Кюхельбекер годы жизни. Поэты пушкинской поры: основные имена и творчество поэтов. Крепость Корела – Кексгольмская крепость

Книга посвящена кардинально важным вопросам истории России,
ускользавшим до сих пор, по тем или иным причинам, от пристального внимания
ученых-историков.
Особенностью работы является ее структура, непохожая на традиционный
для научных монографий способ рассмотрения проблемы.
В первой части работы (27 авт.л.) проведено фронтальное исследование
производственных возможностей крестьянского хозяйства практически на всей
европейской территории расселения великорусского этноса. Опорой для такой
проработки был материал XVIII столетия, то есть наиболее раннего периода, по
которому была бы возможна перспектива создания прочной и полной источниковой
базы, способной охарактеризовать все стороны сельскохозяйственной
деятельности социума. Кроме того, для выяснения наиболее важных тенденций
аграрного развития были предприняты целенаправленные экскурсы в XV-XVII вв.,
а также в XIX в. На это потребовались десятилетия поиска и сбора (часто — по
крупицам) исторической информации, включая различные архивные фонды.
В итоге такой работы выявилась громадная роль в развитии великорусского
социума природно-климатического и шире — географического фактора. Больше
того, оказалось возможным вскрыть конкретный механизм влияния этого фактора
на характер и темпы развития общества в целом. В этом отличие данного
подхода к проблеме от предшественников, включая и корифеев исторической и
философской мысли, обычно останавливавшихся лишь на принципиальных
утверждениях важности этого фактора в жизни тех или иных обществ. Поэтому
вторая часть работы (свыше 12 авт.л.) посвящена раскрытию итогов
непосредственного и опосредованного влияния природно-климатического фактора
на экономику общества, социальный строй и российскую государственность в
целом, то есть речь идет о создании некоей модели социума и его
специфических черт.
Главной особенностью территории исторического ядра Российского
государства с точки зрения аграрного развития является крайне ограниченный
срок для полевых работ. Так называемый «беспашенный период», равный семи
месяцам, фиксируется в государственной документации еще в XVII столетии.
Иначе говоря, на протяжении многих веков русский крестьянин имел для
земледельческих работ (с учетом запрета работ по воскресным дням) примерно
130 дней. К тому же из них на сенокос уходило около 30 дней. В итоге
однотягловый крестьянин (то есть имеющий семью из 4 человек) имел для
пашенных работ около 100 рабочих дней.
Для сравнения напомним, что в крупном
(монастырском) хозяйстве в середине XVIII в. на десятину пашни (на все виды
работ) расходовалось 59,5 чел.-дней и примерно столько же шло на гектарпашни
в фермерских хозяйствах Севера Франции того же времени.
Из них толькона обработку земли тратилось 39-42 чел.-дня. Однако, делая такие затраты
труда, французский фермер располагал десятью месяцами рабочего времени в
год, а в Центральной России этот срок был вдвое меньше. Поэтому здесь только
крупное феодальное хозяйство за этот срок, обладая возможностью концентрации
барщинной рабочей силы для летних работ, могло выполнить весь минимально
необходимый с точки зрения норм агрикультуры комплекс работ. Что же касается
крестьянина, то он располагал в расчете на десятину пашни лишь 22-23-мя
рабочими днями на все виды пахотных работ (а если он был на барщине, то
временем, вдвое меньшим).
Отсюда идут все беды русского крестьянина: он мог нормально обработать
лишь крайне небольшой участок пашни. Если же он должен был непременно его
увеличить, то мог сделать это исключительно за счет сна и отдыха и за счет
привлечения труда детей и стариков. Второй вариант расширения мизерной пашни
мог быть реализован лишь за счет резкого снижения уровня агрикультуры
(вплоть до разброса семян по непаханному полю), что вело к низкой и очень
низкой урожайности, выпаханности почвы и постоянной угрозе голода, который в
России был весьма частым гостем. Столь трагическая ситуация усугублялась
тягчайшими условиями развития скотоводства, главным из которых был
необычайно длительный (до 7 месяцев) период стойлового содержания скота, что
требовало больших запасов кормов. А ведь период заготовки кормов буквально
втискивался в напряженный и сжатый по времени цикл полевых работ и поэтому
был крайне ограничен (20-30 суток). Отсюда горький парадокс российского
Нечерноземья: обширные пространства, луга, перелески, а корма практически
мало (и это в основном солома), поэтому и скота было мало, и удобрений для
полей было очень мало, не говоря уже о пищевых ресурсах скотоводства,
возможности сбыта его продукции и т.д.
Важнейшим следствием этих обстоятельств явилось широкое распространение
с самых древних времен архаических приемов земледелия, становление не
классического трехполья паровой системы земледелия, а некоей комбинации
трехполья с периодическим забрасыванием пашни в перелог или залежь. Правда,
наряду с этим наблюдается и многообразие и гибкость крестьянского опыта, его
тонкий учет тех или иных местных специфических условий. В Нечерноземье
важнейшим резервом крестьянского хозяйства были лесные, кратковременно
используемые росчисти.
Описанная ситуация сказывалась на всем укладе жизни великорусского
пахаря, охарактеризовать который в сжатом виде можно как
«мобилизационно-кризисный режим выживаемости общества с минимальным объемом
совокупного прибавочного продукта». Весь быт земледельца был пронизан
стремлением к крайней экономии ресурсов и времени, что отчетливо отражает
исследованный в книге характер жилища, одежды, пищи, психологии сельского
жителя и т.д.
Дефицит рабочего времени в цикле полевых работ вытеснил такой вид
земледелия, как огородничество и садоводство, в русские города. Статус
посадского человека, горожанина позволял здесь резко повысить интенсификацию
земледельческого производства, что очень рано способствовало развитию
торгового огородничества и садоводства, становлению хитроумных технологий
выращивания теплолюбивых культур в суровых условиях исторического центра
России.
Все эти вопросы освещены с привлечением богатого материала источников в
одиннадцати очерках первой части книги «Великорусский пахарь в XVIII
столетии». Они носят несколько образные названия и заголовки: 1. «Судьбы
паровой системы земледелия»; 2. «Как пахал, чем обрабатывал землю русский
крестьянин»; 3. «Что сеяли на полях России?»; 4. Жатва и хранение зерна. Лен
домашний и товарный. Конопля»; 5. «Что такое «сам-3» или «сам-7″? Какие
урожаи были в России»; 6. «Семь потов» великорусского крестьянина (Каким
трудом добывали хлеб)»; 7. «Особенности развития скотоводства»; 8. «Огороды
в городе» — парадоксы русского огородничества и садоводства»; 9. «Изба и
подворье два века назад»; 10. «Забытая одежда наших предков»; 11.
«Деревенская пища».
Вторая часть работы — «Феодальная Россия — социум особого типа» —
посвящена наиболее важным, на взгляд автора, сторонам
социально-экономического развития русского социума и особенностям его
государственности. Она состоит из следующих глав и разделов: Глава I.
«Мачеха-природа и судьбы земледелия (тупик или развитие)»; Глава II.
«Компенсационные механизмы выживания. Крепостники и община. О происхождении
крепостничества»; Глава III. «Некоторые особенности генезиса капитализма в
России. Крупное производство под опекой государства (Тульские заводы XVII
века). Неадекватные формы капитала»; Заключение «К характеристике российской
государственности».
В первой главе исследована основная тенденция в развитии земледелия
вплоть до 1861 года. Названные выше обстоятельства и прежде всего объективно
складывающиеся весьма ограниченные возможности интенсификации труда вели к
тому, что урожайность в целом по стране колебалась вокруг минимального
уровня «сам-3», несмотря на отчаянные усилия великорусского пахаря добиться
повышения этого уровня. Наиболее показательно, что чистый сбор на душу
сельского населения в 40-х годах XIX в. был равен в среднем 23,2 пуда, а в
50-х годах — 21,2 пуда. И даже в самом конце XIX в. душевой сбор в расчете
на все население страны, включая картофель, был равен лишь 21,5 пуда (при
тогдашней норме 24 пуда на человека).
Внешний и внутренний рынки зерна создавались лишь за счет «внутренних
резервов» крестьянского двора, то есть жесткого ограничения потребностей
людей. При этом в XVIII в. себестоимость продукции полеводства была примерно
вдвое выше ее рыночной цены при идеально высоком уровне урожайности. А при
реально низких урожаях себестоимость могла быть втрое и даже впятеро выше
рыночной цены. И не случайно, что в таких условиях прирост населения страны
в решающей своей части поглощался сферой земледельческого производства.
Будучи сугубо экстенсивным, оно распространялось на всё новые и новые
территории. Именно этот фактор лежал в основе многовекового движения
русского населения на юг и юго-восток Европейской России, где были более
плодородные земли, хотя и постоянно подвергавшиеся нашествию засухи.
Всё это, казалось бы, создавало условия для существования в этом
регионе Европы лишь сравнительно примитивного земледельческого общества.
Однако неумолимые, прежде всего геополитические, факторы, диктуя потребности
более или менее гармоничного развития социума, вызывали к жизни и порождали
своего рода компенсационные механизмы, и им в книге посвящен особый раздел.
Крайняя слабость индивидуального крестьянского хозяйства в условиях
Восточно-Европейской равнины была компенсирована громадной ролью общины на
протяжении почти всей тысячелетней истории русской государственности.
Крестьянское хозяйство как производительная ячейка так и не смогло порвать с
общиной, оказывавшей этому хозяйству важную производственную помощь в
критические моменты его жизнедеятельности. Ограниченный объем совокупного
прибавочного продукта в конечном счете создавал основу лишь для развития
общества со слабо выраженным процессом общественного труда. Однако задача
достижения гармоничного развития общества обусловила необходимость
оптимизации объема совокупного прибавочного продукта, то есть его
увеличения, как в интересах общества в целом, его государственных структур,
так и господствующего класса этого общества. Однако на пути этой
«оптимизации», то есть объективной необходимости усиления эксплуатации
крестьян, стояла та же крестьянская община — оплот локальной сплоченности и
средство крестьянского сопротивления этой эксплуатации.
Неизбежность существования общины, обусловленная ее
производственно-социальными функциями, в конечном счете вызвала к жизни
наиболее грубые и жестокие политические механизмы изъятия прибавочного
продукта в максимально возможном объеме. Отсюда исторически обусловлено и
появление крепостничества как наиболее реальной для этого региона Европы
формы функционирования феодальной собственности на землю. Режим
крепостничества сумел нейтрализовать общину как основу крестьянского
сопротивления. В книге подробно исследован на актовом материале XV-XVI вв.
весьма не простой путь становления режима крепостного права как явления,
порожденного не только ситуативными моментами (хозяйственное разорение,
борьба за рабочие руки и т.п.), но и фундаментальными, непреходящими для
феодального социума факторами (такими как природно-климатические условия,
минимальный объем совокупного прибавочного продукта, неизбежность
существования общины). В свою очередь, режим крепостничества в России стал
возможным лишь при развитии наиболее деспотичных форм государственной
власти — российского самодержавия, имеющего глубокие исторические корни. В
итоге такого рода «оптимизации» объема совокупного прибавочного продукта
режим крепостничества, в свою очередь, породил и компенсационные
(патерналистского типа) механизмы выживания, которые тесно переплетались с
общинными механизмами выживания.
Характерной особенностью российской государственности помимо жестокого
политического режима власти является необычайно сильное развитие ее
хозяйственно-экономической функции. Потребность в деспотической власти
исторически лишь на ранних этапах была обусловлена политически (борьба с
монголо-татарским игом, внешняя опасность, задачи объединения русских
княжеств и т.п.). В дальнейшем этот режим существеннейшим образом был
обоснован экономически. Ведь помимо функций изъятия прибавочного продукта и
усиления эксплуатации земледельца, «государственная машина» была вынуждена
форсировать и процесс общественного разделения труда, и прежде всего процесс
отделения промышленности от земледелия, ибо традиционные черты
средневекового российского общества — это исключительно земледельческий
характер производства, отсутствие аграрного перенаселения, слабое развитие
ремесленного и промышленного производства, постоянная нехватка рабочих рук в
земледелии экстенсивного типа и их острое отсутствие в области
потенциального промышленного развития.
Отсюда необычайная активность Русского государства в области создания
так называемых «всеобщих условий производства». Это и строительство
пограничных крепостей-городов, грандиозных оборонительных сооружений в виде
засечных полос, строительство и организация крупных металлургических
производств (особенности которых выявлены в исследовании тульских и
каширских заводов XVII века), огромных каналов, сухопутных трактов,
возведения заводов, фабрик, верфей, портовых сооружений. Без принудительного
труда сотен тысяч государственных и помещичьих крестьян, без постоянных
своего рода «депортаций» в те или иные районы страны мастеров-металлургов,
оружейников, каменщиков, купцов и т.п., наконец, без особого обширного
государственного сектора экономики совершить это было бы просто невозможно.
Следует подчеркнуть, что в условиях России и, в частности, исторически
сложившейся ее огромной территории функционирование многих отраслей
экономики без важнейшей роли ее государственного сектора, элиминировавшего
безжалостные механизмы стоимостных отношений, было невозможно на всем
протяжении российской истории.
Реализация всех этих функций феноменальна сама по себе, ибо минимальный
объем совокупного прибавочного продукта объективно создавал крайне
неблагоприятные условия для формирования государственной надстройки над
компонентами базисного характера. Господствующий класс и так называемое
неподатное сословие даже в петровскую эпоху составляли не более 6-7% от
населения страны (к 1861 году этот процент был около 12%). Основная часть
этой группы являлась своего рода несущей конструкцией всей структуры
самоорганизации общества, которая неизбежно носила упрощенный характер. И не
случайно, что в силу этой упрощенности из функций самоорганизации общества в
начале XVIII в. и в более ранние эпохи резче всего, помимо
организационно-экономической, проявляли себя военная,
карательно-охранительная и религиозная функции. А государственные рычаги
управления уходили в толщу многочисленных структур общинного самоуправления
города и деревни. Управленческая функция общины еще более усиливала ее как
фактор господства общинных традиций в землепользовании, что в конечном счете
необычайно сильно тормозило развитие частнособственнических тенденций в
феодальном землевладении. Этот сложный и длительный процесс становления и
укрепления феодальной земельной собственности так и не довел (вплоть до 1861
года) земельное владение дворянина до уровня полноправной частной
собственности. Решающую роль в этом сыграли неистребимые традиции общинного
землепользования, как, впрочем, и вся история русского народа и
специфичность ведения земледельческого хозяйства.
Вместе с тем выдающаяся роль государства в промышленном развитии страны
способствовала гигантскому скачку в развитии производительных сил страны,
хотя заимствование «западных технологий» архаическим социумом дало вместе с
тем и чудовищный социальный эффект в лице огромной категории рабочих,
навсегда прикрепленных к фабрикам и заводам (так называемые «вечно
отданные»).
В то же время чисто эволюционное развитие процесса отделения
промышленности от земледелия в российских природно-климатических условиях
имело в течение столетий лишь слабые ростки так называемых неадекватных форм
капитала с присущим им относительно высоким уровнем оплаты труда,
сочетающимся с господством поденной и краткосрочной форм найма и ничтожной
возможностью капиталистического накопления (а, следовательно, и укрупнения
мелкого производства). В работе исследованы основные отрасли хозяйства, в
которых в период XVII — начала XVIII в. роль неадекватных форм капитала была
весьма существенна. В силу этих обстоятельств в России в целом уровень
промышленной прибыли на протяжении длительного исторического периода уступал
по своим размерам торговой прибыли, а удачливые
предприниматели-промышленники были, как правило, прежде всего купцами. Когда
же во второй половине XIX в. капитализм в России стал быстро (по сравнению с
прошлым) развиваться при активнейшем содействии государства, мелкое
производство так и не получило широких масштабов развития; в стране очень
рано и весьма стремительно стало развиваться в силу высокой стоимости всей
инфраструктуры народного хозяйства прежде всего крупное промышленное
производство (на начало XX в. составлявшее более 70% предприятий), почти
тотчас охваченное процессами монополизации. Думается, что
природно-географический фактор и, в первую очередь, необъятное пространство
России сыграли в этом деле далеко не последнюю роль.
Названные и рассмотренные в книге моменты, характеризующие особые черты
российской государственности, были исторически неизбежны и породили в
конечном счете своеобразие и самого российского общества, общества Великой
России, с ее великой культурой и великим сосуществованием ее народов.
В силу различия природно-географических условий на протяжении тысячи
лет одно и то же для Западной и Восточной Европы количество труда всегда
удовлетворяло не одно и то же количество «естественных потребностей
индивида». В Восточной Европе на протяжении тысячелетий совокупность этих,
самых необходимых потребностей индивида была существенно больше, чем на
Западе Европы, а условия для удовлетворения их гораздо сложнее и хуже. Стало
быть, объем совокупного прибавочного продукта общества в Восточной Европе
был всегда значительно меньше, а условия для его создания значительно хуже,
чем в основных западноевропейских социумах. Это объективная закономерность,
отменить которую человечество пока не в силах. Таким образом, книга
поднимает вопрос о новой по сути концепции социально-экономической истории
России.

Названные и рассмотренные в книге моменты, характеризующие особые черты российской государственности, были исторически неизбежны и породили в конечном счете своеобразие и самого российского общества, общества Великой России, с ее великой культурой и великим сосуществованием ее народов.

В силу различия природно-географических условий на протяжении тысячи лет одно и то же для Западной и Восточной Европы количество труда всегда удовлетворяло не одно и то же количество «естественных потребностей индивида». В Восточной Европе на протяжении тысячелетий совокупность этих, самых необходимых потребностей индивида была существенно больше, чем на Западе Европы, а условия для удовлетворения их гораздо сложнее и хуже. Стало быть, объем совокупного прибавочного продукта общества в Восточной Европе был всегда значительно меньше, а условия для его создания значительно хуже, чем в основных западноевропейских социумах. Это объективная закономерность, отменить которую человечество пока не в силах. Таким образом, книга поднимает вопрос о новой по сути концепции социально-экономической истории России.

Первый тираж издания 1998 г. разошелся практически моментально. В мае 2001 г. издательство РОССПЭН выпустило дополнительный тираж (3000 экз.), а в конце 2001 - начале 2002 г. планируется второе издание книги Л.В. Милова (телефон отдела распространения издательства РОССПЭН 181-34-57). В 2000 г. монографии «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» присуждена Государственная премия РФ.

(Из первой части книги в данную версию вошел только первый очерк)

О необходимости старого

Культура сельского хозяйства, и прежде всего земледелия, - особая, в чем-то даже уникальная область материальной культуры человечества. Главной отличительной чертой прошлой деятельности человека в области земледелия является почти полное отсутствие контроля непосредственного производителя над ходом производственного процесса, происходящего в форме биологического развития растений, а также бессилие человека в создании оптимальных климатических условий для этого развития. Отсюда проистекает чрезвычайно слабая взаимозависимость между вложением труда и интеллекта в земледелие, с одной стороны, и результатами этой деятельности в виде урожая тех или иных культур или продуктивности земледелия в целом, с другой.

Эта корреляция имеет тенденцию увеличиваться лишь в масштабе громадных хронологических периодов, поскольку механизм резких и неожиданных для человека" колебаний погодных условий и их влияния на те или иные моменты земледельческой практики проясняется для земледельца лишь в итоге преемственности многовекового опыта, накапливаемого десятками поколений непосредственных производителей в виде бесконечной череды удач и бедствий сельского хозяйства.

Этот громадный человеческий опыт и есть основа культуры земледелия. Своеобразие реализации этого опыта заключается в том, что он предстает перед каждым поколением крестьян-земледельцев в императивной форме традиции и обычая. Эта императивность проистекает из несоизмеримости масштабов жизни и практического личного опыта индивида-земледельца и совокупного опыта многих поколений крестьян. Поэтому в основной фонд земледельческой культуры включены лишь традиции и обычаи, то есть общественно значимые элементы культуры, безжалостно отметающие из народной земледельческой практики все индивидуальные начинания и новации как не прошедшие многовековую проверку практикой земледелия вообще и механизмом колебаний погодных условий в частности.

Русский крестьянин, как и все земледельцы средних широт, ориентировался исключительно на тот довольно большой и сложный комплекс традиций земледелия, завещанный ему предшествующими поколениями. Форма этого опыта в виде неколебимой традиции, неизменного обычая и правил диктовала беспрекословность их соблюдения. Отсюда удивительное единообразие в приемах ведения земледелия, еще встречающееся в XVIII в. в отдельных регионах с коренным русским населением. Так, в топографическом описании Ярославской губ. (1798 г.) читаем: «Способ хлебопашества и земледельческие орудия везде одинаковы»1. Думается, что именно этими обстоятельствами во многом объясняется невосприимчивость крестьянина к новым приемам агрикультуры, к модернизации орудий труда и т. д. Русские агрономы и помещики-экспериментаторы подмечали отдельные явно бросающиеся в глаза проявления этой тенденции. Алексей Олишев, вологодский рачитель сельского хозяйства, прямо писал, что крестьяне «больше следуют старым обычаям»2. Отдельные проявления этого просто вступали в противоречие со здравым смыслом. Так, тот же А. Олишев отмечает: начало сенокоса в Вологодском крае непременно связывалось с днем Петра и Павла (29 июня3). Несмотря «на несозрелость травы», крестьяне «следуют единственно застарелым обычаям»4. То же отмечает о сенокосе А.Т. Болотов по Тульской губ.: «Косятся почти в одно время, несмотря, поспела ли трава или еще нет»5. О сроках высева конопли Болотов язвительно замечает, что «по предрассудку и суеверию всегда на 5-ой или на 7-ой неделе после Святой, а на 6-ой никто не сеет», хотя условия бывают наиболее, на его взгляд, подходящими6.

Стойкость и известный консерватизм традиционных приемов земледелия, в частности, в России, располагавшей в целом малоблагоприятными почвенно-климатическим условиями для земледелия, были усугублены рядом фундаментальных обстоятельств.

Русское крестьянство, осваивая бескрайние земельные просторы Восточноевропейской равнины, на каждом этапе развития общества получало в области земледелия уровень урожайности основных земледельческих культур, явно несоизмеримый с громадной массой вложенного труда . Это издавна побуждало крестьянина к максимальной осторожности в «технологии» земледельческой практики, т. е. делало его еще более приверженным традиции и обычаю в области агрикультуры, заставляло его в стремлении к росту прибавочного продукта идти преимущественно лишь по пути постоянного расширения производственных площадей. В атом, на наш взгляд, кроется объективная обусловленность преобладания экстенсивного пути в развитии земледелия, которое в период феодализма в конечном счете приводило к освоению и вовлечению в орбиту агрикультуры громадных земельных пространств, что само по себе имело исторически прогрессивное значение. В этом состоит противоречивая диалектика развития русского земледелия.

Традиционализм в области земледельческой культуры сочетался с необыкновенным умением русского крестьянина приспособиться к тем или иным местным условиям и даже превратить недостатки в своего рода достоинства.

Качество земли, как известно, один из важнейших компонентов природно-климатических условий земледелия. Почв, наиболее благоприятных для земледелия, во все исторические эпохи в пределах Восточноевропейской равнины, как мы уже видели, было всегда мало. Лоскутный характер их локализации усугублялся вообще крайней пестротой качества почвенного слоя земли. Попробуем охарактеризовать эту пестроту с позиции современника, объезжающего тот или иной край, на примере Тверской губернии. В Краснохолмском у. земля к «Вышневолоцкому уезду песчаная и каменистая, к Ярославской губернии - серая с черноземом по низким местам». В Калязинском у. «земли по Волге песчаные и глинистые, по реке Перли серая и частию иловатая; в прочих местах - иловатая с суглинком». В Ржевском у. земля «по берегам Волги и Туда - глинистая и песчаная; между Волгою и Тудом - глинистая с мелким камнем, в окрестностях города - иловатая, а в прочих местах серая, не глубже 2 и 3 вершков лежащая, под коею слой красноватой земли или суглинок»7. Резкая разница была и по плодородию. В Бежецком уезде «хлебороднейшим почитается Городецкой стан, окружающий город». В Калязинском - «хлебороднейшим из всего уезда почитается Негороцкий стан, за Волгою, к Кашинскому уезду лежащий». В Краснохолмском у. таковым является Антоновский стан, «простирающийся от самого города по Кашинской дороге до границы» уезда. В Весьегонском уезде - «Ясеницкий стан, особенно около сел Сандово и Поляны»8. В Новоторж-ском у. очаги плодородия локализуются около сел Стружна, Упревиче, сельца Голубина, деревень Маслова, Пожитова, Мловичи и т. д.4 Лоскутный характер локализации плодородных земель практически характерен для всей нечерноземной полосы.

Милов Л. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса

Аннотация

Часть первая. Великорусский пахарь в XVII столетии

Часть вторая. Феодальная Россия - социум особого типа

Глава I. МАЧЕХА-ПРИРОДА И СУДЬБЫ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ (ТУПИК ИЛИ РАЗВИТИЕ)

Глава II. КОМПЕНСАЦИОННЫЕ МЕХАНИЗМЫ ВЫЖИВАНИЯ
Крепостники и община
О происхождении крепостничества

Глава III НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ГЕНЕЗИСА КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ
Крупное производство под опекой государства. Тульские заводы XVII века
Неадекватные формы капитала

Заключение. К ХАРАКТЕРИСТИКЕ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

АННОТАЦИЯ

Книга посвящена кардинально важным вопросам истории России, ускользавшим до сих пор, по тем или иным причинам, от пристального внимания ученых-историков.

Особенностью работы является ее структура, непохожая на традиционный для научных монографий способ рассмотрения проблемы.

В первой части работы (27 авт.л.) проведено фронтальное исследование производственных возможностей крестьянского хозяйства практически на всей европейской территории расселения великорусского этноса. Опорой для такой проработки был материал XVIII столетия, то есть наиболее раннего периода, по которому была бы возможна перспектива создания прочной и полной источниковой базы, способной охарактеризовать все стороны сельскохозяйственной деятельности социума. Кроме того, для выяснения наиболее важных тенденций аграрного развития были предприняты целенаправленные экскурсы в XV - XVII вв., а также в XIX в. На это потребовались десятилетия поиска и сбора (часто - по крупицам) исторической информации, включая различные архивные фонды.

В итоге такой работы выявилась громадная роль в развитии великорусского социума природно-климатического и шире - географического фактора. Больше того, оказалось возможным вскрыть конкретный механизм влияния этого фактора на характер и темпы развития общества в целом. В этом отличие данного подхода к проблеме от предшественников, включая и корифеев исторической и философской мысли, обычно останавливавшихся лишь на принципиальных утверждениях важности этого фактора в жизни тех или иных обществ. Поэтому вторая часть работы (свыше 12 авт.л.) посвящена раскрытию итогов непосредственного и опосредованного влияния природно-климатического фактора на экономику общества, социальный строй и российскую государственность в целом, то есть речь идет о создании некоей модели социума и его специфических черт.

Главной особенностью территории исторического ядра Российского государства с точки зрения аграрного развития является крайне ограниченный срок для полевых работ. Так называемый “беспашенный период”, равный семи месяцам, фиксируется в государственной документации еще в XVII столетии. Иначе говоря, на протяжении многих веков русский крестьянин имел для земледельческих работ (с учетом запрета работ по воскресным дням) примерно 130 дней. К тому же из них на сенокос уходило около 30 дней. В итоге однотягловый крестьянин (то есть имеющий семью из 4 человек) имел для пашенных работ около 100 рабочих дней. Для сравнения напомним, что в крупном (монастырском) хозяйстве в середине XVIII в. на десятину пашни (на все виды работ) расходовалось 59,5 чел.-дней и примерно столько же шло на гектар пашни в фермерских хозяйствах Севера Франции того же времени. Из них только на обработку земли тратилось 39-42 чел.-дня. Однако, делая такие затраты труда, французский фермер располагал десятью месяцами рабочего времени в год, а в Центральной России этот срок был вдвое меньше. Поэтому здесь только крупное феодальное хозяйство за этот срок, обладая возможностью концентрации барщинной рабочей силы для летних работ, могло выполнить весь минимально необходимый с точки зрения норм агрикультуры комплекс работ. Что же касается крестьянина, то он располагал в расчете на десятину пашни лишь 22-23-мя рабочими днями на все виды пахотных работ (а если он был на барщине, то временем, вдвое меньшим).

Отсюда идут все беды русского крестьянина: он мог нормально обработать лишь крайне небольшой участок пашни. Если же он должен был непременно его увеличить, то мог сделать это исключительно за счет сна и отдыха и за счет привлечения труда детей и стариков. Второй вариант расширения мизерной пашни мог быть реализован лишь за счет резкого снижения уровня агрикультуры (вплоть до разброса семян по непаханному полю), что вело к низкой и очень низкой урожайности, выпаханности почвы и постоянной угрозе голода, который в России был весьма частым гостем. Столь трагическая ситуация усугублялась тягчайшими условиями развития скотоводства, главным из которых был необычайно длительный (до 7 месяцев) период стойлового содержания скота, что требовало больших запасов кормов. А ведь период заготовки кормов буквально втискивался в напряженный и сжатый по времени цикл полевых работ и поэтому был крайне ограничен (20-30 суток). Отсюда горький парадокс российского Нечерноземья: обширные пространства, луга, перелески, а корма практически мало (и это в основном солома), поэтому и скота было мало, и удобрений для полей было очень мало, не говоря уже о пищевых ресурсах скотоводства, возможности сбыта его продукции и т.д.

Важнейшим следствием этих обстоятельств явилось широкое распространение с самых древних времен архаических приемов земледелия, становление не классического трехполья паровой системы земледелия, а некоей комбинации трехполья с периодическим забрасыванием пашни в перелог или залежь. Правда, наряду с этим наблюдается и многообразие и гибкость крестьянского опыта, его тонкий учет тех или иных местных специфических условий. В Нечерноземье важнейшим резервом крестьянского хозяйства были лесные, кратковременно используемые росчисти.

Описанная ситуация сказывалась на всем укладе жизни великорусского пахаря, охарактеризовать который в сжатом виде можно как “мобилизационно-кризисный режим выживаемости общества с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта”. Весь быт земледельца был пронизан стремлением к крайней экономии ресурсов и времени, что отчетливо отражает исследованный в книге характер жилища, одежды, пищи, психологии сельского жителя и т.д.

Дефицит рабочего времени в цикле полевых работ вытеснил такой вид земледелия, как огородничество и садоводство, в русские города. Статус посадского человека, горожанина позволял здесь резко повысить интенсификацию земледельческого производства, что очень рано способствовало развитию торгового огородничества и садоводства, становлению хитроумных технологий выращивания теплолюбивых культур в суровых условиях исторического центра России.

Все эти вопросы освещены с привлечением богатого материала источников в одиннадцати очерках первой части книги “Великорусский пахарь в XVIII столетии”. Они носят несколько образные названия и заголовки: 1. “Судьбы паровой системы земледелия”; 2. “Как пахал, чем обрабатывал землю русский крестьянин”; 3. “Что сеяли на полях России?”; 4. Жатва и хранение зерна. Лен домашний и товарный. Конопля”; 5. “Что такое “сам-3” или “сам-7”? Какие урожаи были в России”; 6. “Семь потов” великорусского крестьянина (Каким трудом добывали хлеб)”; 7. “Особенности развития скотоводства”; 8. “Огороды в городе” - парадоксы русского огородничества и садоводства”; 9. “Изба и подворье два века назад”; 10. “Забытая одежда наших предков”; 11. “Деревенская пища”.

Вторая часть работы - “Феодальная Россия - социум особого типа” - посвящена наиболее важным, на взгляд автора, сторонам социально-экономического развития русского социума и особенностям его государственности. Она состоит из следующих глав и разделов: Глава I . “Мачеха-природа и судьбы земледелия (тупик или развитие)”; Глава II . “Компенсационные механизмы выживания. Крепостники и община. О происхождении крепостничества”; Глава III . “Некоторые особенности генезиса капитализма в России. Крупное производство под опекой государства (Тульские заводы XVII века). Неадекватные формы капитала”; Заключение “К характеристике российской государственности”.

В первой главе исследована основная тенденция в развитии земледелия вплоть до 1861 года. Названные выше обстоятельства и прежде всего объективно складывающиеся весьма ограниченные возможности интенсификации труда вели к тому, что урожайность в целом по стране колебалась вокруг минимального уровня “сам-3”, несмотря на отчаянные усилия великорусского пахаря добиться повышения этого уровня. Наиболее показательно, что чистый сбор на душу сельского населения в 40-х годах XIX в. был равен в среднем 23,2 пуда, а в 50-х годах - 21,2 пуда. И даже в самом конце XIX в. душевой сбор в расчете на все население страны, включая картофель, был равен лишь 21,5 пуда (при тогдашней норме 24 пуда на человека).

Внешний и внутренний рынки зерна создавались лишь за счет “внутренних резервов” крестьянского двора, то есть жесткого ограничения потребностей людей. При этом в XVIII в. себестоимость продукции полеводства была примерно вдвое выше ее рыночной цены при идеально высоком уровне урожайности. А при реально низких урожаях себестоимость могла быть втрое и даже впятеро выше рыночной цены. И не случайно, что в таких условиях прирост населения страны в решающей своей части поглощался сферой земледельческого производства. Будучи сугубо экстенсивным, оно распространялось на всё новые и новые территории. Именно этот фактор лежал в основе многовекового движения русского населения на юг и юго-восток Европейской России, где были более плодородные земли, хотя и постоянно подвергавшиеся нашествию засухи.

Всё это, казалось бы, создавало условия для существования в этом регионе Европы лишь сравнительно примитивного земледельческого общества. Однако неумолимые, прежде всего геополитические, факторы, диктуя потребности более или менее гармоничного развития социума, вызывали к жизни и порождали своего рода компенсационные механизмы, и им в книге посвящен особый раздел.

Крайняя слабость индивидуального крестьянского хозяйства в условиях Восточно-Европейской равнины была компенсирована громадной ролью общины на протяжении почти всей тысячелетней истории русской государственности. Крестьянское хозяйство как производительная ячейка так и не смогло порвать с общиной, оказывавшей этому хозяйству важную производственную помощь в критические моменты его жизнедеятельности. Ограниченный объем совокупного прибавочного продукта в конечном счете создавал основу лишь для развития общества со слабо выраженным процессом общественного труда. Однако задача достижения гармоничного развития общества обусловила необходимость оптимизации объема совокупного прибавочного продукта, то есть его увеличения, как в интересах общества в целом, его государственных структур, так и господствующего класса этого общества. Однако на пути этой “оптимизации”, то есть объективной необходимости усиления эксплуатации крестьян, стояла та же крестьянская община - оплот локальной сплоченности и средство крестьянского сопротивления этой эксплуатации.

Неизбежность существования общины, обусловленная ее производственно-социальными функциями, в конечном счете вызвала к жизни наиболее грубые и жестокие политические механизмы изъятия прибавочного продукта в максимально возможном объеме. Отсюда исторически обусловлено и появление крепостничества как наиболее реальной для этого региона Европы формы функционирования феодальной собственности на землю. Режим крепостничества сумел нейтрализовать общину как основу крестьянского сопротивления. В книге подробно исследован на актовом материале XV - XVI вв. весьма не простой путь становления режима крепостного права как явления, порожденного не только ситуативными моментами (хозяйственное разорение, борьба за рабочие руки и т.п.), но и фундаментальными, непреходящими для феодального социума факторами (такими как природно-климатические условия, минимальный объем совокупного прибавочного продукта, неизбежность существования общины). В свою очередь, режим крепостничества в России стал возможным лишь при развитии наиболее деспотичных форм государственной власти - российского самодержавия, имеющего глубокие исторические корни. В итоге такого рода “оптимизации” объема совокупного прибавочного продукта режим крепостничества, в свою очередь, породил и компенсационные (патерналистского типа) механизмы выживания, которые тесно переплетались с общинными механизмами выживания.

Характерной особенностью российской государственности помимо жестокого политического режима власти является необычайно сильное развитие ее хозяйственно-экономической функции. Потребность в деспотической власти исторически лишь на ранних этапах была обусловлена политически (борьба с монголо-татарским игом, внешняя опасность, задачи объединения русских княжеств и т.п.). В дальнейшем этот режим существеннейшим образом был обоснован экономически. Ведь помимо функций изъятия прибавочного продукта и усиления эксплуатации земледельца, “государственная машина” была вынуждена форсировать и процесс общественного разделения труда, и прежде всего процесс отделения промышленности от земледелия, ибо традиционные черты средневекового российского общества - это исключительно земледельческий характер производства, отсутствие аграрного перенаселения, слабое развитие ремесленного и промышленного производства, постоянная нехватка рабочих рук в земледелии экстенсивного типа и их острое отсутствие в области потенциального промышленного развития.

Отсюда необычайная активность Русского государства в области создания так называемых “всеобщих условий производства”. Это и строительство пограничных крепостей-городов, грандиозных оборонительных сооружений в виде засечных полос, строительство и организация крупных металлургических производств (особенности которых выявлены в исследовании тульских и каширских заводов XVII века), огромных каналов, сухопутных трактов, возведения заводов, фабрик, верфей, портовых сооружений. Без принудительного труда сотен тысяч государственных и помещичьих крестьян, без постоянных своего рода “депортаций” в те или иные районы страны мастеров-металлургов, оружейников, каменщиков, купцов и т.п., наконец, без особого обширного государственного сектора экономики совершить это было бы просто невозможно. Следует подчеркнуть, что в условиях России и, в частности, исторически сложившейся ее огромной территории функционирование многих отраслей экономики без важнейшей роли ее государственного сектора, элиминировавшего безжалостные механизмы стоимостных отношений, было невозможно на всем протяжении российской истории.

Реализация всех этих функций феноменальна сама по себе, ибо минимальный объем совокупного прибавочного продукта объективно создавал крайне неблагоприятные условия для формирования государственной надстройки над компонентами базисного характера. Господствующий класс и так называемое неподатное сословие даже в петровскую эпоху составляли не более 6-7% от населения страны (к 1861 году этот процент был около 12%). Основная часть этой группы являлась своего рода несущей конструкцией всей структуры самоорганизации общества, которая неизбежно носила упрощенный характер. И не случайно, что в силу этой упрощенности из функций самоорганизации общества в начале XVIII в. и в более ранние эпохи резче всего, помимо организационно-экономической, проявляли себя военная, карательно-охранительная и религиозная функции. А государственные рычаги управления уходили в толщу многочисленных структур общинного самоуправления города и деревни. Управленческая функция общины еще более усиливала ее как фактор господства общинных традиций в землепользовании, что в конечном счете необычайно сильно тормозило развитие частнособственнических тенденций в феодальном землевладении. Этот сложный и длительный процесс становления и укрепления феодальной земельной собственности так и не довел (вплоть до 1861 года) земельное владение дворянина до уровня полноправной частной собственности. Решающую роль в этом сыграли неистребимые традиции общинного землепользования, как, впрочем, и вся история русского народа и специфичность ведения земледельческого хозяйства.

Вместе с тем выдающаяся роль государства в промышленном развитии страны способствовала гигантскому скачку в развитии производительных сил страны, хотя заимствование “западных технологий” архаическим социумом дало вместе с тем и чудовищный социальный эффект в лице огромной категории рабочих, навсегда прикрепленных к фабрикам и заводам (так называемые “вечно отданные”).

В то же время чисто эволюционное развитие процесса отделения промышленности от земледелия в российских природно-климатических условиях имело в течение столетий лишь слабые ростки так называемых неадекватных форм капитала с присущим им относительно высоким уровнем оплаты труда, сочетающимся с господством поденной и краткосрочной форм найма и ничтожной возможностью капиталистического накопления (а, следовательно, и укрупнения мелкого производства). В работе исследованы основные отрасли хозяйства, в которых в период XVII - начала XVIII в. роль неадекватных форм капитала была весьма существенна. В силу этих обстоятельств в России в целом уровень промышленной прибыли на протяжении длительного исторического периода уступал по своим размерам торговой прибыли, а удачливые предприниматели-промышленники были, как правило, прежде всего купцами. Когда же во второй половине XIX в. капитализм в России стал быстро (по сравнению с прошлым) развиваться при активнейшем содействии государства, мелкое производство так и не получило широких масштабов развития; в стране очень рано и весьма стремительно стало развиваться в силу высокой стоимости всей инфраструктуры народного хозяйства прежде всего крупное промышленное производство (на начало XX в. составлявшее более 70% предприятий), почти тотчас охваченное процессами монополизации. Думается, что природно-географический фактор и, в первую очередь, необъятное пространство России сыграли в этом деле далеко не последнюю роль.

Названные и рассмотренные в книге моменты, характеризующие особые черты российской государственности, были исторически неизбежны и породили в конечном счете своеобразие и самого российского общества, общества Великой России, с ее великой культурой и великим сосуществованием ее народов.

В силу различия природно-географических условий на протяжении тысячи лет одно и то же для Западной и Восточной Европы количество труда всегда удовлетворяло не одно и то же количество “естественных потребностей индивида”. В Восточной Европе на протяжении тысячелетий совокупность этих, самых необходимых потребностей индивида была существенно больше, чем на Западе Европы, а условия для удовлетворения их гораздо сложнее и хуже. Стало быть, объем совокупного прибавочного продукта общества в Восточной Европе был всегда значительно меньше, а условия для его создания значительно хуже, чем в основных западноевропейских социумах. Это объективная закономерность, отменить которую человечество пока не в силах. Таким образом, книга поднимает вопрос о новой по сути концепции социально-экономической истории России.

Первый тираж издания 1998 г. разошелся практически моментально. В мае 2001 г. издательство РОССПЭН выпустило дополнительный тираж (3000 экз.), а в конце 2001 - начале 2002 г. планируется второе издание книги Л.В. Милова (телефон отдела распространения издательства РОССПЭН 181-34-57). В 2000 г. монографии «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» присуждена Государственная премия РФ.

Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса

М., РОССПЭН, 1998.

Аннотация

Книга посвящена кардинально важным вопросам истории России, ускользавшим до сих пор, по тем или иным причинам, от пристального внимания ученых-историков.

Особенностью работы является ее структура, непохожая на традиционный для научных монографий способ рассмотрения проблемы.

В первой части работы (27 авт.л.) проведено фронтальное исследование производственных возможностей крестьянского хозяйства практически на всей европейской территории расселения великорусского этноса. Опорой для такой проработки был материал XVIII столетия, то есть наиболее раннего периода, по которому была бы возможна перспектива создания прочной и полной источниковой базы, способной охарактеризовать все стороны сельскохозяйственной деятельности социума. Кроме того, для выяснения наиболее важных тенденций аграрного развития были предприняты целенаправленные экскурсы в XV–XVII вв., а также в XIX в. На это потребовались десятилетия поиска и сбора (часто - по крупицам) исторической информации, включая различные архивные фонды.

В итоге такой работы выявилась громадная роль в развитии великорусского социума природно-климатического и шире - географического фактора. Больше того, оказалось возможным вскрыть конкретный механизм влияния этого фактора на характер и темпы развития общества в целом. В этом отличие данного подхода к проблеме от предшественников, включая и корифеев исторической и философской мысли, обычно останавливавшихся лишь на принципиальных утверждениях важности этого фактора в жизни тех или иных обществ. Поэтому вторая часть работы (свыше 12 авт.л.) посвящена раскрытию итогов непосредственного и опосредованного влияния природно-климатического фактора на экономику общества, социальный строй и российскую государственность в целом, то есть речь идет о создании некоей модели социума и его специфических черт.

Главной особенностью территории исторического ядра Российского государства с точки зрения аграрного развития является крайне ограниченный срок для полевых работ. Так называемый «беспашенный период», равный семи месяцам, фиксируется в государственной документации еще в XVII столетии. Иначе говоря, на протяжении многих веков русский крестьянин имел для земледельческих работ (с учетом запрета работ по воскресным дням) примерно 130 дней. К тому же из них на сенокос уходило около 30 дней. В итоге однотягловый крестьянин (то есть имеющий семью из 4 человек) имел для пашенных работ около 100 рабочих дней. Для сравнения напомним, что в крупном (монастырском) хозяйстве в середине XVIII в. на десятину пашни (на все виды работ) расходовалось 59,5 чел. - дней и примерно столько же шло на гектар пашни в фермерских хозяйствах Севера Франции того же времени. Из них только на обработку земли тратилось 39–42 чел. - дня. Однако, делая такие затраты труда, французский фермер располагал десятью месяцами рабочего времени в год, а в Центральной России этот срок был вдвое меньше. Поэтому здесь только крупное феодальное хозяйство за этот срок, обладая возможностью концентрации барщинной рабочей силы для летних работ, могло выполнить весь минимально необходимый с точки зрения норм агрикультуры комплекс работ. Что же касается крестьянина, то он располагал в расчете на десятину пашни лишь 22-23-мя рабочими днями на все виды пахотных работ (а если он был на барщине, то временем, вдвое меньшим).

Отсюда идут все беды русского крестьянина: он мог нормально обработать лишь крайне небольшой участок пашни. Если же он должен был непременно его увеличить, то мог сделать это исключительно за счет сна и отдыха и за счет привлечения труда детей и стариков. Второй вариант расширения мизерной пашни мог быть реализован лишь за счет резкого снижения уровня агрикультуры (вплоть до разброса семян по непаханному полю), что вело к низкой и очень низкой урожайности, выпаханности почвы и постоянной угрозе голода, который в России был весьма частым гостем. Столь трагическая ситуация усугублялась тягчайшими условиями развития скотоводства, главным из которых был необычайно длительный (до 7 месяцев) период стойлового содержания скота, что требовало больших запасов кормов. А ведь период заготовки кормов буквально втискивался в напряженный и сжатый по времени цикл полевых работ и поэтому был крайне ограничен (20–30 суток). Отсюда горький парадокс российского Нечерноземья: обширные пространства, луга, перелески, а корма практически мало (и это в основном солома), поэтому и скота было мало, и удобрений для полей было очень мало, не говоря уже о пищевых ресурсах скотоводства, возможности сбыта его продукции и т. д.

Важнейшим следствием этих обстоятельств явилось широкое распространение с самых древних времен архаических приемов земледелия, становление не классического трехполья паровой системы земледелия, а некоей комбинации трехполья с периодическим забрасыванием пашни в перелог или залежь. Правда, наряду с этим наблюдается и многообразие и гибкость крестьянского опыта, его тонкий учет тех или иных местных специфических условий. В Нечерноземье важнейшим резервом крестьянского хозяйства были лесные, кратковременно используемые росчисти.

Описанная ситуация сказывалась на всем укладе жизни великорусского пахаря, охарактеризовать который в сжатом виде можно как «мобилизационно-кризисный режим выживаемости общества с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта». Весь быт земледельца был пронизан стремлением к крайней экономии ресурсов и времени, что отчетливо отражает исследованный в книге характер жилища, одежды, пищи, психологии сельского жителя и т. д.

Дефицит рабочего времени в цикле полевых работ вытеснил такой вид земледелия, как огородничество и садоводство, в русские города . Статус посадского человека, горожанина позволял здесь резко повысить интенсификацию земледельческого производства, что очень рано способствовало развитию торгового огородничества и садоводства, становлению хитроумных технологий выращивания теплолюбивых культур в суровых условиях исторического центра России.

Все эти вопросы освещены с привлечением богатого материала источников в одиннадцати очерках первой части книги «Великорусский пахарь в XVIII столетии». Они носят несколько образные названия и заголовки: 1. «Судьбы паровой системы земледелия»; 2. «Как пахал, чем обрабатывал землю русский крестьянин»; 3. «Что сеяли на полях России?»; 4. Жатва и хранение зерна. Лен домашний и товарный. Конопля»; 5. «Что такое «сам-3» или «сам-7»? Какие урожаи были в России»; 6. «Семь потов» великорусского крестьянина (Каким трудом добывали хлеб)»; 7. «Особенности развития скотоводства»; 8. «Огороды в городе» - парадоксы русского огородничества и садоводства»; 9. «Изба и подворье два века назад»; 10. «Забытая одежда наших предков»; 11. «Деревенская пища».

Вторая часть работы - «Феодальная Россия - социум особого типа» - посвящена наиболее важным, на взгляд автора, сторонам социально-экономического развития русского социума и особенностям его государственности. Она состоит из следующих глав и разделов: Глава I. «Мачеха-природа и судьбы земледелия (тупик или развитие)»; Глава II. «Компенсационные механизмы выживания. Крепостники и община. О происхождении крепостничества»; Глава III. «Некоторые особенности генезиса капитализма в России. Крупное производство под опекой государства (Тульские заводы XVII века). Неадекватные формы капитала»; Заключение «К характеристике российской государственности».

В первой главе исследована основная тенденция в развитии земледелия вплоть до 1861 года. Названные выше обстоятельства и прежде всего объективно складывающиеся весьма ограниченные возможности интенсификации труда вели к тому, что урожайность в целом по стране колебалась вокруг минимального уровня «сам-3», несмотря на отчаянные усилия великорусского пахаря добиться повышения этого уровня. Наиболее показательно, что чистый сбор на душу сельского населения в 40-х годах XIX в. был равен в среднем 23,2 пуда, а в 50-х годах - 21,2 пуда. И даже в самом конце XIX в. душевой сбор в расчете на все население страны, включая картофель, был равен лишь 21,5 пуда (при тогдашней норме 24 пуда на человека).

Внешний и внутренний рынки зерна создавались лишь за счет «внутренних резервов» крестьянского двора, то есть жесткого ограничения потребностей людей. При этом в XVIII в. себестоимость продукции полеводства была примерно вдвое выше ее рыночной цены при идеально высоком уровне урожайности. А при реально низких урожаях себестоимость могла быть втрое и даже впятеро выше рыночной цены. И не случайно, что в таких условиях прирост населения страны в решающей своей части поглощался сферой земледельческого производства. Будучи сугубо экстенсивным, оно распространялось на всё новые и новые территории. Именно этот фактор лежал в основе многовекового движения русского населения на юг и юго-восток Европейской России, где были более плодородные земли, хотя и постоянно подвергавшиеся нашествию засухи.

Тексты к уроку.

А.Пушкин.

1814. К Батюшкову. («Философ резвый и пиит…»)

1827. «Во глубине сибирских руд…»

Е.Баратынский

1821. Разуверение. («Не искушай меня без нужды…»)

1823. Две доли. («Дало две доли провидение…»)

1834. «Весна, весна! как воздух чист!...»

1835. Последний поэт. («Век шествует путем своим железным…»)

К.Батюшков.

1810. Элизий. («О, пока бесценна младость…»)

1815. Мой гений. («О память сердца. Ты сильней…»)

1815. Разлука. («Напрасно покидал страну моих отцов…»)

1819 -1820. «Есть наслаждение и в дикости лесов…»

1821. Изречение Мельхиседека. («Ты знаешь, что изрек, / Прощаясь с жизнию,

Седой Мельхиседек?»)

Д.Давыдов

1815. Песня. («Я люблю кровавый бой…»)

А.Дельвиг

1821(1822) Элегия. («Когда, душа. Просилась ты / Погибнуть иль любить…»)

1825. Русская песня. («Соловей мой, соловей / Голосистый соловей!»)

А.Кольцов

1831 .Песня пахаря.(«Ну! Тащися, сивка…»)

1837. Лес. («Что, дремучий лес, / Призадумался…»)

1840. Разлука. (На заре туманной юности…»)

В.Кюхельбекер

1827. Тень Рылеева. («В ужасных тех стенах, где Иоанн…»)

1845. Участь русских поэтов. («Горька судьба поэтов всех племен…»)

А.Одоевский.

1828-1829. «Струн вещих пламенные звуки…»

А.Полежаев

1828. Песнь погибающего пловца. («Вот мрачится Свод лазурный!..»)

К.Рылеев.

1824. Посвящение А.Бестужеву из поэмы «Войноровский». («Как странник грустный,

Одинокий, / В степях Аравии пустой…»)

Н.Языков.

1829. Пловец. («Нелюдимо наше море…»)

Урок 33. Поэты пушкинской поры

«Издревле сладостный союз

Поэтов меж собой связует:

Они жрецы единых муз;

Единый пламень их волнует».

А. Пушкин «К Языкову»

У. Сегодняшний урок мы посвятим особому кругу литераторов, который получил в истории литературы название «поэты пушкинской поры». Кто эти поэты и почему их так называют?

^ ПОЭТЫ ПУШКИНСКОЙ ПОРЫ

Если исходить из прямого значения слов, то «пушкинская пора» – это период времени, когда жил и творил А. С. Пушкин. И «поэтами пушкинской поры» называют авторов, которые были современниками великого поэта.

Но в науке о литературе поэтами пушкинской поры считают тех, кто входил в один с Пушкиным литературный круг и чье творчество близко по духу творчеству самого поэта. У историков литературы нет единого мнения о том, каков должен быть «список» поэтов пушкинской поры. Так, в этот список не включают Василия Жуковского (1783–1852), вошедшего в литературу значительно раньше Пушкина и считавшего себя его учителем. А Константина Батюшкова (1787–1855), который также старше Пушкина, одни ученые считают поэтом пушкинской поры, а другие, на том же основании, что и Жуковского, к таковым не относят. Вместе с тем старших друзей Пушкина, таких, как Денис Давыдов (1784–1839) и Петр Вяземский (1792–1878) большинство историков включает в круг поэтов пушкинской поры. Несмотря на все эти разногласия, список поэтов достаточно обширен.

Это прежде всего лицейские друзья Пушкина ^ Антон Дельвиг (1798–1831) и Вильгельм Кюхельбекер (1797–1846), а также выпускник Московского университета Дмитрий Веневитинов (1805–1827).

Другие поэты, относимые к этому кругу, учились в кадетском корпусе или прошли службу в армии. Это ^ Кондратий Рылеев (1795–1826), Александр Бестужев (1797–1837), Александр Полежаев (1804–1838), Александр Одоевский (1802–1839), Евгений Баратынский (1800–1844), Николай Языков (1803–1846).

Особое место в этом списке поэтов-дворян занимает бедный мещанин Алексей Кольцов (1809–1842), который в своем творчестве ориентировался на поэзию пушкинского круга.

^ КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ БАТЮШКОВ

Константин Николаевич Батюшков родился в Вологде в старинной дворянской семье. После окончания пансиона в 1802 году он поступил на службу в министерство народного просвещения. В 1807 году поэт участвовал в качестве ополченца в войне с Наполеоном, в 1808 году в составе русской армии воевал со шведами. В 1812 году болезнь помешала поэту вступить в армию, но в следующем году, как только здоровье улучшилось, он принял участие в сражениях. В 1818 году Батюшков получил назначение в дипломатическую миссию в Неаполь. В 1822 году он тяжело заболел. Душевная болезнь мучила его в течение тридцати с лишним лет, пока смерть от тифа не избавила поэта от тяжелых страданий.

^ А.Пушкин «К Батюшкову»

У. Начнем с творчества Константина Николаевича Батюшкова. Вспомните стихотворение Пушкина «К Батюшкову» (1814), с которым вы знакомились в 6-м классе, изучая тему «Пушкин и мировая культура».

Вспомним все вместе отрывок из этого стихотворения (читает).

1814. А.Пушкин. К Батюшкову.

^ К БАТЮШКОВУ

(Отрывок)

Философ резвый и пиит1,

Парнасский2 счастливый ленивец,

Харит3 изнеженный любимец,

Наперсник4 милых аонид5,

Почто на арфе златострунной

Умолкнул, радости певец?

Ужель и ты, мечтатель юный,

Расстался с Фебом6 наконец?

Уже с венком из роз душистых,

Меж кудрей вьющихся, златых,

Под тенью тополов ветвистых,

В кругу красавиц молодых,

Заздравным не стучишь фиалом1,

Любовь и Вакха2 не поешь,

Довольный счастливым началом,

Цветов парнасских вновь не рвешь;

Не слышен наш Парни3 российский!..

Пой, юноша.[..]

^ У. Пушкин обращается к Батюшкову, упрекая его в том, что…

Д. Что тот ленится писать стихи.

<1810> Элизий

О, пока бесценна младость

Не умчалася стрелой,

Пей из чаши полной радость

В час вечерний с тихой лютней,

Славь беспечность и любовь!

А когда в сени приютной

Мы услышим смерти зов,

То, как лозы винограда

Обвивают тонкий вяз,

Так меня, моя отрада,

Обними в последний раз!

Так лилейными руками

Цепью нежною обвей,

Съедини уста с устами,

Душу в пламени излей!

И тогда тропой безвестной,

Долгу, к тихим берегам,

Сам он, бог любви прелестной,

Проведет нас по цветам

В тот Элизий, где все тает

Чувством неги и любви,

Где любовник воскресает

С новым пламенем в крови,

Где, любуясь пляской граций,

Нимф, сплетенных в хоровод

С Делией своей Гораций

Гимны радости поет.

Там, под тенью миртов зыбкой,

Нам любовь сплетет венцы

И приветливой улыбкой

Встретят нежные певцы.

У. Мотивы какой поэзии явно видны в этом стихотворении?

Д. Анакреонтические – воспевание любви, радости жизни.

<1815> Мой гений

^ МОЙ ГЕНИЙ

О память сердца!5 Ты сильней

Рассудка памяти печальной

И часто сладостью своей

Меня в стране пленяешь дальной.

Я помню очи голубые,

Я помню локоны златые

Небрежно вьющихся власов.

Моей пастушки несравненной

Я помню весь наряд простой,

И образ милый, незабвенный

Повсюду странствует со мной.

Хранитель-гений мой – любовью

В утеху дан разлуке он:

Засну ль? Приникнет к изголовью

И усладит печальный сон.

У. Какие чувства вызывает у ЛГ память сердца, а какие – память рассудка? Какова общая тональность элегии? На какой эмоциональной ноте она заканчивается?

<1815> Разлука

У. Теперь послушайте еще одно стихотворение Батюшкова. Оно называется «Разлука». О чем оно? Какое настроение в нем выражено?

РАЗЛУКА

Напрасно покидал страну моих отцов,

Друзей души, блестящие искусства

И в шуме грозных битв, под тению шатров

Старался усыпить встревоженные чувства.

Ах! Небо чуждое не лечит сердца ран!

Напрасно я скитался

Из края в край, и грозный океан

Кругом меня роптал и волновался;

Напрасно, от брегов пленительных Невы

Отторженный судьбою,

Я снова посещал развалины Москвы,

Москвы, где я дышал свободою прямою!

Напрасно я спешил от северных степей,

Холодным солнцем освещенных,

В страну, где Тирас1 бьет излучистой струей,

Сверкая между гор, Церерой2 позлащенных,

И древние поит народов племена.

О милой, сердцу незабвенной3,

Которой имя мне священно,

Которой взор один лазоревых очей

Все – неба на земле – блаженства отвергает

И слово, звук один, прелестный звук речей

Меня мертвит и оживляет.

<1819 -1820> «Есть наслаждение и в дикости лесов…»

У. К какому жанры вы отнесете следующее стихотворение (читает):

Есть наслаждение и в дикости лесов,

Есть радость на приморском бреге,

И есть гармония в сем говоре валов,

Дробящихся в пустынном беге.

Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,

Для сердца ты всего дороже!

С тобой, владычица, привык я забывать

И то, чем был, как был моложе,

И то, чем ныне стал под холодом годов.

Тобою в чувствах оживаю:

Их выразить душа не знает стройных слов,

И как молчать об них – не знаю.

^ Д. Пейзажная лирика.

У. И только?

Д. Очень интересные размышления: Он размышляет о том, что природа дороже ему, чем люди. ЛГ не находит слов, чтобы выразить свои чувства, свое отношение к природе. Но и молчать о них он не может.

У. Мы уже говорили о том, что тематическая классификация лирики по темам – про любовь, про природу, про дружбу и т.д. слишком формальна и поверхностна. Многие стихотворения значительно шире и глубже. Вот и в этом стихотворении мы находим не только любование природой, но и размышление о сложных отношениях природы и человека. А если в стихотворении важное место занимает размышление, то черты какой лирики в нем проявляются?

^ Д. Черты философской лирики.

У. Необходимо также добавить, что это стихотворение – вольный перевод 178 строфы четвертой песни «Паломничества Чайльд-Гарольда» Байрона.

<1821> Изречение Мельхиседека.

^ ИЗРЕЧЕНИЕ МЕЛЬХИСЕДЕКА1

Ты знаешь, что изрек,

Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?

Рабом родится человек,

Рабом в могилу ляжет,

И сметь ему едва ли скажет,

Зачем он шел долиной чудной слез,

Страдал, рыдал, терпел, исчез.

У. Стихотворение «Изречение Мельхиседека» считается последним, написанным поэтом до психической болезни. О чем размышляет ЛГ? Какие чувства испытывает?

У. Сравните стихотворения Батюшкова, написанные в разное время его творческого пути. Что происходит в душе его ЛГ со временем? О чем он думает? Что он чувствует? Какие изменения происходят в его внутреннем мире?

Ученики высказывают свои соображения, подтверждая их текстом.

^ ДЕНИС ДАВЫДОВ

(1784 – 1839)

У. Поэт Денис Васильевич Давыдов родился в старинной дворянской семье. В 1801 году переехал в Петербург и стал юнкером кавалергардского полка. Большую часть жизни он провел на службе в армии и вышел в отставку в 1823 году в чине генерал-лейтенанта. В Отечественную войну он первым подал записку «о выгоде партизанского действия» и создал большой партизанский отряд, воевавший в тылу французской армии. Давыдов был беззаветно храбрым гусарским офицером, умным военачальником. Он стал народным героем.

Литературное творчество Давыдова включает стихи, прозу, мемуары.

1815. Песня.

У. Основной темой его лирики после 1806 года становится особый образ жизни военных – гусарство. Лирический герой, созданный поэтом, - лихой гусар, певец-воин, прямой и храбрый, озорной и бесшабашный. Тема гусарства переросла у Давыдова рамки анакреонтики, приобрела черты патриотизма и вольнолюбия.

Вот, например, как выразилось это в стихотворении «Песня» (читает):

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

С вами век мне золотой!

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

За тебя на черта рад,

Наша матушка-Россия!

Пусть французишки гнилые

К нам пожалуют назад!

За тебя на черта рад,

Наша матушка-Россия!

Станем, братцы, вечно жить

Вкруг огней, под шалашами,

Днем – рубиться молодцами,

Вечерком – горилку пить!

Станем, братцы, вечно жить

Вкруг огней, под шалашами!

На постеле господином,

Ждать конца под балдахином

И всечастно умирать!

О, как страшно смерть встречать

На постеле господином!

То ли дело средь мечей!

Там о славе лишь мечтаешь,

Смерти в когти попадаешь

И не думая о ней!

То ли дело средь мечей:

Там о славе лишь мечтаешь!

Я люблю кровавый бой

Я рожден для службы царской!

Сабля, водка, конь гусарской,

С вами век мне золотой!

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

У. Какие жизненные ценности утверждает ЛГ в этом стихотворении?

^ ПОЭТЫ- ДЕКАБРИСТЫ

У. Ряд поэтов круга Пушкина составляли поэты-декабристы Кондратий Рылеев, Александр Бестужев, Александр Одоевский, Кондратий Кюхельбекер. Самым решительным из них был Кондратий Федорович Рылеев.

^ КОНДРАТИЙ ФЕДОРОВИЧ РЫЛЕЕВ

Кондратий Федорович Рылеев родом из небогатой дворянской семьи. В 1814 году окончил кадетский корпус; в 1814–1815 годах находился за границей и некоторое время жил в Париже. В это время под влиянием передовых идей складывается его мировоззрение. Позже, в своих показаниях по делу декабристов, он отмечал: «Свободомыслием первоначально заразился во время похода во Францию в 1814 и 1815 годах…». В 1821 году был избран заседателем Петербургской уголовной палаты, где проявил безукоризненную честность и высокое мужество. В 1824 году перешел на службу в Российско-Американскую торговую компанию. В это время Рылеев сблизился с членами Союза благоденствия, а в 1823 году его приняли в тайное Северное общество. Тогда же вместе со своим другом А. А. Бестужевым начал издавать альманах «Полярная звезда». Рылеев был центральной и самой радикальной фигурой в Северном обществе. Он выступал за введение в России республиканского правления, за освобождение крестьян от крепостной зависимости. Вскоре стал одним из руководителей Северного общества. Он возглавил декабрьское восстание и в 1826 году вместе с четырьмя другими декабристами – П. И. Пестелем, П. Г. Каховским, М. П. Бестужевым-Рюминым, С. И. Муравьевым-Апостолом – был повешен.

В своем литературном творчестве Рылеев – романтик. Поэт выдвинул на первый план идею активной борьбы за переустройство общества, за свободу. Он создал ряд стихотворений-дум, родственных по жанровым особенностям русским историческим песням. Дума «Смерть Ермака» («Ревела буря, дождь шумел…») стала популярной народной песней.

1824. «Я ль буду в роковое время…»

Я ль буду в роковое время

Позорить Гражданина сан

И подражать тебе, изнеженное племя

Переродившихся славян?

Нет, не способен я в объятьях сладострастья,

В постыдной праздности влачить свой век младой

И изнывать кипящею душой

Под тяжким игом самовластья.

Пусть юноши, своей не разгадав судьбы,

Постигнуть не хотят предназначенья века

И не готовятся для будущей борьбы

За угнетенную свободу человека.

Пусть с хладною душой бросают хладный взор

На бедствия своей отчизны

И не читают в них грядущий свой позор

И справедливые потомков укоризны.

Они раскаются, когда народ, восстав,

Застанет их в объятьях праздной неги

И, в бурном мятеже ища свободных прав,

В них не найдет ни Брута1, ни Риеги2.

1824. Посвящение А.Бестужеву из поэмы «Войноровский»

<ПОСВЯЩЕНИЕ А. А. БЕСТУЖЕВУ

^ ИЗ ПОЭМЫ «ВОЙНОРОВСКИЙ»>

Как странник грустный, одинокий,

В степях Аравии пустой,

Из края в край с тоской глубокой

Бродил я в мире сиротой.

Уж к людям холод ненавистной

Приметно я в безумии дерзал

Не верить дружбе бескорыстной,

Внезапно ты явился мне:

Повязка с глаз моих упала;

Я разуверился вполне,

И вновь в небесной вышине

Звезда надежды засияла.

Прими ж плоды трудов моих,

Плоды беспечного досуга;

Я знаю, друг, ты примешь их

Со всей заботливостью друга.

Как Аполлонов строгий сын,

Ты не увидишь в них искусства:

Зато найдешь живые чувства;

Я не Поэт, а Гражданин.

^ У. К какому жанру относятся стихотворения Рылеева, помещенные в учебнике?

Д. Это гражданская лирика.

У. Какую гражданскую позицию утверждает ЛГ?

^ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ ОДОЕВСКИЙ

(1802 – 1839)

У. Еще один член Северного тайного общества – Александр Иванович Одоевский. Он служил в конногвардейском полку и во время восстания командовал заградительной цепью на площади. Был приговорен к 12 годам каторги в Сибири. Туда Пушкин отправил свое послание «Во глубине сибирских руд…». И именно Одоевский написал в ответ стихотворение «Струн вещих пламенные звуки…». В августе 1837 года Одоевского определили рядовым в Кавказский корпус, Умер он на Кавказе от малярии.

Лирика Одоевского, преимущественно гражданская, обладает выраженными романическими чертами. После 1825 года центральным образом стихотворений поэта становится герой, гибнущий за свободу. Его произведения приобретают философское звучание.

^ ВИЛЬГЕЛЬМ КАРЛОВИЧ КЮХЕЛЬБЕКЕР

Вильгельм Карлович Кюхельбекер – поэт, драматург и литературный критик. Родился в Петербурге, в обрусевшей немецкой семье. В 1811 году поступил в Царскосельский лицей, его друзьями стали Дельвиг и Пушкин. В 1820 году Кюхельбекер совершил поездку за границу, посетил Германию, Италию, Францию. В Париже он с успехом читал лекции о русской литературе. В Германии познакомился с Гете. В 1825 году в Петербурге Кюхельбекер вступил в Северное общество. После поражения декабрьского восстания пытался бежать из России, но был схвачен в Варшаве. Его приговорили к смертной казни, которую заменили 20 годами каторжных работ. Затем и эта мера была изменена – 10 лет Кюхельбекер провел в одиночном заключении, а в 1835 году его сослали в Сибирь. Больной туберкулезом, потерявший зрение Кюхельбекер скончался в Тобольске.

Ранние произведения поэта тяготеют к сентиментализму. Постепенно в его стихотворениях начинают преобладать гражданские и вольнолюбивые настроения. В поэзии Кюхельбекера своеобразно сочетались гражданские традиции классицизма и просветительства с веяниями революционного романтизма. В лирике поэт предстает певцом-гражданином, борцом за народное благо. ЛГ Кюхельбекера выступает против тирании, готов смело вступить в бой и принять смерть. После 1825 года в творчестве Кюхельбекера все чаще звучат ноты отчаяния и скорби.

1827. Тень Рылеева.

^ ТЕНЬ РЫЛЕЕВА

В ужасных тех стенах, где Иоанн,

В младенчестве лишенный багряницы,

Во мраке заточенья был заклан1

Булатом ослепленного убийцы –

Во тьме, на узничном одре, лежал

Певец, поклонник пламенный свободы2.

Отторжен, отлучен от всей природы,

Он в вольных думах счастия искал.

Но не придут обратно дни былые:

Прошла пора надежд и снов,

И вы, мечты, вы, призраки златые –

Не позлатить железных вам оков!

Тогда (то не был сон) во мрак темницы –

Небесное видение сошло –

Раздался звук торжественной цевницы3 –

Испуганный певец подъял чело:

На облаках несомый,

Явился образ, узнику знакомый.

«Несу товарищу привет

Из той страны, где нет тиранов,

Где вечен мир, где вечный свет,

Где нет ни бури, ни туманов.

Блажен и славен мой удел:

Свободу русскому народу

Могучим гласом я воспел,

Воспел и умер за свободу!

Счастливец, я запечатлел

Любовь к земле родимой кровью –

И ты, я знаю, пламенел

К отчизне чистою любовью.

Грядущее твоим очам

Разоблачу я в утешенье –

Поверь, не жертвовал ты снам:

Надеждам будет исполненье!»

Раздвинул стены, растворил затворы –

Воздвиг певец восторженные взоры –

И видит: на Руси святой

Свобода, счастье и покой.

^ У. Во что верит ЛГ Кюхельбекера? В какой момент жизни герою стихотворения является образ Рылеева?

У. «19 октября» - день лицейской годовщины. Александр Пушкин неоднократно посвящал свои стихотворения этой памятной для всех лицеистов дате:

Как и Пушкин, Кюхельбекер посвятил свое стихотворение этому дню. (Читает.)

Блажен, кто пал, как юноша Ахилл,

Прекрасный, мощный, смелый, величавый,

В средине поприща побед и славы/,

Исполненный несокрушимых сил!

Блажен! Лицо его, всегда младое,

Сиянием бессмертия горя,

Блестит, как солнце вечно золотое,

Как первая эдемская заря.

А я один средь чуждых мне людей

Стою в ночи, беспомощный и хилый,

Над страшной всех надежд моих могилой,

Над мрачным гробом всех моих друзей,.

В то гроб бездонный, молнией сраженный,

Последний пал родимый мне поэт…

И вот опять Лицея день священный;

Но уж и Пушкина меж вами нет.

Не принесет он новых песней вам,

И с них не затрепещут перси ваши,

Не выпьет с вами он заздравной чаши:

Он воспарил к заоблачным друзьям.

Он ныне с нашим Дельвигом пирует;

Он ныне с Грибоедовым моим:

По них, по них душа моя тоскует;

Я жадно руки простираю к ним!

Пора и мне! Давно судьба грозит

Мне казней нестерпимого удара:

Она того меня лишает дара,

С которым дух мой неразрывно слит.

Так! перенес я годы заточенья,

Изгнание, и срам, и сиротство;

Но под щитом святого вдохновенья,

Но здесь во мне пылало божество!

Теперь пора! Не пламень, не Перун

Меня убил; нет, вязну средь болота,

Гроб давят нужды и забота,

И я отвык от позабытых струн.

Мне ангел песней рай в темнице душной

Когда-то созидал из снов златых;

Но без него не труп ли я бездушный

Средь трупов столь же хладных и немых?

^ Участь русских поэтов. 1845.

Горька судьба поэтов всех племен;

Яжелее всех судьба казнит Россию:

Для славы и Рылеев был рожден:

Но юноша в свободу был влюблен…

Стянула петля дерзостную выю.

Не он один; другие вслед ему,

Прекрасной обольщенные мечтою,

Пожалися годиной роковою…

Бог дал огонь их сердцу, свет уму.

Да! Чувства в них восторженны и пылки:

Что ж? их бросают в черную тюрьму,

Или болезнь наводит ночь и мглу1

На очи прозорливцев вдохновенных;

Или рука любезников презренных2

Шлет пулю их священному челу;

Или же бунт поднимет чернь глухую3,

И чернь того на части разорвет,

Чей блещущий перунами4 полет

Сияньем облил бы страну родную.

У. Кюхельбекер начал печальный для русской поэзии список. Можете ли вы его продолжить?

^ АНТОНАНТОНОВИЧ ДЕЛЬВИГ

(1798 – 1831)

У.. Антон Антонович происходил из семьи обрусевших немецких баронов. Родился он в Москве. В 1811 году поступил Царскосельский лицей, где сблизился с с Кюхельбекером и Пушкиным. Некоторое время спустя после окончании лицея он примкнул к оппозиционной молодежи – подружился с Рылеевым и Бестужевым. В 1830 году Дельвиг основал свою газету. Деятельное участие в создании газеты принял Пушкин. Поддержали газету Жуковский, Крылов, Вяземский. Но просуществовала газета недолго: в 1831 году газета была закрыта. В том же году Дельвиг заболел и скончался.

Дельвиг приобрел известность своими элегиями, романсами и русскими песнями. Дельвиг, как отмечал Пушкин, стремился к гармонической, классической стройности.

Стихотворение «Элегия» было положено на музыку А.Алябьевым. М.Глинкой. М. Яковлевым, а «Русская песня» - А. Алябьевым.

<1821 или 1822> Элегия.

Когда, душа, просилась ты

Погибнуть иль любить,

Когда желанья и мечты

К тебе теснились жить,

Когда еще я не пил слез

Из чаши бытия, -

Зачем тогда, в венке из роз,

К теням не отбыл я!

Зачем вы начертались так

На памяти моей.

Единый молодости знак,

Вы, песни прошлых дней!

Я горько долы и леса

И милый взгляд забыл, -

Мне слух мой сохранил!

Не возвратите счастья мне,

Хоть дышит в вас оно!

С ним в промелькнувшей старине

Простился я давно.

Не нарушайте ж, я молю,

Вы сна души моей

И слова страшного люблю

Не повторяйте ей!

1825. ^ Русская песня.

Ты куда, куда летишь,

Где всю ночку пропоешь?

Кто-то бедная, как я,

Ночь прослушает тебя,

Не смыкаючи очей.

Утопаючи в слезах?

Ты лети, мой соловей,

Хоть за тридевять земель,

Хоть за синие моря,

На чужие берега;

Побывай во всех странах,

В деревнях и в городах:

Не найти тебе нигде

Горемышнее меня.

У меня ли, у младой,

Дорог жемчуг на груди,

У меня ли, у младой,

Жар-колечко на руке,

У меня ли, у младой,

В сердце маленький дружок.

В день осенний на груди

Крупный жемчуг потускнел,

В зимнюю ночку на руке

Распаялося кольцо,

А как нынешней весной

Разлюбил меня милой.

^ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИТЧ ПОЛЕЖАЕВ (1804 – 1838)

ГИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ ЯЗЫКОВ (1803 – 1846)

У. А теперь проверим, как вы выполнили дома задание № 19 в тетради.

Задание 19.

1828^ . А. Полежаев «Песнь погибающего пловца