Детские сказки онлайн. Смотреть что такое "знать своё место" в других словарях

Знать своё место Только несов. Чаще 3 л. наст. вр. или прош. вр. Поступать, действовать соответственно своему положению. С сущ. со знач. лица: ребенок, знакомый… знает свое место.

Его многие ценили именно за то, что он знал всегда свое место. (Ф. Достоевский.)

Когда Сеня студент консерватории занимался… нам запрещалось бегать по коридору, шуметь. Мы росли среди взрослых, так сказать, зная свое место. (Л. Алешина.)

Учебный фразеологический словарь. - М.: АСТ . Е. А. Быстрова, А. П. Окунева, Н. М. Шанский . 1997 .

Смотреть что такое "знать своё место" в других словарях:

Знать своё место - Вести себя соответственно своему положению. Его многие ценили именно за то, что он знал всегда своё место (Достоевский. Идиот) … Фразеологический словарь русского литературного языка

Знать своё место - Разг. Держаться соответственно своему положению. ФСРЯ, 245; БМС 1998, 374 …

знать - I зна/ю, зна/ешь; зна/ющий; зна/емый; знае/м, а, о; нсв. см. тж. знавать, знаешь, знаете, знай, знай себе, как знать … Словарь многих выражений

МЕСТО - Досели мест. Арх. До сих пор, до этого места. СРНГ 18, 128. Быть у места да у тела. Арх. Иметь постоянную работу, занятие. АОС 10, 453. В места не столь отдалённые. Разг. Ирон. В ссылку, в тюрьму. БМС 1998, 374. Выскочить из места. Кар. Оказаться … Большой словарь русских поговорок

знать - глаг., нсв., употр. наиб. часто Морфология: я знаю, ты знаешь, он/она/оно знает, мы знаем, вы знаете, они знают, знай, знайте, знал, знала, знало, знали, знавший, зная, знав 1. Если вы знаете что то (о чём то), значит, вы имеете информацию о чём… … Толковый словарь Дмитриева

знать - ЗНАТЬ, знаю, знаешь; несовер. 1. о ком (чём). Иметь сведения о ком чём н. З. о родных. Дать з. о себе. 2. кого (что). Обладать какими н. познаниями, иметь о ком чём н. понятие, представление. З. урок. З. своё дело. Знаю, что он прав. З. кого н.… … Толковый словарь Ожегова

знать - I. ЗНАТЬ знаю, знаешь; знающий; знаемый; знаем, а, о; нсв. 1. что, о ком чём или с придат. дополнит. Иметь сведения о ком, чём л. З. намерения противника. З. о болезни кого л. Я знаю, старики любят поговорить. Мы знаем, что кавказцы гостеприимны … Энциклопедический словарь

свой - своего; м.; СВОЯ, своей; ж.; СВОЁ, своего; ср.; мн.: свои, своих. местоим. прил. 1. Принадлежащий или свойственный себе. Сделать своими руками. Не верить своим глазам. Своя голова на плечах. Пожаловать со своего плеча (об одежде). По своему… … Энциклопедический словарь

свой - I см. свой; его; м.; разг. О муже, супруге. Побаиваешься своего то? II = своя/, своё; своего/; м. см. тж. свой, по своему, в своё время, своим ходом … Словарь многих выражений

СВОЙ - своего, жен. своя, своей, ср. своё, своего, мн. свои, своих. 1. местоим. притяжат. Принадлежащий себе, имеющийся у себя, свойственный себе. «Свой глаз алмаз, а чужой стекло.» Пословица. «По делу всяк по своему до полдня вышел из дому.» Некрасов.… … Толковый словарь Ушакова

Книги

• Научи себя смеяться! Смехотерапия , Игорь Вагин. «Привет участникам естественного отбора! Все вы – эксклюзивные творения природы и по праву должны занять свои места в сотах этой жизни. Как найти своё место в жизни?Места знать надо! У… Купить за 500 руб электронная книга

Тому минуло уж больше ста лет.
За лесом у большого озера стояла старая барская усадьба; кругом шли глубокие рвы с водой, поросшие осокой и тростником. Возле мостика, перекинутого через ров перед главными воротами, росла старая ива, склонявшаяся ветвями к тростнику.
С дороги послышались звуки рогов и лошадиный топот, и маленькая пастушка поторопилась отогнать своих гусей с мостика в сторону. Охотники скакали во весь опор, и самой девочке пришлось поскорее прыгнуть с мостика на большой камень возле рва - не то бы ей несдобровать! Она была совсем ещео ребенок, такая тоненькая и худенькая, с милым, добрым выражением лица и честными, ясными глазками. Но барину-то что за дело? На уме у него были одни грубые шутки, и вот, проносясь мимо девочки, он повернул хлыст рукояткой вперед и ткнул им пастушку прямо в грудь. Девочка чуть не упала.
- Всяк знай свое место! Твое - в грязи! - прокричал барин и захохотал. Как же! Ему ведь удалось сострить! За ним захохотали и остальные; затем все общество с криком и гиканьем понеслось по мостику; собаки так и заливались. Вот уж подлинно, что
Богатая птица шумно бьет крылами!
Богат ли был барин, однако, еще вопрос.
Бедная пастушка, теряя равновесие, ухватилась за ветку ивы и, держась за нее, повисла над тиною. Когда же господа и собаки скрылись за воротами усадьбы, она попробовала было вскарабкаться на мостик, но ветка вдруг обломилась у самого ствола, и девочка упала в тростник. Хорошо, что ее в ту же минуту схватила чья-то сильная рука. По полю проходил коробейник; он видел все и поспешил девочке на помощь.
- Всяк знай свое место! - пошутил он, передразнивая барина, и вытащил девочку на сушу. Отломанную ветку он тоже попробовал поставить на свое место, но не всегда-то ведь поговорка оправдывается! Пришлось воткнуть ветку прямо в рыхлую землю. - Расти, как сможешь, и пусть из тебя выйдет хорошая дудка для этих господ!
При этом он от души пожелал, чтобы на ней сыграли когда-нибудь для барина и всей его свиты хороший шпицрутенмарш. Затем коробейник направился в усадьбу, но не в парадную залу - куда такой мелкой сошке лезть в залы, - а в людскую. Слуги обступили его и стали рассматривать товары, а наверху, в зале, шел пир горой. Гости вздумали петь и подняли страшный рев и крик: лучше они петь не умели! Хохот, крики и собачий вой оглашали дом; вино и старое пиво пенилось в стаканах и кружках. Любимые собаки тоже участвовали в трапезе, и то один, то другой из молодых господ целовал их прямо в морду, предварительно обтерев ее длинными, обвислыми ушами собаки. Коробейника тоже призвали в залу, но только ради потехи. Вино бросилось им в голову, а рассудок, конечно, и вон сейчас! Они налили коробейнику пива в чулок, - выпьешь, мол, и из чулка, торопись только! То-то хитро придумали! Было над чем зубоскалить! Целые стада, целые деревни вместе с крестьянами ставились на карту и проигрывались.
- Всяк знай свое место! - сказал коробейник, выбравшись из этого Содома и Гоморры, как он назвал усадьбу. - Мое место - путь-дорога, а в усадьбе мне совсем не по себе!
Маленькая пастушка ласково кивнула ему на прощанье из-за плетня.
Дни шли за днями, недели за неделями; сломанная ветка, посаженная коробейником у самого рва, не только не засохла и не пожелтела, но даже пустила свежие побеги; пастушка глядела на нее да радовалась: теперь у нее завелось как будто свое собственное дерево.
Да, ветка-то все росла и зеленела, а вот в господской усадьбе дела шли все хуже и хуже: кутежи и карты до добра не доводят.
Не прошло и шести лет, как барин пошел с сумою, а усадьбу купил богатый коробейник, тот самый, над которым господа потешались, наливая ему пива в чулок. Честность и трудолюбие хоть кого поставят на ноги, и вот коробейник сделался хозяином усадьбы, и с того же часа карты были изгнаны из нее навсегда.
- От них добра не жди! - говорил хозяин. - Выдумал их сам черт: увидал Библию, ну и давай подражать на свой лад!
Новый хозяин усадьбы женился, и на ком же? На бывшей пастушке! Она всегда отличалась добронравием, благочестием и сердечностью, а как нарядилась в новые платья, так стала ни дать ни взять красавицей барышней! Как же, однако, все это случилось? Ну, об этом больно долго рассказывать, а в наш недосужий век, известно, все торопятся! Случилось так, ну и все, а дальше-то вот пойдет самое важное.
Славно жилось в старой усадьбе; хозяйка сама вела все домашнее хозяйство, а хозяин заправлял всеми делами; благосостояние их все росло; недаром говорится, что деньга родит деньгу. Старый дом подновили, выкрасили, рвы очистили, всюду насадили плодовых деревьев, и усадьба выглядела как игрушечка. Пол в комнатах так и блестел; в большой зале собирались зимними вечерами все служанки и вместе с хозяйкой пряли шерсть и лен; по воскресным же вечерам юстиц-советник читал им из Библии. Да, да, бывший коробейник стал юстиц-советником, - правда, только на старости лет, но и то хорошо! Были у них и дети; дети подрастали, учились, но не у всех были одинаковые способности, - так оно бывает ведь и во всех семьях.
Ветка же стала славным деревцом; оно росло на свободе, его не подстригали, не подвязывали.
- Это наше родовое дерево! - говорили старики и внушали всем детям, даже тем, которые не отличались особенными способностями, чтить и уважать его.
И вот с тех пор прошло сто лет.
Дело было уже в наше время. Озеро стало болотом, а старой усадьбы и вовсе как не бывало; виднелись только какие-то канавки с грязной водой да с камнями по краям - остатки прежних глубоких рвов. Зато старое родовое дерево красовалось по-прежнему. Вот что значит дать дереву расти на свободе! Правда, оно треснуло от самых корней до вершины, слегка покривилось от бурь, но стояло все еще крепко; из всех его трещин и щелей, куда ветер занес разные семена, тянулись к свету травы и цветы. Особенно густо росли они там, где ствол раздваивался. Тут образовался точно висячий садик: из середины дупла росли малиновый куст, мокричник и даже небольшая стройная рябинка. Старая ива отражалась в черной воде канавки, когда ветер отгонял зеленую ряску к другому краю. Мимо дерева вилась тропинка, уходившая в хлебное поле.
У самого же леса, на высоком холме, откуда открывался чудный вид на окрестность, стоял новый роскошный дом. Окна были зеркальные, такие чистые и прозрачные, что стекол словно и не было вовсе. Широкий подъезд казался настоящею беседкой из роз и плюща. Лужайка перед домом зеленела так ярко, точно каждую былинку охорашивали и утром и вечером. Залы увешаны были дорогими картинами, уставлены обитыми бархатом и шелком стульями и диванами, которые только что не катались на колесиках сами. У стен стояли столы с мраморными досками, заваленные альбомами в сафьяновых переплетах и с золотыми обрезами… Да, богатые, видно, тут жили люди! Богатые и знатные - это было семейство барона.
И все в доме было подобрано одно к одному. “Всяк знай свое место”, - говорили владельцы, и вот картины, висевшие когда-то в старой усадьбе на почетном месте, были вынесены в коридор, что вел в людскую. Все они считались старым хламом, в особенности же два старинных портрета. На одном был изображен мужчина в красном кафтане и в парике, на другом - дама с напудренными, высоко взбитыми волосами, с розою в руках. Оба были окружены венками из ветвей ивы. Портреты были во многих местах продырявлены. Маленькие барончики стреляли в них из луков, как в мишень. А на портретах-то были нарисованы сам юстиц-советник и советница, родоначальница баронской семьи.
- Ну, они вовсе не из нашего рода! - сказал один из барончиков. - Он был коробейником, а она пасла гусей! Это совсем не то, что рара и тлтап.
Портреты, как сказано, считались хламом, а так как “всяк знай свое место”, то прабабушку и прадедушку и выставили в коридор.
Домашним учителем в семье был сын пастора. Раз как-то он отправился на прогулку с маленькими барончиками и их старшею сестрой, которая только недавно конфирмовалась. Они шли по тропинке мимо старой ивы; молодая баронесса составляла букет из полевых цветов. Правило “всяк знай свое место” соблюдалось и тут, и в результате вышел прекрасный букет. В то же время она внимательно прислушивалась к рассказам пасторского сына, а он рассказывал о чудесных силах природы, о великих исторических деятелях, о героях и героинях. Баронесса была здоровою, богато одаренною натурой, с благородною душой и сердцем, способным понять и оценить всякое живое создание.
Возле старой ивы они остановились - младшему барончнку захотелось дудочку; ему не раз вырезали их из ветвей других ив, и пасторский сын отломил ветку.
- Ах, не надо! - сказала молодая баронесса, но дело было уже сделано. - Ведь это же наше знаменитое родовое дерево! Я так люблю его, хоть надо мною и смеются дома! Об этом дереве рассказывают…
И она рассказала все, что мы уже знаем о старой усадьбе и о первой встрече пастушки и коробейника, родоначальников знатного баронского рода и самой молодой баронессы.
- Славные, честные старички не гнались за дворянством! - сказала она.

Summary:

Джен с бромансом Тони/Баки, большой, сюжетный и эмоциональный.
Пост-Гражданка. После гибели Капитана Т"Чалла связывается с Тони Старком и предлагает ему забрать резервуар с Зимним Солдатом. Тони соглашается и берёт на себя обязанность спасти сержанта Барнса от правосудия.

Notes:

Вестрей : Верно одно. Если целые нации могут чувствовать любовь и ненависть, алчность и зависть - а так оно и есть - вполне возможно что сам процесс убийства может стать общественным занятием. Убийство как национальное времяпрепровождение. Улыбаешься. Я думаю, у отдельно взятой личности остается только одно.
Советник : И что же это?
Вестрей : Прощение. Группа людей может любить или ненавидеть, восхищаться или злопыхать. Но нет такой вещи, как коллективное прощение.

«Советник», Кормак Маккарти

Chapter Text

Со времён войны Севера и Юга на Арлингтонском кладбище хоронили солдат. Здесь лежали те, кто погиб за отечество. Каждый президент считал своим долгом возложить цветы к могилам и произнести патетическую речь, восхваляющую воинскую доблесть.

Державность, обольстительная для художественного воображения, хорошо смотрелась на экране, но в жизни производила тягостное впечатление. Первый раз Тони побывал на Арлингтонском кладбище ещё в юности. Отец поехал в Вашингтон получать награду. Посещение Арлингтонского кладбища входило в обязательную программу делегации. Госсекретарь выступал с речью о патриотизме. Белые надгробные плиты шли ровными рядами, и им не было конца.

Стране нужны герои, - сказал госсекретарь с трибуны.

Говард приосанился и положил руку на плечо сына. Подбежал фотограф и щёлкнул затвором. На снимке Говард выглядел гордым, а Тони - испуганным.

Тони стоял, смотрел на надгробные плиты и думал: счастлива та страна, которой герои не нужны.

Удивительно, что спустя двадцать пять лет страна прислушалась к мыслям Тони. Он сам был этому не рад. Страна потеряла потребность в том, что сама же вырастила, выпестовала и поставила на ноги. Стива Роджерса хоронили в стороне от Арлингтона без почётного караула. Гроб не обернули звёздно-полосатым флагом. Тело не обрядили в парадный мундир. Тони подавал прошение военным и требовал устроить похороны по высшему разряду, но получил вежливый отказ, снабжённый отсылками к законам, поправкам и постановлениям.

«Согласно параграфу 553-2 статьи 32 свода федеральных постановлений США, на кладбище могут быть похоронены участники войн и члены их семей, военные, проходившие службу в ВС США, военные в отставке, президенты, председатели Верховного суда, лица, имеющие государственные награды, такие как медаль «Пурпурное сердце», медаль Почета, медаль «Серебряная Звезда», крест за выдающиеся заслуги…»

Стив Роджерс, сказали они, не удовлетворяет требованиям действующего законодательства.

Тони бился, Тони просил, Тони угрожал - всё без толку.

Капитана зарывали в тишине, без залпов и торжественных речей, в присутствии двух могильщиков и пары чиновников. Гроб глухо ударился о дно ямы. Тони вздрогнул. Чиновник из штаба демократов наклонился к нему и шепнул:

Не вините себя, мистер Старк.

Тони стиснул зубы. Чиновник не первую неделю вился за ним хвостом, надеясь выпросить несколько сотен тысяч на предвыборную компанию.

Вы не в ответе за то, что Капитан стал таким. Мы понимаем - вы пытались уговорить его подписать бумаги, но он выбрал другой путь. Это не ваша вина. Мы знаем, что вы пытались. Я хочу, чтобы вы понимали, мистер Старк, - мы всецело на вашей стороне...

Сколько? - процедил Тони.

Сколько денег вам нужно?

Оторопевший чиновник назвал сумму.

Мой секретарь пришлёт чек.

Эээ... Да?

Что-то ещё?

Да вроде всё...

Исчезните.

Я сказал - исчезните, - повторил Тони.

Чиновник отступил на два шага назад. Тони заглянул в тёмную яму. Лакированная крышка гроба тускло бликовала на дне. Два могильщика, держа наготове лопаты, переглянулись между собой.

Может... эээ... кто-нибудь возьмёт слово?

Тони почувствовал на себе взгляды присутствующих. От него будто ждали от него какого-то действия.

Зарывайте, - приказал Тони.

Один из могильщиков махнул лопатой и бросил на гроб горсть сухой земли. Второй замешкался, но быстро пришёл в себя и взялся за дело. Пока они работали, Тони смотрел на фотографию Капитана. Чёрно-белый снимок запечатлел Стива Роджерса в самом начале пути: только-только после сыворотки, в сороковых, на подъёме. На поздних цветных снимках он выглядел серьёзным и насупленным, но тут открыто улыбался в камеру. Снимок предоставил музей Капитана Америки, ныне закрытый на реконструкцию.

Могильщики работали быстро. Кем они были? Обычными работягами из похоронного бюро, копающими могилы за девять с половиной баксов в час. По вечерам они возвращались домой к жёнам, по пятницам пили пиво в баре, болели за «Вашингтон Редскинс» и наверняка голосовали за демократов.

Разве они могли представить, что когда-нибудь своими руками похоронят Капитана Роджерса? Право, судьба порой выделывает причудливые коленца.

Тони наклонился, взял снимок, отряхнул с него землю и сунул во внутренний карман костюма. Распорядитель посмотрел на Тони вопросительно.

Пришлите счёт за похороны, - сказал Тони.

Это за госсчёт, сэр. Только вот снимок…

Снимок мой, как и щит.

Но щит - государственная собственность, - вмешался чиновник из демократов.

Тони зыркнул на него. Чиновник опустил голову и пробормотал:

Всё-таки вибраниум… Да ещё с такой историей…

Щит создал мой отец.

Но, согласно условиям договора…

Сильно болела голова. Тони зажмурился, чтобы не брякнуть чего лишнего.

Откройте аукцион. Я всё выкуплю.

Государству решать, кому отойдут эти вещи.

Я заплачу вдвое больше остальных, и вы это знаете.

Да, но есть же закон! Есть договор. Вы сами его подписали. Простите, мистер Старк, но не вам решать, как распоряжаться государственной собственностью, объявлять аукцион или нет, какой ценник выставлять… Мистер Старк?

Тони уже шёл к ограде. Чертыхнувшись, чиновник засеменил следом.

Мистер Старк! Подождите! Да куда вы понеслись? Я говорю, договор…

У ограды Тони обернулся.

Плевать я хотел на договор.

Чиновник остановился и рассеянно сказал:

Я всего-то хотел забрать снимок.

Снимок мой, - повторил Тони, развернулся и зашагал к машине.

В мастерской было прохладно. Система поддерживала температуру на уровне шестидесяти градусов по Фаренгейту, чтобы избежать перегрева оборудования. Всё никак не доходили руки, чтобы перенастроить режим. Ниши в стенах, где раньше стояли костюмы, ныне были пусты. Тони прошёл мимо них, сел в кресло и закинул ноги на рабочий стол.

На столе тоже было пусто. Вижн убрал инструменты в стенные шкафы. Там они лежали в идеальном порядке, как в строительном магазине. К ним никто не прикасался больше года. Случай с Альтроном отбил у Тони всякое желание что-то мастерить.

В прежние времена Тони приходил в мастерскую, чтобы покопаться в механике. Потом мастерская стала холостяцким уголком - он прятался здесь от Пеппер, когда они ругались, и от всего мира, когда хотел остаться один. Пеппер ушла, а привычка осталась. Он снял пиджак, повесил на спинку стула и проверил смартфон: тридцать восемь пропущенных. Пора менять личный номер. Смартфон отправился в мусорную корзину. Глухой стук возвестил о том, что экран выдержал удар.

Тони с сожалением подумал, что в сверхпрочном стекле «Старк Индастриз» есть свои минусы: уже не получается эффектно разбить телефон, когда всё достало.

Пеппер сказала бы, что это хорошо. Капитан сказал бы: возьми себя в руки.

Но какая разница? Их здесь не было. Тони сидел один.

Мелко моргали лампы дневного света. Еле слышно жужжали приборы, готовые откликнуться на любой зов. Тони попытался переключиться на быт и прикинул, какой запрос послать системе. Ничего не шло в голову. Он знал только одно: когда-то у него были Пеппер и Капитан, но он их упустил.

Всё остальное не имело значения. Внутренний голос вкрадчиво спросил: ладно Пеппер, но кого ты обманываешь насчёт Кэпа? Ты его не упускал. Нельзя потерять то, чем не обладал.

Тони достал из кармана пиджака пожелтевшую от времени чёрно-белую карточку. Похожая открытка валялась где-то в коробке с детскими вещами. На ней было написано: «Весёлого Рождества». Тони уже и забыл, как естественно видеть Капитана чёрно-белым. Когда он впервые встретился с ним, было дико, что Кэп трёхмерный, что кожа не отретуширована, что глаза голубые, а не светло-серые. Что он вообще… не открыточный. Дышит, морщится, моргает. Совершает еле уловимые микродвижения, которые не может передать архивная плёнка или плакат.

Всё равно что увидеть живого Микки-Мауса и обнаружить, что чёрные уши отливают синевой.

Тони положил карточку на стол и разгладил загнутый уголок. Перевернул, посмотрел на оборот, втайне надеясь найти какое-нибудь послание, но там не было ничего, кроме пятна от кофейной чашки. Тони пялился на него минуты две, пока звонок из мусорной корзины не вывел его из оцепенения.

Тони встал, залез в корзину, достал телефон и посмотрел на экран. Звонила Пеппер. Несколько секунд он боролся с желанием отключить звук, но сдался и поднёс трубку к уху.

Привет, - сухо сказала Пеппер и сразу взяла быка за рога. - Тони, надо поговорить.

Я занят, - солгал Тони. - Давай в другой раз.

Э-э-э... Да, знаешь, столько дел навалилось. Расписание забито на месяц вперёд. Я сообщу, если окно освободится. Вижу, номер у тебя тот же?

Я созвонилась с твоим секретарём. Весь день пустой...

Проклятье. Надо гнать секретаря в шею.

И назначила встречу на завтра. В девять утра будь в офисе, я приеду.

Может, письмо отправишь? - предложил Тони. - Почитаю перед сном. Привык засыпать под твои нотации.

Зря он это сказал. Опять занесло не туда. Пеппер многозначительно промолчала, дав ему ощутить все грани чувства «какой же я козёл».

Завтра, Тони. В девять. Не забудь.

Она уже отключилась. Он зачем-то продолжал держать трубку у уха. Хотел перезвонить и повторить извинения. Затем подумал: что это изменит?

Сел и опять закинул ноги на стол.

Когда Пеппер зашла в кабинет, Тони вовсю изображал бурную деятельность - перекладывал папки на столе, орал в трубку, раскачивался на стуле, сыпал цифрами и ругательствами, стучал кулаком по столу. Это был старый способ поставить на место просителей, что оббивали порог башни Старка с утра до вечера. Завидев Тони, орущего в трубку: «Я оставлю тебя без штанов, мудила!», они живо умеряли аппетиты и становились кроткими, как овцы.

С Пеппер этот трюк не прошёл. Она закрыла дверь, села за стол, закинула ногу на ногу и бесстрастно слушала, как он поёт соловьём.

И будь я проклят, если соглашусь на эти условия! В гробу я видал всю эту шайку. А госсекретарю можете передать...

Пеппер кашлянула и вытянула из-под стола провод от телефона. Штепсель даже в розетку не был воткнут.

Эээ... Госсекретарю передайте мой горячий привет!

Тони шмякнул трубку на аппарат.

Вижу, ты и впрямь страшно занят, - сказала Пеппер. - И часто с тобой такое?

Он тоскливо подумал: каким же клоуном я иногда кажусь со стороны.

Бывает, - коротко ответил он. - Извини за этот концерт. Помогает отвадить яйцерезок и всяких нахлебников.

Интересно, к кому ты меня причисляешь. К нахлебникам?

Стало быть, к яйцерезкам, - заключила Пеппер.

Он скрестил руки на груди в защитном жесте.

Пеппер, зачем ты пришла?

Она полезла в сумку. Эту кожаную бандуру от «Ив-Сен Лоран» он подарил ей после очередного косяка со спасением мира. Тони тысячу раз клялся, что завяжет с подвигами, но так и не завязал. В знак раскаяния он частенько дарил Пеппер всякую ерунду, и некоторые подарки из числа практичных она даже принимала.

Вот, - сказала Пеппер, вытащила из сумки папку и положила на стол. - Финансовые показатели компании за последний квартал.

О чёрт...

Ты думал, можно вытащить из оборота пятьдесят миллионов, и никто не заметит?

Тони открыл отчёт. По долгу службы ему приходилось отслеживать финансовые показатели, критерии эффективности и значения KPI. Он не любил носиться с бумажками и быстро уставал от этого дерьма. Джарвис и Пеппер избавили его от необходимости вникать в нюансы. Как ни странно, Пеппер справлялась с операционной деятельностью куда лучше Джарвиса.

Когда она ушла, он так и не научился следить за цифрами самостоятельно. От них в глазах рябило.

Пятьдесят? - рассеянно переспросил Тони, листая бумаги. Шорох страниц успокаивал.

Пятьдесят один миллион и четыреста двадцать тысяч долларов.

Ого, ты скинула мне полтора ляма. По старой памяти? Или клинья подбиваешь?

Тони, я же не шутить пришла.

А могла бы и пошутить для разнообразия. Полтора ляма за флирт с Железным Человеком! А говорят, что проституция - низкая профессия.

Он сцепил руки в замок на затылке и уставился на Пеппер. Она похорошела - может, сменила косметолога или как-то по-особенному уложила волосы. Тони обычно не замечал таких деталей. Внутренний голос, тот же, что и вчера, услужливо подкинул ещё одну идею: может, Пеппер похорошела, потому что бросила тебя?

Это ты её старил, ты мотал ей нервы. Не ценил, разумеется.

И сейчас не больно-то ценишь.

Посмотри на цифры, Тони, - сказала Пеппер. - Посмотри на них. Ты выплатил компенсацию аэропорту Лейпцига...

Мстители разнесли им взлётно-посадочную полосу. Как ещё восстанавливать инфраструктуру?

Нам выставили счёт за списанные самолёты...

И, между прочим, я сбил цены до смехотворных.

Плюс спонсирование предвыборных кампаний, плюс субсидии для Ваканды, плюс Вена, плюс гранты...

Гранты - это часть политики «Старк Индастриз». Ещё мой отец выдавал гранты одарённым студентам. В Массачусетском Технологическом учатся отличные ребята, они этого стоят.

Ты раздал им двадцать шесть миллионов долларов.

И что, разве это деньги? Мы на пресс-конференции и работу со СМИ тратим вдвое больше.

Да, но не за один квартал.

Воспринимай это как инвестиции в будущее. Я решил пересмотреть траты компании и увеличить финансирование перспективных разработок.

А совет директоров в курсе?

Я посылал им е-мейлы.

Ах, е-мейлы...

Я ставлю их в известность по любому поводу, как ты и хотела.

Но ты не спрашиваешь их мнения.

Тони скрипнул зубами. Всё это он уже слышал. Пеппер не в первый раз попрекала его тем, что он не считался с чужими интересами, и разговор о работе грозил обернуться неловкой личной сценой. Тони не хотел ворошить прошлое. Он еле-еле оправился - и вот опять.

Пеппер, я не виноват, что в совете директоров сидят рохли и мямли, не способные отстаивать свои убеждения. Даже если они с чем-то не согласны, никто из них не стоит на своём.

Ты не оставляешь им выбора. Лесли Эндрюс сказал, ты не отвечаешь на его звонки.

Лесли Эндрюс - заноза в заднице. Уму непостижимо, как такой жалкий тип пробрался в совет. Я двигаю компанию вперёд, а это ничтожество ещё смеет вставлять палки мне в колёса. И это называется управлением!

Пеппер посоветовала:

Прибереги речь для совета.

Тони выдохся. Его возмущённый спич не произвёл на Пеппер впечатления. Несколько секунд она глядела на него изучающе, а затем спросила:

Что с тобой происходит?

Со мной? Ничего.

Уж мне-то не ври. Я отлично тебя знаю.

Да, подумал Тони. В этом-то и проблема. Со мной остаются только те, кто меня не знает. Те, кто знают, держатся подальше.

Конечно, вслух он этого не сказал.

Пеппер, я рад, что ты волнуешься за «Старк Индастриз», но пятьдесят миллионов в нашем обороте - смешные деньги, и не надо раздувать скандал из-за такой ерунды.

Меня беспокоит, куда это нас заведёт.

Ты бесконтрольно тратишь деньги.

Я вкладываюсь в развитие отрасли и закрываю дыры по проколам Мстителей.

Пеппер резонно заметила:

С чего ради «Старк Индастриз» должна оплачивать накладные расходы немецких аэропортов?

Он разозлился, хоть и знал, что она права.

С того, что кто-то должен.

Я видела записи с камер. Не ты разрушил самолёты.

Ну давай метнёмся за Муравьём и попросим пару миллионов. Он столько не наскребёт, даже если продаст себя на органы.

Ты откупаешься, - сказала Пеппер. - За себя и за них. Осыпаешь золотом всех, кто попросит, а заодно и тех, кто даже не просил. Чего ты хочешь этим добиться?

Он молчал.

Акционеры интересуются, почему Тони Старк использует общий фонд так, как ему заблагорассудится. И что я должна им ответить?

Придумай что-нибудь, - вяло отозвался Тони. - Ты умная.

О господи, Тони! Ты вообще следишь за рынком? Ты знаешь, что акции «Старк Индастриз» просели на восемь процентов с тех пор, как обнародовали квартальный отчёт?

Опять отчёты, цифры, проценты, акции… Когда Тони успел провалиться в вязкое болото бюрократии? В прежние времена он хотя бы костюмы конструировал. Бумажная волокита оставалась на совести других людей, а ему перепадало всё самое интересное - робототехника, механика, программирование, научная прикладуха. Всё, что он знал и любил.

Теперь это в прошлом. Вместо решения инженерных задач он вынужден перепрыгивать через административные препятствия. Искать лазейки, думать об акциях, взвешивать каждое слово, чтобы не дай бог никого не задеть.

Куда всё только делось? И как вернуть?

Он бы начал сначала, но силёнок не хватало. Нервы были уже не те.

Тони, - сказала Пеппер. - Посмотри на меня.

Он поднял взгляд от папки.

Ты следишь за рынком или нет?

Нет. Не слежу.

Хорошо, а за чем ты следишь?

За прогнозом погоды.

Ты можешь хоть на минуту стать серьёзным?

Могу, - согласился Тони. - Но не хочу.

Впервые за этот разговор он был с ней честен, но Пеппер не оценила.

Слушай, Тони…

Он вдруг захотел, чтобы она ушла.

Ладно, Пеппер, не будем об этом. Я тебя услышал. Впредь буду внимательнее с бюджетом. Обещаю, в следующем квартале жирок «Старк Индастриз» никто не тронет. Пусть нищеброды-студенты и дальше сидят на сухом пайке.

А что насчёт твоих денег?

Моих денег?

Пеппер споткнулась. Тони выпрямился в кресле.

Ах вот как… Следишь за моими счетами.

Тони, я хочу как лучше…

Кто дал тебе доступы?

Никто и не забирал.

Он вспомнил, что действительно забыл ограничить Пеппер доступ к личным счетам. Она могла в любой момент запросить статистику. Надо же было так глупо лохануться.

Тони, - сказала Пеппер, - мы ведь оба знаем, что траты «Старк Индастриз» - вершина айсберга. Ты запустил руку в финансовые резервы компании и вытащил оттуда пятьдесят миллионов, а потом переключился на собственные деньги и потратил ещё триста семьдесят. Триста семьдесят! А ведь прошло меньше трёх месяцев! Я бы поняла, если бы ты купил дом или строил новую базу, но ты же раздал их кому попало!

Не смей лезть в мои счета.

Пеппер тяжело вздохнула.

Я пытаюсь понять, что с тобой творится. Уж прости, но твоя депрессия...

Нет у меня депрессии.

С тех пор, как началась эта история с Капитаном…

Слово «капитан» отозвалось слабой болью под рёбрами. Старею, подумал Тони. Скоро полтинник, опасный возраст. Схвачу инфаркт и задолбаюсь сосуды прочищать.

- …с тех пор, как началась история с Капитаном, ты сам не свой.

Да-да, конечно, щедрость прямо пропорциональна чувству вины. Спасибо, но всё это я уже слышал.

Так послушай ещё раз. Такими темпами через год будешь сидеть на паперти с протянутой рукой.

Ну и посижу немножко. Тебе-то что?

Пеппер сбавила обороты и тихо сказала:

Как бы то ни было, ты мне не чужой человек.

Оба замолчали. Тони избегал её взгляда. Эта женщина была его самой большой удачей. Он не хотел видеть раздражения на её лице или, что ещё хуже, жалости.

Ты мне небезразличен, - с усилием проговорила Пеппер. - И я не хочу видеть, как ты сводишь себя в гроб. В который раз уже? Мы говорили об этом.

Да, мы говорили. И ты решила не смотреть.

Не надо.

Тебе нужна помощь.

Я в порядке.

Ты не в порядке.

В висках стучал пульс. Тони наклонился вперёд и прикрикнул:

Да кто ты такая? С чего ради ты решила, что имеешь право лезть в мою жизнь?

Пеппер изменилась в лице. Он тяжело дышал. Она привстала, расправила юбку и перекинула сумку через плечо.

Пеппер… Прости. Прости, я не хотел.

Да чего там.

Не обижайся… Эй. Подожди. Не уходи. Чёрт, Пеппер!

Найди, пожалуйста, способ, - сказала Пеппер, отмеряя каждое слово, - решить свои проблемы без денег. Мы столько лет их зарабатывали. Будет жаль пустить всё по ветру только потому, что тебе стыдно записаться к психологу.

Мне не стыдно. Я… я…

Найди способ, - повторила Пеппер. - Займись хоть чем-нибудь. Ты всё ещё работаешь над костюмами?

Он стушевался, как мальчишка.

Нет. То есть… Те костюмы взорвались. Почти ничего не осталось. Ты же этого хотела.

Между бровей Пеппер пролегла морщинка. Тони путано объяснился:

Я не имел в виду… Не принимай на свой счёт. Я вспылил, потому что не хочу, чтобы меня контролировали.

А, по-моему, именно этого ты и хочешь. Разве не о том было соглашение?

Тони смолчал.

Или ты уже передумал? - проницательно спросила Пеппер. - Заварил кашу, не подумав, а теперь раскаялся, но жаль признаваться. И не нужно никакого соглашения, не нужен контроль… Просто хочется отмыться.

Она била метко, как в старые добрые времена. Садистского удовольствия в голосе не было - Пеппер просто констатировала факт.

Тони закрыл лицо руками.

Если это всё, то я предпочёл бы…

Да-да, - сказала Пеппер. - Не провожай.

Ну что, старик? Как ты?

Бывало и лучше.

Держишься огурцом?

И выгляжу так же.

Тони хлопнул Роуди по плечу. Роуди охнул, чуть не упал и зацепился за поручни тренажёра. Тони подхватил его за локоть.

Эй! Нормально всё?

Нормально, - сказал Роуди.

Его «нормально» было из той же серии, что «всё в порядке» Тони. Вблизи Тони видел капли пота на тёмном лбу Роуди. Они напоминали конденсат на холодной бутылке кока-колы в жаркую погоду.

Принести тебе выпить? Виски, может?

Ты что, - отозвался Роуди. - Я здесь на строгой диете. Врач первым делом запретил пить.

А врач-то не дурак, подумал Тони. На месте Роуди любой бы запил.

Ну что тебе можно? Молоко хоть пьёшь?

Пью, не помогает.

Старый ты дурак, Роуди.

На себя посмотри.

Они улыбнулись друг другу. Тони пошёл в комнату отдыха, открыл холодильник, взял молоко и налил в два стакана. Когда он вернулся, Роуди лежал на полу, опираясь на локти.

Сейчас, - сказал он. - Полежу чуток. Что-то голова кружится.

Давай выпьем.

Они чокнулись. Роуди опустошил свой стакан залпом и вытер молочные усы над верхней губой. Тони цедил медленно. От молока его подташнивало, но хотелось поддержать друга.

Что с Капитаном? - спросил Роуди. Было видно, что вопрос давно вертелся у него на языке.

Похоронили в прошлую субботу, - сказал Тони.

На Арлингтоне?

Нет. Я пробовал выбить ему местечко, но не вышло.

Тони не стал уточнять, сколько предпринял попыток. Как звонил всем подряд, как пытался подкупить дирекцию кладбища, как скандалил с военными и достучался аж до Агентства Национальной Безопасности. Хорошо хоть, на коленях не стоял - хватило ума остановиться.

Тони догадывался, что однажды Роуди сам узнает об этом по своим каналам, но не хотел признаваться лицом к лицу. В этом было что-то постыдное.

Роуди покивал.

Пресса была?

Не пустили.

Кто-нибудь из фанатов?

Каждый подумал о своём.

Ну а Беннер? - спросил Роуди.

Пока не появлялся.

Думаешь, он знает?

Даже если нет - об этом писали в газетах. Скоро увидит.

Роуди покусал губы.

За что ж он его так приложил...

Халк есть Халк.

Поди угадай, что ему не понравилось.

У меня есть теория, - сказал Тони. - Кэп пошёл искать Беннера. Может, собирался заново объединить Мстителей, это в его духе. Но нашёл он не Беннера, а Халка. Где-то на границе с Камеруном, если верить отчёту ВВС. Ваши вычислили Кэпа, и Кэп, сам того не зная, привёл к Халку хвост. Халк и вызверился.

Когда ты говоришь "ваши", ты кого имеешь в виду?

Тони споткнулся. Роуди промокнул рукавом пот на лбу.

Оговорился, - сказал Тони. - Я хотел сказать - наши его вычислили.

Странно, что Кэп не выстоял. Со щитом из вибраниума...

Да не было у него щита. Щит я забрал. Это же госсобственность.

«Это мой отец сделал!»

Роуди, кряхтя, приподнялся на локтях, принял положение поудобнее и простодушно ответил:

Точно. Я и забыл. А что Халк? Его не взяли?

Не смогли. Я бы помог, но поздно узнал.

Его хоть ищут?

Ищут, но пока по нулям.

Снимки со спутников не смотрели?

Смотрели. Три дня назад зафиксировали странную активность в тропических лесах, но Халк исчезает быстрее, чем прилетает отряд. Забрался в трудное место, с воздуха ни чёрта не разглядишь. Залёг на дно и пока не высовывается.

Роуди ещё покивал.

А как на него вышел Кэп? Тоже со спутников?

Либо так, либо у Капитана был третий глаз.

Ты уже думал о том, кто помог ему? Сам бы он до спутников не добрался. Тут нужен кто-то сверху, хотя бы из ООН, а лучше сразу из НАСА.

Тони припал к стакану, глотнул и нехотя ответил:

Я понимаю, куда ты клонишь, но не хочу туда лезть.

На Т"Чаллу надо нажать, - сказал Роуди.

И без меня нажмут.

Да, дела... Ясно, что он помогал Кэпу. Будут проблемы.

А у кого их нет.

Роуди хмыкнул. Оставался ещё один щекотливый вопрос. Тони ждал, когда Роуди его озвучит.

Ну а солдат?

Солдата не нашли.

Они-то понятно. А ты?

И я не нашёл.

А ты вообще ищешь?

Трудная тема. Тони прикинул, как лучше с неё свернуть.

Старик, - сказал Роуди. - Пообещай, что обойдёшься без самодеятельности. Всё должно быть по закону.

Я знаю, - сказал Тони.

На твоём месте я бы тоже хотел его хлопнуть. Кто угодно слетел бы с рельсов. Но если ты начнёшь мстить... Если ты наплюёшь на всё и потеряешь всякий контроль... Это будет значить, что ты стал беспредельщиком. Как Кэп. Понимаешь меня?

Тони подумал: эх, Роуди, ни хрена ты не понял в Кэпе.

Вот и отлично, - с облегчением сказал Роуди. - Я на тебя надеюсь.

Знаешь, с тех пор, как пошла эта заварушка, все вокруг только и делают, что учат меня жить.

Роуди хотел возразить, но тут раздался писк. Это встроенная в протез система напоминала, что пора приступать к тренировкам.

До чего противно пищит...

Я заменю на песню Тейлор Свифт, - пообещал Тони.

Чтоб я знал, кто это. Замени на Эйси-Диси.

Роуди, не будь старпёром.

Роуди подмигнул и парировал:

Лучше ты не молодись.

Т"Чалла позвонил через пару дней, воскресным утром. Первым делом он спросил:

Эта линия прослушивается?

Тони сел в кровати, поправил наушник в ухе, зевнул и ответил:

Конечно, прослушивается. Мной.

А что насчёт правительства Соединённых Штатов?

Не смешите меня, ваше высочество.

На свете полно умников.

Ну, разве что в правительстве найдётся умник поумнее меня.

Т"Чалла помолчал, подумал и, видимо, пришёл к выводу, что такой исход маловероятен. Тони это польстило.

В таком случае есть разговор.

Тони опустил ноги на пол. Голова была тяжёлой. Он сумел уснуть только под утро и спал не больше трёх часов.

Ничего, Эйнштейну хватало и этого. Или не Эйнштейну? Да Винчи? Тесле? Словом, кому-то из них.

Мистер Старк, вы меня слушаете?

Да, - сказал Тони, встал с постели и прошлёпал босыми ногами по полу. Сейчас он бы жахнул таблетку от головной боли, но не хотелось спускаться за аптечкой. Жаль, её нельзя было призвать жестом, как костюм. - Говорите.

Нам нужно встретиться.

Да что ж такое, все хотят меня видеть. А по телефону нельзя?

Разговор не телефонный.

Тони нашёл на тумбочке ополовиненный стакан с виски, выпил и взбодрился. Лет пятнадцать назад он каждый день начинал с вискарика. Вот были деньки.

Тони вернул стакан на тумбочку. Стакан пошатнулся, упал на пол и разбился. Тони чертыхнулся. Несомненно, Т"Чалла услышал звон, но не показал этого. Он отлично владел собой.

Если разговор не телефонный, то зачем спрашивали о прослушке?

Будет лучше, если никто не узнает ни о предмете разговора, ни о том, что я вам звонил.

Как скоро вы сможете прилететь в Ваканду?

И этот туда же - прилети, приди, реши, подпиши, притормози. Тони с досадой подумал: день толком не начался, а меня уже раздирают в клочья. Всем что-то от меня надо: демократам - чтобы я дал денег, Пеппер - чтобы не давал, Роуди - чтобы всё делал по закону, Т"Чаллу - в обход закона. Хоть бы одна зараза оставила в покое.

Давайте начистоту. Я в курсе, что ООН вас прессует, но впрягаться за Ваканду не стану.

Вас никто и не просит, - ответил Т"Чалла с холодком в голосе.

А зачем тогда вы звоните?

Я же сказал - не телефонный разговор.

Тони длинно вздохнул.

Т"Чалла, меньше всего на свете мне сейчас хочется тащиться на край земли, чтобы поболтать с вами за чашечкой чая не пойми о чём.

Я не спрашивал, чего вам хочется, мистер Старк. Я спросил, как скоро вы сможете появиться.

Пока не узнаю, зачем, с места не сдвинусь.

Т"Чалла выдержал паузу.

Я знаю, что вы поучаствовали в похоронах Капитана.

Поучаствовал? - переспросил Тони.

Если можно так сказать.

В похоронах Капитана поучаствовал Халк, а не я.

Т"Чалла сообразил, что неверно выразился, и поискал правильную формулировку.

Вы их организовали. Я это имел в виду.

Тони и не заметил, как завёлся.

Дипломатия - не ваша сильная сторона.

Равно как и ваша, мистер Старк.

Я всё ещё не понимаю, на кой чёрт вы мне звоните.

Хочу предложить кое-что.

Что именно?

Об этом при встрече.

Упрямый сукин сын.

Во вторник вечером вас встретят мои люди. Гражданским рейсом не летите, военных не привлекайте. Я пришлю координаты. Лучше обойтись без самолёта, чтобы системы ПВО ничего не засекли. Ваш костюм выдерживает перелёты на большие расстояния?

Мой костюм выдерживает выход в стратосферу.

Тогда ждите координат, - сказал Т"Чалла и отключился.

Тони коснулся уха и заблокировал входящие. День не обещал ничего хорошего. Тони не хотелось ни с кем говорить.

Полчаса он поболтался по дому в праздном безделье. Бездельничать Тони не умел. В последние пару месяцев он всё чаще задавался вопросом, не начать ли снова копаться в железках. Оборудование было исправно, запчасти и расходные материалы лежали нетронутыми, десятки чертежей и набросков ждали своего часа в бесчисленных ящиках. Без видимых причин им завладела апатия. Он упивался ею даже с некоторым мазохизмом. Раз спустился в мастерскую, открыл ящик, посмотрел на чертежи, не взялся. Ещё раз спустился - опять не взялся. Хаотичная жажда деятельности, всегда отличавшая Тони, будто давала сбой.

Сегодня он опять зашёл в мастерскую и в сотый раз оглядел пустые ниши. Здесь мог бы стоять Марк-15. Тут Марк-34. Там Марк-43.

Пятнадцатый был бедовым парнем. Для хорошего боя он не годился, зато ему не было равных в том, что касалось маскировки. Почти вся энергия уходила на поддержание невидимости. Лёгкий, маневренный, подлый засранец. На нём Тони впервые опробовал новую технологию облачения. Нацепить его было куда легче, чем предыдущие четырнадцать костюмов.

Тридцать четвёртый, Левша, годился для спасения. После катастрофы в Нью-Йорке Тони увлёкся и придумал кучу таких ребят. Они тоже не подходили для боя, но один из них спас Пеппер во время обстрела особняка. Тридцать четвёртый умел разгребать завалы. Из его левой руки выдвигался крюк, чем-то похожий на роботизированную руку из детских автоматов - ту, которой надо управлять, чтобы достать игрушку.

Наконец, последний, лучший, сорок третий. Броня гораздо прочнее, чем прежде, титановый сплав добавляет мощи, внутри стабилизатор давления и усиленные реактивные двигатели. В этом костюме можно летать в космос и опускаться на дно океана без батискафа.

Два первых сгинули, третий проходил аттестацию. Его обещали вернуть завтра после того, как закончится вся возня с бумажками. Тони скучал по нему, как по Пеппер, и если тоску по Пеппер ещё можно было загнать в самые дальние уголки сознания, то тоску по костюму - нет.

В этой тупой, бессмысленной тоске он зачем-то опять открыл ящик, стал что-то перебирать, искать, вчитываться в огрызки фраз на клочках бумаги. С бумагой было тяжко. Он поднялся наверх, взял коробку китайской лапши, разогрел в микроволновке и опять вернулся в мастерскую. Тони включил систему. Интерфейс развернулся на полкомнаты. Тони встал на подиум и, жуя лапшу, наугад потыкал пальцем в разные хранилища. Он искал наработки по Марку-44. Ведь были же где-то… Что-то насчёт энергоёмкости, улучшенной системы мониторинга здоровья, стабилизатора колебаний при полёте.

В стену просочился Вижн, паря под потолком.

Рад видеть вас за работой, мистер Старк.

Привет, Джарвис, - машинально отозвался Тони.

Вижн стерпел.

Ах ты чёрт, - спохватился Тони. - Забываю всё время.

Ничего, сэр. Заняты чем-то интересным?

Не могу найти чертежи сорок четвёртого. Не помнишь, куда я их дел?

Заархивировали в перспективных разработках.

Да, точно.

Отправить чертежи комиссии ООН?

Тони прожевал и глотнул.

Согласно условиям договора, все работы по производству нового оборудования в рамках проекта «Железный человек» отныне нужно предварительно согласовывать с комиссией.

Тони переварил эту фразу. Вижн вежливо переспросил:

Так мне отправить, сэр?

Аппетит пропал. Тони спустился с подиума и поставил коробку на стол.

Как скажете.

Выключи эту хрень.

Хорошо, сэр. А вы…

Пойду наверх. Сообщи, когда сорок третьего доставят.

Интерфейс дополненной реальности на миг вспыхнул и погас.

Жара стояла невыносимая - такая, какой не бывает даже в Майами и в Калифорнии в самые дикие месяцы долгого лета. Солнце было в зените. Во влажном воздухе крутились полчища мелких насекомых. В микроавтобусе, что вёз Тони по узкой дороге, окна были закрыты, а кондиционер работал еле-еле. Мошкара билась о стёкла. Пейзаж за окном не менялся уже минут двадцать: всюду был тропический лес с вырубленной просекой, опутанный лианами, тёмно-зелёный, буйный, навевающий мысли о чём-то угрожающем и первобытном. Тони вспомнил «Парк Юрского периода».

Он хотел залезть в костюм, но по просьбе Т"Чаллы костюм по прилёту пришлось снять. Металлическую махину посадили в соседнее кресло и накрыли простыней. Из-за этого Тони казалось, что он едет в обнимку с трупом. На поворотах костюм кренился, и Тони поддерживал его за титановое плечо.

Долго там ещё? - спросил он.

Водитель что-то промычал на местном наречии.

Почти приехали, - любезно перевёл провожатый. Тони так и не понял, кем он приходится Т"Чалле - то ли помощником, то ли министром, то ли дальним родственником.

Т"Чалла не растрачивал ресурсы попусту - встретить Тони он отправил всего двоих. Скромная делегация не обладала достаточными полномочиями, чтобы объяснить суть дела. Их задачей было просто доставить Старка в нужное место. По тому, как слаженно и быстро они работали, Тони понял, что перед ним агенты местной спецслужбы. Может, какой-нибудь отряд из числа приближённых к Чёрным Пантерам, но точно не гражданские. Уж больно хорошо они заметали следы.

Микроавтобус остановился. Тони включил костюм. Сорок третий ожил, сбросил простыню, встал и вслед за Тони вылез на дорогу. При каждом его движении раздавался тихий металлический скрежет. В джунглях это звучало дико. Костюм выявлял и обострял то, что Тони и так знал: что он чужой в этом странном мире, и все его приблуды тоже чужие.

Нам наверх, - сказал провожатый. Тони задрал голову. Над ним возвышалась скала, тонувшая в зелени. В тени от скалы было прохладно. Кроны причудливых реликтовых деревьев скрылись в облаке влажного тумана.

Наверх вели ступеньки, вырубленные в камне. Первым пошёл провожатый, за ним Тони, следом сорок третий. Узкая лестница поначалу шла круто вверх, затем запетляла. У Тони закололо в боку.

Пульс девяносто восемь, сэр, - подсказал сорок третий. - И продолжает расти.

А этот Т"Чалла не ищет лёгких путей, правда, Пятница?

Провожатый мягко вмешался:

Лёгок только путь вниз.

Он раздражал Тони не меньше, чем его босс.

Очередной поворот лестницы открыл перед Тони вид на миллион долларов: скалистая зелёная долина тонула в серебристом тумане. В провалах между скалами виднелись кустарники и пышные цветы с мясистыми листьями. На выступе стояла статуя пантеры, высеченная из чёрного камня. Пантера щерила зубы, застыв в боевой стойке.

А говорят, что я позёр, - пробормотал Тони.

Наконец лестница кончилась. Тони перешагнул последнюю ступеньку. Они стояли перед футуристическим зданием с панорамными окнами. Тони прикинул, во что обошлась работа архитектора и каково строить в таком месте. Здание было будто утоплено в джунглях. С высоты его прикрывали другие скалы. Такую постройку не разглядишь со спутника - всё потеряется в тропических лесах. Заказчик не пожалел денег на проектирование и маскировку. Миллионов двести потратил? Нет, не меньше трёхсот. Даже в особняк Старка было вбухано меньше средств. Тони нечасто встречал людей, располагающих большим состоянием, чем он сам.

У парадного входа провожатый остановился. Система просканировала его глаз. Двери раздвинулись. В просторном белом вестибюле стоял Т"Чалла, с ног до головы облачённый в чёрное. Провожатый пропустил Тони и сорок третьего вперёд и исчез. Двери закрылись.

Вы в курсе, что сканирование глаза - это прошлый век? - спросил Тони. - На Ближнем Востоке я видел ребят, которые обходили эту систему, вырывая жертве глаз и накалывая его на вилку. Однажды я сам прикрутил похожий сканер в нашу лабу, но один из сотрудников перенёс операцию после отслоения сетчатки, и пришлось всё перекаблировывать по десять раз. С отпечатками пальцев проблем ещё больше, их слишком легко подделать, так что я бы посоветовал использовать трёхступенчатую идентификацию с тепловизорами.

Т"Чалла безучастно пожал плечами.

Учту, если буду скрываться от кого-нибудь вроде вас.

От меня и это не спасёт.

Кто знает.

Тони подошёл к нему поближе. Т"Чалла не подал ему руку для пожатия. Он стоял, выпрямившись и заведя ладони за спину. Весь его вид выражал умиротворение.

Хорошо добрались? - спросил он.

Пульс восемьдесят семь, - отрапортовал сорок третий.

Пятница, помолчи.

Т"Чалла сказал:

Интересно, почему вы назвали искусственный интеллект именно так.

Пятница - мой любимый день недели, - солгал Тони.

Пятница - помощник Робинзона Крузо. Вопреки воле отца Робинзон отправляется в далёкое плавание, но корабль терпит крушение, и весь экипаж, кроме Робинзона, погибает. Поборов отчаяние, Робинзон собирает с обломков корабля припасы и инструменты. После долгих лет одиночества он спасает дикаря, учит его английскому и делит с ним быт. Двадцать восемь лет Робинзон пребывает на необитаемом острове, строя собственный мир, прежде чем покинуть его. Некоторые исследователи считают, что этот роман Даниэля Дефо можно считать одним из манифестов раннего капитализма. Поучительная история, не правда ли?

Тони инстинктивно напрягся. Т"Чалла смотрел на него так, будто видел насквозь.

Думаете, что всё обо мне знаете? - спросил Тони.

Что вы, - сказал Т"Чалла. - Думаю, вы и сами не всё о себе знаете... Идёмте. Не хочу зря тратить наше время.

Из вестибюля они вышли на лестницу. По пути им изредка попадались люди в форменной одежде, все как один с планшетами и страшно занятые. Никто не обращал на Тони Старка внимания. Т"Чалла завёл Тони в помещение, чем-то похожее на проходной кабинет. Здесь стоял стол из металла и дерева, пара стульев, кофейник. Т"Чалла остановился у двери, ведущей в следующую комнату, повернулся к Тони и сказал:

Прежде чем показать кое-что, я хотел бы взять с вас обещание, что разговор останется между нами.

Грош цена обещаниям, - ответил Тони. - Вам разве не говорили, что я нарушаю их на каждом шагу?

Ему хотелось поддеть Т"Чаллу, хоть на миг вывести его из равновесия, сковырнуть обшивку и посмотреть, что внутри. Т"Чалла не поддавался.

Обещание вы дадите не мне.

Капитану.

Тони напомнил:

Капитан мёртв.

Я знаю, - сказал Т"Чалла. - Но это ничего не меняет. Я передаю эстафету. Капитан взял обещание с меня, и теперь я беру обещание с вас.

Тони поймал его на слове.

Стало быть, своё обещание вы нарушили.

Не совсем так. Тайну я храню.

Тони хмыкнул.

Капитан просил вас молчать, а вы зовёте меня в гости и всё рассказываете. У вас интересные представления о том, что значит хранить тайну.

И снова Т"Чалла не дрогнул.

Я дал ему слово, что придержу кое-что у себя до подходящего момента. К сожалению, в нынешних реалиях это не представляется возможным. Чем дольше эта вещь остаётся у меня, тем меньше у меня шансов сохранить её в целости. Думаю, ваши шансы куда выше.

С чего это?

У вас её не будут искать.

В душе Тони заворочалась смутная догадка. Он сказал себе: не спеши с выводами. Кто поймёт Капитана? Ему могло стукнуть в голову что угодно. Странный был парень. Тони никогда не понимал его по-настоящему.

Хотелось понять... Иногда казалось: ещё чуть-чуть, самую малость - и Тони поймёт.

Это была одна из тех милых иллюзий, на которых Тони вырос, и, как и всем прочим иллюзиям, однажды ей пришёл конец.

Дали слово - так держите его.

Повторяю, Старк. Я бы рад. Но после смерти Капитана ООН давит на Ваканду. Экономика и международное положение моей страны могут пострадать из-за того, что мы прячем эту вещь на своей территории. Правительство вашей страны знает, что я поддерживал Капитана. Недолго, но кого это волнует. Они взялись за меня, и рано или поздно они найдут то, что спрятано.

Да что у вас там, ядерная бомба?

Не совсем. Будь это моим личным бременем, я выполнил бы договор от и до. Но мой народ не должен страдать из-за того, что я упрямо стою на своём. Под этим я не подписывался.

Кажется, первый раз Тони удалось задеть Т"Чаллу за живое.

Что бы там ни оказалось, - сказал Тони, - Капитан был бы не в восторге, если бы я полез в это.

Вы сами сказали - Капитана больше нет.

Тони много раз проговаривал это в уме на разные лады: Капитана нет, он умер, пропал, он больше никогда не ткнёт тебя носом в грешки и не спросит, кем ты будешь без костюма. Он ушёл и не вернётся.

Тони не думал, что будет так трудно услышать то же самое из уст Т"Чаллы.

Я знаю, что в итоге вы всё равно согласитесь на сделку, - сказал Т"Чалла. - Соглашайтесь сейчас, и мы сэкономим время. Каждый день на счету.

Странная какая-то сделка, - сказал Тони. - Вы избавитесь от обязательств и головной боли. А что получу я?

Искупление.

Тони подумал, что ослышался.

Вы считаете, я виноват в смерти Кэпа? Так, что ли?

Т"Чалла сказал:

Это ваши слова.

Нет, постойте. Я не убивал Капитана. Это сделал Халк.

Мы оба знаем, что в действительности всё намного сложнее. В то же время нет никакого значения, что я думаю насчёт смерти Капитана. Кого я виню, кого не виню. Важно, что думаете вы сами.

Тони всё надоело. Меланхоличная невозмутимость Т"Чаллы буквально выбешивала.

С меня хватит. Вы можете хоть раз сказать что-нибудь напрямик?

Сначала дайте слово.

Может, заодно кровью расписаться? Не много ли вы просите за то, чтобы я избавил вас от проблем с ООН?

Я ничего не прошу, - кротко ответил Т"Чалла. - Я открываю возможности. Так вы дадите слово или нет?

Тони мысленно досчитал до десяти. Пеппер когда-то учила его: не принимай поспешных решений. Т"Чалла терпеливо ждал.

Хорошо, - сказал Тони. - Даю слово, что это останется между нами.

Т"Чалла кивнул, взялся за ручку двери и повернул.

И ещё кое-что, Старк. Не пытайтесь разбить резервуар. Стекло бронированное.

Тони хотел спросить у Т"Чаллы, что за ерунду он несёт, но не успел. Дверь открылась. Перед ними предстало просторное помещение, похожее на лабораторию биотехнологического стартапа. Между столов, приборов и стоек стоял резервуар высотой не меньше двух с половиной метров. От него к приборам протянулись трубки и провода. В резервуаре спал Зимний Солдат. Обрубок металлической руки был стыдливо закрыт тканевой накладкой. Около резервуара возилась лаборантка. Т"Чалла что-то сказал ей на местном наречии. Лаборантка кивнула и вышла в ближайшую дверь.

Тони так и стоял на пороге. Ноги вросли в пол. Сорок третий тоже не двигался с места. Т"Чалла посмотрел на Тони, улыбнулся и сказал:

Вы дали мне слово, Старк. Помните об этом.

Предупреждаю, Т"Чалла, ещё пять минут в таком духе - и я залезу в этот костюм и взорву к чертям всю вашу богадельню. Камня на камне не оставлю. Разморозьте Солдата.

Что значит нет?

Нет значит нет.

Значит, я сам его разморожу.

Должен предостеречь вас, мистер Старк, - сказал Т"Чалла. - Заморозка - это личное решение мистера Барнса.

«Мистер Барнс»... Не много ли чести?

До тех пор, пока не найдётся средство для обхода кода, это самый верный способ держать Солдата под контролем. Капитан согласился с этим.

С языка чуть не сорвалось: ясное дело. Капитан соглашался с любой прихотью Барнса. Он бы отрубил себе руку и отдал её драгоценному Баки, если бы тот заикнулся. Это Тони приходилось рвать жилы, чтобы убедить Капитана хоть в чём-нибудь. Но Баки всё доставалось просто так.

Удивительным человеком был Кэп: вроде умным, но дураком, каких мало.

Я понимаю, что вы чувствуете, - сказал Т"Чалла. - Когда-то я тоже думал, что этот человек убил моего отца.

Т"Чалла подошёл к резервуару и теперь смотрел сквозь стекло на лицо Солдата. Плотно сомкнутые веки были покрыты инеем.

Вы думали, - сказал Тони. - А я знаю наверняка. Разницу чуете?

Неужели вам было мало ненависти? - спросил Т"Чалла с лёгким удивлением. - Вражда не вернёт вам родителей. С этим уже ничего не сделать.

Это было так избито, наивно, банально... Вдобавок лицемерно. Чисто по-человечески Т"Чалла мог понять Тони, но предпочёл строить из себя буддийского монаха. Тони еле терпел душеспасительные речи Капитана, но те же фразы, произнесённые Т"Чаллой, не собирался терпеть.

Определитесь с приоритетами, ваше высочество. Полчаса назад вы пели мне, что пойдёте на всё ради народа Ваканды, а теперь вспомнили про моральный облик.

Народ важнее, разумеется. У Ваканды будут проблемы, когда всплывёт правда о Зимнем Солдате. А она всплывёт, рано или поздно.

Это место не так легко обнаружить.

Да, но кто-нибудь проболтается. Такова статистика. Тайна, которую знают многие, остаётся тайной ненадолго.

Вы не доверяете мне или своим людям? Или кто-то ещё знает?

Т"Чалла повёл плечом.

Сокол. Он приходил за Солдатом.

На кой чёрт?

У него спросите. Думаю, мистер Уилсон догадался, что Капитан захочет спрятать Солдата, и после смерти Капитана стал его искать. В отличие от вас, кстати.

С каждой минутой злость Тони всё росла и росла. Она придавала сил. С ней он чувствовал себя живым.

Чудесно. Уилсон молодец, а я кусок дерьма. Где-то я такое уже слышал. Переобщались с Капитаном, Т"Чалла?

Если это юмор, то неудачный.

Какой там юмор... Так чего ж вы не отдали Солдата Уилсону?

У Уилсона нет частных самолётов, чтобы перевезти резервуар в безопасное место, нет дома, где можно хранить его, нет связей в правительстве на всякий случай и нет ваших миллиардов.

Не знал, что вы такой расчётливый сукин сын.

Т"Чалла покачал головой.

Знаете, что меня больше всего поражает в вас, мистер Старк? Вы отчаянно стремитесь найти союзников, но в то же время делаете всё, чтобы с ними рассориться. Думаю, в глубине души вы не хотите быть вместе с кем-то. Вы хотите быть один.

Тони улыбнулся так широко, что даже скулы заболели. Т"Чалла смотрел на него, не моргая, как змея.

Обожаю такое. Хотите поговорить о моём богатом внутреннем мире - встаньте в очередь.

Вот видите...

Вы просто сбагриваете мне опасную заводную игрушку. Не надо строить из себя психолога. Это я оказываю вам услугу, а не вы мне.

Разве? - Т"Чалла подошёл к сорок третьему и осмотрел его с ног до головы. - А я почему-то решил, что опасные заводные игрушки - это как раз по вашей части.

Всяк знай своё место!

Тому минуло уж больше ста лет.

За лесом у большого озера стояла старая барская усадьба; кругом шли глубокие рвы с водой, поросшие осокой и тростником. Возле мостика, перекинутого через ров перед главными воротами, росла старая ива, склонявшаяся ветвями к тростнику.

С дороги послышались звуки рогов и лошадиный топот, и маленькая пастушка поторопилась отогнать своих гусей с мостика в сторону. Охотники скакали во весь опор, и самой девочке пришлось поскорее прыгнуть с мостика на большой камень возле рва – не то бы ей несдобровать! Она была совсем ещё ребенок, такая тоненькая и худенькая, с милым, добрым выражением лица и честными, ясными глазками. Но барину-то что за дело? На уме у него были одни грубые шутки, и вот, проносясь мимо девочки, он повернул хлыст рукояткой вперед и ткнул им пастушку прямо в грудь. Девочка чуть не упала.

– Всяк знай своё место! Твоё – в грязи! – прокричал барин и захохотал. Как же! Ему ведь удалось сострить! За ним захохотали и остальные; затем всё общество с криком и гиканьем понеслось по мостику; собаки так и заливались. Вот уж подлинно, что "Богатая птица шумно бьёт крылами!"

Богат ли был барин, однако, ещё вопрос.

Бедная пастушка, теряя равновесие, ухватилась за ветку ивы и, держась за неё, повисла над тиною. Когда же господа и собаки скрылись за воротами усадьбы, она попробовала было вскарабкаться на мостик, но ветка вдруг обломилась у самого ствола, и девочка упала в тростник. Хорошо, что её в ту же минуту схватила чья-то сильная рука. По полю проходил коробейник; он видел всё и поспешил девочке на помощь.

– Всяк знай своё место! – пошутил он, передразнивая барина, и вытащил девочку на сушу. Отломанную ветку он тоже попробовал поставить на своё место, но не всегда-то ведь поговорка оправдывается! Пришлось воткнуть ветку прямо в рыхлую землю. – Расти, как сможешь, и пусть из тебя выйдет хорошая дудка для этих господ!

При этом он от души пожелал, чтобы на ней сыграли когда-нибудь для барина и всей его свиты хороший шпицрутенмарш. Затем коробейник направился в усадьбу, но не в парадную залу – куда такой мелкой сошке лезть в залы, – а в людскую. Слуги обступили его и стали рассматривать товары, а наверху, в зале, шёл пир горой. Гости вздумали петь и подняли страшный рев и крик: лучше они петь не умели! Хохот, крики и собачий вой оглашали дом; вино и старое пиво пенилось в стаканах и кружках. Любимые собаки тоже участвовали в трапезе, и то один, то другой из молодых господ целовал их прямо в морду, предварительно обтерев её длинными, обвислыми ушами собаки. Коробейника тоже призвали в залу, но только ради потехи. Вино бросилось им в голову, а рассудок, конечно, и вон сейчас! Они налили коробейнику пива в чулок, – выпьешь, мол, и из чулка, торопись только! То-то хитро придумали! Было над чем зубоскалить! Целые стада, целые деревни вместе с крестьянами ставились на карту и проигрывались.

– Всяк знай своё место! – сказал коробейник, выбравшись из этого Содома и Гоморры, как он назвал усадьбу. – Моё место – путь-дорога, а в усадьбе мне совсем не по себе!

Маленькая пастушка ласково кивнула ему на прощанье из-за плетня.

Дни шли за днями, недели за неделями; сломанная ветка, посаженная коробейником у самого рва, не только не засохла и не пожелтела, но даже пустила свежие побеги; пастушка глядела на неё да радовалась: теперь у неё завелось как будто своё собственное дерево.

Да, ветка-то всё росла и зеленела, а вот в господской усадьбе дела шли всё хуже и хуже: кутежи и карты до добра не доводят.

Не прошло и шести лет, как барин пошел с сумою, а усадьбу купил богатый коробейник, тот самый, над которым господа потешались, наливая ему пива в чулок. Честность и трудолюбие хоть кого поставят на ноги, и вот коробейник сделался хозяином усадьбы, и с того же часа карты были изгнаны из неё навсегда.

– От них добра не жди! – говорил хозяин. – Выдумал их сам чёрт: увидал Библию, ну и давай подражать на свой лад!

Новый хозяин усадьбы женился, и на ком же? На бывшей пастушке! Она всегда отличалась добронравием, благочестием и сердечностью, а как нарядилась в новые платья, так стала ни дать ни взять красавицей барышней! Как же, однако, все это случилось? Ну, об этом больно долго рассказывать, а в наш недосужий век, известно, все торопятся! Случилось так, ну и всё, а дальше-то вот пойдет самое важное.

Славно жилось в старой усадьбе; хозяйка сама вела всё домашнее хозяйство, а хозяин заправлял всеми делами; благосостояние их всё росло; недаром говорится, что деньга родит деньгу. Старый дом подновили, выкрасили, рвы очистили, всюду насадили плодовых деревьев, и усадьба выглядела как игрушечка. Пол в комнатах так и блестел; в большой зале собирались зимними вечерами все служанки и вместе с хозяйкой пряли шерсть и лён; по воскресным же вечерам юстиц-советник читал им из Библии. Да, да, бывший коробейник стал юстиц-советником, – правда, только на старости лет, но и то хорошо! Были у них и дети; дети подрастали, учились, но не у всех были одинаковые способности, – так оно бывает ведь и во всех семьях.

Ветка же стала славным деревцом; оно росло на свободе, его не подстригали, не подвязывали.

– Это наше родовое дерево! – говорили старики и внушали всем детям, даже тем, которые не отличались особенными способностями, чтить и уважать его.

И вот с тех пор прошло сто лет.

Дело было уже в наше время. Озеро стало болотом, а старой усадьбы и вовсе как не бывало; виднелись только какие-то канавки с грязной водой да с камнями по краям – остатки прежних глубоких рвов. Зато старое родовое дерево красовалось по-прежнему. Вот что значит дать дереву расти на свободе! Правда, оно треснуло от самых корней до вершины, слегка покривилось от бурь, но стояло всё ещё крепко; из всех его трещин и щелей, куда ветер занес разные семена, тянулись к свету травы и цветы. Особенно густо росли они там, где ствол раздваивался. Тут образовался точно висячий садик: из середины дупла росли малиновый куст, мокричник и даже небольшая стройная рябинка. Старая ива отражалась в черной воде канавки, когда ветер отгонял зелёную ряску к другому краю. Мимо дерева вилась тропинка, уходившая в хлебное поле.

У самого же леса, на высоком холме, откуда открывался чудный вид на окрестность, стоял новый роскошный дом. Окна были зеркальные, такие чистые и прозрачные, что стёкол словно и не было вовсе. Широкий подъезд казался настоящею беседкой из роз и плюща. Лужайка перед домом зеленела так ярко, точно каждую былинку охорашивали и утром и вечером. Залы увешаны были дорогими картинами, уставлены обитыми бархатом и шёлком стульями и диванами, которые только что не катались на колесиках сами. У стен стояли столы с мраморными досками, заваленные альбомами в сафьяновых переплётах и с золотыми обрезами... Да, богатые, видно, тут жили люди! Богатые и знатные – это было семейство барона.

И всё в доме было подобрано одно к одному. “Всяк знай своё место”, – говорили владельцы, и вот картины, висевшие когда-то в старой усадьбе на почётном месте, были вынесены в коридор, что вел в людскую. Все они считались старым хламом, в особенности же два старинных портрета. На одном был изображен мужчина в красном кафтане и в парике, на другом – дама с напудренными, высоко взбитыми волосами, с розою в руках. Оба были окружены венками из ветвей ивы. Портреты были во многих местах продырявлены. Маленькие барончики стреляли в них из луков, как в мишень. А на портретах-то были нарисованы сам юстиц-советник и советница, родоначальница баронской семьи.

– Ну, они вовсе не из нашего рода! – сказал один из барончиков. – Он был коробейником, а она пасла гусей! Это совсем не то, что papa и maman .

Портреты, как сказано, считались хламом, а так как “всяк знай своё место”, то прабабушку и прадедушку и выставили в коридор.

Домашним учителем в семье был сын пастора. Раз как-то он отправился на прогулку с маленькими барончиками и их старшею сестрой, которая только недавно конфирмовалась. Они шли по тропинке мимо старой ивы; молодая баронесса составляла букет из полевых цветов. Правило “всяк знай своё место” соблюдалось и тут, и в результате вышел прекрасный букет. В то же время она внимательно прислушивалась к рассказам пасторского сына, а он рассказывал о чудесных силах природы, о великих исторических деятелях, о героях и героинях. Баронесса была здоровою, богато одарённою натурой, с благородною душой и сердцем, способным понять и оценить всякое живое создание.

Возле старой ивы они остановились – младшему барончнку захотелось дудочку; ему не раз вырезали их из ветвей других ив, и пасторский сын отломил ветку.

За лесом у большого озера стояла старая барская усадьба; кругом шли глубокие рвы с водой, поросшие осокой и тростником. Возле мостика, перекинутого через ров перед главными воротами, росла старая ива, склонявшаяся ветвями к тростнику.

С дороги послышались звуки рогов и лошадиный топот, и маленькая пастушка поторопилась отогнать своих гусей с мостика в сторону. Охотники скакали во весь опор, и самой девочке пришлось поскорее прыгнуть с мостика на большой камень возле рва - не то бы ей несдобровать! Она была совсем еще ребенок, такая тоненькая и худенькая, с милым, добрым выражением лица и честными, ясными глазками. Но барину-то что за дело? На уме у него были одни грубые шутки, и вот, проносясь мимо девочки, он повернул хлыст рукояткой вперед и ткнул им пастушку прямо в грудь. Девочка чуть не упала.

Всяк знай свое место! Твое - в грязи! - прокричал барин и захохотал. Как же! Ему ведь удалось сострить! За ним захохотали и остальные; затем все общество с криком и гиканьем понеслось по мостику; собаки так и заливались. Вот уж подлинно, что

Богатая птица шумно бьет крылами!

Богат ли был барин, однако, еще вопрос.

Бедная пастушка, теряя равновесие, ухватилась за ветку ивы и, держась за нее, повисла над тиною. Когда же господа и собаки скрылись за воротами усадьбы, она попробовала было вскарабкаться на мостик, но ветка вдруг обломилась у самого ствола, и девочка упала в тростник. Хорошо, что ее в ту же минуту схватила чья-то сильная рука. По полю проходил коробейник; он видел все и поспешил девочке на помощь.

Всяк знай свое место! - пошутил он, передразнивая барина, и вытащил девочку на сушу. Отломанную ветку он тоже попробовал поставить на свое место, но не всегда-то ведь поговорка оправдывается! Пришлось воткнуть ветку прямо в рыхлую землю. - Расти, как сможешь, и пусть из тебя выйдет хорошая дудка для этих господ!

При этом он от души пожелал, чтобы на ней сыграли когда-нибудь для барина и всей его свиты хороший шпицрутенмарш. Затем коробейник направился в усадьбу, но не в парадную залу - куда такой мелкой сошке лезть в залы, - а в людскую. Слуги обступили его и стали рассматривать товары, а наверху, в зале, шел пир горой. Гости вздумали петь и подняли страшный рев и крик: лучше они петь не умели! Хохот, крики и собачий вой оглашали дом; вино и старое пиво пенилось в стаканах и кружках. Любимые собаки тоже участвовали в трапезе, и то один, то другой из молодых господ целовал их прямо в морду, предварительно обтерев ее длинными, обвислыми ушами собаки. Коробейника тоже призвали в залу, но только ради потехи. Вино бросилось им в голову, а рассудок, конечно, и вон сейчас! Они налили коробейнику пива в чулок, - выпьешь, мол, и из чулка, торопись только! То-то хитро придумали! Было над чем зубоскалить! Целые стада, целые деревни вместе с крестьянами ставились на карту и проигрывались.

Всяк знай свое место! - сказал коробейник, выбравшись из этого Содома и Гоморры, как он назвал усадьбу. - Мое место - путь-дорога, а в усадьбе мне совсем не по себе!

Маленькая пастушка ласково кивнула ему на прощанье из-за плетня.

Дни шли за днями, недели за неделями; сломанная ветка, посаженная коробейником у самого рва, не только не засохла и не пожелтела, но даже пустила свежие побеги; пастушка глядела на нее да радовалась: теперь у нее завелось как будто свое собственное дерево.

Да, ветка-то все росла и зеленела, а вот в господской усадьбе дела шли все хуже и хуже: кутежи и карты до добра не доводят.

Не прошло и шести лет, как барин пошел с сумою, а усадьбу купил богатый коробейник, тот самый, над которым господа потешались, наливая ему пива в чулок. Честность и трудолюбие хоть кого поставят на ноги, и вот коробейник сделался хозяином усадьбы, и с того же часа карты были изгнаны из нее навсегда.

От них добра не жди! - говорил хозяин. - Выдумал их сам черт: увидал Библию, ну и давай подражать на свой лад!

Новый хозяин усадьбы женился, и на ком же? На бывшей пастушке! Она всегда отличалась добронравием, благочестием и сердечностью, а как нарядилась в новые платья, так стала ни дать ни взять красавицей барышней! Как же, однако, все это случилось? Ну, об этом больно долго рассказывать, а в наш недосужий век, известно, все торопятся! Случилось так, ну и все, а дальше-то вот пойдет самое важное.

Славно жилось в старой усадьбе; хозяйка сама вела все домашнее хозяйство, а хозяин заправлял всеми делами; благосостояние их все росло; недаром говорится, что деньга родит деньгу. Старый дом подновили, выкрасили, рвы очистили, всюду насадили плодовых деревьев, и усадьба выглядела как игрушечка. Пол в комнатах так и блестел; в большой зале собирались зимними вечерами все служанки и вместе с хозяйкой пряли шерсть и лен; по воскресным же вечерам юстиц-советник читал им из Библии. Да, да, бывший коробейник стал юстиц-советником, - правда, только на старости лет, но и то хорошо! Были у них и дети; дети подрастали, учились, но не у всех были одинаковые способности, - так оно бывает ведь и во всех семьях.

Ветка же стала славным деревцом; оно росло на свободе, его не подстригали, не подвязывали.

Это наше родовое дерево! - говорили старики и внушали всем детям, даже тем, которые не отличались особенными способностями, чтить и уважать его.

И вот с тех пор прошло сто лет.

Дело было уже в наше время. Озеро стало болотом, а старой усадьбы и вовсе как не бывало; виднелись только какие-то канавки с грязной водой да с камнями по краям - остатки прежних глубоких рвов. Зато старое родовое дерево красовалось по-прежнему. Вот что значит дать дереву расти на свободе! Правда, оно треснуло от самых корней до вершины, слегка покривилось от бурь, но стояло все еще крепко; из всех его трещин и щелей, куда ветер занес разные семена, тянулись к свету травы и цветы. Особенно густо росли они там, где ствол раздваивался. Тут образовался точно висячий садик: из середины дупла росли малиновый куст, мокричник и даже небольшая стройная рябинка. Старая ива отражалась в черной воде канавки, когда ветер отгонял зеленую ряску к другому краю. Мимо дерева вилась тропинка, уходившая в хлебное поле.

У самого же леса, на высоком холме, откуда открывался чудный вид на окрестность, стоял новый роскошный дом. Окна были зеркальные, такие чистые и прозрачные, что стекол словно и не было вовсе. Широкий подъезд казался настоящею беседкой из роз и плюща. Лужайка перед домом зеленела так ярко, точно каждую былинку охорашивали и утром и вечером. Залы увешаны были дорогими картинами, уставлены обитыми бархатом и шелком стульями и диванами, которые только что не катались на колесиках сами. У стен стояли столы с мраморными досками, заваленные альбомами в сафьяновых переплетах и с золотыми обрезами... Да, богатые, видно, тут жили люди! Богатые и знатные - это было семейство барона.

И все в доме было подобрано одно к одному. “Всяк знай свое место”, - говорили владельцы, и вот картины, висевшие когда-то в старой усадьбе на почетном месте, были вынесены в коридор, что вел в людскую. Все они считались старым хламом, в особенности же два старинных портрета. На одном был изображен мужчина в красном кафтане и в парике, на другом - дама с напудренными, высоко взбитыми волосами, с розою в руках. Оба были окружены венками из ветвей ивы. Портреты были во многих местах продырявлены. Маленькие барончики стреляли в них из луков, как в мишень. А на портретах-то были нарисованы сам юстиц-советник и советница, родоначальница баронской семьи.

Ну, они вовсе не из нашего рода! - сказал один из барончиков. - Он был коробейником, а она пасла гусей! Это совсем не то, что рара и тлтап.

Портреты, как сказано, считались хламом, а так как “всяк знай свое место”, то прабабушку и прадедушку и выставили в коридор.

Домашним учителем в семье был сын пастора. Раз как-то он отправился на прогулку с маленькими барончиками и их старшею сестрой, которая только недавно конфирмовалась. Они шли по тропинке мимо старой ивы; молодая баронесса составляла букет из полевых цветов. Правило “всяк знай свое место” соблюдалось и тут, и в результате вышел прекрасный букет. В то же время она внимательно прислушивалась к рассказам пасторского сына, а он рассказывал о чудесных силах природы, о великих исторических деятелях, о героях и героинях. Баронесса была здоровою, богато одаренною натурой, с благородною душой и сердцем, способным понять и оценить всякое живое создание.

Возле старой ивы они остановились - младшему барончнку захотелось дудочку; ему не раз вырезали их из ветвей других ив, и пасторский сын отломил ветку.

Ах, не надо! - сказала молодая баронесса, но дело было уже сделано. - Ведь это же наше знаменитое родовое дерево! Я так люблю его, хоть надо мною и смеются дома! Об этом дереве рассказывают...

И она рассказала все, что мы уже знаем о старой усадьбе и о первой встрече пастушки и коробейника, родоначальников знатного баронского рода и самой.молодой баронессы.

Славные, честные старички не гнались за дворянством! - сказала она. - У них была поговорка: “Всяк знай свое место”, а им казалось, что они не будут на своем, если купят себе дворянство за деньги. Сын же их, мой дедушка, сделался бароном. Говорят, он был такой ученый и в большой чести у принцев и принцесс; его постоянно приглашали на все придворные празднества. Его у нас дома особенно любят, я же, сама не знаю почему, больше симпатизирую двум старичкам. Могу себе представить их уютную патриархальную жизнь: хозяйка сидит и прядет вместе со своими служанками, а старик хозяин читает вслух Библию!

Да, славные, достойные были люди! - сказал пасторский сын.

Завязался разговор о дворянстве и о мещанстве, и, слушая пасторского сына, право, можно было подумать, что сам он не из мещан.

Большое счастье принадлежать к славному роду - тогда сама кровь твоя как бы пришпоривает тебя, подгоняет делать одно хорошее. Большое счастье носить благородное родовое имя - это входной билет в лучшие семьи! Дворянство свидетельствует о благородстве крови; это чеканка на золотой монете, означающая ее достоинство. Но теперь ведь в моде, и ей следуют даже многие поэты, считать все дворянство дурным и глупым, а в людях низших классов открывать тем более высокие качества, чем ниже их место в обществе. Я другого мнения и нахожу такую точку зрения ложною. У людей высших сословий можно подметить много поразительно прекрасных черт характера. Мать моя рассказывала мне про это целую историю, и я сам могу привести их много. Мать была раз в гостях в одном знатном доме - бабушка моя, если не ошибаюсь, выкормила госпожу этого дома. Мать стояла в комнате, разговаривая со старым высокородным господином, и вдруг он увидел, что по двору ковыляет на костылях бедная старуха, которая приходила к нему по воскресеньям за милостыней. “Бедняга! - сказал он. - Ей так трудно взбираться сюда!” И прежде чем мать успела оглянуться, он был уже за дверями и спустился по лестнице. Семидесятилетний старик генерал сам спустился во двор, чтобы избавить бедную женщину от труда подниматься за милостыней! Это только мелкая черта, но она шла прямо от сердца, из глубины человеческой души, и вот на нее-то должен был указать поэт, в наше-то время и следовало бы воспеть ее! Это принесло бы пользу, умиротворило и смягчило бы сердца! Если же какое-нибудь подобие человека считает себя вправе - только потому, что на нем, как на кровной арабской лошади, имеется тавро, становиться на дыбы и ржать на улице, а входя в гостиную после мещанина, говорить: “Здесь пахнет человеком с улицы!” - то приходится признать, что в лице его дворянство пришло к разложению, стало лишь маской, вроде той, что употреблял феспис. Над такою фигурой остается только посмеяться, хлестнуть ее хорошенько бичом сатиры!

Вот какую речь держал пасторский сын; длинновата она была, да зато он успел в это время вырезать дудку.

В баронском доме собралось большое общество, наехали гости из окрестностей и из столицы; было тут и много дам - одетых со вкусом и без вкуса. Большая зала была полна народа. Священники из окрестных приходов сбились в кучу в один угол. Можно было подумать, что люди собрались сюда на похороны, а на самом-то деле - на праздник, только гости еще не разошлись как следует.

Предполагалось устроить большой концерт, и маленький барончик тоже вышел со своею дудкой, но ни он, ни даже сам рара не сумели извлечь из нее звука, - значит, она никуда не годилась!

Начались музыка и пение того рода, что больше всего нравятся самим исполнителям. Вообще же все было очень мило.

А вы, говорят, виртуоз! - сказал один кавалер, папенькин и маменькин сынок. - Вы играете на дудке и даже сами вырезали ее. Вот это истинный гений! Помилуйте! Я вполне следую за веком; так ведь и должно! Не правда ли, вы доставите нам высокое наслаждение своею игрой?

И он протянул пасторскому сыну дудку, вырезанную из ветви старой ивы, и громко провозгласил, что домашний учитель сыграет соло на дудке.

Разумеется, над учителем только хотели посмеяться, и молодой человек отнекивался, как мог, хотя и умел играть. Но все ужасно пристали к нему, и вот он взял дудку и поднес ее ко рту.

Вот это была дудка так дудка! Она издала звук, протяжный и резкий, точно свисток паровоза, даже еще резче; он разнесся по всему двору, саду и лесу, прокатился эхом на много миль кругом, а вслед за ним пролетел бурный вихрь. Вихрь свистел: “Всяк знай свое место!” И вот рара, словно на крыльях ветра, перелетел двор и угодил прямо в пастуший шалаш, пастух же перелетел не в валу, там ему было не место, - но в людскую, в круг разодетых лакеев, щеголявших в шелковых чулках.

Гордых лакеев чуть не хватил паралич от такой неожиданности. Как? Такое ничтожество - и вдруг смеет садиться за стол рядом с ними!

Молодая баронесса между тем была перенесена вихрем на почетное место, во главе стола, которого она была вполне достойна, а пасторский сын очутился возле нее, и вот они сидели рядом, словно жених с невестою! Старый граф, принадлежавший к одной из древнейших фамилий, не был смещен со своего почетного места, - дудка была справедлива, да ведь иначе и нельзя. Остроумный же кавалер, маменькин и папенькин сынок, полетел вверх ногами в курятник, да и не он один.

За целую милю слышен был этот звук, и вихрь успел наделать бед. Один богатый глава торгового дома, ехавший на четверке лошадей, тоже был подхвачен вихрем, вылетел из экипажа и не мог потом попасть даже на запятки, а два богатых крестьянина, из тех, что разбогатели на наших глазах, угодили прямо в тину. Да, преопасная была дудка! Хорошо, что она дала трещину при первом же звуке, и ее спрятали в карман - “всяк знай свое место”.

На другой день о происшествии не было и помину, оттого и создалась поговорка: “Спрятать дудку в карман”. Все опять пришло в порядок, только два старых портрета, коробейника и пастушки, висели уже в парадной зале; вихрь перенес их туда, а один из настоящих знатоков искусства сказал, что они написаны рукой великого мастера: вот их и оставили там и даже подновили. А то прежде и не знали, что они чего-нибудь стоят, - где ж было знать это! Таким образом, они все-таки попали на почетное место: “всяк знай свое место!” И так оно в конце концов всегда и бывает, - вечность ведь длинна, куда длиннее этой истории!