Маяковский ты одна мне ростом вровень. Письмо татьяне яковлевой. Ритм и рифмовка стихотворения
"
"Эта жизнь прекрасна..."
Эссе по трём ранним стихотворениям Анны Ахматовой:
"Дверь полуоткрыта...", "Белой ночью", "Я научилась просто, мудро жить..."
Дверь полуоткрыта...
Дверь полуоткрыта,
Веют липы сладко...
На столе забыты
Хлыстик и перчатка.
Круг от лампы жёлтый...
Шорохам внимаю.
Отчего ушел ты?
Я не понимаю…
Радостно и ясно
Завтра будет утро.
Эта жизнь прекрасна,
Сердце, будь же мудро.
Ты совсем устало,
Бьешься тише, глуше...
Знаешь, я читала,
Что бессмертны души.
Стихотворение прочитано и не один раз, а всё влечёт и влечёт его перечитывать. Завораживают ритм и музыкальность стиха, его звукопись. Четыре строфы, и почти в каждой строке звук "л", и не по одному разу: 1-я строфа - поЛуоткрыта, Липы, сЛадко, стоЛе хЛыстик; 2-я - Лампы, жёЛтый, ушёЛ; 3-я - ; 4-я - устаЛо, читаЛа...
Особенно насыщена этим звуком первая строфа, пять раз; во второй - три раза; в третьей - отдых от него, и в четвёртой - два раза. Насыщение звуком "л" по убывающей создаёт ощущение колебания воздуха с приносимыми им запахами июньского липового цвета.
Благодаря этому звукописному приёму всё стихотворение до краёв и даже через край наполнено густым ароматом удивительного медоноса, что при всей драматичности переживаний героини вызывает победительное ощущение силы и красоты жизни даже в её роковые минуты:
"Радостно и ясно
Завтра будет утро.
Эта жизнь прекрасна..."
(А ведь несколькими днями ранее, Ахматова, описывая всё ту же, видимо, ситуацию в стихотворении "Белой ночью" называет жизнь "проклятым адом":
Белой ночью
Ах, дверь не запирала я,
Не зажигала свеч,
Не знаешь, как, усталая,
Я не решалась лечь.
Смотреть, как гаснут полосы
В закатном мраке хвой,
Пьянея звуком голоса,
Похожего на твой.
И знать, что всё потеряно,
Что жизнь - проклятый ад!
О, я была уверена,
Что ты придешь назад.
Сладкий запах цветущего дерева попадает в комнату через полуоткрытую дверь, на столе забыты хлыстик и перчатка... Конечно, в проёме двери могут быть видны и сами липы, однако взгляд героини, а, значит, и взгляд читателя, сосредоточен на двух забытых её возлюбленным вещах - хлыстике и перчатке. Таким образом можно себе представить, кто же он и его оставленная подруга.
Это дворянская молодёжь начала двадцатого века, предпринимавшая конные прогулки верхом по полям и лесам или участвующая в спортивных состязаниях на ипподромах (скачках, конкурах и т.д.) . Подобное развлечение требовало соответствующей экипировки, и хлыстики с перчатками были неотъемлемым его атрибутом. Хлыстик, или стек, представлял собой небольшую тонкую палочку из дерева, длиной 40-45 см, отделанного кожей или замшей, и был предназначен для передачи соответственно обученной лошади сигналов о скорости передвижения или направлении. Перчатки, как правило, были кожаные или замшевые, чаще бежевого цвета.
Один из художественных приёмов ранней Ахматовой - недосказанность или прямое умолчание - здесь налицо. Читатель волен создать себе сам обстановку, в которой совершалось действие, закончившееся дезертирством одного из партнёров: была ли это конная прогулка, как в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени", глава "Княжна Мэри", или скачки (роман Л.Н.Толстого "Анна Каренина"), или герой заехал к своей подруге после спортивных занятий. Очевидно, что всё это не столь важно по сравнению с тем, что происходит в душах молодых людей.
Забытые вещи говорят о многом: человеку хотелось скорее покинуть этот дом, окончательно разорвать любовную связь. Поскольку нет никакого намёка на ссору или выяснение отношений, уход героя мог быть совершён внезапно или тайно, без раскрытия им причин своего охлаждения:
"Круг от лампы жёлтый...
Шорохам внимаю.
Отчего ушел ты?
Я не понимаю..."
Надеется ли ещё она на его возможное возвращение? Если ранее: "О, я была уверена, Что ты придешь назад" ("Белой ночью"), то теперь отчаяние сменилось тихим раздумьем:
"Шорохам внимаю..."
И всё же названные забытые предметы, думается, в тексте не случайны: герою неподвластен духовный мир героини, уподоблённой им в какой-то мере, так кажется, своенравной кобылице, поэтому ему и не нужен стек, что в свою очередь свидетельствует и о его любовном крахе.
В тяжких раздумьях поэтессы о необъяснимом поступке её мучителя подспудно вызревают феминистские мысли о свободе от неравноправной любви: "Сердце, будь же мудро..."
Ритм стиха "Белой ночью" передаёт сильное волнение, муки ожидаемого возвращения, это ритм колотящегося сердца - чередование четырёхстопного и трёхстопного ямба. Размер "Полуоткрытой двери" - уже спокойный раздумчивый трёхстопный хорей, вызываемый "уставшим сердцем".
Последнюю строку:
"Знаешь, я читала,
Что бессмертны души", - очень трудно интерпретировать.
Известно, что Ахматова была православной верующей, на протяжение всей жизни ей сопутствовала Библия. С идеей бессмертия души она обращается к возлюбленному. Почему?.. Одно несомненно, что мысли о Боге возвысили её душу и помогают преодолеть отчаяние.
Уже в 1912 году, всего год спустя, Анна Ахматова пишет стихотворение "Я научилась просто, мудро жить", где мы находим подтверждение этой мысли:
Я научилась просто, мудро жить...
Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.
Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.
Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.
Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.
"Эта жизнь прекрасна" - в первом стихотворении, "Слагаю я весёлые стихи О жизни тленной, тленной и прекрасной" - в третьем. Вот такое стремительное духовное развитие совершается в молодой женщине, правда, не без "помощи" обманчивого партнёра научившейся презирать предательство и всё, что с ним связано, жить одной, но в окружении других вещей, "просто и мудро", - отдыхая взглядом и душой на тех обыденных явлениях жизни, которые прежде, в её любовном смятении, были ею почти не замечаемы: небо, лопухи в овраге, гроздь рябины жёлто-красной, умильный кот, озеро, огонь на башенке лесопильни, аист...
Дверь полуоткрыта,
Веют липы сладко…
На столе забыты
Хлыстик и перчатка.
Круг от лампы желтый…
Шорохам внимаю.
Отчего ушел ты?
Я не понимаю…
Радостно и ясно
Завтра будет утро.
Эта жизнь прекрасна,
Сердце, будь же мудро.
Ты совсем устало,
Бьешься тише, глуше…
Знаешь, я читала,
Что бессмертны души.
(No Ratings Yet)
Еще стихотворения:
- Каждый день Это жизни модель. Пробужденье — Рожденье. Утро — Детство и юность, Мудро За утро волнуюсь. Если утро проспал я Или утро пропало, То и зрелости полдень Никуда не...
- Две стены, окно и дверь, Стол и табуретка. В эту команту теперь Ты приходишь редко. И огонь в огне погас, Плотно дверь закрыта. Этой комнате теперь Не хватает быта. Видно,...
- Дым поднимается снизу, медленный, плавный, долгий… «Лизанька, Лизочка, Лиза» — кто-то кричит над Волгой. Кто-то живет иначе: правильно, просто, мудро. Дверь открываю настежь в это туманное утро....
- Вновь растворилась дверь на влажное крыльцо, В полуденных лучах следы недавней стужи Дымятся. Теплый ветр повеял нам в лицо И морщит на полях синеющие лужи. Еще трещит камин, отливами огня...
- И к нам судьба стучала в дверь, рвала, надавливала кнопку… И среди всех людских потерь — моя душа: в ней и теперь — затравленность, забитость, робкость. Я поднималась, не смогла...
- Слушай — и в смутных догадках не лги. Ночь настает, и какая: ни зги! Надо безропотно встретить ее, Как не сжималось бы сердце твое. Слушай меня, но не слушай людей....
- Я дверь к тебе открыл своим затылком, Не помню — от пинка иль тумака, О строф моих ночная доможилка — Моя косноязычная тоска! Не знать бы нам ни Китсов, ни...
- Мы, умные,- безумны, Мы, гордые,- больны, Растленной язвой чумной Мы все заражены. От боли мы безглазы, А ненависть — как соль, И ест, и травит язвы, Ярит слепую боль. О...
- Замкнули дверь в мою обитель навек утерянным ключом, и черный Ангел, мой хранитель, стоит с пылающим мечом. Но блеск венца и пурпур трона не увидать моей тоске, и на девической...
- Вчерашний день погас, А нынешний не начат, И утро, без прикрас, Актрисою заплачет. Без грима, нагишом, Приходит утром утро, А далее — в мешок — Забот, зевот… И мудро Что...
- Услышав плач, я отпер дверь в лачугу. Там четверо детей осиротелых Над матерью усопшею рыдали… Конурка страх невольный наводила: Зеленый труп на рубище лежал; Нигде огня; в дырявый потолок Валилася...
- Я дверь распахну, пойду на крыльцо, И молодость ветром овеет лицо. Я вижу ее среди беспорядка Идущих не в ногу маршевых рот. Упрямо бьет по бедру лопатка, До крови шею...
- Вся радость — в прошлом, в таком далеком и безвозвратном А в настоящем — благополучье и безнадежность. Устало сердце и смутно жаждет., в огне закатном, Любви и страсти; — его...
- Бьет полдень! И чеканным шагом Наряд дворцовых егерей, Склонившись к золоченым шпагам, У королевских встал дверей. В заботах вечных о народе, Любовью. к подданным согрет, Его Величество проходит На пять...
- Отчего эта ночь так тиха, так бела? Я лежу, и вокруг тихо светится мгла. За стеною снега пеленою лежат, И творится неведомый белый обряд. Если спросят: зачем ты не там...
Любовь в жизни каждого человека играет свою роль. Если кто-то не мыслит себе жизни без любви, то другому она «подрезает крылья». Для кого-то она свет в окне, а кто-то произносит это слово сквозь зубы, проклиная все на свете. И все-таки любовью держится мир. Пока есть на свете любовь, жизнь продолжается. Не случайно русский драматург начала ХХ века Евгений Шварц в своей пьесе «Обыкновенное чудо» вложил в уста Хозяина-волшебника такие слова: «Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец».
Такие же драматические испытания пережил современник Евгения Шварца Владимир Маяковский . Известная тогда актриса, Татьяна Яковлева, в 1925 году уехала в Париж к своему дяде – художнику А. Яковлеву. Маяковский познакомился с ней в 1928 году. Доподлинно неизвестно, почему взаимная, по свидетельству многих друзей поэта, любовь не могла принести счастья влюбленным. Ведь весной 1929 года поэт, вновь оказавшись в Париже, строил планы на будущую совместную жизнь. Правда, сама Татьяна соглашалась выйти замуж за известного поэта при условии, что он покинет Советскую Россию, находившуюся тогда в тяжелом положении. Однако осенью 1929 года Владимиру Владимировичу впервые было отказано в получении визы для поездки, которая должна была все решить, а позже пришло известие о том, что Татьяна Яковлева собирается замуж.
Своим любовным переживаниям Маяковский посвятил два произведения: «Письмо Товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» и «Письмо Татьяне Яковлевой» . Оба стиха написаны в излюбленном Маяковским жанре – монологе, причем каждый посвящен конкретному лицу. Первое «Письмо…» адресовано редактору «Комсомольской правды», в которой работал поэт, оказавшийся в Париже, а второе – не предназначенное изначально для печати – передано в руки любимой женщине. Для Маяковского любовь – чувство, изменяющее человека, возрождающее его, иногда создающее заново, как птицу Феникса из пепла.
В «Письме Татьяне Яковлевой», анализ которого будет далее представлен, тема любви представлена с драматической стороны. К тому же поэт предпринимает попытку придать вечным чувствам иной смысл. Сразу в начале стихотворения в один ряд с глубоко интимными чувствами мужчины к женщине встают слова иного, социального плана:
В поцелуе рук ли, губ ли,
в дрожи тела близких мне
красный цвет моих республик
тоже должен пламенеть.
Ассоциативное сближение по цвету губ любимой и знамени не кажется кощунственным: такое сопоставление вызвано желанием перевести разговор о чувстве, связывающем лишь влюбленных, в разговор о счастье миллионов. Такая нераздельность личного и общественного свойственна многим стихам Маяковского. Даже ревность обретает более возвышенный смысл:
Я не сам, а я ревную за Советскую Россию.
Два плана – личный и общественный – соединяются у Маяковского очень искусно: было бы несправедливо упрекать поэта в неискренности, ведь он действительно верил в великое будущее своего Отечества и не понимал, как можно променять его на «ужины с нефтяниками» .
Напоминание о «парижской любви» , вызывающей у героя презрительное отношение к «самочкам» , должно стать весомым аргументом для адресата письма (Татьяны Яковлевой) о необходимости вернуться в Москву. А «ужин с нефтяниками» воспринимается как акт предательства по отношению к голодной и холодной Москве, где «не хватает длинноногих» . Только такая героиня, которая «в снега и тиф» шла «этими ногами» , может стать с героем «бровью к брови» , а значит, только она с ним «ростом вровень» .
Свойственная стихам предельная откровенность подкрепляется словами о «собаках озверевшей страсти» , о ревности, которая «двигает горами» , о «кори страсти» - письмо как будто наполняется силой интимной страсти. Но оно все время переводится в социальный план. Такая двуплановость и определяет композиционную структуру стихотворения: всплеск страсти обуздывается, вводится в берега напоминанием об эпохе, о той действительности, полпредом которой выступает поэт.
Поэтому, когда накал чувств заставляет в конце выкрикнуть героя:
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук –
слова о грядущей перемене становятся в итоге завершающими. Герой ставит точку в их споре:
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму -
одну
или вдвоем с Парижем.
- «Лиличка!», анализ стихотворения Маяковского
- «Прозаседавшиеся», анализ стихотворения Маяковского
- «Облако в штанах», анализ поэмы Владимира Маяковского
Стихотворение В.В. Маяковского автобиографично, как почти вся лирика поэта. встретил в Париже очень красивую молодую женщину — Татьяну Яковлеву, влюбился в нее и предложил ей уехать вместе с ним обратно в Советский Союз. Они переписывались, и одно письмо Маяковский написал в стихах.
Даже если не знать эти факты биографии поэта, прочитав стихотворение, можно сразу почувствовать, что оно отличается от лирики поэта в целом. В нем нет поражающих воображение гипербол, грохочущих метафор, фантастики. Сам поэт обещает в «Письме…»: «… буду долго, / буду просто / разговаривать стихами я». «Письмо…» обращено главным образом к Татьяне Яковлевой, поэт стремится быть понятым любимой, готов «… про этот важный вечер / рассказать по-человечьи». Это стихотворение поражает своим искренним, доверительным тоном, оно похоже на исповедь лирического героя.
В «Письме…» Маяковскому удается с помощью всего лишь нескольких строчек создать образ Татьяны Яковлевой, описать как ее внешность, так и ее внутренний мир. Любимая поэта «длинноногая», но, что еще важнее, она ему «ростом вровень». Маяковский чувствует, что это — залог понимания между ними, имея в виду рост не только физический, но и духовный, не случайно он просит Татьяну Яковлеву встать с ним «рядом, с бровью брови», перед разговором, имеющим для него большое значение. Она не «любая самочка», изукрашенная шелками, которая не может разжечь пламя страсти в сердце поэта. Татьяне Яковлевой через многое пришлось пройти, прежде чем она поселилась в Париже. Поэт взывает к ней, к ее памяти: «Не тебе, в снега и в тиф / шедшей этими ногами, / здесь на ласки выдать их / в ужины с нефтяниками».
Все стихотворение кажется разделенным на две части: в нем изображаются и противопоставляются друг другу два мира, оба очень важные для поэта. Это Париж и Советский Союз. Эти два мира огромны и втягивают в свою орбиту героев стихотворения, их мысли и чувства.
Париж описывается как город любви, роскоши и наслаждений, неприемлемых для поэта («Я не люблю парижскую любовь»). Заселенный город кажется вымершим уже в «пять часов», однако в нем есть и «самочки» в шелках, и «ужины с нефтяниками». Все по-другому в Советской России: «… на плечах заплаты, / их чахотка лижет вздохом», потому что «ста мильонам было плохо».
В стихотворении «Письмо Татьяне Яковлевой» в голосе лирического героя органично сливаются личное и гражданское. Интимное лирическое «я» в начале стихотворения переходит в общественное «мы» там, где поэт начинает говорить о Родине: «Я не сам, а я ревную / за Советскую Россию». Тема ревности, которая проходит через все стихотворение, тесно связана с его «гражданским» планом. «Письмо Татьяне Яковлевой» критики даже предлагали переименовать в «Письмо о сущности ревности». Самому лирическому герою Маяковского свойственна не ревность, а «радость неиссыхаемая», любовь как главный закон жизни, мироздания.
«Личную» ревность поэт изображает вселенским катаклизмом: «В черном небе молний поступь, / гром ругней в небесной драме, — / не гроза, а это просто / ревность двигает горами». Так Маяковский передает свое внутреннее состояние, титаническую силу страсти, кипящей в его груди. Однако поэт стыдится личной ревности, называет ее чувством «отпрысков дворянских», считает страсть корью, опасной болезнью. Он просит любимую не верить «глупых слов… сырью».
Слова, продиктованные любовью, глупы, потому что идут из сердца, выражают личные чувства, но они приобретают другое значение, повышаются в статусе, как только поэт начинает говорить не за себя лично, а за «Советскую Россию». Оказывается, потребность в красоте ощущает не только лирический герой, но и его Родина: «… вы и нам в Москве нужны, / не хватает длинноногих». Поэту обидно, что Татьяна Яковлева остается в Париже, в то время как в Москве «спортом выпрямишь не многих». Он признается, что после многих лет войн, болезней и лишений в Советской России начинают ценить истинную красоту, становятся «нежны».
В «Письме…» Маяковский размышляет о сущности любви. Любовь он не только противопоставляет ревности, но и выделяет два вида любви. Первую, «парижскую» любовь, «собак озверевшей страсти», он отвергает, не верит в ее искренность. Вместе с ней он отвергает и «личную» любовь, чувства «для себя»: «Ревность, жены, слезы… ну их!» Другой вид любви, в которой воедино сливаются любовь к женщине и любовь к Родине, он признает единственно верным. Кажется, выбор так очевиден, что Татьяне Яковлевой даже не надо думать, «щурясь просто / из-под выпрямленных дуг».
Однако поэт и его любимая принадлежат двум разным мирам: она — всецело миру Парижа, с которым в стихотворении связаны образы любви, ночного неба, европейского пространства (лирический герой слышит «свисточный спор / поездов до Барселоны»), Он же всем сердцем принадлежит своей молодой республике. С Советской Россией связаны тема ревности, тягот и лишений, заснеженного пространства, по которому когда-то шла «этими ногами» и Татьяна Яковлева. Даже оскорбления поэт разделяет со своей Родиной, нижет их «на общий счет». Он с обидой в голосе позволяет любимой «оставаться и зимовать» в Париже, так дают передышку осажденному неприятелю. Тема военных действий, «взятия Парижа», которая мелькает в конце стихотворения, заставляет вспомнить Наполеона и громкую победу российских войск над французами в Отечественной войне 1812 года. Лирический герой словно надеется на то, что парижская зима ослабит неприступную красавицу, как когда-то русская зима ослабила армию Наполеона, и заставит Татьяну Яковлеву поменять свое решение.
Сам же лирический герой перед лицом любви похож на большого ребенка, в нем парадоксально сочетается сила и трогательная беззащитность, вызов и стремление защитить любимую, окружить ее «большими и неуклюжими» руками. Поэт сравнивает объятие не с кольцом, как обычно, а с перекрестком. С одной стороны, перекресток ассоциируется с открытостью, незащищенностью — поэт не стремится уберечь от посторонних взглядов свою любовь, наоборот, совмещает личное с общественным. С другой стороны, на перекрестке соединяются два пути. Возможно, поэт надеется, что «личное», любовные объятья помогут соединить два мира — Париж и Москву, у которых пока нет других точек пересечения. Но пока этого не произошло по воле любимой, поэт бросает вызов — не столько ей, сколько самому движению жизни, истории, разделившему их, разбросавшему по разным странам и городам: «Я все равно тебя когда-нибудь возьму — / одну или вдвоем с Парижем».
В стихотворении «Письмо Татьяне Яковлевой» происходит слияние двух планов лирического героя — интимного, сокровенного и общественного, гражданского: «В поцелуе рук ли, губ ли, / в дрожи тела близких мне / красный цвет моих республик / тоже должен пламенеть». Искренен ли поэт, желая красоты и любви не для себя одного, а для всей Советской России? В этом стихотворении любовь предстает у него сродни долгу. Маяковский пишет не только о своем долге — вернуть красавицу Татьяну Яковлеву на родину, но и напоминает ей о ее долге — вернуться туда, где снега и болезни, чтобы и Россия обрела частичку красоты, а с ней надежду на возрождение.
В «Письме…» парадоксально сочетаются чувства и долг, душевные бури и гражданская позиция. В этом выражается весь Маяковский. Любовь для поэта была объединяющим началом: ему хотелось верить, что приход революции положит конец всем конфликтам; ради любви к идее коммунизма Маяковский готов был, как он потом напишет в поэме «Во весь голос», «наступить на горло собственной песне» и выполнять «социальный заказ».
Хотя в конце жизни поэт разочаруется в своих прежних идеалах и стремлениях, «Письмо Татьяне Яковлевой» передает самую суть мировоззрения поэта: в любви все едино, она представляет собой смысл бытия и главную его идею, которая, по словам Данте, «движет солнца и светила».
