Главная » Дизайн кухни » Кто берет в плен. Какой винтовкой пользуетесь на фронте? В хорошую сторону или в плохую

Кто берет в плен. Какой винтовкой пользуетесь на фронте? В хорошую сторону или в плохую

После того, как стало известно, о зверствах фашистов над Зоей Космодемьянской, Сталин приказал в плен из 332-го полка, которым командовал подполковник Рюдерер, никого не брать.

Рассказ военного журналиста Петра Лидова о юной партизанке Зое Космодемьянской, повешенной гитлеровскими палачами в подмосковной деревне Петрищево, и снимок замученной врагами девушки с обрывком веревки на шее, сделанный фотокорреспондентом Сергеем Струнниковым, взволновал всю нашу страну - фронт, что раскинулся от Белого до Черного морей, и тыл, что начинался сразу же за линией фронта, и на многие тысячи километров простирался к востоку.
Встревожились, заволновались люди, прочитавшие рассказ о Зое, увидевшие снимок погибшей героини. Болью и жалостью сердца людские наполнились и гневом великим, ненавистью жгучею к гитлеровским палачам и убийцам. Что греха таить, в первые месяцы войны в народе нашем жила, теплилась мысль, что немцы бывают всякие: и оголтелые фашисты-душегубы, и те, кто еще недавно поддерживал, голосовал за коммунистов и социал-демократов Германии на выборах, сжимал в кулак и поднимал правую руку в привычном салюте «Рот фронт!» Да, были и такие немцы, но и они теперь в железных, стальных колоннах вермахта маршировали, двигались на восток по нашей земле, неся с собой смерть, пожары, разруху. И хотя с первых дней войны доходили до советских людей сообщения о зверствах, злодеяниях гитлеровцев, но в это как-то верилось и не верилось. Ведь поле боя и все то, что оставалось к западу от линии фронта, заполняла, захватывала фашистская армия.

О подвиге московской школьницы Зои, ее мученической, героической гибели в Петрищево мы узнали в конце января 1942 года, когда Красная Армия погнала гитлеровское воинство на запад. Поля недавних боев теперь остались за нами, и все, что творили немецкие убийцы, палачи на советской земле со всей своей очевидностью предстало перед нами. И рассказ Петра Лидова о Зое пришелся именно на эту пору…
При наступлении Красной Армии советские воины все чаще и чаще видели пожарища, а в них сгоревшие, обугленные тела мирных жителей, попавших в плен к фашистам красноармейцев. В только что освобожденном от гитлеровцев Волоколамске наступавшие здесь танкисты-гвардейцы генерала Михаила Катукова обнаружили восемь повешенных гитлеровцами патриотов. Ими оказались, как стало известно позднее, восемь разведчиков воинской части 9903, командовал этой группой Константин Пахомов.
Их захватили в плен на окраине города гитлеровцы и после жестоких пыток, допросов, казнили для устрашения всех, кто не хотел покориться фашистскому «Новому порядку». Фотографии «неизвестных» патриотов из Волоколамска обошли все газеты страны. Молодой тогда кинооператор Роман Кармен снял на пленку похороны героев, тогда еще безымянных. Именно это помогло командирам воинской части 9903 опознать в замученных людях группу Константина Пахомова, которая числилась пропавшей без вести. Через несколько дней в газете «Правда» был опубликован Указ о награждении восьмерых героев Волоколамска, казненных гитлеровцами на Солдатской площади города 6 ноября 1941 Года, орденами Ленина, посмертно…
Народный гнев и жгучая ненависть к гитлеровским палачам ширилась, переплавлялась теперь в благородную ярость советских бойцов и командиров, устремленных вперед, на запад. На броне танков, самоходных орудий, на фюзеляжах боевых самолетов, авиабомбах и снарядах, посылаемых на головы немецко-фашистских захватчиков солдатами Красной Армии, были написаны в великом множестве слова: «За Зою!»
У воинов, гнавших врага с нашей земли, появился теперь особый, жгучий «интерес» к 197-й пехотной дивизии вермахта, особенно к 332-му полку, которым командовал подполковник Рюдерер. Это по его приказу и по своей «инициативе» солдаты и офицеры полка допрашивали, пытали, истязали Зою Космодемьянскую, гоняли ее босой в морозную ночь по снегу, строили посреди Петрищева виселицу, а затем казнили юную патриотку. Они сфотографировали все это злодейство, чтобы похваляться потом снимками, где и они, душегубы, -запечатлены были в то страшное морозное подмосковное утро 29 ноября 1941 года…
Советская разведка всех уровней и назначения (полковая, дивизионная, армейская, включая агентурную) старалась отследить, установить точнее, где в данный момент, на каком участке советско-германского фронта находится дивизия, полк гитлеровских палачей, убийц Зои Космодемьянской. И уже вскоре, в боях под Смоленском, 332-й полк подполковника Рюдерера был разгромлен советской армией. Был убит в бою и тот самый офицер-фотолюбитель, в его полевой сумке бойцы нашли фотографии всего гитлеровского злодейства в Петрищеве. Пять «поэтапных» снимков последних минут жизни Зои Космодемьянской были напечатаны во фронтовых и центральных газетах и вызвали новую волну гнева и возмущения нашего, сражающегося с фашиизмом, народа…
Уходя в бой, воины советские клялись, что будут сурово, беспощадно мстить за Зою. Вот что писал военный корреспондент газеты «Вперед на врага!» майор Долин 3 октября 1943 года:
«Несколько месяцев назад 332-й пехотный полк, солдаты и офицеры которого зверски замучили Зою, был отмечен на участке нашего фронта. Узнав, что перед ними стоит полк палача Рюдерера, казнившего Зою Космодемьянскую, бойцы поклялись не оставлять в живых ни одного из вояк этого проклятого полка. В боях под селом Вердино немецкий полк палачей нашей Зои был окончательно разгромлен. Сотни гитлеровских трупов остались в развороченных дзотах и траншеях. Когда у пленного унтер-офицера полка спросили, что он знает о казни юной партизанки, тот, дрожа от страха, залепетал:
- Это сделал не я, это Рюдерер, Рюдерер…

Захваченный на днях другой солдат на допросе заявил, что в 332-м полку от тех, кто был под Москвой, участвовал в казни Зои Космодемьянской, уцелело лишь несколько человек...» Святая, праведная месть находила гитлеровских палачей повсеместно - и на широком советско-германском фронте, и за линией фронта, в глубоком тылу. Там, в Белоруссии, Смоленской, Псковской, Новгородской, Ленинградской областях России, в Прибалтике, на Украине действовали боевые товарищи Зои Космодемьянской - диверсионно-разведывательные группы воинской части 9903 особого назначения. Летели под откос вражеские эшелоны с живой силой, боевой техникой и боеприпасами. И все это вам, палачи и убийцы, за нашу Зою!
Уже в 1944 году, во время операции «Багратион», 332-й немецкий пехотный полк, пополненный новыми вояками после очередной, «тотальной» мобилизации, был вновь разгромлен Красной Армией. Остатки этой проклятой народом нашим гитлеровской части оказались в Бобруйском «котле». И там были окончательно добиты, уничтожены совместными ударами армии и партизан Белоруссии. Там же нашел свой бесславный конец и подполковник Рюдерер…
И в глубоком советском тылу, там, где ковалось оружие Победы, где женщины, дети и старики делали все для того, чтобы поддержать, обеспечить фронт необходимым оружием, боеприпасами, продуктами, снаряжением росло, ширилось движение, стремление народное, людское:
«Отомстим за нашу Зою!», «Станем такими, как Зоя!»
На фабриках и заводах совсем юные слесари, токари, фрезеровщики, ткачихи, словом, весь наш трудовой, самоотверженный люд включал в свои бригады, звенья Зою Космодемьянскую, стараясь выполнить и перевыполнить ее, Зоину, трудовую норму. Это уже после войны, к двадцатилетию Победы советского народа над гитлеровской Германией зародилось, окрепло патриотическое движение, названное строкой из популярной тогда песни «За того парня!» Юноши и девушки, не видевшие ужасов войны, зачисляли павших Героев в свои трудовые коллективы. И работали хорошо, самоотверженно за себя и «За того парня»…
Мы знаем немало трудовых коллективов страны нашей, включивших в свой состав Зою Космодемьянскую, Елену Колесову, Веру Волошину и других Героев Отечества нашего. Подумалось, а почему бы сейчас, к Шестидесятилетию Великой Победы, не восстановить, вновь не начать это доброе дело?
… Очень многое пришлось сделать в этом святом, праведном служении Памяти Героев Любови Тимофеевны Космодемьянской. Она часто бывала на фронте, выступала перед воинами переднего края, в армейских госпиталях, учебных заведениях, на заводах и фабриках. Горе матери Зои становилось нашим общим горем и болью, и руки крепче сжимали боевое оружие, хотелось быстрее подняться в бой, чтобы мстить беспощадно врагам и убийцам. То была наша святая праведная всенародная месть…
В боях против 197-й гитлеровской пехотной дивизии участвовал и брат Зои, лейтенант-танкист Александр Космодемьянский. Вот что писал в другой армейской газете «Уничтожим врага!» военный корреспондент майор Вершинин:
«Части Н-ского соединения добивают в ожесточенных боях остатки 197-й пехотной дивизии… Опубликованные в газете „Правда“ пять немецких фотоснимков расправы гитлеровцев над Зоей вызвали новую волну гнева у наших бойцов, командиров. Здесь отважно сражается и мстит за сестру брат Зои - танкист, гвардии лейтенант Александр Космодемьянский. В последнем бою экипаж его танка „KB“ первым ворвался во вражескую оборону, расстреливая и давя гусеницами гитлеровцев».
И так было до конца войны, святую, праведную месть несли на своих штыках советские воины, освобождая от ненавистного врага - гитлеровских убийц и палачей - свою родную землю и народы порабощенной Европы.
Не ушли от заслуженной кары и люди, предавшие свою Родину, перешедшие на службу к врагу, ставшие, как и немецкие убийцы, палачами своих же сограждан. Своими кровавыми делами особенно «прославилась» так называемая «русская рота» из особой команды гитлеровского палача Оскара Дирлевангера. Но об этом мы расскажем позднее в главе «Бригада проклятых».
Понес заслуженную кару Василий Клубков, предавший Зою Космодемьянскую. Он был в ноябре 1941 года в одной с ней диверсионно-разведывательной группе, должен был вместе с Зоей выполнять боевое задание в деревне Петрищево, где размещался штаб 332-го пехотного полка гитлеровцев, а также армейский узел связи и станция радиоперехвата. Захваченный в плен фашистами Клубков на первом же допросе рассказал о боевом задании группы, о Зое Космодемьянской, указал даже место, где она тогда находилась, готовя диверсию против оккупантов.
Клубков, сотворив свое черное дело предательства, (ему в «воспитательных целях» немцы приказали присутствовать на казни Зои), вскоре оказался в разведывательной школе вермахта под Смоленском. После краткой, но очень интенсивной подготовки Василия Клубкова перебросили в советский тыл с диверсионным заданием, но он был схвачен, разоблачен и предстал перед Военным Трибуналом, где ему пришлось рассказать о том, как он выдал фашистам Зою Космодемьянскую…
Не ушел от расплаты и немецкий прихвостень, староста деревни Петрищево- Сидоров. Он помог захватить в плен отважную разведчицу и даже участвовал в сооружении виселицы, на которой утром 29 ноября 1941 года гитлеровцы повесили нашу Героиню.
Кара народная и предателям и палачам Зои Космодемьянской была суровой и неотвратимой…

Женщин в плен не брать!....

25 июля 1941 года высший руководитель СС и полиции на Юге России обергруппенфюрер Фридрих Еккельн издал приказ:

«Пленных комиссаров после короткого допроса направлять мне для подробного допроса через начальника СД моего штаба. С женщинами-агентами или евреями, которые пошли на службу к Советам, обращаться надлежащим образом»{188} .

И приказ этот ими исполнялся...

В недавно опубликованных воспоминаниях режиссера Григория Чухрая есть характерный эпизод. Выбираясь из немецкого окружения, он вместе со своими товарищами стал свидетелем трагедии, обыденной, но оттого не менее ужасной.

«Часов около двенадцати мы услышали пулеметную стрельбу. Она приближалась. На дороге по ту сторону оврага появились две полуторки. Они мчались на большой скорости. На брезенте одной из них полоскались от ветра красные кресты. Вслед за ними появились несколько немецких мотоциклов. Они мчались за машинами. Недалеко от нас машины затормозили, из них выскочили несколько человек и побежали в сторону оврага. Мотоциклисты открыли огонь по бегущим, и ни один из них не добежал до оврага. Затем, окружив машины, немцы стали выгонять из них раненых. Вслед за ними вытащили сестер. Потом немцы подожгли обе полуторки. Из горящих машин слышались крики. Тех, кто вышел из машин, под дулами автоматов подвели к оврагу и открыли по ним огонь. Оставшихся в живых сбрасывали в овраг. Самый, казалось, спокойный из нас, Георгий Кондрашев не выдержал.

— Варвары! Гады! — закричал он, схватил винтовку и хотел стрелять.

Что он мог сделать на таком расстоянии против автоматчиков — непонятно. Пришлось связать Жору и воспользоваться кляпом. Он только погубил бы нас: наших патронов хватило бы на один-два выстрела. Нервы начинали сдавать. Многие ребята плакали. А немцы не мстили — они просто выполняли привычную работу. Расправившись с ранеными, они посадили в коляски женщин и укатили на своих мотоциклах.

Описать этого нет ни возможности, ни сил. Вспоминая это, я и сейчас весь дрожу. Самое невыносимое было в том, что, наблюдая все это, мы ничем не могли помочь несчастным»{192} .

Каждый из наблюдавших эту трагедию солдат понимал: женщинам, которых увезли с собою немцы, уготована гораздо более горькая участь, чем раненым.

Еще перед нападением на СССР солдат вермахта инструктировали:

«Если вы по пути встретите русских комиссаров, которых можно узнать по советской звезде на рукаве, и русских женщин в форме, то ихнемедленно нужно расстреливать . Кто этого не сделает и не выполнит приказа, тот будет привлечен к ответственности и наказан»{193} .

Таким образом, женщины-военнопленные были поставлены вне закона, по своей вредоносности приравнены к воплощению зла — комиссарам. Разве можно было этим не воспользоваться? Тем более что у каждого солдата вермахта в кармане лежало два презерватива{194} .

Для носивших военную форму советских девчонок — связисток, врачей, медсестер, телефонисток — попасть в плен к немцам было много хуже смерти.

Писательница Светлана Алексиевич многие годы собирала свидетельства прошедших войну женщин; в ее пронзительной книге — вероятно, одной из лучших в жанре «устной истории» — мы найдем свидетельства и об этой по-настоящему страшной странице войны.

«В плен военных женщин немцы не брали... Сразу расстреливали. Водили перед строем своих солдат и показывали: вот, мол, не женщины, а уроды. Русские фанатички! И мы всегда последний патрон для себя держали — умереть, но не сдаться в плен, — рассказывала писательнице одна из респонденток. — У нас попала в плен медсестра. Через день, когда мы отбили ту деревню, нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана... Ее посадили на кол... Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. Очень красивая...»{195}

«Когда нас окружили и видим, что не вырвемся, — вспоминала другая, — то мы с санитаркой Дашей поднялись из канавы, уже не прячемся, стоим во весь рост: пусть лучше головы снарядом снесет, чем они нас возьмут в плен, будут издеваться. Раненые, кто мог встать, тоже встали...»{196}

Об этом впоследствии вспоминала и сержант-связист Нина Бубнова: «А девушек наших, семь или восемь человек, фашисты на колы сажали»{197} .

Когда в ноябре сорок первого года войска 1-й танковой армии генерала фон Клейста отступали из Ростова, их путь был усеян трупами изнасилованных и убитых женщин-военнослужащих. «На дорогах лежали русские санитарки, — вспоминал рядовой 11-й танковой дивизии Ганс Рудгоф. — Их расстреляли и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные... На этих мертвых телах... были написаны похабные надписи»{198} .

Ту же самую картину можно было наблюдать под Москвой: в Кантемировке местные жители рассказали бойцам перешедшей в контрнаступление Красной Армии, как «раненую девушку-лейтенанта голую вытащили на дорогу, порезали лицо, руки, отрезали груди...»{199} .

Если же женщины по каким-либо причинам все же оформлялись как военнопленные, то их просто расстреливали. Один из таких редких — поскольку обычно женщин насиловали и убивали прежде, чем успевали оформить, — случаев произошел под Харьковом. Захватив нескольких женщин-военнослужащих, итальянцы проявили неожиданную галантность и насиловать их не стали, но в соответствии с соглашением между вермахтом и итальянской армией передали немцам. Армейское командование приказало всех женщин расстрелять. «Женщины другого и не ожидали, — вспоминал один из итальянских солдат. — Только попросили, чтобы им разрешили предварительно вымыться в бане и выстирать свое грязное белье, чтобы умереть в чистом виде, как полагается по старым русским обычаям. Немцы удовлетворили их просьбу. И вот они, вымывшись и надев чистые рубахи, пошли на расстрел...»{200}

Это один из редчайших случаев, когда мы сталкиваемся с проявленным германскими офицерами некоторым уважением к военнопленным; уважением, на которое по определению не могли рассчитывать советские недочеловеки.

Обычно все было иначе. В дневнике ефрейтора Пауля Фогта, чья 23-я танковая дивизия воевала неподалеку от Харькова, мы находим следующую запись:

«Этих девчонок мы связали, а потом их слегка поутюжили нашими гусеницами, так что любо было глядеть...»

Встревожились, заволновались люди, прочитавшие рассказ о Зое, увидевшие снимок погибшей героини. Болью и жалостью сердца людские наполнились и гневом великим, ненавистью жгучею к гитлеровским палачам и убийцам. Что греха таить, в первые месяцы войны в народе нашем жила, теплилась мысль, что немцы бывают всякие: и оголтелые фашисты-душегубы, и те, кто еще недавно поддерживал, голосовал за коммунистов и социал-демократов Германии на выборах, сжимал в кулак и поднимал правую руку в привычном салюте "Рот фронт!" Да, были и такие немцы, но и они теперь в железных, стальных колоннах вермахта маршировали, двигались на восток по нашей земле, неся с собой смерть, пожары, разруху. И хотя с первых дней войны доходили до советских людей сообщения о зверствах, злодеяниях гитлеровцев, но в это как-то верилось и не верилось. Ведь поле боя и все то, что оставалось к западу от линии фронта, заполняла, захватывала фашистская армия.

При наступлении Красной Армии советские воины все чаще и чаще видели пожарища, а в них сгоревшие, обугленные тела мирных жителей, попавших в плен к фашистам красноармейцев. В только что освобожденном от гитлеровцев Волоколамске наступавшие здесь танкисты-гвардейцы генерала Михаила Катукова обнаружили восемь повешенных гитлеровцами патриотов. Ими оказались, как стало известно позднее, восемь разведчиков воинской части 9903, командовал этой группой Константин Пахомов.

Их захватили в плен на окраине города гитлеровцы и после жестоких пыток, допросов, казнили для устрашения всех, кто не хотел покориться фашистскому "Новому порядку". Фотографии "неизвестных" патриотов из Волоколамска обошли все газеты страны. Молодой тогда кинооператор Роман Кармен снял на пленку похороны героев, тогда еще безымянных. Именно это помогло командирам воинской части 9903 опознать в замученных людях группу Константина Пахомова, которая числилась пропавшей без вести. Через несколько дней в газете "Правда" был опубликован Указ о награждении восьмерых героев Волоколамска, казненных гитлеровцами на Солдатской площади города 6 ноября 1941 Года, орденами Ленина, посмертно...

Народный гнев и жгучая ненависть к гитлеровским палачам ширилась, переплавлялась теперь в благородную ярость советских бойцов и командиров, устремленных вперед, на запад. На броне танков, самоходных орудий, на фюзеляжах боевых самолетов, авиабомбах и снарядах, посылаемых на головы немецко-фашистских захватчиков солдатами Красной Армии, были написаны в великом множестве слова: "За Зою!"

У воинов, гнавших врага с нашей земли, появился теперь особый, жгучий "интерес" к 197-й пехотной дивизии вермахта, особенно к 332-му полку, которым командовал подполковник Рюдерер. Это по его приказу и по своей "инициативе" солдаты и офицеры полка допрашивали, пытали, истязали Зою Космодемьянскую, гоняли ее босой в морозную ночь по снегу, строили посреди Петрищева виселицу, а затем казнили юную патриотку. Они сфотографировали все это злодейство, чтобы похваляться потом снимками, где и они, душегубы, -запечатлены были в то страшное морозное подмосковное утро 29 ноября 1941 года...

Советская разведка всех уровней и назначения (полковая, дивизионная, армейская, включая агентурную) старалась отследить, установить точнее, где в данный момент, на каком участке советско-германского фронта находится дивизия, полк гитлеровских палачей, убийц Зои Космодемьянской. И уже вскоре, в боях под Смоленском, 332-й полк подполковника Рюдерера был разгромлен советской армией. Был убит в бою и тот самый офицер-фотолюбитель, в его полевой сумке бойцы нашли фотографии всего гитлеровского злодейства в Петрищеве. Пять "поэтапных" снимков последних минут жизни Зои Космодемьянской были напечатаны во фронтовых и центральных газетах и вызвали новую волну гнева и возмущения нашего, сражающегося с фашиизмом, народа...

Уходя в бой, воины советские клялись, что будут сурово, беспощадно мстить за Зою. Вот что писал военный корреспондент газеты "Вперед на врага!" майор Долин 3 октября 1943 года:

"Несколько месяцев назад 332-й пехотный полк, солдаты и офицеры которого зверски замучили Зою, был отмечен на участке нашего фронта. Узнав, что перед ними стоит полк палача Рюдерера, казнившего Зою Космодемьянскую, бойцы поклялись не оставлять в живых ни одного из вояк этого проклятого полка. В боях под селом Вердино немецкий полк палачей нашей Зои был окончательно разгромлен. Сотни гитлеровских трупов остались в развороченных дзотах и траншеях. Когда у пленного унтер-офицера полка спросили, что он знает о казни юной партизанки, тот, дрожа от страха, залепетал:

Это сделал не я, это Рюдерер, Рюдерер...

Захваченный на днях другой солдат на допросе заявил, что в 332-м полку от тех, кто был под Москвой, участвовал в казни Зои Космодемьянской, уцелело лишь несколько человек..."

Святая, праведная месть находила гитлеровских палачей повсеместно — и на широком советско-германском фронте, и за линией фронта, в глубоком тылу. Там, в Белоруссии, Смоленской, Псковской, Новгородской, Ленинградской областях России, в Прибалтике, на Украине действовали боевые товарищи Зои Космодемьянской — диверсионно-разведывательные группы воинской части 9903 особого назначения. Летели под откос вражеские эшелоны с живой силой, боевой техникой и боеприпасами. И все это вам, палачи и убийцы, за нашу Зою!

Уже в 1944 году, во время операции "Багратион", 332-й немецкий пехотный полк, пополненный новыми вояками после очередной, "тотальной" мобилизации, был вновь разгромлен Красной Армией. Остатки этой проклятой народом нашим гитлеровской части оказались в Бобруйском "котле". И там были окончательно добиты, уничтожены совместными ударами армии и партизан Белоруссии. Там же нашел свой бесславный конец и подполковник Рюдерер...

И в глубоком советском тылу, там, где ковалось оружие Победы, где женщины, дети и старики делали все для того, чтобы поддержать, обеспечить фронт необходимым оружием, боеприпасами, продуктами, снаряжением росло, ширилось движение, стремление народное, людское:

"Отомстим за нашу Зою!", "Станем такими, как Зоя!"

На фабриках и заводах совсем юные слесари, токари, фрезеровщики, ткачихи, словом, весь наш трудовой, самоотверженный люд включал в свои бригады, звенья Зою Космодемьянскую, стараясь выполнить и перевыполнить ее, Зоину, трудовую норму. Это уже после войны, к двадцатилетию Победы советского народа над гитлеровской Германией зародилось, окрепло патриотическое движение, названное строкой из популярной тогда песни "За того парня!" Юноши и девушки, не видевшие ужасов войны, зачисляли павших Героев в свои трудовые коллективы. И работали хорошо, самоотверженно за себя и "За того парня"...

Мы знаем немало трудовых коллективов страны нашей, включивших в свой состав Зою Космодемьянскую, Елену Колесову, Веру Волошину и других Героев Отечества нашего. Подумалось, а почему бы сейчас, к Шестидесятилетию Великой Победы, не восстановить, вновь не начать это доброе дело?

Очень многое пришлось сделать в этом святом, праведном служении Памяти Героев Любови Тимофеевны Космодемьянской. Она часто бывала на фронте, выступала перед воинами переднего края, в армейских госпиталях, учебных заведениях, на заводах и фабриках. Горе матери Зои становилось нашим общим горем и болью, и руки крепче сжимали боевое оружие, хотелось быстрее подняться в бой, чтобы мстить беспощадно врагам и убийцам. То была наша святая праведная всенародная месть...

В боях против 197-й гитлеровской пехотной дивизии участвовал и брат Зои, лейтенант-танкист Александр Космодемьянский. Вот что писал в другой армейской газете "Уничтожим врага!" военный корреспондент майор Вершинин:

"Части Н-ского соединения добивают в ожесточенных боях остатки 197-й пехотной дивизии... Опубликованные в газете "Правда" пять немецких фотоснимков расправы гитлеровцев над Зоей вызвали новую волну гнева у наших бойцов, командиров. Здесь отважно сражается и мстит за сестру брат Зои — танкист, гвардии лейтенант Александр Космодемьянский. В последнем бою экипаж его танка "KB" первым ворвался во вражескую оборону, расстреливая и давя гусеницами гитлеровцев".

И так было до конца войны, святую, праведную месть несли на своих штыках советские воины, освобождая от ненавистного врага — гитлеровских убийц и палачей — свою родную землю и народы порабощенной Европы.

Не ушли от заслуженной кары и люди, предавшие свою Родину, перешедшие на службу к врагу, ставшие, как и немецкие убийцы, палачами своих же сограждан. Своими кровавыми делами особенно "прославилась" так называемая "русская рота" из особой команды гитлеровского палача Оскара Дирлевангера. Но об этом мы расскажем позднее в главе "Бригада проклятых".

Понес заслуженную кару Василий Клубков, предавший Зою Космодемьянскую. Он был в ноябре 1941 года в одной с ней диверсионно-разведывательной группе, должен был вместе с Зоей выполнять боевое задание в деревне Петрищево, где размещался штаб 332-го пехотного полка гитлеровцев, а также армейский узел связи и станция радиоперехвата. Захваченный в плен фашистами Клубков на первом же допросе рассказал о боевом задании группы, о Зое Космодемьянской, указал даже место, где она тогда находилась, готовя диверсию против оккупантов.

Клубков, сотворив свое черное дело предательства, (ему в "воспитательных целях" немцы приказали присутствовать на казни Зои), вскоре оказался в разведывательной школе вермахта под Смоленском. После краткой, но очень интенсивной подготовки Василия Клубкова перебросили в советский тыл с диверсионным заданием, но он был схвачен, разоблачен и предстал перед Военным Трибуналом, где ему пришлось рассказать о том, как он выдал фашистам Зою Космодемьянскую...

Не ушел от расплаты и немецкий прихвостень, староста деревни Петрищево- Сидоров. Он помог захватить в плен отважную разведчицу и даже участвовал в сооружении виселицы, на которой утром 29 ноября 1941 года гитлеровцы повесили нашу Героиню.

Кара народная и предателям и палачам Зои Космодемьянской была суровой и неотвратимой...

Даже среди пестрого многообразия жизненных историй этой войны случай Александра Мамалуя - особенный. Преуспевающий харьковский судья в одночасье бросил все и воюет на фронте. Причем воюет здорово - и не кем-нибудь, а снайпером 93-й отдельной механизированной бригады.

Особое понимание того, что Мамалуй - человек незаурядный, приходит, когда читаешь его Фейсбук. К тебе обращается человек, знающий цену людям и событиям на фронте и в тылу. Знающий и умеющий описать увиденное в ярких, выразительных очерках.

Поэтому, общаясь с Александром, можно было не размениваться на политкорректные вопросы в обтекаемой форме:

- Небось наслушались о себе штампованных пошлостей вроде: "судья Дредд", "судья-палач" - и тому подобное?

На самом деле это меня никак не задевает. Ничего оскорбительного в этом не вижу, так что пускай называют (смеется. - Е.К.).

Больше всего меня задевало другое. Я же в армию пошел еще в марте. Второго числа меня забрали на сборы, а потом прямо со сборов мобилизовали. И сначала была версия: "Ну, круто от люстрации пропетлял!" Ладно…Потом в мае я подал рапорт, чтобы меня отправили на фронт - и тут версии изменились.

- В какую сторону?

Типа: "Это он пиарится, чтобы в строевую часть перевестись и уже там пропетлять".

- Оригинальный способ "пропетлять"…

Ага. По месту постоянной дислокации части я пробыл три недели - и на фронт. Тут уже как бы стали догадываться, что там, где ежеминутно можно отловить пулю в башку, от люстрации не прячутся. И началось: "Да он всегда был адреналинщиком! Это он на сафари поехал, да еще и бесплатно!".

Ну, я не знаю, почему людям так трудно понять, что человек может пойти воевать за Родину…

"МАМА УЗНАЛА ОБО ВСЕМ, КОГДА Я УЖЕ ДВА МЕСЯЦА ВОЕВАЛ"

Возможно, потому, что эти люди сидят в тылу и воевать за эту самую Родину по своей воле ни за что не пойдут. Но я хотел спросить вас вот о чем. Несколько лет назад довелось быть в Харькове на круглом столе по судебной тематике. Обратил внимание на харьковских судей: хорошо одетые надменные господа. А у дверей офиса стояли дорогие машины, одна к одной. Такой автопарк, что мама не горюй. Я это к чему: вам ваши коллеги говорили: "Да ты что, с ума сошел?"

Ну, машина хорошая у меня тоже есть (улыбается. - Е.К.). А коллеги…знаете, коллеги образца марта и июля - это две большие разницы. Тогда, в марте, часто слышал: "Да зачем воевать? Да с кем воевать??". А в июле за эти же слова можно было просто получить в морду. И сейчас отношение очень хорошее. Когда бываю в Харькове, заезжаю в суд - и все очень хорошо относятся к тому, что я делаю.

На самом деле война показала: нужно воевать. Потому что у нас был - и у нас его нет. А ведь мы никому ничего плохого не сделали! Затем, ради того, чтобы отвлечь наше внимание от Крыма, начался военный конфликт на Донбассе. И это понимают многие. Я знаю человека, не буду говорить его должность, он занимает крупный пост в Харьковской силовой структуре. И в мирное время он жил, как и многие власть предержащие, деньги любил…Потом начался этот конфликт и у него в Крыму "отжали" дом. Понятно, что это его лично затронуло, и он теперь не то что патриот, он патриот из патриотов - столько он "сепаров" перехреначил! Он столько их поперезакрывал, что до сих пор в определенных местах подвалы полные, и обменивать можно очень многих на наших пленных.

Крым, он ведь многих задел. Я там с детства нырял, все юго-западное и южное побережье обнырял! У меня там ни клочка не было собственности, но это был мой личный, персональный Крым, мое детство! И за это мы будем драться до конца.

- Сколько времени заняло само принятие решения об уходе на фронт? И как к этому отнеслась ваша семья?

Докладываю: на принятие решения - сутки. Двадцать седьмого вечером принял решение, двадцать восьмого подал рапорт.

Семья узнала не сразу. Про то, что меня перевели в другую часть, им было известно, но про рапорт они узнали потом. Мама узнала об этом последней, когда из части пришло так называемое "письмо на родину". А на конверте было написано в разделе " обратный адрес ": " в/ч ПП В2830 Діюча армія ". Я к тому времени воевал уже два месяца.

- Что написали в письме?

- "Ваш сын…нормально…проявил…штурмовал такие-то населенные пункты…".

- И тут у мамы, наверное, схватило сердечко. Или вы успели предупредить?

На конверте было указано про "діючу армію". Хорошо, что она с утра со мною созванивалась, ведь если бы что-то случилось, то, наверное, письмо так быстро не успело бы дойти.

"ПРОФЕССИЯ АРМЕЙСКОГО СНАЙПЕРА ГОРАЗДО ЧИЩЕ, ЧЕМ У ДРУГИХ"

Вы служите снайпером, это очень особая профессиональная и личностная специализация, как вратарь в футболе. У вас до войны навыки снайперской стрельбы были?

Да. Я занимался стрельбой из винтовки достаточно долго, у меня свои четыре винтовки, из них одна - снайперская. Много стрелял, охотился. Это я могу. И в части мне эти три недели ставили фактически только тактику и маскировку.

- Какой винтовкой пользуетесь на фронте?

Обычная штатная винтовка СВД (снайперская винтовка Драгунова. - Е.К.) с прицелом ПСО-1, четырехкратным.

Один из волонтеров рассказывал мне следующее: "То, что у нас принято называть снайперской винтовкой (точнее, СВД), на сегодня ничего общего со снайпингом не имеет. С ее-то дальностью в 200-300, максимум 500 метров. Что получается: с той стороны снайперки, которые лупят с дальностью в километр, а у нас - 500 метров…Большие потери у снайперов были в Иловайске. Когда далеко за спинами врага стоит снайпер и стреляет по нашим. Причем он стоит в полный рост, не парясь, даже не нагибается! Потому что до него никто не дострельнет".

Что скажете по этому поводу?

Докладываю: Снайперская винтовка СВД с четырехкратным прицелом ПСО-1 имеет прицельную дальность 1300 метров. И в армейских условиях (у специализированных подразделений, антитеррористических и прочих, - свои задачи), как правило, огонь ведется на 600-800 метров. Можно стрелять и на тысячу, на 1300 метров - просто там уже в геометрической прогрессии возрастают погрешности и, соответственно, поправки. Но я всегда говорил - и говорю! - что я большой противник установки на СВД нештатных прицелов, каких-нибудь охотничьих, пусть и очень дорогих. Они не держат отдачу боевой винтовки (ведь боевые патроны значительно мощнее охотничьих) - через несколько десятков выстрелов у такого прицела высыпается линза, или "падает" прицельная сетка. "Родной" прицел ПСО-1, впервые пристрелянный на заводе именно к этой винтовке, для армейского снайпера позволяет решать те задачи, которые на него возлагаются в этом конфликте. Просто надо уметь стрелять.

А "домашняя" винтовка - это снайперская винтовка Мосина 1943 года выпуска с прицелом ПУ. Это прицел 3,5-кратный, и там нет возможности внесения таких быстрых поправок, как на СВД, нет шкалы расстояний…Но ничего, из него тоже можно стрелять! И снайперы Великой Отечественной войны это прекрасно подтвердили. А Номоконов (знаменитый советский снайпер, эвенк по национальности. - Е.К.), если я не ошибаюсь, первые 50 положил вообще с открытого прицела, с "механики". И только потом ему дали снайперскую винтовку…
Стрелять надо уметь - тогда можно будет стрелять.

- Вы только что употребили термин "положил". А скольких человек на этой войне положили вы?

Ни один из снайперов, который воюет в этом конфликте, не ответит на этот вопрос. Я придумал красивый ответ: "Об этом знают только я, командование и Бог".

А если так случится, что вы попадете в плен, сколько у вас шансов остаться в живых и быть обмененным на кого-нибудь из сепаратистов?

Ноль шансов.

- Снайперов в плен не берут?

Нет, будет смерть, небыстрая и неприятная. Поэтому я лично для себя этот вариант не учитываю. Умирать без глаз и пальцев как-то не хочется.

- У вас есть основания такое говорить?

Ну, это же не первый конфликт на постсоветском пространстве. Уже сформировались какие-то стереотипы, какие-то нормативы поведения. Мы об этом знаем, до нас это доводили, в том числе и ветераны предыдущих конфликтов. Мы воспринимаем это как неизбежный риск нашей работы.

Хотя на самом деле, если говорить откровенно, профессия армейского снайпера, она ведь чистая, гораздо чище, чем у других.

- Что вы имеете в виду?

Здесь практически исключена опасность ошибки: убить невиновного, гражданского, мирного. Мы стреляем в тех, кто с оружием в руках. В участников конфликта. Тот, кто в зоне конфликта берет оружие в руки, делает это для того, чтобы убивать. А значит, должен воспринимать возможность быть убитым спокойно.

- А с ситуацией, когда неприятель прикрывается мирными жителями, вы еще не сталкивались?

К счастью, нет. Если не считать, что те, кто сидит в Донецке, Луганске, - прикрываются мирными людьми. Вы же понимаете, что по заранее разведанным целям ведется огонь нашей артиллерии? И артиллерия - это не снайперская винтовка. Если бы эти "сепары" вышли в поле, оборудовали там укрепленные пункты, то мы бы по ним там стреляли. Никто бы по городам не стрелял. А если они там сидят - куда ж нам стрелять? Когда в 43-м освобождали эти территории от немцев - что, не бомбили? Не стреляли по ним артиллерией? Стреляли, потому что там немцы сидели…

- Вы на фронте приобрели немало друзей. А скольких из них вы потеряли?

- (Тяжело вздыхает. - Е.К.) Конкретно по моему взводу эта война прошлась катком. Всего во взводе 17 человек, снайперская рота маленькая…И в ней трое убито (в том числе командир взвода), шестеро пропало без вести (в том числе замкомвзвода, сержант). Нас осталось 8 человек, которые воюют.
В других взводах, к счастью, потери поменьше. Но там тоже есть убитые и раненные.

- Погибали, в основном, от пуль снайперов?

В моем взводе взводный убит разрывом крупного снаряда или мины. Он сначала считался пропавшим без вести, а потом его нашли.

Вася Ярославцев…Вова Янчук 10 июля под Карловкой был тяжело ранен осколком мины. Вася пытался его вытащить и был убит снайпером. Вова впоследствии в госпитале скончался от ран…

Знаменитый волонтер Хоттабыч рассказывал мне, что помимо крови в зоне АТО его больше всего мутит от запаха солярки, которой это война буквально провонялась. Еще он бросил курить. А есть ли у вас привычки, которые вы на этой войне приобрели или от которых избавились?

- (Задумчиво) Да, хороший вопрос…Знаете, я об этом как-то не думал. Какие-то, конечно, появились, потому что многие люди, которые знали меня до этого конфликта, говорят, что у меня сильно характер изменился.

- В хорошую сторону или в плохую?

В плохую, наверное, потому что привычка решать проблемы простыми средствами - она в мирное время может проявить себя не очень хорошо. И многие вернутся с войны с такой привычкой. Ведь там полутона практически отсутствуют. Все просто: там - враг, здесь - свои, и наше дело правое, потому что мы ничего плохого не делаем, ни у кого ничего не отбираем, воюем за свою землю.

А здесь… многие почему-то думают, что здесь нет войны, а война - только там. Это - ложь и заблуждение. Война - она везде, просто там - фронт, а здесь - тыл. Ну, вот если бы в 1942 кто-нибудь где-нибудь в Казани сказал: "А зачем воевать с Гитлером, с кем там воевать, что он сделал?" - его бы порвали! Поэтому, если здесь кто-нибудь такое говорит, это будет очень большая ошибка. Особенно в глазах того, кто только что вернулся из "горячей точки".

Да, я читал то, что вы думаете о тыле, о том, как бездумно он относится к войне и тому, что на ней происходит. Я по этому поводу вспомнил киношно-вайнеровского Фокса - бандита, который ходил по послевоенной Москве с орденом Отечественной войны, спекулируя на отношении людей к героям тех дней. Скажите, вы много видели таких людей у нас в тылу?

Не могу сказать, что я видел кого-нибудь из "ряженых", людей, которые в разговоре будут кричать "я воевал", в то время, как в действительности нигде не были. На самом деле, если ты там не был, то побывавший там вскроет твой обман за две минуты.

- Каким образом?

Просто по географическим названиям, по командирам, по обстоятельствам событий. Это невозможно подделать!

Конечно, будут такие, которые станут бить себя в грудь и кричать: "Я кровь мешками проливал!". Ничего, разберемся. Кто вернется - разберемся.

Звучит грозно, и я это от многих фронтовиков уже слышал: приедем, разберемся с теми, кто ничего здесь в тылу не делал, а только воровал и наживался.

Как вы себе это представляете? Многое вооруженных военных подходят к Банковой или Верховной Раде, берут ее кровавым штурмом - а что дальше? Знаете, не так много военных хунт впоследствии оказывались управленчески состоятельными…

Я думаю, как раз в таком формате этого не произойдет. Нашему народу - и, я думаю, вы со мной согласитесь - не свойственны вот такие спонтанные массовые выступления. Разве что пока его не достанут совсем крепко…И все-таки каждый будет возвращаться с войны один. Потому что и волны демобилизации будут разные (как в ту войну с немцами). Постепенно будут как-то люди интегрироваться…

Без эксцессов, разумеется, не обойдется. Но каждый на своем месте будет решать проблемы с той несправедливостью, с которой ему придется сталкиваться. С тем идиотизмом, с которым ему придется сталкиваться. Потому что придут люди, многие из которых поняли истинную цену происходящему и научились тому, что на самом деле человеку-то не очень много надо. Но это немногое у него должно быть.

- Что именно вы имеете в виду?

Свобода, возможность развиваться. Возможность жить достойно.

Об истинной цене происходящего может судить человек, смотревший, извините за пафос, смерти в лицо. Скажите, на фронте вы различаете трусость с одной стороны, и проявления человеческого страха - с другой? И сколько проявлений трусости вы видели на этой войне?

Скажу так: мне, как, наверное, и остальным военным, в основном приходится общаться внутри своего подразделения. И вот в моей снайперской роте я проявлений трусости ни у кого не замечал. При этом храбрость у каждого разная: у кого-то более "дурная", у кого-то - более взвешенная и разумная. Кто-то должен себя перебороть…У нас считается так: если даже человек внутри триста раз боится - но делает то, что надо, и так, как надо - значит, считается, что он не боится.

- Вы прибыли в родной Харьков в командировку - и как раз в день выборов. Голосовать ходили?

Я долго думал, идти ли голосовать. Я даже отвез на участок дочку, чтобы она проголосовала. Подождал ее - и уехал. Потому что все пацаны, которые там, на фронте, - они не имеют возможности голосовать. Так чего же я пойду голосовать? Разве я - не они?

Трудно сказать. А они, вполне возможно, сказали бы вам: брат, раз уж у тебя есть такая возможность, - сделай это!

Нет, я долго думал, идти или нет, но не пошел в знак протеста. И в знак солидарности.

- А если бы все-таки пошли - за кого бы проголосовали?

Дело в том, что я даже не знаю, кто баллотируется по моему округу из депутатов-физических лиц. А по списку партий отвечу однозначно: я бы голосовал за "Правый сектор".

- Почему?

По той простой причине, что я с ними воевал. И видел, как они воюют. Я с ними бок о бок брал Пески 24 июля, был двое суток на , когда ее брали 29-30 июля. Да и после этого. В одной цепи, что называется…

Евгений Кузьменко

…Эта история случилась поздней осенью 1943 года у деревни Турки-Перевоз, что в Невельском районе Псковской области, недалеко от границы с Беларусью. 21‑я гвардейская стрелковая дивизия, в которой воевал снайпер гвардии сержант Иван Ткачев, вела кровопролитные бои с противником на белорусском направлении. За два года оккупации немцы здесь сильно укрепились, понастроили землянок, дзотов и чувствовали себя в полной безопасности. Иван Терентьевич хорошо запомнил тот день.

Я занял позицию на левом фланге роты. Вместе с напарником Николаем Володиным замаскировались и стали наблюдать за передним краем немцев. Видим их землянки, умывальники. «Смотри, как весело они живут, - говорит Володин, - давай повеселим их». В прицел замечаю: немецкий офицер смотрит в нашу сторону. Стреляю. Он падает. Потом мы еще четырех офицеров убили - так в тот день сложилось. К вечеру идет очередной немец: повязка на правом глазу, сгорбленный. Пошатываясь, он нес ящик. Вдруг увидел убитых сослуживцев и застыл - оторопевший, жалкий. И тут выскакивает из землянки офицер и сбивает его с ног: мол, куда идешь, растяпа, здесь русские снайперы! И тут же рухнул замертво. Солдат упал, а я вижу: плачет… Говорю: «Коля! Давай не будем его убивать. Жалко что-то…».

Не мог тогда знать Иван Терентьевич, что через девять лет судьба вновь сведет его с этим немцем…

Родился Ваня Ткачев в 1922 году. Учился в школе, занимался стрелковым спортом. Стрелял метко, получил значок «Ворошиловский стрелок». Это означало: данный стрелок - снайпер!

«Снайпер» в переводе с английского означает «стрелок бекасов». Охота на эту маленькую болотную птицу семейства куликовых была широко распространена в Англии на рубеже XIX–XX веков. Специфика ее состояла в том, что охотник добывал дичь, умело замаскировавшись и отстреливая птиц не сходя с места. Неслучайно поэтому во время Второй мировой войны именно в английских войсках впервые появились снайперы - грозные и невидимые охотники за человеческими жизнями.

Иван Ткачев снайпером стал не сразу. Пошел на фронт в неполные 19 лет, попал в разведку.

Однажды появился на немецких позициях наглый фашист. Ходит по траншее не прячась. Расстояние до нее метров 800. Сколько ни стреляли - попасть не могут. Я взял обычную винтовку - и завалил с первого выстрела. Мне говорят: бросай разведку, Иван, иди воевать снайпером.

Так и получилось - определили командиры в снайперы. Вручили книжку снайперскую и снайперскую винтовку.

Это была винтовка Мосина с оптическим прицелом. Ветеран и сегодня отзывается об оружии, с которым шел фронтовыми дорогами, очень уважительно:

Била она исключительно точно. Можно было вогнать пулю в пулю. Никакие немецкие винтовки с цейсовской оптикой ей и в подметки не годились. Говорю так потому, что была у меня возможность пострелять из немецкой снайперской винтовки маузер. Дело было так. Появился у нас на участке снайпер немецкий. Убивает наших - никакого спасу нет. Решили выследить его. Там у них высотка была. Присмотрелся я однажды получше - ого: гильзы валяются, ствол винтовки виден. Но - никого нет. Позиция снайпера? Ждем. Появляется… Я начал прицеливаться, но он опередил меня. Выстрел - и прицел разбит.

К слову, Ивану Ткачеву немецкие снайперы 10 раз разбивали прицел. Но каждый раз он чудом избегал гибели, отделывался лишь царапинами. Потому что, нажав на курок, тут же нырял головой под прицел. В охоте опытных снайперов друг на друга все решали мгновения, и кто-то один обязательно не возвращался к своим.

Так воевали асы. А начинающие охотники гибли. Порой засыпая на позиции или выдавая себя суетой, усердием в погоне за легкими жертвами. Таких «снайперов на час», а, точнее, на день-два стало особенно много после Сталинградской битвы. Отдельным командирам тогда казалось, что снайпером может стать любой вооруженный винтовкой с оптическим прицелом. Оказалось, что это не так.

Насколько снайперов боготворили свои, настолько люто ненавидели и стремились уничтожить чужие. Немцы в этом отношении имели одно немаловажное преимущество. Цейсовский прицел с немецкой винтовки легко сбрасывался, и захваченный фашистский снайпер мог прикинуться в плену обыкновенным солдатом и спасти тем самым себе жизнь. Прицелы на винтовке Мосина крепились крепко. У захваченного с таким вооружением бойца шансов остаться в живых не было: снайперов в плен не брали…

Это особый немец был! Я поменял прицел. Снова ждем. Чуть высунулся - и я его уложил. К вечеру в поиск пошли наши разведчики. Я попросил, если получится, завернуть на высотку и принести документы убитого снайпера. Ребята принесли. Оказалось, это Отто Бауэр, обер-лейтенант, командир группы немецких снайперов. На винтовке была табличка.Смысл ее: убил 500 русских, пожелание - убей тысячу.

Командир группы передал винтовку врага Ивану Ткачеву. Пару-тройку немцев он из нее убил, но потом попросил вернуть «мосинку». Со своим оружием было как-то сподручнее.

Как правило, снайперы охотились не за солдатами. Их цель - офицеры, расчеты пулеметов, механики-водители, командиры танков, снайперы… Однажды Ивану Ткачеву повезло уничтожить высокопоставленного немца.

Получилось так. Мы вышли на передовое охранение, поближе к немецким позициям. Хорошо оттуда видно было. Смотрим - дорога, а по ней идет группа немецких офицеров. Впереди идет грузный такой немец, видно, что в больших чинах. Я говорю напарнику: «Первым бью грузного». Раз - и убил.

Оказалось, что под выстрел снайпера попал высокопоставленный представитель ставки, который прибыл на фронт с какой-то важной миссией.

Потом попала в наши руки их газета. Написано там было: русского, который убил нашего генерала, достать хоть из-под земли. И фотография того немца в черной рамке.

К этому времени на счету снайпера Ивана было 169 убитых фашистов. Среди них - 80 офицеров, 30 снайперов, остальные - солдаты. Мог быть и 170‑й. Но его гвардии сержант Иван пожалел…

Уже после войны Иван Ткачев поступил в юридическую академию в Москве. В 1952 году в парке Горького проходила выставка из ГДР. Отправился Иван Терентьевич с другом Поповым на выставку. И увидел немецкого экскурсовода, фигура которого показалась ему знакомой:

Говорю Попову: где-то его уже видел! Он отвечает: а давай подойдем. Подошли. А у немца глаз стеклянный, вставной. Разговорились. Он говорит: да, я был у деревни Турки-Перевоз. После госпиталя. Нес ящик с патронами. Мне кричат: ложись! А я не понял. Меня сбил с ног офицер. Его убили, а меня русский снайпер не тронул. Потом меня комиссовали, вот так и выжил. Ну я и сказал ему, что тем снайпером был я… Поговорили еще немного. Я отошел, а Попов рассказал немцу, что вместе, мол, учимся в юридической академии.

Через несколько месяцев вызвал Ткачева начальник особого отдела академии:

Вы что, с немцами переписываетесь?

Никак нет!

А вот смотрите: письмо на ваше имя пришло.

На адрес академии пришло письмо из ГДР.

Письмо было от матери того солдата. А на фото - тот самый солдат, его жена и дочери. На обороте написано: «Посмотрите на эту фотографию. Три девочки. Их могло и не быть, если бы вы тогда не сохранили жизнь их отцу. Приезжайте к нам в гости».

Времена были строгие, и вместо поездки в Германию Ивану Ткачеву «светило» долгое путешествие в Сибирь.

Но архивы, фронтовые командиры подтвердили снайперское прошлое слушателя академии, и судьба бывшего гвардии сержанта осталась неизменной.

Впрочем, тот случай в снайперской биографии Ткачева был не единственным. Однажды попал в его прицел вражеский снайпер. Только прицелился, как заметил, что волосы у немца… длинные.

Девушка-снайпер! Напарник говорит: «Бей!». Да ты что, отвечаю, ведь девушка! «Ну так она сейчас тебя снимет!» Я и выстрелил - в прицел. Разбил его и руку ей, похоже, поранил. Но хоть жива осталась. Вызывают меня в особый отдел дивизии: почему вы не убили фашистку? Так, говорю, женщина, ведь жалко ее стало. Спасибо, командир дивизии заступился: стрелял же, мол, ранил, вывел из строя…

В тот же год на фронт в 21-ю дивизию приехала большая группа советских женщин-снайперов. Одна из них - Маша Аксенова - стала ученицей Ивана Ткачева.

Она очень хотела снайпера убить. Я говорю: не торопись, пока ты сама только цель для немца. Однажды она без моего ведома взяла винтовку и пошла на охоту за снайпером. И он ее убил. Это вообще страшная вещь, когда девушку убивают. Все мы плакали…

Судьба не раз испытывала Ивана Ткачева на прочность. Однажды вместе с напарником Николаем Володиным и наблюдателем Ахмедовым они целый день провели в засаде у переднего края немцев. Подстрелили несколько пехотинцев и, похоже, даже снайпера. Когда возвращались, вышли случайно на минное поле. Проволочку обнаружил наблюдатель, и они прошли, переступая через «растяжки». Остановились у речушки, припали к воде - целый день маковой росинки во рту не было.

И вдруг слышим: «Руки вверх!». По-русски говорят… Оказалось - власовцы. Они связали нам руки и повели в плен. Опять же через минное поле. Мы-то знали, что здесь мины, а они - нет. Мы впереди - они сзади. Ну и напоролись власовцы на мину. А мы целые и невредимые вернулись и рассказали всю историю своего 20‑минутного пленения. Мне потом эта история аукнулась. Особист в личное дело всунул бумажку о том, что я 20 минут был в плену. Выяснилось это, когда поступал в артиллерийское училище. Хорошо, комдив был человек умный - просто убрал эту справку из дела. А то не быть бы мне офицером.

Снайперская биография гвардии старшего сержанта Ивана Ткачева закончилась в апреле 1944 года.

Выйдя на очередную охоту, он оказался под мощным артобстрелом. Похоже, немцы специально били по его позиции. Контуженного, его вытащил с поля боя старшина медицинской службы Илья Федотов, имя и фамилию которого он запомнил на всю жизнь. После госпиталя хотел опять взять в руки снайперскую винтовку, но его перехватило артиллерийское командование своей же части и назначило командиром расчета противотанкового орудия.

К слову, не всегда удачный выстрел фиксировался в снайперской книжке, которую имел стрелок. Его должны были документально заверить наблюдатель-телохранитель, сопровождающий снайпера, командир роты, в расположении которой он действовал. Например, 11 декабря 1945 года армейская газета 3‑й ударной армии «Фронтовик» написала в заметке «Наш снайпер Иван Ткачев» о том, как «в течение дня гвардии старший сержант Иван Ткачев убил в ходе боя 28 немцев». В официальный личный зачет снайпера они не попали, поскольку он действовал вместе с пехотой как обычный стрелок.

Потом было артиллерийское училище, учеба в юридической академии. По ее окончании служба ныне полковника в отставке Ивана Терентьевича Ткачева была связана с Беларусью.

Последняя армейская должность - военный прокурор 28‑й общевойсковой армии, штаб которой находился в Гродно.

Сегодня ветеран живет в Бресте.