Для служат приставки русском языке. Правило приставки служат. Суффиксы. Приставки. Виды, примеры, правописание

СКАЗАНИЕ О МАМАЕВОМ ПОБОИЩЕ

Начало повести о том, как даровал бог победу государю великому князю Дмитрию Ивановичу за Доном над поганым Мамаем и как молитвами пречистой богородицы и русских чудотворцев православное христианство - Русскую землю бог возвысил, а безбожных агарян посрамил.

Хочу вам, братья, поведать о брани недавней войны, как случилась битва на Дону великого князя Дмитрия Ивановича и всех православных христиан с поганым Мамаем и с безбожными агарянами. И возвысил бог род христианский, а поганых унизил и посрамил их дикость, как и в старые времена помог Гедеону над мадиамами и преславному Моисею над фараоном. Надлежит нам поведать о величии и милости божьей, как исполнил господь пожелание верных ему, как помог великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Владимиру Андреевичу над безбожными половцами и агарянами.

Попущением божьим, за грехи наши, по наваждению дьявола поднялся князь восточной страны, по имени Мамай, язычник верой, идолопоклонник и иконоборец, злой преследователь христиан. И начал подстрекать его дьявол, и вошло в сердце его искушение против мира христианского, и подучил его враг, как разорить христианскую веру и осквернить святые церкви, потому что всех христиан захотел покорить себе, чтобы не славилось имя господне средь верных богу. Господь же наш, бог, царь и творец всего сущего, что пожелает, то и исполнит.

Тот же безбожный Мамай стал похваляться и, позавидовав второму Юлиану-отступнику, царю Батыю, начал расспрашивать старых татар, как царь Батый покорил Русскую землю. И стали ему сказывать старые татары, как покорил Русскую землю царь Батый, как взял Киев и Владимир, и всю Русь, славянскую землю, и великого князя Юрия Дмитриевича убил, и многих православных князей перебил, а святые церкви осквернил и многие монастыри и села пожег, а во Владимире соборную церковь златоверхую пограбил. И так как был ослеплен он умом, то того не постиг, что, как господу угодно, так и будет: так же и в давние дни Иерусалим был пленен Титом-римлянином и Навуходоносором, царем вавилонским, за прегрешения и маловерие иудеев, - но не бесконечно гневается господь и не вечно он карает.

Узнав все от своих старых татар, начал Мамай поспешать, дьяволом распаляемый непрестанно, ополчаясь на христиан. И, забывшись, стал говорить своим алпаутам, и есаулам, и князьям, и воеводам, и всем татарам так: «Я не хочу так поступить как Батый, но когда приду на Русь и убью князя их, то какие города наилучшие достаточны, будут для нас - тут и осядем, и Русью завладеем, тихо и беззаботно заживем», - а не знал того, проклятый, что Господня рука высока.

И через несколько дней перешел он великую реку Волгу со всеми силами, и другие многие орды к великому воинству своему присоединил и сказал им: «Пойдем на Русскую землю и разбогатеем от русского золота!» Пошел же безбожный на Русь, будто лев, ревущий ярясь, будто неутолимая гадюка злобой дыша. И дошел уже до устья реки. Воронежа, и распустил всю силу свою, и наказал всем татарам своим так: «Пусть не пашет ни один из вас хлеба, будьте готовы на русские хлеба!»

Прознал же о том князь Олег Рязанский, что Мамай кочует на Воронеже и хочет идти на Русь, на великого князя Дмитрия Ивановича Московского. Скудость ума была в голове его, послал сына своего к безбожному Мамаю с великою честью и с многими дарами и писал грамоты свои к нему так: «Восточному великому и свободному, царям царю Мамаю - радоваться! Твой ставленник, тебе присягавший Олег, князь рязанский, много тебя молит. Слышал я, господин, что хочешь идти на Русскую землю, на своего слугу князя Димитрия Ивановича Московского, устрашить его хочешь. Теперь же, господин и пресветлый царь, настало твое время: золотом, и серебром, и богатством многим переполнилась земля Московская, и всякими драгоценностями твоему владению на потребу. А князь Димитрий Московский - человек христианский - как услышит слово ярости твоей, «то отбежит в дальние пределы свои: либо в Новгород Великий, или на Белоозеро, или на Двину, а великое богатство московское и золото - все в твоих руках будет и твоему войску на потребу. Меня же, раба твоего, Олега Рязанского, власть твоя пощадит, о царь: ведь ради тебя я крепко устрашаю Русь и князя Димитрия. И еще просим тебя, о царь, оба раба твои, Олег Рязанский и Ольгерд Литовский: обиду приняли мы великую от этого великого князя Димитрия Ивановича, и как бы мы в своей обиде твоим именем царским ни грозили ему, а он о том не тревожится. И еще, господин наш царь, город мой Коломну он себе захватил - и о всем том, о царь, жалобу воссылаем тебе».

И другого послал скоро своего вестника князь Олег Рязанский со своим письмом, написано же в грамоте было так: «К великому князю Ольгерду Литовскому - радоваться великою радостию! Известно ведь, что издавна ты замышлял на великого князя Димитрия Ивановича Московского, с тем чтобы изгнать его из Москвы и самому завладеть Москвою. Ныне же, княже, настало наше время, ибо великий царь Мамай грядет на него и на землю его. И сейчас, княже, присоединимся мы оба к царю Мамаю, ибо знаю я, что царь даст тебе город Москву, да и другие города, что поближе к твоему княжеству, а мне отдаст он город Коломну, да Владимир, да Муром, которые к моему княжеству поближе стоят. Я же послал своего гонца к царю Мамаю с великою честью и со многими дарами, так же и ты пошли своего гонца, и что у тебя есть из даров, то пошли ты к нему, грамоты свои написав, а как - сам знаешь, ибо больше меня понимаешь в том».

Князь же Ольгерд Литовский, прознав про все это, очень рад был великой похвале друга своего князя Олега Рязанского и отправляет быстро посла к царю Мамаю с великими дарами и подарками для царских забав. А пишет свои грамоты так: «Восточному великому царю Мамаю! Князь Ольгерд Литовский, присягавший тебе, много тебя молит. Слышал я, господин, что хочешь наказать свой удел, своего слугу, московского князя Димитрия, потому и молю тебя, свободный царь, раб твой: великую обиду наносит князь Димитрий Московский улуснику твоему князю Олегу Рязанскому, да и мне также большой вред чинит. Господин царь, свободный Мамай! Пусть придет власть твоего правления теперь и в наши места, пусть обратится, о царь, твое внимание на наши страдания от московского князя Димитрия Ивановича».

Помышляли же про себя Олег Рязанский и Ольгерд Литовский, говоря так: «Когда услышит князь Димитрий о приходе царя, и о ярости его, и о нашем союзе с ним, то убежит из Москвы в Великий Новгород, или на Белоозеро, или на Двину, а мы сядем в Москве и в Коломне. Когда же царь придет, мы его с большими дарами встретим и с великою честью, и умолим его, возвратится царь в свои владения, а мы княжество Московское по царскому велению разделим меж собою - то к Вильне, а то к Рязани, и даст нам царь Мамай ярлыки свои и потомкам нашим после нас». Не ведали ведь, что замышляют и что говорят, как несмышленые малые дети, не ведающие божьей силы и господнего предначертания. Ибо воистину сказано: «Если кто к богу веру с добрыми делами и правду в сердце держит и на бога уповает, то такого человека господь не предаст врагам в уничижение и на осмеянье».

Государь же князь великий Дмитрий Иванович - добрый человек - образцом был смиренномудрия, небесной жизни желал, ожидая от бога грядущих вечных благ, не ведая того, что на него замышляют злой заговор ближние его друзья. О таких ведь пророк и сказал: «Не сотвори ближнему своему зла и не рой, не копай врагу своему ямы, но на бога-творца надейся, господь бог может оживить и умертвить».

Пришли же послы к царю Мамаю от Ольгерда Литовского и от Олега Рязанского и принесли ему большие дары и грамоты. Царь же принял дары и письма благосклонно и, заслушав грамоты и послов почтя, отпустил и написал ответ такой: «Ольгерду Литовскому и Олегу Рязанскому. За дары ваши и за восхваление ваше, ко мне обращенное, каких захотите от меня владений русских, теми одарю вас. А вы в верности мне присягните и скорее идите ко мне и одолейте своего недруга. Мне ведь ваша помощь не очень нужна: если бы я теперь пожелал, то своею силою великою я бы и древний Иерусалим покорил, как прежде халдеи. Теперь же поддержать вас хочу моим именем царским и силою, а вашею клятвой и властью вашей разбит будет князь Дмитрий Московский, и грозным станет имя ваше в странах ваших моею угрозой. Ведь если мне, царю, предстоит победить царя, подобного себе, то мне подобает и надлежит царскую честь получить. Вы же теперь идите от меня и передайте князьям своим слова мои».

Время чтения: ~9 мин.

Начало повести о том, как даровал бог победу государю великому князю Дмитрию Ивановичу за Доном над поганым Мамаем и как молитвами пречистой богородицы и русских чудотворцев православное христианство - Русскую землю бог возвысил, а безбожных агарян посрамил.

Князь восточной страны Мамай, язычник и злой преследователь христиан, решает по наущению дьявола идти на Русскую землю. Князь Олег Рязанский, ставленник Мамая, и князь Ольгерд Литовский, также присягавший Мамаю, узнав об этом, отправляют к Мамаю послов с богатыми дарами и заявляют о своей готовности присоединиться к его войску, ибо они надеются, что Мамай отдаст Ольгерду Москву и близлежащие города, а Олегу Рязанскому Коломну, Владимир и Муром. Олег и Ольгерд уверены в том, что князь Дмитрий Иванович Московский не решится выступить против Мамая и убежит из Москвы, оставив свои земли неприятелю. Прослышав о том, что Мамай с бесчисленным войском надвигается на Русь, князь Дмитрий посылает в Боровск за своим братом, князем Владимиром Андреевичем, а также за всеми русскими князьями, воеводами и служилыми людьми. Князь Дмитрий рассказывает митрополиту Киприану, что ни в чём не провинился перед Мамаем и выплатил ему дань, как следовало по уговору и даже сверх того. Киприан же советует князю смириться и послать Мамаю столько золота, сколько есть, а если Мамай и после этого пойдёт на Русь войной, то его поразит сам Господь, который дерзким противится, а смиренным помогает.

Князь Дмитрий слушается совета и посылает навстречу Мамаю Захария Тютчева, дав ему много золота. Однако Захарий, добравшись до Рязани, узнаёт, что князья Олег Рязанский и Ольгерд Литовский присоединились к Мамаю, и тайно посылает к Дмитрию гонца с этой вестью. Князь сообщает обо всём митрополиту Киприану и призывает к себе на службу воинов со всей Русской земли, чтобы они прибыли в Коломну на Успение святой Богородицы. Сам же князь Дмитрий вместе с братом и всеми русскими князьями отправляется к живоначальной Троице, к своему духовному отцу преподобному старцу Сергию. Тот окропляет его водой, освящённой с мощей святых мучеников Флора и Лавра, и говорит ему так, чтобы никто не слышал, что князь победит врага. По просьбе князя игумен Сергий даёт ему двух воинов из монашеской братии - Александра Пересвета и Андрея Ослябю.

Князь возвращается в Москву и, представ перед митрополитом Киприаном, тайно сообщает ему, что старец Сергий предрёк ему победу над врагом и благословил всё православное воинство. Благословив князя на поход против татар, митрополит посылает богосвященный собор с крестами, святыми иконами и освящённой водой во Фроловские, Никольские и Константино-Еленинские ворота, чтобы каждый воин вышел из них благословенным и окроплённым святой водой.

Добравшись до Коломны, князь распределяет полки, назначает им воевод и, взяв благословение от архиепископа коломенского Геронтия, переходит через Оку со всем войском, в молитве призывая на помощь своих родственников, святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Князья же Олег Рязанский и Ольгерд Литовский, узнав о том, что князь Дмитрий с большим войском идёт к Дону против Мамая, начинают сомневаться в успехе похода Мамая: они не спешат присоединиться к его войску и выжидают исхода сражения. В то же время князья Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский, Ольгердовичи, нелюбимые своим отцом из-за их мачехи и принявшие святое крещение, узнают о том, что татары идут на Русь и решают присоединиться к православному воинству князя Дмитрия.

Князь, возрадовавшись, посылает в Москву митрополиту Киприану весть о том, что Ольгердовичи пришли к нему со своими войсками, а отца своего оставили. Князь Дмитрий советуется с братом Владимиром и с Ольгердовичами, переходить ли ему Дон или нет. Те убеждают его, что если он хочет твёрдого войска, то необходимо перейти Дон, ибо тогда ни у кого не будет мысли об отступлении. Русское войско переправляется через Дон, а разведчики сообщают, что татары уже близко и знают о том, что князь Дмитрий собрал против них большие силы. Князь ездит по полкам с воеводами и призывает воинов постоять за Русь и православную веру, не щадя жизни.

В ночь светоносного праздника Рождества пресвятой Богородицы Фома Кацибей, разбойник, которого князь Дмитрий за мужество отличил и поставил на реке Чурове для охраны от татар, удостаивается дивного видения. Бог, желая исправить Фому, показывает ему, как с востока движется большое облако, словно какие-то войска идут на запад, а с юга приходят двое юношей в светлых багряницах, с сияющими ликами и держат в руках острые мечи. Юноши грозно требуют ответа от предводителей войска, спрашивая их, кто позволил им нападать на их отечество, и всех их рубят мечами, так что ни один недруг не спасается. Фома наутро рассказывает о своём видении князю и с тех пор становится благоразумным и верует в Бога.

Князь Дмитрий отсылает своего брата князя Владимира вместе с Дмитрием Волынцем вверх по Дону в дубраву, чтобы они затаились там со своими полками. А в восьмой день сентября, в праздник Рождества пресвятой Богородицы, на рассвете, оба войска, русское и татарское, встают друг против друга на поле Куликовом. Земля страшно стонет, предрекая грозу, и поле Куликово прогибается, а реки выступают из берегов, ибо никогда не было в том месте такого несметного числа людей. Посланник от преподобного старца Сергия передаёт князю грамоты с благословением и хлебец пречистой Богородицы, и князь громогласно возносит молитву ко святой Троице и к Богородице и просит их помощи и заступничества. Потом князь, вопреки всем уговорам, садится на коня и встаёт впереди своих ратников, чтобы биться в первых рядах. На ступает третий час дня.

Из татарского войска выезжает злой печенег пяти сажен ростом, а с русской стороны, по велению игумена Сергия, выходит монах Александр Пересвет, вооружённый схимой. Они бросаются друг на друга, ударяются копьями и оба падают с коней замертво. Князь Дмитрий призывает своих воинов показать свою храбрость, и оба войска сходятся и начинается битва.

В седьмом часу татары начинают одолевать. Князь Владимир, затаившийся со своими воинами в дубраве, порывается выйти брату на подмогу, но Дмитрий Волынец удерживает его, говоря, что ещё не время. Когда же наступает восьмой час, их свежие силы нападают на татар, и те не выдерживают натиска и бегут с поля боя. Мамай призывает своих богов: Перуна, Салавата, Раклия, Хорса и своего пособника Магомета, но нет ему от них помощи. Он убегает, и ему удаётся уйти от погони.

Так победил татар князь Дмитрий милостью Бога и пречистой Божьей матери и помощью святых Бориса и Глеба, которых видел Фома Кацибей. Князя Дмитрия находят в дубраве, избитого и израненного, и он повелевает воинам похоронить товарищей, чтобы тела христианские не стали добычей диких зверей.

Русское войско стоит на поле брани восемь дней, пока воины хоронят своих ближних. А Мамай возвращается в свою землю, собирает оставшиеся силы и хочет снова идти на Русь войной, но узнаёт, что царь Тохтамыш с востока идёт на него. Тохтамыш разбивает войско Мамая на Калке, Мамай убегает в Кафу, утаив своё имя, но его опознают и убивают. Ольгерд, прослышав о славной победе князя Дмитрия, со стыдом возвращается в свои владения. Олег Рязанский, боясь, что князь Дмитрий пошлёт на него своё войско, убегает из своей вотчины, а когда рязанцы бьют челом великому князю, тот сажает в Рязани своих наместников. Пересказала Л. В. Виглянская

Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русский фольклор. Русская литература XI−XVII веков / Ред. и сост. В. И. Новиков. - М. : Олимп: ACT, 1998. - 608 с.

Задонщина

Время чтения: ~7 мин.

Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его, князе Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая.

Великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, князем Владимиром Андреевичем, был на пиру у московского воеводы. И молвил он: «Пришла к нам весть, братья, что царь Мамай стоит у быстрого Дона, пришёл он на Русь и хочет идти на нас в Залесскую землю». И великий князь и брат его, помолившись Богу, закалив сердца своим мужеством, собрали храбрые полки русские. К славному городу Москве съехались все русские князья и сказали: «У Дона стоят татары поганые, Мамай-царь у реки Мечи, хотят реку перейти и с жизнью своей расстаться нам во славу». И обратился великий князь Дмитрий Иванович к брату: «Пойдем туда, испытаем храбрецов своих и реку Дон кровью наполним за землю Русскую и за веру христианскую».

Что шумит, что гремит рано пред рассветом? То князь Владимир Андреевич полки строит и ведёт их к великому Дону. И напутствовал его князь великий Дмитрий Иванович: «Воеводы у нас уже поставлены - семьдесят бояр, и отважны князья белозерские, да оба брата Ольгердовичи, да Дмитрий Волынский, а воинов с нами - триста тысяч латников. Дружина в боях испытанная, и все, как один, готовы головы свои положить за землю за Русскую».

Уже ведь те соколы и кречеты и белозерские ястребы за Дон скоро перелетели и ударили по несметным стадам гусиным и лебединым. То ведь были не соколы, не кречеты-то обрушились русские князья на силу татарскую. И ударили копья калёные о доспехи татарские, и загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом, на речке Непрядве.

Черна земля под копытами, костями татарскими поля усеяны, а кровью их земля залита. На том поле грозные тучи сошлись, а из них беспрерывно молнии сверкали и гремели громы великие. Не туры возревели у Дона на поле Куликовом. То ведь не туры побиты, а посечены князья русские, и бояре, и воеводы великого князя Дмитрия Ивановича. Пересвета-чернеца, брянского боярина, на судное место привели. И сказал Пересвет-чернец: «Лучше нам убитыми быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!».

В ту пору по рязанской земле около Дона ни пахари, ни пастухи в поле не кличут, лишь вороны не переставая каркают над трупами человеческими, страшно и жалостно было тогда это слышать; и трава кровью залита была, а деревья от печали к земле склонились. Запели птицы жалостные песни - запричитали все княгини, и боярыни, и все воеводские жёны по убитым. Так говорили они: «Можешь ли ты, господин, князь великий, вёслами Днепр загородить, а Дон шлемами вычерпать, а Мечу-реку трупами татарскими запрудить? Замкни, государь, у Оки-реки ворота, чтобы больше поганые татары к нам не ходили. Уже ведь мужья наши побиты на ратях». Жена Микулы Васильевича, московского воеводы, Марья плакала на забралах стен московских, так причитая: «О Дон, Дон, быстрая река, принеси на своих волнах моего господина Микулу Васильевича ко мне!».

И, бросив клич, ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар. И восхвалил он брата своего: «Брат, Дмитрий Иванович! В злое время, горькое ты нам крепкий щит. Не уступай, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Не медли со своими боярами». И сказал князь Дмитрий Иванович: «Братья, бояре и воеводы, здесь ваши московские сладкие мёды и великие места! Тут-то и добудьте себе места и жёнам своим. Тут, братья, старый должен помолодеть, а молодой честь добыть». И тогда, как соколы, стремглав полетели на быстрый Дон. То ведь не соколы полетели: поскакал великий князь со своими полками за Дон, а за ним всё русское войско.

И начал тогда великий князь наступление. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. И вот поганые бросились вспять. Ветер ревёт в стязах великого князя Дмитрия Ивановича, татары спасаются бегством, а русские сыновья широкие поля кликом огородили и золочёными доспехами осветили. Уже встал тур на бой! Тут рассыпались татары в смятении и побежали непроторенными дорогами в лукоморье, скрежеща зубами и раздирая лица свои, так приговаривая: «Уж нам, братья, в земле своей не бывать, и детей своих не видать, и жён своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю, а целовать нам зелёную мураву, а в Русь ратью нам не хаживать и даней нам у русских князей не прашивать».

Теперь уже русские сыновья захватили татарские доспехи и коней, и вина, тонкие ткани и шелка везут жёнам своим. Уже по русской земле разнеслось веселье и ликованье. Одолела слава русская хулу поганых. И метнулся жестокий Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фряги: «Пришёл ты на русскую землю с большими силами, с девятью ордами и с семьюдесятью князьями. Но, видно, тебя князья русские крепко попотчевали: нет с тобой ни князей, ни воевод! Беги-ка ты, поганый Мамай, от нас за тёмные леса».

Как милый младенец у матери своей земля русская: его мать ласкает, за баловство розгой сечёт, а за добрые дела хвалит. Так Господь Бог помиловал князей русских, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Доном и Днепром на поле Куликовом, на речке Непрядве. И сказал великий князь Дмитрий Иванович: «Братья, положили вы головы свои за землю за Русскую и за веру христианскую. Простите меня и благословите в этом веке и в будущем. Пойдём, брат Владимир Андреевич, во свою Залесскую землю к славному городу Москве и сядем на своём княжении, а чести и славного имени мы добыли». Пересказала Н. Б. Виноградова

Ледовое побоище и другие «мифы» русской истории Бычков Алексей Александрович

«Сказание о мамаевом побоище»

«Сказание о мамаевом побоище»

Основной памятник Куликовского цикла - «Сказание о Мамаевом побоище» - впервые был опубликован в 1829 г. Это был вариант Основной редакции «Сказания…», условно называемый «Печатным» (так как именно этот вариант оказался напечатанным впервые), который отличается обилием заимствований из «Задонщины». Эта публикация прежде всего обратила на себя внимание тем, что в напечатанном памятнике не только отдельные слова, но и целые фразы и обороты совпадали со «Словом о полку Игореве».

О чем рассказывает «Сказание о Мамаевом побоище»?

Языческий князь Мамай решил по попущению Господа покорить христиан.

«Попущением божьим, за грехи наши, по наваждению дьявола поднялся князь восточной страны по имени Мамай, язычник верой, идолопоклонник и иконоборец, злой преследователь христиан. И начал подстрекать его дьявол, и вошло в сердце его искушение против мира христианского, и подучил его враг, как разорить христианскую веру и осквернить святые церкви, потому что всех христиан захотел покорить себе, чтобы не славилось имя господне у верных господу. Господь же наш бог, царь и творец всего сущего, что пожелает, то и совершит».

А тот безбожный Мамай позавидовал царю Батыю, но решил не разграблять Русь, а захватить и осесть в русских городах наравне с русскими дворянами. «Тихо и безмятежно заживем».

И переправился он с левого берега Волги на правый берег.

И пришел на устье реки Воронеж, где решил пробыть до осени.

Скудость ума была в голове князя Олега Рязанского, послал он сына своего к безбожному Мамаю с великою честью и со многими дарами и писал грамоты свои к нему так:

«Восточному великому и свободному царям царю Мамаю - радоваться! Твой ставленник, тебе присягавший Олег, князь рязанский, много тебя молит. Слышал я, господин, что хочешь идти на Русскую землю, на своего слугу князя Димитрия Ивановича Московского, устрашить его хочешь. Теперь же, господин и пресветлый царь, настало твое время: золотом, и серебром, и богатством многим переполнилась земля Московская и всякими драгоценностями, твоему владению на потребу. А князь Дмитрий Московский - человек христианский, как услышит слово ярости твоей, то отбежит в дальние пределы свои: либо в Новгород Великий, или на Белоозеро, или на Двину, а большое богатство московское и золото - все в твоих руках будет и твоему войску на потребу. Меня же, раба твоего, Олега Рязанского, власть твоя пощадит, о, царь: я ведь для тебя сильно устрашаю Русь и князя Дмитрия. И еще просим тебя, о, царь, оба раба твоих, Олег Рязанский и Ольгерд Литовский: обиду приняли мы великую от этого великого князя Дмитрия Ивановича, и как бы мы в своей обиде твоим именем царским ни грозили ему, а он о том не тревожится. И еще, господин наш царь, город мой Коломну он себе захватил - и о том обо всем, о, царь, жалобу воссылаем тебе».

Коломна. Рисунок Олеария

И другого тоже послал скоро своего вестника князь Олег Рязанский со своим письмом, написано же в грамоте так: «К великому князю Ольгерду Литовскому - радоваться великою радостью! Известно ведь, что издавна ты замышлял на великого князя Дмитрия Ивановича Московского, с тем, чтобы изгнать его из Москвы и самому завладеть Москвою. Ныне же, княже, настало время наше, ибо великий царь Мамай грядет на него и на землю его. Теперь же, княже, мы оба присоединимся к царю Мамаю, ибо знаю я, что царь даст тебе город Москву, да и другие города, что поближе к твоему княжеству, а мне даст город Коломну, да Владимир, да Муром, которые к моему княжеству поближе стоят. Я же послал своего гонца к царю Мамаю с великою честью и со многими дарами, так же и ты пошли своего гонца, и что у тебя есть из даров, то пошли ты к нему, грамоты свои написав, а как - сам знаешь, ибо больше меня понимаешь в том».

Князь же Ольгерд Литовский, узнав все это, очень рад был высокой похвале друга своего князя Олега Рязанского, и отправляет он быстро посла к царю Мамаю с великими дарами и подарками для царских забав. А пишет свои грамоты так:

«Восточному великому царю Мамаю! Князь Ольгерд Литовский, присягавший тебе, очень тебя просит. Слышал я, господин, что хочешь наказать свой удел, своего слугу, московского князя Дмитрия, потому и молю тебя, свободный царь, раб твой, что великую обиду наносит князь Дмитрий Московский улуснику твоему князю Олегу Рязанскому, да и мне также много вреда причиняет. Господин царь свободный Мамай! Пусть придет власть твоего правления теперь и в наши места, пусть обратится, о, царь, твое внимание на наши страдания от московского князя Дмитрия Ивановича».

Помышляли же про себя Олег Рязанский и Ольгерд Литовский, говоря так: «Когда услышит князь Дмитрий о приходе царя, и ярости его, и о нашем союзе с ним, то убежит из Москвы в Великий Новгород, или на Белоозеро, или на Двину, а мы сядем в Москве и в Коломне. Когда же царь придет, мы его с большими дарами встретим и с великою честью и умолим его, и возвратится царь в свои владения, а мы княжество Московское по царскому велению разделим меж собою - то к Вильне, а то к Рязани, и даст нам царь Мамай ярлыки свои и потомкам нашим после нас». Не ведали ведь, что замышляют и что говорят, как несмышленые малые дети, не ведающие божьей силы и господнего предначертания. Ибо воистину сказано: «Если кто к богу веру с добрыми делами и правду в сердце держит и на бога уповает, то такого человека господь не предаст врагам в уничиженье и на осмеянье».

Пришли же послы к царю Мамаю от Ольгерда Литовского и от Олега Рязанского и принесли ему большие дары и послания. Царь же принял дары с любовью и письма и, заслушав грамоты и послов почтя, отпустил и написал ответ такой:

«Ольгерду Литовскому и Олегу Рязанскому. За дары ваши и за восхваление ваше, ко мне обращенное, каких захотите от меня владений русских, теми отдарю вас. А вы мне клятву дайте и встретьте меня там, где успеете, и одолейте своего недруга. Мне ведь ваша помощь не очень нужна: если бы я теперь пожелал, то своею силою великою я бы и древний Иерусалим покорил, как прежде халдеи. Теперь же прославления от вас хочу, моим именем царским и угрожаньем, а вашею клятвой и властью вашею разбит будет князь Дмитрий Московский, и грозным станет имя ваше в странах ваших моею угрозой. Ведь если мне, царю, предстоит победить царя, подобного себе, то мне подобает и надлежит царскую честь получить. Вы же теперь идите от меня и передайте князьям своим слова мои».

Князь же Олег Рязанский отправляет к Мамаю послов, говоря: «Выступай, царь, скорее на Русь!»

И прослышал князь великий Дмитрий Иванович, что надвигается на него безбожный царь Мамай со многими ордами и со всеми силами, неустанно ярясь на христиан и на Христову веру и завидуя безголовому Батыю, князь великий Дмитрий Иванович сильно опечалился из-за нашествия безбожных.

Нанял бесермен, армян, фрягов, черкесов, ясов и буртасов.

Великий князь Дмитрий узнает, что в союзе с Мамаем выступают Олег Рязанский и князь литовский.

Дмитрий «впадает в печаль», горячо молится и посылает «по брата своего» Владимира Андреевича Серпуховского, «по вся князи русские» и «воеводы».

Князь великий Дмитрий Иванович, взяв брата своего князя Владимира Андреевича, поехал в Киев и пришел к преосвященному митрополиту Киприану, изгнанному из Москвы великим князем за три года до этих событий и жившему в Киеве, и сказал ему: «Знаешь ли, отче наш, предстоящее нам испытание это великое - ведь безбожный царь Мамай движется на нас, с неизменной решимостью ярость распаляя?» Митрополит же сказал великому князю: «Поведай мне, господин мой, чем ты пред ним провинился?» Князь же великий сказал: «Проверил я, отче, все точно, что все по заветам наших отцов дани, и даже еще больше, выплатил дани ему». Митрополит же сказал: «Видишь, господин мой, попущением божьим ради наших грехов идет он полонить землю нашу, но вам надлежит , князьям православным, тех нечестивых дарами удовлетворить хотя бы и вчетверо . Если же и после того не смирится, то господь его усмирит, потому что господь дерзким противится, а смиренным благодать подает».

Князь же великий Дмитрий Иванович, взяв с собою брата своего князя Владимира Андреевича и всех князей русских, поехал к живоначальной Троице на поклон к отцу своему духовному, преподобному старцу Сергию, благословение получить от святой той обители.

И сказал Сергий: «Пойди, господин, на языческих половцев, призывая бога, и господь бог будет тебе помощником и заступником», и добавил ему тихо: «Победишь, господин, супостатов своих, как и подобает тебе, государь наш». Князь же великий сказал: «Дай мне, отче, двух воинов из своей братии - Пересвета Александра и брата его Андрея Ослябю, тем ты и сам нам поможешь». Старец же преподобный велел тем обоим быстро сготовиться, идти с великим князем, ибо были они известными в сражениях ратниками, не одно нападение встретили.

Они же тотчас послушались преподобного старца и не отказались от его повеления. И дал он им вместо оружия тленного нетленное - крест Христов, нашитый на схимах, и повелелим вместо шлемов золоченых возлагать их на себя. И передал их в руки великого князя и сказал: «Вот тебе мои воины, а твои избранники», и сказал им: «Мир вам, братья мои, твердо сражайтесь, как славные воины за веру Христову и за все православное христианство с погаными половцами!» И осенил Христовым знамением все войско великого князя - мир и благословение.

«Великая княгиня Евдокея и княгини Володимерова зрят на великих князей ис терема златоверхаго»

Князь же великий возвеселился сердцем, но никому не поведал, что сказал ему преподобный Сергий. И пошел он к славному своему городу Москве, радуясь, словно сокровище непохищаемое получил - благословение святого старца. И вернувшись в Москву, пошел с братом своим, с князем Владимиром Андреевичем, к преосвященному митрополиту Киприану, и говорит одному митрополиту все, что сказал ему старец святой Сергий тайком и какое благословение дал ему и всему его православному войску. Архиепископ же повелел эти слова сохранить в тайне, не говорить никому.

Князь же великий отпустил брата своего князя Владимира на Брашево дорогою, а белозерских князей - Болвановскою дорогою, а сам князь великий пошел на Котел дорогою. Впереди же ему солнце ярко сверкает, а вслед ему тихий ветерок веет. Потому же разлучился князь великий с братом своим, что не пройти им было одной дорогой.

И. Болотников на ближнем Куликовом поле

Когда же наступил четверг августа 27, день памяти святого отца Пимена Отшельника, в тот день решил князь великий выйти навстречу безбожным татарам.

Дмитрий собирает войско, во главе которого выступает из Москвы, держа путь на Коломну. Многие воеводы и воины и встретили его на речке на Северке. Архиепископ же коломенский Геронтий встретил великого князя в воротах городских с живоносными крестами и со святыми иконами со всем своим клиром и осенил его живоносным крестом и молитву сотворил: «Спаси, боже, люди твоя».

Наутро же князь великий повелел выехать всем воинам на поле к Девичьему монастырю.

В святое же воскресение после заутрени начали многих труб боевых звуки звучать, и литавры многие бить, и знамена шумят расшитые у сада Панфилова.

Сыновья же русские вступили в обширные поля коломенские, так что нельзя и ступить от огромного войска, и невозможно было никому очами окинуть рати великого князя. Князь же великий, выехав на возвышенное место с братом своим, с князем Владимиром Андреевичем, видя великое множество людей снаряженных, возрадовался и назначил каждому полку воеводу.

Князья взошли на высокое место для смотра войск

У Оки-реки князь «перенимает» «вести от поганых», «отпускает в поле третью сторожу». В «Летописной повести» великий князь собирается дать Мамаю «выход» «по крестьянской силе и по своему докончанию»; пытается умилостивить Мамая дарами. К Дмитрию присоединяются князья Ольгердовичи (по «Летописной повести» - еще в Коломне, по «Сказанию…» - вблизи Дона. Согласно обоим рассказам, Дмитрий оставляет в Москве своих сыновей и жену Евдокию. Описание горя Евдокии в «Сказании…» находит отзвук в «Летописной повести» в плаче жен по ушедшим из Москвы воинам).

Переправляясь через Оку, Димитрий приказал, проходя по Рязанской земле, «не трогать ни волоса», то есть запретил своему войску грабежи.

Олег Рязанский очень боялся московских отрядов и «переходил с места на место».

Переправа через Оку

Ольгерд Литовский привел войско свое, состоящее из шведов, литовцев и лотваков, пришел в Одоев, находящийся в 140 км от Куликова поля, но, узнав, что Димитрий идет с большим войском, не поспешал к Мамаю.

У Дона происходит обсуждение вопроса о переправе. Мамай, узнав о переходе Дона русскими войсками, «возъярился зраком и смутися умом и распалися лютою яростию», «разжен бысть дияволом».

Прислал перед битвой игумен Сергий благословение еще до перехода Дона.

Татарский дозор на Куликовом поле. У одного из них - огнестрельное оружие - пищаль

Было видение дивное на реке на Чуре разбойнику Фоме Коцибею, бог удостоил его в ночь эту видеть зрелище дивное. На высоком месте стоя, увидел он облако, с востока идущее, большое очень, будто какие войска к западу шествуют. С южной же стороны пришли двое юношей, одетые в светлые багряницы, лица их сияли, будто солнце, в обеих руках у них острые мечи, и сказали предводителям татарским: «Кто вам велел истребить отечество наше, которое нам господь даровал?» И начали их рубить и всех порубили, ни один из них не спасся.

Дмитрия уговаривают отказаться от участия в битве «напреди».

Великий князь, утвердив полки, возвращается под свое красное знамя, передает своего коня и свою одежду Михаилу Бренку и повелел «тое знамя над ним возити».

Марш-бросок русских войск

Встретились на огромном поле Куликовом два войска. И из татарского отряда вышел вперед печенег, доблестью похваляясь, видом подобен древнему Голиафу: пяти сажен высота его и трех сажен ширина его.

Бой Пересвета с половецким богатырем

8 сентября сошлись грозно обе силы великие, твердо сражаясь, жестоко друг друга уничтожая, не только от оружия, но и от ужасной тесноты под конскими копытами испускали дух, ибо невозможно было вместиться всем на том поле Куликове: было поле то тесное между Доном и Мечею. На том ведь поле сильные войска сошлись, из них выступали кровавые зори, а в них трепетали сверкающие молнии от блеска мечей. И был треск и гром великий от преломленных копий и от ударов мечей, так что нельзя было в этот горестный час никак обозреть это свирепое побоище.

Татары, принимая Бренка за предводителя, нападают на него всеми силами. Бренк гибнет в бою.

И самого великого князя ранили сильно и с коня его сбросили, он с трудом выбрался с поля, ибо не мог уже биться, и укрылся в чаще и божьего силою сохранен был. Много раз стяги великого князя подсекали, но не истребили их божьею милостью, они еще больше укрепились.

Поганые же стали одолевать, а христианские полки поредели - уже мало христиан, а все поганые. Увидев же такую погибель русских сынов, князь Владимир Андреевич не смог сдержаться и сказал Дмитрию Волынцу: «Так какая же польза в стоянии нашем? Какой успех у нас будет? Кому нам пособлять? Уже наши князья и бояре, все русские сыны жестоко погибают от поганых, будто трава клонится!» И ответил Дмитрий: «Беда, княже, велика, но еще не пришел наш час».

В бою даже «многие мертвые помогаху нам и секуще без милости».

И вот наступил восьмой час дня, когда ветер южный потянул из-за спины нам, и воскликнул Волынец голосом громким: «Княже Владимир, наше время настало и час удобный пришел!»

Соратники же друзья выскочили из дубравы зеленой, словно соколы испытанные сорвались с золотых колодок, бросились на бескрайние стада откормленные, на ту великую силу татарскую; а стяги их направлены твердым воеводою Дмитрием Волынцем: и были они, словно Давидовы отроки, у которых сердца будто львиные, точно лютые волки на овечьи стада напали, и стали поганых татар сечь немилосердно.

Поганые же половцы увидели свою погибель, закричали на своем языке, говоря: «Увы нам, русь снова перехитрила: младшие с нами бились, а лучшие все сохранились!» И повернули поганые, и показали спины, и побежали. Сыны же русские, силою святого духа и помощью святых мучеников Бориса и Глеба, разгоняя, посекали их, точно лес вырубали, будто трава под косой подстилается за русскими сынами под конские копыта. Поганые же на бегу кричали, говоря: «Увы нам, чтимый нами царь Мамай! Вознесся ты высоко - и в ад сошел ты!» И многие раненые наши и те помогали, посекая поганых без милости: один русский сто поганых гонит.

Безбожный же царь Мамай, увидев свою погибель, стал призывать богов своих: Перуна, и Салавата, и Раклия, и Хорса, и великого своего пособника Магомета. И не было ему помощи от них, ибо сила святого духа, точно огонь, пожигает их.

И Мамай, увидев новых воинов, что будто лютые звери скакали и разрывали будто овечье стадо, сказал своим: «Бежим, ибо ничего доброго нам не дождаться, так хотя бы головы свои унесем!» И тотчас побежал поганый Мамай с четырьмя мужами в излучину моря, скрежеща зубами своими, плача горько, говоря: «Уже нам, братья, в земле своей не бывать, а жен своих не ласкать, а детей своих не видать, ласкать нам сырую землю, целовать нам зеленую мураву, и с дружиной своей уже нам не видеться, ни с князьями, ни с боярами!»

И многие погнались за ними и не догнали их, потому что кони утомились, а у Мамая свежи кони его, и ушел от погони.

И встал на поле Куликовом как победитель Владимир Андреевич под своим черным знаменем.

Князь же Владимир Андреевич стал на поле боя под черным знаменем. Страшно, братья, зреть тогда и жалостно видеть и горько взглянуть на человеческое кровопролитье - как морское пространство, а трупов человеческих - как сенные стога: быстрый конь не может скакать, и в крови по колено брели, а реки три дня кровью текли.

Князь же Владимир Андреевич не нашел брата своего, великого князя, на поле и приказал трубить в сборные трубы. Подождал час и не нашел великого князя, начал плакать, и кричать, и по полкам ездить сам стал, и не сыскал, и говорил всем: «Братья мои, русские сыны, кто видел или кто слышал пастыря нашего и начальника?»

И сказали литовские князья: «Мы думаем, что жив он, но ранен тяжело; что, если средь мертвых трупов лежит?» Другой же воин сказал: «Я видел его в седьмом часу твердо бьющимся с погаными палицею своею». Еще один сказал: «Я видел его позже того: четыре татарина напали на него, он же твердо бился с ними». Некий князь, именем Стефан Новосильский, тот сказал: «Я видел его перед самым твоим приходом, пешим шел он с побоища, израненный весь. Оттого не мог я ему помочь - преследовали меня три татарина, и милостью божьей едва от них спасся, а много зла от них принял и очень измучился».

Князь же Владимир сказал: «Братья и други, русские сыны, если кто в живых брата моего сыщет, тот воистину первым будет средь нас!» И рассыпались все по великому, могучему и грозному полю боя, ищущи победы победителя. И некоторые набрели на убитого Михаила Андреевича Бренка: лежит в одежде и в шлеме, что ему дал князь.

Наконец два воина увидели Великого князя, лежащего под срубленным деревом. Оглушенный в битве сильным ударом, он упал с коня, обеспамятел, и казался мертвым; но скоро открыл глаза. Тогда Владимир, князья, чиновники, преклонив колена, воскликнули единогласно: «Государь! ты победил врагов!» Димитрий встал: видя брата, видя радостные лица окружающих его и знамена христианские над трупами моголов, в восторге сердца изъявил благодарность небу; обнял Владимира, чиновников; целовал самых простых воинов и сел на коня, здравый веселием духа, и не чувствуя изнурения.

После битвы все Куликово поле было завалено телами погибших и раненых. Вид побоища поразил с трудом разысканного и едва пришедшего в себя великого князя. При объезде поля он увидел, как сообщают источники, драматическую картину гибели многих своих виднейших сподвижников. Их останки были отправлены в колодах для погребения в родных местах. Что касалось рядовых воинов, то их даже невозможно было точно сосчитать, «зане телеса христианстии и бесурманстии лежаху грудами… никто всех можаше познавати, и тако погребаху вкупе». Похоронами занимались 6 дней.

Язычник же Мамай сбежал с побоища, инкогнито достиг крымского города Кафы и оттуда вернулся в свою землю. После этого Мамай пошел со своим войском против хана Тохтамыша. Тохтамыш победил, и предали Мамая его воеводы. Бежал Мамай снова в Кафу, где был узнан неким купцом и убит генуэзцами.

Тогда поведали князю великому, что князь Олег Рязанский послал Мамаю на помощь свою силу и на реках разрушил мосты. За это князь великий хотел на Олега послать рать свою. И тут внезапно, в это самое время, приехали к нему бояре рязанские и рассказали ему, что князь Олег оставил свою землю и сам убежал и с княгинею, и с детьми, и с боярами, и с советниками своими. Били челом Димитрию рязанцы, и князь посадил в Рязани своих наместников вместо бежавшего Олега.

В 1386 году Федор Олегович (сын Олега Рязанского) женился на дочери Дмитрия Донского Софье Дмитриевне.

Князь Владимир Андреевич стал на костях под черным знаменем. Стоял на костях 8 дней, пока не отделили христиан от нечестивых. Христиан закопали, а нечестивых бросили зверям на растерзание».

Замечания и поправки.

Немецкий ученый конца XV в. А. Кранц уже называл эту битву «величайшим в памяти людей сражением». Стало быть, оно (сражение) было. Этого мы не оспариваем.

Владимир Андревич, внук Калиты, ему принадлежала треть Москвы. Он носит названия Донской и Храбрый. Князь Серпуховский и Боровский. Истинный победитель Куликовского сражения, но так как он был не московским, а серпуховским князем, то и победу позже приписали не ему, а Дмитрию, который, к тому же, по нашим летописям, никакими подвигами более не прославлен.