Причины первой волны эмиграции. Эмиграция первой волны. Европейские страны, принявшие русскую эмиграцию

Весь мир облетела весть о присуждении Нобелев-ской премии по литературе Ивану Бунину — русская эмиграция переживала общий «невыдуманный наци-ональный праздник». Объединенные общим порывом, знаменитые и безвест-ные соотечественники Бунина, оказавшиеся за рубежом, плакали от радости, словно узнали о победе на фронте; «будто мы были под судом и вдруг оправ-даны», как было сказано в одном из поздравлений. Газеты, ликуя, трубили о победе русской литературы и русской эмиграции: «за Буниным ничего не было — утверждал поэт и лите-ратурный критик Георгий Адамович, — ни послов, ни ака--демий, ни каких-либо издательских трестов… Ничего. Никакой реальной силы. <…> Но этого оказалось достаточно для торжества».

Свежеиспеченный лауреат отправ-ляется в «столицу русского зарубежья» — Па-риж, где чествования и банкеты сменяли друг друга с карнавальной быс-тро-той в атмосфере всеобщего радост-ного опья-нения. Поездка со свитой в Сток-гольм, где Бунин восхитил сдер-жан-ных шведов царственно-аристократическими повадками и едва не потерял нобелевские диплом и чек, стала завершением праздника. Часть денег была роздана — пре-жде всего малоимущим друзьям-писателям (и не только друзь-ям: не была обде-лена и не жаловавшая «само-надеянного барина» Марина Цве-таева), но бóльшая часть денег была проку-чена; предпринятое нобелевским лауреатом собрание сочинений оказалось убыточным. И вот уже снова знако-мый стук колес, и Бунин ездит по разным концам Европы читать свои рассказы и украшать своим присутствием банкеты в собственную честь, и вновь бьется буквально «за каждую копейку» гонорара, пристраивая новые произведения в эмигрантской периодике.

Нобелевская премия Бунина стала первым подведением итогов всей эмиграции за дюжину лет ее послереволюционного рассеяния. Лауреатом впервые в исто-рии премии стало «лицо без гражданства».

Эмиграции предшествовало беженство, вызванное Гражданской войной. Фев-ральская революция, на которую возлагали столько надежд, не стала победой демократии и либерализма. Лозунгом Временного прави-тель-ства был «Война до победного конца», но солдаты устали воевать. Ленин же обещал мир — на-родам, землю — крестьянам, заводы и фабрики — рабочим, и привлек на свою сторону прежде всего трудовое население. После Октябрь-ской рево-люции страна раскололась на красных и белых, братоубийственная война оказа-лась беспощадной.

Красный террор выплеснул из страны многих. Сотни тысяч беженцев, осевших на чужих берегах, принято называть в отечественной историографии первой волной эмиграции.

Эмиграция, предпочтенная террору, ежедневным арестам, экспроприации — это не рациональный просчет жизненных стратегий, это бегство, желание укры-ться в безопасном месте, переждать до лучших времен. Среди тех, кто покинул родину после Октября 1917 года, оказалось немало выдающихся пред-ставителей русской литературы, музыкантов и художников, артистов и фило-со-фов. Перечислим главные причины, побудившие их к отъезду или даже бегству.

Во-первых, резкое неприятие большевистской власти, отторжение не только ее идеологии, но и ее главных деятелей: так, Бунин и Куприн прославились такой острой антибольшевистской публицистикой, что остаться для них означало добровольно встать к стенке. Оставшись в Петрограде и выжидая, даже про-должая заниматься сочинительством, Дмитрий Мережковский и Зи-наида Гиппиус пришли позже к тому же решению и стали столь же резкими крити-ками новой власти. Большевистскую революцию не приняли многие — это был сознательный выбор, творческий и идеологический. Не пред-принимая никаких явных антибольшевистских шагов, уехал в Италию с лекци-ями симво-лист Вячеслав Иванов; «на лечение» (это была удобная формулировка для мно-гих беглецов, поддержанная наркомом просвещения Луначарским) уехал в Бер-лин писатель Алексей Ремизов. Оба не вернулись.

Во-вторых, физическое выживание. Для многих деятелей литературы и искус-ства революция и Гражданская война означали прекращение профессиональ-ной деятельности. Далеко не всех устраивали выступления перед красноармей-цами за скудный паек, сочинение агиток и малевание плакатов. Рахманинов и Прокофьев покинули Россию, чтобы покорить Америку: великая слава пиа-ниста-виртуоза навсегда задержала Сергея Рахманинова в эмиграции, а Сергей Прокофьев, плодотворно работавший и как композитор, вернулся на родину и органично влился в идеологизированное советское искусство, соз-дав, напри-мер, «Здравицу» Сталину. Артисты МХТ, уехав на длительные га-стро-ли, вер-нулись не все — труппа раскололась. Уезжали и звезды дореволю-ционного русского экрана. В гастрольную поездку отправилась гордость отечественной сатиры Тэффи — ради заработка, читать комические стихи и скетчи; закон-чилось это турне в Париже.

В-третьих, советская власть могла сделать врагом недавних сторонников. Даже не прибегая к крайним мерам, советская власть избавлялась от слишком неза-висимых умов, высылая их из страны. На так называемом философском паро-ходе (на самом деле их было два: «Обербургомистр Хакен» и «Пруссия») бо-лее 160 интеллектуалов вместе с семьями прибыли в конце 1922 года в немец-кий порт Штеттин. Высланные не были врагами советской власти, но их инако-мыслие было слишком очевидным.

В-четвертых, границы Советской России сильно уменьшились по сравнению с дореволюционными, появились новые государства, и в традиционно дачных местах оказались за рубежом — в Финляндии Леонид Андреев и Илья Репин, а в Эстонии — Игорь Северянин. В прибалтийских государствах сложились большие русские диаспоры никуда не уезжавших людей, родившихся и вырос-ших в Риге или Дерпте (Тарту). Немало русских жили в Польше и в Харбине, на территории Китая.

Было и в-пятых: Марина Цветаева, отлично вписавшаяся благодаря особен-ностям таланта и характера в творческую обстановку послереволюционной Москвы 1920-х годов, отправилась в Прагу, где жил ее муж Сергей Эфрон — белоэмигрант. Сложный случай Горького — организатора большевистской культурной поли-тики, уехавшего из-за разногласий с новой властью и не имев-шего связей с эмиграцией — повлиял на другие судьбы: Владислав Ходасевич с Ниной Берберовой поехали именно к нему, но уже не вернулись.

Наконец, младшее поколение эмиграции: юношам, оказавшимся в белой ар-мии, путь в Россию был отрезан. Судьбы их оказались разными: Гайто Газданов стал писателем; Алексей Дураков — поэтом, погибшим в сербском Сопротивле-нии; Илья Голенищев-Кутузов, тоже поэт и тоже сербский парти-зан, вернулся в Россию после Второй мировой войны и стал крупным ученым, специалистом по творчеству Данте. Впрочем, его увозили родители — как и Владимира Набо-кова, чей отец был одним из лидеров кадетской партии. Невозможно предста-вить Набокова советским писателем; появление же «Лолиты» в СССР и вовсе превосходит все мыслимые допущения.

Большинство эмигрантов не предполагали, что эмиграция станет их судьбой. Некоторые писатели и деятели культуры продолжали жить с советскими паспортами, с симпатией писать о советской литературе и культуре и носить прозвище «большевизанов» (как Михаил Осоргин). Но всеобщие надежды на недолговечность большевиков быстро таяли, с 1924 года все больше стран признавали СССР, а контакты с друзьями и родственниками сходили на нет, поскольку переписка с заграницей грозила советским гражданам нешуточными преследованиями. Историк-классик Михаил Ростовцев предупреждал Бунина:

«В Россию? Никогда не попадем. Здесь умрем. Это всегда так кажется людям, плохо помнящим историю. А ведь как часто приходилось чи-тать, например: „Не прошло и 25 лет, как то-то или тот-то измени-лись“? Вот и у нас будет так же. Не пройдет и 25 лет, как падут боль-шевики, а может быть, и 50 — но для нас с вами, Иван Алексеевич, это вечность».

У послереволюционной эмиграции стратегия оказалась одна: выживание. Направление беженства определило характер эмиграции. Из Крыма и Одессы эвакуировались остатки белой армии; с ними уходило гражданское населе-ние — семьи военных; уходили те, кто в глазах победивших большевиков вы-глядел «контрой», недобитыми буржуями. Воспетое Блоком в «Двенадцати» «Тра-та-та» («Эх, эх, без креста!») приводило Бунина в ярость; он был среди тех, кто не принимал большевизма не просто политически, но и психофизи-чески: «какие-то хряпы с мокрыми руками» не убеждали его ни как будущие правители государства, ни как слушательницы возвышенных стихов.

Первой оста-новкой оказался Константинополь, турецкая столица. Французские окку-паци-онные власти, ужаснувшись численности прибывшей русской армии, отпра-вили военных в лагеря на голых островах — Галлиполи и Лемнос, и еще даль-ше — в тунисскую Бизерту. В островных лагерях проводились концерты, ставились спектакли, а ежеднев-ная газета не издавалась на бумаге, а звучала из репродуктора. Обеспокоенные отличной подготовкой и приподнятым духом русских солдат, французы по-спешили отослать их на работу в славянские страны, прежде всего в Сербию и Бол--гарию.

Русских беженцев приютило Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 года — Королевство Югославия), и на Балканах возникла русская диаспора. Это была по большей части монархическая, в еще большей части патриотическая и ан-ти-большевистская эмиграция. После войны, распада Австро-Венгерской монархии и Османской империи новообразованное коро-левство остро нуждалось в квалифицированных кад-рах — врачах, учителях, юристах. Русские эмигранты оказались исключительно кстати: они препода-вали в университетах и школах, работали врачами и мед-пер-соналом всех уров-ней, прокладывали дороги и строили города. В присут-ствии королевской семьи 9 апреля 1933 года был открыт Русский дом имени императора Николая II: «Не кичись, Европа-дура, / Есть у нас своя культура: / Русский дом, блины с икрой, / Досто-евский и Толстой!»

Между тем своим появлением Русский дом обязан приня-тию в среде русской эмиграции положения о «русских Афинах», то есть о раз-витии национальной эмигрантской культуры, которая должна была вер-нуться в Россию. «Бедные, старые, лохматые русские профессора наполнили на чуж-би-не книгами кафед-ры и университеты, как греки некогда, после паде-ния Константинополя», — вспоминал поэт Милош Црнянский.

Целостной эмигра-ция не была нигде, не исключение и Королевство сербов, хорватов и словенцев: большинство русских осталось на земле южных славян, они не обязательно ассимилировались, но Белград или Скопье стали их новой родиной. Русские зодчие отстроили новый Белград со всеми его узнаваемыми зданиями: королевские резиденции (возведенные Николаем Красновым, соз-дателем крым--ской Ливадии), новые церкви в сербско-византийском стиле (разработан-ном Григорием Самойловым), театры, банки и гостиницы, в том числе лучшие отели Белграда «Москва» и «Эксельсиор». Эмигрировавших из послереволюци-он-ной России архитекторов и инженеров-строителей в Югославии трудилось более трехсот.

Если на Балканах диаспора была по преимуществу «недемократической», православно-монархической, то Праге суждено было стать центром «прогрес-сивных русских». С 1921 по 1932 год в Чехословакии действовала инициирован-ная правительством «Русская акция». Средства на сохранение «остатка куль-турных сил России» (слова президента Чехословакии Масарика) выделялись весьма значительные, но принимающая сторона руководствовалась не только гуманизмом — подготовкой кадров для будущей России, — но и прагматикой: рус-ские культурные и научные институты, учрежденные и развиваемые эми-гран-тами, служили престижу Чехословакии.

«Русский Оксфорд» собирал сту-ден-тов со всего зарубежья, обеспечивая их сти-пендиями. Именно так попал в Прагу Сергей Эфрон — муж Марины Цветаевой. Интеллигенция — профес-сора, учи-теля, инженеры, писатели и журналисты — были обеспечены посо-биями. Даже поэтические кружки обретали строгий академический вид: так, «Скитом поэ-тов» руководил профессор Альфред Бем, и там проходили насто-ящие исто-рико-филологические чтения.

Литературная Прага соревновалась с Парижем; Марк Слоним, возглавлявший литературный отдел в журнале «Воля России», не делил русскую литературу на советскую и эмигрантскую, но предпочтение неизменно отдавал первой. Стоит сравнить атмосферу Праги, зачитывавшейся советскими писателями, с Белградом: когда Голенищев-Кутузов опубликовал в Белграде статьи о пер-вом томе «Поднятой целины» Шолохова и романе Алексея Толстого «Петр I», то номера журнала были конфискованы югослав-ской полицией, а автора аре-стовали за «советскую пропаганду».

Русским пра-жанам, мечтавшим о «возвра-щенчестве с высоко поднятой голо-вой», победно вернуться не удалось; многих ждала драматическая участь после Второй миро-вой войны — вплоть до ареста и гибели, как Альфреда Бема. «Ев-ра-зийский соблазн» завершился расколом на правую и левую группы. Левые евразийцы стремились в Советский Союз, поверив в идеи коммунизма. Сергей Эфрон и Дмитрий Святополк-Мирский поплатились за свою веру жизнью (оба были арестованы и погибли).

После «кламарского раскола» (на рубеже 1928-1929 годов) евразийство воз-главил представитель правого крыла — Петр Савицкий, и до оккупации Чехо-слова-кии интенсивно развивалась евра-зийская историософия, но гитлеров-ская власть запретила движение, нало-жив вето на последнюю, уже подго-тов-ленную к изданию «Евразийскую хро-нику». После победы Савицкий был арестован, отсидел в мордовских лагерях; к этому времени относится его эпистолярное зна-комство со Львом Гумилевым, позже начинается активная переписка, обмен идеями и взаимовлияние.

Литературная и театральная Прага была средоточием нескольких культур, куда органично влилась и русская. Если в иных центрах русского рассеяния эми-гран--ты чувствовали себя чужими в чуждом и непонятном мире, то в Праге, напротив, было взаимное притяжение интеллигенции двух славянских наро-дов. Особой национальной гордостью эмигрантов была Пражская труппа Мос-ковского Художественного театра: в ее составе были актеры, не вернув-шиеся в СССР после заграничных гастролей.

Если некогда Константинополь стал своего рода гигантским пересыльным пунктом, где вчерашним гражданам огромной мощной страны пришлось свыкаться со ста-ту-сом эмигрантов, то в Берлине, игравшем в 1921-1923 годах роль одного из центров русской культурной жизни, скрещивались на краткий исторический миг пути тех, кто останется в эмиграции, и тех, кто вернется на родину. В Бер-лине надолго или временно останавливались Андрей Белый, Алексей Ремизов, Илья Эренбург, Владислав Ходасевич, Виктор Шкловский, Борис Пастернак, Борис Пильняк, Сергей Есенин.

Немецкая марка упала, и жизнь привлекала дешевизной. Именно экономи-ческие выгоды обусловили размах постановки издательского дела: с 1918 по 1928 год в Берлине было зарегистрировано 188 русских издательств. Самые известные среди них — «Издательство Зино-вия Гржебина», «Издательство Ладыжникова», «Знание», «Геликон», «Петро-полис», «Слово». Редактор жур-нала «Русская книга» (позд-нее — «Новая русская книга») Александр Ященко сформулировал принцип единства русской лите-ратуры — без разделения на советскую и эмигрантскую.

Берлинская пресса была самого разного спектра: от эсеровских газет до жур-нала «Беседа», в редколлегию которого входили Ходасевич и выехавший «для лечения» Горький. Будто нет и не было никакой цензуры, в Берлине печатали новые произведения Федора Сологуба, Михаила Булгакова, Евгения Замятина, Константина Федина, а тиражи отправляли в Россию.

В восстановленном по петроградскому образцу Доме искусств на подмостки выхо-ди-ли писатели, которым через несколько лет суждено было расстаться навсегда. К берлинскому периоду жизни Набокова (с 1922 по 1937 год), всту-пившего в литературу под псевдонимом Сирин, отно-сится почти все написан-ное им по-русски в стихах и прозе в межвоенное время. Затерянные среди немцев с их унылым картофельным салатом и устрашающим совместным пением, русские, казалось Набокову, скользили по берлинской жизни подобно «мертвенно-яркой толпе» статистов в немом кино, чем многие эмигранты не грешили подрабатывать «за десять марок штука», как описывает он в романе «Машенька». Русские лица оказались запечатленными на кино-пленку в филь-мах немого кино «Метрополис», «Фауст», «Голем», «Последний человек».

Подспудно шел активный процесс взаимного обогащения культур, быстрого знакомства с современными эстетическими и интеллектуальными тенден-циями, многие из которых привезли в Берлин эмигранты: русский авангард в искусстве, формализм в литературоведении, из которого возникнет впослед-ствии европейский структурализм. Выставки русских художников сменяли друг друга: Гончарова, Коровин, Бенуа, Сомов, Кандинский, Явленский, Шагал.

Несколько лет существования русского Берлина стали своего рода передышкой, временем самоопределения для оказавшейся в нем русской творческой элиты. Те, кто выбрал эмиграцию, вскоре разъехались из Германии: большинство —в Париж, некоторые — в Прагу, иные — в прибалтийские страны. Эксперимент закончился, «Шарлоттенград», где все говорили по-русски, перестал сущест-вовать.

Как известно, Россия состоит из столицы и провинции. Именно так оказался устроен и мир русского рассеяния. Космополитической столицей после Первой мировой войны был Париж. Париж, город, в который полтора века стремились все мыслящие русские люди, стал и столицей русского рассеяния. Благодаря политике Третьей рес-публики, благосклонной к русским беженцам, русские эмигранты буквально хлынули на берега Сены.

После краткого пребывания в Константинополе и Софии в марте 1920 года в Париж прибыл и Бунин, который быстро стал играть роль литературного мэтра. «Па-риж нравится», — записала в дневнике жена писателя Вера Муромцева-Бунина. И грустно добавила:

«Нет почти никаких надежд на то, чтобы устроиться в Па-риже. <…> За эту неделю я почти не видела Парижа, но зато видела много рус-ских. Только прислуга напоминает, что мы не в России».

Почти непроницаемое существование двух миров, французского и русского, продолжалось вплоть до Второй мировой войны: измученный «Великой» — Первой мировой — вой-ной, Париж веселился в упоении от победы, от Вер-сальского мирного дого-вора, наложившего непо-мерную контрибуцию на Германию, и равнодушно отнесся к русским. Многие вчерашние «вранге-левцы» и «деникинцы», кадровые офицеры были согласны на любое место: чернорабочих на заводах «Пежо» и «Рено», груз-чиков, таксистов. Русская интеллигенция, аристократия, буржуазия, военное и чиновническое сословие во Франции стремительно обеднели и пролетаризи-ровались, пополняя ряды лакеев, официантов, мойщиков посуды.

Париж стал главным литературным центром русского зарубежья. Русский «городок», как его называла Тэффи, собрал все лучшие, жизнеспособные твор-ческие силы эмиграции. Париж уже в конце XIX века был Меккой для худож-ников и музыкантов. В предреволюционное десятилетие Русские сезоны Сергея Дягилева завоевали Париж и весь культурный мир. Музыкально-театральная жизнь русского Парижа только в перечислении имен и событий заняла бы многие страницы.

Но культурное наследие русского зарубежья прежде всего логоцентрично, что про-явилось в издательской деятельности, в разноплановости периодики, в мно-гообразии литературы художественной, поэзии и прозы, и документаль-ной — мемуары, дневники, письма. К этому следует прибавить философские трактаты, критику и публицистику. И если метафорически русская эмиграция может быть определена как текст, то его главные страницы были написаны в Париже.--

«Мы не в изгнании, мы в послании», — заметила однажды Нина Берберова. Завершив традиции классической русской прозы в творчестве Бунина и поэти-ческого Серебряного века в творчестве Георгия Иванова и Марины Цветаевой, создав миф о православной Руси в эпопеях Ивана Шмелева, придав русской книжности и фольклорной архаике черты модерна в сочинениях Алексея Реми-зова, русское зарубежье восполнило русскую литературу XX века, воссоздав ее целостность.

Эмигранты держались сознанием, что они выбрали свободу, что в оставленной России творческая личность унижена и придавлена полити-ческим режимом и социальным заказом. Георгию Адамовичу казалось, что советская литература упрости-лась до лубка, а Ходасевичу предписанное соцреализмом «счастье» виделось чем-то вроде удавки — по мере приближения общества к коммунизму «литература задохнется от счастья».

Культура русской эмиграции во многом оказалась компенсаторной по отно-шению к советской — не только в слове, но и в балете или в изобразительном искусстве. Это происходило во всем: религиозная философия против научного коммунизма, литературный модерн и поэтизация русской старины против авангарда 20-х и соцреализма 30-х, одиночество и свобода против диктатуры и цензуры. У большинства мэтров литературы русского зарубежья советская действительность и советская культура вызывали отвращение и отторжение. Зинаида Гиппиус предлагала:

«Неужели никому не приходило в голову, оставив в стороне всякую „полити-ку“, все ужасы, разрушенье, удушенье, кровь (это тоже зовется „политикой“), взглянуть на происходящее в России и на советских повелителей только с эсте-тической точки зрения? <…> Попробуйте. Если насчет всех прочих сторон („политика“) еще могут найтись спорщики, то уж тут бесспорно: никогда еще мир не видал такого полного, такого плоского, такого смрадного — уродства».

Советские люди пугали эмигрантов даже на фо-тографиях: без носков ходят (летом). Казалось, однако, что уродство пройдет, что Россия вернется к своим традициям и тогда окажется, что эмиграция стала соединительным мостом между прошлым и будущим. В Па-риже в 1924 году Бунин произнес речь «Мис-сия русской эмиграции». Пи-са-тель говорил о погибели России, имея в виду тысячелетнюю Россию с ее пра-во-слав-ной верой, сложившимся обще-ственным укладом с царем во главе госу-дарства, с историческими завоева-ниями, побе-дами и великими культур-ными дости-же-ниями. Миссия русской эмиграции виделась в сохранении этой преем-ствен-ности. Но как это сделать — ни поли-тики, ни писатели, ни фи-ло-софы, ни тем более юные балерины от-вета бы дать не смогли.

Никакой моти-вации жить в чужой стране у большинства не было. Вернуться для барской жизни и всенародной славы? Это удалось Алексею Толстому, а Сер-гей Про-кофьев умер в коммунальной квартире. Старенький и больной Куприн уехал, чтобы уме-реть на родине; Горького почти выкрали — это была знаковая фигура, и писа-тель был обязан продолжать служить революции. Бу-нин же и после войны, в эйфории от побе-ды, вернуться не решился. Его России уже не существо-вало — а новой он не знал.

Никаких стратегий у эмиграции не было — было выживание. «Так всех нас разметало по белому свету, / Что не хватит бумаги заполнить анкету», — опре-делила русскую скитальческую судьбу XX века Ларисса Андерсен. Когда поэ-тесса скончалась на 102-м году жизни, метафора возник-ла сама — последний лепесток восточной, харбинской ветви эмиграции отлетел. «Писать стихи на русском, живя среди иностранцев (а я всю жизнь пишу только на род-ном языке), — это то же самое, что танцевать при пустом зале», — признава-лась поэтесса.

Первая волна русских эмигрантов, покинувших Россию после Октябрьской революции, имеет наиболее трагичную судьбу. Сейчас живет уже четвертое поколение их потомков, которое в значительной степени утратило связи со своей исторической родиной.

Неизвестный материк

Русская эмиграция первой послереволюционной войны, называемая еще белой, – явление эпохальное, не имеющее аналогов в истории не только по своим масштабам, но и по вкладу в мировую культуру. Литература, музыка, балет, живопись, как и многие достижения науки XX века, немыслимы без русских эмигрантов первой волны.

Это был последний эмиграционный исход, когда за рубежом оказались не просто подданные Российской империи, а носители русской идентичности без последующих «советских» примесей. Впоследствии ими был создан и обжит материк, которого нет ни на одной карте мира, – имя ему «Русское зарубежье».

Основное направление белой эмиграции – это страны Западной Европы с центрами в Праге, Берлине, Париже, Софии, Белграде. Значительная часть осела в китайском Харбине – здесь к 1924 году начитывалось до 100 тыс. русских эмигрантов. Как писал архиепископ Нафанаил (Львов), «Харбин был исключительным явлением в то время. Построенный русскими на китайской территории, он оставался типичным русским провинциальным городом в течение ещё 25 лет после революции».

По подсчетам американского Красного Креста, на 1 ноября 1920 года общее количество эмигрантов из России составляло 1 млн. 194 тыс. человек. Лига Наций приводит данные по состоянию на август 1921 года - 1,4 млн. беженцев. Историк Владимир Кабузан число эмигрировавших из России в период с 1918-го по 1924 годы оценивает минимум в 5 млн. человек.

Кратковременная разлука

Эмигранты первой волны не рассчитывали провести в изгнании всю свою жизнь. Они ожидали, что вот-вот советский режим рухнет и они вновь смогут увидеть родину. Подобными настроениями и объясняется их противодействие ассимиляции и намерение ограничить свою жизнь рамками эмигрантской колонии.

Публицист и эмигрант первой воны Сергей Рафальский по этому поводу писал: «Как-то стерлась в зарубежной памяти и та блестящая эпоха, когда эмиграция еще пахла пылью, порохом и кровью донских степей, а ее элита по любому звонку в полночь могла представить на смену "узурпаторам" и полный комплект Совета министров, и необходимый кворум Законодательных палат, и Генеральный штаб, и корпус жандармов, и Сыскное отделение, и Торговую палату, и Священный Синод, и Правительствующий Сенат, не говоря уже о профессуре и представителях искусств, в особенности литературы».

В первой волне эмиграции помимо большого количества культурных элит российского дореволюционного общества была значительная доля военных. По данным Лиги Наций, около четверти всех послереволюционных эмигрантов принадлежали к белым армиям, покинувшим Россию в разное время с разных фронтов.

Европа

На 1926 год в Европе, по данным Службы по делам беженцев Лиги Наций, официально были зарегистрированы 958,5 тысячи русских беженцев. Из них порядка 200 тыс. приняла Франция, около 300 тыс. – Турецкая Республика. В Югославии, Латвии, Чехословакии, Болгарии и Греции приблизительно проживали по 30-40 тыс. эмигрантов.

Первые годы роль перевалочной базы русской эмиграции играл Константинополь, однако со временем его функции перешли другим центрам – Парижу, Берлину, Белграду и Софии. Так, по некоторым данным, в 1921 году русское население Берлина достигало 200 тыс. человек – именно оно в первую очередь пострадало от экономического кризиса, и к 1925 году там остались не более 30 тыс. человек.

На главные роли центров русской эмиграции постепенно выдвигаются Прага и Париж, в частности, последний справедливо считают культурной столицей эмиграции первой волны. Особое место среди парижских эмигрантов играло Донское войсковое объединение, председателем которого был один из лидеров белого движения Венедикт Романов. После прихода в 1933 году к власти в Германии национал-социалистов и особенно во время Второй мировой войны резко увеличился отток русских эмигрантов из Европы в США.

Китай

Накануне революции численность российской диаспоры в Маньчжурии достигала 200 тыс. человек, после начала эмиграции она увеличилась еще на 80 тысяч. На протяжении всего периода Гражданской войны на Дальнем Востоке (1918-1922 годы) в связи с мобилизацией началось активное перемещение русского населения Маньчжурии.

После поражения белого движения эмиграция в Северный Китай резко усилилась. К 1923 году количество русских здесь оценивалось приблизительно в 400 тыс. человек. Из этого числа около 100 тыс. получили советские паспорта, многие из них решили репатриироваться в РСФСР. Свою роль здесь сыграла амнистия, объявленная рядовым участникам белогвардейских соединений.

Период 1920-х годов был отмечен активной реэмиграцией русских из Китая в другие страны. Особенно это затронуло молодежь, направлявшуюся на обучение в университеты США, Южной Америки, Европы и Австралии.

Лица без гражданства

15 декабря 1921 года в РСФСР был принят декрет, согласно которому многие категории бывших подданных Российской империи лишались прав на российское гражданство, в том числе пробывшие за границей беспрерывно свыше 5 лет и не получившие своевременно от советских представительств заграничных паспортов или соответствующих удостоверений.

Так многие российские эмигранты оказались лицами без гражданства. Но их права продолжали защищать прежние российские посольства и консульства по мере признания соответствующими государствами РСФСР, а затем СССР.

Целый ряд вопросов, касающихся российских эмигрантов, можно было решить только на международном уровне. С этой целью Лига Наций приняла решение ввести должность верховного комиссара по делам русских беженцев. Им стал знаменитый норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен. В 1922 году появились специальные «нансеновские» паспорта, которые выдавались русским эмигрантам.

Вплоть до конца XX века в разных странах оставались эмигранты и их дети, жившие с «нансеновскими» паспортами. Так, старейшина русской общины в Тунисе Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн получила новый российский паспорт только в 1997 году.

«Я ждала русского гражданства. Советское не хотела. Потом ждала, когда паспорт будет с двуглавым орлом - посольство предлагало с гербом интернационала, я дождалась с орлом. Такая я упрямая старуха», – признавалась Анастасия Александровна.

Судьбы эмиграции

Многие деятели отечественной культуры и науки встретили пролетарскую революцию в расцвете сил. За границей оказались сотни ученых, литераторов, философов, музыкантов, художников, которые могли составить цвет советской нации, но в силу обстоятельств раскрыли свой талант только в эмиграции.

Но подавляющая часть эмигрантов вынуждена была устраиваться шоферами, официантами, мойщиками посуды, подсобными рабочими, музыкантами в маленьких ресторанчиках, тем не менее продолжая считать себя носителями великой русской культуры.

Пути русской эмиграции были различны. Некоторые изначально не прияли советскую власть, другие насильно были высланы за рубеж. Идеологический конфликт, по сути, расколол русскую эмиграцию. Особенно остро это проявилось в годы Второй мировой войны. Часть русской диаспоры считала, что ради борьбы с фашизмом стоило пойти на союз с коммунистами, другая – отказывалась поддерживать оба тоталитарных режима. Но были и те, кто готов был воевать против ненавидимых Советов на стороне фашистов.

Белоэмигранты Ниццы обратились к представителям СССР с петицией:
«Мы глубоко скорбели, что в момент вероломного нападения Германии на нашу Родину были
физически лишены возможности находиться в рядах доблестной Красной Армии. Но мы
помогали нашей Родине работой в подполье». А во Франции, по подсчетам самих эмигрантов, каждый десятый представитель Движения Сопротивления был русскими.

Растворяясь в чужой среде

Первая волна русской эмиграции, пережив пик в первые 10 лет после революции, в 1930-х годах пошла на убыль, а к 1940-м и вовсе сошла на нет. Многие потомки эмигрантов первой волны уже давно забыли о своей прародине, но заложенные когда-то традиции сохранения русской культуры во многом живы и по сей день.

Потомок знатной фамилии граф Андрей Мусин-Пушкин с грустью констатировал: «Эмиграция была обречена на исчезновение или ассимиляцию. Старики умерли, молодые постепенно растворились в местной среде, превращаясь во французов, американцев, немцев, итальянцев... Иногда кажется, от прошлого остались лишь красивые, звучные фамилии и титулы: графы, князья, Нарышкины, Шереметьевы, Романовы, Мусины-Пушкины».

Так, в транзитных пунктах первой волны русской эмиграции уже никого не осталось в живых. Последней была Анастасия Ширинская-Манштейн, которая в 2009 году скончалась в тунисской Бизерте.

Сложной была и ситуация с русским языком, который на рубеже XX и XXI веков в русском зарубежье оказался в неоднозначном положении. Живущая в Финляндии профессор русской литературы Наталья Башмакова – потомок эмигрантов, бежавших из Петербурга в 1918 году, – отмечает, что в некоторых семьях русский язык живет даже в четвертом поколении, в других – умер много десятилетий назад.

«Проблема языков для меня лично горестна, – говорит ученый, – так как эмоционально чувствую лучше русский, но не всегда уверена в употреблении каких-то выражений, шведский сидит во мне глубоко, но, конечно, я сейчас его подзабыла. Эмоционально он мне ближе финского».

В австралийской Аделаиде сегодня живет немало потомков эмигрантов первой волны, которые покинули Россию из-за большевиков. Они до сих пор носят русские фамилии и даже русские имена, но родным языком для них уже является английский. Их родина – Австралия, эмигрантами себя они не считают и мало интересуются Россией.

Больше всего тех, кто имеет русские корни, в настоящее время проживает в Германии – около 3,7 млн. человек, в США – 3 млн., во Франции – 500 тыс., в Аргентине – 300 тыс., в Австралии – 67 тыс. Здесь перемешались несколько волн эмиграции из России. Но, как показали опросы, потомки первой волны эмигрантов в наименьшей степени ощущают связь с родиной своих предков.

Революционные события 1917 года и последующая за ними гражданская война стали катастрофой для большой части российских граждан, вынужденных покинуть Родину и оказаться за её пределами. Был нарушен вековой уклад жизни, рвались родственные связи. Белая эмиграция - это трагедия в Самое страшное было то, что многие так и не осознали, как могло случиться такое. Только надежда вернуться на Родину давала силы жить дальше.

Этапы эмиграции

Первые эмигранты, более дальновидные и состоятельные, стали покидать Россию уже в начале 1917 года. Они смогли неплохо устроиться, имея средства на оформление различных документов, разрешений, выбрав удобное место жительства. Уже к 1919 году белая эмиграция представляла собой массовый характер, всё более напоминающий бегство.

Историками её принято делить на несколько этапов. Начало первого связывают с эвакуацией в 1920 году из Новороссийска Вооружённых сил Юга России вместе с её Генеральным штабом под командованием А. И. Деникина. Второй этап - эвакуация армии под командованием барона П. Н. Врангеля, уходившей из Крыма. Заключительный третий этап - поражение от большевиков и позорное бегство войск адмирала В. В. Колчака в 1921 году с территории Дальнего Востока. Общее количество русских эмигрантов составляет от 1,4 до 2 миллионов человек.

Состав эмиграции

Большую часть от общего количества граждан покинувших Родину составляла военная эмиграция. Это были в основном офицеры, казаки. Только в первую волну покинуло Россию по приблизительным подсчётам 250 тысяч человек. Они надеялись скоро вернуться, уезжали ненадолго, а получилось, что навсегда. Во вторую волну попали офицеры, спасающиеся от большевистского преследования, которые так же надеялись на скорое возвращение. Именно военные составили костяк белой эмиграции в Европе.

Так же эмигрантами стали:

• военнопленные первой мировой, находившиеся на территории Европы;
• работники посольств и различных представительств Российской империи, не пожелавшие поступить на службу к правительству большевиков;
• дворяне;
• государственные служащие;
• представители бизнеса, духовенства, интеллигенции, прочие жители России не признавшие власть Советов.

Большинство из них покидали страну целыми семьями.

Первоначально принявшими на себя основной поток русской эмиграции, были сопредельные государства: Турция, Китай, Румыния, Финляндия, Польша, страны Прибалтики. Они были не готовы к приёму такой массы людей, большая часть которых была вооружена. Впервые в мировой истории наблюдалась невиданное событие - эмиграция страны.

Большая часть эмигрантов, не воевала против Это были напуганные революцией люди. Осознавая это, Советским правительством 3 ноября 1921 года была объявлена амнистия рядовому составу белогвардейцев. К тем, кто не воевал, у Советов не было никаких претензий. На Родину вернулось более 800 тысяч человек.

Русская военная эмиграция

Армию Врангеля эвакуировали на 130 судах различных типов, как военных, так и гражданских. Всего было вывезено в Константинополь 150 тысяч человек. Суда с людьми две недели стояли на рейде. Только после длительных переговоров с французским оккупационным командованием, было принято решение о размещении людей в трёх военных лагерях. Так закончилась эвакуация Русской армии с европейской части России.

Основным местом нахождения эвакуированных военных был определён лагерь возле Галлиполи, которое находится на северном берегу пролива Дарданеллы. Здесь расположили 1-й армейский корпус под командованием генерала А. Кутепова.

В двух других лагерях, находящихся Чалатадже, недалеко от Константинополя и на острове Лемнос, разместили донских и кубанских. К концу 1920 года в списки Регистрационного бюро было внесено 190 тысяч человек, из которых военные составляли 60 тыс., гражданские лица - 130 тыс.

Галлиполийское сидение

Самый известный лагерь для эвакуированного из Крыма 1-го армейского корпуса А. Кутепова находился в Галлиполи. Всего здесь разместили свыше 25 тысяч военных, 362 чиновника и 142 врача и санитаров. Кроме них в лагере находились 1444 женщины, 244 ребёнка и 90 воспитанников - мальчиков от 10 до 12 лет.

Галлиполийское сидение вошло в историю России начала 20 века. Условия проживания были ужасные. Офицеры и солдаты армии, а также женщины и дети были размещены в старых бараках. Эти строения совсем были непригодны для зимнего проживания. Начались болезни, которые ослабленные, полураздетые люди переносили с трудом. За первые месяцы проживания умерло 250 человек.

Кроме физических страданий люди испытывали душевные муки. Офицеры, водившие в бой полки, командовавшие батареями, солдаты, прошедшие Первую мировую войну, находились в унизительном положении беженцев на чужих, пустынных берегах. Не имея нормальной одежды, оставшись без средств к существованию, не зная языка, и не имея другой профессии, кроме военной, они чувствовали себя беспризорниками.

Благодаря генералу белой армии А. Кутепову, не пошла дальнейшая деморализация людей, попавших в невыносимые условия. Он понимал, что только дисциплина, ежедневная занятость его подчинённых сможет уберечь их от морального разложения. Началась военная подготовка, проводились парады. Выправка и внешний вид русских военных всё больше удивлял французские делегации, посещавшие лагерь.

Проводились концерты, соревнования, выпускались газеты. Были организованы военные училища, в которых обучались 1400 юнкеров, работала школа фехтования, театральная студия, два театра, хореографические кружки, гимназия, детский сад и многое другое. Проводили службы 8 храмов. Для нарушителей дисциплины работали 3 гауптвахты. Местное население с сочувствием относилось к русским.

В августе 1921 года начался вывоз эмигрантов в Сербию и Болгарию. Он продолжался до декабря. Оставшихся военных разместили в городе. Последние «галлиполийские сидельцы» были перевезены в 1923 году. У местного населения остались самые тёплые воспоминания о русских военных.

Создание «Русского общевоинского союза»

Унизительное положение, в котором находилась белая эмиграция, в частности боеспособная армия, состоящая практически из офицеров, не могли оставить равнодушным командование. Все усилия барона Врангеля и его штаба были направлены на сохранения армии, как боевой единицы. Перед ними стояли три основные задачи:

• Добиться от союзной Антанты материальной помощи.
• Не допустить разоружения армии.
• В самый короткий срок провести её реорганизацию, усилить дисциплину и укрепить боевой дух.

Весной 1921 года он обращается к правительствам славянских государств - Югославии и Болгарии с просьбой разрешить размещение армии на их территории. На что был получен положительный ответ с обещанием содержания за счёт казны, с выплатой офицерам небольшого жалованья и пайка, с предоставлением подрядов на работы. В августе начался вывоз военных из Турции.

1 сентября 1924 года произошло важное событие в истории белой эмиграции - Врангель подписал приказ о создании «Русского общевоинского союза» (РОВС). Его назначение было объединить и сплотить все части, военные общества и союзы. Что и было выполнено.

Он, как председатель союза, стал главнокомандующим, руководство РОВС принял на себя его штаб. Это была эмигрантская организация ставшая преемницей Русской Главной задачей Врангель ставил сохранение старых военных кадров и воспитание новых. Но, как не печально, именно из этих кадров во время второй мировой войны был сформирован Русский корпус, сражавшийся против партизан Тито и Советской армии.

Русское казачество в эмиграции

Из Турции на Балканы были вывезены так же и казаки. Они селились, как в России - станицами, во главе которых находились станичные правления с атаманами. Был создан «Объединённый совет Дона, Кубани и Терека», а также «Казачий Союз», которым были подчинены все станицы. Казаки вели привычный образ жизни, работали на земле, но не чувствовали себя настоящими казаками - опорой царя и Отечества.

Ностальгия по родной земле - тучным чернозёмам Кубани и Дона, по оставленным семьям, привычному укладу жизни, не давала покоя. Поэтому многие стали уходить в поисках лучшей доли или возвращаться на Родину. Оставались те, кому не было прощения на Родине за творимые зверские расправы, за яростное сопротивление большевикам.

Большая часть станиц находилась в Югославии. Знаменитой и первоначально многочисленной была Белградская станица. В ней проживали разные казаки, и она носила имя атамана П. Краснова. Основана была после возвращения из Турции, и проживало здесь свыше 200 человек. К началу 30-х годов в ней осталось жить лишь 80 человек. Постепенно станицы в Югославии и Болгарии вошли в РОВС, под командование атамана Маркова.

Европа и белая эмиграция

Основная масса русских эмигрантов бежала в Европу. Как говорилось выше, странами, принявшими основной поток беженцев были: Франция, Турция, Болгария, Югославия, Чехословакия, Латвия, Греция. После закрытия лагерей в Турции, основная масса эмигрантов сосредоточилась во Франции, Германии, Болгарии и Югославии - центре эмиграции белой гвардии. Эти страны традиционно были связаны с Россией.

Центрами эмиграции стали Париж, Берлин, Белград и София. Это произошло отчасти из-за того, что необходима была рабочая сила для восстановления стран, принимавших участие в Первой мировой войне. Русских в Париже было более 200 тысяч. На втором месте был Берлин. Но жизнь вносила свои коррективы. Многие эмигранты покинули Германию и перебрались в другие страны, в частности в соседнюю Чехословакию, из-за событий, происходящих в этой стране. После экономического кризиса 1925 года из 200 тысяч русских, в Берлине осталось всего 30 тыс., это число значительно сократилось из-за прихода к власти нацистов.

Вместо Берлина центром русской эмиграции стала Прага. Важное место в жизни русских сообществ за рубежом играл Париж, куда стекалась интеллигенция, так называемая элита и разных мастей политические деятели. Это в основном были эмигранты первой волны, а также казаки войска Донского. С началом Второй мировой войны большая часть европейской эмиграции перебралась в Новый свет - США и страны Латинской Америки.

Русские в Китае

До Великой Октябрьской Социалистической революции в России Маньчжурия считалась её колонией, и здесь проживали русские граждане. Их количество составляло 220 тысяч человек. Они обладали статусом экстерриториальности, то есть оставались гражданами России и подпадали под действие её законов. По мере продвижения Красной армии на Восток, поток беженцев в Китай увеличивался, и все они устремились в Маньчжурию, где русские составляли большинство населения.

Если в Европе жизнь была близка и понятна русским, то жизнь в Китае, с его характерным укладом жизни, со специфическими традициями, была далека от понимания и восприятия европейского человека. Поэтому путь русского, попавшего в Китай, лежал в Харбин. К 1920 году количество граждан покинувших Россию здесь составляло более 288 тысяч. Эмиграцию в Китай, Корею, на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) тоже принято делить на три потока:

• Первый, падение Омской Директории в начале 1920 года.
• Второй, разгром армии атамана Семенова в ноябре 1920 года.
• Третий, установление Советской власти в Приморье в конце 1922 года.

Китай, в отличие от стран Антанты, не был связан с царской Россией никакими военными договорами, поэтому, например, остатки армии атамана Семенова, перешедших границу, первым делом разоружили и лишили свободы передвижения и выхода за пределы страны, то есть интернировали в Цицкарских лагерях. После этого переместили в Приморье, в район Гродеково. Нарушителей границы, в ряде случаев, депортировали обратно в Россию.

Общее количество русских беженцев в Китае насчитывалось до 400 тысяч человек. Отмена статуса экстерриториальности в Маньчжурии, в одночасье, превратила тысячи русских в простых мигрантов. Тем не менее, люди продолжали жить. В Харбине открыли университет, семинарию, 6 институтов, которые действуют и поныне. Но русское население всеми силами пыталось покинуть Китай. Более 100 тысяч вернулись в Россию, большие потоки беженцев устремились в Австралию, Новую Зеландию, страны Южной и Северной Америки.

Политические интриги

История России начала 20 века полна трагизма и невероятных потрясений. Более двух миллионов людей оказались за пределами Родины. В большинстве своём это был цвет нации, который не смог понять собственный народ. Генерал Врангель, сделал немало для своих подчинённых вне Родины. Он сумел сохранить боеспособную армию, организовал военные училища. Но он не сумел понять, что армия без народа, без солдата - это не армия. Нельзя воевать с собственной страной.

Между тем, вокруг армии Врангеля разгорелась нешуточная компания, преследовавшая цель вовлечь её в политическую борьбу. На руководство белого движения с одной стороны давили левые либералы во главе с П. Милюковым и А. Керенским. С другой стороны - правые монархисты во главе с Н. Марковым.

Левые полностью потерпели поражение в привлечении генерала на свою сторону и отомстили ему тем, что стали вносить раскол в белое движение, отсекая казачество от армии. Обладая достаточным опытом в «подковёрных играх», они, используя средства массовой информации, сумели убедить правительства стран, где находились эмигранты о прекращении финансирования Белой армии. Также они добились передачи им права распоряжаться активами Российской империи за границей.

Это печально отразилось на Белой армии. Правительства Болгарии и Югославии, в силу экономических причин, задерживали оплату подрядов на выполняемые офицерами работы, что оставило их без средств к существованию. Генерал издаёт Приказ, в котором переводит армию на самообеспечение и разрешает союзам и крупным группам военнослужащих самостоятельно заключать контракты с отчислением части заработка в РОВС.

Белое движение и монархизм

Осознавая, что большинство офицеров постигло разочарование в монархии вследствие поражения на фронтах гражданской войны, генерал Врангель принял решение о привлечении на сторону армии внука Николая I. Великий князь Николай Николаевич пользовался среди эмигрантов большим уважением и влиянием. Он глубоко разделял взгляды генерала на Белое движение и не вовлечение армии в политические игры и согласился на его предложение. 14 ноября 1924 года Великий князь в своём письме даёт согласие на руководство Белой армией.

Положение эмигрантов

Советская Россия 15.12.1921 г. принимает Декрет, в котором большая часть эмигрантов лишились российского гражданства. Оставаясь за границей, они оказались апатридами - лицами без гражданства, лишёнными определённых гражданских и политических прав. Их права защищали консульства и посольства царской России, продолжавшие работать на территории других государств до тех пор, пока Советская Россия не была признана на международной арене. С того момента защитить их стало некому.

На помощь пришла Лига наций. На Совете Лиги создана должность Верховного комиссара по делам русских беженцев. Её занял Ф. Нансен, при котором в 1922 году эмигрантам из России начали выдавать паспорта, которые стали называли нансеновскими. С этими документами дети некоторых эмигрантов прожили до XXI века и смогли получить гражданство РФ.

Жизнь эмигрантов была нелёгкой. Многие опустились, не выдержав трудных испытаний. Но большая часть, сохранив память о России, строила новую жизнь. Люди учились жить по новому, работали, растили детей, верили в Бога и надеялись, что когда-нибудь вернутся на родину.

Только в 1933 году 12 стран подписали Конвенцию юридических прав русских и армянских беженцев. Их приравняли в основных правах с местными жителями государств, подписавших Конвенцию. Они могли свободно въезжать и выезжать из страны, получать социальную помощь, работу и многое другое. Это дало возможность многим русским эмигрантам перебраться в Америку.

Русская эмиграция и вторая Мировая война

Поражение в гражданской войне, лишения и невзгоды в эмиграции, наложили свой отпечаток в сознании людей. Понятно, что к Советской России они нежных чувств не питали, видели в ней непримиримого врага. Поэтому многие возлагали свои надежды на гитлеровскую Германию, которая откроет им путь домой. Но были и те, кто видел в Германии ярого врага. Они жили любовью и симпатиями к своей далёкой России.

Начало войны и последующее вторжение гитлеровских войск на территорию СССР разделило эмигрантский мир на две части. Причём, как считают многие исследователи неравные. Большинство встретило агрессию Германии против России восторженно. Офицеры Белой гвардии служили в Русском корпусе, РОА, дивизии «Руссланд», второй раз направив оружие против своего народа.

Многие русские эмигранты вступили в движение «Сопротивление» и отчаянно боролись с фашистами на оккупированных территориях Европы, считая, что этим они помогают своей далёкой Родине. Погибали, умирали в концлагерях, но не сдавались, верили в Россию. Для нас они навечно останутся героями.

До Катастрофы 1917 года, официальное имя России было «Всероссийская Империя». В ее конституции (Основных Законах) также употреблялось наименование «Государство Российское». Это было многонациональное государство, со многими вероисповеданиями, обладавшее гибкими конституционными формами, допускавшими разнообразные конфедеративные отношения (например, с Финляндией, с частью Польши и т.д.), и даже княжества с собственными монархами, как, например, в случае хана Нахичеванского.

Этот многонациональный характер отражался также в имперских паспортах, каковые не только аккредитировали имперское гражданство, общее для всех жителей России, но также национальность и вероисповедание каждого гражданина, в согласии с его волеизъявлением. Между гражданами Российской Империи были подданные нерусских и даже неславянских национальностей, которые в паспортах значились русскими, по их собственному желанию.

Вследствие этого, в данной справке наименование «русский» употребляется в самом широком понимании этого слова: русскими именуются все русские граждане, которые так себя называли сами, даже если у них было иное этническое происхождение. Русская культура и русское государство не признавали национальной и расовой дискриминации, ибо по своему духу были имперскими, сиречь антирасистскими. Также необходимо иметь в виду, что до конституционных реформ де-факто, произведенных коммунистической диктатурой, наименование «русский» применялось де-юре и де-факто безразлично к великороссам, украинцам (малороссам) и белорусам. Великий русский ученый Менделеев отмечает этот критерий в его анализе результатов имперской переписи 1897 года.

Русская эмиграция, возникшая в результате пятилетней гражданской войны (1917 - 1922), численно достигавшая трех миллионов человек, всегда употребляла именно такой критерий. Кроме того, эта эмиграция состояла не только из членов вышеотмеченных трех групп восточных славян, но также из лиц, принадлежавших к различным меньшинствам Российской Империи, что не было препятствием для их собственного самоопределения в качестве «русских эмигрантов». В этой статье применяются эти самые критерии, без учета разных переименований и переклассификаций коммунистической диктатуры, часто употребляемых и до настоящего времени. Согласно таким коммунистическим критериям, Ленина, Сталина и большинство революционных главарей никак нельзя именовать русскими.

Происхождение Русской Белой эмиграции

Основным ядром Русской Белой эмиграции были русские воины. Эта эмиграция возникла де-факто, как последствие почти пятилетней Русской гражданской войны (1917 - 1922), и де-юре, как последствие ленинского указа, незаконно и бесчеловечно лишившего, без суда, гражданства всех русских, оказавшихся заграницей, в результате этой гражданской войны. Этот незаконный и бесчеловечный указ до сих пор никем не был отменен, несмотря на то, что породивший его режим давно бесславно провалился, не достигнув ни одной из двух своих целей, ради которых он якобы возник: мировой пролетарской революции и построения социализма в одной стране.

После государственного путча, произведенного в 1917 году Лениным со своей командой (прибывшими через воевавшую с Россией Кайзеровскую Германию, руководством каковой они финансировались), в России возникла гражданская война, длившаяся 5 лет, в результате каковой (и в результате вызванного революцией расчленения Российской Империи) возникла русская Белая политическая эмиграция, или просто Русская эмиграция. Этот колоссальный человеческий контингент имел, главным образом, два происхождения: эвакуировавшиеся с Белыми армиями из портов юга России в 1920 году и из Владивостока в 1922 году.

Русские граждане, оказавшиеся за рубежами нового советского государства, провозглашенного де-факто Лениным, проживавших на приграничных территориях, отколотых коммунистической катастрофой от России, и включенных в новосозданные независимые государства (Финляндия, Польша и Прибалтийские страны). Кроме того, несколько сотен тысяч жителей на территории русской "Китайской Восточной Железной Дороги", со столицей в Харбине, в Манчжурии, ликвидированной Сталиным и отданной им Китаю в 1945 году.

Центральное ядро первой группы состояло из чинов Белой армии, под конец гражданской войны на юге России именовавшейся Русской армией, под верховным командованием генерал-лейтенанта П.Н.Врангеля. Эта армия эвакуировалась в ноябре 1920 года из Крыма на 130 кораблях. Более 150 тысяч лиц, военных и гражданских, были эвакуированы, главным образом, в Галлиполи, на юге от Константинополя, и на остров Лемнос. В составе Русской армии находилось несколько русских Кадетских корпусов и два русских Военных училища. Французские военные власти в Константинополе реквизировали у Русской армии 45 тысяч винтовок, 350 пулеметов, 12 миллионов патронов, 58 тысяч пар сапог.

Русский военно-морской флот направился во французскую морскую базу в Бизерте, в Африке, под русским военным флагом Святого Андрея, незаконно отмененным в России коммунистическими путчистами в январе 1918 года, которые заменили этот русский государственный флаг красным флагом немецких социалистических партий. Андреевский флаг Русского флота был временно спущен в Бизерте 16 октября 1924 года, при демобилизации флота, и был снова поднят на военных кораблях России после падения коммунизма. Однако, вся русская национальная и государственная символика с тех пор бесперебойно полностью сохранялась в Русской Эмиграции, в её школах и её организациях.

Вместе с войсками эвакуировались многие гражданские лица, большей частью из интеллигенции, включая академиков и профессоров, около 30 архиереев и тысячи священников.

В 1922 году к ним присоединилось около 150 представителей высшей культуры России (философы, мыслители, ученые, писатели и поэты), незаконно изгнанные со своей родины и депортированные в Западную Европу без никакого суда ни приговора, по личному приказу Ленина, утверждавшего, что коммунистическое государство «не нуждается ни в философах, ни в математиках», ибо оно может быть управляемо «любой кухаркой».

Вся эта колоссальная масса людей обоих полов, включая стариков и детей, была незаконно лишена своего российского гражданства советской властью, без какого бы то ни было судебного решения, указом коммунистической интернациональной тирании от 15 декабря 1921 года.

Таким образом, в мире возникла группа численностью приблизительно в 3 миллиона русских эмигрантов и беженцев, оказавшихся незаконно лишенными своего гражданства. Это обстоятельство вынудило управляющего делами беженцев Лиги Наций, лауреата Нобелевской премии Фритьофа Нансена, создать в 1924 году специальный паспорт, затем прозванный «Нансеновским паспортом», с помощью какового подтверждалось «бесподданство» русских белых эмигрантов. (Федор Шаляпин сказал по этому поводу: «Меня, русского гражданина, лишили русского гражданства, но я стал гражданином мира».)

Посткоммунистические правительства, возникшие после коллапса и развала коммунистического государства, потеряли возможность исправить это несправедливое беззаконие и грубое нарушение права и человеческих прав, при жизни их последних жертв, путем аннулирования акта от 15 декабря 1921 года. Десять лет тому назад еще были живы некоторые жертвы этого злодеяния, но сегодня уже практически никто из них больше не остался в живых. Таким образом, остается только лишь возможность посмертного восстановления их прав и прав их наследников.

Вклад Русской эмиграции в мировую культуру

Невозможно перечислить даже частично в короткой статье имена самых известных русских белоэмигрантов, рассеянных по всему миру, но главным образом в Европе и в США, сделавших значительные вклады в мировую культуру. Лишь в качестве примера можно указать некоторых из них.

Философы: Николай Бердяев, Сергей Булгаков, Борис Вышеславцев, Владимир Вейдле, Иван Ильин, Николай Лосский, Федор Степун, Василий Зенковский, Симон Франк.

Нобелевские лауреаты: Иван Бунин (Лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 года), В. Леонтьев, Илья Пригожин.

Композиторы: Игорь Стравинский, Сергей Прокофьев, Александр Глазунов и Сергей Рахманинов.

Писатели: Марк Алданов, Владимир Волков, Зинаида Гиппиус, Александр Куприн, Димитрий Мережковский, Владимир Набоков, Анри Труайя, Иван Шмелев.

Ученые: Социолог Питирим Сорокин («отец северо-американской социологии»), историк М. Ростовцев (чей труд «Рим» был издан в переводе на испанский язык в Буэнос-Айресе в 1968 году, издательством Буэнос-Айресского государственного университета), Татьяна Проскурякова, расшифровавшая письмена майя, астроном Н. Стойко, отец аэродинамики Р. Рябушинский, изобретатель геликоптера (вертолета) и авиоконструктор Игорь Сикорский, изобретатель телевидения В. Зворыкин, изобретатель высококачественной нефти В. Ипатьев.

Оперные певцы: Федор Шаляпин, Николай Гедда, Игорь Маркевич.

Хореографы: Баланчин, Сергей Дягилев, полковник де Базиль, Матильда Кшесинская, Сергей Лифарь, Нижинский, Анна Павлова.

Артисты и кинорежиссеры: Жак Тати (Татищев), Роже Вадим, Марина Влади (Полякова), Одиль Версуа (Полякова), Саша Дистель.

Русская диаспора (рассеяние) в мире

Согласно некоторым исследованиям, общее количество русских в Изгнании в 20-е годы прошлого века приближалось к числу трех миллионов человек, составлявших русскую диаспору. Из этих трех миллионов изгнанных, один миллион можно считать активными политическими белыми эмигрантами, в узком смысле этого слова, в то время как остальные два миллиона можно считать политическими беженцами.

Всю эту трехмиллионную русскую диаспору было принято обобщать под одним общим названием «русской Белой эмиграции». Однако, сегодня такое обобщение неуместно, ибо сегодня в русской диаспоре оказались большие контингенты лиц, не имеющие ничего общего с гражданской войной и зачастую вообще не являющиеся политическими эмигрантами.

Вместе с семью миллионами русских, проживавших тогда на приграничных территориях, после Катастрофы оказавшихся за рубежом государственных границ России, эта диаспора образовывала «Зарубежную Русь», в состав каковой, в итоге, тогда входило около 10 миллионов человек. Сегодня, после второго тура расчленений России, эта Зарубежная Русь сильно увеличилась.

Поначалу большинство изгнанников осело в Югославии, Болгарии, Чехословакии, Германии и Франции. В 1922 - 1923 годы количество русских эмигрантов в Германии достигало цифры в 600 тысяч человек, из них только в Берлине 360.000. По данным немецкой статистики, в Германии в эти годы издавалось больше книг на русском языке, чем на немецком.

Русская диаспора в Аргентине: три иммиграции и одна Эмиграция

В Аргентину до сих пор прибыло пять иммиграционных волн из России, начиная с конца XIX века. Из них, только последние три входят в русскую диаспору (рассеяние).

Первыми иммигрантами (то есть переселенцами) из России в Аргентину были русские немцы с Волги. После введения в 1874 году в России всеобщей воинской повинности, некоторые группы волжских немцев решили переселиться в Аргентину, пользуясь её новым иммиграционным законом от 1876 года. (Тогда в Аргентине еще не было всеобщей воинской повинности, введенной в начале 20-го века, и отмененной президентом Менемом в середине 90-ых годов). К 1910 году в Аргентине проживало около 45.000 русских немцев.

Приблизительно с 1890 года в Аргентину стали переселяться евреи, из западных областей Российской Империи. Это была вторая волна иммигрантов в Аргентину из России. В 1891 году в Лондоне было основано бароном Хиршом Общество для помощи еврейской колонизации. К 1914 году в Аргентине проживало около 100.000 евреев из России.

Третьей волной иммигрантов из России в Аргентину были временные сезонные работники, главным образом крестьяне из западных губерний России, в начале 20-го века, которые затем застряли в Аргентине, в результате Первой Мировой войны и Катастрофы 1917 года.

Затем, после первого расчленения коммунистами России, в Аргентину прибыли в начале 20-ых годов тысячи переселенцев из тех западный частей Белоруссии и Украины, которые были отданы Ленниным Польше. Это была четвертая волна.

Пятая волна иммигрантов в Аргентину из России возникла после второго расчленения коммунистами России, в начале девяностых годов. Это так называемые «новоприезжие».

Всех этих экономических и бытовых иммигрантов нельзя ни путать, ни смешивать с русскими политическими белыми эмигрантами.

Русские политические Белые эмигранты в Аргентине

Согласно исследованию Митрополита Санкт-Петербургского Иоанна, опубликованного в 1993 году, в двадцатых годах прошлого столетия в Южную Америку прибыло около 3.000 русских эмигрантов. Трудно установить, сколько из них попало в Аргентину, но можно предполагать, на основании некоторых свидетельств, что менее тысячи. К.Парчевский в своей книге "В Парагвай и Аргентину" (Париж, 1937 г.) свидетельствует, что в 1930-х годах в Буэнос-Айресе жило около 500 русских белых эмигрантов.

В начале 30-х годов прошлого века в Парагвай прибыло несколько сотен русских белых военных, сотрудничавших с Парагвайской армией во время войны с Боливией. Некоторые из них достигли важных постов, и им были признаны их военные чины. Такая роль русских в Парагвае имела одним из последствий тот исключительный факт, что Парагвай никогда не признал коммунистическую диктатуру в России её законной властью.

После Второй Мировой войны начался второй великий исход, этот раз в страны Америки. Первая страна, пригласившая к себе русских белых эмигрантов после войны, была Аргентина. Президент Республики, генерал Перон лично издал приказ в 1948 году о приеме 10.000 русских, независимо от их возраста и семейного положения. Однако, в Аргентину прибыло от 5.000 до 7.000. Среди прибывших в 1948 - 1951 годы были не только эмигранты, проживавшие до войны в странах Западной Европы, но также и значительное число бывших советских военнопленных в Германии, не пожелавших вернуться в продолжавшую находиться под коммунизмом Россию, и включившихся в белую эмиграцию.

Среди этой волны прибыло более десяти священнослужителей Русской Православной Церкви, как из ее Зарубежной части, так и из России, в том числе и члены Катакомбной Церкви и бывшие узники концлагерей на Соловках. Также прибыло несколько сотен военных. В Аргентине жили и скончались восемь русских генералов, несколько десятков полковников, около двадцати пажей Его Императорского Величества, около сорока Георгиевских Кавалеров и более двадцати офицеров Русского Императорского Флота. Также прибыло около 250 кадет Императорских и Зарубежных Кадетских Корпусов.

Русская диаспора и русская эмиграция в XXI веке

Сегодня, в процессе реализации долгосрочных планов, неумолимо развивающихся после Катастрофы 1917 года, русская диаспора и Зарубежная Русь сильно увеличились. Одновременно, Русская Белая эмиграция сильно сократилась. Её первое поколение скончалось, за единичными исключениями, но её второе, третье и даже четвертое поколение частично продолжают причислять себя к Русской Белой эмиграции. Почти все они принадлежат к русскому рассеянию и к Русской Православной Церкви Заграницей. Однако, несмотря на сильное численное сокращение, Русская Белая Эмиграция политически продолжает существовать, в первую очередь по той простой причине, что в России до сих пор всё еще не была аннулирована псевдоюридическая причина её существования: ленинские незаконные акты изгнания и лишения гражданства миллионов русских людей.

После краха других тоталитарных режимов прошлого века, их политическим эмиграциям были не только немедленно возвращены все их права, незаконно у них отнятые, но они, кроме того, были снова приняты в лоно своих отечеств с почетом. Так они стали снова подлинными соотечественниками.

Предисловие

Эмиграция в истории человечества явление не новое. Масштабные события внутренней и внешнеполитической истории цивилизационного характера всегда сопровождаются миграционными и эмиграционными процессами. Например, открытие Америки было связано с мощной эмиграцией в страны Нового Света европейцев из Великобритании, Испании, Португалии и других стран; колониальные войны XVIII-XX веков сопровождались переселением англичан, французов в Северную Америку. Французская революция XVIII века, казнь Людовика XVI вызвали аристократическую эмиграцию из Франции. Все эти вопросы уже были освещены в предшествующих томах "Истории человечества".

Эмиграция - всегда конкретно-историческое явление, окрашенное породившей ее эпохой, зависимое от социального состава эмигрантов, соответственно - от их образа мыслей, условий, принявших эту эмиграцию, и от характера соприкосновения с местной средой.

Мотивы эмиграции были различны - от желания улучшить свое материальное положение до политической непримиримости с господствующей властью.

В силу этих особенностей та или иная эмигрантская общность или диаспора приобретает свои индивидуальные черты, характерные для нее.

Одновременно с этим сама природа эмиграции, ее сущность определяет общие особенности, свойственные феномену эмиграции.

Отъезд из родной страны в разной степени, но всегда связан с раздумьями, с сожалением, с ностальгией. Чувство потери Родины, почвы под ногами, ощущение уходящей привычной жизни, ее защищенности и благоустроенности неизбежно рождает настороженность в восприятии нового мира и нередко пессимистический взгляд на свое будущее. Эти эмоционально-психологические свойства присущи большинству эмигрантов, за исключением тех немногих, кто в эмиграции прагматично создает свой бизнес, свое дело или свое политическое поле.

Важной общей особенностью эмиграции разных времен, проявленной также по-разному, является сам факт культурного взаимодействия, интеграция историко-культурных процессов, присущих отдельным народам и странам. Соприкосновение с другой культурой, с другой ментальностью и образом мышления накладывает отпечаток на взаимодействующие стороны - на культуру, несомую эмигрантами, и на культуру страны, где они осели. <...>

В России миграция населения практически не прекращалась. В XVI-XVIII веках имели место как отъезд из России, так и приток в нее иностранцев. Начиная с 70-х годов XIX века тенденция преобладания выехавших из России над прибывавшими становится стабильной и долговременной. За период ХIХ - начала XX века (до 1917 года) Россию покинуло от 2,5 до 4,5 миллионов человек. Политические причины отъезда из России не были ведущими, таковыми они стали лишь после Октябрьской революции 1917 года.

Русская эмиграция постреволюционной поры - эмиграция особого рода, имеющая свои специфические черты. Эмигранты этого времени были людьми, вынужденно оказавшимися за пределами своей страны. Они не ставили перед собой меркантильных целей, не имели материальной заинтересованности. Сложившийся строй убеждений, утрата привычных условий жизни, неприятие революции и связанных с ней преобразований, экспроприация собственности и разруха определяли необходимость покинуть Россию. К этому добавлялись преследования новой властью инакомыслия, аресты, тюрьмы и, наконец, насильственная высылка из страны интеллигенции.

Данные об эмиграции в период гражданской войны и в 1920-1930-е годы разноречивы. По сведениям разных источников, за пределами России оказались от 2 до 2,5 миллионов человек.

Центры русской эмиграции 1920-1930-х годов в Европе

Эмигранты разместились в европейских странах. Центры эмиграции возникли в Париже, Берлине, Праге, Белграде, Софии. К ним примыкали и "малые" русские колонии, находящиеся в других городах Франции, Германии, Чехословакии, Югославии, Болгарии.

Та часть русских, которые после 1917 года находились в Латвии, Литве, Эстонии, Финляндии, Польше, Норвегии, Швеции и других странах, не составила столь организованных эмигрантских сообществ: политика правительств этих стран не была направлена на создание российских диаспор.

Однако существование устойчивых эмигрантских центров в Европе не остановило потока миграции русских. Поиски более благоприятных условий работы и бытовой благоустроенности заставляли многих из них переезжать из страны в страну. Поток миграции усиливался и по мере того, как гуманитарная деятельность тех или иных стран сокращалась в силу экономических трудностей и надвигающейся нацистской опасности. Многие русские эмигранты со временем оказались в США, Аргентине, Бразилии, Австралии. Но это относилось в основном к 1930-м годам.

В 1920-е годы европейские эмигрантские центры, как правило, находились на пике своей деятельности. Но как бы ни была успешна и благотворна эта деятельность, решить все эмигрантские проблемы было невозможно. Эмигранты должны были найти жилье, работу, обрести правовой статус, адаптироваться к местной среде. Бытовые и материальные трудности усугублялись ностальгическими настроениями и тоской по России.

Эмигрантское существование усугублялось и сложностями идейной жизни самой эмиграции. В ней не было единства, ее раздирали политические распри: монархисты, либералы, эсеры и другие политические партии оживили свою деятельность. Возникли новые течения: евразийство - об особом пути развития России с преобладанием восточных элементов; сменовеховство, движение малороссов, в которых ставились вопросы возможного примирения с советской властью.

Спорным являлся вопрос о путях освобождения России от большевистского режима (с помощью иностранной интервенции или путем внутренней эволюции советской власти), об условиях и способах возвращения в Россию, о допустимости контактов с ней, об отношении советской власти к потенциальным возвращенцам и так далее. <...>

Франция

Париж по традиции являлся мировым центром культуры и искусства. Преимущественное число русских эмигрантов - художников, писателей, поэтов, адвокатов и музыкантов - было сосредоточено в Париже. Это не означало, однако, что во Франции не было представителей других профессий. Военные, политики, чиновники, промышленники, казаки даже численно превосходили количество людей интеллигентских профессий.

Франция была открыта для русских эмигрантов. Она являлась единственной страной, признавшей правительство Врангеля (июль 1920 года), и брала под защиту русских беженцев. Стремление русских обосноваться во Франции поэтому было естественным. Этому способствовали и экономические причины. Людские потери Франции во время первой мировой войны были значительны - по разным данным, от 1,5 до 2,5 миллионов человек. Но отношение французского общества к русской эмиграции не было однозначным. Католические и протестантские, особенно богатые слои населения по политическим мотивам сочувственно относились к изгнанникам из большевистской России. Правые круги приветствовали появление во Франции главным образом представителей аристократического дворянства, офицерского корпуса. Левые партии и сочувствующие им осторожно и избирательно воспринимали россиян, отдавая предпочтение либерально и демократически настроенным выходцам из России.

По данным Красного Креста, до второй мировой войны во Франции проживало 175 тысяч русских.

География расселения русских эмигрантов во Франции была достаточно широка. Департамент Сены во главе с Парижем в 1920-1930-е годы включал от 52 до 63 процентов от общего числа эмигрантов из России. Выходцами из России были значительно заселены еще четыре департамента Франции - Мозель, Буш-дю-Рон, Альп-Маритим, Сены-Уазы. В пяти названных департаментах было сосредоточено более 80 процентов русских эмигрантов.

Департамент Сены-Уазы, расположенный недалеко от Парижа, департамент Буш-дю-Рон с центром в Марселе дали приют значительной части русской эмиграции, прибывшей из Константинополя и Галлиполи, среди которой были военные, казаки, мирные беженцы. В рабочих руках особенно нуждался промышленный департамент Мозель. Особое положение занимал департамент Альп-Маритим, еще до революции заселенный русской аристократией. Здесь были построены особняки, церковь, концертный зал, библиотека. В 1920-1930-е годы богатые жители этого департамента занимались благотворительной деятельностью среди своих соотечественников.

В этих департаментах возникли своеобразные очаги русской культуры, сохранявшие свои традиции и стереотипы поведения. Этому способствовало строительство православных церквей. Еще в царствование Александра II в 1861 году в Париже на рю Дарю был возведен первый православный храм. <...> В 1920-е годы количество православных церквей во Франции возросло до 30. Известная мать Мария (Е. Ю. Скобцова; 1891-1945), мученически погибшая в гитлеровском концлагере, основала в 1920-е годы общество "Православное дело".

Национальные и конфессиональные особенности русских определяли их известную этническую целостность, замкнутость и сложное отношение к западной моральности.

Организацией работы по обеспечению эмигрантов жилищем, материальной помощью, трудоустройством ведал Земско-Городской союз. Его возглавляли бывший председатель первого Временного правительства князь Г. Е. Львов, бывшие министры Временного правительства А. И. Коновалов (1875-1948), Н. Д. Авксентьев (1878-1943), бывший городской голова Москвы В. В. Руднев (1879-1940), ростовский адвокат В. Ф. Зеелер (1874-1954) и другие. "Комитет по делам русских беженцев" возглавлял В. А. Маклаков (1869-1957), бывший посол Временного правительства во Франции, с 1925 года до занятия немцами Парижа, когда был арестован гестапо и препровожден в тюрьму Шерш Миди.

Большую благотворительную помощь эмигрантам оказывал созданный в Париже "Красный Крест", имевший свою бесплатную амбулаторию, "Союз русских сестер милосердия".

В Париже в 1922 году был создан объединительный орган - Центральный Комитет по обеспечению высшего образования за рубежом. В него вошли Русский академический союз, Российский земско-городской комитет, Российское общество Красного Креста, Российский торгово-промышленный союз и другие. Эта централизация должна была обеспечить целенаправленный образовательный процесс во всей российской диаспоре в духе сохранения российских традиций, вероисповедания и культуры. В 1920-е годы эмигранты готовили кадры для будущей, освобожденной от советской власти России, куда они надеялись в скором времени вернуться.

Как и в других центрах эмиграции, в Париже были открыты школы, гимназия. Русские эмигранты имели возможность обучаться в высших учебных заведениях Франции.

Наиболее многочисленной из русских организаций в Париже был "Русский общевоинский союз" (РОВС), основанный генералом П. Н. Врангелем. РОВС объединял все военные силы эмиграции, организовывал военное образование и имел свои филиалы во многих странах.

Наиболее значительным из военных учебных заведений Парижа признавались Высшие военно-научные курсы, выполнявшие роль военной академии. Цель курсов, по словам их основателя, генерал-лейтенанта Н. Н. Головина (1875-1944), состояла в "создании необходимого звена, которое свяжет прежнюю русскую военную науку с военной наукой возрожденной России". Авторитет Н. Н. Головина как военного специалиста был необычайно высок в международных военных кругах. Для чтения лекций его приглашали в военные академии США, Великобритании, Франции. Он состоял ассоциированным членом Международного института социологии в Париже, преподавал в Сорбонне.

Военно-патриотическое и патриотическое образование осуществлялось и в скаутском, сокольском движении, центр которого также находился в Париже. Активно действовали "Национальная организация русских скаутов" во главе с основателем русского скаутизма О. И. Пантюховым, "Национальная организация русских витязей", "Казачий союз", "Русские соколы" и другие.

Возникло большое количество землячеств (петербургское, московское харьковское и другие), объединения лицеистов, полковых военных, казачьих станиц (кубанцев, терцев, донцов).

Многочисленным (1200 человек) был "Союз русских шоферов". Жизнь парижского шофера, типичного явления эмигрантской действительности, талантливо отражена в романе Гайто Газданова (1903-1971) "Ночные дороги". <...> За рулем автомобиля можно было встретить князей, генералов, офицеров, адвокатов, инженеров, купцов, писателей.

В Париже работали "Союз русских художников", "Союз русских адвокатов" во главе с известными петербургскими, московскими, киевскими присяжными поверенными Н. В. Тесленко, О. С. Трахтеревым, Б. А. Кистяковским,

В. Н. Новиковым и другими. "Союз бывших деятелей русского судебного ведомства" - Н. С. Таганцев, Е. М. Киселевский, П. А. Старицкий и другие.

В 1924 году был основан "Российский торгово-промышленный финансовый союз", в котором участвовали Н. X. Денисов, С. Г. Лианозов, Г. Л. Нобель. Во Франции работала "Федерация русских инженеров за границей", в которую входили П. Н. Финисов, В. П. Аршаулов, В. А. Кравцов и другие; "Общество русских химиков" во главе с А. А. Титовым.

"Объединение русских врачей за границей" (И. П. Алексинский, В. Л. Яковлев, А. О. Маршак) организовало в Париже "Русский госпиталь" во главе с известным московским профессором- медиком В. Н. Сиротининым.

Лицо Парижа как центра русской эмиграции было бы неполным без характеристики российской прессы. С начала 1920-х годов в Париже выходили две крупные ежедневные русские газеты: "Последние новости" и "Возрождение". Главная роль в формировании знаний о России и ее истории принадлежала "Последним новостям". Влияние газеты на складывание общественного мнения о России было определяющим. Так, заведующий иностранным отделом газеты М. Ю. Бенедиктов в 1930 году свидетельствовал: "Никто (коммунисты, конечно, не в счет) более не отождествляет большевиков с русским народом, никто не говорит об интервенции; никто не верит в социализм сталинских экспериментов; никого больше не вводит в заблуждение революционная фразеология коммунизма".

Характерно, что французы помогали "Последним новостям" финансами, наборной техникой, типографскими станками.

Информацией "Последних новостей" пользовались многие иностранные газеты, некоторые из них завели своих "русских сотрудников", которые имели постоянный контакт с редакцией газеты.

Германия

Русская колония в Германии, прежде всего в Берлине, имела свой облик и отличалась от других эмигрантских колоний. Основной поток беженцев устремился в Германию в 1919 году - здесь находились остатки белых армий, русские военнопленные и интернированные; в 1922 году Германия приютила высланную из России интеллигенцию. Для многих эмигрантов Германия являлась транзитным местом. По архивным данным, в Германии в 1919-1921 годах насчитывалось около 250 тысяч, а в 1922-1923 годах - 600 тысяч русских эмигрантов, из них до 360 тысяч человек - в Берлине. Небольшие русские колонии находились также в Мюнхене, Дрездене, Висбадене, Баден-Бадене.

Известный писатель-эмигрант <...> Р. Гуль (1896-1986) писал: "Берлин вспыхнул и быстро угас. Его активная эмигрантская жизнь продолжалась недолго, но ярко... К концу 20-х Берлин перестал быть столицей русского зарубежья".

Становлению российской диаспоры в Германии в начале 1920-х годов способствовали как экономические, так и политические причины. С одной стороны, относительное экономическое благополучие и низкие цены создавали условия для предпринимательства, с другой - установление дипломатических отношений между Германией и Советской Россией (Рапалло, 1922) стимулировало их экономические и культурные связи. Создавалась возможность взаимодействия эмигрантской и Советской России, что особенно проявлялось в создании крупного издательского комплекса за рубежом.

Берлин в силу этих причин являлся не только пристанищем эмигрантов, но и точкой соприкосновения с Советской Россией. У советских граждан появилась возможность с советским паспортом и визой ездить в Берлин в командировки, их основную массу составляли представители издательского дела. Русских в Берлине было так много, что известное издательство "Грибен" выпустило русский путеводитель по Берлину.

Известный писатель Андрей Белый, нашедший себе в начале 1920-х годов приют в Берлине, вспоминал, что район Берлина Шарлоттенбург русские называли Петерсбург, а немцы - Шарлоттенград: "В этой части Берлина встречаются вам все, кого не встречали вы годами, не говоря о знакомых; здесь "некто" встречал всю Москву и весь Питер недавнего времени, русский Париж, Прагу, даже Софию, Белград... Здесь русский дух: весь Русью пахнет!.. И изумляешься, изредка слыша немецкую речь: Как? Немцы? Что нужно им в "нашем городе?"

Жизнь русской колонии сосредоточилась в западной части города. Здесь "царили" русские, здесь у них было шесть банков, 87 издательств, три ежедневные газеты, 20 книжных лавок".

Известный немецкий славист, автор и редактор книги "Русские в Берлине 1918-33 гг. Встреча культур" Фриц Мирау писал, что взаимоотношения немцев и русских в Берлине были сложными, у русских с берлинцами было мало общего. Очевидно, они не признавали рационалистического отношения к жизни, характерного для немецкой нации, а после 1923 года многие уехали из Берлина.

Как и в других эмигрантских колониях, в Берлине были созданы многочисленные общественные, научные, профессиональные организации и союзы. Среди них "Общество помощи русским гражданам", "Российское общество Красного Креста", "Союз русских журналистов и литераторов", "Общество русских врачей", "Общество русских инженеров", "Союз русской присяжной адвокатуры", "Союз русских переводчиков в Германии", "Русский общевоинский союз", "Союз российских студентов в Германии", "Клуб писателей", "Дом искусств" и другие.

Главное, что отличало Берлин от других европейских эмигрантских колоний, была его издательская деятельность. Выходившие в Берлине газеты "Руль" и "Накануне" играли в эмиграции большую роль и ставились в ряд за парижскими "Последними новостями". Среди крупных издательств были: "Слово", "Геликон", "Скифы", "Петрополис", "Медный всадник", "Эпоха".

Многие издательства преследовали цель - не потерять связи с Россией.

Основатель журнала "Русская книга" (далее - "Новая русская книга"), доктор международного права, профессор Петербургского университета А. С. Ященко (1877-1934) писал: "По мере сил своих мы стремились создать... мост, соединяющий зарубежную и русскую печать". Эту же мысль проводил и журнал "Жизнь", издаваемый В. Б. Станкевичем, бывшим верховным комиссаром Ставки генерала Н. Н. Духонина. В журналах печатались и эмигранты, и советские писатели. Издательские связи с Советской Россией в то время поддерживали многие издательства.

Разумеется, тему сближения с Россией эмигранты воспринимали по-разному: одни с энтузиазмом, другие с осторожностью и недоверием. Вскоре, однако, стало очевидно, что идея единства русской культуры "поверх барьеров" была утопичной. В Советской России утверждалась жесткая цензурная политика, не допускающая свободы слова и инакомыслия и, как стало очевидно позднее, по отношению к эмигрантам имевшая во многом провокационный характер. Со стороны советских издательских органов не выполнялись финансовые обязательства, принимались меры к разорению эмигрантских издателей. Финансовый крах потерпели издательства Гржебина, "Петрополис" и другие.

Издательства, естественно, несли на себе отпечаток политических взглядов их создателей. В Берлине имелись правые и левые издательства - монархические, эсеровские социал-демократические и так далее. Так, издательство "Медный всадник" отдавало предпочтение публикациям монархического толка. При посредничестве герцога Г. Н. Лейхтенбергского, князя Ливена и Врангеля оно выпустило сборники "Белое дело", "Записки" Врангеля и так далее. Однако профессиональная работа издателей выходила за рамки их политических симпатий и пристрастий. В большом количестве публиковалась художественная литература, русская классика, мемуары, детские книги, учебники, труды эмигрантов - первое собрание сочинений И. А. Бунина, произведения З. Н. Гиппиус, В. Ф. Ходасевича, Н. А. Бердяева.

Художественное оформление и полиграфическое исполнение книг и журналов находились на высоком уровне. Мастера книжной графики М. В. Добужинский (1875-1957), Л. М Лисицкий (1890-1941), В. Н. Масютин, А. Э. Коган (?-1949) активно трудились в издательствах Берлина. По признанию современников, немецкие издатели высоко оценивали профессионализм своих русских коллег. <...>

Книжный ренессанс в Берлине длился недолго. С конца 1923 года в Германии была введена твердая валюта, сказывалась нехватка капиталов. <...> Многие эмигранты стали покидать Берлин. Начался, по выражению Р. Гуля, "исход русской интеллигенции... Берлин в конце 20-х - в смысле русскости - совершенно оскудел". Эмигранты уезжали во Францию, Бельгию, Чехословакию.

Чехословакия

Чехословакия занимала особое место в эмигрантской диаспоре. Интеллектуальным и научным центром эмиграции Прага стала не случайно.

Первые десятилетия XX века стали новым этапом в общественно-политической жизни Чехословакии. Президент Т. Масарик (1850-1937) формировал новое отношение Чехословакии к славянской проблеме и роли в ней России. Панславизм и русофильство как идеологическое обоснование политической жизни утрачивали свое значение. Масарик отрицал теократизм, монархизм и милитаризм как в Чехословакии, так и в России; он отвергал монархические, феодальные и клерикальные основы старой славянской общности под скипетром царской России.

Новое понимание основ славянской культуры Масарик связывал с созданием общеевропейской культуры, способной подняться над национальной ограниченностью до общечеловеческого уровня и не претендующей на расовую избранность и мировое господство. По словам Милюкова, Масарик "снял с России романтическое освещение старых панславистов и взглянул на русское настоящее и прошлое глазами европейца и демократа". Этот взгляд на Россию как на европейскую страну, отличающуюся от других европейских стран лишь уровнем развития, "разницей исторического возраста", был созвучен русским либералам-демократам. Мысль Масарика о том, что Россия - отсталая страна, но не чуждая Европе и страна будущего, разделяла демократически настроенная русская интеллигенция.

Общая направленность политических взглядов деятелей чехословацкого освобождения и русских либералов-демократов значительно способствовала благосклонному отношению чехословацкого правительства эмигрантам из большевистской России, которую все они не могли ни принять, ни признать.

В Чехословакии развертывалась так называемая "Русская акция" помощи эмиграции. "Русская акция" была грандиозным мероприятием как по содержанию, так и по масштабам своей деятельности. Это был уникальный опыт создания иностранного, в данном случае - русского научно-образовательного комплекса за рубежом.

Т. Масарик подчеркивал гуманитарный характер "Русской акции". <...> Он критически относился к Советской России, но надеялся на создание в будущем сильной демократической федеративной России. Цель "Русской акции" - помощь России во имя ее будущего. Кроме того, Масарик, учитывая срединное геополитическое положение Чехословакии - нового образования на карте Европы нового времени, - осознавал, что его страна нуждается в гарантиях и с Востока, и с Запада. Будущая демократическая Россия могла стать одним из таких гарантов.

В силу этих причин проблема русской эмиграции становилась составной частью политической жизни Чехословацкой республики.

Из 22 тысяч зарегистрированных в 1931 году в Чехословакии эмигрантов 8 тысяч были земледельцами или людьми, связанными с сельскохозяйственным трудом. Студенчество высших и средних специальных учебных заведений насчитывало около 7 тысяч человек. Интеллигентские профессии - 2 тысячи, общественные и политические деятели - 1 тысяча, писатели, журналисты, ученые и деятели искусства - 600 человек. В Чехословакии проживало около 1 тысячи русских детей школьного возраста, 300 детей дошкольного возраста, около 600 инвалидов. Наиболее крупными категориями эмигрантского населения являлись казаки-земледельцы, интеллигенция и студенчество. <...>

Основная масса эмигрантов устремлялась в Прагу, часть ее оседала в городе и в его окрестностях. Русские колонии возникли в Брно, Братиславе, Пльзене, Ужгороде и в ближайших областях.

В Чехословакии были созданы многочисленные организации, осуществляющие "Русскую акцию". <...> Прежде всего это был пражский Земгор ("Объединение земских и городских деятелей в Чехословакии"). Цель создания этого учреждения состояла в оказании всех видов помощи бывшим российским гражданам (материальной, юридической, медицинской и так далее). После 1927 года в связи с сокращением финансирования "Русской акции" возникла постоянно действующая структура - "Объединение русских эмигрантских организаций" (ОРЭО). Роль ОРЭО в качестве координирующего и объединяющего центра среди русской эмиграции усилилась в 1930-е годы после ликвидации Земгора.

Земгор изучал численность, условия жизни эмигрантов, помогал в поисках работы, в защите правовых интересов, оказывал медицинскую и материальную помощь. С этой целью Земгор организовывал для русских эмигрантов сельскохозяйственные школы, трудовые артели, ремесленные мастерские, земледельческие колонии, кооперации, открывал общежития, столовые и так далее. Главной финансовой основой Земгора были субсидии МИДа ЧСР. Ему помогали банки и другие финансовые организации. Благодаря этой политике в начале 1920-х годов в Чехословакии появились многочисленные специалисты из эмигрантов в различных областях сельского хозяйства и промышленности: огородники, садоводы, птицеводы, маслоделы, сыровары, плотники, столяры и квалифицированные рабочие других специальностей. Известны переплетные, сапожные, столярные, игрушечные мастерские в Праге, Брно. Популярность приобрели часовой магазин В. И. Маха, парфюмерные магазины, рестораны в Праге.

К концу 1920-х годов, когда в Чехословакии начался экономический кризис и образовался избыток рабочих рук, многие эмигранты были отправлены во Францию.

Земгор проводил огромную культурно-просветительскую работу с целью поддержания и сохранения связи русских эмигрантов с культурой, языком и традициями России. Одновременно ставилась задача повышения культурно-образовательного уровня беженцев. Организовывались лекции, доклады, экскурсии, выставки, библиотеки, читальни. Лекции охватывали широкий круг общественно-политических, исторических и литературно-художественных тем. Особый интерес вызывали доклады о современной России. Циклы лекций читались не только в Праге, но и в Брно, Ужгороде и других городах. Проводились систематические занятия и лекции по социологии, кооперации, русской общественной мысли, новейшей русской литературе, внешней политике, истории русской музыки и так далее.

Важным для чешско-русского взаимообмена была организация Земгором семинара по изучению Чехословакии: читались лекции о конституции и законодательстве ЧСР, об органах местного самоуправления.

Огромная работа проводилась Земгором и по организации высшего образования для эмигрантов в Чехословакии.

В 1930-е годы ОРЭО включало в свой состав большое число организаций: "Союз русских инженеров", "Союз врачей", студенческие и различные профессиональные организации, "Педагогическое бюро русской молодежи". Большую известность приобрела организованная для русских детей гимназия в Моравской Тшебове. Ею активно занималась А. И. Жекулина, бывшая в дореволюционной России крупным деятелем Союза земств и городов. По инициативе Жекулиной в эмиграции в 14 странах проводился "День русского ребенка". Собранные от этого мероприятия деньги расходовались на обеспечение детских организаций.

Эмигрантская колония в Чехословакии не без основания признавалась современниками одной из самых организованных и благоустроенных русских диаспор.

Югославия

Создание значительной русской диаспоры на территории Королевства сербов, хорватов и словенцев (с 1919 года - Югославия) имело свои исторические корни.

Общая христианская религия, постоянные русско-славянские отношения традиционно связывали Россию с южнославянскими странами. Пахомий Логофет, хорват Юрий Крижанич (около 1618-1683), сторонник идеи славянского единства, генералы и офицеры русской армии славянского происхождения М. А. Милорадович, Й. Хорват и другие сыграли свою роль в российской истории и оставили о себе благодарную память. Россия же постоянно помогала южным славянам в отстаивании их независимости.

Народы Югославии считали своим долгом помочь русским беженцам, которые не могли примириться с советской властью. К этому добавлялись и прагматические соображения. Страна нуждалась в научно-технических, медицинских и преподавательских кадрах. Для восстановления и развития молодого югославского государства нужны были экономисты, агрономы, лесоводы, химики, для защиты границ - военные.

Русским эмигрантам оказывал покровительство король Александр. С императорской Россией его роднили и политические симпатии, и родственные узы. Его родные тетки по матери Милица и Анастасия (дочери короля Черногории Николы I) были замужем за великими князьями Николаем Николаевичем и Петром Николаевичем. Сам Александр учился в России в Пажеском корпусе и затем в Императорском училище правоведения.

По данным Министерства иностранных дел, в 1923 году общее число русских эмигрантов в Югославии насчитывало около 45 тысяч человек.

В Югославию прибыли люди разных социальных слоев: военные, казаки, осевшие в сельскохозяйственных районах, представители многих гражданских специальностей; среди них были монархисты, республиканцы, либерал-демократы.

Три гавани Адриатического моря - Бакар, Дубровник и Котор - принимали беженцев из России. Перед расселением по стране учитывали их специальности <...> и направляли в те районы, где в них больше нуждались.

В портах беженцам вручались "Временные удостоверения на право жительства в Королевстве СХС" и по 400 динаров пособия на первый месяц; продовольственные комиссии выдавали паек, который состоял из хлеба, горячей мясной пищи два раза в день и кипятка. Женщины и дети получали дополнительное питание и снабжались одеждой и одеялами. Первое время все русские эмигранты получали пособие - 240 динаров в месяц (при цене 1 килограмма хлеба в 7 динаров).

Для оказания помощи эмигрантам была образована "Державная комиссия по делам русских беженцев", в которую входили известные общественные и политические деятели Югославии и русские эмигранты: лидер сербской радикальной партии, министр вероисповедания Л. Йованович, академики А. Белич и С. Кукич, с русской стороны -профессора В. Д. Плетнев. М. В. Челноков, С. Н. Палеолог, а также представители П. Н. Врангеля.

"Державной комиссии" помогали "Правление государственных уполномоченных по размещению российских беженцев в Королевстве СХС", "Управление российского военного агентства в Королевстве СХС", "Собрание представителей эмигрантских организаций" и другие. Создавались многочисленные гуманитарные, благотворительные, политические, общественные, профессиональные, студенческие, казачьи, литературные и художественные организации, общества и кружки.

Русские эмигранты расселялись по всей территории страны. В них нуждались восточные и южные районы, особенно пострадавшие во время первой мировой войны, северо-восточные сельскохозяйственные области, входившие до 1918 года в состав Австро-Венгерской монархии и теперь подверженные миграции (немцы, чехи, венгры уезжали из Королевства). Центральная часть государства - Босния и Сербия - испытывали большую нужду в рабочих руках на заводах, фабриках и промышленных предприятиях, на строительстве железных и шоссейных дорог, куда направлялись главным образом военные. Из военного контингента формировалась и пограничная служба - в 1921 году в ней было занято 3800 человек.

На территории Королевства СХС возникло около трехсот малых "русских колоний" в Загребе, Новом Саде, Панчево, Земуне, Белой Церкви, Сараево, Мостаре, Нише и других местах. В Белграде, по данным "Державного комитета", находилось около 10 тысяч русских, в основном интеллигентских профессий. В этих колониях возникали русские церковные приходы, школы, детские сады, библиотеки, многочисленные военные организации, филиалы русских политических, спортивных и других объединений.

В Сремских Карловцах расквартировался Штаб главнокомандующего Русской армией во главе с генералом Врангелем. Здесь же находился Архиерейский Синод Русской Православной зарубежной Церкви во главе с иерархом Антонием (Храповицким) (1863-1936).

Военная эмиграция в Югославии являлась наиболее значительной по численности. П. Н. Врангель своей главной задачей считал сохранение армии, но в новых формах. Это означало создание воинских союзов, сохранение штатов отдельных воинских соединений, готовых при благоприятной ситуации включиться в вооруженную борьбу с советской властью, а также поддержание связей со всеми военными в эмиграции.

В 1921 году в Белграде действовал "Совет объединенных офицерских обществ в Королевстве СХС", целью которого являлось "служение восстановлению Российской империи". В 1923 году в Совет входило 16 офицерских обществ, в том числе "Общество русских офицеров", "Общество офицеров Генерального штаба", "Общество офицеров-артиллеристов", Общества военных юристов, военных инженеров, морских офицеров и другие. В целом они насчитывали 3580 человек. Создавались гвардейские военные организации, различного рода военные курсы, предпринимались усилия по сохранению кадетских корпусов. В конце 1920 - начале 1930-х годов Первый русский кадетский корпус стал крупным военно-учебным заведением российского зарубежья. При нем был открыт военно-учебный музей, где хранились знамена русской армии, вывезенные из России. Проводилась работа не только по материальному обеспечению военных, но и по повышению их военно-теоретических знаний. Проводились конкурсы на лучшие военно-теоретические исследования. В итоге одного из них премиями были удостоены работы генерала Казановича ("Эволюция пехоты по опыту Великой войны. Значение техники для нее"), полковника Плотникова ("Военная психология, значение ее в Великую войну и в гражданскую") и других. В среде военных проводились лекции, доклады, беседы.

Интеллигенция занимала в Югославии второе по численности место после военных и внесла свой большой вклад в разные области науки и культуры.

В картотеке МИДа Югославии в период между двумя войнами зарегистрировано 85 русских культурных, художественных, спортивных обществ и объединений. Среди них "Общество русских юристов", "Общество русских ученых", "Союз русских инженеров", "Союз деятелей искусств", Союзы русских агрономов, врачей, ветеринаров, промышленных и финансовых деятелей. Символом русской культурной традиции был "Русский дом имени императора Николая II" в Белграде, открытие которого состоялось в апреле 1933 года. Смысл его деятельности заключался в сохранении национальной эмигрантской культуры, которая в будущем должна вернуться в Россию. "Русский дом" стал памятником братства югославского и русского народов. Архитектором этого здания, построенного в стиле русского ампира, был В. Баумгартен (1879-1962). На открытии Дома председатель Государственной комиссии помощи русским беженцам академик А. Белич сказал, что Дом "создан для всех многосторонних отраслей эмигрантской культурной жизни. Оказалось, что русские люди и вне своей поруганной Родины могут еще многое дать старой мировой культуре".

В Доме разместились Государственная комиссия помощи русским беженцам, Русский научный институт, Русский военно-научный институт, Русская библиотека с архивом и издательской Комиссией, Дом-музей императора Николая II, Музей русской конницы, гимназии, спортивные организации.

Болгария

Болгария как славянская страна, исторически связанная с российской историей, радушно встретила российских эмигрантов. В Болгарии сохранилась память о многолетней борьбе России за ее освобождение от турецкого владычества, о победоносной войне 1877-1878 годов.

Здесь разместились в основном военные и часть представителей интеллигентских профессий. В 1922 году в Болгарии находилось 34-35 тысяч эмигрантов из России, а в начале 1930-х годов - около 20 тысяч. Для территориально небольшой Болгарии, понесшей экономические и политические потери в первой мировой войне, это количество переселенцев было значительным. Часть армии и гражданские беженцы были размещены на севере Болгарии. Местное население, особенно в Бургасе и Плевне, где располагались части Белой армии, выражало даже недовольство присутствием чужестранцев. Однако это не влияло на политику правительства.

Болгарское правительство оказывало медицинскую помощь российским эмигрантам: выделялись специальные места для больных беженцев в Софийской больнице и Гербовецком госпитале Красного Креста. Министерский совет Болгарии оказывал материальную помощь беженцам: выдача каменного угля, выделение кредитов, средств на обустройство русских детей, их семей и так далее. Указы царя Бориса III разрешали принимать эмигрантов на государственную службу.

Однако жизнь русских в Болгарии, особенно в начале 1920-х годов, была трудной. Ежемесячно эмигранты получали: рядовой армии - 50 болгарских левов, офицер - 80 (при цене за 1 килограмм сливочного масла 55 левов, а пары мужских ботинок - 400 левов). Эмигранты работали в каменоломнях, шахтах, хлебопекарнях, на строительстве дорог, на фабриках, заводах, на обработке виноградников. Причем за равную работу болгары получали зарплату примерно в два раза большую, чем русские беженцы. Перенасыщенный рынок труда создавал условия для эксплуатации пришлого населения.

С целью помощи эмигрантам общественные организации ("Научно-промышленное болгарское общество", "Русско-балканский комитет технических производств, транспорта и торговли") начали создавать доходные предприятия, магазины, коммерческие фирмы. Их деятельность привела к возникновению многочисленных артелей: "Дешевая столовая для русских беженцев", "Русская национальная община" в городе Варна, "Пасека в районе города Плевна", "Первая артель русских сапожников", "Русская торговая артель", председателем которой являлся бывший член Государственной думы, генерал Н. Ф. Езерский. В Софии, Варне и Плевне открывались русские гимназии, детские сады, приюты; организовывались курсы по изучению русского языка, истории, географии России; создавались русские культурно-национальные центры; работали совместные русско-болгарские организации, деятельность которых была направлена на оказание помощи русским эмигрантам.