А и куприн сказка рассказ притча. Куприн А.И. Рассказы для детей. В недрах земли

Повествование идет от лица главного героя – самого доктора Крупова. С самого детства он мечтал лечить и спасать людей. Но его отдали в семинарию, и отец даже слышать не хотел о том, что его сын будет кем-то кроме священнослужителя. Сам Крупов старший работал дьяконом, и считал что герой книги должен пойти по его стопам. Никогда не поддерживая своего сына в его желаниях, отец в итоге скончался и никакие молитвы не смогли ему помочь. Мать Крупова не была так категорично настроена, и благословила его на обучение врачеванию тела а не души.

Пока Крупов рос единственным его близким другом был соседский мальчишка - Левка, страдавший слабоумием. Именно это и подвигло Крупова во взрослой жизни увлечься именно людьми с заболеваниями связанными с умственной отсталостью. Проведя много лет в изучении этой проблемы, врач сделал очень интересный вывод. Некоторые люди, обычные и нормально воспринимаемые обществом, абсолютно ненормальные с точки зрения медицины. Герой рассказа ездит по разным домам и наблюдает за совершенно разными личностями, которые проявляют себя как умственно неполноценные, хотя считаются уважаемыми и образованными людьми.

Посвятив всю жизнь изучению болезней, Крупов надеется найти лекарство, которое будет помогать бороться с недугом слабоумия. Проводит эксперименты с необычными составляющими. Чтобы оказаться полезным науке и научным открытиям, врач готов идти на все что угодно.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Герцен. Все произведения

• Былое и думы
• Доктор Крупов
• Сорока-воровка

Доктор Крупов. Картинка к рассказу

Сейчас читают

• Шукшин

  В своём творчестве Шукшин воссоздавал персонажей, которых видел вокруг себя в детстве, деревенских жителей – простых, но с хитринкой. Изначально Вася Шукшин попробовал свои силы и колхозником

• Краткое содержание Пришвин Выскочка

  У нас прижилась собака (породы лайка) – уроженка Алтая, проживающая на берегах реки Бии. Вначале звали Бией, затем Бьюшкой и наконец, её имя трансформировалась в Вьюшку.

• Краткое содержание Стругацкие Пикник на обочине

  В произведении «Пикник на обочине», написанном русскими писателями братьями Стругацкими, повествуется о том, какие последствия остались на Земле после приземления там космических кораблей инопланетян.

• Краткое содержание Бёлль Глазами клоуна

  Ганс – это человек, который еще достаточно молодой, так как ему всего лишь двадцать семь лет. Но он уже устал от жизни этой, такой тяжелой. Потому что он работает на сцене, клоуном

Много и много лет прошло уже с тех пор, как я постоянно посвящаю время, от лечения больных и исполнения обязанностей остающееся, на изложение сравнительной психиатрии с точки зрения совершенно новой. Но недоверие к силам, скромность и осторожность до-реле воспрещали мне всякое обнародование моей теории. Ныне делаю первый опыт сообщить благосклонной публике часть моих наблюдений. Делаю оное, побуждаемый предчувствием скорого перехода в минерально-химическое царство, коего главное неудобство - отсутствие сознания. Полагаю, что на - мне лежит обязанность узнанное мною закрепить, так сказать, вне себя добросовестным рассказом для пользы и соображения сотоварищам по науке; мне кажется, что я не имею права допустить мысль мою бесследно исчезнуть при новых, предстоящих большим полушариям мозга моего, химических сочетаниях и разложениях.

Узнав случайно о вашем сборнике, я решился послать в него отрывок из введения потому именно, что оно весьма общедоступно: в оном, собственно, содержится не теория, а история возникновения оной в, голове моей. При сем не излишним считаю предупредить вас, что я всего менее литератор и, проживая ныне лет тридцать в губернском городе, удаленном как от резиденции, так и от столицы, я отвык от красноречивого изложения мыслей и не привык к модному языку. Не должно, однако, терять из виду, что цель моя вовсе не беллетристическая, а патологическая. Я не пленить хочу моими сочинениями, а быть полезным, сообщая чрезвычайно важную теорию, доселе от внимания величайших врачей ускользнувшую, ныне же недостойнейшим из учеников Иппократа наукообразно развитую и наблюдениями проверенную.

Сию теорию посвящаю я вам, самоотверженные врачи, жертвующие временем вашим печальному занятию лечения и хождения за страждущими душевными болезнями.

Я родился в одном помещичьем селении на берегу Оки. Отец мой был диаконом. Возле нашего домика жил пономарь, человек хилый, бедный и обремененный огромной семьей. В числе восьми детей, которыми бог наградил пономаря, был один ровесник мне; мы с ним вместе росли, всякий день вместе играли в огороде, на погосте или перед нашим домом. Я ужасно привязался к товарищу, делился с ним всеми лакомствами, которые мне давали, даже крал для него спрятанные куски пирога, кашу - и передавал через плетень. Приятеля моего все звали «косой Левка», он действительно немного косил глазами. Чем более я возвращаюсь к воспоминаниям о нем, чем внимательнее перебираю их, тем яснее мне становится, что Пономарев сын был ребенок необыкновенный; шести лет он плавал, как рыба, лазил на самые большие деревья, уходил за несколько верст от дома один-одинехонек, ничего не боялся, был как дома в лесу, знал все дороги и в то же время был чрезвычайно непонятлив, рассеян, даже туп. Лет восьми нас стали учить грамоте; я через несколько месяцев бегло читал псалтырь, а Левка не дошел и до складов. Азбука сделала переворот в его жизни. Отец его употреблял всевозможные средства, чтобы развить умственные способности сына - и не кормил дня по два, и сек так, что недели две рубцы были видны, и половину волос выдрал ему, и запирал в темный чулан на сутки, - все было тщетно, грамота Левке не давалась; но безжалостное обращение он понял, ожесточился и выносил все, что с ним делали, с какой-то злою сосредоточенностию. Это ему не дешево стоило: он исхудал, вид его, выражавший прежде детскую кротость и детскую беззаботность, стал выражать дикость запуганного зверя; на отца он не мог смотреть без ужаса и отвращения. Побился еще года два пономарь с сыном, увидел наконец, что он глупорожденный, и предоставил ему полную волю.

Освобожденный Левка стал пропадать целые дни, приходил домой греться или укрываться от непогоды, садился в угол и молчал, а иногда бормотал про себя разные неясные слова и вел дружбу только с двумя существами - со мной и с своей собачонкой. Собачонку эту он приобрел неотъемлемым правом. Раз, когда Левка лежал на песке у реки, крестьянский мальчик вынес щенка, привязал ему камень на шею и, подойдя к крутому берегу, где река была поглубже, бросил туда собачонку; в один миг Левка отправился за нею, нырнул и через минуту явился на поверхности с щенком; с тех пор они не разлучались.

Лет двенадцати меня отправили в семинарию. Два года я не был дома, на третий я приехал провести вакационное время к отцу. На другой день утром рано я надел свой новый затрапезный халат и хотел идти осматривать знакомые места. Только я вышел на двор, у плетня стоит Левка, на том самом месте, где, бывало, я ему давал пироги; он бросился ко мне с такою радостью, что у меня слезы навернулись. «Сенька, - говорил он, - я всю ночь ждал Сеньку». Груша вчера молвила: «Сенька приехал», - и он ласкался ко мне, как зверок, с каким-то подобострастием смотрел мне в глаза и спрашивал: «Ты не сердит на меня? Все сердиты на Левку, - не сердись, Сенька, я плакать буду, не сердись, я тебе векшу поймал». Я бросился обнимать Левку; это так ново, так необыкновенно было для него, что он просто зарыдал и, схвативши мою руку, целовал ее, я не мог ее отдернуть, так крепко он держал ее. «Пойдем-ка в лес», - сказал я ему. «Пойдем далеко за буераки, хорошо будет, очень хорошо», - отвечал он. Мы пошли; он вел версты четыре лесом, поднимавшимся в гору, и вдруг вывел на открытое место; внизу текла Ока, кругом верст на двадцать стелился один из превосходных сельских видов Великороссии.

«Здесь хорошо, - говорил Левка, - здесь хорошо». - «Что же хорошо?» - спросил я его, желая испытать. Он остановил на мне какой-то неверный взгляд, лицо его приняло другое, болезненное выражение, он покачал головой и сказал: «Левка не знает, так хорошо!» Мне стало смерть стыдно. Левка сопровождал меня на всех прогулках, его безграничная преданность, его беспрерывное внимание сильно трогали меня. Привязанность его ко мне была понятна, один я обходился с ним ласково. В семье им гнушались, стыдились его; крестьянские мальчики дразнили его, даже взрослые мужики делали ему всякого рода обиды и оскорбления, приговаривая: «Юродивого обижать не надо, юродивый - божий человек». Он обыкновенно ходил задами села, когда же ему случалось идти улицей, одни собаки обходились с ним по-человечески; они, издали завидя его, виляли хвостом и бежали к нему навстречу, прыгали на шею, лизали в лицо и ласкались до того, что Левка, тронутый до слез, садился середь дороги и целые часы занимал из благодарности своих приятелей, занимал их до тех пор, пока какой-нибудь крестьянский мальчик пускал камень наудачу, в собак ли попадёт или в бедного мальчика; тогда он вставал и убегал в лес.

Перед сельским праздником мой отец, видя, что Левка весь в лохмотьях, велел моей матери скроить ему длинную рубашку и отдать ее сестрам сшить. Управитель, услышавши об этом, дал толстого домашнего сукна для него на кафтан. При господском доме был приставлен старик лакей, он был приставлен не столько по способности смотреть за чем-нибудь, сколько за пьянство. Этот лакей был фершал и портной; он весьма затруднился, когда получил от управляющего приказ сшить Левке кафтан, - как скроить дурацкий кафтан? Сколько он ни думал, все выходил довольно обыкновенный кафтан, а потому он и решился на отчаянное средство - пришить к нему красный поротник из остатков какой-то старинной ливреи. Левка был ужасно рад и новой рубашке, и кафтану, и красному воротнику, хотя, по правде сказать, радоваться было нечему. Доселе крестьянские мальчики несколько удерживались, но когда на Левку одели парадный мундир дурака - гонения и насмешки удвоились. Одни женщины были на стороне Левки, подавали ему лепешки, квасу и браги и говорили иногда приветливое слово; мудрено ли, впрочем, что бабы и девки, задавленные патриархальным гнетом мужниной и отцовской власти, сочувствовали безвинно гонимому мальчику. Мне было чрезвычайно жаль Левку, но помочь ему было трудно; унижая его, казалось, добрые люди росли в своих собственных глазах. Серьезно с ним никто слова не молвил; даже мой отец, от природы вовсе не злой человек, хотя исполненный предрассудков и лишенный всякого снисхождения, и тот иначе не мог обращаться с Левкой, как унижая его и возвышая себя.

В сюжете повести эта идейная концепция получает гиперболическое выражение, в котором сказывается «антропологический» материализм автора. Крупов в результате своих медицинских наблюдений приходит к выводу, что подавляющее большинство членов общества, ведущих, как им кажется, нормальный образ жизни, вытекающий из нормальных понятий и представлений, на самом деле живут и мыслят ненормально и с медицинской точки зрения должны считаться умственно поврежденными, или попросту «сумасшедшими».

Повседневные бытовые сцены первой части повести контрастируют со второй, заостренно-сатирической частью и не соответствуют ей по форме. Однако, несмотря на такую неравномерность изображения, «Доктор Крупов» является очень важным идейным достижением Герцена, открывающим новый этап в развитии русской сатиры.

Но маниакальность свойственна не только отдельным людям в быту. Она, по мнению Крупова, лежит в основе целых учреждений и корпораций. Такова по своей сущности реакционная царская бюрократия. Крупов дает очень острое сатирическое изображение небольшого русского города, бюрократического центра, который в целом представляет собой «губернское правление, обросшее разными домами и жителями, собравшимися около присутственных мест». В нем «начальство составило сущность: города», а «остальные жители больше находились для порядка». В другом месте Крупов зло пародирует весь феодальный правопорядок, изображая его в виде палаты номер пять сумасшедшего дома. Здесь один из больных сумел внушить всем другим, что он имеет законное право получать с каждого полпорции его пищи на том основании, что «его отец умер от объедения, а дед опился». По характеру идейного содержания и вытекающим из него принципам и приемам творческой типизации эти маленькие сатирические картинки повести Герцена предвосхищают лучшие сатирические полотна Салтыкова-Щедрина, где подобные особенности содержания и формы доведены до гораздо большей законченности и совершенства.

У Герцена же эти особенности только найдены, намечены, но не разработаны. При этом сатирические зарисовки жизни общества сосредоточены у него лишь во второй главе повести. Первая же глава заключает в себе ее социальную антитезу, а вместе с тем предысторию рассказчика и мотивировку его рассказа. В ней изображен крестьянский мальчик Левка. Он из-за своей действительной умственной неполноценности стоит вне традиционных нравственных представлений и предрассудков, но в личных отношениях с окружающими обнаруживает ту простоту и искренность переживаний, которые отчасти еще свойственны патриархальной народной среде и в которых, по мнению автора, можно видеть прообраз нормальных человеческих отношений, не изуродованных классовым порабощением и эксплуатацией.

В некоторой внешней связи с романом «Кто виноват?» находится и повесть Герцена «Доктор Крупов», написанная в то же время и опубликованная в «Современнике» осенью 1847 г. По существу же эта повесть показывает, что в мировоззрении Герцена, дворянского революционера, уже в 40-е годы складывалась та концепция исторической жизни общества, которая в 60-е годы будет отчетливо проявляться в социологических статьях Чернышевского и Добролюбова, в зрелой политической сатире Щедрина. Впервые Герцен в русской"литературе подошел к сатирическому осмыслению не отдельных сторон жизни господствующих слоев, но всей системы общественных взглядов и установлений, служащей для защиты строя, основанного на порабощении и эксплуатации народа. Герцен приходит к мысли об исторической бессмысленности этих взглядов, установлений и связанных с ними моральных норм. И он противопоставляет всему этому простоту, естественность мыслей и чувств, которые еще можно найти в жизни крестьянства.

Среди тех случаев, которые приведены Круповым, намечаются разные виды такого «сумасшествия». Один из них - это признание святости и нерушимости насильственных браков, заключенных ради выгоды и связавших людей, друг друга не любящих. Таков, например, брак Анны Федоровны и Никанора Ивановича; они ведут между собой непрерывные семейные баталии, но соблюдают «закон и приличие» и не желают разойтись. Другой, особенно распространенный вид «сумасшествия»- это мания чинопочитания. Ею заражен «главный директор» дома умалишенных, который являлся к больным увешанный орденами и с удовольствием слушал, как фельдшера называли его «ваше превосходительство».

Так развивалось художественное творчество Герцена в 40-е годы, когда о