Современные эпиграммы. Эпиграммы на знаменитых людей. Поэту Глебу Кузьмину

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Валентин Гафт

Эпиграммы

М.Казакову

– Неполноценность Мишу гложет
Он хочет то, чего не может,
И только лишь после «двухсот»
Он полноценный идиот.

Все знают Мишу Казакова
Всегда отца, всегда вдовца
Начала много в нем мужского,
Но нет мужского в нем конца.
М.Ульянову

– Признаюсь, думал, вы типаж,
Но жизнь сомнения разбила.
Вновь вижу я в который раз
Не просто роль, а просто диво.
И.Саввиной

– Все это правда, а не враки
И вовсе не шизофрения.
В Крыму гуляли две собаки,
Поменьше шпиц, побольше – Ия.
Г.Беляевой

– Какой пассаж, какая смелость:
Перед комиссией разделась.
Актрисой стали Вы теперь,
«Мой ласковый и нежный зверь».
Л.Ахеджаковой

– Везде играет одинаково
Актриса Лия Ахеджакова.
Великолепно! В самом деле
Везде играет на пределе.
Н.Гундаревой

– Она играет на пределе
Сексуалогию в кино.
А весь успех в роскошном теле
Доступном всем давным-давно.
И.Мирошниченко

– В конском черепе у дамы
Раздалось змеи шипенье,
Ну а «Кинопанорама»
Приняла это за пенье.
А.Джигарханяну

– Гораздо меньше на земле армян,
Чем фильмов, где играл Джигарханян.
И.Смоктуновскому

– Нет, он совсем не полоумный,
Из театра в театр неся свой крест.
Всегда выигрывает в сумме
От этой перемены мест.
О.Ефремову

– Олег, не век – полвека прожито,
Ты посмотри на рожу-то!
М.Ножкину

– На шпагах драться из-за дамы,
Зачем такая карусель?
А ты на даму – эпиграмму,
Что не легла тебе в постель.
Л.Гурченко

– Ей повезло – все знать, все мочь,
Хоть водку глушит из стакана,
А «карнавальная нам ночь»
Звездой мигает всем с экрана.
Но всех пока одно тревожит:
Без мата Гурченко не может.
О.Табакову

– Чеканна поступь, речь тверда
У Лелика, у Табакова.
Горит, горит его звезда
На пиджаке у Михалкова.
Н.Белохвостиковой

– Вы в «Тегеране-43» одна
Что там разведчики, шпионы,
Премьеры, президенты и вожди.
Парили вы, хоть без короны
И без таланта, Натали.
Михалковым

– Россия! Чуешь этот страшный зуд
Три Михалковых по тебе ползут.
Е.Симоновой

– Тобою, Женя, восхищен
Не только я, советский зритель,
Но вы по-дружески поймите,
Что мелодрамой сыт и он.
С.Коркошко

– Мордашка хороша у Светланы Коркошко,
Таланта немножко у той же Коркошко.
И.Кваше (на фото)

– Артист великий, многогранный,
Чего-то глаз у вас стеклянный?
Быть может это фото-брак?
Но почему хорош пиджак?
Р.Нифонтовой

– Сейчас на сцене ты наводишь скуку.
А вспомни, было ведь когда-то
Твое «Хождение по мукам».
Как ты сыграла! И без блата.
О.Далю

– Уходит Даль куда-то в даль…
Не затеряться бы в дали.
Немаловажная деталь:
Вы все же Даль, а не Дали.
И.Муравьевой

– В искусстве для тебя теперь
Открыты двери.
И зря твердит молва -
«Москва слезам не верит».
Сыграла Ира очень натурально,
Еще чуть-чуть и будет гениально.
Г.Волчек

– В ней, толстой,
Совместились тонко
Любовь к искусству
И комиссионке.
Ю.Богатыреву

– Богатырь ты, Юра, с виду
И актер душой.
Мы на сцену вместе выйдем
Ты махнешь рукой.
Сколько горьких слез украдкой
По тебе прольют
Об актерской жизни сладкой
Песенку споют.
Ты играй, моя голубка, в матушке Москве,
Если выгонят, зав. клубом будешь на селе.
На трех мушкетеров

– Пока, пока, покакали
На старого Дюма,
Нигде еще не видели подобного дерьма.
Е.Леонову

– Иду по школьному двору
И слышу за спиной
Леоновское «Пасть порву»!
Гляжу, кричит другой.
Давным-давно с тех пор
Вошли слова твои в фольклор.
К.Лаврову

– Твоя фамилия Лавров.
И лавры дать тебе готов
За то, что ты живешь на сцене
И на экране как актер.
Как старый друг твой, тем не менее
Продолжу старый разговор.
Нельзя опять остановиться,
С триумфом ждет тебя столица.
В.Высоцкому

– Ты так велик, ты так правдив,
Какие мне найти слова,
Мечте своей не изменив,
Твоя склонилась голова.
Не может быть двух разных мнений
Ты просто наш советский гений.
В.Стржельчику

– Ты элегантен как вельможа,
Умен, интеллегентен.
Ты актер.
И твои роли не похожи
На сыгранные до сих пор.
Ты не умеешь повторяться,
Без штампов делаешь костер.
Тобой нельзя не восхищаться,
Ты уважаем.
Ты актер.
Л.Каневскому

– Хоть Леня дорог самому Эфросу
Размер таланта уступает носу.
Но если Ленин нос рассматривать отдельно
Поймем мы, что артист талатлив беспредельно.
Т.Дорониной

– Клубника в сметане,
Доронина Таня,
Другого ты в ней не ищи.
И ляжет в постель
И на сцене так встанет,
Как будто «Шанели» накапали в щи.
Н.Фатеевой

– Уверен, вы запели зря.
Вам мало разговорной речи?
О вас и так уж говорят:
Вам нечего сказать и нечем.
Е.Прокловой

– Девчонкою запомнилась в кино.
Пришла к тебе известность рано.
Хоть женщиною стала ты давно,
Нас постоянно радуешь с экрана.
М. Тереховой

– Наверно, не без причины
Вздыхают о вас мужчины.
Мужчины ведь тоже люди,
Так пусть уж причины будут.
И.Мирошниченко

– Играешь ты на сцене МХАТа
И постоянно спишь с женатым.
И дочь неясно от кого,
Имей же мужа своего.
Сними с чела снобизм и негу,
Не отдавай себя Олегу.
Э.Быстрицкой

– Тебя мы помним чаще по кино.
Нет, не напрасно ты актрисой стала.
Триумф твой прошумел, казалось бы, давно,
Но вновь таланта искра заблистала.
И.Алферовой

– Не будет у тебя успеха
Ведь ты, красавица, не Пьеха,
В постели делай свой успех,
На сцене делать это грех.
И средь интимнейших утех
Ирина лучше б… всех.
Кончай «Хождение по мукам»
Сыграй с искусством ты разлуку.
М.Боярскому

– Зачем ты, Миша, так орешь?
Словно ограбленный еврей.
Ты Д"Артаньяна не тревожь,
Он дворянин, а не плебей.
Н.Ургант

– Уже любить можно за то,
За «белорусский» твой вокзал
За песню лучшую в кино.
Я потрясен, я все сказал.
В.Лановому

– Не может ведь ни «бе», ни «ме»,
Хотя читает Мериме.
Зато в кино на «Офицеры»
Народ валит как на премьеру.
А что твориться, боже мой!
В кино играет Лановой!
Он голубой герой, любовник,
То лейтенант, майор, полковник.
Минуток 10 поиграл,
И вот он полный генерал.
Л.Броневому

– От славы одуревший
Теперь на все горазд
И сам себе завидует,
И сам себя продаст.
И.Акуловой

– Ты славишься акульей хваткой
Сожрешь любого на пути.
Известна бешеною маткой,
Где б мужика себе найти?
З.Высоковскому

– Когда таким как ты пути открыты,
Растет толпа антисемитов.
Е.Евтушенко

– Он сегодня снова странен,
Он почти киноартитст,
И почти что англичанин,
Наш советский скандалист.
Находившись не под «банкой»
Вовсе не сойдя с ума,
Породнился с англичанкой
Он со станции «Зима».
Историческая веха,
Смелый, вроде бы, опять,
Будет жить почти уехав,
Политическая б…

Тебе уж 40 с половиной,
А ты как малое дитя.
Наврешь, потом придешь с повинной
И продаешь опять шутя.
Зачем мальчишка-показушник,
Опять виляешь ты хвостом?
Как проститутка, как двурушник
А собирался стать Христом.
Трое в лодке (Миронову, Державину, Ширвиндту)

– А зря собачку не считали,
Вам всем бы брать с нее пример.
Мы, чудаки, не замечали,
Что рядом умный фокстерьер.
Нет, братцы, вы не англичане,
Жаль вас и жалко ваших дам,
Джером, как это не печально,
Лишь фокстерьеру по зубам.
В.Гафту

– Когда ты сочиняешь эпиграммы,
Ты сам себе копаешь яму.
А.Мягкову

– Ни будь «иронии в судьбе»
Мы бы не знали о тебе.
Р.Быкову

– Ему бы в сборную по баскетболу.
Какой-то черт сидит в нем, бес.
Всего лишь два вершка от пола,
Но звезды достает с небес.
С.Пенкиной

– Зачем на сцену ты попала?
Уж лучше б Ножкина ласкала.
Теперь тебе осталось впору
Любить любого режиссера.
Е.Евстигнееву

– Тебя глядеть всегда приятно,
Смешно, тоскливо и понятно.
В.Никулину

– Он – странный. Будешь странным тоже.
Коль странность у тебя на роже.
Но иногда бывает так,
И очень странный и дурак.
Е.Васильевой

– Когда поддашь, а будет многовато,
Ты не сестру играй, а брата.

Юрий ЛОПУСОВ,
(г. Москва)

Эпиграммы

1. СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ЭПИГРАММА

Поэту Семёну Кирсанову,
появившемуся в ЦДЛ с юной пассией

Седой сатир! Огнем обвит,
Ты будешь ей, целуя ногу,
Читать теорию любви.
Поэты с практикой помогут.

Прозаику Константину Федину

Почему наш Федин беден?
Потому что русский Федин.
Кабы был висячий шнобель,
Ему дал бы денег Нобель.

Поэту Сергею Наровчатову

Поэтом был, вино лакая.
Стал трезв - ни строчки для веков.
Да, Муза русская такая -
Не любит трезвых мужиков.

Поэту Ярославу Смелякову

Погожим днём и при луне
Искал он истину в вине.
Но не нашёл – и в вечность канул,
Склонясь над выпитым стаканом.

Прозаику Альберту Беляеву,
зав. сектором литературы
Отдела культуры ЦК КПСС

Я к предтече: «Марк Аврелий,
Наш Беляев – не еврей ли?».

«Это новая порода, –
древний вымолвил софист. –
Вид без племени, без рода,
Тип духовного урода –
Интернационалист».

Кинорежиссеру Никите Михалкову,
сыгравшему в кинофильме
«Сибирский цирюльник» роль царя

Он в фильме – царь. Красив, усат.
Скажу без лести:
Весьма похож… когда б не взгляд
Прожжённой бестии.

Критику Владимиру Бушину

Безжалостен, но не бездушен,
Яд пропитал его язык.
Кто будет Бушиным укушен,
Тому – хана, писец, кердык.

Поэту Андрею Дементьеву,
бывшему сотруднику отдела
пропаганды ЦК ВЛКСМ,
уехавшему в годы перестройки
в Израиль

Он громче всех хвалил Советы,
Он комсомольский был вожак.
Да, есть продажные поэты,
Но чтобы так, но чтобы так!...

Прозаику Олегу Попцову,
председателю Гостелерадио
в годы перестройки

«Когда находишься близко к власти,
появляется ощущение, что ты становишься
её голосом, телом… Возникает эффект
наложения…».
(Из телевыступления О. Попцова
20 ноября 1999 года)

Тебе известны к власти тропы,
Но зря себя ты возомнил.
Ты был не телом власти – ж….,
Которой Ельцин Русь давил.

Поэту Владимиру Савельеву,
опубликовавшему в «Комсомольской правде»
список писателей, поддержавших ГКЧП

Фаддей Булгарин, либерал,
Чей след растоптан,
Поэтов штучно продавал,
Савельев – оптом.

Российской интеллигенции,
продавшейся Западу

Как омерзителен весь ваш плебейский хлев
С порнухой, сексом, баксами и лестью.
Так саранча российский жрёт посев –
Без родины, без памяти, без чести.

Прозаику Андрею Дубовому

Ты в прозе кряжист, крепок, груб:
Ведь Дубовой – от слова «дуб».
Но век земной недолог наш,
И ты, состарясь, дуба дашь,
И в келье малогабаритной,
Дубовой, не для сибарита,
Ты ляжешь к дубу головой
Под надпись: «Гений Дубовой».

Прозаику Николаю Дорошенко

Да, имя батьки Дорошенко
Давно в истории звенит.
А вот прозаик Дорошенко
Не знаменит, но именит.

Поэту Николаю Коняеву

За Русь святую день и ночь радея,
Он ищет смысл в истории седой
И грудь свою от пули иудея
Прикрыл густою сивой бородой.

Поэту Анатолию Парпаре,
главному редактору
«Исторической газеты»

Он молод был, служил порокам,
А нынче сух и мрачен он,
И на лице его широком
Пыль исторических времен.

Поэту Роберту Винонену,
уехавшему в годы перестройки
в Финляндию

Поэт, томим мечтой пьянящей,
Добрёл до финских хладных скал.
Не ясно, что он там искал –
Ведь наша водка много слаще.

Поэту Станиславу Золотцеву

Он, как никто, владел искусством
(что должно медиков смущать) –
Литературные дискуссии
В большие склоки превращать.

Писателю-арабисту Олегу Бавыкину

За свой Восток пойдет на плаху,
Он днём и ночью на посту.
Он ночью молится Аллаху,
А днём кладёт поклон Христу.

Поэту Евгению Антошкину

В критике важен тон.
Я ошибусь, но немножко:
В прозе – Чехов Антон,
В лирике – Женя Антошкин.

Поэту Александру Аронову

Тебя Россия научила
Стихи писать и водку пить,
И два высоких этих чина
Нельзя за шекели купить.

У могилы Иосифа Бродского

Под камнем сим, Россией изувечен,
Поэт Иосиф Бродский возлежит.
И если Вечный Жид и вправду вечен,
То стих его забвенья избежит.

Поэту Андрею Вознесенскому

«Мои ягодицы –
высочайшей кондиции…»
А.Вознесенский

Я выделяюсь в общей массе,
И пусть со лба лысею я,
Мой зад намного первоклассней,
Чем Бори Моисеева.

Поэту Льву Котюкову

«Вертит задницей, как бес,
Головой – как глобусом.
Всем без мыла в … влез
С эпиграммой Лопусов».
Лев Котюков

«…Он по когтям узнал меня в минуту,
Я по ушам узнал его как раз».
А.С.Пушкин

Дано лишь избранным искусство эпиграмм,
Бессмертна магия аттического слова.
Меня, как Пушкина, узнают по когтям,
По пошлости узнают Котюкова.

Поэту Евгению Евтушенко

Он ради славы вылезет из кожи,
Чтоб в центре быть – перешагнёт табу.
Коль свадьба где – он женихом быть должен,
Коль похороны – должен быть в гробу.

Поэту Андрею Вознесенскому

Кентавры – мы. Нам глотку сушит
Полынь полей и вербы звон…
Россия вылепила душу,
А образ жизни – Вашингтон.

Поэту Роберту Рождественскому

Он философии глубокой не касался,
Слегка под Маяковского косил.
При слове «Б-б-б-бог» ужасно заикался,
А слово «партия» легко произносил.

Поэтессе Белле Ахмадулиной

«Дыша духами и туманами,
она садится у окна…».
А.Блок

Её поэзия – как скрипочка
Или молитва перед сном.
Она прошла сквозь жизнь на цыпочках,
Дыша духами и …вином.

Поэтессе-либералке Римме Казаковой
Ах, Казакова не из рода казаков.
Зачем политика взяла реванш у нежности?
Любила раньше без разбора мужиков,
Теперь по принципу партийной принадлежности.

На поэтический сборник
Лидии Григорьевой «Любовный голод»
Всем ясно: дева голодна…
Понять её совсем не сложно.
Но если нет у бочки дна,
Её наполнить невозможно.

Поэтессе Ольге Кореневой,
обожающей мини-юбки
Стихам не нужно политеса,
Как новой эре – скрип телег.
Чем выше юбка поэтессы,
Тем ярче виден интеллект.

На поэтический сборник
Лидии Тепловой «Крик в ночи»

Она кричала первый раз,
Когда прощалась с заблужденьем,
Второй – когда в ночи Пегас
Вступил с ней в плотное сближенье.

Поэтессе Р. К-ой

Фригидных не бывает поэтесс.
Речь не веду о молодых да милых.
Я тут на бабушку поэзии залез,
Так до сих пор очухаться не в силах.

Лидеру феминисток Марии Арбатовой

Я феминисток уважаю –
Самодостаточный народ.
Она сама себя… блюдёт,
С собою спит, сама рожает.

Прозаику Татьяне Толстой,
заявившей по телевидению,
что она не встает при исполнении гимна
не только России, но даже Америки

У ней почтенья к разным гимнам нету,
Она лишь гимн еврейский признаёт.
А я встаю на гимны всей планеты.
И только на Толстую не встаёт.

Волгоградскому поэту
Василию Мокееву,
появившемуся в ЦДЛ
в красных кожаных штанах,
повергших в сексуальный шок
всех поэтесс столицы

Он явлен в красных кожаных штанах,
Чтоб знали все – и область, и столица,
Что сей писатель вовсе не монах
И в тех штанах большой вопрос таится.

Классику Леониду Леонову
и критику Борису Леонову

Природа гениев рожает,
Потом ей свойственно лениться.
Она на детях отдыхает,
Но чаще – на однофамильцах.

Баснописцу Сергею Михалкову

Ослов, котов, лисиц, волков
Охаял в баснях Михалков.
Все недостатки человека
Списал сей автор на зверьё.
Вот если бы нутро своё,
Как бы покаясь перед веком,
В отдельной басне вывел он –
Героем стал Хамелеон.

Поэтессе Ларисе Васильевой,
автору книги «Кремлёвские жёны»

Как удалось понять ей всей душою
Кремлёвских жён, их быт и политес?
Самой при этом быть простой женою
Сотрудника ЦК КПСС.

Барду Владимиру Высоцкому

Уходит слава – бардов всех удел.
Всё реже голос твой звучит в эфире.
Когда бы ты чуть тише петь умел
И не гремел на тыщу децибел,
Ты мог бы многое услышать в этом мире.

Бывшему служителю церкви,
а ныне - поэту и прозаику
Николаю Переяслову

Вчера монах, а нынче он
Оставил церковь, служит Музам.
Не знаю, рад ли Аполлон,
Но с Бога хлопец снял обузу.

Прозаику Ярославу Шипову,
ныне – священнику Знаменской церкви

Не стар, но мудр. В речах его
Нет славословия пустого.
Он нынче в церкви для того,
Чтоб замолить грехи Толстого.

Поэту Феликсу Чуеву,
боготворившему И.Сталина

В своей любви к вождю неистов,
Поэт оставил путь тернистый,
В загробный мир спустился он.
И, не найдя там сталинистов,
Ни демократов, ни фашистов.
А только лишь одних нудистов,
Был очень сильно огорчён.

На поэтический сборник
Ирины Колесниковой
«Песня мартовской кошки»

Я понял всё: вы – мартовская кошка,
А я для вас – не пойманная дичь.
Услышу чьё-то «мяу» за окошком –
Не разбираясь, брошу вниз кирпич.

Поэтессе Татьяне Кушнарёвой

Нет, не в стихах твой шарм и сила,
А в бюсте, что под стать Мадонне.
Хочу, чтоб ты, как щит, носила
Бюстгалтер из моих ладоней.

Поэту Льву Котюкову

Поэзия, пардон за грубость, хлев,
Где бык ревёт, картавят куры, стонут мыши.
Лев Котюков пока ещё не лев,
Но рык его на ниве слова слышен.

Прозаику и бизнесмену
Петру Алёшкину
«У Петра Алёшкина
есть вкус и слух…»
В. Астафьев

Талант его не преуменьшен,
Есть вкус и слух – нет мнений,
Есть тонкий вкус на падших женщин
И на шуршанье баксов слух.

Поэту Глебу Кузьмину

«На лобке твоём, пахучем и тенистом,
Мне недостаёт волос.
Здесь взращу я сад,
пленительный, ветвистый,
Чтобы он сиренью произрос…».
Г. Кузьмин

Курчавый и пахучий клок
Воспел Кузьмин в печальной песне.
Но почему, скажи, лобок?
Ведь есть места поинтересней!

Критику Сергею Небольсину

Среди берёзок русских и осин,
Где нынче неустроенность и драка,
Искусством речи блещет Небольсин
И отнимает лавры у Плевако.

Поэту Андрею Облогу

О, как жесток поэт А.Блок!
Он, как судья, в наш мир явился.
Его стихи прочёл Облог,
Сравнил свои – и застрелился!

Поэту Анатолию Поперечному

Самой фамилией помечен,
Он поперёк дороги лёг.
Всегда и всюду поперечен,
А с музой – вдоль, не поперёк.

Он море крови в книгах пролил,
Законы жанра в том вини.
Сам эту кровь смущенный Пронин
Видал… в критические дни.

Прозаику Александру Проханову

Средь олигархов-тараканов,
Средь либералов-упырей
Монбланом высится Проханов,
Монблан – гора, а не еврей.

Публицисту и мемуаристу
Станиславу Куняеву

Когда все позабудут нас,
Найдут слова на плитах старых:
«Под камнем сим - Куняев Стас,
Себя воспевший в мемуарах».

Молодому поэту В.С.,
вступившему в брак с женщиной,
вдвое старше себя

«Будь в форме свеж, - учил Державин, -
На форме зиждятся стихи».
А ты младое содержанье
Вливаешь в старые мехи.

Культурологу Игорю Янину

Не в моде нынче культуролог.
В культуре нашей всё темней,
И культуролог – как проктолог
В печальной горнице своей.

На книгу Сергея Семанова «Андропов»

Андропов – важная особа,
Семанов – тоже из особ.
Но если б первый встал из гроба,
Второй, не медля, лёг бы в гроб.

Поэту Николаю Сербовеликову,
не соблюдающему поэтический размер

Он равнодушен к ямбу и сонету,
Поскольку и не знал таких химер.
Как славно знать, что есть еще поэты,
Кто ценит лишь в одних деньгах размер.

Прозаику Юрию Сергееву,
автору романа «Княжий остров»

Он был крестьянин, сеял просо,
За что винить его нельзя.
Но вот, воздвигнув «Княжий остров»,
Он из крестьян шагнул в князья.

Прозаику Владимиру Сорокину,
заявившему в интервью, что «современной
литературе не хватает говна».

Стремились многие давно
В словесность привнести говно.
И всё ж сорокинская куча –
Сказать отрадно – много круче.

Прозаику Владимиру Сорокину,
чья повесть «Сердца четырёх»
не имеет аналога в русской литературе
по степени пошлости и безнравственности

Ты в бороде похож на шкипера,
По волнам мата прёшь, трубя.
Как проститутки нет без триппера,
Так нет Парнаса без тебя.

Критику Юрию Суровцеву,
работающему над книгой
«Конец русской идеи»

Всю жизнь закапывал он русскую идею.
Корпел, как раб, смывая пот с лица.
Уж силы нет, уж волосы редеют,
А ей, проклятой, нет и нет конца.

Прозаику Даниилу Гранину

Я весь – за гранью зла и брани.
Вот мой стакан – в нём восемь граней,
В нём зайчик солнечный живёт.
Гляжу на вас, надменный Гранин,
Вы – как авгур, в вас сотни граней,
Где суть – сам чёрт не разберёт.

Кандидатам в лауреаты

Что там за очередь в Союзе нашем?
За премией – надеждой простаков.
А кто же лидер в том ряду калашном?
Костров, Куняев, Лева Котюков.

Поэту Вадиму Степанцову,
идейному пропагандисту мата

Средь пошляков и подлецов.
Кто грязью метит наше слово,
Известен миру Степанцов –
Дурная копия Баркова.

Публицисту Марку Дейчу
в связи с публикацией его статей
в газете «Московский комсомолец»,
посвящённых автору текста нового
Гимна России – Сергею Михалкову
и пронизанных ненавистью ко всему русскому

Когда б я так жидовство презирал,
Как ты всё русское – до бешенства, до смрада,
То я давно бы в «Кащенку» попал
Иль захлебнулся от избытка яда.

Алма-атинской поэтессе
Светлане Платоновой

Любовь почувствую по тону я,
Мотив любви я не забыл.
Прости, Платон, что я Платонову
Не платонически любил.

Злой жене

Кореец съел мою собаку.
Его убил я, взяв с поличным.
Ты съела жизнь мою!
Однако,
Ещё жива, что нелогично.

Доброй жене

Мы судим жизнь по горечи утрат.
Друзей тем меньше, чем года длиннее.
Жена моя, как антиквариат –
Чем старше, тем ценнее и ценнее.

Курганскому поэту Ивану Ягану

На фамилию Яган
Рифма просится «наган».
Хорошо, что нет нагана
У писателя Ягана.

Автоэпитафия

Здесь, под пятою пыльных плит
Забытый Лопусов лежит.
Он раньше водку пил живую,
Теперь пьёт воду дождевую.

2. СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭПИГРАММА

Бывшему руководству ЦК КПСС

О, как страшил вас «русский шовинизм»!
Пугала вас славянская дорога.
Вам заменил и русский дух, и Бога
Коварный «интернационализм».
1985 г.

Михаилу Горбачёву,
бывшему президенту СССР,
«отцу перестройки»

Играл с огнём. Не ведал, что погубит
Простой народ и сам в огне сгорит.
Вот так профан сук под собою рубит,
Не ведая того, что он творит.
1990 г.

Александру Яковлеву,
идеологу перестройки

Вчера он яростный безбожник
А ныне в церковь держит путь.
Народ наш обмануть несложно…
Но Бога вам не обмануть.
1989 г.

Эдуарду Шеварнадзе,
министру иностранных дел СССР
в годы правления М. Горбачёва

На предложение канцлера ФРГ Гельмута Коля
выплатить СССР за отказ от Восточной Германии
4 миллиарда марок в качестве компенсации
за неисчислимые жертвы, понесённые русскими
в годы борьбы с фашизмом, Шеварнадзе цинично
ответил: «Между друзьями торг не уместен».

Он за спиной народа хитро, трезво
Вёл грязный торг – Россию продавал.
И Бог от Грузии Абхазию отрезал –
Мы поглядим, кто больше потерял.
1989 г.

Писателю Аркадию Гайдару
и его внуку Егору Гайдару,
«творцу шоковой терапии»,
которая привела Россию к катастрофе


«Аркадий Гайдар (Голиков) в голы гражданской
войны командовал красным полком и отличался
особой жестокостью».
(из биографической справки)

Гайдар Аркадий в годы смуты
Душ русских много погубил.
А внук Америку любил
И, как полпред чужой валюты,
Россию ненавидя люто,
В три дня державу разорил.
1993 г.

Эпитафия впрок
Анатолию Чубайсу

Могила укравшего веру – не злато,
И надпись под сенью куста:
«Здесь проклятый русскими
прах Герострата».
И ваучер – вместо креста.
1993 г.

Лидеру русофобов
Альфреду Коху

Кроха-сын к отцу пришёл
И спросила кроха:
«Что такое – хорошо?
И что такое – плохо?».

Если Коху хорошо,
Значит, русским плохо.
Если русским хорошо,
Значит, Коху плохо.
1995 г.

Андрею Козыреву,
министру иностранных дел России
в годы правления Б.Ельцина

Он ростом мал, но тёртый, видно,
И с ранцем, как Наполеон,
А в нём не жезл – звезда Давида
И бизнес-план: сдать Русь в полон.
1995 г.

Заботнику ельцинской «семьи» -
Пал Палычу Бородину,
сидящему в американской тюрьме.

Сижу за решёткой в темнице сырой,
Вскормлённый «семьёю» орёл молодой.
Козёл отпущения я – Бородин:
Ведь крали все вместе, а сел я один.
1998 г.

Михаилу Касьянову,
премьер-министру России

Люблю его речей елей.
Упитан, сыт, видна порода.
Он кажется ещё полней
На фоне тощего народа.
1998 г.

Лидеру ЛДПР
Владимиру Жириновскому

«Блок Жириновского –
это политический труп»
(из газет)

Блок Жириновского – иль коротко: Бэ Жэ.
И я скажу, скажу, не лицемерю:
Он – б…., он – ж…, но что он труп уже –
Не верю!
1997 г.

Лидеру коммунистов
Геннадию Зющганову

Уже не красный он, а розовый,
Но взгляд прищурен и остёр.
Ещё рывок – и вот он, бронзовый,
И длань в грядущее простёр.
1997 г.

Михаилу Швыдкому,
министру культуры России

Вы так хитры, так осторожны,
Но я скажу, как на духу:
Вас по ушам узнать не сложно
И рыльцу в западном пуху.
1995 г.

Политическому деятелю
Виктору Черномырдину

Он думал, как рассеять тучи
Над Русью, чтоб ушла беда.
Хотел он сделать всё, как лучше,
А получилось … как всегда.
1995 г.

Олигархам Борису Березовскому
и Роману Абрамовичу,
обокравшим Россию

От злых житейских драм рыча,
Спрошу: чьё время нонеча?
Бориса ли Абрамыча
Иль Ромы Абрамовича?
1998 г.

Олигархам России –
Гайдару, Чубайсу, Березовскому,
Гусинскому, Абрамовичу, Смоленскому,
Ходорковскому, Коху, братьям Чёрным,
Ваксельбергу, Мамуту и иже с ними

Господа сатанисты! Как в семнадцатом,
вновь ваше время.
Вы у власти опять, только стал
изощрённей ваш род.
Почему мне Господь не дал счастья
родиться евреем?
Я бы тоже стал грабить
наш безропотный русский народ.
1999 г.

Эпитафия бывшему президенту России
Борису Ельцину

На камне чёрном, точно бархат,
Слова видны под сенью трав:
«Он дал России олигархов,
Народ до нитки обобрав».
1999 г.

Чёрному демону России –
Григорию Распутину
и новому президенту России –
Владимиру Путину

Распутин, Путин – корень оба
Имеют сходный… Я не поп,
Но чту поверье: дважды бомба
Не попадёт в один окоп.
2001 г.

Телеведущему Михаилу Швыдкому

Гнусит Швыдкой – тьмы сатанинской князь.
Продажность власти нынешней венчая,
Он гадит в душу русским, не скупясь,
Царя благословенье получая.
2005 г.

Будущему России

Мошну набив от путинских щедрот,
Гнобят страну ворюги-олигархи.
Не будет мира в нашем государстве,
Покуда власть плюёт на свой народ.
2011 г.

Для самого Пушкина эпиграммы часто были лишь шалостью - он не всегда отдавал себе отчёт, как глубоко могут ранить его слова. Впрочем, ему доводилось использовать поэзию в качестве оружия и вполне осознанно. Такая литературная месть могла изрядно навредить жертве. Даже корректные и изящные эпиграммы Пушкина были очень обидны, ибо били не в бровь, а в глаз. Но очень часто они были ещё вопиюще грубы и откровенно неприличны, что, впрочем, делало их только смешнее.

1. Ланов

«Бранись, ворчи, болван болванов,
Ты не дождешься, друг мой Ланов,
Пощечин от руки моей.
Твоя торжественная рожа
На бабье гузно так похожа,
Что только просит киселей».

Иван Николаевич Ланов был сослуживцем Пушкина в Кишинёве. После многочисленных ссор, поэт раз и навсегда решил разобраться с ним при помощи оружия, которым он владел виртуозно. Результат превзошёл ожидания – эпиграмма намертво прилипла к «торжественной» физиономии Ланова, как и следущая оплеуха в пятой главе «Онегина»: «И отставной советник Флянов, Тяжелый сплетник, старый плут, Обжора, взяточник и шут».

2. Дондуков-Корсаков

«В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что ж​**а есть».

Ходили упорные слухи, что своим назначением вице-президент академии наук князь Дондуков-Корсаков был обязан протекции министра просвещения Уварова, известного своими гомосексуальными наклонностями. Сила пушкинского слова такова, что до сих пор все уверены, что бедный князь был глупым как пробка, к тому же мужеложцем и хамом. Что странно – у Дондукова было десять детей, и человеком он был по крайней мере воспитанным и незлопамятным, а скорее всего и очень неглупым - по крайней мере не стал преследовать Пушкина, а напротив сделал много хорошего для его журнала.

Кстати, досталось Дондукову, потому что Пушкин считал, что князь чинит цензурные препятствия его стихам.

3. Воронцов

«Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда...
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец».

Знаменитая эпиграмма на новороссийского генерал-губернатора гр. Михаила Семеновича Воронцова, который был сыном русского посла в Лондоне и имел материальный интерес в операциях Одесского порта.

4. Аракчеев

«Всей России притеснитель,
Губернаторов мучитель
И Совета он учитель,
А царю он - друг и брат.
Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести,
Кто ж он? Преданный без лести,
Б**и грошевой солдат».


«Комсомольская правда» (№ 33, 10 февраля 1937 г.) проиллюстрировала эпиграммы Пушкина рисунками

«Без лести предан» - девиз аракчеевского герба. Под «б**ю» подразумевалась Настасья Минкина - знаменитая жестокостью любовница Аракчеева и получившая известность благодаря изложению её истории в книге А. И. Герцена «Былое и думы».

Характерно, что у более зрелого Пушкина Аракчеев вызывал чуть ли не симпатию. Отзываясь на его кончину, Пушкин писал жене: «Об этом во всей России жалею я один - не удалось мне с ним свидеться и наговориться». Хотя и эту цитату можно трактовать двояко – ведь неизвестсно о чём именно мечтал «наговориться» поэт.

5. Орлов и Истомина

Орлов с Истоминой в постеле
В убогой наготе лежал.
Не отличился в жарком деле
Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть,
Взяла Лаиса микроскоп
И говорит: «Позволь увидеть,
Чем ты меня, мой милый, е* ».

Помимо того, что Истомина была выдающейся балериной, она считалась одной из самых красивых женщин Петербурга и была окружена толпами поклонников. По одной из версий мишенью поэта был генерал А. Ф. Орлов, к которому Пушкин ревновал красавицу-танцовщицу. Хотя и ей самой тут тоже досталось - он назвал её Лаисой, дав имя знаменитой греческой гетеры, прославившейся красотой и корыстолюбием.

6. Аглая Давыдова

«Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и черный ус,
Другой за деньги - понимаю,
Другой за то, что был француз,
Клеон - умом её стращая,
Дамис - за то, что нежно пел.
Скажи теперь, мой друг Аглая,
За что твой муж тебя имел?»

Бойкая француженка, одна из многочисленных возлюбленных Пушкина, была объектом короткой, но мучительной страсти поэта. Похоже, она не приняла ухаживаний поэта и дала ему отставку - иначе с чего поэт он стал бы осыпать её такими колкими эпиграммами?

7. Сатира на Александра I, в которой больше достаётся Хвостову

Ты богат, я очень беден;
Ты прозаик, я поэт;
Ты румян, как маков цвет,
Я, как смерть, и тощ и бледен.
Не имея в век забот,
Ты живешь в огромном доме;
Я ж средь горя и хлопот
Провожу дни на соломе.
Ешь ты сладко всякий день,
Тянешь вина на свободе,
И тебе нередко лень
Нужный долг отдать природе;
Я же с черствого куска,
От воды сырой и пресной
Сажен за сто с чердака
За нуждой бегу известной.
Окружен рабов толпой,
С грозным деспотизма взором,
Афедрон ты жирный свой
Подтираешь коленкором;

Я же грешную дыру
Не балую детской модой
И Хвостова жесткой одой,
Хоть и морщуся, да тру.

Графа Дмитрия Ивановича Хвостова можно назвать ветераном бранного поля пушкинских эпиграмм – он неоднократно становился мишенью для остроумия поэта. Вот ещё одно хлёсткое четверостишье - эпиграмма на перевод Хвостова «Андромахи» Расина, изданный с портретом актрисы Колосовой в роли Гермионы:

8. Хвостов и Колосова

«Подобный жребий для поэта
И для красавицы готов:
Стихи отводят от портрета,
Портрет отводит от стихов».

Но порой от безжалостного остроумия поэта страдали невинные. Самые яркие примеры – Кюхельбекер и Карамзин.

8. Кюхельбекер

«За ужином объелся я,
А Яков запер дверь оплошно -
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно и тошно».

Наверное, все помнят, как доставалось от великого поэта Кюхле - лицейскому товарищу Пушкина, Вильгельму Кюхельбекеру.

Когда в «Лицейском мудреце» появилась пушкинская эпиграмма, намекавшая на то, что Вильгельм пишет очень скучные и занудные стихи, несчастный Кюхельбекер хотел утопиться в пруду, но был вовремя оттуда извлечен. После другой известнейшей эпиграммы Пушкина - про «кюхельбекерно и тошно» - взбешенный Вильгельм потребовал сатисфакции. Но секунданты дуэлянтов зарядили пистолеты клюквой и никто не пострадал.

Вообще у Пушкина редкий год обходился без вызова на дуэль, причем повод к поединку нередко давал сам поэт. Недавно мы , которые упоминаются в исторических документах или мемуарах - воистину он впечатляет!

9. Карамзин

«В его „Истории“ изящность, простота
Доказывают нам, без всякого пристрастья,
Необходимость самовластья
И прелести кнута».

Несчастный Карамзин даже расплакался, когда получил от своего 18-летнего любимца такую квалификацию «Истории государства российского» – книги, которая до сих пор считается одной из лучших по истории России.

Впрочем, Александр Сергеевич и к самому себе относился с юмором. Эту шуточную эпитафию самому себе он сочинил, когда ему было 16 лет.

10. Пушкин

Здесь Пушкин погребен; он с музой молодою,
С любовью, леностью провел веселый век,
Не делал доброго, однако ж был душою,
Ей-богу, добрый человек.

Эпиграмма-хохотунья

Хоть воздает мое перо
Хвалу лишь одному Маро,
Ты на меня, собрат, не сетуй:
Тебя хвалить я был бы рад,
Но сам ты лучше во сто крат
Справляешься с задачей этой.
(Меллен де Сен-Желе. Некоему поэту)

***
Не место тем за трапезой, кто сыт,
Тем на балу, кто плачет и скорбит,
Тем на войне, кто держится трусливо,
Тем при дворе, кто говорит правдиво.
(Ги дю Фор де Пибрак. Четверостишия)

***

"Когда уместнее любовная игра?» —
Спросила у врача красотка.
На это врач ответил четко:
«Приятней с вечера, полезнее с утра».
Красотка молвила: «Ее, в конце концов, я
Могу с возлюбленным в тиши
Затеять на ночь для души
И снова утром — для здоровья
(Жан Воклен де Ла Френе)

В России настоящий расцвет эпиграммы начался только с А.С.Пушкина, превратившего ее в живую зарисовку. У Карамзина, Жуковского и даже у Тютчева она была скорее искусственно построенной рифмой без той изюминки, точнее, без перчинки, которая делает эпиграмму настоящей.

Пушкинская эпиграмма – это маленькие шедевры, легко запоминающиеся, схватывающие самую суть явления, события или человека. Эпиграммы Александра Сергеевича тем были хороши, что не требовали печати и передавались из уст в уста, что делало их, в силу легкости запоминания, жестоким оружием. Кто не знает четкой, как формула, эпиграммы на графа Воронцова.


Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

Или на Аракчеева:

Всей России притеснитель,
Губернаторов мучитель
И Совета он учитель,
А царю он — друг и брат.
Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести,
Кто ж он? Преданный без лести,1
Бляди грошевой солдат.

Пушкин даже хотел издать сборник своих эпиграмм, для которого написал своеобразное предисловие:

О муза пламенной сатиры!
Приди на мой призывный клич!
Не нужно мне гремящей лиры,
Вручи мне Ювеналов бич!
…………………………….

Мир вам, несчастные поэты,
Мир вам, журнальные клевреты,
Мир вам, смиренные глупцы!
А вы, ребята подлецы, —
Вперед! Всю вашу сволочь буду
Я мучить казнию стыда!
Но если же кого забуду,
Прошу напомнить, господа!
О, сколько лиц бесстыдно-бледных,
О, сколько лбов широко-медных
Готовы от меня принять
Неизгладимую печать!

Настоящая и хорошая эпиграмма не столько добрая хохотушка, хотя есть и такие, сколько оружие против пошлости, бездарности, глупости и политического мракобесия. Особенно действенны эпиграммы там, где есть сообщества, в которых эпиграмма рождается и молниеносно распространяется, иногда не имея даже автора.

В советское время эпиграмма была одним из самых популярных жанров, не в последнюю очередь потому что не требовала цензуры. Эпиграммы передавались из уст в уста, как анекдот, как фольклор,издевательски высмеивая то, что открыто сказать было невозможно. А наличие различных Союзов (кинематографистов, писателей, художников, композиторов и т.п.) способствовало их моментальному распространению.

Известный русский филолог, доктор наук, член Союза советских писателей, диссидент Ефим Эткинд, высланный из страны по политическим мотивам (защищал Бродского на суде, потом выступил в защиту Солженицына и Сахарова) собрал 323 эпиграммы, ходившие в двадцатые годы и вплоть до шестидесятых. Вот некоторые эпиграммы из этого сборника.


Ефим Эткинд

Я государство мыслю статуей,
Мужчина в бронзе — символ властности;
Под фиговым листочком спрятанный,
Огромный орган безопасности.

****

Я на мир взираю из-под столика:
Век двадцатый, век необычайный!
Чем он интересней для историка,
Тем для современника печальней. (Николай Глазков))

***

Черепаха
Из чего твой панцирь, черепаха?
Я спросил и получил ответ:
Из пережитого мною страха
И брони надежней в мире нет.
Лев Халиф

***

Мы все евреи понемногу
Когда-нибудь и как-нибудь,
Так обрезаньем, слава Богу,
У нас немудрено блеснуть.
Арго

***


О берег плещется волна
И люди от жары раскисли...
Как много плавает говна
В прямом и переносном смысле!
К. Симонов

***

Сказал однажды так Маршак,
Как мог сказать один Маршак:
— Я переводчик на Руси
И этим дорожу,
Но я, в отличье от такси,
Не всех перевожу.
Я. Козловский

****

Б. Пильняку
Хоть ты уже не молодняк,
Но цели главной не забудешь:
Чего ты ждешь, Борис Пильняк?
Борись, Пильняк, Максимом будешь!
1928

****

****

Александр Родченко. Портрет О.Брик

****

На С.Я. Маршака
Уезжая на вокзал,
Он Чуковского лобзал,
А, приехав на вокзал,
«Что за сволочь!» он сказал...
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной!
С.Липкин 30-годы

***

На Евгения Евтушенко
Я Евгений, ты Евгений,
Я не гений, ты не гений.
Я говно и ты говно,
Ты недавно, я — давно.
От имени Евг. Долматовского

***

На Ольгу Берггольц
Оля, Олечка, лю-лю,
Преисполнилась веселья.
Богородица с похмелья
Или ангел во хмелю?
М. Дудин

***

А.Фадеев

На А. Фадеева
Когда мы видим генерального?
Когда он выпьет минерального.
Когда ж он выпьет натурального,
То мы не видим генерального.
3. Паперный

****

На К.Симонова
Ему по-прежнему,
Как видно, хочется
Слыть либералом
Среди черносотенцев.
1956

****

На Вс. Кочетова
Живет в Москве литературный дядя,
Я имени его не назову.
Скажу одно: был праздник в Ленинграде,
Когда его перевели в Москву. 1955

***

На Сергея Михалкова
Что ему недоставало,
Он тотчас же доставал,
Самый главный доставала
Из московских доставал.
Лев Никулин

***

На В.Пикуля
Дорогой товарищ Пикуль,
Ты большой оригинал:
На евреев ты напикал.
А Россию обосрал.

***

На эмигрантские темы
Все поразъехались давным-давно,
Даже у Эрнста в окне темно.
Лишь Юра Васильев и Боря Мессерер
вот кто остался еще в Эс Эс Эс Эр.
Булат Окуджава 1980

***