Но меркнет день настала ночь термин. Библейские мотивы в лирике Ф. Основные мотивы, темы и образы лирики Ф. И. Тютчева

Время легенд. Время героев. Великий князь Владимир Святославович. Креститель. Государь. Кесарь. Равных ему не было и не будет и тысячу лет спустя. И многие сотни лет после его кончины народ созданного Владимиром Государства Русь будет мечтать о возвращении прошлого. О мире, где правит Государь Красное Солнышко, а верные ему богатыри надежно хранят границы Руси.

Стрела, угодившая в позвоночник, лишила Илью Годуна, приемного сына князь-воеводы Серегея, славного будущего. У него отнялись ноги. Одна стрела – и четырнадцатилетний воин превратился в беспомощного калеку. Но Илья не сдался. Он сумел понять: не ноги делают воина воином, а истинный воинский дух, который не сокрушить даже смерти.

Александр Мазин
Варяг.
Богатырь

– Дичины набили, девок тож…

– Девок набили? – ухмыльнулся Вальгар Барсучонок, сотник из природных варягов. – Это вы зря. Хошь, научу тебя, Крутояр, как с девками обходиться следует?

Глаза сотника Крутояра недобро сузились:

Артём положил руку ему на плечо, останавливая ссору, показал кивком головы на топчущегося с той стороны стола отрока.

– Чего хотел, Узень? – недовольно проворчал Крутояр, уставившись на своего подначального. – Говори, не мнись, как дев… тьфу, как теля!

Узень, здоровенный хмурый дружинник лет двадцати, пробасил мрачно:

– Не к тебе дело, сотник, князя хочу спросить.

– Спрашивай, – разрешил Артём.

Ему стало любопытно. Узень – дружинник из местных. "Достался" князю вместе с уличским уделом и напрямую обращался к нему впервые.

– О брате твоем спросить хочу, – буркнул Узень. – Почему он, княже, мое место за столом занял? Обидно это!

– Думаю, он не знал, что это место – твое, – заметил Артём. – Попроси его – и он подвинется.

– А если он не захочет?

Артём бросил взгляд на ту часть, где разместились отроки. Илья устроился на самом "верхнем" краю стола младшей дружины. Ведал он иль нет, что занял чужое место, но если и ведал, то это его точно не беспокоило. Уплетал за обе щеки и ничуть не смущался, что раза в полтора мельче своих соседей по столу.

– Не захочет, говоришь? – Артём перевел взгляд на Узня. – Ну так попробуй принудить.

– Но он – твой брат, княже!

– И что? Если это место твое, значит – твое. Ты отрок или девка теремная? Я должен утирать тебе сопли каждый раз, когда тебя обидят? Тогда тебе не за моим столом место, а вон там, – уличский князь кивнул в сторону "женского" стола.

– Значит, можно? – Выражение незаслуженной обиды, только что преобладавшее на квадратном, обрамленном короткой русой бородкой лице Узня сменилось предвкушающе-агрессивным. – Благодарю, княже!

И отрок вразвалочку двинул к скамье, на которой, среди прочих уличских отроков достоинством повыше, угощался от княжьих щедрот Илья, Серегеев сын.

– Не зашибет? – поинтересовался княжий сотник Крутояр, провожая взглядом широкую спину отрока Узня.

– Он – мой брат. – Артём усмехнулся. – А моему брату негоже за чужой спиной прятаться. Это его должны уважать, а не меня.

– А он сумеет? – усомнился Крутояр. – Узень-то осерчал. А в гневе он – несдержан, уж я-то знаю.

– Знаешь, – согласился Артём. – Он ведь из твоей сотни. Но Илья – мой брат, – еще раз повторил уличский князь. – Я не стану утирать ему сопли. Да он и не позволит. А Узень осерчал потому, что думает, будто в своем праве.

– А разве – нет? – спросил Крутояр. – Это ведь его место.

– С чего ты взял? – осведомился Лузгай, командир лучшей сотни Артёма, сидевший по правую руку от князя. – Это княжий стол. И места за ним – все как есть княжьи. И мы с тобой тоже княжьи. Станешь спорить?

– Нет, не стану. Но если мой отрок обидит…

– Довольно! – оборвал его Артём. – Да, согласен, Илья против Узня маловат, так и я, Крутояр, росточком не вышел. А кто в этой трапезной против меня устоит?

– Я бы попробовал! – тут же заявил сидевший рядом с Лузгаем хузарин Борх. – Только – конно.

– Попробуешь, – пообещал Артём. – Но не сегодня. И не со мной, а с Ильей. А я погляжу, чему братишку твои и мои родичи прошлым летом обучили. А теперь помолчим. И посмотрим.

Отрок Узень остановился за спиной ничего не подозревающего Ильи и хлопнул парня по плечу.

От увесистого удара Илья покачнулся, расплескав мед, поставил чашу, обернулся…

За княжьим столом не услышали, что именно сказал Илье Узень – в трапезной было довольно шумно. Однако по ухмылочкам соседних Илье гридней и по вмиг закаменевшему лицу Ильи становилось понятно: сказано что-то весьма обидное.

Губы княжьего брата шевельнулись, он взял чашу и протянул ее Узню.

Тот чаши не принял. Выкрикнул что-то, махнул рукой, намереваясь выбить чашу из десницы Ильи… И промахнулся. Зато не промахнулся Илья. Чаша с горячим медом выплеснулась Узню в лицо.

Пока отрок протирал глаза, Илья тоже успел ему что-то сказать. И, надо полагать, не извинение, потому что липкие пальцы уличского отрока едва не вцепились в стриженные кружком пшеничные волосы Ильи. Однако тот не дался – нырнул под стол. Это был единственный способ уклониться, ведь по обе стороны от Ильи сидели плечистые уличские дружинники, и не подумавшие подвинуться.

Нырнуть под стол – не самый славный путь, но Илья там задержался недолго. Извернулся, проскользнул под скамьей, вынырнул справа от разъяренного Узня и, раньше чем тот успел что-то предпринять, подпер отроку подбородок лезвием его собственного засапожника.

В трапезной к этому мигу уже оборвались все разговоры, а многие дружинники даже повскакивали с мест, чтобы лучше видеть. Так что сказанное Ильей смогли услышать даже в тридцати шагах, за княжеским столом.

– Надо тебе кровь пустить за такие слова! – выкрикнул Илья. – Но ты, не знаю, как тебя звать, – в дружине моего брата, и вежеству тебя учить – его забота! Когда я сам стану князем, то уж постараюсь, чтобы мои отроки были – не тебе чета и крепко помнили, что, оскорбляя моих гостей или родичей, они оскорбляют меня! А уж таких неуклюжих и криворуких, как ты, я даже в дворовые холопы не возьму!

– А ведь он прав, брат твой, – негромко произнес Лузгай. – Гнать надо Узня. Я в отроках лучше б себе горло перерезал, чем такое слушать. А он, вишь, стоит не шелохнется.

– В бою он не трусил! – вступился за дружинника Крутояр.

– Воин, который выбирает, когда ему трусить, а когда храбриться? Ха! – развеселился Борх.

– Нет, Свенельдич, так не бывает, – поддержал хузарина Лузгай. – Ты или хоробр, или раб.

– Илья! – прервал Артём философский спор старшей гриди. – Отпусти его, Илья! И верни нож. А ты, Узень – бегом сюда!

– Крутояр. – Уличский князь повернулся к сотнику. – Это твой человек. Накажи его сам. А потом убери его с моих глаз и с моей земли.

– За что, княже? – не выдержал Узень. – Ты же сам позволил! Я – в своем праве! Против своего слова идешь!

Крутояр, не вставая, метнул кинжал, которым резал мясо. Серебряное навершие рукояти ударило отрока в зубы. И тут же вскочившие гридни схватили Узня, поставили на колени, оттянули голову назад. Кивнет князь – и перережут горло своему выкашливающему кровь и зубное крошево соратнику. Бывшему соратнику, обвинившему батьку-князя в клятвопреступлении.

В некотором царстве Богатырь родился. Баба-яга его родила, вспоила, вскормила, выхолила, и когда он с коломенскую версту вырос, сама на покой в пустыню ушла, а его пустила на все четыре стороны: «Иди, Богатырь, совершай подвиги!»

Разумеется, прежде всего Богатырь в лес ударился; видит, один дуб стоит — он его с корнем вырвал; видит, другой стоит — он его кулаком пополам перешиб; видит, третий стоит и в нем дупло — залез Богатырь в дупло и заснул.

Застонала мать зеленая дубровушка от храпов его перекатистых; побежали из лесу звери лютые, полетели птицы пернатые; сам леший так испугался, что взял в охапку лешачиху с лешачатами — и был таков.

Пошла слава про Богатыря по всей земле. И свои, и чужие, и други, и супостаты не надивятся на него: свои боятся вообще потому, что ежели не бояться, то каким же образом жить? А, сверх того, и надежда есть: беспременно Богатырь для того в дупло залег, чтоб еще больше во сне сил набраться: «Вот ужо проснется наш Богатырь и нас перед всем миром воспрославит». Чужие, в свой черед, опасаются: «Слышь, мол, какой стон по земле пошел — никак, в «оной» земле Богатырь родился! Как бы он нам звону не задал, когда проснется!»

И все ходят кругом на цыпочках и шепотом повторяют: «Спи, Богатырь, спи!»

И вот прошло сто лет, потом двести, триста и вдруг целая тысяча. Улита ехала-ехала, да наконец и приехала. Синица хвасталась-хвасталась, да и в самом деле моря не зажгла. Варили-варили мужика, покуда всю сырость из него не выварили: ау, мужик! Всё приделали, всё прикончили, друг дружку обворовали начисто — шабаш! А Богатырь все спит, все незрячими очами из дупла прямо на солнце глядит да перекатистые храпы кругом на сто верст пущает.

Долго глядели супостаты, долго думали: «Могущественна, должно быть, оная страна, в коей боятся Богатыря за то только, что он в дупле спит!»

Однако стали помаленьку умом-разумом раскидывать; начали припоминать, сколько раз насылались на оную страну беды жестокие, и ни разу Богатырь не пришел на выручку людишкам. В таком-то году людишки сами промеж себя звериным обычаем передрались и много народу зря погубили. Горько тужили в ту пору старики, горько взывали: «Приди, Богатырь, рассуди безвременье наше!» А он, вместо того, в дупле проспал. В таком-то году все поля солнцем выжгло да градом выбило: думали, придет Богатырь, мирских людей накормит, а он, вместо того, в дупле просидел. В таком-то году и города и селенья огнем попалило, не стало у людишек ни крова, ни одежи, ни ежева; думали: «Вот придет Богатырь и мирскую нужду исправит» — а он и тут в дупле проспал.

Словом сказать, всю тысячу лет оная страна всеми болями переболела, и ни разу Богатырь ни ухом не повел, ни оком не шевельнул, чтобы узнать, отчего земля кругом стоном стонет.

Что ж это за Богатырь такой?

Многострадальная и долготерпеливая была оная страна и имела веру великую и неослабную. Плакала — и верила; вздыхала и верила. Верила, что когда источник слез и воздыханий иссякнет, то Богатырь улучит минуту и спасет ее. И вот минута наступила, но не та, которую ждали обыватели. Поднялись супостаты и обступили страну, в коей Богатырь в дупле спал. И прямо все пошли на Богатыря. Сперва один к дуплу осторожненько подступил — воняет; другой подошел — тоже воняет. «А ведь Богатырь-то гнилой!» — молвили супостаты и ринулись на страну.

Супостаты были жестоки и неумолимы. Они жгли и рубили все, что попадало навстречу, мстя за тот смешной вековой страх, который внушал им Богатырь. Заметались людишки, видя лихое безвременье, кинулись навстречу супостату — глядят, идти не с чем. И вспомнили тут про Богатыря, и в один голос возопили: «Поспешай, Богатырь, поспешай!»

Тогда совершилось чудо: Богатырь не шелохнулся. Как и тысячу лет тому назад, голова его неподвижно глядела незрячими глазами на солнце, но уже тех храпов могучих не испускала, от которых некогда содрогалась мать зеленая дубровушка.

Подошел в ту пору к Богатырю дурак Иванушка, перешиб дупло кулаком — смотрит, ан у Богатыря гадюки туловище вплоть до самой шеи отъели.

Богатырь Сказка Салтыкова-Щедрина читать

В некотором царстве Богатырь родился. Баба-яга его родила, вспоила, вскормила, выхолила, и когда он с коломенскую версту вырос, сама на покой в пустыню ушла, а его пустила на все четыре стороны: "Иди, Богатырь, совершай подвиги!"

Разумеется, прежде всего Богатырь в лес ударился; видит, один дуб стоит - он его с корнем вырвал; видит, другой стоит - он его кулаком пополам перешиб; видит, третий стоит и в нем дупло - залез Богатырь в дупло и заснул.

Застонала мать зеленая дубровушка от храпов его перекатистых; побежали из лесу звери лютые, полетели птицы пернатые; сам леший так испугался, что взял в охапку лешачиху с лешачатами - и был таков.

Пошла слава про Богатыря по всей земле. И свои, и чужие, и други, и супостаты не надивятся на него: свои боятся вообще потому, что ежели не бояться, то каким же образом жить? А, сверх того, и надежда есть: беспременно Богатырь для того в дупло залег, чтоб еще больше во сне сил набраться: "Вот ужо проснется наш Богатырь и нас перед всем миром воспрославит". Чужие, в свой черед, опасаются: "Слышь, мол, какой стон по земле пошел - никак, в "оной" земле Богатырь родился! Как бы он нам звону не задал, когда проснется!"

И все ходят кругом на цыпочках и шепотом повторяют: "Спи, Богатырь, спи!"

И вот прошло сто лет, потом двести, триста и вдруг целая тысяча. Улита ехала-ехала, да наконец и приехала. Синица хвасталась-хвасталась, да и в самом деле моря не зажгла. Варили-варили мужика, покуда всю сырость из него не выварили: ау, мужик! Всё приделали, всё прикончили, друг дружку обворовали начисто - шабаш! А Богатырь все спит, все незрячими очами из дупла прямо на солнце глядит да перекатистые храпы кругом на сто верст пущает.

Долго глядели супостаты, долго думали: "Могущественна, должно быть, оная страна, в коей боятся Богатыря за то только, что он в дупле спит!"

Однако стали помаленьку умом-разумом раскидывать; начали припоминать, сколько раз насылались на оную страну беды жестокие, и ни разу Богатырь не пришел на выручку людишкам. В таком-то году людишки сами промеж себя звериным обычаем передрались и много народу зря погубили. Горько тужили в ту пору старики, горько взывали: "Приди, Богатырь, рассуди безвременье наше!" А он, вместо того, в дупле проспал. В таком-то году все поля солнцем выжгло да градом выбило: думали, придет Богатырь, мирских людей накормит, а он, вместо того, в дупле просидел. В таком-то году и города и селенья огнем попалило, не стало у людишек ни крова, ни одежи, ни ежева; думали: "Вот придет Богатырь и мирскую нужду исправит" - а он и тут в дупле проспал.

Словом сказать, всю тысячу лет оная страна всеми болями переболела, и ни разу Богатырь ни ухом не повел, ни оком не шевельнул, чтобы узнать, отчего земля кругом стоном стонет.

Что ж это за Богатырь такой?

Многострадальная и долготерпеливая была оная страна и имела веру великую и неослабную. Плакала - и верила; вздыхала и верила. Верила, что когда источник слез и воздыханий иссякнет, то Богатырь улучит минуту и спасет ее. И вот минута наступила, но не та, которую ждали обыватели. Поднялись супостаты и обступили страну, в коей Богатырь в дупле спал. И прямо все пошли на Богатыря. Сперва один к дуплу осторожненько подступил - воняет; другой подошел - тоже воняет. "А ведь Богатырь-то гнилой!" - молвили супостаты и ринулись на страну.

Супостаты были жестоки и неумолимы. Они жгли и рубили все, что попадало навстречу, мстя за тот смешной вековой страх, который внушал им Богатырь. Заметались людишки, видя лихое безвременье, кинулись навстречу супостату - глядят, идти не с чем. И вспомнили тут про Богатыря, и в один голос возопили: "Поспешай, Богатырь, поспешай!"

Тогда совершилось чудо: Богатырь не шелохнулся. Как и тысячу лет тому назад, голова его неподвижно глядела незрячими глазами на солнце, но уже тех храпов могучих не испускала, от которых некогда содрогалась мать зеленая дубровушка.

Подошел в ту пору к Богатырю дурак Иванушка, перешиб дупло кулаком - смотрит, ан у Богатыря гадюки туловище вплоть до самой шеи отъели.

Спи, Богатырь, спи!

Стихотворение «День и ночь» было написано Ф.И. Тютчевым в 1839 году. Впервые напечатано в том же году в журнале «Современник». Затем переиздавалось в «Современнике» 1854 и 1868 годов. Л.Н. в своем сборнике стихов поэта отметил это произведение буквами «Т. Г. К.!» (Тютчев. Глубина. Красота).
Стихотворение мы можем отнести к философской лирике, основная тема его – традиционное для романтизма противопоставление дня и ночи как образов, символизирующих два полярных состояния человеческой души. Стиль – романтический. Жанр – лирический фрагмент.
Открывается стихотворение образом светлого, радостного дня:

На мир таинственный духов,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен златотканый
Высокой волею богов.
День – сей блистательный покров -
День, земнородных оживленье,
Души болящих исцеленье,
Друг человека и богов!

Спокойные, торжественные интонации передают чувства лирического героя. Образ дня создают многочисленные приложения, которые употреблены здесь в определенной смысловой градации: «сей блистательный покров», «земнородных оживленье», «Души болящих исцеленье», «Друг человека и богов!». День – это ясность, порядок, душевный покой. Человек находится в гармонии с богом и Вселенной. Исследователи отмечали, что в первой части стихотворения нет движения, динамики. Здесь нет глаголов, употреблено лишь страдательное причастие «наброшен», день, таким образом, становится у Тютчева пассивным, бездеятельным.
Однако вскоре день сменяется ночью, и в душе лирического героя оживают иные чувства – страх, беспомощность. Открывающаяся взору его «ночная бездна» порождает Хаос, противостоящий Гармонии в лирическом мире Тютчева. Все сокрытое, тайное ночь делает явным. Человек остается наедине с собственной душой, со всей Вселенной, он не может уйти от собственных переживаний . И здесь уже герой противопоставлен Вселенной. В этом же плане мы можем рассматривать здесь символику света и тьмы. Мгла ночи разрушает преграды между человеком и глубинными движениями его души, вызывает к жизни все, что было покрыто «блистательным покровом» дня. Но что там таится, в глубинах подсознания лирического героя? Поэт не дает прямого ответа на этот вопрос:

Но меркнет день – настала ночь;
Пришла – и с мира рокового
Ткань благодатную покрова,
Сорвав, отбрасывает прочь…
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами -
Вот отчего нам ночь страшна!

Здесь уже мы встречаем многочисленные глаголы, краткое страдательное причастие и деепричастие: «меркнет», «настала», «пришла», «отбрасывает», «сорвав», «обнажена». Ночь у Тютчева сильнее дня, она активна, она подавляет героя. И здесь мы вплотную подходит к философскому размышлению о человеке, о темных и светлых сторонах его души. Если человек держится норм добра и разума, то Хаос не сможет уничтожить его. Если же он анархичен и своеволен, то Природа обернется к нему своей темной стороной.
Этот же мотив бессилия человека перед стихией Ночи звучит у Тютчева и в стихотворении «Святая ночь на небосклон взошла»:

И, как виденье, внешний мир ушел…
И человек, как сирота бездомный,
Стоит теперь, и немощен и гол,
Лицом к лицу пред пропастию темной.

На самого себя покинут он -
Упразднен ум, и мысль осиротела -
В душе своей, как в бездне, погружен,
И нет извне опоры, ни предела…

В основе композиции произведения лежит принцип антитезы. Мы можем выделить две части. В первой части поэт создает образ дня, во второй части – образ ночи.
Стихотворение написано четырехстопным ямбом, восьмистишиями, рифмовка – кольцевая. Поэт использует следующие средства художественной выразительности: эпитеты («над…бездной безымянной», «блистательный покров», с мира рокового»), метафору («с мира рокового Ткань благодатную покрова, Сорвав, отбрасывает прочь»), инверсию («Покров наброшен златотканый»), ассонанс («Покров наброшен златотканый»), аллитерацию («Высокой волею богов»). Мы находим высокую лексику («покров», «благодатный») и архаизмы («духов», «земнородных», «сей», «мглами»).
Стихотворение «День и ночь» – одно из лучших в творчестве поэта. Оно тонко и точно передает мироощущение Тютчева, «поэта ночных откровений, поэта небесных и душевных бездн. Он как бы шепчется с тенями ночи, ловит их смутную жизнь и передает ее без всяких символов, без всякой романтики, в тихих, трепетных словах… Это созерцание мира в его ночной стихийности, в его хаотически-божественной правде… Жизнь человеческая объята снами, и светлый день именно сон, от которого мы пробуждаемся в жизнь, в смерть»

Перед вами сочинение на тему «Основные мотивы, темы и образы лирики Ф. И. Тютчева». Сочинение рассчитано на старшие классы, но может также использоваться в 6 классе при подготовке собственного сочинения.

Основные мотивы, темы и образы лирики Ф. И. Тютчева

Великий русский поэт Федор Иванович Тютчев оставил потомкам богатое творческое наследие. Он жил в эпоху, когда творили Пушкин, Жуковский, Некрасов, Толстой. Современники считали Тютчева умнейшим, образованнейшим человеком своего времени, называли «настоящим европейцем ». С восемнадцати лет поэт жил и учился в Европе, а на родине его произведения стали известны только в начале 50-х годов XIX века.

Отличительной чертой лирики Тютчева было то, что поэт не стремился переделывать жизнь, а пытался понять ее тайны, ее сокровенный смысл. Именно поэтому большую часть его стихотворений пронизывают философские мысли о таинственности Вселенной, о связи человеческой души с космосом.

Лирику Тютчева тематически можно разделить на философскую, гражданскую, пейзажную и любовную. Но в каждом стихотворении эти темы тесно переплетаются, превращаясь в удивительно глубокие по смыслу произведения.

К гражданской лирике относятся стихотворения «14-е декабря 1825 », «Над этой темною толпой… », «Последний катаклизм » и другие. Тютчев был свидетелем многих исторических событий в русской и европейской истории: война с Наполеоном, революции в Европе, польское восстание, Крымская война, отмена крепостного права в России и других. Как человек государственно мыслящий, Тютчев мог сравнивать и делать выводы о путях развития разных стран.

В стихотворении «14-е декабря 1825 », посвященном восстанию декабристов, поэт гневно обличает самодержавие, развратившее правящую верхушку России:

Народ, чуждаясь вероломства,

Поносит ваши имена -

И ваша память от потомства,

Как труп в земле, схоронена.

Стихотворение «Над этой темною толпой…» напоминает нам пушкинскую вольнолюбивую лирику. В нем Тютчев возмущается «растленьем душ и пустотой » в государстве и выражает надежду на лучшее будущее:

…Взойдешь ли ты когда, Свобода,

Блеснет ли луч твой золотой?

Стихотворение «Наш век » относится к философской лирике. В нем поэт размышляет над состоянием души современного ему человека. В душе много сил, но она вынуждена молчать в условиях несвободы:

Не плоть, а дух растлился в наши дни,

И человек отчаянно тоскует…

Он к свету рвется из ночной тени

И, свет обретши, ропщет и бунтует.

По мнению поэта, человек потерял веру, без света которой душа «иссушена », а мучения его невыносимы. Во многих стихотворениях звучит мысль, что человек не справился с возложенной на него миссией на Земле и его должен поглотить Хаос.

Пейзажная лирика Тютчева наполнена философским содержанием. Поэт говорит, что природа мудра и вечна, она существует независимо от человека. Между тем он только в ней черпает силы для жизни:

Так связан, съединен от века

Союзом кровного родства

Разумный гений человека

С творящей силой естества.

Стихотворения Тютчева о весне «Вешние воды » и «Весенняя гроза » стали очень известными и популярными. Поэт описывает бурную весну, оживление и радость нарождающегося мира. Весна вызывает у него мысли о будущем. Осень поэт воспринимает как пору грусти, увядания. Она настраивает на размышления, покой и прощание с природой:

Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора -

Весь день стоит как бы хрустальный,

И лучезарны вечера.

Из осени поэт перемещается сразу в вечность:

А там, в торжественном покое

Разоблаченная с утра,

Сияет белая гора,

Как откровенье неземное.

Тютчев очень любил осень, недаром он говорит о ней: «Продлись, продлись, очарованье ».

В любовной лирике поэта пейзаж часто соединен с чувствами влюбленного героя. Так, в чудесном стихотворении «Я встретил вас…» читаем:

Как поздней осенью порою

Бывают дни, бывает час,

Когда повеет вдруг весною

И что-то встрепенется в нас.

К шедеврам тютчевской любовной лирики относится «Денисьевский цикл», посвященный его возлюбленной Е. А. Денисьевой, отношения с которой продолжались 14 лет до самой ее смерти. В этом цикле поэт подробно описывает этапы их знакомства и последующей жизни. Стихотворения представляют собой исповедь, как бы личный дневник поэта. Последние стихотворения, написанные на смерть любимой, потрясают трагичностью:

Любила ты, и так, как ты, любить -

Нет, никому еще не удавалось!

О Господи!.. и это пережить…

И сердце на клочки не разорвалось…

Лирика Тютчева по праву вошла в золотой фонд русской поэзии. Она насыщена философскими мыслями и отличается совершенством формы. Интерес к исследованию человеческой души сделал лирику Тютчева бессмертной.

Надеюсь, данное сочинение по лирике Тютчева помогло вам в написании собственного сочинения.