Дело червонных валетов судебные отчеты. Дело о червонных валетах. Лекарство от скуки
Дело о «червонных валетах» - одно из самых знаменитых в дореволюционной России.
Клуб "Червонных валетов"... Так якобы по названию французского романа Понсон дю Террайля о похождениях разбойника Рокамболя наименовал преступное сообщество один из его руководителей Павел Шпейер. Документального подтверждения этому нет, но то, что выражение "червонные валеты" после громкого суда над мошенниками в феврале 1877 года стало почти что крылатым.
Это неформальное объединение любителей авантюр на три четверти состояла из молодых людей, принадлежащих к высшим слоям общества, а проделки «червонных валетов» были столь ловкими и остроумными, что в газетах о них писали с едва скрываемым восхищением.
После одной из особенно дерзких выходок «Клуба червонных валетов» князь Долгорукий, возмущённый бессилием московской полиции, в сердцах воскликнул: «Изловлю и законопачу!» Когда этот грозный рык московского генерал губернатора достиг ушей «червонных валетов», предерзкие мошенники, расценив угрозу генерал губернатора как вызов, «подняли перчатку».
Об их ответной афёре писали многие, начиная с Гиляровского, вкратце пересказавшего историю продажи «червонными валетами» дома самого генерал губернатора англичанам.
По воспоминаниям современников, допущенных к московским тайнам, для нанесения удара «дерзнувшему им грозить» генерал губернатору «червонные валеты» разделились на три группы. Одна команда занялась устройством фиктивной нотариальной конторы близ Охотного Ряда. Вторая группа мошенников свела близкое знакомство с несколькими англичанами, приехавшими в Россию для ведения торговли. Многие «червонные валеты» служили в различных финансовых учреждениях Москвы и занимались вполне легальной коммерцией, так что общие темы для разговоров нашлись. Новые знакомые англичан, эти русские коммерсанты, в короткий срок совершенно очаровали сынов туманного Альбиона своим хлебосольством, весельем и деловой хваткой. Поэтому, когда русские повели между собой разговоры о продающемся совсем задёшево огромном доме на Тверской улице, англичане, конечно же, заинтересовались. Им объяснили, что владелец дома, отпрыск древнего рода, в данный момент крайне нуждается в наличных деньгах и потому готов продать свою городскую усадьбу за сравнительно небольшие деньги. Наличные нужны ему очень спешно, потому и цена такая. «А ежели этот дом нынче купить, а потом продать его „за настоящую цену“, то прибыль будет весьма значительна», - твердили англичанам на безукоризненном английском языке их новые русские знакомые, высчитывая предполагаемую выгоду буквально на пальцах, так она была очевидна. Разговор был проведён так умно, что в головы англичан, вроде как сама собою, пришла мысль о покупке этого дома.
Тогда в дело вступила третья группа участников этой афёры. На приём к князю Долгорукому записались несколько «червонных валетов», изображавших делегацию от купечества, и, явившись пред княжеские очи, они обратились к генерал губернатору с такой речью:
- Ваше сиятельство! На днях в Москву прибыло несколько богатых английских коммерсантов для налаживания торговых отношений.
- Знаю, - ответил князь, - мне докладывали.
- Так вот, ваше сиятельство, мы, как есть русское купечество, порешили промеж себя для начала Москву, нашу матушку, им показать, а посему уж вы не откажите нам в нижайшей нашей просьбе: дозвольте показать настоящее русское богатство - продемонстрировать ваши апартаменты, чтобы знали, как живут в России важные сановники.
Растроганный таким обращением, князь разрешил.
- Что же, я рад, - отвечал он, - извольте, покажите им.
А в это время в гостинице уже вовсю шёл торг: «червонные валеты» сообщили англичанам, что им удалось уговорить хозяина дома сделать их посредниками в деле купли продажи. За дом князя Долгорукого они просили у англичан полмиллиона рублей. Красноречия «червонным валетам» было не занимать, деловитые англичане заглазно, как их к тому поначалу склоняли, покупать усадьбу отказывались, желая сначала осмотреть товар. Получив от сообщников весточку о том, что князь разрешил осмотр дома, продавцы согласились на условия покупателей: «Желаете самолично осмотреть дом? Вери гуд, джентльмены, извольте, хоть завтра». На том и порешили.
В назначенный к осмотру день мошенники повели англичан, ни бельмеса не смысливших по русски, в дом генерал губернатора, который был продемонстрирован как выставленный на продажу. Показ сопровождался комментариями на английском языке. Князь, уверенный в том, что согласно договорённости купцы проводят экскурсию по его дому, на все недоуменные вопросы отвечал: «Да да, я знаю, я разрешил, пусть смотрят». Громадный, благоустроенный и меблированный дом англичанам очень понравился, но все же они стали торговаться, и им удалось сбить цену до 400 тысяч рублей. На том по рукам ударили. Осталось только оформить покупку, что и было сделано в той самой нотариальной конторе, которую организовали «червонные валеты». Дальнейшие сведения о судьбе этой сделки разнятся: одни утверждают, что мошенники получили все 400 тысяч; более реальная версия гласит, что добычей стали только 70 тысяч рублей, в качестве задатка уплаченных англичанами в «нотариальной конторе».
Как бы то ни было, воры сорвали приличный куш, но не он был в этой затее главной целью. Основные события развернулись на следующий день поутру. Когда англичане, уже на правах хозяев, явились в генерал губернаторский дом, их не пустили далее швейцара. Коммерсанты выразили решительный протест, разгорелся скандал. Весь день и всю ночь кипевший негодованием князь Долгорукий теребил московскую полицию. Каждый час он вызывал к себе обер полицмейстера для доклада и требовал немедленно изловить негодяев! Однако результатом титанических усилий полиции стало лишь обнаружение той самой фиктивной конторы, в которой была оформлена сделка. Но имущество конторы оказалось единственным трофеем полиции.
По книге В. Ярхо "Байки русского сыска"
Пролог
Вечер 13 октября 1867 года выдался холодным и дождливым. Городовой на Маросейке прятался от непогоды в полосатой будке. Лишь на мгновение его внимание привлекла подвыпившая компания молодых людей. Громко хохоча и выкрикивая непристойности, они направлялись к беспокойному дому № 4 – там размещался бордель, принадлежащий некому господину Симонову. Порядок требовал хотя бы окриком урезонить молодых людей. Но вылезать из будки под дождь не хотелось, и городовой, зевнув, отвернулся.
Иннокентий Симонов, двадцатичетырехлетний купеческий сын, год назад осиротел. Но горевал он недолго – через два месяца дом на Маросейке, оставшийся в наследство от маменьки, превратился в увеселительное заведение для богатых повес. Иннокентий решил приумножить матушкино состояние нелегальным игорным бизнесом и сводничеством.
В этот вечер Симонов за карточным столом, развлекая гостей анекдотами о похождениях своих друзей – Шпейера и Давыдовского, подбросил идею: а почему бы, господа, не иметь и в России свой «клуб мошенников» – как в романе Пансона дю Террайля «Парижские драмы», неужто не найдется и у нас Рокамболя!
Идея упала на благодатную почву. По всем клубным правилам оформили первую тайную организацию российских мошенников. Во время игры у одного из будущих членов «тайного общества» Алексея Огонь-Догановского в руках оказалось сразу несколько подтасовочных червонных валетов. Под общий хохот утвердили название – «Клуб червонных валетов».
Кстати, изучая документы о «Клубе», я узнал немало интересного. К примеру, что Алексей Огонь-Догановский – отпрыск того самого Догановского, который за карточным столом обчистил на 25 тысяч рублей самого Пушкина. В литературном архиве сохранилось письмо Александра Сергеевича, где он сообщает Догановскому, что в данный момент долг отдать не может «из-за плохих оборотов», и предлагает вексель на 20 тысяч. Так что с состоянием Догановский передал сыну еще и секреты шулерских карточных приемов, которыми тот успешно пользовался.
Первоначально клуб насчитывал всего несколько человек. Компания делилась на группы – объединялись по принципу личной привязанности.
В первую группу входили Павел Шпейер, сын генерала артиллерии, служивший в Московском Городском Кредитном Обществе; господин Давыдовский, сын тайного советника; Массари, сын богатой нижегородской помещицы, унаследовавший огромное состояние; а также принадлежавшие к высшему свету господа Брюхатов, Протопопов и Каустов. Во второй группе уже известный нам Ипполит Симонов; подающий большие надежды молодой бухгалтер Учетного банка Щукин; сын богатого московского купца Неофитов и Огонь-Догановский. Репортеры, писавшие отчеты с судебного процесса, отмечали, что двадцатипятилетний Огонь-Догановский имел физиономию висельника: наглые выпученные глаза, кудри, торчащие в стороны, и черные тараканьи усищи. Удивительно, но именно ему доверяли свои состояния многочисленные потерпевшие! Возможно, их успокаивал белый георгиевский крестик, знак воинской доблести, в петлице его модного фрака. Как попал Георгиевский крест к Огонь-Догановскому, история умалчивает.
Председателем «Клуба червонных валетов» и его бессменным руководителем избрали Павла Карловича Шпейера. Высокий, импозантный молодой человек с тонкими усиками, на счету у которого, несмотря на молодость, было несколько удачных афер с банковскими билетами и ювелирными магазинами.
Позже в клуб влились еще несколько групп. Один из таких влившихся «коллективов» получил даже мировую известность. Его возглавила Софья Ивановна Блювштейн, легендарная Сонька-Золотая Ручка (см. «Совершенно секретно». 1998. № 11). Группа Золотой Ручки работала в Москве, Одессе, Ростове-на-Дону, Риге, Киеве, Харькове, Астрахани, Нижнем Новгороде и других крупнейших городах империи, орудовала и в Европе. Полиции Рима, Парижа, Ниццы, Монте-Карло, Вены, Будапешта и Лейпцига тщетно ловили ловкую мошенницу. На базе группы Софья открыла одесское отделение «червонных валетов». В шайку вошли многочисленные родственники мошенницы, три бывших супруга, авторитетный вор Иван Березин, знаменитый шведско-норвежский бандит Мартин Якобсон и еще несколько международных мошенников и аферистов. Одесский филиал «Клуба» так и не предстанет перед судом. Золотая Ручка сумеет вывести своих из-под удара полиции.
В НАЧАЛЕ 70-Х ГОДОВ ПРОШЛОГО СТОЛЕТИЯ через «Нижегородскую контору Российского Общества морского, речного и сухопутного страхования и транспортировки кладей» в различные города Российской империи кто-то отправил почтой множество сундуков. Груз проходил по документам как готовое белье и был оценен в 950 рублей. Но в местах назначения сундуки почему-то никто не востребовал.
Почтовые служащие, как положено, обратились в полицию. Сундуки вскрыли – и оторопели. В каждом находился намертво приколоченный сундук чуть меньшего размера. В том – еще один, и еще, и еще. Неизвестными отправителями был использован принцип матрешки. Наконец, в последних на дне лежали брошюры «Воспоминание об императрице Екатерине Второй по случаю открытия ей памятника».
Шутка полиции не понравилась. Но объяснения ей найти не смогли.
Только десятилетия спустя разгадают смысл этого почтового «озорства». И оно получит статус классического мошеннического приема. Вот что установил историк В. Рокотов, познакомивший меня с некоторыми документами о «валетах»: «Нижегородская земноводная контора выдавала своим клиентам квитанции и подтоварные расписки на гербовой бумаге. Такие документы имели значение векселей и охотно принимались в залог. Учитывая то, что сумму, причитавшуюся за пересылку и страхование товара, разрешалось переводить на место его получения, деньги просто делались из воздуха».
Получив таким образом несколько десятков тысяч рублей, одна из групп «Клуба червонных валетов» готовилась покинуть Нижний Новгород, не привлекая к себе внимания полиции, пытавшейся выследить «шутников». Но мошенников вычислила не полиция, а... небольшая группка их коллег – мошенников из Киева.
Три хорошо одетых господина постучали в дверь одного из номеров нижегородской гостиницы «Центральная». За дверью послышалась возня. Брюнет с тросточкой, повторив стук, позвал:
– Господин Массари.
Дверь приоткрылась. Красивый молодой человек в белоснежной рубашке недовольно произнес:
– Чем могу служить?
Вместо ответа брюнет постучал указательным пальцем по своей переносице. Этот знак, придуманный членами «Клуба червонных валетов» для опознания своих, станет впоследствии условным «маяком» мошенников разных стран.
Красавец широко распахнул дверь. В короткой беседе гости из Киева признались, что манипуляция с сундуками показалась им чрезвычайно привлекательной, только вот понять бы, в чем суть дела. А потом за приличную сумму приобрели патент на изобретение.
Заплатила «валетам» и типография в Санкт-Петербурге, которая выпустила в свет брошюру о Екатерине Второй. Типография надеялась, что брошюра быстро разойдется. Но население империи не проявило интереса к воспоминаниям о самодержице. Книги пылились на складе. Вот и пришлось платить приличные по тем временам деньги за вывоз тиража со двора.
ОСЕНЬЮ 1872 ГОДА в полицию поступила информация о том, что в Москве успешно действует подпольная лаборатория по подделке банковских билетов, акций, векселей и других ценных бумаг. Причем действует она в... Московском губернском тюремном замке. Оправившись от шока, блюстители порядка перевернули всю тюрьму. Ничего.
А осведомитель сообщал новые факты: неизвестными лицами благородной наружности в тюрьму секретно переданы всевозможные склянки с химическими веществами и красками, стальные опилки и английское мыло, которое фальшивомонетчиками используется в качестве ластика.
Оставался только один способ выявить секретную лабораторию – внедриться в группу мошенников и проследить цепочку от производителя к покупателю. Для начала осведомителю в полиции вручили вексель на сто рублей, с которым он обратился к некому дворянину Неофитову, обещавшему поспособствовать – увеличить ценность бумаги. Через несколько дней вексель, зашитый в чистое белье одного из арестантов, отправился в тюрьму. Спустя трое суток ценная бумага вернулась с ворохом грязного белья на волю. Правда, теперь уже она стоила десять тысяч рублей, то есть стала в сто раз дороже.
Полиция была потрясена качеством работы мошенников. Сохранившаяся докладная записка свидетельствует, что ни один банковский эксперт, участвовавший в расследовании, не смог заподозрить подделки.
 |
Дом московского губернатора, середина XIX века |
Дело передали в прокуратуру. И тут при невыясненных обстоятельствах скоропостижно скончались – почти в один день – главный свидетель и полицейский осведомитель. Дело могло рассыпаться, если бы неожиданно не приняло новый оборот.
В УТРЕННЕМ ВЫПУСКЕ ГАЗЕТЫ «Ведомости Московской городской полиции» появилось объявление о найме на работу конторщиков и артельщиков в извозопромышленное предприятие. Невысокая сумма залога прельстила многих. Но хозяин предприятия, господин Огонь-Догановский, отобрал только пятнадцать человек – по лишь ему ведомым параметрам. Залог – тысячу рублей – внесли все «счастливчики».
В короткий срок Огонь-Догановский зарекомендовал себя как прогрессивный человек. Конторщикам нравились его манера общения и размах коммерческих прожектов. Но наступил день выдачи зарплаты, а денег в кассе не оказалось. Догановский успокоил служащих, показал даже телеграмму от какого-то купца Свинина: мол, деньги будут переведены со дня на день.
Еще месяц прошел. Конторщики всем скопом направились в кабинет Догановского. Тот сунул им в нос большую сумму. Ропот не стих. Тогда прогрессивный хозяин предложил своим служащим наивыгоднейшую сделку – чтобы возместить им моральный ущерб, он готов продать векселя за полцены. Все бросились за деньгами. Кто-то вытащил скопленное на черный день, кто-то одолжился у родственников.
На следующий день Догановский стал богаче на 60 тысяч рублей, а его служащие с векселями немедля отправились в близлежащий банк. Некоторые даже умудрились получить по векселям деньги. Но тут вмешалась полиция – как раз расследовалось дело о поддельных ценных бумагах из Московского губернского тюремного замка, и в нем фигурировала фамилия прогрессивного бизнесмена.
Что до самого Огонь-Догановского, то его не нашли. В тот же час, как только был выдан последний вексель, он ускакал из Москвы в Ярославль.
Полиция вскоре забыла об этом происшествии. Ее уже больше беспокоила таинственная история с продажей губернаторского дома на Тверской улице.
ЭТОТ ДОМ НА ТВЕРСКОЙ УЛИЦЕ сегодня знаменит прежде всего тем, что в нем располагается московская мэрия, а до революции здесь жили генерал-губернаторы.
В семидесятых годах XIX века апартаменты занимал князь В. А. Долгоруков. Как-то на одном из губернаторских балов князю был представлен как меценат и подающий большие надежды коммерсант импозантный молодой человек. С той поры Павел Карлович Шпейер стал частым гостем князя, они вели беседы о политике, о торговых делах.
Во время одной из таких бесед Шпейер испросил разрешение показать дом на Тверской своему знакомому – английскому лорду.
На следующий день у дома остановилась карета. Высокородный англичанин, Шпейер и сопровождавший их государственный чиновник Шахов стали осматривать дом. Шахова слегка озадачило то, что гости придирчиво осматривали каждую комнату и даже конюшню и двор, но говорили Шпейер с лордом на английском языке, и понять их чиновник был не в состоянии. И списал все на английскую дотошность.
Несколько дней спустя в отсутствие князя у подъезда дома на Тверской остановилась вереница подвод с сундуками. Следовавший за подводами английский лорд с тремя секретарями приказал вносить вещи прямо в кабинет Долгорукова. Челядь губернатора отказалась выполнять распоряжения лорда. Более того, заявила в участок.
Делом занялась секретная канцелярия. Англичанин утверждал, что купил дом у русского дворянина Шпейера за сто тысяч рублей со всем инвентарем и намерен в нем жить. Очень быстро полиция выяснила, что нотариальная контора на 2-й Ямской улице, где совершалась сделка, исчезла. Ее открыл сам Шпейер. А после сделки тут же распустил.
Историю с англичанином замяли.
Но именно после этого события полиция бросила все силы на поимку членов «Клуба червонных валетов». Буквально в полгода многие мошенники были схвачены. Не нашли только председателя клуба и господина Шпейера.
ФЕВРАЛЬСКИМ УТРОМ 1877 ГОДА в зале Московского окружного суда начался этот необычный процесс. Гудела вся империя. Слухи о невероятных аферах «червонных валетов» пересказывали на званых обедах и в узком семейном кругу. Сохранившиеся до наших дней дневники и откровенники московских красавиц пестрели признаниями в любви к этим «романтичным» преступникам.
Всего на суд присяжных было представлено 56 преступлений, совершенных «валетами» с 1867 по 1875 год. Изучая эти дела, я пришел к выводу, что полиция просто спешила покончить с «Клубом». Следствие смогло доказать только часть мошенничеств на колоссальную для того времени сумму – 280 тысяч рублей.
Более трехсот свидетелей были приведены к присяге. Но даже клятва на Библии не уберегла судебный процесс от вранья. Подсудимые, валя друг на друга вину, весело обменивались впечатлениями, вступали в перепалку с судьей, потешались над государственным обвинителем. В первый день заседаний сын известного купца из Нахичевани Султан-Шах Эрганьянц, схватив за воротник обвинителя, заорал: «Я – зверь! Я – лев! Я – царь армян!» Скамья подсудимых взорвалась от хохота. «Царя армян» в срочном порядке передали психиатрам, а дело выделили в отдельное производство.
Приговор: Давыдовского, Массари, Плеханова, Неофитова, Башкирову (она проходила по делу об убийстве юрисконсульта), Дмитриева-Мамонтова, Огонь-Догановского, Верещагина, Мейеровича, Протопопова, Каустова и Голумбиевского загнали на долгие годы в Западную Сибирь – на поселение в места не столь отдаленные. Симонов был отдан в работный дом. Эрганьянцу прописан режим смирительного дома. Зильберман и Берш направились изучать порядки исправительного арестантского заведения. Те, кто смог убедительно изобразить раскаяние, отделались большими штрафами и общественным порицанием.
На свободе, по данным полиции, оставались только главари клуба Павел Шпейер и Софья Блювштейн...
Эпилог
Довольный проделанной работой, государственный обвинитель Николай Валерьянович Муравьев шел под аплодисменты публики по коридору здания суда и оказался лицом к лицу с молодым человеком. Прокурор обмер: перед ним стоял господин Шпейер, собственной персоной.
Пикантность ситуации заключалась в том, что один из них был обязан соблюдать судебный этикет, другой боялся, что как только он предпримет попытку к бегству, преследование будет коллективным.
Прокурор и преступник медленно двинулись по коридору к парадной лестнице. Из здания вышли одновременно, почти плечо к плечу. Как только дверь захлопнулась, Шпейер бросился бежать, а прокурор заорал что есть мочи. Городовой и сбежавшаяся на крик толпа бросились за аферистом. Но ловкого Шпейера догнать не удалось. Позже прошел слух, что Павел Карлович обосновался в Париже.
Софья Блювштейн, когда началось преследование «валетов», увела свою группу в Румынию. Но на последнем заседании она присутствовала в зале суда, равно как и Шпейер, и даже сумела передать шифрованную записку своей подруге Башкировой. А через несколько дней устроила ей побег.
поделиться:
Клуб червонных валетов
В конце семидесятых годов XIX года по всей России гуляли слухи, что не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и по всей стране, и даже в Европе, действует шайка ловких аферистов. Называют они себя «Клуб червонных валетов», и якобы состоит этот клуб из «людей общества». Аферы их были столь ловкими, порою даже остроумными, что в газетах о них писали с едва скрываемым восхищением.
А началась эта история осенью 1867 года в Москве, на улице Маросейке, дом № 4, где собиралась компания богатых повес. Молодой купец Иннокентий Симонов устроил у себя фешенебельный бордель для избранных, а чтобы приумножить доходы, открыл еще и подпольный игорный дом.
В один из веселых вечеров Симонов предложил создать «клуб мошенников» – как в модных романах Понсона дю Тюррайля, рассказывающих о похождениях Рокамболя. Компания встретила предложение хозяина с восторгом. Для названия решили использовать случайно оказавшиеся под рукой четыре одинаковых подтасовочных червонных валета. Так новое сообщество аферистов получило название «Клуб червонных валетов». Тайный опознавательный знак был взят у австралийских каторжников – они стучали кончиком согнутого указательного пальца по переносице, что означало: «я – свой».
Председателем клуба и его бессменным руководителем избрали служащего Московского городского кредитного общества, сына артиллерийского генерала Павла Карловича Шпейера. Несмотря на молодые годы, приличное происхождение и положение в обществе, он уже успел провернуть несколько афер. Говорили, что когда-то Шпейер служил в крохотном заштатном банке кассиром и банк этот неожиданно лопнул после того, как была обналичена крупная сумма по подложному векселю. Шпейер оказался в числе подозреваемых, но прямых улик против него не нашлось. Вскоре Павел Карлович объявился в Москве.
Под руководством Шпейера объединились жаждавшие острых ощущений завсегдатаи борделя: Симонов, сын тайного советника Давыдовский, богатый нижегородский помещик Массари, бухгалтер Учетного банка Щукин, молодые светские щеголи Неофитов, Брюхатов, Протопопов, Каустов, игрок и кутила Алексей Огонь-Догановский (кстати, его отец однажды обыграл на двадцать с лишним тысяч рублей самого Александра Пушкина).
Постепенно число членов клуба увеличивалось. Какое-то время в него входила знаменитая мошенница Софья Ивановна Блювштейн, больше известная как Сонька Золотая ручка.
Среди «червонных валетов» было немало чиновников и бухгалтеров – именно они отыскали наконец способы проведения крупномасштабных афер. Одной из них стала операция с почтовыми отправлениями и страховками.
22 августа 1874 года через «Российского общества морского, речного сухопутного страхования и транспортировки кладей» в Смоленск были отправлены два сундука. Товар, проходивший по документам как готовые платья и оцененный в девятьсот пятьдесят рублей, благополучно прибыл к месту назначения, но никто за ним не явился.
По прошествии определенного законом срока, сундуки вскрыли как невостребованные адресатом. По установленным правилам вскрытие производили почтовые служащие в присутствии чинов полиции. И каково же было удивление чиновников, когда вместо одежды в большом сундуке оказался другой сундук, меньший по размеру. Вскрыли и его, а там снова сундук, в нем находился еще один небольшой сундучок, в котором лежали брошюры «Воспоминание об императрице Екатерине Второй по случаю открытия ей памятника».
Дом московского губернатора. Середина XIX века
Во всех конторах, куда поступили подобные сундуки, эту выходку сочли чьей-то странной шуткой или недоразумением, а потому никаких расследований проводить не стали. Впоследствии же, когда дело раскрылось, пришлось спешно изменять многие правила учета и обращения русских ценных бумаг.
Афера, придуманная «червонными валетами», была остроумна и в то же время проста: в ее основе лежало правило, позволявшее принимать в залог расписки страховой конторы, оформлявшиеся на гербовой бумаге. По правилам, сумму, причитавшуюся за пересылку и страхование, разрешалось переводить на место получения товара. Выгода была в том, что, пока сундуки путешествовали по России да пылились в конторах, отправители могли закладывать оставшиеся у них страховые «гербовые расписки» и получать по ним деньги. Именно так и поступили «червонные валеты».
Сундуков они накупили для увеличения веса страхуемой отправки и пущей загадочности при вскрытии. Брошюру, посвященную императрице, подложили потехи ради: столичная типография издала это произведение в надежде на верноподданные чувства народа, но просчиталась и в итоге даже заплатила «червонным валетом» за то, чтобы они вывезли весь тираж со склада.
Шпейер с компаньонами, поселившись в гостинице «Караван-сарай», свозили в свой номер десятки сундуков, составляли их один в другой и отправляли через местную транспортную контору в разные концы империи. Присвоив несколько тысяч рублей, компания перебралась в Санкт-Петербург, откуда продолжала рассылать сундуки по всей России.
А тут не замедлила последовать и новая громкая афера, беспрецедентная по своей наглости. Ее не оставил без внимания знаменитый писатель Владимир Гиляровский.
«Червонные валеты» разделились на три группы. Первая занялась устройством фиктивной нотариальной конторы на 2-й Ямской улице. Вторая группа мошенников свела близкое знакомство с англичанами, приехавшими в Россию для ведения торговли. Многие «червонные валеты» служили в различных финансовых учреждениях Москвы и занимались коммерцией, поэтому, когда в присутствии иностранцев они повели между собой разговоры о продающемся за бесценок огромном доме на Тверской улице, англичане конечно же заинтересовались. Им объяснили, что владелец дома, отпрыск древнего рода, остро нуждается в наличности и по этой причине готов продать городскую усадьбу за небольшие деньги. «А ежели этот дом нынче купить, а потом его продать уже “за настоящую цену”, то прибыль будет весьма значительна», – снова как бы меж собой рассуждали москвичи. Разговор был проведен так умно и тонко, что один из лордов тут же захотел совершить выгодную сделку.
Выставленный на продажу дом на Тверской улице был построен по проекту знаменитого архитектора Казакова в 1782 году московским генерал-губернатором графом Чернышевым. Век спустя в этом доме устраивал торжественные приемы и блестящие балы князь В.А. Долгоруков, правивший столицей в патриархальном порядке. Павел Шпейер под видом богатого помещика бывал не только на приемах у Долгорукова, но и в его кабинете. Однажды Шпейер попросил разрешения показать дом генерал-губернатора гостившему в Москве английскому лорду. Не ожидавший подвоха князь согласился.
А в это время в гостинице во всю шел торг: «червонные валеты» сообщили лорду, что хозяин дома поручил им роль посредников в деле купли-продажи, и они просили за дом князя Долгорукого полмиллиона рублей. Однако англичанин пожелал увидеть чудо архитектуры собственными глазами.
На другой день Шпейер привез лорда на Тверскую улицу и показал ему дом, двор, и даже конюшни и лошадей. Сопровождавший их дворецкий все время молчал, поскольку ничего не понимал по-английски.
Громадный, великолепно благоустроенный и меблированный дом лорду очень понравился, но он стал торговаться и сбил цену до четырехсот тысяч рублей. На том и сошлись. Осталось только официально оформить покупку. Это было сделано в той самой фиктивной нотариальной конторе, которую «червонные валеты» ловко организовали.
Два дня спустя, когда Долгоруков отсутствовал, у подъезда дома на Тверской остановилась подвода с сундуками и чемоданами, следом за ней в карете приехал лорд с личным секретарем и приказал вносить вещи прямо в кабинет князя. В ответ на недоуменные вопросы прислуги он предъявил… купчую крепость, заверенную у нотариуса, по которой и деньги уплатил сполна.
Заявили в полицию. В конце концов дело кончилось в секретном отделении генерал-губернаторской канцелярии. Англичанин скандалил и доказывал, что он купил этот дом за сто тысяч рублей со всей обстановкой и собирается в нем жить. Возник дикий скандал, разгоревшийся еще пуще, когда о сути произошедшего доложили князю Долгорукому.
Полиция, давно следившая за преступным сообществом, не упустила удобного случая провести обыски и задержания, благо «червонные валеты» не заботились о конспирации. В руки следствия попали неопровержимые доказательства их преступлений. Полиция за несколько месяцев выловила практически всех членов «клуба», за исключением Шпейера и успевшей сбежать в Румынию Софьи Блювштейн.
В начале 1877 года на скамье подсудимых оказались сорок восемь мошенников, причем тридцать шесть из них принадлежали к высшим слоям общества. Всего на суд присяжных были представлены пятьдесят шесть преступлений, совершенных с 1867 по 1875 год. Обвинение поддерживал опытный прокурор Н.В. Муравьев. Триста свидетелей были приведены к присяге. «Червонные валеты» держались свободно, по ходу дела весело обмениваясь репликами. Многие из них были молоды и красивы. Это обстоятельство привлекло в зал суда юных барышень.
Присяжные Московского окружного суда признали «червонных валетов» виновными. Давыдовский, Верещагин, Массари, Плеханов, Неофитов, Дмитриев, Меерович, Огонь-Догановский, Протопопов, Каустов и многие другие на долгие годы отправились в Сибирь. Симонова поместили в работный дом, а «царя армян» – в дом смирительный. Другие получили арестантские роты. Лишь несколько раскаявшихся «валетов» отделались общественным порицанием и очень крупными штрафами.
Из книги Большая Советская Энциклопедия (ЯХ) автора БСЭ Из книги Большая Советская Энциклопедия (КЛ) автора БСЭКлуб Клуб (английское club), общественная организация, добровольно объединяющая группы людей в целях общения, связанного с политическими, научными, художественными, спортивными и др. интересами, а также для совместного отдыха и развлечений; существует на основе вносимых
Из книги Большая Советская Энциклопедия (ПЕ) автора БСЭ Из книги Большая Советская Энциклопедия (СП) автора БСЭПЕН-клуб ПЕН-клуб (Р. Е. N.- первые буквы английских слов poets - поэты, essayists - очеркисты, novelists - романисты), международное объединение писателей, основано в 1921. В руководстве П.-к.- переизбираемый каждые два года президент и бессменный генеральный секретарь исполкома.
Из книги Большая Советская Энциклопедия (ЯК) автора БСЭ Из книги Альтернативная культура. Энциклопедия автора Десятерик Дмитрий Из книги 100 знаменитых символов советской эпохи автора Хорошевский Андрей ЮрьевичКлуб КЛУБ - 1) излюбленный способ самоорганизации политической и художественной альтернативы; 2) пространственный формат бытования техно-культуры.К. естественным образом приходит на смену тусовкам: каким бы ни был уровень изначальной анархичности и раздолбайства
Из книги Права категории «Ж». Самоучитель по вождению для женщин автора Шацкая ЕвгенияЛенинградский рок-клуб Рок-группа, рок-клуб, рок-движение - этих понятий в СССР не существовало. Официально не существовало. Но они были, «рокеры» сочиняли и играли свои песни и музыку, устраивали концерты и фестивали. У них были даже свои менеджеры и продюсеры, хотя и это
Из книги Настоящий джентльмен. Правила современного этикета для мужчин автора Вос ЕленаАвтомобильный клуб Кто такой?Автомобильные клубы понемногу входят в нашу жизнь, хотя все еще вызывают недоверие у большинства потребителей. Идея заплатить сегодня, а получить услуги когда-нибудь потом, да и то лишь в том случае, если эти услуги когда-нибудь
Из книги Этикет в ресторане автора Вос ЕленаВечерний клуб Атмосфера вечернего клуба часто располагает и подталкивает к более простому, порой незапланированному знакомству. Несомненно, в клубах часто встречаются люди, готовые к общению на «ты» и флирту, однако, несмотря на неформальность клубной обстановки,
Из книги Ограбления и кражи [Бандиты, грабители, воры и мошенники] автора Ревяко Татьяна ИвановнаКлуб Если вы являетесь членом какого-либо любительского или профессионального клуба, вы принимаете правила общения с другими членами клуба.Большинство солидных учреждений такого рода имеет устав и предписанный дресс-код. Отправляясь на мероприятие по приглашению,
Из книги Пушечная улица, 9 автора Белицкий Яков Миронович Из книги 50 великих фильмов, которые нужно посмотреть автора Кэмерон ДжулияДЕЛО О «КЛУБЕ ЧЕРВОННЫХ ВАЛЕТОВ» 8 февраля - 5 марта 1877 г. Московским окружным судом с участием присяжных заседателей было рассмотрено дело по обвинению 48 человек в организации преступного сообщества в целях похищения чужого имущества различными способами.
Из книги Есть, любить, наслаждаться. Еда. Путеводитель-травелог для женщин по ресторанам, кухням и рынкам мира автора Демэй Лайла«ЭТО НАШ КЛУБ!» Софийка, 9. Здание бывшего немецкого клуба. Адрес на афише После смерти Захарьина при его наследниках - сыне Сергее Григорьевиче, титулярном советнике, и дочери Екатерине Григорьевне, в замужестве Навроцкой,- больших перемен в доме не происходило.Захирел
Из книги автора«Бойцовский клуб» Американский культовый фильм «Бойцовский клуб» (английское название Fight Club) был снят режиссёром Дэвидом Финчером в 1999 году по мотивам произведения «Бойцовский клуб» Чака Паланика Книга вышла на три года раньше, чем появилась кинокартина.
Из книги автораКлуб первооткрывателей Если сесть на любую ветку метро и доехать до последней станции, то можно обнаружить ресторан, являющийся смыслом жизни и пределом счастья для любого представителя chowhounds. Chowhounds – это любители поесть, гурманы, авантюристы, пребывающие в поисках
. Коммерсант-Власть , 25 января 2016
Дело "Червонных валетов" было и остается одним из самых известных в отечественной истории. Ведь на скамье подсудимых в 1877 году оказалась особо опасная шайка - 45 человек, среди которых было 27 дворян, включая одного Рюриковича. Сообщения о ходе суда публиковали все российские газеты и множество иностранных изданий. Причем блистательная, по общему признанию, речь обвинителя Н. В. Муравьева впервые в русской газетной практике была напечатана полностью, без изъятий. Однако Муравьев никогда не включал ее текст в сборники своих речей. А от участия в деле, служившем прекрасной рекламой любому защитнику, уклонились почти все корифеи адвокатуры.
"Щеголял дорогими бриллиантами"
К началу судебного заседания по делу "Червонных валетов" в Московском окружном суде готовились с особой тщательностью. Ведь прежде подобного уголовного дела - с сорока восьмью обвиняемыми в создании преступной шайки - не рассматривалось никогда. Кроме того, немалая часть из тех, кому предстояло предстать перед судом, происходила из известных дворянских и купеческих семей Москвы, а потому условия для них, как вспоминала сотрудница суда Е. И. Козлинина, создавались совершенно необычные:
"Ввиду того, что в деле участвовало более 40 арестантов, инспектор здания Н. А. Манассеин позаботился не только об удобствах и комфорте публики и представителей прессы, но и о комфорте обвиняемых.
Для них на все время процесса, во время которого они оставались в Суде, в верхнем этаже здания были отведены три большие светлые комнаты, в одной из которых были помещены женщины, а в двух других - все мужчины. Так как ночевать их в острог не возили, то для каждого из обвиняемых была поставлена кровать с матрацем, подушкой, чистым бельем и байковым одеялом.
Кроме того, было отдано распоряжение, чтобы из буфета им ежедневно подавался не только обильный обед и ужин, но и завтрак, и не удивительно поэтому, что все обвиняемые по этому делу, в остроге считавшиеся самым беспокойным элементом, в Суде вели себя вполне прилично и в своем последнем слове все единогласно заявили, что более гуманного к ним отношения, чем то, которым они были окружены в Суде, они не встречали со дня своего привлечения к делу, и сочли долгом выразить Суду свою глубокую признательность".
В Московском окружном суде предполагали, что дело вызовет огромный интерес публики, и потому выделили для проведения процесса самый большой - Екатерининский - зал. Но 8 февраля 1877 года, в день начала суда, выяснилось, что даже он не может вместить всех желающих присутствовать на заседании.
"Счастливцы, получившие на это дело билеты,- писала Козлинина,- составляли лишь незначительную горсть среди желавших хоть на минутку заглянуть в зал заседания, и те, кто в конце концов убедился, что проникнуть в здание без билета нет ни малейшей возможности, продолжали толпою стоять на дворе, чтобы хоть взглянуть на обвиняемых, когда их доставят в Суд".
Ничего удивительного в этом взрыве любопытства не было. Ведь все или почти все состоятельные жители Москвы знали обвиняемых и были наслышаны об их похождениях, а иногда становились свидетелями их деяний. Правда, в начале 1870-х годов проделки этих светских молодых людей и их окружения считались не преступлениями, а проказами на грани дозволенного. По свидетельству той же Козлининой, заводилой компании юных безобразников слыл коллежский регистратор П. К. Шпейер, который разнообразными способами добывал себе средства для кутежей:
"Еще не достигнув 16 лет, он уже щеголял дорогими бриллиантами, которыми его одаривали его состоятельные поклонницы, и швырял деньгами в кругу кутящей молодежи. Но денег на эти кутежи требовалось много, и того, что он получал за свои ласки, нередко не хватало, а отставать от других не хотелось. Кредита, как мелкий служащий Кредитного общества, он иметь не мог, и пришлось добывать деньги способами нелегальными.
А так как в деньгах нуждался не он один, но и большинство тех юнцов, в кругу которых он вращался, то способы добывания денег придумывались ими сообща, а затем, сообразно с придуманным, между ними распределялись и роли.
Эти способы не были особенно замысловаты; чаще всего деньги выманивались в виде залогов со служащих, будто бы принимаемых на службу, или через рекомендательные конторы, учреждаемые ими же самими, или через конторы по управлению имениями будто бы богатых землевладельцев, тогда как у последних ничего уже, кроме их титулов, не оставалось и были они беднее церковной крысы.
Другой способ состоял в следующем: кто-либо из кружка выдавался за очень состоятельного человека, в доказательство чего подделывались соответствующие документы, а остальные товарищи являлись или в качестве управляющих этого "богача", или же в качестве его комиссионеров и выманивали для него товар на крупные суммы, а затем этот товар спускали за что попало, находя хищников, с удовольствием скупавших у них все за гроши".
Еще одним источником денег для Шпейера и его приятелей были молодые купцы, которых они приглашали в свою компанию, спаивали, а затем обирали.
Все это было противозаконно, но продолжалось у всех на глазах несколько лет. Причем московское общество осуждало не мошенников, а их жертв, попавшихся в столь незатейливо расставленные сети.
"Сошлись на одной скамье подсудимых"
Можно представить себе, каким было удивление московских обывателей, когда всем известные шалопаи вдруг оказались самой опасной преступной шайкой Российской Империи. В деле фигурировали десятки эпизодов и кроме мошенничества в нем появились фальшивомонетничество, убийство и кощунство. Последнее вызывало наибольшее удивление у наблюдателей.
"Трое,- вспоминала Козлинина,- обвинялись только в кощунстве, так как в конце концов допились до того, что купили гроб, в который улегся Брюхатов, и, пригласив певчих, заставили их петь погребальные псалмы и молитвы, а остальные товарищи стояли со свечами и кадили кадильницами. Когда же Брюхатову лежать в гробу и слушать "вечную память" надоело, гроб был отправлен обратно в гробовую лавку, а певчих усадили на дроги и повезли их справлять поминки к "Яру", причем певчие распевали скабрезные песни, за что вся компания и была задержана полицией".
Однако во время заседаний суда, продолжавшихся без малого месяц, обвинитель - восходящая звезда прокуратуры, помощник прокурора Московского окружного суда Н. В. Муравьев, допрашивая сотни свидетелей, доказывал присяжным, что даже такие малозначительные эпизоды характеризуют размах и цинизм деяний особо опасных преступников, объединившихся в шайку. О том же он говорил и в своей обвинительной речи:
"Гг. присяжные заседатели! Многотрудная и многосложная задача выпала на вашу долю. Вам суждено было быть тем составом суда присяжных, последнее слово которого должно завершить дело гигантское по своим размерам, чрезвычайное по крайней сложности и бесконечному разнообразию своих обстоятельств... И трудились вы не напрасно; не бесплодны, смею думать, были те усилия рассудка и чувства, которые приходилось вам делать в эти долгие дни, проведенные здесь для того, чтобы усвоить себе и оценить по достоинству бесчисленные подробности происходившего перед вами судебного следствия. Загадочное стало понятно, сомнения рассеялись, неясное и сбивчивое разъяснилось, лучи света проникли во тьму и осветили самые мрачные закоулки человеческой совести, самые печальные факты человеческого падения. На ваш правый суд отдано 45 ваших сограждан (двое из 48 обвиняемых до суда бежали за границу, один был признан душевнобольным.- "История"), людей всех возрастов и всех состояний. Они сошлись перед вами на одной скамье подсудимых, потому что их всех, хотя не в равной мере, опутывает одна и та же неразрывная и крепкая, в течение девяти лет сплетенная сеть многочисленных преступлений. Эти особенности, характеризующие внешнюю, так сказать, количественную сторону процесса, особенности, по поводу которых небесполезно будет упомянуть и о 300 с лишком свидетелях, вами выслушанных, и о колоссальной груде прочитанных на суде документов и писем, о бесчисленных представленных вам вещественных доказательствах,- все это сразу определяет размер материала, данного судебным следствием, и вашу задачу на этом материале основать свои решения".
У присутствовавших на суде вполне могло появиться ощущение, что с помощью чудовищного объема разнородных доказательств обвинитель просто пытается запутать присяжных. А затем воздействовать на их чувства, чтобы добиться нужного приговора. Муравьев упорно, разными способами доказывал, что обвиняемые - сообщество уголовников, клуб элитных преступников:
"С общественной точки зрения, в представлении публики, для толпы подвижной и впечатлительной, быть может, уже давно под именем "червонного валета" сложился своеобразный и характерный тип нравственной порчи, зла и преступления".
А в конце своей долгой речи обвинитель сделал упор на значительном размере нанесенного подсудимыми ущерба:
"Если к колоссальному делу, нами исследованному, мы применим бесхитростное арифметическое счисление и при этом счислении условимся, как это требует и уголовный закон, каждый подложно составленный документ, каждый обман, совершенный над одним лицом, считать за отдельный подлог, отдельное мошенничество и условимся кроме того к потерпевшим причислять всех тех, доброе имя которых было затронуто подлогами от их имени, a обобранными будем считать только тех, которые действительно тяжко пострадали в материальном отношении, мы увидим, что на последней, конечной странице общественного поприща соединенных вместе подсудимых написано: подложных векселей - 23, переделанных банковых билетов - 4, разных подложных казенных нотариальных бумаг - 4, итого всего подлогов - 31. Обманов, мошенничеств на сумму более 300 руб.--15, мошенничеств на сумму менее 300 руб.- 14, вовлечений посредством обмана в невыгодные сделки - 13, итого всех мошенничеств - 42, из них обманов с особыми приготовлениями, т. е. со сложной мошеннической обстановкой - 22. Краж - 4, из них с подобранными ключами - 1, на сумму 50 т. p. с., 1 - с наведением похитителей на дом своего хозяина, растрата - 1, грабеж - 1, кощунство - 1, шаек, составленных для краж, подлогов и обманов,- 4 и в заключение одно убийство... Всех потерпевших, не считая в этом числе нескольких подсудимых,- 59. Из них обобранных, частью в своем избытке и частью в своем последнем достоянии - 49 человек. Таков короткий и простой расчет, который обвинение составило и представляет вам на основании 9-летней деятельности подсудимых. По этому исследованному расчету именем закона и правосудия я приглашаю их к расплате пред вашим справедливым судом".
"Защита счастлива"
Однако на присутствовавших в зале суда произвел куда более сильное впечатление другой ход Муравьева. Громкий процесс, широко освещаемый в прессе, должен был привлечь к защите обвиняемых падких на бесплатную рекламу звезд адвокатуры. Но в качестве защитников "червонных валетов" согласились выступить только два корифея - А. В. Лохвицкий и Ф. Н. Плевако. Первый, как говорили, потому, что брался за любые дела, лишь бы платили деньги. А Плевако с трудом и лишь за очень высокую плату согласился защищать члена известной состоятельной семьи - А. С. Мазурина.
Никто не сомневался, что именно знаменитый присяжный поверенный Плевако может без труда разбить всю аргументацию обвинителя. Но во время выступления Муравьева произошло то, чего никто не ожидал. Он вдруг упомянул Мазурина в числе раскаявшихся:
"Господин Мазурин, как мне кажется, неудержимо говорит искреннее сокрушение о том, что несчастно сложившиеся обстоятельства и собственная его неосторожность вовлекли его в не свойственную ему среду".
А затем Муравьев попросил суд снять с Мазурина все обвинения:
"Все, что можно сказать против Мазурина, это то, что он не был достаточно осторожен, осмотрителен, но за излишнее доверие никого не судят. Не находя возможным по совести поддерживать обвинение против Мазурина, я на основании ст. 740 Уст. Угол. Суд. отказываюсь от сего обвинения, о чем имею честь заявить суду".
В итоге Плевако в своей речи оставалось только благодарить обвинителя:
"Защита счастлива, что ей не приходится вести борьбы с обвинением, не приходится ставить подсудимого в томительное ожидание того, кто из борцов одержит верх... Обвинитель уже сказал то самое по убеждению, что я должен был говорить прежде всего по долгу.
Благодарно, со страстью выслушали мы это слово, изумляясь тому, что ни масса данных, ни гигантские размеры задачи не увлекли обвинения и оно ни разу не сбросило в одну общую массу виновных и оправдавшихся и не закрыло глаз от того, что разбивало первоначальные взгляды, ясно и внятно говоря непредубежденному уму о необходимости уступок в интересе правды".
Но этот трюк распалил других защитников. Присяжный поверенный В. М. Пржевальский, когда пришла его очередь выступать, по сути, обвинил Муравьева в фабрикации дела:
"Когда пред нами лежит такая груда материала, то с нею нелегко бывает справиться. Эта масса поражает человека, который теряется в ней до известной степени, перестает быть всегда осторожным, строго разборчивым, перестает критически относиться к материалу, не может хладнокровно смотреть на это поражающее количество, особенно если еще человек работает притом с известной предвзятой мыслью. Все помогает фантазии обвинителя, как внешняя обстановка, так и внутреннее содержание. И действительно, весь этот материал, обставленный пышными декорациями убийства, разных злонамеренных шаек и т. п. при блестящем освещении его эффектною, талантливою речью, производит изумительное впечатление. В особенности первое впечатление настолько сразу ошеломляет, что нужно немало времени и усилий, чтобы прийти в себя, отбросить увлечение и пыл фантазии и призвать на помощь холодную силу рассудка... Вся наша иллюзия исчезнет; но насколько пропадет сила иллюзии, настолько от этого выиграет сила правды. Дело столь раздутое, изукрашенное обвинительною властью снимется с пьедестала и снизойдет на подобающий ему уровень. Тогда окажется, что обвинение очень часто сшито белыми нитками, что связь между делами по большей части искусственная, что большинство привлеченных к делу лиц ничем не отличаются от тех заурядных личностей, которые так часто встречаются на скамье подсудимых, и что многие из них вовсе не по плечу тому громкому имени, которое упрочил за ними в обществе обвинительный акт".
Кому поверили присяжные, можно судить по приговору. Девятнадцать подсудимых были оправданы. И ни один из осужденных "червонных валетов" не был отправлен на каторгу. Одних сослали на поселение в места столь и не столь отдаленные, что на фоне вменявшихся им обвинением деяний мало чем отличалось от оправдания. Других же приговорили к небольшим срокам заключения.
При этом, однако, присяжные признали, что шайка все-таки существовала. Но соответствовало ли это действительности?
"Был цветом и надеждой прокуратуры"
Ответ на этот вопрос хорошо знали в Московском окружном суде. Е. И. Козлинина вспоминала:
"В то время Н. В. Муравьев был еще очень молод, шумные овации, хотя и вполне заслуженные, кружили ему голову, и естественно, что ему хотелось как можно чаще выступать перед публикой, жаль было уделять остальным товарищам другие интересные дела, по которым можно было говорить так много и так хорошо. Вот исключительно благодаря этому нежеланию уступать товарищам интересные дела он и создал громоздкое дело, которое и обозвал "клубом червонных валетов".
Это, собственно, было не одно дело, а 30 самых разнородных дел, за волосы притянутых одно к другому и связанных между собою только тем, что у деятеля того либо другого дела находился кто-нибудь знакомый среди деятелей остальных дел. И этого уже было достаточно, чтобы эти дела связать между собою. Таким образом, все эти дела и попали в одни руки. Конечно, никому другому сделать это не разрешили бы, но Николай Валерьянович был цветом и надеждой прокуратуры, и поэтому прокурор ему и помироволил. Да оно было и понятно: все-таки лучше него никто с этими делами не справился бы, а как это отзовется на обвиняемых, об этом тогда не подумали".
Громкое дело, широко разрекламированное прессой, прекрасная речь, которую в отличие от выступлений защитников опубликовали без изъятий, открыли перед Муравьевым блестящие карьерные перспективы. В том же 1877 году его назначили прокурором Ярославского окружного суда. В 1879 году - товарищем прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты. А после очередного восхитившего всех выступления на суде над "первомартовцами" - участниками убийства Александра II - быстрота его продвижения по службе поражала воображение друзей и врагов. В 1894 году состоялось его назначение министром юстиции, и эту должность он занимал одиннадцать лет.
На посту министра он сделал немало для уменьшения независимости судов, что весьма озадачивало людей, знавших его в молодые годы, когда он был яростным поборником судебных реформ Александра II. Они просто не понимали, что принципиальна для него только карьера. А все остальное лишь приходящие обстоятельства.
Под сводами залов тех же присутственных мест суды порой рассматривали весьма резонансные криминальные истории, которые затмевали интерес общественности к другим событиям, происходящим в империи. Один из них — громкий процесс по делу «Клуба червонных валетов», относящийся к февралю — марту 1877 г.
Любопытно сравнить тогдашнюю систему судопроизводства с нынешней. Для примера вспомним хотя бы резонансное «дело цапков». О подробностях уголовного дела позапрошлого века рассказывает Александр Звягинцев, заместитель генерального прокурора РФ . Полностью материал можно прочитать в очередном номере журнала «Орден» и книге «Казусы Империи».
Наследники Рокамболя
Слушания проходили в Моск-ве. Следствие по делу продолжалось 6 лет, и вёл его маститый судебный следователь по особо важным делам Пётр Михайлович Глобо-Михаленко , обвинение поддерживал, как отмечали позже современники, «талантливейший из прокуроров» Николай Валерианович Муравьёв .
Всё началось с того, что однажды потомственного купца Клавдия Еремеева мошенники вовлекли в разгул и во время кутежа, хорошо подпоив, принудили его подписать долговые обязательства на 60 тыс. руб. Деньги по тому времени были немалые. Протрезвев и поняв, что он натворил, Еремеев примчался в 1-й следственный участок Первопрестольной, где и было возбуждено уголовное дело.
Муравьёв, Николай Валерианович. 1898 год. Фото: Public Domain
В самом начале расследования подозрение пало только на двух лиц —
дворянина Ивана Давидовского и мещанина, коллежского регистратора Павла Шпейера . Затем дело стало разрастаться, и круг подозреваемых постепенно увеличивался. Но наибольшие обороты следствие набрало всё же после одного трагического случая, который произошёл в конце 1871 г. в так называемых «номерах Кайсарова». Там выстрелом из револьвера мещанка Екатерина Башкирова смертельно ранила своего любовника коллежского советника Славышенского , вращавшегося в той же шайке, что Шпейер и Давидовский. Во время следствия Е. Башкирова призналась, что к убийству её подговорил Давидовский, который имел на неё свои виды.— Подначивая, он всегда мне нашёптывал: «Надо убить его...» Он принёс мне револьвер и показал, как им пользоваться, — заявила обвиняемая следователю.
Весть об этом убийстве мгновенно разнеслась по всей Моск-ве. Было принято решение усилить следственно-оперативную группу. Результаты не заставили себя долго ждать. Вскоре несколько основных участников этого преступного сообщества были арестованы. По версии следствия, обвиняемые вначале дейст-вовали разрозненно, а потом сообща. Сколотив несколько шаек, они занимались глубоко продуманными, хорошо спланированными, дерзкими аферами, кражами и грабежами. Главную роль в организации многих преступлений следствие отводило Шпейеру и Давидовскому. Об их «подвигах» по Моск-ве тогда ходили легенды. Члены шайки обычно собирались в меблированных комнатах на Тверской либо в гостиницах и трактирах. Там обсуждались разные способы наживы, распределялись роли. Чаще всего день-ги выманивались путём получения залога с лиц, устраивающихся на службу. Для этого мошенники, в частности, организовывали фиктивные рекомендательные конторы, фирмы «по управлению имениями».
Пьер Алексис Понсон дю Террай. 1871 год. Фото: Public Domain
Некоторые члены шайки выдавали себя за состоятельных людей, скупающих товары, другие представлялись управляющими этого мнимого богача. Бывало, что злодеи завлекали в свою компанию какого-нибудь подгулявшего купца, имевшего приличное состояние, напаивали его и обирали. После каждой удачной «сделки» следовали бесшабашные кутежи. С лёгкой руки следователя это дело получило название «Клуб червонных валетов» — по имени знаменитой шайки, действовавшей в Париже под предводительством таинственного Рокамболя, «подвиги» которого описал
писатель Понсон дю Террайль .И князь, и проститутка
Суду были преданы 47 лиц. Среди защитников было несколько выдающихся юристов — Ф. Н. Плевако, В. М. Пржевальский, А. В. Лохвицкий .
Накануне открытия судебного заседания к Муравьёву явился полицейский и предупредил, что невеста одного из подсудимых, некая П. Жардецкая , намерена на процессе выстрелить в прокурора. На это Муравьёв ответил: «Благодарю вас, можете быть уверены, что я теперь более, чем когда-либо, спокоен за своё существование: уж если об этом дошли слухи до нашей московской полиции, то я уверен в том, что мадемуазель Жардецкая этого ни за что не хотела сделать».
Скамья подсудимых была необычайно пёстрой. Здесь рядышком находились бывший князь В. Долгоруков и Н. Дмитриев-Мамонов , выдававший себя за графа, офицеры К. Голумбиевский и П. Калустов , дворяне Д. Массари, И. Давидовский, В. Ануфриев и ряд других «молодых баричей» из знатных московских семей, нотариус А. Подковщиков, архитектор А. Неофитов , купеческие сынки А. Мазурин и В. Пегов , мещане К. Зильберман и Э. Либерман ...
Женская часть подсудимых также состояла из разных персон: от жены одного из главных обвиняемых Е. Шпейер, урождённой княжны Еникеевой , до проституток А. Щукиной и М. Байковой . Многие подсудимые вели себя в зале заседания развязно — паясничали, кривлялись, хвалились своими «подвигами», пытались смешить публику, что создавало неприятное впечатление.
Чтение обвинительного акта (112 печатных страниц) длилось несколько часов. Подсудимым вменялось в вину около 60 различных преступлений, ущерб от которых превышал 300 тыс. руб.
Среди оправданных была и Соня «Золотая Ручка» (Блювштейн), проходившая в деле под фамилией Соколова. Фото: Public Domain
Товарищ прокурора
Судебное следствие продолжалось три недели. Затем начались прения. Слово было предоставлено товарищу (заместителю. — Ред.) прокурора Московского окружного суда Н. В. Муравьёву. Вот как описывает своё впечатление извест-ная российская журналистка Екатерина Ивановна Козлинина : «Почти два дня длилась эта замечательная речь.
Сильная и эффектная, она до такой степени захватывала внимание слушателя, что, когда он яркими красками набрасывал какую-нибудь картину, так и казалось, что воочию видишь её. Несомненно, что ни раньше, ни потом публике не удалось слышать ничего подобного. Массу прекрасных речей этого талантливого оратора слышали его современники, но по силе впечатления с речью по делу „валетов“ не могла сравниться ни одна».
Нелишне напомнить, что шёл тогда Николаю Валериановичу 27-й год. После выступления Муравьёва защитники, особенно из молодых, выглядели «бледно и бесцветно». Пожалуй, только корифеи российской адвокатуры — Плевако и Пржевальский — сумели блеснуть остроумием, образованностью, железной логикой при анализе доказательств и добились оправдания своих подзащитных. Из новой генерации защитников выгодное впечатление на публику произвёл Л. А. Куперник . Судебные репортёры с большим удовольствием смаковали ту часть его выступления, в которой он сравнил следователей, ведущих дело, с герцогом Альбой , пославшим всех протестантов на костёр в надежде, что Господь Бог уже сам на том свете разберёт, кто из них был еретиком.
5 марта 1877 г. Московский окружной суд вынес приговор по этому делу. Главные организаторы преступлений — Давидовский, Массари, Верещагин и ряд других — были лишены всех прав состояния и сосланы в Сибирь, другие приговаривались к менее тяжким наказаниям. Но 19 человек всё же были оправданы.
