Сын павла и екатерины 2. Портреты внебрачных детей русских императоров. Отношения с матерью

«Слава богу, мы - законные!»
/Опубликовано в "Русском слове", Прага /

Говорят, в 1754 году придворные российского императорского двора шушукались, какое отчество больше бы годилось новорожденному Павлу, сыну великой княгини Екатерины - Петрович или Сергеевич? Позже этот слух превратился в вопрос, прервалась ли на Павле I кровная линия Романовых? На него можно ответить вполне определенно – нет, не прервалась. Но определенно история династии загнула в область фантазий и вымыслов.

Существует забавный исторический анекдот: будто бы Александр III поручил Победоносцеву, своему учителю и уважаемому советнику, проверить слух, что отцом Павла I был не Петр III, а Сергей Васильевич Салтыков, первый любовник будущей императрицы Екатерины II. Победоносцев вначале сообщил императору, что, в самом деле, отцом мог быть Салтыков. Александр III обрадовался: «Слава Богу, мы – русские!» Но потом Победоносцев нашел факты в пользу отцовства Петра. Император, тем не менее, обрадовался снова: «Слава Богу, мы – законные!».

Мораль, если она вообще может выводиться из анекдота, проста: природа власти не в крови, но в умении и желании властвовать, остальное к этому можно приспособить. По крайней мере, такова природа имперской власти – каждая империя тянет за собой огромное количество неразрешенных противоречий, одним больше – ничего страшного.

Однако как мог возникнуть этот сюжет и вместе с ним многочисленные вариации на эту тему? Как не странно, но его во многом создала Екатерина II. В своих «Записках» она пишет о начале романа с Салтыковым весной 1752 года: «Во время одного из этих концертов (у Чоглоковых) Сергей Салтыков дал мне понять, какая была причина его частых посещений. Я не сразу ему ответила; когда он снова стал говорить со мной о том же, я спросила его: на что же он надеется? Тогда он стал рисовать мне столь же пленительную, сколь полную страсти картину счастья, на какое он рассчитывал…»

Далее подробно описываются все этапы романа вплоть до достаточно интимных – сближение осенью 1752 года, беременность, которая закончилась выкидышем по пути в Москву в декабре, новая беременность и выкидыш в мае 1753-его, охлаждение любовника, заставлявшее страдать Екатерину, строгий присмотр, установленный за великой княгиней в апреле 1754, означавший удаление Сергея Салтыкова. А Павел, как известно, родился 24 сентября 1754 года. Петр упоминается в этой главе записок только в связи с его пьянством, ухаживанием за фрейлинами Екатерины и прочими дамами, а также подозрениями, которые возникли у него в отношении Сергея Салтыкова. Из всего этого рассказа следует, что отцом Павла мог быть Салтыков. Более того, автор «Записок» создает это впечатление намеренно.

Однако Екатерине не приходится особенно доверять. Ей ведь приходилось разными способами оправдывать свой захват власти. После свержения мужа она сочинила столько историй о нем и их отношениях, что историкам, разбирающим, что там правда, а что нет, хватит работы надолго. (Что стоит, скажем, побасенка Екатерины о якобы осужденной и повешенной Петром на виселице крысе, съевшей двух его игрушечных солдатиков. Повесить крысу, как, человека – невозможно. Для этого у крысы слишком мощная шея. И веревка с нее соскользнет. Байка ничтожная, а поди ж ты, историографы со времен С. Соловьева доверчиво повторяют ее снова и снова.).

Вот и эта история – требует исследования мотивов Екатерины, зачем-то бросающей тень на собственного сына.

По мнению историка С. Мыльникова, автора книги о Петре III, Екатерина побаивалась потенциальных сторонников Павла, которые могли бы требовать трона для правителя с царской кровью взамен иноземки, власть узурпировавшей и никакого права на нее не имеющей. До переворота было высказано предложение (Н. Панина, наставника Павла) объявить Екатерину не императрицей, но регентшей малолетнего наследника до его совершеннолетия. Хоть оно и было отвергнуто, но окончательно забыто не было.

Ход императрицы был вполне логичным с точки зрения политической борьбы – она еще раз говорила противникам, что и Павел этой крови не имеет – ни капли! И прав на престол имеет не больше, чем мать. Но, может, Екатериной двигали иные соображения. Может быть, она в очередной раз выдвигала на первый план себя, свои потребности, желания и таланты вместо какой-то там царской крови, создавшей презираемого ею мужа и, в общем, никчемной.

И еще С. Мыльников убедительно доказывает, что Петр III безусловно считал Павла своим сыном. Он сравнивает извещение о рождении сына, посланным им Фридриху II, c аналогичным извещением о рождении дочери Анны, которая точно была от следующего любовника Екатерины – Станислава Понятовского, о чем Петр знал. Действительно, разница между двумя письмами велика.

Иной точки зрения придерживается другой историк – Н. Павленко. Он пишет: «Иные придворные, наблюдавшие семейную жизнь великокняжеской четы, шепотом поговаривали, что младенца по батюшке надлежит величать не Петровичем, а Сергеевичем. Вероятно, так оно и было».

Так кому же поверить? Петру? Намекам Екатерины? Давно отзвучавшему шепоту придворных? Пожалуй, эти пути уже слишком истоптаны и ничего нового не дадут.

Интересно, какими материалами пользовался Победоносцев. Не портретами ли участников истории? Ведь черты лица наследуются и принадлежат кому-то из родителей – это знали и до появления генетики, как науки. Мы тоже можем провести небольшой анализ, пользуясь портретами.

Они перед нами – и «урод» (так императрица Елизавета называла племянника во гневе) Петр, и красавец Сергей и любвеобильная Екатерина. Последняя о себе молодой вспоминала так: «Говорили, что я прекрасна, как день, и поразительно хороша; правду сказать, я никогда не считала себя чрезвычайно красивой, но я нравилась, и полагаю, что в этом и была моя сила». Француз Фавье, видевший Екатерину в 1760 году (ей был тогда 31 год), подверг ее внешность довольно суровой оценке: «Никак нельзя сказать, что ее красота ослепительна: довольно длинная, никак не гибкая талия, осанка благородная, но поступь жеманная, не грациозная; грудь узкая, лицо длинное, особенно подбородок; постоянная улыбка на устах, но рот плоский, вдавленный; нос несколько сгорбленный; небольшие глаза, но взгляд живой, приятный; на лице видны следы оспы. Она скорее красива, чем дурна, но увлечься ей нельзя».

Эти и другие оценки можно найти в книге Н.Павленко «Екатерина Великая». Интересные сами по себе, они подтверждают соответствие описаний и портрета, мы можем его использовать совершенно уверенно.

Сергей Васильевич Салтыков – тоже длиннолиц, черты лица пропорциональны, глаза миндалевидные, губы маленькие, изящные, высокий лоб, нос прямой и длинный. Екатерина писала о нем: «он был прекрасен, как день, и, конечно, никто не мог с ним сравняться ни при большом дворе, ни тем более при нашем. У него не было недостатка ни в уме, ни в том складе познаний, манер и приемов, какой дают большой свет и особенно двор».

Петр III Екатерина Сергей Салтыков

Павел I (детский портрет) Павел I взрослый (графический набросок)

Рис. 1. «Родители» и сын (использованы фрагменты портретов).

В сравнении с ними Петр Федорович, конечно, катастрофически проигрывает внешне – и отличается рядом черт, которые мог оставить своему потомку только он. Лицо у него довольно круглое, даже скуластое. Лоб покатый, нос более короткий, чем у Екатерины и Сергея Салтыкова, весьма широкий в переносице, рот большой, глаза узковатые и поставлены широко. И еще он был щекаст.

Портреты Павла свидетельствует о явном сходстве с Петром. Особенно взрослые портреты. Та же форма лица, покатый лоб, большой рот, короткий нос – даже помня о возможности существования рецессивных признаков, Салтыков и Екатерина (оба «прекрасные, как день») настолько некрасивого потомка, которого адмирал Чичагов называл «курносым чухонцем с движениями автомата», не сотворили бы. Если бы отцом Павла был Сергей Салтыков, иной была бы форма лица и лба, иными были бы губы и нос – поскольку у Екатерины и Салтыкова они были подобны, резко отличаясь от черт Петра. И, надо думать, иным бы был и характер. Черт Петра в лице Павла так много, что не нужен даже анализ ДНК, чтобы сказать определенно – да, отцом Павла Сергей Салтыков не был. Им был Петр III.

Кстати, по дате рождения видно, что наследник оказался типичным плодом праздников – вот и Екатерина вспоминает, что отмечала Новый Год у императрицы – конечно, с мужем. Видно, в ту ночь, после празднования, и был зачат будущий Павел.

Подтверждается мнение С. Мыльникова, что отцовство Салтыкова – нарочно обыгрывалось Екатериной. Кто был настоящий отец ее сына, нет сомнений, – она прекрасно знала. Вероятно, по этой причине она вела себя к Павлу крайне холодно. Ребенком она спокойно оставляла его на попечении нянек и не видела неделями. Уже взрослого сына она хотела заставить отречься от права на престол в пользу внука, Александра.

Эта маленькая история еще раз подтверждает характеристику, которую дал Екатерине историк Я. Барсков: «Ложь была главным орудием царицы: всю жизнь с раннего детства до глубокой старости, она пользовалась этим орудием, владела им, как виртуоз, и обманывала родителей, любовников, подданных, иностранцев, современников и потомков». Рекордами лжи Екатерины были ее рассказы о положении русских крестьян: «Наши налоги так необременительны, что в России нет мужика, который бы не имел курицы, когда он захочет, а с некоторого времени они предпочитают индеек курам» (письмо Вольтеру, 1769 год) и «Бывало прежде, проезжая по деревням, видишь маленьких ребятишек в одной рубашке, бегающих босыми ногами по снегу; теперь нет ни одного, у которого не было бы верхнего платья, тулупа и сапогов. Дома хотя по-прежнему деревянные, но расширились и большая часть их в два этажа» (письмо Бьельке, подруге матери, 1774 год). Крестьяне, живущие в двухэтажных избах, с детишками, одетыми в тулупы и сапоги, предпочитающие индеек курам – есть в этом, конечно, почти маниловская мечта и не только элемент обмана, но и самообмана.

Именно он добавил к двум отцам Павла еще и третьего претендента – Емельяна Пугачева. Удивительная, надо сказать, ирония истории: три отца у одного будущего императора. Фантомные потемкинские деревни, которыми прославилось правление его матери. Фантасмагория его собственного правления с несуществующим, но делающим карьеру поручиком Киже (пусть это и вымысел Тынянова, но вполне, как говорится, аутентичный). Сын-отцеубийца, который не то умер в Таганроге, не то в Сибири. Все будто пропитано той первоначальной фантазией Екатерины. Право, ложь имеет длинные ноги.

Но что оставалось делать Екатерине? Ее роль была ролью канатоходца. Кто в те дерзкие времена не понимал, что властью надо делиться с достаточно широким окружением, кончал плохо – взять хотя бы мужа и сына Екатерины. Императрица с ее большими планами, волей и работоспособностью была по результатам правления не худшей из российских монархов. Но от большинства благих устремлений ей пришлось отказаться. Не следует также приписывать заслуги России того времени ей одной – люди, с которыми ей приходилось ладить и доверять важные посты, за успехи страны отвечали не меньше.

Однако власть, которая должна постоянно прибегать ко лжи и создавать иллюзии, вызывает скепсис. Хорошо действуя во внешней сфере, Екатерина оказалась решительно слаба в решении внутренних проблем. Придав имперскому каркасу, созданному Петром Великим, внешний блеск, она ничего не сумела сделать с отрицательными сторонами его реформ. Вот и приходилось закрывать глаза на состояние страны, обманывать и обманываться.

Незаконнорождённые дети монархов, как правило, являлись плодом их любовной связи вне брака. Старшему сыну русского императора Павла I повезло и того меньше — он появился на свет в результате эксперимента, затеянного его бабушкой Екатериной Великой .

После того, как в 1762 году в результате переворота на русский трон взошла императрица Екатерина II , ситуация с вопросом о престолонаследии сложилась довольно щекотливая. Шансов вступить в новый законный брак, который был бы признан российским общество, у Екатерины практически не было. Единственным наследником престола в этой ситуации являлся 8-летний Павел Петрович , сын императрицы от свергнутого ей мужа.

Юный Павел не отличался крепким здоровьем, и это беспокоило окружение императрицы. Конечно, указ Петра I от 1722 года о престолонаследии позволял монарху назначить своим преемником любого, но это никак не укрепляло устойчивость власти.

Монархии нужен был «природный» наследник, а лучше несколько — как гарантия от всяких случайностей.

Алексей Бобринский. Фото: Public Domain

На самый крайний случай, если бы болезни Павла свели его в могилу, Екатерина готова была объявить наследником своего второго сына, Алексея Бобринского , рождённого от фаворита Григория Орлова .

Особенно активно об этом в России заговорили в 1771 году, когда Павла Петровича сразил тяжёлый недуг, заставивший мать, обычно не баловавшую сына вниманием, проводить много времени у его постели.

Екатерина II отдавала себе отчёт, что такой наследник, как Алексей Бобринский, может вызвать ропот даже в среде приближённых, и надеялась на выздоровление Павла.

Женщина для цесаревича

Наследник действительно выздоровел, и царственная мать приняла решение — сына нужно немедленно женить, дабы правящая династия получила продолжение естественным путём.

Но тут возникла новая проблема — появилось подозрение, что в результате перенесённого недуга Павел мог лишиться репродуктивных функций организма. Этот вопрос нужно было прояснить до официального брака, дабы не создавать новых сложностей.

Екатерина II в виде Законодательницы в храме богини Правосудия. Репродукция/ Дмитрий Левицкий

В конце XVIII века медики не располагали возможностями для проведения соответствующих анализов, и проверить это можно было только естественным путём.

Екатерина II распорядилась — Павла нужно свести с женщиной, которая должна родить от него ребёнка.

О персоне, приближённой к Павлу, историки в царскую эпоху писали достаточно витиевато, называя её «некоей покладистой вдовой». Известный русский филолог и издатель Николай Греч описывал ситуацию так: «Перед вступлением в первый брак императора Павла дали ему для посвящения его в таинства Гименея какую-то деву. Ученик показал успехи, и учительница обрюхатела».

«Покладистую вдову» звали. Дочь петербургского губернатора и сенатора Степана Ушакова в первом браке была замужем за флигель-адъютантом Петра III генерал-майором Михаилом Петрович Чарторыжским . Муж, страдавший чахоткой, рано умер, оставив супругу бездетной.

Софья Чарторыжская любила роскошь, балы, развлечения и охотно крутила романы с мужчинами.

Екатерина II решила, что 25-летняя вдова — лучший вариант для того, чтобы проверить мужские способности 17-летнего сына.

К радости императрицы, худшие опасения не оправдались — в 1772 году у Софьи Чарторыжской родился мальчик, которого назвали Семёном .

Софья Степановна Чарторыжская. Фото: репродукция

Гардемарин Великий

Довольная Екатерина принялась ускорять процесс женитьбы Павла.

В благодарность за услугу Софью Чарторыжскую выдали замуж за обер-камергера Петра Кирилловича Разумовского , наградив её внушительным приданым.

Сын цесаревича и Софьи Чарторыжской получил фамилию Великий, а отчество ему дали в честь крёстного — Афанасьевич.

Первоначально императрица не собиралась отдавать внука матери, но затем, по ходатайству приближённых, изменила своё решение.

О юных годах Семёна Великого мало что известно. В 8 лет его поместили в закрытую Петропавловскую школу, причём воспитатели получили указание дать мальчику «наилучшее образование».

После окончания школы Семён получил звание сержанта Измайловского полка, но заявил, что мечтает о карьере морского офицера. Это его желание было исполнено, и Семён Великий был отправлен для дальнейшего обучения в Морской кадетский корпус.

Павел Первый. Фото: Commons.wikimedia.org

Встреча с бабушкой

В то время, когда молодой человек изучал морскую науку, в России планировалось первое кругосветное путешествие, начальником которого был назначен капитан Григорий Иванович Муловский .

Семён Великий загорелся этой идеей и добился своего включения в экипаж одного из кораблей экспедиции Муловского.

Экспедиция, однако, сорвалась — ей помешало начало сначала русско-турецкой, а затем и русско-шведской войн. Капитан Муловский погиб в 1789 году в сражении у острова Эланда.

В русско-шведской войне в качестве офицера русского военного корабля «Не тронь меня» принимал участие и выпускник кадетского корпуса мичман Семён Великий.

После сражения 22 июня 1790 года офицер Великий был отправлен с донесением к императрице. Так Екатерина II встретилась с выросшим внуком. Доподлинно не известно, знал ли 18-летний офицер правду о своём происхождении.

Через несколько дней после этой встречи Екатерина произвела Семёна Великого в капитан-лейтенанты флота.

На русском флоте Семён Великий прослужил ещё три года, пока 17 октября 1793 года не вышел указ Адмиралтейств-коллегии об отправке группы офицеров в распоряжение русского посланника в Лондоне графа Воронцова для последующего поступления на английский флот. В числе командированных оказался и внебрачный сын наследника престола.

Семён вместо Александра

Для Семёна Великого эта командировка стала роковой. 13 августа 1794 года английский корабль «Vanguard» попал в сильнейший шторм в районе Антильских островов и потерпел кораблекрушение. Среди тех, кто пропал без вести, оказался и русский офицер Семён Великий.

Море не отдало его тело, и это дало почву для новых слухов и версий.

По одной из них, пожалуй, наиболее увлекательной, Семён не утонул, а благополучно вернулся в Россию, где встретился с отцом. Павел был поражён внешним сходством Семёна со своим старшим законным сыном Александром .

Великий князь Александр Павлович. Фото: Public Domain

Поскольку Александра, воспитанного бабушкой, Павел ненавидел, он якобы провёл комбинацию — организовав тайное убийство наследника, подменил его Семёном. В итоге к власти в 1801 году пришёл не Александр, а выступавший под его именем Семён, всю жизнь проживший под грузом вины от происшедшего.

В реальности же всё, конечно, не так ярко и красочно. Жизнь очередного русского бастарда, рождённого по воле своей венценосной бабки, получилась короткой и трагической.

Павел вряд ли вспоминал о первенце. После смерти первой супруги, умершей во время родов, во втором браке с Марией Фёдоровной он произвёл для русского престола аж четырёх наследников, не считая шести девочек.

Что касается Софьи Чарторыжской-Разумовской, то Семён остался её единственным сыном. Причиной этого стали её болезни, от которых она почти непрерывно лечилась за границей. Пережив и Семёна, и Павла I, графиня Разумовская умерла в Петербурге 26 сентября 1803 года и была похоронена на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Сын Екатерины II Павел Петрович родился в 1754 году, и сразу же тогдашняя императрица Елизавета Петровна взяла новорожденного к себе, чтобы воспитать из него наследника. Екатерина увидела сына только через несколько недель после его рождения. Мальчик не знал родительской ласки, и с годами отношения с родителями, особенно с матерью, не стали лучше. Холодность, отчужденность и недоверие разделяли мать и сына. Мальчик рос без детского окружения, болезненным, излишне впечатлительным. Его воспитатель Н. И. Панин дал Павлу хорошее образование, но при этом настроил его против матери и ее политики.

И. Г. Пульман. Портрет великого князя Павла Петровича

Павел воспитывался как будущий «добрый король», как «рыцарь» со средневековыми понятиями о чести, благородстве в отношении к женщине и другу. Одновременно это развивало в мальчике высокопарность, интерес к театральности, к внешним, мелочным проявлениям формы, а не содержания. С годами это поселило в душе Павла неразрешимые противоречия между реальным и воображаемым миром. Это выражалось в приступах безудержного гнева, истериках Павла и одновременно в скрытности, интересе к мистицизму. Позже, когда Екатерина стала императрицей, она уже сама стремилась реже видеться с сыном. Дело было в том, что накануне смерти императрицы Елизаветы Петровны часть знати во главе с воспитателем Павла графом Никитой Паниным видели в юноше непосредственного наследника самой Елизаветы.

При таком подходе к престолонаследию родители мальчика Петр Федорович и Екатерина Алексеевна от власти устранялись. И хотя вопреки этим планам Петр III вступил на престол, а потом у власти оказалась Екатерина II, подобные планы и намерения остро задевали новую императрицу. Она видела в своем сыне политического соперника и старалась держать его подальше от государственных дел. Это, естественно, мало способствовало сближению Павла с матерью. Не без основания он опасался, что после смерти матери престол перейдет не к нему, а к его сыну Александру. Слухи о подобных намерениях императрицы были очень упорными, и они, естественно, доходили до Павла.

Готовя в середине 1780-х годов знаменитый проект «Наказа Сенату», Екатерина II особенно тщательно прорабатывала важную для нее в тот момент тему – возможность лишения права на престол утвержденного ранее наследника. Трудясь над этим проектом, Екатерина II знакомилась с основополагающими петровскими актами на эту тему. Императрица определила несколько причин, которые позволили бы отказать наследнику: попытка наследника свергнуть царствующего монарха, участие его в бунте против государя, отсутствие у наследника необходимых для правления человеческих качеств и способностей, принадлежность к другой, кроме православной, вере, владение престолом другого государства и, наконец, акт царствующего монарха по отрешению наследника от престола. Принципиально важным было положение о создании – в случае несовершеннолетия наследника – системы регентства, причем регент назначается из членов императорской фамилии высшими правительственными учреждениями – Советом и Сенатом, которые должны гарантировать соблюдение закона о престолонаследии. Вся эта тщательная работа над положением об отрешении наследника была непосредственно связана с современной проекту «Наказ Сенату» династической ситуацией, сложным положением в императорской семье. Отношения Екатерины II с сыном – наследником престола Павлом – были неровными, но в 1780-е годы эти отношения стали откровенно плохими и оставались такими до самой смерти Екатерины II. Общество было полно слухами о намерении Екатерины, воспользовавшись законом 1722 года, лишить престолонаследия сына и передать эти права внуку Александру Павловичу, в котором она души не чаяла. Так в свое время поступил Петр Великий с царевичем Алексеем.

Философия власти цесаревича Павла была сложна и противоречива. Он пытался совместить власть самодержавия и человеческие свободы, «власть закона», исходя из представлений о традициях, желаемых идеалах и даже географического фактора. Но шли годы, проекты государственного переустройства, которые он составлял в тиши кабинета, покрывались пылью, забывались. За окном медленно шла безнадежная для наследника жизнь – могущество матери было огромно, победы ее армий ошеломительны. О нем мало кто вспоминал.

Вид на Гатчинский дворец и парк

После смерти Г. Г. Орлова Екатерина подарила Павлу поместье Гатчино (позже – Гатчина), где он и обосновался с молодой женой Марией Федоровной. Она была немецкой принцессой Вюртембергской Доротеей Софией Августой Луизой и повенчана (после принятия ею православия) с Павлом в 1776 году. Гатчина (а потом и Павловск) стала подлинным отчим домом для большой семьи наследника. Вдали от «большого двора», который вызывал страх и ненависть Павла, наследник создал в Гатчине свой особый мир. Это был мир военной дисциплины, здесь витал дух военного лагеря с отчетливо пропрусскими порядками. Ведь для Павла, как некогда и для его отца Петра III, идеалом государя был прусский король Фридрих II. Здесь, за шлагбаумами, постами Павел чувствовал себя в безопасности. Его окружали пусть и не очень умные и образованные, но верные люди, здесь его воле не ставились пределы. Все это влияло на характер Павла, привыкшего к повиновению, нетерпимого ко всякого рода «вольнодумию». Начавшаяся на его глазах Французская революция усугубила консерватизм и нетерпимость Павла, отошедшего от мечтаний юности и душеспасительных бесед с Паниным. В Гатчине он стал таким, каким мы его знаем позже, – нервным, болезненно-самолюбивым, капризным, подозрительным.

Заглянем в источник

Параллель с царевичем Алексеем не надуманна. Примечательны заметки Екатерины исторического характера о его деле, в которых императрица размышляет о праве родителя-государя: «Признаться должно, что несчастлив тот родитель, который себя видит принужденным, для спасения общего дела, отрешиться своего отродья. Тут совокупляется (или совокуплена есть) власть самодержавная и родительская. Итак, я почитаю, что премудрый государь Петр I, несомненно, величайшие имел причины отрешить своего неблагодарного, непослушного и неспособного сына».

И далее следует столь живая и яркая характеристика царевича Алексея, умершего за 10 лет до рождения самой Екатерины, что сквозь нарисованные императрицей негативные черты наследника Петра Великого отчетливо проступает облик другого, более знакомого ей человека – цесаревича Павла:

«Сей наполнен был противу него ненавистью, злобою, ехидною завистью, изыскивал в отцовских делах и поступках в корзине добра пылинки худого, слушал ласкателей, отделял от ушей своих истину и ничем на него не можно было так угодить, как понося и говоря худо о преславном его родителе. Он уже сам был лентяй, малодушен, двояк, нетверд, суров, робок, пьян, горяч, упрям, ханжа, невежда, весьма посредственного ума и слабого здоровья».

Смерть пришла к Екатерине II неожиданно, и она не успела, как, возможно, думала раньше, воспользоваться правом назначить своего преемника 6 ноября 1796 года Павел I беспрепятственно вступил на русский престол.

Ф.С.Рокотов Портрет А.Г.Бобринского в детстве

Алексей Григорьевич был внебрачным сыном императрицы Екатерины II и Григория Григорьевича Орлова. Будущий родоначальник рода Бобринских родился в Зимнем Дворце 11 апреля (22 апреля, по новому стилю) 1762 года. Немедленно по рождении, младенец был отдан Екатериной II её гардеробмейстеру Василию Григорьевичу Шкурину, в семействе которого он и воспитывался до 1774 года, наравне с сыновьями Шкурина.

Ф. С. Рокотов. Портрет Екатерины II .

А. И. Чёрный (Чернов). Портрет графа Г. Г. Орлова. Медь, эмаль. Государственный Эрмитаж

По распоряжению Императрицы, ребёнок в 1775 году был взят и передан И.И. Бецкому, причём Екатерина II решила присвоить ребёнку, носившему имя Алексей Григорьевич, фамилию Бобринский, по названию села Спасского, также известного как Бобрики, Епифанского уезда, Тульской губернии, купленного для его материального обеспечения ещё в 1763 году, по приказу Екатерины II, у Ладыженского.

Ребёнок, по словам Бецкого, был телосложения слабого, боязлив, робок, застенчив, нечувствителен ни к чему, но кроток и послушен. Познания его в 13-летнем возрасте, ограничивались только французским и немецким языками, началами арифметики и очень малыми сведениями из географии.

Христинек, Карл Людвиг- Портрет графа Алексея Григорьевича Бобринского

Вскоре Бобринский был помещён в сухопутный кадетский корпус, где находился под особым наблюдением Рибаса (бывшего в корпусе цензором в то время), и продолжал бывать у Бецкого, расположением которого видимо пользовался. В 1782 году Бобринский окончил курс обучения в корпусе и награждён золотой медалью меньшей величины и чином поручика армии. Вскоре он пожалован поручиком в лейб-гвардейский конный полк и уволен в отпуск для путешествия по России и за границей, по уставу кадетского корпуса того времени, вместе с другими наилучшими воспитанниками его выпуска. Бецкой написал тогда инструкцию для путешествия и поручил сопровождать молодых людей полковнику Алексею Михайловичу Бушуеву (подробно сообщавшему Бецкому о путешествии), а также академику Озерецковскому, который совершил с ними всё путешествие по России.

Особняк Бобринских один из лучших и цельных образцов барской архитектуры конца XVIII столетия. Дом построен архитектором Луиджи Руска.

Бобринский посетил Москву, Ярославль, Нижний Новгород, Екатеринбург, Билимбаевский завод, Уфу, Симбирск, Саратов, Астрахань, Кизляр, Таганрог, Херсон, Киев и за тем прибыл в Варшаву, откуда отправился в дальнейшие путешествие по Европе. Посетил Вену, Венецию, Флоренцию, Рим, Неаполь, Турин, Женеву, Бобринский прибыл наконец со своими спутниками в Париж весной 1785 года.
Всё путешествие совершалось на деньги, получаемые из Санкт-Петербурга Бобринским, в размере трёх тысяч рублей в месяц, и составлявшие проценты с капитала, положенного на его имя в опекунский совет Екатериной II.

(Портрет графа А.Г. Бобринского в маскарадном костюме

На обороте сохранилась бумажная наклейка, в которой говорится, что портрет найден на чердаке дома Бобринских (на Галерной улице в Санкт-Петербурге).В его лице действительно улавливается сходство с матерью.)

В то время капиталом этим заведовал Бецкой, который исправно и переводил Бобринскому за границу через банки деньги, явившиеся скоро источником раздора и неудовольствия между Бобринским и его спутниками, а также и Бецким. Спутники, нуждались в деньгах, постоянно просили их у Бобринского, который неохотно удовлетворял такие просьбы и нередко даже отклонял совершенно.
Бушуев говорил по этому поводу: «едва ли можно сыскать другого подобного ему (Бобринскому) молодого человека, который бы так любил собственность» (9 ноября); или, в другом месте: «Я убеждал его по крайней мере подумать о товарищах своих, что они не имеют денег… на сие он хотел назначить им сумму, но до сего времени не даёт… всех неприятностей нашего положения описать трудно».

Причина такой расчетливости заключалась в том, что Бобринский не избежал естественных в его годы увлечений женщинами и игрою и стал сам нуждаться в деньгах. Он писал об этом Императрице, жалуясь на невысылку ему денег Бецким, который скоро приказал Бушуеву «незамедлительно возвратиться в Петербург со всеми спутниками». Бобринскому же было разрешено остаться, ежели он не пожелает возвратиться.

Бобринский в Россию не поехал, продолжал жить в Париже и получил по приказанию Екатерины 74 426 рублей, кроме ежемесячно получаемых им денег. Вместе с тем, Императрица писала известному Мельхиору Гримму о Бобринском, поручила молодого человека его заботливому попечению, просила устроить денежные дела последнего в Париже и, в случае надобности, снабдить его даже деньгами до тысячи луидоров, но не более.

Портрет . 1790.

В конце 1787 года Бобринский из Парижа переехал в Лондон, но пробыл там недолго. По словам Комаровского, одна знакомая Бобринскому особа внезапно уехала в Париж, а за нею немедленно последовал и Бобринский.
Тем временем российский посол в Лондоне, граф С.Р.Воронцов, получил приказание императрицы от 3 января 1788 года, потребовать немедленного возвращения в Россию через Ригу. Граф же П. В. Завадовский, на которого вместо И.П.Бецкого было возложено попечительство над Бобринским, писал тому же Воронцову, чтобы он приложил старание поскорее прислать Бобринского, но не давать почувствовать, что в Петербурге поведением его недовольны.

Гримм 5 февраля 1788 года сообщал Воронцову, что Бобринский, проведя в Париже всего три дня в большой тайне, отправился обратно в Лондон, обещаясь скоро вернуться и ехать с упомянутой особою в Италию. Несмотря на убеждения Воронцова, скорее ехать в Россию, Бобринский всё медлил с отъездом.
Только 27 апреля Императрица сообщила Гримму о прибытии Бобринского в Ригу, откуда он и послан был на житьё в Ревель; вместе с тем, для устройства его дел и для объяснений с ним был отправлен в Ревель Завадовский.

Во время пребывания за границей Бобринский последовательно был произведён из поручиков в секунд-ротмистры (1 января 1785 года).
В Ревеле Бобринский скоро отряхнулся от заграничных впечатлений, раскаялся в своём образе жизни за границей, выражал желание поступить на действительную службу и просил, в виде особенной милости, разрешения явиться в Петербург и пасть к стопам Императрицы.
Екатерина II отвечала ему, что забыла прошлое его поведение и назначила ему, для его собственного исправления, местом пребывания город Ревель, в котором он конечно скучает, но может легко исправится. Относительно просьбы Бобринского приехать в столицу Императрица добавила, что Завадовский сообщит ему о том, когда настанет время покинуть Ревель.

Вскоре после этого Бобринский просил об увольнении его из ротмистров конной гвардии. Эта просьба была удовлетворена, и 18 июня 1790 года он был уволен с чином бригадира.
Остальные годы царствования Екатерины II Бобринский провёл в Ревеле, несмотря на вторичную просьбу о разрешении приехать в Петербург. Завадовский, в качестве опекуна, заботился о приведении его дел в порядок и об уплате его долгов и высылал ему деньги на прожитие.

замок Обер-Пален с высоты

С Высочайшего соизволения Бобринский в 1794 году купил себе имение в Лифляндии, близ города Юрьева (Дерпта), замок Обер-Пален, а 16 января 1796 года вступил в брак с девицей баронессою Анной Владимировной Унгерн-Штернберг (родилась 9 января 1769 года, умерла 28 марта 1846 года), родители которой владели поместьем Кирна близь Ревеля, где Бобринский часто посещал их и познакомился с будущей супругой.

Вскоре после свадьбы Бобринский с женой приезжал в Петербург на весьма короткое время, являлся Императрица с супругой, был ласково принят, но опять вернулся в Обер-Палень, где и проживал до кончины Императрицы Екатерины II.

В браке с баронессой Анной Унгерн-Штернберг (1769—1846) имел детей:

Мария Алексеевна (1798—1835), замужем за гофмейстером князем Николаем Сергеевичем Гагариным (1784—1842). По отзывам современницы была умна и образованна, умерла скоропостижно в тяжких страданиях.

Алексей Алексеевич (1800—1868), известный сельскохозяйственник и сахарозаводчик.
Был женат на фрейлине Софье Александровне Самойловой (1797—1866), дочери графа А. Н. Самойлова.

Павел Алексеевич (1801—1830), штабс-ротмистр, убит на дуэли во Флоренции. Был женат с 1822 года на Юлии Станиславовне Собакиной, урождённой Юноша-Белинской (1804—1892) и имел 2 сыновей и 3 дочерей.

Василий Алексеевич (1804—1874), служил в лейб-гвардии Гусарском полку, декабрист.

11 ноября 1796 года генерал-прокурор граф Самойлов сообщил Бобринскому Высочайшее повеление нового Императора приехать в Петербург, «и из оного выезжать может Бобринский свободно, когда ему заблагорассудится». Он не замедлил этим воспользоваться и явился Павлу I, а 12 ноября 1796 года, будучи бригадиром в отставке, был назначен командиром четвёртого эскадрона лейб-гвардии конной гвардии и возведён в графское достоинство Российской Империи, вместе с недавно родившимся сыном Алексеем. (Этот сын умер 20 июня 1797 года). Кроме того, Павел I пожаловал Бобринскому огромный дом князя Орлова (так называемый Штегельманский дом; немного позднее этот дом был куплен у Бобринского для Александровского сиротского института).

В день коронования Императора, 5 апреля (19 апреля) 1797 года, Бобринский был произведён в генерал-майоры, с оставлением в конной гвардии, а 31 июня ему пожаловано командорство в гдовском уезде, состоящее из 11 селений, присвоенное кавалеру ордена святой Анны первой степени.
Но уже 17 сентября того же года генерал-майору конной гвардии графу Бобринскому, командовавшему вторым батальоном оной, повелено числиться по армии и носить общий кавалерийский мундир, а 24 декабря 1797 года он принят в число почётных опекунов совета, при санкт-петербургским воспитательном доме.

Затем, 2 сентября 1798 года, он был уволен от военной службы, а 25 сентября сложил с себя звание почётного опекуна и удалился в тульскую губернию, в Богородицке, где проживал большую часть года, продолжая навещать Обер-Пален и Петербург.
Он занимался сельским хозяйством, минералогией и астрономией, причём над своим домом на Галерной улице устроил себе башенку, служившую ему обсерваторией.

Под конец жизни Бобринский, по свидетельству современников, перестал заботиться о своей внешности, только изредка, при гостях, он спешно надевал на свою большую, рано облысевшую голову, нередко набок, какой-нибудь парик. Носил засаленную одежду, ходил гулять в старомодном сером сюртуке, карманы которого наполнялись монетами, раздаваемыми им бедным.
Похоронен Бобринский в семейном склепе в Бобриках. Захоронение Бобринских было разгромлено в 20-х гг. XX в., но в 2003 г. восстановлено

Публикации раздела Музеи

Портреты внебрачных детей русских императоров

П отомки правящей династии, рожденные от фаворитов, - какие секреты таят их изображения? Разглядываем «плоды любви» рода Романовых вместе с Софьей Багдасаровой .

В Русском царстве в отличие от средневековой Европы с нравственностью, по крайней мере в летописях, было строго: нет никаких упоминаний о внебрачных связях и детях монархов (исключение - Иван Грозный). Ситуация поменялась после того, как Петр Великий превратил Русь в Российскую империю . Двор стал ориентироваться на Францию, в том числе и в галантных похождениях. Однако на появление бастардов это сначала никак не повлияло. В первой половине XVIII века у династии Романовых был дефицит и на законных наследников, не то что на внебрачных детей. С воцарением Екатерины Великой в 1762 году в стране наступила стабильность - она повлияла и на рост рождаемости внебрачного потомства. И, разумеется, на появление посвященных им произведений искусства.

Сын Екатерины II

Федор Рокотов. Портрет Алексея Бобринского. Около 1763. ГРМ

Алексей Григорьевич Бобринский был сыном тогда еще просто императрицы Екатерины Алексеевны (без порядкового номера) и ее фаворита Григория Орлова. На свет он появился в стрессовых условиях: Екатерина была им беременна, когда в декабре 1761 года скончалась императрица Елизавета Петровна и ее законный муж Петр III взошел на престол. Отношения между супругами к тому моменту были уже весьма натянутыми, они мало общались, и император даже не знал об интересном положении Екатерины. Когда в апреле настало время родов, преданный камердинер Шкурин поджег свой дом, чтобы отвлечь Петра, который обожал смотреть на огонь. Едва оправившись (прошло чуть больше двух месяцев), Екатерина возглавила переворот, причем провела ночь не сходя с коня.

Алексей вырос совсем не похожим на своих пассионарных, умных родителей, образование получил плохое, кутил, наделал долгов и по приказу разгневанной матери все ее царствование прожил в Прибалтике, подальше от двора.

На портрете кисти Рокотова мальчик с серебряной погремушкой в руках изображен в возрасте около года. Когда картина попала в Русский музей , считалось, что это портрет его единоутробного брата, императора Павла . Неуловимое сходство с чертами матери, а также то, что картина поступила из ее личных покоев, казалось, подтверждало эту версию. Однако специалисты по творчеству Рокотова видели, что, судя по стилю, картина создана в середине 1760-х, когда Павлу было уже лет десять. Сравнение с другими портретами Бобринского доказало, что изображен именно он.

Дочь Екатерины II

Владимир Боровиковский. Портрет Елизаветы Григорьевны Тёмкиной. 1798. ГТГ

Елизавета Григорьевна Тёмкина была дочерью фаворита императрицы Григория Потёмкина - об этом свидетельствует и ее искусственная укороченная фамилия (такие давали русские аристократы внебрачным детям), и отчество, и слова ее сына. Кто именно был ее матерью, в отличие от Бобринского, - загадка. Екатерина II никогда не проявляла к ней внимания, тем не менее версия о ее материнстве широко распространена. Сын Тёмкиной, прямо указывая, что по отцу она Потёмкина, пишет уклончиво, что Елизавета Григорьевна «со стороны матери - тоже высокоозначенного происхождения».

Если императрица действительно ее мать, то ребенка она родила уже в 45 лет, во время празднования Кючук-Кайнарджийского мира, когда, по официальной версии, Екатерина страдала расстройством желудка из-за немытых фруктов. Воспитанием девочки занимался племянник Потёмкина граф Александр Самойлов. Когда она выросла, ей дали огромное приданое и выдали замуж за Ивана Калагеорги - школьного товарища одного из великих князей. Тёмкина родила десятерых детей и, судя по всему, была счастлива. Одна из ее дочерей вышла замуж за сына скульптора Мартоса - неужто действительно таким образом автор «Минина и Пожарского» породнился с Романовыми?

Портрет, написанный Боровиковским, на первый взгляд вполне в русле изображений красавиц, которыми так прославился этот художник. Но все-таки какой контраст с портретом Лопухиной или других томных барышень Боровиковского! Рыжеволосая Тёмкина явно унаследовала от отца и темперамент, и силу воли, и даже ампирное платье по античной моде не придает ей холодности. Сегодня эта картина - одно из украшений коллекции Третьяковской галереи , доказывающее, что Боровиковский мог отражать самые разные стороны человеческого характера. А ведь основатель музея Третьяков два раза отказывался от покупки портрета у ее потомков: в 1880-е годы искусство галантного века казалось старомодным, и он предпочитал вкладывать деньги в актуальных, остросоциальных передвижников.

Дочь Александра I

Неизвестный художник. Портрет Софьи Нарышкиной. 1820-е

Софья Дмитриевна Нарышкина была дочерью многолетней фаворитки императора Александра I Марии Антоновны Нарышкиной. Несмотря на то что красавица обманывала императора (и мужа) то с князем Григорием Гагариным, то с графом Адамом Ожаровским, то еще с кем-то, Александр I считал большинство ее детей своими. Помимо старшей дочери Марины, рожденной от супруга, Мария Антоновна за 14 лет связи с императором произвела на свет еще пятерых детей, из которых выжили двое - Софья и Эммануил. Особенно император любил Софью, которую в свете даже называли «Софья Александровна», а не «Дмитриевна».

Александр I хлопотал о ее судьбе и хотел выдать девушку замуж за одного из богатейших людей России - сына Параши Жемчуговой Дмитрия Николаевича Шереметева, но тому удалось уклониться от этой чести. Софья была помолвлена с сыном подруги своей матери - Андреем Петровичем Шуваловым, который ждал от этого большого карьерного взлета, тем более что император уже начал с ним по-родственному шутить. Но в 1824 году 16-летняя Софья скончалась от чахотки. В день похорон расстроенный жених-карьерист сказал другу: «Мой милый, какого значения я лишился!» Через два года он женился на миллионерше, вдове Платона Зубова. А поэт Петр Плетнёв посвятил ее кончине строки: «Она пришла не для земли; / Не по земному расцветала, / И как звезда она вдали, / Не приближаясь к нам, сияла».

На небольшой миниатюре, написанной в 1820-е годы, Софья изображена так, как положено было изображать юных, чистых девушек - без сложной прически или богатых драгоценностей, в простом платье. Владимир Соллогуб оставил описание ее облика: «Ее детское, как бы прозрачное личико, большие голубые детские глаза, светло-белокурые вьющиеся кудри придавали ей отблеск неземной».

Дочь Николая I

Франц Винтерхальтер. Портрет Софьи Трубецкой, графини де Морни. 1863. Шато-Компьень

Софья Сергеевна Трубецкая была дочерью Екатерины Петровны Мусиной-Пушкиной, обвенчанной с Сергеем Васильевичем Трубецким (будущим секундантом Лермонтова) на большом сроке беременности. Современники считали, что отцом ребенка был император Николай I , ведь именно он организовал свадьбу. После рождения младенца супруги разъехались - Екатерина Петровна с ребенком уехала в Париж, а ее муж был послан служить на Кавказ.

Софья выросла красавицей. Когда ей было 18 лет, на коронации ее предполагаемого брата Александра II девушку увидел французский посол, герцог де Морни и сделал ей предложение. Герцога не смущала сомнительность происхождения Трубецкой: сам он был внебрачным сыном голландской королевы Гортензии Богарне. И более того, даже бравировал тем, что в его роду на протяжении нескольких поколений были только бастарды: «Я правнук великого короля, внук епископа, сын королевы», имея в виду Людовика XV и Талейрана (носившего, помимо всего прочего, титул епископа). В Париже новобрачная вошла в число первых красавиц. После смерти герцога она вышла замуж за испанского герцога Альбукерке, произвела фурор в Мадриде и в 1870 году установила там первую рождественскую елку (экзотический русский обычай!).

Ее портрет написан Винтерхальтером - модным портретистом той эпохи, который писал и королеву Викторию, и императрицу Марию Александровну. Букетик полевых цветов в руках красавицы и рожь в ее волосах намекает на естественность, простоту. Белый наряд подчеркивает это впечатление, как и жемчуг (баснословной, впрочем, стоимости).

Дети Александра II

Константин Маковский. Портрет детей светлейшей княгини Юрьевской. XIX век

Георгий, Ольга и Екатерина Александровичи, светлейшие князья Юрьевские, были внебрачными детьми императора Александра II от его многолетней любовницы княжны Екатерины Долгоруковой. После того как его супруга Мария Александровна скончалась, император, не выдержав и двух месяцев траура, быстро обвенчался с возлюбленной и пожаловал ей и детям титул и новую фамилию, одновременно их узаконив. Его убийство народовольцами на следующий год остановило дальнейший поток почестей и подарков.

Георгий скончался в 1913 году, однако продолжил род Юрьевских, существующий и в наши дни. Дочь Ольга вышла замуж за внука Пушкина - неудачливого наследника люксембургского трона, и жила с ним в Ницце. Скончалась она в 1925 году. Младшая, Екатерина, умерла в 1959 году, пережив и революцию, и обе мировые войны. Она потеряла свое состояние и была вынуждена профессионально зарабатывать концертным пением.

Портрет Константина Маковского , на котором они изображены втроем в детском возрасте, - типичен для этого светского портретиста, у которого заказывали свои изображения множество аристократов. Картина настолько типична, что долгие годы она считалась изображением неизвестных детей, и только в XXI веке специалисты Центра Грабаря определили, кто эти трое.