Когда ты зависим от оценки людей. Оценочная зависимость. Упражнение «Нестандартные поступки»

Мультимедиа уже практически вытеснила из нашей жизни книги, которые были основным развлечением прошлых веков. И в этом нет ничего плохого. Уже давно развеялось мнение, что они делают человека умнее. Книги - это наш кинематограф в 2100 году, когда человек будет, прогуливаясь по виртуальной реальности, хвастаться тем, сколько фильмов он за эту неделю пересмотрел и насколько это сделало его умнее. Поэтому, редакция сайт решила привести в этой статье 4 книги для тех, кто НЕ любит читать. Они покажут вам мир с разных сторон, дадут вам почувствовать другое мироощущение, введут вас в курс дела вечных событий. Литература справедливо уступает место новым технологиям, поэтому успейте прочитать лучшее из уходящего.

  • Тема: Бог, свобода, мораль.

Даже самые преданно верующие иногда сомневаются, что действительно есть кто-то, кто следит за их жизнью и вовремя наставит их на верный путь. И наоборот: даже самые закалённые атеисты временами хотят верить, что кто-то сверху приглядывает за ними.
Эта книга пробудит в вашем сознании совершенно разные точки зрения, вам останется лишь откинуться на спинку кресла и следить за событиями, которые будут весьма увлекательными. Книга не будет навязывать вам какие-либо идеи и нравоучения. Всё предстанет перед вами с разных сторон. Прочитав её, вы поймете, какая из сторон вам ближе и ещё немножко приблизитесь к понимаю самого себя.

  • Тема: Война

От вас ушел любимый человек? Уволили с работы? Давит ипотека? Вы не знаете, что может быть хуже? Приступайте к чтению и вы поймёте, насколько ваши проблемы и трудности далеки от тех, которые приходится переживать главному герою книги.
Война - это другая вселенная, которая живёт по своим правилам. Это ад, которым вас пугала верующая бабуля, когда вы, не заметив её, начинали матершинничать со своими друзьями. В этой книге вы не увидите никаких сентиментальных выпадов и размазывания слёз по щекам. Только фактические сложности, с которыми сталкивается человек на войне, приправленные щепоткой иронии и цинизма, без которого, как без патронов - долго не протянешь.

  • Тема: Одиночество

Сколько бы у вас не было друзей, знакомых, близких, вы всё равно, временами, ерзая на подушке, чувствуете этот лёгкий холодок одиночества. Человек почему-то склонен считать, что только он один переживает эти чувства. «Вот, все люди как люди, а я чувствую себя временами совсем покинутым» - это ощущение присущее каждому человеку.
Сквозь поколения, мистические тайны, рождение и жизнь одного города красной нитью идёт главная тема человечества. Есть много видов одиночества - и все они в этой книге.

  • Тема: Сила воли

Вот Вы, кто сейчас читает эту статью. Да, да, именно Вы. Позвольте задать вам самый простой спортивный вопрос: какое количество километров вы сможете пробежать, перед тем, как сдадитесь? А что, если я за каждый километр буду платить вам по 1000 долларов (при нынешнем то курсе!)? Увеличится ли дистанция вашего забега в таком случае? Но что, если я скажу, что за Вами разверзнется адова бездна и будет быстро нагонять вас, если Вы хоть на минуту решите передохнуть. Какой Ваш километраж будет в таком случае? Не знаете? Вот и старик не знал, когда отправлялся порыбачить. В руках у него квёлая удочка, в ногах - шаткая лодочка, а впереди самый грандиозный бой в его жизни. Кроме него и противника, ни единой души. Кроме вас, конечно же. Вам-то необходимо узнать, чем это всё закончится.

После прочтения книг в этом списке, мы надеемся, жизнь для вас станет чуточку легче и понятнее. Проснувшись утром в воскресенье от дверного звонка, вы, спасибо Достоевскоему, уже будете знать, что ответить на вопрос «а верите ли Вы в бога?». Через какое-то время к вам прибежит злая соседка и начнет кричать, чтобы вы немедленно сделали музыку тише «или война!». Но вы только иронично улыбнетесь, ведь благодаря Ремарку, вы уже знаете, что такое настоящая война, и немножко прокрутите регулятор громкости вправо. А пока будете ехать в поезде, девушка пожалуется подруге, что она чувствует себя одинокой так, как никто на земле. Что же, это ваш выход - после прочтения Маркеса, вы, может быть, единственный в этом вагоне, кто сможет её понять. Но пока вы будете брать у неё телефон, мимо вас, в окне, пролетит ваша остановка, тогда вам придется 10 километров ковылять обратно по сугробам. Но вспомнив, как круто держался старик в повести Хэмингуэя, вы уже уверены, что для вас-то эти 10 километров - раз плюнуть.
Друзья, читайте правильную литературу, расширяйте сознание, пополняйте мироощущение, живите полной жизнью.

Алексей Слаповский

АНТИАБСУРД,

Люди хуже, чем думают о себе, но лучше,

чем им того хочется.

А. Слаповский.

Из ненаписанного

Теоретическое

предисловие

Меня часто спрашивают, что такое антиабсурд, поэтому я решил объясниться. (На самом деле никто не спрашивает, но мне нравится эта риторическая фигура.)

В жизни, как известно, не бывает ни абсурда, ни антиабсурда. Когда мы говорим: «абсурдное предложение», то имеем в виду совсем другое. Чаше всего это означает, что предложение нам не выгодно. Или не нравится. Или нам просто неохота его принимать. И т.п.

А что такое «абсурдный поступок»? К примеру, начальник велит нам сделать за день работу, которую надо делать три дня. Мы возмущены, полдня ходим и говорим коллегам: «Абсурд»! Потом беремся за работу и выполняем ее за оставшиеся полдня. Ну, и где здесь абсурд? Начальник поступил глупо, но по-своему здраво: дай нам три дня, так мы за три дня и управимся, а если день, смотришь, хватит и двух. То, что хватило и половины, тоже не абсурд, а обычное в России умение сделать невозможное возможным, лишь бы отстали.

Или: мужчина уходит от молодой и красивой жены к женщине постарше и с тремя детьми. Мы говорим привычно: «Абсурд»! На самом деле: любовь.

Или: женщина с утра идет к парикмахеру и два часа стрижется и красится, делает маникюр и педикюр, потом идет в магазин и покупает новые вещи, потом идет домой и начинает их одну за другой примеривать, она два часа лежит в ароматической ванне, она выбирает самое красивое белье, наконец к вечеру она готова: блистательна, прекрасна и победительна. И к ней приходит мужчина. И она говорит ему на пороге: «Прости, мы больше не увидимся!» И захлопывает дверь. И сидит целый час, не отвечая на звонки в дверь и звонки телефона, плача и размазывая по лицу красоту, на которую был потрачен целый день. Абсурд? Ничего подобного, всего лишь житейская история (подлинная, между прочим).

И т.д. Примеров много.

Короче, абсурдом мы называем в жизни то, что нам кажется необычным, чего, казалось бы, не должно быть. Но, поскольку в жизни бывает все, то наши утверждения беспочвенны и абсурдны.

Итак, в жизни абсурда нет, он есть только в искусстве.

В общем-то, и там его нет. Драматурги и киношники, в частности, придумали жанр комедии абсурда, но это все равно что сказать: комедия комедии.

Хотя, некоторые отличия есть. Шел человек, споткнулся, упал лицом в лужу, закричал, вскочил - комедия. Все смеются. Шел человек, упал лицом в лужу, повернулся на бок, подпер голову рукой и сказал: «Мне без сахара, но с молоком!» - комедия абсурда.

Абсурд в искусстве - это когда кто-то или что-то ведет себя неожиданно, не так, как положено.

У художника на картине люди за столом вверх ногами - абсурд. Или сирень цветет зеленым цветом. Или теплоход плывет по облакам. То же и в кино. То же и в литературе.

Например, у классика русского абсурда Даниила Хармса из окон почти одновременно выпадают 18 старух, а Кошкин ни за что убивает Мошкина. Это абсурд. Цель его была - противостоять закостеневшей литературе, а заодно и жизни. Ибо закостеневшая литература допускала выпадение из окна только одной старухи, максимум двух, и только по серьезным социально-психологическим мотивам. Убийство тоже допускалось, но тоже обставлялось причинами, обстоятельствами и следствиями. Хватало на целый роман (см. «Преступление и наказание»). Противостояние жизни заключалось в намеке, что старухи если и не выпадают десятками, то им все-таки очень плохо. И с убийствами было не очень благополучно, хотя убивали тогда, как считали трудовые массы, кого надо и за дело.

Шли времена. Абсурд ширился, вошел в моду. Чуть ли не все искусство двадцатого века, желая быть в ногу со временем, стремилось к абсурду.

Но в нынешней России это превратилось в сплошные пошлости и банальности. Почему? Потому что наша жизнь на рубеже веков стала сплошным абсурдом. (Не беспокойтесь, я помню свое утверждение, что абсурда в жизни нет, но мы говорим не о жизни в целом, а о России в частности, в которой бывает все даже в ту пору, когда ничего нет.)

Изображать абсурд с помощью абсурда - абсурд! Абсолютно непродуктивно с художественной точки зрения. Поэтому и я пришел в некоторых произведениях к методу антиабсурда.

Если упрощенно, что это такое?

18 старух падают из окна - абсурд.

Одна старуха, но румяная, здоровая, веселая, высовывается из окна и машет рукой внуку, провожая его в школу - антиабсурд.

Кошкин убил ни за что Мошкина - абсурд.

Кошкин ни за что подарил Мошкину сто рублей - антиабсурд.

Вы скажете: неправда! В жизни не так! В жизни старухи грозят внукам в окно и кричат, что если те опять приклеят их тапки к полу и вернутся с двойками, они их выпорют! В жизни Кошкины убивают Мошкиных именно ни за что - десятками и сотнями, об этом уже даже газеты не сообщают: надоело!

А я и не против. Я и сам говорю: в жизни абсурд стал нормой. Но искусство, по моему мнению (и не только моему) есть средство не отражения, а преображения жизни.

Мне стали интересны нормальные люди - за то, что их в жизни принимают за ненормальных. И это, в общем-то, не ново, литература всегда интересовалась необычными характерами, а нормальные люди сейчас выглядят страшными оригиналами. Разгадка проста: нормального в мире стало меньше, чем ненормального, поэтому оно и кажется ненормальным.

Тут, правда, другой вопрос: а что есть вообще норма?

Но ответ на него мне на данном этапе жизни и творчества пока не под силу.

Практическое

Иногда вдруг захочется, снимешь с полки, начнешь - и после двух страниц скучно станет, бросишь. Вечно автор доказывает, что он умнее меня, а мне это не нравится, или что я тоже умный, а это мне нравится еще меньше.

Мне нравится, когда просто, коротко и большими буквами. Но я же не ребенок, чтобы детские книжки читать.

И вот я решил им помочь.

Возьмут они эту книгу, начнут читать первый попавшийся рассказ - и уже им скучно станет, уже готовы бросить, а рассказ-то уже кончился! Это им будет приятно. Сравним: некто в трамвае стоит на вашей ноге на протяжении девяти остановок. Вам и больно, и неприятно, и обидно, и грустно, и хочется его оскорбить, особенно если на ноге мозоль. И наоборот: тот же некто не стоит на вашей ноге, а только наступил вам на ногу и тут же с нее сошел. Мозоль взвоет и успокоится, а боль успокоения, как известно, приятна, и вы даже благодарность чувствуете к этому человеку, хочется с ним познакомиться и побеседовать.

И я надеюсь, что после одного рассказа те, кто не любит читать, возьмут и прочтут другой. Чтобы испытать удовольствие оттого, что и он быстро кончится. Так помаленьку и всю книгу прочтут.

При этом абсолютно все в ней - правда, как в жизни, а если где и есть фантазия, то такая, что правдивей самой жизни.

А еще эта книга неожиданно оказалась чем-то вроде дневника, отчасти личного, но зашифрованного, отчасти дневника натуралиста, если можно так сказать, соучастника и свидетеля различных событий на протяжении более чем десяти лет, поэтому рассказы расположены в строгой хронологической последовательности.

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Алексей Слаповский

Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать

Иногда вдруг захочется, снимешь с полки, начнешь – и после двух страниц скучно станет, бросишь. Вечно автор доказывает, что он умнее меня, а мне это не нравится, или что я тоже умный, а это мне нравится еще меньше.

Мне нравится, когда просто, коротко и большими буквами. Но я же не ребенок, чтобы детские книжки читать.

И вот я решил им помочь.

Возьмут они эту книгу, начнут читать первый попавшийся рассказ – и уже им скучно станет, уже готовы бросить, а рассказ-то уже кончился! Это им будет приятно. Сравним: некто в трамвае стоит на вашей ноге на протяжении девяти остановок. Вам и больно, и неприятно, и обидно, и грустно, и хочется его оскорбить, особенно если на ноге мозоль. И наоборот: тот же некто не стоит на вашей ноге, а только наступил вам на ногу и тут же с нее сошел. Мозоль взвоет и успокоится, а боль успокоения, как известно, приятна, и вы даже благодарность чувствуете к этому человеку, хочется с ним познакомиться и побеседовать.

И я надеюсь, что после одного рассказа те, кто не любит читать, возьмут и прочтут другой. Чтобы испытать удовольствие оттого, что и он быстро кончится. Так помаленьку и всю книгу прочтут.

При этом абсолютно все в этой книге – правда, как в жизни, а если где и есть фантазия, то такая, что правдивей самой жизни.

А еще эта книга неожиданно оказалась чем-то вроде дневника, отчасти личного, но зашифрованного, отчасти дневника натуралиста, если можно так сказать, соучастника и свидетеля различных событий на протяжении более чем десяти лет, поэтому рассказы расположены в строгой хронологической последовательности.

Иванов встал утром по звонку будильника – не с похмелья, не после бессонницы, не после изнурительных занятий с какой-нибудь развратной женщиной, а после нормального здорового сна рядом с женой Нинелью Андреевной, он встал в шесть часов тридцать минут утра, он пошел в туалет, постоял там без крика и крови, без грустных мыслей, спокойно и буквально, с чистой совестью глядя вниз, потом он умылся с мылом, почистил зубы зубной щеткой и пастой, побрился электробритвой, потом он надел брюки и рубашку, потом разбудил жену, причем отнюдь не толчком, не пинком и не громким возгласом, а тронув за плечо. И Нинель Андреевна тут же с улыбкой проснулась.

Доброе утро, – сказал ей Иванов, и она ответила тем же.

Позавтракав, Иванов оделся в костюм и пошел к троллейбусу, он ждал троллейбуса терпеливо, без нервов, дождался, влез, не толкаясь, и поехал стоя, держась за поручень, и приехал на работу, потому что он ехал на работу, а не куда-то еще.

На работе он работал.

После работы он поехал домой – в троллейбусе того же маршрута, но уже в обратную сторону.

К нему подошла дочь и сказала:

– Папа, у меня трудности с выполнением задания по математике, которое оказалось очень сложным, и я никак не справлюсь с ним, не мог бы ты помочь мне?

Иванов не заорал на дочку, он не обругал ее, не ударил, он не зарезал ее ножом и даже не изнасиловал ее, он сказал:

– Ну-ка, ну-ка, разберемся!

И разобрался.

После этого он посмотрел на часы и сказал Нинели Андреевне:

– Половина одиннадцатого. Пожалуй, спать пора.

Нинель Андреевна тоже посмотрела на часы и сказала:

– Ты, как всегда, прав!

И они легли спать.

Происшествие

11 июля 1993 года в двенадцать часов дня на углу улиц Мичурина и Чапаева в городе Саратове стоял, ожидая трамвая, Василий Константинович Зинин, 1954 года рождения, работник СЭПО (Саратовское электроагрегатное производственное объединение), имеющий дочь Светлану, двенадцати лет, и сына Петра, десяти лет, женатый на Елене Сергеевне, 1957 года рождения, работнице того же объединения, увлекающийся рыбалкой и разгадыванием кроссвордов, обладающий физическими данными: рост 1 метр 76 сантиметров, вес 66 килограммов, глаза серые, волосы русые, телосложение астеническое, образование среднее техническое, особых примет нет, собиравшийся съездить на толкучку на стадион «Локомотив», что возле вокзала, где намеревался купить нужную ему радиодеталь для починки старого, но хорошо работающего, доставшегося ему от отца радиоприемника-проигрывателя «Сириус-M», а заодно темные очки для Светланы фасона «амфибия», ну, и для сына что-нибудь, а может, и для жены.

К нему подошел незнакомый человек.

Он был безобразен.

Небрит, с красными воспаленными глазами, в зеленой строительной куртке, заляпанной цементом, но с яркой наклейкой на плече «Саратовхимтяжстрой», под курткой – синяя грязная майка с бледно-розовым пятном на животе, на ногах – штаны серого цвета без пуговиц и шлепанцы, голые ступни были желтые и потрескавшиеся, это был Артамонов Геннадий Петрович, 1948 года рождения, с неоконченным средним образованием, дважды разведенный, трижды судимый по мелочам, нигде не работающий, проживающий у старухи, соседки его покойной матери, читающий целыми днями выписываемый внуком старухи журнал «Вокруг света», обладающий физическими данными: рост 1 метр 64 сантиметра, вес 47 килограммов, телосложение гиперастеническое, волосы короткие и жесткие, глаза темные, особые приметы: татуировка на груди в виде надписи «Душа нараспашку».

Зинин посмотрел на Артамонова.

– Дай сто рублей, – сказал Артамонов.

– На, – сказал Зинин и дал ему сто рублей.


Эротический рассказ

Соловьев как придет, так сразу и начинает.

Он и так, и этак, а все никак.

То есть не совсем сразу, но смотря что иметь в виду.

Он и рассказы читал, и художественные произведения про любовь, а толку нет. Он даже книжку «Техника секса» купил, но разочаровался. Про технику секса там более или менее, а как к самому этому делу морально приступить – молчок. В рассказах же и художественных произведениях – там подробней об этом, но всегда по-разному. Соловьева это раздражало.

И вот он опять приходит и опять начинает.

Он сперва говорит о жизни. Потом предлагает выпить вина, которое случайно принес с собой. Виноградова, то есть женщина, к которой он пришел, соглашается, они пьют вино. Смеркается. Соловьев подсаживается к Виноградовой, начинает трогать ее. Она сидит, нахохлившись, молча. Молчит и Соловьев, но дышать начинает все труднее. Вот-вот совсем задохнется, но тут Виноградова отстраняется и предлагает выпить кофе. Они пьют кофе. После этого Соловьев моет чашки, потому что не терпит грязной посуды на столе, потом подсаживается к Виноградовой и начинает ее опять трогать. Виноградова сидит, нахохлившись, молча. Молчит и Соловьев, но дышать начинает все труднее. Полузадохшийся, он вдруг решается и нежно валит Виноградову – и лежит рядом с ней, обессиленный, целуя ее плечо. От плеча он переходит к шее, а рука в это время…

Но тут Соловьев вскакивает и хрипло говорит:

– Нет. Не хочу опошлять наших отношений!

Потом они долго еще пьют кофе и чай и с интересом делятся мыслями о различных вещах, будучи образованными людьми, до самого утра, благо живет Соловьев в соседнем подъезде и тоже, как и Виноградова, один.

Он пробовал обойтись без предварительных разговоров и вина, но без разговоров и вина Виноградова не позволяла даже подсесть к себе.

Так продолжалось года три или четыре. Или пять.

А потом у Виноградовой заболела сестра в городе Калининграде Московской области, она поехала ухаживать за ней – и осталась там навсегда.

А Соловьев умер.

Он умер, правда, через тридцать восемь лет от старости, и это вроде бы не имеет отношения к рассказу, зато имеет отношение к Соловьеву, а ведь о нем тут речь, а не чтобы рассказ написать.

Селиверстов с детства мучался зубами. Он просто не помнил дня, чтобы они у него не болели. Но он непреодолимо, до кошмара боялся зубных врачей. Он терпел, он пил болеутоляющие лекарства и испортил ими сердце, печень, почки и характер. Он получил образование, а зубы болели. Он женился, а они болели. Он воспитал двух детей, а они болели.

Так прошло пятьдесят шесть лет.

И вот однажды старший сын, который в отличие от него регулярно лечил зубы, глядя на отца, мычащего и стонущего от боли, сказал, что отведет его к дантисту, зубному технику Сладкову, и тот все сделает очень хорошо. Ведь нельзя же так истязать себя, сказал сын.

Селиверстов, на протяжении жизни десятки раз приходивший в районную зубную клинику и каждый раз убегавший, едва заслышит звук бормашины, в отчаянии сказал:

– Пойдем. Это хуже смерти!

Дантист Сладков, представившийся, однако, ортодонтом, человек с иронически-доброжелательным взглядом, усадил Селиверстова в кресло, осмотрел и молвил:

– Что? – испугался Селиверстов, который и так был весь в поту.

– Ничего. Сначала к хирургу рвать и лечить, потом – ко мне.

Эпопея длилась два месяца. Селиверстову выдрали семь корней, запломбировали пять еще целых зубов, после этого ортодонт Сладков, блистая искусством обрабатывать зубы, одновременно их заговаривая всякими байками, поставил Селиверстову три стационарных моста и один съемный протез, потому что некуда уж было там ставить мост.

Я догадываюсь, вы ждете развязки. Например: Селиверстов на радостях напивается пьяным, падает, ударяется лицом об землю и ломает все зубы вместе с челюстью. Или, того лучше, попадает под машину и погибает вместе с зубами, не успев ими воспользоваться. Я согласен, это красиво, поучительно и художественно, я бы такой финал и придумал, благо что Селиверстова мне не жалко, он мне – никто.

Но я не придумываю, а пишу по фактам жизни.

А в жизни Селиверстов пришел домой, подошел к зеркалу, открыл рот и сказал себе:

– Давно бы так.

Пра-а-айдет!

Долго ли, коротко, а оказались Андрей и Анна, должен выразиться со всей прямотой, окончательно близки.

– Нравишься ты мне, – говорила Анна, трогая плечо Андрея, а тот протяжно и ласково отвечал словом, которое очень часто употреблял в своей жизни, высказываясь и о дожде, и о политике, и о какой-нибудь болезни своей или другого человека.

– Пра-а-айдет! – ласково выпевал он, и Анна, понимая шутливость его голоса, прижималась к нему еще крепче; она знала, что он умен и всегда прав, да и без его ума понимала, что пройдет, но не хотела думать об этом.

А было это, как вы, конечно, догадываетесь, в городе Саратове.

Шло время, Анна говорила уже не так, как раньше. Она говорила прямо:

– Влюблюсь я в тебя, не дай Бог. А зачем мне это?

– Пра-а-айдет! – успокаивал ее Андрей.

Но вскоре и он стал поговаривать, глядя с укоризной в ее серо-голубые, да еще с карими, да еще с зелеными оттенками глаза:

– Что-то нравишься ты мне.

– Пра-а-айдет! – отвечала Анна со смехом.

А пройти обязательно было должно, потому что у Андрея была жена и он не собирался от нее уходить, а у Анны был муж, и тоже хороший человек.

Однако не проходило.

– Бросил бы ты меня, что ли, – говорила Анна. – Это ведь уже невозможно так. Больно это уже.

– Пра-а-айдет! – по привычке говорил Андрей, но голос его звучал как-то неинтеллектуально, даже как-то глуповато и растерянно, чего с ним раньше никогда не случалось.

Однажды они находились вместе и до такой тоски ощутили счастье жизни, что, казалось, дальше жить уже некуда. Но оба промолчали.

Вечером они были опять вдали друг от друга, и Анна подумала, что она умирает. Ей хотелось пожаловаться мужу, чтобы он ее понял и посочувствовал ей, но она не могла. Только ласкова к нему была.

– Когда же это кончится? – сказали они одновременно при очередной встрече. – Нельзя же уже так!

И оба потом молчали, не знали ответа.

Но Андрей был мужчина. Он приходил в себя, распрямлял красивые плечи, встряхивал кудрями волос и, открывая чистые белые зубы, смеялся:

– Пра-а-айдет!

Анна, благодарная ему за его легкость, откликалась:

– Пра-а-йдет!

Была осень.

Лили дожди.

Улицу имени Сакко и Ванцетти опять перекопали, троллейбус номер два перестал ходить своим маршрутом. Саратов, одно слово. Несерьезный город.

Праздник

Потапов нашел ящик водки.

Он шел после работы к дому, как обычно сокращая путь – через пустырь, заросший густой травой.

В этой-то траве, чуть в стороне от протоптанной тропки, он и увидел ящик водки.

Не веря своим глазам, приблизился.

Точно: ящик водки.

Потапов не вор, не любитель чужого, поэтому он стоял возле ящика не меньше четверти часа и только после этого взвалил его на плечо, поняв, что ящик ничейный, взвалил – и понес. Он понес его, конечно, не домой, а к другу, кочегару Алексею, в котельную.

По пути ему встретился Антипов, актер драматического театра, который шел в театр играть драматическую роль в вечернем спектакле, но подумал, что еще сто раз успеет, и пошел с Потаповым, восхищаясь чудом такой находки.

Потом встретился хулиган и рэкетир Василевский, который направлялся на свидание с девушкой, но не с хулиганскими намерениями, а с любовью, с цветами. И он тоже пошел с Потаповым.

Потом встретился работник культуры Боровков, который вышел на свежий воздух собраться с мыслями, потому что обещал завтра утром сдать в одну из саратовских газет статью, а она не написана, придется сидеть вечер и, возможно, ночь, а раз так, время еще есть. И – присоединился.

Потом встретился совершенно необразованный человек, но с фамилией Книгин, которому надо было встретить жену из города Раскардака; он подумал, что жена и сама доберется до дому, не впервой, а вот друзей он сто лет не видел, да еще с таким поводом, – и пошел с друзьями.

Потом встретился сторож Яшудин, которому пора было заступать на суточную сторожевую смену, а сторожить, собственно, в унылом учреждении нечего, Яшудину было обидно, что государство не нашло лучшего применения его силам, он уже был близок к выводу, что жизнь никчемна и однообразна, и вот ящик водки, неожиданный, как океанский корабль в деревенском пруду, разубедил его, и от благодарности по отношению к своему просветлению он пошел за ящиком.

Потом встретился студент Володин, сдающий завтра госэкзамен и заранее готовящий для преподавателей такую длинную речь о необходимости поставить ему удовлетворительную отметку, с такими подробностями, деталями, частностями и логическими отступлениями, что, если бы записать эту речь, получился бы объем никак не меньше «Войны и мира». Ему-то примкнуть к компании сам Бог велел.

Наконец встретились кинокритик Усатов и интеллектуал-любитель Судец. Они шли в кинотеатр, где Усатов должен был предварить краткой лекцией показ нового фильма итальянского гения Узрелли, а Судец собирался ему оппонировать, считая Узрелли не гением, а всего лишь просто талантливым человеком. Увидев компанию с ящиком, Судец вдруг прекратил спор, сказав, что Узрелли, наверное, и в самом деле гений, а Усатов в ответ возразил, что Узрелли всего лишь просто талантлив. То есть они помирились – и грех это не отметить!

Они все были уже у входа в котельную, но тут Потапов посмотрел и увидел, что их десять человек, включая кочегара Алексея, четное число, плохая примета. Нужен одиннадцатый для нечетности. И, не снимая ящика с плеча (а отобрать у него эту честь никто и думать не смел), он пошел к телефону-автомату звонить мне. Я сказал, что, во-первых, творчески и плодотворно работаю, а во-вторых, как известно Потапову, совершенно не пью. Но Потапов рассказал о своей находке, и я, как русский человек, со всех ног помчался к котельной, заранее не веря глазам своим.

Но он был, он стоял среди нас – ящик с водкой, двадцать бутылок, одна к одной, мерцающие, словно люстра в торжественной и таинственной высоте темного замкового зала.

Потапов решился. Поперхав, чтобы придать голосу нарочитую грубую мужественность вместо просящейся нежности, он сказал: «Чего смотреть-то?» – и начал откупоривать бутылки и разливать по стаканам, которых было у Алексея достаточно.

Сглотнув от волнения, Потапов спросил:

– Ну? За что?

Мы не могли ответить.

Лики наши были светлы.

Мы верили в Бога и в будущее нашей великой обездоленной страны, мы верили в будущее человечества и Земли, мы верили, что где-то есть и другая Земля – и не одна, мы верили, что никогда не умрем.

Тихо заплакал светлыми слезами рэкетир и бандит Василевский.

– Выпьем, – тихо, из души произнес Потапов. И это стало тостом.

И мы выпили.

Тимофеев был женат и заботлив о семье, а Ашот был холост и шутник. Тимофеев жил, как вы сами понимаете, в городе Саратове, а Ашот жил тоже догадываетесь где: на Черном море в небольшом поселке и работал в ботанической лаборатории лаборантом – он любил выращивать цветы.

Тимофеев отправил жену с дочкой на отдых в пансионат «Крутой берег». В туристическом бюро, где брали путевки, им даже сказали телефон этого пансионата, и вот на второй или третий день, не имея никаких известий, кроме телеграммы о благополучном приезде, Тимофеев стал звонить. Он не знал, что этот телефон уже полгода как передали ботанической лаборатории стараниями ее начальника Автандила Егоровича, а «Крутой берег» оставили пока без телефона. И трубку снял Ашот, заранее улыбаясь.

– Это «Крутой берег»? – спросил Тимофеев.

– Что вы хотели? – поинтересовался Ашот.

– Нельзя ли пригласить Тимофееву Ларису Андреевну? Я не знаю, в каком она там у вас корпусе или что там у вас, у нее дочка, Верой зовут. Отдыхающие то есть.

– Найдем, – сказал Ашот. – Но ждать надо. Сколько буду искать, столько и жди. Денег не жалко на телефон ждать?

– О чем речь! – воскликнул беспокоящийся о семье Тимофеев.

Ашот замкнул своим ключом дверь кабинета начальника, который часто отлучался и его сроду никогда не было, и вышел из кабинета.

До пансионата было тридцать километров. Но что такое тридцать километров по хорошей дороге и на хорошей машине со скоростью сто шестьдесят километров в час, спрашивал себя Ашот. И сам себе отвечал: э!

Небольшая трудность заключалась в том, что машина Ашота была в ремонте, но могут ли быть помехи, когда речь идет о тревоге человека за свою семью?!

Из многочисленных машин, стоявших у пятизвездного отеля «Парус» (бывший «Профсоюзник»), он выбрал спортивный «Шевроле». Всполошилась гадким голосом сигнализация, но Ашот в момент ее утихомирил. Он привел в действие систему зажигания быстрее, чем об этом рассказано, и рванул с места. За машиной побежали люди, размахивая руками и крича.

Они сели в другую машину и погнались за Ашотом.

Радость Ашота поднималась так же стремительно, как стрелка спидометра.

Я бы не брал без спроса, мысленно говорил он преследователям, укоряя их. Но вы же не дадите, если по-человечески просить! А у людей, может, судьба решается, как ты думаешь? Может, человек повеситься хочет и ему нужно услышать любимую женщину, чтобы раздумать? Может, у него была болезнь рак, и он вылечился и хочет скорей сообщить любимой женщине, чтобы она заплакала от счастья? Э? Разве тебе объяснишь?

И Ашот доводил стрелку до своих любимых ста шестидесяти. Справа были скалы, слева была пропасть. Те ехали, однако, тоже на хорошей машине – и стали сигналить догоняя.

Ашот усмехнулся.

Вдруг послышались выстрелы. Треснуло заднее стекло, осколок впился Ашоту в шею, он вытащил его и кинул, не глядя, и стал снижать скорость. Преследователи поравнялись с ним, продолжая стрелять.

Шины прострелят, забеспокоился Ашот и резко повернул руль, его «Шевроле» ударил в бок машину хулиганов, ударил еще, но глупый шофер вместо того, чтобы отстать, продолжал гнать, чтобы тем, кто сидел с ним в машине, было удобно стрелять в Ашота.

На двух колесах ехать хочет, подумал Ашот, зная, что впереди узкий участок дороги. И действительно, нападавшая машина некоторое время ехала на двух колесах на краю попасти, а потом упала в пропасть.

Ашот продолжал путь.

Он приехал в пансионат «Крутой берег», отыскал Тимофееву Ларису Андреевну с дочерью Верой и сказал свою любимую фразу: «Вас к телефону!»

Он привез удивленных мать и дочь в лабораторию, взял трубку.

– Безобразие! – закричал Тимофеев. – Целый час прошел!

– Не час, а всего-навсего двадцать четыре минуты, – сказал точный Ашот.

И удалился, чтобы не слушать личные семейные разговоры.

Через несколько минут Лариса Андреевна Тимофеева с дочерью Верой вышли, у Веры Андреевны было изумленное лицо, а у Веры легкомысленное, потому что она в этом возрасте еще ничего не понимала.

– Спасибо, – сказала от души Лариса Андреевна.

– Не за что! – от души ответил Ашот, подавая ей букет только что срезанных роз: одна белая, две красные и две розовые – он обожает именно такое сочетание цветов.

Меня часто спрашивают, что такое антиабсурд, поэтому я решил объясниться. (На самом деле никто не спрашивает, но мне нравится эта риторическая фигура.)

В жизни, как известно, не бывает ни абсурда, ни антиабсурда. Когда мы говорим: «абсурдное предложение», то имеем в виду совсем другое. Чаше всего это означает, что предложение нам не выгодно. Или не нравится. Или нам просто неохота его принимать. И т.п.

А что такое «абсурдный поступок»? К примеру, начальник велит нам сделать за день работу, которую надо делать три дня. Мы возмущены, полдня ходим и говорим коллегам: «Абсурд»! Потом беремся за работу и выполняем ее за оставшиеся полдня. Ну, и где здесь абсурд? Начальник поступил глупо, но по-своему здраво: дай нам три дня, так мы за три дня и управимся, а если день, смотришь, хватит и двух. То, что хватило и половины, тоже не абсурд, а обычное в России умение сделать невозможное возможным, лишь бы отстали.

Или: мужчина уходит от молодой и красивой жены к женщине постарше и с тремя детьми. Мы говорим привычно: «Абсурд»! На самом деле: любовь.

Или: женщина с утра идет к парикмахеру и два часа стрижется и красится, делает маникюр и педикюр, потом идет в магазин и покупает новые вещи, потом идет домой и начинает их одну за другой примеривать, она два часа лежит в ароматической ванне, она выбирает самое красивое белье, наконец к вечеру она готова: блистательна, прекрасна и победительна. И к ней приходит мужчина. И она говорит ему на пороге: «Прости, мы больше не увидимся!» И захлопывает дверь. И сидит целый час, не отвечая на звонки в дверь и звонки телефона, плача и размазывая по лицу красоту, на которую был потрачен целый день. Абсурд? Ничего подобного, всего лишь житейская история (подлинная, между прочим).

И т.д. Примеров много.

Короче, абсурдом мы называем в жизни то, что нам кажется необычным, чего, казалось бы, не должно быть. Но, поскольку в жизни бывает все, то наши утверждения беспочвенны и абсурдны.

Итак, в жизни абсурда нет, он есть только в искусстве.

В общем-то, и там его нет. Драматурги и киношники, в частности, придумали жанр комедии абсурда, но это все равно что сказать: комедия комедии.

Хотя, некоторые отличия есть. Шел человек, споткнулся, упал лицом в лужу, закричал, вскочил – комедия. Все смеются. Шел человек, упал лицом в лужу, повернулся на бок, подпер голову рукой и сказал: «Мне без сахара, но с молоком!» – комедия абсурда.

Абсурд в искусстве – это когда кто-то или что-то ведет себя неожиданно, не так, как положено.

У художника на картине люди за столом вверх ногами – абсурд. Или сирень цветет зеленым цветом. Или теплоход плывет по облакам. То же и в кино. То же и в литературе.

Например, у классика русского абсурда Даниила Хармса из окон почти одновременно выпадают 18 старух, а Кошкин ни за что убивает Мошкина. Это абсурд. Цель его была – противостоять закостеневшей литературе, а заодно и жизни. Ибо закостеневшая литература допускала выпадение из окна только одной старухи, максимум двух, и только по серьезным социально-психологическим мотивам. Убийство тоже допускалось, но тоже обставлялось причинами, обстоятельствами и следствиями. Хватало на целый роман (см. «Преступление и наказание»). Противостояние жизни заключалось в намеке, что старухи если и не выпадают десятками, то им все-таки очень плохо. И с убийствами было не очень благополучно, хотя убивали тогда, как считали трудовые массы, кого надо и за дело.

Шли времена. Абсурд ширился, вошел в моду. Чуть ли не все искусство двадцатого века, желая быть в ногу со временем, стремилось к абсурду.

Но в нынешней России это превратилось в сплошные пошлости и банальности. Почему? Потому что наша жизнь на рубеже веков стала сплошным абсурдом. (Не беспокойтесь, я помню свое утверждение, что абсурда в жизни нет, но мы говорим не о жизни в целом, а о России в частности, в которой бывает все даже в ту пору, когда ничего нет.)

Изображать абсурд с помощью абсурда – абсурд! Абсолютно непродуктивно с художественной точки зрения. Поэтому и я пришел в некоторых произведениях к методу антиабсурда.

Если упрощенно, что это такое?

18 старух падают из окна – абсурд.

Одна старуха, но румяная, здоровая, веселая, высовывается из окна и машет рукой внуку, провожая его в школу – антиабсурд.

Кошкин убил ни за что Мошкина – абсурд.

Кошкин ни за что подарил Мошкину сто рублей – антиабсурд.

Вы скажете: неправда! В жизни не так! В жизни старухи грозят внукам в окно и кричат, что если те опять приклеят их тапки к полу и вернутся с двойками, они их выпорют! В жизни Кошкины убивают Мошкиных именно ни за что – десятками и сотнями, об этом уже даже газеты не сообщают: надоело!

А я и не против. Я и сам говорю: в жизни абсурд стал нормой. Но искусство, по моему мнению (и не только моему) есть средство не отражения, а преображения жизни.

Мне стали интересны нормальные люди – за то, что их в жизни принимают за ненормальных. И это, в общем-то, не ново, литература всегда интересовалась необычными характерами, а нормальные люди сейчас выглядят страшными оригиналами. Разгадка проста: нормального в мире стало меньше, чем ненормального, поэтому оно и кажется ненормальным.

Тут, правда, другой вопрос: а что есть вообще норма?

Но ответ на него мне на данном этапе жизни и творчества пока не под силу.

Практическое

Иногда вдруг захочется, снимешь с полки, начнешь – и после двух страниц скучно станет, бросишь. Вечно автор доказывает, что он умнее меня, а мне это не нравится, или что я тоже умный, а это мне нравится еще меньше.

Мне нравится, когда просто, коротко и большими буквами. Но я же не ребенок, чтобы детские книжки читать.

И вот я решил им помочь.

Возьмут они эту книгу, начнут читать первый попавшийся рассказ – и уже им скучно станет, уже готовы бросить, а рассказ-то уже кончился! Это им будет приятно. Сравним: некто в трамвае стоит на вашей ноге на протяжении девяти остановок. Вам и больно, и неприятно, и обидно, и грустно, и хочется его оскорбить, особенно если на ноге мозоль. И наоборот: тот же некто не стоит на вашей ноге, а только наступил вам на ногу и тут же с нее сошел. Мозоль взвоет и успокоится, а боль успокоения, как известно, приятна, и вы даже благодарность чувствуете к этому человеку, хочется с ним познакомиться и побеседовать.

И я надеюсь, что после одного рассказа те, кто не любит читать, возьмут и прочтут другой. Чтобы испытать удовольствие оттого, что и он быстро кончится. Так помаленьку и всю книгу прочтут.

При этом абсолютно все в ней – правда, как в жизни, а если где и есть фантазия, то такая, что правдивей самой жизни.

А еще эта книга неожиданно оказалась чем-то вроде дневника, отчасти личного, но зашифрованного, отчасти дневника натуралиста, если можно так сказать, соучастника и свидетеля различных событий на протяжении более чем десяти лет, поэтому рассказы расположены в строгой хронологической последовательности.

Иванов встал утром по звонку будильника – не с похмелья, не после бессонницы, не после изнурительных занятий с какой-нибудь развратной женщиной, а после нормального здорового сна рядом с женой Нинелью Андреевной, он встал в шесть часов тридцать минут утра, он пошел в туалет, постоял там без крика и крови, без грустных мыслей, спокойно и буквально, с чистой совестью глядя вниз, потом он умылся с мылом, почистил зубы зубной щеткой и пастой, побрился электробритвой, потом он надел брюки и рубашку, потом разбудил жену, причем отнюдь не толчком, не пинком и не громким возгласом, а тронув за плечо. И Нинель Андреевна тут же с улыбкой проснулась.

Однажды замечательно сказал В.В.Маяковский: "Я не целковый, чтобы всем нравиться". Человек не рожден, для того чтобы всем нравиться, главное, чтобы он нравился самому себе. Когда вопрос так не стоит, еще ничего для себя не сделав, не осознав себя, мы очень рано бросаемся в объятия другого и немедленно теряемся в этих объятиях.

Ничего не поделаешь, мы, так или иначе, зависим от оценки других людей. Когда нас оценивают хорошо, мы возносимся, становимся большими, красивыми, умными, мы приняты собой, потому что судим о себе с чужих слов. А когда нас чернят, говоря, что мы плохие, нехорошие, топают на нас ногой, покрикивают - немедленно возникает испуг и наше "я" внутренне сотрясается. Оказывается, мы не соответствуем чьим-то представлениям. Известно, что личностью человек не рождается, а становится ею в процессе совместной с другими людьми деятельности и общении с ними. Совершая те или иные поступки, человек постоянно (но не всегда осознанно) сверяется с тем, что ожидают от него окружающие. Иными словами он как бы "примеряет" на себя их требования, мнения, чувства. Отталкиваясь от мнения окружающих, человек вырабатывает механизм, с помощью которого происходит регуляция его поведения - самооценку (о ней мы говорили в статье "Восприятие мира и себя в нем"). Повторюсь, под самооценкой принято понимать оценку личностью себя, своих качеств и места среди других людей. Соотношение между "Я - реальным" и "Я - идеальным" и характеризует адекватность представлений человека о себе, находящую свое выражение в самооценке.

Любовь. Другой говорит: "Как ты хороша! Как ты хорош!" И наша жизнь начинает приобретать яркие краски. Стоит услышать "хорошо" в свой адрес, и мы на этом не останавливаемся. На следующий день, если другой сказал один раз "хорошо", он должен будет сказать нам два раза "хорошо", потом три... В уме не рождается понимание, что все имеет две стороны. Если нам говорят "хорошо", вопрос в том, когда другой выведет вторую часть. Обязательно, в следующий раз, или через раз, или через десять раз, все равно нам будет показана вторая часть. Там, где "хорошо", там, где восторг, там прячется и вторая часть. Находясь в восторженности, мы не подозреваем об этом, и как бабочки летим на огонь этого "хорошо".

После "хорошо" приходит "плохо". Никто так не ссорится, как влюбленные, как возлюбленные, те, кто так много обещал друг другу. Когда достигается пик восторга, мужчина восхищается женщиной, женщина восхищается мужчиной, теперь они должны осуществить свою жизнь за счет друг друга, они должны поддержать этот восторг, они должны прожить всю жизнь вместе и умереть в один день. И вдруг, спустя какое-то время, они видят, что все не так. Не так, как они себе представляли. Начинаются мучения. Нам сказали "плохо", и мы уже не такие: нас не хвалят, нас не любят, нами не интересуются и так далее. Если мы не знаем ничего о себе, то слова другого о нас - это вся наша жизнь. Просто слова другого. Мы ничего не видим за словами. Он говорит "хорошо" - и полет, он говорит "плохо" - мы летим в бездну и разбиваемся. Все зависит от другого, если мы являемся незнакомцами для самих себя.

Психологи рассматривают самооценку с различных точек зрения. Так, оценку себя в целом как хорошего или плохого принято считать общей самооценкой, а оценку достижений в отдельных видах деятельности - парциальной. Помимо этого выделяют актуальную (то, что уже достигнуто) и потенциальную (то, на что способен) самооценку. Потенциальную самооценку часто называют уровнем притязаний. Рассматривают самооценку как адекватную/неадекватную, т. е. соответствующую/несоответствующую реальным достижениям и потенциальным возможностям индивида. Так же различается самооценка по уровню - высокому, среднему, низкому. Слишком высокая и слишком низкая самооценка могут стать источником конфликтов личности, которые могут проявляться по - разному.

В жизни все происходит не так, как представляется в уме человека. В результате, урон наносится немедленно, с первой же неудачной, несостоявшейся любовью: поцарапанное, побитое эго, потрясение, потому что получилось не так, как ожидалось. Последствия этого иногда растягиваются на всю жизнь. Человек от боли, от страха, оттого, что потерпел такое фиаско, больше не вступает в глубокие отношения. Его психическая самозащита работает таким способом, что в любви он движется, чуть ли не по-пластунски, исподтишка, заглядывая и так, и этак, измеряя и соизмеряя - ему кажется, что еще раз такой боли он не вынесет. Когда человек учится осознавать себя, он остается во внимании к себе, он проходит через первую любовь, через боль разрушающихся проекций, и многое открывается перед ним. Он видит, что первое, из-за чего болеет человек - это не душевная боль, а боль, связанная с разрушением проекций.

Чаще всего к психологам обращаются люди с заниженной самооценкой (или их родственники, или если речь идет о детях). При этом важно учитывать уровень притязаний индивида. В практике встречаются два типа низких самооценок: низкая самооценка в сочетании с низким уровнем притязания (тотально низкая самооценка) и сочетание низкой самооценки с высоким уровнем притязания.

В первом случае человек склонен преувеличивать свои недостатки, а соответственно достижения расценивать как заслугу других людей или относить за счет простого везения.

Второй случай таит в себе гораздо большую внутреннюю конфликтность. Такая самооценка может свидетельствовать о развитии комплекса неполноценности, о внутренней тревожности личности. Столкновение очень высоких притязаний с низкой самооценкой может давать очень острые эмоциональные реакции. В психологии это понятие получило название "аффект неадекватности". Люди с аффектом неадекватности стремятся во всем быть первыми (даже когда это первенство не имеет абсолютно никакого значения), поэтому любая ситуация проверки их компетентности оценивается ими как угрожающая и часто оказывается очень сложной в эмоциональном плане. Человек, имеющий второй тип низкой самооценки, как правило, характеризуется низкой оценкой окружающих.

Слишком высокая самооценка приводит к тому, что человек переоценивает себя и свои возможности. В результате этого у него возникают необоснованные претензии, зачастую не поддерживаемые окружающими. Имея опыт подобного "отвержения", индивид может замкнуться в себе, озлобиться, часто это проявляется в еще большем высокомерии по отношению к окружающим. Таким образом, происходит разрушение межличностных отношений, и возникают внешние конфликты. От людей с очень высокой самооценкой можно услышать высказывания о том, что их никто не понимает, не может по достоинству оценить их качества и достижения, при этом может проявляться мнительность и подозрительность.

Человек приходит в жизнь, и в его представлении ему обещано счастье на все оставшиеся годы. Он даже не подозревает, через что ему придется пройти, сколько потерять, сколько найти, какое видение ему понадобится для того, чтобы прожить свою собственную жизнь. Он не подозревает, не представляет, и с детства пытается вписаться в огромность жизни с уже готовым обещанием самому себе, что все будет хорошо. И вдруг - крушение.

Главным для человека всегда будут отношения с другими людьми. Но живые отношения не строятся по заранее заказанному проекту, результат будет одним и тем же: фрустрация и разочарование по поводу встречи.

Есть расхожее мнение: самые счастливые любовники те, которые не встретились. Разочарование можно скрыть от себя, подавив в подсознание, а можно признать, что оно есть, и жить с ним. Тогда двери для нас не закрываются, мы сможем выйти из этих отношений, мы будем открыты для новых встреч, для новых отношений. В противном случае двери закрываются, и мужчина с женщиной просто влачат существование. Истинное счастье - это когда мы не упускаем жизнь, а идем вместе с ней, не закрывая глаза, а, значит, обучаемся видеть реальность и жить с реальностью. Это - взрослая жизнь.

Марина Макарова