Политическое завещание. Последняя воля, завещание и смерть адольфа гитлера. Что было после смерти фюрера

Последняя воля и завещание Гитлера

Как и желал того Гитлер, оба эти документа сохранились. Подобно другим
его документам, они имеют важное значение для нашего повествования. Они
подтверждают, что человек, который железной рукой правил Германией более
двенадцати лет, а большей частью Европы - четыре года, ничему не научился.
Даже неудачи и сокрушительное поражение ничему его не научили.
Правда, в последние часы жизни он вернулся мысленно к дням своей
бесшабашной юности, прошедшей в Вене, к шумным сборищам в мюнхенских пивных,
где он клял евреев за все беды на свете, к надуманным вселенским теориям и
сетованиям на то, что судьба вновь обманула Германию, лишив ее победы и
завоеваний. Эту прощальную речь, адресованную германской нации и всему миру,
которая должна была стать и заключительным обращением к истории, Адольф
Гитлер составил из пустых, рассчитанных на дешевый эффект фраз, надерганных
из "Майн кампф", добавив к ним свои лживые измышления. Эта речь была
закономерной эпитафией тирану, которого абсолютная власть совершенно
развратила и уничтожила.
"Политическое завещание", как он назвал его, делится на две части.
Первая представляет собой обращение к потомкам, вторая - его особые
установки на будущее.
"Прошло более тридцати лет с тех пор, как я, будучи добровольцем, внес
свой скромный вклад в первую мировую войну, навязанную рейху.
За эти три десятилетия всеми моими помыслами, действиями и жизнью
руководили только любовь и преданность моему народу. Они дали мне силу
принимать самые трудные решения, которые когда-либо выпадали на долю
смертному...
Это неправда, что я или кто-либо другой в Германии хотел войны в 1939
году. Ее жаждали и спровоцировали те государственные деятели других стран,
которые либо сами были еврейского происхождения, либо работали во имя
интересов евреев.
Я внес слишком много предложений по ограничению вооружений и контролю
над ними, чего потомки никогда не смогут сбросить со счетов, когда будет
решаться вопрос, лежит ли ответственность за развязывание этой войны на мне.
Далее, я никогда не хотел, чтобы вслед за ужасной первой мировой войной
возникла вторая мировая война, будь то просив Англии или против Америки.
Пройдут века, но из руин наших городов и памятников всегда будет восставать
ненависть к тем, кто несет полную ответственность за эту войну. Люди,
которых мы должны благодарить за все это, - международное еврейство и его
пособники".
Затем Гитлер повторил ложь о том, что за три дня до нападения на Польшу
он предложил британскому правительству разумное решение польско-германской
проблемы.
"Мое предложение отвергли только потому, что правящая клика Англии
хотела войны, частично по коммерческим соображениям, частично потому, что
поддалась пропаганде, распространяемой международным еврейством".
Он возложил всю ответственность, причем не только за миллионы погибших
на полях сражений и в разбомбленных городах, но и за массовое истребление
евреев по его личному приказу, на самих евреев.
Потом последовали призывы ко всем немцам "не прекращать борьбы". В
заключение он был вынужден признать, что с национал-социализмом на время
покончено, но тут же заверил соотечественников, что жертвы, принесенные
солдатами и им самим, посеют зерна, которые однажды дадут всходы
"возродившегося во славе национал-социалистского движения истинно единой
нации".
Во второй части "политического завещания" рассматривается вопрос о
преемнике. Хотя третий рейх был охвачен огнем и сотрясался от взрывов,
Гитлер не мог позволить себе умереть, не назвав преемника и не продиктовав
точного состава правительства, которое тот должен будет назначить. Но прежде
он постарался ликвидировать бывших преемников.
"На пороге смерти я изгоняю из партии бывшего рейхсмаршала Геринга
Германа и лишаю его всех прав, которые предоставлялись ему декретом от 20
июня 1941 года... Вместо него я назначаю адмирала Деница президентом рейха и
верховным главнокомандующим вооруженными силами.

На пороге смерти я изгоняю из партии и со всех государственных постов
бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Гиммлера Генриха".
Руководители армии, ВВС и СС, как он считал, предали его, украли у него
победу. Поэтому единственным его преемником может стать лишь руководитель
флота, который представлял весьма незначительную силу, чтобы играть большую
роль в захватнической войне. Это была последняя насмешка над армией, на
которую легла основная тяжесть сражений и которая понесла наибольшие потери
в войне. Это было и последним поношением двух лиц, которые наряду с
Геббельсом были его наиболее близкими приспешниками с первых дней
существования партии.
"Не говоря уже о вероломстве по отношению ко мне, Геринг и Гиммлер
запятнали несмываемым позором всю нацию, тайно вступив в переговоры с врагом
без моего ведома и вопреки моей воле. Они также пытались незаконным путем
захватить власть в государстве".
Изгнав предателей и назначив преемника, Гитлер принялся наставлять
Деница в отношении того, кто должен войти в его новое правительство. Все
это, по его утверждению, "достойные люди, которые выполнят задачу
продолжения войны всеми возможными средствами". Геббельс должен был стать
канцлером, а Борман занять новый пост министра партии. Зейсс-Инкварт,
австрийский квислинг и недавний палач Голландии, должен был стать министром
иностранных дел. Имя Шпеера, как и Риббентропа, в составе правительства не
упоминалось. Но граф Шверин фон Крозиг, который с момента назначения его
Папеном в 1932 году оставался министром финансов, и теперь сохранил свой
пост. Человек этот был глуп, но, надо признать, обладал удивительным
талантом самосохранения.
Гитлер не только назвал состав правительства при своем преемнике, но и
дал последнее, типичное для него наставление относительно его деятельности.
"Превыше всего я требую, чтобы правительство и народ максимально
защищали расовые законы и беспощадно противостояли отравителю всех наций -
международному еврейству".
И затем прощальное слово - последнее письменное свидетельство о жизни
этого безумного гения.
"Все усилия и жертвы германского народа в этой войне так велики, что я
даже не могу допустить мысли, что они были напрасны. Нашей целью по-прежнему
должно оставаться приобретение для германского народа территорий на
Востоке".
Последняя фраза взята прямо из "Майн кампф". Гитлер начал свою жизнь
как политик с навязчивой идеей, что для избранной немецкой нации необходимо
завоевать территории на Востоке. С этой же идеей он свою жизнь и заканчивал.
Миллионы убитых немцев, миллионы разрушенных бомбами немецких домов и даже
сокрушительное поражение немецкой нации не убедили его, что грабеж земель
славянских народов на Востоке, не говоря уже о морали, это тщетная
тевтонская мечта.

Смерть Гитлера

29 апреля, во второй половине дня, из внешнего мира в бункер поступило
последнее известие. Собрат по фашистской диктатуре и партнер по агрессии
Муссолини нашел свою погибель, которую разделила с ним его любовница Клара
Петаччи.
26 апреля их поймали итальянские партизаны. Произошло это в тот момент,
когда они пытались бежать из своего убежища в Комо в Швейцарию. Через два
дня их казнили. Субботним вечером 28 апреля их тела были перевезены на
грузовике в Милан и выброшены из кузова прямо на площадь. На следующий день
их подвесили за ноги на фонарных столбах. Затем веревки перерезали, и
остаток выходного дня они лежали в сточной канаве, отданные на поругание
итальянцам. Первого мая Бенито Муссолини был похоронен рядом со своей
любовницей на миланском кладбище Симитеро Маджиоре, на участке для бедных.
Достигнув последней степени деградации, дуче и фашизм канули в Лету.
Насколько подробно были сообщены Гитлеру обстоятельства столь позорного
конца дуче, осталось неизвестно. Можно лишь предположить, что, если бы он
узнал о них, это лишь ускорило бы его решимость не допустить, чтобы ни он
сам, ни его невеста ни живыми ни мертвыми не стали частью "спектакля,
разыгранного евреями для развлечения еврейских истеричных масс", как он
только что написал в своем завещании.
Не таков был Борман. У этой темной личности осталось еще немало дел.
Его собственные шансы уцелеть, по всей видимости, уменьшились. Промежуток
времени между смертью фюрера и приходом русских, в течение которого он имел
бы возможность бежать к Деницу, мог оказаться совсем непродолжительным. Если
же шансов не представится, то Борман, пока фюрер оставался в живых, мог
отдавать приказы от его имени и имел время по крайней мере отыграться на
"предателях". В эту последнюю ночь он направил еще одну депешу Деницу:
"Дениц, с каждым днем у нас усиливается впечатление, что дивизии на
Берлинском театре военных действий уже в течение нескольких дней
бездействуют. Все доклады, которые мы получаем, контролируются,
задерживаются или искажаются Кейтелем... Фюрер приказывает вам действовать
немедленно и беспощадно против любых изменников".
И затем, хотя он знал, что Гитлеру осталось жить считанные часы,
добавил постскриптум: "Фюрер жив и руководит обороной Берлина".
Но оборонять Берлин было уже невозможно. Русские заняли почти весь
город, и вопрос мог стоять только об обороне канцелярии. Но и она была
обречена, как о том узнали Гитлер и Борман 30 апреля на последнем совещании.
Русские подошли к восточной окраине Тиргартена и ворвались на Потсдамерплац.
Они находились всего в квартале от бункера. Настал час, когда Гитлер должен
был осуществить свое решение.
У Гитлера и Евы Браун в отличие от Геббельса не было проблем с детьми.
Они написали прощальные письма родным и знакомым и удалились в свои комнаты.
Снаружи, в проходе, стояли в ожидании Геббельс, Борман и еще несколько
человек. Через несколько минут раздался пистолетный выстрел. Они ждали
второго, но воцарилась тишина. Подождав немного, они вошли в комнату фюрера.
Тело Адольфа Гитлера лежало распростертым на диване, с которого стекала
кровь. Он покончил с собой выстрелом в рот. Рядом лежала Ева Браун. Оба
пистолета валялись на полу, но Ева не воспользовалась своим. Она приняла яд.
Это произошло в 3.30 пополудни в понедельник 30 апреля 1945 года, через
десять дней после того, как Гитлеру исполнилось 56 лет, и ровно через 12 лет
и 3 месяца после того, как он стал канцлером Германии и учредил третий рейх.
Последнему было суждено пережить его всего на неделю.
Похороны прошли по обычаю викингов. Речей не произносили: молчание
нарушали лишь разрывы русских снарядов в саду канцелярии. Камердинер Гитлера
Гейнц Линге и дежурный у входа вынесли тело фюрера, завернутое в армейское
темно-серое одеяло, скрывавшее изуродованное лицо. Кемпка опознал фюрера
лишь по торчавшим из-под одеяла черным брюкам и ботинкам, которые верховный
главнокомандующий обычно носил с темно-серым кителем. Тело Евы Браун Борман
вынес не прикрыв в коридор, где передал Кемпке.
Трупы перенесли в сад и во время затишья положили в одну из воронок,
облили бензином и подожгли. Прощавшиеся во главе с Геббельсом и Борманом
укрылись под козырьком запасного выхода из бункера и, пока языки пламени
поднимались все выше и выше, стояли вытянувшись и вскинув правую руку в
прощальном нацистском салюте. Церемония была короткой, поскольку снаряды
Красной Армии вновь начали рваться в саду, и все, кто еще оставался в живых,
укрылись в бункере, доверив пламени костра полностью стереть следы
пребывания на земле Адольфа Гитлера и его жены {Впоследствии обнаружить
останки не удалось, и это породило после войны слухи, будто Гитлер остался в
живых. Но допросы нескольких очевидцев офицерами английской и американской
разведок не оставляют сомнений на этот счет. Кемпка дал достаточно
убедительное объяснение, почему не были обнаружены обуглившиеся останки.
"Все следы были уничтожены полностью, - сказал он допрашивавшим, -
непрекращавшимся огнем русских". - Прим. авт.}.
У Геббельса и Бормана еще оставались нерешенные задачи в третьем рейхе,
лишившемся своего основателя и диктатора, хотя задачи эти были разные.
Прошло слишком мало времени, чтобы посыльные могли добраться до Деница
с завещанием фюрера, в котором он, Дениц, назначался его преемником. Теперь
адмирала предстояло известить об этом по радио. Но даже в этот момент, когда
власть ускользала из рук Бормана, он все еще колебался. Вкусившему власть
было непросто расстаться с ней так быстро. Наконец он отправил телеграмму:

Гросс-адмиралу Деницу
Вместо бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначает своим преемником
вас. Письменное подтверждение вам направлено. Вам надлежитъ немедленно
предпринять все необходимые меры, которые диктует сложившаяся обстановка.
И ни слова о том, что Гитлер умер.
Адмирал, который командовал всеми вооруженными силами на севере и
потому перенес свой штаб в Плен в Шлезвиге, был поражен этим назначением. В
отличие от партийных главарей у него не было ни малейшего желания стать
преемником Гитлера. Ему, моряку, эта мысль никогда не приходила в голову. За
два дня до этого, считая, что преемником Гитлера станет Гиммлер, он
отправился к шефу СС и заверил его в своей поддержке. Но поскольку ему в
равной степени никогда бы не пришло в голову ослушаться приказа фюрера, он
отправил следующий ответ, считая, что Гитлер все еще жив:

Мой фюрер!
Моя преданность вам беспредельна. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы
прийти вам на помощь в Берлин. Если, однако, судьба повелевает мне
возглавить рейх в качестве назначенного вами преемника, я пойду этим путем
до конца, стремясь быть достойным непревзойденной героической борьбы
немецкого народа.
Гросс-адмирал Дениц

В эту ночь у Бормана и Геббельса возникла новая идея. Они решили
попытаться вступить в переговоры с русскими. Начальник генерального штаба
сухопутных войск генерал Кребс, находившийся в бункере, в свое время был
военным атташе в Москве и немного говорил по-русски. Может, ему удастся
добиться чего-нибудь от большевиков. А если конкретно, то Геббельс и Борман
хотели заручиться гарантией собственной неприкосновенности, что позволило бы
им занять предназначавшиеся им по завещанию Гитлера посты в новом
правительстве Деница. Взамен они были готовы сдать Берлин.
Вскоре после полуночи 1 мая генерал Кребс отправился на встречу с
генералом Чуйковым {А не с маршалом Жуковым, как утверждается в большинстве
свидетельств. - Прим. авт.}, командующим советскими войсками, сражавшимися в
Берлине. Один из немецких офицеров, сопровождавших его, записал начало их
переговоров.
Кребс: Сегодня - Первое мая, большой праздник для обеих наших наций 2.
Чуйков: Сегодня у нас большой праздник. А как там у вас - сказать
трудно.
Русский генерал потребовал безоговорочной капитуляции всех находившихся
в бункере Гитлера, а также всех оставшихся в Берлине войск.
Кребс задерживался. На выполнение миссии у него ушло немало времени, и,
когда он не вернулся к 11 утра 1 мая, нетерпеливый Борман направил еще одну
радиограмму Деницу:
"Завещание вступило в силу. Я прибуду к вам, как только смогу. До тех
пор рекомендую воздержаться от публичных заявлений".
Эта телеграмма также была двусмысленной. Борман просто никак не мог
решиться сообщить, что фюрера нет в живых. Он хотел во что бы то ни стало
первым проинформировать Деница об этой важнейшей новости и тем самым
заручиться расположением нового верховного главнокомандующего. Но Геббельс,
готовившийся вскоре умереть вместе с женой и детьми, не имел оснований
скрывать от адмирала правду. В 3.15 дня он направил Деницу свою депешу -
последнюю радиограмму, переданную из осажденного бункера в Берлине.

Гросс-адмиралу Деницу
Совершенно секретно

Вчера, в 15.30, умер фюрер. По завещанию от 29 апреля вы назначаетесь
рейхспрезидентом... (Затем следовали имена основных членов правительства.)
По приказу фюрера завещание выслано вам из Берлина... Борман намерен
отправиться к вам сегодня, чтобы проинформировать об обстановке. Время и
форма сообщения для прессы и обращения к войскам - на ваше усмотрение.
Подтвердите получение.
Геббельс.

Геббельс не счел нужным информировать нового главу государства о своих
собственных намерениях. Он осуществил их в конце дня 1 мая. Было решено
вначале отравить ядом шестерых детей. Их игру прервали, и каждому сделали
смертельную инъекцию. Очевидно, это сделал тот самый врач, который накануне
отравил собак фюрера. Затем Геббельс вызвал своего адъютанта,
гауптштурмфюрера Гюнтера Швегермана и дал ему указание найти бензин.
"Швегерман, - сказал он ему, - произошло величайшее предательство. Все
генералы изменили фюреру. Все потеряно. Я умираю вместе со своей семьей. (Он
не сказал адъютанту, что только что убил своих детей.) Сожгите наши тела. Вы
сможете это сделать?"
Швегерман заверил его, что сможет, и отправил двух дневальных раздобыть
бензин. Несколько минут спустя, примерно в 8.30 вечера, когда уже начало
смеркаться, д-р и фрау Геббельс проследовали через бункер, прощаясь с теми,
кто находился в этот момент в коридоре, и поднялись по лестнице в сад -
здесь по их просьбе дежурный эсэсовец прикончил их двумя выстрелами в
затылок. На их тела вылили четыре канистры бензина и подожгли, но кремацию
до конца не довели. Все, кто еще оставался в бункере, не имели времени
дожидаться, пока сгорят мертвые. Они бросились спасаться, присоединясь к
массе бегущих людей. Уже на следующий день русские обнаружили обуглившиеся
тела министра пропаганды и его жены и сразу же опознали.
Около 9 вечера 1 мая загорелся бункер фюрера, и примерно 500 или 600
человек из свиты Гитлера, оставшиеся в живых, преимущественно эсэсовцы,
начали метаться по служившему им укрытием зданию новой канцелярии в поисках
спасения, "подобно цыплятам с отрубленными головами", как выразился позднее
портной фюрера.
Ища спасения, они решили двинуться пешком по туннелям метро от станции
под Вильгельмсплац, напротив канцелярии, к станции "Фридрихштрассе", чтобы
пересечь реку Шпре и просочиться к северу от нее через позиции русских.
Многим это удалось, но некоторым, в том числе и Мартину Борману, не повезло.
Когда генерал Кребс возвратился наконец в бункер с требованием генерала
Чуйкова о безоговорочной капитуляции, партийный секретарь Гитлера уже пришел
к выводу, что единственный шанс спастись для него - слиться с массой
беженцев. Его группа попыталась следовать за немецким танком, но, как
рассказывал потом находившийся здесь же Кемпка, он был подбит прямым
попаданием противотанкового снаряда русских и Бормана почти наверняка убило.
Там же находился и главарь "Гитлерюгенда" Аксман, который, желая спасти свою
шкуру, бросил на произвол судьбы батальон подростков на мосту Пихельсдорф.
Позднее он показал, что видел тело Бормана лежащим под мостом, в том месте,
где Инвалиденштрассе пересекает железнодорожные пути. На его лицо падал
лунный свет, но Аксман не заметил следов ранения. Он высказал предположение,
что Борман проглотил капсулу с ядом, когда понял, что шансов пробраться
через русские позиции нет.
Генералы Кребс и Бургдорф не присоединились к массе беглецов. Считают,
что они застрелились в подвале новой канцелярии.

Введение..................................................................................... 3

Глава I. Биография Ришелье ……………………………….. 10

Глава II. Приоритеты внутренней и внешней политики согласно «Политическому завещанию» ................................................ 33

Глава II. Отношение Ришелье к сословиям по «Политическому завещанию» ................................................................ 46

Заключение.............................................................................. 53

Список источников и литературы......................................... 56

Примечания.............................................................................. 58

Введение

Моей первой целью было величие короля,

моей второй целью было могущество королевства.

Исторические деятели, на долю которых выпадает неблаго­дарная задача окончательного сведения счетов с давно устано­вившимися порядками, без сомнения не могут надеяться на справедливую оценку со стороны современников. Неудивитель­но поэтому, что кардинал Ришелье был при жизни и в первое время после смерти предметом то величайших похвал, то са­мых жестоких порицаний. В мемуарах современников великого кардинала говорит или желчная ненависть, или восторженное поклонение.

В несравненно меньшей степени расходятся отзывы о нрав­ственных принципах, которыми руководствовался Ришелье, как в государственной деятельности, так и в частной жизни. Даже самые восторженные поклонники великого кардинала не реша­ются рисовать нравственный его облик в сколько-нибудь при­влекательном виде, враги же изображают его совершенным чу­довищем.

В то же время, как указывает сам Ришелье в своем «Политическом завещании», «Моей первой целью было величие короля, моей второй целью было могущество королевства».

Арман Жан дю-Плесси, кардинал и герцог Ришелье, ро­дился в Париже 9 сентября 1585 года. Мать будущего великого кардинала предназначала его к военной службе, однако люсонское епископство, бывшее за последнее время наследственным в семье дю-Плесси, неожиданно оказалось вакантным.

Блистательно сдав экзамен в Сорбонне, юноша получил в 1607-м году ученую степень доктора богословия. Отправившись 20-летним аббатом в Рим к папскому престолу досрочно утверждаться епископом Люсонским, он поначалу скрыл от папы Павла V свой слишком юный возраст, а после церемонии покаялся. Вывод папы был таков: «Справедливо, чтобы молодой человек, обнаруживший мудрость, превосходящую его возраст, был повышен досрочно».

Вступив в управление епархией, дю Плесси сразу выказал большие административные способности. В 1614-м году Мария Медичи созвала генеральные штаты и дю Плесси снова прибыл в Париж в качестве депутата от духовенства. Его речь в день открытия заседаний послужила первой сту­пенью к будущей политической карьере люсонского епископа, так как юный король и регентша с благосклонным вни­манием выслушали оратора. В начале 1616 года Ришелье был назначен штатным священником при дворе молодой королевы Анны Австрийской и поселился в Париже.

Таким образом, получив известность как богослов, став депутатом Генеральных штатов от духовенства, Ришелье стал личным советником Марии Медичи, ведущей борьбу за власть с сыном Людовиком XIII и проигравшей эту борьбу. Пережив опалу молодого короля, удалившись вместе с опальной Марией Медичи в изгнание, Ришелье сумел вернуть власть. Король в 1622 году обратился к папе с просьбой о кардинальской шапке для Ришелье, а через два года назначил его первым министром Франции.

В слабом теле Ришелье жил мощный дух. Его политика укрепила Францию, обуздала непокорную аристократию. Во многом итоги своей деятельности Ришелье подводил в «Политическом завещании» - уникальном документе, в котором один из величайших людей своей эпохи делился мыслями относительно управления государством. «Значительный интерес для понимания воззрений Ришелье представляет его «Политическое завещание», в котором он подробно и предельно четко изложил свои взгляды на ведение государственных дел, общее положение Франции эпохи Людовика XIII, ее финансы, экономику, армию и флот, внутреннюю и внешнюю политику», - писал П. П. Черкесов.

«Политическое завещание», как отмечал сам Ришелье, «... писано... с тем, чтоб по смерти моей годно было для порядков и правления государства...». Некоторые образы «Политического завещания» напоминают фрагмент из "Государства" Платона. Государство тут сравнивается с человеческим телом, которому вредит как полное невежество, так и чрезмерная ученость: «И како тело человеческое, есть ли бы имело глаза на всех частях своих, было б безобразно, так и государство было бы такое же, ежели б все жители оного были ученые, ибо в нем столь же бы мало было послушания, сколько много гордости и тщеславия».

Политическое завещание кардинала герцога де Ришелье французскому королю не слишком хорошо изучено в исторической науке. Написанное в период с 1637 по 1642 год, оно впервые былоопубликовано в 1688 году в Амстердаме. В XVIII веке «Политическое завещание» Ришелье было издано на русском языке дважды – в 1766 и 1788 гг. Известно также несколько списков рукописных переводов петровского времени.

Длинная и запутанная история публикации «Политического завещания» и дискуссия вокруг вопроса о подлинности или подложности этого произведения исследованы в кандидатской диссертации Л. Л. Альбиной «Политическое завещание» Ришелье в источниковедении и историографии Франции XVII – XX вв. К сожалению, эта работа оказалась недоступна автору курсового сочинения, поэтому остается сослаться на А. Д. Люблинскую, которая считает, что можно полностью присоединиться к выводу Л. Л. Альбиной, равно как и к использованным ею выводам зарубежных исследователей, что Ришелье является автором, располагавшим обильным и разнообразным документальным материалом для всех разделов своего труда.

Нами было использована единственная доступная, сокращенная версия «Политического завещания», помещенная в книге А. Андреева «Гений Франции, или Жизнь кардинала Ришелье», опубликованная по изданию Московского университета 1766 года. Необходимо заметить, что текст этот неточен, сокращен, орфографические и стилистические нормы его соответствуют языку XVIII столетия. Некоторые моменты (в частности, финансовый проект и отношение к гугенотам) вообще не отражены в использованной версии источника, поэтому указанные аспекты пришлось изучать по цитатам в исследованиях историков.

Как замечает А. Д. Люблинская, «в сущности, весь текст «Политического завещания» нуждается в новом критическом и комментированном издании...», что достаточно сложно из-за плохого состояния французского оригинала: историки XIX – XX вв. вплоть до наших дней не могли преодолеть трудностей, связанных с плохим состоянием текста в ряде частей «Политического завещания».

Для того, чтобы ориентироваться в реалиях, которые отражены в «Политическом завещании», был изучен круг научной литературы.

Работа В. Л. Ранцова «Всемогущий кардинал: Жизнеописание кардинала Ришелье» (переиздание 1991 г. по изданию 1893 г.) представляет собой скорее популярный, нежели научный очерк, многие излагаемые автором факты вступают в противоречие с изложением П. П. Черкесова и А. Андреева (например, легенда о прибытии Ришелье в Рим).

Монография П. П. Черкасова «Кардинал Ришелье» - первая в советской историографии политическая биография Ришелье, где рассматривается внутри- и внешнеполитическая деятельность кардинала, его дипломатические таланты, отношение к экономике, наукам, культуре.

Новая работа А. Андреева «Гений Франции, или Жизнь кардинала Ришелье» достаточно сжато повествует о биографии Ришелье, во многом повторяя выводы исследователей, в частности, П. П. Черкасова. Однако важным достоинством работы является богатый иллюстративный материал (более 200 иллюстраций), а также публикация документов и выдержек из сочинений историков различных направлений.

Была изучена также работы А. Д. Люблинской «Франция при Ришелье: Французский абсолютизм в 1630 – 1642 гг.», где подробно анализируется финансовая часть «Политического завещания».

Также были изучены работы С. Г. Лозинского «История папства» с тем, чтобы иметь представление об отношении Ришелье к религии с политической точки зрения, и Е. В. Тарле Е. В. «Очерки истории колониальной политики западноевропейских государств (конец XIV – начало XIX в.)», поскольку важной частью политики Ришелье, нашедшей отражение в «Политическом завещании», являлось строительство сильного морского флота и колониальная политика.

Учитывая малую изученность «Политического завещания», целью данной дипломной работы является его анализ и выявление взглядов Ришелье на различные аспекты политической деятельности.

Задачи следующие:

1) Дать краткую характеристику личности Ришелье, составив его политический портрет;

2) определить позицию Ришелье на основные направления внешней политики по «Политическому завещанию»;

3) основываясь на анализе источника, выявить характер отношения кардинала к различным сословиям.

Структура работы соответствует поставленным задачам, работа стоится по хронологическому принципу.

Хронологические рамки работы – 1637 – 1642 гг., поскольку точная дата написания «Политического завещания» неизвестна.

Глава I. Биография Ришелье

Арман-Жан дю Плесси де Ришелье, прозванный впоследствии "Красным кардиналом" (l"Eminence Rouge), родился 9 сентября 1585 года в Париже или в замке Ришелье в провинции Пуату в обедневшей дворянской семье. Его отец, Франсуа дю Плесси, был главным прево - судебным чиновником Франции при Генрихе III, а мать, Сюзанна де ла Порт, происходила из семьи адвоката Парижского парламента. Арман-Жан был младшим сыном в семье. Когда Жану было всего пять лет, отец умер, оставив жену одну с пятерыми детьми, полуразрушенным поместьем и немалыми долгами. Тяжелые годы детства сказались на характере Жана, поскольку всю последующую жизнь он стремился восстановить утраченную честь семьи и иметь много денег, окружить себя роскошью, которой был лишен в детстве. С детства Арман-Жан - болезненный и тихий мальчик, предпочитал книги играм с друзьями. В сентябре 1594 года Ришелье поступил в Наваррский колледж в Париже и стал готовиться к военной карьере, унаследовав титул маркиза дю Шиллу. С детства Ришелье мечтал стать офицером королевской кавалерии.

Основным источником материальных благ семьи был доход от должности католического духовного лица епархии в районе Ла-Рошели, дарованный Плесси ещё Генрихом III в 1516 году. Однако чтобы сохранить его, кто-то из семьи должен был принять монашеский сан. До 21 года предполагалось, что Арман, младший из трех братьев, последует по стопам отца и станет военным и придворным.

Но в 1606 году средний брат ушел в монастырь, отказавшись от епископства в Люсоне (в 30 км к северу от Ла-Рошели), которое обычно наследовалось членами семьи Ришелье. Единственное, что могло сохранить семье контроль над епархией, это вступление юного Армана в духовное звание.

Поскольку Жан был слишком молод, чтобы принять сан, ему требовалось благословение Папы Римского Павла V. Отправившись к папе в Рим аббатом, он поначалу скрыл от папы Павла V свой слишком юный возраст, а после церемонии покаялся. Вывод папы был таков: "Справедливо, чтобы молодой человек, обнаруживший мудрость, превосходящую его возраст, был повышен досрочно". 17 апреля 1607 года двадцатидвухлетний Арман-Жан дю Плесси принял имя Ришелье и сан епископа Люсонского. Церковная карьера в то время была очень престижной, и ценилась выше светской. Однако Жан Ришелье на месте некогда процветавшего аббатства в Люсоне нашел лишь руины - печальную память о Религиозных войнах. Епархия была одна из самых бедных и средств, доставляемых ею, не хватало на мало-мальски приличную жизнь. Но молодой епископ не падал духом.

Сан епископа давал возможность появиться при королевском дворе, которой Ришелье не замедлил воспользоваться. Очень скоро он совершенно очаровал своим умом, эрудицией и красноречием короля Генриха IV. Генрих называл Ришелье не иначе как "мой епископ". Но, как это бывает в подобных случаях, столь стремительное возвышение провинциального епископа не понравилось некоторым влиятельным особам, и Ришелье пришлось покинуть столицу.

Несколько лет Ришелье провел в Люсоне. Там епископ Ришелье первым во Франции сумел провести реформирование хозяйства монастыря, а также был первым французом, написавшим теологический трактат на родном языке, где отразил положение дел в стране, разрушенной Религиозными войнами.

Все свое свободное Ришелье занимался самообразованием, то есть читал. В конце концов он дочитался до того, что до самого конца дней его мучили страшные головные боли.

Убийство фанатиком-католиком Равайльяком Генриха IV в 1610 году развязало руки сепаратистам. Правительство Марии Медичи, королевы-матери, регентши при Людовике XIII, было насквозь коррумпировано. Развал подкреплялся неудачами военных, так что королевский двор пошел на переговоры с представителями вооруженных масс.

Епископ Люсонский (Ришелье) выступил на переговорах в качестве посредника, что послужило поводом избрания его представителем в Генеральные Штаты от духовенства Пуату в 1614 году. Генеральные штаты - собрание сословий, учрежденное в Средние века и все еще изредка собиравшееся королем по тем или иным поводам. Делегаты были разделены на первое сословие (духовенство), второе сословие (светская аристократия) и третье сословие (буржуа). Молодой епископ Люсона должен был представлять духовенство родной провинции Пуату. В конфликте между духовенством и третьим сословием (ремесленники, купцы и крестьяне) по поводу отношений короны и Папы епископ Ришелье занял нейтральную позицию, отдав все силы приведению сторон к компромиссу.

Уже в скором времени Ришелье заметили благодаря ловкости и хитроумию, проявленным им при налаживании компромиссов с другими группами и красноречивой защите церковных привилегий от посягательств светских властей. В феврале 1615 года ему было даже поручено произнести парадную речь от имени первого сословия на заключительной сессии. В следующий раз Генеральным штатам предстояло собраться лишь 175 лет спустя, накануне Французской революции.

При дворе молодого Людовика ХIII обратили внимание на 29-летнего епископа. Наибольшее впечатление таланты Ришелье произвели на королеву-мать Марию Медичи, которая по-прежнему фактически правила Францией, хотя в 1614 году ее сын уже достиг совершеннолетия. Назначенный духовником королевы Анны Австрийской - молодой супруги Людовика XIII, Ришелье вскоре добился расположения ближайшего советника и фаворита Марии Кончино Кончини (известного также как маршал д"Анкр). В 1616 году Ришелье вошел в королевский совет и занял пост государственного секретаря по военным делам и внешней политике. Новый пост требовал от Ришелье активного участия во внешней политике, к которой он до тех пор не имел отношения. Первый год Ришелье во власти совпал с началом войны между Испанией, которой тогда правила династия Габсбургов, и Венецией, с которой Франция состояла в военном союзе. Эта война грозила Франции новым витком религиозных распрей.

Однако в апреле 1617 года Кончини был убит группой "друзей короля" - противников регентства Марии Медичи. Вдохновитель этой акции герцог де Люинь теперь стал фаворитом и советником молодого короля. Ришелье сначала возвратили в Люсон, а затем сослали в Авиньон, папскую область, где он боролся с меланхолией чтением и сочинительством. В течение двух лет Ришелье занимался литературой и богословием в совершенном уединении. За это время он написал два богословских труда - "Защита основных положений католической веры" и "Наставления для христиан".

Французские принцы крови - Конде, Суассон и Буильон - возмутились самоуправными действиями монарха и подняли против него мятеж.

Людовику XIII пришлось отступить. В 1619 году король разрешил Ришелье присоединиться к королеве-матери в надежде, что он окажет на нее умиротворяющее воздействие. В течение семи лет, часть которых пришлось провести в изгнании, Ришелье вел активную переписку с Марией Медичи и Людовиком XIII.

Однако не такой была вдовствующая королева, чтобы сразу все забыть после примирения. Как положено любой женщине, тем более царственной, она еще немножко поломалась, прежде чем согласиться на окончательное примирение. А когда решила, что пора, то потребовала от сына назначить Ришелье кардиналом. 5 сентября 1622 года епископ Ришелье получил сан кардинала. А если кого-то назначили кардиналом, то и в Королевский совет, тогдашнее французское правительство, его непременно надо было включить, тем более, что министры отца Людовика XIII практически все уже умерли.

Но только в 1624 году Мария Медичи была возвращена в Париж, а вместе с ней и Ришелье, без которого она уже не могла ступить ни шагу. Людовик продолжал относиться к Ришелье с недоверием, так как понимал, что всеми дипломатическими победами его мать должна кардиналу. Когда 29 апреля 1624 года Ришелье впервые вошел в зал заседаний французского правительства, он так взглянул на присутствующих, в том числе и на председателя, маркиза Ла Вьевиля, что всем сразу стало понятно, кто отныне здесь хозяин. Несколькими месяцами позже, в августе, действующее правительство рухнуло, и по настоянию королевы-матери 13 августа 1624 года Ришелье стал "первым министром" короля - пост, на котором ему было суждено пробыть 18 лет.

Несмотря на хрупкое здоровье, новый министр достиг своего положения благодаря сочетанию таких качеств, как терпение, хитроумие и бескомпромиссная воля к власти. Эти качества Ришелье никогда не переставал применять для собственного продвижения: в 1622 году он сделался кардиналом, в 1631 году - герцогом, все это время продолжая увеличивать личное состояние.

С самого начала Ришелье пришлось иметь дело со многими врагами и с ненадежными друзьями. К числу последних на первых порах относился сам Людовик. Сколько можно судить, король так никогда и не обрел симпатии к Ришелье, и все же с каждым новым поворотом событий Людовик попадал во все большую зависимость от своего блестящего служителя. Прочее же королевское семейство оставалось враждебным к Ришелье. Анна Австрийская терпеть не могла ироничного министра, который лишил ее какого-либо влияния на государственные дела. Герцог Гастон Орлеанский, единственный брат короля, плел бесчисленные заговоры с целью усиления своего влияния. Даже королева-мать, всегда отличавшаяся амбициозностью, почувствовала, что прежний ее помощник стоит у нее на пути, и вскоре стала самым серьезным его противником.

Вокруг этих фигур кристаллизовались различные группировки мятежных придворных. Ришелье отвечал на все бросаемые ему вызовы с величайшим политическим мастерством и жестоко их подавлял. В 1626 году центральной фигурой в интриге против кардинала стал молодой маркиз де Шале, который поплатился за это жизнью.

Сам король чувствовал себя орудием в руках кардинала и, по-видимому, не без сочувствия отнесся к последней попытке низвергнуть Ришелье – к заговору Сен-Мара. Всего за несколько недель до своей смерти в 1642 году Ришелье раскрыл последний заговор, центральными фигурами которого стали маркиз де Сен-Мар и Гастон Орлеанский. Последнего, как всегда, спасла от кары королевская кровь, но Сен-Мар – друг и любимец Людовика, был обезглавлен. В период между этими двумя заговорами наиболее драматическим испытанием прочности позиций Ришелье стал знаменитый "день одураченных" - 10 ноября 1631 года. В этот день король Людовик ХIII в последний раз пообещал отправить своего министра в отставку, и по всему Парижу разнеслись слухи, что королева-мать одержала победу над своим врагом. Однако Ришелье удалось добиться аудиенции короля, и к наступлению ночи все его полномочия были подтверждены, а действия санкционированы. "Одураченными" оказались те, кто поверил ложным слухам, за что и поплатились смертью либо изгнанием.

Сопротивление, проявлявшееся в иных формах, встречало не менее решительный отпор. Несмотря на свои аристократические пристрастия, Ришелье сокрушил мятежную провинциальную знать, настаивая на ее покорности королевским официальным лицам. В 1632 году он добился вынесения смертного приговора за участие в мятеже герцогу де Монморанси, генерал-губернатору Лангедока, которого направила против Ришелье именно Мария Медичи, и одному из самых блестящих аристократов. Ришелье запретил парламентам (высшим судебных органам в городах) подвергать сомнению конституционность королевского законодательства. На словах он прославлял папство и католическое духовенство, но по делам его было видно, что главой церкви во Франции является король.

Холодный, расчетливый, весьма часто суровый до жестокости, подчинявший чувство рассудку, Ришелье крепко держал в своих руках бразды правления и, с замечательной зоркостью и дальновидностью замечая грозящую опасность, предупреждал ее при самом появлении. В борьбе со своими врагами Ришелье не брезговал ничем: доносы, шпионство, грубые подлоги, неслыханное прежде коварство – все шло в ход. Его тяжелая рука в особенности давила молодую, блестящую аристократию окружавшую короля.

Один заговор за другим составлялись против Ришелье, но они всегда кончались самым плачевным образом для врагов Ришелье, участью которых было изгнание или казнь. Мария Медичи очень скоро раскаялась в своем покровительстве Ришелье, совершенно оттеснившего ее на задний план. Вместе с женой короля, Анной, старая королева приняла даже участие в замыслах аристократии против Ришелье, но без успеха.

С самого первого дня во власти Ришелье стал объектом постоянных интриг со стороны тех, кто пытался его "подсидеть". Чтобы не стать жертвой предательства, он предпочитал никому не доверять, что вызывало страх и непонимание окружающих. "Всякий, кто узнает мои мысли, должен умереть", - говорил кардинал. Целью Ришелье было ослабление позиций династии Габсбургов в Европе и укрепление независимости Франции. Кроме того, кардинал был ярым сторонником абсолютной монархии.

Другим важным источником оппозиции, сокрушенным Ришелье со свойственной ему решительностью, являлось гугенотское (протестантское) меньшинство. Примирительный Нантский эдикт Генриха IV от 1598 года гарантировал гугенотам полную свободу совести и относительную свободу богослужения. Он оставлял за ними большое число укрепленных городов - в основном на юге и юго-западе Франции. Ришелье усматривал в этой полунезависимости угрозу государству, особенно во время войны. Гугеноты представляли собой государство в государстве, они имели сильных сторонников в городах и мощный военный потенциал. Кардинал предпочитал не доводить ситуацию до кризиса, однако фанатизм гугенотов подогревался Англией, вечной соперницей Франции. Участие, принятое гугенотами в 1627 году в нападении англичан с моря на побережье Франции, послужило для правительства сигналом к началу действий. К январю 1628 году была осаждена крепость Ла-Рошель - опорный пункт протестантов на берегу Бискайского залива. Ришелье взял на себя личное руководство кампанией, и в октябре непокорный город капитулировал после того, как около 15 тысяч его жителей умерли от голода. В 1629 году Ришелье завершил религиозную войну великодушным примирением - мирным соглашением в Але, в соответствии с которым король признавал за своими подданными-протестантами все права, гарантированные им в 1598 году, за исключением права иметь крепости. Правда, гугеноты лишались политических и военных привилегий. Но дарованная им свобода отправления культа и судебные гарантии положили конец религиозным войнам во Франции и не дали повода для разногласий с союзниками-протестантами за пределами страны. Гугеноты-протестанты проживали во Франции как официально признанное меньшинство до 1685 году, но после взятия Ла-Рошели их способность противостоять короне была подорвана.

Стремясь к укреплению суверенитета королевской власти в области внутренней и внешней политики и финансов, Ришелье инициировал кодификацию французских законов ("кодекс Мишо", 1629), провел ряд административных реформ (учреждение в провинциях должностей интендантов, назначаемых королем), боролся с привилегиями парламентов и знати (запрещение дуэлей, разрушение укрепленных дворянских замков), реорганизовал почтовую службу. Он активизировал строительство флота, что усилило военные позиции Франции на море и способствовало развитию внешнеторговых компаний и колониальной экспансии. Ришелье разрабатывал проекты финансово-экономического оздоровления страны в духе меркантилизма, однако внутренние и внешние войны не позволили реализовать их. Вынужденные займы вели к усилению налогового гнета, что, в свою очередь, вызывало мятежи и крестьянские бунты (восстание "кроканов" 1636-1637 годов), которые жестоко подавлялись.

Что касается экономики, Ришелье практически ничего в ней не понимал. Он объявлял войны, не задумываясь о снабжении армии, и предпочитал решать проблемы по мере их поступления. Кардинал следовал доктрине Антуана де Монткристьена и настаивал на независимости рынка. При этом он делал упор на производство товаров на экспорт и препятствовал импорту предметов роскоши. В сфере его экономических интересов было стекло, шелк, сахар. Ришелье ратовал за строительство каналов и расширение внешней торговли, причем сам часто становился совладельцем международных компаний. Именно тогда началась французская колонизация Канады, Западной Западной Индии, Марокко и Персии.

К концу 1620-х годов французское правительство имело возможность принимать более активное участие в международных делах, что побудило Ришелье к действиям. Ко времени прихода Ришелье к власти грандиозная (получившая название Тридцатилетней) война в Германии между католическими государями во главе с императором Священной Римской империи и союзом протестантских князей и городов была уже в полном разгаре. Дом Габсбургов, включая правящие фамилии в Испании и Австрии, больше столетия являлся главным врагом французской монархии, однако поначалу Ришелье удерживался от вмешательства в конфликт. Во-первых, союзниками Франции в таком случае должны были стать протестантские державы, поэтому кардинал и его главный советник монах ордена капуцинов отец Жозеф (прозванный, в отличие от своего шефа, l"Eminence grise, т.е. "Серый кардинал") понимали, что необходимо иметь ясное и законное обоснование для такого шага. Во-вторых, свободу действий вне страны долгое время сдерживала неспокойная обстановка внутри самой Франции. В-третьих, основная угроза интересам Франции исходила не со стороны австрийских Габсбургов, а от еще более могущественной испанской ветви, что побуждало французов сосредоточить внимание на Пиренеях и испанских владениях в Италии, а не на Германии.
Тем не менее Франция все же была вовлечена в войну. К концу 1620-х годов католики добились столь внушительных побед в пределах Империи, что, казалось, австрийские Габсбурги станут полными хозяевами Германии.

Перед лицом угрозы господства Габсбургов в Европе Ришелье и отец Жозеф выдвинули довод, что для блага папского престола и духовного благополучия самой церкви Франция должна противостоять Испании и Австрии. Возможность принять участие в германских делах представилась сразу же после подавления знати и мятежных гугенотов внутри страны, поскольку на стороне лютеран собирался выступить король Швеции Густав II Адольф. Когда его армия высадилась в северной Германии (июль 1630 года), в Германию стали подтягиваться значительные испанские силы - чтобы оказать поддержку католикам.

Во время осады Ришелье крепости Ла-Рошель испанцы успели мобилизовать силы на севере Италии и захватить крепость Касаль. Тогда Ришелье проявил необычайную мобильность: сразу после падения Ла-Рошели французская армия была переброшена через Альпы и застала испанцев врасплох. В 1630 году в ходе сложных интриг Ришелье отказался подписывать Регенсбургский мир, в ответ Испания обратилась в Папе Урбану VIII с просьбой отлучить Людовика XIII от церкви. Ришелье находился на грани провала, поскольку его отношения с королем были весьма сложными, а рьяная католичка Мария Медичи просто впала в истерику. Когда Ришелье возвратился во Францию, она потребовала отставки кардинала, но Людовик не пошел на это, стремясь сохранить политическую независимость от матери. Ришелье был единственным, кто мог ему в этом содействовать, поэтому он сохранил сан кардинала и место первого министра. Оскорбленная королева-мать покинула двор и отправилась в Нидерланды, находившиеся под властью испанских Габсбургов, прихватив с собой младшего брата короля Гастона Орлеанского.

Преодолевая противодействие происпанской "партии святош", Ришелье вел антигабсбургскую политику.

Он рассчитывал на союз с Англией, устраивая брак Карла I Английского с Генриеттой Марией Французской, сестрой Людовика XIII, который был заключен 12 июня 1625 года. Ришелье стремился усилить французское влияние в Северной Италии (экспедиция в Вальтелину) и в германских землях (поддержка лиги протестантских князей). Ему удавалось долго удерживать Францию от прямого участия в Тридцатилетней войне.

После высадки шведского короля в Германии Ришелье счел необходимым вмешаться, пока что косвенно. 23 января 1631 года после длительных переговоров посланник Ришелье подписал с Густавом Адольфом договор в Бервальде. По этому соглашению, французский католический прелат обеспечивал шведского лютеранского короля-воителя финансовыми средствами для ведения войны против Габсбургов в размере одного миллиона ливров в год. Густав пообещал Франции, что не будет нападать на те государства католической лиги, в которых правят Габсбурги. Тем не менее весной 1632 года он повернул свои войска на восток против именно такого государства - Баварии. Ришелье тщетно пытался удержать союзника. Только со смертью Густава Адольфа в битве при Люцене (16 ноября 1632 года) нелегкая для кардинала дилемма получила разрешение.

У Ришелье на первых порах теплилась надежда, что денежных субсидий союзникам будет достаточно для того, чтобы уберечь собственную страну от риска открытого столкновения. Но к концу 1634 года оставшиеся в Германии шведские силы и их протестантские союзники были разгромлены испанскими войсками.

В 1635 году Испания оккупировала епископство Триер, что послужило причиной объединения французских католиков и протестантов, которые рука об руку выступили против внешнего врага - Испании.

Это было началом Тридцатилетней войны для Франции.

Весной 1635 года Франция формально вступила в войну - сначала против Испании, а затем, год спустя, против Священной Римской империи. Сначала французы потерпели ряд досадных поражений, однако к 1640 году, когда стало проявляться превосходство Франции, она начала одолевать своего главного врага - Испанию. Более того, французская дипломатия достигла успеха, вызвав антииспанское восстание в Каталонии и ее отпадение (с 1640 по 1659 годы Каталония находилась под властью Франции) и полномасштабную революцию в Португалии, которая покончила с правлением Габсбургов в 1640 году. Наконец, 19 мая 1643 года при Рокруа в Арденнах армия принца де Конде добилась такой сокрушительной победы над знаменитой испанской пехотой, что это сражение принято считать концом испанского доминирования в Европе.

В последние годы жизни кардинал Ришелье был вовлечен в очередной религиозный конфликт. Он возглавлял оппозицию папе Урбану VIII, поскольку в планы Франции входило расширение сферы влияния в Священной Римской империи. При этом он оставался преданным идеям абсолютизма и боролся с галликанцами, покусившимися на Папскую власть.

Осенью 1642 года Ришелье посетил целебные воды в Бурбон-Ланси, ибо здоровье его, подточенное многолетним нервным напряжением, таяло на глазах. Даже будучи больным, кардинал до последнего дня по несколько часов диктовал приказы армиям, дипломатические инструкции, распоряжения губернаторам различных провинций. 28 ноября наступило резкое ухудшение. Врачи ставят еще один диагноз - гнойный плеврит. Кровопускание не дало результата, лишь до предела ослабило больного. Кардинал временами теряет сознание, но, придя в себя, пытается еще работать. В эти дни рядом с ним неотлучно находится его племянница герцогиня д"Эгийон. 2 декабря умирающего навещает Людовик XIII. "Вот мы и прощаемся, - слабым голосом говорит Ришелье. - Покидая Ваше Величество, я утешаю себя тем, что оставляю Ваше королевство на высшей ступени славы и небывалого влияния, в то время как все Ваши враги повержены и унижены. Единственно, о чем я осмеливаюсь просить Ваше Величество за мои труды и мою службу, это продолжать удостаивать Вашим покровительством и Вашим благоволением моих племянников и родных. Я дам им свое благословение лишь при условии, что они никогда не нарушат своей верности и послушания и будут преданы Вам до конца".

Затем Ришелье своим единственным преемником называет кардинала Мазарини. "У Вашего Величества есть кардинал Мазарини, я верю в его способности на службе королю", - говорит министр. Пожалуй, это все, что он хотел сказать королю на прощание. Людовик XIII обещает выполнить все просьбы умирающего и покидает его...

Оставшись с докторами, Ришелье просит сказать, сколько ему еще осталось. Врачи отвечают уклончиво, и лишь один из них - месье Шико - осмеливается сказать: "Монсеньор, думаю, что в течение 24 часов Вы либо умрете, либо встанете на ноги". - "Хорошо сказано", - тихо произнес Ришелье и сосредоточился на чем-то своем.

На следующий день король наносит еще один, последний, визит Ришелье. В течение часа они беседуют с глазу на глаз. Людовик XIII вышел из комнаты умирающего чем-то очень взволнованный. Правда, кое-кто из свидетелей утверждал, что король был в веселом расположении духа. У постели кардинала собираются священники, один из которых причащает его. В ответ на традиционное в таких случаях обращение простить врагам своим Ришелье говорит: "У меня не было других врагов, кроме врагов государства". Присутствующие удивлены четкими, ясными ответами умирающего. Когда с формальностями было покончено, Ришелье сказал с полным спокойствием и уверенностью в своей правоте: "Очень скоро я предстану перед моим Судией. От всего сердца попрошу его судить меня по той мерке - имел ли я иные намерения, кроме блага церкви и государства".

Ранним утром 4 декабря Ришелье принимает последних посетителей - посланцев Анны Австрийской и Гастона Орлеанского, заверяющих кардинала в своих самых лучших чувствах. Появившаяся вслед за ними герцогиня д`Эгийон со слезами на глазах стала рассказывать, что накануне одной монахине-кармелитке было видение, что Его Высокопреосвященство будет спасен рукой Всевышнего. "Полноте, полноте, племянница, все это смешно, надобно верить только Евангелию".

Некоторое время они проводят вдвоем. Где-то около полудня Ришелье просит племянницу оставить его одного. "Помните, - говорит он ей на прощание, что я любил Вас больше всех на свете. Будет нехорошо, если я умру у Вас на глазах..." Место д"Эгийон занимает отец Леон, дающий умирающему последнее отпущение грехов. "Предаюсь, Господи, в руки твои", - шепчет Ришелье, вздрагивает и затихает. Отец Леон подносит к его рту зажженную свечу, но пламя остается неподвижным. Кардинал мертв".

Ришелье умер в Париже 5 декабря 1642 года, не дожив до триумфа в Рокруа и сломленный многочисленными болезнями. Ришелье был похоронен в церкви на территории Сорбонны, в память о поддержке, оказанной университету Его Высокопреосвященством кардиналом.

Ришелье всячески содействовал развитию культуры, стремясь поставить ее на службу французскому абсолютизму. По инициативе кардинала прошла реконструкция Сорбонны. Ришелье написал первый королевский эдикт о создании Французской академии и передал Сорбонне по своему завещанию одну из лучших в Европе библиотек, создал официальный орган пропаганды "Газетт" Теофраста Ренодо. В центре Парижа вырос дворец Пале-Кардиналь (впоследствии он был подарен Людовику XIII и с тех пор называется Пале-Рояль). Ришелье покровительствовал художникам и литераторам, в частности, Корнелю, поощрял таланты, способствуя расцвету французского классицизма.

Ришелье, помимо всего прочего, был весьма плодовитым драматургом, его пьесы печатались в первой открытой по его инициативе королевской типографии.

По долгу службы дав обет верности "церкви - моей супруге", он оказался в сложных политических отношениях с королевой Анной Австрийской, в действительности дочерью испанского короля, главой враждебной национальным интересам страны "испанской", то есть в какой-то степени и "австрийской", партии при дворе. Чтобы досадить ей за предпочтение ему лорда Бэкингема, он - в духе принца Гамлета - по ходу придворного сюжета написал и поставил пьесу "Мирам", в которой Бэкингем оказывается побежденным не только на поле боя (под гугенотской Ла-Рошелью), и заставил королеву посмотреть этот спектакль. В книге приведены сведения и документы, которые легли в основу романа Дюма "Три мушкетера", - от борьбы с дуэлями (на одной из которых погиб брат кардинала) до использования отставной любовницы Бэкингема графини Карлейль (пресловутой Миледи) в успешной шпионской роли при английском дворе и весьма пикантных подробностей свиданий королевы и Бэкингема.

В целом Ришелье режиссировал отнюдь не "по-гамлетовски". Он помирил французов (католиков и гугенотов) между собой и, благодаря "дипломатии пистолей", поссорил их врагов, сумев создать антигабсбургскую коалицию. Для отвлечения Речи Посполитой от Габсбургов он слал гонцов в Русское государство к первому из Романовых, Михаилу, с призывом торговать беспошлинно.

Ришелье оказал сильнейшее влияние на ход европейской истории. Во внутренней политике он устранил всякую возможность полномасштабной гражданской войны между католиками и протестантами.

Ему не удалось покончить с традицией дуэлей и интриг среди провинциальной знати и придворных, но благодаря его усилиям неповиновение короне стало считаться не привилегией, а преступлением против страны. Ришелье не вводил, как было принято утверждать, должности интендантов для проведения политики правительства на местах, однако он значительно укрепил позиции королевского совета во всех сферах управления. Организованные им торговые компании для ведения дел с заморскими территориями оказались неэффективными, но защита стратегических интересов в колониях Вест-Индии и Канады открыла новую эру в создании Французской империи.

Неуклонное служение ясно осознанным целям, широкий практический ум, ясное понимание окружающей действительности, умение пользоваться обстоятельствами - все это обеспечило за Ришелье видное место в истории Франции. Основные направления деятельности Ришелье сформулированы в его "Политическом завещании". Приоритетом внутренней политики стала борьба с протестантской оппозицией и укрепление королевской власти, главной внешнеполитической задачей повышение престижа Франции и борьба с гегемонией Габсбургов в Европе. "Моей первой целью было величие короля, моей второй целью было могущество королевства", - подвел итоги своего жизненного пути знаменитый борец с мушкетерами.

Рассмотрим подробнее этот документ.

Глава II. Приоритеты внутренней и внешней политики согласно «Политическому завещанию»

В XVII веке наиболее прогрессивной формой государства становится абсолютная монархия. Позволив преодолеть феодальную раздробленность, она способствовала формированию единого экономического пространства и политической стабильности.
"Режиссером" становлении абсолютизма выступил первый министр Людовика XIII - "красный кардинал" Ришелье. Фактический правитель Франции, он боролся с привилегиями знати, запретил дуэли, положил конец войнам католиков и гугенотов и доминированию в Европе династии Габсбургов.

Согласно “Политическому завещанию”, в политике Ришелье можно выделить несколько направлений. Он пишет, что с самого начала своей политической деятельности “обещал употребить все свое искусство и всю власть, которую мне дать извлили на истреблене гугенотского общества, на сражение гордости знатных вельмож, на приведение в должность всех Ваших [королевских] подданных и на возвышение Вашего имени в чужих народах...”.

Заняв пост министра, Ришелье попытался провести ряд существенных реформ, призванных укрепить королевскую власть. Одной из главных задач было установление мира в многострадальной стране. Для начала требовалось утихомирить «фронду принцев», стремящуюся вырвать у короля привилегии и деньги. Как отмечал Ришелье в «Политическом завещании», «... всяк достоинство свое измерял свею наглостью».

Целое столетие междоусобных войн и религиозных смут ослабили во Франции все внутренние связи. Аристократия, которая при Генрихе IX начала было привыкать к повиновению королевской власти, убедилась за время регентства Марии Медичи и в первые годы царст­вования Людовика XIII в возможности безнаказанно сопро­тивляться королевским декретам.

Участие наиболее видных ее представителей в инт­ригах и заговорах против его власти, заставило кардинала прибегать к строгим карательным мерам, наглядно свиде­тельствовавшим, что знатное дворянство не может более рассчитывать на безнаказанность для себя и своих клиентов иначе, как при условии искреннего с ним союза и согла­шения. Противники Ришелье убеждались горьким опытом, что карательные законы писаны по преимуществу именно для них.

Ришелье посоветовал королю прекратить делать уступки и взял жесткий курс на обуздание непокорных аристократов. Ему почти удалось накинуть узду на неспокойных родственников монарха, смирив их непомерную гордыню. Кардинал не стеснялся проливать кровь мятежников, не считаясь с их положением. Первыми предостережениями по адресу французской аристократии были: аресты побочных братьев Людовика XIII, двух герцогов Вандомов и казнь графа Шале. Еще более сильное впечатление произвел сметный приговор, постанов­ленный над графом Бутвиллем из дома Монморанси. Казнь одного из первых лиц страны, герцога Монморанси, заставила аристократию содрогнуться от ужаса.

Ришелье, не терпевший никаких ограничений своей вла­сти, всячески добивался отмены особых прав и привилегий, которыми пользовались до того времени Нормандия, Про­ванс, Лангедок и многие другие французские области. За­говоры и восстания, в которых принимали участие областные губернаторы, побудили Ришелье упразднить губернаторские должности, что в свою очередь значительно ослабило влияние высшей аристократии. Место губернаторов заступили коро­левские интенданты, непосредственно подчиненные первому министру. Чтобы вернее сломить сопротивление дворянства этим реформам, предписано было разрушить укрепленные замки, не представлявшиеся необходимыми для государст­венной обороны.

В “Политическом завещании” Ришелье писал, что “ввиду того, что честь для дворян должна быть дороже жизни, их следует карать скорее лишением первой, нежели последней”. Однако на деле он прибегал к суровым мерам.

Надо заметить, что, чтобы восстановить уваже­ние к закону и уверяя Людовика XIII в необходимости устранить лицеприятие в судах, Ришелье на самом деле обращался с правосудием довольно бесцеремонно. Он до­пускал суд правый и нелицеприятный лишь в тех случаях, когда это согласовалось с его собственными видами. Про­цессы против политических противников и личных врагов кардинала обставлялись сплошь и рядом так, что о ка­ких-либо гарантиях беспристрастия не могло быть и речи. Даже в случаях действительной виновности противников Ри­шелье приговоры над ними имели скорее характер судебных убийств, чем законной кары. Нарушение правосудия носило зачастую характер вопиющей несправедливости, наглядными образцами которой могут служить процессы де-Ту и Урбана Грандье. Сам кардинал в своих мемуарах проводит ту мысль, что там, где дело идет о политических преступлениях, правительство ни под каким видом не может щадить своих противников. Отвадить от этих преступлений можно лишь в том случае, если виновных непременно будет постигать строжайшая кара. "Для достижения такого результата не следует останавливаться даже перед такими мероприятиями, от которых могут страдать невинные".

Ришелье оправдывает в «Политическом завещании» такой способ ведения дел: «Если во время разбора обыкновенных дел суд требует бесспорных доказательств, то совсем иначе в делах, касающихся государства; таких случаях то, что вытекает из основательных догадок, должно иногда считаться за ясные доказательства».

Это и понятно: среди забот о внутренних и внешних государственных делах Ришелье постоянно должен был помышлять о самозащите. Бесхарактерность и подозри­тельность Людовика XIII делали положение первого его мини­стра до чрезвычайности непрочным. Ришелье приходилось, по­этому беспрерывно держаться на стороже и вести упорную борьбу со своими явными и тайными врагами: матерью Лю­довика XIII-Марией Медичи, супругой его-Анной Австрий­ской, братом короля - Гастоном Орлеанским и многочислен­ными их приверженцами. Борьба эта велась с обеих сторон самым беспощадным образом. Противники Ришелье не гнуша­лись убийством, так что жизнь его неоднократно подвергалась серьезной опасности. Неудивительно, что и он, в свою очередь, зачастую обнаруживал крайнюю жестокость и неразборчивость в выборе средств.

Второй на очереди стояла задача усмирения гугенотов, со времен Генриха IV пользовавшихся большими правами. Французские протестанты представляли собою государство в государстве. Владея в силу Нантского эдикта многими крепостями, важнейшими из ко­торых были Ла-Рошель и Монтобан, гугеноты являлись не только религиозной сектой, но вместе с тем также и пол­итической партией, не стеснявшейся искать для себя союз­ников за границей. Гугеноты, по сути, создали на территории Франции настоящие маленькие государства, готовые в любой момент выйти из повиновения.

Ришелье считал, что настала пора покончить с гугенотской вольницей. Подходящий случай не замедлил представится. В 1627 году обострились отношения с Англией, обеспокоенной начатым Ришелье строительством флота. Политики туманного Альбиона решили вызвать смуту во владениях соседа, подняв мятеж на Ла-Рошели. С английским десантом французская армия справилась достаточно легко, а вот осада мятежной крепости затянулась на целых два года. Наконец, в 1628 году, сломленные голодом и потерявшие всякую надежду на помощь, защитники крепости сложили оружие. По совету Ришелье король даровал прощение оставшимся в живых и подтвердил свободу вероисповедания, лишив гугенотов лишь привилегий. Протестантский Лангедок утратил свои вольности в 1629 году. Никаких религиозных гонений не последовало. Кардинал Ришелье оказался слишком политиком, чтобы пытаться навязать стране религиозную однородность – химеру, которую отстаивал Рим. Однако благодаря такой тактике кардинал нажил себе врагов среди служителей церкви.

Когда речь шла об интересах государства, вопросы вероисповедания как бы отходили для него на второй план. Кардинал говорил: «И гугеноты, и католики были в моих глазах одинаково французами». Так вновь министр ввел в обиход давно забытое за распрями слово «француз», и закончились религиозные воины 70 лет раздиравшие страну.

Ришелье беспощадно боролся с протестантами во Франции, как с политической партией, поскольку существование сильной религиоз­но-политической партии, являвшейся государством в госу­дарстве, составляло для Франции серьезную хроническую опасность. Но в области религии Ришелье был толерантен.

Английский историк Юм говорит: "Падение Ла-Рошели закончило во Франции период религиозных войн и было первым шагом на пути к упрочению ее благоденствия. Внутренние и внешние враги этой державы утратили мо­гущественнейшее орудие для нанесения ей вреда, и она, благодаря разумной и энергичной политике, начала посте­пенно брать верх над своей противницей-Испанией. Все французские партии подчинились законному авторитету вер­ховной власти. Тем не менее, Людовик XIII, одержав победу над гугенотами, выказал чрезвычайную умеренность. Он про­должал относиться с терпимостью к протестантскому веро­исповеданию. Франция была тогда единственным государст­вом, в котором веротерпимость признавалась законным по­рядком вещей".

Действительно, история должна подтвердить, что Ришелье в век инквизиции отличался такой религиозной терпимо­стью, какая даже и в наше время встречается далеко не повсеместно. Сам он говорит в своем "Политическом За­вещании": "Я не считал себя в праве обращать внимание на разницу в вероисповедании. И гугеноты, и католики были в моих глазах одинаково французами".

Кардинал Ришелье, несомненно, обладал большой дозой веротерпимости, дозволявшей ему под­держивать в Германии протестантов непосредственно в ущерб интересам католической церкви. Если в самой Франции он вел войну с гугенотами, то руководился при этом чисто политиче­скими побуждениями. Враги кардинала объясняли его веротер­пимость полнейшим равнодушием к религиозным вопросам, и, может быть, в данном случае не особенно ошибались.

Интересно отношение кар­динала Ришелье к папской власти. Иезуит Санктарель об­народовал сочинение: "Об ереси и расколе", в котором между прочим утверждалось, будто папа имеет законное право низ­водить с престола императоров и королей в наказание за дурные поступки, или в случае непригодности к выполнению монарших обязанностей. Ришелье, находя эту теорию оскор­бительной для авторитета королевской власти, препроводил книгу Санктареля на рассмотрение парижского парламента, который присудил сжечь ее рукою палача на Гаевской площади.

Что касается внешней политики, то Ришелье оставил Францию могущественным и прочно централизованным государством, обладавшим хорошо орга­низованной армией, сильным флотом и значительными го­сударственными доходами. При нем французы утвердились в Гвиане и в Вест-Индии, вернули себе Канаду, овладели островом Бурбоном и завели колонии на Мадагаскаре.

В ходе войны была реализована идея кардинала о введении Франции в «естественные границы»: произошло долгожданное объединение всех исторических территорий – Лотарингии, Эльзаса и Руссильона, которые после стольких лет борьбы вошли в состав Французского королевства.

В своем «Политическом завещании» ришелье дает такое определение: “Цель моего пребывания у власти заключалась в том, чтобы возвратить Галлии границы, предназначенные ей природой, вернуть галлам короля-галла, поставить на место Галлии Францию и повсюду, где была древняя Галлия, установить новую”.

Следует подчеркнуть глубокий и основной смысл слов кардинала Ришелье: “установить новую Галлию". Именно в этих словах определяется не только территориальный и расово-языковой редукционизм понятия "нация", но также впервые провозглашается современный политический волюнтаризм и искусственного установления чего-то нового, взамен органически сложившемуся прежнему положению.

Ришелье большое внимание уделял креплению границ и обороноспособности государства. В «Политическом завещании» он пишет: «Еще я знаю что многие государи потеряли государства свои и подданных от того, что не содержали сил, нужных к своему охранению, боясь отяготить народ свой, а некоторые подданные впали в рабство к своим неприятелям тем, что желали много вольности у своего природного государя, - но есть некоторая мера, которой без прегрешения преступить не можно».

По мнению Ришелье, «Государь должен быть силен крепостью границ своих». И далее: «Граница, довольно укрепленная, способна лишить неприятелей хотения к предприятиям противу государства, или по крайней мере, остановить их набеги и стремление, если они столь смелы, что придут отверстою силою».

По мнению Ришелье, «Самое сильнейшее государство в свете не может похвалиться, чтоб владело надежным покоем, если оно не в состоянии защитить себя во всякое время от внезапного нашествия и от нечаянного нападения. Сей ради причины надобно, чтоб великое королевство имело всегда на содержании некоторое число военных людей, достаточное для предупреждения предприятий, которые зависть и ненависть учинить могут противу благосостояния его и великости».

Важно отметить, что при Ришелье французы утвердились в Гвиане и в Вест-Индии, вернули себе Канаду, овладели островом Бурбоном и завели колонии на Мадагаскаре: «Сила оружия требует не токмо чтоб Государь был крепок на сухом пути, но еще б был многолюден и на море. Море есть могущество из всех наследств, которого все самодержавцы по большей части добиваются, а однакож на оное права каждого меньше всех ясны».

Для владычества на море, справедливо полагал Ришелье, необходима военная мощь: «Одним словом, древние права сего владычества суть сила, а не доказательство, надобно быть сильну, чтоб вступаться в сие наследство».

Что касается финансовой части «Политического завещания», то седьмой раздел девятой главы, озаглавленный «О могуществе государя», посвящен финансам и имеет подзаголовок: «Здесь показано, что золото и серебро являются одной из главных и наиболее необходимых сторон могущества государства».

«Казна есть сердце государства, да и воистину она есть Архимедово орудие, которое будучи укреплено твердо, дает способ ворочать всем светом, - пишет кардинал. – Чтоб не быть принуждену брать великие налоги, надобно меньше тратить, и нет лучше способу, чтоб сделать расходы умеренными, как изгнать всякое мотовство и запретить все способы, ведущие к сему концу. Я знаю, что в великом государстве надобно всегда быть казне в запасе, дабы его подспешить в непредвидимых случаях; но сей скоп должен быть соразмерен достатку государства и числу золотой и серебряной монеты, которая ходит в государстве...».

По мнению Ришелье, «Надобно быть щедру в употреблении казны, когда польза всенародная того потребует... Часто виданы такие Государи, которые от жаления своих денег, потеряли и деньги свои и государство вообще».

В целом вывод Ришелье таков: «Как нельзя считать хорошим государя, берущего от своих подданных больше, чем следует, так нельзя считать всегда наилучшим и того из них, который берет меньше, чем следует». Кардинал считал, что в необходимых случаях можно изыскивать средства и с других слоев населения (например, при нем платила налоги церковь, владеющая ¼ земель в кородлевстве): «Как у раненого человека сердце, ослабевшее от потери крови, привлекает к себе на помощь кровь нижних частей организма лишь после того, как истощена большая часть крови верхних частей, так и в тяжелые времена государства монархи должны, поскольку это в их силах, воспользоваться благосостоянием богатых прежде, чем чрезмерно истощать бедняков».

В «Политическом завещании» Ришелье давал советы и относительно управления государством. Ришелье придавал такое значение искусству работы с советниками, что особо остановился на этом вопросе в своем "Политическом завещании" Людовику XIII. Он призывал выказывать консультантам доверие, проявлять щедрость и поддерживать их открыто, чтобы они не опасались козней интриганов: «Поистине те государства суть благополучнейшие, в коих государства и советники мудры. Польза народная должна быть единым упражнением Государя и его советников...».

«Столь много приключается бедствий от неспособности определенных к главным должностям и к важнейшим делам, - сетовал Ришелье, не по наслышке знакомый с королевскими фаворитами, плевшими заговоры и пытавшимися проводить собственную политику, - что государи и участники управления дел их не могут довольно иметь тщания в том, чтоб каждый определен был к должностям, которые ему свойственны».

Особенно Ришелеь выступал против фаворитизма, с которым ему приходилось бороться: «Временщики тем наипаче опасны, что возвышенные счастием, редко употребляют рассудок... Многие государи погубили себя тем, что предпочли особенные свои угодности пользе народной».

В целом Ришелье заключает: «Нет поветрия столь способного к разорению государства, как льстецы, клеветники и некоторые души, которые иного намерения не имеют, как токмо сочинять умыслы и сплетни при дворах их».

Итак, можно заметить, что в «Политическом завещании» отражены взгляды Ришелье на основные направления внутренней и внешней политики государства: его взгляды на роль аристократии, фаворитизм, финансы, а также религиозные и внешнеполитические вопросы.

ГЛАВА II. ОТНОШЕНИЕ РИШЕЛЬЕ К СОСЛОВИЯМ ПО «ПОЛИТИЧЕСКОМУ ЗАВЕЩАНИЮ»

В «Политическом завещании» Ришелье достаточно четко сформулировал свое отношение к сословиям. По его мнению «дворянство надо рассматривать, как один из главнейших нервов государства, могущий много способствовать его сохранению и упрочению”.

Однако, по мнению Ришелье, “Хотя дворяне заслуживают того, чтобы с ними обращались хорошо, но нужно быть с ними строгим, если они пренебрегают тем, к чему обязывает их рождение Я без всякого колебания говорю, что те, кто, отстав от доблести предков, уклоняютися от того, чтобы служиь короне шпагой и жизнью с постоянством и твердостью, коих требуют законы государства, заслуживают быть лишенными выгод своего происхождения и принужденнными нести часть бремени народа”.

Кардинал был дворянином и не собирался отнимать привилегированное положение этого сословия однако, как больной ребенок, недолюбливающий того, кто заставляет его пить горькое лекарство, дворянство становилось в оппозицию Ришелье, врачующему его изъяны и пороки.

Не меньше ненависти испытывало к Ришелье и третье сословие. Занятый созданием единого национально-политического государства, кардинал решил пресекать любой сепаратизм. А именно к нему были склонны парламенты крупных городов, не желавшие видеть общегосударственных интересов за своими местными проблемами. Урезание прав парламента явилось причиной огромной не популярности первого министра. Политика Ришелье по отношению к парламентам привела к сознательному уничтожению официальной оппозиции третьего сословия. Такого же курса будут придерживаться и последователи великого кардинала. Отсутствие отдушины для выхода политической активности в системе абсолютизма выльется во взрыв возмущения народа через 150 лет – во время Французской революции.

Впрочем, ришелье не скрывал своего отношения к буржуа: «Оно [сословие] в течение некоторого времени было столь унижено былагодаря большому числу чиновников, которых зло века создало в ущерб ему. Богатство и спесь одних отягчают нужду других, богатых только храбростью, благодаря которой они свободно жертвуют жизнью государству, от которого чиновники получают содержание”.

У простонародья тоже были причины для недовольства первым министром. Разорительные войны, Тридцатилетняя и Испанская (1635 – 1659 гг.), в которые оказалась втянутой благодаря стараниям кардинала Франция, принесли не только внешнеполитические выгоды, но и страшное разорение. На протяжении 18 лет правления кардинала страну сотрясали народные восстания, доставляя Ришелье немало хлопот.

Привычная бедность сельского люда дала начало таким принципам, которые вряд ли могли положить ей конец. "Если бы народы жили в довольстве, - писал Ришелье в своем политическом завещании, - их было бы трудно удерживать в повиновении". В XVIII веке крестьянин не стал бы работать, если бы его постоянно не подстегивала нужда: нищета казалась единственным средством против лености.

Ришелье был дворянином с головы до пят и всецело раз­делял презрение, с которым в его время дворянство относилось к простонародью. Тем не менее он отмечал: «В то же время кардинал не мог не замечать, что “Происходящим из этого сословия свойственна обычная ошибка жестко обращаться с народом, которому Бог, по-видимому, дал руки скорее для ого, чтобы добывать пропитание, нежели для того, читобы защищать свою жизнь. Весьма важно прекратить подобный беспорядок обуздывающей строгстью, благодаря которой слабые Ваши подданные, даже буцдучи безоружными, имели бы под сенью Ваших закнов столько же безопасности, как если бы в руках у них было оружие”.

Известно, что даже в Париже на глазах короля безнаказанно на­рушалась имущественная и личная безопасность граждан; нельзя было выходить из дому без оружия уже потому, что среди белого дня никто не мог считать себя на го­родских улицах в безопасности. В самом Париже герцог Ангулемский, побочный сын Карла IX, пользовавшийся рас­положением Людовика XIII, не платил многочисленной своей прислуге жалованья, ссылаясь на то, что его отель выходит на четыре улицы, на которых такие молодцы, как его лакеи, могут без труда раздобыть себе деньгу. Если лакеи знатных бар бесцеремонно грабили и обирали прохожих, то их гос­пода позволяли себе еще большие вольности, на которые тогдашнее общественное мнение смотрело сквозь пальцы, между тем как с точки зрения современной нравственности они представляются чудовищными преступлениями. Можно было, разумеется, обращаться с жалобами в суд, но суды, по уверению современников, были "опаснее разбойничьих вертепов". К тому же французское дворянство не признавало авторитета судебной власти и смеялось над парламентскими повестками. Судебные пристава не смели даже являться в знатные дома с такими повестками, зная, что за подобную попытку будут до полусмерти исколочены палками. Сам Людовик XIII находил такое обращение с судебными при­ставами в порядке вещей и приказал было проучить палкой парижского парламентского пристава, дерзнувшего явиться в королевский замок Фонтенбло с исполнительным листом на одного из придворных. К счастью, присутствовавший при этом член государственного совета вступился за пристава и предложил королю сперва осведомиться, по чьему указу и распоряжению принесен во дворец исполнительный лист. Как и следовало ожидать, из документов выяснилось, что пристав действовал именем самого короля и по его указу.

Вообще в знатных домах тогда держали целые команды па­лочников, расправлявшихся по-свойски с людьми, имевшими несчастье навлечь на себя неудовольствие господ, причем и сами господа не гнушались иной раз собственноручно прибе­гать для вразумления подчиненных к палке. Кардинал Ришелье не составлял сам исключения из общего правила; он бил пал­кой не только своих служителей, но также государственного канцлера Сегье и главноуправляющего министерством финан­сов Бюллиона.

Будучи сам дворянином и вполне сочувствуя образу мыслей тогдашнего французского дворянства, Ришелье ока­зался, однако, вынужденным силою обстоятельств нанести смертельный удар исключительным правам и преимуществам, которыми фактически обладала тогда французская аристок­ратия.

В то же время следует заметить, что кардинал не особенно смущался жалобами народа на тяжесть податного обложения. Он говорит в своем "Политическом завещании": «Все политики согласны, что ежели народ будет в достатке, то невозможно будет содержать его в границах его обязанностей. Они основываются на том, что, имея меньше знаний, чем другие сословия государства, несравненно лучше воспитанные и более образованные, народ едва ли оставался бы верен порядку, который ему предписывают разум и законы, если бы он не был до некоторой степени сдерживаемый нуждою. Разум не позволяет освобождать его от каких бы то ни было тягот, ибо, теряя в таком случае знак своего подчинения, народ забыл бы о своей участи и, будучи освобожден от податей, вообразил бы, что он свободен и от повиновения. Его, народ, должно употребить ослам, которые приобыкши к вьюкам, портятся от долговременного покоя больше, нежели от работы, но чтоб та работа была в меру, и бремя оных животных равно было его силе».

Интересно отметить также сословное отношение Ришелье к праву на образование.

Несомненно, в заслугу Ришелье надо поставить также и заботы об улучшении образования французского юношества. В 1636 году он основал Королевскую Академию с двухлетним кур­сом для подготовления молодых людей к военной и дипломатической службе. В 1640 году были основаны еще одна академия и Королевская коллегия для французского и ино­странного дворянства. По мнению Ришелье, к изучению так называемых гуманитарных наук надлежало допускать срав­нительно лишь немногих избранных. Знакомство с этими науками он считал безусловно вредным для людей, которым предстояло заниматься земледелием, ремеслами, торговлей и т. п., а потому высказывался в пользу сокращения числа классических коллегий и замены их двух - трехклассными реальными училищами, в которых молодые люди, приго­товляющиеся к торговле, ремесленному труду, военной службе в унтер-офицерских чинах и т. п. получали бы необходимое образование. Лучших учеников он хотел переводить из ре­альных школ в высшие учебные заведения. Смерть помешала Ришелье выполнить эту программу преобразования француз­ских учебных заведений. Но при этом кардинал писал: «Хотя же сведение учения необходимо обществу, однако ж то подлинно, что не всякого без рабору обучать должно... Обхождение с науками погнало б обхождение с торговлею, которая богатит государство, погубило бы земледелие, истинную питательницу народов, и в малое время опустошило бы сад солдатства, который возрастает больше в суровости невежетсва, нежели в мягкости учения книжного; наконец, напролнило бы Францию ябедниками, более удобными разорить целые дома горожан, и возмутить покой всенародный, нежели принести какое добро государству». Ришелье считал, что государство ждет анархия, «ежели б книжное учение всякому уму без разбору дано было...», и ратовал за то, «чтоб в порядочном государстве было больше учителей художеств рукодельных, нежели учителей наук свободных». Таким образом, Ршелье в «Политическом завещании» выступает как дворянин, поддерживающий сословные различия. В то же время он пишет о том, что необходимо сдерживать дворянское беззаконие, защищая права «слабых», что является важным позитивным шагом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Редко кто из государственных деятелей может похвастаться осуществлением всех своих замыслов. «Я обещал королю употребить все мои способности и все средства, которые ему будет угодно предоставить в мое распоряжение, на то, чтобы уничтожить гугенотов как политическую партию, ослабить незаконное могущество аристократии, водворить повсеместно во Франции повиновение королевской власти и возвеличить Францию среди иностранных держав» – так определял Ришелье задачи своего правительства в «Политическом завещании». И они были выполнены. Вопреки окружавшей его ненависти и обвинениям в стремлении к личной выгоде Ришелье все свои силы отдавал служению Франции. Перед смертью на предложение простить своих врагов он ответил: «У меня не было других врагов, кроме врагов государства». Кардинал имел право на такой ответ.

Ришелье умер в Париже 5 декабря 1642 года, не дожив до триумфа в Рокруа и сломленный многочисленными болезнями. Ришелье был похоронен в церкви на территории Сорбонны, в память о поддержке, оказанной университету Его Высокопреосвященством кардиналом.

Ришелье оставил нам важный памятник своей деятельности, где отражены его взгляды на внутреннюю и внешнюю политику – «Политическое завещание». Во внутренней политике он устранил всякую возможность полномасштабной гражданской войны между католиками и протестантами. Ему не удалось покончить с традицией дуэлей и интриг среди провинциальной знати и придворных, но благодаря его усилиям неповиновение короне стало считаться не привилегией, а преступлением против страны. Все это нашло отражение в изученном источнике.

Неуклонное служение ясно осознанным целям, широкий практический ум, ясное понимание окружающей действительности, умение пользоваться обстоятельствами - все это обеспечило за Ришелье видное место в истории Франции.

Приоритетом внутренней политики стала борьба с протестантской оппозицией и укрепление королевской власти, главной внешнеполитической задачей повышение престижа Франции и борьба с гегемонией Габсбургов в Европе. "Моей первой целью было величие короля, моей второй целью было могущество королевства", - подвел итоги своего жизненного пути знаменитый борец с мушкетерами.

Посвятив всю свою жизнь возвышению Франции, Ришелье оказался, пожалуй, одним из самых непопулярный политиков за всю историю страны. И, однако, сегодня мы можем сказать, что министр принадлежит к числу наиболее ярких, значительных и трагических фигур истории. Дальнейшее изучение «Политического завещания» должно лишь подтвердить этот факт.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

ИСТОЧНИКИ

Внутренняя политика французского абсолютизма 1633 – 1649 гг.: Северные и центральные провинции. Сб. документов. Л., 1980.

Политическое завещание кардинала герцога де Ришелье французскому королю // Андреев А. Р. Гений Франции, или Жизнь кардинала Ришелье. М., 1999. С. 152 – 164.

ЛИТЕРАТУРА

Альбина Л. Л. Книги, принадлежавшие кардиналу Ришелье // Книга. Исследования и материалы. Сб. 4. М., 1990.

Андреев А. Р. Гений Франции, или Жизнь кардинала Ришелье. М., 1999.

Блюш Ф. Ришелье. М., 2006.

Все монархи мира. Западная Европа / Под рук. К. Рыжова. Москва: Вече, 1999.

История Франции. Т. 1. М., 1972.

Кнехт Р. Ришелье. Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.

Лозинский С. Г. История папства. М., 1986.

Люблинская А. Д. Франция при Ришелье: Французский абсолютизм в 1630 – 1642 гг. Л., 1982.

Ранцов В. Л. Всемогущий кардинал: Жизнеописание кардинала Ришелье. Л., 1991.

Тарле Е. В. Очерки истории колониальной политики западноевропейских государств (конец XIV – начало XIX в.) М. – Л., 1965.

Черкасов П. П. Кардинал Ришелье. М., 1990.

Черкасов П. П. Ришелье // Вопросы истории. 1989. № 7.

Шаркова И. С. Первый русский перевод «Политического завещания» кардинала Ришелье // Исследования по отечественному источниковедению. М. – Л., 1964. С. 371 – 374.

ПРИМЕЧАНИЯ

Политическое завещание кардинала герцога де Ришелье французскому королю // Андреев А. Р. Гений Франции, или Жизнь кардинала Ришелье. М., 1999. С. 164

Люблинская А. Д. Указ. соч. С. 97. Там же. Политическое завещание... С. 155.

Там же. С.155.

Ранцов В. Л. С. 87 – 88.

Там же. С. 157.

Андреев А. Указ. соч. С. 57.

Там же. С. 156.

Там же. С. 156.

«Политическим завещанием» В. И. Ленина в широком смысле слова именуют ряд статей и писем, продиктованных им своим секретарям в период с 23 декабря 1922 по 2 марта 1923 г., – после того как ухудшение самочувствия показало ему, что он не сможет участвовать в грядущем съезде партии, и до того времени, когда дальнейшее ухудшение окончательно вывело его из политической борьбы. Все эти работы («О придании законодательных функций Госплану», «К вопросу о национальностях или об “автономизации”», «О нашей революции», «Как нам реорганизовать Рабкрин») были адресованы XII съезду партии, состоявшемуся в апреле 1923 г., и содержали ленинские мысли по важнейшим, с его точки зрения, вопросам текущего момента. Но наиболее интересной частью «Ленинского завещания» является «Письмо к съезду», лишь зачитанное (но не опубликованное) на XIII съезде (в мае 1924 г., уже после смерти его автора).

«Письмо к съезду» продиктовано Лениным в декабрьские дни, сразу после острейшего приступа, когда ему разрешали диктовать не более 5–10 минут в день. Не будучи уверенным, что ему отпущено еще хотя бы несколько дней, он торопился кратко сказать все самое важное для партии и для государства, которые были созданы им и стали смыслом его жизни. Помимо постановки вопросов, развернутых затем в ряде статей, Ленин дал в «Письме к съезду» личные характеристики некоторым представителям партийной верхушки. Широким кругам эти материалы стали известны лишь в 1956 г.

Личные характеристики не случайно дополнены у Ленина соображениями по реформированию государственных органов. И личные оценки, и политические советы направлены на преодоление существенных трудностей в развитии страны. Советы Ленина не были учтены его соратниками – значит, они в большинстве своем этих трудностей в 1923 г. еще не осознали. Тем важнее понять, что увидел Ленин через пять лет после прихода к власти и как он предлагал с этим справиться. Интересно также подумать, какие последствия могло бы иметь принятие ленинских предложений XII съездом, как это повлияло бы на судьбу страны.

Письмо к съезду

Я советовал бы очень предпринять на этом съезде ряд перемен в нашем политическом строе.

В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни. Мне думается, что нашему Центральному Комитету грозили бы большие опасности на слу­чай, если бы течение событий не было бы вполне благоприятно для нас (а на это мы рассчитывать не можем), – если бы мы не предприняли такой реформы.

Затем, я думаю предложить вниманию съезда придать законо­дательный характер на известных условиях решениям Госплана, идя в этом отношении навстречу тов. Троцкому, до известной степени и на известных условиях.

Что касается до первого пункта, т. е. до увеличения числа чле­нов ЦК, то я думаю, что такая вещь нужна и для поднятия авто­ритета ЦК, и для серьезной работы по улучшению нашего аппарата, и для предотвращения того, чтобы конфликты небольших частей ЦК могли получить слишком непомерное значение для всех судеб партии.

Мне думается, что 50–100 членов ЦК наша партия вправе требовать от рабочего класса и может получить от него без чрез­мерного напряжения его сил.

Такая реформа значительно увеличила бы прочность нашей партии и облегчила бы для нее борьбу среди враждебных госу­дарств, которая, по моему мнению, может и должна сильно обостриться в ближайшие годы. Мне думается, что устойчивость нашей партии благодаря такой мере выиграла бы в тысячу раз.

Под устойчивостью Центрального Комитета, о которой я гово­рил выше, я разумею меры против раскола, поскольку такие меры вообще могут быть приняты. Ибо, конечно, белогвардеец в «Русской Мысли» (кажется, это был С. С. Ольденбург) был прав, когда, во-первых, ставил ставку по отношению к их игре против Совет­ской России на раскол нашей партии и когда, во-вторых, ставил ставку для этого раскола на серьезнейшие разногласия в партии.

Наша партия опирается на два класса и поэтому возможна ее неустойчивость и неизбежно ее падение, если бы между этими двумя классами не могло состояться соглашения. На этот случай принимать те или иные меры, вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК бесполезно. Никакие меры в этом случае не окажутся способными предупредить раскол. Но я надеюсь, что это слишком отдаленное будущее и слишком невероятное событие, чтобы о нем говорить.

Я имею в виду устойчивость, как гарантию от раскола на бли­жайшее время, и намерен разобрать здесь ряд соображений чисто личного свойства.

Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отноше­ния между ними, по-моему, составляют большую половину опас­ности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, уве­личение числа членов ЦК до 50, до 100 человек.

Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троц­кий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрез­мерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.

Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может насту­пить неожиданно.

Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным качествам. Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновь­ева и Каменева, конечно, не являлся случайностью, но что он также мало может быть ставим им в вину лично, как небольше­визм Троцкому.

Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Буха­рине и Пятакове. Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил), и относительно их надо бы иметь в виду следующее: Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоре­тик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением мо­гут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не пони­мал вполне диалектики).

Затем Пятаков – человек несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе.

Конечно, и то и другое замечание делаются мной лишь для настоящего времени в предположении, что эти оба выдающиеся и преданные работники не найдут случая пополнить свои знания и изменить свои односторонности.

В центре Парижа, посредине Сены, находятся два острова: большой – Сите, старинная Лютеция, и маленький – Сен-Луи, или остров Святого Людовика. Эти волшебные места живо напоминают о ХVII веке. На западной оконечности острова Сите, на Новом мосту , стоит памятник Генриху IV, который смотрит на треугольную площадь Дофин , построенную в начале XVII века. Новый мост, который связывает Сите с левым и правым берегом, был тогда местом оживлённой торговли, гуляний, развлечений… Именно на нём 25 апреля 1617 года неистовая парижская толпа повесила, а потом растерзала и сожгла труп надменного фаворита Кончино Кончили, которого накануне застрелили по приказу короля Людовика XIII. Один из министров Кончини, молодой епископ Люсонский (позднее ставший знаменитым кардиналом Ришельё), проезжая по Новому мосту, увидел эту страшную сцену.

На Сите также расположены Дворец Правосудия и собор Парижской Богоматери.

Совсем рядом, на левом берегу Сены, находится Сорбонна, в часовне которой – построенной при Ришельё – он и похоронен. Недалеко оттуда – Люксембургский сад и дворец, в котором жила жена Генриха IV и мать Людовика XIII королева Мария Медичи. А на правом берегу, также вблизи островов, неподалёку от существовавшей тогда ещё крепости Бастилии , находится поразительной красоты Королевская площадь , которую построили в то же время и которая сразу стала центром блестящей жизни, где стремились поселиться самые знатные семьи. На ней нередко происходили дуэли, вплоть до того памятного дня 12 мая 1627 года, когда встретились в поединке наперекор королевскому эдикту, запрещавшему дуэли, заядлые дуэлянты граф де Бутвиль, граф де Шапелль, маркиз де Бёврон, маркиз де Бюсси д"Амбуаз и ещё двое конюших, за что первые двое и поплатились жизнью десять дней спустя, так как Ришельё и Людовик XIII решили не проявлять слабости в отношении провинившихся аристократов. На правом же берегу расположен изящный дворец, построенный для Ришельё, в нём кардинал жил и умер. Дворец назывался тогда Пале-Кардиналь (Кардинальский дворец), а затем – Пале-Ройяль (Королевский дворец), так как Ришельё завещал его королю .

Церковь Сорбонны (главный фасад)

И. Сильвестр (1621 – 1691), 1649

Церковь была перестроена в 1626 – 1644 гг. по заказу кардинала Ришельё архитектором Ж. Лемерсье. На её фронтоне изображён герб кардинала. Надпись на поле гравюры сообщает, в частности, о том, что останки самого кардинала «покоятся под большим алтарём» (позднее они были перенесены в расположенную на хорах могилу, надгробие которой было завершено в 1694 г.).

На острове Сен-Луи , искусственно созданном в это же время объединением двух небольших островков, поселились многие из известных современников Ришельё. Например, на Бурбонской набережной жил придворный художник Филипп де Шампень , благодаря портретам которого нам так хорошо известен облик кардинала.

И ночью, когда тьма накрывает город, когда смолкает наконец гул машин, когда не видно больше судов, снующих по Сене, и уже не горят огни на стоящей вдалеке Эйфелевой башне, загадочный размытый свет фонарей окутывает два древних острова. В мерцающем тумане просматриваются вокруг силуэты Парижа: старинная тюрьма Консьержери, королевский дворец Лувр, собор Парижской Богоматери. Влюблённый в эти места человек без труда угадывает вдали и мрачную Бастилию, и стерегущие оба берега Сены крепости Большой и Малый Шатле , и подозрительных ночных прохожих, и изредка проезжающих на лошадях часовых, и даже окружённую солидной конной мушкетёрской охраной роскошно убранную карету с красивым дворянским гербом, в котором одновременно присутствуют герцогская корона и кардинальская красная шляпа. Чьё же измученное недугом бледное лицо выглядывает из-за бархатной занавески? Не в Лувр ли с докладом к королю Людовику XIII едет на рассвете Арман-Жан дю Плесси, герцог и кардинал де Ришельё?..

Гробница кардинала Ришельё в церкви Сорбонны.

Пале-Ройялъ, вид со стороны ул. Сент-Оноре

Аноним, ок. 1680

Сопроводительная надпись к офорту сообщает, что первоначально дворец именовался Пале-Кардиналь («Кардинальский дворец») и что кардинал Ришельё, по заказу которого он был выстроен, подарил его перед своей кончиной Людовику XIII. Впоследствии Людовик XIV передал Пале-Ройяль во владение своего брата, герцога Филиппа Орлеанского.

«Политическое завещание» кардинала Ришельё – поистине уникальный труд благодаря исключительной личности автора. Значение его для историков трудно переоценить, но произведение это интересно не только для них. С точки зрения политологии, политической философии и науки управления труд Ришельё такой же по значимости источник, как, например, «Государь» Никколо Макиавелли или «Левиафан» Томаса Гоббса.

Armandjean du Plessis, CARDINAL DUC DE RICHELIEU

LE TESTAMENT POLITIQUE Ou LES MAXIMES D"ETAT

Арман-Жан дю Плесси, КАРДИНАЛ-ГЕРЦОГ ДЕ РИШЕЛЬЁ

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗАВЕЩАНИЕ, Или ПРИНЦИПЫ УПРАВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВОМ

ПРЕДИСЛОВИЕ

…в то время более заботились о спасении отечества, чем своей души.

Н. Макиавелли. История Флоренции

Кн. III. Гл. VII

В центре Парижа, посредине Сены, находятся два острова: большой – Сите, старинная Лютеция, и маленький – Сен-Луи, или остров Святого Людовика. Эти волшебные места живо напоминают о ХVII веке. На западной оконечности острова Сите, на Новом мосту, стоит памятник Генриху IV, который смотрит на треугольную площадь Дофин, построенную в начале XVII века. Новый мост, который связывает Сите с левым и правым берегом, был тогда местом оживлённой торговли, гуляний, развлечений… Именно на нём 25 апреля 1617 года неистовая парижская толпа повесила, а потом растерзала и сожгла труп надменного фаворита Кончино Кончили, которого накануне застрелили по приказу короля Людовика XIII. Один из министров Кончини, молодой епископ Люсонский (позднее ставший знаменитым кардиналом Ришельё), проезжая по Новому мосту, увидел эту страшную сцену.

На Сите также расположены Дворец Правосудия и собор Парижской Богоматери.

Совсем рядом, на левом берегу Сены, находится Сорбонна, в часовне которой – построенной при Ришельё – он и похоронен. Недалеко оттуда – Люксембургский сад и дворец, в котором жила жена Генриха IV и мать Людовика XIII королева Мария Медичи. А на правом берегу, также вблизи островов, неподалёку от существовавшей тогда ещё крепости Бастилии, находится поразительной красоты Королевская площадь, которую построили в то же время и которая сразу стала центром блестящей жизни, где стремились поселиться самые знатные семьи. На ней нередко происходили дуэли, вплоть до того памятного дня 12 мая 1627 года, когда встретились в поединке наперекор королевскому эдикту, запрещавшему дуэли, заядлые дуэлянты граф де Бутвиль, граф де Шапелль, маркиз де Бёврон, маркиз де Бюсси д"Амбуаз и ещё двое конюших, за что первые двое и поплатились жизнью десять дней спустя, так как Ришельё и Людовик XIII решили не проявлять слабости в отношении провинившихся аристократов. На правом же берегу расположен изящный дворец, построенный для Ришельё, в нём кардинал жил и умер. Дворец назывался тогда Пале-Кардиналь (Кардинальский дворец), а затем – Пале-Ройяль (Королевский дворец), так как Ришельё завещал его королю.

Церковь Сорбонны (главный фасад)

И. Сильвестр (1621 – 1691), 1649

Церковь была перестроена в 1626 – 1644 гг. по заказу кардинала Ришельё архитектором Ж. Лемерсье. На её фронтоне изображён герб кардинала. Надпись на поле гравюры сообщает, в частности, о том, что останки самого кардинала «покоятся под большим алтарём» (позднее они были перенесены в расположенную на хорах могилу, надгробие которой было завершено в 1694 г.).

На острове Сен-Луи, искусственно созданном в это же время объединением двух небольших островков, поселились многие из известных современников Ришельё. Например, на Бурбонской набережной жил придворный художник Филипп де Шампень, благодаря портретам которого нам так хорошо известен облик кардинала.

И ночью, когда тьма накрывает город, когда смолкает наконец гул машин, когда не видно больше судов, снующих по Сене, и уже не горят огни на стоящей вдалеке Эйфелевой башне, загадочный размытый свет фонарей окутывает два древних острова. В мерцающем тумане просматриваются вокруг силуэты Парижа: старинная тюрьма Консьержери, королевский дворец Лувр, собор Парижской Богоматери. Влюблённый в эти места человек без труда угадывает вдали и мрачную Бастилию, и стерегущие оба берега Сены крепости Большой и Малый Шатле, и подозрительных ночных прохожих, и изредка проезжающих на лошадях часовых, и даже окружённую солидной конной мушкетёрской охраной роскошно убранную карету с красивым дворянским гербом, в котором одновременно присутствуют герцогская корона и кардинальская красная шляпа. Чьё же измученное недугом бледное лицо выглядывает из-за бархатной занавески? Не в Лувр ли с докладом к королю Людовику XIII едет на рассвете Арман-Жан дю Плесси, герцог и кардинал де Ришельё?..

Гробница кардинала Ришельё в церкви Сорбонны.

Пале-Ройялъ, вид со стороны ул. Сент-Оноре

Аноним, ок. 1680

Сопроводительная надпись к офорту сообщает, что первоначально дворец именовался Пале-Кардиналь («Кардинальский дворец») и что кардинал Ришельё, по заказу которого он был выстроен, подарил его перед своей кончиной Людовику XIII. Впоследствии Людовик XIV передал Пале-Ройяль во владение своего брата, герцога Филиппа Орлеанского.

«Политическое завещание» кардинала Ришельё – поистине уникальный труд благодаря исключительной личности автора. Значение его для историков трудно переоценить, но произведение это интересно не только для них. С точки зрения политологии, политической философии и науки управления труд Ришельё такой же по значимости источник, как, например, «Государь» Никколо Макиавелли или «Левиафан» Томаса Гоббса.

Вид на Лувр со стороны Нового моста.

Ж. Калло (1592/93 – 1635), 1630

Что посоветовать русскому читателю, который впервые знакомится с «Политическим завещанием»?

Прежде всего – решительно отказаться от представлений о Ришельё, сложившихся под влиянием художественной литературы. Образ кардинала в произведениях «Марион Делорм» Виктора Гюго, «Сен-Мар» Альфреда де Виньи и «Три мушкетёра» Александра Дюма – это вымышленный персонаж, имеющий мало общего с автором «Политического завещания».

«Три мушкетёра» – прежде всего замечательный роман, но он изобилует неточностями и даже подтасовками. Писателю было необходимо, чтобы все герои соответствовали интриге, на которой держится книга. При этом Дюма не заботился об исторической правде. Авторы-романтики XIX века немало способствовали возникновению совершенно ложного представления о Ришельё как о кровавом и беспощадном диктаторе, третировавшем несчастного короля Людовика XIII. Один лишь талант Александра Дюма сильнейшим образом повлиял на представления о кардинале, так как знания о нём многих людей (в том числе, увы, и во Франции) нередко почерпнуты исключительно из знаменитого романа (это в лучшем случае, а в худшем – из его многочисленных экранизаций). Таким образом, имеет смысл восстановить истинный образ самого кардинала и вкратце описать его эпоху.

Медаль (серебро)

Аверс: профиль короля Людовика XIII

Реверс: профиль кардинала Ришельё

Работа А. Дюпре, 1641.

«Политическое завещание» кардинала Ришельё, рукопись, хранящаяся в Министерстве иностранных дел Франции, заглавный лист.

Портрет кардинала Ришельё в полный рост

3. Хайнс и Ф. Биньон. Гравюра с портрета работы Ф. де Шампеня

Напечатана в книге «Потреты знаменитых французов, висящие во дворце кардинала Ришельё» (Париж, 1667 )

Вокруг портрета изображены наиболее важные события из жизни кардинала и различные латинские девизы.

Кем же в действительности был кардинал Ришельё – тот, кого знаменитый французский историк XIX века Жюль Мишле так удачно назвал «сфинксом»? Личность, жизнь и деятельность этого человека представляют собой предмет пристального изучения французских и зарубежных историков. Тому есть, на мой взгляд, три главные причины.

Во-первых, и сам Ришельё, и результаты его пребывания у власти при всей их значительности, может быть, даже грандиозности, нередко противоречивы, что создаёт благодатную почву для всевозможных интерпретаций.

Во-вторых, у историков имеется масса документов об эпохе кардинала, чего нельзя сказать о большинстве правителей XVII века.

В-третьих, кардинал одним из первых в мировой истории стал широко использовать в своих целях прессу и политическую пропаганду, он умел искусно манипулировать общественным мнением, что серьёзно затрудняет объективный взгляд на события того времени и на личность самого Ришельё.

По этим причинам каждая эпоха и историографическая школа по-своему осветила время и деятельность кардинала, причём нередко с определённых идеологических позиций. Кардинал Ришельё – одно из очень немногих исторических лиц, о ком написаны десятки блестящих биографий, и можно без риска сказать, что их ещё выйдет столько же.

Мне удалось прочесть около тридцати биографий и трудов о кардинале, и оригинальность взглядов большинства авторов на различные проблемы, связанные как с его личным трудом, так и с его временем, показывают, что вопрос далеко не исчерпан и вряд ли когда-нибудь утратит актуальность.

Некоторые историки старой формации (такие, как Г. Аното, виконт д"Авенель и др.) интересовались прежде всего дипломатической и политической...

Быстрая навигация назад: Ctrl+←, вперед Ctrl+→