С н марин и его произведения. Марин, сергей никифорович - биография. Отрывок, характеризующий Марин, Сергей Никифорович
Каподистрия Иоанн (Иоаннис) Антонович - граф, греческий и русский государственный деятель и дипломат. Статс-секретарь по иностранным делам Республики Семи Соединенных островов (1803-1806). В 1809-1827 годы состоял на российской дипломатической службе. В 1815 году получил звание статс-секретаря по иностранным делам и с 1816 года управлял (совместно с К.В. Нессельроде) министерством иностранных дел.
Президент Греции (1827-1831). Пал жертвой заговора (1831). Граф Иоанн, или, как его называли на русской службе, Иван Антонович Каподистрия, родился 31 января (11 февраля) 1776 года в старинной греческой аристократической семье на острове Корфу. В 1794 году он поступил в университет в Падуе, где получали образование дети ионической знати. В Падуе и других городах Италии Каподистрия около четырех лет изучал медицину и одновременно слушал курсы по политическим наукам, праву и философии. Вернувшись на родину, Иоанн некоторое время врачевал, а вскоре целиком отдался политической деятельности. В 1803-1806 годах он занимал важную должность государственного секретаря Республики Семи Соединенных Островов - первого в новой истории самостоятельного греческого государства, созданного на Ионических островах. Как один из руководителей республики Каподистрия сотрудничал с представителем России на островах Г.Д. Мочениго. Деятельность молодого политика была отмечена в Петербурге. После передачи Ионических островов по Тильзитскому договору 1807 года Франции Каподистрия получил приглашение перейти на русскую службу. В первые годы пребывания Каподистрии в России ничто не предвещало ему быстрой карьеры. Он стремился получить такое место на русской дипломатической службе, которое снова приблизило бы его к родине и семье. Каподистрия просил Н.П. Румянцева назначить его или министром-резидентом в Милан, или в Молдавию и Валахию, "для трудов преимущественно по части статистики, торговли и наук". 20 апреля (2 мая) 1809 года бывший государственный секретарь Ионической республики был причислен в чине статского советника к коллегии иностранных дел без какой-либо определенной должности. Канцлер Н.П. Румянцев эпизодически поручал Каподистрии составление различных записок, главным образом по вопросам восточной политики России и положения на Балканах и в Средиземноморье. Человек незаурядных способностей и ума, Каподистрия все свободное время использовал для занятий философией, педагогикой, политикой. Петербургский климат, вынужденное бездействие, материальные трудности отразились на здоровье Иоанна Антоновича, и он добился в августе 1811 года назначения его сверхштатным секретарем русского посольства в Вене, куда прибыл в начале октября того же года. Благодаря трудолюбию, служебному рвению, знаниям и способностям Каподистрия завоевал расположение и доверие российского посланника в Вене Г.О. Штакельберга. В начале мая 1812 года Каподистрия получил депешу от Румянцева с указанием немедленно отправиться в Бухарест в распоряжение главнокомандующего адмирала П.В. Чичагова. Каподистрия прибыл в Бухарест в начале июня 1812 года и возглавил дипломатическую канцелярию адмирала. Участок этот был важным и ответственным. Накануне и в первые месяцы Отечественной войны 1812 года канцелярия фактически выполняла функции ближневосточного и балканского отделов МИД России. Вместе со всей армией Каподистрия проделал тысячеверстный путь от Дуная до Березины. Он мужественно переносил лишения и опасности походной жизни, усугублявшиеся суровой зимой. После освобождения от врага территории России Дунайская армия (теперь она называлась 3-й армией) продолжила военные действия в Польше. Здесь во время осады Торуни Каподистрия познакомился с генералом М.Б. Барклаем-де-Толли, в феврале 1813 года назначенным командующим армией вместо Чичагова. Вскоре Иоанн Антонович завоевал полное доверие знаменитого полководца. По словам биографа Каподистрии, Барклай-де-Толли "имел особенное к нему уважение"... В конце 1813 года армии союзников приблизились к границам Франции. В предстоящих военных операциях для союзных держав важно было обеспечить содействие или хотя бы нейтралитет Швейцарии. Для ведения переговоров с швейцарскими властями Россия и Австрия решили послать своих уполномоченных. Выбор царя пал на Каподистрию, с которым он близко познакомился во время кампании в Германии. Александр I напутствовал его: "Вы любите республики, я также их люблю. Теперь надобно спасти одну республику..." Получив все необходимые инструкции, в ноябре 1813 года Каподистрия под видом путешественника отправилс
я в Швейцарию. Успешно выполнив свое официальное поручение, он попутно выступил в роли посредника во внутриполитической борьбе в Швейцарии. После выполнения своей чрезвычайной миссии Каподистрия еще около полугода провел в Швейцарии в качестве посланника России. Каподистрия, использовав "конституционную дипломатию", помешал Австрии расчленить швейцарские кантоны. В результате в Швейцарии было восстановлено монархическое правление. В октябре 1814 года Каподистрия по указанию царя прибыл в Вену. Формально он не входил в число уполномоченных России на Венском конгрессе. Фактически же все наиболее сложные и ответственные дела поручались именно ему. На протяжении девяти месяцев работы конгресса, имея столь серьезных противников, как Меттерних, Талейран и Каслри, Каподистрия с большим искусством добивался выполнения царской программы послевоенного устройства Европы. Во время Венского конгресса Александр нередко советовался с ним по наиболее сложным политическим вопросам и тактике дипломатических переговоров. 14 сентября 1815 года в Париже Александр I, австрийский император Франц I и прусский император Фридрих Вильгельм III подписали так называемый "Акт Священного союза", по которому его участники обязались "во всяком случае и во всяком месте... подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь". Доверие и расположение к нему Александра I все более увеличивались. 11 сентября 1815 года царь подписал указ о назначении Каподистрии статс-секретарем по иностранным делам. Ему были поручены заключительные мирные переговоры с Францией. От имени России Каподистрия подписал Парижский мирный договор от 20 ноября 1815 года. "Каподистрия сыграл большую роль в переговорах по заключению 2-го Парижского мира в 1815 г. - именно ему Франция обязана главным образом смягчением первоначальных жестких условий, выдвинутых союзниками", - отмечает американская исследовательница Кеннеди-Гримстед. В переговорах в Париже российские уполномоченные Каподистрия и Разумовский, вопреки позиции Англии, настаивали на необходимости ясно заявить в преамбуле договора, что под восстановлением легитимного порядка, временно низвергнутого Бонапартом, подразумевалась не только "законная королевская власть", но и "конституционная хартия". Александр I не хотел поднимать греческого вопроса на Венском конгрессе. Однако он быстро согласился на придуманную Каподистрией новую, весьма завуалированную форму помощи грекам. Иоанн Антонович предложил открыть в Вене подписку для "оказания пособия молодым грекам, которые жаждут образования". Античность была в моде. Поэтому мысль о возрождении греческого образования, исходившая от победителя Наполеона, была с энтузиазмом подхвачена. Сам Александр I назначил для этой цели ежегодную сумму в 200 голландских червонцев, русская императрица - 100 червонцев, другие государи, их министры, сановники и вся аристократия рангом ниже последовали их примеру. Эта подписка положила начало греческому обществу "Филомузос Этерия" ("Общество любителей муз"). 10 октября 1815 года Каподистрия писал своей знакомой Р. Стурдзе: "Государь желает иметь меня при своей особе. Зачем? Затем, чтобы пользоваться мною как орудием в деле великих реформ в своей империи". В январе 1816 года Каподистрия вернулся в Петербург. Здесь в доме на Дворцовой площади его уже ждали апартаменты, которые прежде занимал государственный канцлер Н.П. Румянцев. Как пишет А.А. Васильчиков, он сделался "любимым статс-секретарем, доверенным советником и, можно сказать, другом императора. Совершенное его бескорыстие в денежных и служебных отношениях, всегдашняя скромность, воздержанность и большая откровенность, ловко соединенная с чувством повиновения, с каждым днем укрепляли и увеличивали его влияние на Александра Павловича". 9 (21) августа 1816 года Каподистрия был назначен управляющим Министерством иностранных дел. Александр I высоко ценил дипломатические способности Каподистрии. Кроме того, в глазах Александра грек, не имевший в России ни семьи, ни собственности и полностью зависевший от его расположения, должен был служить ему со всей преданностью и старанием Управление Министерством
иностранных дел И.А. Каподистрия делил с другим статс-секретарем - К.В. Нессельроде. В ведении Каподистрии находились отношения России с восточными странами, включая Османскую империю, в ведении Нессельроде - сношения России со странами Запада. Но практически функции Каподистрии были гораздо шире. Французский поверенный в делах Ламуссе 3 апреля 1816 года писал: "Господин Нессельроде обычно связан с дипломатическим корпусом и ведет официальные беседы, но ничего сегодня не делается без господина Каподистрии, у которого тайком получают частную аудиенцию". Каподистрия был известен не только в дипломатических кругах. Он имел репутацию умного и просвещенного человека, покровителя наук и искусств, был широко известен среди литераторов, являлся почетным членом известного литературного кружка "Арзамас", в который входили А.С. Пушкин и В.А. Жуковский, в 1818 году был избран членом Петербургской Академии наук, удостоился весьма лестных оценок со стороны Жуковского и Н.М. Карамзина. Последний называл Каподистрию "умнейшим человеком нынешнего двора". Сразу же после опубликования в 1816 году "Акта Священного союза" российское правительство развернуло кампанию по разъяснению его идей и целей и вовлечению в него новых членов. В письме Г.О. Штакельбергу от 31 января 1817 года Каподистрия называет "существующие договоры и главным образом Акт от 14 сентября... единственной системой, которая может спасти человечество". Однако, считал Каподистрия, "она требует неуклонной бдительности и постоянного внимания... ко всему, вплоть до малейших деталей". Конституционные увлечения Александра I и Каподистрии нашли свое воплощение в конституции Царства Польского (1815), которая, несмотря на известную ограниченность, обеспечивала более благоприятные условия для развития Польши, чем те, что были в самой Российской империи. Каподистрия участвовал в составлении текста речи, произнесенной Александром I в Варшаве 15 марта 1818 года, в которой было обещано распространить конституционные порядки "на все страны Провидением попечению моему вверенные... когда начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости". В восточных делах Каподистрия был сторонником активных действий. Он подготовил план русской политики в отношении Турции. Статс-секретарь считал, что Сербия, Валахия и Молдавия должны были превратиться в почти полностью не зависимые от Турции государства, объединенные в политический союз и находящиеся под совместным покровительством всех великих держав. Впоследствии должно быть создано также греческое государство. Однако Александр I отверг план Каподистрии. Осуществить его мирным путем было невозможно, а русско-турецкая война могла привести к ослаблению Священного союза и содействовать росту революционного движения в Европе. Возражения Каподистрии, пытавшегося доказать возможность сочетать защиту вооруженной рукой "великих интересов России на Востоке" с сохранением и укреплением "европейского союза", были оставлены без внимания. Поэтому в инструкциях послу в Турции предписывалось "тщательно устранять всякую возможность или повод к войне, даже если бы она основывалась на самых неоспоримых правах". Таким образом, надежды Каподистрии на кардинальные перемены в положении балканских народов не оправдались. Касаясь перспектив переговоров с Портой, Каподистрия писал в начале 1820 года: "Я не осмеливаюсь ожидать больших результатов. Потому что ничего не добиваются от турок только с помощью слов. По существу мы ничего не делали, как только занимались болтовней с людьми, которые не могли поверить нам на слово". 11 октября 1820 года открылся конгресс пяти союзных держав в Троппау, где предстояло обсудить вопрос о неаполитанской революции. Основная борьба на конгрессе развернулась между Каподистрией и Меттернихом. Каподистрия полагал, что Австрию не следует допускать к решению политических вопросов на Апеннинском полуострове без участия России, Пруссии, Франции и Великобритании. В его записке от 21 октября 1820 года "законность" вмешательства, вплоть до применения насильственных средств, признавалась лишь при условии согласия всех пяти союзных держав. Предложен
ия Каподистрии, особенно о форме правления в Неаполе, отвечавшие национальным интересам этой страны и сохранению там конституционного строя, вызвали резкое недовольство австрийских представителей. Позиция Каподистрии не встретила поддержки со стороны царя. Рост революционного движения в Европе, волнения в России развили у Александра I болезненную подозрительность. Он видел во всех этих событиях "руку" некоего "парижского центрального комитета", который якобы направлял деятельность революционеров разных стран. Подписанный участниками конгресса протокол санкционировал военную оккупацию Австрией Неаполитанского королевства. В начале января 1821 года переговоры из Троппау были перенесены в Лайбах. Позиция российского кабинета в Лайбахе складывалась под воздействием, с одной стороны, линии Каподистрии на мирное урегулирование неаполитанских дел, а с другой - стремления Александра I к более тесному сближению с Австрией и постепенного усиления влияния Нессельроде при дворе. В записке царю от 2 января 1821 года Каподистрия продолжал настаивать на необходимости отмежеваться от политики, проводимой Австрией, так как ее правительство, прикрываясь авторитетом и именем союзников, в действительности преследовало в Италии корыстные и эгоистические цели. Начатая по решению конгресса австрийская интервенция в Неаполе, а затем в Пьемонте, в результате которой там были восстановлены абсолютистские режимы, стала новым ударом по позициям Каподистрии в царском правительстве. В марте 1821 года в Греции началось восстание под предводительством Александра Ипсиланти. 19 марта в Лайбахе Александр I получил от Ипсиланти письмо с призывом прогнать турок из Европы и обрести титул освободителя Греции. В глазах Александра I Каподистрия был не только "поверенным в делах" греков, но и его министром "по греческим делам", несшим персональную ответственность "за поддержание спокойствия" среди христианских подданных султана, и в частности греков. Через два дня Каподистрия дал официальный ответ на письмо Ипсиланти, в котором выступление греков решительно осуждалось. Ответ, безусловно, выражал позицию царя. Свою задачу Каподистрия видел в том, чтобы сделать русскую политику более благоприятной для Греции и помешать вмешательству в ее дела Англии и Австрии на стороне Порты. Отказ Александра I от решительных действий в восточном вопросе явился политическим поражением для Каподистрии. После августа 1821 года его служебный статус непрерывно понижался. Отношения между царем и министром становятся натянутыми. Однако несмотря на охлаждение личных отношений и определенное недоверие к Каподистрии, Александр I отдавал должное уму и дипломатическому таланту министра. Царь готов был по-прежнему пользоваться его услугами при условии, разумеется, что Каподистрия будет послушным исполнителем его "предначертаний". Сам же Каподистрия, видимо, не переставал надеяться на то, что развитие событий в конце концов заставит Александра I согласиться на "понудительные меры" против Порты. Весной 1822 года, несмотря на решительные возражения Каподистрии, Александр I принял предложение Меттерниха о проведении в Вене конференции держав по восточному вопросу. Каподистрия считал, что дальнейшее согласование дипломатических шагов России с австрийской политикой будет иметь неблагоприятные последствия для Греции. Каподистрия решил отстраниться от этих дипломатических мероприятий и не принимать участия в их подготовке и обсуждении на служебных докладах. Через некоторое время царь во время частной аудиенции, данной Каподистрии, предложил ему отправиться снова "для поправления здоровья" на воды, оставшись формально при своей должности. Это решение о фактической отставке Каподистрии было принято в мае 1822 года. Здоровье Каподистрии в это время действительно ухудшилось. На всех ступенях своей необычной карьеры в России Каподистрия оставался патриотом Греции: "Я никогда не откажусь от первой и самой священной из моих обязанностей: служить моей родине". Его глубоко волновали и интересовали внутренние силы и возможности восставшей Греции. Иоанн Антонович писал после начала греческой революции своему
ионическому корреспонденту Д. Ромасу: "Возрождение и действительная независимость народа могут быть только его собственным творением. Помощь извне может ее упрочить, но не создать". При выборе форм политической организации греки должны тщательно избегать всего, что может напугать страны Священного союза. Каподистрия пользовался большим авторитетом у себя на родине. В январе 1820 года они направили к нему в Петербург Эммануила Ксантоса, который передал Иоанну Антоновичу просьбу возглавить Гетерию. Каподистрия отказался, ибо считал, что будет полезнее для общего дела на посту статс-секретаря. Получив бессрочный отпуск, Каподистрия жил в Женеве с 1822 года до начала 1827-го. Женевский период его жизни очень мало изучен, но, вероятно, этот греческий патриот, тесно связанный с русским обществом и русской внешней политикой, не сидел без дела. Не случайно Женевский филэллинистический комитет все время оказывал грекам совместно с французским комитетом эффективную помощь деньгами, оружием, боеприпасами и продовольствием. 1 апреля 1827 года в Трезене (Тризине) в момент тяжелого кризиса греческой революции открылся общий Национальный конгресс. На пост президента Греции был избран Каподистрия. Новый президент, прибывший в Грецию в январе 1828 года, развил бурную деятельность. До этого он ездил по Европе в надежде получить новые займы для пополнения опустошенной греческой казны. В своем обращении к греческому народу Каподистрия обещал установить справедливое правление, способное "защитить народ от ужасов анархии и доставить ему возможность постепенно совершить дело национального и политического возрождения". В апреле 1828 года началась Русско-турецкая война, которая стала главным внешним фактором успешного завершения борьбы Греции за национальное освобождение. Ко времени объявления Лондонской конференцией 1830 года независимости Греции там уже была создана регулярная армия, учрежден Национальный банк, принят ряд мер для подъема земледелия и торговли, началась раздача крестьянам части государственных земель, конфискованных у турок, преобразованы судебная и образовательная системы. Таким образом, актом Лондонской конференции Европа признавала независимость Греции, фактически уже существовавшую в течение по меньшей мере двух лет. 9 октября 1831 года в Навплионе Каподистрия был убит людьми, связанными с западноевропейскими державами.
Сергей Никифорович МАРИН (1776-1813)
Mарин Сергей Никифорович(18.01.1776-9.02.1813)-известный русский поэт, политический и военный деятель. Родился в Воронеже, в старинной дворянской семье. Отец-Никифор Михайлович Марин- воронежский вице-губернатор, с 1798г.-назначен губернатором в Новгородскую губернию. Творческое наследие С.Н.Марина включает в себя ок.200 стихотворений, пародийную трагедию,Превращённая Дидона" (по мотивам,Энеиды"Вергилия),и две переводные трагедии с французского- Лонжпьера,Медея"и,Меропа" Вольтера. Марин по праву считается поэтом- сатириком. Однако, кроме сатир, пародий и эпиграмм мы находим у него песни и романсы, дружеские послания и посвящения, мадригалы и экспромты. Служба М.в гвардии, его незаурядный ум, блестящие способности стихотворца открыли ему двери лучших домов и салонов Петербурга. Он становится своим человеком в доме известного мецената, директора петербургских театров А.Л. Нарышкина, в литературном салоне А.Н. Оленина. В числе его друзей такие известные поэты, как Н.И.Гнедич,А.А.Шаховской,К.Н.Батюшков,И.А.Крылов,П.А.Катенин,Д.В.Давыдов,П.А.Вяземский. Среди военных наиболее близкими людьми ему были граф М.С. Воронцов, сын знаменитого полководца А.А.Суворов, полковник Преображенского полка Д.В. Арсеньев. В 1805 г. С.Н.Марин пишет,Преображенский марш",тот самый, с которым русские войска в 1814 г. вступили в Париж. В 1808г. Вместе Г.Р.Державиным,И.А.Крыловым,К.Н.Батюшковым,А.Н.Олениным,А.А.Шаховским С.Н.Марин издаёт в Петербурге журнал,Драматический вестник",где печатает ряд своих стихотворений, а несколько позже переводит трагедию Вольтера,Меропа",которая с успехом ставилась на петербургской сцене со знаменитой Е.С.Семёновой в заглавной роли. В марте 1811 г.в Петербурге открыто литературное общество,Беседа любителей русского слова", куда С.Н.Марин был принят одним из первых. В возрасте14 лет, в 1790 г. Марин зачислен в лейб-гвардии Преображенский полк, в 1797г. произведён в портупей- прапорщики, но через месяц личным указанием Павла I разжалован в рядовые- однако вскоре им же в звании прапорщика восстановлен.В ночь с 11 на 12 марта 1801 г. при активном участии С.Н.Марина(он возглавлял в ту ночь отряд преображенцев в карауле дворца) был в результате заговора убит император Павел I. В1805 г. Марин-поручик, участник Аустерлицкого сражения, был тяжело ранен и награждён золотой шпагой,За храбрость".В 1807 г. в чине штабс-капитана и звании флигель-адъютанта был контужен в бою под Фридляндом, отмечен за храбрость орденом св.Владимира 4-й степени и золотой медалью. При заключении Тильзитского мира Марин посылается в Париж с депешей от Александра I к Наполеону. В июле 1809 г. Марин произведён в полковники и прикомандирован к особе принца Георга Ольденбургского, женатого на сестре Александра I. Во время Отечественной войны 1812 г.Марин состоял дежурным генералом при армии П.И. Багратиона. Вскоре после Бородинского сражения С.Н.Марин скончался от ран и похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. А.С.Пушкин, С.Т.Аксаков, Л.Н.Толстой, Ф.М.Достоевский и другие писатели нередко упоминали Марина- так, в,Войне и мире"Л.Толстого(том III, гл. XXII); популярную песню поэта,Лилу обожаю" Достоевский в несколько изменённом варианте использовал в,Братьях Карамазовых" (,Смердяков с гитарой")и пр. С.Н.Марин имел младших братьев Аполлона Никифоровича и Евгения Никифоровича. Сын Аполлона Никифоровича, Александр Аполлонович Марин, оставил интересные воспоминания о своих встречах с императором Николаем I и государыней императрицей, имевших место летом 1837г. в Петергофе, когда А.А.Марин находился там на манёврах как кадет лейб-гвардии Павловского полка (см./Кадет об Императоре Николае I. Письмо Александра Аполлоновича Марина к отцу А.Н.Марину//Русская Старина,1897,№4,стр.49-51). Наиболее полные издания сочинений С.Н.Марина:
Использованы материалы книги: Сухарева О.В. Кто был кто в России от Петра I до Павла I, Москва, 2005
Марин Сергей Никифорович
Портрет О. Кипренского. масло
САТИРЫ
Какая бы тому, Капнист, была причина,
Что умным мыслит быть последний дурачина?
Что глупый, всех людей судя своим умом,
За глупость их готов отправить в Желтый Дом?
Педант пред прочими ученостью гордится,
Надут латынею, лишь греками божится;
Аристотеля он с доски знав до доски,
Умы все вешает на собственны вески,
И, книги древние своей считая славой,
Уверен, что без них дурак рассудок здравый!
Но щеголь, напротив, не хочет век читать;
Все знание его - о модах рассуждать;
Блаженство ставит в том, живя на белом свете,
Чтоб лихо пронестись четверкою в карете,
Иль, в санках развалясь, резвиться с пристяжной.
Доволен быв своей курчавой головой,
Свое невежество за разум принимает
И всех ученых он с Кутейкиным равняет!
Ханжа, что, ослепив духовного отца,
Мнит, лицемерствуя, обманет и творца;
Пороки кроет он одеждою смиренья
И, грабя ближнего, льет слезы сокрушенья!
Развратный, не имев ни веры, ни стыда,
Помыслить о душе не хочет никогда;
Законом ставит он одни свои забавы
И утверждать готов, что нам не нужны нравы.
Что ад и сатана лишь вздорные слова
И что у набожных пустая голова.
Кто б, словом, ни хотел взять на себя работу,
Чтоб следовать умов различных обороту,
Тот легче б счел людей, что в весну лекаря
На тот отправят свет, леченьем уморя,
Иль тех, которые бездушными судьями
Ощипаны кругом и пущены с сумами.
Чтоб время не терять напрасно в пустяках,
То мысль мою сказать хочу я в двух словах:
Хоть древних мудрецов сей мыслию обижу,
Но мудрости прямой на свете я не вижу.
Все люди с придурью,- и, чтоб решить скорей,
Тем рознятся они, что кто кого глупей.
В дремучем как лесу постигнет тьма ночная,
Блуждают путники, излучин в нем не зная,
И без водителя дороги не найдут,
Одной ошибкою все в разный путь идут;
Так в свете смертные кривой тропинкой ходят
И, заблуждался, толкаются и бродят.
Тот умничает здесь, глупцами ставит нас,
Кто, слыв разумником, глупее всех сто раз,
Хоть странности сии в нем каждый замечает,
Но глупость всяк свою за разум выставляет,
И, разуму сему дав волю над собой,
Он добродетелью порок считает свой.
К числу людей таких льзя множество причислить.
По мне же, тот умен, кто умным быть не мыслит;
Других прощает он, к себе же быв жесток,
Ошибки видит все и судит свой порок.
Но где найтить людей к себе без снисхожденья?
Скупяга, занятый хранением именья,
Всю жизнь у сундуков проводит на часах
И нужды терпит все, зарывшися в мешках;
Но денег собранных не видя он ничтожность,
Дурачество свое берет за осторожность.
Скупого дураком честит с усмешкой мот,
Сам деньгам позабыв и цену он и счет,
Не мыслит, что семью тащит с собою в бедство;
Для прихотей своих отцовское наследство
Спеша скорей прожить, скупает всякий вздор,
Сбирает бронзы он, картины и фарфор;
Иль, вкус свой обратя на новые предметы,
Меняет лошадей, коляски и кареты,
И деньги за окно как сор метать готов.
Скажите ж, кто глупей из этих дураков?
«Они рехнулися»,- игрок мне отвечает,
А сам за картами век целый провождает;
От двойки загнутой ждет участи своей
Иль мыслит получить богатство от костей.
В надежде сей других он судит хладнокровно.
Тут двойку соника,- там падает крепс ровно,
И хладнокровие оставило его.
В отчаяньи не знав святого ничего,
Клянет рождение, несчастную минуту,
Ругает мать, отца, бранит судьбину люту
И в бешенстве себя за волосы дерет!
Связать его скорей, а то он всех прибьет.
Но бросим игрока, уж он наказан роком,
Пусть мучит сам себя за глупость сим пороком,
И на другой предмет мы обратим наш взгляд.
Есть заблуждения, которых тонкий яд
В забвение собой рассудок повергает
И делать глупости неволей заставляет.
В поэты лезет тот, и вот его червяк:
На языке чужом писавши кое-как,
Свет ищет удивить надутыми стихами.
Хотя стихи сии освистаны меж нами,
Но, защищая их противу всех один,
Он мнит, что на Руси в нем воскрешен Расин!
Другой, собрав свои пустые сочиненья,
Над ними надписал: такого-то творенья!
Несет в Гостиный двор, свой напечатав клад,
И с Ломоносовым себя он ставит в ряд.
Но если б сих творцов кто видя заблужденье,
Открыл им жалкое рассудка ослепленье
И ясно б доказал, что весь нелепый вздор,
Что рифмы без ума, что громких слов набор,
Которыми они стихи свои надули,
Не на Парнас их взвел, а вздернул на ходули,-
Они б кляли того, кто ум их просветил
И с заблуждением их счастия лишил.
Какой-то в старину ханжа был болен странно:
Рехнулся он на том, что слышит беспрестанно
Небесна пения приятный, сладкий глас;
Позвали лекаря, как водится у нас,
И ну его лечить.- Случайно иль наукой
Врач, исцеля болезнь, ханжу оставил с скукой,
И требует за труд награды он себе.
«Противно то уму, чтоб заплатить тебе,-
Ханжа, сердясь, сказал,- я все тобой теряю!
Мечту мою прогнав, лишил меня ты раю!»
За дело сердится,- и я согласен в том,
Что часто мы должны считать рассудок злом.
Не он ли средь утех нас ищет опечалить
И, быв всегда жесток, исподтишка ужалить?
Не он ли, всем идя желаньям поперек,
Нам шепчет на ухо, что слабость есть порок?
Но, с смертных думая дурачеств свергнуть бремя.
Как проповедники, рассудок тратит время.
Напрасно ж многие уверить нас хотят,
Что может он страстьми людскими управлять.
Что может довести он нас до совершенства
И льзя достигнуть с ним в сей жизни до блаженства
Я, мысль сию хваля, в печать готов отдать;
Но прежде мнение мое хочу сказать,
Когда позволено судить о сем предмете:
Нередко кто глупей, тот счастливей на свете!
Любимец нежных муз, питомец Аполлона,
Блюститель истинный парнасского закона.
Что ясно видим мы в творениях твоих,
В которых мыслию отличен каждый стих.
Хотя за ними ты не мучишься, не ходишь,
Скажи, о Дмитриев! где рифмы ты находишь?
Как можешь без труда приятно так писать
И мысли с легкостью столь ясно выражать?
Читав твои стихи, всяк должен согласиться,
Что рифма под перо сама собой ложится.
Не так, как у меня,- который за грехи
Судьбою осужден марать весь век стихи!
В сем трудном ремесле мой разум убивая,
За рифмами гонясь, от смысла убегая,
Терзаюсь, мучуся, бумагу я деру,
Но нужного стиха никак не приберу.
Коль ненавистника хочу назвать пороков,
Мне ум твердит Княжнин, а в стих идет Сумброков.
Когда ж с Омиром я сравнить кого готов,
Херасков на уме, а под пером Графов.
И сколько наконец ни мучусь, ни терзаюсь,
А с рифмою моей никак не повстречаюсь.
Досадуя решусь, себя чтоб не томить,
Стихи и рифмы все навеки позабыть;
Несчастну страсть мою к писанью проклинаю.
Ах! тщетно удержать себя предпринимаю!
И, муз всех разругав и Феба разбраня,
Приходит бешенство маранья на меня;
Мой ум забытый стих нечаянно встречает,
И огнь опять в душе писателя пылает;
Все клятвы позабыв, перо опять найду
И за стихом стиха с терпением я жду.
О! если б я умел мою принудить музу,
Чтоб, тяжких правил всех свалив с себя обузу,
Решилася в стихах искать лишь слов набор
И кстати вклеивать холодный, важный вздор;
Мне легче б было то; и, многим подражая,
Имел бы я слова для всякого случая.
Хваля красавицу - «небесной красоты»,
Тотчас бы я нашел - «прелестней солнца ты!»
Начав другой в стихах - «единственна в вселенной!»
А рифма тут и есть - «ты ангел воплощенный!»
И, словом, говоря не к месту в сих стихах
О солнце и луне, о вздохах и слезах,
В творении моем без знанья, без искусства
Я мог бы выказать все Ахалкина чувства
И всех любителей надутых пустяков.
Но разум мой всегда вникает в силу слов,
И без разбору он писать их не решится;
Противно слово мне, некстати коль ложится.
Стих двадцать раз готов с терпеньем начинать,
И, написав шесть слов, из них мараю пять.
Да будет проклят тот, кто впервые решился,
Чтоб ум его в стихе размерном заключился!
Кто выдумал словам границы положить
И с рифмой захотел рассудок согласить!
Без ремесла сего - я жизнью б наслаждался,
Ни зависти людей, ни злобы не боялся,
Смеялся, пил, и ел, и веселился б я,
Как, взяток нахватав, безграмотный судья.
Ночь спал бы хорошо, день встретил без работы,
И сердце бы мое без страсти, без заботы
Умело б положить для гордости конец.
Я знатных бегал бы, не знал бы, где дворец,
И, словом, был бы всех счастливее меж вами!
Но, заразясь, к бедам, проклятыми стихами,
В писатели попал. С того печальна дня
Спокойствие мое оставило меня,
Враждующий мне дух прельстил меня желаньем,
Чтобы прославиться мне правильным писаньем!
С тех пор с пером моим минуты провожу
И за бумагою прикованный сижу;
Сам у себя весь век я находясь в неволе,
Завидую твоей, о Патрикеич! доле.
А ты! что на потоп поэму сочинил
И целый книжный ряд стихами затопил,
Ты дару твоему препоны не встречаешь
И месяц каждый нам по тому выставляешь.
Счастливым чту тебя! - Хоть в томах чепуха,
Но рифма на конце есть каждого стиха!
Что ж нужды, что твои творенья осуждают!
Их Глазунов продаст - а глупые читают;
Ты пишешь весело - не мыслишь никогда,
И очищать стихи не дашь себе труда;
Быв новой поражен в писаньи красотою,
Дивишься в нем себе, доволен ты собою.
Но как несчастлив тот, кто хочет сочинять
И строгим правилам свой разум подчинять!
Ум пылкий не терпя ни в чем себе равенства,
Стремится достигать до цели совершенства;
Но несмотря на то, что нравится он всем,
Ошибки видит все в творении своем,
И часто тот, кого свет целый прославляет,
Что был писатель он, забыть навек желает.
Спеши ж, о Дмитриев! от бед меня спасать,
И научи стихи по-твоему писать;
Когда ж надежды нет, скажи мне без притворства,
Как мне избавиться от страсти стихотворства?
, военный и государственный деятель , драматург
Князь Багратион 19 августа 1812 года представил Марина к награждению орденом Святого Владимира 3-й степени. Из-за волокиты военных чиновников С. Н. Марин так и не дождался этой награды. На рапорте Багратиона имеется пометка наградного отделения: «По случаю кончины Марина остаётся без движения» (посмертно тогда не награждали). На портрете Сергей Никифорович изображён с орденом Святого Владимира 4-й степени и золотой медалью «Земскому войску» 1807 года на георгиевской ленте.
Творчество
Творческое наследие С. Н. Марина включает в себя около 200 стихотворений, пародийную трагедию «Превращённая Дидона» (по мотивам «Энеиды» Вергилия) и две переводные трагедии с французского - «Медея» Лонжпьера и «Меропа» Вольтера . Марин по праву считается выдающимся поэтом-сатириком; его произведения практически не печатались, однако, его сатирические стихотворения , пародии и эпиграммы пользовались успехом и широко расходились в списках. Кроме того, творчество Марина включает в себя песни и романсы , дружеские послания и посвящения, мадригалы и экспромты .
Служба Марина в гвардии, его незаурядный ум, блестящие способности стихотворца открыли ему двери лучших домов и салонов Санкт-Петербурга . Он становится своим человеком в доме известного мецената, директора петербургских театров А. Л. Нарышкина, в литературном салоне А. Н. Оленина . В числе его друзей такие известные поэты, как Н. И. Гнедич , А. А. Шаховской , К. Н. Батюшков , И. А. Крылов , П. А. Катенин , Д. В. Давыдов , П. А. Вяземский . Среди военных наиболее близкими людьми ему были граф М. С. Воронцов , сын знаменитого полководца А. А. Суворов, полковник Преображенского полка Д. В. Арсеньев . В 1805 году С. Н. Марин пишет «Преображенский марш» - тот самый, с которым русские войска в 1814 году вступали в Париж.
О влиянии творчества С. Н. Марина на развитие русской устной речи, «кружковых диалектов» и т. н. «гвардейского языка» писал в своей работе «К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи» (1979) крупнейший советский литературовед-пушкинист Ю. М. Лотман (см. Ю. М. Лотман «Пушкин. Статьи и заметки», Москва, Вагриус, 2008 (стр. 410, 414) .
Сочинения
Наиболее полные издания сочинений С. Н. Марина:
- Марин С. Н. Стихотворения в «Трудах Воронежской учёной архивной комиссии», 1904 г.
- Марин С. Н. Полное собрание сочинений. - М., 1948. (Серия «ЛЕТОПИСИ ГОС. ЛИТЕРАТУРНОГО МУЗЕЯ»).
- Марин С. Н., Милонов М. В. Стихотворения. Драматические произведения. Сцены и отрывки. Письма. - Воронеж: Центр.-Черноземное кн. изд-во, 1983. - 327 с. (Серия «Отчий край»)
Напишите отзыв о статье "Марин, Сергей Никифорович"
Примечания
Литература
- Фаддеев А. С. Н. Марин и его литературные произведения // Труды Воронежской ученой архивной комиссии, Воронеж, 1904.
- Удодов Б. Т. С. Н. Марин, в кн. Очерки литературной жизни Воронежского края. - Воронеж, 1970.
Ссылки
- (рус.) . Проверено 6 января 2010. .
- (рус.) . Проверено 6 января 2010. .
- (рус.) . Проверено 6 января 2010. .
- (рус.) . Проверено 6 января 2010.
Отрывок, характеризующий Марин, Сергей Никифорович
– Oh, ce serait une perte terrible. C"est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J"ai envoye savoir de ses nouvelles. On m"a dit qu"elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c"est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m"empeche pas de l"estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C"est le medecin intime de la Reine d"Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c"est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L"Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu"il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C"est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d"Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Сегей Никифорович Марин родился 29 января 1776 года в Воронеже, в старинной дворянской семье. Отец — Никифор Михайлович Марин — воронежский вице-губернатор, статский советник, с 1798 года — назначен губернатором в Новгородскую губернию. Мать - Мария Ивановна, урождённая Невежина.
Образование получил в Главном народном училище в Воронеже, по окончании которого в 1790 году, в возрасте 14 лет Сергей Марин зачислен в Лейб-гвардии Преображенский полк подпрапорщиком. Лишь в конце 1797 года произведён в портупей-прапорщики, но через месяц личным указанием Императора Павла I был разжалован в рядовые, за то, что во время парада в присутствии императора сбился с ноги. Через полгода при несении караульной службы сумел понравиться императору и в сентябре 1798 года произведён в прапорщики, а в апреле 1799 года получил чин подпоручика
В ночь с 11 на 12 марта 1801 года, когда был убит император Павел I, Марин находился в числе заговорщиков - командовал одним из караулов в Михайловском замке. Он с обнажённой шпагой в руке удержал гатчинцев из дворцового караула, пытавшихся бежать на помощь к императору. Это Марину принадлежит знаменитый клич, брошенный в решающую минуту страшной ночи: "Ко мне, гренадеры Екатерины!... Если эти мерзавцы гатчинцы двинутся, принимайте их в штыки!"
В декабре 1802 года, в царствование императора Александра I, произведён в поручики. В ноябре 1805 года, поручик Марин, участник Аустерлицкого сражения, был тяжело ранен двумя пулями в грудь и руку, и награждён золотой шпагой с надписью «За храбрость». В апреле 1806 года произведён в чин штабс-капитана. В июне 1807 года в бою под Фридландом был ранен (контужен) и отмечен за храбрость орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом. В августе 1807 года пожалован во флигель-адьютанты Его Императорского Величества. В декабре 1807 - январе 1808 года, при заключении Тильзитского мира Марин посылается в Париж с депешей от Александру I к Наполеону. В июне 1809 года Марин произведён в полковники и прикомандирован к особе принца Георга Ольденбургского, генерал-губернатора Твери, женатого на сестре Александра I, Великой княгине Екатерины Павловны.
Во время Отечественной войны 1812 года состоял дежурным генералом при командующем 2-й Западной армии генерала от инфантерии князе П.И. Багратиона. Однако в августе у Марина открылись старые раны, и он подал рапорт об оставлении армии. В октябре 1812 был уволен, уехал на лечение в Санкт-Петербург, где и скончался на 37 году жизни 9 февраля 1813 года. Похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской Лавры.
По инициативе Багратиона Марин был 19 августа 1812 года представлен к ордену Владимира 3-й степени. Награда не успела. Марин от ран скончался и был отмечен следующим приказом: «По случаю кончины Марина остается без движения». Но Александр I приказал О. Кипренскому нарисовать портрет Марина с орденом на шее.
У С. Н. Марина было два младших брата — Аполлон и Евгений. Холост.
Творчество
Творческое наследие С. Н. Марина включает в себя около 200 стихотворений, две переводные трагедии с французского — «Медея» Лонжпьера и «Меропа» Вольтера и первая в русской литературе бурлескная трагедия «Превращенная Дидона» (на сюжет «Энеиды» Вергилия). Марин по праву считается выдающимся поэтом-сатириком; его произведения практически не печатались, однако, его сатирические стихотворения, пародии и эпиграммы пользовались успехом и широко расходились в списках. Кроме того, творчество Марина включает в себя песни и романсы, дружеские послания и посвящения, мадригалы и экспромты.
Марин всю жизнь любил одну женщину графиню Веру Николаевну Завадовскую (1768-1845), она была его музой и другом. Он умер от ран у неё на даче под Нарвой.
Служба Марина в гвардии, его незаурядный ум, блестящие способности стихотворца открыли ему двери лучших домов и салонов Санкт-Петербурга. Он становится своим человеком в доме известного мецената, директора петербургских театров А. Л. Нарышкина, в литературном салоне А.Н. Оленина. В числе его друзей такие известные поэты, как Н.И. Гнедич, А.А. Шаховской, К.Н. Батюшков, И.А. Крылов, П.А. Катенин, Д.В. Давыдов, П.А. Вяземский. Среди военных, наиболее близкими людьми ему были граф М.С. Воронцов, сын знаменитого полководца А. А. Суворов, полковник Преображенского полка Д. В. Арсеньев. В 1805 году С. Н. Марин пишет "Преображенский марш" — тот самый, с которым русские войска в 1814 году вступали в Париж.
В 1808 году вместе с Г.Р. Державиным, И. А. Крыловым, К. Н. Батюшковым, А. Н. Олениным, А. А. Шаховским С. Н. Марин издаёт в Петербурге «Драматический вестник» — первый русский театральный журнал. Переведённая им трагедия Вольтера «Меропа» с успехом ставилась на Петербургской сцене со знаменитой Е.С. Семёновой в главной роли. В марте 1811 года в Санкт-Петербурге открыто литературное общество "Беседа любителей русского слова", куда С. Н. Марин был принят одним из первых.
Сочинения:
Наиболее полные издания сочинений С. Н. Марина:
1) С. Н. Марин, Стихотворения в «Трудах Воронежской учёной архивной комиссии», 1904 г.
2) Марин С. Н., Полное собрание сочинений, Москва, 1948 (Серия «ЛЕТОПИСИ ГОС.ЛИТЕРАТУРНОГО МУЗЕЯ»).
3) С. Н. Марин, М. В. Милонов, Стихотворения. Драматические произведения. Сцены и отрывки. Письма, Воронеж, 1983 г.
Слова Преображенского марша:
«Пойдем, братцы, за границу
Бить Отечества врагов.
Вспомним матушку-царицу,
Вспомним век ее каков!
Славный век Екатерины
Нам напомнит каждый шаг;
Те поля, леса, долины,
Где бежал от русских враг!
Вот Суворов где сражался!
Там Румянцев где разил!
Каждый воин отличался,
Путь ко славе находил.
Каждый воин дух геройский
Среди мест сих доказал,
И как славны наши войски,
Целый свет об этом знал.
Между славными местами
Устремимся дружно в бой!
С лошадиными хвостами
Побежит француз домой.
За французами дорогу
И к Парижу будем знать.
Зададим ему тревогу,
Как столицу будем брать.
Так-то мы обогатимся,
В прах разбив богатыря,
И тогда повеселимся
За народ свой и царя».
Весело выглядел в одном из вариантов предпоследний куплет:
«Зададим ему тревогу,
Как столицу будем брать.
Нам начальник понемногу
Каждому позволит брать».
Библиография
Я.А. Гордин "Дуэли и дуэлянты". С-Петербург. 1996.
В.М. Федорченко "Свита Российских Императоров". Книга 2. Москва. 2005.
О.В. Сухарева "Кто был кто в России от Петра I до Павла I". Москва. 2005.
По материалам рукописи "Краткое жизнеописание Сергея Никифоровича Марина,
Служа по воинской части, Никифор Михайлович Марин дослужился до звания полковника, а выйдя в отставку, по гражданской части дослужился до чина действительного статского советника. Сергей Никифорович был первенцем в семье Никифора Михайловича и Марии Ивановны.
Первоначальное образование Сергей Никифорович Марин получил в доме своего отца под руководством гувернеров. Затем он поступил в Воронежское Главное народное училище (так назывались средние учебные заведения, впоследствии преобразованные в губернские гимназии), которое блестяще закончил в 1789 году.
По воле отца с 1790 года он был определен в лейб-гвардии Преображенский полк, где сразу получил чин подпрапорщика. С самого начала службы в Преображенском полку , бывши еще фельдфебелем во 2-й егерской роте, С. Н. Марин стал заниматься изучением словесности и чтением французских книг. И в 1798 году он написал первые стихи, потом переложил другие и так удачно приноровил их к тогдашнему образу мыслей, что стихи его с необыкновенной быстротой разнеслись по столице, каждый желал иметь их. Перевод "Меропы" Вольтера и удачное представление ее в первый раз в эрмитаже Зимнего дворца, обратили уже на него, как на литератора, милостивое внимание монарха и приобрели расположение просвещенной публики. Меропу в том спектакле играла знаменитая актриса Семенова, Катерина Семеновна , "большая".
Сергей Никифорович был одним из первых основателей библиотеки лейб- гвардии Преображенского полка, горячо содействовал приобретению и пожертвованию книг для библиотеки.
В 1805 году при выступлении Преображенского полка в поход солдаты пели Преображенский марш, для которого Сергей Никифорович написал знаменитые слова: Пойдем, братцы, за границу Бить отечества врагов...
Во все время службы своей Сергей Никифорович числился в Преображенском полку. Вот шаги продвижения его по служебной лестнице:
В 1809 году Сергей Никифорович находился в Твери при его высочестве принце Ольденбургском и супруге его великой княгине Екатерине Павловне .
В 1812 году, бывши в чине полковника, исполнял он должность дежурного генерала во 2-й западной армии, состоявшей под командованием князя Петра Ивановича Багратиона, где и находился до соединения обеих армий у Смоленска.
"За сугубые труды, беспрерывную деятельность и неусыпное попечительство по должности дежурного генерала" 19 августа 1812 года князь П. И. Багратион представил Марина к награждению орденом Святого Владимира 3-й степени. Из-за волокиты военных чиновников С. Н. Марин так и не дождался этой награды. На рапорте Багратиона имеется пометка наградного отделения: "По случаю кончины Марина остаётся без движения".
В 1813 году тяжкая болезнь оторвала Сергея Никифоровича от победоносных знамён наших и принудила остаться в С.-Петербурге. Родные и близкие его почти беспрестанно находились при больном и принимали самое живейшее участие в его страданиях. Все возможные пособия лучших медиков не могли, однако ж, сохранить обречённого уже другой жизни.
С.Н. Марин, любимый и оплакиваемый всеми лично его знавшими, скончался 9-го февраля 1813 года в возрасте 37 лет. По смерти ощущали у него под ложечкой пулю, прострелившую грудь покойного в сражении под Аустерлицем, которая, по-видимому, и была причиной его преждевременной смерти.
Сергей Никифорович Марин похоронен в Алексанро-Невском монастыре (на территории нынешнего некрополя Александро-Невской лавры); на могильном его камне высечены стихи, которые написаны были им самим ещё за несколько лет до кончины.
Сергей Никифорович Марин скончался в самом расцвете сил и таланта, не дожив до того дня, когда 19 марта 1814 года русские войска под звуки Преображенского марша торжественно вступили в Париж, распевая его пророческие слова, написанные им ещё в 1805 году:
За французом мы дорогу
И к Парижу будем знать...
Литературное наследие С. Н. Марина (возможно ещё не всё) собрано в хранилищах Государственного литературного музея в городе Москве .
Вот какими словами выразил Александр Сергеевич Пушкин в "послании В.Л. Пушкину"(своему дяде) своё отношение к жизни и творчеству Сергея Никифоровича Марина:
Счастлив, кто мил и страшен миру;
О ком за песни, за дела Гремит правдивая хвала;
Кто славил Марса и Темиру
И бранную повесил лиру
Меж верной сабли и седла.
Вл-р Вс. Арнольд 2003 г.
