Письменный пересказ рассказа братья бунин. Журнальный мир

Вера Медведева,
г. Тула

“Я хочу говорить о печали”

Рассказ И.А. Бунина “Братья” в 11-м классе

Не может быть братства между людьми до тех пор,
пока они не поймут своё сходство и отношение к Богу
и то великое назначение, для которого дана им жизнь.
У.Чаннинг

Анализировать рассказ в классе начинаю с вопроса: почему Бунин назвал рассказ “Братья”? Разве кто-то в рассказе связан братскими узами? Ребята вспоминают героев: старый рикша, его сын, невеста сына, англичанин. Может, Бунин ошибся? Или мы невнимательно прочли рассказ? Давайте попробуем ещё раз перечитать его вместе.

Бунин начинает рассказ с описания чудесных кокосовых лесов Цейлона, испещрённых солнечным светом. Справа от них “стелются глубокие шелковистые пески, блещет золотое, жаркое зеркало водной глади”. “В тёплой прозрачной воде каменистого прибрежья” плещутся подростки. “Казалось бы, зачем им, этим лесным людям... города, центы, рупии? Разве не всё дают им лес, океан, солнце?” – спрашивает автор. Зачем, войдя в лета, они целый день, обливаясь горячим потом, бегают по городу в поисках работы, быстро превращаясь в стариков со сморщенной “по всему телу, или, лучше сказать, по костям” кожей?

Ответ следует незамедлительно. Люди движимы “земной любовью, тем, что от века призывает все существа к существованию”. Зарабатывая деньги, они хотят счастья не для себя, а для семьи, детей. Но, позволяя себе любить, они нарушают главную заповедь Возвышенного: “Ничем не опьяняйся”. Ничем. Особенно любовью, ибо “все страдания этого мира... все скорби и жалобы его – от любви”.

Выполняет ли завет Возвышенного юный рикша? Нет. Он включается после смерти отца в жизненную суету, потому что любит свою невесту и стремится заработать денег на свадьбу. Но невеста предпочла рубиновое ожерелье и золотые браслеты, став “месячной женой” англичанина. “Стократно страдает имеющий стократно милое”, – говорили предки. Потеряв самое дорогое, что у него было, юноша покончил жизнь самоубийством. Значит, был прав Возвышенный, заповедуя: “Ничем не опьяняйся”?

А есть ли в рассказе герой, который живёт так, как учит Возвышенный? Да. Это англичанин, купивший невесту юного рикши, “победитель”, который “крепкой пятой стоит на горле побеждённого”. Он не знает любви и жалости (“Мы не чувствуем и не можем, разучились чувствовать”). Но счастлив ли он и ему подобные? Всмотримся повнимательнее в их лица. Глаза у них глядят “как-то странно, будто ничего не видя”, голос деревянный, мёртвый, и говорят они так, точно читают “хорошо написанную статью”. Ни одной живой черты – духовные мертвецы (“при всей своей деловитости и жадности, как лёд холодны”).

Невозможность ничем “опьяниться” ощущается англичанами как несчастье (“В сущности, это страшно, очень страшно”). И, чтобы пробудить в себе хоть какие-то чувства, эти так называемые “хозяева жизни” грабят колонии, покупают девочек в “месячные жёны”, бьют палкой по головам “беззащитных обезьяноподобных стариков”, но всё тщетно. Мёртвое сердце спокойно. “Я участник бурской войны, я, приказывая стрелять из пушек, убивал людей сотнями – и вот не только не страдаю, не схожу с ума, что я убийца, но даже не думаю о них никогда”, – цинично признаётся англичанин. Не имея возможности опьяняться чувствами, англичанин и ему подобные опьяняют себя едой, выпивкой, сигарами, кофе.

Огромная пропасть между жалкими обезьяноподобными сингалезами и надменными англичанами, и всё же Бунин назвал рассказ “Братья”. Почему? Я думаю, что ключевыми являются слова Ананды, обращённые к Возвышенному: “Тела наши, господин, различны, но сердце, конечно, одно”. И если Возвышенный убеждён, что в мире “каждый либо убийца, либо убиваемый”, то Ананда утверждает, что мир состоит из братьев. Но братья эти не осознают своего родства. Почему? Обратимся к эпиграфу урока. Быть может, слова американского писателя-проповедника У.Чаннинга помогут нам понять это.

В рассказе “Братья” Бунин мечтает о всеобщем единении людей, но сознаёт утопичность своей мечты, недаром он предпослал рассказу эпиграф: “Взгляни на братьев, избивающих друг друга. Я хочу говорить о печали”.

Идет дорога из Коломбо вдоль океана. Черноволосые подростки валяются в райской наготе, на шелковом песке. Первобытные пироги качаются на водной глади. Кажется, ну зачем же этим лесным людям из Цейлона центы, рупии, города? Разве солнце, лес и океан дают им недостаточно? Однако, повзрослев, они начинают торговать, ловить жемчуг, работать на плантациях, заменять лошадей - перевозить европейцев, ведь каждый из них знает, что лошади цейлонский зной переносят очень плохо.

Хозяева острова, англичане, на левую руку рикшам надевают бляху, на которой изображен номер. Счастливая семерка досталась когда-то рикше-старику, который жил под Коломбо в одной из лесных хижин. "Для чего, - поинтересовался бы Возвышенный, - все это старику?" "Нужно, - ему бы ответили, - он умножить захотел свои горести земные, что движим жаждой жизни и земной любовью. Была у старика жена, много маленьких детей и сын, которых было необходимо кормить. Сам старик был очень худой, седой, невзрачный, сморщенный, походящий на маленькую обезьянку. С него ручьями лил пот, со свистом дышала узкая грудь, но бегал он быстро, подкрепляемый дурманом бетеля.

Старик тяжело работал, потому что хотел для своего сына счастья. Но он не знал английского и очень часто несся со всех ног наугад, пока огромный европеец, одетый в белое, не стучал по его спине палкой. Но, и лишних центов старик урвал немало, жалобно морщась и подставляя свои тонкие руки, сложенные ковшиком.

Как-то раз он прибежал домой совсем не в то время: в полуденный жар, когда все пело в лесу и прославляло бога жизни и смерти Мару, покровителя "жажды существования". А старичок рикша, который уже давно ничего не жаждал, кроме прекращения своих мук, лег у себя в хижине и к вечеру скончался. Так и не понял он голоса Всевышнего, призывавшего его к отречению от любви земной, и новая скорбная жизнь ждала его за могилой, как след неправильной прежней. Зубастая старуха - его жена, в ту ночь плакала, скорбь свою питая все той же неразумной жалостью и любовью. Ее сын был рядом. Он видел вечером свою невесту, круглолицую девочку тринадцати лет, проживающую в соседней деревне. Он удивился и испугался такой внезапной смерти отца, но слишком сильно был взволнован любовью, которая была намного сильнее любви к отцу, и забыл, что все страдания в этом мире - от любви...

Это был легконогий мальчишка, и его черно-синим волосам, темному торсу, длинным ресницам, блестящим глазам позавидовал бы Шива. Он одел на свою сильную руку отцовскую бляху с номером и отправился до города. Сначала он только гонялся за бывалыми рикшами, запоминая, как по-английски называются улицы. Потом он начал готовиться к своей семье, единственной любви, стал зарабатывать. Но однажды, по приходу домой, он узнал страшную для него новость: его невеста пошла в город и не вернулась. Отец невесты, сытый и полный старик, ее разыскивал три дня, и, скорее всего, узнал что-то, потому что вернулся спокойный. Он вздыхал, тем самым говоря о притворной покорности судьбе. Был он лукавым, как и другие торговцы. Правды от него нельзя было допроситься, а все женщины слабы, и юноша-рикша это прекрасно понимал. Проведя дома два дня, не трогая пищу, и только пожевывая бетель, наконец он очнулся и снова побежал в Коломбо. Казалось, он и о невесте забыл. Он бегал, копил жадно деньги - ни у кого не получалось понять, во что влюблен он был больше: в те самые монетки, которые собирал, или в беготню. Счастливо и даже довольно благополучно так он проработал полгода.

И вот, как-то утром, он сидел под баньяном вместе с другими рикшами, когда человек в белом показался у одного из стоявших тут бунгало. Это был англичанин, европеец. На него налетела стая рикш, но человек, взмахнув тростью достаточно грозно, избрал номер семь, он ему казался сильнее остальных. Европеец был крепок и невысок, в золотых очках, с короткими черными усами и лицом оливкового цвета, на котором болезнь печени и солнце уже успели оставить свой смуглый след. Его глаза глядели как-то странно, будто ничего не видели, голос казался деревянным, и был тверд и спокоен. И рикша побежал на Йорк-Стрит, лавируя между другими рикшами, бегущими вперед и взад.

Было самое знойное время - конец марта. Было жарко уже с самого утра точно так, как в полдень. Но рикша несся быстро, на его спине не было еще ни единой капли пота. Вдруг он остановился в самом конце улицы, и удивленный англичанин услышал: "Бетель". Ничего не сказав, он тростью ударил рикшу по лопаткам, но тот слегка дернул плечом и стрелок помчался к лавкам. "Не воруй, не убивай, не лги, не прелюбодействуй и не опьяняйся", - говорил Возвышенный. Но в сердце рикши смутно звучали данные заповеди... Запихав бетель в рот, рикша уже снова бежал в направлении города (его англичане называют Форт). Англичанин смотрел вокруг рассеянно.

Возле старинного голандского здания рикша остановился. Англичанин ушел курить сигару и пить чай, а рикша кинул оглобли и стал дожидаться его у дерева. О чем мог думать этот юноша, уже вкусивший самую сильную траву - любовь к женщине? Мара может ранить, но Мара и раны залечивает. Мара что-то вырывает из человеческих рук, но он же и заставляет человека схватить у него отнятое.

Затем долго ходил англичанин по улицам, а рикша бродил за ним, таская за собой собственную колясочку. В полдень англичанин отправился в пароходную контору, а рикша приобрел дешевые папиросы и выкурил подряд пять штук. Под сладким дурманом, он сидел напротив конторы, смотря на своего седока и остальных англичан, которые обсуждали обед в честь прибытия парохода из Европы.

До вечера, до обеда было еще много времени. И опять бежал рикша к отелю, и опять, словно собака, сел на мостовую и смотрел на толпу, прибывшую из Европы. У человека, что был здесь, в душе было то, что может заставить человека жить и думать о сладком обмане жизни. Но рикше, который был рожден на земле первых людей, не вдовойне ли сладок был тот самый обман? Разве его невеста, пропавшая в городе, чем-то была хуже других женщин в белых нарядах, проходящий мимо юноши и вызывающих вожделение? У нее были круглые сияющие глаза и смуглая кожа, благодаря которым уже с радостным любопытством к жизни смешивалась детская робость, с с нежной, страстной и затаенной женственностью. Вскочив с прежнего места, рикша бросился с самый ближний бар, где выпил целый стакан с виски. Смешав с бетелем этот огонь, он себя обеспечил прекрасным возбуждением до самого вечера.

Англичанин, вышедший из отеля, тоже был пьян. Думая, как провести время, он приказал отвезти себя сначала на почту, где он отпустил в ящик три открытки. От почты они двинулись к саду Гордона, куда англичанин и не зашел, а потом - куда глядят глаза: к рынку, к Черному городу, к реке Келани. И опять пошел его мотать мокрый с головы до ног, да еще и пьяный рикша, еще и возбужденный надеждой получить большую кучу центов. В самую жару он бежал со всех ног, чтобы угодить англичанину, не знавшему, как прожить до обеда, будто спасаясь от кого-то. Потом поступил приказ от англичанина вернуться в Форт. Он побрился, сходил в аптеку, купил сигареты... Рикша, похудевший и мокрый, на него глядел уже неприязненно, собачьими глазами, чувствующей приступ бешенства... В шесть часов он побежал до бунгало, к англичанину, мимо того баньяна, под которым еще утром сидел в надежде заработать на эти загадочных и беспощадных белых людях, в упрямой надежде на счастливую жизнь. В течение половины часа рикша отдохнул, пока англичанин готовился обедать. У него, как у отравленного, колотилось сердце, губы стали белыми, черты лица резко обострились, глаза расширились и еще более почернели.

Меж тем солнце закатилось. На террасе сидела пожилая девушка. Увидев ее на улице, вошел во дворе старик-индус, заклинатель змей. Он был немым. Старик вынимал уже из-за пояса свою тростниковую дудку, но тут вскочил рикша и прогнал его криками. Когда было темно, вышел англичанин. Рикша снова покорно бросился к оглоблям...

Наступила ночь, когда подбжал он к двухэтажному большому и ярко освещенному дому. Его огромный балкон белел скатертью длинного стола. Рикша под номером семь подлетел к балкону. Гость выбежал из колясочки, а рикша побежал вокруг дома, но вдруг шарахнулся взад, будтно его сильно ударили палкой по лицу: из окна на вторм этаже, в японском халатике из красного шелка, в тройном рубиновом ожерелье, в широких золотых браслетах глядела на него сияющими глазами пропавшая невеста. Она видеть не могла рикшу внизу, потому что было темно, но он ее сразу же узнал.

Его сердце не разорвалось, так как оно очень было сильно и молодо. Постояв около минуты, он присел и глядел на стоящую в раме девушку, пока та не ушла. А затем он подпрыгнул, схавтив оглобли, и побежал. На этот раз он твердо знал, куда и зачем несется. "Проснись! - кричали в нем тысячи голосов его предков, звучали беззвучно. - Скинь с себя обольщение Мары, сон столь короткой жизни! Тебе ли, отравленному ядом, спать. В любви все скорби, убей ее! Малый срок ты пробудешь в спокойном отдыхе, пока заново не переродишься в тысячах перевоплощений."

Рикша зашел в одну из лавок, быстро съел небольшую чашку риса и ринулся дальше. Он знал, где искать того старика-индуса... Рикша забежал в хижину, но назад выбежал с огромной коробкой от сигар. Он заплатил за нее большие деньги, и то, что лежало в ней, стукало и шуршало по крышке тугими кольцами.

Захватив зачем-то с собой колясочку, он побежал на пустовавший плац Голь-Фэса, казавшийся темным под звездами. В последний раз кинул он тонкие оглобли, но сел уже не на землю, а на скамейку, смело сел, точно как белый человек. За фунт, который был у него, он попросил самую небольшую и смертоносную. Она была очень красива, но злобна тоже необыкновенно, после того, особенно, как помотали ее в деревянной коробке. Ее укус огненно жгуч, пронзает все тело с ног до головы с несказанной болью. Почувствовав этот огненный удар, колесом рикша перевернулся на скамье. Потерял он сознание, что каждый раз понемногу приходить в себя, расставаясь с памятью, зрением, жизнью, радостью, болью, любовью и ненавистью...

В сумерки, перед грозой, дней через десять после этого, к огромному русскому пароходу, который уже был готов отплыть, приплыла шлюпка. В ней сидел седок, которого возил рикша номер семь. Сперва капитан наотрез отказывался взять его на борт, но после настойчивой просьбы уступил в споре и поселил в пустую каюту.

Пароход уже сняли с якоря, когда небо осветила яркая молния. Англичанин посмотрел на свинцовую океанскую даль и скрылся в каюте. Что-то писал он в толстой тетрадке до самого обеда, выражение лица его было тупо, и удивленно вместе с тем. Затем он переоделся к обеду и пошел к команде, которая встретила его ну уж очень любезно, показывая перед друг другом знание английского языка. Не менее любезно отвечал и он, говорил о своих поездках в Индию, на Яву, на Цейлон, где расстроил нервы и захворал печенью. Капитан, человек с твердыми и умными глазами, старающийся во всем быть европейцем, речь завел о колониальных задачах Европы. Англичанин слушал внимательно, складно отвечал, будто рассказывал отлично написанную статью. Порой он замолкал, прислушивался к шороху волн в темноте, за широко открытыми дверями

Из этой тьмы влажно дуло свободным дыханием чего-то, свободного от века. Широко и беззвучно распахивались кругом порохода синяя бездна, заливало чернотой горизонты - оттуда, как тяжелый ропот самого творца, уже погруженного в довременный хаос, шел торжественный и мрачный гул грома. Тогда как бы каменел на минуту англичанин.

Это страшно, в сущности! - вымолвил он твердым своим, но мертвым голосом, после одного из самых сильных ударов. - И всего этого страшнее то, что не думаем мы, не чувствуем, чувствовать разучились, а это страшно - эта глубина, бездонная глубина вокруг. Наверное, быть капитаном очень жутко, но в каюте лежать не лушче, ведь за очень тонкой стеной кипит всю ночь эта бездонная хлябь... На разум, правада, слабее, чем разум у зверей. У дикаря, у зверя есть хоть инстинкт, а у нас выродился. Мы не боимся ничего, не боимся даже смерти по-настоящему, ни тайн, ни жизни, ни безд, окружающих нас! Я - один из участников бурской войны, убивал я людей сотнями - и совсем от того не страдаю, что убивал. Я даже никогда об этом не думаю...

Еще тяжелее шумела черная тьма, сильнее дул ветер. Чувствовалось, как внизу что-то нарастает, немного поднимает, а потом расступается. Вышла команда. Остался только капитан.

Нам только то страшно, - сказал англичанин, - что мы разучились страх чувствовать. Нет давно Бога в Европе. При своей деловитости, жадности, и к жизни, и к смерти мы холодны, как лед: если ее и боимся, то с рассудком. Мы, от собственной пустоты и тупости спасаясь, посещаем весь мир, восторгаясь им притворно. Но лишь здесь, на земле древнейшего человека, мы чувствует в какой-то мере божество, жизнь и смерть. Люди железного века, порабощение мы называем колониальными нашими задачами. Когда в мире воцарится какой-то новый Рим, немецкий или английский, тогда и будет повторен Апокалипсис... Будда, которы говорил: "О вы, обращающие жадность свою друг против друга, князья, ненасытно потворствуете своим похотям!", он поняла, что в этом мире значит Личность, весь мир сосредоточив на ней, что бы не говорили о равенстве и братстве. Только в океане, как человек растворяется в этом устрашающем Все-Едином. Только здесь мы понимаем, что значит наша Личность.

А вы знаете, - спросил он у капитана, - легенду о вороне (буддийскую)? К океану с горы бежал слон, бросился он в волны, и томимый желанием ворон, полетел за ним. Слон захлебнулся, а ворон начал клевать его тушу. Когда очнулся тот, увидел, что его отнесло далеко в море. И закричал он жутким голосом, которого чутко также ждет Смерть... Легенда ужасна!

Звуки склянки послышались в темноте. Из приличия посидев еще минут пять, капитан ушел. Лакей тоже удалился. Англичанин потушил свет. Шум волн во мраке сразу стал громе, слышнее. Пароход шел то по одной, то по другой волне, и в его снастях носились то кверху, то в бездну книзу, Ворон, Канопус, Южный Крест, отдельные сплохи еще мелькали по которым.

Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Братья». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.