавливаться на конкретном разборе выбранного нами исторического примера без ввода поправок за современность, так как это было бы лишь военно-историческое исследование, но отнюдь не нужное нам прикладное исследование.
Даже пример из ближайшего пережитого нами опыта не может служить непреложным образцом для будущего.
«Каждая война представляется в виде неизвестного моря, полного подводных скал и камней», поучает Клаузевиц и, конечно, для практических выводов о будущей войне нельзя ограничиваться одним истолкованием конкретных примеров, хотя бы из прошедшей только войны, без учета современных условий жизни.
Тот же Клаузевиц советует нам брать примеры из истории близкой нам эпохи, а Мольтке говорит: «Нельзя оставлять без внимания опыт прежних войн, но необходимо помнить, что он не может служить масштабом для настоящего времени. От этих войн отделяют десятилетия и даже столетия, в течение которых изменилась как политическая, так и стратегическая обстановка… Поэтому, чтобы достигнуть желательного результата, остается единственное средство, именно – стараться предвидеть ход будущих событий и вникать в современную обстановку».
Это указание нами будет учитываться в процессе нашей работы и нашим искренним стремлением будет неуклонно следовать по этому пути.
Таким образом, мы становимся перед выбором того историческою примера, который намерены подвергнуть оперированию с целью изучения.
Здесь, как уже выше было отмечено, желательно, с одной стороны, проследить «мозг армии», функциональная деятельность которого достаточно полно описана, а с другой, чтобы этот «мозг» был более или менее близок нам по времени, так как известной исторической эпохе соответствует и мышление этих мозгов. Чем древнее эпоха истории, тем менее полезно будет для нас изучение живших в ней мозгов.
Однако, нужно признать, что в ближайших нам исторических временах мы не найдем подробного описания работы генерального штаба. Это указывает нам на необходимость обратиться к эпохе Мольтке, но как бы она ни подкупала нас по своему подробному освещению, мы все же должны констатировать, что для нашего времени эпоха Мольтке) по его же словам, «не может служить масштабом для настоящего времени». Совсем не хотим сказать, что она мало полезна – нет, эпоха Мольтке еще не потеряла своей свежести, но современное нам развитие производительных сил таково, что Германия времен Мольтке в значительной степени поотстала от жизни наших дней.
Поэтому желательно обратиться к более близкой нам исторической эпохе, и таковой, конечно, будет пережитая империалистическая война, от начала которой нас отделяет уже двенадцать лет. Исследованием исторического примера из опыта мировой войны мы и должны заняться, дабы не вступить на путь отживших или ошибочных выводов. К этой войне генеральные штабы армий Европы усиленно готовились, десятилетиями ковали оружие и готовили инструмент-армию, и в ней же (в войне) генеральные штабы испытали и сладость победы, и горечь поражений, а некоторые нашли и свою смерть.
Двенадцать лет от начала мировой войны – еще небольшой промежуток времени, чтобы можно было получить достаточно полную историю войны, «историю различных органов управления и, в частности, историю генерального штаба. «Официальные истории» войны только еще начали выходить своими первыми томами, и еще далеко то время) когда по ним можно будет с достаточной полнотой исследовать историю генерального штаба. Архивы различных армий еще таят много драгоценного материала, и когда он будет раскрыт для широкого изучения – это сказать трудно. Живые свидетели гигантской работы в подготовке «величайшей судороги» Европы частично раскрывают в мемуарах тайники своей души, побуждаемые различными к тому причинами, – или самооправданием, или самовосхвалением и редко от чистого сердца. Многие деятели уже сошли с жизненной сцены, унося с собой и все обоснования своих подвигов или промахов. Историку остается лишь разбираться в оставленных ими манускриптах и строить догадки и предположения о тех страстях и волнениях, кои обуревали авторов момент фиксации на бумаге их предположений и указаний.
В частности, в опубликование документов из истории генеральных штабов вторгаются еще некоторые привходящие данные. Как бы ни была решительна мировая схватка 1914-18 годов, многие работы бывших генеральных штабов еще не потеряли своего актуального значения для наших дней, а потому и не опубликовываются участвовавшими в войне государствами. Мы указывали выше, что грядущее сулит нам войны) предвидение которых заставляет многие генеральные штабы быть сдержанными в опубликовании своих работ не только в идейной их части, но даже в исполнительной. За примером такой сдержанности ходить далеко не приходится. Достаточно указать, что в то время, как германский генеральный штаб задолго до мировой войны опубликовал работы Мольтке по войне 1870 года, не боясь раскрыть все его планы и предположения и даже детали работы на Западе Европы, тот же генеральный штаб хранил молчание о работах своего начальника по разработке плана войны с Россией. Во всей опубликованной переписке мы находим лишь краткое упоминание, что в 1860 году Мольтке работал над мемуарами о развертывании прусской армии в случае войны с Россией. Только впервые в 1920 году, т.е. спустя 60 лет, труд Куля – «Германский генеральный штаб» пролил некоторый свет на предположения Мольтке и других начальников генеральных штабов по плану войны с Россией.
Так было раньше, так оно происходит и ныне. Большинство генеральных штабов, участвовавших в мировой войне, хранят обет молчания и лишь побежденные, в порыве злобы и самооправдания, приподнимают завесу над тем, что делалось «за монастырской стеной».
Стертый Версальским договором с лица земли германский генеральный штаб в целях самооправдания частично публикует свою деятельность, но цельного и связного труда, кроме книги Куля о работе генерального штаба в период подготовки к мировой войне, мы не найдем. Что же касается труда Куля, то мудрый генерал в беллетристической форме пытается обрисовать нам деятельность «мозга армии», не раскрывая однако, вполне его функциональной работы. С тенденцией самооправдания перед нами проходит в труде Куля деятельность генерального штаба, набросанная одними мазками, получить из которых конкретные выводы о достоинствах работы германского генерального штаба рассчитывать не приходится. Непосвященный в работу генерального штаба в мирное время может поверить в подлинность тех методов, какими она, по описанию. Куля, велась в штабе Вильгельма, но сведущий в этой работе покачает только годовой и скажет: «Генерал, честнее было совсем не писать, чем рассказывать вымыслы». Только сопоставлением трудов других, 6олее откровенных сотоварищей Куля по мундиру, можно дополнить его описание работы германского генерального штаба.
Частично опубликованные документы работы германского генерального штаба перед мировой войной, история войны «Рейхсархива» и отрывки из мемуаров бывших деятелей, к сожалению, не дают нам возможности взять основным примером для изучения работу германского генерального штаба – этого высокоценного образца подобных учреждений.
Его счастливый противник – французский генеральный штаб, точно также молчит о своей работе перед мировой войной, и если его деятельность за этот период порою освещается, то лишь отрывочно, эпизодически, сравнительно мало документально и главным образом с критической стороны. Мы не намерены основывать свои суждения на безоговорочном согласии с теми или другими выводами критиков, нас тянет подойти поближе к подлинным документам и самому попытать свои силы в критическом анализе.
Аналогичную позицию с французским генеральным штабом занимает его союзник – английский генеральный штаб.
Что касается русского генерального штаба, то, не скроем, какой это благодарный пример для практического изучения военного дела. Нас сильно прельщает мысль углубиться по первоисточникам в изучение работы этого былого учреждения отошедшей в вечность военной системы.
Но, к сожалению, на это у нас нет времени. Практическая деятельность, С коей мы связаны, ограничивает нас в свободном использовании архивных материалов. Кроме того, мы питаем большую надежду и уверенность, что эту работу проделают за нас старшие по службе в бывшем генеральном штабе лица, к тому же непосредственно проходившие ее в главном управлении генерального штаба, составляя часть мозгового вещества бывшей старой армии. Наша же служба в бывшем генеральном штабе проходила на периферии, заключаясь лишь в передаче непосредственно в войска замыслов русского генерального штаба. Дать истинную, неприкрашенную историю русского генерального штаба – должно быть поставлено себе задачей его бывшими старшими представителями, работающими ныне в Красной армии, дабы последняя, познав все ошибки и промахи сошедшего в могилу генерального штаба старой армии, не повторила их, а, наоборот, учла для своего победоносного развития на мировой арене борьбы.
Частично такая работа уже выполнена Зайончковским в его труде «Подготовка России к мировой войне».
Мы пока еще ничего не сказали о другом покойнике – об австро-венгерском генеральном штабе, и сделали это отнюдь не по забывчивости, а из желания обрадовать немного нашего читателя. Если некоторые из покойников, как, например, германский генеральный штаб, питают надежду «снова пробудиться», то коллега германского генерального штаба, павший вместе с ним – австро-венгерский генеральный штаб, невидимому, потерял всякие виды когда-либо возродиться, как особое учреждение бывшей когда-то армии империи Габсбургов. Мировая война навсегда стерла с карты Европы это давно отжившее государственное образование, и каждому здравомыслящему человеку не приходится думать ни о былой Австро-Венгрии, ни о былой се армии, а тем более о генеральном штабе последней.
