Лаптевы в каких экспедициях. Эссе "о братьях лаптевых". Достижения Дмитрия Лаптева

Мария Медичи вошла в историю как жена Генриха IV и королева-регентша при своем несовершеннолетнем сыне Людовике XIII. Её судьба печальна. Она, знавшая взлеты и падения, закончила свою жизнь в бедности и безвестности на чужбине...

Мария Медичи, дочь Франческо I Тосканского и Иоанны Австрийской, родилась во Флоренции 26 апреля 1575 года и была одной из семи детей, но только она и её сестра Элеонора дожили до зрелости. В юности она была настолько хороша собой, что влюбила в себя Генриха IV. Тот развелся со своей женой Маргаритой Валуа и женился на Марии.

Но брак не дал счастья. Мария была ужасно ревнива, она постоянно затевала ссоры с фаворитками своего мужа. Генрих всегда мог поддержать свою королеву, но никогда не делал этого. Это сильно отдалило супругов.

После смерти супруга Мария приняла регентство над своим сыном. Аристократия неоднократно пыталась отстранить её от власти. Восстания знати постоянно приходилось подавлять, что стоила Марии немалых жертв и усилий.

После провозглашения молодого короля совершеннолетним, в 1614 году, Мария по приказу сына, подстрекаемого советником Люинем, была удалена в Блуа. В феврале 1619 года Мария помирилась с сыном и после вернулась в Париж, где снова стала во главе государственного совета. Она настойчиво пыталась вернуть себе власть. Для этого она попыталась заручиться поддержкой Ришелье и обеспечила ему место в министерстве. Но Ришелье ни с кем не хотел делиться властью, он предал её и отстранил от дел.

Остаток жизни она провела переезжая из одной страны в другую, спасаясь от преследований. Умерла в Кёльне 3 июля 1642 года.

Дмитрий Яковлевич (1701-1767)

Харитон Прокофьевич (1700-1764) русские полярные исследователи

Петр I положил начало грандиозной научной экспедиции к берегам Северного Ледовитого океана - Великой Северной экспедиции. Эти берега были хорошо известны поморам, которые издавна плавали здесь на своих ладьях и кочах. И сибирские казаки, выходя из устья сибирских рек, проходили вдоль почти всего побережья океана. Однако поморы и казаки, будучи отважными мореходами, не умели составлять точные географические карты. При составлении географических карт в начале XVIII века возникла необходимость в установлении точных очертаний берегов Северного Ледовитого океана.

Великая Северная экспедиция, работавшая с 1733 по 1743 год, своей задачей ставила изучение и точное описание русских берегов океана от Югорского Шара до Камчатки и нанесение этих данных на карту. В ней принимало участие до 600 человек, разбитых на несколько отрядов. Руководил экспедицией до 1741 года Витус Беринг. Он назначил командиром двухмачтового палубного бота «Иркутск» своего ближайшего помощника лейтенанта Дмитрия Яковлевича Лаптева, а командиром дубель-шлюпки «Якутск» его брата - Харитона Прокофьевича Лаптева. Они служили во флоте с 1718 года, с тех пор, как были зачислены гардемаринами. В 1721 году братья были произведены в мичманы. Далее пути их разошлись. Д. Я. Лаптев, зарекомендовавший себя опытным и образованным морским офицером, на различных судах бороздил воды Балтийского моря. С 1730 года он был переведен на Северный флот, а в 1734 году был включен в состав Великой Северной экспедиции.

Х. П. Лаптев в эти годы также служил на кораблях Балтийского флота, ездил на Дон, отыскивал места, пригодные для организации судостроительной верфи.

Д. Лаптев в 1736-1739 годах, возглавляя отряд на боте «Иркутск», впервые в истории провел съемку берега от устья Лены до устья Колымы, составил карты этого побережья на математической основе и с ориентиром на астрономические точки. В 1740 году он начал морской поход от устья Колымы в Тихий океан. Пройдя около 80 километров, экспедиция вынуждена была остановиться, так как сплошной лед не позволял плыть дальше. Даже лодки, которые Лаптев взял с собой, не могли пройти вперед и с трудом выбрались изо льда. Д. Лаптеву со своим отрядом пришлось вернуться в Нижнеколымск. Однако экспедиции все же удалось добраться до тихоокеанского побережья: осенью 1741 года они двинулись из Нижнеколымского острога в поселок Анадырский острог. Так как выпал снег, большую часть пути они прошли на собачьих упряжках. Перезимовав там и построив две большие лодки, отряд Д. Я. Лаптева спустился вниз по реке. Во время этого путешествия были получены достоверные сведения о природных условиях этой части Сибири. В 1743 году Дмитрий Лаптев поехал в Петербург с рапортом Адмиралтейств-коллегий, но в столице узнал, что принято решение считать работу экспедиции законченной.

Отряд Харитона Лаптева в эти же годы вел исследования самого северного и наиболее насыщенного льдами участка сибирского побережья. Он первый выявил очертания и размеры огромного полуострова Таймыр. В 1739 году Х. П. Лаптев вышел на «Якутске» из устья Лены, повторяя плавание своего предшественника лейтенанта В. В. Прончи-щева. Льды не позволили отряду Х. П. Лаптева пройти так же далеко на север, как прошел В. В. Прончищев, однако он смог более точно выполнить съемку восточного берега Таймыра и уточнил положение прибрежных островов. Сплошной лед преградил путь на север, и Х. П. Лаптев повернул назад к устью реки Хатанги. Здесь отряд остался зимовать.

Чтобы не было цинги, Х. П. Лаптев и члены его отряда в трудные зимние месяцы питались сырой мороженой рыбой. В следующем, 1740 году ледовая обстановка сложилась еще более тяжелой. Выйдя из Хатангского залива, «Якутск» попал в ледовый плен: льды зажали судно и тяжело повредили его. Команда вынуждена была выгрузить провиант и по дрейфующим льдам добраться до побережья. Предстояло еще пройти 500 километров до своего зимовья на Хатанге. В пути несколько человек погибли от цинги и лишений. Потеря судна не остановила исследователей. Харитон Лаптев начал вести съемку неизвестных берегов, передвигаясь на собачьих упряжках. В 1741-1742 годах он и его самый деятельный помощник С. И. Челюскин описали большую часть берега полуострова Таймыр, но не смогли достигнуть самой северной его части. Отряд двинулся на зимовку в город Туруханск, расположенный на берегу реки Енисей. Весной 1742 года Челюскин снова начал описание побережья. В мае он добрался до невысокого каменного мыса на севере Таймыра. Это была самая северная точка Евразии, которая впоследствии стала называться мысом Челюскина.

В то же время Х. П. Лаптев проехал от туруханска до устья реки Таймыр и послал навстречу Челюскину нарты с провиантом, которые сопровождал один из членов отряда. В конце лета 1743 года экспедиция Х. П. Лаптева доплыла по Енисею до города Енисейска и затем вернулась в Петербург.

Кроме официального отчета Х. П. Лаптев оставил интересное географическое и этнографическое описание огромной и сильно выдвинутой к северу территории, лежащей в междуречье Енисея и Лены. Тогда Таймыр еще не имел этого названия, оно было дано ему в 1843 году исследователем А. Ф. Миддендорфом.

После окончания экспедиции братья продолжили морскую службу на Балтике. Мало что известно об их дальнейшей судьбе. Есть лишь достоверные сведения о том, что Дмитрий Лаптев вышел в отставку в 1762 году в чине вице-адмирала, а капитан I ранга Харитон Лаптев скончался в 1764 году.

Отмечая заслуги братьев Лаптевых, в 1913 году Русское географическое общество приняло решение назвать одно из крупнейших арктических морей, которое лежит к востоку от Таймыра и берега которого были исследованы братьями, морем Лаптевых. В честь Дмитрия Лаптева назван пролив между островом Большой Ляховский и материком, а западное побережье полуострова Таймыр, которое находится между реками Пясина и Таймыр, названо Берегом Харитона Лаптева.

Двоюродные братья Дмитрий и Харитон Лаптевы - русские полярники-землепроходцы 18 века. Участники Великой Северной экспедиции.

Достижения Дмитрия Лаптева

Назначенный в экспедицию в 1733 г., Дмитрий был поставлен начальником экспедиции В. Берингом командовать палубным ботом "Иркутск" после гибели его предыдущего командира лейтенанта Лассиниуса. После неудачной попытки исследовать на "Иркутске" берега Ледовитого океана вблизи устья р. Лены в 1737 году и получив сведения о неудаче отряда Прончищева, Лаптев поехал в Петербург за инструкциями и помощью. По его предложению командиром отряда Прончищева (который погиб в 1736 г.) был назначен брат Дмитрия Харитон Лаптев.

Вернувшись в Якутск, Д. Лаптев на "Иркутске" вновь спустился к устью Лены. В течение двух лет (с зимовкой) его отряд успешно выполнил опись побережья от Лены до Колымы. Затем Д. Лаптев выполнил опись р. Анадырь и в 1742 г. вернулся в Петербург.

Исследование Таймыра

Отряд под командованием Харитона Лаптева на судне "Якутск" к зиме 1738 г. добрался до полуострова Таймыр. Здесь отряд перезимовал. Весной Х. Лаптев разделил своих людей на три группы, которые выдвинулись:

• боцман Медведев - к реке Пясине;
• геодезист Чекин - к реке Таймыре;
• сам Х. Лаптев отправился морем к северной части Таймыра.

Группа Лаптева на судне "Якутск", обходя Таймыр с севера, потерпела неудачу, судно было раздавлено льдами. Отряд вернулся сухим путем на место прошлогодней зимовки, потеряв четырех человек. Весной, ввиду отсутствия судна, было решено исследовать Таймыр по суше. Закончив работу, исследователи прибыли на зимовку в Туруханск. В следующем году штурман отряда С. Челюскин достиг мыса, названного в его честь. Затем Харитон Лаптев вернулся в Петербург, где, как и брат, продолжил службу во флоте.

Результаты работы отрядов Дмитрия и Харитона Лаптевых оказались чрезвычайно важными и значимыми. С карты Северного Ледовитого океана было стерто много белых пятен. Море, побережья которого исследовали братья, назвали в их честь - морем Лаптевых.

Они встретились после почти пятилетней разлуки, и их радость была безмерна. Позади остались томительные зимовки с пережиданиями бесконечных полярных ночей, трескучие морозы, ледяное дыхание ветров, от которых дубело лицо и болью сводило пальцы на руках и ногах, однообразная, осточертевшая пища - все позади теперь, что приходилось терпеть ради единой великой цели.

Здесь, в Петербурге, такими далекими кажутся эти лишения... И только могилы погибших товарищей, оставленные в белой тишине одиночества, в земле, которую они открывали, не дают отринуть в забвение те далекие дни.

Братья Харитон и Дмитрий Лаптевы долго не разжимали объятий...

…Лишившись Прончищева, Семен Челюскин принял на себя команду экспедиционным отрядом. К началу декабря он уже составил карту морского побережья от устья Лены до залива Фаддея на восточном берегу Таймырского полуострова. В середине декабря, с огромным трудом раздобыв собачьи упряжки, он двинулся на Якутск и, преодолев невзгоды и лишения зимнего пути, в конце июля 1737 года появился в стенах поселения, откуда два года назад и начался трагический поход дубель-шлюпки «Якутск». Позже в Якутске отдал якорь и побитый льдами корабль.

Начальником отряда был назначен недавно произведенный в лейтенанты Харитон Прокофьевич Лаптев. Зарекомендовавший себя человеком энергичным, решительным, он сразу же начал готовиться к экспедиции. Он изучил причины гибели Прончищева, нашел, что во многом сказалось плохое снаряжение, недостаточное внимание к провианту, и, видимо, был прав в основном.

Подготовился Лаптев основательно. Экспедиция была снабжена гораздо обильнее прежнего. «Якутск» тщательно, под особым наблюдением отремонтирован, поставлен новый такелаж. На тот случай, если самим придется делать лодки для сплава по мелким рекам, приготовлены необходимые инструменты. Собрали ездовых собак и оленей. Даже несколько семей из Якутска перевели с устья Оленька далеко на запад - на реки Анабару и Хатангу - на случай, если придется в тех местах зимовать. 9 июня 1739 года Лаптев, приказав поставить все паруса на «Якутске», пошел вниз по Лене навстречу своей судьбе.

В конце июля, выгребя («Якутск» был парусно-весельным судном) из западного рукава дельты Лены, они вышли в море. Мрачная, безрадостная картина перед ними открылась. До самого горизонта простиралось сплошное ледовое крошево. Льды сразу же начали теснить небольшой корабль, с жутким треском ударяя в борта и в шорохе сходясь за кормой. Двери в кубрики отворялись сами собой, когда «Якутск» резко кренился, или, наоборот, их заклинивало, и не представлял ось возможным открыть. Мачты скрипели, дрожали, и нередко обжатие льдов было столь сильным, что мореходы «теряли надежду на спасение, пробираясь то на парусах, то на веслах, распихиваясь шестами и даже окалываясь иногда пешнями, нередко удерживаемые на одном месте по нескольку суток», — вписал Лаптев в дневник. Через три дня «Якутск» прошел устье Оленька и еще через четыре зашел в бухту Нордвик, которую, несмотря на многие трудности, геодезист Никифор Чекин успел снять. И снова схватка со льдами при выходе в море, да такая, что «спасение с великим трудом получили». Каждый шаг, малейшая попытка вперед продвинуться давались с огромным трудом. Но крепки борта у «Якутска» и крепки духом те, кто ведет его дальше, на север.

Хмуро смотрит Харитон Лаптев на высокий скалистый берег Таймыра - ни подойти, ни пристать, а ведь пора подумать и о зимовье... Вскоре берег понизился, сгладился, но по-прежнему суров, неприютен он. Здесь уже побывал Василий Прончищев, но нынче ведется более точная съемка и более детальная опись.

Вскоре неподалеку от мыса Св. Фаддея «сплошные стоячие льды совсем прекратили дороги». Холодные дожди все чаще стали сменяться снегопадами, усилились заморозки... Теперь, перед сплошным ледовым полем, и безумец оставит всякую надежду дальше пройти... И Лаптев приказывает возвращаться в Хатангскую губу, на зимовку. Место нашли удобное, вполне подходящее - в маленькой бухточке между устьями небольших рек Блудной и Попигая. Лаптев спокоен: провизии для зимовки вполне достаточно — вовремя он позаботился, чтобы дощаники доставили сюда свои грузы. И, что тоже спасло людей от цинги, Лаптев строго следил за тем, чтобы люди, пусть даже и против желания, но все-таки ели строганину-сырую мороженую рыбу.

Зимой они на лавках в тепле не отсиживались. Лаптев решил использовать это время для обследования внутренних районов Таймыра и отправил боцманмата Медведева вместе с одним солдатом на реку Пясину для описи ее устья и берега моря к востоку от устья реки Таймыры. Более двух тысяч километров в оба конца проделали эти двое отважных, и только великая стужа при постоянных сильных ветрах заставила их вернуться в зимовье.

А по весне и геодезист Чекин на десяти нартах, погоняемых якутами и тунгусами, прихватив с собою на всякий случай оленей, пересек весь Таймыр с востока на запад. Остались его записки: «Ездил до реки Тайморы, и оною Таймурою до моря, и от нее около моря по морскому берегу к западу, около ста верст, где уже земля пошла к югу; а далее затем не поехал, что себе провианта и собакам корму стало мало очень, с которым далее, в безвестное место ехать было опасно...»

Но и так они сделали много! Ведь впервые удалось доказать, что Таймыра впадает в Карское море гораздо западнее, чем раньше предполагалось, западнее даже, чем думал Прончищев. И вот что еще: поход Чеки на утвердил Лаптева в мысли, что лучше всего опись берегов Таймыра делать не в летнее время - казалось бы, наиболее для того подходящее, а именно зимой, — как Чекин делал, по сухому пути. Надобно только о провизии и корме для собак как следует позаботиться. А то ведь вот Чекин почти всех собак потерял, пешком вернулся и в самой крайней нужде...

И все-таки Лаптев, отважный, упрямый Лаптев делает еще одну попытку пробиться через морские льды на запад - до Енисея. Летом 1740 года он с трудом миновал устье поздно вскрывшейся Хатанги и двинулся на север вдоль берега Таймыра. Проходя мимо открытой в прошлом году земли и принятой им за полуостров, установил, что на самом деле земля та отделяется от материка проливом. Это остров Большой Бегичев. А дальше все произошло в точности так же, как и в прошлогодней попытке: корабль вмерз в сплошное ледовое поле, потерял управление и отдался на волю ветрам и течению. Лед неумолимо тащил «Якутск» на север, беспомощный, «обламывающий и утопающий»...

Зима нагрянула рано и обрушилась на мореходов внезапными вьюгами, морозами, которых в такое время никто не ждал. Ледовое поле пришло в движение, в грохоте орудийной канонады стало дробиться и с ходу долбить деревянные борта «Якутска». Открылась сильная течь. Ни мгновения не медля, Лаптев отдает команду заделать пробоину. Матросы, стоя в ледяной воде, предпринимают отчаянные попытки спасти корабль. Для защиты от новых ударов вдоль бортов спустили на воду бревна. Но это только отсрочка. Ясно: корабль обречен. Лаптев приказывает провизию и теплые вещи сгружать спешно на лед.

Ночь была бессонной, тяжелой. Грохотал крушащийся лед, трещали обшивка, шпангоуты. В каюте Лаптева в дрожащем свете свечи проходит совет: покидать корабль или все-таки попытаться спасти его. Берег недалеко - в пятнадцати милях на запад, но по такому льду эти мили становились смертельно опасными. Корабль решили оставить.

Трое суток пробивались к берегу. Обмороженные и изможденные, тащили за собой тяжелые нарты и волокуши и бросить их не могли: холодная, голодная смерть ожидала первопроходцев без этого груза...

Но и земля, скованная морозом, пустынная, приюта им не дала. Плавника в тех местах не было, костров развести не смогли, кое-как выдолбили неглубокую яму и согревались в ней, прижавшись друг к другу. Ветер заметал их жестким, колючим снегом...

Лаптев понимал, разумеется, что здесь не выжить. Люди бросали работу, которую он поручал, и безвольно опускались на землю в предчувствии гибели. Лаптев поднимал их и сам брался за дело. Его пример увлекал товарищей, уверенность в свих силах постепенно к ним возвращалась. Увидев это, Лаптев объявил: «25 сентября выступаем в поход к месту прежней зимовки».

Но лишения на том не закончились. Преодолев уже почти половину пути, остановились перед рекой, по которой быстрое течение несло кружащийся лед. Лодок не было, переправиться они не могли, вернулись обратно. Только через месяц, когда река стала, изможденные, изверившиеся в надежде люди добрели до прежней зимовки. Не все дожили до этого дня...

Лаптев, углубленный в себя, молчалив, сосредоточен на собственных мыслях. Что ж, обогнуть Таймыр морем не удалось, и кто знает, удастся ли кому-нибудь в будущем. Но если хорошо подготовиться, использовав весь огромный, ценой неимоверных лишений приобретенный опыт, то можно попытаться описать берега Таймыра и с суши.

По весне три партии отправились в путь. Первым вышел в дальний поход Семен Челюскин - на трех собачьих упряжках. Его дорога лежала к устью реки Пясины, а потом вокруг северо-западного мыса к востоку - до устья реки Таймыры.

В противоположную сторону вышел Никифор Чекин, тоже на трех нартах. Ему Лаптев предписал двигаться восточным берегом на запад, обогнуть северо-восточный мыс и прибыть к устью Таймыры. Сам же Лаптев пошел на север - обследовать внутренние области восточного Таймыра.

Теперь, кажется, ему удалось предусмотреть все. На Таймыру, к месту условленной встречи партий, отправлено двенадцать нарт с провиантом и сушеным кормом для собак и, кроме того, еще семь нарт к Таймырскому озеру, а также и две нарты с провизией нарочно для Чекина. Всех остальных людей и экспедиционные грузы Лаптев отправил на ста оленях на Енисей, чтобы уж оттуда двинуться на Туруханск... Вряд ли кто еще мог так все продумать и организовать, как это сделал Харитон Прокофьевич Лаптев.

И вдруг неожиданно возвращается Чекин. И он, и его спутники почти совершенно ослепли от сияния белых снегов. Сделать он, можно считать, ничего не успел. Челюскин же вполне благополучно достиг Пясины и ее обследовал. А Лаптев, преодолев все невзгоды пути, добрался до устья Таймыры, определил его широту, дошел до северо-западного мыса, вычислив и его широту.

Ну а теперь, когда дело сделано, в Туруханск, на зимовку. А потом и в столицу. Кончилась ледовая одиссея. Открыт полуостров Таймыр, положено на карту более трех с половиной тысяч километров между Енисеем и Леной. Результат замечательный. Да, можно с гордо поднятой головой в Петербург возвращаться.

А что же брат его двоюродный, Дмитрий Яковлевич Лаптев? Где он? Куда его заметнула судьба? Что выпало на долю его?

Третий отряд Великой Северной экспедиции разделился. Одна партия, как мы помним, во главе с Прончищевым пошла на запад, другая, которую повел Питер Ласиниус, по происхождению швед, двинулась на восток. Осмотрительный Ласиниус, предполагая, что экспедиция может продлиться года два, а то и поболее, в первую зимовку сильно урезал паек, и в результате от скудной, однообразной пищи, а также и от недостатка движения - как же прав был Харитон Лаптев, заставляя своих людей через силу двигаться! - умер сам Ласиниус и еще около сорока человек. Остатки людей его, еле живые, с огромными трудностями добрались до Якутска.

Вот этих-то людей, а также и других, данных в его начало, возглавил лейтенант Дмитрий Лаптев. В последний день мая 1736 года он вышел из Якутска на трех дощаниках - больших, длиной до 28 метров, одномачтовых плоскодонках и без приключений спустился до устья Лены. Оставив здесь грузы, отряд дошел до трагического зимовья Ласиниуса, заново переоснастил палубный бот «Иркутск», сделал на нем попытку прорваться на восток, однако же безуспешную. После зимовки в пяти построенных юртах на Лене он вернулся в Якутск.

Положение отряда, его задачи - все было как бы в тумане для Лаптева. До Беринга, начальника всей экспедиции, далеко, до Петербурга во много крат далее, но Лаптев все же принимает решение отправиться в столицу и получить лично инструкции.

А в Адмиралтейств-коллегии, хоть и с понятием отнеслись к трудностям, о которых Дмитрий Лаптев рассказывал, о невозможности морем пройти на восток, все же на. стаивали на плавании. Вдобавок еще и польстили: такой добросовестный, искусный моряк, знающий тамошние места, — кому, как не ему, осуществить сие мероприятие? Кроме того, ему ведь дается полная власть, а руки при этом не связываются.

Весной 1739 года Дмитрий Лаптев спустился на «Иркутске» до устья Лены. Теперь в его экспедиции было около 60 человек, и все полны решимости одолеть сопротивление льдов.

И снова - непроходимый ледовый заслон. За день удавалось преодолеть не более пяти километров. В иные дни казалось, что вот, еще удар одной только льдины, и судну грозит неминуемая гибель. Ночи проходили еще томительней, еще напряженней. «3акрепясь за одну льдину, — записывал Лаптев, — ночь провели с великим беспокойством и страхом. На другой день, про рубившись и пробившись сквозь лед, пошли далее, непрестанно сопровождаемые льдами, лежавшими на севере, как пояс...»

Иногда, когда позволяла то обстановка, Лаптев приказывал спустить на воду шлюпку и отправлял людей для описи берегов, для поиска подходящей для отдыха бухты. И вот однажды моряки заметили, что возле берега вода стала пресной. Они не знали, что находятся как раз против устья Индигирки. С Романовым - одним из матросов, уже после того, как лодка вернулась, Лаптев отправляет нескольких человек на поиски устья реки: не может вода в море сама по себе пресной быть!

А они не вернулись. И на следующий день ждали напрасно. И еще пять дней вглядывались до боли в глазах, высматривая товарищей, ушедших на разведку, но тщетно. Исчезли бесследно...

Лишившись единственной, судя по всему, лодки, Лаптев оказался отрезанным от берега. А ему очень нужна была эта связь. Кто-то из корабельных умельцев предложил ободья, снятые с бочек, соединить жердями и обтянуть парусиной. Лодка не лодка, но плыть-то в таком сооружении, видимо, можно. Нашлись и смельчаки, вызвавшиеся таким способом разведывать берег.

Все шло относительно хорошо до тех пор, пока точно так же, таинственно и бесследно, не исчезла самодельная лодка под командой штурмана Михаила Щербинина. Лаптев мрачнее тучи. Щербинин был его первым помощником. Четверо суток ожидал их «Иркутск», силясь. на якорях удержаться на месте. Море сначала замерзло, прямо на глазах превратившись в ледяное гладкое поле, а потом нагрянувший шторм взломал лед и поволок судно от берега в море. Пятнадцать часов океан носил судно, грозя в любую минуту погибелью. Потом, более чем на сорок верст утащив от берега в противоположную сторону и словно вымотавшись, бросил его как раз против устья реки Индигирки, возле ее восточной протоки.

Отдав якорь, моряки переправились на берег и, к великому своему изумлению и еще большей радости, нашли всех товарищей, которых считали погибшим и, — и тех, кто пошел вместе с Романовым, и тех, кого увел с собою Щербинин! Но сколь же ужасен и жалок был их внешний вид... «Обмокшие, без огня и без пищи, они терпели жестокий холод и едва не умерли с голоду, питаясь травою и встречаемыми песцами...»

А до спасения было еще далеко. И Лаптев лучше других понимал это. Взятый запас дров давно уж иссяк, и на борту «Иркутска» едва ли было теплее, чем на берегу. Разве что от ветра можно было укрыться. Кроме того, усилились морозы и надежно сковали судно. До берега оставалось одиннадцать верст, но добраться до него, ввести «Иркутск» в Индигирку уже не оставалось возможности. Вопрос дней, а то и часов, когда неминуемое сжатие льдов судно раздавит...

Лаптев отдает приказание оставить судно и перебраться на берег. Там, на земле, шанс выжить еще остается.

Но только не здесь. Не на этой пустынной, мерзлой земле. Надо идти в поселение «Русское жило». Далек путь - 150 верст, но другого выхода нет. Этот переход они совершили и перезимовали успешно.

И даже в такое трудное время, когда приходилось бороться за жизнь, они не думали лишь о себе. Лейтенант Дмитрий Лаптев - человек долга, не забывает о том, ради чего он и его люди пришли на эти суровые берега. Ради России. Ради того, чтобы легла на карту земля ее во всей необъятности.

Отправляется в самостоятельную экспедицию геодезист Иван Киндяков. Он положил на карту бухту Буор-Хая и морское побережье до дельты Яны - около 500 километров! Солдат Алексей Лошкин, показавший себя изрядным картографом, тоже заснял около 500 километров - берег между Яной и мысом Святой Нос.

Своего главного дела - похода морем на восток Лаптев меж тем не забывал. Более всего его беспокоила судьба оставленного во льдах «Иркутска» — близилась весна, и при вскрытии льда судно, уже сильно и без того потрепанное, вряд ли останется в целости. Существовал и другой вариант экспедиции, предложенный в Петербурге: если окажется невыполнимой основная задача - идти на Колыму и заняться описанием ее берегов. Академик Миллер говорил как-то ему, что раз в старину русские мореходы ходили по морю в этих краях, нет причин и теперь не сделать того.

Так-то оно так, соглашался Лаптев и добавлял: «Суда по северному морю от Лены подле берегов выходили, но хотя б одно из них имело счастливое возвращение, или прошло в желаемый путь, тому, по видимым обстоятельствам, статься не можно, и по берегу, у реки Яны и у реки Индигирки, от устья к востоку и западу суда, выброшенные из моря с давних лет, и якоря и снасти и поныне есть, что видели высланные из бота служители, и следует, что они пропадали». Он так говорил, но все же в мыслях своих намеревался пройти тем путем. Если, конечно, «Иркутск» уцелеет.

План предполагаемой экспедиции Дмитрий Лаптев изложил в подробном письме и отправил с нарочным в Петербург, в Адмиралтейств-коллегию.

«Иркутск», брошенный на произвол судьбы, устоял. Это был великий подарок. Весной 1739 года Лаптев вышел из дельты Лены и пошел на восток. Только через месяц, преодолев ничтожное расстояние, он добрался до бухты Буор-Хая, глубоко врезавшейся в сушу, затем, обогнув острый мыс, попал в тесный канал, забитый плавающими льдинами, и в двадцатых числах августа, пройдя пролив, названный впоследствии его именем, вывел «Иркутск» в Восточно-Сибирское море. На подходе к тому проливу он открыл два небольших островка, нанес их на карту, назвал островами Меркурия и Диомида и уточнил координаты мыса Святой Нос, выяснив, что он располагается на 400 километров южнее, чем ранее предполагалось.

Тех островов больше не видели. Считалось, что померещились они Лаптеву и всем его людям, и только недавно удалось доказать: были они! Только к началу прошлого века море их источило и превратило в мелководные банки.

В июне 1740 года вернулся нарочный из Петербурга. В ответном письме, что он привез, говорилось: «Исполнять, усмотряя по тамошнему состоянию, с крайнею возможностью и ревностью, по наилучшему его рассуждению; а Чукотский Нос, ежели возможно, обходить водою; ежели ж, за препятствием от льдов, водою идти будет невозможно, то сухим путем». Забыли, напрочь забыли о Дежневе...

В этом же месяце с помощью местных людей, прорубив топорами, ломами в толстом льду канал длиною в версту, Лаптев вывел «Иркутск» на чистую воду. Казалось бы, теперь наконец путь на восток им открыт... Но внезапно матерый лед снова пришел в движение и выволок корабль на мель. И вновь тяжелый, изнурительный труд ради его спасения... С «Иркутска» временно сняли все, что было можно, даже мачты, спилили веский бушприт, сняли палубу до последней доски и только потом, подведя снизу ваги, подняли корабль. Мучительная же была эта работа - в ледяной воде и на морозных ветрах...

В последний день июля в который уж раз освобожденный от плена льдов «Иркутск» пошел на восток, и новая преграда... Нет, не дается океан смельчакам... «И проходя те густые льды, часто ботам об оные стучались и в страхе были, что проломит от тех ударов; но нужда была нам из них выходить». Что делать... Повернули обратно.

Зимовали у Нижнеколымского острога, в поселении, насчитывающем всего-то одиннадцать дворов. Но жить среди своих людей, даже и вдалеке от большого жилья, все-таки можно.

Летом Дмитрий Лаптев предпринял последнюю и уже отчаянную попытку пробиться к востоку. Месяцы выдались теплыми и как будто бы обещали успех. Но и на сей раз дальше Баранова Камня, лежащего чуть восточнее устья Колымы, пройти не удалось. Плотные, многолетние льды стояли на пути «Иркутска» стеной.

Работа по описи северной российской окраины проделана была колоссальная, однако сам Дмитрий Яковлевич считал в целом экспедицию неудачной: не удалось же пройти к Чукотскому Носу... Словно бы в долгу считал он себя.

Летом 1742 года он самолично описал Анадырь вплоть до устья. Лишь после того счел возможным вернуться в Петербург. Спустя семь лет после начала своей экспедиции. Вот тогда-то они и встретились с Харитоном Прокофьевичем.

Как же дальше судьба их сложилась? Харитон Прокофьевич дослужился до должности обер-штер-кригс-комиссара флота, а Дмитрий Яковлевич произведен был в контр-адмиралы. Даты его рождения и смерти, как ни обидно, ни странно, до сих пор не установлены. Видно, не оценили при жизни современники по достоинству труд, им проделанный.

А море Лаптевых - память о них. И не только о них, а и о тех еще, кто шел вместе с ними и сложил свои головы на далеких, холодных берегах российской окраины.

На своей земле. И ради нее.

Многие тысячи километров отделяют великолукскую землю от далекого арктического побережья страны. Немногим великолучанам удалось испытать суровость края вечной мерзлоты и прикоснуться к его несметным природным богатствам. Тем более отрадно, что у истоков освоения Арктики и Северного морского пути стояли наши талантливые земляки – двоюродные братья Дмитрий Яковлевич и Харитон Прокофьевич Лаптевы. Их вклад в исследование таинственной ледяной пустыни и тундровой зоны, в результате которого на карту были занесены ранее неизвестные реки и моря, острова и архипелаги, открыты морские и речные пути, получил достойную оценку. Имена отважных первооткрывателей запечатлены в названии моря Лаптевых, пролива Дмитрия Лаптева, соединяющего море Лаптевых Восточно-Сибирское море, берега Харитона Лаптева северо-западной части Таймыра, мыса Дмитрия Лаптева в дельте реки Лены и мыса Харитона Лаптева на острове Пилота Махоткина Многие поколения Лаптевых с достоинством и честью представляли свой российский род на многочисленных полях сражений с иноземными захватчиками. Их отменная служба в составе ополчения "за веру, за царя, за отечество" не осталась без внимания российских государей. Прадед братьев Лаптевых Петр Родионов, по прозвищу Несвитай, немало лет провел в непрерывных военных походах и битвах – "на коне, да с ним пара пистолей, да сабля, да человек в ношу с карабином". За верную службу ему на западном российском порубежье на берегах Ловати вблизи Великих Лук в приходе Слауйской церкви царь пожаловал небольшую вотчину. Со временем единое вотчинное владение великолукского дворянина оказалось разделенным на множество небольших имений, принадлежавшим его наследникам.

Во второй половине восемнадцатого столетия, к примеру, под Великими Луками представители рода Лаптевых владели небольшими селами Покарево, Болотово, Дудино, Андрейково, Лешихино, Захарево и другими с окружающими их деревнями. Так уж угодно было судьбе распорядиться, что почти одновременно у родных братьев Прокофия и Якова Лаптевых, владевших селами Покарево и Болотово, на свет появились наследники – сыновья, Харитон Прокофьевич, родившийся в 1700 году и Дмитрий Яковлевич, родившийся в 1701 году. Их детство совпало с бурным процессом петровских преобразований в стране, что оказало несомненное влияние на формирование взглядов и характера мальчиков. С ранних лет они потянулись к наукам. Первыми наставниками и проводниками знаний были священники Слауйской Троицкой церкви. Жажда знаний привела юных братьев в строящуюся новую столицу государства – Петербург. Здесь их дядя, Борис Иванович Лаптев, находился на государственной службе, исполнял почетную должность корабельного мастера галерных верфей.

С раннего детства мечтой о море жили и юные Лаптевы с берегов реки Ловать. Поэтому, как только по указу Петра I среди дворянских недорослей "яко живущих при водяных сообщениях" был объявлен набор в только что созданную Петербургскую Морскую академию, братья Лаптевы стали ее первыми учениками. Успешно освоив теоретический курс Морской Академии, юные моряки производятся в гардемарины (чин в русском Военно-морском флоте при направлении на флотскую практику) и зачисляются в Балтийский флот.

Дмитрий Лаптев начал военную службу успешнее брата – через два года после окончания академии его пожаловали в мичманы, а вскоре за особые заслуги в морских науках – в унтер-лейтенанты и назначили командиром корабля. С 1725 года молодой офицер служит на военном корабле "Фаворитка", затем в течение двух лет выполняет обязанности командира фрегата "Святой Яков", пакетбота заграничного плавания и, наконец, фрегата "Россия".

Харитон Лаптев после получения унтер-офицерского чина подштурмана плавал на судах Балтийского флота и только через шесть лет был произведен в офицеры, удостоившись звания мичмана. В 1730 году морскому офицеру доверили командование отдельными кораблями, а спустя четыре года ему довелось впервые участвовать в военных действиях русского флота при осаде Данцига.

Однако звездный час братьев Лаптевых наступил отнюдь не в боевых сражениях, а в сугубо мирных делах – экспедициях по изучению Крайнего Севера. Их постоянно тянуло навстречу неизведанному. Еще при жизни Петра I было задумано составить подробную карту всего северного побережья страны. Весомую лепту в выполнение этой жизненно необходимой для России задачи внесли и отважные мореходы Лаптевы.

С 1736 года Дмитрий Лаптев руководит одним из северных отрядов второй Камчатской экспедиции. Вскоре к исследованию Арктики привлекается и Харитон Лаптев. Несмотря на суровые климатические условия, походно-бытовые неудобства, болезни и гибель личного состава участников экспедиции и судов задания были выполнены. В результате плаваний и сухопутных походов 1739–1742 гг. отрядом Дмитрия Яковлевича Лаптева было проведено описание морского побережья от устья Лены до мыса Большой Баранов (к востоку от устья р. Колыма), бассейна и устья р. Анадырь, пути по суше от Анадырского острога до Пенжинской губы. Им же проводилась съемка рек Большой Анюй и Анадырь.

В это же время другой северный отряд второй Камчатской экспедиции, руководимый Харитоном Прокофьевичем Лаптевым, провел описание полуострова Таймыр от устья реки Хатанга до устья реки Пясина, открыл и описал некоторые близлежащие острова.

Но Дмитрий и Харитон Лаптевы не ограничились только съемками береговой линии. Они показали себя вдумчивыми исследователями, собрав богатейшие в научном отношении материалы о морях, климате, животном и растительном мире далекого и сурового края. Их дневники не утратили интереса до наших дней. В "Записках Харитона Лаптева", изданных впервые в 1851 году, и переизданных в наше время, в 1982 году, дается этнографическое и хозяйственное описание малых народностей полуострова Таймыр.

По окончании экспедиции мужественные мореплаватели продолжили службу на Балтийском флоте. Харитон Лаптев участвовал в составлении "Генеральной карты сибирским и камчатским берегам", затем снова плавал на кораблях. В 1752 году в чине капитана назначается помощником начальника вновь открывшегося Морского кадетского корпуса. В период Семилетней войны 1756–1762 гг. командовал боевым кораблем, а после войны капитан-командир (капитан 1-го ранга) Харитон Прокофьевич Лаптев был назначен главным интендантом Балтийского флота. Но в этой должности ему довелось пробыть недолго: 21 декабря 1763 года он скончался.

Дмитрий Яковлевич Лаптев по возвращении из северной экспедиции много труда вложил в строительство морского порта в Кронштадте, организовал школу для обучения детей мастеровых. В апреле 1762 года в чине вице-адмирала Дмитрия Лаптева "за старостию и болезнью" увольняют со службы. Поселившись в небольшом поместье под Великими Луками, он часто посещал своих друзей по Северной экспедиции.

В высочайшей степени честный, скромный и заботливый человек, Дмитрий Яковлевич многим помогал материально, просил Сенат о денежной помощи неимущим бывшим участникам Великой Северной экспедиции. Узнав о тяжелом материальном положении семьи покойного друга, известного русского мореплавателя, участника экспедиции Алексея Ильича Чирикова, он тут же подает прошение на имя императрицы, а в обращении в Великолукскую провинциальную канцелярию и к директору банка ходатайствует о перечислении своей адмиральской пенсии в счет погашения долга Чириковых.

Этим документом, датированным сентябрем 1767 года, и исчерпывались все сведения о дальнейшей судьбе нашего земляка. Дата смерти, место захоронения отважного мореплавателя никому не были известны, и, казалось, что эта тайна так навсегда и останется тайной. Долгие годы географы, историки, краеведы, в том числе и авторы многих научно-популярных статей и книг о братьях Лаптевых Иван Венедиктович Глушанков и Владилен Александрович Троицкий вели безуспешный поиск документов, связанных с последними годами его жизни. Энциклопедии, специальные справочные издания, краеведческая литература до настоящего времени предположительно указывают дату смерти всемирно известного флотоводца второй половиной 1767 года или вообще ничего о ней не сообщают. Однако в очередной раз завесы таинственности помогли приоткрыть архивные документы – бесстрастные хранители национальной памяти.

В канун 825-летия первого упоминания Великих Лук в отечественных летописях после длительных поисков сотрудниками Великолукского филиала Госархива Псковской области обнаружена подлинная метрическая запись, зафиксировавшая смерть мужественного мореплавателя. В части третьей "Об умирающих" метрической книги Троицкой церкви погоста Слауй Великолукского уезда за 1771 год под № 2 местным священнослужителем записано: "(умер) 20 генваря (1771 года) сельца Болотова дворенин Дмитрей Яковлев сын Лаптев, 70 лет".

Архивная находка дает обоснование кровной связи с великолукской землей братьев Лаптевых. Она поможет благородным стремлениям юных географов и краеведов нашего края, уже давно стремящихся увековечить память об отважных мореходах на их родной земле.

Архивные документы позволяют нагляднее представить связь с великолукским краем и единственного сына Харитона Лаптева - Капитона. В молодом возрасте, в звании капитана, он вышел в отставку и поселился в родовом имении Покарево. В гражданских условиях К.X. Лаптева ждало новое сугубо мирное назначение.

В чине коллежского асессора он в последней четверти XVIII столетия являлся великолукским почтмейстером. Пришлось ему заниматься и строительством в Великих Луках так называемого "екатерининского дворца", связанного с путешествием императрицы Екатерины II в новоустроенные российские губернии летом 1780 года. Такие "путевые дворцы" ставились в уездных городах и почтовых станциях по всему Старо-Белорусскому тракту.

Исполняя волю начальства, великолукский исправник Капитон Лаптев зимой 1779 года на собственные средства с величайшей поспешностью возвел недалеко от великолукской крепости "дворец" – одноэтажный деревянный дом на 5 комнат с крыльцом. По окончании строительства "дворца" высшие сановники "ничего недостаточного и хулы достойного в нем не нашли". Ситуация изменилась через три года. Великолукский почтмейстер был обвинен в некачественном строительстве "дворца" и в 1784 году был принужден "собственным его иждивением" перестроить это здание. При большом пожаре, случившемся в 1807 году, Лаптевский "екатерининский дворец" полностью сгорел вместе с грудами старинных бумаг, хранившихся в подвале.

Смерть Капитона Харитоновича Лаптева последовала 18 апреля 1814 года в возрасте 74 лет, о чем сделали соответствующую запись в метрической книге Одигитриевской церкви села Новобогородицкое местные священнослужители. Тогда же, вероятно, прах главного почтового работника Великолукского уезда был предан земле на Новобогородицком кладбище. Возможно краеведам со временем удастся отыскать след его могилы, как и могилы мореплавателя Дмитрия Яковлевича Лаптева на Слауйском кладбище.

После смерти К.X. Лаптева владельцем Покарево и крестьянами деревень Болагино, Нигиреево и Давытково стал его воспитанник аудитор Иван Еремеев. Имения других Лаптевых (в том числе и Дмитрия Яковлевича Лаптева) постепенно перешли к другим помещикам, и на начало двадцатого столетия в списке Псковской губернии Фамилия Лаптевых уже вовсе не значилась.