Д бедный басни. Демьян бедный. Сочинение на тему: Что я понял читая басни Демьяна Бедного

«В таком-то вот селе, в таком-то вот приходе», -
Так начинают все, да нам - не образец.
Начнем: в одном селе был староста-подлец,
Ну, скажем, не подлец, так что-то в этом роде.
Стонали мужики: «Ахти, как сбыть беду?»
Да староста-хитрец с начальством был в ладу,
Так потому, когда он начинал на сходе
Держать себя подобно воеводе,
Сражаться с иродом таким
Боялись все. Но только не Аким:
Уж подлинно, едва ли
Где был ещё другой подобный правдолюб!
Лишь попадись ему злодей какой на зуб,
Так поминай как звали!
Ни перед кем, дрожа, не опускал он глаз,
А старосте-плуту на сходе каждый раз
Такую резал правду-матку,
Что тот от бешенства рычал и рвался в схватку, -
Но приходилося смирять горячий нрав:
Аким всегда был прав,
И вся толпа в одно с Акимом голосила.
Да что? Не в правде сила!
В конце концов нашел наш староста исход:
«Быть правде без поблажки!»
Так всякий раз теперь Аким глядит на сход…
Из каталажки.

(1912 г.)

Через года полтора

Все уйдут на хутора,

Худо ль, лучше ль будет жить,

А нет охоты выходить.

(«Псковская жизнь», 1911 г. № 557 «Деревенские частушки»)

Где в мире найдем мы пример, подобный русской аграрной реформе? Почему не могло бы совершиться нечто подобное и среди тружеников промышленного дела?

(«Россия», 17/VII1912 г.)

Над переулочком стал дождик частый крапать.
Народ - кто по дворам, кто - под навес бегом.
У заводских ворот столкнулся старый лапоть
С ободранным рабочим сапогом.
«Ну что, брат-лапоть, как делишки?» -
С соседом речь завёл сапог.
«Не говори… Казнит меня за что-то бог:
Жена больна и голодны детишки,
И сам, как видишь, тощ,
Как хвощ…
Последние проели животишки…»
«Что так? Аль мир тебе не захотел помочь?»
«Не, мира не порочь.
Мир… он бы, чай, помог… Да мы-то
не миряне!»
«Что ж? Лапти перешли в дворяне?»
«Ох, не шути…
Мы - хуторяне».
«Ахти!
На хутора пошёл?! С ума ты, что ли, выжил?»
«Почти!
От опчества себя сам сдуру отчекрыжил!
Тупая голова осилить не могла,
Куда начальство клонит.
Какая речь была: „Вас, братцы, из села
Никто не гонит.
Да мир ведь - кабала! Давно понять пора:
Кто не пойдёт на хутора,
Сам счастье проворонит.
Своё тягло
Не тяжело
И не надсадно,
Рукам - легко, душе - отрадно.
Рай - не житье: в мороз - тепло,
В жару - прохладно!“
Уж так-то выходило складно.
Спервоначалу нам беда и не в знатье.
Поверили. Изведали житье.
Ох, будь оно неладно!
Уж я те говорю… Уж я те говорю…
Такая жизнь пришла: заране гроб сколотишь!
Кажинный день себя, ослопину, корю.
Да что?! Пропало - не воротишь!
Теперя по местам по разным, брат, пойду
Похлопотать насчёт способья».
Взглянув на лапоть исподлобья,
Вздохнул сапог: «Эхма! Ты заслужил беду.
Полна ещё изрядно сору
Твоя плетёная башка.
Судьба твоя, как ни тяжка,
Тяжеле будет; знай, раз нет в тебе „душка“
Насчёт отпору.
Ты пригляделся бы хоть к нам,
К рабочим сапогам.
Один у каши, брат, загинет.
А вот на нас на всех пусть петлю кто накинет!
Уж сколько раз враги пытались толковать:
„Ох, эти сапоги! Их надо подковать!“
Пускай их говорят. А мы-то не горюем.
Один за одного мы - в воду и в огонь!
Попробуй-ка нас тронь.
Мы повоюем!»

(1912 г.)

Полиция не позволяла говорить за продолжение стачки и одного говорившего рабочего стащила за ногу с трибуны.

(Из письма рабочего)

Хозяин потчует под праздник батраков:
«Я, братцы, не таков,
Чтоб заговаривать вам зубы.
Судьбину вашу - кхе! - я чувствую вполне…
Кому по рюмочке?»
«Да что ж? Хотя бы мне», -
Илья облизывает губы.
«Кто, други, по второй?»
«Да я ж и по второй!»
«Ребята! Аль к вину мне подгонять вас плетью?
Ну, кто по третьей? А?.. Раздуло б вас горой.»
«Да я ж! - кряхтит Илья. - Как третью, так и третью».
«А как же с праздничком?.. Пропащий, значит, день?
Аль потрудились бы… кому из вас не лень», -
Вздохнув, умильно речь повел хозяин снова.
«Что ж, братцы, - батракам тут подмигнул Илья, -
Всея да я!
А вы - ни слова!»

* * *

Нет, не совсем-то так. Ответ, я знаю, был.
Ответ такой, что наш хозяин взвыл.
И я бы повторить его не прочь, ей-богу,
Но… кто-то дёргает за ногу!

Случилася беда: сгорело полсела.
Несчастной голытьбе в нужде её великой
От бедности своей посильною толикой
Своя же братья помогла.
Всему селу на удивленье
Туз, лавочник Мокей, придя в правленье,
«На дело доброе, - вздохнул, - мы, значит, тож…
Чего охотней!..»
И раскошелился полестней.
А в лавке стал потом чинить дневной грабёж.
«Пожар - пожаром,
А я весь свет кормить, чай, не обязан даром!»
«Так вот ты, пёс, каков!»
Обида горькая взяла тут мужиков.
И, как ни тяжело им было в эту пору,
Они, собравши гору
Последних медяков
И отсчитав полсотни аккуратно,
Мокею дар несут обратно:
«На, подавись, злодей!»
«Чего давиться-то? - осклабился Мокей,
Прибравши медяки к рукам с довольной миной. -
Чужие денежки вернуть немудрено, -
А той догадки нет, чтоб, значит, заодно
Внесть и процентики за месяц… рупь с полтиной!»

Этот документ написан одним из самых известных русских иерархов митрополитом Сергием (Страгородским). Документ найден недавно (в конце XX в.) в бумагах, относящихся к делу патриарха Тихона. Время его написания - декабрь 1924 г. Его основным предметом является необходимость Поместного Собора, и по сути дела тут предлагается проект основных решений Собора с развернутым их обоснованием. История создания этой записки остается неизвестной, но ясно, что она была адресована властным структурам и была прочитана Е. А. Тучковым - «серым кардиналом», ведшим все дела, связанные с Церковью (на документе остались его пометки).

Мы публикуем лишь третью главу документа, в котором митрополит Сергий высказывает свое отношение к коммунистическому строю. Тут мы имеем исключительный случай, когда иерарх старой дореволюционной закалки хорошо понимает, что «климентизм» не является подлинным христианским имущественным учением. Более того, благодаря широте взглядов и глубоким богословским и историческим знаниям митрополит Сергий указывает на причины уклонения церковного имущественного учения от истины.

В последние годы имя митрополита (а позднее - патриарха) Сергия подвергается поруганию. Сергианством сейчас называют недопустимый компромисс с безбожной властью. Думается, что суть церковной политики митрополита Сергия в период возглавления им Церкви был не компромисс, а разворот в сторону социальной политики советского государства, и данная записка такую точку зрения полностью подтверждает. Доброе имя этого выдающегося деятеля нашей Церкви должно быть восстановлено, а кампания его дискредитации - прекращена .

Вторым основным вопросом, который должен быть внесен в программу Поместного Собора (первый вопрос - об отношении Церкви к власти. - Н. С. ), есть вопрос о новом социальном строе, составляющем задачу и достижение революции, в частности, вопрос о собственности.

Христианство ставит своей целью обновление внутренней жизни человека. Чрез это, конечно, христианство глубоко влияет и на внешнюю жизнь, как частную, так и общественную. Однако переустройство внешней жизни, изменение её форм и установлений не входит в задачу христианства, по крайней мере, в задачу ближайшую и непременную. Вступая в мир, христианство принимает формы общественной жизни такими, какими они даны в наличности, мирится со всяким и общественным устройством, и установлениями, даже принципиально не мирящимися с христианским учением, лишь бы эти формы и установления не препятствовали человеку в его личной и внутренней жизни быть христианином. В этом черпают для себя основания обвинители христианства в оппортунизме, в якобы его безразличном отношении к этим установлениям, как рабство, смертная казнь и под. Если можно видеть оппортунизм в словах и действиях церковных деятелей позднейших эпох, привыкших стоять на государственной точке зрения и зависимых от государства, то кто обвинит в оппортунизме, напр. I. Христа, не нашедшего обвинительных слов для Пилата, смешавшего кровь галилеян с их жертвами (Лук. XIII, I). Или Апостола Павла, наставлявшего рабов быть послушными своим господам? Тогдашнее государство даже и не подозревало о самом существовании Апостола с его новым учением. Точно так же нельзя видеть в таком отношении христианства к данным формам внешней жизни как бы некоторого освящения христианством этих форм или признания их обвинительными для последующей истории развития человечества. Это просто вывод из убеждений, что лишь при внутренней христианизации человечества имеют значение всякие внешние христианизированные формы общественной и частной жизни и что, поэтому, нужно очистить прежде внутреннее и внешнее потом приложится само собою. Следовательно, и в принятии христианством за данное <слово неразборчиво> уклада жизни, установленного Римской Империей и покоившегося на римском праве, нельзя видеть освещение этого уклада христианством и признание его навеки нерушимым и обязательным. Тем более нельзя распространять такого освящения и на все подробности этого уклада, не исключая и таких, которые явно противоречат христианскому учению, напр, на рабство или хотя бы на накопление богатства на счет обеднения народа.

Но если так, то христианство, принявшее прежний социальный строй просто потому, что он существовал тогда, на таких же основаниях приняло бы и коммунистический строй, если бы он существовал как данный. Что этот строй не только не противен христианству, но и желателен для него более всякого другого, это показывают первые шаги христианства в мире, когда оно, может быть, еще не ясно представляя себе своего мирового масштаба и на практике не встречая необходимости в каких либо компромиссах, применяло свои принципы к устройству внешней жизни первой христианской общины в Иерусалиме, тогда никто ничего не считал своим, а все было у всех общее (Деян. IV, 32). Но то же было и впоследствии, когда христианство сделалось государственной религией, когда оно, вступив в союз с собственническим государством, признало и как бы освятило собственнический строй. Тогда героизм христианский, до сих пор находивший себе исход в страданиях за веру, начал искать такого исхода в монашестве, т. е. между прочим в отречении от собственности, в жизни общинной, коммунистической, когда никто ничего не считает своим, а все у всех общее. И, что особенно важно, увлечение монашеством не было достоянием какой-нибудь кучки прямолинейных идеалистов, не представляло из себя чего-нибудь фракционного, сектантского. Это было явлением всеобщим, свойственным всему православно-христианскому обществу. Бывали периоды, когда, по фигуральному выражению церковных писателей, пустели города и населялись пустыни. Это был как бы протест самого христианства против того компромисса, который ему пришлось допустить, чтобы удержать в своих недрах людей «мира», которым не по силам путь чисто идеальный. Не возражая против владения собственностью, не удаляя из своей среды и богатых, христианство всегда считает «спасением», когда богатый раздаст свое богатство нищим. Находясь в союзе с собственническим государством и своим авторитетом как бы поддерживая собственнический строй, христианство (точнее, наша православная церковь в отличие от протестантства) идеальной или совершенной жизнью, наиболее близкой к идеалу, считало все таки монашество с его отречением от частной собственности. Это господствующая мысль и православного богослужения, и православного нравоучения, и всего православно-церковного уклада жизни. Тем легче, следовательно, было бы христианству помириться с коммунистическим строем, если бы он оказался в наличности в тогдашнем или в каком-либо другом государстве.

Поэтому и наша Православная церковь, стоя перед совершившимся фактом введения коммунистического строя Советской властью, может и должна отрицать коммунизм как религиозное учение, выступающее под флагом атеизма. Она может выражать опасения, как бы принудительное отчуждение частной собственности, проводимое под флагом безбожия и отречения от неба и будущей жизни, не имело на практике совершенно противоположных результатов; как бы, вместо того чтобы отучить людей от собственности, оно не возбудило в людях, наоборот, особенно страстного и настойчивого стремления именно к приобретению, к наживе, чтобы пользоваться хотя моментом: «Будем есть и пить, потому что завтра умрем» (Ис. XXII, 13). Все такие опасения допустимы и, если угодно, оправдываются опытом действительной жизни. Но занимать непримиримую позицию против коммунизма как экономического учения, восставать на защиту частной собственности для нашей православной, в особенности русской церкви значило бы забыть свое самое священное прошлое, самые дорогие и заветные чаяния, которыми, при всем несовершенстве повседневной жизни, при всех компромиссах, жило и живет наше русское подлинно православное церковное общество.

Борьба с коммунизмом и защита собственности нашими церковными деятелями и писателями в прежнее, дореволюционное время, по моему мнению, объясняется причинами для церкви внешними и случайными. Прежде и главнее всего: Церковь тогда была в союзе с собственническим государством, точнее, всецело подчинена ему. Коммунизм тогда считался учением противогосударственным. Естественно, что многие церковные деятели остерегались со всею ясностью и последовательностью высказывать идеальный, подлинно евангельский взгляд нашей церкви на собственность, чтобы не оказаться политически неблагонадежными. Вспомним, что сам митрополит Московский Филарет, при всем его государственном складе мышления и при всей его государственной корректности, принужден был выдержать неприятные переговоры с министром внутренних дел или с жандармским управлением, по поводу одной своей проповеди о милостыне. Очень многие [пи]писали и говорили против коммунизма просто по привычке к своей, так сказать, государственности, по привычке на все смотреть больше с государственной, чем с церковной точки зрения. Это был почти общий порок нашего «ведомства» и нашего духовного сословия. Если же оставить в стороне нашу «государственность», многое объяснит в данном вопросе полемическая инерция. Полемизируя с сектантами, из которых некоторые отрицают собственность, с Толстым, и не желая оставить необличенным ни одного заблуждения, наши миссионеры и писатели часто простирались по внедрении дальше, чем следовало, и начинали обличать то, что обличению не подлежало и что обличать не входило ни в интересы, ни в задачу Православной Церкви. Наконец, значительную, можно даже сказать, львиную долю в этом недоразумении должна принять на себя и наша богословская духовно-академическая наука, шедшая и в данном вопросе, как и во многих других, на буксире богословской науки западно-европейской, в особенности протестантской. Протестантство же (ортодоксальное), полемизируя с коммунизмом и защищая частную собственность и весь вообще европейский буржуазный склад жизни, было только последовательным. С самых первых шагов своих, удалив духовно-благодатную жизнь человека в тайники его совести и признав, что в этой области свободное произволение человека почти не значит ничего, протестантство тем самым направило всю энергию человека в сторону так называемых гражданских добродетелей (гражданская мораль Меланхтона). Отрицая возможность вообще духовного подвига в земной жизни христианина и отвергая монашество, протестантство стало культивировать добродетели семейные, общественные и государственные. Поэтому и церковь там, само собою, оказалась подчиненной государству, и добродетели гражданские практически оказались более нужными, чем духовные. А так как государство было собственническим, так как гражданский строй был буржуазным, то и гражданские добродетели эти оказались преимущественно буржуазными и собственническими: верность государю, честность, трезвость, бережливость, соседняя со скопидомством, и т. д. По этому пути протестантство вполне последовательно пришло потом и к утверждению, что собственность священна, и даже что долг богатого человека - заботиться об увеличении своего богатства.

Для пересаженного к нам с Запада полицейского государства эти выводы протестантства были весьма пригодными и потому были весьма скоро и основательно усвоены всеми по-государственному мыслящими людьми. Они свили себе гнездо и в официальном богословии. Но подлинно православной, в особенности русской православной богословской науке с этими выводами не по пути. Недаром немцы возмущались некультурностью нашего мужика, невозможностью никакими силами привить ему помянутые буржуазные добродетели. Он все продолжает твердить, что земля «Божья», т. е. ничья, что все, что нужно всем, и должно быть в общем пользовании. Но не то же ли в конце концов скрывается и под кожею всякого русского интеллигента и вообще русского человека? Возьмем нашу народную поэзию, начиная с былин и кончая беллетристикой (даже дореволюционной). Где у нас идеал честного и аккуратного собственника? Напротив, не юродивый ли, если взять духовную литературу, не босяк ли, если взять светскую, а в том и в другом случае, не человек ли, живущий вне условий и требований буржуазной жизни, есть подлинно наш русский идеал? Я убежден, что Православная наша церковь своими «уставными чтениями» из отцов церкви, где собственность подчас называлась, не обинуясь, кражей, своими прологами, житиями святых, содержанием своих богослужебных текстов, наконец, «духовными стихами», которые распевались около храмов нищими и составляли народный пересказ этого церковно-книжного учения, всем этим церковь в значительной степени участвовала в выработке вышеописанного антибуржуазного идеала, свойственного русскому народу. Допустим, что церковное учение падало уже на готовую почву или что русская, по-западному не культурная, душа уже и сама по себе склонна была к такому идеалу и только выбирала из церковной проповеди наиболее себе сродное, конгениальное. Во всяком случае можно утверждать, не колеблясь, что Православная наша церковь своим (теперь неофициальным) учением не только не заглушала таких естественных произрастаний русской души, но напротив, доставляла им обильную пищу, развивала их и давала им освящение. Впоследствии, в эпоху послепетровскую, с появлением латинской богословской науки, древле православная церковная книжность была выброшена сначала из нашей духовной школы и перестала участвовать в воспитании духовного юношества, будущих пастырей церкви: а потом постепенно вышла и из повседневного церковного употребления, почти совсем удалена была и от воспитания народа, сохранившись разве у каких-нибудь деревенских грамотеев да отчасти в наиболее строгих монастырях и у единоверцев с старообрядцами-раскольниками. Теперь эта церковная книжность настолько основательно нами всеми забыта, что нашей духовно-академической науке удавалось делать в этой области настоящие научные открытия. Такой разрыв нашей духовной науки и школы с прошлым был одной из причин часто глубокого расхождения народно-церковного мировоззрения с официальным церковным учением и взаимного непонимания обеих сторон. Отсюда, от потери обоюдо упомянутого языка ведут свое происхождение и некоторые сектантские движения, по недоразумению отделявшиеся от официальной церкви и по недоразумению же ею преследовавшиеся. Вот почему и утверждаю, что примириться с коммунизмом как учением только экономическим (совершенно отметая его религиозное учение), для православной нашей церкви значило бы только возвратиться к своему забытому прошлому, забытому официально, но все еще живому и в подлинно церковной книжности, и в глубине сознания православно-верующего народа. Примириться с коммунизмом государственным, прибавим в заключение, для церкви тем легче что он, отрицая (практически лишь в известных пределах, хотя это и временно) частную собственность, не только оставляет собственность государственную или общенародную, но и карает всякое недозволенное пользование тем, что лично мне не принадлежит. Заповедь «не укради» остается основным положением и советского уголовного кодекса: Христианство же заинтересовано не тем, чтобы обеспечить христианину право на владение его собственностью, а тем, чтобы предостеречь его от покушений на чужую собственность.

Итак, второе постановление нашего Поместного Собора могло бы быть таким: С решительностью отметая религиозное учение коммунизма, Священный Собор, однако, не находит непримиримых возражений против коммунизма как учения экономического, отрицающего частную собственность и признающего все общеполезное и нужное общим достоянием, ни в священном писании, ни в подлинно церковном учении, особенно в учении древней русской православной церкви и потому приглашает и благословляет верных чад церкви бедных и неимущих со спокойной совестью, без боязни погрешить против святой веры, радостно приветствовать узаконенный Советскою властью в СССР. Коммунистический строй, а богатых и имущих безропотно, во имя той же веры, ему подчиниться, помня слово св. писания, что «блаженнее давать паче нежели принимать» (Деян. XX, 35) и что лучше быть обиженным и лишенным, нежели обижать и лишать других «да еже братию» (I Кор. VI, 7–8).

Демьян Бедный

(Собрание сочинений в пяти томах - 1)

А. А. Волков

Демьян Бедный

Демьян Бедный вошел в историю советской литературы как один из ее основоположников, выдающийся мастер поэтического слова. Его мужественная, всегда насыщенная острым политическим содержанием поэзия -- сатира и патетическая лирика, поэмы, басни и эпиграммы -- была глубоким выражением чувств и дум, чаяний и надежд народа. Творчество поэта представляло собой художественную летопись борьбы, подвигов и достижений великого русского народа. Советское правительство уже в 20-е годы высоко оценило своеобразную и огромную по размаху деятельность Демьяна Бедного. В обращении Президиума ВЦИК в связи с награждением поэта орденом Красного Знамени он был назван "поэтом великой революции". "Произведения ваши,-- говорилось в обращении,-- простые и понятные каждому, а поэтому и необыкновенно сильные, зажигали революционным огнем сердца трудящихся и укрепляли бодрость духа в труднейшие минуты борьбы".

Неразрывная связь с революцией, ясность, доступность широким трудящимся массам -- таковы отличительные особенности поэзии Бедного. Они проявились еще в его дооктябрьском творчестве, они кристаллизовались и углублялись по мере идейного роста поэта, его активного участия в борьбе за победу революции, за победу социализма в нашей стране.

Детство Ефима Алексеевича Придворова, будущего пролетарского поэта Демьяна Бедного, было тяжелым и безрадостным.

Родился он в 1883 году, в деревне Губовке, Херсонской губернии, в крестьянской семье. Первые годы жизни провел в Елизаветограде, где обосновался его отец, Алексей Придворов, ушедший из деревни на заработки. Семи лет мальчик вновь попал в Губовку. Ему пришлось испытать там голод и холод, побои измученной и озлобленной непосильным трудом матери. Единственным близким мальчику человеком был в эти годы его дед Софрон, отличавшийся большой житейской мудростью, душевной добротой и чистотой. О нем, уже став поэтом, Бедный вспоминал в ряде своих стихотворений. Окончив сельское училище, мальчик поступает в Киевскую военно-фельдшерскую школу. Любознательный и способный подросток успешно учится, с увлечением читает произведения Крылова, Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Некрасова. В эти же годы он и сам пробует писать. В конце 90-х и начале 900-х годов появляются в печати первые, очень слабые, подражательные стихи Е. Придворова. Два из них были напечатаны в газете "Киевское слово" за 1899 год, одно -- в "Сборнике русских поэтов и поэтесс" 1901 года.

По окончании военно-фельдшерской школы Е. Придворов попадает на военную службу, которая тяготит его. Заветною мечтою юноши был университет. Успешно выдержав экстерном экзамен за восемь классов гимназии, Е. Придворов получает аттестат зрелости и в 1904 году поступает на историко-филологический факультет Петербургского университета. Пребывание в университете совпало с нарастанием в стране освободительного движения, завершившегося первой русской революцией. Этот революционный подъем сказался на настроениях студенчества, горячо сочувствовавшего борьбе народа с самодержавием. Окружавшей его передовой молодежи Ефим Придворов был в значительной степени обязан коренным переломом в своих ранее благонамеренных обывательских настроениях, которые привили ему царская военная школа и армия. "После четырех лет новой жизни, новых встреч и новых впечатлений,-- вспоминал он впоследствии,--после ошеломительной для меня революции 1905--1906 годов и еще более ошеломительной реакции последующих лет я растерял все, на чем зиждилось мое обывательски-благонамеренное настроение" {Д. Бедный, Автобиография, сб. "Старое и новое", 1928, изд. ЗИФ, стр. 12.}.

И в годы реакции, последовавшей за первой русской революцией, стихотворения поэта были насыщены пафосом демократических идей. Уже в этих стихотворениях, обличавших зверские расправы самодержавия с народом, выражалась надежда на близость перемен в общественной жизни страны, на "конец лихолетья", реакции. Молодого поэта одушевляла глубокая вера в победу восставшего народа, который произнесет суровый приговор царским палачам ("Сынок", "О Демьяне Бедном, Мужике Вредном", "Чудных три песни…" и др.). Не случайно некоторые из ранних стихов Придворова были или отклонены редакцией либерально-народнического "Русского богатства", или запрещены цензурой и появились значительно позже в большевистской газете "Звезда". Однако в годы столыпинской реакции Е. Придворов не осознает еще всей сложности социальных противоречий окружающей его действительности, не выходит в своем творчестве за рамки общедемократических идей. Характер и пути грядущей революции пока еще не ясны для него. Только сближение с большевистской печатью и -- через нее -- с партией и ее руководителями идейно воспитывает поэта, формирует его мировоззрение, превращает писателя-демократа Е. Придворова в поэта передового революционного пролетариата-- Д. Бедного. Связи поэта с большевистской прессой устанавливаютсяс 1911 года, со времени его работы в газете "Звезда". Революционный подъем 1912--1914 годов способствовал оживлению пролетарской литературы. Накануне первой империалистической войны вокруг легальных большевистских изданий, одним из которых являлась и газета "Звезда", объединяются передовые пролетарские писатели, бывшие в то же время профессиональными революционерами: А. А. Богданов, А. Гмырев-Михайлов, Л. Зилов и др. В их среду и входит молодой поэт Е. Придворов.

Вспоминая о начале его сотрудничества в "Звезде", правдист М. Ольминский писал: "Демьян Бедный не был новичком в печати. Его стихотворения за подписью "Е. Придворов" появлялись в народнических и кадетских изданиях. Он не был марксистом, но внутренне тяготел к наиболее левым течениям. И когда стала выходить "Звезда" чисто большевистского характера, он почувствовал к ней особую симпатию; сначала стали получаться по почте его стихи, а затем явился и сам автор. Вскоре он стал посещать ночную редакцию (в типографии) чуть ли не ежедневно. Здесь, в дружеских беседах, среди ночной газетной сутолоки, проявилась в Е. Придворове потребность в боевых литературных выступлениях, и родился на свет баснописец Демьян Бедный. Его очень быстро стал высоко ценить т. Н Ленин, тогда как многие другие товарищи долго косились на пришельца".

Трудно переоценить идейное влияние большевистской прессы на Е. Придворова. Несомненно, что и общение его с редакторами и сотрудниками "Звезды", "дружеские беседы" с ними, о которых говорит Ольминский, и чтение работ В. И. Ленина и И. В. Сталина -- все это воспитывало молодого поэта, вело его в лагерь передового пролетариата. Именно в "Звезде", а потом в "Правде" формируется талант поэта революции Д. Бедного. Позже, вспоминая об этом периоде своей жизни, он говорил: "Мои перепутья сходились к одной дороге. Идейная сумятица кончалась. Вначале 1912 года я был уже Демьяном Бедным" {Д. Бедный, Автобиография, сб. "Старое и новое", 1928, изд. ЗИФ, стр. 12.}.

Творчество Демьяна Бедного накануне первой мировой войны приобретает новые черты и качества. Его гражданская патетическая лирика теряет свойственную ей ранее абстрактность. Теперь в его стихотворениях ощущается более отчетливое понимание социальных противоречий. Все яснее осознается поэтом руководящая роль пролетариата в освободительной борьбе с угнетателями и поработителями народа. На ленский расстрел Д. Бедный ответил страстным, гневным стихотворением "Лена", в котором требовал возмездия палачам трудового люда. Знаменательно напечатанное в первом номере дооктябрьской "Правды" стихотворение "Полна страданий наших чаша…". Старая тема о беспредельности горя народного, о переполненной уже чаше народных бедствий получает здесь свое новое решение. Демьян Бедный зовет пролетариат к борьбе с самодержавием и твердо верит в конечную победу революции.

Не случайно, что в это время ведущим жанром в творчестве Д. Бедного является сатира. Жанр басни был действенным и острым оружием в борьбе с многочисленными врагами пролетарского революционного движения. Весьма знаменательно, что в эти годы Горький создает сатирические "Русские сказки", в которых беспощадно обличает многоликих врагов трудовых масс России.

Подобно Горькому, Демьян Бедный использует давно испытанное оружие сатиры. Необычайно широк круг тем и идей его произведений кануна первой империалистической войны. Ни одно сколько-нибудь значительное явление общественно-политической жизни страны не ускользало от внимания поэта. Бесправное положение пролетариата и крестьянской бедноты, зверская эксплуатация трудящихся буржуазией ("Пари", "Гастроном", "Молоко", "Ложка"), откровенный грабеж крестьянства чиновниками, хищническая политика по отношению к нему царского правительства ("Притон", "Хоровод"), пробуждение классового самосознания пролетариата и деревенской бедноты ("Май", "Лапоть и сапог", "Гипнотизер", "Народник", "Поют"), борьба большевиков за интересы трудящихся масс против буржуазных партий и оппортунистов, разоблачение меньшевиков-ликвидаторов ("Кукушка", "Бунтующие зайцы", "Ерши и вьюны", "Кашевары", "Слепой и фонарь"), беспощадное разоблачение полицейско-самодержавного строя ("Гастролер", "Столп отечества", "Натуралист", "Трибун") -- все это находит отражение в баснях Бедного, оценивается поэтом с позиций передового пролетариата и его партии.

Демьян Бедный в своих баснях всегда отталкивался от конкретных случаев жизни. Материал для них он брал обычно из газетной хроники. Сообщение о частном случае становилось эпиграфом к басне, сама же басня возводила случай к типическому явлению. Так, в эпиграфе к басне “Дом” сообщается: “В шестиэтажном доме г. Толкачева… произошла катастрофа: обвалились своды, потолки и балки… вследствие того, что от экономии большая часть дома построена из старого кирпича”. Рассказав в басне о тех махинациях, к которым прибегают домовладельцы, чтоб выколотить из жильцов побольше денег, Демьян Бедный в концовке делает смелое обобщение-намек.

Слыхали? Кончилась затея с домом скверно: Дом рухнул. Только я проверить не успел: Не дом ли то другой, а наш покуда цел. Что ж из того, что цел? Обвалится, наверно.

Нетрудно Догадаться, что поэт намекает на царский дом, басня и создана в период, когда готовилось празднование 300-летия дома Романовых. В послесловии к басне, написанном в 1909 году, поэт с удовлетворением заметил, что “в двенадцатом году был недурным пророком”. Эпиграфы в баснях Демьяна Бедного играли также роль тактическую, служили “специально для проведения под их флагом контрабанды, вроде басни “Дом”,- как писал автор в письме к критику П. Мирецкому в мае 1913 года.- Уберите эпиграф, и “Дом” погибнет. Да мало ли к каким фокусам приходится прибегать”.

Демьян Бедный широко использовал в баснях традиционные приемы, идущие еще от Эзопа и Крылова: аллегорию, намек, недосказанность, антропоморфизацию, однако у него условность этих приемов еще более очевидна. Так, построив свою басню “Гуманность” на диалоге между собаками Барбосом и Трезором, он уже эпиграфом к ней дает понять, что речь пойдет о ханжестве царских законодателей: “С.-Петербургское общество призрения животных сообщило…

Что вешать бродячих собак – не гуманно. Удобнее пользоваться удушливым газом”. Мораль басни прямо переключает мысль читателя на жизнь людей:

Сказать по совести, не знаю я и сам, Кому завидовать кто должен: люди – псам Иль псы-бродяги – людям?

Басня явилась откликом на Ленский расстрел рабочих. Один из ее персонажей прямо об этом говорит, раскрывая скрытый смысл эпиграфа: “На Ленских приисках… без виселиц, без газу, а живота лишить сумели город сразу”.

Часто в роли персонажей басен Демьяна Бедного выступают вещи – лапоть, сапог, рожок, ложка, шпага, топор и т. д. , но и они представлены как аллегорическое отражение общественной жизни и социальных конфликтов. Однако чаще всего в баснях выступают люди – с именами, с четкими классовыми характеристиками.

Это и простые труженики, терпящие нужду и несправедливость, но уже понимающие, кто их враг (“Притон”, “Май”, “Правдолюб”), и враги трудового народа – царизм, капиталисты, кулаки, церковники (“Притон”, “Хозяин и батрак”, “Дом”, “Сынок”, “Свеча”, “Урожай”, “Хозяин”), Иногда один и тот же персонаж проходит через несколько басен, что особенно подчеркивает их прочную жизненную основу. Таков, например, образ кулака Прова Кузьмича, показанного в различных жизненных обстоятельствах, в разных исторических условиях, но с постоянным авторским акцентом на неизменном в этом человеке: жадности, жестокости, злобной ненависти к трудовому народу (“Беда”, “Поджигатель”, “Затейник”, “Защита”). В нескольких произведениях встречаем мы и попа Ипата.

Большое значение имели те басни Демьяна Бедного, в которых он кратко и доходчиво, в образной форме разъяснял лозунги большевистской партии, разоблачал антинародную политику буржуазных партий, политику царизма. Такова басня “Шпага и топор”, в которой проводится мысль о том, что народ лишь путем вооруженного восстания, “лишь топором себе добудет счастье и свободу!

“; “Лапоть и сапог”, разоблачающая антинародный характер столыпинской реформы и одновременно зовущая рабочих и крестьян к единству в борьбе за счастье трудящихся. В басне “Кукушка” (февраль 1912 г.

) Демьян Бедный подверг резкой критике кадетов, пытавшихся представить Герцена своим духовным отцом. Тогда же резкую отповедь кадетам дал в статье “Памяти Герцена” (8 мая 1912 г.

). Естественно, что уже сама тематика басен, их идейная направленность определяла своеобразие их формы, интонацию, пафос, особенности концовок (“морали”). В отличие от крыловской, мораль басен Демьяна Бедного звучит не как поучение, а как призыв или прозрачный намек на конкретное политическое явление. Демьян Бедный активно откликнулся на империалистическую войну, заняв в отношении к ней твердую большевистскую позицию. Он сам был участником войны. На фронте к фельдшеру Придворову присматривались как к “подозрительной личности”, за ним начали следить шпики.

Из антивоенных стихотворений, написанных в первый период войны, удалось напечатать лишь два – “Пушка и соха” и “Баталисты” – в харьковской газете “Утро”, подальше от столичной цензуры.

(No Ratings Yet)

Сочинение на тему: Что я понял читая басни Демьяна Бедного

Другие сочинения по теме:

1. Сочинение по произведениям Эзопа и Ивана Крылова. Основоположником басни считают античного раба-художника Эзопа. Действительно, мудрость его басен настолько глубокая и...
2. Басни И. А. Крылова – прекрасная школа наблюдений жизни, явлений, характеров. Басни заинтересовывают и динамическими сюжетами, и изображением характеров действующих...
3. На вторую половину XIX века приходится период наиболее активного творчества Леонида Глебова. Глебов известен нам, прежде всего, как баснописец. Басня...
4. Басня – это небольшое прозаическое или стихотворное произведение аллегорического содержания и поучительного характера, один из древнейших жанров литературы. Еще в...
5. Общая характеристика сборника. Оставив педагогическую работу и живя в селах близ Харькова, Г. Сковорода написал знаменитый сборник басен “Басни харьковские”....
6. Древнегреческий полулегендарный баснописец. Имя Эзопа встречается в работах историка Геродота (V ст. до н. э.), который сообщает, что Эзоп жил...
7. Басни Павла Глазового очень любят в нашей семье, а несколько сборников его юмористических произведений в семейной библиотеке даже выделены отдельно....
8. Проза Клейста проблемно едина и структурно схожа с его драматургией, но разительно отличается от нее по особенностям художественной речи. Язык...
9. Басня – глубокомысленный рассказ, который нуждается, как загадка, в соответствующем толковании. Со временем, также как и апологос – “притча” как...
10. Родился в с. Новоскелюватка под Кривым Рогом. В 1940 г. после окончания школы служил в армии, был на фронте во...
11. При общей оценке басен Крылова надо сказать, что главные художественные достоинства их заключаются, во-первых, в языке и художественности формы, а”...
12. Когда читаешь роман “Айвенго” В. Скотта, на который миг забываешь, что события происходят далеком XII столетии. Такие же самые люди,...
13. Сочинение по произведениям великого русского баснописца Крылова. Басни И. А. Крылова – прекрасная школа наблюдений жизни, явлений, характеров. Басни заинтересовывают...