Татьяничева людмила константиновна биография. Коротко о себе

Родилась 6 (19) декабря 1915 года в Ардатове (ныне Мордовия) в семье сельской учительницы, Агриппины Степановны Татьяничевой и студента-медика. Мать была литературно одарённой женщиной: вела дневник, писала стихи.

В 1919 году умирает отец. Мать с дочерью уехала учительствовать в село Хлыстовка Чамзинского района. В 1926 году осталась сиротой; жила на Урале у родственников отца.

В 1933 году окончила школу-семилетку, пошла работать токарем на вагоностроительный завод. В 1932 году поступила на заочное отделение в Уральский институт цветных металлов и золота.

В 1934 году, прервав учёбу, приехала на строительство Магнитогорска, где её в 112-м «писательском» бараке приютила семья поэта М. М. Люгарина. Впоследствии об этом периоде своей жизни поэтесса напишет:

Работала в газетах «На рельсах гиганта», «Магнитогорский рабочий» и была участницей литературного объединения «Буксир». В том же году в журнале «Штурм» появились первые стихи Татьяничевой. Познакомилась со своим будущим мужем - тогдашним заведующим промышленным отделом газеты «Магнитогорский рабочий» Николаем Смелянским

В 1934-1944 годах работала сотрудником редакции газеты «Магнитогорский рабочий»

В 1941 году заочно окончила Литературный институт имени А. М. Горького, вступила в ВКП(б).

Директор Челябинского областного издательства (1944-1946).

В 1943-1953 годах работала ответственным секретарём Челябинской писательской организации.

В 1944 года в Челябинском книжном издательстве вышла первая книга стихов, «Верность». В 1945 году в том же издательстве вышла вторая книга, «Стихи». Вступила в СП СССР.

В 1956-1958 годах работала собкором «Литературной газеты» по Уралу.

В 1965 году переехала в Москву.

В 1965-1975 годах работала секретарём правления СП РСФСР. Член правления СП СССР с 1967 года.

Литературная деятельность

Книги

1. 1944 - Верность (стихи). - Челябинск, Челябгиз.
2. 1945 - Стихи. - Челябинск, Челябгиз.
3. 1946 - Лирика. - ОГИЗ Москва.
4. 1948 - Отчий дом (стихи). - Челябинск, Челябгиз, 79 с.
5. 1950 - Родной Урал. - Москва, «Советский писатель», 114 с.
6. 1958 - Синегорье. - Свердловск.
7. 1960 - Малахит. - Москва.
8. 1961 - Бор звенит (стихи). - Москва, «Правда», 29 c.
9. 1961 - Самое заветное.
10. 1963 - Время тёплых дождей.
11. 1963 - День погожий.
12. 1964 - Лирические стихи. - Москва, «Художественная литература», 215 с.
13. 1965 - Избранная лирика. 1940-1965. - Челябинск, Южно-Уральское книжное издвтельство, 339 с.
14. 1968 - Царевны (избранная лирика). - Москва, Воениздат, 141 с.
15. 1969 - Мой оленёнок (стихи). - Москва, «Советская Россия», 142 с.
16. 1969 - Стихотворения. - Москва, «Художественная литература», 253 с.
17. 1970 - Зорянка. - Москва, «Советский писатель», 143 с.
18. 1971 - Высокий мой берег.
19. 1971 - Моя любовь, моя забота. - Москва, Профиздат, 127 с.
20. 1973 - Зорянка. - Москва, «Советская Россия», 142 с.
21. 1974 - Корабельный бор. - Москва, «Советская Россия», 400 с.
22. 1974 - Пора медосбора. - Москва, «Современник», 143 с.
23. 1975 - Междузорье (стихи). - Москва, «Советский писатель», 142 с.
24. 1975 - Лирика/илл.А.Р. Туманов. - Челябинск, Южно-Уральское книжное издательство, 95 с.
25. 1976 - Избранные произведения (в 2 томах). - Москва, «Художественная литература», 327 и 350 с.
26. 1977 - У рассвета сосны розовы (стихи). - Москва, «Молодая гвардия», 160 с.
27. 1978 - Улица сталевара Грязнова (Магнитогорские встречи). - Москва, «Советская Россия», 96 с.
28. 1978 - Хвойный мёд (книга избранной лирики). - Москва, «Современник», 366 с.
29. 1979 - Магнитогорские пальмы (стихи). - Москва, «Советская Россия», 127 с.
30. 1980 - Десять ступеней (стихи 1970-1979). - Челябинск, Южно-Уральское книжное издательство, 190 с.
31. 1981 - Ветвь молнии (стихи). - Баку, «Гянджлик», 26 с.
32. 1981 - Корабельный бор (стихи, пер. с рус.). - Киев, «Радянський письменник», 135 с. Перевод на украинский язык.
33. 1981 - Стихи о любви. - Свердловск, Средне-Уральское книжное издательство, 156 с.
34. 1982 - Материнская гордость. - Москва, «Правда», 32 с.
35. 1982 - Мне бы только успеть. - Москва, Воениздат, 239 с.
36. 1983 - Про Олю (стихи, для дошкольного возраста). - Москва, «Малыш», 18 с.
37. 1985 - Зелёное лукошко (стихи, для младшего школьного возраста). - Москва, «Детская литература», 47 с.
38. 1985-1986 - Собрание сочинений (в 3 томах). - Москва, «Художественная литература». Составление и подготовка текста Н. Смелянского.
39. 1989 - Область Личного Счастья. - Свердловск, Средне-Уральское книжное издательство, 295 с.
40. 1997 - Я другой не искала судьбы (избранные стихи). - Оренбург, Печатный дом «Димур», 267 c. Составители: Э. Смелянская, Ю. Смелянский.
41. 2002 - Мне бы только успеть (письма и дневники). - Москва, «Русская книга».

Публикации

1. Стихи. - Поэты литбригады. - Челябинск, Южно-Уральское книжное издательство, 1969, с. 86-93.
2. Стихи. - VI Ручьёвские чтения (сборник материалов межвузовской научной конференции). - Магнитогорск, 2001, т. I, с. 19, 23, 26, 28-29, 32-33.

Награды и звания

• Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1971) - за книгу стихов «Зорянка» (1970)
• орден Октябрьской революции (1975)
• два ордена Трудового Красного Знамени (1965, 1971)
• два ордена «Знак Почёта» (1952, 1960)

Мемориал

Именем Татьяничевой названы улицы в Челябинске и в Магнитогорске (посёлок Западный), а также челябинская библиотека № 26. На домах в Магнитогорске, Челябинске и Екатеринбурге, где жила поэтесса, установлены мемориальные таблички в её честь. Учреждена литературная премия имени Л. К. Татьяничевой. В 1995 именем поэтессы названа малая планета № 3517.

Людми́ла Константи́новна Татья́ничева ( - ) - русская советская поэтесса, прозаик, общественный деятель.

Биография

Сотрудничала с композитором Михаилом Чистовым , который написал несколько песен на её стихи: «Ей приснилось, что она Россия» или «Баллада о матери» (исполняла Людмила Зыкина), «Ромашки для влюблённых» (исполняла Валентина Толкунова), «Мне бы только суметь», «Дежурная сестра», «Молчание», «Гудки» (исполнял Александр Розум).

Творчество Татьяничевой, с его патриотическими мотивами, воспеванием рабочего класса и строительства социализма, полностью поставлено на службу социалистическому реализму.

Литературная деятельность

Книги

1. - Верность (стихи). - Челябинск , Челябгиз. - 10 000 экз.
2. - Стихи. - Челябинск , Челябгиз., 46 с., 5 000 экз.
3. 1946 - Лирика. - Свердловск.
4. - Отчий дом (стихи). - Челябинск , Челябгиз, 80 с., 5 000 экз.
5. 1949 - День рождения.- Свердловск, 72 с., 3 000 экз.
6. - Родной Урал. - Москва , «Советский писатель», 114 с., 10 000 экз.
7. 1952 - Утро в новом городе. - Челябинск, 84 с., 3 000 экз.
8. 1954 - Вишневый сад. - Свердловск, 64 с., 2 000 экз.
9. 1955 - Лирика. - Челябинск, 60 с., 2 000 экз.
10. 1956 - На лугу. - Челябинск
11. - Синегорье. - Свердловск ., 144 с., 5 000 экз.
12. 1958 - Стихи. - Челябинск, 128 с., 4 000 экз.
13. 1959 - Дело мастера боится. - Челябинск
14. - Малахит. - Москва ., Советский писатель, 168 с., 3 000 экз.
15. 1960 - Лирические строки.- Челябинск, 120 с., 3 000 экз.
16. 1960 - Звезда советская. - М., Детгиз
17. 1960 - Пять веселых молотков. - Свердловск
18. - Бор звенит (стихи). - Москва , «Правда», 32 c. - 150 000 экз.
19. - Самое заветное. - Челябинск, 280 с., 10 000 экз.
20. - Время тёплых дождей. - М., Советский писатель, 108 с., 20 000 экз.
21. - День погожий. - Челябинск, 112 с., 10 000 экз.
22. 1963 - Хрустальная горка. - Свердловск
23. 1963 - Яблоки для всех. - Челябинск
24. - Лирические стихи. - Москва , «Художественная литература», 215 с., 25 000 экз.
25. 1964 - Под доброй звездой.
26. 1964 - Свет человеческой души.
27. - Избранная лирика. 1940-1965. - Челябинск , Южно-Уральское книжное издательство, 339 с. - 20 000 экз.
28. 1965 - Веселый улей. - Челябинск
29. 1966 - Расцвела черемуха.- Челябинск, 110 с., 65 000 экз.
30. 1966 - Избранная лирика
31. 1966 - Область личного счастья.
32. - Когда говорят о России… (Избранное). - Свердловск , Средне-Уральское книжное издательство, 144 с. - 50 000 экз.
33. 1967 - Что ты умеешь? - М., Малыш
34. - Царевны (избранная лирика). - Москва , Воениздат, 141 с., 50 000 экз.
35. - Мой оленёнок (стихи). - Москва , «Советская Россия», 142 с., 50 000 экз.
36. - Стихотворения. - Москва , «Художественная литература», 256 с., 25 000 экз.
37. 1969 - Живая мозаика. - М., Советская Россия, 128 с., 50 000 экз.
38. - Зорянка. - Москва , «Советский писатель», 143 с. - 50 000 экз.
39. - Высокий мой берег. - М., Молодая гвардия, 176 с., 50 000 экз.
40. - Моя любовь, моя забота. - Москва , Профиздат, 127 с., 25 000 экз.
41. 1972 - Двойная радуга. - М., Детская литература
42. 1972 - Снегопад - Челябинск, 140 с., 10 000 экз.
43. 1973 - Звонкое дерево
44. - Зорянка. - Москва , «Советская Россия», 142 с. - 25 000 экз.
45. - Корабельный бор. - Москва , «Советская Россия», 400 с., 50 000 экз. (Поэтическая Россия).
46. - Пора медосбора. - Москва , «Современник», 143 с. , 25 000 экз. О книге: Крамова Виктория . О России моей: Новинки «Современника» // Огонёк. - 1974. - № 34(2459). - 17 августа. - С. 16.
47. - Междузорье (стихи). - Москва , «Советский писатель», 142 с., 100 000 экз.
48. - Лирика. Иллюстрации А. Р. Туманова. - Челябинск , Южно-Уральское книжное издательство, 95 с., 3 000 экз.
49. - Избранные произведения (в 2 томах). - Москва , «Художественная литература», 327 и 350 с.- 75 000 экз.
50. 1976 - Следы костров. - М., Правда
51. - У рассвета сосны розовы (стихи). - Москва , «Молодая гвардия», 160 с., 75 000 экз.
52. - Улица сталевара Грязнова (Магнитогорские встречи). - Москва , «Советская Россия», 96 с.
53. - Хвойный мёд (книга избранной лирики). - Москва , «Современник», 366 с., 25 000 экз.
54. - Магнитогорские пальмы (стихи). - Москва , «Советская Россия», 127 с., 25 000 экз.
55. 1979 - Калитка в лес осенний. - М., Советский писатель
56. - Десять ступеней (стихи 1970-1979). - Челябинск , Южно-Уральское книжное издательство, 190 с. - 20 000 экз.
57. - Ветвь молнии (стихи). - Баку , «Гянджлик», 26 с.
58. - Корабельный бор (стихи, пер. с рус.). - Киев , «Радянський письменник», 135 с. Перевод на украинский язык .
59. - Стихи о любви. - Свердловск , Средне-Уральское книжное издательство, 156 с., 25 000 экз.
60. - Материнская гордость. - Москва , «Правда», 32 с., 100 000 экз.
61. - Мне бы только успеть. - Москва , Воениздат, 239 с., 50 000 экз.
62. - Про Олю (стихи, для дошкольного возраста). - Москва , «Малыш», 18 с., 200 000 экз.
63. - Зелёное лукошко (стихи, для младшего школьного возраста). - Москва, «Детская литература», 47 с., 100 000 экз
64. - - Собрание сочинений (в 3 томах). - Москва , «Художественная литература». Составление и подготовка текста Н. Смелянского. 50 000 экз.
65. - Область личного счастья. - Свердловск , Средне-Уральское книжное издательство, 295 с., 25 000 экз.
66. - Я другой не искала судьбы (избранные стихи). - Оренбург , Печатный дом «Димур», 267 c., 2 000 экз. Составители: Э. Смелянская, Ю. Смелянский.
67. - Мне бы только успеть (письма и дневники). - Москва , «Русская книга».

Публикации

1. Стихи. - Поэты литбригады. - Челябинск , Южно-Уральское книжное издательство, , с. 86-93.
2. Стихи. - VI Ручьёвские чтения (сборник материалов межвузовской научной конференции). - Магнитогорск , , т. I, с. 19, 23, 26, 28-29, 32-33.

Награды и звания

Мемориал

Именем Татьяничевой названы улицы в Челябинске и в Магнитогорске (посёлок Западный), а также челябинская библиотека № 26. На домах в Магнитогорске , Челябинске и Екатеринбурге , где жила поэтесса, установлены мемориальные таблички в её честь. Учреждена литературная премия имени Л. К. Татьяничевой. В именем поэтессы названа малая планета № 3517.

Напишите отзыв о статье "Татьяничева, Людмила Константиновна"

Примечания

Литература

1. Жислина С . Поэзия высокого накала. - Челябинск , .
2. Кондратковская Н. Поэзия верности (к 50-летию Л. Татьяничевой). - «Магнитогорский рабочий », 19 декабря .
3. Магнитогорск (краткая энциклопедия). - Магнитогорск , Магнитогорский дом печати, , с. 501-502.
4. Она не была человеком трибуны (вспоминая Людмилу Татьяничеву). - «Челябинский рабочий», 19 декабря . -
5. Писатели Южного Урала. - Челябинск , .
6. Поэты Урала. - Свердловск , .
7. Русская советская поэзия Урала. - Свердловск , .
8. Струков И. «О счастье я не знала ничего». - «Челябинский рабочий», 20 декабря . -
9. Урал литературный (краткий биобиблиографический словарь). - Челябинск , Южно-Уральское книжное издательство, , с. 265.
10. Фёдоров В. Дочь Урала. - «Наш современник» (Москва), , № 10.
11. Ханбеков Л. Судьба - это мы (очерк творчества поэтессы Л. Татьяничевой). - Челябинск , .
12. Шмакова Т. Новая книга поэта. - «Уральская новь» (Челябинск), май .
13. Ягодинцева Н. Третий путь (судьба и творчество Людмилы Татьяничевой). - «Урал» (Екатеринбург), , № 12. -
14. Сорокин Валентин . В кн. : Портреты писателей, очерки, литературная критика. / Вст. ст. Е. Осетрова. М., 1986.

Ссылки

• unilib.chel.su:81/el_izdan/kalendar2005/tatyinic.htm

Отрывок, характеризующий Татьяничева, Людмила Константиновна

На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l"Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d"honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s"est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l"avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.

В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.

Большой поэт всегда рождается в ответ на глубокую потребность своего века, и всем своим творчеством, всей своей судьбой стремится оправдать эту свою необходимость. Судьба и творчество Людмилы Татьяничевой - одно из ярких подтверждений этой мысли.

Родилась Татьяничева в декабре 1915 г. в Мордовии, в тихом городке Ардатове, что расположен на высоком берегу реки Алатырь. Отец умер, когда ей было три года, и мать, Агриппина Степановна Татьяничева, уехала с крохотной дочуркой учительствовать в далекое село Хлыстовка Чамзинского района. Низкие, крытые соломой подслеповатые избы, овраги и чахлые рощицы — таким запомнилось село будущей поэтессе. Мать была одаренной и необычайно доброй женщиной, вела дневник, писала стихи - к сожалению, они не сохранились.

В Хлыстовке Людмила жила с матерью при школе, в боковой комнате. Через тонкую перегородку девочка слышала спокойный голос матери, обучавшей малышей грамоте. По вечерам Агриппина Степановна учила взрослых в Народном доме, полутемном и холодном, Людмилу она часто брала с собой. Поэтесса вспоминает: «Острой болью врезался в память день смерти Ленина. Лютый мороз. Скорбные лица. Немая тишина... Мамины тонкие руки обвивают траурной сатиновой лентой портрет улыбающегося Ильича. В глазах у мамы - непролитые слезы...».

Два года спустя мать умерла в Казани после неудачной операции. «Мне очень хотелось запомнить ее могилку, тот бедный холмик, в изголовье которого не было ни креста, ни памятника, ни красной звезды. Я сняла со своей шеи шерстяной шарфик и обвязала им теплый ствол березки, росшей поблизости, искренне веря, что по этой примете смогу безошибочно отыскать дорогую для меня могилу...». Девочку приютили дальние родственники Кожевниковы, жившие в Свердловске. Константин Рафаилович был преподавателем физики на рабфаке. Он брал Людмилу с собой в летние путешествия по Уралу, учил понимать природу. Мария Александровна преподавала русский язык и литературу. Она, как могла, заботилась о девочке, поощряла ее увлечение поэзией, но та жила своим мирком, стремилась к самостоятельности и, закончив школу, поступила учеником токаря на вагоностроительный завод. Позднее Татьяничева вспоминала: «Юность моя ничем не отличалась от юности многих моих сверстников - городских комсомольцев тридцатых годов: школа — завод — рабфак». Как поэт она родилась именно на Урале. В одном из очерков поэтесса объясняет происхождение названия «Урал» как сплав двух понятий: «Ур» и «Ал», что в переводе с тюркского означает «земля золотая».

После окончания рабфака и двух курсов Свердловского института цветных металлов в 1934 г. девятнадцатилетняя Татьяничева приехала в Магнитку, которая давно уже манила ее к себе, будоражила воображение: великая стройка, город молодых... Поэзия и романтика заставили ее уйти из института — выбор был сознательным. Людмилу приютила семья магнитогорского поэта Михаила Люгарина, в знаменитом 112-м — «писательском» — бараке. Люгарин вспоминал: «...Длинный сквозной коридор посередине, комнатушки с железными койками или топчанами и общий титан-самовар в угловой каморке. Одним лишь выделялось наше жилище: тут дольше, чем в других, не гасли огни... Люди здесь писали стихи, рассказы, очерки о том, что происходило вокруг, что творили сами». Позже Татьяничева написала:

Там чуть не каждый мой сосед
Был журналист или поэт...
В рассветный час,
В полночный час
В бараке том огонь не гас...

Горком комсомола направил девушку на работу в редакцию газеты «Магнитогорский рабочий». Была сотрудником отдела писем, затем - заведующей отделом культуры газеты.

Зимой 1934 г. в редакции газеты Людмила Константиновна познакомилась со своим будущим мужем, разделившим с ней судьбу на долгие годы. Николай Смелянский работал тогда заведующим промышленным отделом газеты и заочно учился в педагогическом институте. На то судьбоносное заседание литгруппы «Буксир», состоявшей из 24 авторов, преимущественно ударников комбината, она опоздала, но когда вышла читать стихи, ее приняли «на ура». Работала она в газете в отделе культуры и быта. Это давало ей богатый материал для стихов.

Организованная в 1930 г. литгруппа «Буксир» вырастила целую плеяду ярких писателей: А. Авдеенко, Б. Ручьева, В. Макарова, М. Люгарина, А. Ворошилова, Я. Вохменцева и др. Успех литгруппы был ярким подтверждением роста пролетарской культуры. Приказом директора комбината им выделили 20 тысяч рублей на издание журнала «За Магнитострой литературы». Создали Дом писателя, где можно было работать и учиться... Татьяничева на собраниях держалась особняком, эмоции предпочитала не высказывать, а переплавлять в стихи. Многие стихи ее магнитогорского десятилетия были репортажами со строительной площадки уникального комбината — но тогда же было и подспудное, глубокое преобразование души поэтессы. Лирический дневник ее отличался точностью деталей и интонаций, но мастерства пока не хватало — декларативность, подражательность только позднее переплавились в особую, Татьяничевскую интонацию.

Вот ее воспоминания о той поре: «В молодости сил хватает на многое. Оперативная работа в редакции. Общественные поручения. Депутатские обязанности в горсовете. Воспитание сына. Все это не мешало учиться заочно в Литературном институте имени Горького, писать стихи, много читать, широко общаться с интересными людьми...».

В ее судьбе и стихах нет отражения той трагической коллизии времени, которая на долгие годы выбила из литературы ее товарищей, таких как Борис Ручьев и Михаил Люгарин. Счастливая любовь, семья, особая романтика Магнитостроя, работа в газете, где идеология была на первом месте... Обстановка в литгруппе в разгул репрессий была очень непростой — об этом рассказывает челябинский историк И. Непеин в книге «Палачи и жертвы». Примечательно, что сама Татьяничева не оставила воспоминаний о тех годах — только собиралась... Судьба была благосклонна к ней: во время отдыха в Крыму она познакомилась с Мариэттой Шагинян, которая приняла участие в судьбе поэтессы. Ее литературное наставничество значительно повлияло на Татьяничеву. Последние государственные экзамены в Литинституте она сдавала уже во время войны, а в июле 1941 г. стала членом КПСС. По ее словам, получая партбилет, она «чувствовала себя воином, принимающим присягу…».

Все тяжелые военные годы редакция и типография газеты «Магнитогорский рабочий» помещались в жилом доме на улице Пионерской. Все работали, не считаясь со временем. Татьяничева устраивала редакционные «среды», на которые приглашала рабочих, строителей, учителей, врачей эвакогоспиталя, местных поэтов и эвакуированных артистов. Счастливая жена и мать, молодая поэтесса именно в годы тяжелого испытания своего народа осознала могучую силу слова, почувствовала свою необходимость, востребованность. Этот период выковал особую — татьяничевскую — интонацию, которая отличает ее от двух названных выше поэтесс — Цветаевой и Ахматовой.

В чем особенности поэзии Л. К. Татьяничевой? Лирические события ее стихов глубоки ровно настолько, чтобы быть понятыми и востребованными широким читателем. Образный строй достаточно прост и прозрачен, намеренно почти лишен глубоких индивидуальных акцентов. Именно это было подспудным требованием времени к поэзии женской: терпеливая, стойкая, бережная (материнская!) музыкальная интонация, образный строй практически без подтекста, без стилевых и мелодических изысков. Важным был контекст времени, состояние сопереживания общенародной беде. Впрочем, таково было и идеологическое требование к советской поэзии: никаких подтекстов, никакой глубокой рефлексии. В совпадении запроса времени и таланта поэтессы сыграли большую роль и ее романтичность, цельность, жизнестойкость и трудолюбие. Поэтические циклы «Ярославна», «Тебе, товарищ!» широко публиковались в газетах и журналах, вырезки со стихами Татьяничевой бойцы хранили в нагрудных я карманах гимнастерок рядом с письмами родных.

В Свердловск эвакуировались из Ленинграда и Москвы многие писатели, в том числе и М. Шагинян. Она поддержала молодую поэтессу, рекомендовала ее стихи в московские издания. В 1944 г. в Челябинске вышел первый поэтический сборник «Верность». А, спустя несколько месяцев, в том же году Татьяничева переезжает в Челябинск, получив назначение на должность директора областного книжного издательства. Следующий сборник с безыскусным названием «Стихи» вышел в 1945 г., в том же году она стала членом Союза писателей России. Время было тревожное: сначала в Челябинске, а потом и в Москве в адрес Татьяничевой прозвучали обвинения в «безыдейности и аполитичности». Готовилась новая волна политических репрессий. Однако поэт А. Яшин отметил, что «вторая книжка разительно отличается от первой», а в 1946 г. в журнале «Октябрь» вышла большая обзорная статья, где о творчестве Татьяничевой говорилось как о «воспевании конкретного трудового процесса», и стихи сопоставлялись с произведениями Г. Николаевой, М. Алигер, О. Берггольц.

В том же 1946 г. в областном государственном издательстве (ОГИЗ) вышла книга стихов с названием «Лирика». Из пятитысячного тиража уцелело всего несколько экземпляров — остальные поэтесса собственноручно уничтожила. Это было время знаменитого постановления ЦК КПСС «О журналах «Звезда» и «Ленинград», начало новой волны репрессий против писателей, и за искренние, глубоко лирические стихи можно было поплатиться жизнью.

Впрочем, Татьяничеву все равно обвинили в «ахматовщине», в том, что она слишком много внимания уделяет личным чувствам, пусть даже материнским, и в ее стихах мало «главного чувства советского человека» — любви к Родине. Татьяничева не стала рисковать своей семьей, мужем и двумя сыновьями — она поступила истинно по-женски, но глубоко лирические интонации в ее творчестве закрылись навсегда.

Рабочая тема, тема родной земли, материнства приобретали в ее творчестве мощное гражданское звучание. Тот самый настрой на общенародное мировосприятие, на общие ценности, который дал мощный стимул ее военным стихам, получил дальнейшее развитие в послевоенном творчестве. Цельность поэтической натуры сказалась еще и в том, что Татьяничева становится общественным деятелем. Более 10 лет, до 1965 г. она руководила Челябинским отделением Союза писателей СССР, дала путевку в литературу многим челябинским поэтам. О ней тепло вспоминают Константин Скворцов, Борис Маршалов, Валентин Сорокин, Вячеслав Богданов, Анатолий Белозерцев, Атилла Садыков и многие другие челябинские и московские поэты.

В 1965 г. ее пригласили работать в Москву, избрали секретарем Союза писателей РСФСР. Штатная работа в аппарате СП требовала огромного напряжения: вопросы национальных литератур, работа с молодыми авторами, организационная текучка... Однако это была и пора творческого расцвета: за 15 лет поэтесса выпустила 25 сборников стихов и прозы. В 1971 г. за книгу стихотворений «Зорянка» она удостоена Государственной премии РСФСР имени М. Горького. Двенадцать книг написано Татьяничевой для детей.

Лирическая глубина стихов так и оставалась призакрытой, стихи о любви — камертон истинной поэзии — были словно бы отстраненными, вплоть до творческого перелома, до книги «Калитка в лес осенний» (1979). В период работы над этим сборником поэтесса была уже тяжело больна. Но именно тогда она вернулась к теме любви как самой верной, постоянной, созидательной силе, основе жизни. Уже в больнице была подписана к печати книга стихов «Десять ступеней», надписаны друзьям вышедшие в конце января 1980 г. «Магнитогорские пальмы»...

Кто знает, какой гранью мог сверкнуть этот мощный, созвучный своему народу во всех его испытаниях, радостях и бедах талант, если бы не жесткий диктат времени, страх за близких людей...

Л. К. Татьяничева награждена орденом Октябрьской революции (1975), двумя орденами Трудового Красного Знамени (1965, 1971), двумя орденами «Знак Почета» (1952, 1960).

В Челябинске есть улица им. Л. К. Татьяничевой, мемориальная доска на доме по улице Сони Кривой, где она жила, есть библиотека, которая носит ее имя. А где-то в космосе летит по своей вечной орбите малая планета 3512, названная именем уральской поэтессы.

Л. Татьяничева

Гордым легче - гордые не плачут
Ни от ран, ни от душевной боли,
На чужих дорогах не маячат,
О любви, как нищие не молят.
Широко раскрылены их плечи.
Не гнетет их зависти короста.
Это правда - гордым в жизни легче.
Только гордым сделаться непросто.

Гордых бьют, но гордые не плачут,
Только вы не верьте, что им легче.
Сильным духом жить нельзя иначе,
Груз забот, как небосвод на плечи...
Кто сказал, что в жизни гордым легче???
Смелым быть - погибнуть первым значит!!!
Честь и благородство в грозной сечи -
Живота лишиться иль удачи...

Гордые не плачут словно дети,
Слезы в сердце ото всех скрывают.
Гордым тяжелее всех на свете!!!
Только этого никто не знает...

Copyright: , 2009
Свидетельство о публикации №1906061446

Татьяничева Людмила

Биография Людмилы Татьяничевой. Библиография поэтессы

Оригинал материала находится по адресу:
unilib.chel.su:6005/el_izdan/kalendar2005/tatyinic.htm

Татьяничева Людмила Константиновна

Поэтесса

90 лет со дня рождения

1915-1980

В годы работы в отделе писем газеты "Магнитогорский рабочий"

В русской и мировой поэзии женские имена только в последнее время стали явлением более или менее привычным, хотя история русской женской поэзии насчитывает, по некоторым утверждениям, более 400 лет. ХХ век в самом своем начале дал два ярких поэтических имени, и, собственно, поэтических типа - это Марина Цветаева и Анна Ахматова. Лирика их, как пространство событий внутренних, по-разному отразила резкий социальный слом и оказала огромное влияние на женскую поэзию в целом. Еще в 1990-х гг. критика пыталась делить поэтесс на "цветаевок" и "ахматовок".
Советский период литературы сформировал еще один лирический тип, который во многом обусловлен своим временем и глубоко ясен только тогда, когда мы соотносим его с этой эпохой. Большой поэт всегда рождается в ответ на глубокую потребность своего века, и всем своим творчеством, всей своей судьбой стремится оправдать эту свою необходимость. Судьба и творчество Людмилы Татьяничевой - одно из ярких подтверждений этой мысли.
Родилась Татьяничева в декабре 1915 г. в Мордовии, в тихом городке Ардатове, что расположен на высоком берегу реки Алатырь. Отец умер, когда ей было три года, и мать, Агриппина Степановна Татьяничева, уехала с крохотной дочуркой учительствовать в далекое село Хлыстовка Чамзинского района. Низкие, крытые соломой подслеповатые избы, овраги и чахлые рощицы - таким запомнилось село будущей поэтессе. Мать была одаренной и необычайно доброй женщиной, вела дневник, писала стихи - к сожалению, они не сохранились.

В Хлыстовке Людмила жила с матерью при школе, в боковой комнате. Через тонкую перегородку девочка слышала спокойный голос матери, обучавшей малышей грамоте. По вечерам Агриппина Степановна учила взрослых в Народном доме, полутемном и холодном, Людмилу она часто брала с собой. Поэтесса вспоминает: "Острой болью врезался в память день смерти Ленина. Лютый мороз. Скорбные лица. Немая тишина... Мамины тонкие руки обвивают траурной сатиновой лентой портрет улыбающегося Ильича. В глазах у мамы - непролитые слезы...".
Два года спустя мать умерла в Казани после неудачной операции. "Мне очень хотелось запомнить ее могилку, тот бедный холмик, в изголовье которого не было ни креста, ни памятника, ни красной звезды. Я сняла со своей шеи шерстяной шарфик и обвязала им теплый ствол березки, росшей поблизости, искренне веря, что по этой примете смогу безошибочно отыскать дорогую для меня могилу...".
Девочку приютили дальние родственники Кожевниковы, жившие в Свердловске. Константин Рафаилович был преподавателем физики на рабфаке. Он брал Людмилу с собой в летние путешествия по Уралу, учил понимать природу. Мария Александровна преподавала русский язык и литературу. Она как могла заботилась о девочке, поощряла ее увлечение поэзией, но та жила своим мирком, стремилась к самостоятельности и, закончив школу, поступила учеником токаря на вагоностроительный завод. Позднее Татьяничева вспоминала: "Юность моя ничем не отличалась от юности многих моих сверстников - городских комсомольцев тридцатых годов: школа - завод - рабфак". Как поэт она родилась именно на Урале. В одном из очерков поэтесса объясняет происхождение названия "Урал" как сплав двух понятий: "Ур" и "Ал", что в переводе с тюркского означает "земля золотая".
После окончания рабфака и двух курсов Свердловского института цветных металлов в 1934 г. девятнадцатилетняя Татьяничева приехала в Магнитку, которая давно уже манила ее к себе, будоражила воображение: великая стройка, город молодых... Поэзия и романтика заставили ее уйти из института - выбор был сознательным. Людмилу приютила семья магнитогорского поэта Михаила Люгарина, в знаменитом 112-м - "писательском" - бараке. Люгарин вспоминал: "...Длинный сквозной коридор посередине, комнатушки с железными койками или топчанами и общий титан-самовар в угловой каморке. Одним лишь выделялось наше жилище: тут дольше, чем в других, не гасли огни... Люди здесь писали стихи, рассказы, очерки о том, что происходило вокруг, что творили сами". Позже Татьяничева написала:

Там чуть не каждый мой сосед
Был журналист или поэт...
В рассветный час,
В полночный час
В бараке том огонь не гас...

Горком комсомола направил девушку на работу в редакцию газеты "Магнитогорский рабочий". Была сотрудником отдела писем, затем - заведующей отделом культуры газеты.
Зимой 1934 г. в редакции газеты Людмила Константиновна познакомилась со своим будущим мужем, разделившим с ней судьбу на долгие годы. Николай Смелянский работал тогда заведующим промышленным отделом газеты и заочно учился в педагогическом институте. На то судьбоносное заседание литгруппы "Буксир", состоявшей из 24 авторов, преимущественно ударников комбината, она опоздала, но когда вышла читать стихи, ее приняли "на ура". Работала она в газете в отделе культуры и быта. Это давало ей богатый материал для стихов.
Организованная в 1930 г. литгруппа "Буксир" вырастила целую плеяду ярких писателей: А. Авдеенко, Б. Ручьева, В. Макарова, М. Люгарина, А. Ворошилова, Я. Вохменцева и др. Успех литгруппы был ярким подтверждением роста пролетарской культуры. Приказом директора комбината им выделили 20 тысяч рублей на издание журнала "За Магнитострой литературы". Создали Дом писателя, где можно было работать и учиться... Татьяничева на собраниях держалась особняком, эмоции предпочитала не высказывать, а переплавлять в стихи. Многие стихи ее магнитогорского десятилетия были репортажами со строительной площадки уникального комбината - но тогда же было и подспудное, глубокое преобразование души поэтессы. Лирический дневник ее отличался точностью деталей и интонаций, но мастерства пока не хватало - декларативность, подражательность только позднее переплавились в особую, татьяничевскую интонацию.
Вот ее воспоминания о той поре: "В молодости сил хватает на многое. Оперативная работа в редакции. Общественные поручения. Депутатские обязанности в горсовете. Воспитание сына. Все это не мешало учиться заочно в Литературном институте имени Горького, писать стихи, много читать, широко общаться с интересными людьми...".
В ее судьбе и стихах нет отражения той трагической коллизии времени, которая на долгие годы выбила из литературы ее товарищей, таких как Борис Ручьев и Михаил Люгарин. Счастливая любовь, семья, особая романтика Магнитостроя, работа в газете, где идеология была на первом месте... Обстановка в литгруппе в разгул репрессий была очень непростой - об этом рассказывает челябинский историк И. Непеин в книге "Палачи и жертвы". Примечательно, что сама Татьяничева не оставила воспоминаний о тех годах - только собиралась... Судьба была благосклонна к ней: во время отдыха в Крыму она познакомилась с Мариэттой Шагинян, которая приняла участие в судьбе поэтессы. Ее литературное наставничество значительно повлияло на Татьяничеву. Последние государственные экзамены в Литинституте она сдавала уже во время войны, а в июле 1941 г. стала членом КПСС. По ее словам, получая партбилет, она "чувствовала себя воином, принимающим присягу...".
Все тяжелые военные годы редакция и типография газеты "Магнитогорский рабочий" помещались в жилом доме на улице Пионерской. Все работали, не считаясь со временем. Татьяничева устраивала редакционные "среды", на которые приглашала рабочих, строителей, учителей, врачей эвакогоспиталя, местных поэтов и эвакуированных артистов. Счастливая жена и мать, молодая поэтесса именно в годы тяжелого испытания своего народа осознала могучую силу слова, почувствовала свою необходимость, востребованность. Этот период выковал особую - татьяничевскую - интонацию, которая отличает ее от двух названных выше поэтесс - Цветаевой и Ахматовой.
В чем особенности поэзии Л. К. Татьяничевой? Лирические события ее стихов глубоки ровно настолько, чтобы быть понятыми и востребованными широким читателем. Образный строй достаточно прост и прозрачен, намеренно почти лишен глубоких индивидуальных акцентов. Именно это было подспудным требованием времени к поэзии женской: терпеливая, стойкая, бережная (материнская!) музыкальная интонация, образный строй практически без подтекста, без стилевых и мелодических изысков. Важным был контекст времени, состояние сопереживания общенародной беде. Впрочем, таково было и идеологическое требование к советской поэзии: никаких подтекстов, никакой глубокой рефлексии. В совпадении запроса времени и таланта поэтессы сыграли большую роль и ее романтичность, цельность, жизнестойкость и трудолюбие. Поэтические циклы "Ярославна", "Тебе, товарищ!" широко публиковались в газетах и журналах, вырезки со стихами Татьяничевой бойцы хранили в нагрудных карманах гимнастерок рядом с письмами родных.
В Свердловск эвакуировались из Ленинграда и Москвы многие писатели, в том числе и М. Шагинян. Она поддержала молодую поэтессу, рекомендовала ее стихи в московские издания. В 1944 г. в Челябинске вышел первый поэтический сборник "Верность". А спустя несколько месяцев в том же году Татьяничева переезжает в Челябинск, получив назначение на должность директора областного книжного издательства. Следующий сборник с безыскусным названием "Стихи" вышел в 1945 г., в том же году она стала членом Союза писателей России. Время было тревожное: сначала в Челябинске, а потом и в Москве в адрес Татьяничевой прозвучали обвинения в "безыдейности и аполитичности". Готовилась новая волна политических репрессий. Однако поэт А. Яшин отметил, что "вторая книжка разительно отличается от первой", а в 1946 г. в журнале "Октябрь" вышла большая обзорная статья, где о творчестве Татьяничевой говорилось как о "воспевании конкретного трудового процесса", и стихи сопоставлялись с произведениями Г. Николаевой, М. Алигер,
О. Берггольц.
В том же 1946 г. в областном государственном издательстве (ОГИЗ) вышла книга стихов с названием "Лирика". Из пятитысячного тиража уцелело всего несколько экземпляров - остальные поэтесса собственноручно уничтожила. Это было время знаменитого постановления ЦК КПСС "О журналах "Звезда" и "Ленинград", начало новой волны репрессий против писателей, и за искренние, глубоко лирические стихи можно было поплатиться жизнью.
Впрочем, Татьяничеву все равно обвинили в "ахматовщине", в том, что она слишком много внимания уделяет личным чувствам, пусть даже материнским, и в ее стихах мало "главного чувства советского человека" - любви к Родине. Татьяничева не стала рисковать своей семьей, мужем и двумя сыновьями - она поступила истинно по-женски, но глубоко лирические интонации в ее творчестве закрылись навсегда.
Рабочая тема, тема родной земли, материнства приобретали в ее творчестве мощное гражданское звучание. Тот самый настрой на общенародное мировосприятие, на общие ценности, который дал мощный стимул ее военным стихам, получил дальнейшее развитие в послевоенном творчестве. Цельность поэтической натуры сказалась еще и в том, что Татьяничева становится общественным деятелем. Более 10 лет, до 1965 г. она руководила Челябинским отделением Союза писателей СССР, дала путевку в литературу многим челябинским поэтам. О ней тепло вспоминают Константин Скворцов, Борис Маршалов, Валентин Сорокин, Вячеслав Богданов, Анатолий Белозерцев, Атилла Садыков и многие другие челябинские и московские поэты.
В 1965 г. ее пригласили работать в Москву, избрали секретарем Союза писателей РСФСР. Штатная работа в аппарате СП требовала огромного напряжения: вопросы национальных литератур, работа с молодыми авторами, организационная текучка… Однако это была и пора творческого расцвета: за 15 лет поэтесса выпустила 25 сборников стихов и прозы. В 1971 г. за книгу стихотворений "Зорянка" она удостоена Государственной премии РСФСР имени М. Горького. Двенадцать книг написано Татьяничевой для детей.
Лирическая глубина стихов так и оставалась призакрытой, стихи о любви - камертон истинной поэзии - были словно бы отстраненными, вплоть до творческого перелома, до книги "Калитка в лес осенний" (1979). В период работы над этим сборником поэтесса была уже тяжело больна. Но именно тогда она вернулась к теме любви как самой верной, постоянной созидательной силе, основе жизни. Уже в больнице была подписана к печати книга стихов "Десять ступеней", надписаны друзьям вышедшие в конце января 1980 г. "Магнитогорские пальмы"…
Кто знает, какой гранью мог сверкнуть этот мощный, созвучный своему народу во всех его испытаниях, радостях и бедах талант, если бы не жесткий диктат времени, страх за близких людей…
Л. К. Татьяничева награждена орденом Октябрьской революции (1975), двумя орденами Трудового Красного Знамени (1965, 1971), двумя орденами "Знак Почета" (1952, 1960).
В Челябинске есть улица им. Л. К. Татьяничевой, мемориальная доска на доме по улице Сони Кривой, где она жила, есть библиотека, которая носит ее имя. А где-то в космосе летит по своей вечной орбите малая планета 3512, названная именем уральской поэтессы.

Н. А. Ягодинцева

ТАТЬЯНИЧЕВА, Л. К. Собрание сочинений. В 3 т. / Л. К. Татьяничева. - М., 1985 - 1986.

ТАТЬЯНИЧЕВА, Л. К. Избранные произведения. В 2 т. / Л. К. Татьяничева - М.: Худож. лит., 1976.

ТАТЬЯНИЧЕВА, Л. К. Верность: стихи / Л. К. Татьяничева. - Челябинск: Челябгиз,
1944. - 44 с.: ил.

ТАТЬЯНИЧЕВА, Л. К. Родной Урал: стихи / Л. К. Татьяничева. - Свердловск: Свердлгиз, 1950. - 114 с.

ТАТЬЯНИЧЕВА, Л. К. Малахит: избр. стихи / Л. К. Татьяничева. - М.: Совет. писатель, 1960. - 167 с.

ТАТЬЯНИЧЕВА, Л. К. Избранная лирика, 1940 - 1965 / Л. К. Татьяничева. - Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1965. - 339 с.

ТАТЬЯНИЧЕВА, Л. К. Высокий мой берег: стихи / Л. К. Татьяничева. - М.: Молодая гвардия, 1971. - 175 с.: ил.

ТАТЬЯНИЧЕВА, Л. К. Снегопад: стихи / Л. К. Татьяничева. - Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1972. - 139 с.: ил.

ТАТЬЯНИЧЕВА, Л. К. Магнитогорские пальмы: стихи / Л. К. Татьяничева. - М.: Совет. Россия, 1979. - 127 с.: ил.

ТАТЬЯНИЧЕВА, Л. К. Область Личного Счастья: стихи / Л. К. Татьяничева. - Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1989. - 302 с.

ТАТЬЯНИЧЕВА, Л. К. Мне бы только успеть..: письма, дневники / Л. К. Татьяничева. - М.: Рус. книга, 2002. - 460 с.

СМЕЛЯНСКИЙ, Ю. Н. Татьяничева Людмила Константиновна / Ю. Н. Смелянский
// Челябинск: энциклопедия. - Изд. испр. и доп. - Челябинск, 2001. - С. 844.

ХАНБЕКОВ, Л. В. Судьба - это мы: очерк творчества поэтессы Л. К. Татьяничевой
/ Л. Ханбеков. - Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1984. - 144 с.: ил.

БОГДАНОВ, В. По ступеням времени: К 60-летию Л. К. Татьяничевой / В. Богданов
// Каменный пояс: лит.-худож. и обществ.-полит. сб. - Челябинск, 1975. - С. 341 - 346.

ГАЛЬЦЕВА, Л. "Свой край полюбив навсегда" / Л. Гальцева // Каменный пояс: лит.-худож. и обществ.-полит. сб. - Челябинск, 1987. - С. 226 - 233.
О жизни и творчестве Л. К. Татьяничевой.

ФЕДОРОВ, В. Дочь Урала: Судьба и творчество Людмилы Татьяничевой / В. Федоров
// Наш современник. - 1982. - N 10. - С. 164 - 172.

СУДЬЯ, С. Судьбой с Уралом связана / С. Судья // Город. дилижанс (Челябинск). -
1999. - 12 - 18 апр.

ИВАЩЕНКО, Ю. Цветы сквозь камень: о стихах Л. Татьяничевой / Ю. Иващенко // Лит. газ. - 1970. - 4 марта.

ВАСИЛЬЕВА, Л. Утверждение добра: заметки о поэзии Людмилы Татьяничевой
/ Л. Васильева // Правда. - 1979. - 29 окт.

ФОНОТОВ, М. Людмила Татьяничева / М. Фонотов // Челяб. рабочий. - 1996. - 20 марта.
О творчестве поэтессы.

ИНБЕР, В. О Людмиле Татьяничевой / В. Инбер // Лит. газ. - 1969. - 8 окт.
Воспоминания русской поэтессы.

СМЕЛЯНСКИЙ, В. Ю. Архив любви / В. Ю. Смелянский // Челябинск. - 1999. - N 2. - С. 40.
Воспоминания внука Л. Татьяничевой.

СКВОРЦОВ, К. Была когда-то тайна… / К. Скворцов // Деловой Урал (Челябинск). - 2000. - 28 дек.
Воспоминания уральского поэта о Л. Татьяничевой.

ХОВИВ, Е. Она не была человеком трибуны: Вспоминая Л. Татьяничеву / Е. Ховив
// Челяб. рабочий. - 2000. - 19 дек.
Автор - челябинский писатель.

ПИСАТЕЛИ Челябинской области: биобиблиогр. справ. / сост. В. В. Ильина. - Челябинск, 1992. - 255 с.
С. 196 - 202: Татьяничева Людмила Константиновна.