Как предлагали решить аграрный вопрос декабристы. Решение «крестьянского вопроса»: декабристы и А.И. Герцен

С крестьянами, принадлежащими царской фамилии (нет владельцев, нет и крепостных) или Церкви (“первый нож - на бояр, на вельмож, второй нож - на попов, на святош” - песня, сочиненная Рылеевым), все было ясно.

С дворянами-помещиками декабристы планировали работать убеждением. Но нет ни одного примера, чтобы у них это удалось - даже с самыми близкими родственниками не справились. Полагаю, что и не пытались.

Близкий друг декабристов, Александр Сергеевич ГРИБОЕДОВ , разделявший их убеждения и обличавший крепостное право (Герцен, например, называл Чацкого, главного героя "Горе от ума", "декабристом") не смог или не захотел убедить свою мать-помещицу быть хотя бы более человечной с ее крепостными.

В костромских имениях, купленных матерью Грибоедова, с 1817-го почти до конца 1820 года бунтовали крестьяне. Волнения мужиков были настолько серьезны, что даже потребовалось вмешательство на высшем уровне. Из воспоминаний Якушкина, часто бывавшего в Смоленской губернии, и общавшегося со многими родственниками и свойственниками Грибоедовых, известно, что событие получило широкую огласку. "В Костромской губернии - писал он, - в имении Грибоедовой, матери сочинителя "Горе от ума", крестьяне, выведенные из терпения жестокостью управляющего и поборами выше сил их, вышли из повиновения. По именному повелению к ним была приставлена военная экзекуция и представлено было костромскому дворянству определить количество оброка в Костромской губернии, который был бы не отяготителен для крестьян. Костромское дворянство, как и всякое другое, не будучи врагом самому себе, донесло, что в их губернии семьдесят рублей с души можно полагать оброком самым умеренным. На их донесение не было ни от кого возражений, тогда как всем было известно, что в Костромской губернии ни одно имение не платило такого большого оброка". Грибоедов в этой ситуации ведет себя по меньшей мере странно. Никто из современников не упоминает, что Александр Сергеевич возражал матери, пожелавшей "намолотить ржи на обухе". Причина "индифферентности" поведения Грибоедова не в его лживости или бездушии, она заключается в тех отношениях между сыном и матерью, что обусловлены уже самим появлением Александра Сергеевича на свет. Как ни горько было любящему сыну видеть, что матушка затеяла предприятие неправедное, спорить с ней он считал для себя невозможным.

Все декабристы, по-видимому, рассуждали так же.

Известны лишь два примера ПОПЫТОК дать своим крепостным волю.

Завещание Дмитрия ЛУНИНА , одного из наиболее мужественных и последовательных участников события 14 декабря, изумило даже видавших виды царских чиновников: оно оставляло крестьян после его смерти не только без земли, но и без имущества; более того, "освобожденные" были обязаны "доставлять наследнику доходы". Министерство юстиции не утвердило завещание, начертав резолюцию: "Невозможно дозволить уничтожение крепостного права с оставлением крестьян на землях помещика и со всегдашней обязанностью доставлять ему доходы".

Проект декабриста Ивана ЯКУШКИНА отвергли сами крестьяне. Когда он предложил мужикам покончить с крепостным злом, те задали барину вопрос: "Ты скажи толком, батюшка, земля, которой мы сейчас владеем (а крепостные традиционно считали помещика лишь государевым управляющим на своих землях), она будет наша или как?" Тот ответил, что земля останется за помещиком, но они вольны будут ее арендовать. Иными словами, прежний хозяин получил в руки такой метод принуждения, как страх голода у безземельных селян, и при этом освобождался по отношению к ним от всякой ответственности. Мужики быстро смекнули смысл реформы. Их ответ был короток и мудр: "Ну, батюшка, оставайся все по-старому: мы - ваши, а земля - наша".

Не смог, при всем желании, никого добавить к этому списку академик А.Н.Пыпин в статье "Очерки общественного движение при Александре I" ("Вестник Европы" № 12 за 1870 год). Пришлось ограничиться общими словами: "Мысль об освобождении крестьян, без сомнения, под особенным влиянием Н. Тургенева, стала одной из господствующих в тайном обществе, члены которого стали делать и практические попытки освобождения в своих имениях. Опыты были не всегда удачны (напр., Якушкина, который рассказывает о них в своих Записках), отчасти и от самой новости предмета; но по крайней мере важность вопроса была глубоко почувствована, и сближение с крестьянами, внимание к их интересу указали и настоящий, единственный способ решения вопроса - освобождение с землей." , а также явной ложью о том, что "Н.И.Тургенев освободил своих крестьян."

Пыталась, уже по возвращении из Сибири, освободить своих крестяьн и сердобольная Наталья Дмитриевна ФОНВИЗИНА-ПУЩИНА . Причина, скорее всего, заключалась в опасениях, что после ее смерти законный наследник имений крепостник С.П.Фонвизин (ее родной дядя по матери) будет притеснять крестьян.
Пыталась, но - неудачно. С просьбой она обращалась к министру государственных имуществ (брату декабриста А.Н.Муравьева), бывшему декабристу, члену Союза спасения, одному из авторов устава Союза благоденствия.

Из письма И.И.Пущина Е.И.Якушкину (Марьино, 25 сентября 1857 г.):
Жена ездила в Москву для свидания с вашим дядюшкой-министром и между прочим подала ему записку об этом деле, противном, по-моему, правилам народной нравственности. В записке она коротко и ясно изложила, в чем вся штука, сказала, что костромская Палата государственных имуществ два раза отказывает... принять эти бедные души в число казенных крестьян. Он на это ответил, чтоб она опять просила Палату и если Палата откажет, то чтоб ему написала жалобу. Она говорит, что это больше промедление времени, а что его запрос может заставить сейчас кончить дело. Министр решительно объявил, что не может иметь инисиативы. Теперь опять пойдет в долгий ящик. Я решительно не понимаю и вижу в этом ответе, что он гусиной тропой идет. Вот целая история...

Со времен своей революционной молодости граф Муравьев сильно изменился, стал ярым противником освобождения крестьян и на своем министерском посту умело противодействовал готовящейся крестьянской реформе.

Libmonster ID: RU-8137

Среди декабристов еще до восстания было большое разнообразие взглядов по крестьянскому вопросу.

Конституция Никиты Муравьева (последний вариант) обещала, освобождение крестьян с очень малым земельным наделом (до 2 десятин на двор). Она превращала, таким образом, крепостных крестьян в свободных помещичьих батраков и арендаторов. "Русская правда" Пестеля была демократичнее и радикальнее. Она отдавала освобожденным крестьянам в общинное владение, половину всей земли "для доставления необходимого всем гражданам без из"ятия". Другая половина могла принадлежать "казне или частным лицам" и служить "к доставлению изобилия" ("Русская правда". Гл. IV, § 10).

Мнения отдельных членов Северного и Южного обществ расходились еще значительнее, чем программы. И Д. Якушкин задолго до 14 декабря 1825 года, предлагал своим крестьянам полное освобождение, но без земли, которая целиком находилась бы в его собственности, а крестьяне оставались бы его вечными арендаторами. От этой "свободы" крестьяне решительно отказались: "...пусть уж лучше по-старому - мы ваши, а земля наша" (Записки И. Д. Якушкина, стр. 31. М. 1908).

Другой декабрист-"славянин", И. И. Горбачевский, тоже задолго до восстания, полученную им в наследство деревню сразу же предоставил крестьянам и со всей землей, помещичьей и крестьянской. "Я вас не знал, и знать не хочу, - заявил он своим крестьянам, - вы меня не знали и не знайте..." (Записки и письма декабриста И. И. Горбачевского, стр. 276. М. 1925).

Взгляды всех прочих декабристов на крестьянский вопрос в разной мере и с разными вариантами располагались между этими двумя полюсами. Облеченные обще-либеральными формулировками, эти взгляды, но отличались особой определенностью.

Пока декабристы находились в Сибири, в каторге и ссылке, в российском крепостническом хозяйстве происходили большие сдвиги. Крепостной труд становился все более убыточным, но давая даже средств на уплату помещичьих долгов.

Одним из решающих факторов, ускоривших крестьянскую реформу, были массовые крестьянские выступления, которые с каждым годом захватывали все большее количество уездов и губерний.

Правительство и помещики, боясь крестьянской революции, были заинтересованы в том, чтобы с крепостным правом как-то покончить, по возможности без наделения крестьян землей и так, чтобы крестьянин и в будущем оставался в зависимости у помещика.

В 1842 году издан был указ, по которому помещики могли переводить своих крепостных крестьян в "обязанные".

По сути, "обязанные" крестьяне оказывались полукрепостными, ибо невыполнение ими обязательств приводило к лишению крестьян земли и возвращению в крепостное состояние.

Хорошо осведомленные о настроениях в Петербурге, декабристы в Сибири быстро узнали о борьбе вокруг крестьянского вопроса в правящих сферах. Они знали, что в процессе выработки указа об "обязанных" крестьянах шла непрерывная борьба между крепостниками, отметавшими всякие договоры с крестьянами, и либеральными помещиками, понимавшими выгоды для них данного закона.

В числе либеральных помещиков был и автор указа, главный его защитник, граф П. Д. Киселев. "Это был старый тайный друг декабристов, бывший начальник, штаба Южной армии, а теперь министр государственных имуществ. Декабрист М. А. Фонвизин решил вмешаться в эту борьбу на стороне Киселева, подкрепить Киселева теоретически и морально, но притом так, чтобы не обнаруживать, что подкрепление идет из среды "государственных преступников".

Еще до выхода закона об "обязанных" крестьянах Фонвизин извлек, из своих бумаг сочиненный им на досуге аграрный проект и нанизал об"яснительную к нему записку. Он предложил соузнику своему И. И. Пущину соавторство и соредакторство, причем считал, что всю эту операцию нужно провести в качестве анонимной и сугубо конспиративной: подписать проект вымышленной фамилией, найти переписчика, который не уразумел бы замысла, и послать министру Киселеву "из Казани". "...Секрет же останется между нами, двумя... и с вашей стороны это был бы

стр. 65
совершенно бескорыстный поступок" (Собрание писем к И. И. Пущину. Рукоп. отд. Всесоюзной библиотеки имени В. И. Ленина N 7581).

Оживленная переписка по этому поводу между двумя друзьями - Фонвизиным и Пущиным - велась с весны до осени 1842 года.

Проект М. А. Фонвизина был Пущиным тщательно отредактирован, поправки обсуждались в письмах. Фонвизин охотно соглашался с поправками Пущина.

Фонвизин все время: и за письменным столом, и за обедом, и на прогулке - занят был своим проектом. Обсуждал, прикидывал, изменял, о каждой новой мысли спешил уведомить соредактора: "Если вы не найдете случая отправить пакет в Петербург, то я решусь дослать его Киселеву с письмом моим, в котором откровенно скажу ему, чтобы он сохранил в тайне письмо мое..." (Письмо Фонвизина от 12 мая 1842 года).

"Совершенно согласен на все ваши распоряжения с известной бумагой. Вы все придумали как нельзя лучше. Если написанное мною не есть фантазия, то может быть оно, не пропадет и принесет пользу..." (Письмо Фонвизина от 28 мая 1842 года).

Фонвизин тщательно продумывал и обсуждал всякие способы доведения своего проекта до Киселева. Ему хотелось отыскать самый надежный путь, чтобы пакет действительно попал к Киселеву.

"Если бы Вяземский взялся передать бумагу министру, то это было бы лучше впрочем, действуйте, как вы вздумаете" (там же).

Повидимому, речь идет о князе П. А. Вяземском - поэте и близком друге Пушкина и Пущина, который был: когда-то близок и многим другим декабристам.

Для ограждения Вяземского, в целях конспирации, от непосредственных сношений с "государственными преступниками", передать ему пакет должен был брат Пущина, Н. И. Пущин, бывший в то время крупным чиновником Сената.

В то время как развертывалась эта переписка, до Тобольска, где жил Фонвизин, дошли известия о бунте казенных крестьян в Пермской губернии. Это внесло в настроение Фонвизина большую тревогу. Он сетовал на допущенную им оплошность с "хождением" к Киселеву:

"Перечитывая брульон (черновик. - В. С.) моего письма Кис(елеву) и вспомня о бунте пермских крестьян, я подумал, что сказал глупость, говоря о благодеяниях, которые повое министерство обещает государственным крестьянам. Это могло быть принято за злую насмешку" (Письмо Фонвизина от 13 июня 1842 года).

В этом (1842) году бунты государственных крестьян (картофельные и против засыпки хлеба в "магазеи") происходили в ряде губерний: Олонецкой, Вятской, Пермской, Казанской, Воронежской, Московской. В Казанской и Вятской губерниях при усмирении применялось оружие. Пермские же бунты перекинулись через Урал в соседний уезд Тобольской губернии. Со стороны местной сибирской администрации возникли, повидимому, подозрения, что здесь приложил руку кто-то из декабристов. Фонвизин - близкий и губернаторским сферам - глухо наметал Пущину на возможность обысков или перлюстрации писем.

Проект Фонвизина - Пущина был действительно направлен в Петербург через семью Пущина.

К одному из писем его сестры Е. П. Набоковой имеется приписка без подписи, помеченная "5 июля 42 г.". Приписка сделана, поводимому, И. А. Набоковым и касается, несомненно, этого самого проекта:

"Хлопотал с твоею рукописью, mon cher Jeannot, и ничего не вышло. Князь Иван(?) возил к Вяземскому, он сказал, что он не может отдать, не назвавши сочинителей, и тогда будет обыск - как попала без цензуры... А переписать и послать по почте находит невозможным, что будут отыскивать, откуда и будто найдут! Но для вашего спокойствия нужно прибавить, что тут ничего нет нового, но что исполнение в теперешнем положении невозможно. Все-таки я это у себя оставляю - может удастся как-нибудь осторожно обработать и вас потешить..."

Князь П. А. Вяземский ("декабрист без декабря") слишком ясно дал понять, что с проектами старых своих друзей он не имеет никакого желания связываться. И сибирский проект, по видимому, так и не попал по своему адресу. О нем лишь глухо упоминает впоследствии В. И. Семевский в своем "Крестьянском вопросе в России".

Но проект Фонвизина - Пущина, посланный в Петербург, впоследствии был напечатан (М. А. Фонвизин "Обзор проявлений политической жизни в России и другие статьи". Москва. 1907). В нем, прежде всего, обращают на себя внимание пугавшие в то время одинаково и реакционных и либеральных помещиков "призраки" крестьянской революции:

"Крепостные начинают понимать возможность другого порядка и каких ужас-

М. А. Фонвизин.

ных следствий ожидать должно от внезапного пробуждения этого многочисленного класса, если, постигнув тайну силы своей, он вздумает одной силой свергнуть тягостное ярмо, его угнетающее" (М. А. Фонвизин "Обзор...", стр. 113).

Дворянский революционер и либеральный помещик М. А. Фонвизин страшился этого "многочисленного класса", страшился пробуждения крепостного народа, осознания им "силы своей" и восстания его против своих угнетателей.

Крепостные отношения, по убеждению Фонвизина, "...составляют запутанный, но не крепкий узел, который естественною силою обстоятельств, рано или поздно, должен расторгнуться. Непредвидимо, когда и как это случится; но горе, если он расторгается внезапно и насильственно..." (М. А. Фонвизин "Обзор...", стр. 113).

Печатный проект содержит определенную "освободительную" программу.

Правительство постепенно скупает у помещиков крепостных крестьян по вольной цене, с землями, на которых они живут, и переводит их в разряд государственных. Для этого ежегодно выделяется из государственных доходов 30 миллионов рублей. И еще на 30 миллионов рублей ежегодно выпускаются 5-процентные облигации. Владельцам имений предоставляется право при продаже удерживать за собою половину или треть земель, им принадлежащих, с усадьбами, хозяйственными и промышленными предприятиями, рыбными ловлями, мельницами и т. п. Вся выкупная операция совершается в 14 лет, по приложенному точному расчету.

Автор предвидит основные результаты проведения его проекта в жизнь: несомненное улучшение состояния дворянства, развитие земледелия и мануфактур под руководством "просвещеннейшего" сословия, усиление служилого дворянства, владеющего облигациями.

"...многолюдного класса бездомников (proletaires), которых необеспеченное состояние заставляет беспрестанно стремиться к ниспровержению установленного порядка и искать в насильственных переворотах улучшения жалкой своей участи" (М. А. Фонвизин "Обзор...", стр. 119). В этой боязни образования "класса бездомников" - пролетариев, - всегда склонных к революционным переворотам, и заключается главная предпосылка этого типичного для того времени проекта либерального помещика. Проект мало чем (по техническим деталям) отличается от немного более поздних "освободительных" проектов: крупного помещика - славянофила Ю. Ф. Самарина или другого крупного помещика - западника Б. Н. Чичерина.

Для всех этих проектов характерна забота о неприкосновенности дворянской земельной собственности и неменьшая забота о сохранении за "первейшим" сословием его руководящей политической роли.

Конечно, проект Фонвизина отражаем взгляды на крестьянский вопрос лишь некоторой части декабристов - преимущественно Северного общества, об"единенного конституцией Никиты Муравьева. Пестелевская "Русская правда" Южного общества дает другой вариант разрешения этого вопроса: она ликвидирует сословия и уравнивает помещиков и крестьян в правах на владение и пользование землей. Что касается Общества соединенных славян, то оно не имело четкой аграрной программы" кроме общего требования уничтожения крепостного права. Но, судя по его демократическому составу и революционной тактике, его крестьянские требования должны были быть демократичнее и радикальнее пестелевских.

Но каковы бы ни были варианты декабристских крестьянских программ, ни один из этих вариантов не был пригоден в сибирской хозяйственной обстановке. Даже с самой радикальной декабристской крестьянской программой декабристам в сибирской деревне нечего было делать.

В Сибири на поселенье им и не приходилось руководствоваться своими кресть-

И. И. Пущин.

янскими программами. Каждый из них практически создавал "аграрную программу" для собственного хозяйственного обихода, применяясь к тем буржуазно-капиталистическим формам сельского хозяйства, которые до них установились в Сибири.

Все они: Розен, Волконский, Беляевы, Муравьевы, Бестужевы (крупные сибирские фермеры) - сразу же стали в своем хозяйстве на рельсы современных и сибирских сельскохозяйственных отношений: аграрного предпринимательства, земельной аренды, эксплоатации наемного труда. Точно так же поступали и другие декабристы - "мелкие земледельцы": Раевский, Спиридов, Фалейберг, Крюковы, Кюхельбекеры, Оболенский. Разница между "мелкими" и "крупнейшими" лишь в размерах "капиталовложений", принципиальной же разницы никакой нет.

Декабристы имели еще один подходящий случай выявить свое отношение к крестьянскому вопросу, который занимал существеннейшее место в их революционных программах накануне восстания 1825 года.

Ровно через 30 лет после их осуждения, по манифесту 26 августа 1856 года они получили амнистию: им разрешено было возвратиться в Россию. Правда, не так уж их много к этому времени оставалось в Сибири; не воспользовались амнистией лишь немногие. Основное же ядро декабристов-дворян вернулось на родину как раз накануне большого исторического перелома в жизни российского государства и в судьбах русского крепостного крестьянства - накануне реформы.

Для некоторых из них родным удалось кое-что сохранить из утраченных ими по суду имений, так, что они возвращались как бы в старое помещичье положение. Другие, менее счастливые в этом отношении, все же нашли близких и родственников, у которых могли обрести приют. Но и те и другие оказались в обстановке и окружении своего класса, правящего дворянства, как раз в годы большого общественного оживления и под"ема - в годы севастопольского военного поражения и подготовки крестьянской реформы.

Но вернувшиеся, конечно, были уже совсем не те, что 30 лет назад. Большинство их (если не все) оказалось больными и немощными, далеко уже не в такой мере деятельными, чтобы принять активное участие в общественной жизни. Старость и недуги породили в них тягу к оседлости и покою. А общественные мечты и перспективы сосредоточивались на боязни оторваться от соузников, оказаться в одиночестве и беспомощными. Расставались они друг с другом "в тех мыслях, что рассеяние не должно нас разлучить окончательно". И когда Г. С. Батеньков, давая эту сводку мнений товарищей, прибывающих из Сибири, делает из нее свой вывод, то он попадает в самую точку.

"По моему мнению, - пишет он Пущину, - лучше бы всего избрать один пункт и около него усесться; жить остается недолго, и на маленьком клочке, уже видном до конца, ничего не растет слишком привлекательного, и что есть еще, то в нас же самих" ("Летописи Государственного литературного музея". "Декабристы". Кн. 3-я, стр. 39. Москва. 1938).

Любопытно, что тот же самый вывод делал и Я. Д. Казимирский - сибирский жандармский генерал и общий приятель декабристов. Он это преподносил им в качестве дружеского совета в письме к тому же Пущину еще за целый год до амнистии: "Не возвращения в Россию нам желать, а сблизить свои жилища так, чтобы видеться и собираться между собою в месяц раза два или три" (Собрание писем к Ив. Ив. Пущину. Письмо Казимирского от 21 февраля 1855 года).

Конечно, это была, может быть, не столько дружеская, сколько жандармская программа, но она вытекала из весьма трезвой и правильной предпосылки жандармского генерала о его друзьях-дека-

стр. 68
бристах: "...средства наши очень малы, а годы наши очень велики!.." (там же).

Этот последний этап жизни декабристов нашел в известной степени отражение в переписке их за 1857 - 1858 годы (переписка опубликована в "Летописях Государственного литературного музея", Кн. 3-я). Причем, как в Сибири, так и в России после амнистии, организующим центром этой переписки являлся И. И. Пущин, который до самой своей смерти продолжал внимательно следить за судьбой товарищей. Пущин до конца был организатором взаимопомощи и директором: "малой кассы", которая вместе с ними переселилась в Россию. Секретарем ее до смерти Пущина был сын декабриста Е. И. Якушкин.

М. А. Фонвизин был амнистирован раньше других - в 1853 году. Он тогда же выехал из Сибири в имение своего брата в Бронницком уезде, Московской губернии. Брата он в живых уже не застал, но тот оставил завещание, по которому все имения ввиду гражданского бесправия декабриста М. А. Фонвизина переходили к его жене Н. Д. Фонвизиной, разделявшей с мужем сибирское изгнание.

Через год умер и сам М. А. Фонвизин, поручив жене поступить с имениями сообразно с его проектом об освобождении крестьян.

Кроме имения в Московской губернии (с. Марьино с деревнями) Н. Д. Фонвизина наследовала имения в губерниях Костромской, Тверской, Рязанской и Тамбовской - 2586 ревизских душ крестьян и 58206 десятин земли (Летописи..., стр. 354). Она сейчас же приступила к исполнению завещания мужа о передаче крестьян в казну. При этом крестьянам предлагалось взять на себя уплату помещичьего долга в Опекунский совет. Крестьяне на этот проект согласились. Казна, же в 1855 году от покупки их у Фонвизиной отказалась.

После этого П. Д. Фонвизина, повидимому, начала работать над другим вариантом "освобождения" - в порядке осуществления указа от 2 апреля 1842 года о переводе крепостных крестьян в "обязанные".

"Очень рад, что Наталье Дмитриевне - пишет Пущину С. П. Трубецкой, - бог помог начать приводить в исполнение заветную мысль Михаила Александровича... Жаль, что это делается не таким путем, который мог бы быть примером для других и служить к ускорению дела, которого замедление делается ежедневно опаснее" (Летописи..., стр. 324).

Трубецкой, повидимому, сожалел о неудаче первого варианта - соглашения с казной. И показательно замечание старого дворянского заговорщика, что задержка с освобождением крестьян с каждым днем становится "опаснее", т. е. ускоряет крестьянскую революцию.

У самого Трубецкого уже не было тогда никаких имений. Он был в этот период подготовки крестьянской реформы лишь наблюдателем со стороны и выразителем мнения непосредственно не заинтересованного лица.

"...Я не слишком надеюсь на уменье и даже на желание сделать дело наилучшим образом: страсти сильные замешаны и затронуты. Вся моя надежда на разумный пересмотр и исправление, когда дело пойдет на утверждение" (Летописи..., стр. 327).

"Страсти", т. е. борьба интересов помещиков и крестьян, а также помещиков между собою, его пугали, как испугала прежде Сенатская площадь, когда его сделали руководителем восстания. Все его надежды теперь на правительство. И его радуют взаимоотношения Николая Давыдова (старшего сына декабриста Давыдова) и крестьян в Каменке, где хозяйством распоряжается Николай Давыдов. Сахарный завод дает ему хорошую прибыль, полевое хозяйство приносит доход, а крестьяне охотно исполняют свои повинности.

Вот она "заветная мечта" старого декабриста: "благотворительное начало" для крестьян и "без потери для помещиков"!

А как эта либеральная формула выглядит на практике, об этом С. П. Трубецкой говорит в следующем своем письме (от 15 апреля 1858 года). По этому письму, почти все русские помещики Киевской губернии еще до выборов в Губернский дворянский комитет уже согласны были сразу освободить крестьян без всякого переходного состояния, отдать им усадьбу и одну десятину земли безвозмездно "в уверенности, что крестьяне останутся на местах и отношения обоюдные будут гораздо чище в лучше" (Летописи..., стр. 330).

Это приблизительно то же, что обещала крестьянам и муравьевская конституция (одна десятина на ревизскую душу = до двух десятин на двор), и с той же самой "уверенностью" в "чистоте" обоюдных отношений: хозяина к батраку, землевладельца к арендатору.

Амнистированный И. А. Анненков, вернувшись на родину в Нижний, был назначен чиновником особых поручений при

С. П. Трубецкой

нижегородском губернаторе А. Н. Муравьеве, тоже бывшем декабристе.

В Нижегородской губернии у отца Анненкова было более 1000 крепостных. И сам декабрист Анненков до осуждения имел в Вологодской губернии более 400 душ. Мать его была много богаче отца: имела в разных губерниях до 4 тысяч душ. Но она умерла уже после осуждения сына, и, очевидно, наследовать после нее он не мог. Однако имелась, повидимому, возможность пред"явить кое-какие претензии на отцовские и свои остатки.

Об этом дате пишет С. Г. Волконский: "Про Анненкова делах (соблюдается текст подлинника. - В. С.) сообщу тебе - что один из участвующих в конфискации его имения Кушелев входит с ним в сделку - уплатил ему 20000 рублей серебром, должных на его пай - и дает еще 350 душ, правда, заложенных... но все-таки в полное владение, и все-таки от платежа процентов будут оставаться тысячи полторы, а может, и две чистого дохода в год" (Летописи..., стр. 115).

Дальше Волконский поясняет, что это лишь четвертая часть полученного Кушелевым чистыми от долгов по имению, но что и эти крохи "все-таки мало-мало обеспечивают быт будущий "громкого семейства Ивана Александровича" (там же).

"Щепин уселся около Ростова в селе Иванкове, - пишет Батеньков. - Мать ему сохранила хуторок, и родные вполне к нему приветливы, он писал мне подробно и о пути своем и странствии" (Летописи..., стр. 41).

Это тот самый князь Щепин-Ростовский, который при выводе своей роты на Сенатскую площадь порубил шашкой двух генералов и полковника, сопротивлявшихся выводу. По амнистии ему и детям, как я другим декабристам-князьям, возвращено лишь дворянство, без княжеского титула и без права на прежнее имущество. И, очевидно, мать не могла ему сохранить достаточное обеспечение. Однако новизна положения некоторое время поддерживала настроение. Он раз"езжал, по семинарскому выражению Батенькова, "семо и овамо" и был "весьма доволен". Раздумав расставаться со своей деревушкой, решил "прожить в ней и отпустить". К сожалению, последнее не совсем ясно: идет ли речь об отпуске на волю крестьян деревушки и в каком об"еме этот отпуск на волю мыслился Щепиным.

Известно только, что в 1857 году он жил в Ростове-Ярославском. И в том же году, ввиду материальной необеспеченности, высочайше назначено ему пособие - 114 рублей 28 1/2 копеек серебром в год, которое он получал в качестве поселенца в Сибири. В 1859 году Щепин умер там же, в Ярославской губернии.

За таким же пособием обратились и некоторые другие декабристы: в 1858 году - А. А. Быстрицкий, поселившийся в Могилеве, в 1859 году - Соловьев, живший в рязанском имения своего брата.

"К нам прибыл на житье Петр Николаевич (Свистунов. - В. С.) с семейством, - извещает Пущина из Калуги Е. П. Оболенский. - ...Мать и брат требовали, чтобы он вступил во владение имением, которое они ему уступили. Поневоле он должен был изменить Нижнему и переехать сюда" (Летописи..., стр. 237 - 238).

Свистунов переехал в Калугу и принял имение: несколько сел и деревень с 733 ревизскими мужскими душами. Это единственный из сибиряков-декабристов, ставший после амнистии сравнительно крупным душевладельцем. Он потом избран был в Калуге в Губернский дворянский комитет по проведению крестьянской реформы, активно участвовал в выработке положения об освобождении крестьян и состоял в Комитете членом Финансовой комиссии, разрабатывавшей принципы и размеры крестьянского выкупа.

Свистунов выступал в Комитете, восхваляя "мудрость английской аристократии, уступчивость ее потребностям духа времени". Эта ссылка на английскую мудрость была в то время в большом ходу в дворянских комитетах, особенно в среде

И. А. Анненков.

крупных помещиков. Говорилось об английской "уступчивости духу времени", а подразумевалась английская мудрость в освобождении крестьян от земли. А когда в Калужском комитете поднялись горячие споры о непременном выкупе "личности" крестьянина, член Финансовой комиссий Свистунов подсказал, что требовать выкуп за личность было бы, пожалуй, не совсем тактично, но можно включить эту "личность" в оценку земли. Споры сразу же прекратились, и Комитет отверг "вознаграждение за личность 23 голосами против 2-х" (Архив князя Черкасского, п. N 14. Рукоп. отд. Библиотеки имени Ленина).

Положение, выработанное Калужским комитетом - одно из реакционнейших: двухдесятинный надел на ревизскую душу, в том числе и усадьба. Выкупная плата - по 150 рублей серебром с души при ценах на землю 15 - 20 рублей серебром за десятину. Совершенно ясно, что здесь незримо присутствует и плата за "личность", подсказанная декабристом: Свистуновым.

М. И. Муравьеву-Апостолу не позволили жить ни в Москве, ни в Московской губернии, и он поселился на границе Тверской и Московской губерний, а потом жил в Твери.

"Был занят весьма скучным делом, - пишет он Пущину, - составлением доверенности племяннику М. И. Бибикову для передачи мне Коршуновки, которая заложенное и перезаложенное... так, что мы имеем в виду 1500 рублей серебром на прожитье, а при здешней дороговизне и моем отвращении от долгов придется, вероятно, ехать на жительство в Коршуновку - будем, по крайней мере, горевать вместе с ее бедными жителями!" (Летописи..., стр. 218).

Тридцать лет назад он, может быть, и имел в виду сделать свободными и богатыми этих бедных жителей Коршуновки. Но теперь ему приходится рассчитывать на них как на единственную свою поддержку и намечать перспективы совместного с ними "гореванья". И у него вновь просыпаются живые еще отголоски былого либерализма: "Вот уже третье царствование, что без толку толкуют об одном и том же (об эмансипации. - В. С.)... Если бы сделан был хоть первый приступ... я бы от души радовался" (Летописи..., стр. 21 - 9, 220).

Декабрист П. В. Басаргин до восстания был мелкопоместным помещиком. Его отец имел в Покровском уезде Владимирской губернии сельцо Михейцево и деревеньку - в обоих вместе 56 ревизских душ на пашне. Никаких феодальных навыков у него, пожалуй, и не сохранилось. Вступал в тайное общество, он нес в себе тенденции чистого буржуазного революционизма. В Сибири он женился на вдове стекольного заводчика, родной сестре знаменитого химика Д. И. Менделеева, и от товарищей получил кличку "фабрикант".

О нем пишет Пущину А. В. Ентальцева (вдова декабриста) из Москвы: "Басаргины уехали на первой неделе поста в гор. Покровск, Владимирской губернии... Кажется, Николай Васильевич не поедет в Сибирь, потому что думает купить около Пекровска небольшую деревеньку с усадьбой, сад и хорошенькое место; если это состоится, то они уже не доедут в Сибирь" (Летописи..., стр. 149).

Удалось ли ему купить деревеньку, неизвестно. Умер Басаргин в России 3 февраля 1861 года, за две недели до "освобождения" крестьян.

Повидимому, какой-то остаток из бывших своих имений получил и С. Г. Валконский. Об этом мельком в письме Пущину упоминает Батеньков: "Все это, вероятно, ты уже знаешь, а, равно и о намерении Сергея Григорьевича ехать, кажется, в Тамбов для устройства сделки с крестьянами. Теперь в не готовых головах сильно развились все трудности реформы..." (Летописи..., стр. 53).

Сам Волконский ничего не пишет об этой поездке. Но взгляд свой на крестьянскую реформу он излагает более определенно, чем его товарищи. Еще в 1854 году в Сибири ему писал Пущин о хлопотах И. Д. Фонвизиной по освобождению кре-

стр. 71
стьян. И Волконский тогда же ему ответил: "Вести, тобой сообщаемые... о Наталье Дмитриевне и ее предположениях в отношении ее имения - меня радуют, а мне упрек, но таковое распоряжение не было в моей воле - а я предлагал и просил Александра Николаевича, чтоб в имении бывшем моем - предложили крестьянам откупиться - но как, и во многом, этот человек не принял в уважение мои желания" (Летописи..., стр. 99).

Волконский до суда лично имел в Нижегородской губернии 50 деревень с 1046 ревизскими душами и около того же количества в Ярославской губернии. С лишением его прав, имения, очевидно, перешли к А. Н. Раевскому, брату жены "Волконского, повидимому, с внутрисемейным обязательством помогать семье Волконского в Сибири, о чем есть указания в его сибирской переписке. Есть указания и на то, что сам Волконский очень тяготился этой помощью и искал, от нее избавления в сибирском своем хлебопашестве.

Несомненно, теперь, когда разговоры о крестьянской реформе стали всеобщими, крестьянофильские настроения князя Волконского не могли не получить отражения. Вот что пишет он тому же Пущину, уже в России: "ты знаешь, что вопрос эмансипации есть коренной вопрос для России, а для меня самый близкий к сердцу. Я здесь довольно часто вижу некоторых славянофилов... что они люди умные, благонамеренные, дельные, в том нет сомнения - и теплы они в эмансипации и горячи к православию, а народность и православие - вот желаемая мною будущность России" (Летописи..., стр. 111).

Старый идеалист и крестьянофил 30 лет отсутствовал из России. Из внимания его, как и других его товарищей, выпала целая большая полоса российского хозяйственно-политического развития. Они не имели возможности наблюдать вблизи процесс приспособления помещичьего хозяйства к новым историческим условиям: нащупыванье помещиками экономической опоры в кулацких слоях деревни. Они не могли, поэтому наблюдать и параллельного приспособления старой, крепостнической идеологии к новому дворянскому обиходу: привлечения на свою сторону симпатий наиболее отсталых прослоек в народных низах.

Известно, что "теплые в эмансипации" славянофилы по отношению к своим крестьянам были помещиками "ниже среднего уровня": почти у всех у них крестьяне пользовались наделом ниже среднего по соответствующему району и выполняли на помещика повинности выше средних по тому же району. Почти все славянофилы проводили принцип одно-десятинного надела своим крестьянам. Все это отмечено было позднее историком "Крестьянского вопроса" В. И. Семевским.

Волконский этого, конечно, еще не знал. Славянофильский лозунг - "община, православие и народность" - он принял за чистую идейную монету. Кажущийся славянофильский патриотизм очаровал его, старого генерала, остро переживавшего обиду севастопольского поражения.

Всех декабристов радовала открывшаяся возможность свободно говорить о том, о чем они 30 лет назад должны были говорить лишь потаенно.

"Здесь теперь другого разговора не слышно, как только об освобождении крестьян, - пишет Ентальцева, - дамы и мущины ведут общий разговор, многих это приятно интересует, некоторые недовольны, но не говорят того. Сергей Григорьевич (Волконский. - В. С.) счастлив выше седьмого неба... Не знаю почему, но князем Голицыным очень недовольны и сильно его осуждают; кажется, и М. М. Нарышкиным тоже" (Летописи..., стр. 144).

И. Голицын и Нарышкин - оба декабристы. Один - поселенец, другой - каторжанин. Но оба из Сибири перепросились на Кавказ, а с 1843 - 1844 годов жили уже в своих имениях, занимаясь хозяйством. Отношение, их к крестьянскому вопросу, повидимому, недостаточно либеральное, вызвало недовольство их бывших соузников.

Бывший минусинский фермер А. П. Беляев, которому сибирская сельскохозяйственная практика дала хороший опыт, после Кавказа за отсутствием собственного поместья управлял имением саратовского помещика Льва Нарышкина и был, вероятно, по настроениям своим более помещиком, чем его патрон.

У него уже нет теперь и того сравнительно благодушного отношения к крепостным крестьянам, какое было в Сибири к своим работникам-поселенцам. Он смотрит теперь на крепостных крестьян как на необходимую принадлежность помещичьей земли, расценивает их как помещичий инвентарь, как орудие сельскохозяйственного производства. У него есть своя особая теория "справедливой" оценки земли, даваемой крестьянам в надел: не по арендным и продажным ценам, как это полагается, - ибо тогда "помещики будут разорены", - а по доходу, получаемому с пахотной десятины, обработанной крепостным трудом, - тогда помещикам будет обеспечен "по крайней мере, тот самый доход, какой они получают теперь при посеве" (Летописи..., стр. 66).

По его собственному подсчету, эта "справедливая" оценка увеличивает ценность даваемой в тягло крестьянской де-

стр. 72
сятины втрое. Здесь так же, как и в свистуновском финансовом совете, незримо присутствует в оценке крестьянская "личность" - крестьянская крепостная душа.

Вообще за время "обязанного" крестьянского положения Беляев непрочь был бы из крепостных в пользу помещика выжать последние соки: при уплате повинностей отработками он рекомендует: "...устроить урочную работу с ответственностью целого общества в исправности, как они сделаются половинщиками. Этот способ введен у меня и очень хорошо" (Летописи..., стр. 67).

"Урочная работа", "круговая порука" и "половинщики" - термины, особенно часто употреблявшиеся тогда помещиками-крепостниками, в особенности теми, которые об"являли себя приверженцами "остзейской" системы освобождения крестьян - без земли.

Князь Е. П. Оболенский - один из "диктаторов" на Сенатской площади - тоже кое-что получил из своего наследства. В одном из писем он оповещает своего приятеля, что "отправился в свое Тульское имение". Можно подумать, что у него есть и еще имение.

Замечательно быстро восстанавливаются былые помещичьи формулы отношений. "Видел вблизи быт крестьян не оброчных, но на пашне, и нашел, что они в довольно хорошем положении" (Летописи..., стр. 254).

"Не мог сравнить их положение с сибирскими крестьянами... Избыток земли, сенокосы и леса доставляют там богатство". "Здесь же никакого избытка нет, и сибирского богатства наши крестьяне не достигнут и "при самых лучших условиях их общественного быта". И сейчас же еще раз подчеркивает: "Изменение их отношений в нам (к помещикам. - В. С.) не родит богатства...". Но, как будто испугавшись, что его могут заподозрить в нежелании "изменений", спешит добавить: "верю, возможности и осуществления этого изменения; но сам не умею придумать, как то привести в исполнение" (Летописи..., стр. 255).

Этому можно верить. У него так же, как и у ряда других декабристов, определенной точки зрения на этот предмет, кроме расплывчатого либерализма, нет, а действительное положение вещей вызывает у него растерянность, и он беспомощно разводит руками: "кашу заварили, кто ее расхлебает - не знаю" (Летописи..., стр. 264).

В этом же письме он рассказывает случай, происшедший с бывшим томским губернатором Бекманом. К нему (губернатору Бекману) "пришли его мужики с оброком, который они всегда вносили за год вперед. Ныне они приносят только половину. На вопрос, почему так, их ответ был: "Мы подождем, батюшка, что будет. Может быть, тебе и совсем не понадобится" (Летописи..., стр. 263 - 264).

Классовые чувства оказались сильнее чем "отказ от собственных выгод" или "верность прекрасной минуте", к которым когда-то в Сибири апеллировал "софист" И. Д. Якушкин.

Волконский сердцем своим нащупал свою классовую позицию: "народность и православие - вот желаемое мною будущее России". На том же самом, повидимому суждено было успокоиться и сердцу Оболенского. "Дворянство смутно постигает, что решительный его час настал, - пишет он, - ему предложат быть или не быть. Чтобы ему быть, нужно ему примкнуться к народу и в нем искать свой жизненный элемент, не в смысле аристократии, но в смысле класса передового, нравственно и умственно развитого, в смысле землевладельцев, владеющих пространством земли более 100 тысяч квадр. верст" (Летописи..., стр. 267).

Много ходило тогда по рукам разных проектов и рукописей с фамилиями авторов и безыменных.

"Много проектов перечитали мы в рукописях, - пишет Оболенский, - и много дельнаго прочли..." И, вероятно, этим многим дельным прочитанным навеяны приведенные мысли самого Оболенского о "примкнутии к народу".

Те же мысли, немного спустя, находим в письме славянофила А. И. Кошелева: "Одно спасенье для нас, для народа и государства... присоединиться к народу, слиться с ним и стать во главе его. В этом выгоды народа, нуждающегося в предводительстве, выгоды собственные наши (т. е. помещичьи. - В. С.), ибо одни - мы слишком... немочны: наконец, выгоды государства, самого самодержавия, могушего быть сильным только при единстве его с совокупностью народа русского" (Архив князя Черкасского, п. N 23. Рукоп. отд. Библиотеки имени Ленина).

Это гораздо отчетливее, чем у многоречивого Оболенского.

Не в пример другим славянофилам, А. И. Кошелев, как видим, рядом с "православием и народностью" открыто провозглашает и самодержавие. И, вероятно, против этого не возражает и Оболенский. Но здесь он, конечно, уже расходится со своими друзьями.

Е. П. Оболенский.

Они вернулись с темя же добрыми крестьянофильскими пожеланиями, во имя которых 30 лет назад выходили на Сенатскую площадь. Но так же неясно, как и тогда, они представляли себе и настроения самих крестьян и их требования. Они не заметили, что крестьянские требования уже, в 1825 году обгоняли муравьевскую конституцию, оставляя ее далеко позади.

А 30 лет спустя настроения и пожелания по крестьянскому вопросу, привезенные декабристами из Сибири, оказались уже вовсе не передовыми. Они представляются весьма неопределенными, несомненно, отсталыми и свидетельствуют не только о беспомощности, но и о растерянности.

За время отсутствия декабристов, из России история не стояла на месте. Приходили новые поколения борцов за свободу народа. Они ставили новые вопросы, по-новому решали вопросы старые.

"Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского" (В. И. Ленин. Т. XV, стр. 468).

И когда декабристы вернулись на старое пепелище, они уже нередко не узнавали в новых поколениях продолжателей своего дела. Может быть, они и разделяли еще крестьянофильство разбуженного ими Герцена, но его революционная постановка крестьянского вопроса для них уже не могла быть приемлема.

Но в этот исторический момент в крестьянском вопросе уже и Герцен не являлся действительным выразителем народных требований, уже и он начинал утрачивать свою ведущую в нем роль. Действительными борцами за крестьянское (народное) дело становились разночинцы Чернышевский, Добролюбов, Некрасов...

А разночинцы оказывались совсем уже непонятными декабристам.

"Общественные вопросы в Москве на первом плане, - пишет Оболенский Пущину в январе 1858 года. - Я был два раза у нашего Евгения (Е. И. Якушкина - сына декабриста. - В. С.) и нашел там общество, хотя не совсем большое, но замечательное по своему направлению, довольно резко отличающееся, не смею сказать решительно, но похожее на красное. - Мы были в разномыслии, и потому беседа была в разладе" (Летописи..., стр. 260).

Даже и с "похожими на красных" они были уже в "разномыслии" и вели беседу "в разладе".

Но, к чести их, надо добавить, что по мере общественного выяснения вопроса об освобождении крестьян, по мере расширения граней его практического разрешения крестьянские их симпатии становятся и более определенными и более передовыми. Им понятнее и ближе оказываются наиболее левые дворянские настроения. Они обращают свои взоры и внимание на позицию тверского дворянства. Проект тверского Губернского комитета по крестьянскому вопросу был тогда самым либеральным из всех дворянских проектов. И тверской дворянский предводитель Унковский после проведения проекта в Губернском дворянском комитете был арестован и выслан в Вятку.

"Разговор один, об эмансипации, - пишет Пущину П. Н. Свистунов, - читали разные проэкты, достаньте проэкт тверского предводителя Унковского и предисловие Головачева, Умно и любопытно" (Летописи..., стр. 309).

Интересен отклик на эти крестьянофильские разговоры декабристов за Байкалом, в Петровском заводе, где они отбывали каторгу.

Там остался жить и после амнистии декабрист И. И. Горбачевский, член "Общества соединенных славян, махнувший рукой на свое крепостное наследство еще до восстания декабристов.

В годы подготовки крестьянской реформы он вел оживленную переписку с Оболенским. Оболенский делился с забайкальским своим соузником калужскими "освободительными" настроениями. Рассказывал

стр. 74
ему о многих, ходивших по рукам рукописных либеральных "освободительных" проектах, передавал свои впечатления и ожидания" добрых результатов от губернских дворянских комитетов, расписывал увлекавшую его оживленную суетню либерального дворянства и помещиков. Он призывал далекого товарища порадоваться вместе с ним и поверить в предстоящее освобождение крестьян и улучшение их быта.

"Читал я тоже в твоем письме, - отвечает Горбачевский, - о наших (декабристских. - В. С.) надеждах на улучшение крестьянского быта и начале гражданской жизни, о которой когда-то мы мечтали. Прости меня великодушно, мой Евг. Петр., за мое неверие: решительно не только сомневаюсь, но даже решительно не верю ни вашей гласности, ни вашему прогрессу, ни даже свободе крестьян от помещиков. Все это, мне кажется, болтовня праздных людей, у которых нет ни желания, ни боли сделать другим добро. И что может быть из такого порядка вещей, где люди в своем деле сами и судьи" (Записки и письма декабриста И. И. Горбачевского, стр. 260. М. 1925).

Замечательно ясное представление о российской "освободительной" обстановке, несмотря на 35-летний отрыв от нее и расстояние в 5 тысяч верст! "Славянин" Горбачевский, по прежнему положению своему и по настроениям более близкий к солдатской среде, чем к генеральской, занимал и теперь более демократическую позицию, чем его товарищи - декабристы Северного и Южного обществ. Эта позиция приближала его к наиболее передовой для того времени позиции революционной разнотипной интеллигенции, но отставала от нее, потому что вытекала из чисто идеалистических либеральных предпосылок, из "нравственных убеждений, - по выражению декабриста И. И. Пущина, - в несправедливых отношениях между владеющими и владеемыми" (Пущин "Записки о Пушкине и письма", стр. 272. Изд. политкаторжан. 1925).

Но "нравственных убеждений" для правильного решения в то время крестьянского вопроса было уже далеко не достаточно. Между "владеющими и владеемыми" шла уже напряженная борьба не за расплывчатые "справедливые отношения", а за реальные "волю и землю". Классовая борьба в общероссийском масштабе между двумя основными категориями российского населения - крестьянством и помещиками - нарастала. На историческую авансцену выходили новые общественные классы - буржуазия и пролетариат. Социально-политическая борьба расширялась и усложнялась.

И этой борьбы даже наиболее демократические из декабристов уже не могли понять.

Реферат на тему:

Декабристы и крестьянский вопрос.

Выполнила:

Студентка второго курса исторического факультета

Кирий Евгения.

Декабристы и Крестьянский вопрос.

План:

1 вступление и цель работы.

2 Список Литературы

3 Пестель Павел Иванович.

4 Крестьяне по русской правде Пестеля.

5 Крестьяне по конституции Муравьева.

Вступление.

В средине 19 века после заграничных проходов русской армии в среде дворян сложилась мощная оппозиция- декабристы. Все они были очень образованными людьми и понимали, что крепостное право очень сильно тормозит Развитие России. Они считали его пережитком феодализма, унизительным для крестьян и желали отменить его.

Цель данной работы - рассмотреть взгляды Южного (Пестель) и северного(Муравьев-Апостол) обществ на проблему крепостничества и её решение.

Список использованной литературы

Пестель П.И.

Русская правда

Муравьев-Апостол Н.М.

Конституция

Пестель и его русская правда.

Краткая Биография.

Происходит из немецкого семейства Пестелей, поселившегося в России в конце XVII века .

Отец - Иван Борисович Пестель (1765-1843). Мать - Елизавета Ивановна Крок (1766-1836). Семья исповедовала лютеранство . Первый ребёнок в семье, при крещении получил имя Пауль Бурхард.

Получив начальное домашнее образование, в 1805 - 1809 учился в Дрездене . В 1810 вернулся в Россию, обучался в Пажеском корпусе , который блестяще окончил с занесением имени на мраморную доску, и был определён прапорщиком в лейб-гвардии Литовский полк.

Участвуя в Отечественной войне , отличился в Бородинском сражении (1812 ); был тяжело ранен и награждён золотой шпагой за храбрость. По выздоровлении поступил в адъютанты к графу Витгенштей ну , отличился в сражениях при Лейпциге , при Бар-сюр-Обе и при Труа ; позже вместе с графом Витгенштейном проживал в Тульчине , откуда ездил в Бессарабию для собирания сведений о возмущении греков против турок и для переговоров с господарем Молдавии (1821 ).

В 1822 году он был переведён полковником в совершенно расстроенный Вятский пехотный полк и в течение года привёл его в порядок . Сам Александр I , осматривая его в сентябре 1823 года , выразился: «Превосходно, точно гвардия», и пожаловал Пестелю 3000 десятин земли.

Участвуя ещё с 1816 года в масонских ложах, Пестель был принят в «Союза спасения» , составил для него устав, в 1818 году стал членом Коренной управы Союза благоденствия , а в 1821 году, после его самоликвидации возглавил Южное тайное общество . Обладая большим умом, разносторонними познаниями и даром слова (о чём единогласно свидетельствуют почти все его современники), Пестель скоро встал во главе общества. Силой своего красноречия он убедил в 1825 году и петербургское общество действовать в духе Южного.

Выражением его взглядов была составленная им «Русская Правда»

Русская правда- программный документ Южного декабриского общества.

Пестель был сторонником диктатуры Временного верховного правления во время революции, считал диктатуру решающим условием успеха. Диктатура, по его предположениям, должна была длиться 10-15 лет. Его конституционный проект "Русская Правда" был наказом Временному верховному правлению, обличенному диктаторской властью. Полное название этого проекта гласит: "Русская Правда, или Заповедная Государственная Грамота Великого Народа Российского, служащая заветом для усовершенствования Государственного устройства России и содержащая верный наказ как для народа, так и для Временного Верховного Правления". Работа Пестеля над конституционным проектом длилась почти десять лет. Его конституционный проект показал, что он был в курсе движения политической мысли своего времени.

Крестьянский вопрос.

Освобождение крестьян без земли, то есть предоставление им только личной свободы, Пестель считал совершенно неприемлемым. Он полагал, например, что освобождение крестьян в Прибалтике, при котором они получили земли, есть лишь "мнимое" освобождение. Пестель стоял за освобождение крестьян с землей. Его аграрный проект подробно разработан в "Русской Правде" и представляет значительный интерес. В своем аграрном проекте Пестель смело объединил два противоречивых принципа: с одной стороны, он признавал правильным, что "земля есть собственность всего рода человеческого", а не частных лиц и поэтому не может быть частной собственностью, ибо "человек может только на земле жить и только от земли пропитание получать", следовательно, земля - общее достояние всего рода человеческого. Но, с другой стороны, он признавал, что "труды и работы суть источники собственности" и тот, кто землю удобрил и обработал, имеет право владеть землей на основе частной собственности, тем более что для процветания хлебопашества "нужно много издержек", и их согласится сделать только тот, который "в поной своей собственности землю иметь будет". Признав за правильные оба противоречивых положения, Пестель положил в основу своего аграрного проекта требование разделения земель пополам и признания каждого из этих принципов лишь в одной из половин разделенной земли.

Вся обрабатываемая земля в каждой волости "так предполагалось называть наиболее мелкое административное подразделение будущего революционного государства" по проекту Пестеля делится на две части: первая часть является общественной собственностью, ее нельзя ни продавать, ни покупать, она идет в общинный раздел между желающими заниматься земледелием, и предназначена для производства "необходимого продукта"; вторая часть земли является частной собственностью, ее можно продавать и покупать, она предназначена для производства "изобилия". Часть общинная, предназначенная для производства необходимого продута делиться между волостными общинами.

Каждый гражданин будущей республики обязательно должен быть приписан к одной из волостей и имеет право в любое время безвозмездно получить причитающийся ему земельный надел и обрабатывать его. Это положение должно было, по мнению Пестеля, гарантировать граждан будущей республики от нищенства, голода, пауперизма. "Каждый россиянин будет совершенно в необходимом обеспечен и уверен, что в своей волости всегда клочок земли найти может, который ему пропитание доставит и в коем он пропитание сие получать будет не от милосердия ближних и не оставаясь в их зависимости, но от трудов, кои приложит для обрабатывания земли, ему самому принадлежащей яко члену волостного общества наравне с прочими гражданами. Где бы он ни странствовал, где бы счастия ни искал, но все же в виду иметь будет, что ежели успехи стараниям изменят, то в волости своей, в сем политическом своем семействе, всегда пристанище и хлеб насущный найти может". Волостная земля - общинная земля. Крестьянин или вообще любой гражданин в государстве, получивший земельный надел, владеет им на общинном праве, не может ни дарить его, ни продавать, ни закладывать.

Вторая часть волостных земель, предназначенная для производства "изобилия", находится в частной собственности, частью же может принадлежать и государству. Лишь эти земли могут покупаться и продаваться. Казенная доля этой земли также может быть продана: "Казна является в отношении к казенной земле в виде частного человека, и потому продавать казенные земли право имеет". Каждый россиянин, желающий расширить свое земельное хозяйство, может прикупить землю из этой второй части земельного фонда.

Для осуществления своего аграрного проекта Пестель считал необходимым отчуждение помещичьей земли при частичной ее конфискации. Иначе его проект и не мог быть осуществлен: ведь в каждой волости надо было отдать во владение крестьян половину земли, эта земля отчуждалась от ее владельцев, в первую очередь от помещиков. Имело место отчуждение земли за вознаграждение, имело место и безвозмездное отчуждение, конфискация. "Если у помещика имеется 10000 десятин земли или более, тогда отбирается у него половина земли без всякого возмездия", - говорится в одном незаконченном отрывке "Русской Правды", озаглавленном "дележ земель". Если у помещика имелось менее 10000, но не более 5000 десятин, то тогда половина земли у него тоже отбиралась, но за нее давалось "возмездие" - или денежного характера, или земля где-нибудь в другой волости, но с тем условием, чтобы общее количество десятин у него не превышало 5000. Таким образом, помещичье землевладение (при полном уничтожении крепостного права!) все же частично сохранялось. Беспощадно сметая устои феодально-крепостного общества, стремясь глубоко перестроить государство на буржуазный лад, Пестель тем не менее не решался отстаивать лозунг передачи всей земли крестьянам.

Конституция Муравьева

Биография

Никита Михайлович Муравьев

Сын писателя и публициста Михаила Никитича Муравьёва и Екатерины Фёдоровны (урождённой баронессы Колокольцовой ). Получил отличное домашнее образование. Позднее поступил на физико-математическое отделение Московского университета. С февраля 1812 года - коллежский регистратор в Департаменте Министерства юстиции. В начале войны 1812 года убежал из дома в действующую армию. Официально зачислен в армию прапорщиком свиты по квартирмейской части в июле 1813 года . Прошёл всю кампанию 1813 - 1814 года . Участник сражений при Дрездене и Лейпциге. 1 августа 1814 года переведён в Генеральный штаб. Участвовал в военных действиях против Наполеона I , возвратившегося с о. Эльбы (прикомандирован к дежурному генералу главного штаба русских войск в Вене А. А. Закревскому ). В июне 1815 года в свите офицеров Генерального штаба приезжает в Париж . Здесь Муравьёв познакомился с Бенжаменом Констаном , Анри Грегуаром , аббатом Сиверсом.

По возвращении в Россию, Муравьёв вместе с будущими декабристами слушал курс политэкономии профессора К. Германа и самостоятельно изучал литературу по экономике, праву, истории. В 1816 году принял активное участие в создании Союза спасения. Один из основателей Союза благоденствия ( 1818 ). Вместе с С. Трубецким и А. Н. Муравьёвым у частвовал в создании устава Союза благоденствия - «Зелёной книги». В январе 1820 года на Петербургском совещании Союза высказался за установление республиканского правления путём военного восстания. Выходит в отставку в начале 1820 года. Уезжает на юг России вместе с М. С. Луниным и встречается там с Пестелем .

Описание работы

Цель данной работы - рассмотреть взгляды Южного (Пестель) и северного(Муравьев-Апостол) обществ на проблему крепостничества и её решение.

3. Решение «крестьянского вопроса»: декабристы и А.И. Герцен

В начале XIX в. «крестьянский вопрос», несомненно, являлся одной из самых важных проблем российского общества. Разработать его решение пытались и государственные деятели, и представители оппозиции (к которой относились как декабристы, так и А.И. Герцен).

Главное сходство подходов к решению «крестьянского вопроса» декабристов и А.И. Герцена заключалось в критике феодально-крепостнической системы хозяйства и требовании отмены крепостного права. Но вот пути к достижению цели предлагались разные.

В аграрном проекте П.И. Пестеля предусматривалась ликвидация монополии помещиков на землю со значительным сокращением их землевладения. Пестель предлагал конфисковать часть земли у помещиков с частичным выкупом, установить максимальные размеры земельного владения, разрешить частную собственность крестьян на землю, создать общественный земельный фонд, из которого наделять нуждающихся для ведения своего хозяйства. Создание общественного фонда должно было предупредить обезземеливание крестьян. В этот фонд должны были входить земли государства, а также земли, принадлежащие любым слоям населения – дворянам, крестьянам и прочим - на правах частной собственности. Частная собственность на землю, полагал Пестель, должна способствовать свободе хозяйственной деятельности и создавать условия для развития в стране капитализма.

Аграрный проект Тургенева был весьма умеренным. Помещичью собственность на землю в основном следовало сохранить и направить помещичьи имения по капиталистическому, фермерскому пути развития. Проект ориентировал на личное освобождение крестьян. По первоначальному варианту предусматривалось освободить их без земли. В дальнейшем автор включил требование о наделении крестьян небольшими участками (одна десятина на душу или три десятины на тягло). Такое освобождение привязало бы крестьян к помещичьим хозяйствам, сохранило бы их экономическую зависимость.

В целом, хотя аграрный проект Н.И. Тургенева в большей мере, чем проект П.И. Пестеля, учитывал интересы помещиков, их объединяло мнение о том, что развитие российской экономики должно идти капиталистическим путем.

А.И. Герцен выступал с обоснованием особого - некапиталистического пути развития России. Герцен видел в освобождении крестьян с землей не только уничтожение крепостнических отношений, но и начало последующего социалистического преобразования России.

Решение «крестьянского вопроса» А.И. Герцена отражало борьбу крестьянства против дворянского землевладения как такового. Герцен предлагал революционный путь устранения помещичьего землевладения, переход большей части дворянской земельной собственности в собственность государства без выкупа с последующим уравнительным разделом земли между сельчанами.

Залогом русской социальной революции он считал крестьянскую общину, отсутствие развитой частной собственности крестьян на землю, традиции коллективизма, взаимопомощи, артельности в русском народе. Эти национальные особенности он видел и в рабочих, ремесленных артелях. Русских рабочих по психологическому складу он считал теми же крестьянами и полагал, что они принципиально отличны от западноевропейских.

Герцен сконструировал модель некапиталистического развития России на основе отрицания факта развития в стране капиталистических отношений. Социально-экономическое преобразование России, утверждал он, пойдет, минуя капиталистическую стадию. Крестьянство должно стать самостоятельной революционной силой, а община – зародышем будущего социального устройства.

Таким образом, и декабристы, Н.И. Тургенев и П.И. Пестель, и А.И Герцен ратовали за освобождение крестьян от крепостнического гнета. Но декабристы предлагали менее радикальный путь преобразования России, с сохранением дворянства как класса и капиталистического постепенного развития отечественной экономики. В то время как А.И. Герцен выступал с революционными идеями, включающими полную перестройку социально-экономического устройства страны, в которой не было места дворянскому сословию.

Заключение

Первая половина XIX в. была важным периодом истории отечественной экономической мысли. К этому времени относится зарождение собственной экономической науки, тогда же появились первые учёные-экономисты, были написаны первые значительные экономические работы.

Вместе с тем, в начале XIX в. Россия явно отставала в экономическом развитии от передовых государств Запада: производительность труда во всех сферах была низкой, торгово-промышленный класс развивался медленно, сословная организация общества делала невозможным воплощение в жизнь принципа свободной конкуренции. Одной из наиболее острых проблем российского общества в этот период являлось крепостное право, затормаживающее развитие экономики страны.

В данной работе рассмотрены экономические взгляды таких представителей русской экономической мысли как Н.И. Тургенев, П.И. Пестель, А.И. Герцен и Н.П. Огарёв, а также предложенные ими пути выхода из кризисной для России ситуации.

Хотя программы декабристского (Н.И. Тургенев, П.И. Пестель) и революционно-демократического (А.И. Герцен, Н.П. Огарёв) движений существенно отличались, их общей чертой была резкая критика социально-экономического устройства России, а также твердое убеждение в том, что благополучие страны невозможно до тех пор, пока не решен «крестьянский вопрос» и пока существует крепостное право. Пути выхода из сложившегося положения, напротив, предлагались разительно непохожие.

Декабристы выступали с относительно умеренными реформами (хотя и они считались в то время революционными): сохранялось право на частную собственность, продолжал существовать сословный класс дворянства, в стране должны были развиваться капиталистические отношения.

Революционно-демократическое движение выдвигало программы, предполагающие радикальное переустройство общества не только в экономическом, но и в социальном плане: предполагалось устранение помещичьего сословия, земля должна была перейти в собственность крестьянства, капиталистическое развитие отвергалось в пользу становления социализма – общества без эксплуатации.

Хотя идеи, как декабристов, так и Герцена, не были воплощены в жизнь, тем не менее, они представляют значительный интерес с точки зрения истории развития русской экономической мысли, так как отражают специфические особенности, присущие только русскому обществу.

Список использованной литературы

1. И.И Агапова. История экономической мысли. Курс лекций.- М.: Издательство ЭКМОС, 1998 – 423 с.

2. История экономических учений./Под ред. В.С. Адвадзе, А.С. Квасова.- М.: ЮНИТИ, 2004 – 391 с.

3. История экономических учений. Учебное пособие/Под ред. В.Автономова и др.- М.: ИНФРА, 2000.- 455 с.

4. Н.Е. Титова. История экономических учений. Курс лекций. – М.: Владос, 1997 – 379 с.

5. Я.С. Ядгаров. История экономических учений. Учебник для вузов. - М.: ИНФРА, 1997 - 447 с.

История экономических учений. Учебное пособие/Под ред. В.Автономова и др.- М.: ИНФРА, 2000.- С. 356

Н.Е. Титова. История экономических учений. Курс лекций. – М.: Владос, 1997 – С. 245

История экономических учений./Под ред. В.С. Адвадзе, А.С. Квасова.- М.: ЮНИТИ, 2004 – С. 321

Я.С. Ядгаров. История экономических учений. Учебник для вузов. - М.: ИНФРА, 1997 - С. 278

История экономических учений./Под ред. В.С. Адвадзе, А.С. Квасова.- М.: ЮНИТИ, 2004 – С. 322

И.И Агапова. История экономической мысли. Курс лекций.- М.: Издательство ЭКМОС, 1998 – С. 189.

Н.Е. Титова. История экономических учений. Курс лекций. – М.: Владос, 1997 – С. 249

История экономических учений./Под ред. В.С. Адвадзе, А.С. Квасова.- М.: ЮНИТИ, 2004 – С. 324

И.И Агапова. История экономической мысли. Курс лекций.- М.: Издательство ЭКМОС, 1998 – С. 198.

История экономических учений./Под ред. В.С. Адвадзе, А.С. Квасова.- М.: ЮНИТИ, 2004 – С. 326

Я.С. Ядгаров. История экономических учений. Учебник для вузов. - М.: ИНФРА, 1997 - С. 279

История экономических учений. Учебное пособие/Под ред. В.Автономова и др.- М.: ИНФРА, 2000.- С. 358

Фонд навечно вошли произведения многих русских писателей, художников, скульпторов, архитекторов и композиторов. Завершился процесс складывания русского литературного языка и в целом - формирования национальной культуры. Традиции, заложенные в первой половине XIX в., развивались и приумножались в последующее время. 1. Развитие образования и просвещения Уровень образованности общества...

А.И. Герцен подчеркивал, что в 40-х гг. "Чаадаев стоял как-то особняком между новыми людьми и новыми вопросами". 6. Политико-правовые воззрения западников и славянофилов На рубеже 30 40-х гг. XIX века в России сложились и вступили в идейную борьбу два течения общественной мысли западники и славянофилы. Основой идеологии западников, наиболее видными представителями которых были Т.Н. Грановский, ...

Как декабристская мечта воплотилась в реалиях последующей революционной истории России — "Огонек" расспрашивал об этом доктора исторических наук, профессора РГГУ Оксану Киянскую

— Мы до сих пор наизусть помним формулу: декабристы разбудили Герцена, Герцен разбудил Ленина. Скажите, Оксана Ивановна, а что на самом деле унаследовали от декабристов следующие поколения революционеров?

— Легенду. Ее создал Герцен и первым стал ей поклоняться. Эта легенда была подхвачена самими декабристами, дожившими до освобождения. Она же легла в основу базового интеллигентского мифа о людях, которые отдали жизнь во имя счастья страдающего брата. Ту же легенду унаследовали и народовольцы — те, кто пришел в революцию после декабристов. Но только легенду. "Народная воля" ничего не переняла у декабристов. Единственное, что их объединяет, это "Долой царя!", понимание того, что нужно менять власть. Если декабристы 10 лет думали, как им царя убить, то народовольцы его убили. Если декабристы мечтали об организации всеобщего юридического равенства, то народовольцы говорили о крестьянской революции, переделе земли. Никто из народников не учился у декабристов. И разбудили народников не декабристы, а реформы 1861 года.

— Кто из революционеров есть кто? Вот декабристы — это интеллигенты или аристократы?

— Если бы декабристов назвали интеллигентами, они бы очень удивились. Они были дворянами. Интеллигенция — это понятие пореформенного времени. Тогда появилось третье сословие — люди, которые, даже будучи дворянами, не ощущали себя таковыми, сами зарабатывали на жизнь, имели образование, размышляли о природе бытия, устройстве общества и, конечно, мыслили себя в оппозиции власти. Мне кажется, главный признак русской интеллигенции — это оппозиция власти.

— А народовольцы — это интеллигенты?

— Там были разные в социальном отношении люди, от дворянки Перовской до крестьянского сына Андрея Желябова. Их объединяло общее дело. И Желябов, и Перовская учительствовали, ходили в народ. Да, скорее всего, это действительно классовая общность интеллигентов.

— Интеллигенция оправдала Веру Засулич, стрелявшую в петербургского градоначальник Трепова?

— Провокационный вопрос! Присяжные решили, что у Засулич были основания стрелять. Не знаю, насколько эти присяжные мыслили в категориях противостояния императору, но общественное сознание в ту эпоху было таково, что люди оправдывали борьбу с несправедливостью.

— Иными словами, общественное сознание России оправдывало террор? Потрясает!

— Это всех потрясает. Только общественное сознание не оправдывало террор как таковой. Во-первых, на царя еще не покушались, и мало кто понимал, что до такого дойдет. Во-вторых, изменилось настроение в обществе по сравнению с временами Александра I и Николая I. Если тогда бунтовщики и революционеры подлежали безусловному наказанию, то Александр II в 1856-м простил декабристов. Они вернулись из Сибири кумирами поколения и всячески проповедовали свои идеи. Когда пало крепостное право, многие сочли это результатом действия идей декабристов. В сознании произошел перелом: все решили, что революции не всегда дурны. В этом контексте история Засулич и стала вполне положительной. Присяжные признали: у нее были мотивы стрелять (Трепов, напомним, приказал высечь политзаключенного народника Боголюбова за то, что тот не снял перед ним шляпу.— "О" ), она не просто убийца. И это потрясло людей, которые совершенно не были солидарны с Засулич.

— Так в чем разница между аристократической революцией декабристов и революцией народников?

— Изменилась эпоха. Народники к народу были ближе по рождению и по социальной ориентации. Для них главным вопросом был вопрос о земле. Почему воля, объявленная Александром II, была встречена не ликованием, а народными восстаниями? Потому что крестьянам была нужна не столько свобода личная, сколько земля. А иначе у них все шансы умереть с голоду.

— Вы хотите сказать, что проблемы народа не стояли в центре аристократической революции?

— Нет. Чтобы освободить крестьян, не нужно было делать революцию. Был указ Александра I о вольных хлебопашцах, и согласно ему крестьян можно было просто освободить. Но никто из декабристов этого не сделал. Они действовали исходя не из крестьянских нужд, а из своих собственных. Они вернулись с войны, где от их таланта и умения зависел исход битв. Там они себя видели действующими лицами истории, а вернувшись, оказались винтиками в военной машине. Они могли либо выслуживать чины, либо выйти в отставку — "В деревне книги стал читать"... А декабристы, как они потом показывали на допросах, хотели быть политиками, вершить судьбы страны. При жестко стратифицированном сословном обществе, при самодержавии это было невозможно. Отсюда главная цель декабристов — равные права для всех.

Что касается народников, то они появились как реакция на Манифест 1861 года. Император не решился дать землю крестьянам, не стал экспроприировать собственность у помещиков. Освобожденные крестьяне в итоге остались нищими. После этого все вертелось вокруг проклятого вопроса о земле. Здесь корни народнического движения. Идея передела земли по-черному, то есть поровну между крестьянами и помещиками, воодушевляла все поколения революционеров до 1917-го. Как только большевики выдвинули лозунг "Земля крестьянам!", крестьяне тут же пошли за ними. И стали главным движителем большевистской революции. Кстати, декабристы понимали, что так и будет. Пестель разрабатывал план освобождения крестьян с землей, но его не послушали.

— С идеологией понятно. А в чем разница методов?

— Революцию предполагали и декабристы, и народники. Но это разные революции. Первая народническая организация "Земля и воля" видела свою роль в том, чтобы ходить в народ и его просвещать — вполне мирно. Но когда "Земля и воля" распалась на "Черный передел" и "Народную волю", у народовольцев появилась идея террора. Это и был их метод — устрашение, смута, убийства чиновников. Потом это переняли эсеры и большевики. Народники вообще ближе к большевикам, чем к декабристам. Они спокойно относились к убийству. Им казалось: стоит только раскачать страну террором и сразу последует крестьянская революция.

— Так революцию все-таки должен был делать народ?

— Да, и народ понимался только как крестьянство. Вот народники и пытались его раскачать. Ходили по деревням, разговаривали. Сами крестьяне и сдавали их в полицию. Да, народ был недоволен условиями отмены крепостного права, бунтовал, но совершенно не собирался делать революции.

— А кто должен был делать революцию у декабристов?

— Армия. Народ вообще ни при чем. Декабристы не раз говорили на следствии, что не хотели привлекать народ к возмущению, потому что не хотели гражданской войны. Они проанализировали ход революции французской — прообраза всех революций XIX века. Чтобы тогда справиться с восставшим народом, якобинцы ввели террор. Вот Пестель и говорил: мы учтем этот опыт и будем опираться не на народ, а на армию.

— Это давало декабристам гарантию того, что революция будет бескровной?

— Никаких гарантий, что кровь не прольется, не было. И декабристы готовы были ее пролить. Они не были прекраснодушными мечтателями. Они были офицерами и понимали, что врага убивать надо. С помощью армии надеялись эту кровь уменьшить, а там уж как пойдет. Народники в этом смысле куда больше утописты, чем декабристы. Им казалось, что они легко совладают с народной стихией. Как только объявят черный передел, все будет нормально и жизнь сразу наладится.

— Как те и другие относились к идее цареубийства?

— Идея цареубийства тоже из Французской революции: французы своего короля казнили под восторги толпы. У нас было не так. Декабристы собирались убить царя. Но им даже думать об этом было страшно — 10 лет собирались и так и не убили. До декабристов царей у нас традиционно убивали заговорщики, а не революционеры. Парадокс в том, что среди следователей, работавших с декабристами, были те, кто в свое время задушил Павла I. Известен такой эпизод. Во время допроса Пестеля один из следователей сказал: "Вы хотели убить царя! Как вы могли?!" А Пестель ответил: "Ну я хотел, а вы же убили". Декабристы вошли в историю русской революции как те, кто так и не убил царя. А народники спокойно убили царя в марте 1881 года. Это сближает их с большевиками и с якобинцами. Декабристы таких сближений не хотели.

— При этом декабристы первыми сказали слово "диктатура".

— Первыми это слово сказали те же французы. Декабристы вообще ничего не придумали такого, чего не было до них. А до них была якобинская диктатура. Как там Марат говорил: "Всего 500-600 отрубленных голов и этого будет достаточно, чтобы обеспечить вас покоем и счастьем". Потом была диктатура Наполеона. Это совсем другая диктатура. Декабристам не нравились якобинцы, но им нравился Наполеон. Пестель к нему присматривался, изучал, как он свою диктатуру делал. Она не была такой кровожадной, как якобинская. Но Пестель и не собирался быть демократом. Он понимал диктатуру как нелегитимное военное правительство, которое проводит в жизнь реформы и подавляет сопротивление. Как только реформы будут реализованы, диктатура отменится и начинается народовластие. Такой был план.

— А народники что думали о диктатуре?

— А вот народники не были сторонниками диктатуры. Они были большими демократами, и даже большевики поначалу были демократами. Народники говорили о народе, о земле, но все это был детский сад. Понятно, что каждый революционер, приходя к власти, должен связаться с диктатурой рано или поздно. По-другому невозможно. Чтобы обеспечить повиновение и удержать народ, нужен диктат. С этим потом столкнулись большевики.

— А как декабристы решали национальный вопрос?

— Это один из самых дискуссионных вопросов в декабристском наследии. Пестель считал, что все племена российские должны быть слиты в один народ. Все национальное своеобразие уничтожалось. Почему? Потому что декабристы считали, что это своеобразие нарушает принцип равных возможностей. Например, еврейский вопрос. С этим вопросом Россия столкнулась в конце XVIII века, когда после раздела Польши России отошли огромные территории, населенные евреями. По традиции евреи жили замкнуто и не общались с государством напрямую — только через общину. В армии они не служили, налогов не платили, подчинялись раввину и даже не знали, что там в стране делается. Ну и возможностей для образования и карьеры у них было меньше. Пестель решал этот вопрос радикально — все равны, и все тут. За образец брался опыт Наполеона, который собрал главных раввинов Франции и сказал: "Все, с завтрашнего дня вы все французы. Можете верить во что угодно, но закон один для всех". Евреи так насмотрелись на революцию, что тут же согласились. Вот Пестель хотел того же.

— Но русская история не приняла этот путь?

— Да. И для евреев, как и для многих других наций, были созданы особые условия. Это было страшно неудобно и России, и самим евреям. Все были за интеграцию, но никто не понимал, как это сделать. Все время возникали комиссии по еврейскому вопросу, оценивали положение евреев и с той стороны, и с этой. Но взять и сказать — все, отныне вы граждане — боялись.

— Чего боялись-то?

— А как вы это сделаете, когда в стране крепостное право? Что вам на это скажут крестьяне? Евреям, значит, все, а мы чего! И тут же будет погром. Все затянулось в жуткий узел. При этом никто не был зоологическим антисемитом. Хотели как лучше. Но как? Пестель сказал: выход во всеобщем равенстве. Евреи могли и не согласиться с этим, тогда им предлагалось валить. Где там Палестина, вот туда и валите. И надо отдать должное Пестелю, в этом была своя правда — закон един для всех.

— Как это решали народники?

— Никак. Их это не волновало. Им казалось, что после крестьянской революции все сразу станет на свои места.

— А Ленин как решал этот вопрос?

— Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Произошло переосмысление — национальный вопрос потонул в вопросе интернационального братства. Появился марксизм и появился новый взгляд, на ура принятый русской интеллигенцией.

— Как декабристы понимали личность?

— Это же время романтизма, героев, повального преклонения перед Наполеоном. Все верили, что каждый человек может определять судьбу эпохи. Именно в среде декабристов возникло такое понятие, как дух времени. Это воля Бога, которая сообщается отдельно избранным людям. У Рылеева есть такой текст — "О духе времени". Он там пишет: "Человек свят, когда он умеет понять дух времени". А если ты понял дух времени, значит, ты должен понять, к чему стремится народ. Потом эта мысль станет ключевой у Толстого в "Войне и мире". Понимаете, все декабристы были разными. Но все они мечтали о равенстве, верили в свою исключительность, метили в Наполеоны, и всем им казалось, что они понимают дух времени. Поэтому в их среде было сложно с иерархией, с идеей подчинения начальникам. Если каждый Наполеон — это естественно.

— Как народники представляли революционера?

— Это совсем другой тип человека. Романтизм давно сменился реализмом. Идеализм — материализмом. Народники мыслили в категориях более приземленных, социальных и практических. Это разночинцы с трудными биографиями. Они образовали очень замкнутое сообщество, куда посторонние не допускались. Создали образ революционера как бесстрашного представителя организации, для которого главное не выдать товарищей, который идет до конца. Именно они выработали принципы поведения революционера. Он должен не ломаться на допросе, не выдавать друзей. У декабристов такого быть не могло. У них мир никогда не делился на наших и ненаших. Они были людьми широких взглядов и не видели себя заточенными в подвалах, как Вера Павловна из романа Чернышевского "Что делать?". Над декабристами тяготели долг присяги государю, долг чести. Декабрист — дворянин, он должен сознаться перед царем. Они не были революционерами до конца. От всего этого народники были абсолютно свободны.

— Над народниками не тяготел долг чести?

— Нет, конечно. Наоборот, долгом считалось отрицание долга перед государем. Один из моих любимых персонажей, Желябов, готовил убийство царя, но его арестовали раньше. После 1 марта 1881 года он написал письмо царю о том, что если участников этого покушения намерены казнить, то было бы вопиющей несправедливостью оставлять жизнь ему, ветерану партии, который всю жизнь занимался подготовкой этого покушения. Кстати, интересно, как относились к предателям в разные времена. Предатели-народники воспринимались как преступники, которых надо покарать, убить, изгнать. А предатели декабристов никак не пострадали — в целом их поступок укладывался в кодекс чести дворянина.

— То есть народники — это революционеры-профессионалы, а декабристы просто любители?

— В общем, да. В России очень быстро шла профессионализация революции. С появлением народников чем дальше, тем больше шла поляризация на "они" и "мы", на партию и "остальных". Декабристы профессионалами не были: они жили на доходы со своих имений и жалованье. А народники уже были партией с членскими взносами, освобожденными руководителями, вели коммерческую деятельность, содержали конспиративные квартиры. Это та модель, которую еще Чернышевский предложил в романе "Что делать?". Там конкретно описано, что и кому надо делать, чтобы приблизить революцию. И финал хороший: революция происходит, все счастливы. Немудрено, что молодые люди 1860-х делали жизнь по Рахметову и Вере Павловне. Все убийцы царя — ученики этого романа. И Чернышевский первый очень четко поделил общество: мы, новые люди, и они, старые люди, которых мы в новую жизнь не возьмем.

— А у декабристов был свой проект нового человека, который должен получиться в результате революции?

— Декабристы о новом человеке не задумывались. И вообще создание нового человека, который должен жить в новой прекрасной стране,— уже поздний большевистский эксперимент.