Памятник леонтию коренному. Леонтий коренной. Стойкость Леонтия Коренного. Как русский солдат стал примером для французов

Вконтакте

Одноклассники

Конец XIX и начало ХХ века ознаменовалось для русской армии 100-летними и 200-летними юбилеями крупнейших сражений и такими же круглыми датами со дня основания самых заслуженных, героических полков. Это послужило поводом для написания военно-исторических трудов, создания памятников, картин и скульптур на тему подвигов предков, настоящих героев и защитников России. 12 декабря 1906 года, в день своего полкового праздника, торжественно отпраздновал свое 100-летие Лейб-Гвардии Финляндский полк. Был и парад в присутствии императора, и праздничный обед, и издание подробной, роскошной, четырехтомной истории полка. Особая группа в историческом обмундировании разных эпох показала преемственность поколений финляндцев – как бы ни менялся покрой мундиров, оставались традиционные полковые отличия, верность родному полку и стремление служить так, чтобы быть достойными славы предков. Но самым интересным событием было открытие памятника простому солдату-финляндцу, гренадеру Леонтию Коренному, совершившему подвиг в битве при Лейпциге в 1813 году.

4 октября 1813 года русская армия и ее союзники вступили в это грандиозное сражение против армии Наполеона, которое позже назвали «битвой народов». Самые жестокие схватки были за селение Госса, которое несколько раз переходило из рук в руки. Оно состояло из прочных каменных домов, окруженных высокими каменными оградами. 3-й батальон финляндцев обошел селение, батальонный командир с офицерами перелез через ограду, солдаты начали перелезать за ними и уже погнали французов, но были окружены превосходящим числом врага и оттеснены к ограде. Батальонный командир и многие офицеры были ранены. Гренадер Леонтий Коренной, ветеран полка, георгиевский кавалер, уважаемый немолодой солдат, которого товарищи называли «дядей», спас положение. Пересадив раненых начальников через ограду, он собрал вокруг себя самых лихих солдат прикрывать остальных, которые уводили раненых с поля боя.

Французы наседали, Коренной кричал товарищам «Не сдаваться, ребята!». Финляндцы отстреливались от врага, затем дрались на штыках. Все пали, убитые и раненые, Коренной остался один. В ответ на предложение сдаться, герой взял ружье за ствол, отбивался прикладом, и только получив 18 штыковых ран, упал среди своих товарищей и массы убитых французов. Пораженные мужеством русского солдата, французы отнесли его в свой госпиталь. Сам Наполеон приказом по армии поставил в пример своим солдатам русского чудо-богатыря. Излечившись от ран, Леонтий Коренной был с почетом отпущен к своим. Слава о нем распространилась и в русской и во французской армии, русские солдаты сложили о нем песню, подвиг был отражен во всех полковых историях.

В 1903-05 гг. архитектор И.С.Китнер и скульптор Е.И.Малышев создали памятник Леонтию Коренному, который был установлен на главной лестнице полкового собрания в Петербурге. К сожалению, бронзовый солдат простоял недолго – в 1917 году собрание было разгромлено революционной толпой. Фигура бесследно исчезла, а каменный постамент сейчас находится за музеем А.В.Суворова.

Полидор Бабаев.
Подвиг гренадера Леонтия Коренного.
1846.

Смею заверить вас, что Александр Карлович Жерве был очень веселый человек. Поручик лейб-гвардии славного Финляндского полка (а сам он из уроженцев Выборга), Жерве слыл отчаянным шутником, талантливо прикидываясь глупеньким, пьяным или без памяти влюбленным. Жерве был склонен к шутовству даже в тех случаях, когда другим было не до смеха. Так, например, когда его невеста Лиза Писемская уже наряжалась, готовая ехать в церковь для венчания, Жерве был внесен с улицы мертвецки пьяным и водружен у порога, как скорбный символ несчастного будущего. Лиза в слезах, родня в стонах, а жених только мычит. Дворника одарили рублем, чтобы выносил жениха на улицу, ибо свадьбе с таким пьяницей не бывать, но тут Жерве вскочил, совершенно трезвый, заверяя публику:

Бог с вами! Да я только пошутил.

Отец невесты, важный статский советник, сказал:

Не женить бы тебя, а драть за такие шуточки…

С тех пор прошло много-много лет. Жерве превратился в старого брюзгливого генерала, и ему, обремененному долгами и болезнями, было уже не до шуток. Однако, читатель, было замечено, что, посещая храмы Божии в дни будние или табельные, генерал не забывал помянуть “раба Божия Леонтия”, по этому же Леонтию он заказывал иногда панихиды. Это стало для него столь привычно, а сам Александр Карлович так сроднился с этим “Леонтием”, что священник, хорошо знавший его семейство, однажды спросил вполне резонно:

А разве в роду дворян Жерве были когда Леонтии?

Нет, не было, - отвечал старик почти сердито. - Но и меня не было бы на свете, если б не этот Леонтий по прозванию Коренной, который в лютейшей битве при Лейпциге восприял от недругов сразу ВОСЕМНАДЦАТЬ штыковых ран, чтобы спасти всех нас, грешных, от погибели неминучей…

Наверное, он не раз слышал, как распевали солдаты в строю:

Сам Бонапарт его прославил,
приказ по армии послал,
в пример всем русского поставил,
чтоб Коренного всякой знал…

Но в том-то и дело, что у нас “всякой” его не знает.

Эту миниатюру я посвящаю военным людям, и думается, что читателю, далекому от дел батальных, она покажется скучноватой. Сразу же предваряю: было время наполеоновских войн, а в ту пору каждый выстрел по врагу давался нашему солдату не так-то легко. В одну минуту он мог выстрелить не более двух раз - при условии, что вояка он опытный, дело свое знающий.

Заряжение ружья проводилось строго по пунктам:

из сумки за спиной достань бумажный патрон,
зубами откуси верхушку гильзы,
возьми пулю в рот и держи ее в зубах,
пока из гильзы сыпешь порох в дуло ружья,
остаток пороха сыпь на “полку” сбоку ружья,
тут же “полку” закрой, чтобы не просыпался порох,
теперь клади в ствол ружья и пулю,
хватай в руки шомпол,
как можно туже забивай пулю шомполом в дуло,
туда же пихай и бумажный пыж (оболочку от гильзы),
убери шомпол, чтобы он тебе не мешал,
избери для себя врага, самого лютого,
начинай в него целиться,
а теперь стреляй, черт тебя побери!

Конечно, при таких сложностях стрелять в бою приходилось мало, и потому особенно ценился штыковой удар…
Служили тогда солдаты по 25 лет кряду, так что под конец службы забывалась родня. Зато казарма становилась для них родной горницей, однополчане заменяли отцов, сватьев, братьев и кумовей. Почему, вы думаете, в России так много было домов для инвалидов и богаделен? Да потому, что многие солдаты, отбарабанив срок, уже не возвращались в деревни, где о них давно позабыли, а пристраивались в банщики или дворники, но большинство оседали в солдатских приютах, даже в старости не разлучаясь с казарменным обществом.

Странно? А я не вижу в этом ничего странного…

Леонтий Коренной служил в гарнизоне Кронштадта.

И тоже не верил, что его станут дожидаться в деревне, поглядывая из-под руки на дорогу. Потому не стал охать да ахать, слезы горючие проливая, а женился на молодухе Прасковье, что по батюшке звалась Егоровной. Правда, свадьбу сыграл не сразу, а когда перевалило ему за сорок и пошло на пятый десяток. Другим же солдатам, которые помоложе, хоть они тут извойся, жен заводить не дозволялось - еще не заслужили.

Ладно. Дело прошлое. Стал наш Леонтий Коренной жить по-людски, и когда холостяки разбредались по трактирам, Леонтий бодрым шагом, салютуя прохожим офицерам, шагал прямо к Парашке, никуда теперь не сворачивая. А уж она его не обижала: тут тебе и щи домашние, и кот на лежанке песни поет, мурлыча о кошках, и огурчик соленый приготовлен - на закуску.

А как же иначе? - рассуждал Коренной. - На то самое человеки разные бабами и обзаводятся… Тебе же, Егоровна, прямо скажу, и цены нет в базарный день. Ублажила!

Да и ты, Левонтий, не в дровах найденный, - говорила в ответ ему женушка. - Я как-никак тоже глядела, чтобы не обмишуриться. Мне шатучих не надобно. Мне подавай солидного, чтобы с бакенбардами. Вот и сподобилась, слава те Господи…

Но вот грянул 1807 год, год беспримерной битвы у Прейсиш-Эйлау, который у нас забывают по той причине, что привыкли поминать сразу 1812 год. Однако, читатель, еще Аустерлиц аукнулся в Питере нехваткой солдат, и тогда заслуженных ветеранов, что были поздоровее, стали переводить в гренадерские роты. А такому молодцу, каков Коренной, сам Бог велел служить в гренадерах. Ростом вышел горазд исправен, никаких хвороб не имел, вот и перевели его в лейб-гвардии Финляндский полк.

Этот полк, раньше и позже, был славен талантами офицеров: в музыке - композитор Титов, знаменитый “дедушка русского романса”, в литературе - два писателя, Марин и Дружинин, а в живописи - ну кто же не знает Федотова? Строгостей в полку было много, но мордобоем офицеры не грешили, отношения у них с солдатами были согласные. А таких старослуживых, как Коренной, набралось в полку человек пять - все с женами, и жены солдатские не мотались по углам с узлами, а законно селились подле казарм, и даже не без корысти - офицерам бельишко стирали, иные на огородах копались, коз разводили…
Коренного в полку называли уважительно “дядей”.

Дядя Леонтий, - просили его молодые солдаты, - ты нам расскажи сказку какую ни на есть, чтобы мы не скучали.

Вам бы, дуракам, только сказки слушать да горло драть, ан нет того, чтобы поразмыслить о чем-либо возвышенном…

А за “возвышенным” далеко ходить было не надо!

Уже в 1811 году пошли тихие шепоты: мол, зловредный Бонапартий вроде притих, а на самом-то деле он в Париже клыки свои вострит, мошну поднакопил да собирает войско несметное, чтобы Россию тревожить. Это не выдумка! Именно за год до нашествия Россия уже была встревожена подобными слухами. И большой войны русские люди ожидали - уже тогда. Наполеон, как известно, напал только летом, а весною русская армия выдвигалась на пограничные рубежи, дабы отразить нападение.

Ну, Параня, - сообщил Коренной супруге, - кажись, дело к тому идет, что ты у меня, как барыня, паспорт получишь…
А тогда был такой порядок: солдатские жены жили при мужьях и никто у них паспорта не спрашивал. Но, коли объявлялся поход, женам на все время мужней отлучки выдавались паспорта от полковой канцелярии. Получила его и Прасковья Егоровна, а люди грамотные прочитали ей вслух, чтобы впредь баба знала - кто она такая и каково она выглядит:
“Объявительница сего, Лейб-Гвардии Финляндского полка Гренадера Леонтия Кореннова жена, Параскева Егорова, уволенная с согласия мужа ея для прокормления себя работою в С.-Петербурге, приметами она: росту средняго, лицом бела, волоса и брови темнорусые, глаза серые, от роду ей 24 года, в уверение чего и дан сей (паспорт) с приложением полковой печати. С.-Петербург, 1 Марта 1812 г.”.

Теперь не убежишь, - смеялся муж, - сразу пымают. Я бы ишо писарю подсказал, чтобы родинку на брюхе твоем отметил.

И не стыдно тебе, охальник? Уже и родинку разглядел, да где? Стыдно сказать… тьфу!

И пошел полк в поход, а с полком пошел и Коренной.

От Бородина всего лишь 108 верст до Москвы, и в канун решающей битвы русская армия прониклась торжественно-молитвенным настроением. Французы, избалованные победами, ждали сражения, словно праздника, шумно веселясь на своих бивуаках, а русские в суровом молчании готовились к битве - как к искупительной жертве во славу Отечества, столь им любезного.

Известно, что сказал Наполеон, объезжая войска, своей гвардии: “Русские рассчитывают на Бога, а я надеюсь на вас…”

Вечером в канун битвы русские воины, как водится, получали водку, но большинство пить отказалось:

Не такой завтрева день, чтобы его похмельем поганить… На святое дело идем, так на што нам водка?

На восходе солнца войска уже стояли в боевых порядках, Финляндский полк занял позицию у деревни Семеновской, и в шесть утра началась канонада. Русские обнимались, целуясь:

С Богом, братцы… кажись, началось!

Тактическая схема Бородинской битвы чрезвычайно сложна, и не мне описывать ее в подробностях. Скажу лишь, что огонь французской артиллерии был настолько убийственным, что даже атаки тяжелых кирасир Наполеона финляндцам казались отдыхом; в такие моменты рев пушек умолкал, а гренадеры, стоя в нерушимом каре, расстреливали летящих на них кирасир, закованных в сверкающие панцири. Семеновский лес, из которого выбивали они французов штыками, стал главным ристалищем, на котором прославили себя финляндские гренадеры. В этой битве все были равны: офицеры сражались как рядовые, а когда офицеров не оставалось, солдаты сами увлекали войска в атаки, действуя как офицеры. Но что более всего поразило в тот день Наполеона, так это именно то, что, потеряв треть своих войск, русские, словно они находились на учебном плацу, тут же смыкали поредевшие ряды, и - как пишут историки - именно в день Бородина “французская армия разбилась об русскую”.

“Дядя” Леонтий Коренной в этот день натрудился, работая штыком и прикладом, и, кажется, оправдал высокое звание гренадера - “храбрейшего в пехоте”.

Под конец дня он даже ног под собою не чуял:

Устал… Кажись, братцы, отмахались как надо. Отродясь не знал, что такая деревня Семеновская на Руси имеется, да и лес Семеновский еще долго мне будет сниться… Устал!

Наградою ему в этот день был Георгий 4-й степени под номером 16970, - даром тогда “Георгиев” не давали!

Александру Карловичу Жерве, его батальонному командиру, в ту пору исполнилось 28 лет, он, как и солдаты, тоже называл Коренного “дядей”. Зазорного в этом ничего не было, но невольно вспоминается мне лермонтовское: “Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана…”

Однажды на бивуаке, когда Наполеон уже спасался из Москвы, Леонтий Коренной слышал у костра разговор офицеров:
- Бонапартию обмануть нашего брата не удастся - какой дорогой пришел, той же дорогой пусть и убирается ко всем псам…
По этой же дороге его настигали наши войска. В лесу, на покинутом французами бивуаке, Леонтий Коренной впервые в жизни попробовал кофе - из кофейника, что остался кипеть на затухающем костре. Но однажды, когда французов уже донимал голод, он видел и котел, в котором французы варили лошадиную кровь. Наполеона уже никто не боялся, а вскоре прослышали, что он бежал в Париж, постыдно бросив свою армию. Теперь молились французы, а русские веселились. Впереди - перед армией - лежала загадочно-притихшая под гнетом оккупации Европа.

Ну что, братцы? - говорил своим солдатам Жерве. - Говорят, что Европу спасать надобно. Пошли. Выручим голодранцев…
Коренной видел “голодранцев” только в Польше, а как вступили в немецкие земли, тут немало пришлось дивиться, и на форштадтах городов высились приветственные арки с надписями: “РУССКИМ - ОТ НЕМЦЕВ”. Вовсю гремели колокола старинных церквей, местные поэты слагали в честь русской армии возвышенные оды, между солдатских костров похаживали с подносами чистенькие, даже расфранченные немки, торгуя булками, пивом и сосисками.

Леонтий Коренной впервые в жизни спал на двухспальной кровати, и очень долго не мог уснуть - все удивлялся:

Германия-то - во такая махонькая, а кровати-то у немцев - во какие. Когда возвращусь домой, стану Парашке рассказывать, так ни за што не поверит…

Это верно, что немцы принимали русских как своих освободителей, а в землях Саксонии даже с особенным радушием.
В городах и деревнях немцы уступали русским свои квартиры с мягкой мебелью и зеркалами, столы к обеду накрывались скатертями, перед каждым солдатом, привыкшим хлебать из общей миски, ставились отдельные куверты из серебра. Коренной не жаловал вассер-суп (“Одна трава!” - говорил он), зато возлюбил баранину с черносливом. Немцы поражались аппетиту русских, ибо после сытного обеда гренадеры сразу приканчивали и свой дневной паек, состоящий из молока, сыра и масла. Зато вот картофельная водка у саксонцев была сладкая, и, чтобы не возиться с рюмками, русские разливали ее сразу по стаканам.

Шли мы на неприятеля, - толковали они, - а угодили в плен к благоприятелям… Спасибо! Мы немцев уж не забудем, но и они, ядрена вошь, нас тоже запомнят…

Наполеон между тем не сидел в Париже без дела, и скоро он собрал новую гигантскую армию: неумолимо и грозно она уже надвигалась на союзные армии русских, пруссаков и австрийцев. Ко времени битвы при Лейпциге русские войска отдохнули, а “дядя” Коренной, попав на Теплицкие лечебные воды, даже простирнул свое исподнее, заодно и сам помылся, но пить лечебные шипучие воды не стал и другим не советовал:

Не шибает! Да и вкус не тот… Пиво у немцев лучше.

Сражение под Лейпцигом открылось 4 октября 1813 года. Оно вошло в историю как небывалая “битва народов”. Сражались две стороны общим числом в полмиллиона человек, и только здесь, под Лейпцигом, был положен решительный предел военному могуществу зарвавшегося корсиканца. Кстати уж, скажу сразу, что в этой “битве народов” - пожалуй, последний раз! - наша башкирская конница осыпала неприятеля тучами стрел, выпущенных с луков, как во времена Тамерлана или Мамая, отчего Наполеон понес страшные потери в живой силе, ибо французские врачи не умели излечивать жестокие ранения от этого “азиатского” оружия. А в ночь перед битвой что-то зловещее стряслось в небесах, из низко пролетающих облаков вонзались в землю трескучие молнии, сильные вихри валили столетние дубы, сокрушали заборы, с домов рвало крыши, и русские солдаты невольно крестились, припоминая свои молитвы в канун Бородина:

Не к добру! Видать, завтрева наша компания поредеет…

Трем союзным цезарям выпало в тот день стоять на горе Вахберг, откуда они и озирали грандиозное поле сражения. В полуверсте от них находилась деревня Госса - дома в ней из камня, почти городские, иные в два этажа, а сама деревня была окружена каменной оградою в рост человека.

Генерал Ермолов раньше всех распознал, о чем сейчас думает Наполеон, и, прискакав на Вахберг, сказал Александру I:
- Ваше величество, если судьба Европы зависит ныне от этой битвы, то судьба всей битвы зависит от этой деревни…
Наполеон это понимал. Сто орудий, сведенных в единую батарею, расчистили перед ним поле битвы, а сто его эскадронов, сведенных в единую лаву, - все это было брошено им на Госсу.

Финляндцы в это время стояли в резерве и варили кашу.

С высоты Вахберга видели, что даже свирепая картечь не в силах удержать напор кавалерии Мюрата, который уже смял нашу гвардейскую конницу, и тогда царь сказал брату Константину.

А что там твой резерв?

Варят кашу.

Сейчас не до каши! Поднимай егерей и гренадеров, а я пошлю казаков, чтобы они треснули Мюрата по флангам…

Мюрат отступил, и началась такая артиллерийская дуэль, что граф Милорадович, затыкая уши, прокричал Ермолову:

А что? Пожалуй, сей день громче, чем в день Бородина…

Пожалуй! Батальонный командир Жерве на одну лишь минутку присел на барабан, чтобы передохнуть, когда к нему из дыма сражения вышел полковой адъютант со словами:

С ног падаю! Саша, дай присесть…

Жерве уступил ему свое место на барабане, отойдя в сторону, и тут же за ним что-то рвануло, оглянулся - ни барабана, ни адъютанта: вмиг разнесло французской бомбой.

Даже в битве при Бородине Наполеон не тронул свою старую гвардию, а сегодня - под Лейпцигом - он безжалостно бросил ее на Госсу - вместе с молодой гвардией. На улицах деревни началась дикая рукопашная свалка, о которой (много лет спустя) очевидцы в своих мемуарах вспоминали почти с ужасом.

Французы, сражаясь отчаянно, выбили из Госсы и наших егерей, и полки - Таврический с Санкт-Петербургским… Именно тогда генерал Крыжановский, командир финляндцев, и скомандовал:

Ружья наперевес, песенников вперед… с Богом!

Барабаны пробили дробь, а песенники завели:

Нам, солдатушкам, во крови стоять,
По крови ходить нам, солдатушкам…

Снова - вперед! Крыжановский крикнул Жерве:

Третий батальон, обходи Госсу слева! Как хочешь, а чтобы твои гренадеры были за стенкой… марш!

Финляндский полк уже вломился в деревню через стенные ворота, оставив при штурме больше половины офицеров - павшими. Сам генерал Крыжановский получил четыре раны подряд, потом контузию в грудь и даже выстрел - в упор, который раздробил эполет, загнал всю золотую мишуру внутрь тела. Существует банальное выражение “кровь лилась ручьем”, так вот теперь не я, ваш автор, а сами участники боя писали потом в мемуарах, что “кровь хлестала ручьями” (и французская и русская)

Жерве вел свой батальон в обход - вот истина!

Дядя Леонтий, подсоби… - просил он.

И первым перемахнул стену, а за ним солдаты подсадили и своего “дядю”. Батальон оказался отрезан от полка, а французы заметили его в своем тылу не сразу. А заметив, набросились на смельчаков с небывалой яростью, Жерве пал первым, падая, он со стоном припомнил свою молодую жену:

Ах, Лиза, Лизанька… не дождалась!

Началась схватка, в которой разом полегли все офицеры - кто мертвым, кто раненым, и Леонтий Коренной, увидев, что офицеров не стало, вдруг ощутил свое законное старшинство.

Робяты, - надрывно взывал он, - не сдавайтесь! Хошь умри, но имени русского не позорь. Ежели кто ослабнет, так я тому завтра же в морду кулаком бить стану…

Вокруг него собрались уцелевшие и самые отчаянные. Сначала перебросили через стенку Жерве и других раненных, которые еще являли признаки жизни. Коренной решил, что с места не сойдет, а солдаты, прижавшись спинами к стене, отмахивались штыками и прикладами… Пусть об этом скажет участник битвы Аполлон Марин: “Все пали, одни убитые, другие раненые, и тут Коренной остался один. Французы, дивясь храбрецу, уважали его и кричали, чтобы спешил сдаваться, но Коренной в ответ им поворотил ружье, взялся за дуло и отбивался прикладом…”

Один, - что может быть страшнее для солдата?

Один - посреди трупов своих товарищей…

Не подходи! - орал он. - Я вам, в такую всех мать, кому сказал по-Божески? Лучше не подходи… не сдамся!

“Пардона” от него не дождались.

Французы раз за разом искололи его штыками, и Коренной рухнул наземь посреди мертвецов - своих и вражеских…

“Битва народов” завершилась поражением Наполеона, и он оставил Лейпциг; императора угнетала болезненная сонливость, в этом грандиозном сражении был даже странный момент, когда Наполеон уснул в грохоте канонады.

Наполеона взбодрили рассказом о мужестве его “старой гвардии”, а заодно императора известили, что пленен русский богатырь, который невольно восхитил всех своим геройством:

На нем насчитали восемнадцать штыковых ран.

Он мне понадобится, - сказал император. - Передайте моим лейб-медикам, чтобы срочно поставили молодца на ноги.

Ваше величество, но восемнадцать…

Все равно! Этот русский сейчас пригодится!

Стратегический простор для него сужался. Париж роптал. Солдаты ворчали. Покоренные восставали. Нужен был пример геройства, которому бы его армии подражать. Наполеон сам навестил Коренного в госпитале, врачи сказали, что он будет жив.

Спросите его - знает ли он, кто я?

Коренной сказал, что не знает, но догадывается:

Вроде бы ты и есть тот самый… Бонапартий!

Узнайте, чего бы он желал лично от меня?

Лучше не замай, - был ответ гренадера…

Это русское выражение никак не могли перевести точнее для Наполеона, и он лишь кивнул, выслушав от врачей, что русский желает одного - покоя.

Ладно, - сказал Наполеон. - Давайте ему сырую печенку, это очень полезно, чтобы даже мертвецу подняться на ноги…

Затем он издал приказ по армии, в котором восхвалил подвиг русского гренадера, указав своим войскам, чтобы брали пример с русского чудо-богатыря. Коренной об этом ничего не знал, а военные хирурги дивились его быстрой поправке.
“Дядю” Леонтия вскоре навестил адъютант императора:

Вы себя обессмертили в словах приказа нашего великого императора! Но более вы не нужны нам - можете уходить.

Куда глаза глядят… Кажется, именно так принято выражаться в вашем народе. А ваш маршрут для нас безразличен.

Встал солдат и пошел по Европе, взбаламученной битвами, пожарами, насилиями и грабежами, - пошел в родной полк, в котором уже никто не чаял видеть его живым. Посетил он и Жерве в походном госпитале, Александр Карлович плакал и целовал его:

Век не забуду, дядя Леонтий, что спас ты меня.

А русские врачи щупали солдата и спрашивали:

Братец, ну-ка, не стыдись, люди свои, снимай портки и рубаху… что-то не верится! Ежели восемнадцать штыковых ран заработал, так каким же макаром в живых остался?

Ответ Коренного был по совести - честным:

Удивляться не след! Французы, уважая меня, не до нутра кололи, нанося раны полегше, чтобы не до смерти…

Сие, отмечали потом историки, делает честь солдатам “старой гвардии” Наполеона, которые, сами будучи не робкого десятка, умели уважать и храбрость противника.

Александр I наградил Коренного деньгами, сказал:

Ступай-ка домой! Ты свое дело уже сделал…

Вот и пошел “дядя” домой - пешком, пешком, все пешком.

От Лейпцига до Петербурга - ать-два, ать-два… В полку лейб-гвардии Финляндском, уже на пороге своего дома, солдат поначалу обскреб ноги от грязи дорожной, стукотнул в двери. Прасковья Егоровна как увидела его, так и всплеснула руками, не ожидая видеть его, а Коренной, входя в дом, первым делом сказал, что в гостях хорошо, а дома все-таки лучше:

Нет ли, Параня, щец у тебя горячих? Наголодался в дороге, словно собака худая, да и продрог до костей, потому и от чарочки не откажусь… Накрывай стол! Хоть посидим рядышком да в глаза друг другу посмотрим…

А. К. Жерве, вернувшись на родину после Венского конгресса, выхлопотал ему приличную пенсию, как ветерану, и вскоре Леонтий Коренной растворился для нас в общенародной безвестности, не оставив историкам ни единой бумажки в архивах, ни разу не подал он голоса из безжалостного мира забвения. А по улицам русской столицы уже маршировали молодые солдаты, распевая:

Мы помним дядю Коренного,
Он в нашей памяти живет…

Грешно забывать! В торжественных залах Русского музея представлена картина художника Полидора Бабаева “Подвиг гренадера Леонтия Коренного”, созданная в 1846 году. А во время Крымской кампании Тульский оружейный завод снабжал офицеров, героев обороны Севастополя, особыми револьверами: их стволы и барабаны были украшены травлением и позолотой рисунков, которые отражали давний подвиг солдата Леонтия Коренного.

Наверное, к тому времени его уже не было в живых!

А в 1903 году, когда лейб-гвардии Финляндский полк праздновал столетний юбилей, офицеры полка отметили его установкой бронзового памятника Коренному, который и был представлен при входе в парадное здание офицерского собрания. И все офицеры, вплоть до самой революции, входя в собрание, снимали перед ним фуражки и отдавали солдату честь… Давно кончились те золотые времена, когда офицеры выходили из богатых дворянских семей, и потому ко времени юбилея полка офицеры жили на свое скромное жалованье, лишнего рубля не имея. Но все-таки отмечу особо, когда они вспомнили о подвиге Коренного, то сразу собрали для сооружения памятника 23012 рублей и 66 копеек.

А ведь по тем временам - это деньги, и немалые!

Большевики, придя к власти, этот памятник уничтожили.

Он был им не нужен, ибо подвиг Коренного никак не отражал “вопросы классовой борьбы пролетариата”. Нам, читатель, остались только фотографии с этого памятника…

Его подвиг навсегда вошел в историю 4 октября 1813 года. Тогда, в ходе знаменитой Лейпцигской "битвы народов", батальон лейб-гвардии Финляндского полка был атакован значительно превосходящими силами противника. И, отходя с боем, оказался прижат к высокой каменной ограде. Большинство солдат перебрались через нее, но почти все офицеры остались по эту сторону стены - раненные в бою, они не смогли преодолеть преграду. Гренадер Леонтий Коренной помог перебраться через нее батальонному командиру и раненым офицерам, а сам с горсткой храбрецов остался прикрывать отступающих товарищей...

Среди них, боевых побратимов, он пользовался непререкаемым авторитетом за силушку, которой щедро наградил его Господь, за смелость и неустрашимость в бою, за редкий рост и добродушный характер. В гвардейском полку гренадера почтительно называли "дядя Коренной". Первого своего "Георгия" богатырь заслужил за храбрость, проявленную в Бородинском сражении...

А 4 октября 1813 года Леонтий яростно отбивался штыком от наседавших врагов. Вскоре он остался один, в окровавленном мундире, прижатый к стене. Но продолжал парировать и наносить удары. Когда сломался штык, взял ружье за дуло и продолжал отбиваться прикладом.

Потрясенные французы кричали смельчаку-одиночке, чтоб он сдавался. Но Леонтий и не думал бросать оружие. Когда, получив 18 штыковых ран, он все-таки был повержен, французские солдаты из уважения к храбрецу не решились добить его. Уложили на носилки, доставили на перевязочный пункт...

Там и прознал о его подвиге Наполеон, навестивший раненных.

На следующий день имя русского гвардейца попало в приказ по французской армии за подписью императора. Коренной был назван героем и образцом для подражания французским солдатам. После того как солдат встал на ноги, по личному приказу Наполеона он был отпущен из плена...

С забинтованной головой и подвязанной рукой, еле передвигая израненные ноги, предстал Леонтий Коренной перед сослуживцами. Под их восторженные крики "браво!" доложил ротному командиру: "Вашвсокбродь, честь имею явиться: из плена прибыл. Отпущен был по приказу самого Бонапарта...".

За проявленное мужество Коренной был произведен в подпрапорщики и стал знаменосцем полка. Ему была пожалована особая серебряная медаль на шею с надписью "За любовь к Отечеству". А позже о герое сложили песню, которая вошла в славную историю лейб-гвардии пехотного Финляндского полка.

В 1903 году, когда полк праздновал столетний юбилей, командование установило бронзовый памятник легендарному однополчанину при входе в парадное здание офицерского собрания. И вплоть до самой Октябрьской революции офицеры, входя в собрание, снимали фуражки и отдавали честь солдату...

P.S. Большевики, придя к власти, памятник уничтожили. Героизм русского солдата-богатыря не отражал пафоса классовой борьбы пролетариата...

16 октября 1813 года в ходе знаменитой Лейпцигской «битвы народов» простой гренадер лейб-гвардии Финляндского полка один в течение получаса вел штыковой бой с целым подразделением французов. Он получил 18 колотых...

16 октября 1813 года в ходе знаменитой Лейпцигской «битвы народов» простой гренадер лейб-гвардии Финляндского полка один в течение получаса вел штыковой бой с целым подразделением французов. Он получил 18 колотых ран, истёк кровью, но не сдался.

К этому времени Леонтий Коренной был уже опытным солдатом. Своего первого «Георгия» русский богатырь заслужил за проявленную в Бородинском сражении храбрость. В один из критических моментов боя потребовалось во что бы то ни стало удержать в течение нескольких часов до прихода помощи позицию на опушке леса. Тогда Коренной собрал вокруг себя пятерых однополчан и засел на лесной опушке сумев отстоять занятую позицию. Все шестеро получили самую желанную солдатскую награду — «Георгия».

А во время знаменитой «битвы народов» под Лейпцигом Коренному довелось совершить еще более славный подвиг.

Когда батальон лейб-гвардии Финляндского полка был атакован значительно превосходящими силами противника и начал с боем отходить, часть батальона оказалась прижатой к высокой каменной ограде. Место боевой схватки у каменной стены оказалось тесным. Большинство солдат батальона быстро перебрались назад через стену. Но почти все офицеры были ранены в бою и не смогли преодолеть каменную преграду, к которой французы прижали остатки батальона. Тогда Леонтий Коренной помог перебраться через нее батальонному командиру и раненым офицерам, а сам с горсткой храбрецов остался прикрывать отступающих товарищей.

Вскоре он остался один и яростно отбивался штыком и прикладом от наседавших врагов. Бесстрашный гвардеец получил уже несколько штыковых ран, его мундир был весь в крови. Прижавшись к стене, Коренной не только парировал удары, но и наносил их сам. Когда сломался штык, солдат взял ружье за дуло и стал отбиваться прикладом.

Французы, удивляясь храбрости русского, кричали ему, чтобы он сдавался. Но тот и не думал бросать оружие. Схватка продолжалась. Когда все-таки русский богатырь, получив 18 штыковых ран был повержен, французские солдаты, стоявшие над павшим героем из уважения к храбрецу не решились добить его. Напротив, недавние враги уложили его на носилки и доставили на перевязочный пункт. Посетивший раненных император Наполеон, прознав о подвиге Коренного, был поражен. И на другой день имя русского гвардейца попало в приказ по французской армии, изданный за подписью Наполеона. В нем Коренной назывался героем и образцом для подражания и примером французским солдатам. А после того, как солдат смог стать на ноги, опять же по личному приказу Наполеона, он был отпущен из плена.

Леонтий Коренной предстал перед сослуживцами с забинтованной головой, подвязанной к шее левой рукой. Еле передвигал израненные ноги. Гвардеец, однако, под восторженные крики товарищей браво доложил ротному командиру: «Вашвсокбродь, честь имею явиться: из плена прибыл. Отпущен был по приказу самого Бонапарта…»

За проявленное мужество Коренной был произведен в подпрапорщики и стал знаменосцем полка.

Ему также была пожалована особая серебряная медаль на шею с надписью «За любовь к Отечеству».

Позже о герое Леонтии Коренном была сложена песня, которая вошла в славную историю лейб-гвардии пехотного Финляндского полка.

А в 1903 г., когда лейб-гвардии Финляндский полк праздновал столетний юбилей, офицеры полка отметили его установкой бронзового памятника Коренному, который был представлен при входе в парадное здание офицерского собрания. И все офицеры, вплоть до самой революции, входя в собрание, снимали перед ним фуражки и отдавали солдату честь.

В Императорский батальон милиции, впоследствии лейб-гвардии Финляндский полк . При выступлении в поход 1812 г. Коренной был в 3-й гренадерской роте, куда, как и в прочие гренадерские роты, переводились лучшие и заслуженные солдаты. В 1812 г. в сражении при Бородине Коренной получил знак отличия Военного ордена (за № 16970). 2 гренадера и 4 стрелка, в числе которых показан отличившимся и Коренной, согласно официальному описанию их подвигов, проявили своё отличие следующим образом:

«Во все время сражения (Бородинского) с неприятелем находились в стрелках и неоднократно опровергали усиливающиеся его цепи, поражая сильно, и каждый шаг ознаменован мужеством и храбростью, чем, опрокинув неприятеля, предали его бегству и, выгнав его на штыках из лесу, заняли то место, которое ими несколько часов упорно было защищаемо».

В 1813 г. Коренной был уже старым служивым. Во время Битвы народов совершил подвиг настолько выдающийся, что стал известен всей армии, и о нём было доведено до сведения Наполеона . Рассказ о подвиге Коренного так записан [где? ] со слов очевидцев:

«В сражении под Лейпцигом, когда Финляндский полк вытеснял из селения Госсы французов, а 3-й батальон полка обошёл селение, батальонный командир полковник Жерве со своими офицерами первые перелезли через каменную ограду, и егеря бросились за ними, погнали уже французов; но, быв окружены многочисленным неприятелем, крепко отстаивали своё место; многие офицеры были ранены; тогда Коренной, пересадив батальонного командира и раненых начальников своих через ограду, сам собрал удалых, отчаянных егерей и стал отстаивать, покуда раненых офицеров другие егеря спасали с места сражения. Коренной с горстью лихих стрелков стоял крепко и удерживал место сражения, крича: „не сдаваться, ребята“. Сначала они отстреливались, но многочисленность неприятеля стеснила наших так, что они отбивались штыками… все пали, одни убитые, а другие раненые, и Коренной оставался один. Французы, удивляясь храброму егерю, кричали, чтобы он сдался, но Коренной в ответ поворотил ружье, взял за дуло и отбивался прикладом. Тогда несколько неприятельских штыков положили его на месте, и кругом этого богатыря лежали все отчаянно защищавшиеся наши, с кучами убитых ими французов. Все мы оплакивали, - прибавляет рассказчик [кто? ] , - храброго „дядю Коренного“. Через несколько дней, к величайшей радости всего полка, „дядя Коренной“ явился из плена, покрытый ранами; но, к счастью, раны все были не тяжелы. Это делает честь французам, которые наносили ему только легкие раны, уважая примерную его храбрость». Покрытый 18 ранами, Коренной, вернувшись в полк, рассказал про своё пребывание в плену, где слава об его выдающейся храбрости распространилась по всем французским войскам, а он сам был представлен Наполеону, поинтересовавшемуся увидать русского чудо-богатыря. Поступок Коренного так восхитил великого полководца, что он в приказе по своей армии поставил Финляндского гренадера в пример всем своим солдатам.

За проявленное мужество Леонтий Коренной был сразу произведен в подпрапорщики - высший унтер-офицерский чин (редчайший случай в русской армии) и стал знаменосцем полка. Ему также была пожалована особая серебряная медаль на шею с надписью «За любовь к Отечеству».

Память

В 1903 г., когда лейб-гвардии Финляндский полк праздновал столетний юбилей, офицеры полка отметили его установкой бронзового памятника Коренному, который и был представлен при входе в парадное здание офицерского собрания.

Памятник был создан по проекту академика архитектуры И. С. Китнера , при участии скульптора Е. И. Малышева и литейщика К. А. Робекки . Памятник изображал подвиг Коренного в «битве народов» при Лейпциге в 1813 году.
Памятник утрачен, сохранился только его пьедестал . В настоящий момент пьедестал находится за зданием музея Суворова.
В истории лейб-гвардии Финляндского полка приведена следующая песня о Коренном, сочиненная его товарищами:
Мы помним дядю Коренного,
Он в нашей памяти живет,
Бывало, на врага какого
В штыки с ребятами пойдет.

Тогда булат зашевелится,
Бой рукопашный закипит.
Ручьем кровь вражья заструится,
А Коренной вперед валит;

И вражьи все дивились войски,
Как в Госсе русский рядовой
Спасал начальников геройски.
Спас всех - и сдался головой.

Сам Бонапарт его прославил,
Приказ по армии послал,
В пример всем русского поставил,
Чтоб Коренного всякий знал.

Вот чудо-богатырь был малый,
Лихой фланговый гренадер,
Везде, всегда, в боях удалый,
Геройской храбрости пример.

Существует еще одна популярная солдатская песня, приведённая в сборнике М. К. Липкина :

Он весь в крови, он весь изранен,
Но дух в нём крепок и силён,
И славу матушки-России
Не опозорил в битве он.

Перед французскими штыками
Он сердцем русским не сробел
На смерь за Родину, за братьев
Он с тайной гордостью глядел.

Также подвиг Леонтия Коренного описал Валентин Пикуль в рассказе «Восемнадцать штыковых ран».

Напишите отзыв о статье "Коренной, Леонтий"

Примечания

Источники

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. - СПб. : т-во И. В. Сытина, 1911-1915.
• Гулевич С. А. История лейб-гвардии Финляндского полка. 1806-1906. В 5-ти ч. СПб., 1906-1909
• Лебедев Н. Лейб-гвардии Финляндский полк в сражении при селении Гроссе и под Лейпцигом. (Исторические сцены 4-го октября 1813 г.). СПб., 1856.
• Липкин М. К. Песни о героях русской армии и флота. Варшава, 1903
• Марин А. Краткий очерк истории лейб-гвардии Финляндского полка или материалы в воспоминаниях и рассказах для полной истории полка… В 2-х кн. Спб., 1846

Отрывок, характеризующий Коренной, Леонтий

Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C"est un Allemand; mais brave garcon, s"il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l"allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N"est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n"est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d"honneur, sans parler de ce que je vous dois, j"ai de l"amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C"est a la vie et a la mort. C"est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m"aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l"appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l"un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n"est que la mise en scene de la vie, le fond c"est l"amour? L"amour! N"est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l"amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l"amour des charretiers, другая l"amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l"amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d"Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]