Адамович поэзия в эмиграции. Поэзия в эмиграции

ьЛУРПОБФ №...

йЗПТЕЛ ХИПДЙМ ТБООЙН ХФТПН 2 ПЛФСВТС 1941 ЗПДБ. ч РПЧЕУФЛЕ ЪОБЮЙМПУШ, ЮФП ПО «ДПМЦЕО СЧЙФШУС Л УЕНЙ ОПМШ-ОПМШ, ЙНЕС РТЙ УЕВЕ...»

— мПЦЛХ ДБ ЛТХЦЛХ, ВПМШЫЕ ОЙЮЕЗП ОЕ ВЕТЙ, — УЛБЪБМ УПУЕД чПМПДС. — чУЕ ТБЧОП МЙВП РПФЕТСЕЫШ, МЙВП УПРТХФ, МЙВП УБН ВТПУЙЫШ.

чПМПДС ВЩМ ЧУЕЗП ОБ ДЧБ ЗПДБ УФБТЫЕ, ОП ХЦЕ ХУРЕМ РПЧПЕЧБФШ, РПМХЮЙФШ ФСЦЕМПЕ ТБОЕОЙЕ Й РПУМЕ ЗПУРЙФБМС ДПМЕЮЙЧБМУС ДПНБ Х ПФГБ У НБФЕТША. б Х йЗПТС ПФГБ ОЕ ВЩМП, ФПМШЛП НБНБ, Й РПЬФПНХ НХЦУЛЙЕ УПЧЕФЩ ДБЧБМ ВЩЧБМЩК УПУЕД:

— мПЦЛХ, ЗМБЧОПЕ, ОЕ ЪБВХДШ.

ьФПФ ТБЪЗПЧПТ РТПЙУИПДЙМ ОБЛБОХОЕ, ЧЕЮЕТПН, Б Ч ФП ТБООЕЕ ХФТП йЗПТС РТПЧПЦБМБ НБНБ ДБ ЦЕОЭЙОЩ ЙИ ЛПННХОБМЛЙ. нБНБ УФПСМБ Ч ТБУРБИОХФЩИ ДЧЕТСИ, РТЙЦБЧ ЛХМБЛЙ ЛП ТФХ. рП ЭЕЛБН ЕЕ ВЕЪПУФБОПЧПЮОП ФЕЛМЙ УМЕЪЩ, Б ЙЪ-ЪБ РМЕЮ ЧЩЗМСДЩЧБМЙ УЛПТВОЩЕ МЙГБ УПУЕДПЛ. оЕДЕМЕК ТБОШЫЕ ХЫЕМ Ч ПРПМЮЕОЙЕ ПФЕГ чПМПДЙ; УБН чПМПДС, ЮФПВЩ ОЕ УНХЭБФШ, ХЦЕ УРХУФЙМУС, ХЦЕ ЦДБМ Ч РПДЯЕЪДЕ, Б йЗПТШ ЧОЙЪ РП МЕУФОЙГЕ ХИПДЙМ ОБ ЧПКОХ, Й ЦЕОЭЙОЩ Ч ВЕУУМПЧЕУОПК ФПУЛЕ ЗМСДЕМЙ ЕНХ ЧУМЕД. оБ НБМШЮЙЫЕУЛЙК УФТЙЦЕОЩК ЪБФЩМПЛ, ОБ НБМШЮЙЫЕУЛХА ЗЙВЛХА УРЙОХ, ОБ НБМШЮЙЫЕУЛЙЕ ХЪЛЙЕ РМЕЮЙ, ЛПФПТЩН РТЕДУФПСМП РТЙЛТЩФШ УПВПК ЗПТПД нПУЛЧХ Й ЙИ ЛПННХОБМШОХА ЛЧБТФЙТХ ОБ РСФШ ЛПНОБФ Й РСФШ УЕНЕК.

— иПМПДОП, — ЗХМЛП УЛБЪБМ УОЙЪХ чПМПДС. — зМБЧОПЕ, ОЕ ДТЕКЖШ, йЗПТЕЛ. оП РБУБТБО.

вЩМП УХНТБЮОП, УЙОЙК УЧЕФ УМБВЕОШЛПК МБНРПЮЛЙ Ч РПДЯЕЪДЕ УФТБООП ПУЧЕЭБМ НБНХ, ЛПФПТБС ФБЛ ИПФЕМБ РТПЧПДЙФШ ЕЗП ДП ЧПЕОЛПНБФБ, ОП ОЕ НПЗМБ ПУФБЧЙФШ ТБВПФХ, РПФПНХ ЮФП УНЕОЭЙГ ХЦЕ ОЕ ВЩМП, Б ТБВПФБ ЕЭЕ ВЩМБ. й ПОБ РПФЕТСООП УФПСМБ Ч ДЧЕТСИ, ПФЮБСООП РТЙЦЙНБС ЛХМБЛЙ Л ВЕЪНПМЧОПНХ РЕТЕЛПЫЕООПНХ ТФХ, Б ЙЪ-ЪБ ЕЕ УХДПТПЦОП УЧЕДЕООЩИ РМЕЮ УФТБЫОЩНЙ РТПЧБМШОЩНЙ ЗМБЪБНЙ ЗМСДЕМЙ УПУЕДЛЙ: РП ДЧБ МЙГБ ЪБ ЛБЦДЩН РМЕЮПН. йЗПТШ ПЗМСОХМУС Ч ЛПОГЕ РЕТЧПЗП МЕУФОЙЮОПЗП НБТЫБ, ОП ХМЩВОХФШУС ОЕ УНПЗ, ОЕ ДП ХМЩВПЛ ВЩМП Ч ПЛФСВТЕ ФПЗП УПТПЛ РЕТЧПЗП. оП УЛБЪБМ, ЮФП ЧУЕ ПОЙ ФПЗДБ ЗПЧПТЙМЙ:

— с ЧЕТОХУШ, НБНБ.

оЕ ЧЕТОХМУС.

й РЙУШНП бООБ жЕДПФПЧОБ РПМХЮЙМБ ЧУЕЗП ПДОП-ЕДЙОУФЧЕООПЕ: ПФ 17 ДЕЛБВТС; ПУФБМШОЩЕ — ЕУМЙ ВЩМЙ ПОЙ — МЙВП ОЕ ДПЫМЙ, МЙВП ЗДЕ-ФП ЪБФЕТСМЙУШ. лПТПФЕОШЛПЕ РЙУШНП, ОБРЙУБООПЕ ЧФПТПРСИ ИЙНЙЮЕУЛЙН ЛБТБОДБЫПН ОБ МЙУФПЮЛЕ ЙЪ ХЮЕОЙЮЕУЛПК ФЕФТБДЛЙ Ч МЙОЕКЛХ.

«дПТПЗБС НБНПЮЛБ!

вШЕН НЩ РТПЛМСФЩИ ЖТЙГЕЧ Й Ч ИЧПУФ Й Ч ЗТЙЧХ, ФПМШЛП ЛМПЮШС МЕФСФ...»

й ПВ ЬФПК ЧЕМЙЛПК ТБДПУФЙ, ПВ ЬФПН ЧЕМЙЛПН УПМДБФУЛПН ФПТЦЕУФЧЕ — ЧУЕ РЙУШНП. лТПНЕ ОЕУЛПМШЛЙИ УФТПЮЕЛ:

«...дБ, Б ЛБЛ ФБН РПЦЙЧБЕФ тЙННБ ЙЪ УПУЕДОЕЗП РПДЯЕЪДБ? еУМЙ ОЕ ЬЧБЛХЙТПЧБМБУШ, УРТПУЙ, НПЦЕФ, РЙУШНП НОЕ ОБРЙЫЕФ? б ФП ТЕВСФБ ЧП ЧЪЧПДЕ РПМХЮБАФ, Б НОЕ УПЧЕТЫЕООП ОЕ У ЛЕН ЧЕУФЙ РЕТЕРЙУЛХ...»

й ЕЭЕ, Ч УБНПН ЛПОГЕ:

«...с ЪДПТПЧ, ЧУЕ ОПТНБМШОП, ЧПАА ЛБЛ ЧУЕ. лБЛ ФЩ-ФП ФБН ПДОБ, НБНПЮЛБ?»

й РПУМЕДОСС ЖТБЪБ — РПУМЕ «ДП УЧЙДБОЙС», РПУМЕ «ГЕМХА ЛТЕРЛП, ФЧПК УЩО йЗПТШ»:

«...уЛПТП, ПЮЕОШ УЛПТП ВХДЕФ Й ОБ ОБЫЕК ХМЙГЕ РТБЪДОЙЛ!»

рТБЪДОЙЛ ВЩМ ОЕ УЛПТП. уЛПТП РТЙЫМП ЧФПТПЕ РЙУШНП. пФ УЕТЦБОФБ чБДЙНБ рЕТЕРМЕФЮЙЛПЧБ:

«хЧБЦБЕНБС бООБ жЕДПФПЧОБ! дПТПЗБС НБНБ НПЕЗП ОЕЪБВЧЕООПЗП ДТХЗБ йЗПТС! чБЫ УЩО ВЩМ...»

вЩМ йЗПТШ, йЗПТЕЛ, йЗПТЕЮЕЛ. вЩМ УЩОПН, ТЕВЕОЛПН, ЫЛПМШОЙЛПН, НБМШЮЙЫЛПК, УПМДБФПН. иПФЕМ РЕТЕРЙУЩЧБФШУС У УПУЕДУЛПК ДЕЧПЮЛПК тЙННПК, ИПФЕМ ЧЕТОХФШУС Л НБНЕ, ИПФЕМ ДПЦДБФШУС РТБЪДОЙЛБ ОБ ОБЫЕК ХМЙГЕ. й ЕЭЕ ЦЙФШ ПО ИПФЕМ. пЮЕОШ ИПФЕМ ЦЙФШ.

фТЙ ДОС бООБ жЕДПФПЧОБ ЛТЙЮБМБ Й ОЕ ЧЕТЙМБ, Й ЛПННХОБМЛБ РМБЛБМБ Й ОЕ ЧЕТЙМБ, Й УПУЕД чПМПДС, ЛПФПТЩК ХЦЕ УЮЙФБМ ДОЙ, ЮФП ПУФБЧБМЙУШ ДП нЕДЛПНЙУУЙЙ, ТХЗБМУС Й ОЕ ЧЕТЙМ. б ЕЭЕ ЮЕТЕЪ ОЕДЕМА РТЙЫМБ РПИПТПОЛБ, Й бООБ жЕДПФПЧОБ РЕТЕУФБМБ ЛТЙЮБФШ Й ТЩДБФШ ОБЧУЕЗДБ.

лБЦДПЕ ХФТП — ЪЙНПА Й ПУЕОША ЕЭЕ ЪБФЕНОП — ПОБ ЫМБ ОБ уБЧЕМПЧУЛЙК ЧПЛЪБМ, ЗДЕ ТБВПФБМБ УГЕРЭЙЛПН ЧБЗПОПЧ, Й ЛБЦДЩК ЧЕЮЕТ — ЪЙНПК Й ПУЕОША ХЦЕ ЪБФЕНОП — ЧПЪЧТБЭБМБУШ ДПНПК. чППВЭЕ-ФП ДП ЧПКОЩ ПОБ ТБВПФБМБ УЮЕФПЧПДПН, ОП Ч УПТПЛ РЕТЧПН ОБ ЦЕМЕЪОПК ДПТПЗЕ ОЕ ИЧБФБМП МАДЕК, Й бООБ жЕДПФПЧОБ РПЫМБ ФХДБ ДПВТПЧПМШОП ДБ ФБЛ РПФПН ФБН Й ПУФБМБУШ. фБН ДБЧБМЙ ТБВПЮХА ЛБТФПЮЛХ, ЛПЕ-ЛБЛПК РБЕЛ, Б ЪБ ХУФБМПК, ТБОП УУХФХМЙЧЫЕКУС УРЙОПК УФПСМБ ЛПННХОБМЛБ, ЙЪ ЛПФПТПК ОЙЛФП ОЕ ХЕИБМ Й Ч ПУЕОШ УПТПЛ РЕТЧПЗП. й НХЦЮЙО ОЕ ВЩМП, Б ДЕФЙ ВЩМЙ, Й бООБ жЕДПФПЧОБ ПФДБЧБМБ ЧУА УЧПА ЦЕМЕЪОПДПТПЦОХА ОБДВБЧЛХ Й РПМПЧЙОХ ТБВПЮЕК ЛБТФПЮЛЙ.

— бОС, ЧУЕ-ФП ЪБЮЕН ПФДБЕЫШ? фЩ УБНБ ОБ УЕВС Ч ЪЕТЛБМП ЗМСОШ.

— оЕ ЧБН, УПУЕДЛЙ, ДЕФСН. б Ч ЪЕТЛБМП НЩ У ЧБНЙ Й РПУМЕ ЧПКОЩ ОЕ ЗМСОЕНУС. пФЗМСДЕМЙУШ.

пФЗМСДЕМЙУШ, ДБ ОЕ ПФРМБЛБМЙУШ. еЭЕ ЫМЙ РПИПТПОЛЙ, ЕЭЕ ОЕ ФХУЛОЕМЙ ЧПУРПНЙОБОЙС, ЕЭЕ ОЕ ПУФЩМЙ РПДХЫЛЙ, Й ЧНЕУФЙФЕМШОБС ЛХИОС ЗПТШЛП УРТБЧМСМБ ЛПННХОБМШОЩЕ РПНЙОЛЙ.

— рПДТХЦЛЙ, УПУЕДЛЙ, УЕУФТЙЮЛЙ ЧЩ НПЙ, РПНСОЙФЕ НХЦБ НПЕЗП чПМЛПЧБ фТПЖЙНБ бЧДЕЕЧЙЮБ. с РБФЕЖПО ЕЗП РТЕНЙБМШОЩК ОБ УЩТЕГ УНЕОСМБ, ОБ ЮФП НОЕ ФЕРЕТШ РБФЕЖПО. рПРМБЮШ Й ФЩ УП НОПК, бОС, РПРМБЮШ, ТПДЙНБС.

— оЕ НПЗХ, нБЫБ. уЗПТЕМЙ УМЕЪЩ НПЙ.

б ПФ фТПЖЙНБ чПМЛПЧБ ФТПЕ «ЧПМЮБФБ» ПУФБМПУШ. фТПЕ, Й УФБТЫЕНХ — ДЕЧСФШ. лБЛЙЕ ХЦ ФХФ УМЕЪЩ, ФХФ УМЕЪЩ ОЕ РПНПЗХФ, ФХФ ФПМШЛП ПДОП РПНПЮШ УРПУПВОП: РМЕЮПН Л РМЕЮХ. цЙЧПК ЦЕОУЛПК УФЕОПК ПЗТБДЙФШ ПФ УНЕТФЙ ДЕФЕК. чБМЕОФЙОБ (НБФШ чПМПДЙ) РМЕЮПН Л рПМЙОЕ, РТПЦЙЧБЧЫЕК У ДПЮЛПК тПЪПЮЛПК Ч ЛПНОБФЕ, ЗДЕ РТЕЦДЕ, ЕЭЕ РТЙ УФБТПН ТЕЦЙНЕ, ОБИПДЙМБУШ ЧБООБС: ФБН РТПТХВЙМЙ ХЪЕОШЛПЕ ПЛПЫЛП, УЧЕФБ ОЕ ИЧБФБМП, Й ЧУС ЛЧБТФЙТБ тПЪПЮЛХ вЕМСОПЮЛПК ЪЧБМБ. б рПМЙОБ — РМЕЮПН Л нБЫЕ чПМЛПЧПК, ЪБ ЛПФПТПК — ФТПЕ, Б нБЫБ — Л мАВЕ — БРФЕЛБТЫЕ У ВМЙЪОЕГБНЙ зЕТПК ДБ аТПК: РСФОБДГБФШ МЕФ ОБ ДЧПЙИ. б мАВБ — Л бООЕ жЕДПФПЧОЕ, Б ФБ — ПРСФШ Л чБМЕОФЙОЕ, Л ДТХЗПНХ ЕЕ РМЕЮХ, Й ИПФШ ОЕЛПЗП ЕК ВЩМП РТЙЛТЩЧБФШ, ДБ ДЕФЙ — ПВЭЙЕ. ьФП НБФЕТЙ Х ОЙИ ТБЪОЩЕ Й ПФГЩ, ЕУМЙ ЦЙЧЩ, Б УБНЙ ДЕФЙ — ОБЫЙ. пВЭЙЕ ДЕФЙ ЛПННХОБМШОЩИ ЛЧБТФЙТ У РЕТЕДЕМБООЩНЙ РПД ЦЙМШЕ ЧБООЩНЙ Й ЛМБДПЧЛБНЙ, У ЪБЛПМПЮЕООЩНЙ РБТБДОЩНЙ РПДЯЕЪДБНЙ ЕЭЕ У ФПК, У ЗТБЦДБОУЛПК ЧПКОЩ, У ПВЭЙНЙ ЛПТЙДПТБНЙ Й ПВЭЙНЙ ЛХИОСНЙ, ОБ ЛПФПТЩИ Ч ФЕ ЗПДЩ УПВЙТБМЙУШ ЧНЕУФЕ ЮБЭЕ ЧУЕЗП РП ПДОПК РТЙЮЙОЕ.

— чПФ Й НПЕНХ УТПЛ ЧЩЫЕМ, РПДТХЗЙ НПЙ ДПТПЗЙЕ, — ДБЧЙМБУШ УМЕЪБНЙ рПМЙОБ, ПВОЙНБС УЧПА ЧУЕЗДБ УЕТШЕЪОХА тПЪПЮЛХ, ЛПФПТХА РПМХФЕНОБС ЧБООБС ДБ ФЕНОЩЕ ДОЙ ЧПКОЩ ПЛПОЮБФЕМШОП РТЕЧТБФЙМЙ Ч вЕМСОПЮЛХ. — нХЦ НПК чБУЙМЙК бОФПОПЧЙЮ РБМ ИТБВТПК УНЕТФША, Б ЗДЕ НПЗЙМБ ЕЗП, ФПЗП ОБН У ДПЮЛПК ОЕ РЙУБМЙ. чЩИПДЙФ, ЮФП ЧУС ЪЕНМС ЕЗП НПЗЙМБ.

чЩРЙЧБМБ бООБ жЕДПФПЧОБ РПНЙОБМШОХА ЪБ ПВЭЙН УФПМПН, ЫМБ Л УЕВЕ, УФЕМЙМБ РПУФЕМШ Й, РЕТЕД ФЕН ЛБЛ ХУОХФШ, ПВСЪБФЕМШОП РЕТЕЮЙФЩЧБМБ ПВБ РЙУШНБ Й РПИПТПОЛХ. дОЙ УЛМБДЩЧБМЙУШ Ч ОЕДЕМЙ, ОЕДЕМЙ — Ч НЕУСГЩ, НЕУСГЩ — Ч ЗПДЩ; РТЙЫЕМ У ЧПКОЩ ЕЭЕ ТБЪ РПЛБМЕЮЕООЩК чМБДЙНЙТ, Й ЬФП ВЩМ ЕДЙОУФЧЕООЩК НХЦЮЙОБ, ЛФП ЧЕТОХМУС Ч ЙИ ЛПННХОБМЛХ ОБ РСФШ ЛПНОБФ Й РСФШ ЧДПЧ, ОЕ УЮЙФБС УЙТПФ. б ЪБ ОЙН ЧУЛПТЕ РТЙЫМБ рПВЕДБ, ЧПЪЧТБЭБМЙУШ ЙЪ ЬЧБЛХБГЙЙ, У ЖТПОФПЧ Й ЗПУРЙФБМЕК НПУЛЧЙЮЙ, ПЦЙЧБМ ЗПТПД, Й ПЦЙЧБМБ ЧНЕУФЕ У ОЙН ЛПННХОБМЛБ. пРСФШ ЪБЪЧХЮБМ УНЕИ Й РЕУОЙ, Й УПУЕД чМБДЙНЙТ ЦЕОЙМУС ОБ ДЕЧХЫЛЕ тЙННЕ ЙЪ УПУЕДОЕЗП РПДЯЕЪДБ.

— лБЛ ФЩ НПЗ? — УЛЧПЪШ УМЕЪЩ УДБЧМЕООП УРТПУЙМБ бООБ жЕДПФПЧОБ, ЛПЗДБ ПО РТЙЗМБУЙМ ЕЕ ОБ УЧБДШВХ. — чЕДШ У ОЕА йЗПТЕЛ РЕТЕРЙУЩЧБФШУС НЕЮФБМ, ЛБЛ ЦЕ ФЩ НПЗ?..

— рТПУФЙ ОБУ, ФЕФС бОС, — УЛБЪБМ чМБДЙНЙТ Й ЧЙОПЧБФП ЧЪДПИОХМ. — нЩ ЧУЕ РПОЙНБЕН, ФПМШЛП ФЩ ЧУЕ-ФБЛЙ РТЙДЙ ОБ УЧБДШВХ.

чТЕНС ЫМП. бООБ жЕДПФПЧОБ РП-РТЕЦОЕНХ ХФТПН ХИПДЙМБ ОБ ТБВПФХ, Б ЧЕЮЕТПН ЮЙФБМБ РЙУШНБ. уОБЮБМБ ЬФП ВЩМП НХЮЙФЕМШОП ВПМЕЪОЕООПК РПФТЕВОПУФША, РПЪЦЕ — УЛПТВОПК ПВСЪБООПУФША, РПФПН — РТЙЧЩЮОПК РЕЮБМША, ВЕЪ ЛПФПТПК ЕК ВЩМП ВЩ ОЕЧПЪНПЦОП ХУОХФШ, Б ЪБФЕН — ЕЦЕЧЕЮЕТОЙН ОЕРТЕНЕООЕКЫЙН Й ЮТЕЪЧЩЮБКОП ЧБЦОЩН ТБЪЗПЧПТПН У УЩОПН. у йЗПТШЛПН, ФБЛ Й ПУФБЧЫЙНУС НБМШЮЙЫЛПК ОБЧУЕЗДБ.

пОБ ЪОБМБ РЙУШНБ ОБЙЪХУФШ, Б ЧУЕ ТБЧОП РЕТЕД ЛБЦДЩН УОПН ОЕФПТПРМЙЧП РЕТЕЮЙФЩЧБМБ ЙИ, ЧУНБФТЙЧБСУШ Ч ЛБЦДХА ВХЛЧХ. пФ ЕЦЕЧЕЮЕТОЙИ ЬФЙИ ЮФЕОЙК РЙУШНБ УФБМЙ ВЩУФТП ЧЕФЫБФШ, ЙУФЙТБФШУС, МПНБФШУС ОБ УЗЙВБИ, ТЧБФШУС РП ЛТБСН. фПЗДБ бООБ жЕДПФПЧОБ УБНБ, ПДОЙН РБМШГЕН РЕТЕРЕЮБФБМБ ЙИ Х ЪОБЛПНПК НБЫЙОЙУФЛЙ, У ЛПФПТПК ЛПЗДБ-ФП — ДБЧОЩН-ДБЧОП, ЕЭЕ У ЗПМПДХ ДЧБДГБФЩИ — ЧНЕУФЕ РЕТЕВТБМЙУШ Ч нПУЛЧХ. рПДТХЗБ УБНБ ТЧБМБУШ РЕТЕРЕЮБФБФШ РПЦЕМФЕЧЫЙЕ МЙУФПЮЛЙ, ОП бООБ жЕДПФПЧОБ ОЕ ТБЪТЕЫЙМБ Й ДПМЗП Й ОЕХНЕМП ФАЛБМБ ПДОЙН РБМШГЕН. ъБФП ФЕРЕТШ Х ОЕЕ ЙНЕМЙУШ ПФРЕЮБФБООЩЕ ЛПРЙЙ, Б УБНЙ РЙУШНБ ИТБОЙМЙУШ Ч ЫЛБФХМЛЕ, ЗДЕ МЕЦБМЙ ДПТПЗЙЕ РХУФСЛЙ: РТСДШ йЗПТЕЧЩИ ЧПМПУ, ЪБЦЙН ЕЗП РЙПОЕТУЛПЗП ЗБМУФХЛБ, ЪОБЮПЛ «чПТПЫЙМПЧУЛЙК УФТЕМПЛ» ЕЕ НХЦБ, ОЕМЕРП РПЗЙВЫЕЗП ЕЭЕ ДП ЧПКОЩ, ДБ ОЕУЛПМШЛП ЖПФПЗТБЖЙК. б ЛПРЙЙ МЕЦБМЙ Ч РБРЛЕ ОБ ФХНВПЮЛЕ Х ЙЪЗПМПЧШС: ЮЙФБС ЙИ РЕТЕД УОПН, ПОБ ЛБЦДЩК ТБЪ ОБДЕСМБУШ, ЮФП ЕК РТЙУОЙФУС йЗПТЕЛ, ОП ПО РТЙУОЙМУС ЕК ЧУЕЗП ДЧБ ТБЪБ.

фБЛПЧБ ВЩМБ ЕЕ МЙЮОБС ЦЙЪОШ У ДЕЛБВТС УПТПЛ РЕТЧПЗП. оП УХЭЕУФЧПЧБМБ Й ЦЙЪОШ ПВЭБС, УПУТЕДПФПЮЕООБС Ч ПВЭЕК ЛХИОЕ Й ПВЭЙИ ЗБЪЕФБИ, Ч ПВЭЕК ВЕДОПУФЙ Й ПВЭЙИ РТБЪДОЙЛБИ, Ч ПВЭЙИ РЕЮБМСИ, ПВЭЙИ ЧПУРПНЙОБОЙСИ Й ПВЭЙИ ЫХНБИ. ч ЬФХ ЛПННХОБМШОХА ЛЧБТФЙТХ ОЕ ЧЕТОХМУС ОЕ ФПМШЛП йЗПТШ: ОЕ ЧЕТОХМЙУШ ПФГЩ Й НХЦШС, ОП ПОЙ ВЩМЙ ОЕ РТПУФП УФБТЫЕ ЕЕ УЩОБ — ПОЙ ПЛБЪБМЙУШ ЦЙЪОЕООЕЕ ЕЗП, ХУРЕЧ ДБФШ РПТПУМШ, Й ЬФБ РПТПУМШ УЕКЮБУ ЫХНЕМБ, ЛТЙЮБМБ, УНЕСМБУШ Й РМБЛБМБ Ч ПВЭЕК ЛЧБТФЙТЕ. б РПУМЕ йЗПТС ПУФБМЙУШ ХЮЕВОЙЛЙ Й УФБТЩК ЧЕМПУЙРЕД ОБ ФТЕИ ЛПМЕУБИ, ФЕФТБДЛБ, ЛХДБ ПО РЕТЕРЙУЩЧБМ МАВЙНЩЕ УФЙИЙ Й ЧБЦОЩЕ ЙЪТЕЮЕОЙС, ДБ БМШВПН У НБТЛБНЙ. дБ ЕЭЕ УБНБ НБФШ ПУФБМБУШ: ПДЙОПЛБС, РПЮЕТОЕЧЫБС Й ТБЪХЮЙЧЫБСУС ТЩДБФШ РПУМЕ РПИПТПОЛЙ. оЕФ, ЗТПНЛПЗПМПУЩЕ УПУЕДЙ, УРМПЮЕООЩЕ ТПЛПЧЩНЙ УПТПЛПЧЩНЙ ДБ ПВЭЙНЙ РПНЙОЛБНЙ, ОЙЛПЗДБ ОЕ ЪБВЩЧБМЙ ПВ ПДЙОПЛПК бООЕ жЕДПФПЧОЕ, Й ПОБ ОЙЛПЗДБ ОЕ ЪБВЩЧБМБ П ОЙИ, ОП ФЕНОБС ЕЕ УДЕТЦБООПУФШ ОЕЧПМШОП РТЙЗМХЫБМБ ЪЧПОЛПУФШ РПДТБУФБЧЫЕЗП РПЛПМЕОЙС, МЙВП ХЦЕ РПЪБВЩЧЫЕЗП, МЙВП ЧППВЭЕ ОЕ ЪОБЧЫЕЗП ЕЕ йЗПТШЛБ. чУЕ ВЩМП ЕУФЕУФЧЕООП, бООБ жЕДПФПЧОБ ОЙЛПЗДБ ОЙ ОБ ЮФП ОЕ ПВЙЦБМБУШ, ОП ПДОБЦДЩ УЕТШЕЪОБС ОЕРТЙСФОПУФШ ЕДЧБ ОЕ РТПНЕМШЛОХМБ ЮЕТОПК ЛПЫЛПК ЪБ ЙИ ЛПННХОБМШОЩН УФПМПН.

уМХЮЙМПУШ ЬФП, ЛПЗДБ тЙННБ ВМБЗПРПМХЮОП ТБЪТЕЫЙМБУШ Ч ТПДДПНЕ РЕТЧЕОГЕН. л ФПНХ ЧТЕНЕОЙ ХНЕТМБ НБФШ чМБДЙНЙТБ, ПФЕГ ЕЭЕ Ч ОПСВТЕ УПТПЛ РЕТЧПЗП РПЗЙВ РПД уИПДОЕК Ч ПРПМЮЕОЙЙ, Й чМБДЙНЙТ РПРТПУЙМ бООХ жЕДПФПЧОХ ВЩФШ ЧТПДЕ ЛБЛ РПУБЦЕОПК НБФЕТША Й ВБВЛПК ОБ ЛПННХОБМШОПН ФПТЦЕУФЧЕ. бООБ жЕДПФПЧОБ ОЕ РТПУФП УТБЪХ УПЗМБУЙМБУШ, ОП Й ПВТБДПЧБМБУШ — Й РПФПНХ, ЮФП ОЕ ЪБВЩМЙ П ОЕК ОБ ЮХЦЙИ ТБДПУФСИ, Й РПФПНХ, ЛПОЕЮОП, ЮФП ЪОБМБ чПМПДА У ДЕФУФЧБ, УЮЙФБМБ УЧПЙН, РПЮФЙ ТПДУФЧЕООЙЛПН, ДТХЦЙМБ У ЕЗП НБФЕТША Й ПЮЕОШ ХЧБЦБМБ ПФГБ. оП, ТБДПУФОП УПЗМБУЙЧЫЙУШ, ФХФ ЦЕ Й РПЮЕТОЕМБ, Й ИПФС ОЙ УМПЧБ ОЕ УЛБЪБМБ, ОП чМБДЙНЙТ РПОСМ, ЮФП РПДХНБМБ ПОБ РТЙ ЬФПН ПВ йЗПТЕ. й ЧЪДПИОХМ:

— нЩ ОБЫЕЗП РБТОЙЫЛХ йЗПТЕН ОБЪПЧЕН. юФПВ ПРСФШ Х ОБУ Ч ЛЧБТФЙТЕ йЗПТЕЛ ВЩМ.

бООБ жЕДПФПЧОБ ЧРЕТЧЩЕ ЪБ НОПЗП МЕФ ХМЩВОХМБУШ, Й ЛПННХОБМШОПЕ РТБЪДОЕУФЧП РП РПЧПДХ РПСЧМЕОЙС ОБ УЧЕФ ОПЧПЗП йЗПТШЛБ РТПЫМП ДТХЦОП Й ЧЕУЕМП. бООБ жЕДПФПЧОБ УЙДЕМБ ЧП ЗМБЧЕ УФПМБ, УПУФБЧМЕООПЗП ЙЪ РСФЙ ТБЪОПЛБМЙВЕТОЩИ ЛХИПООЩИ УФПМЙЛПЧ, Й УПУЕДЙ ЗПЧПТЙМЙ ФПУФЩ ОЕ ФПМШЛП ЪБ НМБДЕОГБ ДБ НПМПДЩИ НБНХ У РБРПК, ОП Й ЪБ ОЕЕ, ЪБ ОБЪЧБОХА ВБВЛХ, Й — УФПС, ЛПОЕЮОП, — ЪБ УЧЕФМХА РБНСФШ ЕЕ УЩОБ, Ч ЮЕУФШ ЛПФПТПЗП Й ОБЪЧБМЙ ФПМШЛП ЮФП ТПДЙЧЫЕЗПУС ЗТБЦДБОЙОБ.

б ЮЕТЕЪ ОЕДЕМА ЧЕТОХМБУШ ЙЪ ТПДДПНБ УЮБУФМЙЧБС НБФШ У НМБДЕОГЕН ОБ ТХЛБИ Й У ИПДХ ПВЯСЧЙМБ, ЮФП ОЙ П ЛБЛПН йЗПТЕ Й ТЕЮЙ ВЩФШ ОЕ НПЦЕФ. юФП, ЧП-РЕТЧЩИ, ПОБ ДБЧОП ХЦЕ ТЕЫЙМБ ОБЪЧБФШ УЧПЕЗП РЕТЧПЗП бОДТЕЕН Ч РБНСФШ РПЗЙВЫЕЗП ОБ ЧПКОЕ УПВУФЧЕООПЗП ПФГБ, Б ЧП-ЧФПТЩИ, ЙНС йЗПТШ ФЕРЕТШ УПЧЕТЫЕООП ОЕНПДОПЕ. л УЮБУФША, ЧУЕ УРПТЩ РП ЬФПНХ РПЧПДХ НЕЦДХ тЙННПК Й чМБДЙНЙТПН РТПЙУИПДЙМЙ, ЛПЗДБ бООБ жЕДПФПЧОБ ВЩМБ ОБ ТБВПФЕ; Ч ЛПОГЕ ЛПОГПЧ, тЙННБ, ЕУФЕУФЧЕООП, РПВЕДЙМБ, ОП НПМПДЩЕ ТПДЙФЕМЙ, Б ЪБПДОП Й УПУЕДЙ ТЕЫЙМЙ РПЛБ ОЙЮЕЗП ОЕ ЗПЧПТЙФШ бООЕ жЕДПФПЧОЕ. й ДТХЦОП РТПНПМЮБМЙ; УРХУФС ОЕУЛПМШЛП ДОЕК чМБДЙНЙТ ЪБТЕЗЙУФТЙТПЧБМ УПВУФЧЕООПЗП УЩОБ ЛБЛ бОДТЕС чМБДЙНЙТПЧЙЮБ, Л ЧЕЮЕТХ ПРСФШ ХУФТПЙМЙ ЛПННХОБМШОХА УЛМБДЮЙОХ, ОБ ЛПФПТПК тЙННБ Й РПЧЕДБМБ бООЕ жЕДПФПЧОЕ П ФБКОПК ЪБРЙУЙ Й РПЛБЪБМБ ОПЧЕОШЛПЕ УЧЙДЕФЕМШУФЧП П ТПЦДЕОЙЙ. оП бООБ жЕДПФПЧОБ ЗМСДЕМБ ОЕ Ч УЧЕЦЙЕ ЛПТПЮЛЙ, Б Ч УЮБУФМЙЧЩЕ ЗМБЪБ.

— б йЗПТЕЛ НПК, ПО ЧЕДШ МАВЙМ ФЕВС, — УЛБЪБМБ. — рЕТЕРЙУЩЧБФШУС НЕЮФБМ.

— дБ ЮЕЗП ЦЕ РЕТЕРЙУЩЧБФШУС, ЛПЗДБ С Ч УПУЕДОЕН РПДЯЕЪДЕ ЧУА ЦЙЪОШ РТПЦЙМБ? — ХМЩВОХМБУШ тЙННБ, ОП ХМЩВЛБ Х ОЕЕ РПМХЮЙМБУШ ОЕУНЕМПК Й РПЮЕНХ-ФП ЧЙОПЧБФПК. — й Ч ЫЛПМЕ НЩ ПДОПК ХЮЙМЙУШ, ФПМШЛП ПО Ч ДЕУСФПН «в», Б С — Ч ЧПУШНПН «б»...

— вХДШФЕ УЮБУФМЙЧЩ, — ОЕ ДПУМХЫБМБ бООБ жЕДПФПЧОБ. — й РХУФШ УЩОПЛ ЧБЫ ОЙЛПЗДБ ЧПКОЩ ОЕ ХЪОБЕФ.

й ХЫМБ Л УЕВЕ.

оБРТБУОП УФХЮБМЙУШ, ЪЧБМЙ, РТПУЙМЙ — ДБЦЕ ДЧЕТЙ ОЕ ПФЛТЩМБ. й РПЮФЙ РПМЗПДБ У ФПЗП ЧЕЮЕТБ НБМЩЫБ УФБТБМБУШ ОЕ ЪБНЕЮБФШ. б ЮЕТЕЪ РПМЗПДБ — УХВВПФБ ВЩМБ — Ч ЗМХИХА Й, ЛБЦЕФУС, ОБЧЕЛЙ РТЙФЙИЫХА ЛПНОБФХ ВЕЪ УФХЛБ ЧПТЧБМБУШ тЙННБ У бОДТЕКЛПК ОБ ТХЛБИ.

— фТЙДГБФШ ДЕЧСФШ Х ОЕЗП! чПМПДС ОБ ТБВПФЕ, Б ПО — ЛТЙЛПН ЛТЙЮЙФ. с ЪБ «УЛПТПК» УВЕЗБА, Б ЧЩ РПЛБ У ОЙН ФХФ...

— рПЗПДЙ.

бООБ жЕДПФПЧОБ ТБУРЕМЕОБМБ ТЕВЕОЛБ, ЦЙЧПФЙЛ ЕНХ РПЭХРБМБ, ЧЛБФЙМБ ЛМЙЪНХ. лПЗДБ ДПЛФПТ РТЙЕИБМ, бОДТЕКЛБ ХЦЕ ЗТПИПФБМ РПЗТЕНХЫЛПК Х ОЕ РТЙЪОБЧБЧЫЕК ЕЗП ОБЪЧБОПК ВБВЛЙ ОБ ТХЛБИ.

— оЕ ХНЕЕЫШ ФЩ ЕЭЕ, тЙННБ, — ХМЩВОХМБУШ бООБ жЕДПФПЧОБ, ЛПЗДБ ЧТБЮ ХЕИБМ. — рТЙДЕФУС НОЕ УФБТПЕ ЧУРПНОЙФШ. оХ-ЛБ РПЛБЪЩЧБК, ЮФП УЩО ЕУФ, ЗДЕ УРЙФ ДБ ЮЕН ЙЗТБЕФ.

й У ЬФПЗП ДОС УФБМБ УБНПК ОБУФПСЭЕК ВБВЛПК. уБНБ ЪБВЙТБМБ бОДТЕКЛХ ЙЪ СУМЕК (УДБЧБМБ ЕЗП тЙННБ, ЕК РП ЧТЕНЕОЙ РПМХЮБМПУШ ХДПВОЕЕ), ЛПТНЙМБ, ЗХМСМБ У ОЙН, ЛХРБМБ, ПДЕЧБМБ Й ТБЪДЕЧБМБ Й ХЮЙМБ НПМПДХА НБНБЫХ:

— йЗТХЫЕЛ НОПЗП ОЕ РПЛХРБК, Б ФП ПО ЧУСЛЙК ЙОФЕТЕУ РПФЕТСЕФ. й ОБ ТХЛЙ РПТЕЦЕ ВЕТЙ. ч ЛТБКОЕН УМХЮБЕ ФПМШЛП: РХУФШ ОБЫ бОДТЕКЛБ Л УБНПУФПСФЕМШОПУФЙ РТЙЧЩЛБЕФ. уЕВС ТБЪЧМЕЛБФШ ОБХЮЙФШУС — ЬФП, тЙННБ, ПЗТПНОПЕ ДЕМП.

— бООБ жЕДПФПЧОБ, ВБВХЫЛБ ОБЫБ ДПТПЗБС, УМЕДХАЭЕЗП НЩ ОЕРТЕНЕООП йЗПТШЛПН ОБЪПЧЕН. юЕУФОПЕ ЛПНУПНПМШУЛПЕ!

уМЕДХАЭЕК ТПДЙМБУШ ДЕЧПЮЛБ, Й ОБЪЧБМЙ ЕЕ чБМЕОФЙОПК Ч ЮЕУФШ НБФЕТЙ чМБДЙНЙТБ — ОБ ЬФПН ХЦ бООБ жЕДПФПЧОБ ОБУФПСМБ. б УБНБ ЧУЕ ЦДБМБ Й ЦДБМБ, Б ЕЕ ПЮЕТЕДШ ЧУЕ ОЕ РТЙИПДЙМБ Й ОЕ РТЙИПДЙМБ.

б ЧТЕНС ЫМП УЕВЕ Й ЫМП. тПУМЙ ДЕФЙ — ХЦЕ ОЕ РТПУФП ОБЪЧБОЩЕ, ХЦЕ УБНЩЕ ЮФП ОЙ ОБ ЕУФШ ТПДОЩЕ ЧОХЛЙ бООЩ жЕДПФПЧОЩ, бОДТАЫБ Й чБМЕЮЛБ; ЧЪТПУМЕМЙ ЙИ ТПДЙФЕМЙ чМБДЙНЙТ йЧБОПЧЙЮ Й тЙННБ бОДТЕЕЧОБ; УФБТЕМБ, ФЕНОЕМБ, ФБСМБ ОБ ЗМБЪБИ Й УБНБ бООБ жЕДПФПЧОБ. нЕОСМЙУШ ЦЙМШГЩ Ч ОЕЛПЗДБ РМПФОП ОБУЕМЕООПК ЛПННХОБМШОПК ЛЧБТФЙТЕ: РПМХЮБМЙ ПФДЕМШОПЕ ЦЙМШЕ, НЕОСМЙУШ, ХЕЪЦБМЙ Й РЕТЕЕЪЦБМЙ, Й ФПМШЛП ДЧЕ УЕНШЙ — чМБДЙНЙТБ Й тЙННЩ ДБ ПДЙОПЛПК бООЩ жЕДПФПЧОЩ — ОЕ ФТПЗБМЙУШ У НЕУФБ. чМБДЙНЙТ Й тЙННБ РПОЙНБМЙ, ЮФП бООБ жЕДПФПЧОБ ОЙ ЪБ ЮФП ОЕ ХЕДЕФ ЙЪ ФПК ЛПНОБФЩ, РПТПЗ ЛПФПТПК ОБЧУЕЗДБ РЕТЕУФХРЙМ ЕЕ ЕДЙОУФЧЕООЩК УЩО, Б ДЕФЙ — ДБ Й ПОЙ УБНЙ — ФБЛ РТЙЧСЪБМЙУШ Л ПУЙТПФЕЧЫЕК УФБТПК ЦЕОЭЙОЕ, ЮФП чМБДЙНЙТ ТЕЫЙФЕМШОП ПФЛБЪЩЧБМУС ПФ ЧУЕИ ЧБТЙБОФПЧ, ОБУФБЙЧБС ДБФШ ЙН ЧПЪНПЦОПУФШ ХМХЮЫЙФШ УЧПЙ ЦЙМЙЭОЩЕ ХУМПЧЙС ЪБ УЮЕФ ПУЧПВПДЙЧЫЕКУС РМПЭБДЙ Ч ЬФПК ЦЕ ЛЧБТФЙТЕ. й Л ОБЮБМХ ЫЕУФЙДЕУСФЩИ ЙН Ч ЛПОГЕ ЛПОГПЧ ХДБМПУШ ЪБРПМХЮЙФШ ЧУА РСФЙЛПНОБФОХА ЛЧБТФЙТХ У ХЮЕФПН, ЮФП ПДОХ ЙЪ ЛПНОБФ ПОЙ ЧОПЧШ РЕТЕДЕМБАФ Ч ЧБООХА, ЛПФПТПК Х ОЙИ ОЕ ВЩМП ЮХФШ МЙ ОЕ У ЗТБЦДБОУЛПК ЧПКОЩ, ПДОБ — ВПМШЫБС — ПУФБЕФУС ЪБ бООПК жЕДПФПЧОПК, Б ФТЙ ПОЙ РПМХЮБАФ ОБ ЧУЕ УЧПЙ ЮЕФЩТЕ РТПРЙУБООЩИ ЗПМПЧЩ. л ФПНХ ЧТЕНЕОЙ, ЛБЛ ВЩМП РПМХЮЕОП ЬФП ТБЪТЕЫЕОЙЕ, РПУМЕ ЧУЕИ РЕТЕРМБОЙТПЧПЛ Й ТЕНПОФПЧ, УЧСЪБООЩИ У ЧПУУФБОПЧМЕОЙЕН ЧБООПК ЛПНОБФЩ, бООБ жЕДПФПЧОБ ПЖПТНЙМБ РЕОУЙА, ИПФЕМБ РПКФЙ ЕЭЕ РПТБВПФБФШ Й...

— б ЧОХЛЙ? — УФТПЗП УРТПУЙМ ОБ УЕНЕКОПН УПЧЕФЕ чМБДЙНЙТ йЧБОПЧЙЮ. — бОДТЕКЛЕ — ДЕЧСФШ, чБМАЫЛЕ — РСФШ: ЧПФ ПОБ, УБНБС УЧСФБС ФЧПС ТБВПФБ, ФЕФС бОС.

— б ЦЙФШ ОБН ЧНЕУФЕ УБН ВПЗ ЧЕМЕМ, — РПДИЧБФЙМБ тЙННБ. — х ОБУ ТПДЙФЕМЙ РПЗЙВМЙ, Х ЧБУ — йЗПТЕЛ, ФБЛ ДБЧБКФЕ ЧУА ЧБЫХ РЕОУЙА Ч ПДЙО ЛПФЕМ, Й ВХДЕН ЛБЛ ПДОБ УЕНШС.

— б НЩ Й ЕУФШ ПДОБ УЕНШС, — ХМЩВОХМУС НХЦ, Й ЧПРТПУ ВЩМ ТЕЫЕО.

дБ, ЧУЕ НЕОСМПУШ Ч ЦЙЪОЙ, НЕОСМПУШ, Ч ПВЭЕН, Л МХЮЫЕНХ, ОП ПДОП ПУФБЧБМПУШ ОЕЙЪНЕООЩН: РЙУШНБ. рЙУШНП йЗПТС, УПИТБОЙЧЫЕЕ ДМС ОЕЕ ОЕ ФПМШЛП ЕЗП РПМХДЕФУЛЙК РПЮЕТЛ, ОП Й ЕЗП ЗПМПУ; Й РЙУШНП ПДОПРПМЮБОЙОБ Й ДТХЗБ, ЪЧХЮБЧЫЕЕ ФЕРЕТШ ЛБЛ РПУМЕДОЙК ТБУУЛБЪ П УЩОЕ. чТЕНС ЛПУОХМПУШ Й РЙУЕН, ОП ОЕ ФПМШЛП ФМЕОПН, Б ЛБЛ ВЩ РТЕЧТБФЙЧ УМПЧБ Ч ЪЧХЛЙ: ФЕРЕТШ ПОБ ЧУЕ ЮБЭЕ Й ЮБЭЕ УПЧЕТЫЕООП СУОП УМЩЫБМБ ФП, ЮФП БЛЛХТБФОП РЕТЕЮЙФЩЧБМБ РЕТЕД УОПН. ъОБМБ ОБЙЪХУФШ Й УМЩЫБМБ ОБЙЪХУФШ, Б ЧУЕ ТБЧОП ЧОЙНБФЕМШОП ЧЗМСДЩЧБМБУШ Ч ЛБЦДХА УФТПЮЛХ Й ОЙ ЪБ ЮФП ОЕ УНПЗМБ ВЩ ХУОХФШ, ЕУМЙ ВЩ РП ЛБЛПК-МЙВП РТЙЮЙОЕ ЬФПФ НОПЗПМЕФОЙК ТЙФХБМ ПЛБЪБМУС ВЩ ОБТХЫЕООЩН.

дЧБ РЕТЕРЕЮБФБООЩИ РЙУШНБ Й РПИПТПОЛБ, ЛПФПТХА ПОБ ФПЦЕ ЪОБМБ ОБЙЪХУФШ, ОП ЛПФПТБС ФЕН ОЕ НЕОЕЕ ЧУЕЗДБ ПУФБЧБМБУШ ВЕЪНПМЧОПК. ч ОЕК ОЕ ЪЧХЮБМП ОЙ ЕДЙОПЗП УМПЧБ, ДБ Й ОЕ НПЗМП ЪЧХЮБФШ, РПФПНХ ЮФП РПИПТПОЛБ ЧУА ЦЙЪОШ ЧПУРТЙОЙНБМБУШ бООПК жЕДПФПЧОПК ЛПРЙЕК НПЗЙМШОПК РМЙФЩ ЕЕ УЩОБ, РТЕЧТБЭЕООПК Ч МЙУФПЛ ЛБЪЕООПК ВХНБЗЙ, ОП УПИТБОЙЧЫЕК РТЙ ЬФПН ЧУА УЧПА ВЕЪНПМЧОХА ЗТПВПЧХА ФСЦЕУФШ. й, ЮЙФБС ЕЕ ЛБЦДЩК ЧЕЮЕТ, ПУЙТПФЕЧЫБС НБФШ УМЩЫБМБ ФПМШЛП ИПМПДОПЕ ВЕЪНПМЧЙЕ НПЗЙМЩ.

б УБНБС ЗМБЧОБС УФТБООПУФШ ЪБЛМАЮБМБУШ Ч ФПН, ЮФП бООБ жЕДПФПЧОБ ДП УЕК РПТЩ ФБЛ ОЙЛПНХ Й ОЕ РТЙЪОБМБУШ Ч УЧПЕК УФТБООПК РТЙЧЩЮЛЕ. уОБЮБМБ ПФ ПУФТПЗП ЮХЧУФЧБ ПДЙОПЮЕУФЧБ Й ОЕ НЕОЕЕ ПУФТПЗП ЦЕМБОЙС УВЕТЕЮШ ЬФП ПДЙОПЮЕУФЧП, РПФПНХ ЮФП УПЧУЕН ОЕ ПДЙОПЛБ ВЩМБ ПОБ Ч ЗПТЕ УЧПЕН Ч ФП ЮЕТОПЕ, ЗПТШЛПЕ ЧТЕНС. рПФПН, ЛПЗДБ РТЙФХРЙМБУШ РЕТЧБС ВПМШ, ЕЕ ТПЧЕУОЙГЩ-УПУЕДЛЙ — ФЕ, ЛПФПТЩЕ ЙУРЩФБМЙ ФП ЦЕ, ЮФП ЙУРЩФБМБ ПОБ, Х ЛПЗП ОЕ ЧЕТОХМЙУШ УЩОПЧШС ЙМЙ НХЦШС, — ХЦЕ ХУРЕМЙ МЙВП РПНЕТЕФШ, МЙВП РЕТЕЕИБФШ. ч ЛПННХОБМШОПК ЛЧБТФЙТЕ ЙУЮЕЪБМЙ ЧДПЧЩ, Б НПМПДЕЦЙ УФБОПЧЙМПУШ ЧУЕ ВПМШЫЕ, Й РПФПНХ ЧУЕ ЮБЭЕ ЪЧХЮБМ УНЕИ, ЧУЕ ЧЕУЕМЕЕ УФБОПЧЙМЙУШ ЗПМПУБ Й ЗТПНЮЕ — ТБЪЗПЧПТЩ. рТЙЧЩЮОБС ТПДОБС ЛПННХОБМЛБ, ЙЪ ЛПФПТПК ФХУЛМЩН РТПНПЪЗМЩН ТБУУЧЕФПН ОБЧУЕЗДБ ХЫЕМ ЕЕ йЗПТЕЛ, НПМПДЕМБ ОБ ЕЕ ЗМБЪБИ, Й бООБ жЕДПФПЧОБ ХЦЕ ОЕ ТЕЫБМБУШ РТЙЪОБФШУС ЬФПК РПНПМПДЕЧЫЕК ЛЧБТФЙТЕ Ч УЧПЕК ХЛПТЕОЙЧЫЕКУС ЪБ ЬФП ЧТЕНС РТЙЧЩЮЛЕ. б РПФПН ЧУЕ ЬФП ЧНЕУФЕ УФБМП ТЙФХБМПН, РПЮФЙ УЧСЭЕООПДЕКУФЧЙЕН УП УЧПЕК ХЦЕ УМПЦЙЧЫЕКУС РПУМЕДПЧБФЕМШОПУФША, ТЙФНПН, ФПТЦЕУФЧЕООПУФША Й ФПМШЛП ЕА ПДОПК УМЩЫЙНЩНЙ ЗПМПУБНЙ, Й УФБТБС ПДЙОПЛБС ЦЕОЭЙОБ ХЦЕ ЧРПМОЕ УПЪОБФЕМШОП УЛТЩЧБМБ УЧПА УФТБООПУФШ ПФ ЫХНОПЗП, ЪЧПОЛПЗП, УФПМШ ДБМЕЛПЗП ПФ ФЕИ ТПЛПЧЩИ УПТПЛПЧЩИ РПДТБУФБАЭЕЗП ОБУЕМЕОЙС.

й ФБЛ РТПДПМЦБМПУШ ЙЪ ЗПДБ Ч ЗПД. цЙМЙ Ч ВЩЧЫЕК ЛПННХОБМШОПК ЛЧБТФЙТЕ ЕДЙОПК УЕНШЕК: УФБТЫЙЕ ТБВПФБМЙ, НМБДЫЙЕ ХЮЙМЙУШ. бООБ жЕДПФПЧОБ ЛБЛ НПЗМБ РПНПЗБМБ ЙН ТБВПФБФШ Й ХЮЙФШУС, ЧЪСЧ ОБ УЕВС ДПНБЫОЙЕ ИМПРПФЩ: УЗПФПЧЙФШ, ОБЛПТНЙФШ, ХВТБФШ. рПУМЕ ХЦЙОБ УНПФТЕМБ У чМБДЙНЙТПН Й тЙННПК ФЕМЕЧЙЪПТ — УФБТЕОШЛЙК, У ЛТПИПФОЩН ЬЛТБОПН «лчо», — Б ЛПЗДБ ЪБЛБОЮЙЧБМЙУШ РЕТЕДБЮЙ, ХИПДЙМБ Л УЕВЕ, ХЛМБДЩЧБМБУШ Ч РПУФЕМШ, ДПУФБЧБМБ РЙУШНБ, Й Ч ЕЕ УЙТПФУЛПК ЛПНОБФЕ ОБЮЙОБМЙ ЪЧХЮБФШ ЗПМПУБ УПТПЛ РЕТЧПЗП ЗПДБ...

«...уЛПТП, ПЮЕОШ УЛПТП ВХДЕФ Й ОБ ОБЫЕК ХМЙГЕ РТБЪДОЙЛ...»

ч 1965-Н, Л АВЙМЕА рПВЕДЩ, РП ФЕМЕЧЙДЕОЙА ОБЮБМЙ РЕТЕДБЧБФШ НОПЦЕУФЧП ЖЙМШНПЧ П ЧПКОЕ — ИХДПЦЕУФЧЕООЩИ Й ДПЛХНЕОФБМШОЩИ, УНПОФЙТПЧБООЩИ ЙЪ ЧПЕООПК ИТПОЙЛЙ ФЕИ МЕФ. пВЩЮОП бООБ жЕДПФПЧОБ ОЙЛПЗДБ ЙИ ОЕ УНПФТЕМБ: ЕЭЕ ЫМЙ ФЙФТЩ, Б ПОБ ХЦЕ РПДОЙНБМБУШ Й ХИПДЙМБ Л УЕВЕ. оЕ НПЗМБ ПОБ ЪБУФБЧЙФШ УЧПЕ ОБУЛЧПЪШ ЙЪЯЕДЕООПЕ ФПУЛПК УЕТДГЕ ПВЦЙЗБФШУС ЗЙВЕМША НБМШЮЙЛПЧ, ТПЧЕУОЙЛПЧ ЕЕ УЩОБ, ДБЦЕ ЕУМЙ ЬФП ВЩМ ЖЙМШН ИХДПЦЕУФЧЕООЩК Й ОБЪЕНШ ЛТБУЙЧП РБДБМЙ ЛТБУЙЧЩЕ БЛФЕТЩ. дМС ОЕЕ ЬФП ВЩМП ОЕ УФПМШЛП УЧЙДЕФЕМШУФЧПН УНЕТФЙ, УЛПМШЛП ЪОБЛПН УНЕТФЙ, ОЕОБЧЙУФОЩН ЕК ТЕБМШОЩН ПФФЙУЛПН ТЕБМШОПЗП ХВЙКУФЧБ ЕЕ ЕДЙОУФЧЕООПЗП УЩОБ. й ПОБ ХИПДЙМБ, ОЙЮЕЗП ОЕ ПВЯСУОСС, РПФПНХ ЮФП Й ПВЯСУОСФШ-ФП ВЩМП ОЕЛПНХ: чМБДЙНЙТ Й тЙННБ Й ВЕЪ УМПЧ ЕЕ ПФМЙЮОП РПОЙНБМЙ.

фПМШЛП ПДОБЦДЩ ЪБДЕТЦБМБУШ ПОБ Ч ЛПНОБФЕ ДПМШЫЕ ПВЩЮОПЗП. хЦЕ ЫЕМ ОБ ЛТПИПФОПН ЛБЧЬЬОПЧУЛПН ЬЛТБОЕ ЛБЛПК-ФП ЖЙМШН П ЧПКОЕ — УБН РП УЕВЕ, УПВУФЧЕООП, ЫЕМ, ОЙЛФП ЕЗП ОЕ УНПФТЕМ. х ПДЙООБДГБФЙМЕФОЕК чБМЕЮЛЙ ОБЮБМП ЧДТХЗ РТПЗТЕУУЙТПЧБФШ РМПУЛПУФПРЙЕ, ЕЕ УТПЮОП РПЛБЪБМЙ УРЕГЙБМЙУФХ, Й ФЕН ЧЕЮЕТПН ТПДЙФЕМЙ Й бООБ жЕДПФПЧОБ ЗПТСЮП ПВУХЦДБМЙ ТЕЛПНЕОДБГЙЙ ЬФПЗП УРЕГЙБМЙУФБ. й ФБЛ ЬФЙН ХЧМЕЛМЙУШ, ЮФП ЪБВЩМЙ РТП ФЕМЕЧЙЪПТ, ОБ ЬЛТБОЕ ЛПФПТПЗП У РТЙЗМХЫЕООЩН ЪЧХЛПН (ДЕФЙ ХЦЕ УРБМЙ) ДЕНПОУФТЙТПЧБМУС ЛБЛПК-ФП ДПЛХНЕОФБМШОЩК ЖЙМШН.

бООБ жЕДПФПЧОБ УПЧЕТЫЕООП УМХЮБКОП ЗМСОХМБ ОБ ЬЛТБО — ЧУЕ ЕЕ РПНЩУМЩ ЧЕТФЕМЙУШ ФПЗДБ ЧПЛТХЗ чБМЕЮЛЙОПЗП РМПУЛПУФПРЙС, — ОП ЗМСОХМБ Й ХЧЙДЕМБ ХИПДСЭХА ПФ ОЕЕ ХЪЛХА НБМШЮЙЫЕУЛХА УРЙОХ Ч ЗТСЪОПК ЫЙОЕМЙ, У ЧЙОФПЧЛПК Й ФПЭЙН ЧЕЭНЕЫЛПН ЪБ РМЕЮБНЙ.

— йЗПТЕЛ!.. йЗПТЕЛ, УНПФТЙФЕ!..

оП йЗПТЕЛ (ЕУМЙ ЬФП ВЩМ ПО) УОПЧБ ХЫЕМ, ЛБЛ ХЫЕМ РПЮФЙ ЮЕФЧЕТФШ ЧЕЛБ ОБЪБД — ОБЧУЕЗДБ Й ВЕЪ ПЗМСДЛЙ. й ОЙЛФП ОЕ ЪОБМ, ЮФП ЬФП ВЩМ ЪБ ЖЙМШН, ЛБЛ ПО ОБЪЩЧБМУС Й Ч ЛБЛПК ТХВТЙЛЕ ФЕМЕРТПЗТБНН ЕЗП УМЕДХЕФ ЙУЛБФШ. оЙЮЕЗП ОЕ ВЩМП ЙЪЧЕУФОП Й ОЙЮЕЗП ОЕЧПЪНПЦОП ВЩМП ХЪОБФШ, Й РПЬФПНХ бООБ жЕДПФПЧОБ ПФОЩОЕ ГЕМЩНЙ ДОСНЙ УЙДЕМБ Х ФЕМЕЧЙЪПТБ, РТЙДЧЙЗБСУШ РПЮФЙ ЧРМПФОХА Л НБМАУЕОШЛПНХ ЬЛТБОХ, ЛБЛ ФПМШЛП ОБЮЙОБМЙУШ ЧПЕООЩЕ РЕТЕДБЮЙ. фЕРЕТШ ПОБ УНПФТЕМБ ЧУЕ, ЮФП ЛБУБМПУШ ЧПКОЩ, — ЖЙМШНЩ, ИТПОЙЛХ Й ДБЦЕ ФЕМЕУРЕЛФБЛМЙ, РПФПНХ ЮФП Ч МАВПК НПНЕОФ НПЗМБ НЕМШЛОХФШ ОБ ЬЛТБОЕ НБМШЮЙЫЕУЛБС УРЙОБ Ч ЗТСЪОПК ЫЙОЕМЙ У ЧЙОФПЧЛПК Й ЧЕЭНЕЫЛПН. рЕТЕЦБТЙЧБМЙУШ ОБ ЛХИОЕ ЛПФМЕФЩ, ЧЩЛЙРБМЙ УХРЩ, ТЕЧЕМБ чБМЕЮЛБ ЙЪ-ЪБ ОЕЗМБЦЕОПЗП ЖБТФХЛБ, ИЧБФБМ ДЧПКЛЙ ХМПЧЙЧЫЙК ЧПМШЗПФОХА РПМПУХ бОДТЕКЛБ, Б бООБ жЕДПФПЧОБ, ОЕ ПФТЩЧБСУШ, ЧУЕ УНПФТЕМБ Й УНПФТЕМБ УФБТЕОШЛЙК ЗТПНПЪДЛЙК ФЕМЕЧЙЪПТ.

оЕ РПСЧМСМБУШ ВПМШЫЕ УРЙОБ, ХЫЕДЫБС ФТЕЧПЦОПК ПУЕОША УПТПЛ РЕТЧПЗП РТЙЛТЩЧБФШ нПУЛЧХ. б НПЦЕФ, ОЕ ЕЗП ЬФП ВЩМБ УРЙОБ, ОЕ йЗПТШЛБ? нБМП МЙ ЙИ, ЬФЙИ НБМШЮЙЫЕУЛЙИ УРЙО, ХЫМП ПФ ОБУ ОБЧУЕЗДБ, ФБЛ Й ОЕ ПЗМСОХЧЫЙУШ ОЙ ТБЪХ? ьФП ВЩМП ЧЕТПСФОЕЕ ЧУЕЗП, ЬФП УРПЛПКОП Й ТБУУХДЙФЕМШОП ДПЛБЪЩЧБМ чМБДЙНЙТ, ПВ ЬФПН ПУФПТПЦОП, ЙУРПДЧПМШ ОБЫЕРФЩЧБМБ тЙННБ, ОП НБФШ, ОЕ УМХЫБС ДПЧПДПЧ, ХРПТОП ЧЗМСДЩЧБМБУШ Ч ЬЛТБО.

— оХ ЮФП ФЩ УНПФТЙЫШ, ЮФП ФЩ УНПФТЙЫШ, ЬФП ЦЕ уФБМЙОЗТБДУЛБС ВЙФЧБ!

— пУФБЧШ ЕЕ, чПМПДС. фХФ ОБЫЙ ХЗПЧПТЩ ОЕ РПНПЗХФ.

чУЕ ЧДТХЗ ЙЪНЕОЙМПУШ Ч ДПНЕ, ОП ПДОП ПУФБМПУШ ВЕЪ ЙЪНЕОЕОЙС, ЛБЛ ПВЕЭБОЙЕ ЧПЪЧТБФБ Л РТЕЦОЕНХ ТБЪНЕТЕООПНХ РПЛПА, ЛБЛ ОБДЕЦДБ ЕУМЙ ОЕ ОБ УЧЕФМПЕ, ФП ОБ РТЙЧЩЮОПЕ ВХДХЭЕЕ. оЕ РТЕФЕТРЕМ ОЙЛБЛЙИ ОПЧЫЕУФЧ ЕЦЕЧЕЮЕТОЙК ТЙФХБМ: ГЕМЩНЙ ДОСНЙ У ОЕВЩЧБМЩН ОБРТСЦЕОЙЕН ЧЗМСДЩЧБСУШ Ч ЬЛТБО ФЕМЕЧЙЪПТБ, бООБ жЕДПФПЧОБ РП-РТЕЦОЕНХ РЕТЕЮЙФЩЧБМБ РЕТЕД УОПН ЪБЧЕФОЩЕ РЙУШНБ. фБЛ ЦЕ ОЕФПТПРМЙЧП, ФБЛ ЦЕ ЧОЙНБФЕМШОП, ФБЛ ЦЕ УМЩЫБ ЗПМПУБ ДЧХИ ЙЪ ФТЕИ РПМХЮЕООЩИ ЕА ЧЕУФПЮЕЛ У ЧПКОЩ, ЦЙЧЫЙК Ч ОЕК ЗПМПУ йЗПТШЛБ Й ЧФПТПК — ЕЗП ДТХЗБ УЕТЦБОФБ чБДЙНБ рЕТЕРМЕФЮЙЛПЧБ, ЛПФПТПЗП ПОБ ОЙЛПЗДБ ОЕ ЧЙДЕМБ Й ОЕ УМЩЫБМБ, ОП ЗПМПУ ЛПФПТПЗП СУОП ЪЧХЮБМ ЮЙУФЩН НБМШЮЙЫЕУЛЙН БМШФПН. пОЙ ВЩМЙ ПЮЕОШ РПИПЦЙ, ЬФЙ ДЧБ ЗПМПУБ: ЙИ ПВЯЕДЙОСМЙ НПМПДПУФШ Й ДТХЦВБ, ЧПКОБ Й ПРБУОПУФШ, ПВЭБС ЦЙЪОШ Й, ЛБЛ РПДПЪТЕЧБМБ бООБ жЕДПФПЧОБ, ПВЭБС УНЕТФШ, ЛПФПТБС ОБУФЙЗМБ ПДОПЗП ЮХФШ ТБОШЫЕ, ДТХЗПЗП — ЮХФШ РПЪЦЕ, ФПМШЛП Й ЧУЕЗП. й ОЕУНПФТС ОБ РПМОХА ВТБФУЛХА УИПЦЕУФШ, ПОБ ПФЮЕФМЙЧП ТБЪДЕМСМБ ЬФЙ ЗПМПУБ, РПФПНХ ЮФП ЙИ ВПМЕЕ ОЕ УХЭЕУФЧПЧБМП: ПОЙ РТПДПМЦБМЙ ЦЙФШ ФПМШЛП Ч ЕЕ УЕТДГЕ.

хЦЕ ПФНЕФЙМЙ АВЙМЕК рПВЕДЩ, ХЦЕ ФЕМЕЧЙДЕОЙЕ ОБЮБМП ТЕЪЛП УПЛТБЭБФШ ЛПМЙЮЕУФЧП ЧПЕООЩИ РЕТЕДБЮ, Б бООБ жЕДПФПЧОБ РТПДПМЦБМБ УЙДЕФШ РЕТЕД ФЕМЕЬЛТБОПН, ЧУЕ ЕЭЕ ОБДЕСУШ ОБ ЮХДП. оП ЮХДЕУ ОЕ УХЭЕУФЧПЧБМП, Й, НПЦЕФ ВЩФШ, ЙНЕООП РПЬФПНХ ПОБ ЛБЛ-ФП ЧРЕТЧЩЕ ЪБ НОПЗП МЕФ ЪБРОХМБУШ ОБ РЙУШНЕ ДТХЗБ. дПМЦОБ ВЩМБ УМЕДПЧБФШ ЖТБЪБ: «чБЫ йЗПТШ, ДПТПЗБС бООБ жЕДПФПЧОБ, ЧУЕЗДБ СЧМСМУС РТЙНЕТПН ДМС ЧУЕЗП ОБЫЕЗП ПФДЕМЕОЙС...», Б ЗПМПУ ЬФПК ЖТБЪЩ ОЕ РТПЙЪОЕУ. ъБНПМЛ ЗПМПУ, ПВПТЧБМУС, Й бООБ жЕДПФПЧОБ ТБУФЕТСМБУШ: ТЙФХБМ ОЕПЦЙДБООП ДБМ УВПК. чУМХЫБМБУШ, ОП ЗПМПУ ОЕ ЧПЪОЙЛБМ, Й ФПЗДБ ПОБ ОБЮБМБ МЙИПТБДПЮОП РТПУНБФТЙЧБФШ РЙУШНП УЕТЦБОФБ, ХЦЕ ОЕ ОБДЕСУШ ОБ ЕЗП ЗПМПУ Й УПВУФЧЕООХА РБНСФШ. оБРТСЗБС ЪТЕОЙЕ, ПОБ ФП РТЙВМЙЦБМБ, ФП ПФДБМСМБ ПФ УЕВС ЪБФЕТФЩК МЙУФПЛ У НБЫЙОПРЙУОЩН ФЕЛУФПН, РПРТБЧМСМБ МБНРХ, ЮФПВЩ СТЮЕ ЧЩУЧЕФЙФШ ЕЗП, ОП ЧУЕ ВЩМП ОБРТБУОЩН. пОБ ОЕ ЧЙДЕМБ ОЙ ПДОПК ВХЛЧЩ, УМПЧБ УМЙЧБМЙУШ Ч УФТПЮЛЙ, УФТПЮЛЙ — Ч ОЕСУОЩЕ ЮЕТФПЮЛЙ, Й бООБ жЕДПФПЧОБ УП УФТБООЩН, ЪСВЛЙН УРПЛПКУФЧЙЕН РПОСМБ, ЮФП НОПЗПДОЕЧОЩЕ УЙДЕОЙС РЕТЕД ФХУЛМЩН ЬЛТБОПН ФЕМЕЧЙЪПТБ ОЕ РТПЫМЙ ДМС ОЕЕ ДБТПН.

пОБ ОЕ ЙУРХЗБМБУШ, ОЕ ТБУФЕТСМБУШ Й ОЙЛПНХ ОЙЮЕЗП ОЕ УЛБЪБМБ: ЪБЮЕН ЪТС ВЕУРПЛПЙФШ МАДЕК? оП ОБ ДТХЗПК ДЕОШ, РТПЧПДЙЧ ДЕФЕК Ч ЫЛПМХ, УПВТБМБУШ Ч ТБКПООХА РПМЙЛМЙОЙЛХ. пДЕМБУШ, РТПЧЕТЙМБ, ОЕ ЪБВЩМБ МЙ РБУРПТФ, ЧЩЫМБ ОБ ХМЙГХ Й, ЛБЮОХЧЫЙУШ, ЙУРХЗБООП ПУФБОПЧЙМБУШ; ЧУЕ РТЕДНЕФЩ ЛБЪБМЙУШ ТБЪНЩФЩНЙ, МАДЙ Й НБЫЙОЩ ЧПЪОЙЛБМЙ ЧДТХЗ, ФПЮОП ЙЪ ОЕРТПОЙГБЕНПЗП ФХНБОБ. ч ЛЧБТФЙТЕ ПОБ ОЕ ЪБНЕЮБМБ ОЙЮЕЗП РПДПВОПЗП, ФП МЙ РПФПНХ, ЮФП ЧУЕ ВЩМП ЪОБЛПНЩН Й РБНСФШ ЛПТТЕЛФЙТПЧБМБ ПУМБВЕЧЫЕЕ ЪТЕОЙЕ, ФП МЙ РПФПНХ, ЮФП ЧУЕ ТБУУФПСОЙС ВЩМЙ ПЗТБОЙЮЕООЩ. еК РТЙЫМПУШ РПУФПСФШ, ЮФПВЩ ИПФШ ЛБЛ-ФП УЧЩЛОХФШУС У ОПЧЩН ХДБТПН, Й ДП РПМЙЛМЙОЙЛЙ ПОБ ОЕ ДПЫМБ, Б ДПРМЕМБУШ.

пЮЛЙ, ЛПФПТЩЕ РТПРЙУБМ ПЛХМЙУФ, РПНПЗМЙ ИПДЙФШ, ОП ЮЙФБФШ бООБ жЕДПФПЧОБ ХЦЕ ОЕ НПЗМБ. оП ЧУЕ ТБЧОП ЛБЦДЩК ЧЕЮЕТ РЕТЕД УОПН ПОБ ВТБМБ РЙУШНБ Й ОЕФПТПРМЙЧП ЧЗМСДЩЧБМБУШ Ч ОЙИ, УМХЫБС ЗПМПУБ ЙМЙ ЧУРПНЙОБС ОБЧЕЮОП ЧТХВЙЧЫЙЕУС Ч РБНСФШ УФТПЛЙ: «...ЧБЫ УЩО ТСДПЧПК уЙМБОФШЕЧ йЗПТШ йЧБОПЧЙЮ РБМ УНЕТФША ИТБВТЩИ...»

ьФП РПНПЗБМП, РПЛБ бООБ жЕДПФПЧОБ ЕЭЕ ЪБНЕЮБМБ ИПФС ВЩ ЮЕТФПЮЛЙ УФТПЮЕЛ. оП ЗПД ПФ ЗПДБ ЪТЕОЙЕ ЧУЕ ХИХДЫБМПУШ, НЙТ ФХУЛОЕМ, ХИПДС Ч ЮЕТОПФХ, Й ИПФС ФЕРЕТШ Ч УЕНШЕ ВЩМ ОПЧЩК ФЕМЕЧЙЪПТ У ВПМШЫЙН ЬЛТБОПН, ПОБ Й ЕЗП ОЕ НПЗМБ УНПФТЕФШ, Й ХЪЛБС НБМШЮЙЫЕУЛБС УРЙОБ ЧОПЧШ ХЫМБ ПФ ОЕЕ ОБЧУЕЗДБ. оП ЬФП РТПЙУИПДЙМП РПУФЕРЕООП, РПЪЧПМСС ЕК ЕУМЙ ОЕ РТЙУРПУБВМЙЧБФШУС, ФП РТЙНЙТСФШУС, Й бООБ жЕДПФПЧОБ ЧПУРТЙОЙНБМБ ЧУЕ У ЗПТЕЮША ОЕЙЪВЕЦОПУФЙ. оП ЛПЗДБ Ч ВЕУГЕООЩИ ЕЕ МЙУФПЮЛБИ УФБМЙ ЙУЮЕЪБФШ РПУМЕДОЙЕ ЫФТЙИЙ, ЛПЗДБ РЕТЕД ЕЕ ПЛПОЮБФЕМШОП ПУМБВЕЧЫЙНЙ ЗМБЪБНЙ ПЛБЪБМЙУШ ЧДТХЗ ПДОПФПООЩЕ УЕТЩЕ МЙУФЩ ВХНБЗЙ, ПОБ ЙУРХЗБМБУШ РП-ОБУФПСЭЕНХ. й ЧРЕТЧЩЕ ЪБ ЧУЕ ДЕУСФЙМЕФЙС ТБУУЛБЪБМБ П УЧСЭЕООПН УЧПЕН ТЙФХБМЕ ЕДЙОУФЧЕООПНХ ЮЕМПЧЕЛХ:

чБМЕЮЛЕ. оЕ ФПМШЛП РПФПНХ, ЮФП чБМС ЧЩТПУМБ ОБ ЕЕ ТХЛБИ, ЪЧБМБ ВБВХЫЛПК Й УЮЙФБМБ ФБЛПЧПК: Л ФПНХ ЧТЕНЕОЙ чБМС ХЦЕ УФБМБ УФХДЕОФЛПК рЕТЧПЗП НЕДЙГЙОУЛПЗП ЙОУФЙФХФБ, Й ЬФП ПЛПОЮБФЕМШОП ХВЕДЙМП бООХ жЕДПФПЧОХ, ЮФП ДПЧЕТЙФШ ФБЛХА ФБКОХ НПЦОП ФПМШЛП УЧПЕК МАВЙНЙГЕ. й ИПФС чБМЕ ОЕ ЧУЕЗДБ ХДБЧБМПУШ ЮЙФБФШ ЕК РЙУШНБ ТЕЗХМСТОП — ФП ПФЯЕЪДЩ, ФП ОПЮОЩЕ ДЕЦХТУФЧБ, ФП ОЕРТЕДЧЙДЕООЩЕ НПМПДЩЕ ПВУФПСФЕМШУФЧБ, — РТЙЧЩЮОБС ЦЙЪОШ Ч ПВЭЕН УЧПЕН РПФПЛЕ ЧЕТОХМБУШ Ч УЧПЕ ТХУМП.

й РТПДПМЦБМБ ОЕХНПМЙНП ОЕУФЙУШ ЧРЕТЕД. цЕОЙМУС Й РЕТЕЕИБМ Л ЦЕОЕ НПМПДПК ЙОЦЕОЕТ-УФТПЙФЕМШ бОДТЕК; чБМС ЪБОПЧП РЕТЕРЕЮБФБМБ ФЕЛУФЩ ЧУЕИ ФТЕИ РЙУЕН (ПТЙЗЙОБМЩ РП-РТЕЦОЕНХ ИТБОЙМЙУШ Ч ЪБЧЕФОПК ЫЛБФХМЛЕ); Ч УЕТЕДЙОЕ УЕНЙДЕУСФЩИ УЛПОЮБМУС ПФ УФБТЩИ ЖТПОФПЧЩИ ТБО чМБДЙНЙТ йЧБОПЧЙЮ, чБМЕОФЙОБ ВЕЪ ЧУСЛПЗП ЪБНХЦЕУФЧБ ТПДЙМБ ДЕЧПЮЛХ, Й бООБ жЕДПФПЧОБ ПУМЕРМБ ПЛПОЮБФЕМШОП.

оП РПНПЭЙ ЕК РПЮФЙ ОЕ ФТЕВПЧБМПУШ. пОБ УЧПВПДОП РЕТЕДЧЙЗБМБУШ РП ЛЧБТФЙТЕ, Ч ЛПФПТПК РТБЛФЙЮЕУЛЙ РТПЦЙМБ ЦЙЪОШ, ЪОБМБ, ЗДЕ ЮФП УФПЙФ ДБ ЗДЕ ЮФП МЕЦЙФ, ВЩУФТП ОБХЮЙМБУШ ХИБЦЙЧБФШ ЪБ УПВПК Й РТПДПМЦБМБ УФЙТБФШ ОБ ЧУА УЕНША. чЩФСОХЧ ТХЛХ Й ЫБТЛБС ФБРПЮЛБНЙ, ВТПДЙМБ РП ВЩЧЫЕК ЛПННХОБМЛЕ, Ч ЛПФПТПК ПРСФШ ПУФБМЙУШ ПДОЙ ЦЕОЭЙОЩ, Й ДХНБМБ, ЛБЛ УФТБООП ХУФТПЕОБ ЦЙЪОШ, ЛПМЙ У ФБЛЙН ХРПТУФЧПН ЧПЪЧТБЭБЕФ МАДЕК Л ФПНХ, ПФ ЮЕЗП ПОЙ ИПФЕМЙ ВЩ ХВЕЦБФШ ОБЧУЕЗДБ.

оП ЗМБЧОПК ЕЕ ЪБВПФПК, ЕЕ РПУМЕДОЕК ТБДПУФША Й УНЩУМПН ЧУЕЗП ЕЕ ЮЕТОПЗП УХЭЕУФЧПЧБОЙС УФБМБ ФЕРЕТШ ЗПМПУЙУФБС ВЕЪПФГПЧЭЙОБ фБОЕЮЛБ. бООБ жЕДПФПЧОБ ОЕ НПЗМБ ДПЦДБФШУС, ЛПЗДБ ВБВХЫЛБ тЙННБ РТЙЧЕДЕФ ЕЕ УОБЮБМБ ЙЪ СУМЕК, РПФПН — ЙЪ ДЕФУЛПЗП УБДЙЛБ, Б ЪБФЕН Й ЙЪ ЫЛПМЩ, ФЕН ВПМЕЕ ЮФП ЧУЛПТЕ ЫЛПМ ПЛБЪБМПУШ ДЧЕ, РПУЛПМШЛХ фБОЕЮЛХ РБТБММЕМШОП ЪБУФБЧЙМЙ ХЮЙФШУС ЕЭЕ Й Ч НХЪЩЛБМШОПК. бООБ жЕДПФПЧОБ ЙЗТБМБ У ОЕК ЛХДБ ВПМШЫЕ, ЮЕН ЪБОСФЩЕ ТБВПФПК, НБЗБЪЙОБНЙ Й ИПЪСКУФЧПН НБФШ Й ТПДОБС ВБВЛБ; ТБУУЛБЪЩЧБМБ ЕК УЛБЪЛЙ, ЛПФПТЩЕ ЛПЗДБ-ФП ТБУУЛБЪЩЧБМБ УЧПЕНХ УЩОХ; ПФЧЕЮБМБ ОБ ВЕУЮЙУМЕООЩЕ «РПЮЕНХ?», Б Ч РСФШ МЕФ ЧРЕТЧЩЕ РПЪОБЛПНЙМБ У ЪБЧЕФОЩНЙ РЙУШНБНЙ, РПЛБЪБЧ ОЕ ФПМШЛП ЛПРЙЙ, ОП Й ПТЙЗЙОБМЩ Й РПДТПВОЕКЫЙН ПВТБЪПН ТБУФПМЛПЧБЧ ТБЪОЙГХ НЕЦДХ ЬФЙНЙ ВХНБЦЛБНЙ. б ЕЭЕ ЮЕТЕЪ ЗПД фБОЕЮЛБ ОБХЮЙМБУШ ЮЙФБФШ Й ЪБНЕОЙМБ НБНХ Х РПУФЕМЙ бООЩ жЕДПФПЧОЩ. рТБЧДБ, ЙЪ-ЪБ ЬФПЗП бООЕ жЕДПФПЧОЕ РТЙЫМПУШ МПЦЙФШУС ТБОШЫЕ фБОЕЮЛЙ, ОП Й ЬФП ВЩМП Л МХЮЫЕНХ: ПОБ УФБТЕМБ, ОБЮБМБ ВЩУФТП ХУФБЧБФШ, ЪБДЩИБФШУС, РТПУЩРБФШУС ДП УЧЕФБ Й ДПМЗП МЕЦБФШ ВЕЪ УОБ.

пОБ МАВЙМБ ЬФЙ ЧОЕЪБРОЩЕ РТПВХЦДЕОЙС УТЕДЙ ОПЮЙ. вЩМП ЛБЛ-ФП ПУПВЕООП ФЙИП, РПФПНХ ЮФП УРБМБ ОЕ ФПМШЛП ЧУС ЛЧБТФЙТБ, ОП Й ЧЕУШ НЙТ, Б ЫХН ТЕДЛЙИ БЧФПНБЫЙО МЙЫШ УЛПМШЪЙМ РП УФЕОБН ДПНБ, ЛБУБМУС УФЕЛПМ Ч ПЛОБИ, ЪБУФБЧМСС ЙИ ЮХФШ ЧЪДТБЗЙЧБФШ, Й ЙУЮЕЪБМ ЧДБМЙ. фЕНОПФБ, ЧЕЮОП ПЛТХЦБЧЫБС ЕЕ, ДЕМБМБУШ ВЕЪЪЧХЮОПК Й ПЭХФЙНПК, ЛБЛ ВБТИБФ; бООЕ жЕДПФПЧОЕ УФБОПЧЙМПУШ РПЛПКОП Й ХАФОП, Й ПОБ ОЕФПТПРМЙЧП ОБЮЙОБМБ ДХНБФШ П УЧПЕН йЗПТШЛЕ.

пОБ ЧУРПНЙОБМБ ЕЗП УПЧУЕН ЛТПИПФОЩН, ВЕУРПНПЭОЩН, ГЕМЙЛПН ЪБЧЙУСЭЙН ПФ ЕЕ ФЕРМБ, ЧОЙНБОЙС Й МБУЛЙ, ПФ ЕЕ ЗТХДЙ Й ЕЕ ТХЛ — ПФ ОЕЕ, НБФЕТЙ, ВХДФП ЙИ ЧУЕ ЕЭЕ УПЕДЙОСМБ РХРПЧЙОБ, ВХДФП ЦЙЧЩЕ ФПЛЙ ЕЕ ФЕМБ РЙФБМЙ ЕЗП Й ОБМЙЧБМЙ УЙМПК Й ЪДПТПЧШЕН ДМС ЪБЧФТБЫОЙИ ОЕЧЪЗПД. чУРПНЙОБМБ, ЛБЛ ЕЦЕДОЕЧОП ЛХРБМБ ЕЗП, Й ДП УЕК РПТЩ ПЭХЭБМБ ФП ЧЕМЙЮБКЫЕЕ УЮБУФШЕ, ЛПФПТПЕ ЙУРЩФЩЧБМБ ФПЗДБ. чУРПНЙОБМБ, ЛБЛ ПО ТБДПУФОП ФБТБЭЙМ ОБ ОЕЕ ЛТХЗМЩЕ, ДПЧЕТЮЙЧЩЕ ЗМБЪБ, ЛБЛ ПФЮБСООП ЧЪВЙЧБМ ЛТЕРЛЙНЙ ОПЦЛБНЙ ЧПДХ Ч ЧБООПЮЛЕ, У ЛБЛЙН УБНПЪБВЧЕОЙЕН ЛПМПФЙМ РП ОЕК ЛХМБЮЛБНЙ Й ЛБЛ РТЙ ЬФПН ОЕ МАВЙМ Й ДБЦЕ РПВБЙЧБМУС НЩМБ.

пОБ ЧУРПНЙОБМБ, ЛБЛ ПО ОБЮБМ УБН ЧУФБЧБФШ Ч ЛТПЧБФЛЕ, ГЕРЛП ИЧБФБСУШ ТХЛБНЙ ЪБ РЕТЙМБ. й ЛБЛ УДЕМБМ... ОЕФ, ОЕ УДЕМБМ — ЛБЛ УПЧЕТЫЙМ РЕТЧЩК ЫБЗ Й УТБЪХ ХРБМ, ОП ОЕ ЙУРХЗБМУС, Б ЪБУНЕСМУС; ПОБ РПДОСМБ ЕЗП, Й ПО ФХФ ЦЕ ЫБЗОХМ УОПЧБ, УОПЧБ ЫМЕРОХМУС Й УОПЧБ ЪБУНЕСМУС. б РПФПН ЪБЫБЗБМ, ЪБФПРБМ, ЪБВЕЗБМ, ЮБУФП РБДБС Й ТБУЫЙВБСУШ, ЮБУФП РМБЮБ ПФ ВПМЙ, ОП УТБЪХ ЦЕ ЪБВЩЧБС ЬФХ ВПМШ. бИ, УЛПМШЛП УЙОСЛПЧ Й ЫЙЫЕЛ ПО ОБУФБЧЙМ УЕВЕ Ч ЬФП ЧТЕНС!

чБООПЮЛБ ХЦЕ ОЕ ЧНЕЭБМБ УЩОБ. ьФП ВЩМП ОБ РТЕЦОЕК ЛЧБТФЙТЕ; ФБН ЧУЕЗДБ РПЮЕНХ-ФП ДХМП, Й ПОБ ВПСМБУШ, ЮФП РТПУФХДЙФ йЗПТШЛБ ЧП ЧТЕНС ЬФЙИ ЛХРБОЙК. й ЧУЕ ЧТЕНС ИПФЕМБ ЛХДБ-ОЙВХДШ РЕТЕЕИБФШ, ТБЪНЕОСФШУС У ЛЕН-МЙВП ОБ МАВПК ТБКПО Й МАВХА РМПЭБДШ.

оЕФ, ОЕ ФПМШЛП РПФПНХ ПОБ УФТЕНЙМБУШ ПВНЕОСФШ ЛПНОБФХ, ЮФП УЩО РЕТЕУФБМ ХНЕЭБФШУС Ч ЧБООПЮЛЕ Й ЕЗП ФЕРЕТШ РТЙИПДЙМПУШ НЩФШ РП ЮБУФСН. пОБ ТЕЫЙМБУШ ОБ ЬФПФ ПВНЕО РПФПНХ, ЮФП УЩО ОБУФПМШЛП ЧЩТПУ, ЮФП ПДОБЦДЩ ЪБДБМ ЧПРТПУ, ЛПФПТПЗП ПОБ ФБЛ ЦДБМБ Й ФБЛ ВПСМБУШ:

— б ЗДЕ НПК РБРБ?

б ПОЙ ДБЦЕ ОЕ ВЩМЙ ТБУРЙУБОЩ, Й РБРБ ХЕИБМ ОБЧУЕЗДБ, ЛПЗДБ йЗПТШЛХ ЙУРПМОЙМПУШ ФТЙ ЗПДБ. й НБФЕТЙ ЧУЕ ЧТЕНС ЛБЪБМПУШ, ЮФП УЩО РПНОЙФ ЛБОХЧЫЕЗП Ч ОЕВЩФЙЕ ПФГБ, ЮФП УБНБ ЬФБ ЛПНОБФБ, УПУЕДЙ, ЧЕЭЙ, УФЕОЩ — ЧУЕ ТБУУЛБЪЩЧБЕФ ЕНХ ФП, П ЮЕН ОЕ УМЕДПЧБМП ВЩ ЪОБФШ. й ЛБЛ ФПМШЛП УЩО ЪБЙОФЕТЕУПЧБМУС ПФГПН, бООБ жЕДПФПЧОБ ФХФ ЦЕ ПВНЕОСМБ УЧПА ВПМШЫХА ХДПВОХА ЛПНОБФХ У ВБМЛПОПН Й ПЛБЪБМБУШ Ч ЛПННХОБМЛЕ, ЗДЕ УТБЪХ ЦЕ ПВЯСЧЙМБ УЕВС ЧДПЧПК. чПФ Ч ЬФПК УБНПК ЛПНОБФЕ, ЙЪ ЛПФПТПК ХЫЕМ йЗПТЕЛ Й Ч ЛПФПТПК ЕК, НПЦЕФ ВЩФШ, РПУЮБУФМЙЧЙФУС ПЛПОЮЙФШ УЧПА ЦЙЪОШ.

ыЛПМШОЩК РЕТЙПД Ч ЛПТПФЕОШЛПК ВЙПЗТБЖЙЙ УЩОБ бООБ жЕДПФПЧОБ ЧУРПНЙОБМБ ТЕЦЕ. оЕФ, ПОБ ПФЮЈФМЙЧП РПНОЙМБ ЧУЕ ЕЗП ТЧБОЩЕ МПЛФЙ Й УВЙФЩЕ ЛПМЕОЛЙ, ЧУЕ «ПЮЕОШ РМПИП» Й «ПЮЕОШ ИПТПЫП», ЧУЕ ТБДПУФЙ Й ЗПТЕУФЙ. оП ФПЗДБ ПО ХЦЕ ОЕ РТЙОБДМЕЦБМ ЕК ПДОПК, ВЕЪТБЪДЕМШОП; ФПЗДБ ЫЛПМБ ХЦЕ ЧЛМЙОЙМБУШ НЕЦДХ ОЕА Й УЩОПН, ХЦЕ ХУРЕМБ УПЪДБФШ ДМС ОЕЗП ПУПВЩК НЙТ, Ч ЛПФПТПН ОЕ ПЛБЪБМПУШ НЕУФБ ДМС ОЕЕ: НЙТ УЧПЙИ ДТХЪЕК Й УЧПЙИ ЙОФЕТЕУПЧ, УЧПЙИ ПВЙД Й УЧПЙИ ОБДЕЦД. йЗПТШ-ЫЛПМШОЙЛ РТЙОБДМЕЦБМ НБФЕТЙ ФПМШЛП ОБРПМПЧЙОХ, Й РПЬФПНХ ПОБ РТЕДРПЮЙФБМБ РПНОЙФШ ЕЗП НБМЩЫПН.

рТБЧДБ, ПДЙО УМХЮБК МАВЙМБ ЧУРПНЙОБФШ ЮБУФП Й Ч РПДТПВОПУФСИ Й ФПЗДБ, ЛБЦЕФУС, ДБЦЕ ЮХФШ ХМЩВБМБУШ.

йЗПТЕЛ ВЕЦБМ Ч йУРБОЙА. нБМШЮЙЛЙ, ПВТЕЮЕООЩЕ ОБ ВЕЪПФГПЧЭЙОХ, ТБУФХФ МЙВП ПФЮБСООЩНЙ ОЕУМХИБНЙ, МЙВП ФЙИПОСНЙ, Й ЕЕ УЩО УЛМПОСМУС Л РПУМЕДОЕНХ ФЙРХ. фЙИПОЙ ЙЪ ДПНБ ОЕ ВЕЗБАФ, ЪБФП У ХДПЧПМШУФЧЙЕН РПДЮЙОСАФУС ФЕН, ЛФП ВЕЗБЕФ, Б Ч ФПН ЙУРБОУЛПН РПВЕЗЕ ЛПОПЧПДПН ВЩМ УПУЕДУЛЙК чПМПДШЛБ, УЩО чБМЕОФЙОЩ Й йЧБОБ дБОЙМПЧЙЮБ. пО ТЧБМУС ЕЭЕ Ч бВЙУУЙОЙА ЪБЭЙЭБФШ ЬЖЙПРПЧ ПФ ЙФБМШСОУЛЙИ ЖБЫЙУФПЧ, ОП РП РПМОПК ЗЕПЗТБЖЙЮЕУЛПК ОЕПВТБЪПЧБООПУФЙ ЪБРХФБМУС Ч ОБРТБЧМЕОЙЙ Й ПРПЪДБМ. рПФПН ОБЮБМЙУШ ЙУРБОУЛЙЕ УПВЩФЙС, Б Ч ЙИ ЛЧБТФЙТЕ — УФТПЙФЕМШУФЧП ВБТТЙЛБД. вБТТЙЛБДЩ ЧПЪДЧЙЗБМЙУШ УПЧНЕУФОП У йЗПТЕН, УПУЕДЙ ТХЗБМЙУШ, РПФЙТБС ЪБЫЙВМЕООЩЕ НЕУФБ, Б РП ЧУЕК ЛПННХОБМЛЕ ЗТЕНЕМП ЪЧПОЛПЕ «оП РБУБТБО!».

юЕТЕЪ ЗПД БФНПУЖЕТБ Ч йУРБОЙЙ ОБЛБМЙМБУШ ОБУФПМШЛП, ЮФП ВЕЪ чПМПДШЛЙ ТЕУРХВМЙЛБОГЩ ПВПКФЙУШ ОЙЛБЛ ХЦЕ ОЕ НПЗМЙ. пДОПНХ ДЧЙЗБФШУС ВЩМП УМПЦОП (ПРСФШ РТПЛМСФБС ЗЕПЗТБЖЙС!); чПМПДШЛБ У ФТХДПН ХМПНБМ йЗПТШЛБ УНПФБФШУС Ч нБДТЙД, ТБЪЗТПНЙФШ ЖБЫЙУФПЧ Й ЧЕТОХФШУС Л нБКУЛЙН РТБЪДОЙЛБН Ч нПУЛЧХ. пДОБЛП ВЕЦБМЙ РТЙСФЕМЙ РПЮЕНХ-ФП ЮЕТЕЪ вЕМПТХУУЛЙК ЧПЛЪБМ, ЗДЕ ЙИ Й ПВОБТХЦЙМ УПУЕД фТПЖЙН бЧДЕЕЧЙЮ, РПУЛПМШЛХ ЧУС ЛЧБТФЙТБ ВЩМБ ВТПЫЕОБ ОБ РПЙУЛЙ, ОП РПЧЕЪМП ЙНЕООП ЕНХ:

— нБТЫ ДПНПК, ПЗПМШГЩ!

оП ЛБЛЙН ВЩ бООБ жЕДПФПЧОБ ОЙ РТЕДУФБЧМСМБ УЕВЕ УЩОБ — ВЕУРПНПЭОЩН, РПМЪБАЭЙН, ФПРБАЭЙН, ХВЕЗБАЭЙН Ч йУРБОЙА ЙМЙ ТЕЫБАЭЙН ОЕРПОСФОЩЕ ЕК ЪБДБЮЙ, — Ч ЛПОГЕ ЛПОГПЧ ПО ОЕРТЕНЕООП ЧУФБЧБМ РЕТЕД ОЕК НЕДМЕООП УРХУЛБАЭЙНУС У РЕТЧПЗП МЕУФОЙЮОПЗП НБТЫБ. й ЛБЦДЩК ЧЕЮЕТ ПОБ ЧЙДЕМБ ЕЗП ХЪЛХА НБМШЮЙЫЕУЛХА УРЙОХ Й УМЩЫБМБ ПДОХ Й ФХ ЦЕ ЖТБЪХ:

— с ЧЕТОХУШ, НБНБ.

й ЕЭЕ ПОБ ПФЮЕФМЙЧП РПНОЙМБ ДЩИБОЙЕ УПУЕДПЛ ЪБ УРЙОПК, ФПЗДБЫОЙИ УПМДБФПЛ, РПУФЕРЕООП Ч РПТСДЛЕ ОЕРПОСФОПК УФТБЫОПК ПЮЕТЕДЙ РТЕЧТБЭБЧЫЙИУС ЙЪ УПМДБФПЛ ЧП ЧДПЧ. рЕТЕВЙТБМБ Ч ЧПУРПНЙОБОЙСИ ЛПННХОБМШОЩЕ РПНЙОЛЙ, ПВЭХА ВЕДХ Й ПВЭХА ВЕДОПУФШ, УЕТХА МБРЫХ У СЙЮОЩН РПТПЫЛПН, ЛБТФПЮЛЙ, МЙНЙФОЩЕ ЛОЙЦЛЙ ДМС ЛПННЕТЮЕУЛЙИ НБЗБЪЙОПЧ, ОБ ЛПФПТЩЕ ОЙЛПЗДБ ОЕ ИЧБФБМП ДЕОЕЗ, Й — ПЗПТПДЩ. х ЧУЕИ ФПЗДБ ВЩМЙ ПЗПТПДЩ: У ОЙИ ЛПТНЙМБУШ, ОБ ОЙИ РПДОЙНБМБУШ РПУМЕЧПЕООБС нПУЛЧБ.

хЮБУФЛЙ ТБУРТЕДЕМСМЙУШ РТЕДРТЙСФЙСНЙ, ОП ЧЩТБЭЙЧБМЙ ЛБТФПЫЛХ ЧУЕК ЛПННХОБМЛПК УППВЭБ. чЩИПДОЩНЙ, Б ФП Й РТПУФП ЧЕЮЕТБНЙ РП ПЮЕТЕДЙ ЕЪДЙМЙ УБЦБФШ, ПЛХЮЙЧБФШ, ЛПРБФШ. й ЪОБМЙ, ЮША ЛБТФПЫЛХ ЕДСФ УЕЗПДОС ЪБ ПВЭЙН УФПМПН: Х мАВЩ-БРФЕЛБТЫЙ ПОБ РПУРЕЧБМБ ТБОШЫЕ, Х нБЫЙ ВЩМБ ПУПВЕООП ТБУУЩРЮБФПК, Б ПМБДШЙ МХЮЫЕ ЧУЕИ РПМХЮБМЙУШ Х чБМЕОФЙОЩ. фЕРЕТШ ОЕФ ФБЛПК ЛБТФПЫЛЙ. фЕРЕТШ ЕУФШ ФПМШЛП ФТЙ УПТФБ: ТЩОПЮОБС, НБЗБЪЙООБС ДБ ЛБЛБС-ФП ЛХВЙОУЛБС. б ФПЗДБ ВЩМ ФПМШЛП ПДЙО: ЛПННХОБМШОЩК. пДЙО ДМС ЧУЕИ, ЛФП РЕТЕЦЙМ ЧПКОХ.

чПФ ФБЛ Ч РТЙЧЩЮОЩИ ДОЕЧОЩИ ДЕМБИ, ЧЕЮЕТОЕН ЮФЕОЙЙ РЙУЕН, РТЕДТБУУЧЕФОЩИ ЧПУРПНЙОБОЙСИ Й ЧЕЮОПК ОЕРТПЗМСДОПК ФШНЕ Й РТПИПДЙМБ ЕЕ ЦЙЪОШ. чТЕНС ФЕЛМП У РТЕЦОЙН ВЕЪТБЪМЙЮЙЕН Л УХДШВБН МАДУЛЙН, ТБЧОПНЕТОП ПФУЮЙФЩЧБС РБДБАЭЙЕ Ч ОЙЛХДБ НЗОПЧЕОЙС, ОП бООБ жЕДПФПЧОБ ХЦЕ ОЕ ЪБНЕЮБМБ УЧПЕЗП ХИПДСЭЕЗП ЧТЕНЕОЙ. рЕТЕЦЙЧ ЗДЕ-ФП Ч ЫЕУФШДЕУСФ РТПЪТЕОЙЕ Ч ОЕЙЪВЕЦОПУФЙ УЛПТПЗП ТБЪТХЫЕОЙС Й УЛПТПЗП ХИПДБ ЙЪ ЦЙЪОЙ, — ФП, ЮФП РТЙЧЩЮОП ЙНЕОХЕФУС УФБТПУФША, — ПОБ УПИТБОЙМБ СУОПУФШ ХНБ Й УРПУПВОПУФШ ПВИПДЙФШУС ВЕЪ РПУФПТПООЕК РПНПЭЙ, РПФПНХ ЮФП ЧЕУШ УНЩУМ ЕЕ ЦЙЪОЙ ВЩМ Ч РТПЫМПН. чУЕ ОБУФПСЭЕЕ ВЩМП РТЕИПДСЭЙН Й ВЩУФТПФЕЮОЩН: ФПФ ОЕВПМШЫПК ПВЯЕН ДПНБЫОЕК ТБВПФЩ, ЛПФПТЩК ПОБ ПУФБЧЙМБ ЪБ УПВПК; ЧУЕ ЙУФЙООПЕ, ФП, ТБДЙ ЮЕЗП ЕЭЕ УФПЙМП ЦЙФШ Й ФЕТРЕФШ, ОБЮЙОБМПУШ У ЧЕЮЕТОЕЗП ЮФЕОЙС фБОЕЮЛЙ, ЛПТПФЛПЗП УОБ Й ЪБЛБОЮЙЧБМПУШ ВЕУЛПОЕЮОП ДМЙООЩНЙ Й РТЕЛТБУОЩНЙ ЧПУРПНЙОБОЙСНЙ П УЩОЕ. фБН, Ч ЬФЙИ ЧПУРПНЙОБОЙСИ, ПОБ ПЭХЭБМБ УЧПЕ НПЗХЭЕУФЧП: НПЗМБ ПУФБОБЧМЙЧБФШ УБНП ЧТЕНС, РПЧПТБЮЙЧБФШ ЕЗП ЧУРСФШ, ЧЩТЩЧБФШ ЙЪ ОЕЗП МАВЩЕ ЛХУЛЙ Й РЕТЕФБУПЧЩЧБФШ ЙИ РП УПВУФЧЕООПНХ ЦЕМБОЙА. ьФП ВЩМП ЕЕ МЙЮОПЕ, ЧУЕА ЦЙЪОША ЧЩУФТБДБООПЕ ГБТУФЧП, Й ЕУМЙ Л ОЕК ДПРХУФЙНП РТЙНЕОЙФШ РПОСФЙЕ УЮБУФШС, ФП бООБ жЕДПФПЧОБ ВЩМБ УЮБУФМЙЧБ ЙНЕООП УЕКЮБУ, ОБ ЗМХВПЛПН ЪБЛБФЕ УЧПЕК ЦЙЪОЙ.

еК ХЦЕ ФПТЦЕУФЧЕООП УРТБЧЙМЙ ЧПУШНЙДЕУСФЙМЕФЙЕ, ОБ ЛПФПТПЕ УПВТБМБУШ ОЕ ФПМШЛП ЧУС УЕНШС, ОП РТЙЫМЙ УЩОПЧШС Й ДПЮЕТЙ ФЕИ, ЛФП ЛПЗДБ-ФП ЦЙМ У ОЕА ВПЛ П ВПЛ Ч ЗПМПДОПК ЛПННХОБМЛЕ. лФП ЕУМЙ Й ОЕ РПНОЙМ, ФБЛ РП ЛТБКОЕК НЕТЕ НПЗ ИПФС ВЩ ЧЙДЕФШ ЦЙЧЩН ЕЕ йЗПТШЛБ, РПУЛПМШЛХ УЕНЕОЙМ, РЙЭБМ Й РПМЪБМ Ч ФП РЕТЧПЕ ЧПЕООПЕ МЕФП. й РПЬФПНХ ЙН, РТБЛФЙЮЕУЛЙ ХЦЕ ОЕЪОБЛПНЩН, РПУФПТПООЙН МАДСН ПОБ ПВТБДПЧБМБУШ ВПМШЫЕ ЧУЕЗП.

— рПЗПДЙ, РПЗПДЙ... — РТПЧПДЙМБ ЛПОЮЙЛБНЙ УХИЙИ ОЕЧЕУПНЩИ РБМШГЕЧ РП МЙГХ, ПУФПТПЦОП ЛБУБМБУШ ЧПМПУ. — фБЛ. рПМЙОБ ДПЮЛБ, ЮФП Ч ЧБООПК ЦЙМБ. тПЪБ. рПНОА, РПНОА. — зПМПЧБ Х бООЩ жЕДПФПЧОЩ ХЦЕ ЪБНЕФОП ФТСУМБУШ, ОП ДЕТЦБМБ ПОБ ЕЕ РТСНП Й ЮХФШ ЧЩЫЕ ПВЩЮОПЗП, ЛБЛ ДЕТЦБФ ЗПМПЧЩ ЧУЕ УМЕРЩЕ. — фЩ ВЕЪ УПМОЩЫЛБ ТПУМБ ФХФ, ОЕДБТПН НЩ ФЕВС вЕМСОПЮЛПК ЪЧБМЙ. ъБНХЦЕН?

— дБКФЕ ТХЛХ, ФЕФС бОС. — вЩЧЫБС вЕМСОПЮЛБ, Б ОЩОЕ ЧЕУШНБ УПМЙДОБС ДБНБ ЧЪСМБ УХИХА УФБТЮЕУЛХА МБДПОШ Й РТЙМПЦЙМБ ЕЕ Л ЭЕЛЕ УЧПЕЗП УПУЕДБ. — нПК НХЦ бОДТЕК оЙЛЙФЙЮ. ъОБЛПНШФЕУШ.

— ъДТБЧУФЧХК, бОДТЕК. дЕФЙЫЛЙ-ФП ЕУФШ Х ЧБУ?

— пДОБ ДЕФЙЫЛБ УП УФТПКПФТСДПН ХЕИБМБ, ЧФПТПК — Ч БТНЙЙ, — УЛБЪБМ НХЦ. — нЩ ХЦ У тПЪПК УФБТЙЛЙ...

цЕОБ УЕТДЙФП ДЕТОХМБ ЕЗП ЪБ ТХЛБЧ, Й ПО УТБЪХ ЦЕ ЧЙОПЧБФП РТЙНПМЛ. б бООБ жЕДПФПЧОБ ВЕЪ ЧУСЛПК ЗПТЕЮЙ РПДХНБМБ, ЛБЛБС ЦЕ ФПЗДБ ПОБ ДТЕЧОСС УФБТХИБ, ЕУМЙ ДЕФЙ ДЕФЕК УМХЦБФ Ч БТНЙЙ Й ХЕЪЦБАФ Ч ОЕЧЕДПНЩЕ ЕК УФТПКПФТСДЩ. юФП УМХЦБФ Й ХЕЪЦБАФ — ЬФП ОЙЮЕЗП, ЬФП ИПТПЫП ДБЦЕ, ФПМШЛП ВЩ ЧПКОЩ ОЕ ВЩМП. фПМШЛП ВЩ НБМШЮЙЛЙ ОЕ ХИПДЙМЙ ПФ НБФЕТЕК, НЕДМЕООП УРХУЛБСУШ РП МЕУФОЙЮОЩН НБТЫБН ОБЧУЕЗДБ.

фБЛЙЕ НЩУМЙ ЮБУФЕОШЛП РПУЕЭБМЙ ЕЕ: ПОБ РТЙОЙНБМБ ПЛТХЦБАЭХА ЕЕ ЦЙЪОШ ПЮЕОШ ВМЙЪЛП, РПФПНХ ЮФП ЬФБ ФБЛБС ОЕРПОСФОБС У ЧЙДХ, Б РП УХФЙ ФБЛБС ПВЩЛОПЧЕООБС ЦЙЪОШ РТЕДУФБЧМСМБУШ ЕК ФЕРЕТШ ЧТПДЕ ВПМШЫПК ЛПННХОБМШОПК ЛЧБТФЙТЩ. зДЕ ЧУЕ ТСДПН, ЗДЕ ЧУЕ УЧПЙ, ЗДЕ ЗПТААФ ПВЭЙН ЗПТЕН Й ТБДХАФУС ПВЭЙН ТБДПУФСН, ЗДЕ ЕДСФ ПВЭХА ЛБТФПЫЛХ РПУМЕ ПВЭЙИ ФТХДПЧ Й ПФЛХДБ НПЗХФ ЧДТХЗ УОПЧБ ОБЮБФШ ХИПДЙФШ УЩОПЧШС. чОЙЪ РП МЕУФОЙГЕ Ч ОЙЛХДБ. й ДП ВПМЙ УФТБДБМБ ЪБ ЧУЕИ НБФЕТЕК.

— б НЕОС ХЪОБЕФЕ, ФЕФС бОС?

вЕТЕЦОП ЛПУОХМБУШ ТХЛПК:

— зЕТБ. б аТЛБ ЗДЕ? оЕ РТЙЫЕМ?

оБРХФБМБ УФБТБС: аТЙК УФПСМ УЕКЮБУ РЕТЕД ОЕА, Б ОЕ зЕТБ. оП ОЙЛФП ОЕ УФБМ ХФПЮОСФШ, ФПМШЛП РПХМЩВБМЙУШ. б аТЙК ОЕХЧЕТЕООП ЛБЫМСОХМ Й ХЧЕТЕООП УЛБЪБМ:

— аТЛБ-ФП? аТЛБ, ФЕФС бОС, ЗЙДТПУФБОГЙЙ ОБ рБНЙТЕ УФТПЙФ, РТЙЧЕФ ЧБН РТПУЙМ РЕТЕДБФШ. й РПЪДТБЧМЕОЙС.

— ъБ УФПМ, ТЕВСФБ, ЪБ УФПМ! — УЛПНБОДПЧБМБ тЙННБ. — чЕДЙФЕ ЙНЕОЙООЙГХ ОБ РПЮЕФОПЕ НЕУФП.

ъБ УФПМПН ЛБЛ ТБУУЕМЙУШ, ФБЛ УТБЪХ Й РПЧЕМЙ ОЕРТЕТЩЧОЩЕ ТБЪЗПЧПТЩ П ФПН ДБМЕЛПН ЧТЕНЕОЙ. зПУФЙ ЧУРПНЙОБМЙ ЕЗП Й ЧНЕУФЕ Й РППДЙОПЮЛЕ, ОП ЧУРПНЙОБМЙ ЛБЛ-ФП ПЮЕОШ ХЦ ПВЭП, ФПЮОП РТПЮМЙ ОЕУЛПМШЛП УФБФЕК П нПУЛЧЕ УПТПЛ РЕТЧПЗП РТЕЦДЕ, ЮЕН ЙДФЙ УАДБ. оП бООБ жЕДПФПЧОБ ОЙЮЕЗП ЬФПЗП ОЕ ЪБНЕЮБМБ Й ВЩМБ ВЕУЛПОЕЮОП УЮБУФМЙЧБ, Б УЕДБС, ТБУРПМОЕЧЫБС, ЗПД ОБЪБД ХЫЕДЫБС ОБ РЕОУЙА тЙННБ НПЗМБ ВЩФШ ДПЧПМШОБ Й ВЩМБ ДПЧПМШОБ, РПФПНХ ЮФП ЧУЕИ ЬФЙИ ЗПУФЕК ПОБ ОЕ РТПУФП РТЙЧЕМБ ОБ ФПТЦЕУФЧП, ОП Й ИПТПЫЕОШЛП РТПЙОУФТХЛФЙТПЧБМБ. пОБ ВЩМБ ПЮЕОШ ХНОПК ЦЕОЭЙОПК, Й йЗПТЕЛ ОЕДБТПН НЕЮФБМ У ОЕА РЕТЕРЙУЩЧБФШУС. пОБ ЪБТБОЕЕ РПДПВТБМБ Ч ВЙВМЙПФЕЛЕ ЛОЙЦЛЙ, ОП ЛБЦДПНХ ЗПУФА ЧЕМЕМБ РТПЮЙФБФШ ЮФП-ФП ПДОП, ЮФПВЩ ЧУЕ ЧНЕУФЕ НПЗМЙ ЗПЧПТЙФШ П ТБЪОПН Й ДБЦЕ УРПТЙФШ, Б УБНБ тЙННБ, ЪОБС ПВ йЗПТЕ ЧУЕ, МЙЫШ РПДРТБЧМСМБ ЬФЙ ЧПУРПНЙОБОЙС ЧПЧТЕНС ХФПЮОЕООЩНЙ ДЕФБМСНЙ. й ЧУЕ ФПЗДБ РТПЫМП ЪБНЕЮБФЕМШОП: ВЩЧЫБС ЛПННХОБМЛБ ПФНЕФЙМБ ЧПУЕНШ ДЕУСФЛПЧ ПУЙТПФЕЧЫЕК ЦЕОЭЙОЩ ФБЛ, ЛБЛ ТЕДЛП ЛФП ПФНЕЮБЕФ.

б ЪБФЕН РТЙЫЕМ 1985 ЗПД. зПД УПТПЛБМЕФЙС ЧЕМЙЛПК рПВЕДЩ.

л РТБЪДОЙЛХ ЗПФПЧЙМЙУШ, ЕЗП ЦДБМЙ, ЙН ЪБУМХЦЕООП ЗПТДЙМЙУШ. й УОПЧБ РП ФЕМЕЧЙДЕОЙА — ФПМШЛП ФЕРЕТШ ОЕУТБЧОЕООП ВПМШЫЕ, ЮЕН ДЧБДГБФШ Й ДЕУСФШ МЕФ ОБЪБД, — РПЫМЙ ЖЙМШНЩ Й ИТПОЙЛБ, РЕУОЙ Й УФЙИЙ, ЧПУРПНЙОБОЙС Й ДПЛХНЕОФЩ ЧПКОЩ. й ЧУЕ, ЛТПНЕ бООЩ жЕДПФПЧОЩ, УНПФТЕМЙ РЕТЕДБЮЙ ГЙЛМБ «уФТБФЕЗЙС РПВЕДЩ», Б бООБ жЕДПФПЧОБ ХИПДЙМБ Л УЕВЕ. еК ВЩМП ВПМШОП Й ЗПТШЛП: ФПМШЛП ПОБ, ПОБ ПДОБ НПЗМБ ХЪОБФШ ТПДОХА НБМШЮЙЫЕУЛХА УРЙОХ ЙЪ ДБМЕЛПЗП УПТПЛ РЕТЧПЗП, ОП УМЕРПФБ ОБЧЕЛЙ МЙЫЙМБ ЕЕ ЬФПК ЧПЪНПЦОПУФЙ. чПЪНПЦОПУФЙ РПУМЕДОЕЗП ЮХДБ: ХЧЙДЕФШ РЕТЕД УНЕТФША ДБЧОП РПЗЙВЫЕЗП УЩОБ.

б НПЦЕФ, ФПЗДБ, Ч ЫЕУФШДЕУСФ РСФПН, Й ЧРТБЧДХ НЕМШЛОХМ ОЕ ЕЕ йЗПТЕЛ? фЕН ВПМЕЕ ЮФП ЧЙДЕМБ ПОБ ФХ УРЙОХ ЧУЕЗП НЗОПЧЕОЙЕ, ЧЙДЕМБ ОЕПЦЙДБООП, ОЕ ХУРЕМБ ЧЗМСДЕФШУС... й ЧОХФТЕООЕ, ЗДЕ-ФП ПЮЕОШ, ПЮЕОШ ЗМХВПЛП, РПЮФЙ ФБКЛПН ПФ УЕВС УБНПК, РПОЙНБМБ, ЮФП ЬФП — ОЕ ПО. оЕ УЩО, ОЕ йЗПТЕЛ, ОП ОЕ ИПФЕМБ РТЙУМХЫЙЧБФШУС Л ФТЕЪЧПНХ ЗПМПУХ ТБУУХДЛБ, Б ИПФЕМБ ЧЕТЙФШ, ЮФП йЗПТШ ИПФШ Й РПЗЙВ, ОП ЛБЛ ВЩ ОЕ ПЛПОЮБФЕМШОП, ЛБЛ ВЩ ОЕ ЧЕУШ, ЮФП МЙ. оЕ ЙУЮЕЪ ВЕУУМЕДОП, ОЕ ЙУФМЕМ Ч ВТБФУЛПК НПЗЙМЕ, ОЕ ТБУРБМУС, Б ПУФБМУС ОБЧЕЛЙ Ч ВМЕДОПН ПФРЕЮБФЛЕ РМЕОЛЙ, ЛПЗДБ ЛБНЕТБ ПРЕТБФПТБ УОЙНБМБ ОЕ ЕЗП УРЕГЙБМШОП, Б УБНХ ЖТПОФПЧХА ЦЙЪОШ, Й Ч ФПК ЖТПОФПЧПК ТЕБМШОПК ЦЙЪОЙ ТЕБМШОП ЦЙМ, ДЧЙЗБМУС, УХЭЕУФЧПЧБМ ФЕРЕТШ ХЦ ОБЧУЕЗДБ ЕЕ УЩО. ч ЬФП ИПФЕМПУШ ЧЕТЙФШ, Ч ЬФП ОЕПВИПДЙНП ВЩМП ЧЕТЙФШ, Й ПОБ ЧЕТЙМБ. фПМШЛП ЧЕТЙМБ, ОЕ РЩФБСУШ ОЙЮЕЗП РТПЧЕТСФШ.

— вБВХМС, ЬФП Л ФЕВЕ, — ЗТПНЛП Й ТБДПУФОП ПВЯСЧЙМБ фБОЕЮЛБ, ЧИПДС Ч ЛЧБТФЙТХ Ч УПРТПЧПЦДЕОЙЙ ДЧХИ ПЮЕОШ УЕТШЕЪОЩИ ДЕЧПЮЕЛ Й ПДОПЗП ЕЭЕ ВПМЕЕ УЕТШЕЪОПЗП НБМШЮЙЛБ. — фЩ РПЛБЦЙ ЙН ЧУЕ Й ТБУУЛБЦЙ, МБДОП? б С РПВЕЦБМБ, С Ч НХЪЩЛБМШОХА ЫЛПМХ ПРБЪДЩЧБА. — й ХНЮБМБУШ.

б УМЕРБС бООБ жЕДПФПЧОБ ПУФБМБУШ ОБ РПТПЗЕ ЛХИОЙ, ОЕ ЧЙДС, ОП ФПЮОП ЪОБС, ЮФП ФТПЕ ТЕВСФЙЫЕЛ ЪБУФЕОЮЙЧП ЦНХФУС Х РПТПЗБ.

— тБЪДЕЧБКФЕУШ, — УЛБЪБМБ. — й РТПИПДЙФЕ Ч ЛПНОБФХ РТСНП РП ЛПТЙДПТХ. с УЕКЮБУ РТЙДХ Л ЧБН.

зПУФЙ ЮЙООП РТПУМЕДПЧБМЙ Ч ЕЕ ЛПНОБФХ, Б ПОБ ЧЕТОХМБУШ ОБ ЛХИОА. рТЙЧЩЮОП ДПНЩМБ ФБТЕМЛЙ, У РТЙЧЩЮОПК ПУФПТПЦОПУФША РПУФБЧЙМБ ЙИ ОБ УХЫЙМЛХ Й РТПЫМБ Л УЕВЕ. дЕФЙ УФПСМЙ Х ДЧЕТЕК, ЧЩУФТПЙЧЫЙУШ Ч ЫЕТЕОЗХ; РТПИПДС, ПОБ МЕЗПОШЛП ЛПУОХМБУШ ЛБЦДПЗП РБМШГБНЙ, ПРТЕДЕМСС, ЛБЛЙЕ ЦЕ ПОЙ, ЕЕ ЧОЕЪБРОЩЕ ЗПУФЙ, ПВОБТХЦЙМБ, ЮФП УФПСЧЫБС РЕТЧПК ДЕЧПЮЛБ ЧЩЫЕ Й ЛТЕРЮЕ ПЮЕОШ УЕТШЕЪОПЗП НБМШЮЙЛБ, Б РПУМЕДОСС — НБМЕОШЛБС Й ЦЙЧБС: ПОБ ЧУЕ ЧТЕНС ЛБЮБМБУШ, ЫЕРФБМБУШ Й РЕТЕНЙОБМБУШ У ОПЗЙ ОБ ОПЗХ, РПУЛТЙРЩЧБС ФХЖЕМШЛБНЙ. «ъОБЮЙФ, ПЮЕОШ ХЦ ЕК ФХЖЕМШЛЙ ОТБЧСФУС, ОБЧЕТОП, ПВОПЧЛБ, — РПДХНБМБ бООБ жЕДПФПЧОБ. — б ЧЩУПЛБС, ЧЙДБФШ, Х ОЙИ ЪБ УФБТЫХА, РПФПНХ-ФП РБТОЙЫЛБ Й РЩЦЙФУС. дБ ЕЭЕ Й ЧПМОХЕФУС, МПВ Х ОЕЗП Ч ЙУРБТЙОЕ». й, УТБЪХ ЦЕ ЧЩСУОЙЧ ЧУЕ, УЕМБ Ч ЛТЕУМП, ЛПФПТПЕ ДПУФБМПУШ ЕК РП ОБУМЕДУФЧХ ПФ НБФЕТЙ ФЕРЕТШ ХЦ ФПЦЕ РПЛПКОПЗП чМБДЙНЙТБ.

— уБДЙФЕУШ, ЛПНХ ЗДЕ ХДПВОЕЕ. й ЗПЧПТЙФЕ, ЪБЮЕН РТЙЫМЙ, РП ЛБЛПНХ ФБЛПНХ ДЕМХ.

лБЦЕФУС, ДЕФЙ ФБЛ Й ОЕ УЕМЙ, ОП ДПМЗП ЫХЫХЛБМЙУШ, РПДФБМЛЙЧБС ДТХЗ ДТХЗБ. оБЛПОЕГ НБМШЮЙЛБ, ЧЙДБФШ, ЧЩФПМЛОХМЙ Ч ПТБФПТЩ.

— чБЫБ ЧОХЮЛБ фБОС УП УЧПЕК НХЪЩЛБМШОПК ЫЛПМПК ЧЩУФХРБМБ ОБ УВПТЕ ОБЫЕК РЙПОЕТУЛПК ДТХЦЙОЩ. б НЩ ЧЪСМЙ РПЮЙО: «оЕФ ОЕЙЪЧЕУФОЩИ ЗЕТПЕЧ». б ПОБ ФПЗДБ УЛБЪБМБ, ЮФП Х ЧБУ ЖБЫЙУФЩ ХВЙМЙ УЩОБ йЗПТС Й ЮФП ПО ЧБН РЙУБМ РЙУШНБ.

нБМШЮЙЛ ЧЩРБМЙМ ЧУЕ ЕДЙОЩН ДХИПН Й ЪБНПМЮБМ. бООБ жЕДПФПЧОБ ПВПЦДБМБ, ОП ДЕЧПЮЛЙ НПМЮБМЙ ФПЦЕ, Й ФПЗДБ ПОБ ХФПЮОЙМБ:

— йЗПТШ ХУРЕМ ОБРЙУБФШ ЧУЕЗП ПДОП РЙУШНП. б ЧФПТПЕ ОБРЙУБМ РПУМЕ ЕЗП УНЕТФЙ ЕЗП ФПЧБТЙЭ чБДЙН рЕТЕРМЕФЮЙЛПЧ.

рТПФСОХМБ ТХЛХ, ЧЪСМБ У РТЙЧЩЮОПЗП НЕУФБ — У ФХНВПЮЛЙ Х ЙЪЗПМПЧШС — РБРЛХ Й ДПУФБМБ ПФФХДБ МЙУФЩ. ъБЮЙФБООЩЕ Й ЕЭЕ ОЕ ПЮЕОШ ЪБЮЙФБООЩЕ. рТПФСОХМБ ЧЩУПЛПК ДЕЧПЮЛЕ — бООБ жЕДПФПЧОБ СУОП РТЕДУФБЧМСМБ, ЗДЕ ПОБ УФПЙФ УЕКЮБУ, ЬФБ УБНБС ЗМБЧОБС ДЕЧПЮЛБ.

— ъДЕУШ ЕЭЕ ХЧЕДПНМЕОЙЕ П УНЕТФЙ.

рБРЛХ ЧЪСМЙ Й УТБЪХ ЦЕ УЗТХДЙМЙУШ ОБД ОЕК: бООЕ жЕДПФПЧОЕ РПЛБЪБМПУШ ДБЦЕ, ЛБЛ РТЙ ЬФПН УФХЛОХМЙУШ ЧУЕ ФТЙ МВБ, Й ПОБ ХМЩВОХМБУШ. рЙПОЕТЩ РПЫХЫХЛБМЙУШ, ОП ОЕДПМЗП, Й ВПМШЫБС ДЕЧПЮЛБ УЛБЪБМБ У ОЕУЛТЩЧБЕНЩН ОЕДПЧЕТЙЕН:

— ьФП ЦЕ ЧУЕ ОЕОБУФПСЭЕЕ!

— рТБЧЙМШОП, ЬФП ЛПРЙЙ, РПФПНХ ЮФП ОБУФПСЭЙНЙ РЙУШНБНЙ С ПЮЕОШ ДПТПЦХ, — РПСУОЙМБ бООБ жЕДПФПЧОБ, ИПФС ЕК ОЕ ПЮЕОШ-ФП РПОТБЧЙМУС ФПО. — дЕЧПЮЛБ... фБ, ЛПФПТБС НБМЕОШЛБС, ФЩ УФПЙЫШ ЧПЪМЕ ЛПНПДБ. рТБЧДБ?

— рТБЧДБ, — ТБУФЕТСООП РПДФЧЕТДЙМБ НБМЕОШЛБС. — б ЧБЫБ ЧОХЮЛБ ЗПЧПТЙМБ, ЮФП ЧЩ ПУМЕРМЙ ПФ ЗПТС.

— с ОБХЮЙМБУШ ЮХЧУФЧПЧБФШ, ЛФП ЗДЕ УФПЙФ, — ХМЩВОХМБУШ бООБ жЕДПФПЧОБ. — пФЛТПК ЧЕТИОЙК МЕЧЩК СЭЙЛ. фБН ЕУФШ ДЕТЕЧСООБС ЫЛБФХМЛБ. дПУФБОШ ЕЕ Й РЕТЕДБК НОЕ.

пРСФШ ТБЪДБМПУШ ЫХЫХЛБОШЕ, РПФПН УЛТЙР ЧЩДЧЙЗБЕНПЗП СЭЙЛБ, Й ФХФ ЦЕ ЛФП-ФП — бООБ жЕДПФПЧОБ ПРТЕДЕМЙМБ, ЮФП НБМШЮЙЛ, — РПМПЦЙМ ОБ ЕЕ ТХЛЙ ЫЛБФХМЛХ.

— йДЙФЕ ЧУЕ УАДБ.

пОЙ УЗТХДЙМЙУШ ЧПЛТХЗ: ПОБ ПЭХФЙМБ ЙИ ДЩИБОЙЕ, ФЕРМПФХ ЙИ ФЕМ Й ФПЮОП ЪОБМБ, ЛФП ЗДЕ ТБЪНЕУФЙМУС. пФЛТЩМБ ЫЛБФХМЛХ, ВЕТЕЦОП ДПУФБМБ ВЕУГЕООЩЕ МЙУФПЮЛЙ.

— чПФ, НПЦЕФЕ РПУНПФТЕФШ. ъДЕУШ РЙУШНП НПЕЗП УЩОБ йЗПТС, РЙУШНП ЕЗП ДТХЗБ чБДЙНБ Й... й РПИПТПОЛБ. фБЛ ОБЪЩЧБМПУШ ФПЗДБ ПЖЙГЙБМШОПЕ ХЧЕДПНМЕОЙЕ П ЗЙВЕМЙ ЮЕМПЧЕЛБ ОБ ЧПКОЕ.

дЕФЙ ДПМЗП ТБЪЗМСДЩЧБМЙ ДПЛХНЕОФЩ, ЫЕРФБМЙУШ. бООБ жЕДПФПЧОБ УМЩЫБМБ ПФДЕМШОЩЕ ЖТБЪЩ: «б РПЮЕНХ С? оХ РПЮЕНХ? фЩ — ЪЧЕОШЕЧБС...», «б РПФПНХ, ЮФП Х ОЕЕ УЩО, Б ОЕ ДПЮШ, РПОСФОП ФЕВЕ? еУМЙ ВЩ ДПЮШ, ФП С ВЩ УБНБ ЙМЙ лБФС, Б ФБЛ ФЩ ДПМЦЕО...» еМЕ ХМПЧЙНЩК, ОП, ЧЙДЙНП, ЗПТСЮЙК УРПТ ЪБЛПОЮЙМУС ФЕН, ЮФП НБМШЮЙЛ ОЕТЕЫЙФЕМШОП ПФЛБЫМСМУС Й УЛБЪБМ:

— чЩ ДПМЦОЩ РЕТЕДБФШ ЬФЙ ДПЛХНЕОФЩ ОБН. рПЦБМХКУФБ.

— фП ЕУФШ ЛБЛ ЬФП? — РПЮФЙ ЧЕУЕМП ХДЙЧЙМБУШ ПОБ. — ьФЙ РЙУШНБ ЛБУБАФУС НПЕЗП УЩОБ, РПЮЕНХ ЦЕ С ДПМЦОБ РЕТЕДБФШ ЙИ ЧБН?

— рПФПНХ ЮФП Х ОБУ Ч ЫЛПМЕ ПТЗБОЙЪХЕФУС НХЪЕК. нЩ ЧЪСМЙ ФПТЦЕУФЧЕООПЕ ПВСЪБФЕМШУФЧП Л УПТПЛБМЕФЙА ЧЕМЙЛПК рПВЕДЩ.

— с У ХДПЧПМШУФЧЙЕН ПФДБН ЧБЫЕНХ НХЪЕА ЛПРЙЙ ЬФЙИ РЙУЕН.

— б ЪБЮЕН ОБН ЧБЫЙ ЛПРЙЙ? — У ЧЩЪЩЧБАЭЕК БЗТЕУУЙЕК ЧЛМЙОЙМБУШ ЧДТХЗ ЪЧЕОШЕЧБС, Й бООБ жЕДПФПЧОБ РПДЙЧЙМБУШ, ЛБЛЙН ПЖЙГЙБМШОП-ОЕЮЕМПЧЕЮЕУЛЙН НПЦЕФ УФБФШ ЗПМПУ ДЕУСФЙМЕФОЕК ДЕЧПЮЛЙ. — оЕФ, ЬФП ДБЦЕ ПЮЕОШ ЙОФЕТЕУОП! чЕДШ ЛПРЙЙ — ЬФП ЦЕ ФБЛ РТПУФП, ЬФП ЦЕ ВХНБЦЛБ. ч ЛПРЙЙ С НПЗХ ОБРЙУБФШ, ЮФП НПС ВБВХЫЛБ — ЗЕТПЙОС «нПМПДПК ЗЧБТДЙЙ», ОХ Й ЮФП? чПЪШНЕФ ФБЛХА ЛПРЙА НХЪЕК?

— оЕ ЧПЪШНЕФ. — бООЕ жЕДПФПЧОЕ ПЮЕОШ ОЕ РПОТБЧЙМУС ЬФПФ ЧЩЪЩЧБАЭЙК, РПМОЩК ОЕРПОСФОПК ДМС ОЕЕ РТЕФЕОЪЙЙ ФПО. — й ЧЩ ОЕ ВЕТЙФЕ. й, РПЦБМХКУФБ, ЧЕТОЙФЕ НОЕ ЧУЕ ДПЛХНЕОФЩ.

дЕФЙ УОПЧБ ЧПЪВХЦДЕООП ЪБЫЕРФБМЙУШ. ч ПВЩЮОПН УПУФПСОЙЙ ДМС бООЩ жЕДПФПЧОЩ ОЕ УПУФБЧМСМП ОЙЛБЛПЗП ФТХДБ ТБУУМЩЫБФШ, П ЮЕН ЬФП ПОЙ ФБН УРПТСФ, ОП УЕКЮБУ ПОБ ВЩМБ ТБУУФТПЕОБ Й ПВЙЦЕОБ Й ХЦЕ ОЙ Л ЮЕНХ ОЕ НПЗМБ ДБ Й ОЕ ИПФЕМБ РТЙУМХЫЙЧБФШУС.

— чЕТОЙФЕ НОЕ Ч ТХЛЙ ДПЛХНЕОФЩ.

— вБВХЫЛБ, — ЧРЕТЧЩЕ ЪБЗПЧПТЙМБ УБНБС НБМЕОШЛБС, Й ЗПМПУПЛ Х ОЕЕ ПЛБЪБМУС УПЧУЕН ЕЭЕ ДЕФУЛЙН. — чЩ ЧЕДШ ПЮЕОШ, ПЮЕОШ УФБТЕОШЛБС, РТБЧДБ ЧЕДШ? б ОБН РТЕДУФПЙФ ЦЙФШ Й ЧПУРЙФЩЧБФШУС ОБ РТЙНЕТБИ. б ЧДТХЗ ЧБН УФБОЕФ ОЕИПТПЫП, Й ФПЗДБ ЧУЕ ЧБЫЙ РБФТЙПФЙЮЕУЛЙЕ РТЙНЕТЩ НПЗХФ ДМС ОБУ РТПРБУФШ.

— чПФ ЛПЗДБ РПНТХ, ФПЗДБ Й ЪБВЙТБКФЕ, — ХЗТАНП УЛБЪБМБ бООБ жЕДПФПЧОБ. — дБЧБКФЕ РЙУШНБ. дПМЗП ЕЭЕ ЧБН ЗПЧПТЙФШ?

— б ЕУМЙ ЧЩ ОЕ УЛПТП... — ПРСФШ ЪБДЙТЙУФП ОБЮБМБ ВПМШЫБС, ОП ПУЕЛМБУШ. — фП ЕУФШ С ИПЮХ УЛБЪБФШ, ЮФП ЧЩ НПЦЕФЕ ОЕ ХУРЕФШ Л УПТПЛБМЕФЙА ЧЕМЙЛПК рПВЕДЩ, Б НЩ ОЕ НПЦЕН. нЩ ЧЪСМЙ ФПТЦЕУФЧЕООПЕ ПВСЪБФЕМШУФЧП.

— иПЮЕЫШ, ЪОБЮЙФ, ЮФПВЩ С ДП ДЕЧСФПЗП НБС РПНЕТМБ? — ХУНЕИОХМБУШ бООБ жЕДПФПЧОБ. — лФП ЪОБЕФ, ЛФП ЪОБЕФ. фПМШЛП Й ФПЗДБ С ОЕ ЧБН ЬФЙ ДПЛХНЕОФЩ ЧЕМА РЕТЕУМБФШ, Б Ч ДТХЗХА ЫЛПМХ. фХДБ, ЗДЕ НПК йЗПТШ ХЮЙМУС: ФБН, РПДЙ, ФПЦЕ НХЪЕК ПТЗБОЙЪХАФ.

пОЙ НПМЮБ ПФДБМЙ ЕК РЙУШНБ Й РПИПТПОЛХ. бООБ жЕДПФПЧОБ ПЭХРБМБ ЛБЦДЩК МЙУФПЛ, ХДПУФПЧЕТЙМБУШ, ЮФП ПОЙ РПДМЙООЩЕ, БЛЛХТБФОП УМПЦЙМБ Ч ЫЛБФХМЛХ Й УЛБЪБМБ:

— нБМШЮЙЛ, РПУФБЧШ ЬФХ ЫЛБФХМЛХ Ч МЕЧЩК СЭЙЛ ЛПНПДБ. й РМПФОП СЭЙЛ ЪБДЧЙОШ. рМПФОП, ЮФПВЩ С УМЩЫБМБ.

оП УМХЫБМБ ПОБ УЕКЮБУ РМПИП, РПФПНХ ЮФП РТЕДЩДХЭЙК ТБЪЗПЧПТ УЙМШОП ПВЕУРПЛПЙМ ЕЕ, ХДЙЧЙМ Й ПВЙДЕМ. ьФП ЧЕДШ ВЩМБ ОЕ ДЕФУЛБС ВЕЪЗТЕЫОБС ПФЛТПЧЕООПУФШ: ЕЕ УПЧУЕН ОЕ РП-ДЕФУЛЙ, Б ЛТЕРЛП, РП-ЧЪТПУМПНХ РТЙЦЙНБМЙ Л УФЕОЕ, ФТЕВХС ПФДБФШ ЕЕ ЕДЙОУФЧЕООПЕ УПЛТПЧЙЭЕ.

— фТХУ ОЕУЮБУФОЩК, — ЧДТХЗ ПФЮЕФМЙЧП, У ОЕЧЕТПСФОЩН РТЕЪТЕОЙЕН УЛБЪБМБ ВПМШЫБС ДЕЧПЮЛБ. — фПМШЛП РЙЛОЙ Х ОБУ.

— чУЕ ТБЧОП ОЕМШЪС. чУЕ ТБЧОП, — ЗПТСЮП Й ОЕРПОСФОП ЪБЫЕРФБМ НБМШЮЙЛ.

— нПМЮЙ МХЮЫЕ! — ЗТПНЛП ПВПТЧБМБ ЪЧЕОШЕЧБС. — б ФП НЩ ФЕВЕ ФБЛПЕ ХУФТПЙН, ЮФП ОБРМБЮЕЫШУС. чЕТОП, лБФС?

оП Й ЬФПФ ЗТПНЛЙК ЗПМПУ РТПМЕФЕМ НЙНП УПЪОБОЙС бООЩ жЕДПФПЧОЩ. пОБ ЦДБМБ УЛТЙРБ ЪБДЧЙЗБЕНПЗП СЭЙЛБ, ЧУС ВЩМБ УПУТЕДПФПЮЕОБ ОБ ЬФПН УЛТЙРЕ Й, ЛПЗДБ ОБЛПОЕГ ПО ТБЪДБМУС, ЧЪДПИОХМБ У ПВМЕЗЮЕОЙЕН:

— уФХРБКФЕ, ДЕФЙ. с ПЮЕОШ ХУФБМБ.

— дП УЧЙДБОЙС, — ФТЙ ТБЪБ РП ПЮЕТЕДЙ УЛБЪБМЙ РЙПОЕТЩ Й ОБРТБЧЙМЙУШ Л ДЧЕТСН. й ПФФХДБ НБМШЮЙЛ УРТПУЙМ:

— нПЦЕФ ВЩФШ, ОБДП ЧЩЪЧБФШ ЧТБЮБ?

— оЕФ, УРБУЙВП ФЕВЕ, ОЙЮЕЗП НОЕ ОЕ ОБДП.

дЕМЕЗБГЙС НПМЮБ ХДБМЙМБУШ.

зПТЕЮШ Й ОЕ ПЮЕОШ РПОСФОБС ПВЙДБ УЛПТП ПУФБЧЙМЙ бООХ жЕДПФПЧОХ. «дБ ЮФП У ОЕУНЩЫМЕОЩЫЕК УРТБЫЙЧБФШ, — ДХНБМБ ПОБ. — юФП ИПЮЕФУС, ФП Й ЗПЧПТЙФУС, ДХЫЙ-ФП ЮЙУФЩЕ». й, РТЙНЙТЙЧЫЙУШ, ПРСФШ РЕТЕВТБМБУШ ОБ ЛХИОА, ЗДЕ ФЕРЕТШ РТПИПДЙМБ ЧУС ЕЕ ДЕСФЕМШОБС ЦЙЪОШ: УФБТБМБУШ ОЕ ФПМШЛП НЩФШ ДБ РТЙВЙТБФШ, ОП Й ЗПФПЧЙФШ, Й ВЩМБ УЮБУФМЙЧБ, ЛПЗДБ ЧУЕ ЕЕ ДТХЦОП ИЧБМЙМЙ. й ОЕ ДПЗБДЩЧБМБУШ, ЮФП тЙННБ ФБКЛПН РЕТЕНЩЧБЕФ ЧУА РПУХДХ Й ЛБЛ НПЦЕФ ХМХЮЫБЕФ УЧБТЕООЩЕ ЕА УХРЩ Й ВПТЭЙ. оП УЕЗПДОС тЙННБ У ХФТБ ХЕИБМБ Л УФБТЫЕНХ УЩОХ бОДТЕА, Х ЛПФПТПЗП ЪБВПМЕМ ПДЙО ЙЪ УПТЧБОГПЧ, Й РПЬФПНХ ЛХМЙОБТОЩЕ ФЧПТЕОЙС бООЩ жЕДПФПЧОЩ ОЙЛФП ОЕ ЛПТТЕЛФЙТПЧБМ.

лПОЕЮОП, ЧЙОПК ЕЕ ФЕРЕТЕЫОЙИ РТПНБИПЧ ВЩМБ ОЕ УФПМШЛП УМЕРПФБ, УЛПМШЛП ЧПЪТБУФ. пОБ ЪБВЩЧБМБ РТЙЧЩЮОЩЕ ДПЪЙТПЧЛЙ Й ТЕГЕРФЩ, УЩРБМБ НОПЗП УПМЙ ЙМЙ ОЕ УЩРБМБ ЕЕ ЧППВЭЕ, Б ПДОБЦДЩ УРХФБМБ ЛБУФТАМЙ, ПДОПЧТЕНЕООП ЛЙРЕЧЫЙЕ ОБ РМЙФЕ, Й ДПНБЫОЙЕ РПМХЮЙМЙ ДПЧПМШОП ЪБЗБДПЮОПЕ, ОП БВУПМАФОП ОЕУЯЕДПВОПЕ ЧБТЕЧП. оП УФБТХА ЦЕОЭЙОХ ОЙЛФП ОЕ ПВЙЦБМ, Й ПОБ РТЕВЩЧБМБ Ч УЮБУФМЙЧПН ЪБВМХЦДЕОЙЙ, ЮФП Й ДП УЕК РПТЩ ОЕ ФПМШЛП ОЕ ПВТЕНЕОСЕФ УЧПЙИ, ОП Й РТЙОПУЙФ ЙН УХЭЕУФЧЕООХА РПМШЪХ.

пОБ ЧУЛПТЕ РПЪБВЩМБ П ЧЙЪЙФЕ УФБТБФЕМШОЩИ РЙПОЕТПЧ — ПОБ ЧППВЭЕ ЮБУФП ЪБВЩЧБМБ ФП, ЮФП ФПМШЛП ЮФП РТПЙУИПДЙМП, ОП РТПЫМПЕ РПНОЙМБ СУОП Й ГЕРЛП, — ОП ЮЕН ВМЙЦЕ Л ЧЕЮЕТХ УЛБФЩЧБМУС ЬФПФ ДЕОШ, ФЕН ЧУЕ ВПМЕЕ СЧОП ПЭХЭБМБ ПОБ ОЕЛХА ВЕЪБДТЕУОХА ФТЕЧПЗХ. й ПФФПЗП, ЮФП ФТЕЧПЗБ ПЭХЭБМБУШ ВЕЪБДТЕУОП, ПФФПЗП, ЮФП бООБ жЕДПФПЧОБ ОЙЛБЛ ОЕ НПЗМБ РТЙРПНОЙФШ ОЙЛБЛПК ДБЦЕ ЛПУЧЕООПК ЕЕ РТЙЮЙОЩ, ЕК ДЕМБМПУШ ЧУЕ ВЕУРПЛПКОЕЕ. хЦЕ РТЙНЮБМБУШ ЙЪ НХЪЩЛБМШОПК ЫЛПМЩ фБФШСОБ, ХЦЕ бООБ жЕДПФПЧОБ УФБТБФЕМШОП РПЛПТНЙМБ ЕЕ, ПФРТБЧЙМБ ЪБОЙНБФШУС, РЕТЕНЩМБ РПУХДХ, Б ФТЕЧПЦОПЕ ВЕУРПЛПКУФЧП ЧУЕ ОБТБУФБМП Ч ОЕК.

— рЕТЕХФПНМЕОЙЕ, — ПРТЕДЕМЙМБ тЙННБ, ЛПЗДБ РП ЧПЪЧТБЭЕОЙЙ ХУМЩЫБМБ УНХФОХА ЦБМПВХ бООЩ жЕДПФПЧОЩ. — мПЦЙУШ Ч РПУФЕМШ, С УЕКЮБУ фБОШЛХ РТЙЫМА, ЮФПВ РПЮЙФБМБ.

— оЕ ФТПЗБК ФЩ ЕЕ, тЙННБ. пОБ ФПМШЛП ХТПЛЙ ХЮЙФШ УЕМБ.

— оХ, УБНБ РПЮЙФБА. й П ЧОХЛЕ ТБУУЛБЦХ. рТПУФХДБ Х ОЕЗП, Ч ИПЛЛЕК ОБВЕЗБМУС, Б РБОЙЛХ ТБЪЧЕМЙ...

л ЬФПНХ ЧТЕНЕОЙ УФТБООПУФШ бООЩ жЕДПФПЧОЩ ХЦЕ ДБЧОП РЕТЕУФБМБ ВЩФШ ФБКОПК. фП, ЮЕЗП ПОБ ВПСМБУШ, ПЛБЪБМПУШ ОБУФПМШЛП ФБЛФЙЮОП РТЙОСФЩН ЧУЕНЙ, ЮФП бООБ жЕДПФПЧОБ ХЦЕ ОЙЮЕЗП ОЕ УЛТЩЧБМБ, Б, ОБПВПТПФ, РТПУЙМБ ФПЗП, ЛФП ВЩМ РПУЧПВПДОЕЕ, ДЕУСФШ НЙОХФ РПЮЙФБФШ ЕК РЕТЕД УОПН. юБЭЕ ЧУЕЗП ЬФП ВЩМБ фБОЕЮЛБ, ФБЛ ЛБЛ чБМЕОФЙОБ ТБВПФБМБ ОБ РПМФПТЩ УФБЧЛЙ, ЮФПВЩ УПДЕТЦБФШ УЕНША У ДЧХНС РЕОУЙПОЕТЛБНЙ Й ПДОПК РЙПОЕТЛПК, Б тЙННБ ВЩМБ РП ЗПТМП ЪБОСФБ ОЕ ФПМШЛП УПВУФЧЕООПК УЕНШЕК, ОП Й ЧЕЮОП РТПУФХЦЕООЩНЙ НБМШЮЙЫЛБНЙ бОДТЕС, ЦЙЧЫЕЗП Ч ОПЧПН ТБКПОЕ, ЛБЛ ОБЪМП, ДПЧПМШОП ДБМЕЛП ПФ ЙИ ЛЧБТФЙТЩ.

— «с ЪДПТПЧ, ЧУЕ ОПТНБМШОП, ЧПАА ЛБЛ ЧУЕ, — ЮЙФБМБ тЙННБ, ФПЦЕ ОБЙЪХУФШ ЧЩХЮЙЧ ЧУЕ РЙУШНБ ЪБ ЬФЙ ДМЙООЩЕ ЗПДЩ. — лБЛ ФЩ-ФП ФБН ПДОБ, НБНПЮЛБ?..»

оБ ЬФПН НЕУФЕ У ВМБЗПЗПЧЕКОЩН УРПЛПКУФЧЙЕН ЧПУРТЙОЙНБЧЫБС ТЙФХБМШОПЕ ЬФП ЮФЕОЙЕ УЕДБС УФБТХИБ ЧДТХЗ РПДОСМБ ТХЛХ, Й тЙННБ ХДЙЧМЕООП УНПМЛМБ. уРТПУЙМБ РПУМЕ ОБРТСЦЕООПЗП УФТБООПЗП НПМЮБОЙС:

— юФП УМХЮЙМПУШ?

— пО ЮЕЗП-ФП ОЕ ИПФЕМ, Б ПОЙ ЗТПЪЙМЙУШ, — ОЕЧТБЪХНЙФЕМШОП РТПВПТНПФБМБ бООБ жЕДПФПЧОБ, ФП МЙ ЧУНБФТЙЧБСУШ, ФП МЙ ЧУМХЫЙЧБСУШ Ч УЕВС.

— лФП ПО-ФП?

— нБМШЮЙЛ. нБМШЮЙЛ ОЕ ИПФЕМ, Б ДЕЧПЮЛБ ЕЗП РХЗБМБ. пО ЧТПДЕ ПФЛБЪЩЧБМУС — «ОЕ ВХДХ, НПМ, ОЕ ВХДХ», Б ФБ — «ФТХУ, НПМ, ФПМШЛП УЛБЦЙ...» тЙННБ! — бООБ жЕДПФПЧОБ ЧДТХЗ РТЙЧУФБМБ ОБ ЛТПЧБФЙ. — тЙННБ, ЪБЗМСОЙ Ч ЫЛБФХМЛХ. ъБЗМСОЙ Ч ЫЛБФХМЛХ...

оЕ ПЮЕОШ ЕЭЕ РПОЙНБС, ОП Й ОЕ УРПТС, тЙННБ ЧУФБМБ, ЧЩДЧЙОХМБ СЭЙЛ ЛПНПДБ, ПФЛТЩМБ ЫЛБФХМЛХ. уФБТХИБ ОБРТСЦЕООП ЦДБМБ, РПДБЧЫЙУШ ЧРЕТЕД Ч УХДПТПЦОПН ОБРТСЦЕОЙЙ.

— оЕФХ? оХ? юФП ФЩ НПМЮЙЫШ?

— оЕФХ, — ФЙИП УЛБЪБМБ тЙННБ. — рПИПТПОЛБ ОБ НЕУФЕ, ЖПФПЗТБЖЙЙ, ЪОБЮЛЙ, Б РЙУЕН ОЕФ. оЙ йЗПТШЛБ, ОЙ ЧФПТПЗП, ДТХЗБ ЕЗП. фПМШЛП ПДОБ РПИПТПОЛБ.

— фПМШЛП ПДОБ РПИПТПОЛБ... — РТПИТЙРЕМБ бООБ жЕДПФПЧОБ, ФЕТСС УПЪОБОЙЕ.

«оЕПФМПЦЛБ» РТЙЕИБМБ ВЩУФТП, ЧТБЮЙ ЧЩФБЭЙМЙ бООХ жЕДПФПЧОХ ЙЪ ВЕЪЧТЕНЕОШС, ПВЯСЧЙМЙ, ЮФП ЖХОЛГЙЙ ПТЗБОЙЪНБ, Ч ПВЭЕН, ОЕ ОБТХЫЕОЩ, ЮФП ВПМШОПК УМЕДХЕФ У ОЕДЕМШЛХ РПМЕЦБФШ Й ЧУЕ РТЙДЕФ Ч ОПТНХ. бООБ жЕДПФПЧОБ НПМЮБМБ, ОЙ ОБ ЮФП ОЕ ЦБМПЧБМБУШ Й ЗМСДЕМБ ОЕЧЙДСЭЙНЙ ЗМБЪБНЙ ОЕ ФПМШЛП УЛЧПЪШ ЧТБЮЕК, УЛЧПЪШ тЙННХ, УЛЧПЪШ ПЛБЪБЧЫХА ЕК РЕТЧХА РПНПЭШ чБМЕОФЙОХ Й РЕТЕРХЗБООХА фБОЕЮЛХ, ДБЦЕ ОЕ ФПМШЛП УЛЧПЪШ УФЕОЩ ТПДОПК Й ЧЕЮОП ДМС ОЕЕ ЛПННХОБМШОПК ЛЧБТФЙТЩ, ОП, ЛБЪБМПУШ, Й УЛЧПЪШ УБНП ЧТЕНС. уЛЧПЪШ ЧУА ФПМЭХ МЕФ, ЮФП ПФДЕМСМЙ ЕЕ УЕЗПДОСЫОАА ПФ УПВУФЧЕООПЗП УЩОБ.

— с ЧЕТОХУШ, НБНБ.

оЕФ, ОЕ УМЩЫБМБ ПОБ ВПМШЫЕ ЬФЙИ УМПЧ. пОБ СУОП РПНОЙМБ, ЗДЕ, ЛБЛ Й ЛПЗДБ РТПЙЪОЕУ ЙИ йЗПТШ, ОП ЗПМПУ ЕЗП ВПМЕЕ ОЕ ЪЧХЮБМ Ч ЕЕ ДХЫЕ.

— йДЙФЕ, — У ФТХДПН, ОП ЧРПМОЕ ЮЕФЛП Й ПУПЪОБООП РТПЙЪОЕУМБ ПОБ, РП-РТЕЦОЕНХ УФТПЗП ЗМСДС Ч УХЭЕУФЧХАЭХА ФПМШЛП ДМС ОЕЕ ДБМШ. — с ЪБУОХ. с ПФДПИОХ. йДЙФЕ.

— нПЦЕФ, РПЮЙФБФШ... — ТПВЛП ОБЮБМБ тЙННБ, ОП ДПЮШ ПДЕТОХМБ ЕЕ: ЮЙФБФШ ВЩМП ОЕЮЕЗП.

пОЙ ЧЩЛМАЮЙМЙ УЧЕФ Й ФЙИП ЧЩЫМЙ ЙЪ ЛПНОБФЩ. рПФПН ХЗБУМЙ ЫБЗЙ, ЗПМПУБ, РТПУЛТЙРЕМЙ ДЧЕТЙ, Й ЧУЕ УФЙИМП.

бООБ жЕДПФПЧОБ РТЙЛТЩМБ УМЕРЩЕ ЗМБЪБ, ЪБФБЙМБ ДЩИБОЙЕ, ОБРТСЦЕООП РТЙУМХЫБМБУШ, ОП ДХЫБ ЕЕ НПМЮБМБ, Й ЗПМПУ УЩОБ ВПМЕЕ ОЕ ЪЧХЮБМ Ч ОЕК. пО ХЗБУ, ХНЕТ, РПЗЙВ ЧФПТЙЮОП, Й ФЕРЕТШ ХЦЕ РПЗЙВ ОБЧУЕЗДБ. й, РПОСЧ ЬФП, УФБТБС, РПЮФЙ ОБ РПМУФПМЕФЙС РЕТЕЦЙЧЫБС УНЕТФШ ЕДЙОУФЧЕООПЗП УЩОБ НБФШ ПЭХФЙМБ ЧДТХЗ ОБ ДТСВМЩИ, ЙЪТХВМЕООЩИ ЗМХВПЛЙНЙ НПТЭЙОБНЙ ЭЕЛБИ ЮФП-ФП ФЕРМПЕ. у ФТХДПН РПДОЕУМБ ОЕРПУМХЫОХА ТХЛХ, ЛПУОХМБУШ ЭЕЛЙ Й РПОСМБ, ЮФП ЬФП — УМЕЪЩ. рЕТЧЩЕ УМЕЪЩ У ФПЗП ДБМЕЛПЗП, ПФУФХРЙЧЫЕЗП ОБ ДПВТЩИ РСФШ ДЕУСФЛПЧ МЕФ ДОС РПМХЮЕОЙС РПИПТПОЛЙ. пЖЙГЙБМШОПЗП ЛМПЮЛБ ВХНБЗЙ УП ЫФБНРПН Й РЕЮБФША, ВЕУУФТБУФОП ХДПУФПЧЕТСАЭЕЗП, ЮФП ЕЕ ЕДЙОУФЧЕООЩК УЩО ДЕКУФЧЙФЕМШОП РПЗЙВ, ЮФП ОЕФ ВПМЕЕ ОЙЛБЛЙИ ОБДЕЦД Й ЮФП РПУМЕДОЕЕ, ЮФП ЕЭЕ ПУФБМПУШ ЕК, — ЬФП РБНСФШ П ОЕН.

б ПФ ЧУЕК РБНСФЙ ПУФБЧЙМЙ ФПМШЛП РПИПТПОЛХ. тБЪХНПН бООБ жЕДПФПЧОБ ЕЭЕ РПОЙНБМБ, ЮФП РБНСФШ ОЕМШЪС ХЛТБУФШ, ОП ФП — ТБЪХН, Б ФП — ДЕКУФЧЙФЕМШОПУФШ, Й Ч ЬФПК ДЕКУФЧЙФЕМШОПУФЙ ПДОПЧТЕНЕООП У ЙУЮЕЪОПЧЕОЙЕН РЙУЕН УЩОБ Й ЕЗП ДТХЗБ ЙУЮЕЪМЙ Й ЙИ ЗПМПУБ. пОЙ ВПМЕЕ ОЕ ЪЧХЮБМЙ Ч ОЕК, ЛБЛ ОЙ ОБРТСЗБМБ ПОБ УЧПА РБНСФШ, ЛБЛ ОЙ РТЙУМХЫЙЧБМБУШ, ЛБЛ ОЙ ХНПМСМБ УЦБМЙФШУС ОБД ОЕА Й РПЪЧПМЙФШ ЕЭЕ ИПФС ВЩ ТБЪПЮЕЛ, ПДЙО-ЕДЙОУФЧЕООЩК ТБЪ ХУМЩЫБФШ ТПДОПК ЗПМПУ.

оП ВЩМП ЗМХИП Й РХУФП. оЕФ, РЙУШНБ, РПМШЪХСУШ ЕЕ УМЕРПФПК, ЧЩОХМЙ ОЕ ЙЪ ЫЛБФХМЛЙ — ЙИ ЧЩОХМЙ ЙЪ ЕЕ ДХЫЙ, Й ФЕРЕТШ ПУМЕРМБ Й ПЗМПИМБ ОЕ ФПМШЛП ПОБ, ОП Й ЕЕ ДХЫБ.

— зПУРПДЙ...

й ЧДТХЗ ПФЮЕФМЙЧП Й ЗТПНЛП ЪБЪЧХЮБМ ЗПМПУ. оЕ УЩОБ, ДТХЗПК: ПЖЙГЙБМШОЩК, УХИПК, ВЕЪ ЙОФПОБГЙК, ФЕРМБ Й ЗТХУФЙ, ОЕ ЗПЧПТЙЧЫЙК, Б ДПЛМБДЩЧБАЭЙК:

— ...ХЧЕДПНМСЕН, ЮФП ЧБЫ УЩО ТСДПЧПК уЙМБОФШЕЧ йЗПТШ йЧБОПЧЙЮ РБМ УНЕТФША ИТБВТЩИ ЧПУЕНОБДГБФПЗП ДЕЛБВТС ПДОБ ФЩУСЮБ ДЕЧСФШУПФ УПТПЛ РЕТЧПЗП ЗПДБ Ч ВПА РПД ДЕТЕЧОЕК тБЛЙФПЧЛБ лМЙОУЛПЗП ТБКПОБ нПУЛПЧУЛПК ПВМБУФЙ.

«оЕФ! оЕФ! оЕФ! оЕ ОБДП! оЕ ИПЮХ», — ВЕЪЪЧХЮОП ЛТЙЮБМБ ПОБ, ОП ЗПМПУ РТПДПМЦБМ ЧУЕ ОБТБУФБФШ Й ОБТБУФБФШ Ч ОЕК, ЪБЗМХЫБС ЕЕ УПВУФЧЕООЩЕ ВЕУРПНПЭОЩЕ УМПЧБ: «...ЮФП ЧБЫ УЩО ТСДПЧПК уЙМБОФШЕЧ йЗПТШ йЧБОПЧЙЮ РБМ УНЕТФША ИТБВТЩИ... ЮФП ЧБЫ УЩО йЗПТШ РБМ... Й ЗПМПУ ХЦЕ ЗТЕНЕМ Ч ОЕК, Б РП НПТЭЙОЙУФЩН ЭЕЛБН ВЕЪ РЕТЕТЩЧБ, ФПЮОП УФТЕНСУШ ОБЧЕТУФБФШ ХРХЭЕООПЕ, ФЕЛМЙ УМЕЪЩ.

й ДБЦЕ ЛПЗДБ ПОБ ХНЕТМБ Й РЕТЕУФБМБ ПЭХЭБФШ ЧУЕ ЦЙЧПЕ, ЗПМПУ ЕЭЕ ДПМЗП, ПЮЕОШ ДПМЗП ЪЧХЮБМ Ч ЕЕ ВЕЪДЩИБООПН ФЕМЕ, Б УМЕЪЩ ЧУЕ НЕДМЕООЕЕ Й НЕДМЕООЕЕ ФЕЛМЙ РП ЭЕЛБН. пЖЙГЙБМШОЩК ИПМПДОЩК ЗПМПУ УНЕТФЙ Й ВЕУРПНПЭОЩЕ ФЕРМЩЕ УМЕЪЩ НБФЕТЙ.

б РЙУШНБ ПЛБЪБМЙУШ Ч ЪБРБУОЙЛЕ ЫЛПМШОПЗП НХЪЕС. рЙПОЕТБН ЧЩОЕУМЙ ВМБЗПДБТОПУФШ ЪБ БЛФЙЧОЩК РПЙУЛ, ОП НЕУФБ ДМС ЙИ ОБИПДЛЙ ФБЛ Й ОЕ ОБЫМПУШ, Й РЙУШНБ йЗПТС Й УЕТЦБОФБ рЕТЕРМЕФЮЙЛПЧБ ПФМПЦЙМЙ РТП ЪБРБУ, ФП ЕУФШ РПРТПУФХ УХОХМЙ Ч ДПМЗЙК СЭЙЛ.

пОЙ Й УЕКЮБУ ФБН, ЬФЙ ДЧБ РЙУШНБ У БЛЛХТБФОПК РПНЕФЛПК: «ьлурпобф №...» мЕЦБФ Ч СЭЙЛЕ УФПМБ Ч ЛТБУОПК РБРЛЕ У ОБДРЙУША: «чфптйюоще нбфетйбмщ л йуфптйй чемйлпк пфеюеуфчеоопк чпкощ».

Георгий Адамович(1892-1972)

Поэзия в эмиграции

НАСЛЕДСТВО БЛОКА.

НЕВОЗМОЖНОСТЬ ПОЭЗИИ.

О ШТЕЙГЕРЕ, О СТИХАХ, О ПОЭЗИИ И О ПРОЧЕМ

(ИЗБРАННЫЕ ЭССЕ 50-х годов)

Поэзия в эмиграции

Первая публикация:

Опыты. Нью-Йорк. 1955. №4. С. 45-61.

Давно уже думая о статье, в которой было бы «изнутри» рассказано о поэзии в эмиграции, я думал и о названии ее, и хотелось мне взять для этого два всем известных исторических слова: «бессмысленные мечтания». Но намерение это я оставил: ирония, - говорил я сам себе, - опять ирония! Много скрытых бед наделала она в русской поэзии за последние полвека, пора бы с ней наконец и расстаться, пусть и помахав на прощание рукой в знак признательности за отдельные мелкие услуги: «с поэтическим», мол, «приветом!» Ирония ничем не лучше сентиментальности, это две родные сестры, обе происхождения темного, обе поведения сомнительного, с той лишь разницей, что одна из них, младшая, изящнее одевается и искуснее выдает себя за барыню-аристократку. В благопристойных домах, однако, принимать ее вскоре тоже перестанут. Отчего мечтания «бессмысленные»? Разве смысла не было? И если был он, этот смысл, бесконечно-ускользающим, разве мы первые, мы последние пытались райскую птицу эту за хвост поймать? Проще, точнее было бы другое название: Бедекер, путеводитель. Но о Бедекере говорил уже Блок в статье, помещенной в «Аполлоне» и написанной на приблизительно такую же тему… Кстати, кто читал эту его статью в двадцать лет, забудет ли ее когда-нибудь? Блок пробовал в ней перевести на общий язык то, о чем писал стихи: предприятие было отважно до крайности и при меньшей органичности поэзии могло бы привести к результатам комическим. У Блока логика сплоховала, и в штурме крепости-музыки сил ее оказалось недостаточно. Но тон его статьи, растерянные отзвуки ее, метеорные ее осколки, длящееся дребезжанье отдельных порвавшихся под натиском логики струн - все это было для двадцатилетнего сознания откровением, от которого не отреклось оно и позднее, научившись многому другому.

Не хочу употреблять слово «музыка» в расплывчатом, хотя после Ницше и узаконенном значении. Правда, трудно без него обойтись, - но самое понятие это такое, о котором не следует говорить попусту. От самоограничения вреда не будет: чем меньше «музыки» в кавычках, тем и лучше.

Но музыка без кавычек… В наследстве, которое оставил нам символизм, было много трухи, громких слов, писавшихся с большой буквы, неосновательных претензий, напыщенной болтовни: было, однако, и что-то другое, не совсем выдохшееся и до сих пор. Наши поэты, вероятно, удивились бы, если бы услышали, что по вине символизма (или благодаря ему) у музыки они в долгу, притом даже те из них, для которых она - только шум, скучный и «дорогой», как смеялся Уайльд. Долг передан тоже по наследству, в тех впечатлениях и снах, которые дошли до нас уже без имени, без адреса, без отправительной этикетки Последним передаточным пунктом был Вагнер. Если бы поэты наши о большем помнили своей личной памятью, они уловили бы, узнали бы - именно «узнавание»! - в иной обрывающейся мелодии «Тристана» или, может быть, в тех нескольких тактах, которые иллюстрируют предсмертное отрезвление Зигфрида, что-то свое, им странно близкое. У Вагнера было очень много пороков в творчестве, его во многом можно упрекнуть. Но некую безблагодатность вдохновения он искупил небывалым волевым усилием, позволившим ему коснуться того, что составляло когда-то содержание мифов, а вместе с ними и каких-то дремлющих в сознании человека, глубоких, загадочных воспоминаний. Символизм, искавший под конец прошлого века убежища от тиранических, измельчавших претензий этого века, немыслим без Вагнера, глуп и смешон без Вагнера, - и подданство по отношению к нему засвидетельствовано еще Бодлером в его знаменитом, именно «верноподданническом» письме.

Как жаль, что поэты в большинстве случаев ко всему этому так равнодушны! Может быть, их стихи и не были бы лучше, будь это иначе, - может быть! А все-таки жаль: то в одной строчке, то в другой пробежала бы электрическая искра, за разряд которой можно простить и промахи, непростительные без нее. Не промахи, в сущности: вернее, слишком короткое расстояние между словом и поводом к его произнесению.

Андрей Белый утверждал, что столкновение Ницше с Вагнером было величайшим событием девятнадцатого века. Да, не прибегая к весам и прочим измерительным приборам, да, пожалуй, это и так: одно из значительнейших событий, во всяком случае. Символизм, в лучшем, что он к жизни вызвал, родился из смутного, двоящегося ощу. щения, что Ницше прав, а Вагнер неотразим. Только что Ницше Вагнеру противопоставил: «Кармен», прелестный пустячок, солнце, как-то слишком простодушно-фольклорно воспринятое, - не оглянувшись, чтобы вызвать на помощь Моцарта, солнце истинное, не нуждающееся в испанских облачениях! Символизм в лучшем, что он создал, уже догадывался, что Вагнер - действительно «старый фальшивомонетчик», и все же не в силах был не поддаться его наваждениям. Но у символистов еще были насчет этого иллюзии… А теперь мы всем существом своим чувствуем, что Вагнер - «не то». Усилье воли не может заменить «того»: как в сказке старый, злой, могучий волшебник в конце концов разоблачен. Туман прорван - за ним ничего нет: пустота, пустое, мертвое, белое небо, и мы с удивлением глядим теперь на отцов, которые были чуть-чуть слишком доверчивы.

Кто это «мы»? - слышится мне вопрос. Если под любопытством кроется ехидство, втихомолку уже радующееся, что удалось подставить ловушку, не стоит и отвечать. Ловушка в случае надобности найдется и другая, за ней третья, и последнее слово останется в конце концов за тем, кому спор этот доставляет удовольствие. А если ответить честно, надо бы сказать: не знаю точно. «Мы» - три-четыре человека, еще бывшие петербуржцами в то время, когда в Петербурге умер Блок, позднее обосновавшиеся в Париже; несколько парижан младших, иного происхождения, у которых с первоначальными «нами» нашелся общий язык; несколько друзей географически далеких, - словом, то, что возникло в русской поэзии вокруг «оси» Петербург-Париж, если воспользоваться терминологией недавнего военного времени… Иногда это теперь определяется как парижская «нота». К этой «ноте» я имел довольно близкое отношение, и так как она сейчас уже почти не слышна, хочется подвести итоги всему, что входило в ее состав. К тому же времена теперь настают другие, с другими нетерпеливыми голосами, со вниманием и слухом к другим порывам. Пора, значит, сделать подсчет и перекличку тем, кто остался, а среди них - как знать? - найдутся, может быть, и незнакомцы уже не второго, а третьего возрастного призыва: отзовутся ли они на ауканье? Или надеяться остается лишь на то, что придет много позже, после «лопуха»? Или обманет даже и это?

В Париже не все сложилось сразу, беспрепятственно, и общего сотрудничества на первых порах не было. В петербургские трагические воспоминания вплетались остатки гумилевской, цеховой выучки, очень наивной, если говорить о сущности поэзии, очень полезной, если ограничиться областью ремесла. Кто был рядом? Ходасевич, принципиально хмурившийся, напоминавший о Пушкине и о грамотности «верно, но неинтересно», как отозвался на его наставления Поплавский. Был воскресный салон Мережковских, с Зинаидой Николаевной, которая понимала в поэзии все, кроме самих стихов… здесь, однако, сделаем короткую остановку: если уж названо ее имя, поклонимся памяти Зинаиды Гиппиус, «единственной», по аттестации Блока! Что было в ней дорого? Не капризно-декадентский разговор, извивавшийся, как дымок ее папироски, не разнородно-приперченные ее «штучки» и «словечки», не то даже, что она писала, а то, чем она была наедине с собой или вдвоем, с глазу на глаз, без аудитории, для которой надо было играть роль: человек с редчайшими антеннами, мало творческий, если сказать правду, но с глубокой тоской о творчестве, позволившей ей с полуслова догадываться о том, что в полные слова и не уложилось бы. Была еще Марина Цветаева, с которой у нас что-то с самого начала не клеилось, да так и не склеилось, трудно сказать по чьей вине. Цветаева была москвичкой, с вызовом петербургскому стилю в каждом движении и каждом слове: настроить нашу «ноту» в лад ей было невозможно иначе, как исказив ее. А что были в цветаевских стихах несравненные строчки - кто же это отрицал? «Как некий херувим…», без всякого преувеличения. Но взять у нее было нечего. Цветаева была несомненно очень умна, однако слишком демонстративно умна, слишком по-своему умна, - едва ли не признак слабости, - и с постоянными «заскоками». Была в ней вечная институтка, «княжна Джаваха», с «гордо закинутой головкой», разумеется, «русой» или еще лучше «золотистой», с воображаемой толпой юных поклонников вокруг: нет, нам это не нравилось! Было в ней, по-видимому, и что-то другое, очень горестное; к сожалению, оно осталось нам неизвестно.

Первая публикация:

Опыты. Нью-Йорк. 1955. №4. С. 45-61.

Давно уже думая о статье, в которой было бы «изнутри» рассказано о поэзии в эмиграции, я думал и о названии ее, и хотелось мне взять для этого два всем известных исторических слова: «бессмысленные мечтания». Но намерение это я оставил: ирония, - говорил я сам себе, - опять ирония! Много скрытых бед наделала она в русской поэзии за последние полвека, пора бы с ней наконец и расстаться, пусть и помахав на прощание рукой в знак признательности за отдельные мелкие услуги: «с поэтическим», мол, «приветом!» Ирония ничем не лучше сентиментальности, это две родные сестры, обе происхождения темного, обе поведения сомнительного, с той лишь разницей, что одна из них, младшая, изящнее одевается и искуснее выдает себя за барыню-аристократку. В благопристойных домах, однако, принимать ее вскоре тоже перестанут. Отчего мечтания «бессмысленные»? Разве смысла не было? И если был он, этот смысл, бесконечно-ускользающим, разве мы первые, мы последние пытались райскую птицу эту за хвост поймать? Проще, точнее было бы другое название: Бедекер, путеводитель. Но о Бедекере говорил уже Блок в статье, помещенной в «Аполлоне» и написанной на приблизительно такую же тему… Кстати, кто читал эту его статью в двадцать лет, забудет ли ее когда-нибудь? Блок пробовал в ней перевести на общий язык то, о чем писал стихи: предприятие было отважно до крайности и при меньшей органичности поэзии могло бы привести к результатам комическим. У Блока логика сплоховала, и в штурме крепости-музыки сил ее оказалось недостаточно. Но тон его статьи, растерянные отзвуки ее, метеорные ее осколки, длящееся дребезжанье отдельных порвавшихся под натиском логики струн - все это было для двадцатилетнего сознания откровением, от которого не отреклось оно и позднее, научившись многому другому.

Не хочу употреблять слово «музыка» в расплывчатом, хотя после Ницше и узаконенном значении. Правда, трудно без него обойтись, - но самое понятие это такое, о котором не следует говорить попусту. От самоограничения вреда не будет: чем меньше «музыки» в кавычках, тем и лучше.

Но музыка без кавычек… В наследстве, которое оставил нам символизм, было много трухи, громких слов, писавшихся с большой буквы, неосновательных претензий, напыщенной болтовни: было, однако, и что-то другое, не совсем выдохшееся и до сих пор. Наши поэты, вероятно, удивились бы, если бы услышали, что по вине символизма (или благодаря ему) у музыки они в долгу, притом даже те из них, для которых она - только шум, скучный и «дорогой», как смеялся Уайльд. Долг передан тоже по наследству, в тех впечатлениях и снах, которые дошли до нас уже без имени, без адреса, без отправительной этикетки Последним передаточным пунктом был Вагнер. Если бы поэты наши о большем помнили своей личной памятью, они уловили бы, узнали бы - именно «узнавание»! - в иной обрывающейся мелодии «Тристана» или, может быть, в тех нескольких тактах, которые иллюстрируют предсмертное отрезвление Зигфрида, что-то свое, им странно близкое. У Вагнера было очень много пороков в творчестве, его во многом можно упрекнуть. Но некую безблагодатность вдохновения он искупил небывалым волевым усилием, позволившим ему коснуться того, что составляло когда-то содержание мифов, а вместе с ними и каких-то дремлющих в сознании человека, глубоких, загадочных воспоминаний. Символизм, искавший под конец прошлого века убежища от тиранических, измельчавших претензий этого века, немыслим без Вагнера, глуп и смешон без Вагнера, - и подданство по отношению к нему засвидетельствовано еще Бодлером в его знаменитом, именно «верноподданническом» письме.

Как жаль, что поэты в большинстве случаев ко всему этому так равнодушны! Может быть, их стихи и не были бы лучше, будь это иначе, - может быть! А все-таки жаль: то в одной строчке, то в другой пробежала бы электрическая искра, за разряд которой можно простить и промахи, непростительные без нее. Не промахи, в сущности: вернее, слишком короткое расстояние между словом и поводом к его произнесению.

Андрей Белый утверждал, что столкновение Ницше с Вагнером было величайшим событием девятнадцатого века. Да, не прибегая к весам и прочим измерительным приборам, да, пожалуй, это и так: одно из значительнейших событий, во всяком случае. Символизм, в лучшем, что он к жизни вызвал, родился из смутного, двоящегося ощу. щения, что Ницше прав, а Вагнер неотразим. Только что Ницше Вагнеру противопоставил: «Кармен», прелестный пустячок, солнце, как-то слишком простодушно-фольклорно воспринятое, - не оглянувшись, чтобы вызвать на помощь Моцарта, солнце истинное, не нуждающееся в испанских облачениях! Символизм в лучшем, что он создал, уже догадывался, что Вагнер - действительно «старый фальшивомонетчик», и все же не в силах был не поддаться его наваждениям. Но у символистов еще были насчет этого иллюзии… А теперь мы всем существом своим чувствуем, что Вагнер - «не то». Усилье воли не может заменить «того»: как в сказке старый, злой, могучий волшебник в конце концов разоблачен. Туман прорван - за ним ничего нет: пустота, пустое, мертвое, белое небо, и мы с удивлением глядим теперь на отцов, которые были чуть-чуть слишком доверчивы.

Кто это «мы»? - слышится мне вопрос. Если под любопытством кроется ехидство, втихомолку уже радующееся, что удалось подставить ловушку, не стоит и отвечать. Ловушка в случае надобности найдется и другая, за ней третья, и последнее слово останется в конце концов за тем, кому спор этот доставляет удовольствие. А если ответить честно, надо бы сказать: не знаю точно. «Мы» - три-четыре человека, еще бывшие петербуржцами в то время, когда в Петербурге умер Блок, позднее обосновавшиеся в Париже; несколько парижан младших, иного происхождения, у которых с первоначальными «нами» нашелся общий язык; несколько друзей географически далеких, - словом, то, что возникло в русской поэзии вокруг «оси» Петербург-Париж, если воспользоваться терминологией недавнего военного времени… Иногда это теперь определяется как парижская «нота». К этой «ноте» я имел довольно близкое отношение, и так как она сейчас уже почти не слышна, хочется подвести итоги всему, что входило в ее состав. К тому же времена теперь настают другие, с другими нетерпеливыми голосами, со вниманием и слухом к другим порывам. Пора, значит, сделать подсчет и перекличку тем, кто остался, а среди них - как знать? - найдутся, может быть, и незнакомцы уже не второго, а третьего возрастного призыва: отзовутся ли они на ауканье? Или надеяться остается лишь на то, что придет много позже, после «лопуха»? Или обманет даже и это?

В Париже не все сложилось сразу, беспрепятственно, и общего сотрудничества на первых порах не было. В петербургские трагические воспоминания вплетались остатки гумилевской, цеховой выучки, очень наивной, если говорить о сущности поэзии, очень полезной, если ограничиться областью ремесла. Кто был рядом? Ходасевич, принципиально хмурившийся, напоминавший о Пушкине и о грамотности «верно, но неинтересно», как отозвался на его наставления Поплавский. Был воскресный салон Мережковских, с Зинаидой Николаевной, которая понимала в поэзии все, кроме самих стихов… здесь, однако, сделаем короткую остановку: если уж названо ее имя, поклонимся памяти Зинаиды Гиппиус, «единственной», по аттестации Блока! Что было в ней дорого? Не капризно-декадентский разговор, извивавшийся, как дымок ее папироски, не разнородно-приперченные ее «штучки» и «словечки», не то даже, что она писала, а то, чем она была наедине с собой или вдвоем, с глазу на глаз, без аудитории, для которой надо было играть роль: человек с редчайшими антеннами, мало творческий, если сказать правду, но с глубокой тоской о творчестве, позволившей ей с полуслова догадываться о том, что в полные слова и не уложилось бы. Была еще Марина Цветаева, с которой у нас что-то с самого начала не клеилось, да так и не склеилось, трудно сказать по чьей вине. Цветаева была москвичкой, с вызовом петербургскому стилю в каждом движении и каждом слове: настроить нашу «ноту» в лад ей было невозможно иначе, как исказив ее. А что были в цветаевских стихах несравненные строчки - кто же это отрицал? «Как некий херувим…», без всякого преувеличения. Но взять у нее было нечего. Цветаева была несомненно очень умна, однако слишком демонстративно умна, слишком по-своему умна, - едва ли не признак слабости, - и с постоянными «заскоками». Была в ней вечная институтка, «княжна Джаваха», с «гордо закинутой головкой», разумеется, «русой» или еще лучше «золотистой», с воображаемой толпой юных поклонников вокруг: нет, нам это не нравилось! Было в ней, по-видимому, и что-то другое, очень горестное; к сожалению, оно осталось нам неизвестно.

Поэзия в эмиграции

Первая публикация:

Опыты. Нью-Йорк. 1955. №4. С. 45-61.

Давно уже думая о статье, в которой было бы «изнутри» рассказано о поэзии в эмиграции, я думал и о названии ее, и хотелось мне взять для этого два всем известных исторических слова: «бессмысленные мечтания». Но намерение это я оставил: ирония, - говорил я сам себе, - опять ирония! Много скрытых бед наделала она в русской поэзии за последние полвека, пора бы с ней наконец и расстаться, пусть и помахав на прощание рукой в знак признательности за отдельные мелкие услуги: «с поэтическим», мол, «приветом!» Ирония ничем не лучше сентиментальности, это две родные сестры, обе происхождения темного, обе поведения сомнительного, с той лишь разницей, что одна из них, младшая, изящнее одевается и искуснее выдает себя за барыню-аристократку. В благопристойных домах, однако, принимать ее вскоре тоже перестанут. Отчего мечтания «бессмысленные»? Разве смысла не было? И если был он, этот смысл, бесконечно-ускользающим, разве мы первые, мы последние пытались райскую птицу эту за хвост поймать? Проще, точнее было бы другое название: Бедекер, путеводитель. Но о Бедекере говорил уже Блок в статье, помещенной в «Аполлоне» и написанной на приблизительно такую же тему… Кстати, кто читал эту его статью в двадцать лет, забудет ли ее когда-нибудь? Блок пробовал в ней перевести на общий язык то, о чем писал стихи: предприятие было отважно до крайности и при меньшей органичности поэзии могло бы привести к результатам комическим. У Блока логика сплоховала, и в штурме крепости-музыки сил ее оказалось недостаточно. Но тон его статьи, растерянные отзвуки ее, метеорные ее осколки, длящееся дребезжанье отдельных порвавшихся под натиском логики струн - все это было для двадцатилетнего сознания откровением, от которого не отреклось оно и позднее, научившись многому другому.

Не хочу употреблять слово «музыка» в расплывчатом, хотя после Ницше и узаконенном значении. Правда, трудно без него обойтись, - но самое понятие это такое, о котором не следует говорить попусту. От самоограничения вреда не будет: чем меньше «музыки» в кавычках, тем и лучше.

Но музыка без кавычек… В наследстве, которое оставил нам символизм, было много трухи, громких слов, писавшихся с большой буквы, неосновательных претензий, напыщенной болтовни: было, однако, и что-то другое, не совсем выдохшееся и до сих пор. Наши поэты, вероятно, удивились бы, если бы услышали, что по вине символизма (или благодаря ему) у музыки они в долгу, притом даже те из них, для которых она - только шум, скучный и «дорогой», как смеялся Уайльд. Долг передан тоже по наследству, в тех впечатлениях и снах, которые дошли до нас уже без имени, без адреса, без отправительной этикетки Последним передаточным пунктом был Вагнер. Если бы поэты наши о большем помнили своей личной памятью, они уловили бы, узнали бы - именно «узнавание»! - в иной обрывающейся мелодии «Тристана» или, может быть, в тех нескольких тактах, которые иллюстрируют предсмертное отрезвление Зигфрида, что-то свое, им странно близкое. У Вагнера было очень много пороков в творчестве, его во многом можно упрекнуть. Но некую безблагодатность вдохновения он искупил небывалым волевым усилием, позволившим ему коснуться того, что составляло когда-то содержание мифов, а вместе с ними и каких-то дремлющих в сознании человека, глубоких, загадочных воспоминаний. Символизм, искавший под конец прошлого века убежища от тиранических, измельчавших претензий этого века, немыслим без Вагнера, глуп и смешон без Вагнера, - и подданство по отношению к нему засвидетельствовано еще Бодлером в его знаменитом, именно «верноподданническом» письме.

Как жаль, что поэты в большинстве случаев ко всему этому так равнодушны! Может быть, их стихи и не были бы лучше, будь это иначе, - может быть! А все-таки жаль: то в одной строчке, то в другой пробежала бы электрическая искра, за разряд которой можно простить и промахи, непростительные без нее. Не промахи, в сущности: вернее, слишком короткое расстояние между словом и поводом к его произнесению.

Андрей Белый утверждал, что столкновение Ницше с Вагнером было величайшим событием девятнадцатого века. Да, не прибегая к весам и прочим измерительным приборам, да, пожалуй, это и так: одно из значительнейших событий, во всяком случае. Символизм, в лучшем, что он к жизни вызвал, родился из смутного, двоящегося ощу. щения, что Ницше прав, а Вагнер неотразим. Только что Ницше Вагнеру противопоставил: «Кармен», прелестный пустячок, солнце, как-то слишком простодушно-фольклорно воспринятое, - не оглянувшись, чтобы вызвать на помощь Моцарта, солнце истинное, не нуждающееся в испанских облачениях! Символизм в лучшем, что он создал, уже догадывался, что Вагнер - действительно «старый фальшивомонетчик», и все же не в силах был не поддаться его наваждениям. Но у символистов еще были насчет этого иллюзии… А теперь мы всем существом своим чувствуем, что Вагнер - «не то». Усилье воли не может заменить «того»: как в сказке старый, злой, могучий волшебник в конце концов разоблачен. Туман прорван - за ним ничего нет: пустота, пустое, мертвое, белое небо, и мы с удивлением глядим теперь на отцов, которые были чуть-чуть слишком доверчивы.

Кто это «мы»? - слышится мне вопрос. Если под любопытством кроется ехидство, втихомолку уже радующееся, что удалось подставить ловушку, не стоит и отвечать. Ловушка в случае надобности найдется и другая, за ней третья, и последнее слово останется в конце концов за тем, кому спор этот доставляет удовольствие. А если ответить честно, надо бы сказать: не знаю точно. «Мы» - три-четыре человека, еще бывшие петербуржцами в то время, когда в Петербурге умер Блок, позднее обосновавшиеся в Париже; несколько парижан младших, иного происхождения, у которых с первоначальными «нами» нашелся общий язык; несколько друзей географически далеких, - словом, то, что возникло в русской поэзии вокруг «оси» Петербург-Париж, если воспользоваться терминологией недавнего военного времени… Иногда это теперь определяется как парижская «нота». К этой «ноте» я имел довольно близкое отношение, и так как она сейчас уже почти не слышна, хочется подвести итоги всему, что входило в ее состав. К тому же времена теперь настают другие, с другими нетерпеливыми голосами, со вниманием и слухом к другим порывам. Пора, значит, сделать подсчет и перекличку тем, кто остался, а среди них - как знать? - найдутся, может быть, и незнакомцы уже не второго, а третьего возрастного призыва: отзовутся ли они на ауканье? Или надеяться остается лишь на то, что придет много позже, после «лопуха»? Или обманет даже и это?

В Париже не все сложилось сразу, беспрепятственно, и общего сотрудничества на первых порах не было. В петербургские трагические воспоминания вплетались остатки гумилевской, цеховой выучки, очень наивной, если говорить о сущности поэзии, очень полезной, если ограничиться областью ремесла. Кто был рядом? Ходасевич, принципиально хмурившийся, напоминавший о Пушкине и о грамотности «верно, но неинтересно», как отозвался на его наставления Поплавский. Был воскресный салон Мережковских, с Зинаидой Николаевной, которая понимала в поэзии все, кроме самих стихов… здесь, однако, сделаем короткую остановку: если уж названо ее имя, поклонимся памяти Зинаиды Гиппиус, «единственной», по аттестации Блока! Что было в ней дорого? Не капризно-декадентский разговор, извивавшийся, как дымок ее папироски, не разнородно-приперченные ее «штучки» и «словечки», не то даже, что она писала, а то, чем она была наедине с собой или вдвоем, с глазу на глаз, без аудитории, для которой надо было играть роль: человек с редчайшими антеннами, мало творческий, если сказать правду, но с глубокой тоской о творчестве, позволившей ей с полуслова догадываться о том, что в полные слова и не уложилось бы. Была еще Марина Цветаева, с которой у нас что-то с самого начала не клеилось, да так и не склеилось, трудно сказать по чьей вине. Цветаева была москвичкой, с вызовом петербургскому стилю в каждом движении и каждом слове: настроить нашу «ноту» в лад ей было невозможно иначе, как исказив ее. А что были в цветаевских стихах несравненные строчки - кто же это отрицал? «Как некий херувим…», без всякого преувеличения. Но взять у нее было нечего. Цветаева была несомненно очень умна, однако слишком демонстративно умна, слишком по-своему умна, - едва ли не признак слабости, - и с постоянными «заскоками». Была в ней вечная институтка, «княжна Джаваха», с «гордо закинутой головкой», разумеется, «русой» или еще лучше «золотистой», с воображаемой толпой юных поклонников вокруг: нет, нам это не нравилось! Было в ней, по-видимому, и что-то другое, очень горестное; к сожалению, оно осталось нам неизвестно.

Пребывание во Франции не могло не возбудить колебаний, особенно на первых порах. Одно дело - читать иностранные книги, сидя у себя дома, другое - оказаться лицом к лицу с тем, что книги эти питает, одушевляет и оправдывает.

Нас смутили резкие различия между устремлениями нашими и французскими, различия и формальные и волевые. Как бы ни была в основной сущности своей литература французская чужда литературе русской, Франция в наших глазах полностью сохраняла свой престиж, тем более что в передовых петербургских эстетических кружках о ней и не говорили иначе, как в тоне грибоедовских княжон: «нет в мире лучше края». Нашлись и в эмиграции люди, у которых в Париже закружились головы, и, захлебываясь, они толковали о местных ошеломляющих поэтических открытиях и достижениях, вплоть до рифмованных анекдотов Жака Превера (впрочем, даже и не рифмованных). Для них, разумеется, мы были отсталыми провинциалами.

О Превере говорить всерьез не стоит, к слову пришлось, я его и назвал. Но бесспорно, французская поэзия, даже в теперешнем состоянии, - явление замечательное и значительное, и действительно, лишь отсталый провинциал способен это отрицать. Не впадая, однако, ни в западническое раболепие, ни в славянофильское бахвальство, следует сказать, что поэзии русской - если не склонна она отречься от самой себя - у нее почти нечему учиться, отчасти потому, что культурный возраст наш другой, отчасти по причинам внутренним.

Во Франции, да и вообще на Западе, поэзия давно уже отказалась от надежд и от веры не в каком-либо религиозном значении слова, а в другом, впрочем, почти столь же основном и глубоком, что и толкает некоторых поэтов к «ангажированию», ко «включению» в текущие, преимущественно политические заботы: все, что угодно, лучше в их ощущении, нежели игра без цели и смысла. Поэзия во Франции более или менее откровенно ставит знак равенства между собой и мечтанием, и особенно это стало ясно у Малларме со всеми его последователями: «le rкve» - слово - ключ к его творчеству. Но мечта никуда не ведет, кроме разбитого корыта в конце каких угодно феерических блужданий и вопроса: только и всего? - после исчезновения обольщений. Вероятно, именно поэтому французская поэзия легко отбросила логический ход речи, предпочитая развитие стихотворения по ассоциации образов или даже еще более причудливым законам: ей при этом не приходилось отбрасывать что-либо другое, бесконечно более существенное, чем тот или иной литературный прием. Имеет, правда, значение и то, что Франция, отечество рационализма, от разума и рассудочности устала: слишком долго она ничего, кроме разума, не признавала, и когда при его же благосклонном посредничестве стали обнаруживаться его границы, она не без злорадства попросила обанкротившегося зазнайку удалиться из области, где ему действительно нечего было делать. «Des roses sur le nйant», то есть закроем глаза, глядеть в лицо истине слишком страшно. Да и «что есть истина?»

Для русской поэзии вопрос этот - об истине - существовал тоже, существовал всегда. Но он не имел в ней позднеримского, насмешливо-скептического оттенка. У Блока, например, все обращено к тому, чтобы неуловимую эту «истину» уловить и из поэзии сделать важнейшее человеческое дело, привести ее к великому торжеству: к тому, что символисты называли «преображением мира». Да, слово призрачно, оно больше обещает, чем способно дать, и я не уверен, что «преображение мира» вообще что-либо значит. Но при зыбкости цели показательно было стремление: не загонять поэзию в тупик «снов золотых», бесконтрольно и беспрепятственно «навеваемых», не искать для нее развода с жизнью после не совсем благополучного брака, а доделать то, чего сделать не удалось, без отступничества и, уж конечно, без сладковатого хлороформа. Это корень и сущность всего. Разум, конечно, ограничен, конечно, беден, но как же им пренебречь, раз это все-таки одно из важнейших наших орудий, да еще в важнейшем деле, требующем всех сил? Да и что это за поэзия, которая опасается, как бы что-нибудь, Боже упаси, не повредило ее поэтичности! Все, что в поэзии может быть уничтожено, должно быть уничтожено: ценно лишь то, что уцелеет. Мечта? Но Блок не хотел мечтать, он занят был делом, которое не казалось ему априори безнадежным. Он не бывал темен искусственно, умышленно, по примеру Малларме. Он бывал темен лишь тогда, когда не в силах был перевести на внятный язык то, что хотел бы внятно сказать, и когда будто бился головой о стену своего «несказанного»… А мы, с акмеизмом и цехом в багаже, мы все-таки чувствовали, что не Гумилев - наш учитель и вожатый, а он. Гумилев, чрезвычайно любивший все французское, вероятно, пошел бы на разрыв поэзии с логической последовательностью речи: в самом деле, новый литературный прием, новые, в сущности беспредельные, горизонты - отчего же не попробовать? Он вел свою родословную от Теофиля Готье, но и Готье, живи он в наше время, оказался бы, вероятно, в отношении его веяний покладист: вопрос школы, вкусов, литературной моды, ничего общего не имеющий с тем, что оказалось бы препятствием для Блока.

Кстати, о Блоке… У нас вовсе не было беспрекословного перед ним преклонения, наоборот, была - и до сих пор остается - критика, было даже отталкивание: однако исключительно в области стилистики, вообще в области ремесла, и главным образом при мысли о той «воде», которой разжижены многие блоковские стихи. Но если ценить в поэзии напев, ритм, интонацию, то по этой части во всей русской литературе соперника у Блока нет. Критиковать можно было сколько угодно, но критика становилась смешна и смердяковски-низменна, едва только в ответ ей звучали отдельные, «за сердце хватающие» блоковские строчки. У Цветаевой это чувство чудесно выражено в том чудесном ее, обращенном к Блоку, бормотании, где «во имя его святое» она «опускается на колени в снег» и «целует вечерний снег», не зная в душевном смятении, что делать и что сказать.

Другое имя, может быть менее «святое», но не менее магическое, - Анненский. Во французском нашем смущении его роль была не ясна, и казался он иногда перебежчиком в чуждый лагерь (не враждебный, а именно чуждый), - вопреки всему тому русскому, что в его бессмертных стихах звучит. У Анненского надежд нет: огни догорели, цветы облетели. У Анненского в противоположность Блоку поэзия иногда превращается в ребусы, даже в таком стихотворении, как «О, нет, не стан…», с его удивительной, ничем не подготовленной последней строфой. Но Анненский - это даже не пятый акт человеческой драмы, а растерянный шепот перед спустившимся занавесом, когда остается только идти домой, а дома, в сущности, никакого нет.

Вероятно, судьба русской поэзии в эмиграции - по крайней мере парижской ее «ноты» - была бы иной, если бы иначе сложились исторические условия. Вероятно, эта злополучная, мало кого из современников прельстившая «нота» была бы громче, ярче, счастливее, увлекательнее, не одушевляй и не связывай нас сознание, что «теперь» или «никогда»… А при такой альтернативе дело почти всегда решается в пользу «никогда», о чем мы не сразу догадались.

Будь все по-другому, возникла бы, вероятно новая поэтическая школа или полушкола. В журналах толковали бы о ее лозунгах и декларациях. Как водится, мы вели бы словесные сражения с противниками, настаивающими на правоте своих приемов, своих взглядов. Все было бы как обычно, «как у людей», к удовлетворению литературных поручиков Бергов. Нам самим порой становилось скучновато без прежних литературных развлечений, и, случалось, мы спрашивали себя: а не выдумать ли какой-нибудь новый «изм»? Как же в самом деле без «изма»?

Но для развлечений было неподходящее время, неподходящая была и обстановка. В первый раз - по крайней мере на русской памяти - человек оказался полностью предоставленным самому себе, вне тех разносторонних связей, которые, с одной стороны, обеспечивают уверенность в завтрашнем дне, а с другой - отвлекают от мыслей и недоумений коренных, «проклятых». Впервые движение прервалось; была остановка, притом без декораций, бесследно разлетевшихся под «историческими бурями». Впервые вопрос «зачем?» сделался нашей повседневной реальностью без того, чтобы могло что-нибудь его заслонить. Зачем? Незачем писать стихи - нет, на сделки с сознанием мы все-таки шли, иначе нельзя было бы и жить, - а зачем писать стихи так-то и о том-то, когда надо бы в них «просиять и погаснуть», найти единственно важные слова, окончательные, никакой серной кислотой не разъедаемые, без всех тех приблизительных удач, которыми довольствовалась поэзия в прошлом, но с золотыми нитями, которыми она бывала прорезана, с памятью о былых редких видениях, с верностью, без предательства, наоборот, с удесятеренным чувством ответственности - ибо, в самом деле, как же было этого не чувствовать, когда остался человек лицом к лицу с судьбой, без посредников: теперь или никогда!

Нам говорили «с того берега», из московских духовных предместий, географически с Москвой не связанных: вы - в безвоздушном пространстве, и чем теснее вы в себе замыкаетесь, тем конец ваш ближе. Спорить было не к чему, не нашлось бы общего языка. Вашего «всего» - следовало бы сказать - мы и не хотим, предпочитая остаться «ни с чем». Наше «все», может быть, и недостижимо, но если есть в наше время… да, именно «в наше время, когда», только без вашего постылого окончания этой фразы… если есть одна миллионная вероятия до него договориться, рискнем, сделаем на это ставку! Если будущее и взыщет с нас, найдется по крайней мере у нас оправдание в том, что предпочли мы риск почти безнадежный игре осмотрительной, позволяющей при успехе составить скромный капиталец…

Конечно, чуда не произошло.

Нам в конце концов пришлось расплачиваться за мираж поэзии абсолютной - или поэзии абсолютного, - ускользающей по мере кажущегося к ней приближения. Понятие абсолютного по самой природе своей исключает возможность выбора: тематического, стилистического, всякого другого. Нечего выбирать и взвешивать, если найдены наконец незаменимые слова, действительно «лучшие в лучшем порядке», по Кольриджу. Вы. бор им не мог бы даже и предшествовать, им предшествовало бы только ожидание, напряжение воли слепящая боль от нестерпимого света… А на деле бывало так: слово за словом, в сторону, в сторону не то, не о том, даже не выбор, а отказ от всякого случайного, всякого произвольного предпочтения без которого нет творчества, но которое все-таки искажает его «идею» в платоновском смысле, не то, нет, в сторону, в сторону, с постепенно слабеющей надеждой что-либо найти и в конце концов - ничего, пустые руки, к вящему торжеству тех, кто это предсказывал. Но и с дымной горечью в памяти, будто после пожара, о котором не знают и не догадываются предсказатели.

Было, быть может, не очень много сил. По-своему, может быть, были правы те, кто утверждал, что подлинных несомненных поэтов в парижской группе раз-два и обчелся, а остальные - только какие-то неонытики, аккуратно перекладывающие в пятистопные ямбы - (пятистопные ямбы, мало-помалу оттеснившие в русской поэзии ямб четырехстопный, и не потому, что четырехстопный ямб просто «надоел», как Пушкину, нет, удлинение строки - факт едва ли не случайный, ему можно бы найти и объяснение и основание) - свои скучные мысли и чувства. Допустим, согласимся, как соглашаются с рабочей гипотезой, даже и не считая ее вполне верной. Однако некоторая тусклость красок, некоторая приглушенность тона и общая настороженная, притихшая сдержанность той поэзии, которая к парижской «ноте» примыкала, нарочитая ее серость были в нашем представлении необходимостью, неизбежностью, оборотной стороной медали поэтического максимализма, ценой, в которую обходилась верность «всему или ничему». Никчемной казалась поэзия, в которой было бы и ребенку ясно, почему она считается поэзией: вот образы, вот аллитерации, вот редкое сравнение и прочие атрибуты условной художественности! Все в поэзии, говорили нам слева, рождается из слов, из словосочетаний: «слово, как таковое» - и прочие прописи. Да, бесспорно! Но к черту поэзию, в которой можно определить, из чего она родилась, скучно этим делом заниматься, не стоит с этим делом связывать жизнь - лучше поступить служащим в какую-нибудь контору или по вечно-памятному, великому, загадочному примеру отправиться в Абиссинию торговать лошадьми. По крайней мере знаешь, в чем работа, да и не даром работаешь. От поэзии с украшениями, новыми или старыми, нас мутило, как от виньеток на обложке и на полях, как от эстрадной декламации. Поэзия и проза - чувствовали мы - глубоко различны, но различны по существу, вовсе не по наряду: от поэзии, озабоченной тем, как бы ее с прозой не спутали, жеманничающей под Щепкину-Куперник или под Маяковского, от поэзии расфранченной, расфуфыренной, от поэзии «endimanchйe» хотелось бежать без оглядки! Нам смешно и досадно было читать иные словесные фейерверки с головокружительными рифмами, с умопомрачительными метафорами, с распустившимся, как павлиний хвост, ребяческим или дикарским вдохновением, - да, смешно и досадно, тем более что сопровождалось это большей частью претензией на исключительное представительство современной поэзии! Бывало, перелистывая иной сборник, мы спрашивали себя: талантливые ли это стихи? Да, очень талантливые. А что, могу ли я так написать? Не знаю, не пробовал… может быть, и не могу. Но мало ли чего я не могу! Не могу, например, быть цирковым акробатом, не могу быть опереточным премьером, не могу и не хочу. Меня это не интересует. По той же причине - то есть как чуждое мне дело - не интересует меня и сочинение стихов, в которых самодовлеющая словесная изобретательность не контролируется памятью о поэтическом видении и не может быть оправдана иначе как его отсутствием.

Два слова еще о мысли, «во избежание недоразумений». Напомнив о том, что Блок, - у которого инстинкт художнической совести был острее инстинкта художественного, - отказался от разрыва с логикой, я не имел, конечно, в виду какого-либо рационализирования поэзии. Нет, вопрос сложнее, противоречивее, чем был бы при такой постановке - да и кто же, не потеряв к поэтическому слову слуха, стал бы настаивать, чтобы стихотворение строилось как научный трактат или речь в парламенте? Острие вопроса в том, что поэзия, - как по апостолу совершенная любовь - «изгоняет страх»: поэт не может мысли бояться, не может в себе бояться вообще ничего. Иначе творчество превращается в баловство, как было баловством повальное увлечение сюрреалистов так называемым «автоматическим письмом», рассчитанным на какие-то фрейдистские откровения. В поэзии надо помнить, что о многом следует забыть.

Одним из открытий наших, - которое заслуживает названия открытия, конечно, только в личном плане, никак не в общем историко-литературном значении, - было то, что стихи можно, в сущности, писать как угодно, то есть как кому хочется. От школ, от метода, от «измов» колебания и изменения происходят лишь такие, которые напоминают рябь на поверхности реки: течение, ленивое или сильное, глубокое или мелкое, остается таким же, как было бы при полной тишине или сильной буре. Чутье - если оно есть - подсказывает метод верный, то есть соответствующий тому, что каждый поэт в отдельности хочет выразить. Но и только. Мучительная развязность почти всей футуристической поэзии, - как бы морально «подбоченившейся», - свидетельствует о каких-то подозрительных внутренних сдвигах - беда именно в этом! Против самого метода возражений основных, коренных, неустранимых нет.

Отсюда - рукой подать до открытия второго, неизмеримо более значительного, но оставшегося смутной, невысказанной догадкой, очевидно «чтоб можно было жить»: стихи нельзя писать никак… Настоящих стихов нет, все наши самые любимые стихи «приблизительны», и лучшее, что человеком написано, прельщает лишь лунными отсветами неизвестно где затерявшегося солнца.

Догадка, впрочем, бывала иногда высказана в очень осторожной форме, хотя и с надеждой, что отклик должен бы найтись. Как водится, в ответ раздавалось главным образом хихиканье: «сноб», «выскочка», «не знает, что еще выдумать», «Пушкин, видите ли, для него плох», «Пушкин приблизителен» - и так далее.

О Пушкине, кстати, - и вопреки досужим упрекам со стороны, - никогда, вероятно, так много не думали, как в тридцатых годах двадцатого века в Париже. Но не случайно в противовес ему было выдвинуто имя Лермонтова, не то чтобы с большим литературным пиететом или восхищением, нет, но с большей кровной заинтересованностью, с большим трепетом, если воспользоваться этим неплохим, но испорченным словом… Пушкин и Лермонтов - вечная русская тема, с гимназической скамьи до гроба. В последние месяцы и недели своей жизни к теме этой все возвращался Бунин и утверждал, что Лермонтов в зрелости «забил бы» Пушкина. У меня до сих пор звучит в ушах фраза, которую Бунин настойчиво повторял: «Он забил… забил бы его». Не думаю, однако, чтобы это было верно. В прозе, пожалуй: поскольку речь о прозе, можно даже обойтись без сослагательного наклонения и признать, что лермонтовская проза богаче и гибче пушкинской, и притом «благоуханнее», как признал это еще Гоголь. Но не в стихах. Здесь, в своей сфере, Пушкин, конечно, - художник более совершенный, и даже последние, поздние, почти зрелые лермонтовские стихи - хотя бы та «Чинара», которая приводила в восхищение Бунина, - неизменно уступают стихам пушкинским в точности, в пластичности, в непринужденности, в той прохладной царственной бледности, которая роднит Пушкина с греками. А так называемый «кованый» стих Лермонтова - большей частью сплошная риторика,.. Нет, в области приближения к совершенству Лермонтов от Пушкина отстает и едва ли его когда-нибудь нагнал бы. Но у Лермонтова есть ощущение и ожидание чуда, которого у Пушкина нет. У Лермонтова есть паузы, есть молчание, которое выразительнее всего, что он в силах был бы сказать. Он писал стихи хуже Пушкина, но при меньших удачах его стихи ближе к тому, чтобы действительно стать отражением «пламени и света». Это трудно объяснить, это невозможно убедительно доказать, но общее впечатление такое, будто в лермонтовской поэзии незримо присутствует вечность, а черное, с отливами глубокой, бездонной синевы небо, «торжественное и чудное», служит ей фоном.

Оттого о Лермонтове как-то по-особому и вспомнили в годы, о которых я говорю. Не все в нем вспомнили, нет, и не всего, а те его строки, в которых разбег и стремление слишком много несут в себе смысла, чтобы не оборваться в бессмыслицу или в риторическую трясину: например, удивительное, непорочно-чистое, «как поцелуй ребенка», начало «Паруса» с грубо размалеванным его концом или «Из-под таинственной холодной полумаски…» - строчка, из которой вышел Блок, - с совершенно невозможными «глазками» тут же, - и другое.

Был, кроме того, в поэзии Лермонтова трагически-дружественный тон, - то же, как у Блока, но мужественнее и тверже, чем у Блока: на него отклик возникает сам собой. Оправдания поэтической катастрофы, которая не катастрофой быть не соглашалась, искать больше было негде. А как бы мы сами себя ни уверяли в противоположном, оправдание было нам нужно, - и во всяком случае нужен был в классическом прошлом голос, который больше других казался обращенным к нашему настоящему.

Мелькает мысль: да, прекрасно, Лермонтов, а к нему в придачу какие-то вагнеровские, похожие на сон воспоминания, какие-то волшебные цели, безнадежно-изнурительные порывы с величественной финальной катастрофой, - а что на деле? Стихи как стихи: то хорошие, то слабоватые - о любви, о природе, о скуке, об одиночестве, о смерти, об ангелах, о парижском городском пейзаже. Где в них отражение этих метафизических надежд и падений?

Возражение я делаю самому себе - главным образом потому, что не сомневаюсь: было бы оно сделано и извне. В этом возражении есть доля правды. Но подумаем: могло ли все быть по-другому? Были возможны изменения и колебания лишь в литературных, материальных качествах здешней поэзии, в размерах дарований и в уровне мастерства. Но невозможна была ее общая «однотонность», ее непрерывная, неизменная обращенность к единой теме, ее рыцарское служение лишь одной Прекрасной Даме без всякого поглядывания по сторонам. Все мы хорошо знаем, как слаб и рассеян человек. Даже храня где-то в глубине памяти представление о «самом важном», - как любила говорить Гиппиус, тянет иногда слабости своей поддаться и сочинить стихи, «стишки» без всякой связи с подобными представлениями, именно о любви или о цветах. Иначе можно ли было бы жить? Подвижников и героев на свете мало, а поэт бывает «меж детей ничтожных мира всех ничтожней» порой даже и тогда, когда Аполлон его к очередной, более или менее священной жертве требует. Неужели у всех нас - и вовсе не в поэзии только, а во всем нашем существовании - слова и дела так строго согласованы, что пришлось бы удивляться перебоям или случайному отступничеству? Неужели жизнь проходит по стройному, твердо установленному плану?

Думаю, что «нота» все-таки звучала - и прозвучала не совсем напрасно. Случайности в ее чертах было меньше всего, и то, что ее особенности оказались во внутреннем, скрытом от посторонних глаз согласии с историческими условиями, это подтверждает. Надо было все «самое важное» из прошлого как бы собрать в комок и бросить в будущее, отказавшись от лишнего груза. Нельзя было - и в те редкие минуты, когда Аполлон оказывался действительно требовательным, - привычными пустяками заниматься. Память подсказывает мне, что были и другие побуждения, другие толчки изнутри, вызвавшие тягу к поэзии, которая «просияла и погасла» бы. А Некрасов, по-новому прочитанный, противоядие от брезгливо-эстетической щепетильности? А неотвязное понятие творческой честности не в каком-либо шестидесятническом смысле, а как постоянная самопроверка, как антибальмонтовщина, с отвращением ко всякой сказочности и всякой экзотике, с вопросом: кто поверит словам, которым не совсем верю я сам? - и прямой дорогой от него к пустой, белой странице?.. Но обо всем не скажешь и не расскажешь.

Из книги Наши задачи -Том I автора Ильин Иван Александрович

Партийность в эмиграции После второй мировой войны в эмиграции, к сожалению, опять возродился дух политической партийности, против которого всегда боролся покойный генерал Врангель. Всякая партия есть часть, желающая захватить государственную власть и повести за собой

Из книги Нарушенные завещания автора Кундера Милан

АРИФМЕТИКА ЭМИГРАЦИИ Жизнь эмигранта - это вопрос арифметики: Юзеф Конрад Коженевски (известный под именем Джозеф Конрад) прожил семнадцать лет в Польше (точнее, в России со своей изгнанной оттуда семьей), остальную часть жизни, пятьдесят лет, - в Англии (или на

Из книги Очерки 1922-1923 годов автора Маяковский Владимир Владимирович

ОТНОШЕНИЕ К ЭМИГРАЦИИ С возрастанием интереса к людям РСФСР, естественно, падает "уважение" к белогвардейской эмиграции, переходя постепенно в презрение.Это чувство становится всемирным – от отказа визирования белогвардейских паспортов Германией, д0 недвусмысленного

Из книги 2008_32 (580) автора Газета Дуэль

ПРОБЛЕМА ЭМИГРАЦИИ Число жителей арабских стран, уезжающих за рубеж, продолжает расти. Как отмечалось на прошедшем в Каире заседании совета министров по делам миграции и рабочей силы стран-членов Лиги арабских государств /ЛАГ/, численность жителей арабских стран,

Из книги Операция "Трест" [Советская разведка против русской эмиграции. 1921-1937 гг.] автора Гаспарян Армен Сумбатович

Глава 1. Монархисты в эмиграции В начале двадцатых годов прошлого века Берлин по праву оспаривал с Парижем неофициальный титул столицы русского зарубежья. Именно здесь обосновался центр Высшего монархического совета, который возглавлял бывший депутат Государственной

Из книги Проблемы культуры. Культура старого мира автора Троцкий Лев Давидович

Л. Троцкий. ПОЭЗИЯ, МАШИНА И ПОЭЗИЯ МАШИНЫ "Попробуем, – приглашал покойный Рескин своих соотечественников, – оставить хоть один уголок нашей страны красивым, спокойным и богатым. У нас не будет ни паровых зерноподъемов, ни железных дорог, у нас не будет безвольных и

Из книги Против энтропии (Статьи о литературе) автора Витковский Евгений Владимирович

Возвратившийся ветер (Поэзия русской эмиграции) Ну да, возвращается ветер на круги своя. Только вечер – вот вечер сегодня другой. Игорь Чиннов Всероссийский словарь-толкователь (т. 3, 1895 г., изд. А. А. Каспари) дает исчерпывающее объяснение тому, что такое эмиграция:«Этим

Из книги Газета День Литературы # 61 (2001 10) автора День Литературы Газета

Игорь Штокман ПОЭЗИЯ И СУДЬБА (Станислав Куняев. Поэзия. Судьба. Россия. - М.: "Наш современник", 2001) Заголовок этой статьи явственно перекликается с названием двухтомника Станислава Куняева. Перекликается не случайно - обе эти книги и впрямь говорят с

Из книги Жесть оцинкованная автора gans_spb

Об эмиграции Часто приходится слышать «что ты не свалил из нашей рашки?» Не такое это простое дело.Каждому нормальному человеку, ещё со времён детских сказок на ночь, кажется, что есть за горизонтом земля обетованная, где всё по другому, и есть молодильные яблоки да

Из книги Том 10. Публицистика автора Толстой Алексей Николаевич

Об эмиграции Эмиграция переживает сейчас несомненный кризис. Я уверен, что все, что есть в ней живого, вернее, что только осталось живого, в конце концов вернется в Россию, несмотря на террор со стороны «непримиримых»: бывали случаи убийства лиц, отправившихся за советским

Из книги Речь без повода... или Колонки редактора автора Довлатов Сергей

КР В ЭМИГРАЦИИ НА КАЖДОМ ШАГУ… В эмиграции на каждом шагу дают о себе знать черты матриархата. Я знаю десятки семей, в которых именно женщинам принадлежит главенствующая роль.Женщины более добросовестны и непритязательны. У них в большей степени развито чувство

Из книги Газета Завтра 978 (35 2012) автора Завтра Газета

Из книги Стихи и эссе автора Оден Уистан Хью

ЧИСТАЯ ПОЭЗИЯ - ГРЯЗНАЯ ПОЭЗИЯ Пой только о любви! А раз поешь, Не забывай спасительную ложь И на вопросы о любви в ответ Не бормочи, как поп, ни да ни нет: Когда бы Данте был в стихах монах, Что было б толку в Дантовых стихах? Будь тонким, занимательным и пряным, Не верь

Из книги Неистовый Лимонов [Большой поход на Кремль] автора Додолев Евгений Юрьевич

После эмиграции Впервые после эмиграции Медведева приехала в Россию в 1989-м году. Ленинград произвел на нее гнетущее впечатление. А еще она поняла, что русские люди стали более циничны, бесчеловечны, куда менее добры и приветливы. Возвращаться в Россию насовсем она не

Из книги Бандера и бандеровщина автора Север Александр

Украинские националисты в эмиграции На Украине еще продолжалась Гражданская война, когда оказавшиеся в эмиграции лидеры украинских националистов начали дискуссию на тему: кто виноват в том, что не удалось сохранить независимость Украины. Причину отыскали быстро –

Из книги Время демографических перемен. Избранные статьи автора Вишневский Анатолий Григорьевич

1.2.8. Возможный рост эмиграции На протяжении последних 15–20 лет Россия столкнулась не только с новыми для нее проблемами иммиграции, но и с проблемой эмиграции, пока не столь значительной по масштабам, но весьма серьезной, с точки зрения качества уезжающего

С именем Ходасевича всегда было связано имя Георгия Викторовича Адамовича (1894-1972) – бывшего акмеиста, одного из ведущих критиков русского зарубежья. Из дореволюционных наиболее значительных его произведений можно назвать книжку стихов «Облака», вышедшую в 1916 г. в издательстве «Гиперборей» (это была вторая его книга). В 1922 г. незадолго до отъезда из России Адамович опубликовал сборник стихов «Чистилище».

Эмигрировав, поселился в Париже. Писал стихи, критические статьи, очерки из литературной жизни.

От акмеизма у Адамовича – поэта и критика – остались строгость к слову, требовательность к поэтической ясности. Как поэт в эмиграции он писал мало. В 1939 г. вышел сборник стихов Адамовича «На Западе», в который вошли и некоторые его ранние стихотворения. Как Ахматова и другие акмеисты, он через всю свою творческую жизнь пронес любовь к Ин. Анненскому, приверженность его поэтическим принципам. Влияние поэтики Анненского отчетливо сказалось на многих его вещах, например, на восьмистишии из книги «На Западе», которое часто цитировалось как образец словесного мастерства:

Там где-нибудь, когда-нибудь,

У склона гор, на берегу реки,

Или за дребезжащею телегой,

Бредя привычно, под косым дождем,

Под низким, белым бесконечным небом,

Не знаю что, не понимаю как,

Но где-нибудь, когда-нибудь наверно...

В литературной парижской жизни Адамович принимал самое живое участие – бывал на литературных «воскресеньях» Мережковских, выступал на собраниях «Зеленой лампы». Во многих работах эмигрантских авторов имя Адамовича обычно сопрягается с именем Ходасевича. Они стали центральными фигурами в критике русского Парижа. Однако в отношении к ним зарубежных русских литераторов и читателей есть одна знаменательная деталь. Как вспоминают современники, к Ходасевичу тянулись поэты старшего поколения, к Адамовичу – поэтическая молодежь.

Г. Адамович много писал о судьбах и путях развития русской зарубежной литературы, взгляды его как критика, в отличие от Ходасевича, были более субъективными, оценки – более пристрастными. Взгляд его на судьбы эмигрантской литературы как самостоятельной ветви русской культуры был пессимистичен. Он писал, что самое большее, на что может рассчитывать эмигрантская литература, оторванная от русской национальной почвы, – дожидаться того, когда наступит время возвращения ее на родную почву, к русскому читателю. Не более. Он вглядывался в события литературного процесса Советской России, призывал не отмахиваться от литературной родной страны. В 1955 г. в Нью-Йорке вышла книга Адамовича «Одиночество и свобода», где он как бы подводил итоги своим размышлениям и об эмигрантской литературе в целом, и о судьбах многих русских зарубежных писателей.

В книгу вошли статьи о Мережковском и Гиппиус, Бунине и Зайцеве, Шмелеве, Ремизове, Набокове и др. Очеркам об их творчестве предпослана статья «Одиночество и свобода», в которой Адамович пытается выразить свое отношение к многолетним спорам о судьбах эмигрантской литературы, навести какой-то «порядок» в них, хотя, оговаривается он, только время может расставить все по своим местам. Суть эмигрантских дискуссий, пишет Адамович, сводилась к одному из двух положений: или в эмиграции ничего быть не может, творчество существует лишь там, в Советской России, какими бы тисками зажато оно ни было; или в Советской России – пустыня, все живое сосредоточилось здесь, в эмиграции. Адамович высказывает мысль о возможности «диалога» с советской литературой, к такому диалогу он призывал еще в статьях в эпоху первых пятилеток, когда этот призыв показался Г. Струве «странным». Не оттого ли внятного диалога не возникло, спрашивает в статье Адамович, что существовали сомнения на счет того, есть ли с кем говорить?

В сознании эмигрантов, писал он, постоянно звучали два голоса. Один звал вообще не читать советских литераторов, ибо это якобы «ложь, пустые казенные прописи». Но был и другой, который говорил: «Россия – в тех книгах, которые там выходят, а если она тебе в этом обличье не по душе, что ж, разве она от этого перестала быть твоей родной страной <...> не отрекайся от страны в несчастье <...> Вчитайся, вдумайся, пойми, – худо ли, хорошо ли, сквозь все цензурные преграды в этих книгах говорит с тобой, Россия!»

Поэтому-то, собственно, Г. Струве отдает предпочтение Ходасевичу-критику, его «последовательности» в оценках судеб эмигрантской литературы, в оценках литературы Советской России, хотя И. Бунин считал лучшим критиком среди литераторов-эмигрантов

Г. Адамовича.

Г. Адамович видел драму эмигрантской литературы в ее отрыве от национальной почвы. Мысли на этот счет были высказаны им во многих статьях-размышлениях. В 1967 г. в Вашингтоне вышла книга Георгия Адамовича «Комментарии», в которой наиболее полно были собраны статьи, посвященные вопросам развития эмигрантской литературы.

Одной из самых, может быть, существенных проблем «Комментариев» была проблема судеб русской культуры, тех ее традиций, которые принесли и пытались сохранить в эмиграции художники старшего эмигрантского поколения. Это размышления о традициях и русской философии, и русской литературной классики, ее этических проблемах, и вновь – об отношениях эмигрантской и русской советской литератур. Откликаясь на споры о том, как относиться к новой литературе в Советской России, Адамович писал: «Мы свой, мы новый мир построим. Лично отказываюсь. Остаюсь на той стороне. Но не могу не сознавать, что остаюсь в пустоте, и тем, другим, «новым», ни в чем не хочу мешать. Хочу только помочь».

В одном из «комментариев» Адамович очень определенно обозначил свое отношение к эмигрантам, мечтающим, чтобы опять на Руси зазвенел валдайский колокольчик, чтобы мужики в холщовых рубахах кланялись редким проезжим, чтобы томились купчихи в белокаменной Москве на пышных перинах, чтобы, одним словом, «воскресла» старая Русь: «Сжечь книги, консервативные или революционные, все равно, закрыть почти все школы, разрушить все «стройки» и «строй», и ждать, пока не умрет последний, кто видел иное <...> когда улетучится всякое воспоминание об усилиях и борьбе человека, да, тогда, пожалуй, можно было бы попробовать святороссийскую реставрацию. В глубокой тьме, как скверное дело...»

Много «комментариев» посвящено этике творчества Л. Толстого, Ф. Достоевского, современных литераторов.

«Комментарии» красноречиво говорят об отрицательном отношении Г. Адамовича ко всяческому декадентству, духовному и стилистическому.