В те дни когда садах лицея. Онлайн чтение книги евгений онегин глава восьмая. Изменения в Татьяне

Глава восьмая

Глава восьмая состоит из пятидесяти одной строфы, из которых II (1–4) и XXV (1–8) не закончены, и послания, писанного со свободной схемой рифмовки и содержащего шестьдесят стихов - «Письма Онегина к Татьяне» (между XXXII и XXXIII). Структурным центром песни большинство читателей считают приход Онегина к Татьяне весной 1825 г. - десять строф, занимающих весь конец главы, за вычетом трех строф, которые формально завершают роман с прощальными словами автора к своим героям и читателям Сам же Пушкин, однако, рассматривал в качестве основной части главы последовательность из двадцати семи строф (VI–XXXII), рисующих великосветское петербургское общество (осенью 1824 г. по календарю романа), прерываемых размышлениями по поводу онегинского приезда в Петербург после трехлетнего путешествия и преображения Татьяны из провинциальной барышни в светскую даму: с 1822 г. она замужем за князем N (мы вспоминаем, что они познакомились в Москве в конце седьмой главы) Этот ряд «великосветских» строф достигает кульминации в письме Онегина, за которым следует описание одинокого зимнего прозябания Онегина с начала ноября 1824 г. до апрельских дней 1825 г., когда он мчится увидеть свою Татьяну. Всему этому замысловатому узору ситуаций и событий предпосланы шесть строф (I–VI), в которых главной героиней выступает пушкинская Муза.

Развитие тем восьмой главы

I–V: Тема этих первых строф не столь биографическая, сколь библиографическая. Пушкин вводит новую героиню, свою Музу, и повествует об отношениях с ней - о юношеском лицейском вдохновении, «благословении» Державина (в 1817 г.) {4} , буйных песнях на пирах своей молодости (1817–1820). В 1820 г. она следует за Пушкиным на Кавказ и в Крым (литературные ссылки в гл. 8, IV относятся к пушкинским романтическим поэмам «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан», о которых ранее говорилось в гл. 1, LVII). В гл. 8, V она сопровождает поэта в Молдавию, где речь заходит (1–9) о третьей поэме Пушкина, «Цыганы», а в конце строфы Муза становится метафизической кузиной Татьяны, душой романа, задумчивой уездной барышней в саду у Пушкина в Псковской губернии. Мы вспоминаем, что совсем недолго она сопровождала нас в онегинский сад и «замок» в гл. 7, XV.

VI–VII: Наконец, Пушкин приводит свою Музу на светский раут в Петербург и таким образом делает переход к продолжению романа. Риторический вопрос: «Но это кто в толпе избранной / Стоит..?» (VII, 5) - приводит нас к Онегину, вновь появившемуся в романе.

VIII–XI: Вот ряд дидактических строф, из которых VIII и IX продолжают риторико-вопросительные интонации VII, 5-14 и воплощают прием двухголосья: смутные и неясные намеки на онегинские причуды, возможно притворные. Технически необходимо вызвать у читателя сочувствие к Онегину (утраченное после дуэли) и пробудить дополнительный интерес к драме, которая вот-вот развернется в этой главе. Строфы X и XI сбиваются на рассуждения об обыденном счастье среднего человека (X) и о страданиях разочарованных и бунтарских умов (XI).

XII–XIII: Переход к Онегину завершен. Здесь использован риторический оборот «вновь займуся им» (XII, 8), следующий за «профессиональным» замечанием о «Демоне», стихотворении Пушкина, в котором изображается дух скептицизма и отрицания. Эти две строфы рассказывают нам о жизни Онегина после поединка 14 января 1821 г. и до настоящего времени - осени 1824 г. Мы узнаем, что в 1821 г. ему было двадцать шесть лет и что вскоре после дуэли он отправился в длительное путешествие. (Это путешествие должно было образовать отдельную главу, но Пушкин напечатал лишь несколько отрывков в приложении к роману. Из этих отрывков мы узнаем, что Онегин между 1821 и 1824 гг. посетил Москву, Новгород, Поволжье, Кавказ, Крым и, судя по дополнительным рукописным строфам, Одессу, где в 1823–1824 гг. встретился со своим старым приятелем Пушкиным.) Нынче, в гл. 8, XIII, Онегин неожиданно оказывается на петербургском балу.

XIV–XVI, 5: Риторическое «Но вот» ведет нас к следующей сцене. Пушкин вместе со своей Музой видит княгиню N, которая входит в залу в сопровождении генерала, ее мужа (XIV, 1–4). Онегин, погруженный в горестные раздумья, не замечает ее прихода. Описывается сдержанное изящество ее манер, и следуют две «профессиональные» реплики «в сторону»: в первой (XIV, 13–14) Пушкин просит прощения у Шишкова, блюстителя чистоты русского языка, за французское выражение comme il faut; а во второй (XV, 14 - XVI, 5) он с юмором признается в своей неспособности перевести английское прилагательное «vulgar» (и намекает на возможность игры слов, связанной с именем презираемого им критика Булгарина-Вульгарина).

XVI: Риторический переход «Но обращаюсь к нашей даме» приводит к следующей сцене: Татьяна села рядом с блестящей светской красавицей, которая, впрочем, не может ее затмить. Татьянин муж перешел к группе, где стоит Онегин И только теперь Онегин издалека видит эту даму и замечает ее поразительное сходство с Татьяной.

XVII–XVIII: Тогда, обращаясь к своему старому другу и родственнику, которого не видел с 1820 г., Онегин спрашивает о даме в малиновом берете, беседующей с испанским послом. Друг этот не кто иной, как сам важный генерал князь N, который вошел в залу вместе с Татьяной. В ходе разговора (XVII, 8 - XVIII, 5) выясняется, кто такая эта дама, ныне княгиня N; так Онегин встречает Татьяну вновь.

XIX–XX: Описываются ее холодный тон и чувства.

XXI: На следующее утро Онегин получает приглашение от князя N, которое приводит его в волнение.

XXII: Онегин с трудом дождался десяти часов вечера. Продолжается тема ее холодности и его волнения.

XXVII–XXXII: «Но мой Онегин» - риторический оборот ведет к ряду размышлений и поступков, которые находят свое наивысшее выражение в любовном письме, написанном Онегиным Татьяне. Строфы XXVII–XXIX относятся к дидактико-философскому стилю, а природные метафоры, которыми насыщена XXIX, не новы и традиционны. В строфах XXX–XXXI изображается, сколь упрямо, но безрезультатно Онегин преследует Татьяну, а XXXII вводит его послание к ней словами: «Вот вам письмо его точь-в-точь», напоминающими нам авторские вступления перед письмом Татьяны и последней элегией Ленского. «Письмо Онегина к Татьяне» построено по французским литературным образцам. Кроме того, оно является своего рода зеркальным отражением письма Татьяны, написанного четыре года назад. Герои поменялись ролями. Письмо Онегина заканчивается словами, похожими на те, с которых начала свое письмо Татьяна. Теперь уж он должен подчиниться ее воле.

XXXIII, 1–4: «Ответа нет». Вот мстительный отголосок прошлых мучений Татьяны (гл. 3, XXXVI, 1–4).

XXXIII, 5 - XXXIV, 4: Еще один мимолетный взгляд на Татьяну - светскую даму сопровождается со стороны Онегина надеждой (выражение которой включает межстрофический перенос), что за внешней суровостью, возможно, скрывается боязнь разоблачения ее прошлой слабости.

XXXIV, 5 - XXXVIII: Великолепное описание отшельнической жизни Онегина зимой 1824 г. Теме хандры, о которой мы помним со времен гл. 1, XXXVIII и LIV; теме «запереться и читать», о которой шла речь в гл. 1, XLIV; и теме сочинительства, которая рассматривалась в связи с поэзией в гл. 1, VII, 1–4 и прозой в гл. 1, XLIII, 7-14, - всем этим темам первой главы сейчас придается новая жизнь, они модулируются в новой тональности. За списком авторов в строфе XXXV следует замечательная автобиографическая и «профессиональная» реплика «в сторону», - Пушкин вспоминает похвалы критиков 1824–1825 гг. и сравнивает их «мадригалы» с тем, как «нынче» (в 1830 г.) бранят его сочинения. Строфы XXXVI–XXXVII, рисующие видения Онегина, - гениальнейшие в романе.

XXXIX–XL, 1: «Дни мчались». Этот временной переход подводит нас к тому апрельскому дню 1825 г., когда Онегин в непонятной безумной спешке приезжает без приглашения в дом княгини N {5} . Межстрофический перенос великолепно повторяет такой же перенос в пассаже из главы третьей (XXXVIII–XXXIX), когда бежала Татьяна. Тот сад, тени тех листьев, та липовая аллея вскоре ретроспективно воскреснут вновь.

XL–XLI: Как в сказке, одна за другой чудом открываются двери, и также чудом Онегин находит в будуаре Татьяну, которая перечитывает его октябрьское письмо 1824 г.

XLII–XLVIII, 6: Последняя сцена между героями содержит ее монолог (XLII, 8 - XLVII), который перекликается с его проповедью в главе четвертой. Чувства Татьяны искусно передаются с помощью судорожных строчных переносов с паузами внутри строк. Татьяна заканчивает свою речь словами: «Я вас люблю…/ Но я другому отдана; / Я буду век ему верна». Первые шесть стихов строфы XLVIII знаменуют конец истории: Татьяна выходит из комнаты, Онегин остается один, раздается звон шпор Татьяниного мужа - и здесь Пушкин оставляет своего героя навсегда.

В XLIX Пушкин прощается с читателями, в L оставляет свой труд, а в LI вспоминает старых друзей и завершает эпилог риторическим замечанием:

Блажен, кто праздник жизни рано

Оставил, не допив до дна

Бокала полного вина,

Кто не дочел ее романа

И вдруг умел расстаться с ним,

Как я с Онегиным моим.

Здравствуйте уважаемые.
Ну вот мы с Вами и подошли к последней полной и законченной главе замечательного пушкинского романа в стихах. там есть кое-что еще - но это потом:-))) В прошлый раз закончили с седьмой частью: , на и сейчас самое время начать восьмую, или точнее "осмую", как это написано у самого Александра Сергеевича:-)
Начнем же, поскорее...
И как и в каждой главе, тут тоже есть эпиграф. Звучит он так:

Fare thee well, and if for ever
Still for ever fare thee well.
Byron .

Переводится как "Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай " и принадлежит перу Байрона, о котором мы не раз с Вами уже говорили. Это первые строки стихотворения "Fare thee well" из цикла Poems of separations ("Стихи о разводе"), 1816 года.

В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,
В те дни, в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться Муза стала мне.
Моя студенческая келья
Вдруг озарилась: Муза в ней
Открыла пир младых затей,
Воспела детские веселья,
И славу нашей старины,
И сердца трепетные сны.

Давайте ходу разбирать. Про музу и пир младых затей умолчим:-))) Апулей — это римский писатель. Вы наверняка читали его эротическо-сатирический роман "Золотой осел". Ну так вот, Апулей был крайне популярен в XVIII веке и сам Пушкин читал его по-французски. Интересно, что первоначально было решено поставить Елисея из поэмы В. Майкова "Елисей, или Раздраженный Вакх" (1771), но А.С. поставил в текст еще более эпатажного автора:-)
Марк Тулий Цицерон считается чуть ли не идеальным оратором, а кроме того он плодовитый и качественный литератор. Автор его не читал видимо из-за его серьезности.
Лицей- это царскосельская alma mater поэта, где он встретил много преданных друзей и познал первые победы и первые провалы.

И свет ее с улыбкой встретил;
Успех нас первый окрылил;
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тут, наверное, ничего говорить и не стоит. Эпизод с Гаврилой Державиным и юным Пушкиным, все знают еще с дошкольного возраста:-))

И я, в закон себе вменяя
Страстей единый произвол,
С толпою чувства разделяя,
Я Музу резвую привел
На шум пиров и буйных споров,
Грозы полуночных дозоров;
И к ним в безумные пиры
Она несла свои дары
И как Вакханочка резвилась,
За чашей пела для гостей,
И молодежь минувших дней
За нею буйно волочилась -
А я гордился меж друзей
Подругой ветреной моей.


Вакханки, они же Менады (др.-греч. Μαινάδες «безумствующие», «неистовствующие») — в древнегреческой мифологии спутницы и почитательницы Диониса. По его имени у римлян — Вакх, они назывались вакханками, также бассаридами — по одному из эпитетов Диониса — «Бассарей», а также фиадами, мималлонами и т.д. Этакие ветренные и на все готовые дамочки:-)

Но я отстал от их союза
И вдаль бежал... она за мной.
Как часто ласковая Муза
Мне услаждала путь немой
Волшебством тайного рассказа!
Как часто, по скалам Кавказа,
Она Ленорой, при луне,
Со мной скакала на коне!
Как часто по брегам Тавриды
Она меня во мгле ночной
Водила слушать шум морской,
Немолчный шепот Нереиды,
Глубокий, вечный хор валов,
Хвалебный гимн отцу миров.

"Ленора" - эт такая баллада Бюргера, одна из основ романтизма тех лет. Таврида - Крым. Нереида — это древнегреческая нимфа, дочь бога моря Нерея, но в данном контексте подразумевается просто море.

И, позабыв столицы дальной
И блеск и шумные пиры,
В глуши Молдавии печальной
Она смиренные шатры
Племен бродящих посещала,
И между ими одичала,
И позабыла речь богов
Для скудных, странных языков,
Для песен степи ей любезной...
Вдруг изменилось всё кругом:
И вот она в саду моем
Явилась барышней уездной,
С печальной думою в очах,
С французской книжкою в руках.

Продолжение следует....
Приятного времени суток.

Портрет Н.В. Кочубей-Строгановой в рисунке Пушкина

В 1829 году, работая над продолжением «Онегина», Пушкин начинает восьмую главу лири-ческим вступлением — «В те дни, когда в садах Лицея я безмятежно расцветал...» и ри-сует здание Лицея, маленькую фигурку в проеме арки...

Лицей - это воспоминания Пушкина, воспоминания о ве-ликой «грозе двенадцатого года» и днях юности, о царско-сельских парках и начале поэтической славы, о первых дру-зьях и первых «трепетных снах сердца»...

Девочка-подросток, все существо которой дышит трога-тельной чистотой и милой не-жностью... Придавая головке своей модели несколько резкий поворот, художник, возможно, хотел подчеркнуть живость ее характера... Это Наташа Ко-чубей на портрете работы О. Кипренского 1813 года.

Такой ее впервые увидел ли-цеист Александр Пушкин, ког-да летом 1813 года Кочубеи, жившие в Царском Селе, не раз вместе с дочерью посеща-ли Лицей.

«Едва ли не она... была пер-вым предметом любви Пушки-на», заметит впоследствии один из однокурсников поэта. Позднее, в «Программе авто-биографии», среди самых па-мятных событий 1813 года Пушкин запишет: «Гр. Коч.», - и все биографы поэта соглас-но расшифруют сокращение как «Графиня Кочубей».

Среди рукописей Пушкина конца 1818 года сохранился черновик неоконченного сти-хотворения:

…И для меня воскресла

И душу взволновала вновь

Моя потерянная младость,

Тоски мучительная

сладость

И сердца первая любовь.

«Стихи навеяны впечатлениями от поездки в Царское Се-ло и воспоминаниями о первой любви, по преданию, к гр. Наталии Викторовне Кочубей», - комментирует известный пушкинист Т.Г. Цявловская.

Конечно, образ стихотворе-ния - уже образ искусства, уже обобщение. Но его реалии ведут именно к Н. В. Кочубей. Хотелось бы добавить к наблюдению Цявловской, что стихи могли быть вызваны и новой встречей поэта с Н. Ко-чубей. Как раз летом 1818 года семья Кочубеев после дол-гого пребывания за границей вернулась в Россию и восемнадцатилетняя Наталия Вик-торовна впервые тогда появи-лась в петербургском свете. «Мадемуазель Кочубей... изящ-но сложена, она грациозна и прелестно танцует; наконец, она безукоризненно воспитана, чтобы быть очаровательной» - такой предстает М. Кочубей на своем первом придворном балу по письму наблюдательной современницы. Уже не милая девочка, но прелестная девушка... В 1820 году она выходит замуж за графа А. Г. Строганова.

По свидетельству друга Пушкина П.А. Плетнева, «Татьяна в высшем обществ срисована с графини Строгановой, урожденной Кочубей»…

«Наталия Кочубей», или чуть прикрыто - Чуколей», - так названа одна из главных по-ложительных героинь в планах романа «Русский Пелам», за-думанного поэтом в 1835 году...

Свидетельств и упоминания достаточно, чтобы попытаться разыскать еще одно, харак-терно пушкинское «упомина-ние» о гр. П. В. Кочубей-Стро-гановой: найти на страницах рукописей среди рисунков по-эта ее изображение.

Вот одно из предположе-ний - портрет молодой женщины на 24-м листе рабочей тетради 1829 — 1833 годов. На странице нет текста, лишь сверху написаны и зачеркну-ты два слова: «Я посещу»... и ниже рисунок. В словах как бы слышится мотив воспоми-нания, а профиль кажется смутно знакомым.

Лицо молодое, но уже не юное. Образ, запечатленный Кипренским, лишь слабо уга-дывается в очертаниях бровей, лба, прядях прически... Гораз-до ближе пушкинский набросок к портрету Н. В. Кочубей, точнее, уже гр. Строгановой, работы И. Ф. Соколова 1821 года. Внимательно вглядыва-ясь в акварель и рисунок, последовательно отмечаешь сход-ство черт. Только у Пушкина она старше, черты липа заост-реннее (была болезненна и ху-дощава), а выражение его - взгляд, улыбка — мягче...

Когда был сделан набросок? Для точной датировки не хватает данных; но если выбрать самое «подходящее» время в общих хронологических рам-ках рабочей тетради, то им может оказаться 1830 год. В этом году Пушкин посещает Н.К. Загряжскую, бабушку Наталии Викторовны, живущею в доме Кочубеев; 1830 годом помечена «Программа автобиографии»…

Изображение Н.В. Кочубей-Строгановой и все пушкинские упоминания о ней исполнены тепла и создают образ большой привлекательности и обаяния. Однако, справедливости ради, стоит сказать, что многие дру-гие свидетельства современников о графине Строгановой выдержаны совсем не в идиллических тонах. Пушкинское восприятие явно окрашено «памятью сердца», «волшебством первой любви».

Р. ЖУЙКОВА,

зав. сектором рукописей Всесоюзного музея А. С. Пушкина.

НА СНИМКАХ: Н. В. Строганова. Акварель Л. Соколова - 1821 г. Н. В. Строганова (?).

Рисунок А. С. Пушкина - 1830 г.

Здравствуйте уважаемые.
Продолжаем вспоминать великолепное произведение Александра Сергеевича Пушкина, которое я лично, очень люблю:-)) Мы потихоньку движимся к концу. Напомню, что в прошлый раз мы остановились вот тут вот:
Итак....
Дни мчались; в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И он не сделался поэтом,
Не умер, не сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал он как сурок,
Двойные окны, камелек
Он ясным утром оставляет,
Несется вдоль Невы в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно тает
На улицах разрытый снег.
Куда по нем свой быстрый бег

Ну слава Богу, с Евгением все нормально. Весна и время сделали свое дело:-) И это радует:-)) Камелек - это небольшой камин или очаг для обогревания. Лед иссеченный по той причине, что зимой на Неве заготовляли большие кубы льда для ледников. С наступлением мартовских оттепелей их развозили на санях покупателям.
А грязный снег тает все также как и тогда:-)

Стремит Онегин? Вы заране
Уж угадали; точно так:
Примчался к ней, к своей Татьяне
Мой неисправленный чудак.
Идет, на мертвеца похожий.
Нет ни одной души в прихожей.
Он в залу; дальше: никого.
Дверь отворил он. Что ж его
С такою силой поражает?
Княгиня перед ним, одна,
Сидит, не убрана, бледна,
Письмо какое-то читает
И тихо слезы льет рекой,
Опершись на руку щекой.

Опаньки...... Иииинтереснооооо... Чего Евгений к ней опять поперся, и чего она ревет, ась? Ну давайте скорее посмотрим.

О, кто б немых ее страданий
В сей быстрый миг не прочитал!
Кто прежней Тани, бедной Тани
Теперь в княгине б не узнал!
В тоске безумных сожалений
К ее ногам упал Евгений;
Она вздрогнула и молчит,
И на Онегина глядит
Без удивления, без гнева...
Его больной, угасший взор,
Молящий вид, немой укор,
Ей внятно всё. Простая дева,
С мечтами, сердцем прежних дней,
Теперь опять воскресла в ней.

Вот елки....чего же она так себе сердце то рвет, а? Ну а Жека, чо как не пацан то...к каким ногам он рухает??? Чо за дила...гопники Капчина негодуэ! :-))
А если серьезно - очень класные строчки. Прям перед глазами сцена представляется. Но продолжим...


Она его не подымает
И, не сводя с него очей,
От жадных уст не отымает
Бесчувственной руки своей...
О чем теперь ее мечтанье?
Проходит долгое молчанье,
И тихо наконец она:
"Довольно, встаньте. Я должна
Вам объясниться откровенно.
Онегин, помните ль тот час,
Когда в саду, в аллее нас
Судьба свела, и так смиренно
Урок ваш выслушала я?
Сегодня очередь моя.

"Онегин, я тогда моложе,
Я лучше, кажется, была,
И я любила вас; и что же?
Что в сердце вашем я нашла?
Какой ответ? одну суровость.
Не правда ль? Вам была не новость
Смиренной девочки любовь?
И нынче - боже - стынет кровь,
Как только вспомню взгляд холодный
И эту проповедь... Но вас
Я не виню: в тот страшный час
Вы поступили благородно.
Вы были правы предо мной:
Я благодарна всей душой...

"Тогда - не правда ли? - в пустыне,
Вдали от суетной молвы,
Я вам не нравилась... Что ж ныне
Меня преследуете вы?
Зачем у вас я на примете?
Не потому ль, что в высшем свете
Теперь являться я должна;
Что я богата и знатна,
Что муж в сраженьях изувечен,
Что нас за то ласкает двор?
Не потому ль, что мой позор
Теперь бы всеми был замечен
И мог бы в обществе принесть
Вам соблазнительную честь?

Очень сильные и классные строчки. Как говорится, без комментариев. Кроме одного - извечен-это не инвалид, просто много раз ранен. И это, кстати, показатель того, что муж Татьяны нестарый человек, достигший высого положения не только из-за фамилии, а также и из-за своих заслуг.
Ну а оконцовочку действа - на следующей неделе....
Продолжение следует....
Приятного времени суток.

В восьмой главе (План восьмой главы: Онегин появляется в петербургском светском обществе; Повествователь рассказывает, куда направился Онегин, убив Ленского на дуэли; Онегин на светском рауте встречает Татьяну, характе­ристика петербургского общества; Онегин полюбил Татьяну; Онегин пишет письмо Татьяне; отповедь Татьяны Онегину; конец романа) окончательного текста романа о странствиях Онегина есть только полторы строфы:

Онегин (вновь займуся им), Убив на поединке друга, Дожив без цели, без трудов До двадцати шести годов, Томясь в бездействии досуга Без службы, без жены, без дел, Ничем заняться не умел. Им овладело беспокойство, Охота к перемене мест (Весьма мучительное свойство, Немногих добровольный крест). Оставил он свое селенье, Лесов и нив уединенье, Где окровавленная тень Ему являлась каждый день, И начал странствия без цели, Доступный чувству одному; И путешествия ему, Как все на свете, надоели; Он возвратился и попал, Как Чацкий, с корабля на бал.

Итак, Онегин снова в петербургском большом свете. Пушкин ставит своего героя в тс же самые жизненные ситуации и отношения, в какие он был поставлен в первой главе. Но если в первой главе свет благосклонно принял Онегина («Свет решил, что он умен и очень мил»), то теперь свет считает Онегина чужим; если в первой главе Онегин слегка презирает свет, то в восьмой он его ненави­дит.

Как и в первой главе, Онегин показан в отношении к женщине, к любви. Но тогда любовь для него была «нау­кой страсти нежной», которой он в совершенстве овладел; теперь - он сам любит горячо, искренне, страстно.

В первой главе, разочаровавшись в свете, «условий света свергнув бремя... отстав от суеты», в восьмой - влюбившись в Татьяну и не получив ответа на свои посла­ния, Онегин отрекается от света и ищет забвения в книгах:

Глаза его читали, Но мысли были далеко (...) И постепенно в усыпленье И чувств и дум впадает он, И перед ним воображенье Свой пестрый мечет фараон. То видит он: на талом снеге, Как будто спящий на ночлеге, Недвижим юноша лежит. И слышит голос: что ж? убит. То видит он врагов забвенных, Клеветников, и трусов злых, И рой изменниц молодых, И круг товарищей презренных, То сельский дом - и у окна Сидит она... и все она!..

В восьмой главе Повествователь снова то приближает Онегина к себе, то отчуждает и даже иронизирует над ним. Вот Онегин на светском рауте: «Но это кто в толпе избран­ной стоит безмолвный и туманный? Для всех он кажется чужим». И как бы от лица участников раута ставится ряд вопросов,- в них слышится язвительная насмешка над Онегиным:

Все тот же ль он иль усмирился? Иль корчит так же чудака? Скажите: чем он возвратился? Что нам представит он пока?

И не отвечая на язвительные вопросы толпы, Повествователь обращается к ней, защищая своего героя, вызывающего у него глубокое сочувствие:

Зачем же так неблагосклонно Вы отзываетесь о нем? За то ль, что мы неугомонно Хлопочем, судим обо всем, Что пылких душ неосторожность Самолюбивую ничтожность Иль оскорбляет, иль смешит, Что ум, любя простор, теснит, Что слишком часто разговоры Принять мы рады за дела, Что глупость ветрена и зла, Что важным людям важны вздоры И что посредственность одна Нам по плечу и не странна? (...) Но грустно думать, что напрасно Была нам молодость дана (...) Что наши лучшие желанья, Что наши свежие мечтанья Истлели быстрой чередой, Как листья осенью гнилой.

Пушкину искренне жаль своего героя, не нашедшего своего места в жизни, оказавшегося лишним, чужим. Но когда идет речь об отношении Онегина к Татьяне , По­вествователь снова иронизирует над ним. Ему больно, что Онегин тогда не полюбил Татьяну. И он настойчиво под­черкивает, чем именно Татьяна теперь вызвала его любовь:

Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась Иль стала вдруг бледна, красна... У ней и бровь не шевельнулась; Не сжала даже губ она.

Но мой Онегин вечер целый Татьяной занят был одной, Не этой девочкой несмелой, Влюбленной, бедной и простой, Но равнодушною княгиней.

Явись Татьяна перед ним такой же влюбленной, простой и смиренной, какой была раньше, он бы опять только «живо тронут был». Все это и вызывает иронию Повествователя: «О люди! все похожи вы на прародитель­ницу Эву». И теперь, полюбив Татьяну, Онегин все еще не понял ее: «Ужель та самая Татьяна». Он ошеломлен «пере­рождением» Татьяны:

Как изменилася Татьяна! Как твердо в роль свою вошла! Как утеснительного сана Приемы скоро приняла! Кто б смел искать девчонки нежной В сей величавой, в сей небрежной Законодательнице зал?

А между тем он все еще не понял, что Татьяной руководят врожденное чувство такта и тонкая интуиция. Попав в высший свет, она, оставшись естественной, быстро усвоила его законы. И ей нетрудно это далось, потому что основа се характера - простота, утонченность, отсутствие всего, что «зовется vulgаг». В деревне эти свойства Тать­яны воспринимались как ее самобытность, непохожесть на других.

Повествователь старательно перечисляет все призна­ки страстной, искренней влюбленности Онегина в Татьяну: «...он хранит письмо, где сердце говорит, где все наруже, все на воле». Он, как все влюбленные, теряется в ее при­сутствии:

Он с трепетом к княгине входит (...) ...Слова нейдут Из уст Онегина. Угрюмый, Неловкий, он едва-едва Ей отвечает...

Куда девалась «наука страсти нежной», которой он в совершенстве владел когда-то: «За ней он гонится как тень». Его письмо дышит неподдельной страстью:

Нет, поминутно видеть вас, Повсюду следовать за вами, Улыбку уст, движенье глаз Ловить влюбленными глазами, Внимать вам долго, понимать Душой все ваше совершенство, Пред вами в муках замирать. Бледнеть и гаснуть... вот блажен­ство!

И Татьяна верит в искренность его чувства:

В тоске безумных сожалений К ее ногам упал Евгений; Она вздрогнула и молчит; И на Онегина глядит Без удивления, без гнева... Его больной, угасший взор. Молящий вид, немой укор, Ей внятно все. Простая дева, С мечтами, сердцем прежних дней, Теперь опять воскресла в ней. Она его не подымает И, не сводя с него очей, От жадных уст не отымает Бесчувственной руки своей...

И она доверчиво, просто и открыто говорит: «Я вас люблю (к чему лукавить?), но я другому отдана; и буду век ему верна». Онегин предвидел все: и «горькое презренье», какое взгляд ее изобразит, и «злобное веселье», какому он повод подавал, и боялся, что она увидит в его объяснении «затеи хитрости презренной». Но он не ждал этого нового признания в любви с таким решительным отрицанием возможности этой любви:

Она ушла. Стоит Евгений, Как будто громом поражен. В какую бурю ощущений Теперь он сердцем погружен!

Что так поразило его? Он впервые открыл для себя Татьяну, впервые увидел то, что является самым главным в ней: ее нравственную силу. Это и сила любви, это и сила, которая позволяет ей никому, кроме него, не открывать этой любви; это и сила быть верной супружескому долгу. Татьяна не ответила на любовь Онегина и потому, что у нее возвышенное понимание супружеского долга, и потому, что она Онегина любит и дорожит этим чувством: любовь к Онегину - это самая большая нравственная ценность в ее жизни, это ее богатство, и она не хочет его потерять.

Онегин же, если бы Татьяна ответила на его любовь, «был бы счастлив... сколько мог!» Но он не пережил бы никакой «бури ощущений», никакого нравственного потря­сения. Из этой «бури ощущений» он, вероятно, вынесет резкое самоосуждение за поверхностность своего взгляда на жизнь. И как один из возможных вариантов его даль­нейшего развития приобщение к какой-то полезной дея­тельности и, может быть, путь к декабристам.

Но, чтобы все это свершилось с Онегиным, надо, чтобы Татьяна, любя Онегина, отвергла его любовь. Их роману дальше развиваться некуда. Вот почему роман без конца воспринимается законченным. Поэтому же десятая глава с Онегиным-декабристом не могла быть продолжением романа «Евгений Онегин»: после того нравственного по­трясения, на которое Онегин оказался способным в развяз­ке романа, он должен начать новую жизнь, в новых условиях, с новыми людьми. И потому десятая глава - не продолжение известного нам романа, а начало нового - романа о декабристском движении, которого Пушкин писать не собирался. Очевидно, потому она и была уничто­жена.

В конце романа Повествователь делает для своего героя все, что можно, чтобы мы о нем не думали плохо. «Буря ощущений», в которую Онегин оказался погружен, примиряет с ним Повествователя, и он прощается со своим героем так же тепло, как и с самим романом, и с «Татьяной милой»:

Прости ж и ты, мой спутник странный, И ты, мой верный идеал, И ты, живой и постоянный, Хоть малый труд...

Пушкин не сделал Онегина декабристом. И в этом нет незаконченности: как тип дворянского интеллигента 20-х годов XIX в. он возможен и такой. И не случайно в раз­мышлениях об Онегине и Татьяне возникают воспомина­ния о той среде, с которой связывалась у поэта личность героя:

Но те, которым в дружной встрече Я строфы первые читал... Иных уж нет, а те далече (...) Без них Онегин дорисован. А та, с которой образован Татьяны милый идеал... О много, много рок отъял!

Итак, перечитав роман, мы заметили, что сам поэт указал на три признака его художественной формы: «со­бранье пестрых глав», «свободный роман», роман, постро­енный па противоречиях. На четвертый признак - сти­хотворную форму Пушкин указал не в тексте романа, а в письме П. Л. Вяземскому: «...я теперь пишу не роман, а роман в стихах - дьявольская разница».

По конкретно-предметному содержанию роман «Евге­ний Онегин», действительно, является «собраньем пестрых глав». О чем только поэт ни говорит на его страницах! «Здесь вся жизнь, вся душа, вся любовь его; здесь все чувства, понятия, идеалы. (...) Прежде всего в „Онегине" мы видим поэтически воспроизведенную картину русского общества, взятого в одном из интереснейших моментов его развития» (в момент «впервые пробудившегося обще­ственного самосознания»)(В.Белинский).

Пушкин говорит о взаимоотношениях разных поколе­ний внутри дворянского класса, об оторванности передовой дворянской интеллигенции от народа, о русских наци­ональных основах жизни, об обычаях простонародной старины, о развитии русской литературы, об эволюции собственного поэтического творчества. Поэт ставит множе­ство моральных, эстетических, философских, социально-политических проблем: любовь и дружба, «добро и зло», «плоды наук», человек в его отношениях к другим людям, к родине, к природе... На этом основании В. Г. Белинский назвал роман «энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением».

События, изображенные в романе, происходят в годы (1819-1825), предшествовавшие восстанию декабристов. Это время подъема дворянской революционности. Дописы­вался роман в 1829- 1830 гг., после разгрома декабрист­ского движения. И это не могло не сказаться па разреше­нии одной из главных проблем романа. Пушкина волнует прежде всего судьба молодого дворянского поколения.

По комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» мы знаем о двух путях, по которым пошла дворянская молодежь после Отечественной войны 1812 г. Один - это путь служе­ния людям, путь декабристов и всех тех, кто разделял их убеждения. Другой - это путь приспособления к жизни, путь личного благополучия. Но в среде дворянской образо­ванной молодежи были и такие, которые в силу своей честности не хотели, по словам А. И. Герцена, стать на сторону правительства, а из-за отсутствия ясно осознанной общественной цели не умели стать на сторону народа., Именно в этой среде Пушкиным «тип был найден, и с тех пор каждый роман, каждая поэма имели своего Онегина, т. е. человека, осужденного на праздность, бесполезного, сбитого с пути,- человека, чужого в своей семье, не жела­ющего делать зла и бессильного делать добро; он не делает в конце концов ничего, хотя и пробует все, за исключением, впрочем, двух вещей: во-первых, он никогда не становится на сторону правительства, и, во-вторых, он никогда не способен стать па сторону народа...»(А.И.Герцен). Трагизм положения людей этого типа Пушкин и раскрыл в образе Онегина.

Как удалось поэту объединить «пестрые главы» в за­конченное, целостное поэтическое произведение? Кон­структивные приемы, обеспечивающие целостность рома­на, его поэтическую законченность,- это, во-первых, ком­позиционный параллелизм, во-вторых, принцип противоре­чия, создающий динамику романа, в-третьих, стихотвор­ный ритм и, в-четвертых, особая организация поэтической речи.

Композиционный параллелизм выступает в романе как принцип расположения «материала». Здесь уместно вспомнить организующую роль такого структурно­го элемента художественного произведения, как компози­ция. «Композиция - это дисциплинирующая сила и орга­низатор произведения. Ей поручено следить за тем, чтобы ничто не вырывалось в сторону, в собственный закон, а именно сопрягалось в целое и поворачивалось в дополне­ние его мысли: она контролирует художественность во всех сочленениях и общем плане. Поэтому она не принимает обычно ни логической выводимости и соподчинения, ни простой жизненной последовательности, хотя и бывает на нее очень похожа; ее цель - расположить все куски так, чтобы они замыкались в полное выражение идеи»(П.В.Палиевский). Ком­позиция, выполняя организующую роль, распространяет свои конструктивные принципы на другие элементы про­изведения (сюжет, систему образов, построение отдельно­го образа). В «Евгении Онегине» композиционный параллелизм действует как закон расположения «материала» на всех уровнях структуры произведения: сюжетно-фабульном, системы образов, стилистическом.

Характеризуя некоторые особенности сюжета, мы уже говорили, что в романе развиваются две параллельные фабульные (событийные) линии: Онегин - Татьяна, Лен­ский - Ольга. Эти линии параллельны (одинаковы) в том смысле, что романы в обоих случаях не состоялись. Сюжет романа распадается на два цикла и делит произведение как бы на две части. В первом сюжетном цикле конфликт развивается так: Татьяна впервые увидела Онегина и по­любила его; Татьяна страдает; Татьяна пишет письмо Онегину; Татьяна ждет ответа; Татьяна слушает отповедь Онегина; Татьяна страдает. Второй цикл точно повторяет первый, только герои как бы поменялись ролями: Онегин в Петербурге увидел Татьяну; Онегин полюбил Татьяну; Онегин страдает; Онегин пишет письмо Татьяне; Онегин ждет ответа; Онегин слушает отповедь Татьяны; Онегин страдает.

В плане стилистическом можно указать на такие сходные места текста, как два письма, построенные по одинаковому композиционному плану, совпадающие в от­дельных своих частях по синтаксическим конструкциям:

Похожи и концовки писем: каждый из героев вверяет свою судьбу другому, рассчитывая на его благородство.

А вот описание душевного состояния Татьяны и Оне­гина после того, как письмо написано и послано:

По принципу параллелизма построены и обе отповеди. Действующие лица в романе сгруппированы и по принципу, сходства (параллелизм), и по принципу противоположно­сти (контраст).

Но мало расположить «материал»: чтобы добиться поэтической целостности произведения, надо «пестрые гла­вы» как-то скрепить. В «Евгении Онегине» объединяющим принципом является динамика романа: развитие действия, отношений между героями, характеров действующих лиц Пушкин дает как развитие противоречий, что создает иллюзию беспрерывно движущейся и изменяющейся жиз­ни.

Наиболее глубоко и последовательно принцип контра­ста выдержан автором в развертывании характеров глав­ных действующих лиц. Если рассматривать линию личной жизни героев, то можно утверждать, что это роман о не­возможности счастливой любви при наличии влюбленных героев. Возможное оказывается невозможным даже там, где Пушкин то и дело пытается «развеселить воображенье картиной счастливой любви». Ленский и Ольга изобража­ются как герои, рожденные для любви, и читатель ждет или счастливого конца, или драмы любви. Но хотя «выстрел, разорвавший эту любовь, окажется драматическим» (Выготский Л.С.), он не является следствием их любовной драмы.

Любовь Онегина к Татьяне удивляет читателя неожиданностью: она изображается как любовь необыкновен­ная, трагическая. Тогда как «уже в первой главе, где подробно описывается, как Онегин знал науку страсти нежной... читателю внушается образ Онегина, истративше­го свое сердце в светском волокитстве, и с первых же строф читатель подготовлен к тому, что с Онегиным может прои­зойти все что угодно, только не гибель от невозможной любви» (Выготский Л.С.) По тому, как развиваются отношения Татьяны с Онегиным до восьмой главы, читатель боится, что по­гибнет от любви Татьяна. На самом же деле гибнет Онегин: «Весь конец романа... вплоть до последней строки насыщен намеками на то, что Онегин гибнет, на то, что жизнь его кончена, на то, что ему больше нечем дышать. (...) Но где вскрывается это с потрясающей силой, так это в знамени­той сцене их нового свидания, которое было прервано внезапным звоном шпор.

И здесь героя моего, В минуту, злую для него, Читатель, мы теперь оставим, Надолго... навсегда...

Пушкин обрывает как будто на случайном месте, но эта внешняя и совершенно неожиданная для читателя случайность еще более подчеркивает художественную за­вершенность романа. На этом кончено все» (Выготский Л.С.).

Онегин гибнет в том смысле, что в прежнем направле­нии жизнь его продолжаться не может. Ему надо начать жить заново, ему надо возродиться для какой-то другой, новой жизни. В художественную задачу Пушкина не входило изобразить возродившегося героя: он хотел показать трагизм человека, не сумевшего найти себе места в жизни. Он это сделал.

По такому же принципу противоречий-контрастов раскрывается и характер Татьяны. В начале своего зна­комства с Онегиным Татьяна любит воображаемого Оне­гина:

Счастливой силою мечтанья Одушевленные созданья, Любовник Юлии Вольмар, Малек-Адель и де Линар, И Вертер, мученик мятежный, И бесподобный Грандисон, Который нам наводит сон,- Все для мечтательницы нежной В единый образ облеклись, В одном Онегине слились.

Повествователь прямо говорит о том, что через все ее страдания проходит мотив гибели от неразделенной любви:

Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слезы лью; Ты в руки модного тирана Уж отдала судьбу свою. Погибнешь, милая...

Сама героиня в письме к Онегину пишет:

Вообрази: я здесь одна, Никто меня не понимает, Рассудок мой изнемогает, И молча гибнуть я должна.

После неожиданного появления Онегина на именинах Татьяна даже выражает свою готовность погибнуть:

Его нежданным появленьем, Мгновенной нежностью очей И странным с Ольгой повеленьем До глубины души своей Она проникнута; не может Никак понять его; тревожит Ее ревнивая тоска, Как будто хладная рука Ей сердце жмет, как будто бездна Под ней чернеет и шумит... «Погибну,- Таня говорит,- Но гибель от него любезна».

Но вот прошло два года. Татьяна, кажется, давно уже разгадала Онегина, во всяком случае, давно поняла, что Онегин, «кто б ни был он, уж верно был не Грандисон». Она теперь любит его такого, какой он есть на самом деле. И если раньше она страдала, присвоив себе «чужой вос­торг, чужую грусть», то теперь, любя живого, настоящего, а не выдуманного Онегина, она страдает не вычитанными из книг страданиями, а своими собственными. И теперь у нее больше оснований погибнуть от любви, от борьбы между чувством любви и супружеским долгом.

Но и здесь ожидания читателя оказываются обману­тыми: Татьяна не погибнет от любви, более того, она даже не обнаружит «немых своих страданий». (Весь ее монолог, обращенный к Онегину в их последнем свидании, построен на контрастах. С одной стороны:

Она вздрогнула и молчит; И на Онегина глядит Без удивления, без гнева... Его больной, угасший взор, Молящий вид, немой укор, Ей внятно все. Простая дева, С мечтами, сердцем прежних дней, Теперь опять воскресла в ней.

А с другой - каким холодом веет от ее слов:

Тогда - не правда ли? - в пустыне, Вдали от суетной молвы, Я вам не нравилась... Что ж ныне Меня преследуете вы? Зачем у вас я на примете? Не потому ль, что в высшем свете Теперь являться я должна; Что я богата и знатна, Что муж в сраженьях изувечен, Что нас за то ласкает двор? Не потому ль, что мой позор Теперь бы всеми был замечен И мог бы в обществе принесть Вам соблазнительную честь?

А вслед за этими словами: «Я плачу... если вашей Тани вы не забыли до сих пор...» И как мужественно она за­канчивает свою отповедь:

А счастье было так возможно, Так близко!.. Но судьба моя Уж решена. Неосторожно, Быть может, поступила я (...) Я вышла замуж. Вы должны, Я вас прошу, меня оставить; Я знаю, в вашем сердце есть И гордость и прямая честь. Я вас люблю (к чему лукавить?), Но я другому отдана; Я буду век ему верна.

Итак, «стоит взглянуть на роман, чтобы увидеть, что весь он построен на невозможности: полное соответствие первой и второй части при совершенно противоположном смысле выражает это до конца ясно: письмо Татьяны - письмо Онегина; объяснение в беседке - объяснение у Татьяны, и читатель, обманутый этим, не замечает даже, до чего переменились коренным образом и герой и героиня, и что Онегин в конце не только совершенно не тот, что в начале романа, но явно ему противоположен, как дей­ствие в конце противоположно действию в начале. Ха­рактер героя динамически изменился, так же как измени­лось течение самого романа, и, что самое важное, именно это изменение характера оказалось одним из важнейших средств для развертывания действия» (Выготский Л.С.)

Противоречие - один из законов жизни, по мнению Пушкина. Характеризуя Татьяну, он утверждает:

Что ж? Тайну прелесть находила И в самом ужасе она: Так нас природа сотворила, К противуречию склонна.

Поэтому не случайно в романе, реалистически отра­жающем жизнь, принцип противоречия выступает как один из главных конструктивных приемов.