Генерал Жанен: биография, военная карьера, интересные факты из жизни. Приехал забрать власть у Колчака

Биография

Во время мировой войны командовал пехотным полком 135-й бригады, 55-й пехотной бригадой, был помощником заместителя начальника Генерального штаба.

С весны 1916 г. возглавлял чрезвычайную французскую военную миссию в России при Ставке Верховного главнокомандующего русской армии. В конце 1917 года отозван во Францию.

24 августа 1918 года Жанен был назначен верховным главнокомандующим Антанты маршалом Ф. Фошем командующим войсками Антанты в России. Основной задачей Жанена была эвакуация войск Чехословацкого корпуса во Владивосток и отправка их в Европу для пополнения сил союзников на Западном фронте . С ноября 1918 г. - начальник французской военной миссии при Российском правительстве адмирала А. В. Колчака , главнокомандующий чехословацкими войсками в России. 16 декабря 1918 прибыл в Омск .

C января 1919 г. - представитель Высшего межсоюзного командования и главнокомандующий союзными войсками в Сибири и на Дальнем Востоке. Занимал неблагожелательную, а затем и резко враждебную позицию по отношению к адмиралу А. В. Колчаку и белому движению в целом.

В декабре 1919 поддержал восстание против колчаковского правительства в Иркутске . Санкционировал выдачу Колчака эсеровскому Политическому центру , что впоследствии привело к казни Колчака. Данное действие явилось следствием двойного подчинения, в которое попал генерал (Колчак и союзническое руководство), с наложившимся негативным отношением к А. В. Колчаку, и ситуации, связанной с практически взбунтовавшимися чехами из Чехословацкого легиона. В 1920 году Жанен вернулся во Францию.

Награды

• Орден Белого орла с мечами. 1916.

В народе известен так же как "генерал без чести". (прозвище полученное за предательство и неисполнения данного адмиралу Колчаку, слова офицера.)

Существует слух, будто после предательства адмирала Колчака,на одной из станций к нему подошел русский офицер и кинул к ногам 30 серебрянников.(30 сребренников (в оригинале - др.-греч. αργύρια) - плата за предательство, которую получил Иуда Искариот, согласившись выдать Иисуса Христа первосвященникам.)

Воспоминания

• Janin, Maurice. Moje ucast na Ceskoslovenskem Boji za Svobodu. Praha, 1930. 383 s.
• Janin, Maurice. Ma mission en Siberie. 1918-1920. Payot, Paris. 1933. 307 p.
• Жанен М. Отрывки из моего сибирского дневника // Колчаковщина: Из белых мемуаров / Под ред. Н. А. Корнатовского. Л.: Красная газета, 1930.

Реальная политика. - Представительство на конференции. - Интервью Авксентьева. - Уход Ключникова. - Задание демократичности. - Японская ориентация. - Генерал Жанен. - «Вспотевшие». - Охрана железных дорог. - Восстановление транспорта. - Признание. - Принцевы острова. - Смысл союзного решения. - «По дороге чести»

По мере восстановления нормальной жизни в Европе народы ее, несомненно, будут вспоминать о заслугах России и сознают, что они - ее должники. Национальные силы России всегда оставались верны своим обязательствам и ни надень не прекращали борьбы. В условия перемирия с Германией включено, между прочим, расторжение Брестского мира, но это нельзя отнести на счет забот о России - это было ударом интересам Германии, которая приобрела по Брестскому трактату так много, что одни эти приобретения могли вознаградить ее за поражение на Западе.

Российское Правительство хорошо понимало, как трудно в момент опьянения победой и в разгаре шовинистических настроений думать о вышедших из строя. Поэтому, обращаясь 7 декабря к державам-победительницам с приветствием по случаю мира, оно апеллировало не только к чувству гуманности, но и ссылалось на интерес самой Европы.

«Российское Правительство в сознании того, что союзные державы руководствуются великими идеалами гуманности, справедливости и международной солидарности, с признательностью примет их содействие в трудах своих по воссозданию России, ибо Россия не должна оставаться в современном ее состоянии, угрожающем цивилизованному миру новыми великими потрясениями и длительным лишением утомленных народов благ мирной жизни, а победителей - плодов их подвигов».

Реальная политика

С окончанием войны каждое из государств, входивших в противо-германскую коалицию, стало думать прежде всего о своих интересах. И раньше солидарность держав согласия (Антанты) проявлялась слабо. Теперь она стала еще меньшей. Российскому Правительству приходилось туго. Нечего и говорить, что никакой речи не было относительно перемены отношений к Франции и Англии. Дипломатическое искусство должно было проявиться в отношениях к Америке и к Японии. Надо было, как я уже указывал, добиться японской помощи, заставив Америку санкционировать ее. Нужно было расположить к Омскому Правительству и Японию, и Америку, но первой нужно было внушить уверенность, что она, оказывая помощь адмиралу Колчаку, укрепляет за собой определенные права.

Можно смело сказать, что такой уверенности у японцев не было. Впервые это проявилось в семеновском инциденте.

Адмирал обыкновенно не присутствовал на заседаниях Совета министров. Но как-то в начале декабря нас всех собрали на экстренное заседание совместно с адмиралом.

Выяснилось, что японцы поддерживают Семенова, не пропуская в Забайкалье войска генерала Волкова. Адмирал хочет по этому поводу обменяться соображениями о наших будущих отношениях с Японией.

Адмирал высказал мнение, что Япония явно стремится помешать возрождению русских военных сил. Поддерживать Семенова и Калмыкова можно только для разрушительных целей. Адмирал рассказал, что приходилось ему наблюдать на Дальнем Востоке летом 1918 г. Отряды Семенова и Калмыкова, составившиеся из самых случайных элементов, не признавали ни права собственности, ни закона, ни власти. Семенов производил выемки из любых железнодорожных складов, задерживал и конфисковывал грузы, обыскивал поезда, ограбляя пассажиров. Отряд Калмыкова специализировался главным образом на грабежах. Под видом большевистских шпионов задерживали торговцев опиумом; их убивали, а опиум отбирали для продажи, на нужды отряда. Однажды калмыковцами был задержан, ограблен и убит шведский или датский представитель Красного Креста под тем предлогом, что он был большевистским агентом. Убийства и аресты производились не только на дороге, но и в самом Харбине, где действовала семеновская и калмыковская контрразведка. Арестовывались как люди противного политического лагеря, так и офицеры из неповиновавшихся или слишком много знавших. Несмотря на это японская военная миссия всё время оказывала денежную и материальную помощь атаманам.

Как же смотреть после этого на теперешнюю поддержку Семенова японцами? - сказал адмирал, обращаясь к министрам. - Я прошу вас, господа, высказаться по вопросу о том, как нам относиться к Японии.

Для заседания Совета министров как тема, так и материал оказались очень неожиданными. Высказываться по вопросу внешней политики без основательного знакомства с интересами стран, внутренним их положением и взаимоотношениями с другими - значит заниматься обывательскими разговорами.

Так и было в этом заседании, на которое все явились, совершенно не зная темы предстоявших прений.

Но было интересно то указание, которое сделал тогда же управлявший иностранными делами Ключников. Он отметил, что адмирал Колчак является лицом, против которого у японцев сложилось предубеждение, и что теперь, когда мы должны добиваться больше чем добрососедских отношений с Японией, нам нужно рассеять недоверие соседей.

Представительство на конференции

Так было в Омске в то время, когда в Париж стекались представители всех наций на мирную конференцию. Вставал вопрос и о России.

В Париж выехал от Деникина Сазонов, которому, кроме Деникина, дали полномочия на представительство Донское и Кубанское казачества и правительство Крыма. Омск поспешил присоединить и свое полномочие. Так, один человек стал выразителем интересов почти всех антибольшевистских правительств.

Но этого было мало. Для большего авторитета необходимо было создать в Париже объединенный голос русской общественности. Ключников наметил путь к такому объединенному представительству, предложив русским посланникам и послам в европейских государствах съехаться в Париже для совместных выступлений. Послы оставались единственной реликвией прежней единой России.

Главной ценностью предложения Ключникова было то, что он отрицал возможность отдельных делегаций от различных правительств, устраняя демонстрацию раздробленности России и взаимной неприязненности отдельных ее частей. Нужно было, однако, сделать также невозможной и демонстрацию внутренней партийной междоусобицы.

Послы, представители официальной России, не могли сами по себе рассчитывать на признание их выразителями настроений и надежд России революционной. Париж легко восполнил этот недостаток. В этой мировой столице сосредоточились в то время люди различных партий и классов. Тут были и типичные представители русской буржуазии: Путилов, Каминка, Коновалов, и бюрократы, вроде Сазонова и Извольского, и русские интеллигентные общественники различных оттенков - из земско-дворянских кругов: кн. Львов, Родзянко и из народников: Чайковский, Титов и др. Русский посол во Франции Маклаков особенно ратовал за объединение представителей правых и левых течений в целях совместной борьбы за национальные интересы; он указывал одновременно, что натиск социалистических элементов в Париже становится очень чувствительным. Грозила новая опасность. Раскол русской общественности мог оказаться роковым в деле защиты национальных интересов. В Париж ожидались Авксентьев, Зензинов, Роговский. Что скажут они?

Интервью Авксентьева

Близость Авксентьева, Зензинова и Роговского к деятелям Самары и Уфы, их партийная зависимость от Чернова, извинительные письма, оправдывающие временное перемирие с омскими «реакционерами», полная бездеятельность в момент выступления Чернова с его грамотой - всё это было достаточным материалом для суда над свергнутыми членами Директории. И, будь на месте адмирала Колчака власть того же Чернова, она не замедлила бы заключить подобных своих противников в тюрьму.

Чрезвычайный военный суд по делу полковника Волкова и других виновников переворота постановил довести до сведения министра юстиции, как генерал-прокурора, что из показаний допрошенных на суде свидетелей и представленных к делу документов видно, что в деятельности членов центрального комитета партии социалистов-революционеров усматриваются признаки уголовно наказуемых деяний.

Однако адмирал Колчак не только не позволил возбудить уголовное дело против бывших членов Директории и товарища министра внутренних дел Роговского, но охотно принял все меры к безопасному проезду их за границу и снабдил каждого достаточной суммой (50 тыс. рублей, т. е., по тогдашнему курсу, около 7 тысяч иен) на покрытие расходов до приискания заработков. Аргунову, как семейному человеку, было выдано даже больше - 75 тыс. рублей.

Казалось, от всех этих лиц можно было ожидать, что они, каково бы ни было их отношение к новой форме власти, не будут подрывать ее авторитета за границей, препятствуя успеху борьбы с большевиками. Однако ожидания эти не оправдались.

Прибыв в Китай, Авксентьев стал давать интервью, в которых характеризовал адмирала Колчака как диктатора «старого типа», который вернет страну к строгому абсолютизму прежних времен, Вологодского назвал пешкой в руках оппортунистов (об этом он почему-то не говорил на Уфимском Совещании, когда Вологодского избирали в Директорию), а омских министров, которых он сам приглашал в состав Правительства, Авксентьев расписал en canaille(франц. как негодяев. - Ред.), как самых низкопробных авантюристов. Так поддерживался престиж власти, боровшейся против большевизма в самых тяжелых условиях.

На инсинуации Авксентьева правительство ответило сообщением, объяснявшим причины переворота 18 ноября, и резюмировало их так: «Директория пала не от реакционных замыслов. Ее погубила антигосударственная политика партии социалистов-революционеров». Но плохая молва пошла, и рассеять ее было нелегко. Это составляло одну из труднейших обязанностей Министерства иностранных дел.

Уход Ключникова

Молодой дипломат Сукин очень скоро почувствовал себя в Омске как рыба в воде. Он стал своим человеком в ставке, постоянно бывал у адмирала и фактически вел все переговоры с союзными представителями, вытесняя влияние управлявшего министерством Ключникова. Последний вынужден был свести свою работу главным образом к подготовке материалов для Версальской конференции. Надежда на участие в ней России не покидала омскую власть, и Ключников, как по личным настроениям, так и под влиянием ложности своего положения, стал стремиться в Париж.

Вопрос о своей командировке он поставил ультимативно. Совет министров почти единодушно решил отказать в командировке его как министра иностранных дел. В решении этом играла роль предшествовавшая ему агитация в пользу замены Ключникова Сукиным, но главным мотивом было сознание чрезвычайной ответственности подобной командировки в момент заключения мира и неавторитетности Ключникова для представительства в качестве российского министра иностранных дел, хотя бы по названию.

Он подал в отставку.

Министерство иностранных дел принял во временное управление П. В. Вологодский, который сделал это под условием, что я буду его товарищем. Я, со своей стороны, высказался в пользу привлечения Сукина. Вологодский, всегда чуткий к людям, был против этого, но я считал невозможным справиться с задачами министерства при отсутствии опытного технически лица и убедил Вологодского провести и Сукина в товарищи министра.

Каковы были в этот момент задачи ведомства? Одна определялась текущими потребностями. Приезжали иностранцы, говорили о помощи, но никакого плана, никакой определенности в их действиях не было. Нужно было переговорить с ними о работе по восстановлению транспорта, об охране железных дорог, нужно было выяснить роль Жанена, урегулировать вопрос о положении поляков, сербов и др. Эти вопросы были поручены Сукину.

Другой задачей было установление общего направления внешней политики как в связи с мирной конференцией, так и для внесения ясности в дальневосточные отношения. Эту задачу я попробовал взять на себя. Но заранее зная, что Омск сам по себе с ней справиться не может, я предложил Совету министров просить Сазонова принять на себя общее руководство ведомством, оставаясь в Париже.

Задание демократичности

Представительство ведомства иностранных дел в Совете министров было возложено на меня, и, как фактически управляющий министерством, отдавая дань традиции, связанной со вступлением в новую должность, я дал интервью «о современной дипломатии».

Главные мысли этого интервью таковы: наши дипломатические успехи зависят сейчас меньше всего от искусства дипломатических переговоров. «Первый наш дипломат - армия».

«Благожелательное отношение союзников к России не подлежит сомнению, но им нужны доказательства прочности создавшегося порядка, вне которой их помощь была бы напрасной.

Второй по значению дипломат - это общественная солидарность. Партийные раздоры, внутренняя рознь обессиливают власть. Правительство, не объединяющее вокруг себя широких кругов населения, не может иметь и международного успеха.

Иностранные державы ищут устойчивой власти, опирающейся на общественную поддержку, и они эту власть находят. Мы стоим на пути к гражданскому миру, у нас нарождается и второй дипломат - общественная солидарность.

Третий дипломат - это могущественная печать. Она выражает настроения и чаяния народа. В ней не может и не должно быть одного мнения по вопросам внутренней политики, но в деле охранения достоинства и интересов родины она должна быть и будет единодушна.

Помощь России диктуется ее заслугами во время войны и симпатией культурного мира к общему облику славянской души с ее светлыми порывами и склонностью к идеализму; но несомненно одно, что рассчитывать на помощь может только Россия обновленная, и здесь работа дипломатии входит в тесную связь с внутренней политикой. Те крайние течения, которые строят свое благополучие на гибельной демагогии, и те, которые колеблют авторитет власти своим грубым и непрошеным вмешательством, отталкивают союзную помощь, губят государство и самих себя».

В соответствии с этими взглядами, стремясь укрепить единство настроений и пользуясь тем, что новое мое положение дало мне право заняться общеполитическими вопросами, я в первом же докладе Совету министров потребовал строгого и быстрого расследования незакономерных расправ, а также издания деклараций о гражданском мире внутри страны с амнистией всем эсерам - членам Учредительного Собрания.

Одновременно, считаясь с господствующими настроениями Европы, я начал организовывать заграничную информацию. Мной было обращено особое внимание на приезжавших в Омск корреспондентов, которым, во избежание односторонних влияний на них, я лично давал разъяснения различных событий и обстановки. В Лондон и Париж стали посылаться также сообщения самого министерства в том виде и с таким расчетом, чтобы они могли быть передаваемы и в печать.

Относясь к этому серьезно, я не мог не заметить, что за границей не было правильного представления о сибирской обстановке. Какое, например, значение придавалось в Европе, что в составе правительства, считая товарищей министров, находилось много социалистов? Телеграмма о составе правительства получила широкое распространение посредством радио, а между тем после испытаний большевизма и в некультурной обстановке Сибири нужно было рассматривать министров главным образом с деловой стороны и подсчитывать не социалистов, а экономические ресурсы и потребности войны, оценивая министров по способности справиться с необычайными трудностями. Но этого не понимали и внутри страны.

Я решил положить начало осведомлению об истинном положении дел в Сибири и для этого сам составил телеграмму Сазонову. В ней в правдивых мрачных красках говорилось о политической обстановке: происках левых и об атаманщине, о финансовых затруднениях и о неопределенности отношений к нам союзников. Телеграмма эта, однако, не была отправлена. Сукин возражал против моей информации, указывая и на технические ее недостатки - объединение разных тем, и на несвоевременность столь мрачных сообщений в момент, когда только зарождается вера в силу и прочность омской власти. Поддавшись этим аргументам, я решил несколько выждать.

Я ожидал, главным образом, руководящих телеграмм из Парижа.

Японская ориентация

От Сазонова ожидались прежде всего общие указания относительно политики и отношений отдельных держав к России. Освещение международных вопросов в Омске было почти непосильно за отсутствием каких-либо архивов и статистических данных о торговых и промышленных интересах отдельных государств в России. Но один вопрос казалось необходимым разработать в Сибири. Это вопрос о взаимоотношениях с Японией.

Для деятелей коренной России вопрос этот представлялся непонятным. Что может дать России союз с государством, соприкасающимся с ней на небольшом сравнительно пространстве, в глубоком тылу, и притом как раз там, где, как кажется на первый взгляд, Японии выгоднее всего слабость России и где интересом ее является территориальный захват.

С точки зрения тех неисчерпаемых потребностей в снабжении и кредите, которые откроются в России после ее освобождения от большевизма, Япония представляется также источником слишком небольшой силы, и взоры надежды обращаются к Америке, как стране, наименее пострадавшей от войны. Нои этот не лишенный основательности взгляд не вполне правилен. Россия сейчас не в таком положении, чтобы выбирать альянсы. Ей нужно сохранить мир и согласие со всеми государствами. Нет никаких оснований думать, что Америка захочет оказывать специальную поддержку России, когда в ее поддержке нуждаются почти все нации. Для России выгоднее всего сотрудничество не с одним, а с рядом государств, потому что это действительно могло бы ускорить возрождение страны, и сотрудничество Японии ей не менее необходимо, чем сотрудничество других держав.

Но если в глубине России и в эмигрантских кругах Запада японский вопрос представляется маленьким и неинтересным, то, наоборот, в Сибири и особенно на Дальнем Востоке он представляется слишком важным и слишком большим. Сколько ненависти вкладывают в этот вопрос одни и сколько надежд другие!

В демократических кругах Япония непопулярна. Непопулярность приписывается и приемам японской дипломатии, и общему направлению ее деятельности.

Осуждение японской политики произносится на основании данных о работе ее в Китае. Действительно, в ней много непривлекательного. Но интересно знать, какая нация не применяет подобных же мер, когда она имеет дело с эксплуатируемой страной, где сталкиваются противоположные интересы и нет организаторских способностей у самого населения. Подкупы должностных лиц - явление, нередко омрачающее страницы исторической хроники самых передовых государств. Поддержка одной из политических партий - история еще более обычная. Каждое государство заинтересовано в том, чтобы в другом стояла у власти та группа, которая является более дружественной к нему. Конечно, такие меры, если они применяются в широком масштабе, деморализуют страну, но устранение их зависит от культурности и сознательности нации, которая от них страдает. Насильно нельзя никого подкупить и никого поддержать.

Японию упрекают, между прочим, и в том, что она стремится японизировать соседние с нею нации. Так, например, она наводняет Китай учебниками и книгами, прививающими японофильство. Но какая сильная нация не стремится распространить свое державное влияние на другие? Что делает, например, американский союз христианских молодых людей? Чем держится связь английских колоний с Великобританией, как не влиянием английской культуры?

Японская политика в Китае заставляет опасаться, что Япония, пользуясь бедственным положением России, будет применять и в России систему мер, направленных к деморализации власти и разложению национальных сил. Указываются и признаки этого - поддержка атаманщины.

Несомненно, такие опасения имеют под собой некоторую почву. Но можно ли сравнивать Россию, с ее передовой интеллигенцией и европейской культурой, и Китай, замкнувшийся в давно отжившие формы государственного и социального быта? Неужели в России не хватит национальных сил для того, чтобы преодолеть деморализованные элементы окраины? Неужели ее политические партии окажутся продажными, и русская культура не будет в состоянии преодолеть влияния Востока?

Изучить отрицательные стороны дипломатии японцев, конечно, не бесполезно, но опасаться их - значит обнаружить недоверие к собственным силам.

Быть может, со стороны Японии и продолжаются неприязненные чувства к России, желание ослабить ее, противодействовать восстановлению сил и ее влиянию в Китае. Но разве такие же чувства не проявлялись со стороны других наций, от дружбы с которыми мы не собираемся отказываться?

Разве со стороны Англии мы не видим постоянного конкурента и на Ближнем Востоке, и в Персии, и на Дальнем Востоке? Когда в 1885 г. Россия стремилась захватить в Корее порт Лазарева, Англия немедленно заняла порт Гамильтон; когда Россия заняла Порт-Артур, Англия создала противовес ей в Вей-хайвее. В 1902 г. Англия и Япония заключили союз, и многие данные свидетельствуют о том, что он не был бесполезен для Японии во время русско-японской войны. Но история знает и то время, когда агрессивной была Россия, захватывавшая одну позицию за другой и в Маньчжурии, и у Японского моря. Роли меняются, но политика остается тою же, она всегда преследует интерес.

Трезвая политика требует спокойной оценки положения, как оно сложилось в данный момент.

В Японии так же, как в любом государстве, существуют различные партии, исповедующие различные убеждения. Крайняя правая военная партия и левая оппозиция соперничают в решении сибирского вопроса. Японский народ в массе проникнут глубоким национальным чувством, но из этого чувства не вытекает неизбежно желание захватить русские области, увеличить территорию - эти империалистические стремления свойственны только крайним военным группам, так называемой военной партии. Это течение сильно, но оно не преобладает. Оно дает себя сильно чувствовать на Дальнем Востоке, но, главным образом, потому, что мы, русские, не умеем со своей стороны помочь умеренным группам Японии приобрести влияние доказательством дипломатических успехов, выгодности мирных отношений и возможности укрепить их путем сотрудничества с национальными силами России.

Присоединение Сахалина с его богатейшими запасами угля и нефти и района Николаевска-на-Амуре, как ключа к рыбным богатствам, - это, несомненно, реальный интерес Японии. Но не меньшим интересом для нее является устранение большевистской заразы из Сибири, восстановление в ней порядка и возобновление торговых сношений. Япония откажется от захватов, если обеспечит себе участие в использовании естественных богатств этих районов и получит возможность восстановить вывоз товаров в Россию.

Япония переполняется не только людьми, но и продуктами слишком быстро развившейся промышленности. Она не может выселять своих людей ни в Сахалинскую область, где слишком суров климат, ни в районы Приморья и Забайкалья, пока они враждебно против нее настроены. Не может она и сбывать все продукты своей промышленности в одном только Китае.

Вот почему рассчитывать на приемлемое и благоприятное для обеих сторон разрешение дальневосточного вопроса вполне возможно. В этом заинтересованы оба государства. В этом и заключается задача русской политики в отношении Японии. Определенная помощь с одной стороны, определенная компенсация с другой - это единственное средство устранить взаимные недоразумения и постоянную всё более разгорающуюся национальную вражду.

Японская ориентация - это не союз агрессивного характера: это признание безусловной необходимости в согласованных действиях двух наций. Таков вывод трезвой реальной политики. Японская ориентация в указанном смысле есть лучший способ оградить русские интересы на Дальнем Востоке.

Таков приблизительно был круг тех мыслей, из которых исходило в начале 1919 г. Министерство иностранных дел. Многие из членов Совета министров разделяли эти точки зрения. Оставалось списаться с Парижем и выработать план действий.

Генерал Жанен

Между тем в Омск прибыл эффектный французский генерал Жанен. Его сопровождал целый штаб. Можно было ожидать, что он готов взять на себя руководство военными действиями.

Однако Жанен не настаивал на предоставлении ему активной роли, а русские генералы были, конечно, против этого. Мне кажется, что в связи с поражением Германии французам уже нежелательно было связывать себя какими-либо ответственными ролями в военных операциях, но посол в Париже Маклаков приписал согласие французов примириться с более скромным положением Жанена в Сибири дипломатическому успеху и скромности самого генерала («Должен отметить, - телеграфировал Маклаков, - что и сам Жанен присоединился к вашей точке зрения»).

После нескольких заседаний русских и иностранных генералов вопрос разрешился. Было опубликовано следующее правительственное сообщение:

«Прибывший по поручению союзных правительств генерал Жанен, представитель высшего межсоюзного командования, вступает в исполнение своих обязанностей в качестве Главнокомандующего войсками союзных с Россией государств, действующими на Востоке России и в Западной Сибири. Для достижения единства действий на фронте высшее русское командование, осуществляемое Верховным Главнокомандующим адмиралом Колчаком, будет согласовывать с генералом Жаненом общие оперативные директивы, о чем Верховным Главнокомандующим даны соответствующие указания начальнику штаба.

Одновременно вступает в исполнение своих обязанностей генерал Нокс, сотрудник генерала Жанена по вопросам тыла и снабжения, предоставляемого союзными правительствами для нужд русского фронта, вследствие чего Верховным Правителем предписано военному министру согласовать свою работу с задачами, возложенными на генерала Нокса».

Кто же этот генерал Жанен, которому довелось сыграть такую видную роль в Сибири?

Сын военного врача французской армии, он сделал карьеру благодаря своим способностям. В начале войны он командовал полком, но скоро достиг высокой и почетной должности в штабе Жоффра. В мае 1916 г. он был назначен состоять при ставке Верховного Главнокомандующего и пробыл в России до переворота. Когда Жанен прибыл в Россию, граф де Мартель, заместитель Высокого Комиссара Реньо, объяснил задачу генерала Жанена в самых широких масштабах. « Ему поручено, - сказал граф, - организовать русскую армию. Франция, как и все союзники, решила открыть генералу Жаненудля создания армии в России большой кредит».

После таких заявлений было, мне казалось, дипломатической ошибкой, а не победой отстранение генерала Жанена на второй план. Но таково было желание Верховного Правителя, а он, казалось, лучше знал, насколько нужна и полезна может быть помощь французского генерала.

«Вспотевшие»

Не успел приехать генерал Жанен, как представители всех славянских народностей и наций, претендовавших на покровительство союзников, проживавшие в Сибири в качестве или рядовых ее граждан, или военнопленных, стали заявлять претензию на организацию особых военных частей. Поляки, сербы, украинцы, румыны - все захотели образовать свои национальные военные части.

Генерал Жанен охотно принял их под свое покровительство.

Граф де Мартель указал, что и это входит в задачи генерала. «Он объединит в одно все военные части отдельных национальностей, как-то: сербов, румын, украинцев, поляков и др.».

Чешское войско стало расти не по дням, а по часам. Как только оно ушло в тыл и почувствовалась безопасность службы в его рядах, тотчас все находившиеся в Сибири военнопленные и мирные жители-чехи потянулись записываться в чехо-войско. Этих новичков называли «вспотевшими», подсмеиваясь над тем, как они спешили в безопасное место, избегая призыва в сибирские войска. «Вспотевшими» в этом смысле можно было назвать и многих других, которые захотели перейти в новое подданство после того, как выяснилась возможность уклониться, таким образом, от повинности в русских войсках.

По поводу всех этих новых военных образований был поднят вопрос в Совете Верховного Правителя. Я указал адмиралу на возникшие у меня сомнения относительно целесообразности таких привилегированных организаций, которые, пользуясь положением иностранцев, занимают лучшие здания, безнаказанно безобразничают, перехватывают обмундирование и, как бельмо на глазу наших солдат и офицеров, вносят только раздражение и зависть в военную среду.

Эти соображения поддержал и начальник штаба Лебедев. Сукин же стал говорить о реакционности тех, кто не признает новообразованных государств, о том, что Польшу уже все признали, и т. д. Принципиально бесспорные положения заслоняли практические сомнения. Адмирал был как будто подготовлен уже в определенном направлении и довольно резко заметил, что этот вопрос у него не вызывает сомнений. Он не может не разрешить формирования национальных войск, а обмундирование и снабжение их будет производиться за счет союзников, без ущерба для наших войск.

Охрана железных дорог

Одним из наиболее важных и срочных мероприятий, входивших в программу союзной помощи, был вопрос о железных дорогах. Но время проходило, а ничего в этом направлении не делалось.

Сукин начал прежде всего с охраны дороги. Он предложил союзным представителям встать на такую точку зрения: «Охрана дороги производится не как вмешательство во внутренние дела, а как обеспечение доставки снаряжения на фронт и коммуникации чехо-словаков». Эта точка зрения была принята сэром Чарльзом Эллиотом и послом Реньо.

Расположение союзных войск вдоль линии Сибирской магистрали было признано возможным. Но как, в каком порядке?

Была выдвинута прежде всего такая схема: Англия охраняет Китайскую Восточную железную дорогу, Япония - Забайкальскую, Франция - Томскую и Америка - Омскую. Но схема эта была слишком теоретической. Жизненным в ней было только то, что попечению Японии поручалась дорога, которая ею уже была занята и которая входила в сферу ее экономического влияния. Америка не могла забираться так далеко, и притом ее роль в Сибири, сводившаяся к контролю за действиями Японии, требовала оставления войск на Дальнем Востоке. Что же касается Англии и Франции, то они не обладали достаточным количеством войск, их войска должны были быть заменены чехословацкими, польскими и румынскими частями.

Так, в конце концов, и вышло. Америка и Япония расположились в шахматном порядке на территории дальневосточных линий, а всё протяжение дороги от Омска до Байкала заняли чехи.

Восстановление транспорта

Рассчитывая добиться не только охраны дороги, но и материальной помощи железнодорожному хозяйству, Сукин решил действовать наступательно.

Об участии союзников в деле восстановления транспорта говорилось много еще на Дальнем Востоке, где предварительные переговоры об этом велись генералом Хорватом и инженером Уструговым. Я не буду касаться подробностей этих переговоров и различных выдвинутых тогда вариантов управления железными дорогами; скажу только, что со стороны союзников выдвигалась преимущественно формула «контроля» над дорогами, с нашей стороны - формула «помощи». Союзники говорили о передаче им управления, мы говорили о помощи нашему управлению.

Компромиссный проект был построен на следующих основаниях. Во главе каждой железной дороги остается русский управляющий, который действует на основании прав, предоставленных ему русскими законами, но общее техническое, административное и хозяйственное управление всеми железными дорогами поручается американскому инженеру Джону Ф. Стивенсу, которому предоставляется звание генерал-директора.

Этим не ограничивалась роль иностранцев. Проект предоставлял им еще ряд прав:

1) Общее наблюдение над железными дорогами будет регулироваться и контролироваться специальным межсоюзным комитетом, который будет состоять из представителей союзных держав; имеющих войска в Сибири, по одному от каждой, и председателем которого будет русский;

2) Согласование перевозок, которые будут производиться по указаниям союзных военных властей, предоставляется военному союзному бюро;

3) Охрана железных дорог должна быть вверена союзным военным силам.

Такова была та декларация прав иностранцев на русских железных дорогах, которая была положена в основу переговоров. Меньше всего здесь говорилось об обязанностях союзников, но нельзя сказать, чтобы достаточно точно были определены и права их. Неопределенность была выгодна только союзникам: в отношении пользования дорогами они могли толковать их распространительно, а в отношении техническом и организационном, где права переходили в обязанности, - ограничительно.

Но Реньо советовал торопиться с началом переговоров для того, чтобы ускорить разрешение вопроса. «Лучше внести хоть что-нибудь для того, чтобы продемонстрировать готовность идти на все уступки и переложить ответственность за дальнейшее промедление на союзников, чем медлить самим», - так рассуждали мы, приглашая всех гражданских и военных представителей союзных держав прибыть в здание Совета министров для обсуждения железнодорожного вопроса.

Заседание состоялось под председательством П. В. Вологодского. По правую руку от него занял кресло Реньо, по левую - сэр Чарльз Эллиот. Присутствовали также генерал Жанен, генерал Нокс, майор Скайлор, консул Гаррис, представители чехов и члены японской миссии: полковник Фукуда и майор Мике.

Вологодский сказал несколько слов о важности для нас той помощи, которую союзники могли бы оказать российскому транспорту.

Вслед за тем был прочитан журнал Совета министров, которым поручалось ускорить переговоры о железных дорогах.

«1) Согласно докладу министра путей сообщения, Совет министров признает состояние железнодорожного хозяйства угрожающим и требующим неотложного принятия исключительных мер.

2) Восстановление железнодорожного хозяйства не может быть произведено средствами Российского Правительства ввиду непосильности для его бюджета расходов, которые для этого потребовались бы, отсутствия в распоряжении Правительства необходимых технических оборудований и, наконец, затруднительности, без содействия иностранных специалистов, провести в жизнь в короткое время новые методы работы дорог.

3) Оставление железных дорог в их теперешнем положении являлось бы угрожающим для фронта и, таким образом, воспрепятствовало бы восстановлению России и укрепило бы большевизм.

4) При создавшихся условиях Российское Правительство вправе рассчитывать, что союзные державы, выразившие готовность содействовать восстановлению России и искоренению гибельного для всего культурного мира большевизма, окажут России в воздаяние ее военных заслуг деятельную и скорую помощь в области улучшения железнодорожного транспорта.

5) Хотя содействие союзных держав России в деле улучшения ее железнодорожного транспорта и явится временным, связанным с военными действиями против советских войск, но Совет министров ожидает помощи союзных держав не в виде частичных мер применительно к потребностям периода военных перевозок, а в виде широких и планомерных мероприятий, коренным образом улучшающих состояние железных дорог.

6) Совет министров признает, что деятельная и широкая помощь союзных держав будет наиболее обеспечена в случае предоставления им активного участия в управлении и надзоре за работой железных дорог.

7) Наиболее приемлемыми для России условиями совместной работы союзников в деле улучшения железнодорожного транспорта представляются начала, положенные в основание проекта управления сибирскими дорогами при участии иностранных специалистов, одобренного в общих чертах большинством союзников.

8) В соответствии с изложенными соображениями Совет министров поручает министрам иностранных дел и путей сообщения принять все зависящие от них меры к скорейшему завершению переговоров с представителями союзных держав об оказании ими помощи нашему железнодорожному хозяйству, на основаниях названного выше проекта».

После объяснений Устругова и Сукина относительно сущности намеченного проекта совместного с союзниками управления дорогами присутствовавшие Высокие Комиссары заявили, что они, не входя в детали проекта, охотно протелеграфируют своим правительствам о выслушанных ими пожеланиях.

Заседание закрылось. Вопрос, казалось, сдвинулся с мертвой точки. Разрешение его пришло, однако, только в марте.

Признание

Какой бы вопрос из области отношений с союзниками ни приходилось затрагивать - всегда возникал вопрос о признании. Организуется, например, союзная помощь железнодорожному транспорту - кто же назначит генерал-директора? Омское Правительство не может, потому что оно не признано, союзные правительства не могут, потому что они не распоряжаются в России.

Когда же разрешался вопрос о командовании, то опять-таки было неизвестно, как произойдет назначение генералов Жанена и Нокса и какое место будет отведено маршалу Отани, потому что Омское Правительство было пассивной стороной, а активных было слишком много, и ни одна не знала, которая старше.

Мелькала мысль, не лучше ли будет перенести решение важнейших вопросов в Париж, где уполномоченные представители держав, съехавшиеся на мирную конференцию, могли бы, казалось, легче сговориться между собою, чем представители в Сибири, сами участвовавшие в ее политической жизни и нередко конкурировавшие между собой.

Но в это время Париж решил уже русский вопрос...

Принцевы острова

Господа, ведь это - предложение мира с большевиками! - сказал адмирал, читая только что принятое радио (радиограмму. - Ред.).

Быть не может! Это, вероятно, недоразумение. Я думаю, что предлагается собраться только представителям антибольшевистских сил.

Нет, предложение безусловно относится и к большевикам.

доклада по Министерству иностранных дел, как раз после получения знаменитого радио о Принцевых островах.

Толкование адмирала оказалось правильным. Представители союзников в Омске сами были поражены и неожиданностью, и бестактностью предложения. Собраться вместе с большевиками, и как равные с равными, в то время как большевики всем нам представлялись уголовными преступниками, убийцами и изменниками - такое предложение было до боли обидно и непонятно.

В воскресенье 26 января адмирал принял у себя Высоких Комиссаров Франции и Великобритании. Присутствовали на приеме Сукин и я.

Реньо со свойственной ему выдержкой выразил адмиралу предположение, что конференция на Принцевых островах задумана для того, чтобы испытать большевиков и после демонстрации их непримиримости создать основание для широкой помощи в борьбе с ними. Он просил адмирала до получения подробных разъяснений из Парижа не отказываться решительно от сделанного предложения. К этому присоединился и сэр Чарльз Эллиот, который просил адмирала сообщить ему, как он предполагает откликнуться на сделанное предложение.

Адмирал ответил, что он не считает полученное радио предложением, и так как оно неясно по содержанию, ввиду некоторых искажений, то он вовсе не будет на него отвечать. Он сделает только одно: отдаст приказ по войскам, что разговоры о перемирии с большевиками распространяются врагами России и что он готовится к наступлению. Это будет не ответ Правительства, а приказ Главнокомандующего.

На этом и разошлись. Помнится, провожая Реньо, я указал ему еще на то, что если бы переговоры осуществились, то неизбежный крах их повлек бы в Европейской Росии еще больший террор со стороны большевиков по отношению к «контрреволюционерам».

Что вы скажете об этих союзниках? - мрачно заметил адмирал после отъезда Реньо и Эллиота.

Вечером я лежал в постели с высокою температурой, как оказалось, в сыпном тифу, но и в постели я продолжал думать о Принцевых островах и диктовал одному омскому общественному деятелю свои мысли относительножелательности конференции в целях объединения всех противобольшевистских сил. Такая конференция превратилась бы в суд над большевиками и создала бы солидарность всех создавшихся правительств, которые могли бы помочь в дальнейшей борьбе. В этом я видел полезную сторону конференции. Но через день я уже потерял сознание и свыше двух недель находился в бреду.

Когда в конце февраля я встал на ноги, вопрос о конференции был исчерпан.

Она была сорвана единодушным протестом всех национальных центров, единодушно же поддержанным печатью всех направлений. В Совете министров не был поднят вопрос о конференции антибольшевистских правительств для солидаризации их в борьбе; в нем раздался, однако, одинокий голос одного скептика, который не верил в успех борьбы и который и позднее предлагал помириться с Москвой и разграничиться. «Пусть каждая сторона живет и творит по-своему», - часто говаривал он.

Смысл союзного решения

Мы боролись за великую и единую Россию.

Нам предложили сойтись на Принцевых островах и договориться о сожительстве разрозненных частей, не исключая и большевистской Москвы.

Идея Великой России могла еще допустить сомнительное существование некоторых отделившихся от нее окраин, но расчленение самой России и идея ее единства находились в глубоком противоречии, а между тем предложение союзников как будто признавало это возможным.

Грозное предостережение видел я в этом парижском решении. Не отрицательный ли это ответ на нашу декларацию по поводу окончания войны, на нашу надежду, что союзники не покинут Россию в состоянии анархии, потому что это опасно для всего мира?

На кого же оставалось тогда надеяться?

В России еще было чехо-словацкое войско, родственное по крови, близкое по интересам. Оно уже ушло на отдых. Пусть, думали мы, наберется сил. В нужный момент оно подымется. Союзники обеспечивают ему отдых и возвращение на родину - оно обеспечит нам победу.

«По дороге чести»

Ничего не достигнувший генерал Стефанек в это время уже выехал из Сибири. Он оставил политическим представителем Богдана Павлу, раскассировал Национальный Совет (русское отделение), который занимался политическими интригами, но не добился главного, чего хотел - не поднял упавшего настроения войска.

Из Шанхая он прислал Павлу следующую телеграмму: «Я еду туда, где требуется мое присутствие. Я буду стараться, чтобы ни одна капля нашей крови, пота и наших слез не была пролита даром, и свое обещание выполню. Я видел наших соколов на фронте и, видя их усталость, прочувствовал их страдания, но я вынес уверенность, что они выдержат, как выдержал чехословацкий народ в целом. Передайте им, чтобы они были верны себе, своему хорошему прошлому и чтобы они не забывали, что только по дороге чести они вернутся в свободную, счастливую и дорогую нашу родину».

Проживающий в Генуе ; Жанен просит министра Лефевра , если это возможно, официально известить великого князя с тем, чтобы он смог принять груз в Марселе по прибытии туда парохода Арман Бэик .
В уже упоминавшейся серии статей в газете Матэн (16-18 июня 1924 г.) Жанен впервые лично подтвердил сведения о своем участии в перевозке останков и материалов следствия. Как уже упоминалось, до выхода этих статей об участии Жанена в транспортировке груза впервые стало известно в декабре 1920 г. из журнальной статьи (а затем книги) Пьера Жильяра , а в марте 1924 г. вышла книга следователя Соколова , где выражалась признательность ген. Жанену за его помощь. В этих статьях в Матэн прибытие Жанена ошибочно датировалось 15 июля 1920 г. Сообщалось, что в Марселе генералу не удалось передать груз (4 чемодана) из-за отсутствия представителя в.к. Николая Николаевича , поэтому ему пришлось временно оставить чемоданы у себя дома в Гренобле. По прибытии в Париж генерал нанес визит быв. морскому атташе России Димитриеву (Dimitrieff); тот сообщил, что в.к. Николай Николаевич письменно распорядился передать чемоданы быв. послу М.Н. Гирсу , что и было сделано 16 октября 1920 г., и т.д.
Это сообщение в Матэн, сделанное Жаненом , было подтверждено Вильтоном и Соколовым , не было опровергнуто канцелярией Врангеля, о чем уже упоминалось.
О статьях в Матэн сообщил ряд печатных изданий Европы и США. Скептически отнеслась к сообщению Жанена американская пресса , писавшая, что сообщение Матэн не вполне правдоподобно и сделано в пропагандных целях по инициативе в.к. Николая Николаевича . О местонахождении останков после их передачи Гирсу прессе сообщено не было .
Как уже упоминалось, 08 августа 1924 г. последовало обращение великого князя Кирилла Владимировича , утверждавшего, что Гирс уклонился от ответа на вопрос о местонахождении переданных ему останков.
К слову, 31 августа/13 сентября 1924 г. был издан манифест в.к. Кирилла Владимировича , провозглашающий его Императором Всероссийским в изгнании, где говорилось, что быв. Император Николай II и члены Царской семьи были зверски убиты большевиками. Надо также отметить, что П.С. Боткин , брат убитого вместе с Царской семьей лейб-медика Е.С. Боткина , противник этого манифеста в.к. Кирилла Владимировича , высказал доверие публикациям Матэн .
05 апреля 1925 г. Нью-Йорк Таймс вернулась к истории останков , опубликовав письмо в редакцию, написанное 25 марта 1925 г. в Нью-Йорке Артуром Спроулом (Arthur Elliot Sproul). В статье Спроул сообщил, что, будучи в Москве в 1917-1918 гг., познакомился с американцем, который занимал видный пост в американской консульской службе и имел сношения с русским департаментом крупного нью-йоркского банка, а затем был назначен генеральным консулом США в Сибири. Друг Спроула был направлен по службе в Омск, затем в Екатеринбург, и наконец оказался во Владивостоке, откуда убыл в США. Летом 1920 г. в беседе со Спроулом его друг сообщил, что в 1920 г. вывозил в своем личном консульском багаже из Сибири останки всех членов Царской семьи, их иконы и украшения; он направил багаж официальным представителям Великобритании в Харбин, и те доставили груз в Пекин и передали в русское посольство.
История получила продолжение спустя 5 лет, когда в Нью-Йорк Таймс 19-20 декабря 1930 г. появились статьи , .
В в битву с Жаненом вступил быв. вице-консул США в Сибири Франклин Кларкин (Franklin Clarkin). Он сообщил, что по просьбе адмирала Колчака останки Царской семьи были тайно вывезены поездом американского консульства в вагоне генерального консула Гарриса в Харбин, где были переданы четырем офицерам, присланным генералом Хорватом .
Затем выясняется, что чешские газеты 18 декабря 1930 г. напечатали отрывки из выходящей в свет книги ген. Жанена Падение царизма и конец русской армии, и Нью-Йорк Таймс цитирует фрагмент, где идет речь об останках великой княгини Елизаветы Федоровны , великого князя Сергея Михайловича и трех великих князей (Иоанна , Константина и Игоря, сыновей великого князя Константина Константиновича), убитых в Алапаевске. По словам Жанена , Соколов желал похоронить эти останки в Китае, в Манчжурии, но гробы были захвачены и вскрыты солдатами генерала Семенова , думавшими, что в них золото; только вмешательство китайских таможенных властей позволило отправить гробы в Европу. Об останках Царской семьи Жанен пишет, что он вывез останки во Францию.
В выясняется, что героем истории Спроула, генеральным консулом США в Сибири был Эрнест Гаррис (Ernest Lloyd Harris). По словам Гарриса, 09 января 1920 г. англичанин - учитель царских детей в течение 16 лет (очевидно, это Чарльз Гиббс) принес ему письмо от ген. Дитерихса , в котором последний просил вывезти из Сибири груз и передать его британскому послу в Пекине Майлсу Лэмпсону . Гаррис принял груз у Дитерихса , а также вывез следователя Соколова , который ехал в вагоне, соседнем с вагоном Гарриса, таким образом сопровождая груз. На пограничной станции Манчжурия Соколов покинул поезд, а Гаррис с грузом проследовал в Харбин, где передал груз Майлсу Лэмпсону . Это произошло 30 января 1920 г.
Нью-Йорк Таймс телеграфом связалась с ген. Жаненом , и тот сообщил, что в апреле 1920 г. принял от ген. Дитерихса , четыре ящика, в которых находились предметы, ранее принадлежавшие Царской семье, документы следствия и человеческие останки; по прибытии в Париж в середине июня 1920 г. Дмитриев (Dmitriev), быв. морской атташе России в Париже, сообщил Жанену , что в.к. Николай Николаевич хочет передать весь груз Гирсу . В октябре 1920 г. в Ла Тронше близ Гренобля состоялась новая встреча Жанена с Дмитриевым. Последний принес письмо от в.к. Николая Николаевича и письмо от Гирса , после чего Жанен передал Дмитриеву четыре ящика. Соответственно, с июня по октябрь 1920 г. груз находился у Жанена в часовне его имения в Серр-Изар.
Нью-Йорк Таймс взяла также интервью у великой княгини Марии Павловны . По ее словам, в свое время к ней в Лондон приезжал Соколов с несколькими коробками, в которых находились предметы одежды и др. личные вещи 19 членов Царской семьи, убитых большевиками. Она предполагает, что Великобритания действительно могла отказаться принять останки, и что она не знает, действительно ли останки хранятся в семейном склепе Жанена .
После этих публикаций ген. Жанен перешел в контрнаступление и в газете Пти Журналь вышла серия статей Отеклока, о чем уже упоминалось в предыдущих постах, см. также список статей в серии . Кроме интервью Жаненом и Гирсом , Отеклок напечатал письмо князя Н. Орлова , и позднее напечатал серию статей, посвященных Царской семье . Содержание статей уже приводилось, что касается князя Орлова, то он сообщает лишь то же, что и Жанен .
Вновь тема останков заинтересовала Нью-Йорк Таймс в 1935 г. , газета напечатала сообщение агентства Ассошиэйтед Пресс о том, что французская газета Le Joir со ссылкой на быв. высокопоставленного русского придворного, проживающего во Франции, сообщила, что останки находятся в безопасном месте и что секрет их местонахождения известен только трем лицам, возглавляемым В.А. Маклаковым; цитировалось также сделанное в 1930 г. высказывание Жанена о том, что он передал останки представителю в.к. Николая Николаевича в 1920 г. и с тех пор не знает, что с ними стало.
Однако, в 1938 г. парижский корреспондент швейцарской газеты Neue Basler Zeitung сообщил , со ссылкой на Жанена , что останки находятся в одном из европейских банков (вероятно, в Цюрихе или в Лондоне).
И последняя обнаруженная мной публикация появилась в Нью-Йорк Таймс в 1941 г. и вновь с ссылкой на агенство UPI, цитирующее слова Жанена : останки Царской семьи хранятся в сейфе Банка Англии (Bank of England) в Лондоне. По словам Нью-Йорк Таймс, в 1938 г. Жанен сообщил, что вывезенные им останки были впоследствии помещены в банк страны-соседа Франции, и в сообщении от 21 июля 1941 г. уточнил, что речь идет о Банке Англии. На этот раз встреча Жанена и следователя Соколова перенеслась на 27 апреля 1919 г., и последний в тот день вручил Жанену четыре тяжелых кожаных чемодана с материалами большевицкого следствия (!) против царя (там были документы, фотографии и др. вещественные доказательства), остатками одежды и т.п., останками Царской семьи. Жанен доставил этот груз в Марсель, где его никто не встретил: ни представитель в.к. Николая Николаевича , ни представитель французского МИД, поэтому он отвез груз в дом в Альпах, принадлежавший его семье. Спустя два года он смог передать груз в.к. Николаю Николаевичу ; т.к. французский МИД не желал хранить останки, в конце-концов их отослали в Лондон на хранение.
Возникает вопрос: какая из версий более близка к истине. Очевидно, прежде всего надо обратить внимание на Нью-Йорк Таймс, бросившуюся опровергать Жанена в 1930 г.
Дело в том, что в книге Жанена в приложении приведены:
- письмо Дитерихса Жанену от 20 марта 1920 г. ;
- письмо в.к. Николая Николаевича от 23 июля 1920 г. (написано в Риме) Жанену в ответ на письмо последнего от 27 июня 1920 г. ;
- письма Гирса Жанену от 11 августа 1920 г. и от 04 октября 1920 г. ;
- письмо Дмитриева Жанену от 14 октября 1920 г. и акт передачи груза от 16 октября 1920 г. ;
- СПИСОК 311 ПРЕДМЕТОВ, ПЕРЕДАННЫХ ДМИТРИЕВУ! .
К сожалению, документы эти все приведены не в виде фотокопий.
Тем не менее, отсутствие всяких упоминаний об описи в книге в трудах РФских историков и истерика Нью-Йорк Таймс говорят сами за себя.

1. Le général Janin rentre en France. // Le Matin. 11.05.1920. p. 3.
2. Le général Janin arrive à Marseille. // Le Matin. 16.06.1920. p. 1.
3. В.к. Николай Николаевич прибыл в Геную 23 апреля 1919 г. на борту британского крейсера Нельсон, и в 1920 г. проживал в Италии. См. Ferruccio Quintavalle. Cronistoria della Guerra Mondiale. Parte Seconda: Dagli Armistizi (Novembre 1918) alla firma dell"ultimo trattato di pace (Novembre 1920). Milano: Ulrico Hoepli, 1923. p. 260 , Данилов Ю.Н. Великий Князь Николай Николаевич. Париж: Imprimerie de Navarre, 1930. с. 342 .
4. Дата выхода книги Соколова Enquête judiciaire sur l"assassinat de la famille impériale russe установлена по рецензиям; во всяком случае, книга вышла не позднее апреля 1924 г. См. Livak, Leonard. Russian Émigrés in the Intellectual and Literary Life of Interwar France: A Bibliographical Essay. Montreal: McGill-Queen"s University Press, 2010. p. 386 .
5. См. Edwin L. James. Seeking to arise from Czar"s ashes. Grand Duke Nicholas may be using story of relics as propaganda. // New York Times. 18.06.1924. p. 1 и RUSSIA: Ashes in Urns. // Time. 07.07.1924 .
6. Les restes de la famille Impériale. // Le Temps. 27.06.1924. p. 3.
7. Autour d"un trône. // Gazette de Lausanne. 24.11.1924. p. 1, 2.
8. The ashes of the Czar. The story of an american consular agent who us said to have taken them from Ekaterinburg in Siberia to Harbin in China. // New York Times. 05.04.1925. p. XX16.
9. Czar"s ashes taken through red lines by american consul. Former Vice Consul declares peasant"s old box on fleeing consular train held remain. // New York Times. 19.12.1930. p. 1, 18.
10. Decribes the trip of Czarist remains. Consul General Harris tells how he took boxes from Siberia to Harbin. // New York Times. 20.12.1930. p. 10.
11. Xavier de Hautecloque. Qu"a-t-on fait du Tsar du Russie. (I. Déclarations du général Janin. // Petit Journal. 26.12.1930. p. 1, 2; II. La chambre №2. // Petit Journal. 27.12.1930. p. 1, 3, 4. III. Le "document 38" et la mystère Jakovlev. // Petit Journal. 27.12.1930. p. 1, 2. IV. Déclarations de S.E. M. de Giers. // Petit Journal. 09.01.1931. p. 1, 2. V. Le calvaire du juge Sokoloff. // Petit Journal. 10.01.1931. p. 1, 2).
12. Xavier de Hautecloque. Le prince Nicolas Orloff dans une lettre qu"il nous adresse apporte des précisions sensationnelles sur le mystère des reliques de la famille impériale. // Petit Journal. 11.01.1931. p. 1, 2.
13. Xavier de Hautecloque. Le derniere mystère de la grande guerre. (I. On veut ressusciter des morts. // Petit Journal. 15.03.1931. p. 1, 2. II. A-t-on sauvé le Tsar? // Petit Journal. 16.03.1931. p. 1, 2. III. Visite au "charmeur de spectres". // Petit Journal. 17.03.1931. p. 1, 2. IV. Un épisode du Jugement dernier. // Petit Journal. 18.03.1931. p. 1, 2.
14. Reports trace of Czar. Paris newspaper revives story that ashes are buried in France. // New York Times. 01.01.1935. p. 20.
15. Die Gebeine der Zarenfamilie - in einer europäischen Bank! // Neue Basler Zeitung. 19.08.1938
16. Says Czar"s ashes are kept in London. // New York Times. 22.07.1941. p. 21.

Биография

Во время мировой войны командовал пехотным полком 135-й бригады, 55-й пехотной бригадой, был помощником заместителя начальника Генерального штаба.

С весны 1916 года возглавлял чрезвычайную французскую военную миссию в России при Ставке Верховного главнокомандующего русской армии. В конце 1917 года отозван во Францию.

24 августа 1918 года Жанен был назначен верховным главнокомандующим Антанты маршалом Ф. Фошем командующим войсками Антанты в России. Основной задачей Жанена была эвакуация войск Чехословацкого корпуса во Владивосток и отправка их в Европу для пополнения сил союзников на Западном фронте . С ноября 1918 года - начальник французской военной миссии при Российском правительстве адмирала А. В. Колчака , главнокомандующий чехословацкими войсками в России. 16 декабря 1918 прибыл в Омск .

C января 1919 года - представитель Высшего межсоюзного командования и главнокомандующий союзными войсками в Сибири и на Дальнем Востоке. Занимал неблагожелательную, а затем и резко враждебную позицию по отношению к адмиралу А. В. Колчаку и белому движению в целом.

В декабре 1919 поддержал восстание против колчаковского правительства в Иркутске . Санкционировал выдачу Колчака эсеровскому Политическому центру , что впоследствии привело к убийству Колчака. Данное действие явилось следствием двойного подчинения, в которое попал генерал (Колчак и союзническое руководство), с наложившимся негативным отношением к А. В. Колчаку, и ситуации, связанной с практически взбунтовавшимися чехами из Чехословацкого легиона. В 1920 году Жанен вернулся во Францию.

Награды

• Орден Белого орла с мечами. 1916.

Воспоминания

• Janin, Maurice. Moje ucast na Ceskoslovenskem Boji za Svobodu. Praha, 1930. 383 s.
• Janin, Maurice. Ma mission en Siberie. 1918-1920. Payot, Paris. 1933. 307 p.

Напишите отзыв о статье "Жанен, Морис"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Жанен, Морис

Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.

"Генерал без чести", "белогвардейский Иуда" - эти и аналогичные прозвища получил французский генерал Морис Жанен, направленный в декабре 1919 года на помощь войскам интервентов и терпящей поражение армии генерала Колчака. Сам он обвинения в предательстве отрицал, обращая в своих дневниках внимание на то, что по сути именно он был назначен Главнокомандующим русско-союзными войсками, но фактически оказался заложником нежизнеспособных на практике решений и приказов Колчака, которые впоследствии и привели к трагедии.

Более того, уже после ареста Колчака и по возвращении Жанена на родину, во Франции он был представлен к высокой награде, Ордену Почетного легиона (1920 г. - 73.193.21.45). Тем не менее, в глазах белого офицерства и ряда его союзников, а также лично Колчака действия Жанена толковались исключительно как предательство.

Еще до гражданской войны французский генерал был прикомандирован к Российской Академии Генерального штаба, научился отлично понимать и говорить, писать по-русски. Во время Первой мировой командовал полком, впоследствии - был направлен в Могилев, в нашу Ставку. Осуществляя намерения Франции восстановить русско-германский фронт в 1918 году, заручившись поддержкой белогвардейского движения, Жанен был направлен в Сибирь для того, чтобы стать главнокомандующим войсками, в которые входили части сербов, румын, поляков, чехов, белогвардейцев и русских военнопленных, а также (по плану) французов, англичан, японцев и американцев, которые должны были присоединиться к течению позднее.

Но война окончилась, Германия капитулировала, потребность в создании фронта отпала. А кроме того, Колчак категорически воспротивился передаче командования русскими войсками иностранцу. Фактически, Жанен оказался номинальным командиром, которому не желали подчиняться войска. Очевидец тех событий, генерал-лейтенант Филатьев в своих исследованиях и очерках, написанных им впоследствии в эмиграции во Франции "Катастрофа Белого движения в Сибири: 1918-1922 гг." писал, что разгрома армии Колчака можно было бы избежать, если бы Колчак передал власть по всем правилам Жанену, если бы "...идея великодержавности не мешала Колчаку видеть вещи в настоящем свете..."

С такой малопочетной ролью француз мириться не захотел и стал высказывать резко враждебную позицию в отношении Колчака лично и белого движения в целом. Так, в конце 1919 года он открыто поддержал организованное "Политическим центром" восстание против Колчака в Иркутске, а затем фактически санкционировал его выдачу эсерам из "Политического центра".

В книге "Окрест Колчака: документы и материалы" описывается, что действуя так, Жанен утверждал, что у него не было выбора, поскольку сложилась ситуация двойного подчинения и ряд военных, в частности, Чехословацкий легион, проявили неподчинению и призывали к открытому бунту. Стоит отметить, что даже предчувствовавший беду Колчак (он не раз говорил об этом в дороге) до последнего не мог поверить в возможность столь низкого предательства, слишком сильна была в нем вера в человеческое благородство. И лишь когда помощник коменданта чешского поезда зашел в вагон и сообщил, что Колчак выдается Иркутским властям, он воскликнул: "Значит, союзники меня предают!" Чем бы закончилось противостояние белого и красного движения, не будь в нем таких позорных страниц, неизвестно...