Почему николай ленин. Ленин — не Ульянов. Революция — фальсификация истории (начало) - Это фейк или правда? Что такое друзья народа и как они воюют против социал-демократов

Зовите срочно Роя Медведева! Настал его «звездный час»: публикую общую фотографию Розы Михайловный Цвигун (моей бабушки) и Виктории Петровны Брежневой! Кроме фото публикую еще дневниковые записи бабушки о летнем обеде с супругой Брежнева на даче Леонида Ильича. Именно историк Рой Медведев в конце 80-х — начале 90-х гг. сильно поспособствовал тому, чтобы в общественном сознании укрепился пикантный миф о том, что Семен Цвигун и Леонид Брежнев были женаты на сестрах. До сих пор в самых разных источниках можно найти это утверждение, ставшее уже чем-то вроде самим собой разумеющимся, как народный фольклор. Могу понять Роя Медведева как сценарист со стажем — да, для создания многих конспирологических (и не только) конструкций идея того, что первый зампред КГБ был якобы женат на сестре жены Брежнева — это отличный драматургический клей для самых разных интриг. Но, увы! Чего нет — того нет.

Никакого родства между моей бабушкой Розой Михайловной Цвигун и Викторией Петровной Брежневой не было никогда. Они даже не сводные сестры, не говоря о том, что не родные, как утверждал Рой Медведев (все же довольно легко можно было бы обратить внимание на то, что отчества у обеих женщин были разные! Даже в эпоху, когда Гугла не было, историкам это было под силу). Впрочем, Рой Медведев утверждал много разных мифов, вроде того, что дед умер потому, что принял цианистый калий и прочее. Вспоминается фильм «Москва слезам не верит» — «И ляпай! Но ляпай уверенно!» Все хочу прочитать книгу Роя Медведева об Андропове, за которую он в 2007 году получил литературную премию ФСБ…

В моем документальном фильме о дедушке , моя бабушка Р.М.Цвигун так комментирует байку о родстве с Викторией Петровной: «Может быть я и хотела быть ее сестрой — потому что это была очень порядочная женщина, о которой я могу сказать только добрые слова, — но никогда и близко не находились мы в родстве». Когда только эта утка была запущена, моя мама, Виолетта Семеновна Цвигун, нашла через справочную телефон Роя Медведева (благо, имя редкое) и дозвонилась ему домой. Я находилась в соседней комнате и слышала не столько содержание, сколько тональность беседы: сначала разговор был строгий, но деловой, затем послышались крики и вдруг.. тишина! Мама вошла в комнату — я ее такой никогда не видела. Обычно она у меня собранный непоколебимый боец, а тут передо мной был человек в крайней степени растерянности и возмущения одновременно, как ребенок, которому сообщили, что деда Мороза не существует и обещанные подарки отменяются.

— Он сказал… — мама почти задыхалась одновременно от возмущения и изумления, — он сказал: «Мне лучше знать, кто ваши родственники!»… Фраза стала в нашей семье легендарной.

Роза Михайловна Цвигун (вторая слева), Виктория Петровна Брежнева (в центре) на одном из кремлевских приемов, 1970-е гг. (скорее всего, это празднование 8 марта). Фото из семейного архива

Ниже привожу фрагмент дневника моей бабушки за июль 1967 года. Деда только недавно (в мае 1967 г.) перевели в Москву из Азербайджана, и он стал первым запредом Ю.В.Андропова. Итак, летний обед в Заречье, на даче у Брежневых — несостоявшиеся сестры Роза и Виктория:

Из дневника Р.М.Цвигун:

В 13 ч. 30 мин. Позвонила к В.П. [Виктория Петровна Брежнева – супруга Леонида Ильича – прим. автора ]. Она была на даче и пригласила меня в Заречье. Ехала по Можайскому шоссе минут двадцать. Красивая русская природа, в лесах преобладают березы.

У ворот дачи нажала на кнопку и через несколько секунд пришел дежурный охранник. Въехали во двор. Небольшой деревянный двухэтажный русский дом. В.П. выглянула в окно второго этажа и дружелюбно улыбнулась. Завернув за угол дома, я подошла к крыльцу, где сидел незнакомый мне молодой мужчина и стояла В.П.

Незнакомец оказался сыном В.П. [речь о Юрии Брежневе – прим. автора ], страшно похожий на Л.И. [Леонид Ильич Брежнев – прим. автора ]. Прошли в гостиную. В углу – большой рояль, под ним – красивый музыкальный инструмент, похожий на детский «ксилофон»? с палочками. В противоположном углу – закругленный диван серой обивки с красным сидением. Мы сели в кресла такой же обивки за маленький столик. В.П. попросила девушку принести что-нибудь из фруктов и пива. Выпили по бокалу чешского пива пельзенского и закусили абрикосами.

Фрагмент дневника Р.М.Цвигун за 1967 г. Семейный архив

Потом В.П. попросила девушку принести манго – африканские фрукты, по форме напоминающие баклажаны, только желтого цвета. В середине во весь плод – миндалевидная косточка, а сам плод имеет вкус очень сладкий с запахом хвои. На вопрос: «А что еще у нас есть?» — девушка ответила: «Да, не знаю, что вам надо. Есть еще щи».

— Так мы и щи поедим попозже, — ответила В.П.

Было время обеда, но ждали, как я поняла, невестку и внуков из города, куда те поехали сводить бородавки на руках у одного из внуков, да, как видно, заехали к другой бабушке. Так как они задерживались, то по предложению Юры (сына) сели обедать. Столовая большая, уютная, с двумя хрустальными люстрами над длинным, покрытым белой скатертью столом. Стены комнаты облицованы деревом (под орех).

Меня посадили в центре стола, у них, как видно принято гостя сажать в центре стола. Справа села В.П., слева – Юра и бабушка, мать Л.И. Несмотря на свои, если не ошибаюсь, 82 года, она выглядит бодро, приятное лицо, полная фигурой. Надо заметить, что Л.И. чем-то похож на мать, но не совсем, она более светлая.

На обед подали щи с капустой и отварную свинину. На второе – гречневую кашу, масло растопленное отдельно и котлеты. Юра спросил: «А что, разве сегодня не беляши?» — «Нет,» — ответила В.П., — «беляши будут завтра». На третье я с В.П. пила кофе с тонкими большими сушками. За столом ели почти молча, с аппетитом прихлебывая щи. Чем-то простым, русским и деловым веяло от этого скромного обеда. Если рассказать кому, то вряд ли поверят, что в этом доме все так скромно и просто.

После обеда хотели пойти посмотреть территорию, но неожиданно пошел сильный, долгожданный дождь. В этом году мало выпало в Москве дождей. Посидели на крыльце, полюбовались дождевыми пузырями, прыгающими по асфальту, а когда дождь прекратился, я поехала домой.

Каждый раз, когда я встречаюсь с этими людьми, то вновь и вновь удивляюсь их скромности. С приездом в Москву пятнадцать лет назад, они поселились на этой даче и на городской квартире, и с ростом по занимаемой должности не переезжали в лучшие места, а оставались жить здесь же! Они живут в трех комнатах по сей день, а ведь он человек не маленький и условия для них могут быть самые лучшие, только они не хотят менять привычки – жить скромно и просто…

Бабушка пишет аккуратно, — в том смысле, что не указывает полного имени ни Виктории Петровны, ни Леонида Ильича — только инициалы. Не уточняет она и детали разговоров за обедом, поэтому на бумагу больше попадает второстепенных наблюдений — как выглядела дача Брежнева, чем угощали, какая была атмосфера. Думаю, эта сдержанность у бабушки еще с тех времен, когда она сама недолгое время работала в КГБ. Да-да, сюрприз! Причем это было огромным сюрпризом и для самого Семена Кузьмича, ведь он узнал о том, что супруга устроилась на работу в его ведомство от своего начальника… Дома изумленный новостью дедушка стал расспрашивать бабушку: «Как же ты мне ничего не сказала, Роза?!»На что бабушка спокойно ответила: «При устройстве на работу с меня взяли слово о неразглашении, я обещала никому, ничего не говорить». Вот так! Но это уже совсем другая история…

Имя Семёна Кузьмича Цвигуна, первого заместителя председателя КГБ СССР, не забыто, а в 1970-е о нём знали миллионы советских людей. Генерал Цвигун публиковал книги о тайной войне, которую вели советские чекисты с западными спецслужбами. Многие догадывались, кто выступал в роли консультанта любимых телефильмов, таких, как «Семнадцать мгновений весны». Однако лишь спустя много лет открывается возможность благодаря рассекреченным материалам и семейным архивам по-настоящему оценить подлинный масштаб личности этого человека на фоне тех исторических событий, участником которых ему суждено было стать.

1939 год принёс колоссальные перемены в судьбе народов, населявших нашу страну. 1 сентября войска Германии и Словакии нападением на Польшу начали боевые действия в Европе, ставшие прологом Второй мировой войны. Немецкие спецслужбы, используя многонациональный состав населения СССР, ставили задачи по разжиганию национальной вражды, политическому разложению Красной армии и организации повстанческих групп, располагавших оружием, собранным после окончания войны в Польше.

Одной из таких горячих точек на карте СССР стала Молдавия, которая в качестве Бессарабской губернии вошла в состав России ещё в 1812 году по итогам войны с Османской империей. Однако Румыния, воспользовавшись Гражданской войной в России, в январе 1918 года пересекла Дунай и Прут и дошла до Днестра, а Англия, Франция, Италия и Япония в 1920 году признали суверенитет Румынии над Бессарабией. В ответ на это по инициативе легендарного комкора Григория Котовского 7 марта 1924 года в составе Украинской ССР была образована Молдавская автономная область, а 12 октября 1924 года - Молдавская АССР. Официальными языками МАССР были объявлены молдавский, украинский и русский. Столицей республики с 1929 года стал город Тирасполь. В настоящее время большая часть этой автономии входит в состав Приднестровской Молдавской Республики.

Сразу после создания МАССР стали появляться работы румынских националистов по истории левобережья Днестра, в которых утверждалось, что Транснистрия (Заднестровье) - историческая румынская территория, населённая «обрусевшими румынами». В 1932 году после перевода молдавского языка на латиницу в руководстве МАССР возобладали сторонники румынской культуры, что привлекло внимание НКВД СССР, и часть чиновников была арестована. В 1938 году молдавский язык вновь перевели на кириллицу, и началось переиздание школьных учебников.

К этому моменту Семён Цвигун окончил исторический факультет Одесского педагогического института имени Ушинского и работал учителем истории в молдавском городе Кодыма. Он родился 28 сентября 1917 года в селе Стратиевке Чечельницкого района расположенной неподалёку Винницкой области Украины. В 1939 году он, уже директор школы, выступает с лекциями по истории и международному положению в воинских частях. В ноябре того же года по решению ЦК Компартии Украины его направляют на работу в НКВД МАССР. Нетрудно догадаться, что набор дополнительных чекистских кадров, обладающих не только оперативной хваткой, но и глубокими теоретическими знаниями, был связан с подготовкой к возвращению Бессарабии в состав России. Весной 1940 года на советско-румынской границе начались инциденты, а 26 июня 1940 года, после того как Германия разгромила Францию - одну из основных союзниц Румынии, последняя оказалась вынуждена принять советский ультиматум. 28 июня Красная армия вступила в Бессарабию. Новую советско-румынскую границу установили по реке Прут. 2 августа 1940 года был принят Закон об образовании союзной Молдавской Советской Социалистической Республики (МССР), в которую вошла большая часть Бессарабии и МАССР. Интересно, что Кодымский район оказался при этом в составе Украины.

Основным противником молдавских чекистов была Сигуранца - тайная спецслужба Румынии. Создал её и возглавлял с 1924 по 1940 год потомок запорожских казаков Михаил Морузов , создавший лучшую спецслужбу в Европе. Агенты Морузова проникли во все посольства в Бухаресте, а его личный автомобиль Mercedes Benz был оборудован записывающим устройством и даже радиостанцией. С 1936 года Морузов стал открывать учебные заведения по подготовке разведчиков: секретарей-машинистов, телеграфистов, радистов, экспертов по фото- и видеотехнике, а также специалистов по дактилоскопии. Личный кабинет Морузова был оборудован множеством записывающих устройств и носителей (кассеты и пластинки), прозрачных зеркал, приборов наблюдения (различных перископов) и чувствительных фотоэлектрических датчиков. Характерно, что в число информаторов Морузова входили не только аристократы, политики и военные, но и учёные. Так, историческими изысканиями в духе румынского шовинизма занимались бывшие премьер-министры Румынии Александру Вайда-Воевод и Николае Йорга .

Но чекисты под руководством наркома внутренних дел МССР майора госбезопасности Николая Сазыкина подозревали румын не просто в проведении подрывной антисоветской деятельности, но и в поддержке троцкистских организаций - как за границей, так и на территории Советской России. Например, газета «Правда» от 21 июля 1937 года в статье «Шпионский интернационал» писала:

«Выполняя задание обер-шпиона Троцкого, Гелертер, с ведома румынской разведки (Сигуранца), широко развернул работу своей группы (Партия унитарных социалистов). Эта троцкистско-шпионская шайка всячески срывает создание единого фронта в Румынии, единство профсоюзов, распространяет клевету против СССР, выдает Сигуранце коммунистов».

На рассвете 22 июня 1941 года, когда Германия, нарушив советско-германский пакт о ненападении 1939 года, вторглась в СССР, армия фашистской Румынии развернула военные действия против Красной армии вдоль Прута и Дуная. В семейном архиве сохранились воспоминания Семёна Кузьмича, написанные в 1980 году к 60-летию Одесского пединститута:

«Вероломное нападение фашист­ской Германии на нашу Родину застало меня на пограничной заставе в Молдавии. Через несколько дней после участия в боях на границе я по приказу наркома внутренних дел вернулся в Кишинев, где вклю­чился в проведение крупных оперативных операций. Вскоре я был назначен заместителем начальника отдельной разведывательной груп­пы на Юго-Западном фронте. Когда Одесса оказалась в осаде, наша группа под руководством полковника Балдина получила указание прибыть в осажденную Одессу. Из горящего порта Николаева, который штурмовали немецко-фашистские войска, мы с несколькими офицерами группы на торпедном катере ранним утром добрались до Одес­сы <…> где создавались под­польные группы, которые в случае захвата города фашистами должны были бить их, укрываясь в одесских катакомбах. Две группы, сформированные Центром с нашим участием, возглавили ставшие впоследствии легендарными Героями Совет­ского Союза Молодцов и Колошин. Мне пришлось непосредственно гото­вить этих чекистов к смертельно опасной борьбе. Наступил день, когда по приказу верховного главнокомандования наши войска должны были оставить Одессу. Мы обратились к командо­ванию фронта разрешить нам тоже остаться в Одессе для подпольной работы. Но нам приказали вместе с отходящими кораблями уйти из Одессы и прибыть в Управление особых отделов Юго-Западного фронта».

Румыния вернула себе потерянные в 1940 году Бессарабию и Буковину и, сверх того, получила Транснистрию, столицей которой и стала Одесса. Все местные ресурсы, ранее являвшиеся государственной собственностью СССР, раздавались румынским предпринимателям. Русский и украинский языки были запрещены, из учебных заведений и библиотек изымались и сжигались все книги на русском. В школы региона были направлены учителя румынского языка, которые прикреплялись к каждому классу. В отношении евреев и коммунистов проводилась политика истребления. По неточным данным, только зимой 1941–1942 годов в отдельно взятой Транснистрии было казнено 250 тыс. человек.

С супругой Розой Михайловной Ермольевой (Цвигун)

19 июля 1941 года нарком Сазыкин был произведён в комиссары ГБ 3-го ранга и назначен начальником Управления особых отделов НКВД Южного фронта. А Семёна Цвигуна Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 декабря 1942 года наградили медалью «За оборону Одессы». После эвакуации в ноябре 1941 года его направили в Управление НКВД по Смоленской области, где западнее Вязьмы немецким войскам группы армий «Центр» удалось окружить четыре армии РККА в составе 37 дивизий и 9 танковых бригад. В результате двух «котлов» под Вязьмой и Брянском безвозвратные потери РККА превысили 380 тыс. человек, в плен попало свыше 600 тыс. бойцов и командиров. Дорога на Москву оказалась открыта. В этот критический момент войны, когда вокруг царят хаос и паника, особая задача ложится на плечи чекистов, которых засылают в тыл врага с целью организации партизанских действий. Увиденное и пережитое им Семён Цвигун описал впоследствии в документальном романе «Мы вернёмся» (1971). Бывший учитель, начальник Особого отдела дивизии майор Млынский оказывается с небольшой группой солдат 315-го полка на оккупированной немцами территории. Подбирая разрозненные группы красноармейцев из других частей, Млынский принимает на себя командование новым воинским формированием, одновременно воплощая в себе черты народного мстителя, гайдука. В основе сюжета - незримая схватка между его отрядом и немецкой разведкой. Штаб фронта устанавливает связь с отрядом и ставит перед ним задачу по уничтожению коммуникаций противника и сбору разведданных в тылу у немцев. Пройдя через трудные бои и суровые испытания, уходя от карателей, отряд особого назначения выходит из окружения, нанеся врагу ощутимый урон.

18 января 1942 года приказом НКВД № 00145 для организации партизанской войны в тылу врага и ведения диверсионной разведки было создано 4-е Управление НКВД СССР, которое возглавил старший майор госбезопасности Павел Судоплатов . Оперуполномоченным этого управления в марте 1942 года становится младший лейтенант госбезопасности Семён Цвигун. 6 июня 1942 года по заданию Судоплатова он направляется в Краснодар для организации партизанских отрядов. В личном листке Цвигуна по учёту кадров в пункте 26 записано: «По заданию НКГБ СССР сформировал п/отряд «Батька», который действовал на территории Краснодарского края, сам участие за линией фронта не принимал». Батькой величали командира отряда Павла Кривоносова, а отряд больше известен под названием «Кубанцы».

Они вновь встретились в 1949 году в Сочи, о чём свидетельствуют фотографии и поздравительные письма, сохранившиеся в семейном архиве генерала Цвигуна: «Дорогой соратник по партизанскому движению «Кубанцы», мой родной С.К. Цвигун! Поздравляю твою семью и всех работников окружающих Вас с великим праздником 1 мая и днем Победы! Желаю всем успеха в работе и хорошего здоровья. У меня сохранились фото, где мы сняты с Вами Сочи 5.XII-49 года. … Ваш «Батько», 28.4.1972».

В 1970-е годы Павел Елисеевич занимался патриотической работой и бывал в рабочем кабинете Цвигуна. Однажды он подарил Семёну Кузьмичу открытку со своей фотографией и надписью на обороте: «Цвигуну Семену Кузьмичу в знак боевой дружбы в годы борьбы с фашизмом от Кривоносова Павла Елисеевича «Батько» 17.2.72.»

А вот телеграмма от комиссара отряда «Кубанцы» Ивана Винниченко, датированная 4 октября 1973 года: «Москва, Комитет Госбезопасности СССР, товарищу Цвигуну Семену Кузьмичу= Горяче поздравляю Вас дорогой Семен Кузьмич одного из организаторов партизанской борьбы на Кубани моего первого наставника этом сложном деле защиты Родины зпт днем 30-летия освобождения Краснодарского края от фашистских оккупантов желаю крепкого здоровья семейного счастья успехов благородном труде во имя любимой Родины Бывший коммисар партизанского отряда Кубанцы Винниченко=» (сохранена оригинальная орфография).

С командиром партизанского отряда «Кубанцы» Павлом Елисеевичем Кривоносовым

С ноября 1942 года Семён Кузьмич участвует в Сталинградской битве в качестве заместителя начальника Особого отдела 387-й стрелковой дивизии. 19 апреля 1943 года Постановлением СНК СССР № 415-138сс на базе Управления особых отделов НКВД СССР было создано Главное управление контрразведки «СМЕРШ» НКО СССР во главе с комиссаром ГБ 2-го ранга Виктором Абакумовым . Сразу после этого Семён Цвигун направляется в ОКР «СМЕРШ» Южно-Уральского военного округа начальником разыскного отделения. По легенде, он становится инженером авиационного завода. «Он ходил в гражданском: стёганка, кирзовые сапоги, косоворотка, - вспоминает его супруга, а тогда невеста Роза Михайловна. - И чемоданчик: небольшой чемоданчик, деревянный. А ночью, после выполнения задания, когда все спали, появляется в шинели и гимнастерке, извиняется: «Вы извините, что поздно - вот, не мог до утра дотерпеть, хотел сказать, кто я есть - та фамилия у меня была по работе, а моя фамилия - Цвигун Семён Кузьмич»».

Он называл её своим кристаллом и писал ей стихи. Они прожили вместе 38 лет, у них родились двое детей, и по делам его чекистской службы семья исколесила половину Советского Союза…

В 1946 году они приезжают в освобождённую Молдавию, где Семён Кузьмич продолжает службу в МГБ МССР. Бывший нарком Николай Сазыкин к этому времени стал заместителем Судоплатова по Отделу «С» МГБ СССР (атомная разведка), а с 1947 года - личным помощником Лаврентия Берия. Новым наркомом (министром) госбезопасности Молдавии был назначен Иосиф Мордовец , участник Гражданской войны, долгие годы возглавлявший различные территориальные управления НКВД на Украине. В период своего руководства молдавскими спецслужбами он проявил себя как профессионал высочайшего уровня, сумевший в кратчайшие сроки в условиях разрушенной экономики, хаоса и голода восстановить мощный и эффективный аппарат органов госбезопасности. Считалось, что он являлся приближённым Берия, благодаря чему и оставался в своей должности до 1953 года. Однако в отличие от большинства других руководителей спецслужб после ареста Берия он не только не был смещён, но и стал председателем вновь образованного КГБ при СМ МССР. Несмотря на широкий размах, который приняла деятельность органов при Мордовце, ему так и не удалось справиться с националистическими и антисоветскими группировками. Эту неудачу сам Иосиф Лаврентьевич впоследствии называл главной в своей жизни. Уже выйдя на пенсию в конце 1950-х годов, он сокрушался по поводу начавшегося ослабления роли спецслужб: «Шпионов и сейчас полно, как можно их не замечать», - говорил он.

Заместителем министра госбезопасности Молдавии в 1951 году назначили полковника Цвигуна. Это был блистательный взлёт в его карьере - ему исполнилось всего 34 года. Самым громким делом того времени стало «дело Павленко». Этот капитан Красной армии сумел в условиях военного времени создать собственную, неподконтрольную никому военно-строительную хозрасчётную организацию «УВСР-5». Присвоив себе звание полковника, он заключал в тылу наступавших советских войск подряды на дорожные и строительные работы на миллионы рублей, дойдя до Берлина. После войны Николай Павленко установил связи с чиновниками разных рангов и учреждений, в том числе из Министерства обороны СССР, и развернул на территории Молдавской и Украинской ССР масштабное строительство, остававшееся незамеченным вплоть до 1952 года. Чудовищная афера вскрылась только после того, как некий вольнонаёмный заподозрил в жульничестве одного из «офицеров», работавших на Павленко, и донёс на него в компетентные органы. Для организации расследования был задействован оперативный состав органов госбезопасности пяти союзных республик. Ордер на арест Павленко за № 97 подписал заместитель министра госбезопасности Молдавской ССР Цвигун. В результате проведённой спецоперации в ноябре 1952 года были задержаны более 300 человек, из них около 50 «офицеров». Штаб липовой части находился в Кишинёве, на его территории изъяли десятки автоматов, пистолетов, пулемётов, военные машины.

Молдавия, начало 1950-х годов

В деле оказался замешанным ряд высокопоставленных руководителей Молдавии: министр пищевой промышленности и его заместители, секретари некоторых горкомов партии. Поэтому «дело Павленко» рассматривалось на двух заседаниях Бюро ЦК Компартии Молдавии: 16 декабря 1952 и 10 февраля 1953 года. При этом первым секретарём ЦК Компартии Молдавии с лета 1950 года до октября 1952 года был Леонид Брежнев. Некоторые считают, что Цвигун «вывел будущего генсека из-под удара». Кроме того, заведующим отделом ЦК Компартии Молдавии в то время работал и Константин Черненко . Отсюда делается вывод, что в те годы здесь сложился «молдавский клан», с деятельностью которого и связан последующий карьерный рост Цвигуна.

На самом деле Молдавия, особенно если рассматривать весь южный регион в целом, всегда являлась ключевым направлением российской политики, именно здесь нередко решались судьбы страны. Поэтому нет ничего удивительного, что люди, внёсшие большой вклад в восстановление и укрепление Молдавии, стали впоследствии руководителями союзного уровня. И, хотя жизнь разбросала их - Цвигун в 1957–1963 годах был председателем КГБ Таджикской, а с 1963 года - Азербайджанской ССР, они не забыли годы совместной работы. Как вспоминает помощник председателя КГБ СССР Николай Губернаторов , сразу после своего назначения председателем в мае 1967 года Юрий Андропов принял завсектором органов госбезопасности отдела административных органов ЦК КПСС Ардалиона Малыгина . В ходе беседы он снял трубку «кремлёвки» и позвонил Брежневу, а затем передал трубку Малыгину. Леонид Ильич поздоровался с Малыгиным и сказал:

Надо помогать Юре, а вы как раз способны помочь, вытащить КГБ из застоя. Кроме вас ЦК рекомендует ещё двух замов в помощь Юрию.

Через несколько дней заместителями Андропова были назначены Семён Цвигун, Георгий Цинёв и Ардалион Малыгин. Они заняли смежные кабинеты на 4-м этаже здания на Лубянке.

24 ноября 1967 года Постановлением Совета Министров СССР № 1082 была введена должность первого заместителя председателя КГБ при СМ СССР, на которую назначили Семёна Цвигуна. 13 декабря 1978 года ему присвоили воинское звание «Генерал армии» с вручением Маршальской Звезды.

Семён Кузьмич курировал контрразведку (Второй и Третий главки), Пятое управление (тоже контрразведывательное) и Главное управление погранвойск КГБ СССР. За эти годы под его руководством и при его участии были раскрыты и обезврежены более 400 резидентур и агентов зарубежных спецслужб. Он также внёс огромный вклад в совершенствование пограничных войск, особенно после событий 1969 года на советско-китайской границе. По свидетельству главного редактора журнала «Пограничник» Анатолия Марченко , «от Семёна Кузьмича исходило требование, что на Государственной границе должен быть государственный порядок». А его сын Михаил Семёнович вспоминал: «Отец всегда подчеркивал, что пограничники - это особая категория людей, которые первыми принимают на себя удар со стороны врага, - вот это настоящие герои».

Вручение Маршальской Звезды, 1978 год

Цвигун, будучи человеком Брежнева, не был членом брежневского круга - не водил дружбы с Николаем Щёлоковым, оставался в нейтральных отношениях с Георгием Цинёвым.

16 сентября 1975 года в одной из индийских газет со ссылкой на британское издание New Statesman появилась статья «Господин Брежнев и КГБ». Судя по всему, речь шла об утечке из кругов, близких к госдепу и ЦРУ. Зарубежная пресса в Кремле отслеживалась, и вырезка статьи сохранилась в семейном архиве С.К. Цвигуна. Автор утверждал, что «КГБ всё больше и больше воспринимается как законный и даже необходимый инструмент государственной власти… Андропов, как сообщают, испытывает ощущение того, что он выполнил свой долг по реформированию структуры КГБ и превратил комитет в абсолютно благонадежную организацию с точки зрения политики. В апреле 1973 года он занял еще более высокую позицию, когда его сделали членом Политбюро. Осведомленные круги в Москве в настоящий момент прогнозируют его возвращение в ЦК в качестве секретаря… В последние несколько месяцев заставляет обратить на себя внимание первый заместитель Андропова Семён Цвигун. Он является назначенным кандидатом на место преемника Андропова. Выбор будет интересен по нескольким причинам. После Берии Цвигун был бы первым главой КГБ, кто прошел в организации весь путь наверх с самых корней. Он вступил в органы госбезопасности в возрасте 23 лет в 1939 году после того, как два года проработал школьным учителем. С тех пор он шел наверх неуклонно. До 1967 года он был главой КГБ в Азербайджане, одной из кавказских республик, где стал известен как человек, осуществивший чистку крайне коррумпированной партийной и государственной верхушки … Конечно, КГБ, как и прежде, будет выполнять политические задачи. Но эти задачи будут определять Политбюро или Генеральный секретарь, а не сам КГБ по собственной инициативе».

Статья оказалась пророческой. 25 января 1982 года ушёл из жизни секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов . Но плохо себя он почувствовал за несколько дней до этого - у него случился инсульт. Стало ясно, что его место в ЦК займёт Андропов. Соответственно, освобождалась должность председателя КГБ.

Цвигун 19 января находился в санатории «Барвиха». «В этот день ему хотелось вообще уехать из Барвихи, - вспоминает его супруга Роза Михайловна. - Чувствовал, наверное, что что-то не то с ним делается». Роза Михайловна позвонила в гараж и вызвала машину. Когда они приехали, она вошла в дом, а Семён Кузьмич остался на улице. Через некоторое время Роза Михайловна увидела, как навстречу ей бежит шофёр со словами: «У нас несчастье…» На мгновение ей показалось, что муж упал и ударился о крыльцо, однако к телу её не пустили.

Приехал Андропов. Он несколько раз просил шофёра повторить, «как всё было». Именно со слов шофёра все прибывшие на место трагедии, в том числе сын Цвигуна, узнали об огнестрельном ранении. Михаил Семёнович вспоминает: «Юрий Владимирович постоял - было видно, что ему тяжело. И он произнес одну фразу, которая врезалась как каленым железом в мозг: «Я им Цвигуна не прощу». Кому им - как было, так и остается загадкой. И может быть, останется загадкой теперь уже и навсегда».

С детьми Михаилом и Виолеттой

Люди такого масштаба, каким был Семён Кузьмич, не стреляются по пути от калитки к дому, не оставив записки. Скорее, здесь напрашивается аналогия с легендарным Григорием Котовским , застреленным на своей даче в тот момент, когда планировалось его назначение заместителем Михаила Фрунзе.

Когда Розе Михайловне выдали медицинское свидетельство о смерти мужа, в нём говорилось, что муж её умер скоропостижно от острой сердечной недостаточности.

Как бы то ни было, Семён Кузьмич навсегда останется в нашей памяти как последний гайдук на фронтах тайной войны и создатель замечательного художественного образа советского чекиста. К сожалению, самый главный свой труд он завершить так и не успел.

При подготовке статьи использовались материалы из семейного архива С.К. Цвигуна, интернет-блога «Генерал Цвигун. Частные хроники» Виолетты Ничковой (внучки С.К. Цвигуна), документального фильма «Генерал Цвигун. Последний выстрел» (телеканал «Россия», 2004, режиссёр Андрей Вернидуб, автор сценария Виолетта Ничкова).

Андрей ВЕДЯЕВ

Ровно 35 лет назад — 28 сентября 1981 года мой дед, Семен Кузьмич Цвигун отмечал свой последний в жизни день рождения. Тогда ему исполнялось 64 года. Семейный праздник проходил необычно: в первый раз рядом с дедом не было меня, его внучки, его «крохи», как он с любовью меня называл. За месяц до этого родители увезли меня, 7-летнюю, в наше советское посольство в Париже, где они работали и где мне суждено было пойти «первый раз в первый класс». Через много лет моя бабушка, Роза Михайловна Цвигун запишет в своем дневнике: «Иногда я думаю, что если бы Велочка не уехала, беды не случилось бы». Конечно, это только эмоции и суеверия, но знаю точно, что дед, как и я, переживал нашу разлуку с трудом, а цепочка событий, которые в январе 1982 года завершились трагедией, по моему мнению, начиналась как раз осенью 1981 года.

Мои любимые дедушка и бабушка: Семен Кузьмич и Роза Михайловна Цвигун. Автор фото — Юрий Королев, специальный фотокорреспондент журнала «Советский Союз». На одном из приемов в Кремле, середина 1970-х гг. Фото из семейного архива.

Лучшее, что я могу сделать сегодня в своем блоге, посвященном моему дорогому, любимому человеку — это не говорить о дедушке от себя, а дать слово тем, кто хорошо знал его при жизни и умел свое уважение, признательность и симпатию к Семену Кузьмичу Цвигуну выразить в своих поздравительных письмах и телеграммах, которые сохранились в семейном архиве благодаря моей бабушке. Что отмечали в Цвигуне эти люди в первую очередь? За что уважали и ценили? По этим посланиям можно написать отдельную биографию Цвигуна и этих посланий у меня в буквальном смысле целый отдельный шкаф. Это и поздравления от коллег по Комитету Госбезопасности, и от всех мыслимых и немыслимых министерств, ведомств, военных округов необъятного, но теперь уже несуществующего Советского Союза. Телеграммы от «высоких партийных функционеров» той поры, как бы сейчас сказали, и от людей простых — колхозников и рабочих. Это и боевые товарищи деда, и учителя его школы, где он до войны работал сначала учителем истории, а потом директором школы. Это и ученые, и люди творческих профессий, и спортсмены… Иногда мне кажется, что в этих письмах в какой-то мере отразился коллективный портрет нашей страны брежневской эпохи.

Большинство сохранившихся поздравлений были адресованы деду в 1977 году — в день его 60-летия. Некоторые «открытки» настолько большие, что их невозможно сканировать — только снимать с фотоаппарата, стоя на табуретке. Я с большим трудом отобрала небольшую часть поздравлений для сегодняшней заметки — это лишь избранные письма и телеграммы, чтобы попытаться показать, насколько широким был круг общения моего деда, как люди разных профессий и разного статуса относились к Цвигуну и насколько творчески некоторые из них подходили к выражению своей симпатии к имениннику.

Однако первым я размещаю письмо председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова от 28 сентября 1981 года — поздравление Цвигуна именно с последним днем рождения.

Документ из семейного архива

А теперь моя избранная коллекция поздравлений в адрес деда по случаю его 60-летия в 1977 году:

Коллективное поздравление от ближайших коллег «по цеху» — в числе подписей значатся Чебриков, Цинев, Пирожков и другие.

Документ из семейного архива

Творческое поздравление от съемочной группы фильма «Фронт за линией фронта», включая Вячеслава Тихонова и режиссера Игоря Гостева:

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

Коллективное поздравление от группы советских военачальников, список подписавшихся маршалов, генералов и адмиралов впечатляет

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

От боевого товарища Цвигуна по партизанскому отряду «Кубанцы»:

Документ из семейного архива

От сценариста таких эпохальных советских фильмов как «Подвиг разведчика» и «Инспектор уголовного розыска» Михаила Маклярского:

Документ из семейного архива

От племянницы Дзержинского:

Документ из семейного архива

От известного азербайджанского художника Таира Салахова (ныне известность как художник, а также и галерист получила и его дочь — Айдан Салахова):

Документ из семейного архива

От учителей школы, где Цвигун работал до войны.

Документ из семейного архива

От заместителя Ю.В.Андропова — Георгия Карповича Цинева и его супруги.

Документ из семейного архива

От будущего президента независимой Грузии — Эдуарда Шеварднадзе:

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

Из родного села Семена Кузьмича Цвигуна:

Документ из семейного архива

От Сергея Михалкова:

Документ из семейного архива

От композитора Вениамина Ефимовича Баснера, особенно известного своей музыкой к кинофильмам («С чего начинается Родина», «На безымянной высоте» и многих других. В.Е.Баснер также написал музыку к фильму «Фронт за линией фронта»)

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

Важное и показательное поздравление от Института военной истории:

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

Поздравления от Динамовцев (да простят меня мои многочисленные друзья- Спартаковцы!)

Документ из семейного архива

Документ из семейного архива

Семен Кузьмич Цвигун. Подмосковье, середина 1970-х гг. Фото из семейного архива

С Днем Рождения, дорогой мой дед! Люблю, помню, скучаю, горжусь.

«Я всю жизнь говорила: «Я выйду только за военного!» И вдруг — на тебе! Штатский появился! …» В 2003 году во время подготовки к съемкам документального фильма о моем деде, генерале Семене Кузьмиче Цвигуне (первом зампреде КГБ СССР в 1967 — 1982 гг.) я провела много вечеров со своей бабушкой, Розой Михайловной, расспрашивая ее о том, какого было быть супругой Цвигуна. Эти воспоминания я записала на диктофон и по ним готовилась к съемкам интервью для фильма. Но в сам фильм вошло очень немногое. А история знакомства и женитьбы моих бабушки и деда удивительна и похожа временами на шпионскую комедию. Вот уж действительно, никогда не знаешь, где и как встретишь свое счастье и в каком обличье оно перед тобой вначале предстанет.

Семен Кузьмич Цвигун со своей супругой Розой Михайловной. Дача в подмосковном ведомственном пос. Усово. 1970-е гг. Фото из семейного архива

Сегодня бабушке могло бы исполнится 92 года. Делюсь ее воспоминаниями, сохраненными в диктофонных записях, а также публикую ее краткую автобиографию, которая нашлась в одном из многочисленных дневников Розы Михайловны Цвигун.

Бабушка родилась 17 декабря 1924 года в г. Царицын-на-Волге. Позже город будет называться Сталинградом. Имя Роза было выбрано в честь Розы Люксембург. Бабушка была единственным ребенком в семье. Ее отец — Михаил Степанович Ермольев погиб в боях за Белоруссию в ноябре 1943 года. А юная Роза со своей мамой — Серафимой Ивановной во время войны оказалась в Уральске. Там-то и состоялось знакомство бабушки с Семеном Цвигуном — молодым сотрудником 4-го Управления НКВД. Деду тогда было 26 лет, он уже пережил ранение, полученное на фронте (на лбу навсегда сохранился шрам) и после госпиталя был направлен в Уральск для выполнения особого задания. За плечами уже многое, включая опыт контрразведчика, работу по созданию партизанских отрядов и подвиг на поле боя, за который Цвигун получил в 1943 г. орден Красной Звезды.

Один из документов С.К.Цвигуна за подписью начальника 4 управления НКВД СССР Судоплатова. Семейный архив.

Однако специфика службы требовала от него в тот момент ходить в гражданской одежде, никакой военной формы, а главное — он был под другой фамилией. И в этой ситуации повышенной секретности Семена Кузьмича угораздило влюбиться в мою бабушку.

Семен Кузьмич Цвигун со своей супругой Розой Михайловной. Конец 1940-х — начало 1950-х гг. Фото из семейного архива

Семен был старше Розы на 7 лет. В 1943 году он был худой, ослабший после госпиталя — подружки бабушки за глаза с пренебрежением говорили — «длинный и худой, как телеграфный столб». Он провожал бабушку на танцы, но сам никогда не танцевал — «Я был на фронте и поэтому не танцую». Новый молодой друг бабушки сказал, что работает на авиационном заводе инженером и запомнился ей тем, что ходил с чемоданчиком. (В годы войны решением Военного совета Сталинградского фронта от 16 октября 1942 г. Уральск становится прифронтовой зоной и пунктом противовоздушной обороны страны. В город было эвакуировано из центра 14 промышленных, работавших на фронт предприятий, 20 военных госпиталей, формировались воинские соединения. )

Бабушке новый знакомый нравился и казался человеком порядочным и серьезным, но ее огорчало то, что он не военный. Она всю жизнь росла среди военных и мечтала выйти замуж за военного, «а тут на тебе! Штатский». Дед переживал, понимая, что полюбившаяся ему девушка мечтает о человеке военном, но свою тайну о том, что он сам как раз человек военный — выдать до поры до времени не мог. Но симпатия — симпатией, а человека надо узнать. И бабушка решила за дедом… проследить! И так в своей слежке перестаралась, что решила, что дед… шпион! Слава Богу, все подозрения разрешились вовремя, а было дело так:

…Я решила проверить. Он как-то достал мясо, и я говорю маме: «Давай жарить котлеты, я отнесу ему». Отнесла на завод, стучу в окошечко дежурного и говорю: «Передайте, пожалуйста Афанасьеву, чтобы он вышел». Они говорят: «А кто его спрашивает?» Я говорю: «Скажите, девушка одна знакомая пришла». Он вышел. Я принесла ему эти котлеты (мама говорит, его подкормить надо). А девчонки говорят: «Слушай, он, наверное, больной — он такой худой, он так плохо выглядит.» Я говорю: «Ну, так после госпиталя человек, с фронта, был ранен, наверное поэтому плохо выглядит». Вот мы стали с мамой его подкармливать. ….Прошло какое-то время и вдруг ночью, в 12 часов ночи к нам стучат. А в нашу комнату чтобы попасть, нужно пройти еще одну маленькую комнатку — там мать с двумя девочками: одна маленькая, другая побольше девочка — на полу спали. Стук. Потом в нашу дверь стучат. Спрашиваем: «Кто?» — «Я. Извините, это я». Открываю дверь: стоит Семен в военной форме. Я говорю: «Что случилось? Ты что на фронт уезжаешь?» Он говорит: «Да, нет. Мне разрешили форму надеть! Сняли с меня тот запрет, в котором я ходил. Я не мог до утра дотерпеть, хотел сказать, кто я есть на самом деле: та фамилия у меня была по работе, а моя фамилия — Цвигун».

Он выполнял задание, как он мне сказал, какое-то спецзадание. Я говорю: «Ну, теперь я поняла. А то я думала, что ты — шпион! Я тебя видела со шпионом! Когда вы чемоданчиками обменивались…!» Он говорит: «Неужели ты это видела? Ты следила? И молчала? Не говорила?» — «Да, не говорила! Я проверяла тебя и удивлялась, как я могла подружиться с человеком гражданским, когда я всю жизнь прожила среди военных». Потом, он говорит: «Вы уж меня извините, но я так рад, что мне разрешили форму надеть..» Пришел с Красной Звездой и старший лейтенант — три звездочки на погонах. Еще не капитан был. Капитана он получил уже когда мы поженились.

Ну, пришел — показался — ушел. Потом прошло несколько дней, он говорит: « Ты знаешь, я должен уезжать, меня вызывают в округ». Я говорю: «Ну, ладно». Он говорит: «А как же ты будешь тут? У тебя столько тут ухажеров, ты замуж-то не выйдешь?» — Я говорю: «Да я пока еще не собираюсь замуж выходить». Он говорит: «Ну, ладно. Я тебе позвоню или напишу, дам телеграмму» В общем вот так и сяк. Ну, хорошо. Уехал. Проходит время, присылает телеграмму: «Срочно выезжай. Я переезжаю в другое место. Нам нужно встретиться» — и перевод 500 рублей на билет. Это в Чкалов — теперь Оренбург, по-моему, называют, да? А тогда Чкалов был — в честь летчика Чкалова.

Зима тогда была, и я пошла на станцию покупать билет. Билетов нет и говорят, что нужно тут сидеть и проходящий поезд какой будет, если будут билеты, тогда продают. И документы еще нужно было: я со справкой, что я студентка, да куда-почему едешь… И вдруг на вокзале встречаю одного своего знакомого, он, оказывается, был адъютант. Ну, военный и военный — в летной форме, а был адъютантом у кого-то там. Он говорит: «А ты чего тут делаешь?» — Я говорю: «Да, никак, вот, не могу билет до Чкалова купить». — «Ну, мы, тоже едем в Чкалов. Давай — садись! Сейчас в вагон сядем, а там разберемся». Я говорю, а как же без билета? — Да, вот так же. По дороге купим..

Он сбегал к дежурному коменданту по вокзалу, тот говорит: «У нас билетов нет, а вот по дороге, может быть, можно где-то купить». Я отдала ему свой паспорт, отдала деньги на билет и в тамбуре осталась. А он пошел в свой вагон к генералу, у которого он адъютантом служил. Идет патруль проверять: «Ваши документы» — А у меня только удостоверение студенческое с собой. «А билет?» — Я говорю: «Знаете, вот так и так. Там адъютант одного генерала, он собирался купить мне билет по пути» — «Ну, пройдемте» — И ведут меня туда — в тот вагон, где адъютант с генералом едут. А мой знакомый уже бежит навстречу. Говорит: «Ой, а я уже вот купил билет и бегу к тебе» — там он где-то останавливался поезд. И говорит: «Вы извините, вот я действительно купил билет по пути, сейчас была остановка».

Отдал билет, я пошла села на свое место. А он говорит: «Ты куда едешь?» — А я тоже была такая, что я называла свое имя по-другому, когда знакомилась. Ну, на танцах, подумаешь — танцуешь и танцуешь и скажешь какое-нибудь другое имя, чтоб не приставали. И ему, оказывается, когда-то при знакомстве другое имя назвала. А он говорит: «А ты почему меня обманула? Тебя Роза зовут» — А я даже не помню как я называлась. Я отвечаю: «Да, ну, я думала, ну, потанцевали мы и все, ну и что тут такого? Вы сегодня здесь, завтра там — зачем мое имя вам нужно?» — «А вот, если бы я не взял тебе билет? Чтобы с тобой было?» Я говорю: «Я верю военным людям. Я всю жизнь прожила среди военных и верю военным людям». Он говорит: «Ладно… Тебя кто-нибудь будет встречать?» — «Должны встретить» — «А если нет?» — «Ну, если нет, как-нибудь доберусь. У меня есть адрес, я доберусь»

Мы приехали с опозданием, конечно. Ночь. Со мной тоже военные ехали — тогда только военные ездили, гражданские мало кто двигался. Они тоже меня спрашивали: «Вас встретят кто-нибудь?» — «Должны встретить. Знакомый должен встретить» — «Ну, если что, мы вас подвезем. Нас тоже будут встречать, мы вас подвезем» — «Спасибо». Смотрю — поезд остановился. Снег такой крупный-крупный. Идет, прямо, знаешь, как будто бы перья опускаются… И бежит Семен по перрону — никого нет, а он бежит, топает кирзовыми сапогами. Я говорю: «Ой, меня встречают!» — «Да? Вас еще и мужчина встречает военный» — « Ну, а почему же.. Сейчас все люди военные». Вот и встретились.

Пошли на квартиру, где он жил. Там женщина хозяйка была — муж у нее на фронте был. Утром он говорит: «Мы пойдем погуляем по городу, я должен ночью уезжать в Уфу — получил назначение, — а тебя мои друзья Павел с Тимофеем проводят домой, билет я уже взял». Ну, хорошо. Значит, мы сначала его провожаем, потом они меня провожают. Мы пошли по городу гулять — гуляли-гуляли, он мне все город показывал, а потом говорит: «Знаешь что, я тебе должен сказать, ведь я твоей маме говорил, что я не просто так тебя встречаю и провожаю, что я тебя очень полюбил и хотел бы жениться. И тебя раз мама отпустила ко мне на встречу, значит, мама согласна, чтобы ты вышла за меня замуж» — Я говорю: «Да, мама согласна. И раз я поехала, наверное, и я согласна выйти за тебя замуж» Хотя, говорю, у меня есть вопросы. Он говорит: «Ну, все вопросы — у нас жизнь длинная — все вопросы разберем»

«Я уеду сейчас, месяца через два, через три — как только там обустроюсь, — я пришлю человека за вами, и он вас с мамой привезет ко мне. Но я хотел бы ехать спокойно и чтобы мы уже были муж и жена. Давай пойдем распишемся». Я говорю: «Ну, как это? Вот так просто и расписаться?» — « А почему? Вот так просто и распишемся». А у военных тогда не было паспортов. Его по удостоверению расписывали — со слов. Паспорт — это он уже тут, в Москве получил. Ну, и когда мы уже пришли в ЗАГЗ, нас без проблем расписали. Пришли домой, хозяйка приготовила обед, и пришли друзья Семена — Павел с Тимофеем…

Павел и Тимофей остались друзьями Цвигунов на всю жизнь. Семен Кузьмич и Роза Михайловна тоже прожили вместе всю жизнь и были красивой парой. А главное, дед никогда не переставал относиться к бабушке с трогательной нежностью и заботой. Одно дело, когда по молодости лет пишешь стихи — и он их писал, называя свою Розу любимым Кристаллом, — а другое дело, когда уже в зрелом возрасте ближе к 60-и годам не перестаешь любоваться своей супругой и в самых простых бытовых мелочах напоминать о своей любви.

Среди бумаг бабушки я нашла немало сохранившихся записок деда — те листочки, которые мы раньше писали в качестве напоминалок, а теперь используем для этих целей смс, WhatsApp, Viber, Messenger, но в них не всегда можно что-то написать «на полях». А эти поля, это «междустрочье» — очень важная область эмоциональной близости, по-моему. Вот лишь одна такая сохранившаяся записка (это уже 1970-е годы, т.е. Семену Кузьмичу было на тот момент около 60 лет, бабушке — за 50): «Дорогая Розочка! Мои земляки Березюки привезли тебе рушники и расшитую кофточку украинскую. Они хотят тебе вручить» — а на полях: «Я тебя люблю!»

Записка С.К.Цвигуна своей жене Розе Михайловне. 1970-е. Семейный архив

Роза Михайловна была для мужа опорой, вдохновением и близким другом. В одном из поздравительных писем дед написал среди прочего: «Я очень благодарен Розочке Михайловне за напутствие в жизни…». Я думаю, что причиной восхищения деда бабушкой не в последнюю очередь была ее многогранность. Скучать с ней было немыслимо. Любознательная, с творческим восприятием жизни, бабушка была неутомима с самого детства. Где и чему она только не училась в своей жизни, и всегда старалась эту жизнь запечатлеть — в фотографиях, кинохронике, стихах, рассказах, дневниках.

Роза Михайловна Цвигун снимает любительскую кинохронику. 1970-е гг. Фото из семейного архива

Из дневника Розы Михайловны Цвигун:

10.03.1978

…Однажды я стала вспоминать и подсчитывать, скольким специальностям я обучалась. Во время эвакуации в 1942 г. из школы перешла в институт финансово-экономический (тогда брали и с девятого класса, была война, кто-то воевал, а кому-то надо было учиться). Правда, до этого я проучилась в строительном техникуме полтора года, ушла из школы – это было в Саратове. Шла поступать в медтехникум, но там закончился набор и поступила в строительный. Они были в одном здании. Затем война погнала меня с мамой дальше. Попали к тетке в Казахстанские степи (северо-западный Казахстан, Колмыково). Там кроме курсов бухгалтеров ничего не было, пошла туда, после того, как военкомат отказал мне в отправке на фронт, мне еще не было восемнадцати лет.

Вскоре переехали в Уральск, и я поступила в Педагогический институт на исторический факультет. Училась до тех пор, пока не вышла замуж. Пришла любовь, ждала ребенка, пришлось оставить институт. Переехала с мужем в Уфу. Скрывая от него, устроилась на работу в министерство госбезопасности Башкирской ССР.

Мужа переводят в Чкалов. Работу оставила по семейным обстоятельствам – родился второй ребенок. Наконец, пришла долгожданная Победа. Конец войне! Переезжаем в Кишинев, и я вновь поступаю в органы. Во время сокращения штатов ушла с работы по собственному желанию и поступила в музыкальное училище на вокальный факультет.

Был голос, не отрицаю, и теперь еще изредка поражаю знакомых, но не пою. Стать артисткой – была мечта с раннего детства. И даже перед замужеством посылала заявление в институт кинематографии. Пришел вызов, но только на меня одну, без мамы (раньше, во время войны надо было иметь разрешение на въезд и выезд, а для этого должен был быть запрос).

Вместо института вышла замуж, будущий муж возражал против моей поездки, и я выбрала его.

Из Кишинева мужа переводят в Таджикистан (он у меня военный), где я поступила учиться в университет Рабселькоров (рабочих и сельских корреспондентов – прим. Виолетты Ничковой ). Так началась моя литературная деятельность. Но к этому были свои предпосылки. Когда я училась в 4-м классе, мое стихотворение «На смерть поэта», посвященное Пушкину, было напечатано в районной газете (Суганского района или Владимирского) Приморского края. Жили мы тогда с отцом в с. Екатериновка. Стихов больше не пишу, а рассказы появляются.

Вот тебе и распустился «кактус» в пятьдесят лет. До этого я писала редко, мешало высокое положение мужа. Тогда я взяла псевдоним – свою девичью фамилию и все стало проще.

Со стихами бабушка поторопилась закрыть тему. Многие ее стихи были позже опубликованы в ряде журналов и еще более 300 остались в записях, которые я сейчас расшифровываю. Вышло несколько сборников рассказов, причем некоторые уже через пару лет после смерти мужа, так что сложно считать эти публикации чьим-то способом исключительно сделать приятное первому зампреду КГБ СССР. Печатаясь под псевдонимом Ермольева, бабушка была членом союза писателей СССР. А многочисленные письма читателей, с некоторыми из которых бабушка вступала в длительную дружескую переписку, лучше всего говорили о том, что занималась она литературным трудом не зря. И все же главным талантом ее был талант жены, мамы и, безусловно, бабушки.

Именно потому, что она всегда ставила семью на первое место, она, возможно, не достигла бОльших профессиональных высот, каких могла бы, наверное. Так повелось, что с детства я никогда не называла ее бабушкой, а только «мамой Розой». С Днем Рождения, мама Роза!

Иностранные награды:

Семён Кузьми́ч Цвигу́н (1917-1982) - советский государственный деятель, первый заместитель председателя КГБ СССР (1967-1982). Курировал второе (контрразведка) , третье (военная контрразведка), пятое (борьба с идеологической диверсией) управления КГБ СССР и Главное управление Пограничных войск КГБ СССР . Генерал армии (). Герой Социалистического Труда (1977) . Член ВКП(б) с 1940 года . Выступал как литератор и сценарист.

Биография

Член «молдавского клана»

Смерть

Согласно официальной версии, в конце жизни Семён Цвигун тяжело болел раком лёгких. 19 января 1982 года он покончил жизнь самоубийством. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 7).

Творческая деятельность

• Бдительность - наше оружие. Душанбе, 1962
• Невидимый фронт. Баку, 1966
• Мы вернемся. М., Советская Россия, 1971
• Тайный фронт. М., Политиздат, 1973
• Возмездие. Киносценарии. М., Искусство, 1981
• «Ураган».- М., Молдая гвардия, 1982
• сценарий к фильму «Фронт без флангов» ()
• сценарий к фильму «Фронт за линией фронта» ()
• сценарий к фильму «Фронт в тылу врага» ()
• сценарий к фильму «Возмездие» ()

Под псевдонимом «генерал-полковник С. К. Мишин» консультировал создателей телесериала «Семнадцать мгновений весны » и фильма «Укрощение огня » (под собственными именем и фамилией). Именно слово С. К. Цвигуна стало решающим, когда коллегия КГБ СССР обсуждала вопрос выпускать, или нет, в прокат многосерийный телевизионный фильм «Адъютант его превосходительства ». Приглашался на должность главного консультанта фильма «Тегеран-43», но вынужден был отказаться из-за уже прогрессировавшего, к тому времени, тяжёлого заболевания. Поэтому главным консультантом фильма «Тегеран-43» стал В. М. Чебриков.

Образ С. К. Цвигуна в массовой культуре

Семья

Жена - Ермольева (Цвигун) Роза Михайловна (1924-2013) - писательница, сын Михаил (1944-2016) - дипломат, посол РФ в Джибути (1995-1999) и Республике Конго (2003-2009), дочь Виолетта (1945-2012), врач, изобретатель СССР.

Награды

• Золотая медаль «Серп и Молот» Героя Социалистического Труда (27.09.)
• два ордена Ленина (30.10.1967; 27.09.1977)
• орден Октябрьской Революции (31.08.1971)
• орден Красного Знамени (28.04.1980)
• два ордена Красной Звезды (30.03.1943; 10.12.1964)
• иностранные ордена
• премия Ленинского комсомола (1979) и Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых (1978) - за сценарии фильмов «Фронт без флангов» (1974) и «Фронт за линией фронта» (1977)
• Орден «Возрождение Польши» степени Командора (Польша)
• Орден «За заслуги перед Отечеством и народом» (ГДР)
• Большой крест Военных заслуг полковника Франсиско Болоньези (Перу)

Напишите отзыв о статье "Цвигун, Семён Кузьмич"

Примечания

Ссылки

Руководители органов спецслужб Азербайджана Главы организации по борьбе с контрреволюцией Председатели Азербайджанского ЧК Председатель ГПУ Азербайджанской ССР Председатели ОГПУ Азербайджанской ССР Наркомы внутренних дел Азербайджанской ССР Наркомы госбезопасности Азербайджанской ССР Министр госбезопасности Азербайджанской ССР Министры внутренних дел Азербайджанской ССР Председатели КГБ Азербайджанской ССР Министры национальной безопасности Азербайджана

Отрывок, характеризующий Цвигун, Семён Кузьмич

Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.

Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»