Послушание и дисциплина

1. Солдату надлежит быть здоровому, храброму, твердому и правдивому.

2. Всякий воин должен понимать свой маневр.

3. Тяжело в учении - легко в походе; легко в учении - тяжело в походе.

4. Стреляй редко, но метко, штыком коли крепко.

5. Где пройдет олень, там пройдет и солдат.

6. Граждан Республики не обижай. Солдат не разбойник.

7. Три военные искусства: первое - глазомер, второе - быстрота, третье - натиск.

8. Ученье - свет, неученье - тьма; дело мастера боится.

9. Послушание, обучение, дисциплина, чистота, здоровье, опрятность, бодрость, смелость, храбрость - победа.

10. Негоден тот солдат, кто отвечает: «Не могу знать». Проклятое «не могу знать», от «немогузнайки много-много беды»

После этой части в «Книжку красноармейца» включены 10 правил-афоризмов под заголовком «Помни»

1. Сам погибай - товарища выручай (а товарищ в беде выручит)

2. Не бойся смерти; тогда наверное побьешь. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

3. Никогда не отбивайся, а всегда сам бей, одними отбивами врага не одолеешь.

4. Тебе трудно, но и неприятелю не легко (а начнешь его бить - ему и совсем невмоготу станет и скорее пардону запросит).

5. Откуда бы враг ни появился, его всегда можно достать либо пулею, либо штыком. Чем сподручнее, тем бей; а терять голову от того, что враг появился не оттуда, откуда ожидали, а сбоку или сзади, - значит самому лезть к нему в петлю.

6. В бою смены нет, есть только поддержка. Одолеешь врага, тогда и служба кончится.

7. Как бы плохо не приходилось, никогда не отчаивайся, держись, пока силы есть.

8. Пока идет бой - выручай здоровых, а раненых без тебя подберут. Побьешь врага - всем сразу легче станет: и раненым и здоровым.

9. Не удалось одолеть врага сразу, лезь на него в другой, третий, четвертый раз и так без конца, пока не одолеешь его (потому что и он тебя в покое не оставит до тех пор, пока не докончит совсем).

10. С толком, но смело лезь вперед (скорее побьешь врага и скорее тебе легче станет)»

Книжка красноармейца. М., 1918, с. 107 - 108.9

Возникает кощунственный вопрос: а почему, собственно, ребенок должен слушаться? Я на него отвечаю так: он должен слушаться, чтобы удовлетворить стремление взрослого к власти, зачем бы еще?

Да нет, скажете вы, он ведь может промочить ноги, если не послушается указания надеть ботинки; он может свалиться со скалы, если не подчинится отцовскому окрику. Да, конечно, ребенок должен повиноваться, когда речь идет о жизни и смерти, но часто ли ребенка наказывают за непослушание именно в таких вопросах? Очень редко, если подобное вообще когда-нибудь случается. Обычно его хватают и обнимают с возгласами: «Миленький, слава богу, ты цел!», а наказывают ребенка, как правило, за непослушание в мелочах.

В принципе можно встретить семью, в которой послушания не требуют. Когда я говорю ребенку: «Возьми свои книжки и займись английским», он имеет право отказаться, если английский его не интересует. Неповиновение просто выражает его собственные желания, которые с очевидностью никак не нарушают еще чьи-нибудь интересы и даже не задевают их. Но когда я скажу: «Центральная часть огорода засеяна, никто не должен по ней бегать», все дети примут сказанное так же, как принимают команду Деррека: «Никто не должен брать мой мяч без спроса», потому что подчинение должно быть обоюдным. Время от времени в Саммерхилле случается неподчинение закону, утвержденному общим собранием школы. Тогда дети могут сами принять меры. Однако в целом Саммерхилл живет и развивается без всякого принуждения и подчинения. Каждый человек свободен делать то, что он хочет, пока он не нарушит свободу других. И это вполне достижимая цель в любом сообществе.

При саморегуляции в семье нет начальников. Это значит, что нет громкого голоса, объявляющего: «Я так сказал! Ты должен подчиняться». В реальной жизни начальники, конечно, есть. Их власть можно назвать заботой и ответственностью взрослых. Такая власть иногда требует подчинения, но в какие-то моменты подчиняется сама. Я вправе сказать дочери: «Ты не должна приносить глину и воду в нашу гостиную», и это не больше ее просьбы: «Выйди из моей комнаты, папа, я не хочу, чтобы ты сейчас был тут», — желание, которому я, конечно, подчиняюсь без звука.

Сродни наказанию и родительское требование, чтобы ребенок не откусывал больше того, что может прожевать. Я говорю об этом в буквальном смысле, потому что глаза ребенка часто голоднее желудка и им (глазам) надо столько еды, сколько он съесть не сможет. Неправильно заставлять ребенка доедать все, что попало к нему на тарелку. Быть хорошим родителем значит уметь встать на место ребенка, понять его мотивы и возможности, не испытывая при этом ни злости, ни обиды.

Мать одной из учениц написала мне, что хочет, чтобы дочь ее слушалась. Я же учу ее дочь слушаться себя самой. Мать считает ее непослушной, а я всегда нахожу ее послушной. Пять минут назад она приходила ко мне в комнату, чтобы поспорить о собаках и их дрессировке. «Вали отсюда, — сказал я, — я занят, пишу». Она ушла без всяких возражений.

Послушание должно быть естественной частью общения. У родителей нет права на безусловное послушание со стороны детей, оно приходит изнутри, а не налагается извне.

Дисциплина — средство достижения цели. Дисциплина в армии помогает быть эффективным во время боя. Такого рода дисциплина всегда подчиняет личность делу. В дисциплинированных странах жизнь стоит дешево.

Существует, однако, и другая дисциплина. В оркестре даже лучший скрипач подчиняется дирижеру, потому что он, так же как и дирижер, стремится к тому, чтобы вещь была хорошо исполнена. Рядовой, который вскакивает по команде, как правило, не особенно заботится об эффективности армии. Любая армия управляется в основном страхом, и солдат знает, что в случае неподчинения будет наказан. Школьная дисциплина может быть похожа на оркестровую, если учителя хороши, однако слишком часто это дисциплина армейского типа. Сказанное справедливо и для семьи. Счастливая семья похожа на оркестр и наслаждается тем же духом единой команды. Несчастливая семья подобна казарме, управляемой злобой и наказаниями.

Странная штука — семьи с дисциплиной в духе единой команды часто мирятся со школой, в которой царит армейская дисциплина. Например, с тем, что учителя в школе бьют тех самых мальчиков, на которых никогда не поднимают руку дома. Посетитель с какой-нибудь более древней и мудрой планеты счел бы родителей этой страны идиотами, если бы ему рассказали, что в некоторых начальных школах и по сей день малышей наказывают за ошибки в сложении или в орфографии. Когда гуманные родители протестуют против палочной дисциплины в школе и обращаются с исками в суд, закон в большинстве случаев принимает сторону наказывающего учителя.

Родители могли бы добиться отмены телесных наказаний хоть с завтрашнего дня, стоит только захотеть. По-видимому, большинство этого не хочет. Наша система устраивает родителей. Она дисциплинирует их мальчиков и девочек. Ненависть ребенка хитроумно направляется на наказывающего его учителя, а не на родителей, которые наняли его для этой грязной работы. Существующая система подходит родителям, которым самим никогда не было позволено ни жить, ни любить. Их тоже делали рабами групповой дисциплины, и их убогие души не представляют себе свободы.

Конечно, в семье должна быть какая-то дисциплина. Говоря обобщенно, дисциплина, которая обеспечивает соблюдение личных прав каждого из членов семьи. Например, я не разрешаю своей дочери Зое играть с моей пишущей машинкой. Но в счастливой семье дисциплина такого рода обычно сама себя поддерживает. Жизнь подобной семьи — приятный компромисс интересов, а родители и дети — приятели, сотрудники.

В несчастливой семье дисциплина используется как орудие ненависти, а послушание становится добродетелью. Дети — это имущество, предметы собственности, и они должны делать честь своим хозяевам. Я знаю, что родители, которых больше всего беспокоит, научился ли Билли читать и писать, — это те, которые чувствуют себя неудачниками из-за недостатка образования.

Родители, верящие в строгую дисциплину, — это обычно те, которые сами себя не принимают. Записной гуляка с богатым запасом скабрезных анекдотов будет строго осуждать сына за разговоры об экскрементах. Мать-лгунья отшлепает ребенка за вранье. Я видел, как человек порол сына за курение, держа трубку во рту. Я слышал, как мужчина бил своего двенадцатилетнего сына со словами: «Я отучу тебя ругаться, маленький ублюдок». Я указал ему на это, и он ответил не моргнув глазом: «Когда я ругаюсь, это — другое, а он еще ребенок».

Строгая дисциплина в семье — это всегда проекция ненависти к себе. Взрослый хотел добиться совершенства в собственной жизни, потерпел неудачу, не сумел его достичь и теперь пытается найти его в своих детях. И все потому, что не умеет любить и боится удовольствий, как самого дьявола. Наверное, именно поэтому человек и изобрел дьявола — парня, которому все по плечу, который любит жизнь со всеми ее радостями, включая и секс. Цель совершенства — победа над дьяволом, и из этой цели выводятся и мистицизм, и иррационализм, и религия, и аскетизм. Отсюда же и умерщвление плоти путем истязания, сексуальное воздержание и импотенция.

Справедливо будет сказать, что целью строгой домашней дисциплины является кастрация в самом широком смысле — кастрация жизни как таковой. Никакой послушный ребенок никогда не сможет стать свободным мужчиной или женщиной. Ни один ребенок, которого наказывают за мастурбацию, никогда не сможет достичь полного сексуального удовлетворения.

Я сказал, что родитель хочет сделать своего ребенка тем, кем он сам хотел, но не сумел стать. Но надо добавить: всякий подавленный в свое время родитель в то же время не хочет, чтобы его дитя получило от жизни больше, чем получил он. Родители, которые сами не живут полной жизнью, не позволят и детям быть живыми. И у такого родителя всегда есть преувеличенный страх перед будущим. Он надеется, что детей спасет дисциплина. Отсутствие уверенности в самом себе вынуждает его принимать идею бога, который может заставить человека быть хорошим и честным. Дисциплина, таким образом, ответвление религии.

Главная разница между Саммерхиллом и обычной школой состоит в том, что в Саммерхилле верят в личность ребенка. Мы знаем, что, если Томми хочет стать врачом, он будет сам, по собственной воле заниматься, чтобы сдать вступительные экзамены. А школа, которая построена на жесткой дисциплине, уверена в том, что Томми, если его не бить, не давить на него или не заставлять заниматься в определенные часы, никогда не станет врачом.

Я уверен, что из школы дисциплину в большинстве случаев легче убрать, чем из семьи. В Саммерхилле, когда семилетний ребенок делается источником беспокойства для всех, свое неодобрение выражает сообщество. Поскольку социальное одобрение — это то, чего хочет каждый, ребенок сам научается вести себя хорошо, и никакой особенной внешней дисциплины не требуется.

В семье, где перемешано так много эмоциональных факторов и разных обстоятельств, все не так просто. Раздраженная мать семейства, занятая приготовлением обеда, не может выразить своему разбаловавшемуся ребенку общественное неодобрение. Не может этого сделать и усталый отец, когда обнаруживает свою свежезасаженную грядку затоптанной. Я хочу подчеркнуть: главное состоит в том, что в семье, где ребенок с самого начала растет в условиях саморегуляции, обычные требования дисциплины просто не возникают.

Несколько лет назад я ездил в гости к моему другу Вильгельму Райху в Майн. Его сыну Петеру исполнилось тогда 3 года. У самого крыльца было глубокое озеро. Райх и его жена просто сказали Петеру, что он не должен подходить к воде. Никогда не подвергавшийся злобной дрессировке и поэтому доверявший родителям Петер и не приближался к воде, а родители знали, что им не о чем беспокоиться. Те родители, которые устанавливают дисциплину в семье страхом и властью, живя на берегу такого озера, находились бы в постоянном напряжении. Дети обычно настолько привыкают к родительской лжи, что, когда мать говорит: «Вода опасна», — они ей просто не верят. У них, наоборот, возникает желание пойти к воде.

Ребенок, которого заставляют подчиняться, будет выражать свою ненависть к власти, нарочно раздражая родителей. И правда, плохое поведение детей по большей части является наглядным доказательством неправильного обращения. Любой нормальный ребенок примет родительское поучение, если в семье есть любовь. Если же в семье живет ненависть, ребенок либо не слышит никаких аргументов, либо воспринимает все негативно: разрушает, лжет и дерзит.

Дети мудры. Они отвечают любовью на любовь и ненавистью на ненависть. Они с готовностью откликаются на дисциплину того типа, который присущ сплоченной команде. Я утверждаю, что человек по своей природе так же не плох, как не плохи по природе кролик или лев. Посадите собаку на цепь, и хорошая собака превратится в плохую. Приучите ребенка к строгой внешней дисциплине — и хороший общительный ребенок превратится в скверное, неискреннее, злое существо. Грустно говорить, но большинство людей уверены, что плохой мальчик — это тот, кто хочет быть плохим. Они полагают, что с помощью бога или большой палки можно вынудить ребенка принять решение быть хорошим, а если он откажется это сделать, тогда уж они позаботятся о том, чтобы он как следует пострадал за свое упрямство.

В некотором смысле в духе старой школы воплощено все то, за что ратует дисциплина. Недавно директор одной большой мужской школы, когда я спросил его, какие у него мальчики, ответил: «Такие, что выходят из школы и без идей, и без идеалов. Они станут пушечным мясом в любой войне, ни разу не остановившись, чтобы подумать, из-за чего идет эта война и почему они принимают в ней участие».

За последние почти 60 лет я ни разу не ударил ребенка. Но, будучи молодым учителем, я с легкостью использовал ремень, ни разу не остановившись, чтобы подумать. Теперь я никогда не бью детей: я осознал опасности битья и полностью отдаю себе отчет в том, что за ним всегда скрывается ненависть.

В Саммерхилле с детьми обращаются, как с равными. В общем и целом мы уважаем личность и индивидуальность ребенка так же, как мы уважали бы личность и индивидуальность взрослого, зная, однако, что ребенок отличается от взрослого. Мы, взрослые, не требуем, чтобы взрослый дядя Билл доел все со своей тарелки, если ему, скажем, не нравится морковь, или чтобы отец обязательно вымыл руки. Постоянно поправляя детей, мы заставляем их чувствовать свою неполноценность, оскорбляем их естественное достоинство. Все это вопрос о соотношении ценностей. Ради бога, ну что, в самом деле, случится, если Томми сядет за стол с невымытыми руками?

Дети, воспитанные в духе неправильной дисциплины, проживают большую ложь длиною в жизнь. Они никогда не решаются быть самими собой, делаются рабами установленных кем-то бессмысленных обычаев и манер, без вопросов принимают свой глупый воскресный наряд, потому что душа дисциплины — это страх проверки. Наказание со стороны товарищей по играм не вызывает страха, но, когда наказывает взрослый, страх приходит автоматически, поскольку взрослый — большой, сильный и внушающий страх, и, что важнее всего, он — символ родителя, которого ребенок боится.

На протяжении почти 40 лет я наблюдал, как злобные, нахальные, полные ненависти дети вступают в свободную атмосферу Саммерхилла. В каждом случае перемены происходили постепенно. Со временем эти испорченные дети стали счастливыми, общительными и дружелюбными.

Будущее человечества принадлежит молодым родителям. Если они произволом, властностью разрушат жизненные силы в своих детях, то преступления, войны и нищета никогда не исчезнут. Если они пойдут по стопам своих строгих родителей, они утратят любовь собственных детей, потому что никто не может любить то, чего боится.

Невроз начинается с родительского насаждения дисциплины, которое прямо противоположно родительской любви. Человечество не может быть добрым, если подходить к нему с ненавистью, наказанием и подавлением. Единственно возможный путь — это путь любви.

Сама атмосфера любви без всякого принуждения со стороны родителей способна снять многие проблемы детства. Я хочу, чтобы родители это поняли. Если их дети растут в семье, где царит атмосфера любви и приятия, никогда не возникнут злобность, ненависть и страсть к разрушению.

Давно уже обращено внимание нашей военной науки на то, что Суворов был гениальным психологом. Большая заслуга в этом принадлежит генералу М.И.Драгомирову. В ряде своих работ он указал на приемы Суворова, посредством которых он воздействовал на психику солдат.

Вот объяснение одного из них, которое тем более интересно, что касается совершенно, казалось бы, ничтожного предмета. Вопрос идет о солдатском ранце. Вес его был значительный, по самому умеренному определению он весил 20 фунтов. И вот Суворов этот ранец называет, в своей "Науке побеждать", как мы видели в одном из прошлых очерков, словом "ветер".

"Не трудно понять, пишет генерал М.И.Драгомиров, чем лежит этот ветер на спине, протащившей его переход. Нужно следовательно расположить солдата не только не задумываться над тем, и напротив, шутить, бодриться, находить, что эта тяжесть ему ни почем, что она не тяжелее ветра. И когда Суворов находил, что этот ранец - ветер, протаскав его 7 лет, то как же мог не находить этого солдат, жадно прислушивавшийся ко всякой его остроте, заметке, веровавший в него, как в Бога? Всякому известно, что одна и та же тяжесть и лишение обременяют не одинаково: что это зависит от того настроения, с которым они принимаются. Стоит, например, уверить себя, при небольшой беде, что это несчастье, из которого нет выхода, - и она действительно вырастет до таких размеров, и человек раскиснет, и у него отнимутся руки. Стоит, наоборот, принимать шутя действительно тяжелые

положения, и они не задавят человека. Суворов остротами вроде "ветра" заставлял солдат, шутя и весело, смотреть на тяжелые стороны их службы, а кто шутит, кто весел, кто не злится, тот не падает духом".

Подобный прием Суворов употребляет часто. Многочисленные свидетельства этому можно найти в его поучениях и приказах. Напомним наконец одного из его приказов, отданных им перед сражением на Треббии^.

"... Чтобы котлы и прочие легкие обозы были не в дальнем расстоянии при сближении к неприятелю, дабы по разбитии его можно было каши варить. А, впрочем победители должны быть довольны взятым в ранцах хлебом и в манерках водою...

Суворов предвидит, что вследствие той форсировки, с которой он ведет свои войска к сражению на Треббии, обозы запаздывают. Указывая на необходимость уменьшения оттяжки обозов от войск, он стремится сделать все, чтобы уменьшить это запоздание. Но вместе с тем он подбадривает свои войска и на тот случай, когда они останутся на хлебе и воде.

Шутки, с которыми Суворов постоянно обращался к солдатам, представляли собой не столько "чудачества" сколько один из излюбленных Суворовым способов влить веселье, а с ним и бодрость в рядового солдата.

Какое громадное значение придавал Суворов "бодрости" видно из того, что заканчивая свою "Науку побеждать" девятью заповедями (или как он сам называл "правилами воинскими"), он седьмой из них ставит "бодрость"; "смелость" же и "храбрость" поставлены на восьмом и девятом месте, т.е. после "бодрости". Психологически это совершенно правильно, ибо бодрость есть длительное состояние; она есть та психическая основа, без которой смелость и храбрость могут проявляться лишь в виде быстротечных порывов.

  • *) Этот приказ был полностью приведен выше во И-ом очерке

В письме к своему крестнику Суворов пишет:

"Достоинства военные суть: храбрость для солдата, бодрость для офицера, мужество для генерала".

Бодрость для офицера... потому что офицер является ближайшим к солдату интеллигентным начальником: ему легче всего поддерживать бодрость духа среди солдатской массы, могущей прийти в уныние из-за недостаточного осознания необходимости требуемых от нее жертв. Придавая первостепенное значение сохранению бодрости духа в войсках, Суворов и требует от офицера, чтобы он сам прежде всего всегда сохранял в себе эту бодрость.

Несомненно, что бодрость духа, так же как смелость и храбрость, в большей мере зависят от уверенности в своих силах и в успехе. Привитием солдату уверенности в своих силах и должна была служить Суворовская "Наука побеждать" ... "... И сказано ему было (солдату), - пишет в одном месте Суворов, - что более ему ничего знать не оставалось, только бы выученное не забыл. Так был он на себя и надежен - основание храбрости". Психологически интересно обратить внимание на слог Суворовский "Науки побеждать". Все свои указания Суворов излагает тоном, не допускающим сомнений в победе.

Вместе с этим он постоянно повторяет и в "Науке побеждать", и в поучениях и в приказах:

"Чудеса творят Братцы".

"Богатыри, Неприятель от Вас дрожит".

"... давай нам десять на одного. Всех побьем, повалим в полон возьмем".

Чтобы понять всю силу внушения, которую получили эти слова по отношению к Суворовскому воину, нужно прежде всего понять, какую магическую силу имел над душой своего офицера и солдата Суворов. Напомним здесь наблюдение, сделанное в сражении на р. Треббии г. Фуксом и объяснение, данное соратником Суворова генералом Дерфельдоном, что этот непонятный чудак есть какой то талисман, который довольно развозить по войскам и показывать, чтобы победа была обоснована. И вот когда такой обожаемый войсками полководец, каждое слово которого чтится, как Евангелие, и в неизменной победности которого нет сомнения, начинает свои приказы так, как начинался приведенный нами в одном из предыдущих очерков приказ по Азовскому мушкатерскому полку, отданный накануне штурма Праги: "Его Сиятельство граф Александр Васильевич Суворов приказал: взять Прагский ретраншмент...", то можно себе представить, какую громадную моральную движущую силу получали эти слова... И войска брали крепости и на голову разбивали врага в сражениях.

Этой, почти неограниченной для него возможностью вселять в свои войска уверенность в победе, Суворов пользуется мастерски. В этом отношении изучение его боевых приказов представляет собой непочатую область для исследователя по коллективной психологии.

Вот один из образчиков. Этот - приказ, отданный им накануне сражения на Треббии, сражения, в котором, как известно, решительность получила исключительное значение.

"Неприятельскую армию взять в полон.

Влиять твердо в армию, что их 27 тыс... из них только 7 тыс. французов, а прочие всякий сбор реквизионеров.

Казаки колоть будут, но жестоко бы слушали, когда французы кричать будут пардон, или бить шамад.

Казакам самим в атаке кричать балезарм, пардон, жетелезарм, и сим пользуясь, кавалерию жестоко рубить, а на батареи быстро пускаться, что особливо внушить.

Казакам, коим удобно испортить на р. Таро мост и тем зачать отчаяние; с пленными быть милосердну; при ударах делать большой крик и крепко бить в барабан; музыке играть где случится, но особливо в погоне, когда кавалерия будет колоть и рубить, чтобы слышно было своим.

Их генералов, особливо казаки и прочие, примечают по кучкам около их; кричать пардон, а ежели не сдаются убивать".

"Приучай себя к неутомимой бодрости", поучает Суворов племянника в одном из своих писем.

Но эта "неутомимость" зависит в значительной степени и от здоровья. Суворов всецело разделяет мысль, выраженную народной мудростью в пословице: "здоровая душа в здоровом теле". Что взгляд его таков, можно убедиться из того, что в своей краткой "Науке побеждать" он помещает ряд санитарных указаний. Характерно также и самое место в "Науке побеждать", где эти указания поставлены.

Они помещены сейчас же вслед за указаниями о "натиске". Здесь Суворов поступает совершенно аналогично с тем, как он это сделал по отношению к изложению своего "воинского искусства" - быстроты...

Указав об этой последней, он переходит к изложению правил совершения походных движений с соблюдением наибольшего сбережения солдатских сил. Говоря о третьем "воинском искусстве" - о "натиске", т.е. минуте максимального проявления энергии в борьбе, он сейчас же переходит к изложению правил сбережения солдатского здоровья.

  • * } "Богдадельня" - госпиталь. Прим. Н.Н.Г.

"Бойся богадельни,** - говорится в "Науке побеждать", - немецкие лекарственницы издалека, тухлые, сплошь бессильные и вредные. Русский солдат к ним не привык. У вас есть в артелях корешки, травушки, муравушки. Солдат дорог. Береги здоровье. Желудок коли засорился, голод лучшее лекарство. Кто не бережет людей - офицеру арест, унтер-офицеру и ефрейтору палочки, да и самому палочки кто себя не бережет. Жидок желудок, есть хотется? по закате солнышка немного пустой кашки с хлебом, а крепкому желудку буковица в теплой воде, или корень коневого щавелю.

Помните, господа, полевой лечебник штаб-лекаря Белопольского: в горячке не ешь хотя бы до двенадцати дней, а пей солдатский квас - то и лекарство. А в лихорадке не пей, не ешь, штраф - за что себя не берег".

"Богадельни первый день мягкая постель, второй - французская похлебка, третий день ее братец домовище** к себе и тащит. Один умирает, а десятеро хлебают его смертный дых. В лагерях - больные слабы; хворые - в шалашах, не в деревнях: воздух чище. Хоть без лазарету и вовсе без больных быть нельзя: тут не надобно жалеть денег на хорошие лекарства, коли есть где купить, и сверх своих и на прочие выгоды без прихотей. Да все это неважно; мы умеем себя беречь; где умирает от ста один человек, а у нас и от 500 в месяц меньше умрет. Здоровому питье - воздух, еда больному - воздух".

Отрицательное отношение Суворова к госпиталям имело большое основание. - Напомним читателю картины военного госпиталя, нарисованные кистью графа Л. Толстого в "Войне и Мире". Однако, мы думаем, что предостережение, делаемое Суворовым в "Словесном поучении солдатам..." преследует более глубокую цель нежели критику существовавшего порядка, изменить который зависело не от солдат. Цель была психологическая - предостеречь солдата от уклонения из строя под предлогом болезни. При несовершенстве же медицины в эпоху Суворова бороться с этим злом было несравненно труднее, нежели теперь.

Но самое важное в медицинских указаниях Суворова не это. Важна его основная мысль. Она заключается в том, что Суворов считает, что сбережение здоровья должно основываться не столько на лечении (лекарствах), сколько на соблюдении правил гигиены и здорового режима. Чтобы убедиться в этом нужно только заглянуть в приказы Суворова, отданные им во время службы его в Финляндии, где ему пришлось застать войска в катастрофическом санитарном состоянии.

При суровом климате Финляндии и обилии болот, солдаты, уроженцы других мест России, хворали особенно много: зимой скорбутом, весной и осенью - лихорадками, летом поносами и горячками. Госпитали переполнялись, злокачественность их увеличивалась и они сделались гнездами заразы. Суворов эвакуировал госпиталя; людей наиболее страдавших от болезней велел уволить в отставку, а большинство больных передал в войсковые лазареты. В госпиталях у него остались только больные чахоткой, камнем, дурной болезнью, а также падучей.

Одновременно с этим он устраивал лазареты, околодки, слабосильные команды. Достойны внимания те подразделения больных, которые у него практиковались; больные, слабые, хворые, льготные (имеющие временную льготу от служебных обязанностей). Приказано было, под угрозой строгого взыскания, в дальние госпиталя "больных не посылать": "дорогой они приходят в худшее состояние и вступают полумертвыми в смертоносный больничный воздух". Давать "слабым" льготу и помещать на пользование "в особой казарме или в крестьянских домах; соблюдать крайнюю чистоту; потному не садиться за кашу, не ложиться отдыхать, и прежде разгуляться и просохнуть. На лихорадку, понос и горячку - голод, на цингу - табак. Кто чистит желудок рвотным, слабительным, проносным - тот день голод. Солдатское слабительное - ревень, корень коневого щавеля тоже. Непрестанное движение на воздухе. Предосторожности по климату - капуста, хрен, табак, летние травки. Минералы-ингреденции (аптечные лекарства) не по солдатскому воспитанию, на то ботанические средства в артелях".

Приводящий эти "финляндские" приказы Суворова, его биограф Петрушевский** заключает: "Из сказанного видно, что Суворов был, что называется, гигиенист" \..

Подтверждений этому заключению можно увидеть в том, что в числе 9- ти заповедей (воинских правил) Суворовской "Науки побеждать" указаны "Чистота", "Здоровье", "Опрятность".

Это заключение, что Суворов в вопросах сохранения физического здоровья "гигиенист", очень важно для того, чтобы вообще правильно понять Суворова. При цельности всего мировоззрения Александра Васильевича эта точка зрения очень облегчает нам понимание его системы воспитания. Суворов "гигиенист" и в вопросах духовного здравия войскам.

Если мы подойдем к пониманию Суворова с этой точки зрения, нам станет гораздо более понятным, почему Суворов наравне с чисто воинскими качествами, требует от солдата быть: - "справедливу, благочестиву, молись Богу, от Него победа...". Становится также понятным отчего он постоянно повторяет, что "грех напрасно убивать", а также "Помилуй Бог, мы - русские".

Вопрос идет не только о том, чтобы, если можно так выразиться, "морализовать" войну, подняв ее над уровнем простого убийства и разбоя. Вопрос идет о том, чтобы "морализовать" сами войска, делая из них воинов- рыцарей, защищающих правое дело. Истинная доблесть войск, согласно Суворову может проистекать только из чистого источника.

Исходя из этой точки зрения Суворов и предъявляет необыкновенно высокие моральные требования для всякого военачальника. В этом легко убедиться, изучив его поучения. Вот две выдержки из таких поучений; они взяты: первая из его письма к племяннику, вторая - из письма к крестнику .

В первом из писем Суворов указывает на тот моральный уровень, к которому должен стремиться каждый военачальник: "...Отважен, но без запальчивости... подчиненный без унижения, начальник без излишней на себя надежды, победитель без тщеславия, любочестив без надменности, благороден без гордости, во всем гибок без лукавства, тверд без упорства, скромен без притворства, основателен без педантства, приятен без легкомыслия, всегда одинаков и на все способен без ухищрения, проницателен без пронырливости, откровенен без оплошности, услужлив без всяких для себя выгод; решителен, убегая известности; основательное рассуждение предпочитает он остроумию; враг зависти, ненависти и мщения; противников своих низлагает он своим снисхождением, и владычествует над друзьями по своей непоколебимой верности. Он утомляет тело свое дабы укрепить его больше; стыдливость и целомудрие в нем царствуют; Христианский Закон служит ему нравоучением его; добродетели его суть добродетели Великих Мужей; исполнен чистосердечия, гнушается он ложью, попирает он всякое лукавство; его обхождение и знакомство с людьми только добрыми; честь и честность его особенные качества"...

Во втором письме Суворов дает следующие советы своему крестнику: "Будь чистосердечен с твоими друзьями, умерен в своих нуждах и бескорыстен в своем поведении... Люби истинную славу: отличай любочестие от надменности и гордости. Учись заблаговременно прощать погрешности ближнему, и никогда не прощать их самому себе. Упражняй тщательно своих подчиненных, и во всем собой подавай пример... Будь терпелив в военных трудах; в несчастье не унывай и не отчаивайся... рассматривай и исчисляй со вниманием истинные, сомнительные и ложные предметы; остерегайся временной запальчивости"...

Вот как высоки те моральные требования, которые Суворов предъявлял к офицеру!

Высокий моральный уровень офицерского состава нужен Суворову, как основное условие для создания "морально гигиеничных" условий воспитания солдата в желательном для Суворова духе. При этом вопрос заключается не только в могущественном значении личного примера. Суворов смотрит шире. Офицер может и должен стремиться к усовершенствованию прежде всего путем самовоспитания. Вся жизнь самого Суворова должна была служить примером такой работы над самим собой. Но по отношению к солдату дело обстоит иначе. Насколько низок был их культурный уровень свидетельствует следующее письмо Суворова, написанное им в 1779 году Веймарну: "Немецкий, французский мужик знает церковь, знает веру, молитвы; у русского едва ли знает то его деревенский поп; до сих пор мужиков в солдатских платьях учили у меня некиим молитвам. Тако догадывались и познавали они, что во всех делах Бог с ними и устремлялись к честности". - При таком уровне, конечно, не могло быть и вопроса о каком-либо самовоспитании; солдата нужно было воспитывать и непосредственным воспитателем его являлся офицер. А мог ли этот офицер быть хорошим воспитателем на тех началах, на которых взращивал "душу" своей армии Суворов, если он сам не достигал высокого морального уровня?

Воинское воспитание солдата, согласно верному определению генерала П.Ольховского заключается в соответствующем режиме (внутренний порядок), внушении и обучении.

Мы уже указывали в первом очерке, что к несчастью не удалось к настоящему времени сохранить Суворовское "Суздальское учреждение", в котором был запечатлен его опыт командования полком.

  • * } Очень интересные статьи о воинском воспитании, напечатанные в ном. 7,8, 9 "Военного-Сборника", изд.

А между тем для изучения Суворовского воинского воспитания солдат этот документ представлял бы собой исключительную ценность, т.к., командуя Суздальским полком, Суворов работал не только как руководитель, но и как непосредственный исполнитель. Он не гнушался спускаться к самой черной работе; учил солдата как чиститься, обмываться, мыться и тому подобное. - "Знают офицеры, что я сам то делать не стыдился", говорит он в одном из свои писем. - "Суворов был и майор и адъютант, до ефрейтора; сам везде видел, каждого выучить мог".

Приходится судить об Суворовском "режиме" лишь по документам последующих периодов.

В основу своего воспитательного режима, Суворов ставил дисциплину. Но Суворовское понимание дисциплины существенно отличалось от такового же представления его современников. На этой почве Суворову пришлось претерпеть много неприятностей и упреков за то, что он распускает солдат. В каком то собрании или, как говорит Суворов, "в компании", высокостоящие люди осмеивали и осуждали взгляд его на дисциплину и субординацию. Упоминая про это в одном из своих писем, Суворов едко замечает, что эти господа "понимают дисциплину в кичливости, а субординацию в трепете подчиненных".

Суворов не был поклонником палки, но в военной службе считал необходимой строгость и баловство вредным в высшей степени. В приказе от 28 февраля 1772 года он говорит: "В случае оплошности взыскивать и без наказания не оставлять, понеже ничто так людей к злу не приводит, как слабая команда. Почему командующему за прегрешения неослабно наказывать, ибо когда послабить, то тем временем в непослушании прийдут и в своем звании оплошнее учинятся".

Суворов любил солдат, пишет Петрушевский, "и сердцем, и головой; во взысканиях с провинившихся был строг, но в оценке вины отличался снисходительностью; был отъявленным врагом педантства и мелочной требовательности, и не любил, чтобы и другие придирались к солдатам и офицерам из-за пустяков, на что обыкновенно много охотников. Образчиком его взгляда на этот предмет может служить приказ, отданный по войскам в Италии, где он просит офицеров не снимать шляп при его появлении, а взамен того побольше заботиться о порядке в войсках".

Было бы ошибкой думать, что Суворов был противником того, что принято называть теперь словом "муштрой".

Строгое требование Суворова тишины в строю имеет еще и другой великий смысл. Согласно Суворову первым воинским правилом (заповедью) является Субординация (послушание). А лучшим воспитательным приемом для приучения к субординации являлся во все времена сомкнутый строй. В нем солдат привыкает психически сливаться со своими соратниками в единый живой организм, всецело подчиняющийся единой воле командующего начальника. Посему и самые командные слова Суворов настойчиво приказывает произносить "весьма громко".

Но само это "подчинение" солдат воле своего начальника не должно истекать из трепета перед начальником. Поэтому Суворов требует бодрый внешний вид солдата в строю, совершенно правильно учитывая, что привычка к молодцеватости в строю неминуемо вызывает и бодрое настроение, являющееся прямой противоположностью забитости.

"Каблуки сомкнуты, подколенки стянуты! - солдат стоит стрелкой"!

Такими словами начинается "Словесное поучение солдатам о знании для них необходимом" в "Науке побеждать".

Сомкнутый строй это есть выражение порядка вообще. В эпоху же Суворова, кроме того, сомкнутый строй являлся основой боевого порядка. Войсковая часть, брошенная в атаку, в силу самых психических условий этой последней минуты боя, превращается в "психологическую толпу" и следовательно расстраивается. В своей "Науке побеждать" и в своих боевых приказах Суворов постоянно напоминает войскам о необходимости сейчас же после натиска восстанавливать строй. В приведенной в предыдущем очерке инструкции, отданной для обучения Австрийской армии в Италии, он говорит даже такую фразу: "быстрота равнения есть душа армии"...

Вот почему Суворовские требования к равнению, к соблюдению размеров шага, интервалов определенны и строги.

"Четвертого вижу, пятого не вижу"**, говорится в начале "Науки побеждать"; военный шаг, аршин, - в захождении полтора аршина - Береги интервалы. - Солдат во фронте на шагу строится по локтю. - Шеренга от шеренги три шага; в марше два; - барабаны не мешай!".

Если мы вдумаемся во все вышеизложенное, то мы увидим, что требуемая Суворовым "муштра" была совсем другой, чем прусская муштра, поклонником которой был Павел 1-й. Прусская муштра стремилась выбить из солдата всякую волю, для того, чтобы обратить его в бездушную частицу обшего механизма. Посему в обучении мирного времени она заходила далеко за пределы, требуемые боем, стремясь создавать чисто внешнее плац- парадное единообразие.

У Суворова, как мы видели, все истекает исключительно из требований, предъявляемых успешным ведением войны; и дальше этих требований он не идет, дабы не "сломать" индивидуальные воли своих подчиненных.

Велико различие и в основном методе Суворовского воспитания солдата. Суворовская "Наука побеждать" всегда обращается к сознанию солдата и только через это сознание стремится врасти в его подсознание, для того чтобы в те минуты опасности, когда рассудок мутится, найти опору для желательных действий в рефлексе. В этом отношении Суворовская система воспитания вполне отвечает современному пониманию военного воспитания, которое по меткому определению ген. Боналя, представляет собой " Г art de faire passer le conscient dans inconscient".

Являясь гениальным психологом, Суворов, учитывая великое значение "обряда" для духовного мира русского простолюдина, создает своего рода ритуал, при посредстве которого внушаемые разуму солдата Суворовские "воинские правила" прочно врастали в его подсознание.

Наиболее характерным примером этого метода может служить следующее. По окончании каждого развода, согласно "Науке побеждать", требовалось, чтобы старший начальник командовал:

"К паролю. С обеих крыл часовые вперед. - Ступай. - На караул".

"По отдаче генералитету или иным пароля, лозунга и сигнала следует похвала или в чем хула разводу, потом громогласно:

"Субординация (послушание), экзерциция (обучение), дисциплина (орден воинский), чистота, здоровье, опрятность, бодрость, смелость, храбрость, победа. Слава, слава, слава".

Это перечисление девяти воинских добродетелей ведущих, согласно Суворову, к победе, должно было также читаться каждый день войскам, выстраивавшимся для вечерней молитвы.

"Темный коридор старой бревенчатой казармы. Поздний вечер. Барабан только что пробил вечернюю зорю. Масляные чадящие лампы едва разгоняют сумрак. В их свете тяжелыми и грубыми кажутся шеренги вытянувшихся на перекличку солдат. Тускло мерцают медные екатерининские каски. Там наметится плечо кафтана, там край тяжелого сапога. Люди устали за день экзерциний, муштровки и караула, люди промерзли на русском морозе. Веско, медленно и тяжко, точно удары молота по наковальне, бьют слова, упадая на душу чеканящими ударами. Их вычитывает офицер по Суворовскому наказу. Капрал держит ночник над листком с приказом...

Субординация... экзерциция... дисциплина... Чистота... здоровье... опрятность... Бодрость... смелость... храбрость... Победа... Слава... слава, слава..."^

Так взрастали в солдатскую душу Суворовские заповеди.

Как жаль, что этот замечательный по своему обряд после смерти Суворова был забыт.

Правильно понять Суворова можно только при условии Суворовского же правила "смотрения на дело в целом". Поэтому от Суворовского учения нельзя отделить Суворовское житье, А тогда на первое место ярко выдвинется вывод: победа основывается прежде всего на громадной, длительной работе над собой. Наука побеждать есть прежде всего наука победы над собой.

Пусть сбудутся же заключительные слова той народной легенды, изложением которой мы закончили наш первый очерк, так же как уже сбылось, к несчастью, предсказание этой легенды о том, что русская земля покроется кровью по щиколотку коню. Пусть проснется дух нашего старого полководца в сердцах русской молодежи и тогда спасется земля наша.

Наука побеждать

Примечание: "Наука побеждать", состоит из двух частей: из учения перед разводом (вахт-парад) и из словесного поучения солдатам о знании, для них необходимом. Разница между ними та, что первое есть: описание действительного учения, второе же представляет собой теорию военного дела. Оба эти отдела изложены не в повествовательном тоне, а, если можно так выразиться, показаны в действии. От этого с первого взгляда кажется, будто Суворов повторяется: одни и те же фразы попадаются в обоих отделах. Но в сущности повторения тут нет, так как первый отдел представляет исполнение строевого устава на деле, между тем, как второй есть наставление относительно всего воинского искусства, а следовательно и уставной части его. Эту разницу необходимо постоянно помнить, читая "Науку побеждать".

Понимая психологию среды, для которой он писал, т.е. простолюдинов, которые больше любят делать, чем говорить, понимая то, что чем у военного человека слово ближе к делу, тем лучше, - Суворов изложил и второй отдел в форме кратких, энергичных показаний, всегда обращая их во втором лице к солдату, а не высказывая безлично, как то принято в общих наставлениях.

Вместе с тем этот способ изложения дает всему наставлению характер сборника поговорок, которые так легко удерживаются в памяти и которые так доступны уму и сердцу простого человека.

Вахт - парад

От оного главное влияния на обучение.

• Исправься! бей сбор! ученье б у О е т! 11риемы и повороты по команде, по флигельману, по барабану.

• П а л ь б а будет! бей сбор! ученье будет! Плутонгами, полудивизионами, дивизионами. При заряжании приклада на землю не ставить. Отскакивает шомпол: пуля не крепко прибита.

Наблюдать косой ряд; приклад крепко упереть в сгиб правого плеча, ствол бросить на левую ладонь, пуля бъет в пол-человека; примерно; можно и с порохом; ружья чистить между часов; выстрелить между одного и двух патронов.

• Наступи ы ми плутонгами зачинай! Отбою нет; сигнал барабана поход, выстреля от одного до двух патронов.

• Атакуй первую неприятельскую линию в штыки; ура! Взводные командиры: коли: коли! рядовые ура! громогласно. Краткий отбой.

Неприятельская кавалерия скачет на выручку к своей пехоте. Атакуй. Здесь держат штык в брюхо человеку (случится, что попадет штык в морду, в шею, особливо в грудь лошади). Краткий отбой.

Атакуй во вторую неприятельскую линию, или резервы неприятельские, атакуй! Отбой; сим кончится.

• Третья - сквозная атака. Линия равняется вмиг вперед! никто не смеет пятиться назад ни четверти шага.

• С т у п а й! повзводно, полудивизионами, или дивизионами. На походе плутонги вздваивают в полудивизионы или сии ломают на плутонги. Солдатский шаг аршин, в захождении полтора шага. Начинает барабан, бьет свои три колена; его сменяет музыка, играет полный поход (марш), паки барабан; так сменяются между собой. Бить и играть скорее: оттого скорее шаг.

" Слова, напечатанные в тексте в разбивку (курсивом), суть командные (H . H . Г.)

Интервалы между взводами весьма соблюдать, дабы, пришед на прежнее место, при команде стой! все взводы вдруг стояли и заходили в линию.

1. В т о р а я (или первая) половина линии по рядам налево (или направо) ступай на а т а к у! У сей барабан фельдмарш. Заходит против части, стоящей на месте, из картечного выстрела вон. Ступай! Поход во все барабаны. На 80-ти саженях от противного фронта бежать вперед от 10 до 15 шагов через картечную черту полевой артиллерии; на 60 саженях тож, через картечную черту полковой артиллерии. А на 60 шагах верной черты пуль.

Ступай! Ступай! в штыки! ура! противная линия встречает пальбой на сей последней дистанции, а на 30 шагах ударит сама в штыки. С обеих сторон сквозная атака.

8. Равно сему другая линейная атака; обе части на прежних местах. Також отделенная часть заходит колонною для деплояды фронта, ежели

есть место.

9. Обе части делают колонны, по числу людей в разводе в одну или две колонны****.

Атака будет колоннами ступай! Барабан бьет марш на 60 шагах одни от других. Ступай, ступай, атакуй в штыки! ура! мушкет в правой руке на перевесе, колонны между собой быстро примерно колют.

10. К о л о н н ы строй каре! стрелки стреляй в ранжир; плутонгами зачинай! Здесь карей на месте, стрелки бьют наездников и набегающих турок, особливо чиновников. Плутонги палят в их толсты. Пальба должна быть кратка, ибо тут дело больше картечь. Потом бросаются колоть.

Ступай! Ступай! Атакуй! в штыки! Ура! что воображается сквозной атакой.

Стрелки вперед; бокал ы в а й, достреливай, бери в п о л о н! На оставших басурман между кареев. Барабан краткий сбор. Стрелки в свои места.

11. К а р е и строй колонны! исполнение тож как выше о колоннах.

12. К о л о н н ы строй карей, карей марш! Ступай, ступай, атакуй в штыки! ура!

Здесь без пальбы; атака прежняя.

12. Карей строй, линии м а р ш; а заходившей части, по рассмотрении, вместо линии в колонну или по четыре ряда. Команда оной: по рядам или по четыре направо или налево.

Ступай на прежнее место! Строй фронт. Барабан фельдмарш.

Сии основательны маневры, марши и эволюции равных в батальонах, полковых и корпусных экзерцициях.

14. Начальник может требовать батальонного огня? - Исправный приклад править пальбою, здесь он расстраивается по неминуемой торопливости; но во взводной пальбе он виден; одиночка пальбы на баталии выйдет сама собой: для сбережения пули тут на каждом выстреле всякий своего противника должен целить, чтобы его убить.

• Залп. В разводе коли с пальбой, для очищения ружей; в ином строю только для исправности приклада. Против неприятеля не годится; оный может сколоть и порубить, пока опять заряжают.

• Наступные плутонги только для движения, но и против неприятеля сия ломанная линия не годится. Он ее особливо кавалерию, и малою, изрубить может.

17. Может начальник спросить отступных плутонгов? Лучше о них и не помышлять: влияние их солдату весьма опасно, ниже о каких ретирадах в пехоте и кавалерии не мыслить.

Словесное поучение солдатам, о знании для них необходимом.

Примечание. Это поучение говорилось после каждого развода штаб- офицерам того полка, от которого развод, наизусть, в присутствии всего генералитета, штаб и обер-офицеров (Н. Н. Г.).

Каблуки сомкнуты, подколенки стянуты, солдат стоит стрелкой! четвертого вижу, пятого не вижу.

Военный шаг аршин, в захождении полтора аршина. Береги интервалы.

Солдат во фронте на шагу строится по локтю; шеренга от шеренги три шага, в марше два; барабаны не мешай.

Береги пулю на три дня, а иногда и на целую кампанию, когда негде взять. Стреляй редко, да метко, штыком коли крепко; пуля обмишулится, штык не обмишулится; пуля дура, а штык молодец! Коли один раз! бросай басурмана со штыка! мертв на штыке, царапает саблей шею.

Сабля на шею! отскокни шаг, ударь, коли другого, коли третьего! богатырь заколет полдюжины, а я видал и больше. Береги пулю в дуле; трое наскочат - первого заколи, второго застрели, третьему штыком карачун! Это редко, а заряжать не коли; в атаке не задерживай.

Для пальбы стреляй сильно в мишень: на человека пуль двадцать купи свинцу, из экономии немного стоит. Мы стреляем цельно, у нас пропадет тридцатая пуля, а по полевой и по полковой артиллерии разве меньше десятого заряда.

Фитиль на картечь, бросься на картечь - летит сверх головы! пушки твои! люди твои! вали на месте, гони, коли! остальным давай пощаду! Грех

напрасно убивать; они такие-ж люди. Умирай за дом Богородицы! за Матушку! За Пресветлейший дом! Церковь Бога молит. Кто останется жив, тому честь и слава.

Обывателя не обижай, он нас поит и кормит; солдат не разбойник. Святая добычь: возьми лагерь - все ваше; возьми крепость все ваше. В Измаиле, кроме иного, делили золото и серебро пригоршнями. Так и во многих местах. Без приказа отнюдь не ходи на добычь.

В баталии полевой три атаки: в крыло, которое слабее. Крепкое крыло закрыто лесом; это немудрено! солдат проберется и болотом; тяжело через реку, без мосту не перебежишь. Шанцы всякие перескочишь. Атака в середину невыгодна, разве конница хорошо рубить будет, а иначе сами сожмут. Атака в тыл очень хороша; только для небольшого корпуса, а армию заходить тяжело.

Баталия в поле: линию против регулярных, кареями против басурман колонн нет, а может случиться и против Турков, что пятисотному карею надлежать будет прорвать 5-ти или 7-ми-тысячную толпу с помощью фланговых кареев. На тот случай бросится он в колонну; но в том до сего нужды не бывало. Есть безбожные, ветренные, сумасбродные французишки, они воюют на немцев и иных колоннами. Если бы нам случилось против них, то надобно нам их бить колоннами-ж.

Баталия на окопы - на основании полевой: ров не глубок, вал не высок! бросься в ров, скачи через вал, ударь в штыки, коли, гони, бери в полон! помни отрезывать; тут подручные конницы. В Праге отрезала пехота; да тут были тройные и большие окопы и целая крепость: для того атаковали колоннами.

* } Т.е. сподручные (Н. H . Г.)

Ш т у р м \ Ломи чрез засек, бросай плетни чрез волчьи ямы, быстро беги; прыгай чрез палисады, бросай фашины, спускайся в ров, ставь

лестницы, стрелки очищай колонны, стреляй по головам: колонны лети через стену на вал, скаливай, на валу вытягивай линию; караул к пороховым погребам; отворяй ворота коннице; неприятель бежит в город - его пушки обороти по нем. Стреляй сильно в улицы, бомбардируй живо: недосуг за этим ходить. Приказ: спускайся в город, режь неприятеля на улицах; конница руби. В дома не ходи, а бей на площадях. Штурмуй, где неприятель засел; занимай площадь, ставь гауптвахт, расставляй вмиг пикет к воротам, погребам, магазинам. Неприятель сдался - пощада! стена занята - на добычь.

Три воинских искусства.

Первое - глазомер, как в лагерь стать, как идти, где атаковать, гнать и бить.

Второе - быстрота. Поход полевой артиллерии от полу до версты впереди, чтобы спускам и подъемам не мешала. Колонна сближится; оная опять выиграет свое место; под гору сошед, на равнине на рысях. Поход по рядам или по четыре для тесной дороги, улицы для узкого мосту, для водяных и болотных мест по тропинкам; и только когда атаковать неприятеля, то взводами, чтоб хвост сократить. Не останавливайся, гуляй, играй, пой песни, бей барабан, музыка греми, - десяток отмахал! первый взвод снимай ветры,** ложись! за ним второй взвод, и так взвод за взводом: первая задних не жди. Линия в колонне на походе растянется, коли по четыре, то в полтора, а порядком - вдвое. Стояла на шагу, идет на двух; стояла на одной версте, растянется на две; стояла на двух - растянется на четырех! то досталась бы первым взводам ждать последних полчаса по пустому. На первом десятке отдых час. Первый взвод спрыгнул, надел ветры, бежит вперед десять, пятнадцать шагов (а на марше, прошед узкое место, на гору или под гору от 15 и до 50 шагов. Итак взвод, за взводом, чтобы задние между тем отдыхали.

Второй десяток! отбой; отдых час и больше; коли третий переход мал, то оба пополам, и тут отдых три четверти часа, или полчаса, или и четверть часа, чтобы ребятам поспеть скорее к каше. Это для пехоты.

Конница своим походом вперед; с коней долой! отдыхает мало и свыше десятка, чтобы дать коням в лагере выстояться. Кашеварные повозки вперед с палаточными ящиками. Братцы пришли, к каше поспели. Артельный староста: к кашам.

На завтраке отдых четыре часа; тож самое к ночлегу отдых 6 часов и до 8, какова дорога; а сближаясь к неприятелю, котлы, с припасам, снаровлены к палаточным ящикам, дрова запасены на оных.

При сей быстроте и люди не устали, неприятель нас не чает, считает нас за 100 верст, а коли издалека, то на 2, 3 стах и больше: вдруг мы на него как снег на голову. Закружится у него голова! Атакуй с чем Бог послал! Конница начинай! руби, коли, гони, отрезывай, не упускай! Ура! чудеса творят братцы.

Третье - натиск. Нога ногу подкрепляет, рука руку усиляет, в пальбе много людей гибнет: у неприятеля те же руки, да русского штыка не знает! Вытяни линию - тотчас атакуй холодным ружьем! Недосуг вытягивать линии - подвиг из закрытого из тесного места. Коли пехота - в штыки; конница тут и есть: ущелья на версту нет. Картечь чрез голову, пушки твои; обыкновенно кавалерия врубается прежде, пехота за ней бежит; только везде строй. Конница должна действовать всюду как пехота, исключая зыби; там кони на поводах. Казаки везде пролезут. В окончательной победе конница гони, руби! конница займется**, пехота не отстанет; в двух шеренгах сила, в грех полторы силы, передняя рвет, вторая валит, третья довершает.

Бойся богадельни!***. Немецкие лекарственницы издалека, тухлые, всплошь бессильные и вредные. Русский солдат к ним не привык. У нас есть в артелях корешки, травушки, муравушки. Солдат дорог! береги здоровье!

чисти желудок коли засорился, голод лучшее лекарство! кто не бережет людей - офицеру арест, унтер-офицеру и ефрейтору палочки, да и самому палочки кто себя не бережет. Жидок желудок, есть хочется? по закате солнышка немного пустой кашки с хлебцом, а крепкому желудку буквица в теплой воде, или корень коневьяго щавелю. Помните, господа, полевой лечебник штаб-лекаря Белопольского: в горячке не ешь хотя до двенадцати дней, а пей солдатский квас - то и лекарство! А в лихорадке не пей, не ешь, штраф! за что себя не берег!".

Богадельни первый день мягкая постель, второй - французская похлебка, третий день ее братец домовище** к себе и тащит! один умирает, а десятеро хлебают его смертный дых. В лагере - больные слабы; хворые - в шалашах, не в деревнях: воздух чище. Хоть без лазарету и вовсе без больных быть нельзя: тут не надобно жалеть денег на хорошие лекарства, коли есть где купить, и сверх своих и на прочие выгоды без прихотей. Да все это неважно; мы умеем себя беречь; где умирает от ста один человек, а у нас и от 500 в месяц меньше умрет. Здоровому питье - воздух, еда больному - воздух.

Богатыри! неприятель от Вас дрожит; да есть неприятель больше богадельни! Проклятая немогузнайка, намека, догадка, лживка, лукавка, краснословка, краткомолвка, двуличка, вежливка, бестолковка, кличка, чтоб бестолково выговаривать, край прикак, а фок, вайрках, рок-ад и прочее стыдно сказать. От немогузнайки много, много беды!

Солдату надлежит быть здорову, храбру, тверду, решиму, правдиву, благочестиву; молись Богу! От Него победа. Чудо-богатыри! Бог нас водит. Он нам генерал.

За немогузнайку офицеру арест, а штаб-офицеру от старшего штаб- офицера арест квартерный.

Ученье свет, а неученье тьма; дело мастера боится; и крестьянин не умеет сохой владеть - хлеб не родится. За ученого трех неученых дают. Нам

мало трех: давай нам шесть! давай нам десять на одного! всех побьем, повалим, в полон возьмем! Последнюю кампанию неприятель потерял счетных семьдесят пять тысяч, только что не сто; он искусно и отчаянно дрался, а мы и одной полной тысячи не потеряли. Вот, братцы воинское обучение; господа офицеры, какой восторг!

По окончании развода фельдмаршал сам командует: к паролю! - С обеих крыл часовые вперед! - Ступай! на караул!

По отдаче Генералитету или иным пароля, лозунга и сигнала, следует похвала, или в чем хула разводу. - Потом громогласно:

Субординация,

Экзерциция,

Дисциплина,

Здоровье,

Опрятность,

Бодрость,

Смелость,

Храбрость,

Слава, Слава, Слава!

Приказы и инструкции Суворова по обучению австрийской армии в 1799 году

А.ПРИКАЗЫ. I.

Обучаться пехоте на пехоту, кавалерии на пехоту, пехоте на кавалерию. Пехота, стоя на месте, стреляет по наступающей пехоте с 60 шагов, а на 30 сама бросается в штыки. В атаке действовать холодным оружием. Употреблять всегда шаг военный в аршин , в захождении полтора аршина сблизившись с неприятельской пехотой на 80 сажень - пробежать вперед до 15 шагов, а кавалерия - карьером на 30 сажень чрез картечную черту тяжелой артиллерии, чтоб летела картечь сверх головы; то же самое на 60 сажень против полковой артиллерии. Черта верного ружейного выстрела 60 шагов; расстояние это уже пробегут со штыками. На том же основании действует и кавалерия.

В строю становиться по локтю. Повороты и деплоирование в обыкновенных случаях делать скорым шагом.

Движение производить в колонне повзводно справа или слева шаг в аршин, при захождении полтора.

Фронт выстраивать захождением повзводно.

Готовься к атаке! - тут пальба взводами недолго.

По команде готовься! люди задней шеренги отскакивают в сторону вправо и становятся в две шеренги, а потом вскакивают опять на прежнее место. Всем этим заниматься недолго.

По сигналу марш! вперед! линии двигаются полным шагом живо. Ружье в правую руку! Штыки держать вкось без помощи ремня. - Как дойдет до рукопашного если на кавалерию - то колоть штыком и лошадь и человека; если на пехоту то штык держать ниже и ближе обеими руками. На 80 сажень картечный выстрел из больших орудий пехота пробежит вперед до 15 шагов; то же самое - на 60 саженях, когда картечь из малых пушек: неприятельская картечь летит сверх головы.

Когда линия в 60 шагах от неприятеля - офицеры с флангов выбегают вперед: "ура Франц!" рядовые вперед - и неприятеля колят... Тут уже только кровь!

Штыком может один человек заколоть трех, где четырех: а сотня пуль летит на воздух. Казаки должны всегда держаться за кавалерией; их быстрота довершает победу... и как только неприятель сбит, то ни один человек не спасется.

Быстрота и натиск душа настоящей войны. Бегущего неприятеля истребляет одно преследование.

Победителю прилично великодушие. Бегущий неприятель охотно принимает пардон. Смерть или плен - все одно.

Пища поддерживает силы человека; в случаях особенных надобно довольствоваться малым. Кавалерия сама снабжает себя фуражем.

Казаков надобно ставить вслед за пехотою, полками или сотнями, чтобы немедленно преследовать неприятеля, лишь только начнет отступать.

В боевом порядке казаки должны строиться, смотря по местности, малыми или крупными частями, или позади линии, или по флангам. Как только неприятельская линия сбита, казаки по своей быстроте отлично преследуют и в особенности забирают пленных. Иногда должны они кричать неприятелю: пардон! пардон!

Когда неприятель бежит, то его провожают ружейным огнем. Он не стреляет, не прикладывается, не заряжает. Много неудобств спасаться бегством.

Когда же за ним штыки, то он еше реже стреляет, а потому не останавливаться, а ускорять его бегство штыками.

День готовиться к маневрам. С утра упражняться штыками и саблями. По временам производить натиск пехоте против пехоты, кавалерии против кавалерии; поодиночке, повзводно, ротами, эскадронами, батальонами, полками, как признается удобнее. - Особенно же следует беречь лошадей, человек лучше отдыхает.

Битва между двумя армиями на штыках белым оружием.

В каждой из линий, а частью и в резерве, должны быть значительные интервалы.

Конная артиллерия стреляет смело, наступая, совершенно независимо от направления линий. Конная артиллерия скачет вперед как сама хочет. - Вместо рассыпанных застрельщиков в каждом капральстве иметь по 4

хороших стрелка. Они стреляют в ранжире (в своем ряду и в шеренге); а могут также несколько выбегать вперед. Только не терять напрасно пуль.

Когда обе противные армии находятся в расстоянии хорошего пушечного выстрела, то атакующие линии идут на противника. Подойдя на 80 сажень, т.е. к черте хорошего картечного выстрела, - до того линии шли скорым шагом в аршин и даже в полтора, - бегут вперед до 15 или 30 сажень от неприятельских пушек, чтобы картечь летела сверх головы; тоже самое начинать с 60 сажень или 180 шагов пред полковыми орудиями: последние 60 шагов от неприятельского фронта, то есть расстояние верного ружейного выстрела пробегают со штыками, - колоть, кричать: vivat Franz ! - а обер и унтер-офицеры: коли! коли!

Армия, стоящая на месте, открывает действие пушками. - Ружейный огонь плутонгами начинается с 60 или 80 шагов, а когда противник подойдет на 30 шагов, то стоящая армия сама двигается вперед и встречает атакующаго армию штыками. Штыки держать плоско правой рукою, а колоть с помощью левой. - При случае не мешает и прикладом в грудь или по голове.

В этом и весь секрет: пехота проходит сквозь пехоту и кавалерию; кавалерия - сквозь пехоту и кавалерию; а как только все прошли насквозь. - строятся линии опять на прежнем расстоянии, где и командовать стой! - Задняя линия проходит сквозь переднюю, и налево кругом. - Кавалерия по четыре налево кругом. - Тут уже станут на заднюю шеренгу.

Тот же самый маневр повторяется. Армия, которая прежде была атакующей, теперь уже стоит на месте; а стоявшая прежде - теперь атакует и тоже самое наблюдается. - Vine **.

Не худо сказать солдатам какую-нибудь сильную речь, и затем - по!<>мам.

Победи (Н. H . Г.).

План операционный: в главную квартиру, в корпус, в колонну. Ясное распределение полков. Везде расчет времени. В переписке между начальниками войск следует излагать настоящее дело ясно и кратко, в виде записок без больших титулов; будущие же предприятия определять вперед на сутки или на двое.

Недовольно, чтобы одни главные начальники были извещены о плане действия. Необходимо и младшим начальникам постоянно иметь его в мыслях, чтобы вести войска согласно с ним. Мало того: даже батальонные, эскадронные, ротные командиры должны знать его; по той же причине, даже унтер-офицеры и рядовые. Каждый воин должен понимать свой маневр. Тайна есть только предлог больше вредный, чем полезный. Болтун и без того будет наказан.

Вместе с планом должен быть приложен небольшой чертеж, на котором нет нужды назначать множество деревушек, а только главные и ближайшие места, в той мере сколько может быть нужно для простого воина; притом нужно дать некоторое понятие о возвышениях (горах).

Б. Инструкция

"Итальянская армия обязана большей частью побед своих быстрому наступлению и сомкнутым атакам в штыки; а потому все господа генералы должны на каждой дневке упражнять вверенные им войска в действиях этого рода

В отдалении от неприятеля в походе идти рядами, потому что для нижних чинов это легче и удобнее. На каждую немецкую милю (7 верст) час отдыху, а если весь переход мили ЪН и до пяти, то подъем в 2 часа утра: вьючные лошади с котлами и мясом посылаются вперед, чтобы люди могли получить пищу, необходимую для поддержания их сил.

В расстоянии около часа от неприятеля выстраиваются взводы, а лишь только подойдут под пушечный выстрел, берут ружья под приклад и идут в ногу, потому что это единственное средство наступать скоро.

В 1000 шагах от неприятеля всегда строиться в две линии, а потом с музыкой и обыкновенным шагом подойти на 300 шагов от противника; артиллерия всегда становится так, чтобы не мешать движению других войск, и деятельно производить пальбу.

В 300 шагах команда: стой! р а в н я й с ъ! пальба взводами! заряжай! взвод г о т о в с ь! к л а д с ъ! - пли!

"Затем бить отбой, а когда люди совершенно приготовятся, то команда:

Слушай! атака всем фронтом ружья на перевес!.

Войска берут ружья на перевес и крепко держат их в правой руке. Марш!

Войска трогаются несколько усиленным шагом, с музыкой, с распущенными знаменами, и когда подойдут на 200 шагов, то командовать: Марш-марш!

Войска удваивают шаг: в расстоянии 100 шагов опять командовать: Марш-марш!

По этой команде люди хватают ружья левой рукой и бегом бросаются на неприятеля с криком ура!

Неприятеля надо колоть штыком прямо в живот, а если который штыком не проколот, то прикладом его.

Во время учений командовать стой! и бить отбой на том самом месте, на котором предполагается неприятель и которое всегда должно быть обозначено забором и плетнем. Господа офицеры должны в этом случае особенно наблюдать, чтобы фронт быстро выравнялся. Быстрота равнения

есть душа армии на местности пересеченной; надобно упражнять в этом войска как можно чаще.

Вторая линия подвигается вперед сомкнуто и держит ружья на плече вслед за первою, на дистанции 200 шагов, имея между батальонами по 300 шагов интервала.

Кавалерия становится в третью линию или на флангах второй, смотря по обстоятельствам, но всегда поэскадронно или подивизионно; во время самой атаки она кидается на неприятеля с фланга или с тыла. Казаки остаются в колонне за кавалерией, преследуют неприятеля и окончательно его истребляют.

Он умел рассказать о сложном гениально просто.

Рисунки и чертежи А. В. Суворова впервые были изданы с пояснительным текстом К. Нонненмана в 1913 году. В 1996 году они были репринтно переизданы в серии «Библиотека Российского офицера» (составитель Григорьев Анатолий Григорьевич). По мнению составителя «Антологии отечественной военной мысли» рисунки и чертежи А.В. Суворова характеризуют его стремление к той простоте объяснения, которая является результатом проникновения гения в глубины сущности сложнейших явлений и демонстрацией его способностей говорить о них доступно для людей с обыденным сознанием своего времени. Суворов А.В. был велик как психолог и педагог. В единстве со знанием законов и принципов вооруженной борьбы это делало его непобедимым полководцем. Такой подход побудил поместить этот материал в данном издании.

<} Т.е. ранцы (H . H . Г.).

I . e . если конница остановлена (H . H . Г.). I оспиталь

Уставам. Вот причина, почему Суворов часто напоминает меру военного шага (H . H . Г.)


Воинские добродетели.

В истории военного искусства постоянно усовершенствовалось оружие, изменялась тактика, но в центре всё равно оставался человек, умевший оружием владеть и наученный тактическим приемам. Но вот, разбойник тоже с оружием ходит и у него тоже есть своя, вероломная «тактика». И человека, разоряющего население в местах военных действий, грабящего убитых и раненых на поле сражения называют мародером. А если на таком мародере солдатский мундир, можно ли назвать такого человека настоящим воином? Оказывается, нет, ибо такой горе-воин бесчестит не только себя, но и свою армию. Настоящий воин должен обязательно иметь добрые качества, которые называются воинскими добродетелями. И эти качества, прежде всего, определяют силу воина и силу армии, к которой он принадлежит.

Вот какие критерии оценки силы армии указывает начальник Академии Генерального Штаба российский царский генерал Михневич: «Так, в древности численности войска придавали первенствующее значение, пока не убедились в важности обучения и воспитания, затем предводительства, вооружения и т.п. Теперь для оценки силы армии мы, прежде всего, обратим внимание на нравственные качества воинов, потом на качества предводительства, затем уже на число, потом на обучение и, наконец, на вооружение войск» (1, 9).

Великий российский полководец Александр Суворов духовно-нравственные качества воина, приводящие к победе, выразил так: «Послушание, обучение, дисциплина, чистота, здоровье, опрятность, бодрость, смелость, храбрость – победа» (2, 331).

Почему всё начинается с послушания ? Оказывается, без послушания воин не воин, а сам себе командир. В армии такому бойцу делать нечего. О важности послушания-повиновения говорил и ученик Суворова – Михаил Илларионович Кутузов: «Не тот истинно храбр, кто по произволу своему мечется в опасность, а тот, кто повинуется». Послушание очень важно в боевой обстановке, так как невыполнение приказа может привести к катастрофе, и за эту катастрофу будет отвечать старший командир. Поэтому командир за непослушание может очень строго наказать. Тогда вполне ясными становятся слова Суворова, обращенные к одному из его подчиненных, дабы показать тому важность ситуации: «Если всё не будет в полном порядке, я повешу Вас, не смотря на мое личное уважение к Вам» (18, 233).

Вот пример строгости генерала по отношению к своему подчиненному, занимавшему большую воинскую должность. В 1942 году 62-я Армия, которой командовал генерал Василий Чуйков, вела тяжелые бои с гитлеровцами в центральной части Сталинграда. Чуйкова бойцы любили, хотя генерал был строг. А любили за то, что Василий Иванович сам лично лез в окоп к бойцу, чтобы тому помочь, взбодрить, укрепить дух, если тот ослаб, подсказать, утешить. За это прозвали бойцы Чуйкова «окопным генералом». В то же время «окопный генерал» строго спрашивал с подчиненных, особенно если это касалось невыполнения боевого приказа. Вот как это было: «Вся 62-я Армия наступает – одна дивизия как в землю вросла. Не идут в атаку, и всё тут! Приехали на командный пункт дивизии, – огонь действительно страшный. Чуйков и Федор (адъютант генерала, его родной брат) как всегда в комбинезонах, знаков различия не видно. Влетели в блиндаж. Чуйков комдиву без разговоров – в лоб! Но у того охрана была; один парень – гора, под два метра ростом, так двинул Чуйкова, что тот с катушек долой. Федор хватает автомат, а на них уже стволов пять смотрят. Чем бы это кончилось – один Бог знает, но у Чуйкова при падении комбинезон распахнулся, стали видны погоны. Узнали его, оружие опустили. Чуйков с одного удара послал того богатыря в нокаут. Постоял, посверкивая одним глазом (другой уже стала затягивать опухоль цвета сливы), полез в карман (все похолодели) и вытащил … портсигар. Бросил его на разложенные карты: «Когда этот очухается – отдайте ему от меня на память. Не многим удавалось меня с ног сбить! А ты – это уже комдиву – если через пять минут не поднимешь людей из окопов – расстреляю! Повернулся и вышел» (12, 41-42).

В то же время подчиненные «окопного генерала» понимали, что на командарме лежит ответственность за каждого из них, за каждую пять земли, на которой его армия вела бои. И командарм личным примером доказывал, что он, как и они, врос в Сталинградскую землю и ни за что не отдаст ее захватчикам… И в большом, и в малом, и в боевой, и не в боевой обстановке генерал тоже был в послушании, и не только у командующего фронтом, но и у своей совести.

Приведу эпизод, описанный Василием Ивановичем в книге: «Сражение века»: «Вечером с той стороны Волги (не занятой немцами) вернулся член Военного Совета Гуров. Помолодевший лет на десять, он успел там попариться в бане и сменить белье. Зная, что я тоже больше месяца не мылся, он стал уговаривать меня съездить за Волгу. Соблазн был очень велик, но я отказался. Что подумают бойцы армии, видя командарма в такой тяжелый момент плывущим на левый берег?» (11, 207).

Следующей ступенью в ряду Суворовских воинских добрых качеств стои т обучение . Если новобранца обучили послушанию, а воинскому искусству он не научен, то непослушный новобранец превратился в послушного, но опять же новобранца, а не воина. «Войско необученное, что сабля неотточенная», – говорил Александр Васильевич.

А саблей неотточенной много не навоюешь. У Суворова учились все: командиры, солдаты, тыловые работники и даже лошади. Он внезапно появлялся со своей армией там, где его не ожидал противник. Александр Васильевич быстро принимал решения, отдавал приказы и его обученные чудо-богатыри поражали противника в наиболее уязвимом месте. А для этого полководец «с неумолимой строгостью требовал, чтобы командиры принимали все меры для облегчения солдатам быстрых маршей. Кашевары должны быть всегда впереди, чтобы солдаты приходили к готовым котлам; палатки должны быть поставлены к приходу солдат на ночлег. Обувь, одежда, амуниция – всё приспособлялось к тому, чтобы обеспечить войскам быстроту передвижения… До Суворова русская конница ходила в атаку на рысях. Суворов научил конницу свою бурным атакам «марш-маршем», то есть на полном скаку… Суворов изобретал новые приемы боя, каких не знал противник. Так, он учил войска не только ночным походам, но и ночным боям. Суворовские войска не раз одерживали победы, нападая на противника неожиданно, ночью… Всей душой любил полководец русского солдата, и солдат отвечал ему такой же любовью» (27, 241-242). Труд полководца и любовь его к воинам и любовь воинов к Суворову и их воинский труд совершали чудо – простые крестьяне превращались в чудо-богатырей.

В списке добродетелей воинских у Александра Васильевича Суворова стоят: послушание и дисциплина . Разве это не одно и то же? У великого полководца есть между словами разница. Дисциплина, в отличие от безропотного послушания, несет в себе еще элемент личной инициативы. Слово «disciplina» латинское, и в переводе означает «учение, обучение, наука». Суворов учил своих чудо-богатырей самостоятельности, инициативе. «Я велю вправо (идти), а должно влево – меня не слушать. Я велел вперед, ты видишь (что нельзя)… не иди вперед», – говорил он.

В отличии от суворовских орлов в армии прусского короля Фридриха, прозванного Великим, солдаты были ненадежны. Они слушались своих командиров больше за страх, нежели за совесть. Король добился того, что солдат боялся палки своего капрала (отделенного командира) больше, чем неприятеля. «От офицера до последнего рядового никто не должен рассуждать», – говорил прусский король (18, 135). Суворов же доверял своему солдату, знал, что тот до конца исполнит долг перед своим Отечеством.

Не случайно в списке добрых воинских качеств стоит нравственная чистота . «Блаженны чистые сердцем; ибо они Бога узрят» (Мф 5,8), – так учил Господь Иисус Христос в Своей Нагорной проповеди народ. Чистый сердцем человек бежит от всяких злых дел: лукавства, пошлости, насмешек, сквернословия, измены, насилия. Если чистоты в воине нет, Бог его или вразумит, а то и попустит строгому наказанию, вплоть до смерти.

Вот как о вразумлении Божьем пишет в своих мемуарных записках «Урок сорванцу» известный офицер-партизан Отечественной войны 1812 г. Денис Давыдов: «Будучи адъютантом князя Багратиона… я выпросился у него в первую цепь (т.е. на переднюю линию) будто бы для наблюдения за движением неприятеля, но, собственно, для того, чтобы погарцевать на коне, пострелять из пистолетов, помахать саблею и… если представится случай – порубиться.

Я прискакал к казакам, перестреливавшимся с неприятельскими фланкерами. Ближайший ко мне из этих фланкеров, в синем плаще и медвежьей шапке, казался офицерского звания. Мне очень захотелось отхватить его от линии и взять в плен. Я стал уговаривать на то казаков… Никто из них не хотел ехать за мною. …К несчастию, в моей молодости я недолго уживался с благоразумием. Вскоре задор разгорелся, сердце вспыхнуло и я как бешеный толкнул лошадь вперед, подскакал к офицеру довольно близко и выстелил по нему из пистолета. Он, не прибавив шагу, отвечал мне своим выстрелом… Не надеясь на содействие казаков, но твердо уверенный в удальстве моего коня…, я подвинулся к офицеру еще ближе, замахал саблею и принялся ругать его на французском языке как можно громче и выразительнее. Я приглашал его выдвинуться из линии и сразиться со мною без помощников…

В это самое время подскакал ко мне казачий урядник и сказал: «Что Вы ругаетесь, Ваше благородие?! Грех! Сражение – святое дело, ругаться в нём всё тоже, что в Церкви: Бог убьёт! Пропадёте, да и мы с вами. Ступайте лучше туда, откуда приехали». Тут только я очнулся, и почувствовав всю нелепость моей пародии троянских героев возвратился к князю Багратиону». (8, 118-119)

А вот что о важности воинской чистоты рассказал своим чадам греческий старец Паисий, участвовавший в молодости в боевых действиях: «Знаешь, как пуля быстро находит безнравственных людей на войне? На войне Божественную справедливость и попечение о людях видно особенно отчётливо. Война не терпит бесчестия – человека безнравственного быстро находит пуля. Однажды наши две роты должны были сменить на передовой батальон, который уходил на отдых. Во время смены коммунисты пошли на нас в атаку, и закипел бой. А один солдат из уходившего батальона совершил за день до этого мерзкое бесчестие – насилие над несчастной беременной женщиной. Ну и что же: в том бою был убит только он один. Разве это не страшно? Все потом говорили: «Так этой скотине и надо – поделом шлёпнули». А ещё случается с теми, кто лукавит, стремится убежать да улизнуть – в конечном итоге оказываются убиты именно они» (18, 284-285).

Генералиссимус Суворов очень большое значение придавал здоровью воина. «Будучи сам солдатом, Суворов отлично знал что солдату нужно. Солдат дисциплинирован, обучен, вооружён, но если он нездоров, все его хорошие качества уже не имеют смысла. Поэтому заботу о здоровье армии Суворов считал одним из главных дел полководца. В его «Науке побеждать» есть такие строки: «Солдат дорог, береги здоровье… Кто не бережёт людей – офицеру – арест, унтер офицеру и ефрейтору – палочки, да и самому палочки, кто себя не бережёт». А надо сказать, что Суворов был противником палочной дисциплины. «Умеренное военное наказание, говорил он, — смешанное с ясным и кротким истолкованием погрешности, более тронет солдата, нежели жестокость, приводящая оного в отчаяние». Но если речь шла о здоровье, как видим, он готов был прибегнуть и к такому наказанию». (20, 137)

Говоря об опрятности нужно отметить, что Александр Васильевич Суворов сам был опрятен и требовал этого качества от подчинённых. Вот как Денис Васильевич Давыдов вспоминает свою встречу с великим полководцем в 1793 году: «Мы все ожидали выхода Суворова в гостиную… Вдруг растворились двери из комнат, отделённых столовою от гостиной, и Суворов вышел оттуда чист и опрятен, как младенец после Святого Крещения. Волосы у него были как представляются на его портретах. Мундир был на нём генерал-аншефский того времени, легкоконный, то есть тёмно-синий с красным воротником и отворотами, богато шитый серебром, нараспашку, с тремя звёздами. По белому летнему жилету лежала лента Георгия первого класса; более орденов не было… Сапоги, доходившие до половина колена, вроде лёгких ботфорт, шпага на бедре … Так я … увидел Суворова». (8, 98-99)

Следующей ступенью на пути к победе стоит бодрость . Военному человеку без бодрости не обойтись. Об этом очень важном качестве разговор будет и в дальнейшем, так как оно дает воину возможность не только трезво и бодро оценить внешнюю обстановку и правильно к этой обстановке отнестись, но и, посмотрев внутрь себя самого, увидеть свои мысли, чувства, желания и дать им нужную оценку. Бодрость – это бдительность, это умение знать, что происходит вокруг тебя, правильны ли твои действия в этом, и что творится внутри тебя самого: умеренная радость или ненужная печаль, смелость или безрассудство, послушание или самолюбивый ропот. А после внутреннего самоанализа постараться найти причину всего недоброго и, с Божьей помощью, от недоброго отлагаться.

Так, например, Денису Васильевичу Давыдову понадобилось немало времени, чтобы действия свои в перестрелке и ругани с французским офицером в 1807 году оценить как нелепые, безрассудные. Уже позже, под начальством генерала Кульнева Давыдов «познает цену спартанской жизни, необходимой для всякого, кто решил нести службу , а не играть со службою » (8,73).

Суворов знал, что для бодрости страшною болезнью является праздность и потому говорил: «Праздность – корень всякому злу, особливо для военного человека». (2, 271) Поэтому-то полководец и вставал раньше своего войска, сам поднимал подчинённых петушиным криком, а по подъёму говорил солдатам: «Смотрите, уж птички Божии поднялись, а нам грешно не встретить солнышко в чистом поле!» (3, 296). А вот воспоминания одного офицера о командире полка Суворове и что в этом полку было: «Нет у нас ни балов, ни пирушек, ни попоек, а о карточной игре – ни гу-гу! Сохрани Бог» (3, 297). Вот Господь Бог и хранил.

Предваряет победу храбрость, а перед нею стоит смелость . Разве это не одно и то же? Попробуем разобраться.

Вот какое толкование смелости даётся в «Большом толковом словаре Русского языка» под редакцией Д. Ушакова: «в первом значении смелый – это отважный, решительный, не боящийся затруднений, опасностей…Во втором – это вызывающий, дерзкий, выходящий за границы того, что принято (28, 1014). Наверное, надо предположить, что Александр Васильевич Суворов придавал слову «смелый» первое, благородное значение. Смелый тот, кто осмелился на опасное дело, бодрено взвесив свои силы, проявляя при этом или разумную инициативу, или исполняя трудный приказ. Исходя из этого, попробуем вместе порассуждать над строками из книги генерала Александра Ильича Родимцева «Гвардейцы стоили насмерть». Генерал Родимцев в Сталинградской битве командовал 13-ой гвардейской дивизией, входившей в состав 62-ой армии генерала Чуйкова. Защитники знаменитого дома Павлова, в свою очередь, принадлежали 13-ой гвардейской дивизии. Вот что пишет Александр Васильевич в своей книге: «На личной карте Паулюса дом, о котором я расскажу, был отмечен как крепость. Пленные немецкие разведчики считали, что его обороняет батальон. Об этом доме сначала узнала наша армия, потом вся страна, потом весь мир».

Далее автор пишет о том, что одинокий дом, стоявший на Площади 9-го января, в конце сентября 1942 года, в период тяжёлых сталинградских боёв, привлёк его внимание выгодностью позиции, и генерал дал приказ обследовать здание. На разведку послали сержанта Якова Федотовича Павлова, как сметливого и инициативного младшего командира, и с ним ещё трёх бойцов. Воины обнаружили в подвале исследуемого дома местных жильцов, которые сказали, что в соседнем подъезде, судя по всему, немцы. Павлов с подчинёнными продолжил разведку. В книге у Родимцева: «Сержант оставил Глущенко и Александрова охранять вход в подъезд, а сам с Черноголовом отправился к правой квартире… Дверь открылась бесшумно. Войдя в тёмную переднюю Павлов и Черноголов уловили за стенками приглушенные голоса. Затаив дыхание прислушались. Да, это была чужая, отрывистая речь. Затем раздался беспечный хохот. Павлов пошарил руками дверь: она открывалась из передней вовнутрь квартиры. Это хорошо.

«Вот и пришла та самая минута, ради которой, может быть, ты и жил на свете, — подумал сержант. – Выбирай: можно вернуться в роту и доложить командиру, что в доме гитлеровцы, и что ты не рискнул с тремя бойцами атаковать их – и никто тебя не осудит, так как задача выполнена. Но можно поступить и по-другому… Яков Федотович, взвесив всё, принимает смелое решение.

— Готов? – прошептал Павлов Черноголову.

— Действуем. Сначала я бросаю две гранаты и даю очередь из автомата. Затем – ты, тоже из автомата, только меня впотьмах не зацепи. Понял?

— А сейчас прижмись к стенке, начинаю! Сильным ударом ноги Павлов распахнул дверь и одну за другой швырнул в комнату две гранаты… Мгновенные вспышки огня, взрывы, стоны. Ворвавшись в комнату он длинной очередью прострелял её от угла до угла. Вслед за ним короткими очередями начал бить Черноголов…

Когда всё стихло, они увидели через окно залитую лунным светом площадь. На столе у окна тускло поблёскивал пулемёт, установленный на сошках… Пол был завален бумагами, гильзами. Посреди комнаты распластался здоровенный детина. Два других фашиста лежали у стола». (28, 288)

«Проверив квартиру за квартирой, этаж за этажом разведчики ничего больше подозрительного не обнаружили в доме. Только в подвале третьего подъезда укрылись обеспокоенные ночной стрельбой жильцы. «Неужели вы нас одних оставите?» — с тревогой в голосе обратилась к бойцам пожилая женщина. Павлов молча посмотрел на людей. Их было человек тридцать: старики, женщины, подростки, дети… Ну как уйдёшь отсюда? Долго ли какому-нибудь пьяному или одичалому от крови фашистскому головорезу ради забавы швырнуть сюда гранату?

Нужно заметить, что при ликвидации разведчиками фашистов, нескольким немцам, находящимся в другой комнате удалось убежать через окно. Павлов это знал и знал, что скоро надо ожидать атаки гитлеровцев. Опять сержант встал перед выбором: приказ по разведке выполнен, можно возвращаться к своим. И в тоже время, зная о фашистских зверствах не понаслышке, Яков Федотович представлял, что могут сделать захватчики с мирными жителями, мстя за своих.

Позже Павлов рассказывал, что именно тогда, находясь в этом подвале, он по настоящему понял, что он не просто боец Красной Армии, а воин-освободитель, и что он вместе с бойцами не только изгнал гитлеровцев из дома, но и избавил от фашистского рабства десятки советских людей» (29, 289).

И, видя важность правильного выбора, воин-освободитель сержант Яков Федотович Павлов принимает отважное, смелое решение. Обращаясь к бойцам, командир говорит: «Будем здесь держать оборону». И четвёрка отважных отбивает несколько фашистских атак. Потом к маленькому гарнизону приходит пополнение: ещё двадцать два гвардейца. 58 дней гитлеровцы атаковали несокрушимый бастион, но так и не захватили его.

В русском народе есть умная поговорка: «Смелые города берут». А можно к этому ещё добавить: «И ни крепостей, ни домов не сдают».

У Александра Васильевича Суворова есть такие слова: «Солдату – отважность, офицеру – храбрость, генералу – мужество».

Отважность (или смелость, согласно объяснению Большого толкового словаря Ушакова), солдатское доброе качество, – важности дела не убояться и посметь его выполнить. Храбрость – качество командира, офицера. Умение повести за собой смелых и не очень, когда и у смелых бывает силы духа на исполнение дела не хватает.

Вот удачный, на мой взгляд, этому пример из истории Отечественной войны 1812 года. Во время Бородинского сражения русские войска стойко отражали нападение французов на Курганную высоту. Всё же около 10 часов утра французская бригада генерала Бонами ворвалась на батарею генерала Раевского, защищавшего возвышенность. «Но не успели французы закрепиться на высоте, как генерал-майор А.П. Ермолов <…> организовал блестящую контратаку. Он проезжал мимо с поручением от Кутузова во 2-ю армию и увидел беспорядочный отход русских от Курганной высоты, только что занятой французами. Ермолов обнажил саблю, остановил бегущих, взял из резерва четыре полка и лично, на коне, повёл их в штыковую атаку, причём, по его рассказу «имел в руке пук Георгиевских лент со знаками отличия военного ордена, бросал вперёд по нескольку из них, и множество стремилось за ними»». (23, 186)

Смелость и храбрость всегда ходят рядом. Главное, чтобы эти качества всегда ценились и, чтобы память о тех, кто этими качествами обладал и обладает, не иссякала. И ещё будем помнить, что «только в боях за «дом Павлова» гитлеровские войска <…> понесли значительно бо́льшие потери, чем при взятии Парижа!» (29, 626)

За храбростью всегда стоит любовь : любовь к Родине, к народу, к ближнему, к боевому товарищу, к командиру, к подчинённому. А вместе с любовью рядом стоит личный пример. Ведь недаром российский полководец и военный теоретик генерал М.И. Драгомиров говорил: «Работают у того, кто сам работает, и на смерть идут у того, кто сам её не сторонится» (20, 140)

М.И. Кутузов говорил солдатам, изгнавшим Наполеона из России: «Каждый из вас есть спаситель Отечества». Спасителем Отечества называли самого Кутузова, и это было справедливо. Но Кутузов такое высокое звание переложил на каждого в своей армии – и справедливость стала полной». (20, 136)

Учил Суворов: «Кто храбр – тот жив, кто смел – тот цел». А чтобы воспитать в воинах российских храбрость и смелость – нужно их любить. Любить так, как любил Суворов своих солдат. «Люби солдата и он будет любить тебя. В этом весь секрет», – учил Суворов (18, 264).