Сюжет рассказа свои и чужие. «Свои и чужие. «Свои и чужие»

Год издания книги: 1909

Роман Джека Лондона «Мартин Иден» является одним из самых известных произведений писателя. Данное произведение переведено на более чем 40 языков мира, а также экранизировалось четыре раза в США и СССР. Оценить влияние этого романа Джека Лондона на мировую литературу практически невозможно, и оно не раз входило в разнообразные рейтинги 100 лучших книг 20-го века.

Книги «Мартин Иден» краткое содержание

Если читать книги Джека Лондона «Мартин Иден» краткое содержание, то вы узнаете историю 21-летнего парня – Мартина Идена. Он выходец из самых низов и работает матросом на одном из паромов. Действие сюжета начинается с того, что Мартин защищает от хулиганов некого Артура Морза. Артур выходец из богатой семьи в знак признательности и своей эксцентричности приглашает Мартина на обед. Дом Морза поражает главного героя книги «Мартин Иден». Но больше всего его поражает сестра Артура – Руфь Морза. Он видит в ней идеал чистоты и духовности и дабы сблизиться с ней решает стать достойным ее внимания.

Далее в нашем книги Джека Лондона «Мартин Иден» кратком содержании читать можно как главный герой берется за самообразование. Он посещает библиотеку и учит правила стихосложения. Руфь активно помогает ему в этих начинаниях, пытаясь переделать его под людей ее общества. Но Мартину нужны средства к существованию, и он отправляется в восьмимесячное плаванье. По возвращению он радует Руфь своим успехами, а также планами стать писателем. И хотя девушка не очень верит в успех этих планов Мартин пишет свое первое произведение о искателях сокровищ и отправляет его в журнал Сан-Франциско. Руфь советует ему поступить в школу, но Мартин Иден проваливает все экзамены кроме грамматики. Руфь разочарованна, но Мартин не оставляет своих попыток стать писателем, отправляя свои рукописи в разные издания. Но практически все из них возвращают без объяснений. Тогда Мартин берет в аренду пишущую машинку и учиться работать на ней.

Однажды в руки главного героя романа «Мартин Иден» Джека Лондона попадает книга философа Герберта Спенсера, которая полностью меняет его взгляды на жизнь. Руфь не разделяет этого увлечения работами Спенсера, но и не мешает Мартину. Главный герой читает ей свои работы, но Руфь легко находит в них формальные недостатки, не замечая талант Мартина. Главный герой устраивается на работу гладильщиком в прачечную, но эта адская работа не оставляет ему свободного времени и только отупляет его. Поэтому он вновь решает идти в плаванье. Но прежде он объясняется с Руфь, и девушка говорит ему о взаимности его чувств. Они объявляют помолвку, которую не приветствуют родители девушки. Тем не менее они решают не мешать свободе выбора Руфь лишь только всякий раз очерняя Мартина в ее глазах.

Далее в романе Джека Лондона «Мартин Иден» читать можно как главный герой пробует себя в различных жанрах, но не одна его строчка не печатается. Доходит до того, что Мартин закладывает свое пальто, часы, велосипед и даже начинает голодать. Неожиданно один известный журнал решает напечатать одно из произведений Мартина Идена, но за это он готов заплатить всего 5 долларов. Мартин так расстроен, что даже заболевает. Но неожиданно из различных журналов начинают поступать чеки за публикацию его работ. Это окрыляет Мартина, но вскоре этот поток иссякает и работы главного героя вновь перестают публиковаться.

Тем временем родители Руфь желая более лицеприятного кандидата в мужья девушки устраивают званные вечера. На одном из таких вечеров Мартин знакомится с Рэссом Бриссенденом, который становится его близким другом. Рэсс знакомит его со своими трудами и дает почитать свое произведение «Эфемериду». На Мартина она производит крайне положительное впечатление, и он уговаривает Рэсса издать его, но друг говорит, что делать этого нельзя. Тем временем с одним из друзей Ресса Мартин попадает на митинг социалистов. Здесь он вступает в спор с одним из ораторов, но не разобравшийся журналист в своей статье преподносит его как одного из ярых участников митинга. Из-за этой публикации Руфь разрывает свою помолвку с ним. Главный герой пробует поговорить с журналистом, но тот обижен и начинает распускать против Мартина лживые слухи.

Далее в кратком содержании «Мартин Иден» Джека Лондона вы узнаете, как расстроенный Мартин продолжает работать. Кроме того, он рассылает «Эфемериду» в различные журналы желая издать ее в тайне от друга. Ее издают, и она вызывает шквал критики. Благо к этому моменту Рэсс уже не может ее услышать, ведь он как в , покончил жизнь самоубийством. Вскоре публикуют и книгу Мартина Идена «Позор Солнца» которая приносит ему славу и деньги. Теперь начинают публиковать все его произведения, и главный герой становится достаточно состоятельным писателем. Но деньги его не радуют, и он раздает их своим друзьям. Люди, которые раньше призирали его приглашают на обеды, и он даже иногда ходит на них. Руфь, отчасти под давлением родителей пытается вновь помолвиться с главным героем, но теперь Мартин понимает, что он любил только тот образ, который сам создал из девушки. Главный герой покупает остров на Маркизских островах и отправляется туда дабы жить в хижине. Но через несколько дней пути он выскальзывает в иллюминатор и нырнув поглубже, он открывает рот запуская воду в легкие. Он видит свет, но ощущает, что летит в бездну и тут сознание покидает его.

Книга «Мартин Иден» на сайте Топ книг

Роман «Мартин Иден» Джека Лондона читать настолько популярно, что книга периодически попадает в наш . Кроме того, наличие романа в школьной программе обеспечивает ей достаточно стабильный интерес, что позволяет периодически попадать в наш рейтинг . И учитывая популярность книги уже у нескольких поколений читателей мы и в дальнейшем предполагаем высокие позиции данной книги среди .

Роман Джека Лондона «Мартин Иден» читать онлайн на сайте Топ книг вы можете .

Роман Джека Лондона «Мартин Иден» скачать бесплатно на сайте Топ книг вы можете .

Роман меня изрядно опечалил и несколько озадачил. Какой-то совершенно невероятной банальностью сюжета, у меня смутное ощущение, что все это я уже читала раз сто, хотя и не могу ткнуть пальцем, где же именно.

Знаете, каждый более ли менее взрослый человек временами предается таким низменным и дешевым фантазиям. Положим, сейчас, в реальности, меня не любит девица Н. А вот я вырасту большой (зачеркнуто) прославлюсь, стану богачом, и девица Н. сама будет за мной бегать, а я ей возьму и откажу, потому что поезд ушел, голубушка. И ей будет стыдно, стыдно!

В общем, детский сад. Такие фантазии, кажется, появляются лет с 15, сменяя предыдущий вариант «отцы и дети» - назло маме отморожу уши! :biggrin:

В общем, считайте это за спойлер. Сюжет романа построен именно на изложении этой истории. Вот вы меня, гады, не ценили, а я стану большим и великим и вы пожалеете!

По закону жанра, юный графоман, буквально недавно научившийся читать и писать, разумеется, прославился на всю страну буквально через два года. И все плохие, в том числе его несостоявшаяся невеста «из аристократов», жестоко пожалели, что в свое время не оценили широту его сердца, чистоту помыслов, огонь души и тд.

Критики хором называют этот романт автобиографическим и ссылаются на некую Мейбл Эпплгарт, дочь преуспевающего инженера, с которой у молодого Лондона был такой же недороман, закончившийся, когда Мейбл узнала, сколько Лондон получил за свой первый напечатанный рассказ и что идти работать он не собирается. Что сказать, если это правда и если у «Мартина Идена» действительно отсюда растут ноги - господи, какие же смешные существа мужчины))

Другой момент, который очень мешает мне симпатизировать этому роману - то, что он просоциалистский по сути. Притом, что сам Мартин Иден не социалист, как это многократно подчеркивается. Но сам Лондон говорил, что «это - книга, которую не поняло большинство критиков. Написанная как обвинение индивидуализма, она была истолкована, как обвинение социализма... Да будь Мартин Иден социалистом, он бы не погиб». Вероятнее всего, так и есть, потому что Иден погиб, по сути, от одиночества - из своего класса он вышел, в аристократические верхи войти не захотел или не сумел. В идеале социализм дал бы ему именно то, что ему нужно - и компанию, и правильные ориентиры и ценности. Недаром в романе так обличается презренное и ограниченное буржуазное общество. Но у нас, в отличие от Лондона, есть преимущество исторического опыта, и теперь уже мы прекрасно представляем, что судьба художника в «презренном, ограниченом буржуазном обществе, где талант меряют только на деньги», все же гораздо лучше, чем судьба того же художника на лесоповале в солнечной Якутии, если вдруг направление его таланта разойдется с генеральной линией партии.

К тому же у меня вызывает огромную антипатию сам Мартин Иден. Во-1, «не верю». Не верю, что совершенно необразованный представитель «пролетариата» может за пару лет освоить весь багаж гуманитарных знаний, накопленных человечеством, чтобы суметь эффективно поспорить с университетским профессором. Это уже не Мартин Иден, а Марти Стью получается. Его размышления о философии, социологии и тд. - просто «Васисуалий Лоханкин и трагедия русского либерализма», уж простите. Да и вообще, когда в книгах заходит речь о том, что вот герой написал нечто совершенно гениальное, отчего у читателей душа разворачивается, а потом обратно сворачивается, у меня всегда остается ощущение, что это какое-то дешевое читерство. Где гениальное, покажите же! Почему мы должны на слово верить, что герой хорошо пишет, когда из остального текста это совершенно не вытекает?

А вытекает только то, что герой как был пролетариатом в худшем своем проявлении, так и остался. Очень смешно сочетание двух сцен. В одной Мартин вспоминает, как участвовал в жестокой уличной драке, и ему становится мучительно стыдно, но сейчас-то он не такой, он стал тоньше и лучше! А в другой он приходит на обед в дом Руфи и там хамит этому судье. Замечательная ситуация - прийти в гости, да еще и в дом своей невесты, причем прийти с целью, пардон, пожрать за чужой счет, потому что сам не можешь заработать даже на кусок хлеба, и нахамить там хозяевам и другим гостям. Несомненно, признак высокой культуры и образованности. Вижу в этом что-то очень швондеровское. Действительно, ни в каких философских трактатах не написано, что не надо гадить там, где ешь...

Советская критика традиционно говорит, что Мартин Иден «был плоть от плоти, кровь от крови человеком своего класса». И, добавлю от себя, как все представители этого класса, нуждался в кнуте, который заставит его тяжело трудиться, а без него очень быстро опускался, терял смысл жизни и человеческий облик. Финал это подтверждает. Социализм, между прочим, как раз и обеспечивал бы тот самый кнут - по принципу «насколько Комиссаржевская бы лучше играла вечером в театре, если бы днем она стояла у станка». Было бы забавно посмотреть, что произошло бы с Мартином в социалистическом обществе...

Оценка: 4

Ставлю себе цель: докопаться до бо́льшего количества слоёв и аспектов, чем традиционно приписываются этому Великому произведению, так как, забывая об остальных сторонах романа, он по недальновидности обедняется. А этого допустить нельзя.

1. Путь наверх.

Что же обычно принято считать самым первым и самым важным аспектом романа (подчёркиваю «принято»)? Да тот факт, что «Мартин Иден» Джека Лондона, к сожалению, стал одной из тех книг, по которым странные люди учат неопытных людей как стать успешными и богатыми. Иными словами, говорят они, «Мартин Иден» - это история пути наверх. Пути тернистого, голодного, одинокого, спотыкающегося, дойти до конца по которому возможно лишь несколько раз упав и не единожды потеряв веру в успех. Что ж, весьма красиво, достойно и... я даже не скажу, что чрезвычайно пафосно, потому что такое самопожертвование и стремление всегда должно заслуживать похвалы и какого-то признания. Но это ведь не всё, уважаемые любители успеха и фанаты миллионов:) Далеко не всё...

2. Творческий процесс.

«Во мне столько всего, о чем я хочу сказать. Но все это так огромно. Я не нахожу слов, не могу выразить, что там внутри. Иногда мне кажется, весь мир, вся жизнь, все на свете поселилось во мне и требует: будь нашим голосом. Я чувствую, ох, не знаю, как объяснить… Я чувствую, как это огромно а начинаю говорить, выходит детский лепет. До чего трудная задача – передать чувство, ощущение такими словами, на бумаге или вслух, чтобы тот, кто читает или слушает, почувствовал или ощутил то же, что и ты. Это великая задача.»

Кроме этой цитаты Джек Лондон вложил огромное множество мыслей и позиций по поводу работы творца. Чем творец пользуется. Какие ищет ходы для идей. Что хочет сказать между строк. С какими препятствиями сталкивается: от редакторов, как неудавшихся писателей, до самых близких людей, которые не могут прыгнуть на твою высоту. Здесь очень много всего, и это нужно просто читать и прочувствовать вместе с Мартином Иденом. Скажу только, что после перечитывания я нашел для себя настоящую загадку, темную лошадку произведения - Расса Бриссендена. Этот персонаж, этот художник жизни настолько колоритен, что диву даешься, плюс относиться к нему равнодушно невозможно. Говорят, его прообраз - Шарль Бодлер. Интересно...

3. Цветы для Элджернона = Мартин Иден.

Иными словами, очень упрощая, это некое горе от ума. В обоих произведениях мы видим обаятельное для окружающих простачество, которое постепенно и неуклонно трансформируется в колоссальный интеллект и презрение ко всем окружающим, как к людям «неспособным понять». Интеллект (или ум, здесь нет смысла разграничивать данные понятия), к большому сожалению, по убеждению этих двух авторов ставит зависимость между ним и отношением к окружающим людям. Что Чарли Гордон начинал всё чаще взрываться и выходить из себя, потому что его не понимали, не могли догнать мысль, что Мартин Иден, сначала с пылом и усердием старался доказать всем свою позицию, но тоже сталкивался с непробиваемой стеной узости мышления. Насколько эта зависимость точна? Конечно, в душе хочется сказать, что не должно быть такой зависимости, что чрезвычайно умный человек должен обладать ещё одним свойством - мудростью, то есть терпимостью и определённой долей стоицизма к окружающему миру. О, кстати! Кажется, я пришёл в своей голове к компромиссу, мысль следующая: рост ума будет негативно влиять на отношение к людям в том случае, если этот рост происходил необычайно стремительно. Думаю, никто не будет спорить, что молодые люди, отличающиеся умом, чаще, чем люди постарше, смотрят на окружающих «интеллектуально свысока». Это проблема, опять же, стремительного роста знаний при слабом росте нравственности и человеколюбия.

В этом же пункте хотелось бы поговорить о финале романа... Удивительно то, насколько часто встречаются мнения, что роман якобы «сдулся» к середине и в финале вообще оплошал, ведь главный герой всего добился. Вот на такие мнения, простите, хочется ругаться долго и рьяно:) Неужели непонятен посыл автора? Неужели не ясно, что настолько отдалившись от общества, обратного пути уже нет? Или вы как хотели - чтобы он стал миллионером и в конце изобрёл айфон? Так что ли? Нет уж. Лично я, допустим, прекрасно помню все падения Мартина Идена, всю казавшуюся безысходность при несомненном таланте его рассказов. Естественно, главный герой ставил вопрос: «Почему эти рассказы не публиковались до периода известности? Они ведь остались прежними, изменился лишь мой статус.» В дальнейшем это умножалось на лесть и обиду от того, что сейчас относятся иначе, чем относились, когда по сути-то он и был тем, кто написал эти первые рассказы. Оглушительная обида за людскую слепоту. И Мартин Иден считает, что невозможно жить в этом мире, так как его собственный мир идеалов рухнул.

4. Теория и практика.

«Они изучали жизнь по книгам, в то время как он был занят тем, что жил.»

Вечный вопрос, полагаю. Обычно имеется перевес одного над другим, что-то в человеке преобладает, исходя из его сути, либо условий прожитой жизни. Мартину Идену посчастливилось окунуться в обе среды - и в роли морского весельчака-гуляки, и в роли учёного-философа-писателя. Просто-напросто поэтому его не понимают ни в одном лагере, ни в другом. И Джек Лондон не даёт точного ответа, какой из двух лагерей лучше, он просто говорит о великой силе сопряжения их двух. В данном романе человек «повидавший жизнь» примеряет вторую роль человека «почитавшего книги». А забавно то, что в романе «Морской волк» того же автора происходит обратный эффект - из «почитавшего книги» в «повидавшего жизнь». То есть переход возможен, и он велик. Вот только в реальности этот переход случается крайне редко, обычно человек не способен перестроиться под совершенно иную парадигму.

5. Большой человек и маленькое общество. Спенсер.

Социальный дарвинизм, верно? В обществе так же существует естественный отбор, как и в животном мире. Везде побеждает сильнейший. Мартин Иден своим трудом и упорством доказывает своё право на существование. Его методы теперь не кулаки, а аргументы и доводы. В любом случае, он сильнее каждого из них по отдельности. Но вот такой вопрос: сильнее ли он всех их вместе взятых? Сможет ли лев устоять против стаи гиен? Как мы видим, главный герой пробивается в свет, но Ломается, именно Ломается. Да, он добился результата, но он и увидел, как всё устроено. Раньше ему представлялись великие цели и вселенская справедливость, отзывчивая к просящему. Но теперь стало очевидно, что общество ломает под себя самых крепких и высоких индивидов.

6. Любовь и одиночество.

«Все в мире непрочно, кроме любви. Любовь не может сбиться с пути, если только это настоящая любовь, а не хилый уродец, спотыкающийся и падающий на каждом шагу.»

Немного отвлекаясь, скажу, что великая радость тому, кто встретил настоящую прекрасную любовь. Ведь настоящая любовь сделала бы Мартина Идена совершенно другим человеком. Ему просто Пришлось стать сильным и чёрствым, потому что он был сам по себе один. Одиночество - тяжелая ноша. Возможно, оно и привело главного героя к такому исходу. А что же было у него с Рут? Не могу сказать, что чувствовала Рут, но что-то довольно детское, чувство, сравнимое с тем, как нянька успокаивает и убеждает малыша в том, что он молодец. Что-то вроде опеки. А что чувствовал Мартин Иден? Я считаю так: Рут была его музой, его целью. Он хотел быть достойным её, выйти на её уровень, доказать ей и всему свету, что он может. И когда нити, удерживавшие их ранее, потеряли своё значение, тогда и пошли их отношения под откос, потому что их изначальные установки и видения друг друга были неправильными. Очень печально было читать тот момент, когда Мартин Иден понял, что Рут - просто аристократическая пустышка, как и все они, напичканная знаниями от дорогих учителей, и что её имеющийся уровень саму девушку вполне устраивает, она не видит смысл в росте. Это отсутствие стремления также больно ударило по главному герою.

7. Великолепная автобиография.

Думаю, это прекрасный пункт для завершения анализа. Джек Лондон вызывает поистине огромное уважение. Эта мысль пришла мне в голову, когда на днях я послушал лекцию Дмитрия Быкова о романе «Мастер и Маргарита»: он говорит, что роман был написан для одного читателя - для Сталина, и что это собственно не стиль Булгакова, что остальные произведения написаны совершенно в другой манере. Но вот курьёз... Самое несвойственное стилю автора произведение приобрело бесспорно наибольшую известность. Если все предыдущие положения верны, то что бы сказал об этом сам Булгаков сейчас? Вот это и натолкнуло меня на мысль, что эталоном в вопросе передачи своего «Я» практически из первых рук, учитывая наибольшую популярность именно этого романа, является Джек Лондон. Его произведение - подробный и хронологический анализ собственных проблем и размышлений, стремлений, успехов и падений. Это эталон. Писатель рассказал нам свою историю, и она читается намного интереснее любого выдуманного сюжета. Не потому, что она именно автобиографична, а потому, что эта история живая...

Великая Книга, обязательная к перечитыванию.

Оценка: 10

Эта книга меня захватывала постепенно, от ничего особенного, до одной из любимых.

Это история маргинала. Простой моряк влюбился и решил измениться, стать образованным и уважаемым человеком. И не говорите мне, что это не возможно, среди людей с не самым лучшим воспитанием, иногда попадаются умные люди, которые при схожих обстоятельствах вполне могут весьма быстро прогрессировать на пути образования. И дальше по сюжету они обязательно столкнуться с такими же проблемами Мартина Идена. И проблемы эти интересные, если где то прочтете, что они социальные - не верьте, это проблемы отдельно взятого человека. Это осознание каким дураком ты был, осознание какие дураки тебя окружали, а еще этим дуракам не нравится, что их бывший товарищ поумнел. С другой стороны это разочарование тем, что и предмет стремления не оправдывает ожидания и круг замыкается, вокруг дураки и ты дурак. А вкусив знание истины уже невозможно вернуться к незнанию. И Мартин так же не может стать обратно простым моряком и среди мелкой буржуазии не может найти друзей. И главная его проблема - поистине абсолютное одиночество. А все потому, что большинство умных людей привыкает к своему уму постепенно, закрывают глаза на несовершенство вокруг, становятся более снисходительными. И лично для себя я вывел правило: Никогда нельзя считать себя абсолютно одиноким, всегда надо верить, что где-то найдется человек который тебя поймет, а иначе конечно, только рухнуть во тьму.

Оценка: 10

Роман, безусловно, заслуживает пристального внимания. По подобным произведениям можно сразу судить о наличии писательского дара у автора. В довольно небольшой отрезок жизни главного героя, по имени которого назван роман, Лондон смог вместить столько событий, увязав их друг-с-другом, соединив в единое целое. Мартину в своей жизни довелось испытать любовь и предательство, лицемерие и искреннюю дружбу, славу и забвение, богатство и бедность, да и еще много всего разного. Жизненный путь героя был сложен и извилист, на пути было много преград, но, только благодаря твердости своего характера, он смог добиться желаемого, но и это не принесло ему счастья.

Подобные романы – жизнеописания отдельного человека – могут быть и скучны и интересны, все зависит от мастерства автора. У Джека Лондона получилось завладеть вниманием читателя, заставить его переживать с героем невзгоды и удачи. По крайней мере, у меня, даже спустя лет десять после прочтения книги, по-прежнему остаются только хорошие воспоминания о прочитанном.

Оценка: 8

Больше всего затронула тема отношений. Мартин умный, сильный грубоватый парень из рабочего класса полюбил Руфь всем сердцем, чистой и преданной любовью. Она была его музой, он ее боготворил. Она образованная девушка из благородной семьи и чтобы ей соответствовать он начинает днями и ночами учиться. Будучи умным человеком он легко запоминает и анализирует полученную информацию и у него складывается свое собственное представление об окружающим мире. Он начинает понимать, что весь высший свет, кем он так восхищался и боялся, оказался пустышкой, фальшивкой. Первое разочарование. Ему противно общаться с этими людьми, но и с рабочим классом ему уже не интересно. Одна надежда Руфь. Он писал все свободное время, потому что верил, что может добиться успеха и пожениться на этой девушке. Руфь не верила в него, она считала, что его рассказы полная ерунда (будучи классически туповатой девушкой, которая видит мир так, как ей его вдолбили, было просто не дано понять, потому что это выходило за рамки ее стереотипов). Руфь считала, что он должен пойти работать клерком и приносить пусть небольшой, но доход (что вполне логично). Но Мартин всей душой не хотел этого, он понимал, что может и верил, что у него получиться, надо только немного подождать. В итоге она решает, что им лучше расстаться.

Она никогда его не любила (как говорят позволяла себя любить). Он ее привлекал как мужчина, ей было с ним интересно и все. Самое страшное для Мартина было то, что когда он стал зарабатывать на своих книгах большие деньги, она захотела к нему вернуться. Естественно, что он ее не принял не потому, что он обиделся или сделал ей назло, просто он понял, что она за человек. У него в душе все оборвалось. Он, готовый в любой момент отдать за нее жизнь, который любит ее, а не ее материальные блага, понимает, что стал нужен только, когда появились деньги и общественное признание. Когда человек так любит, он считает, что так должны любить и его, он просто по-другому не умеет.

Я сомневаюсь, что мужчина напишет про эту книгу - «детский садик», как написала в отзыве женщина, потому что мужчина, который по настоящему в молодости любил, разделит мысли автора.

Когда читал, книгу надеялся, что автор не поженит этих героев, а то было бы слишком наивно и не реально, а так получилась жизненная, довольно распространенная и в наше время история. К сожалению, обо всем написать сложно, потому, как книга затрагивает много проблем.

Книга гениальна своей масштабностью, тонкостью и жизненностью.

Оценка: 10

Подняться по социальной лестнице всегда было не просто, мешала закостенелость «высших» слоев общества, политическое устройства, кастовая система, законы, но находились люди, которые перешагивали через запреты. Шли вперед к своей цели, разрушая оковы, созданные «избранными». Но по какому праву они стали «избранными»? Почему все им поклоняются, потакают, работают, умирают за них? Кто все это придумал? Ответ прост: само общество! Обычные люди не могут без верхушки, и они превозносят небольшую группу людей. Те же в свою очередь, «поднимают» из «низов» еще кого-то и так далее. Выстраивается иерархическая лестница, лестница жизни. Богатые-...-бедные, за небольшими изменениями в названиях у разных народностей и разных стран.

Вот против этого «высшего» общества и восстал Мартин Иден, самый простой рабочий человек, моряк. Хотя нет, не самый простой. Он еще до встречи с Руфь выделялся из своего окружения: крепким здоровьем, сильными мускулами, честностью, открытостью, не способностью отступать перед трудностями, благородством. Согласитесь не был «простым».

Затем была встреча с Руфь, которая изменила его, перевернула его представление о мире, а главное: о его месте в мире. В своих попытках «сравняться» в положении со своей возлюбленной (нет, не правильно, быть ее достойным, по его мнению) он настолько возвысился над нее, над ее окружением, над их устоями, правилами, что оказался отвергнут этим «светским слоем» повторно. Первый раз как моряк и человек не их положения, а второй как недостойным быть возлюбленным Руфи, детищем этого самого общества.

Руфь меня бесила на протяжении всего романа. Я когда-то давно читал эту книгу, но помнил лишь окончание жизни Мартина, то чем он занимался, с кем общался вылетело у меня из головы. Поэтому вся книга для меня открытие (кроме последней страницы, это как читать книгу, а перед этим заглянуть туда и узнать чем все закончится). И самое «отрицательное» открытие это ОНА. Какая же она заскорузлая, «отсталая» в своих представлениях о жизни. Она только и пыталась изменить Мартина, когда сама оставалась на одном уровне, уровне который указывает ей ее общество, родители, преподаватели в университете. Ее нравоучения, отношение к рассказам о жизни и творчеству Идена...меня выворачивало, когда она говорила «это же грубо, грязно». Хотелось надавать ей пощечин, чтобы до нее дошло - мир не только за стенами ее дома, он полон грязи, смертей,грубости. Но, Мартин не я, поэтому он любил ее всем своим естеством, верил в нее. Но она его обманула, «кинула», оставила одного. И это ей не простишь, и как хорошо, что Мартин так и сделал.

Мартин тоже не идеален, его рассуждения. что он из жалости общается с девушкой, пьет пиво, обнимает и целует сестру, тоже далеки от нормального. Такое ощущение, что чтение книг и возможность побывать в доме интеллигенции, дало ему право осуждать всех, смотреть с высока. «Поймал звезду»...

Почти все «стоящие» люди встречаются не в домах богачей, а на улицах, митингах, задымленных квартирах. Именно там Мартин находит товарищей по интересам (книжным, философским и т.д.). И действительно собрания сливок общества скучным, на одного действительно интересного человека приходится сто, а может и тысяча скучных, нудных людей. И как только Иден это понимает, он открывает для себя еще одну истину: радость и цель жизни быть собой, где тебя любят не за кошелек и место «под солнцем».

Мартин был писателем, стремился добиться успехов, но перед этим самым возвышением, он окончательно разочаровывается в читателях, «черни».И когда к нему приходит успех он остается безразличным ко всему, так как деньги для него не самоцель, он помогает всем своим родственникам, друзьям. Но счастливее от этого не становится. Он разочаровался в любви, в людях. Но он насытился жизнью, она ему претит...

P.S. У меня по самому произведению осталось несколько вопросов: как такое может быть, что девушка в 24 года по развитию (женскому) равна девочке лет так в четырнадцать? Не могу в это поверить...И, отношение Мартина к Лиззи: она его любила и когда он был бедным, и после успеха ей нужен был только Мартин, но Иден этого не оценил. Он повел себя в отношениях с Лиззи, так повела себя с ним Руфь. Лиззи менялась ради Мартина, но все ее действия не были услышаны Иденом, и это огорчает.

Оценка: 7

«Мартин Иден» - роман довольно интересный и запоминающийся. Сначала книга показалась мне слишком пафосной и не совсем правдоподобной, но по мере прочтения она нравилась мне все больше и больше. В этом романе мы можем проследить за тем, как изменяется к лучшему главный герой. Мартин практически не получил образования, но когда он полюбил Руфь и захотел стать достойным ее, Иден без колебаний принялся за науки. Нельзя сказать, что обучение давалось ему легко и без особых усилий. Мартин с самого начала столкнулся со множеством трудностей: он не знал, какие книги следует прочитать в первую очередь, что ему нужно выучить для того, чтобы перейти к более серьезным областям науки. Не раз герой брал из библиотеки труды, которые не мог понять в силу того, что ему не были известны даже самые основные факты. Но все же он не сдавался, ибо у него была мечта и он был необычайно упрям в достижении своих целей. А его пытливый ум с легкостью постигал новые идеи, понятия, факты. Не спорю, мне кажется несколько неправдоподобным такое сильное рвение к знаниям, ведь он даже спал всего четыре часа в сутки и огорчался, что вынужден уделять сну так много времени! Хотя, возможно, я просто не испытывала таких сильных чувств...

Очень любопытным мне показался момент, когда Мартин, уже обладая недюжинными познаниями в разных областях науки, понимает, что некоторые люди, которых он искренне считал умными и интеллигентными из-за их хороших манер и красивой опрятной одежды, не так-то уж и сообразительны и мудры.

Хочется отметить то, что хоть Мартин и многое почерпнул из книг и у знакомых ему людей, он не лишился своего мнения, своих понятий о жизни, не изменил себе. Главный герой столкнулся с неприятием его желаний и надежд самыми близкими людьми. Однако, он сумел не поддаться и продолжил свой писательский труд, хотя многие (в том числе и его возлюбленная) считали это «несерьезным».

Мне очень жаль Мартина, ведь он разочаровался не только в людях, но и в жизни. Не последнюю роль в этом сыграла Руфь. Она казалась Идену недостижимым идеалом, за внешним блеском он не увидел ее ограниченности. Он не сразу понял, что Руфь слишком подвержена общественному мнению и так сильно зависит от него.

О прочтении этого романа нисколько не жалею.

Оценка: 8

Как проницательно написали про этот роман на луркморе, замечательный образчик того, как быдло превращается в небыдло. Со всеми вытекающими. Этим все сказано. И принципе можно ничего не добавлять. Но.

Казалось бы, довольно тривиальная история. Обычный парень, моряк, влюбляется в девушку и все заверте.. Естественно, ох хочет ее охомутать.

То, как он это делает, заслуживает истинного уважения. Здесь мне хочется провести параллель с романом Джона Фаулза «Коллекционер». Казалось бы, куда уж проще просто взять под мышку эту девку, запереть и держать там, пока не залюбит. И, в принципе, Иден мог бы поступить также. Да, конечно же, можно допустить, будто ему не подфартило и не было возможности. И тем не менее.

Далее начинается джеклондовщина (по аналогии с хэмингуэевщиной). То бишь показана вся мощь человеского духа. Только, в отличие от прочих сюжетов Лондона, самореализовывается герой в несколько другой сфере. В писательстве. Здесь явно прослеживается автобиографичная история, что добавляет силы роману. Джек знает, о чем говорит.

То, как можно, находясь в полуобморочном состоянии, ожидать ответа от издательств, попутно продолжая писать. Здесь почти как у Кнута в « Голоде». Разве что Иден как герой поадекватнее будет. Он хочет быть продаваемым. Хочет жить за счет писательства.

Пропорционально количеству процитанных книг, растет у него и чувство собственной важности. Ему, видите ли, уже претит не только физическая работа, но и общение с прежними корешами. «Лучше быть бродягой, чем вьючным животным», говорит он, бросая каторжную работу. В отличие от героев романа Айн Рэнд «Атлант расправил плечи», считающими, что «Не бывает дрянных работ. Бывают только дрянные люди, которые не хотят работать».

Тоже позиция, могу его понять.

Но, добившись цели, он получает неожиданный результат. Его начинает тошнить и от всех этих псевдоинтеллектуалов, которых аньше боготворил. Все потому, что он начинает видеть всю их фальшивость, ненастящесть, псевдость. И девушка оказывается такой же. «Умножая познанье»... Конец очевиден.

Да, Лондон местами утрирует, показывая, будто совершенно неграмотный человек может за пару лет пройти не просто университетский курс философии, но и сам начать писать трактаты, становящиеся откровением. Но мы же все-таки имеем дело с художественным произведением. Баланс между динамикой и смыловой нагрузкой соблюден.

Оценка: 8

Помню фото из журналов, на котором писатель - Джек Лондон кажется великаном из сказочной страны, про таких с неким намеренным поэтическим преувеличением говорят «человек-глыба».

Так вот, Джек Лондон - это человек-великан без таких гипербол и преувеличений, большой и великий как Густавссон из рассказов о Севере.

Большой человек физически, большой души, духовно, гигант по широте охватываемых тем произведений, все упоминают «северные рассказы», рассказы «южных морей», «любовь к жизни», но мне больше всех понравились рассказы про бродяжничество и детский труд на фабрике, Лондон, кстати, тоже на такой поработал.

К дополнительному психотравмирующему фактору можно отнести и неразбериху с неофициальным отцовством довольно известного человека, и статус незаконнорожденного.

Он так и не окончил школы-университета - а стал настоящим мастером слова! По сравнению с мучимым мною уже в пятый раз кинговским романом «Томминокеры», который, как и «Нужные вещи» у меня, что называется «не пошел», язык Джека Лондона - песня!

Да он читается и пишет даже лучше Хэмингуэя. Даже несмотря на расистские теории в «Мятеж на «Эльсиноре» - читать и впитывать именно язык Джека Лондона - одно удовольствие.

Чистый. точный, четкий, образный и лаконичный. Читая «Мартин Иден» сравнивала с «Морским волком». Ларсена тоже сгубила «страсть к книгам»., но товарищ капитан не ставил себе грандиозных возвышенных целей по завоеванию мира, он хотел брать сейчас, силой. Принуждением.

И все-таки что-то в них есть общее, трагичное. Волк Ларсен поздновато открыл «мир книг и знаний», и у него не было наставников, которые развили бы все эти зачатки знаний, и окончательно «вырвали» бы его из родной среды. Волку Ларсену в какой-то мере повезло, он не изменял себе никогда, а Мартин Иден хотя и оставался самим собой. но долгое время увлекался призрачными идеями, обманывался и был обманут.

И оба эти романа напоминают третий - Александра Грина, «Дорога никуда».

Та же самая борьба одиночки, столкновение разных социальных миров и мировоззрений, жажда покорения нового «блистающего» мира. и горькое разочарование от столкновения с действительностью.

«Что?, - спрашивает один из героев Дороги никуда, - беззащитно сердце человеческое»?

Вот именно о такой беззащитности сердца бродячих романтиков-идеалистов эти три произведения.

Он - перепрыгнул самого себя ради Нее, а она - всего лишь продолжала плыть по течению. застыла в своем на своем умеренно-либеральном интеллектуальном развитии.

Скептики, пишущие о «нереальности» и «пафосности» романа как-то не хотят замечать «прыжок в литературу Максима Горького, и того же босяка так и не закончившего университет Александра Грина.Есть такие люди. тот же Ломоносов и Леонардо да Винчи, или Абеляр и Луиш де Камоэнс, которых жизнь основательно побила и помяла. а они все-таки выжили! что само по себе уже фантастический факт! Стали писателями, и притом - мастерами своего дела.

Есть такое выражение «стартовые возможности», у этих людей они были вообще в минусах, а они все-таки пробились «наверх».

Хотелось бы верить словам Грина что «мечта разыскивает путь - открыты все пути». Нет, когда начинает открываться «путь» - всегда слишком поздно.

Ну и лейтмотивом всех этих романов является заглавие книги Александра Грина - все эти творческие метания и попытки пробиться к недостижимой мечте - «дорога никуда».

Оценка: 10

Люблю Джека Лондона, и конечно не раз и не два слышал о Мартине Идене, но всегда оставлял «на потом». Многие говорят, что это его лучшее и сильнейшее произведение, тем более во многом автобиографическое, поэтому очень сложно было не завысить ожидания. Но часто бывает, что из-за завышенных ожиданий начинаешь искаженно воспринимать книгу и то, как её написали. Красивые литературные обороты, сюжет, и, самое главное, мысли автора производят меньший эффект, чем должны и заслуживают, и всё это из-за завышенных ожиданий. Именно поэтому, я постарался открыть книгу с максимальным равнодушием, чтобы восприятие было острым и не притуплялось огромной популярностью книги.

Сюжет пересказывать не буду. Хочу отметить несколько ключевых и важных и поучительных вещей, которые смог донести Д. Лондон до меня:

1. Герой не изменил себе. Он даже не задумался об этом ни разу. Каждый вокруг, от тех, кого он презирал, до тех, кого он любил говорил ему бросить своё дело и пойти по накатанной. Да весь мир вокруг него об этом говорил(!), но он даже не задумался. Еще больше поражает, что сам он находился в адских условиях: голодал, был один, был в долгах, но всё равно - ни разу даже не задумался об отступлении. Это отличный пример человека, верного своим целям, убеждениям и попросту верного себе. Но даже если отыскать 100 таких верных, разве найдется из них тот, кого не посетила мысль: «Может я все таки не прав и ошибаюсь, может это не то, что нужно делать?». Думаю вряд ли. И поэтому пример Мартина Идена для меня так показателен - он был верен себе не только каждым своим действием, но и каждой мыслью.

2. Завышенные ожидания. Уже упомянул об этом ранее, но в другом ключе. Определяющую роль в судьбе героя на мой взгляд сыграли именно завышенные ожидания. Ожидания от людей, которые находились в другой социальной прослойке, и от жизни, которой жила эта прослойка. Весь труд и все силы Мартин тратил, чтобы туда добраться. Можно сказать - всю жизнь на это поставил. И уровень его ожиданий оказался соразмерен уровню его ставки. Хотя, с другой стороны, эти ожидания и двигали им с такой силой и стремлением. Но смысл всё тот же, чем выше ожидания - тем ниже и больнее потом падаешь, если они не оправдываются.

3. ОСТОРОЖНО, СПОЙЛЕР.

Спойлер (раскрытие сюжета)

Причина суицида. Мысль - открытие для меня. Можно покончить с собой от ужасного горя, предательства, разбитого сердца, сметри близких, разрушенных планов, но от того, что потерялся сам вкус к жизни и от того, что ты не можешь и не хочешь придумать ни одной мечты и желания - вот это действительно страшно. Даже немного жалею, что Лондон донёс это и до моей головы. Можно себе фобию заработать.

В итоге Мартин Иден - шикарное произведение. Очень честное, настоящее. Ничего не преувеличено и не приукрашено. Редкая книга. Правда боюсь с большим и грустным отпечатком в голове у тех, кто действительно проникся.

Оценка: 10

Конечно же, это лучший роман Лондона.

И «Морской волк» и романы про животных очень хороши, но до блистательного «Идена» им все же далеко. Все написанное здесь - чистая незамутненная правда, начиная от автобиографичного главного героя, заканчивая уж совсем не маячившим тогда перед Лондоном самоубийством.

Поразительная история, рассказанная с какой-то тотальной, даже немного наивной честностью. Полное отсутствие самолюбования. Удивительно ясный, простой, и в то же время глубинный самоанализ. Редкий случай, когда почти идеальный главный герой вызывает горячее сочувствие, а не смертную скуку.

Мартин совершил невозможное, потому что не знал, что это невозможно. В каком-то смысле, он - сверхчеловек в понимании Ницше: «Стань тем, кто ты есть». Он стал. Хорошо образованный человек даже не стал бы связываться с такой сверхзадачей.

Одаренный юноша, попав на обед преуспевающих буржуа, увидел блестящий фантик, ошеломивший его могучее воображение. Что там внутри - он придумал сам. И положил всю жизнь, чтобы попробовать конфетку. А попробовав, убедился, что оно того не стоило. И сломался.

И Мартин, и Лондон - образцы американского self made man доведенные до степени абсолюта. То есть до той степени, когда деньги перестают быть эквивалентом успеха. Поэтому отношения Мартина и Руфи обречены. В гостиной Морзов он - как Гулливер в стране лиллипутов.

Не знаю, почему все так ополчились на девушку. По-моему, это самый удачный женский образ у Лондона. Чистенькая, открахмаленная барышня из хорошей семьи с такими же чистенькими открахмаленными мыслями, втиснутыми в узкие рамки ее круга. Порядочная, неплохо образованная. Не худший вариант для жены - со временем Мартин ведь и сам понимает ее истинный уровень. Но тут же делает вывод: неважно, что думает любимая женщина. Руфь ценность сама по себе.

Если бы она выждала еще немного и не предала его в тот самый момент когда удача, наконец, улыбнулась - кто знает, возможно это был бы счастливый брак! В конце концов, на такой женщине женятся не для того, чтобы беседовать о Спенсере! Ну, или не только для того. В общем - она, в отличие от него, самая обычная женщина, и это ставится ей в вину. Но мне этот великолепно выписанный образ нравится больше тошнотворно хорошей Лиззи Конолли. Вот уж пародия на декабристку. И в какой-то степени на самого Мартина - с этими посещениями вечерней школы и лекций о хорошем тоне. Влюбить его в это существо было бы противоестественно. Мартин погибает вовсе не из-за крушения любовной лодки. Он надорвался, сворачивая горы, а когда достиг цели - увидел, что это мираж.

Антипод Мартина, Волк Ларсен, говорит: « Я совершил ошибку, когда впервые взял в руки книгу».

Впрочем, ставка на «жизненную закваску» ему не помогла.

Второе - это любовная линия. Любовью пропитан весь роман. В мыслях, поступках, смыслах - везде любовь, красота, одухотворенность. Что-то возвышенное. Взлеты и падения. Любовь которая окрыляет и которая убивает. Я думаю любой, кто в жизни любил, поймет эту составляющую. И вспомнит - точно, так все и бывает.

И третье, наверное то, что для меня оказалось самым важным - это упрямство и решительность главного героя, Мартина. Его стремление к цели. Когда он решил добиться расположения своей любимой - он словно стрела помчался к своей цели, разрушая все преграды, веря в себя и делая всё, что в его силах, для достижения этой цели.

Очень интересно читать об изменениях, которые происходят с главным героем. Процесс его становления, роста, возвышения и в итоге падения. Всё это описано очень живо. И, хотя нас ждет в определенной степени закономерный финал, этот роман как знамя, взяв которое в руки можно идти вперед.

Также я думаю весьма интересно будет читать тем, кто хотел бы попробовать себя на поприще писателя или пробует себя в этом качестве. Ведь важная составляющая романа это именно становление Идена как писателя. Равно как и трудности, которые ожидали его на этом пути.

В общем не хочется много писать. Да и стыдно что-то писать, после прочитанного. Лучше пойти и перечитать избранные фрагменты и поразмышлять о высоком.

В конце лишь хочется сказать: многие знания - многие печали. Мартин всё-таки опалил свои крылья, взлетев слишком высоко...

Оценка: 10

О чём эта книга? О любви? Нет. Или о писателе? Косвенно. Или о том, что простые работяги лучше буржуев? Думаю, что тоже нет. Или может о том, что лучше никогда ничего не менять в своей жизни, иначе кончишь плохо. Не-а. Перед самим романом есть рецензия некоего А. Беляева, скорее всего писателя. У меня на руках был 10 том собрания сочинений Лондона 1998 года издательства Москва «Терра». Беляев неправильно понял кое-чего. Думаю, что многие тоже не поняли. Он пишет, что Мартину нужно было остаться с рабочим классом, но с рабочим классом, как пишется в книге, он бы только уставал, бухал и не смог бы ничего написать. И ему это не нравилось, ему в итоге не понравилось и в «высших» кругах, где разница с бедными была только в качестве жизни. Этой книгой автор хотел показать в первую очередь, что подняться самостоятельно с низов и при этом остаться довольным жизнью просто невозможно. Конечно, если бы к Идену успех быстро пришёл, то конец был бы другой, но так не бывает, если тебя не «рекомендуют». В книге есть момент,

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

где Мартин просит издания объяснить, почему его не печатают. Ему ответили, что печатают только известных писателей и только заказанное журналом. Т.е. его не печатают не потому, что он плохой писатель, а потому, что они его не знают! В итоге, конечно, он добился успеха, но благодаря не своему таланту, а чёрному пиару, который ему устроил один журналист. Я так думаю, потому что почти сразу ему начали приходить чеки на большие суммы.

Спор Руфь и Олни - очень хорошо запоминающийся момент во всей книге.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Думать о прекрасном, смаковать прекрасным, учиться всему подряд, творить что-нибудь и даже любить можно только на сытый желудок в свободное время. Это доказывает работа Мартина в прачечной. Мартин Иден постепенно сам стал мистером Бэтлером (или Батлером, смотря какой перевод), которого он однажды раскритиковал. Не точь-в-точь, но суть одна. Этот мужик поднялся с низов и заработал состояние и проблемы с желудком, потому что не доедал.

Такова жизнь: кругом блат, только «благородным» везде дорога. То, что можно всего добиться, если постараться, вопреки всем обстоятельствам, при этом, остаться физически и душевно здоровым, и щеголять этим - красивая сказка. Человек должен либо иметь старт в лице родителей, либо иметь хорошие внешние данные, либо он должен удачно оказаться в одно время и в одном месте с какой-нибудь возможностью, чтобы чего-то добиться. Одни только ум и старание не приводят к успеху. Вернее, приводят, конечно, но с большими потерями. Попробуйте без блата, без копейки в кармане и без поддержки родных и близких добиться чего-нибудь. Просто меня забавляют богатенькие, свеженькие и счастливые люди, которые утверждают, что достигли всего самостоятельно благодаря упорному труду. Работягам плевать на всякую красоту, которой восторгается «высший свет», им бы поесть хорошо и напиться после тяжёлого труда. Ничего вы не добьётесь, а если добьётесь, то будете физически и морально истощенны. Ну нельзя устроиться работать в организацию грузчиком и подняться до директора без чьей-либо помощи и удачных обстоятельств, даже за 30 лет (в книге этого нет, это мои мысли). Всё, что человек имеет, он имеет только благодаря моральной и материальной поддержке, и везению.

Быть может, если бы Мартин был из «благородных», то ему было бы проще. Так устроен мир: богатые богатеют, потому что им готовы платить только за то, что они богатые и известные (конечно, не просто давать денег, но и конкретно батрачить они не будут), а бедным нужно выживать и, чтобы не сойти с ума, временами напиваться.

Биография самого Джека Лондона доказывает, что я прав. Спасибо ему за урок, но я уже до прочтения его романа усвоил этот урок опытным путём. Многим «ясамвсегодобился» и «ясамавсегодобилась» будет полезно почитать. Рекомендую.

Однажды на пароме Мартин Иден, моряк, двадцати лет от роду, защитил от шайки хулиганов Артура Морза, Артур примерно тех же лет, что и Мартин, но принадлежит к людям обеспеченным и образованным. В знак благодарности - и в то же время желая позабавить семью эксцентрическим знакомством - Артур приглашает Мартина на обед. Атмосфера дома - картины на стенах, множество книг, игра на рояле - восхищает и очаровывает Мартина. Особое впечатление производит на него Руфь, сестра Артура. Она кажется ему воплощением чистоты, духовности, возможно, даже божественности. Мартин решает стать достойным этой девушки. Он отправляется в библиотеку, дабы приобщиться к премудрости, доступной Руфи, Артуру и им подобным (и Руфь, и её брат учатся в университете).

Мартин - натура одарённая и глубокая. Он с воодушевлением погружается в изучение литературы, языка, правил стихосложения. Он часто общается с Руфью, она помогает ему в занятиях. Руфь, девушка с консервативными и достаточно узкими взглядами, пытается перекроить Мартина по образцу людей своего круга, но это не сильно ей удается. Истратив все заработанные в последнем плавании деньги, Мартин вновь уходит в море, нанявшись матросом. За долгие восемь месяцев плавания Мартин «обогатил свой словарь и свой умственный багаж и лучше узнал самого себя». Он чувствует в себе огромные силы и вдруг осознает, что хочет стать писателем, - прежде всего, чтобы Руфь могла любоваться вместе с ним красотой мира. Вернувшись в Окленд, он пишет очерк об искателях сокровищ и отправляет рукопись в «Обозреватель Сан-Франциско». Затем садится за повесть для юношества о китобоях. Встретившись с Руфью, он делится с ней своими планами, но, к сожалению, девушка не разделяет его пылких надежд, хотя её радуют происходящие с ним перемены - Мартин стал гораздо правильнее выражать свои мысли, лучше одеваться и т.п. Руфь влюблена в Мартина, но собственные её понятия о жизни не дают ей возможности осознать это. Руфь считает, что Мартину необходимо учиться, и он сдает экзамены в среднюю школу, но с треском проваливается по всем предметам, кроме грамматики. Мартина неудача не сильно обескураживает, но Руфь огорчена. Ни одно из разосланных в журналы и газеты произведений Мартина не опубликовано, все возвращаются по почте без всяких объяснений. Мартин решает: дело в том, что они написаны от руки. Он берет напрокат пишущую машинку и учится печатать. Мартин работает все время, даже не считая это за труд. «Просто он обрел дар речи, и все мечты, все мысли о прекрасном, которые долгие годы жили в нем, хлынули наружу неудержимым, мощным, звенящим потоком».

Мартин открывает для себя книги Герберта Спенсера, и это даёт ему возможность по-новому увидеть мир. Руфь не разделяет его увлечения Спенсером. Мартин читает ей свои рассказы, и она легко замечает их формальные недостатки, но не в состоянии увидеть мощь и талант, с которыми они написаны. Мартин никак не укладывается в рамки буржуазной культуры, привычной и родной для Руфи. Заработанные в плавании деньги кончаются, и Мартин нанимается в прачечную гладить белье. Напряженная, адская работа выматывает его. Он перестает читать и однажды в выходной напивается, как в прежние времена. Поняв, что такой труд не только изнуряет, но и оглупляет его, Мартин уходит из прачечной.

До очередного плавания остаются считанные недели, и Мартин посвящает эти каникулы любви. Он часто видится с Руфью, они вместе читают, ездят на прогулки на велосипедах, и в один прекрасный день Руфь оказывается в объятиях Мартина. Они объясняются. Руфь не знает ничего о физической стороне любви, но ощущает притягательность Мартина. Мартин боится оскорбить ee чистоту. У родителей Руфи известие о ee помолвке с Иденом не вызывает восторга.

Мартин решает писать для заработка. Он снимает крохотную комнатку у португалки Марии Сильвы. Могучее здоровье позволяет ему спать по пять часов в сутки. Все остальное время он работает: пишет, учит незнакомые слова, анализирует литературные приёмы различных писателей, ищет «принципы, лежащие в основе явления». Его не слишком смущает, что до сих пор не напечатана ни одна его строчка. «Писание было для него заключительным звеном сложного умственного процесса, последним узлом, которым связывались отдельные разрозненные мысли, подытоживанием накопившихся фактов и положений».

Но полоса невезения все продолжается, деньги Мартина иссякают, он закладывает пальто, затем часы, затем велосипед. Он голодает, питаясь одной картошкой да изредка обедая у сестры или у Руфи. Вдруг - почти неожиданно - Мартину приходит письмо из одного толстого журнала. Журнал хочет опубликовать его рукопись, но собирается заплатить пять долларов, хотя, по самым скромным подсчётам, должен был бы заплатить сто. От огорчения ослабевший Мартин заболевает тяжёлым гриппом. И тут колесо фортуны поворачивается - один за другим начинают приходить чеки из журналов.

Спустя какое-то время везение прекращается. Редакции наперебой стараются обжулить Мартина. Добыть у них деньги за публикации оказывается нелёгким делом. Руфь настаивает на том, чтобы Мартин устроился на работу к её отцу, она не верит в то, что он станет писателем. Случайно у Морзов Мартин знакомится с Рэссом Бриссенденом и близко сходится с ним. Бриссенден болен чахоткой, он не боится смерти, но страстно любит жизнь во всех её проявлениях. Бриссенден знакомит Мартина с «настоящими людьми», одержимыми литературой и философией. Со своим новым товарищем Мартин посещает митинг социалистов, где спорит с оратором, но благодаря расторопному и нещепетильному репортёру попадает на страницы газет в качестве социалиста и ниспровергателя существующего строя. Газетная публикация приводит к печальным последствиям - Руфь присылает Мартину письмо, извещающее о разрыве помолвки. Мартин продолжает жить по инерции, и его даже не радуют поступающие от журналов чеки - почти все, написанное Мартином, теперь публикуется. Бриссенден кончает жизнь самоубийством, а его поэма «Эфемерида», которую опубликовал Мартин, вызывает бурю пошлейшей критики и заставляет Мартина радоваться, что его друг не видит этого.

Мартин Иден становится наконец знаменитым, но все это глубоко ему безразлично. Он получает приглашения от тех людей, которые раньше высмеивали его и считали бездельником, и иногда даже принимает их. Его утешает мысль поехать на Маркизские острова и жить там в тростниковой хижине. Он щедро раздаёт деньги своим родным и людям, с которыми связала его судьба, но уже ничто не может тронуть его. Ни искренняя горячая любовь молоденькой работницы Лиззи Конолли, ни неожиданный приход к нему Руфи, теперь готовой пренебречь гласом молвы и остаться у Мартина. Мартин отплывает на острова на «Марипозе», и ко времени отъезда Тихий океан кажется ему ничуть не лучше всего остального. Он понимает, что для него нет выхода. И после нескольких дней плавания он выскальзывает в море через иллюминатор. Чтобы обмануть волю к жизни, он набирает в легкие воздух и ныряет на большую глубину. Когда кончается весь воздух, он уже не в состоянии подняться на поверхность. Он видит яркий, белый свет и ощущает, что летит в темную бездну, и тут сознание навсегда покидает его.

"Мартин Иден"

В 1906 году Джек Лондон и его жена Чармиан решили отправиться в кругосветное путешествие. Как выразился писатель, "вино приключений ударило нам в голову"*. Оставив заботы о хозяйственных делах на недавно приобретенном ранчо поблизости от Сан-Франциско, где он собирался строить дом, насадить виноградник и огород, Лондон принялся за подготовку к экспедиции. Началось строительство небольшого судна - яхты "Снарк". "Мы назвали его "Снарком" просто потому, - писал Лондон, - что никакое другое сочетание звуков нам не нравилось, - говорю для тех, кто будет искать в этом названии какой-то скрытый смысл"**.

* (Д. Лондон, Путешествие на "Снарке". М., 1958, стр. 4.)

** (Там же, стр. 4.)

После длительных сборов, во время которых яхту приходилось неоднократно доделывать, весной 1907 года "Снарк" отправился в плавание. Лондон не имел определенного маршрута путешествия. Предполагалось, что "Снарк" посетит Гавайские острова, Новую Зеландию, Австралию, Борнео и Суматру, а затем отправится в Японию. За Японией должна была наступить очередь Кореи, Китая, Индии. После этого путешественники собирались направиться в Средиземное море. Однако обстоятельства сложились таким образом, что из намеченного обширного плана путешествия удалось осуществить лишь небольшую часть.

Как только "Снарк" попал в район Тихоокеанских островов, резкая смена климата тяжело отразилась на здоровье писателя: у него началась злокачественная кожная болезнь. Напрасны были его попытки побороть заболевание не прекращая плавания: болезнь прогрессировала. Пришлось сделать вынужденную остановку в Австралии, где Лондон несколько месяцев пролежал в госпитале, но так как здоровье его не улучшалось, было принято решение прервать путешествие. Летом 1909 года Лондоны возвратились в Калифорнию.

За время путешествия на "Снарке" писатель познакомился с жизнью и бытом Тихоокеанских островов, с их обитателями. На Гавайских островах он увлекался катанием на досках во время прибоя* посетил колонию прокаженных Молокаи, поднимался на вулкан Халеакала.

* (См: "Путешествие на "Снарке", гл. "Спорт богов и героев".)

Следующая остановка была сделана на Маркизских островах. Хорошо знакомый с книгой Мелвилла "Тайпи", Лондон не мог не отметить те огромные изменения, которые произошли за это время в жизни туземцев*.

* (Мелвилл побывал на Маркизских островах в 40-годах XIX века.)

"Маркизские острова вымирают, - пишет он. - Жизнь здесь слабеет, чахнет, исчезает"*.

* (Д. Лондон, Путешествие на "Снарке", М., 1958, стр. 115.)

Там, где Мелвилл видел многочисленные деревни и обработанную землю, ныне царила безлюдная, заглохшая тропическая пустыня. "Долина Тайпи стала жилищем смерти, и оставшаяся горсточка ее обитателей испускала последние слабые вздохи в мучительном угасании вымирающего племени"*.

* (Там же, стр. 119.)

Трагедия, переживаемая обитателями Маркизских островов, обычна для многих колониальных стран. Тайпийцы были раньше физически прекрасны, они были здоровыми людьми. Воздух, каким они дышали, не содержал никаких бацилл и микробов. Но когда на Маркизских островах появились белые колонизаторы, они привезли с собой чахотку, элефантиазис, проказу. Болезни нашли благодатную почву на новом месте, где с ними не велось никакой борьбы. И как следствие этого началось вымирание местных жителей. Путешественники покидали Маркизские острова в мрачном настроении. Их провожал прерывистый кашель вымирающих островитян.

Прибыв на Таити, Лондон встретился там со знакомым по Калифорнии Эрнстом Дарлингом. Дарлинг еще раньше возбуждал у него интерес своим стремлением жить на лоне природы. На Таити Дарлинг поселился после того, как в ряде мест его неоднократно арестовывали и отправляли на испытание в психиатрическую больницу, так как его образ жизни не походил на образ жизни "нормальных" людей.

В глазах Джека Лондона Дарлинг олицетворял собой идеал естественного человека. Это важно подчеркнуть потому, что с течением времени писатель все чаще обращался к этому идеалу, надеясь найти в нем выход из жизненных противоречий.

После Таити путешественники побывали на островах Самоа, Фиджи и, наконец, достигли Соломоновых островов. Здесь тропическая кожная болезнь настолько изуродовала руки и ноги писателя, что дальше продолжать путешествие оказалось невозможным. Врачи в Австралии, куда он отправился лечиться, нашли, что болезнь не заразного происхождения. Но так как она не излечивалась, Лондон решил ехать домой. По возвращении в Калифорнию так досаждавшее ему таинственное заболевание действительно прошло само собой.

Путешествие по Тихому океану дало Лондону множество ярких впечатлений, познакомило его со специфическими условиями жизни Тихоокеанских островов. Из наблюдений, сделанных во время плавания, он черпал позднее материал для многих своих книг.

Приученный к строгому систематическому труду, писатель и во время путешествия не бросал литературной работы. В трудных условиях морской жизни он начал работать над одним из крупнейших своих произведений- над романом "Мартин Иден". С сентября 1908 по сентябрь 1909 года "Мартин Иден" печатался частями в журнале "Пасифик мансли", а в сентябре 1909 года вышел отдельной книгой.

Роман "Мартин Иден" создавался в иных исторических условиях, нежели "Железная пята". Поражение русской революции 1905 года было тяжелым ударом для международного рабочего движения. В капиталистических странах подняли голову силы реакции, начались жестокие гонения на рабочих. Реформистские и оппортунистические лидеры стали открыто переходить на сторону буржуазии.

В американском социалистическом движении, как и прежде, продолжало отсутствовать единство действий. Наряду с социалистической партией существовала социалистическая рабочая партия, проводившая сектантскую политику. Усилились разногласия и внутри самой социалистической партии. В борьбе против левого крыла, среди руководителей которого находились такие преданные рабочему классу люди, как Билл Хейвуд и Уильям Фостер, объединились центристы и представители правого крыла. Правоцентристское руководство, отвергая революционные методы борьбы и делая упор на избирательные кампании, вносило в партию дух разложения и оппортунизма.

В американском профессиональном движении ведущую роль продолжала играть Американская федерация труда, возглавляемая оппортунистом и соглашателем Сэмюэлом Гомперсом, предательская реакционная роль которого была раскрыта В. И. Лениным, "... таких людей, как г. Легин в Германии и г. Гомперс в США, - писал В. И. Ленин, - мы считаем буржуями и их политику - не социалистической политикой, а националистической буржуазной политикой. Г. г. Легин, Гомперс и подобные им люди не являются представителями рабочего класса: они представляют лишь аристократию и бюрократию рабочего класса"*.

* (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 27 стр. 73.)

Созданный в противовес АФТ союз "Индустриальных рабочих мира" (ИРМ) раздирался внутренними противоречиями. В нем шла борьба между сторонниками Де Леона, синдикалистами и правыми социалистами. Она закончилась победой анархосиндикалистов (1908), выступавших против всякого политического действия. Массовой рабочей организацией союзу ИРМ стать не удалось, хотя он и руководил рядом героических забастовок.

Поражение русской революции 1905 года породило у некоторой части интеллигенции упаднические настроения, неверие в силы рабочего класса. В эти годы усиливается деятельность буржуазных идеологов, пытающихся "теоретически" обосновать ненужность, ошибочность революционных действий.

В Европе и Америке возникают модные теории о бесполезности классовой борьбы, так как развитие общества якобы является не чем иным, как бессмысленным круговоротом, утомительным повторением похожих одна на другую цивилизаций, из которых каждая последующая не лучше предыдущей, то якобы поступательное движение отсутствует в истории человечества. Не условия материальной жизни общества определяют ход истории, а какие-то неизменные фатальные законы. Люди - не творцы истории. Они лишь жалкие песчинки в вечном круговороте вселенной. Их человеческая природа раз и навсегда предопределена биологически. А если так, то эта природа неизменно будет воспроизводиться во всяком вновь возникающем обществе, и поэтому бессмысленны попытки улучшать человека или изменить судьбы человечества. Они не дадут никаких результатов. Многие буржуазные ревизионисты, идеалистически истолковывая достижения естественных наук, вели наступление на марксистскую философию. Они доказывали, что материя "исчезла" и поэтому материализм устарел, что необходимо соединить марксизм с религией.

Наступление реакции на идеологическом фронте преследовало цель отравить сознание народных масс, отвлечь их от революционной борьбы. Проповедь поповщины и мистики, воспевание пессимизма и упадочничества должны были обречь народ на покорность и бездействие.

И хотя реакция получила сокрушительный отпор со стороны В. И. Ленина, защитившего теоретические основы марксизма в своем труде "Материализм и эмпириокритицизм", часть передовой европейской и американской интеллигенции испытала ее влияние.

После поражения революции 1905 года наблюдается сдвиг в мировоззрении Анатоля Франса, писатель отходит от рабочего движения и становится сторонником идеи круговорота истории.

Герберт Уэллс в Англии, отвергая революционные пути преобразования общества, выдвигает принцип эволюции, высказывается за проведение отдельных частных реформ.

В те годы ещё был жив Марк Твен. Веселый юморист в прошлом, он утрачивает былой оптимизм и превращается в горького скептика.

Теодор Драйзер, вынужденный после враждебного приема "Сестры Керри" замолчать на целое десятилетие, пишет в этот период "Дженни Герхардт" (1911), "Финансиста" (1912), "Титана" (1913) и "Гения" (1915). В них он развертывает широкую картину американской действительности, убедительно показывает, что социальный строй, основанный на власти денег, глубоко враждебен человеку, его стремлению к счастью, что он коверкает, ломает человеческие жизни.

Но вместе с тем в "Финансисте", "Титане" и "Гении" Драйзер часто исходит из биологической философии жизни, распространяет законы природы на человеческое общество. Биологизм особенно заметен в "Гении", в котором больше, чем в других романах, отразились натуралистические увлечения Драйзера.

После 1905 года намечается сдвиг и в мировоззрении Джека Лондона.

Крушение революции, идеи которой соответствовали его представлениям о переустройстве общества, общий спад рабочего движения, последовавший за этим, рост реформизма и оппортунизма в западноевропейских странах и в США - все это было для него тяжелым ударом. У Лондона усиливаются настроения скептицизма и неверия в возможность лучшего будущего. Продолжая критику и разоблачение капиталистического общества, он уже не видит тех положительных сил, которые можно было бы противопоставить ему.

В таких условиях он начинает работу над "Мартином Иденом".

"Мартин Иден" по своей сущности роман антибуржуазный. В нем писатель как бы подводит итог своим мыслям и наблюдениям о буржуазном обществе и выносит ему окончательный обвинительный приговор. С огромной художественной силой в романе показано, что американская буржуазия невежественна, вульгарна, реакционна, что она губит таланты, опошляет лучшие человеческие чувства, все переводит на язык денег.

Олицетворением буржуазной среды выступает в романе семья Морзов. Мистер Морз - преуспевающий делец, глава юридической конторы - считает себя очень умным и образованным человеком, но на самом деле он не знает самых элементарных научных истин. Мистер Морз чрезвычайно самоуверен, полон чувства собственной значимости, он питает презрение к людям, которые не умеют зарабатывать деньги. Мартин Иден для него презренный плебей, человек, зараженный опасными мыслями, "социалист". Он ни в коей мере не удовлетворяет тем требованиям, которые Морз предъявляет к будущему мужу своей дочери. Поэтому Морз отказывает Идену от дома и расстраивает его помолвку с Руфью. Подстать Морзу и его жена - практичная и расчетливая женщина. Когда Руфь говорит ей о своей любви к Идену, миссис Морз отвечает, что он ей не пара. "Мы не хотим влиять на твой выбор, - лицемерно заявляет она, - но ты наша дочь, и мы не можем спокойно позволить тебе выйти замуж за такого человека. Ничем, кроме грубости и невоспитанности, он не может ответить на всю твою нежность и деликатность... Он не может даже обеспечить тебя. Мы не гонимся за богатством, но комфорт и известное благосостояние муж обязан дать жене; и наша дочь должна выйти замуж за человека с будущим, а не за нищего авантюриста, матроса, ковбоя, контрабандиста и бог знает кого еще"*.

* (Д. Лондон, Избранное, М., 1961, стр. 296.)

Близки Морзам судья Блоунт, делец Бэтлер, Чарльз Хэпгуд и другие преуспевающие буржуа. У всех у них существует одна мораль - мораль наживы, и людей они ценят по их способности зарабатывать деньги и по тому, сколько они имеют на чековой книжке. Отсюда такой резкий перелом в их отношении к Идену, когда он становится знаменитым писателем. Морзы, Блоунт и другие наперебой заискивают перед ним, ибо у Идена появились слава и деньги.

В соответствии с этим буржуазным моральным кодексом воспитана и дочь Морзов Руфь. "По натуре она была консервативна, - отмечает писатель, - а полученное воспитание уже приспособило ее к образу жизни и мыслей той среды, в которой она родилась и развивалась".

Говоря о Руфи, американские критики обычно указывают, что прообразом для нее послужила Мэйбл Эпплегарт, девушка из буржуазной семьи, с которой Лондон познакомился еще до поездки на Север*. Не возражая против этого, мы хотим подчеркнуть, что образ Руфи Морз представляет главный интерес в связи с тем обществом, которое сформировало ее как человека, с той средой, чьи идеи она выражает.

* (Вот, например, что пишет Шеннон Гарет в своей книге "Jack London" (NG" 1944): "Первая серьезная любовь у Джека была к Мэйбл Эпплегарт, но, чтобы содержать Мэйбл, нужны были деньги, которых у Джека не было. Возвратившись из Клондайка, Лондон читал ей свои рассказы, которые она находила "грубыми" (стр. 80).)

Руфь занимает очень большое место в романе, образ ее раскрывается полно и глубоко. Для Руфи, как и для всей семьи Морзов, Иден сначала только "интересный дикарь". В нем она видит нечто экзотическое, дикое, сильное. Ей нравятся его сила, здоровье, энергия, но отталкивают мозолистые руки, пугает грубость его. Не веря вначале в возможность полюбить Идена, Руфь постепенно влюбляется в него. Впервые она сознает это во время прогулки по морю: у Руфи появляется желание прислониться к Мартину, найти в нем опору.

Несмотря на университетское образование, несмотря на звание бакалавра искусств, Руфь интеллектуально ниже Идена, ограниченнее его.

"... сама она была чужда всякой оригинальности мысли, всякого творческого порыва, - пишет Лондон, - и могла лишь повторять то, что заучила с чужих слов"*.

* (Д. Лондон, Сочинения в семи томах, т. 5, М., 1955, стр. 495. Далее в этой главе цитаты по указанному изданию будут даваться в тексте в скобках (первая цифра - том, вторая - страница Ред).)

Руфь не в состоянии понять и оценить талантливость и самобытность Мартина Идена. "Его мысли были недоступны ей, хотя она и была бакалавром искусств. Она не понимала их и свое непонимание приписывала его неумению выражаться (5, 372).

Если Иден раскрывает свою душу перед Руфью, делится с ней самыми сокровенными желаниями, то Руфь ведет себя иначе. Она скрывает от него свои мысли, притворяется, лицемерит.

"... Она не была с ним откровенна, - пишет Лондон, - и не знала, сможет ли быть откровенной и впоследствии" (5, 373).

Ее цель заключается в том, чтобы переделать Идена по образу и подобию своего отца и мистера Бэтлера, которые кажутся ей совершенством. Руфь не верит в литературный талант Идена, в возможность того, что он станет писателем.

- "Вы в меня больше не верите?" - спрашивает ее Иден.

- "Не в вас... В ваше сочинительство, - отвечает Руфь. -... Я не думаю, что вы можете стать писателем" (5, 499-500).

Не понимая Идена, не разбираясь в его политических воззрениях, Руфь, как и ее отец, мистер Морз, считает Идена радикалом, чьи взгляды кажутся ей подозрительными.

"Вам тоже мои взгляды кажутся чересчур радикальными?" - обращается к ней Иден.

"Мне они кажутся... сомнительными", - отвечает Руфь.

Руфь оказывает вредное влияние на Идена. Она старается привить ему свои узкие, мещанские взгляды на жизнь, она осуждает его мятежные мысли. Мещанская сущность Руфи наиболее полно выявляется в тот момент, когда Идена начинают травить в буржуазной печати как "социалиста". Она бросает его. Эгоистический расчет, приверженность к мещанским традициям оказываются для нее сильнее любви.

"Вы слишком привыкли к разгульной и беспорядочной жизни, - пишет Руфь Идену. - Папа и мама оказались правы: мы не подходим друг к другу" (5, 561-562).

Бросив Идена в тяжелое для него время, Руфь возвращается к нему, когда он становится богат и знаменит.

"Никто не знает, что я здесь" (5, 609), - говорит она ему.

Но, провожая ее домой, Иден замечает Нормана, брата ее, поспешно прячущегося в подъезде при его приближении.

"Она солгала, - сказал он вслух. - Она хотела уверить меня, что поступила решительно и смело, а между тем ее брат все время ожидал ее, чтобы отвести обратно домой" (5, 617).

В романе неоднократно подчеркивается, что Руфь воспитывалась на специфической литературе условностей и приличий, преобладавшей тогда в США. До встречи с Иденом она жила в условном мире, в котором события обыденной жизни преображались, по словам автора, "в нечто нереальное и прекрасное".

В такой литературе наряду с влиянием семьи видит писатель залог той пошлости, узости, мещанства, олицетворением которых становится Руфь.

Буржуазный мир представлен в романе не только в лице высших его представителей - Морзов, Блоунтов, Бэтлеров. К нему относятся и люди, которые стоят по своему положению одной ступенью ниже. Таковы зятья Идена - Хиггинботам и Шмидт. Оба они - гнусное порождение капиталистического строя. Особенно омерзителен Бернард Хиггинботам, отличающийся необыкновенной жадностью. Он трясется над каждым центом. В течение дня он скромно стушевывается перед покупателями, но вечером, в кругу семьи, он позволяет себе становиться самим собой. Хиггинботам - тиран и деспот в семье. Его постоянные придирки к жене, бессовестная эксплуатация ее труда преждевременно подрывают ее силы. Скряга и накопитель по своей природе, Хиггинботам питает животную ненависть к людям, которые равнодушно относятся к деньгам. Хиггинботам способен на самый низкий поступок. Он пишет в редакции анонимные письма, в которых злобно клевещет на Идена.

Уже один внешний облик Хиггинботама внушает отвращение. У Хиггинботама "злые" и "хищные" глаза. Но они становятся "масляными, слащавыми", в них появляется "заискивающее, рабски-угодливое выражение", когда он отпускает товар в своей лавке.

"В Мартине Идене Бернард всегда вызывал инстинктивное отвращение... Он ему казался каким-то гадом и вызывал непреодолимое желание раздавить его каблуком" (5, 283). Хиггинботам и Шмидт не принадлежат к высшему кругу буржуазии. У них нет внешней полировки. Йо строй их мыслей, взгляды на жизнь, их внутреннее содержание отличаются той же реакционностью, что и у Морзов. Деньги, богатство для них единственное мерило стоимости людей. Поэтому, как и Морзы, они меняют отношение к Идену, когда он становится богатым человеком. Собственно говоря, нет большой разницы между Хиггинботамом и Морзом, ибо у них одинаковая буржуазная сущность. Морз - это приглаженный Хиггинботам, а Шмидт - будущий Морз.

Другая линия критики и разоблачения буржуазного общества связана с главным героем романа - с Маргином Иденом. Буржуазное общество изображается через его восприятие. Попав впервые к Морзам, Иден поражается буквально всем, что он видит у них.

Морзы представляются ему удивительной семьей, воплощением всего увлекательного, высокого и прекрасного, о чем он читал в книгах. Но наиболее сильное впечатление производит на него Руфь. Иден видит в Руфи не только олицетворение красоты, но и той умственной жизни, к которой он всегда стремился. Руфь, в его представлении, ассоциируется с символом чистоты, представляется ему некоей святой, взирающей на него с недосягаемых высот культуры.

Встреча с Руфью производит переворот в душе Идена. Руфь зажигает в нем любовь и стремление к новой, лучшей жизни. Однако, когда герой начинает ближе знакомиться с обществом Морзов, чувство сомнения все чаще охватывает его. Разговаривая с преуспевающим Чарльзом Хэпгудом, с судьей Блоунтом, с мистером Морзом, Иден приходит к убеждению, что они ограниченные, недалекие люди. Разочарование в буржуазном обществе усиливается у героя по мере того, как он открывает в нем все новые отрицательные черты. Постепенно у него нарастает недовольство этой средой, приходит понимание ее узости, серости, пошлости, "... большинство этих людей круглые невежды, а девяносто процентов остальных невыносимо скучны" (5, 475), - говорит Иден Руфи.

Но, разочаровавшись в буржуазном обществе, Иден сохраняет любовь к Руфи. Ради Руфи он приносит огромные жертвы.

"Ради чего я делал все это? - говорит он ей. - Ради вас... Когда-то я хотел прославиться. Теперь слава для меня ничего не значит. Я хочу только вас" (5, 482).

Не сразу, постепенно, но все больше обнаруживается несходство во взглядах Идена и Руфи. Руфь хочет, чтобы Иден стал адвокатом или политическим деятелем. Ее стремления не идут дальше пределов ее круга. Однако Идена не привлекает карьера мистера Бэтлера, которого он презирает в душе, несмотря на его деньги.

Как естественный человек, Иден верит в любовь, в человеческие чувства.

"Все в мире непрочно, кроме любви", - говорит он.

Но Руфь, бросив Идена в самое трудное для него время, наносит Идену тот окончательный удар, после которого рассеиваются его последние иллюзии. Иден окончательно прозревает. Все, во что он верил, что любил и чем восхищался, - все оказывается ложью и фальшью.

"Он теперь ясно понял, что никогда не любил Руфь на самом деле. Он любил некую идеальную Руфь, небесное существо, созданное его воображением, светлый и лучезарный образ, вдохновлявший его поэзию. Настоящую Руфь, буржуазную девушку с буржуазной психологией и ограниченным буржуазным кругозором, он не любил никогда" (5, 614).

Так рвется последняя нить, привязывавшая героя к жизни, - вера в истинную человеческую любовь. И Иден оказывается на грани катастрофы.

Буржуазное общество развенчивается Лондоном и в символическом плане.

Находясь в доме у Морзов, Иден видит висящую на стене картину. Издали она ему кажется необыкновенно красивой и привлекательной. Когда же он ближе подходит к ней, картина оказывается грязной мазней. Так и буржуазное общество. Вначале оно привлекает Идена, представляется ему средоточием культуры, прогресса. При более близком знакомстве под внешним лоском обнаруживаются корыстолюбие, лицемерие, фальшь, способные вызвать лишь отвращение.

Более человечными, благородными, нравственными, выступают в романе представители народа. Именно в их среде Лондон находит лучшие человеческие качества: бескорыстие, истинную любовь, верную дружбу, отсутствующие у представителей буржуазии.

С большой теплотой нарисован образ матери многочисленного семейства Марии, которая, несмотря на собственную большую нужду, помогает Идену в самые голодные для него дни. Вызывают симпатию бывшие товарищи Идена - Джо и Джимми.

На голову возвышается над всяческими Морзами и им подобными девушка из народа Лиззи Конолли. "Я жизнь свою готова отдать за вас", - говорит она Мартину. Лиззи с негодованием отказывается от денег, предложенных ей Иденом: она не разменивает свою любовь на доллары. Образ этой чистой нечестной девушки противостоит образу Руфи, которая бросает бедствующего Мартина и пытается вернуться к нему, когда он становится богатым.

Лондон подчеркивает, что все эти. люди любят, ценят и уважают Идена без всякой корысти, независимо от его славы и богатства, в то время как Морзов и других вдохновляют лишь те сто тысяч долларов, которые лежат у него в банке, и его слава писателя.

Из народных низов происходит и Мартин Иден.

Многие американские критики видят в Идене лишь прообраз самого писателя.

Гейсмар, например, говорит о "Мартине Идене", что "это была одна из самых личных книг"*.

* (Geismar, М., Цит. соч., стр. 168.)

А вот что пишет сам Лондон:

"Многие критики упрекали меня за то, что один из моих героев, Мартин Иден, слишком быстро приобрел образование. В три года я превратил его из простого матроса в известного писателя. Критики говорят, что это невозможно. Однако Мартин Иден - это я сам. К концу трех лет напряженной работы, из которых два пошли на высшую школу и университет, один - на литературную работу, а все три были заполнены самыми интенсивными занятиями, - я печатал уже рассказы в таких журналах, как "Атлантик мансли", правил корректуры своей первой книги, помещал статьи по социологии в "Космополитене" и "Мак-Клюре" (XXIV, 111).

Таким образом, несомненно, что многие эпизоды из жизни Идена совпадают с автобиографией автора. Несомненно и то, что по многим вопросам Иден выступает как alter ego Джека Лондона. И тем не менее нам кажется, что нельзя полностью отождествлять Идена с Лондоном. Иден - это художественный образ, необыкновенно правдивый. В его жизненном пути многое перекликается с судьбой Э. По, оказавшимся отщепенцем среди людей, всеми гонимым и безвременно загубленным.

Близок Идену по своей судьбе и другой американский писатель - Герман Мелвилл, плававший по морям и океанам, любивший природу, естественную жизнь, затем обратившийся к писательскому труду. Он писал рассказы, стихи, остававшиеся незамеченными. Умер Мелвилл всеми забытый и никому не нужный. И только позже, в XX веке, возник интерес к его творчеству.

Думается, что в своей основе Мартин Иден - образ собирательный, образ человека, чья судьба характерна не только для Джека Лондона или Германа Мелвилла, но для многих писателей, живущих в условиях капиталистического общества.

Образ Мартина Идена следует рассматривать как одну из первых попыток в американской литературе, и удачных при этом, нарисовать фигуру большого писателя, чья жизнь оказывается загубленной буржуазным обществом.

Классики марксизма-ленинизма неоднократно подчеркивали мысль о том, что настоящее, подлинное искусство враждебно капиталистическому строю, несовместимо с эксплуататорскими отношениями.

"Капиталистическое производство враждебно известным отраслям духовного производства, - писал Маркс, - например, искусству и поэзии"*.

* ("К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве", т. 1, М., 1957, стр. 192.)

"Существование господствующего класса с каждым днем становится все большим препятствием развитию производительной силы промышленности, - отмечал Энгельс, - и точно так же - развитию науки, искусства, а в особенности культурных форм общежития"*.

* (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 18, стр. 216.)

Мысль о несовместимости подлинного искусства с буржуазными отношениями, с капиталистической действительностью нашла свое ярчайшее воплощение в "Мартине Идене". Джек Лондон одним из первых в США показал трагедию художника в условиях капиталистической Америки, показал несоответствие его взглядов со взглядами собственнической среды, его враждебность капиталистическому обществу.

Образ Мартина Идена, как и других персонажей романа, дается в развитии.

Когда мы впервые знакомимся с Иденом, он простой, необразованный матрос, только благодаря случайности попавший в буржуазный дом Морзов. Более привычный к палубе корабля, он неловко чувствует себя в просторной комфортабельной квартире, где все ему кажется чужим и незнакомым. Язык его изобилует неправильными оборотами, простонародными выражениями, крепкими словечками: "мексиканец меня хватил ножом, мисс, была потасовка", "меня звездануло по щеке", "я, должно быть, ни черта в стихах не смыслю", "поободрал себе шкуру", "заеду в зубы".

При первом посещении дома Руфи он называет Суинберна Свайнберном, не зная, кто этот Суинберн, жив он или умер. Не знает он и что такое филология. Но у Идена развито чувство прекрасного. Он сразу обнаруживает свой вкус, говоря что Суинберн ему понравился, тогда как, по мнению Руфи, Суинберн "иногда бывает грубоват" и "потому не сделался великим поэтом".

Иден страстно любит книги. Его глаза загораются жадностью при виде множества книг у Морзов. "Я люблю книги и стихи и читаю их, как только выдается время", - говорит он Руфи (5, 267).

Не имея образования, не обладая никакими знаниями в области искусства, Иден тем не менее в глубине души истинный художник. Он умеет видеть и умеет рассказывать о виденном. Внутренняя культура героя проявляется и в любви к музыке.

Во имя любви к Руфи Иден делает героическую попытку преодолеть расстояние, существующее между ними. Он недоедает, недосыпает, отдавая все время напряженной работе. К своей постели он пристраивает шпору, стальной шип которой вонзается ему в тело, если он засыпает раньше положенного времени.

Мартин Иден - новый герой у Джека Лондона. У него есть черты, которые сближают его с героями северных рассказов: большая физическая сила, упорство в достижении цели, энергия. Есть у него общее и с Эрнестом Эвергардом: происхождение из народных низов, огромная тяга к знаниям. Но Мартин Иден обладает тем, чего нет у предшествующих героев. Он художественная натура, человек, способный творить красоту. Иден не стремится к карьере чиновника или бизнесмена.

"Я не создан для конторки, для бухгалтерских книг для мелкого крючкотворства, - говорит он о себе. - Самое живое, что только есть во мне, - это страсть к творчеству" (5, 502).

Ценой неимоверного труда, колоссального напряжения физических и духовных сил Иден ликвидирует пробелы в своем образовании и становится писателем. Он очень талантлив. Его рассказы, повести, стихи правдивы, интересны, оригинальны. Но их никто не печатает. Редакции и издательства возвращают ему рукописи обратно.. Кто для них Иден? Человек без имени, без протекции, жалкий бедняк.

Так начинается поединок героя с буржуазным обществом. Из романа логически вытекает, что условия американской капиталистической действительности препятствуют человеку из народа стать писателем, художником. Позднее эта тема привлечет внимание Теодора Драйзера и заставит его написать роман "Гений". Однако у Драйзера она не приобретает такого звучания, такой социальной остроты, как у Лондона.

Юджин Витла, герой "Гения", не ведет борьбы с капиталистическим обществом, а капитулирует перед ним. Он сам становится деловым человеком, у него появляются жесткость, решительность, ранее не свойственные ему, и вместе с тем Витла утрачивает многое из того, что раньше характеризовало его как незаурядного художника.

Кроме того, в "Гении" больше, чем в других романах, отразились натуралистические увлечения Драйзера. Много места в нем занимает описание любовных увлечений Витлы. При этом внимание сосредоточивается не на духовной, а на физиологической стороне любви. Рассказывая историю Юджина Витлы, автор подчеркивает определяющий характер его биологических побуждений, Витла изображается как чувственный человек, и эта чувственность обусловливает его поведение и поступки. Даже его способности, его талант художника оказываются связанными с ней.

Книга Лондона отличается более глубоким проникновением во внутренний мир художника, большей широтой социальных обобщений, нежели драйзеровский "Гений".

Иден понимает, что его произведения лучше, значительнее тех, которые появляются на книжном рынке. Но буржуазное общество глухо к голосу таланта, оно презирает нищих гениев, оно не в состоянии оценить настоящие произведения искусства. Подобно героям северных рассказов, Иден отличается большой настойчивостью, он верит в себя, в свои силы, в успех.

"... Ты когда-то одолел Масляную Рожу, - так же ты одолеешь и издателей, хотя бы тебе для этого пришлось потратить и больше, чем одиннадцать лет! Только не вздумай останавливаться, иди вперед. Бороться так бороться до конца!" (5, 381), - говорит он себе.

"Дайте мне года два, - говорит он Руфи. - За эти два года я достигну успеха, и все мои произведения будут нарасхват... Я знаю, что такое литература, я знаю, какой дрянью ничтожные писаки наводняют газеты и журналы. И я уверен, что через два года я буду на пути к успеху и к славе. А деловой карьеры я никогда не сделаю. У меня к ней не лежит сердце" (5, 427).

Иден пытается бороться с буржуазным обществом. Борьба эта ведется в разных направлениях. Он по-прежнему настойчиво посылает свои рукописи в редакции газет и журналов, хотя успеха все нет.

В то же время ему приходится выдерживать ожесточенные нападки со стороны Морзов, Хиггинботама и, главное, со стороны Руфи, пытающейся обратить его в свою веру. Под напором этих объединенных сил, особенно после предательства Руфи, Иден складывает оружие и оказывается побежденным.

История Мартина Идена - это социальная трагедия художника, трагедия, порождаемая условиями капиталистического общества. Человек из народа, необыкновенно талантливый, наделенный высокими моральными достоинствами, оказывается сломленным, растоптанным буржуазной средой. Но говоря об этом, нельзя не заметить ту новую ноту, которая зазвучала в романе. Если герои предшествующих произведений Лондона, особенно северных рассказов, - бойцы до конца, каким бы он ни был, если они мужественно встречают выпавшие на их долю невзгоды и бедствия, оставаясь внутренне непобежденными, то Мартин Иден надламывается морально, духовно. Он в прямом и переносном смысле побежденный человек, отказывающийся от продолжения борьбы. В этом проявилось новое качество в творчестве Лондона - нарастание пессимистического настроения, которое будет со временем усиливаться все больше.

Богатство и слава в конце концов приходят к Идену, но слишком поздно. Буржуазное общество уже сломило его. У него пропал интерес к жизни, к борьбе. Иден - погибший человек, и никто не может помочь ему.

В этом отношении несомненный интерес представляет последняя часть романа. По ней мы можем судить, как у Лондона появляются новые мотивы, которые получат дальнейшее развитие в заключительный период его творчества. После краха всех надежд Иденом все чаще овладевает стремление уйти от людей, быть близким к природе: "Тихий океан настойчиво звал его, и Мартин знал, что рано или поздно он откликнется на этот зов" (5, 574).

"Там он построит себе тростниковую хижину... Он будет принимать у себя факторов из Тайохаэ, капитанов торговых судов, контрабандистов и благородных морских бродяг. Он будет жить открыто и по-королевски принимать гостей. И, быть может, там он забудет читанные когда-то книги и мир, который оказался сплошной иллюзией" (5, 578).

Наряду с руссоистским желанием уйти в природу появляется уже встречавшийся мотив бродяжничества. Такой совет - отправиться в бродяжничество - дает Иден Джо, своему компаньону по прачечной. Когда они встречаются снова, Джо говорит Мартину: "С тех пор как я стал бродягой, я понял, что значит жить" (5, 617).

Однако природа и бродяжничество лишь на какое-то время могут увлечь Идена. На смену им все чаще и чаще приходит почти не свойственный раньше Лондону мотив безысходной тоски и одиночества. После травли в газетах и разрыва с Руфью Иденом овладевают тоска и апатия. Существование его становится "томительным, однообразным, пустым и лишенным всякого смысла".

Мысль снова взяться за перо кажется ему невыносимой. Рассуждая сам с собой, Иден приходит к выводу, что теперь он никто, ничто. "Март Иден - гуляка и Март Иден - моряк были реальными лицами, они существовали на самом деле, - размышляет герой. - Но Мартин Иден - великий писатель никогда не существовал. Мартин Иден - великий писатель был измышлением толпы" (5, 606).

Внутренняя драма Идена обостряется. Усиливаются апатия и тоска. Устав от жизни, Иден видит единственный выход в самоубийстве.

Так, шаг за шагом, приводит Лондон своего героя к трагическому концу. И в этом отношении история Идена показательна тем, что она предваряет конец самого Джека Лондона.

Трагедия Мартина Идена как художника и как человека неразрывно связана с капиталистической средой. Иден - жертва американского буржуазного общества.

Трагедию Мартина Идена Лондон связывает также с влиянием реакционной идеологии, стремясь показать, что Иден не только жертва буржуазии, но и жертва буржуазного индивидуализма. Не случайно он позднее писал, что "Мартин Иден" и "Морской волк" - атака на ницшеанскую философию, которой не поняли даже социалисты" (II, 232).

Как решается эта проблема в романе? Занимаясь самообразованием, изучая литературу, математику, философию, Иден знакомится с учением Г. Спенсера. Теория Спенсера, по его словам, явилась для него "великим открытием". Спенсер открывает ему новый, незнакомый мир, в котором главную роль играют законы биологии.

"И ты хотел писать? - говорит себе Иден после знакомства со Спенсером. - Но ведь только теперь ты начинаешь находись, о чем писать. Ты хотел создавать красоту, а сам ничего не знал о природе красоты. Ты хотел писать о жизни, а сам не имел понятия о ее сущности. Ты хотел писать о мире, а мир был для тебя китайской головоломкой" (5, 355).

Иден становится убежденным эволюционистом, ярым поклонником новой философии. Увлечение спенсерианством часто приводит его к неправильным выводам. Преувеличивая роль эволюции, Иден упрощает, схематизирует сложные явления жизни. "Она исполнила свое жизненное назначение", - говорит он о сухой траве (5, 365).

Следуя Спенсеру, Иден и в искусстве явно завышает роль биологии. Это хорошо видно из его разговора с профессором Колдуэллом: "Разве во вселенной существует что-нибудь, не подчиняющееся всемирному закону эволюции? - говорит Иден, обращаясь к Колдуэллу... - Вот вы как раз - по крайней мере мне так кажется - упускаете биологический фактор, то есть именно то, на чем строится в конечном счете всякое искусство, основу основ всех человеческих дел и свершений" (5, 472).

Распространяя законы природы на человеческое общество, Иден становится крайним индивидуалистом, последователем закона борьбы за существование. С позиций индивидуализма он критикует как буржуазные партии, так и социалистические доктрины.

"Я верю, что в беге побеждает быстрейший, а в борьбе сильнейший, - говорит он мистеру Морзу. - Эту истину я почерпнул из биологии, или по крайней мере мне кажется, что я ее почерпнул оттуда. Повторяю, что я индивидуалист, а индивидуалисты - вечные, исконные враги социалистов" (5, 489).

Вслед за учением Спенсера Иден знакомится с философией Ницше. От этого реакционного философа он усваивает теорию сверхчеловека, аристократическое презрение к массам. Выступая на митинге в рабочем клубе, Иден говорит о том, что мир делится на мир рабов и мир господ и что в жизни побеждает сильнейший. Свои спенсерианские и ницшеанские воззрения Иден высказывает со свойственной ему прямотой во время спора с мистером Морзом.

Реакционная идеология отрывает Идена от народа, от его класса. Он теряет связь с массами и все надежды возлагает только на себя. Но сил для борьбы с обществом у него не хватает. В индивидуализме видит Лондон одну из главных причин гибели героя. Индивидуализм обостряет духовную драму Идена, усиливает его внутренние противоречия.

В конце своего пути Иден отчетливо осознает, что там, "наверху", в среде Морзов и Бэтлеров, он сам по себе никому не нужен. Эта среда вызывает у него гнев и отвращение. Но Иден не может также вернуться назад, к людям своего класса. Индивидуалистическая философия, которую он усвоил, становится барьером между ним и теми, кого он некогда любил. Следуя ей, Иден приходит к полному идейному краху. Он разочаровывается буквально во всем.

"Он вспомнил одно из безумнейших положений безумца Ницше, которым тот подвергал сомнение все, даже самое истину. Что ж, может быть, Ницше и прав! Может быть, истины и нет нигде, даже в самой истине. Может быть, самое понятие истины нелепо" (5, 626).

Таким образом, по мысли Джека Лондона, Мартин Иден не только жертва буржуазного общества, но и жертва буржуазного индивидуализма.

В таком решении вопроса, как нам думается, и заключается основное противоречие романа. В самом деле, внимательно присматриваясь к поведению Идена, нельзя не заметить, что он следует философии Ницше больше в теории, на словах, а не на деле, не в жизненной практике. Он, если так можно сказать, "теоретический ницшеанец". Его теоретические рассуждения находятся в вопиющем противоречии с его поступками. Присмотримся с этой стороны к поведению героя. На наш взгляд, опровержением ницшеанства Идена служит его большая доброта, человеческое отношение к людям.

"Вы придете к нам завтра обедать? - спрашивает Идена Руфь. - Вы ведь сказали, что выкупите костюм, как только получите деньги".

- "Видите ли, в чем дело... - отвечает смущенно Иден. - Сегодня утром полисмен забрал двух коров Марии и теленка за потраву, а у нее как раз не было денег на уплату штрафа... Ну, я за нее и заплатил. Так что весь мой гонорар за "Колокольный звон" ушел на выкуп коров Марии" (5, 526).

Очень важно отметить "не американскую" черту характера Идена: он равнодушен к деньгам, к карьере ради денег и карьеры. В этом отношении он похож на героев северных рассказов. Тех не столько привлекает золото, сколько романтика добычи его. Так и Идена привлекает не столько слава, сколько дорога к ней.

"Вы хотите стать знаменитым?" - спрашивает его Руфь.

- "Да, пожалуй, - соглашается Иден, - но это не главное. Меня занимает не столько слава, сколько путь к ней" (5, 372).

Создавая за "Морским Волком" "Мартина Идена", Джек Лондон, очевидно, имел в виду нанести новый удар по реакционной идеологии Ницше. Только в этом плане можно понять его фразу: "Мартин Иден" и "Морской Волк" - атака на ницшеанскую философию..."

Но, сопоставляя Идена с Вульфом Ларсеном, нельзя не прийти к выводу, что они во многом сильно отличаются друг от друга. В то время как Волк Ларсен аморален, жесток, Мартин Иден добр и великодушен. Если в отношениях с людьми Ларсен действительно не признает ничего, кроме закона дубины, то Иден не стремится к тому, чтобы подчинять себе людей, быть над ними, заставлять выполнять их свои приказания. У него нет той "воли к власти", которая характерна для ницшеанского героя. Наоборот, он полон чувства справедливости, миролюбия и доброжелательности к окружающим. Благородная натура Идена не терпит, когда на одного нападают многие. В таком случае, по его мнению, каждый должен прийти на помощь слабейшему. Поэтому-то образ Идена так привлекателен для читателей. Являясь ницшеанцем в теории, на практике он гуманист, добрый, отзывчивый человек.

Вспомним, как, став богатым, он устраивает судьбу Марии, покупает прачечную для Джо, заставляет учиться Лиззи.

В соответствии с замыслом романа Лондон приводит Идена к гибели. По его мнению, это закономерная гибель индивидуалиста-ницшеанца. Но смерть Идена не воспринимается как наказание за ницшеанские грехи. Иден гибнет потому, что разуверяется в любви, в жизни. Такая концовка романа, конечно, не могла быть случайной. Она свидетельствовала о глубоких идейных сдвигах в мировоззрении писателя, о начале духовного кризиса.

Допустим, что Иден не находит себе места в жизни, потому что он индивидуалист. Но сам Лондон знал, что в Америке существует рабочий класс, существуют народные массы, которые ведут борьбу с миром капитала. Писатель показал гибель Идена, но второго пути, пути борьбы, которым шли лучшие люди Америки, он даже не наметил в своем романе. Правда, в романе выведен "социалист" Бриссенден, который спорит с Иденом, отстаивая идеологию "социализма". Бриссенден презирает буржуазию, возмущается поведением Морзов и подобных им. Ему ясна мещанская сущность Руфи, которую он характеризует как "бледную и ничтожную самочку", как "убогую душонку, порождение сытой буржуазной жизни". Но Бриссенден, конечно, не социалист, и его рассуждения не имеют ничего общего с настоящим социализмом. Он скорее бунтарь анархистского толка с большим налетом аристократизма. Кроме того, Бриссенден играет в романе второстепенную роль. Его нельзя рассматривать как выразителя положительных идеалов. Скорее наоборот. Неизличимая болезнь его и смерть усиливают трагическое начало в романе.

Одна из особенностей "Мартина Идена" и заключалась в том, что несмотря на все разоблачительное значение, книга не показывала перспективы освобождения, не говорила о тех силах, которые способны противостоять капиталистическому строю. Нельзя отожествлять Идена с самим Лондоном, но несомненно, что он во многом выражает мысли и взгляды самого писателя. Несомненно и то, что автор относится к нему с большой симпатией. И вот для этого талантливого, великодушного, хорошего человека он не находит иного выхода, кроме самоубийства.

Новое здесь проявлялось в том, что герой отказывался не только от борьбы, но и от самой жизни.

Есть известная последовательность в том ряду героев, которые появлялись в книгах Джека Лондона. Сначала это были одиночки-протестанты, романтики, бежавшие на дикий Север от пошлости буржуазной цивилизации. Потом появился Эрнест Эвергард, борец за общественные интересы, за справедливость, за социализм. И вот на смену им приходит Мартин Иден, несмотря на молодость уже уставший от жизни человек, для которого нет иного выхода, кроме смерти.

Отсутствие в романе перспективы на будущее, отказ от жизни и борьбы свидетельствовали о разочаровании писателя в окружающей действительности, о нарастании элементов пессимизма в его творчестве. С этой стороны "Мартин Иден" явился переходным, переломным произведением в творческом развитии Джека Лондона.

В "Мартине Идене" полнее, чем в каком-либо другом произведении Джека Лондона, раскрывается его творческая лаборатория, его отношение к литературным направлениям, к традициям, к языку. Отдельные мысли по этим вопросам высказывались им раньше в литературнокритических статьях. В "Мартине Идене" они получают дальнейшее развитие. Рассказывая о писательской работе Мартина Идена, Лондон говорит о необходимости упорного труда, о важности сосредоточенного напряженного ученья у других писателей. Мартин Иден много читает. Он отмечает в книгах особенности стиля, изложения, построения сюжета, характерные выражения, сравнения, остроты. Лондон подчеркивает, что Иден не стремится подражать, что он только ищет каких-то общих принципов. С этой целью он составляет длинные списки литературных приемов, подмеченных у разных писателей, что позволяет ему делать общие выводы о природе литературного приема. Отталкиваясь от них, он вырабатывает собственные, новые, оригинальные приемы.

Мартин Иден, как и сам Джек Лондон, принадлежит к числу тех писателей, о которых говорят, что они являются художниками аналитического склада ума. Он всегда и везде ищет принципы, лежащие в основе явления, но не для того, чтобы подражать, а для того, чтобы понять, как явление создается, чтобы иметь возможность самому создавать его. Сознательное отношение к материалу, осмысление его - вот что является характерным для творческой манеры Идена, как и. Джека Лондона. Принимаясь за работу, Иден уже держит в уме план произведения, ему ясна стоящая перед ним задача, он знает, что он должен написать и как он это напишет. Иден приучает себя предварительно вынашивать, додумывать до конца каждую рождающуюся у него мысль и только затем излагать ее на бумаге. Писание, таким образом, становится для него заключительным звеном сложного умственного процесса, последним узлом, которым связываются отдельные, разрозненные мысли, подытоживанием накопившихся фактов и положений.

Придерживаясь сознательного, рационального отношения к творческому процессу, Джек Лондон не отвергал в то же время значения и роли вдохновения. Он подчеркивает, что Иден "воздавал должное и тем случайным словам и сочетаниям слов, которые вдруг ярко вспыхивали в его мозгу и впоследствии с честью выдерживали испытание, не только не вредя, но даже способствуя красоте и цельности произведения. Перед подобными находками Мартин преклонялся с восхищением, видя в них проявление чего-то большего, чем сознательное творческое усилие" (5, 433).

Со временем совершенствуется художественное мастерство Идена-писателя. Приобретается опыт, более разнообразными становятся художественные приемы. Новые рассказы, повести, стихи Идена значительнее, интереснее ранних.

В чем видит Лондон достоинства произведений своего героя?

Устами Идена он снова высказывает мысль о преобладающей роли содержания над формой. Иден невысоко оценивает те свои вещи, которые создавались на основе одной выдумки. "Такие произведения, - говорит Лондон, - нельзя было причислять к большой литературе. Их художественная выразительность могла быть велика, но Мартин невысоко ставил художественную выразительность, если она расходилась с жизненной правдой" (5, 464).

Основным принципом художественной литературы Джек Лондон считает следование жизненной правде. Это главное условие ценности произведения, мерило его художественной значимости. Иден отвергает литературу "условностей и приличий", на которой воспитывалась Руфь, отвергает потому, что ей недостает жизненности и правдивости. В связи с этим весьма примечательным является спор, который развертывается между Руфью и Иденом из-за очередного рассказа Идена.

Слушая его, Руфь высказывает свое неодобрение:

"-... по-вашему, это можно будет пристроить?

Думаю, что нет, - сознался он. - Это не по плечу журналам. Но зато это чистая правда.

Зачем же вы упорно пишете такие вещи, которые невозможно продать? - безжалостно настаивала Руфь. - Ведь вы же пишете ради того, чтобы зарабатывать на жизнь?

Да, конечно. Но мой герой оказался сильнее меня. Я ничего не мог поделать. Он требовал, чтобы рассказ был написан так, а не иначе.

Но почему ваш Вики-Вики так ужасно выражается? Ведь всякий, кто прочтет это, будет шокирован его лексиконом, и, конечно, редакторы будут правы, отвергнув рассказ.

Потому, что настоящий Вики-Вики говорил бы именно так.

Это дурной вкус.

Это жизнь! - воскликнул Мартин. - Это реально. Это правда. Я должен описывать жизнь такой, как я ее вижу" (5, 525).

Вот это требование правдивости, реальности становится у Идена главным условием значимости художественного произведения. Через посредство Идена Лондон утверждает, что в центре внимания каждого писателя должна находиться жизнь, жизнь со всеми ее горестями и радостями, ужасами и страданиями. Иными словами говоря, Иден отстаивает реалистический метод в искусстве и литературе.

Свои взгляды на искусство он наиболее полно высказывает в разговоре с Руфью во время посещения оперы. Руфь, привыкшая полагаться во всем на общепризнанные авторитеты, восхищается пением и игрой артистов. Иден спорит с ней. Он утверждает, что любовная сцена, разыгрываемая ими, нереальна. Он считает, что всякое искусство условно, но и в условности должна быть реальность.

"... Я безнадежный реалист", - говорит он Руфи. И далее: "Мне нужно или нечто реальное, или уж лучше совсем ничего. Иллюзия, в которой нет и намека на правду, не трогает меня..." (5, 440, 442).

Выступая в защиту реализма, Джек Лондон воссоздает в романе литературную атмосферу своей эпохи, говорит о наиболее распространенных направлениях, высказывает свое отношение к ним.

С этой точки зрения несомненный интерес представляет эпизод знакомства Идена с "настоящими людьми"*.

* (В романе не расшифровывается, кого имел в виду Лондон, когда говорил о них. Но, очевидно, это были люди, с которыми он сам встречался в жизни. Вот какие сведения сообщает дочь писателя Джоан Лондон о знакомых отца, с которыми он общался после возвращения с Севера. Среди них она называет Джорджа Спида.

"Джордж Спид, - пишет Джоан Лондон, - до конца отдал свои силы и способности делу рабочего класса. В течение своей жизни - от защиты чикагских анархистов в 1887 г. до смерти в 1931 г. - он оставался революционным рабочим. Вступив в социалистическую рабочую партию, он покинул ее ради "Индустриальных рабочих мира". Почти четверть века он принимал участие в каждой большой забастовке, организуемой ИРМ"...

"Влиял на Лондона профессор Строун-Гамильтон - продолжает Джоан, - блестящий оратор, знаток Ницше, Спенсера, Маркса, он верил в рабочий класс, в его судьбу". "То же самое можно сказать об Остине Льюисе. Он организовал социалистическое движение на Тихоокеанском побережье, перевел "Анти-Дюринга". (Joan London, цит. соч., стр. 186, 187, 188).)

Попав к ним, он слышит разговоры о последней книге миссис Гэмфри Уорд*, о новой комедии Шоу. Называются здесь имена Генри Джеймса, Суинберна, Россетти, говорят о Мэнсфилд** и Брэндере Мэтьюзе***.

* (Гэмфри Уорд (1851-1920) - английская писательница.)

** (Кэтрин Мэнсфилд (1888-1923) - английская писательница, в рассказах которой заметно влияние А. П. Чехова.)

*** (Мэттьюз Брэндер (1852-1929) - американский литературовед. Был профессором литературы в Колумбийском университете.)

Читая современную литературу, Иден обнаруживает, что существуют две литературные школы: "Одна изображала человека каким-то божеством, совершенно игнорируя его человеческую природу; другая, напротив, видела в человеке только зверя и не хотела признавать его духовных устремлений и великих возможностей" (5, 463-464).

Говоря об "игнорировании человеческой природы", Лондон, очевидно, имеет в виду многочисленных представителей псевдоромантики, "бостонцев" и "нежных реалистов", заполонявших тогда американский книжный рынок.

Что касается школы, видящей "в человеке только зверя", то здесь, думается, он высказывает свое отношение к натурализму, уже достаточно распространенному как в Западной Европе, так и в США.

Показательно, что сам Лондон це поддерживает ни то, ни другое направление. Он считает, что они выражают две крайние точки зрения. Истина же находится где-то посередине.

"Мартин не разделял установок ни той, ни другой школы, считая их слишком односторонними. По его мнению, истина находилась где-то посредине, и как ни далека была от этой истины школа "божества", школа "зверя" с ее животной грубостью оказывалась не ближе" (5, 464).

Насколько данный материал соответствует действительности - вот главное условие для Идена. Верность жизни, реальным фактам - его основной критерий. Именно с этой точки зрения Иден воюет с враждебными реализму течениями. Он пишет "Позор солнца" - большую статью, направленную против мистицизма, главным представителем которого он называет Метерлинка.

Отстаивая реалистический метод, Иден выступает против официальной буржуазной литературы, высказывает крамольные, или, как их называет Руфь, "мятежные" мысли. Это действительно были "мятежные" мысли для того времени. Хотя реализм уже сделал свои первые шаги в США, подавляющее большинство американских писателей продолжало стоять в стороне от жизни, закрывало глаза на ее противоречия.

Обсуждая вопросы искусства и литературы, Джек Лондон вновь выступает с критикой современной ему американской действительности. Буржуазное общество боится жизни. Оно лицемерно закрывает глаза на уродства капиталистической цивилизации. Говорить о них оно считает преступлением. Когда Мартин Иден прочел Руфи один из своих рассказов, она воскликнула: "Это безобразно! Это гадко! Это грязно!". "Это жизнь, - возразил он, а жизнь не всегда прекрасна... может быть, я очень странно устроен, но я и здесь нахожу красоту" (5, 368).

В одной из сильнейших сцен романа - в сцене объяснения с Руфью - Иден выносит обвинительный приговор культуре и искусству капиталистического общества.

"Я по натуре реалист, а буржуазная культура не выносит реализма, - говорит он Руфи. - Буржуазия труслива. Она боится жизни. И вы хотели и меня заставить бояться жизни. Вы стремились запереть меня в тесную клетку, навязать мне неверный, ограниченный, пошлый взгляд на жизнь" (5, 613).

Иден приходит к выводу, что служение искусству, литературе в условиях капиталистической Америки невозможно, что буржуазное общество обрекает художника на творческое бесплодие, ведет его к гибели.

Отсюда закономерный разрыв Идена с капиталистической средой.

Резко враждебно отзывается Лондон и о современной ему критике. Признавая в разговоре с Руфью, что Прапс и Вандеруотер считаются лучшими критиками в США, он утверждает, что они в своих критических статьях не говорят ничего нового. Основной упрек, бросаемый им, заключается в том, что они выражают общепринятые мысли и взгляды, сводящиеся к одним банальностям, прикрытым высокопарными фразами.

Современных критиков Иден ставит в один ряд с профессорами английской филологии. Те и другие играют вредную роль, дурно влияя на современную молодежь.

Являясь представителем реализма в США, защищая его основы, его принципы, Джек Лондон в то же время на всю жизнь сохранил любовь к романтике. Сочетание реалистического с романтическим является одной из главных особенностей творчества Лондона.

"Во всех своих произведениях, - пишет Лондон об Идене, - он стремился сочетать реализм с вымыслом и красотами, созданными фантазией. Он добивался вдохновенного реализма, проникнутого верой в человека и его стремления. Он хотел показать жизнь, как она есть, со всеми исканиями мятущегося духа" (5, 463). Стремление к романтике, поиски ее резко выделяют Лондона из среды других американских писателей. Лондон всегда мечтал о настоящих людях, о героизме, о подвигах. Отсюда сильные, волевые герои, действующие в его произведениях, трудности и опасности, которые приходится преодолевать им.

Романтические устремления Лондона можно увидеть и в обращении к тем писателям, у которых было представлено романтическое начало. Почему Лондон так высоко ценил Максима Горького? Да потому, что в книгах великого русского писателя он видел то сочетание реального с романтическим, тот "вдохновенный реализм", проникнутый верой в человека, который был для него образцом подлинного искусства.

Явную симпатию чувствовал Лондон к представителям романтизма и "неоромантической школы".

Не случайно, конечно, на страницах его произведений так часто упоминаются имена Суинберна, Стивенсона, Броунинга. Думая о своей любви к Руфи, Иден все время вспоминает о Броунинге и Элизабет Баррет. "Что сделал Броунинг для своей возлюбленной, может сделать и он, Мартин Иден, для Руфи Морз" (5, 411).

Иден пишет цикл "Сонетов о любви", идея которого была навеяна воспоминанием о "Сонетах с португальского" Элизабет Баррет.

Романтика для Лондона была одним из важнейших средств, с помощью которого он выражал свой протест против пошлости, серости буржуазной жизни. Она была той мечтой, к которой он всегда стремился и, с другой стороны, она являлась той сферой, где раскрывались человеческие способности, тем, что позволяло верить писателю в достоинство человека, в его творческие силы.

Но, выступая в защиту романтики, являясь сторонником сочетания ее с реализмом, Лондон требовал, чтобы такое соединение не было в ущерб правде, не искажало картины реальной действительности. Главное условие для писателя - быть верным жизни! По мнению Лондона, в основе всякой книги должна находиться жизненно важная идея, с реальными характерами и правдивой обстановкой.

Вот что он пишет об одном из произведений Мартина Идена:

"... Это должна была быть повесть из морской жизни, образец романтики двадцатого века, с увлекательным сюжетом, с реальными характерами и реальной обстановкой. Но под занимательной фабулой должно было скрываться нечто такое, чего поверхностный читатель не мог заметить, но что, впрочем, не мешало бы и такому читателю получать удовольствие при чтении. Именно это "что-то", а не перипетии сюжета, было для Мартина самым главным в повести. Его всегда увлекала в произведении основная идея, и сюжет зависел от нее. Определив для себя эту идею, он искал такие образы и такие ситуации, в которых она могла получить наиболее яркое выражение" (5, 543-544).

Считая важнейшим критерием реальность, Иден скептически относится к надуманным произведениям, в которых отсутствует правда. Трудные материальные условия заставляют его писать развлекательные произведения. "Обычно он делал это перед сном, после целого дня серьезной работы" (5, 478). Но, говорит Лондон, "Мартин ненавидел свои написанные по схеме рассказы, смеялся над ними..." (5, 481).

Не слишком высоко расценивает Иден и "страшные" рассказы, также доставляющие ему деньги. "Рассказы эти представляли чистейшую выдумку, которой была придана видимость реального, - в этом и заключалась их сила. Правдоподобное изображение нелепого и невероятного Мартин считал ловким трюком, и только. Такие произведения нельзя было причислять к большой литературе. Их художественная выразительность могла быть велика, но Мартин невысоко ставил художественную выразительность, если она расходилась с жизненной правдой".

Помимо Идена, выражающего отношение самого Джека Лондона к искусству и литературе, важную роль в этом плане играет образ Бриссендена. Вслед за профессором Колдуэллом Иден считает Бриссендена вторым настоящим интеллигентом, повстречавшимся ему на пути.

У Бриссендена много общего во взглядах с Иденом. Как и Иден, он критикует буржуазное общество, пошлую мещанскую мораль, современную литературу.

"Поэзией в Америке прожить нельзя, - заявляет он Идену. - Рифмоплетство - другое дело. Вот такие, как Брюс, Виржиния Спринг или Седжвик*, делают хорошие дела" (5, 513).

* (Имена вымышленные.)

Сближают их и общие литературные симпатии. Оба они любят Гэнли*. "- Вы любите Гэнли? - спросил Бриссенден... - Ну, конечно, разве вы можете не любить его. Ах, Гэнли! Великий дух! Он высится среди современных журнальных рифмоплетов, как гладиатор среди евнухов" (5, 510).

* (Эрнест Гэнли Уильям (1849-1903) - английский поэт критик и журналист, популярный в Англии и в США в конце XIX - начале XX века.)

Высокую оценку дает Бриссенден стихам Генри Вогана Марлоу, говоря, что "его стихи блещут среди виршей современных стихотворцев, как рубины среди стекляшек" (5, 513).

Бриссенден и Иден восхищаются творчеством Стивенсона. Они возмущаются той травлей, которая была организована против него в связи с письмом, написанным им в защиту отца Дамьена*.

* (Отец Дамьен (1840-1888) - бельгийский католический миссионер, поселившийся в колонии прокаженных на Молокаи (Гавайские острова). С критикой его деятельности выступили представители протестанской церкви. Защищая Дамьена, Стивенсон написал "Открытое письмо доктору Хайду" (1890).)

Однако во многом Бриссенден задуман как образ, противоположный Мартину Идену. По своим взглядам Бриссенден эстет, считающий что заниматься искусств вом следует ради одного искусства. "Любите красоту ради самой красоты", - говорит он Идену. "Нужно служить только Красоте. Служите ей - и к черту толпу!" (5, 513).

Бриссенден против того, чтобы искусство служило народу. Он аристократ, презирающий народ, в то время как Иден выступает за искусство для всех, за искусство, служащее массам. На этой почве у них возникает спор:

"- Я чрезвычайно горжусь этой поэмой, - говорит Бриссенден о своем произведении. - Я преклоняюсь перед ней. Она мне милее виски... Так неужели я буду отдавать ее на поругание свиньям?.."

- "Но подумайте об остальном мире! - воскликнул Мартин. - Ведь цель красоты - радовать и услаждать!

Вот пусть это радует и услаждает меня", (5, 533) - отвечает Бриссенден.

Отрицание существующего - важнейшая черта Бриссендена. Но дальше анархического протеста против буржуазного искусства Бриссенден не идет.

В этом отношении положительная программа Мартина Идена гораздо шире. Иден высказывается за реалистическое искусство, служащее интересам широких масс читателей.

Если Бриссенден поклоняется красоте ради самой красоты, то для Идена красота не является самоцелью. Для него она ассоциируется с жизненной правдой, о которой должны знать читатели. И здесь, таким образом, Лондон выступает продолжателем идей Гарленда и Норриса, пропагандистом общественной значимости литературы.

Продолжив дело, начатое ими, он двинул вперед американский реализм, расширил границы его влияния. Американский литературовед Гейсмар справедливо замечает, что без правильной оценки деятельности Лондона невозможно понять современную американскую реалистическую литературу, творчество современных американских писателей.

"Литературное движение 20-х годов, - пишет он, - рассматривавшее себя как новое и революционное течение в литературе, отрицавшее прошлое, было в действительности расцветом и кульминацией западного реализма, начало которому положили работы Фрэнка Норриса и Джека Лондона"*.

* (Geismar, Цит. соч., стр. VII.)

В "Мартине Идене" затрагиваются многие важные стороны американской жизни конца XIX - начала XX века. Среди них внимание Лондона привлекает преподавание в американских университетах. Как известно, сам писатель приложил немало сил, для того чтобы попасть в университет. Однако через год он ушел оттуда и, главное, ушел без всякого сожаления.

Вредное влияние университетского образования на молодежь хорошо видно на примере Руфи. Руфь, получившая схоластическое образование, отрицательно относится к писателям-реалистам. Ее шокируют отдельные "грубые" выражения у Суинберна. Она выступает против изображения всего "неприличного", "вульгарного".

По мнению Идена, американские университеты не способствуют познанию жизни, а, наоборот, отдаляют от нее, внушают ложные о ней представления. Разговаривая на эту тему с профессором Колдуэллом, Иден вынуждает у него признание, что университетские преподаватели занимаются исключительно классикой и недостаточно следят за развитием современной науки. Колдуэлл соглашается также с Иденом в том, что в университете нельзя высказывать радикальные мысли.

Критикуя систему американского образования, Лондон следовал традиции американской реалистической литературы. До него к этому вопросу обращался Фрэнк Норрис в "Ответственности романиста". Позднее тема образования найдет широкое освещение у Э. Синклера, С. Льюиса, Сэлинджера и др.

В "Мартине Идене" воссоздается атмосфера редак^ ций журналов и издательств, по которым странствуют книги героя.

С горечью рассказывает Лондон о тяжких испытаниях, выпадающих на долю молодых неизвестных авторов. Журналы печатают их произведения, но не платят им деньги.

Интересный разговор на эту тему возникает между Иденом и Руфью. Почему великие писатели добиваются успеха, почему они становятся известными широким кругам читающей публики?

"Они совершили невозможное, - говорит Иден Руфи, - они создали такие пламенные, блестящие произведения, что все их враги были испепелены и уничтожены. Они достигли успеха благодаря чуду, выпадающему на долю одного из тысячи" (5, 497).

Именно таким "чудом" оказывается успех самого Идена, который, однако, приходит к нему слишком поздно.

Те же журналы, которые отвергали его рукописи, теперь спорят из-за них, готовы платить за них любые деньги. И не потому, что все произведения Идена обладают большими достоинствами, а потому, что Иден стал знаменитым писателем.

Среди других проблем, обсуждаемых в "Идене", не последнее место занимает тема труда. Много поработавший в жизни Лондон не раз повторяет, что тяжелая работа обесчеловечивает человека, превращает его в животное. Впечатляющие сцены бесчеловечной эксплуатации рабочих даны в главах, рассказывающих о пребывании Идена в прачечной.

Иден и его товарищ Джо работают, как живые машины, и работа поглощает все, что в них было человеческого. На что уж Иден сильный человек, но и он не выдерживает чрезмерной нагрузки. "Все возвышенное было в нем подавлено, честолюбие его притупилось, а жизненная сила настолько ослабела, что он уже не испытывал никаких стремлений. Он был мертв. Его душа была мертва. Он стал просто скотиной, рабочей скотиной" (5, 394).

Иден, как и Джек Лондон, не отвергает саму идею труда. Работая с детских лет, он никогда не отказывается трудиться. "Труд - дело хорошее, он даже полезен человеку - это говорят проповедники, - с горечью рассказывает Иден Руфи, - и, видит бог, я никогда не боялся труда" (5, 401-402).

Но Иден восстает против отупляющего эксплуататорского труда, против потогонной системы, превращающей человека в тупое животное.

Тема бесчеловечного труда, труда, против которого восстает Лондон, появится позднее у Драйзера, у Стейнбека, у Колдуэлла и многих других американских писателей.

Публикация "Мартина Идена" явилась важнейшим событием в истории американской реалистической литературы. Однако при своем появлении книга встретила недоброжелательное отношение со стороны критики. Вот что пишет об этом биограф Лондона И. Стоун:

"Вышел в свет "Мартин Иден", и, хотя это произведение заслуживало лучшего приема, чем все остальные книги Лондона, недружелюбно настроенные критики либо ругали его, либо высказывались пренебрежительно"*.

* (И. Стоун, Моряк в седле, М., "Молодая гвардия", 1960, стр. 292.)

С высказыванием Стоуна перекликается отзыв Э. Синклера: "Идена" плохо знают в Америке, его мало читали..."*.

* (U. Sinclair, "Mammonart", N. Y., 1924 p. 369.)

Сам Лондон болезненно реагировал на несправедливые нападки печати. Ф. Фонер замечает, что "особое возмущение вызывало у него то обстоятельство, что большинство критиков, включая социалистов, осуждали роман за апологию индивидуализма"*.

* (Ph. Foner, Цит. соч., стр. 103.)

"Мартина Идена" признали в США уже после смерти писателя. Тот же Стоун пишет, что автор "написал такую захватывающую историю человеческой жизни, что растерял где-то по пути свои противоречивые философские взгляды", что "Мартину Идену" суждено было "вдохновить целое поколение американских писателей"*.

* (И. Стоун, Цит. соч., стр. 293.)

Э. Синклер заявляет, что "Мартин Иден" - одна из самых крупных вещей Джека Лондона. В нее он вложил свою истинную душу"*.

* (U. Sinclair, Цит. соч., стр. 369.)

Максуэлл Гейсмар указывает, что "Мартин Иден" - "сердитая" книга в американской литературе". "Ее главная тема - "тема деклассированного и одинокого художника, борющегося с обществом, и общества, выступившего против него"*.

* (M. Geismar, Цит. соч стр. 172.)

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

Свои и чужие

Всех людей по отношению к нам мы разделяем на «своих» и «чужих».

Свои – это те, о которых мы знаем наверное, сколько им лет и сколько у них денег.

Лета и деньги чужих скрыты от нас вполне и навеки, и если почему-нибудь тайна эта откроется нам – чужие мгновенно превратятся в своих, а это последнее обстоятельство крайне для нас невыгодно, и вот почему: свои считают своей обязанностью непременно резать вам в глаза правду-матку, тогда как чужие должны деликатно привирать.

Чем больше у человека своих, тем больше знает он о себе горьких истин и тем тяжелее ему живется на свете.

Встретите вы, например, на улице чужого человека. Он улыбнется вам приветливо и скажет:

– Какая вы сегодня свеженькая!

А если через три минуты (что за такой короткий срок может в вас измениться?) подойдет свой, он посмотрит на вас презрительно и скажет:

– А у тебя, голубушка, что-то нос вспух. Насморк, что ли?

Если вы больны, от чужих вам только радость и удовольствие: соболезнующие письма, цветы, конфеты.

Свой – первым долгом начнет допытываться, где и когда могли вы простудиться, точно это самое главное. Когда наконец, по его мнению, место и время установлены, он начнет вас укорять, зачем вы простудились именно там и тогда:

– Ну как это можно было идти без калош к тете Маше! Это прямо возмутительно – такая беспечность в твои лета!

Кроме того, чужие всегда делают вид, что страшно испуганы вашей болезнью и что придают ей серьезное значение:

– Боже мой, да вы, кажется, кашляете! Это ужасно! У вас, наверное, воспаление легких! Ради бога, созовите консилиум. Этим шутить нельзя! Я, наверное, сегодня всю ночь не засну от беспокойства.

Все это для вас приятно, и, кроме того, больному всегда лестно, когда его ерундовую инфлуэнцу ценою в тридцать семь градусов и одну десятую величают воспалением легких.

Свои ведут себя совсем иначе:

– Скажите пожалуйста! Уж он и в постель завалился! Ну как не стыдно из-за такой ерунды?! Возмутительная мнительность… Ну возьми себя в руки! Подбодрись – стыдно так раскисать!

– Хороша ерунда, когда у меня температура тридцать восемь, – пищите вы, привирая на целый градус.

– Велика важность! – издевается свой. – Люди тиф на ногах переносят, а он из-за тридцати восьми градусов умирать собирается. Возмутительно!

И он будет долго издеваться над вами, припоминая разные забавные историйки, когда вы так же томно закатывали глаза и стонали, а через два часа уплетали жареную индейку.

Рассказы эти доведут вас до бешенства и действительно поднимут вашу температуру на тот градус, на который вы ее приврали.

На языке своих это называется «подбодрить больного родственника».

Водить знакомство со своими очень грустно и раздражительно.

Чужие принимают вас весело, делают вид, что рады вашему приходу до экстаза.

Так как вы не должны знать, сколько им лет, то лица у всех у них будут припудрены и моложавы, разговоры веселые, движения живые и бодрые.

А так как вы не должны знать, сколько у них денег, то, чтобы ввести вас в обман, вас будут кормить дорогими и вкусными вещами. По той же причине вас посадят в лучшую комнату с самой красивой мебелью, на какую только способны, а спальни с драными занавесками и табуреткой вместо умывальника вам даже и не покажут, как вы ни просите.

Чашки для вас поставят на стол новые, и чайник не с отбитым носом, и салфетку дадут чистую, и разговор заведут для вас приятный – о каком-нибудь вашем таланте, а если его нет – так о вашей новой шляпе, а если и ее нет – так о вашем хорошем характере.

У своих ничего подобного вы не встретите.

Так как все лета и возрасты известны, то все вылезают хмурые и унылые:

– Э-эх, старость не радость. Третий день голова болит.

А потом вспоминают, сколько лет прошло с тех пор, как вы кончили гимназию:

– Ах, время-то как летит! Давно ли, кажется, а уж никак тридцать лет прошло.

Потом, так как вам известно, сколько у них денег, и все равно вас в этом отношении уже не надуешь, то подадут вам чай со вчерашними сухарями и заговорят о цене на говядину, и о старшем дворнике, и о том, что в старой квартире дуло с пола, а в новой дует с потолка, но зато она дороже на десять рублей в месяц.

Чужие по отношению к вам полны самых светлых прогнозов. Все дела и предприятия вам, наверное, великолепно удадутся. Еще бы! С вашим-то умом, да с вашей выдержкой, да с вашей обаятельностью!

Свои, наоборот, заранее оплакивают вас, недоверчиво качают головой и каркают.

У них всегда какие-то тяжелые предчувствия на ваш счет. И, кроме того, зная вашу беспечность, безалаберность, рассеянность и неумение ладить с людьми, они могут вам доказать, как дважды два – четыре, что вас ждут большие неприятности и очень печальные последствия, если вы вовремя не одумаетесь и не выкинете из головы дурацкой затеи.

Сознание, насколько чужие приятнее своих, мало-помалу проникает в массы, и я уже два раза имела случай убедиться в этом.

Однажды – это было в вагоне – какой-то желчный господин закричал на своего соседа:

– Чего вы развалились-то! Нужно же соображать, что другому тоже место нужно. Если вы невоспитанный человек, так вы должны ездить в собачьем вагоне, а не в пассажирском. Имейте это в виду!

А сосед ответил ему на это:

– Удивительное дело! Видите меня первый раз в жизни, а кричите на меня, точно я вам родной брат!

Черт знает что такое!

Второй раз я слышала, как одна молодая дама хвалила своего мужа и говорила:

– Вот мы женаты уже четыре года, а он всегда милый, вежливый, внимательный, точно чужой!

И слушатели не удивлялись странной похвале. Не удивляюсь и я.

Легенда и жизнь

1. Легенда

Колдунья Годеруна была прекрасна. Когда она выходила из своего лесного шалаша, смолкали затихшие птицы и странно загорались меж ветвей звериные очи.

Годеруна была прекрасна.

Однажды ночью шла она по берегу черного озера, скликала своих лебедей и вдруг увидела сидящего под деревом юношу. Одежды его были богаты и шиты золотом, драгоценный венчик украшал его голову, но грудь юноши не подымалась дыханием. Бледно было лицо, и в глазах его, широко открытых, отражаясь, играли далекие звезды.

И полюбила Годеруна мертвого.

Опрыскала его наговорной водой, натерла заклятыми травами и три ночи читала над ним заклинания.

На четвертую ночь встал мертвый, поклонился колдунье Годеруне и сказал:

– Прости меня, прекрасная, и благодарю тебя.

И взяла его Годеруна за руку и сказала:

– Живи у меня, мертвый царевич, и будь со мной, потому что я полюбила тебя.

И пошел за ней царевич, и был всегда с нею, но не подымалась грудь его дыханием, бледно было лицо и в глазах его, широко открытых, отражаясь, играли далекие звезды.

Никогда не смотрел он на Годеруну, а когда обращалась она к нему с ласкою, отвечал всегда только «прости меня» и «благодарю тебя». И говорила ему Годеруна с тоскою и мукою:

– Разве не оживила я тебя, мертвый царевич?

– Благодарю тебя, – отвечал царевич.

– Так отчего же не смотришь ты на меня?

– Прости меня, – отвечал царевич.

– Разве не прекрасна я? Когда пляшу я на лунной заре, волки лесные вьются вокруг меня, приплясывая, и медведи рычат от радости, и цветы ночные раскрывают свои венчики от любви ко мне. Ты один не смотришь на меня.

И пошла Годеруна к лесной Кикиморе, рассказала ей все про мертвого царевича и про любовную печаль свою. Подумала Кикимора и закрякала:

– Умер твой царевич оттого, что надышался у черного озера лебединой тоской. Если хочешь, чтобы он полюбил тебя, возьми золотой кувшинчик и плачь над ним три ночи. В первую ночь оплачь молодость свою, а во вторую – красоту, а в третью ночь оплачь свою жизнь; собери слезы в золотой кувшинчик и отнеси своему мертвому.

Проплакала Годеруна три ночи, собрала слезы в золотой кувшинчик и пошла к царевичу.

Сидел царевич тихо под деревом, не подымалась дыханием грудь его, бледно было лицо, и в глазах его, широко открытых, отражаясь, играли далекие звезды.

Подала ему Годеруна золотой кувшинчик:

– Вот тебе, мертвый царевич, все, что у меня есть: красота, молодость и жизнь. Возьми все, потому что я люблю тебя.

И, отдав ему кувшинчик, умерла Годеруна, но, умирая, видела, как грудь его поднялась дыханием, и вспыхнуло лицо, и сверкнули глаза не звездным огнем. И еще услышала Годеруна, как сказал он:

– Я люблю тебя!

* * *

2. Жизнь

Марья Ивановна была очень недурна собой. Когда она танцевала у Лимониных «па д"эспань» с поручиком Чубуковым, все в восторге аплодировали, и даже игроки бросили свои карты и выползли из кабинета хозяина, чтобы полюбоваться на приятное зрелище.

Однажды ночью встретила она за ужином у Лагуновых странного молодого человека. Он сидел тихо, одетый во фрак от Тедески, грудь его не подымалась дыханием, лицо было бледно, и в глазах его, широко открытых, играли экономические лампочки электрической люстры.

– Кто это?

– Это Куликов Иван Иваныч.

Она пригласила его к себе и поила чаем с птифурами, и кормила ужином с омарами, и играла на рояле новый тустеп, припевая так звонко и радостно, что даже из соседней квартиры присылали просить, нельзя ли потише.

Куликов молчал и говорил только «пардон» и «мерси». Тогда пошла Марья Ивановна к приятельнице своей, старой кикиморе Антонине Павловне, и рассказала ей все об Иване Иваныче и о любовной печали своей.

– Что делать мне? И пою, и играю, и ужин заказываю, а он сидит как сыч, и, кроме «пардон» да «мерси», ничего из него не выжмешь.

Подумала кикимора и закрякала:

– Знаю я твоего Куликова. Это он в клубе доверительские деньги продул, оттого и сидит как сыч. Все знаю. Он уж к Софье Павловне занимать подъезжал и мне тоже намеки закидывал. Ну да с меня, знаешь, не много вытянешь. А если ты действительно такая дура, что он тебе нравится, так поправь ему делишки – он живо отмякнет.

Позвала Марья Ивановна Куликова.

Сидел Куликов на диване, и не подымалась дыханием грудь его, бледно было лицо, и в глазах его, широко раскрытых, отражаясь, играли экономические лампочки электрической люстры.

Сидел как сыч.

И сказала ему Марья Ивановна:

– Сегодня утром прогнала я своего управляющего, и некому теперь управлять моим домом на Коломенской. Как бы я рада была, если бы вы взяли это на себя. Делать, собственно говоря, ничего не нужно – всем заведует старший дворник. Вы бы только раза два в год проехали бы по Коломенской, чтобы посмотреть, стоит ли еще дом на своем месте или уже провалился. А жалованья получали бы три тысячи.

– Пять? – переспросил Куликов, и лампы в глазах его странно мигнули.

– Пять! – покраснев, ответила Марья Ивановна и замерла. Но, замирая, видела, как грудь его поднялась дыханием, и вспыхнуло лицо его, и сверкнули глаза не экономическим светом. И еще услышала Марья Ивановна, как сказал он:

– Я совсем и забыл сказать вам… Маруся, я люблю тебя!..

* * *

На жертвенной крови вырастает любовь.

Сила воли

Иван Матвеич, печально распустив губы, с покорной тоской смотрел, как докторский молоточек, упруго отскакивая, пощелкивает его по толстым бокам.

– Н-да, – сказал доктор и отошел от Ивана Матвеича. – Пить нельзя, вот что. Много пьете?

– Одну рюмку перед завтраком и две перед обедом. Коньяк, – печально и искренно отвечал пациент.

– Н-да. Все это придется бросить. Вон у вас печень-то где. Разве так можно?

Иван Матвеич посмотрел, куда указывал доктор, увидел свой толстый бок, раскрытый и беззащитный, и молча вздохнул.

– Это, конечно, пустяки, – продолжал доктор. – Раз у вас есть сила воли, вам, конечно, ничего не будет стоить бросить эту привычку.

– Да, что касается силы воли, так этого добра у меня не занимать стать!

– Вот и отлично. Пропишу вам порошочки, попринимаете их недельки две, а там зайдите показаться. Спасибо, спасибо, напрасно беспокоитесь.

Иван Матвеич шел по улице и думал:

«Печень не на месте. Не на своем, значит, месте. Дело дрянь. Но раз есть сила воли, то все перебороть можно – и печень, и не печень. А бутылку как раз сегодня допил – вот, значит, сам перст судьбы указует».

На углу у самого дома Иван Матвеич загляделся в окно фруктовой лавки.

«Что у них здесь? Ликеры. Ну кому, спрашивается, нужны натощак ликеры? Выставили, дурачье. А это что? Коньяк! Меня все равно не соблазнишь. У кого есть сила воли, тот, братец ты мой, ничего не боится. Я даже больше сделаю: зайду, куплю бутылку и домой ее отнесу. Да-с! Вот так раз! Потому что раз у человека есть сила воли…»

Придя домой, он сейчас же запер коньяк в буфет и сел обедать. Налил супу и задумался:

«В буфет поставил… Нет, я больше сделаю: я на стол поставлю, вот что я сделаю. Поставлю да еще и откупорю. Потому что раз у человека есть сила воли, братец ты мой, то ты ему хоть на нос коньяку налей, он и не шелохнется».

Откупорил бутылку. Посидел, поглядел, подумал. Поболтал ложкой в тарелке и вдруг решил:

«Нет, я больше сделаю: я вот возьму да и налью в рюмку. Мало того! Я даже выпью одну рюмку, вот что я сделаю. Почему бы мне не выпить? Раз у человека есть сила воли и он во всякий момент может остановиться, то ему даже приятно сделать над собой маленький опыт».

Он выпил рюмку выпучил глаза, с удивлением огляделся кругом, проглотил ложки две супу и сказал решительно:

– Нет, я даже больше сделаю: я вторую рюмкувыпью.

Выпил вторую, усмехнулся, подмигнул:

– Нет, я даже больше сделаю. Я сделаю то, чего никогда не делал: я третью рюмку выпью. И странно было бы не выпить. Во-первых, приятно – это раз. Во-вторых, если у меня есть сила воли и я всегда могу остановиться вовремя, то чего же мне бояться?

Почему, например, я не могу выпить четвертую рюмку? Я больше сделаю – я две подряд выпью, вот что я сделаю. А потом еще велю коньяку принести. Вот. Потому что раз у человека есть сила воли…

Вечером завернувший на огонек приятель был несказанно удивлен представшей перед ним картиной: Иван Матвеич сидел в столовой на полу и, смотря в упор на ножку стола, грозил ей пальцем и говорил с чувством, толково и вразумительно:

– Может быть, ты, братец мой, не можешь, а я могу! Я напился – я это сознаю. Мало того, я сделаю даже еще больше – я теперь буду каждый день напиваться. А почему? А потому, что когда у человека есть в наличности сила воли… сил-ла воли, то он может пить и ему ничего не страшно. А у меня, братец ты мой, сила воли есть, а раз у меня есть сила воли, следовательно…

Ничтожные и светлые

Маленькая учительница села Недомаровки переписывала с черновика письмо.

Она очень волновалась, и лицо у нее было жалкое и восторженное.

– Нет, он не будет смеяться надо мной! – шептала она, сжимая виски вымазанными в чернилах пальцами. – Такой великий, такой светлый человек. Он один может понять мою душу и мои стремления. Мне ответа не надо. Пусть только прочтет обо мне, о маленькой и несчастной. Я, конечно, ничтожество. Он – солнце, а я – трава, которую солнце взращивает, – но разве трава не имеет права написать письмо, если это хоть немножко облегчит ее страдания?

Она перечитала написанное, тщательно выделила запятыми все придаточные предложения, перекрестилась и наклеила марку:

– Будь что будет! Петербург… его высокоблагородию писателю Андрею Бахмачеву, редакция журнала «Земля и Воздух».

* * *

В ресторане «Амстердам» было так накурено, что стоящий за стойкою буфетчик казался порою отдаленным от земли голубыми облаками, как Мадонна Рафаэля.

Бахмачев, Козин и Фейнберг пили коньяк и беседовали. Тема разговора была самая захватывающая. Волновала она всех одинаково, потому что все трое были писатели, а тема касалась и искусства, и литературы одновременно. Одним словом, говорили они о том, что актриса Лазуреводская, по-видимому, изменяет актеру Мохову с рецензентом Фриском.

– Болван Мохов! – говорил Бахмачев. – Отколотил бы ее хорошенько, так живо бы все Фриски из головы выскочили.

– Ну, это могло бы ее привлечь к Мохову только в том случае, если она садистка! – заметил Фейнберг.

– При чем тут «садистка»? – спросил Козин.

– Нуда, в том смысле, что если бы ей побои доставляли удовольствие.

– Так это, милый мой, называется «мазохистка». Берешься рассуждать, сам не знаешь о чем!

– Ну положим, – обиделся Фейнберг. – Ты уж воображаешь, что ты один всякие гадости знаешь.

– Да уж побольше вас знаю! – злобно прищурил глаза Козин.

– Плюньте, господа, – успокоил приятелей Бахмачев. – Кто усомнится в вашей эрудиции! А где Стукин?

– Не знаю, что-то не видно его.

– Он вчера так безобразно напился, – рассказывал Бахмачев, – что прямо невозможно было с ним разговаривать. Я, положим, тоже был пьян, но, во всяком случае, не до такой степени.

– Он уверяет, между прочим, что ты свою «Идиллию» у Мопассана стянул.

– Что-о? Я-а? У Мопассана-а? – весь вытянулся Бахмачев. – Что же общего? Откуда? Пусть, наконец, укажет то место.

– Уж я не знаю. Говорит, что у Мопассана.

– Ничего подобного! Я даже никогда Мопассана и не читал.

– Вот Иволгин – молодец, – вставил Фейнберг. – По десяти раз тот же фельетон печатает. Сделает другое заглавие, изменит начало, изменит конец – и готово. Я, говорит, теперь на проценты со старых вещей живу. Один фельетон регулярно каждую весну печатает. Это, говорит, мой кормилец этот фельетон.

– Ну, десять раз трудно, – сказал задумчиво Бахмачев. – А по два раза и мне приходилось.

– Закажем что-нибудь еще? – предложил Козин. – Жалко, что теперь не лето, – я ботвинью люблю.

– Я закажу поросенка, – решил Бахмачев и вдруг весь оживился и подозвал лакея:

– Слушай-ка, милый мой! Дай ты мне поросенка с кашей. Только чтобы жирррный был и хрустел. Непременно, чтобы жирррный и чтобы хрустел. Понял?

Лакей уже отошел исполнить заказ, а Бахмачев еще долго блуждал глазами и не вступал в общий разговор, и все лицо у него выражало, как он поглощен одной мыслью.

Кто так поглощен мыслью, тому в конце концов трудно становится душевное одиночество. Он повернулся к Козину и поделился сомнением:

– А как ты думаешь, найдется у них хороший поросенок?

Козин вместо ответа оглядел зал и сказал, зевая:

– Не стоит сюда ходить. Ни одной женщины! Это уж не «Амстердам», а «Амстермужчин». Ха-ха!

А Бахмачев деловито нахмурился и спросил:

– А правда, что балетная Вилкина живет с Гвоздиным?

* * *

Бахмачев вернулся домой поздно, нашел присланные из редакции корректуры и письмо.

Корректуру отложил, письмо, зевая, распечатал:

«Не сердитесь, что я осмелилась написать вам, – я, маленькая сельская учительница, вам, великому и светлому. Я знаю, что я очень ничтожная и должна трудом искупать дерзость, что смею жить на свете. А я еще ропщу, хочу лучшей жизни и утром, когда бывает угар от самовара, плачу со злости.

Я бы хотела хоть разок в жизни невидимкою побывать около вас и только послушать, когда вы с вашими друзьями собираетесь, чтобы горячо и пламенно говорить, как нужно учить нас, маленьких и ничтожных, лучшей светлой жизни.

Я бы только послушала и потом уже, не жалея ни о чем, умерла.

Учительница Савелкина».

Бахмачев сложил письмо и написал на нем красным карандашом:

«Можно использовать для рождественского рассказа».

Маляр

(Загадка бытия)

Тебе, пришедшему ко мне на рассвете дня,

Тебе, озарившему мое тусклое время,

Тебе, рыжему маляру с коричневой бородавкой,

Посвящаю я, благодарная, эти строки.

* * *

Он пришел действительно рано, часов в девять утра. Вид у него был деловой, озабоченный. Говорил он веско, слегка прищуривал глаза и проникал взглядом до самого дна души собеседника. Губы его большого редкозубого рта слегка кривились презрительной улыбкой существа высшего.

– Аксинья говорила – нужно вам двери покрасить. Эти, что ли? – спросил он меня.

– Да, голубчик. Вот здесь, в передней, шесть дверей. Нужно их выкрасить красной краской в цвет обоев. Понимаете?

Он презрительно усмехнулся:

– Я вас очень понимаю.

И, прищурив глаз, посмотрел на дно моей души. Я слегка смутилась. Никто не любит, когда его очень понимают.

– Так вот, не можете ли вы сейчас приняться за дело?

– Сейчас?

Он усмехнулся и отвернул лицо, чтобы не обидеть меня явной насмешкой:

– Нет, барыня. Сейчас нельзя.

– Отчего же?

Ему, видимо, неприятно было объяснять тонкости своего ремесла перед существом, вряд ли способным понять его. И, вздохнув, он сказал:

– Теперича десятый час. А в двенадцать я пойду обедать. А там то да се, смотришь, и шесть часов, а в шесть я должен шабашить. Приду завтра в семь, тогда и управлюсь.

– А вы хорошо краску подберете?

– Да уж будьте спокойны. Потрафим.

На другое утро, проснувшись, услышала я тихое пение:

Оделась, вышла в переднюю.

Маляр мазал дверь бледно-розовой краской.

– Это что же, голубчик, верно, грунт? Он презрительно усмехнулся:

– Нет, это не грунт, а окраска. Это уж так и останется.

– Да зачем же? Ведь я просила красную, под цвет обоев.

– Вот эту самую краску вы и хотели.

Я на минутку закрыла глаза и обдумала свое положение. Оно было довольно скверное.

Неужели я вчера сошла с ума и заказала розовые двери?

– Голубчик, – робко сказала я. – Насколько мне помнится, я просила красные, а не розовые.

– Энто и есть красные, только от белил они кажутся светлее. А без белил, так они совсем красные были бы.

– Так зачем же вы белила кладете?

Он смерил меня с ног до головы и обратно. Усмехнулся и сказал:

– Нам без белил нельзя.

– Отчего?

– Да оттого, что мы без белил не можем.

– Да что же: краска не пристанет или что?

– Да нет! Какое там не пристанет. Где же это слыхано, чтобы масляная краска да не пристала. Очень даже вполне пристанет.

– Так красьте без белил.

– Нет, этого мы не можем!

– Да что вы, присягу, что ли, принимали без белил не красить?

Он горько задумался, тряхнул головой и сказал:

– Ну, хорошо. Я покрашу без белил. А как вам не пондравится, тогда что?

– Не бойтесь, понравится.

Он тоскливо поднял брови и вдруг, взглянув мне прямо на дно души, сказал едко:

– Сурику вам хочется, вот чего!

– Что? Чего? – испугалась я.

– Сурику! Я еще вчерась понял. Только сурику вы никак не можете.

– Почему? Что? Почему же я не могу сурику?

– Не можете вы. Тут бакан нужен.

– Так берите бакан.

– А мне за бакан от хозяина буча будет. Бакан восемь гривен фунт.

– Вот вам восемь гривен, только купите краску в цвет.

Он вздохнул, взял деньги и ушел.

Вернулся он только в половине шестого, чтобы сообщить мне, что теперь он «должен шабашить», и ушел.

«Последний нонешний дене-очек» разбудил меня утром.

Маляр мазал дверь тусклой светло-коричневой краской и посмотрел на меня с упреком.

– Это что же… грунт? – с робкой надеждой спросила я.

– Нет-с, барыня, это уж не грунт. Это та самая краска, которую вы хотели!

– Так отчего же она такая белая?

– Белая-то? А белая она известно отчего – от белил.

– Да зачем же вы опять белил намешали? Красили бы без белил.

– Без белил? – печально удивился он. – Нет, барыня, без белил мы не можем.

– Да почему же?

– А как вам не пондравится, тогда что?

– Послушайте, – сказала я, стараясь быть спокойной. – Ведь я вас что просила? Я просила выкрасить двери красной краской. А вы что делаете? Вы красите их светло-коричневой. Поняли?

– Как не понять. Очень даже понимаю. Слава богу, не первый год малярией занимаюсь! Краска эта самая настоящая, которую вы хотели. Только как вам нужно шесть дверей, так я на шесть дверей белил и намешал.

– Голубчик! Да ведь она коричневая. А мне нужно красную, вот такую, как обои. Поняли?

– Я все понял. Я давно понял. Сурику вам хочется, вот что!

– Ну, так и давайте сурику.

Он потупился и замолчал.

– В чем лее дело? Я не понимаю. Если он дорого стоит, я приплачу.

– Нет, какое там дорого. Гривенник фунт. Уж коли это вам дорого, так уж я и не знаю.

Он выразил всем лицом, не исключая и бородавки, презрение к моей жадности. Но я не дала ему долго торжествовать:

– Вот вам деньги. Купите сурику.

Он вздохнул, взял деньги:

– Только сурик надо будет завтра начинать. Потому теперь скоро обед, а там то да се и шесть часов. А в шесть часов я должен шабашить.

– Ну, бог с вами. Приходите завтра.

– «Последний нонешний дене-очек…»

Он мазал дверь тускло-желтой мазью и торжествовал:

– Я же говорил, что не пондравится.

– Отчего же она такая светлая? – спросила я, и смутная догадка сжала мое сердце.

– Светлая?

Он удивлялся моей бестолковости:

– Светлая? Да от белил же!

Я села прямо на ведро с краской и долго молчала. Молчал и он.

Какой-то мыслитель сказал, что есть особая красота в молчании очень близких людей.

Он очнулся первый:

– Можно кобальту к ей подбавить.

– Кобальту? – чуть слышно переспросила я и сама не узнала своего голоса.

– Ну да. Кобальту. Синего.

– Синего? Зачем же синего?

– А грязнее будет.

Я встала и молча вышла. А он пошел шабашить. На следующее утро я встала рано, раньше, чем он пришел. Пошла в переднюю и стала ждать.

Было около шести утра. Меня слегка знобило, щеки горели и руки тряслись. Кажется, охотники на тетеревином току испытывают нечто подобное.

Наконец он пришел.

Он шел, деловито сдвинув рыжие брови. Он нес большое ведро белил.

– Стой! – крикнула я. – Это что?

– А белила.

– Ставьте тут за дверь. Давайте краску сюда. Это сурик?

– Это бакан?

– Мешайте вместе.

Он взглянул на меня, как смотрят на забравшего власть идиота: куражься, мол, до поры, до времени. Нехотя поболтал кистью.

– Видите этот цвет? – спросила я.

– Вижу. Ну?

– Ну вот этим цветом вы мне и выкрасите все шесть дверей.

– Ладно, – усмехнулся он. – А как вам не пондравится, тогда что с вами заведем? А?

– Красьте двери этим цветом, слышите? – твердо сказала я и вся задрожала. – Это я вам заказываю. Поняли?

– Ладно, – презрительно скривился он и вдруг деловито направился к ведру с белилами.

– Да за белилами же!

С тех пор прошла неделя. Двери выкрасил другой маляр, выкрасил в настоящий цвет, но это не радует меня.

Я отравлена.

Я целые дни сижу одна и мысленно беседую с ним, с рыжим, бородавчатым.

– Голубчик, – говорю я, – почему же вы не можете без белил?

Он молчит, и жуткая мистическая тайна окутывает это молчание.

Ему – о слабое утешение! – ему, неизъяснимому, озарившему странной загадкой мое тусклое время, непонятно зачем пришедшему, неведомо куда ушедшему, рыжему маляру с коричневой бородавкой, посвящаю я эти строки.

И как перед тайной, равной тайне смерти, склоняюсь и благоговейно шепчу:

– Я ни-че-го не по-ни-маю.