Читать как я учился в советской школе. Дело было в советской школе. Школу вновь заставляли жить по инструкции


Мы, выпускники 90-х-2000-х годов, вряд ли умилимся, разглядывая свои школьные фотографии. Нам не взгрустнется: «Ах, что за школа была!.. Моя любимая учительница по литературе (математике, физике…)!» Книги, которые наши родители, бабушки, дедушки читали школьными каникулами, мы узнаем на старших курсах университетского факультета журналистики. А что представляла из себя советская школа?

Я начну свои заметки о моих школьных годах с небольшой истории, что приключилась со мной спустя много лет после окончании школы. В тот день мне надо было получить визу у некоего милицейского начальника, давно и безнадежно уставшего от многочисленных назойливых, слезных, отчаянных, важных и неважных, пустых, бестолковых, непозволительных или наглых просьб ежедневных посетителей его кабинета. Войдя к нему, уже по его хмурому виду я понял, что ничего хорошего меня не ждет. С нескрываемым раздражением он стал перебирать мои бумаги, что я ему протянул: «Так. Анкета: — родился… учился… окончил школу номер… Школу номер…?» Тут он впервые поднял на меня глаза и переспросил: «Так, вы учились в этой школе?» И, услышав мое да, он вдруг прояснел лицом: «И я там учился! Да! А вот вы учительницу литературы, Марию Ивановну, помните?» И когда я сказал, что, конечно, помню, хотя я не учился в ее классе, он, потеряв свой начальнический рык, с какой-то неожиданной теплотой проговорил: «Скажи, друг, мировая была учительница! Ох, уж мне и доставалось от нее: я был неисправимый троечник! Строгая!» При этом он даже закрыл глаза и покачал головой, чтобы показать, как ему доставалось. Но сейчас это привело его в еще лучшее настроение: «Но она всех нас, сорванцов, любила, да и все мальчишки любили ее, нашу Марьванну!..» Полковнику явно не хотелось меня отпускать: «А директора, как его, - Петра Иваныча, помнишь? Тоже крутой был мужик!» В моей памяти тут же всплыла грузная фигура нашего директора, встречавшего нас каждое утро на площадке второго этажа, кажущаяся еще крупнее из-за света, бившего из окон за его спиной.

«Да-а, отличная у нас была школа, хорошая школа…» Так, благодаря светлой памяти нашей школы и наших славных учителей, я без всяких лишних слов получил от него требуемую подпись вместе с крепким рукопожатием. И мне показалось даже, что это воспоминание, так осветившее его лицо, помогло в эти часы и другим просителям, протискивающимся мимо меня в его кабинет, получить по крайней мере доброжелательное обращение к их просьбам.

Да, он был совершенно прав: хорошая у нас была школа. Я могу смело утверждать, что ни один из нас, окончивших в 50-х годах школу, будь он даже неисправимым троечником, как этот мой однокашник , никогда не говорил и не скажет ни одного худого слова про нее.

Нам повезло, что мы учились еще в тех школах, которые сохраняли все качества прекрасного русского образования. Мы учились в военное и послевоенное время, когда в школах остались только старые учители - все молодые ушли на фронт и в ополчение, и многие из них погибли в первые, страшные годы Отечественной войны. А наши пожилые учителя были из того времени, когда слова «сеять разумное, доброе, вечное» было их основным жизненным принципом, который они впитали вместе с высоким понятием Учитель.

Неустанное служение наших учителей этому завету не могло не отзываться в нас, ведь оно проявлялось в каждом нюансе их общения с нами, на каждом уроке, в каждом слове, обращенном к нам. Это выражалось и в той серьезности их отношения к своему предмету, и иногда в некоторой ревности по отношению к другим дисциплинам, и в искреннем желании передать нам знания, научить нас. Большинство из них получили классическое образование еще до революции, и, пережив сумятицу «новаторского» образования 20-х годов, они вернулись к тем принципам гуманитарного и нравственного воспитания, которое и было всегда основой русской школы. Тем более что наша победа в войне привела к необычайно высокому росту патриотизма и любви ко всему русскому. Пожалуй, даже и чересчур .

Этот поворот СССР к России привел, в том числе, к прямому копированию формата старой русской школы, что отразилось и в переходе к раздельным школам, и в школьной форменной одежде дореволюционного образца. Что, на мой взгляд, - раздельные школы и форма - стало существенным, положительным фактором школьного образования.

Особенно это относится, по моему мнению, к раздельному обучению детей . Ведь мало-мальски знающему особенности развития ребенка известно, что девочки в раннем школьном возрасте (приблизительно до 6-7 класса) значительно опережают мальчиков в своем развитии. Это значит, что совместное обучение приводит к явному психологическому дисбалансу в классе, и это вовсе не способствует успешному усвоению предметов. Я уж не говорю о том, что проявляющая себя природа, взаимные увлечения отвлекают ребят на уроках, и более того, как бы сказать помягче, - это приводит к определенному сексуальному развращению ребят. Я не школьный учитель, но я слышал от многих из них, да и от родителей множество историй о детских любовных драмах, о ранних сексуальных отношениях, что совсем не способствует не только усвоению уроков, но и приносит огромный вред моральному воспитанию детей. Не знаю как вам, но мне становится очень стыдно, когда я слышу из уст миловидных школьниц громко сказанные на улице, без всякого смущения, грязные непечатные выражения, уж не говоря о сигаретках в руках этих 12-14-летних девчонок. Да вы сами можете видеть и слышать это каждый день.

В наши школьные годы подобного не было и в помине. Это не значит, что мы не встречались с девчонками вне школы. Встречались, конечно, -класса с седьмого нам даже устраивали совместные вечера с танцами - мы к ним готовились задолго, учились танцевать вальсы и полонезы и репетировать какие-то представления. Вечера эти проходили под строгими взглядами наших и их учителей, очень чинно и даже торжественно. Мы, мальчишки, учились быть галантными кавалерами, а раскрасневшиеся от смущения девочки в их парадных платьицах все казались нам красавицами. Но это было вне уроков, это было за пределами класса, это никак не влияло на наше обучение. При этом равное развитие мальчиков в мужской школе не давало повода чувствам какой-либо ущербности, коварства или зависти. Да, среди нас были отличники, были и двоечники, но это оставалось только в классе, и это не мешало общей дружбе ребят. На уроках литературы и истории нам рассказывали о высоких моральных качествах, о чести, об истинной дружбе и чистой любви, о подвигах и самопожертвовании. И для многих из нас школьная дружба осталась самой светлой, и для многих она продолжается до сих пор. То же самое относилось в полной мере и к женским школам, как в отношении успеваемости, так и морального воспитания, и дружеских отношений, продолжающихся со школьных времен.

Какое счастье, что тогда еще не было развращающего и отупляющего влияния телевидения и тем более Интернета с его необузданной пропагандой порнографии и насилия, не удерживаемой никакими моральными и этическими рамками. В этом смысле нам, школьникам 50-60-х годов прошлого века, очень повезло: мы не были испачканы этой мерзостью и грязью. Конечно, среди молодежи того времени были воры и хулиганы, были и ущербные люди, были и драки «двор-на-двор», «улица-на-улицу». Мы, мальчишки, покуривали «Беломор» начиная с 9-10-х классов. Да, у нас не было свободы, да, мы были закрыты железным занавесом от всего мира и не могли общаться с иностранцами. Да, нам запрещали слушать джазовую музыку и танцевать буги-вуги или читать запрещенных сталинской цензурой писателей. Да, нам врали газеты про ужасы мира капитализма и про наше счастливое детство. И все же я хочу сказать, абсолютно не пытаясь рисовать розовыми красками наши школьные годы, что в наше время было намного меньше пошлости, и потребительского отношения к жизни. И такого разгула разврата, вседозволенности и морального разложения, что мы видим сегодня, тогда уж точно не было. Как не было и наркомании.

…На уроках русского языка нас учили не просто грамотности и избавлению от ошибок. Наряду с усвоением написания слов «стеклянный, оловянный, деревянный» или «в течение, в заключение» и правил расстановки знаков препинания, нас учили правильно и грамотно излагать свои мысли, пользоваться всеми возможностями языка, в котором, по известным словам Михайло Ломоносова, «сочетается великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверх того, богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языков». Вдобавок мы знали, что наша учительница русского языка, сама прекрасно владевшая им, могла подтвердить эти слова Ломоносова своими знаниями, по меньшей мере, французского, немецкого языков и, возможно, латыни.

Уроки русского были неразрывно связаны с уроками литературы, начиная со «Слова о полку Игореве» - «Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы трудных повестий о полку Игореве…» Мы познавали не только старославянский язык (учили наизусть, соревновались, кто больше сможет заучить и кто лучше перескажет по-русски то, что выучил), нас воспитывали воспринимать и понимать красоту и силу слов, необычайную образность и в то же время искренность и безыскусность этого безыменного автора. Мы могли сравнивать подлинный текст с переводом на русский язык - мы учились русской литературе . Интересно, а сейчас у нас проходят в школах «Слово о полку Игореве»? Или «проходят» мимо?

На такой фундаментальной основе шаг за шагом, постепенно, строилось изучение наших великих классиков - Жуковского, Грибоедова, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Некрасова, Льва Толстого, Чехова, А. Н. Островского, М. Горького… Конечно, не обошлось и без «неистового» Белинского, Чернышевского и иже с ними. Но, клянусь, я при всем желании не смогу сейчас вспомнить и даже представить, о чем были «сны Веры Павловны», а вот персонажи и герои наших классиков приходят ко мне на память как живые, давно знакомые и давно любимые друзья. И, как наяву, я могу представить буран, в который попадает юный Гринев, или то колесо коляски Чичикова, которое «до Казани, кажись, не доедет…», или тот старый могучий дуб, который и мне вместе с Андреем Болконским, говорит, что жизнь продолжается, и даже старый Фирс из «Вишневого сада»…

Правда, в то время мы не могли изучать Достоевского или проходить на уроках поэтов Серебряного века, но нет худа без добра - я считаю, что по-настоящему произведения Достоевского можно понимать и стоит читать уже в более позднем возрасте, и еще лучше после обретения знания Библии и Нового Завета . Да и Блока, и Гумилева, Анненского или Ахматову лучше читать в пору «зрелой юности». Уже после приобретения своего личного опыта в жизни.

Заложенные в наши сердца и души произведения наших великих писателей выстроили в нашем сознании прочное представление о России, о русской душе и о русском характере. Все последующие прочитанные мной книги русских и советских писателей лишь дополняли деталями, давали новые знания, осовременивали мои представления, удовлетворяли мое любопытство, но при всем моем уважении и почитании их, они не смогли во мне «поколебать треножник» великих, на творчестве коих и строится вся русская литература. И величайшая благодарность нашим учителям, открывшим нам это богатство. Они нас приучили читать, вчитываться, ценить и любить чтение.

Так получилось, что про другие страны и народы мы могли тогда познавать тоже только из литературы. Англию и англичан мы узнавали из романов Вальтера Скота, по драмам и сонетам Шекспира, Байрона, потом по Диккенсу, затем по Голсуорси, Б. Шоу и т. д. В равной степени Францию нам открывали Стендаль, Флобер, Дюма, Бальзак, Мопассан и другие. Как ни странно, но современная Испания больше всего была представлена Хемингуэем (я не говорю о «Дон-Кихоте» - это весь мир!), Америка - ну, конечно же, она открывалась сначала Фенимором Купером и Майн Ридом, Джеком Лондоном и О. Генри… Этот перечень можно продолжать до бесконечности. Лучше сказать о том, что нам было менее доступно и известно. Это страны Востока и Африки, что можно было объяснить, скорее всего, малым числом переведенных книг писателей этих стран. В какой-то мере этот дефицит покрывали романы Жюль Верна, по страницам которых мы путешествовали по всему миру, включая экзотические страны Востока, Австралии и Южной Америки. Нам на лето выдавались списки книг, которые, по мнению наших учителей, могли быть интересны для прочтения во время летних каникул. Так получалось, что в эти списки незаметным образом попадали и те авторы, на которых были наложены официальные табу - например, стихи Есенина или Блока.

Не менее значительными были уроки по истории. Сначала по истории Древнего мира, потом по всемирной истории и по истории России. Возможно, по прошествии стольких лет после окончания школы мне это стало казаться, а, может, так было и на самом деле, но получалось так, что, когда по истории мы проходили Киевскую Русь, то по литературе мы учили Слово о полку Игореве, изучение смутного времени и самозванцев совпадало с чтением «Бориса Годунова», времен Петра Первого - с чтением «Полтавы» и «Медного всадника». Но, скорее всего, искренне уважаемый нами учитель истории просто рекомендовал нам читать или перечитывать произведения, соответствующие изучаемому времени. На его уроках больше всего мне нравилась эпоха античной Греции и Рима. Из холодных, покрытых сугробами снега улиц Москвы мы попадали в солнечные Афины или Спарту, следили за походами Александра Македонского, смотрели на рисунки и фотографии оставшихся храмов и руин. Наш историк успел до революции побывать в Греции и в Италии, потому по его рассказам у нас возникали некоторые ощущения сопричастности и к историческим персонажам, и к мифическим героям, нам нравилось мужество троянцев и подвиги Геракла, мы, казалось, видели соратников Спартака: Ave, Caesar, morituri te salutant! - Салют, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя! Мы вместе с нашим учителем карабкались по стенам Колизея, проходили под триумфальными воротами цезарей и восхищались полотнами Рафаэля и скульптурами Микеланджело. Не менее интересно мы изучали историю России, подвиги Александра Невского, Дмитрия Донского, войны Петра Первого, подвиги Суворова и Румянцева, войну 1812 года. Мы стремились сами больше прочитать, больше узнать, бегали по вечерам в открытый тогда для школьников в левом крыле дома Пашкова на улице Фрунзе (Знаменки) отдел Ленинской библиотеки, и потом делали доклады. Но все равно наш историк превосходил нас по своей эрудиции и знаниям. По любой теме обязательной и необязательной программы. Он читал нам отрывки из «Илиады» на греческом, изречения Цицерона по латыни, и цитаты по-немецки из Истории Древнего Рима Т. Моммзена. А как же мы гордились собой, если по сообщению кого-то из нас, наш историк замечал: «Интересно, я этого не знал!» Мне кажется, что он здесь просто лукавил, возбуждая в нас тягу к познаниям.

Но это совсем не значит, что другие предметы, как-то: математику, географию, естественные науки и даже рисование, или музыку нам преподавали менее интересно или менее эрудированно. Так, до сих пор логическая ясность и красота математических выражений и формул у меня сопряжена в памяти с высокой сухонькой фигурой моей школьной учительницы математики, в ее строгом черном платье с глухим воротом, с неизменно белоснежно чистым кружевным воротничком. Она нас учила не столько тому, что дважды два = четыре, или логарифмическим таблицам Брадиса, сколько прививала в нас любовь к логике математики и учила получать радость при нахождении правильных решений. Она заставляла нас не бояться исходной сложности формул и уравнений, учила искать нужные пути и получать удовлетворение в победе, главным образом, в победе над собой, над неверием в свои силы. Это побуждало в нас дух соревнования и здорового соперничества - кто быстрее решит или кто найдет лучший путь решения предложенных ею задач.

А наш замечательный физик, благодаря которому я выбрал свой путь и стал радиоинженером. И еще десяток ребят из моего класса пошли по этой стезе. В те годы радиотехника по существу не преподавалась в школе. Он заразил нас изобретательством. Я вспоминаю, как мы, сгрудившись на кухне его маленькой квартиры, что-то паяли, собирали, свинчивали, а потом ходили в городской радиоклуб, который снабжал нас редкими тогда, дефицитными радиодеталями. И какую же мы испытали гордость и радость, когда заработала единственная во всей стране школьная УКВ радиостанция, официально зарегистрированная в Радиокомитете СССР!

Продолжение следует…

Примечания

Почти забытое сейчас слово - не одноклассник, а однокаш ник - тот, кто «ел кашу из того же котла», в данном случае - учился в той же школе.

Сейчас от того перехлеста осталось только выражение: «Россия - родина слонов», но тогда на полном серьезе повсеместно утверждалось и прославлялось неоспоримое первенство русских ученых, инженеров и изобретателей по всем направлениям науки и техники.

А что касается школьной формы, то она также оказывала определенное психологическое, дисциплинирующее воздействие. Недаром все элитные школы на Западе одевают своих воспитанников в исторически устоявшуюся и красивую форму своих школ. К счастью у нас это тоже начинает возрождаться.

К стыду своему могу сказать, что после того, как я стал пользоваться компьютером, моя грамотность стала прихрамывать - вероятно, из-за того, что сама программа стала следить за моим правописанием, стимулируя мою лень обращать внимание на запятые.

Вот, например, что записал Николай Заболоцкий про свои чувства, которые владели им при переводе Слова: «... Сейчас, когда я вошел в дух этого памятника, я преисполнен величайшего благоволения, удивления и благодарности судьбе за то, что из глубины веков донесла она до нас это чудо…. Есть в классической латыни литые, как металл, строки, но что они в сравнении с этими страстными, невероятно образными, благородными, древнерусскими формулами, которые разом западают в душу и навсегда остаются в ней! Читаешь это Слово и думаешь: «Какое счастье, Боже мой, быть русским человеком!».

Если посмотреть шире, то вся русская классическая литература пронизана канонами и духом православия, практически в любом произведении присутствует христианское понятия греха и искупления, несения своего креста и веры. Конечно, и наши преподаватели были, по крайней мере, в их дореволюционной юности, людьми православными, но в 50-е годы об этом предпочитали не заикаться.

Я вспомнил загадку, которую нам задавал наш историк: «Почему Пушкин написал - Шереметев благородный (вернее Шереметевъ), а мы говорим Шереметьево? И как бы он написал Меншиковъ или Меньшиковъ, называя его «счастья баловнем безродным»?» Кто знает, возможно, отчасти поэтому он и не стал называть его фамилию в перечислении «славных соратников» Петра, оставляя ему только его положение «полудержавного господина»? Мой читатель, - я задаю эту загадку Вам.

Первое советское десятилетие - время тотальной перестройки общества и всевозможных экспериментов, которые коснулись и сферы образования. Советским руководством была поставлена задача ликвидации безграмотности и воспитания человека нового типа. Как именно это происходило, описал историк Александр Рожков в книге «В кругу сверстников. Жизненный мир молодого человека в Советской России 1920-х годов». «Мел» публикует краткий конспект глав о школьном образовании.

Для тех, кто готовится к главному школьному экзамену

Социальное воспитание

Для Рожкова школа 1920-х годов - главный социально-исторический контекст, в котором пришлось расти героям книги, представителям первого советского поколения. «Мне представляется самым важным ответить на вопрос о том, кем в действительности являлся и кем ощущал себя школьник тех лет - пассивным объектом формирующегося воздействиям извне или полноправным субъектом своего личного развития», - пишет историк. Вопрос не праздный. В стране в этот период разворачивается коммунистический эксперимент. Советский Союз - самое творческое во всех отношениях место на земле. А большевики всё ещё уверены, что для претворения в жизнь идеологии Маркса-Ленина нужно опираться на творчество масс. Но нужно ли опираться на детей и подростков, личности которых только формируются?

В тезисах Государственного учебного совета обозначалась цель новой советской школы - «воспитать полезного члена общества»

Жизнерадостного, здорового и работоспособного, проникнутого общественными инстинктами, сознающего своё место в природе и обществе. Умеющего разобраться в текущих событиях - «стойкого борца за идеалы рабочего класса, умелого строителя коммунистического общества». Примечательно, что само понятие «образование» в 1920-е годы исчезает из педагогического лексикона и заменяется понятием «социальное воспитание». Оно было максимально приближено к сегодняшнему термину «социализация».

В 1920-е в школы детей, как правило, отдавали с восьми лет. Допускался приём детей на год раньше и на три года позже указанного возраста. Советская школа делилась на две ступени. Первая ступень предназначалась для детей 8-11 лет, вторая - для 12-17.

Елатомская Единая Трудовую школа первой-второй ступени

В 1922 году нарком просвещения Анатолий Луначарский перед стартом программы ликвидации безграмотности признавал, что школ первой ступени хватает только для половины детей. А школы второй ступени могут посещать только 5-6% нуждающихся. Но уже к концу десятилетия в советской России насчитывалось 113 400 школ первой ступени, в которых обучалось свыше 8,7 миллиона детей. В 1800 школах второй ступени учился почти миллион человек. Говоря об этих цифрах, нужно учитывать доступность школы в каждом конкретном случае. Так, например, в кубанской станице Брюховецкой в 1925 году из 170 детей, записанных в школу, в первый класс пошли только 47 человек. Здание просто не могло вместить большее количество. Обучение в школах в несколько смен было скорее нормой, чем исключением. Да и техническая оснащённость учебных заведений оставляла желать лучшего.

Луначарский в 1920 году жаловался товарищам по партии, что на один карандаш приходится 60 учащихся, а одна чернильница - на 100 учащихся

Уже к середине десятилетия школы стали получать деньги на покупку необходимых принадлежностей. Впрочем, практика писать на полях газет из-за недостатка бумаги существовала вплоть до начала 1950-х годов.

Школа вместо семьи

В 1920-е государством и обществом впервые был сделан решительный шаг для вытеснения семьи из процесса воспитания. На пути к коммунизму обобществлялось всё, в том числе и воспитание. Именно на государство, общество в лице школы возлагалась обязанность заниматься «социальным воспитанием» подрастающего поколения.

Учителя в кабинете у завуча

Важно отметить, что эти перемены в среде учащихся в целом оценивались положительно:

1 . В отличие от семьи, в школе можно было расширять свой кругозор.

2 . В семье дети были лишены того круга разнообразного общения, которое давала школа.

3 . В школе не нужно было заниматься физическим трудом, а в 1920-е годы, особенно в сельской местности, занятость детей в хозяйствах родителей была очень высока.

4 . Развитая в это время система школьного самоуправления способствовала решению многих конфликтных ситуаций в пользу школьника. В семьях же физические наказания были скорее нормой, чем исключением.

По данным Северо-Кавказского краевого отдела народного образования, в 1928 году 37% учащихся школ первой ступени жаловались на постоянные избиения со стороны родителей. В школе при московском заводе «Серп и молот» 100% учащихся жаловались на побои. 65% из них говорили, что их били «чем попало». 25% жаловались на пинки ногами. 15% родителей били детей ремнём или розгами. В том же отчёте о заводской школе приводятся и другие интересные факты: 98% родителей откровенно лгали при детях. 18% приносили домой ворованные инструменты. 75% детей признавались, что регулярно видят занятия сексом родителей. На таком фоне становится ясно, почему дети были скорее за то, чтобы исключить родителей из процесса «социального воспитания». При этом совсем уж обойтись без родителей государство не могло.

К середине 20-х годов финансовые трудности в образовании решили победить, обязав финансировать школы на местном уровне

То есть за счёт родителей школьников. Результаты этого нововведения были разными. Например, в Сочи школы почти на 50% содержались родителями - на редкость высокий показатель. Но гораздо чаще в воспоминаниях о тех временах можно встретить жалобы на нежелание родителей приносить деньги в школу. «Крестьяне одного села, внешне равнодушные к религии, кормили восемь служителей церкви, но не могли прокормить одного учителя. Хотя и заявляли, что понимают важность школьного образования», - приводит Рыжков воспоминания одного из современников.

Ликвидация безграмотности

Внедрение совместного обучения

Но самым заметным революционным нововведением 1920-х годов стало совместное обучение мальчиков и девочек. Оно вводилось двумя разными моделями - «петроградской» и «московской». Первая была более либеральной: девочка могла поступить в мужское учебное заведение, и наоборот. «Московская» модель подразумевала деление мужских и женских учебных заведений пополам. Из получившихся половин образовывали две новые школы.

Если до революции раздельное обучение способствовало позднему началу половой жизни, то теперь её старт приходился на школьные годы

В этом контексте интересно смещение понятия «разврат» - теперь под ним понималось «мещанское» ухаживание с цветами, желание обладать одним партнёром. В рассказе Пантелеймона Романова «Суд над пионером» есть такой фрагмент: «Если она тебе для физических сношений, ты мог честно, по-товарищески, заявить ей об этом, а не развращать подниманием платочков и мешки вместо неё носить. Любовью пусть занимаются и стихи пишут нэпманские сынки, а с нас довольно здоровой потребности, для удовлетворения которой мы не пойдём к проституткам, потому что у нас есть товарищи».

В то же время раздельное обучение в некоторых формах сохранялось. Мальчики и девочки охотно сидели вместе только в первых и вторых классах. Затем во всех школах, где это позволяло помещение, дети рассаживались по гендерному признаку.

Большевики обещали, что школа будет доступна всем. На практике же с самого начала в советской России образовался огромный слой лишенцев - людей, которым отказывали в обучении в школе из-за происхождения. Речь шла о детях дворян, купцов, кулаков, священников, царских чиновников и офицеров. Статистика о лишенцах крайне противоречива.

Число людей, которым было отказано в образовании из-за происхождения, колеблется в диапазоне от 500 тысяч до четырёх миллионов

Проблема стояла очень остро. Кого-то не допускали к образованию вообще, кому-то не давали его продолжить. Писатель Максим Горький получил письмо такого содержания: «Мы, дети, окончившие семилетку, мечтаем попасть в профшколы, чтобы учиться, но, увы, мы - дети бывших людей и нам двери закрыты везде и всюду, потому что нас зачал, родил чуждый элемент для советской власти… Жить так дальше нельзя, это мучение нестерпимо - это садизм. Таких детей надо уничтожать, родителей - кастрировать. Ведь мы никакого преступления не совершили - зачем так жестоко карать. Проклят час, когда нас родили».

В одной из сельских школ

Понятное дело, что допущенный к образованию ребёнок «из бывших» мог учиться только хорошо: за неуспеваемость он был бы исключён немедленно. При этом общепринятой была практика, что если такой ребёнок учится хорошо, то он обязан вечерами заниматься дополнительно с отстающими детьми.

Социальное неравенство по классовому признаку отчасти уравновешивало небывалое ни до, ни после школьное самоуправление в советской России

Школьные советы стали мощным инструментом в отстаивании учениками своих прав. Так, наказать ребенка можно было только с разрешения совета. А тот, естественно, имел тенденцию покрывать провинившегося. В глазах учителей дореволюционной закалки подобное нововведение ставило под удар вообще всю логику школьного образования.

С начала 1930-х годов школьное самоуправление стало постепенно сворачиваться. Да и вообще, после 1920-х годов эксперименты в образовании почти прекратились. Советская школа стала дрейфовать в сторону прежних дореволюционных принципов. Уже во время войны вернулись дореволюционная гимназическая форма и раздельное обучение. Ввести последнее повсеместно помешала только смерть Сталина.

Каково было учиться в советской школе?

Школы бывают разные. Я учился в очень хорошей, хоть это и было в очень плохие времена. Я пошел в школу в 1971 году, называлась она тогда 75-я французская, а сейчас у нее номер 1265.

У школы была концепция, но это я сейчас так формулирую, а тогда таких терминов вообще не было. Эта концепция шла, насколько я понимаю, от ее первого директора Сергея Григорьевича Амирджанова. Я застал последний год его работы.

Это был огромный усатый человек в костюме. Каждое утро с восьми до половины девятого, когда дети входили в школу, он стоял у своего кабинета на первом этаже, и все мы проходили мимо него. У меня сжималось сердце, я боялся, что он может выхватить меня из потока и сожрать. Думаю, многие дети испытывали то же чувство. Мы тогда не могли сообразить, что стоял он не ради пожирания младенцев. Просто он считал, что должен приходить в заведение раньше всех и что каждый, в том числе и первоклассник, должен иметь возможность убедиться в этом лично. Заодно он показывал учителям, что детей здесь надо уважать: если уж директор ежедневно стоит перед ними навытяжку, то и преподавателям не следует пренебрежительно к ним относиться.

Сергей Григорьевич рано умер, но учителя, которых он набрал, продолжали работать, и концепция оставалась неизменной.

Я очень нежно к школе отношусь, проводил там огромное количество времени. Дома тебе объясняют, что хорошо, а что плохо, в школе же демонстрируют конкретные примеры поведения. Все эти женщины, которые там вожжались с нами, детьми, бесконечно воспитывали нас своим положительным и отрицательным примером. Со всеми учителями у меня были какие-то особые отношения -- плохие или хорошие, но искренние и живые.

Классная руководительница и через тридцать лет после окончания школы оставалась для меня родным человеком. Полтора года назад она умерла.

Учительница математики ставила спектакли. Она оставалась после уроков и репетировала с нами до самого вечера месяцами – где тут советская власть?

Было и другое, конечно.

Допустим, в пятом классе на ботанике я о чем-то заспорил с учительницей. В пылу она сказала: «Ковальский, ты цинист!» -- в смысле циник. И я предложил ей на следующее занятие принести словарь, чтобы подучить русский язык. У нас была вражда всю нашу жизнь. Я окончил школу, потом в ней учился мой брат – у учительницы была вражда с ним, потом я отдал в школу дочь – и у нее были сложности с этой учительницей. Мы замирились с ней всего несколько лет назад, встретились на улице и уже по-доброму разговаривали – всего-то 35 лет прошло с того самого «циниста».

Учительница пения когда-то в ярости кричала: «Как ты смеешь смотреть мне в глаза?» Сейчас она совсем старушка, я иногда встречаю ее на улице и говорю: «Здравствуйте, Зоя Петровна!» Она здоровается в ответ. Я вижу, что она меня не узнает, но ей приятно, что узнают ее.

Году, наверное, в 1976-м, в самый разгар еврейской темы в стране, мы проходили по русскому степени сравнения прилагательных. Я не удержался и для прилагательного «жидкий» предложил форму «жидее». В 12 лет шутка казалась мне просто гениальной, но меня выгнали из класса. А спустя два года школьная буфетчица уже не в шутку назвала меня жидовской мордой, и я замахнулся на нее табуреткой. Буфетчица пожаловалась, было разбирательство, и директриса, которая меня очень недолюбливала за мое разнообразное поведение, вынесла мне выговор, который ничего не значил, и даже не вызвала родителей. А буфетчицу уволила – вот вам и советская власть.

Нет, советская власть в школе, конечно, была. Но она была просто обозначена. Были какие-то комсомольские собрания (которые прошли мимо меня, поскольку я вступил в эту преступную организацию в самом конце десятого класса, за два месяца до поступления в МГУ), портреты Ленина и прочая хрень из этого набора. На детей, конечно, орали, как везде орали и орут до сих пор, но никого никогда не добивали и не дожимали до конца. Дети, как я уже говорил, были главными клиентами в школе. Этим она принципиально отличалась от обычных советских организаций, где все строилось под начальство, а люди, которых вроде как надо обслуживать, воспринимались как досадная помеха.

Мне было с чем сравнить мою школу: в 1986-1988-м я сам работал учителем (без особого успеха, надо признаться). Это был уже почти конец советской власти, но в тех двух школах, где я преподавал, она больше чувствовалась. В одной был просто сплошной коммунизм и прославление последней речи товарища Горбачева, в другой ко мне все время приставали, чтобы я принес из МГУ комсомольский билет и встал на комсомольский учет. Помню, меня глубоко потряс огромный плакат, исполненный учительской рукой и прикрепленный над доской в кабинете для младших классов. Дети каждый день смотрели на него по несколько часов, и, очевидно, запомнили содержание на всю жизнь. Содержание было такое: «Существительное – предмет. Глагол – действие. Предлог – маленькое слово». У нас в школе, я уверен, такая малограмотная херня если и могла появиться, то и два дня бы не провисела.

Нашим бабушкам и дедушкам сегодня по 50-60 лет, значит когда они учились во 2-3 классе, это были шестидесятые годы прошлого века. Это было время, когда Советский Союз (так называлась тогда наша страна) восстанавливался после Великой Отечественной войны, когда наш Юрий Гагарин полетел впервые в космос, когда появилось телевидение и когда ваших мам и пап ещё не было на свете…

Глядя на бабушку, даже не верится, что она когда то была девочкой и бежала в школу с ранцем. Или посмотри на дедушку. Ты можешь представить себе, что он боялся признаваться своей маме, что за «домашку» получил двойку? А это всё было!

Государство старалось делать как можно больше для детей, так как руководители страны понимали, дети - это будущее государства. Строились новые школы, дворцы пионеров, создавались пионерские лагеря. Все спортивные секции и кружки были бесплатными. Можно было одновременно заниматься спортом и посещать кружок, ну например, «Мастерок», где учили лепить из глины фигурки, выжигать по дереву, музыкальные школы и художественные студии - и всё бесплатно.

Первого сентября, как и сейчас, все школьники шли с цветами в школу, всего лишь на один урок. Он назывался «Уроком мира». Ученикам выдавали учебники, которые им доставались от ребят, перешедших в старший класс. На последний странице учебника были указаны фамилия и имя ученика, владевшего учебником ранее, и всегда можно было понять по учебнику, неряха этот ученик или аккуратный.

Уроки длились по сорок пять минут, а в начальной школе дети учились с первого по третий классы. Основными предметами были арифметика (математика сегодня), русский язык, чтение, физкультура, труд и рисование. Самая высокая оценка - ПЯТЬ, самая низкая - ЕДИНИЦА. Все дети в школу ходили в школьной форме, а если кто-то из ребят пришёл в грязной форме, его могли не пустить в школу. В каждой школе была своя столовая, и после первого урока вся школа наполнялась ароматом вкусного обеда.

Тетради, дневники и другие школьные принадлежности были у всех одинаковые, потому что в магазинах выбор канцелярской продукции был небольшой. Шариковых ручек тогда ещё не было, все писали чернилами, и у каждого была чернильница-НЕПРОЛИВАЙКА.

На переменах наши бабушки и дедушки любили играть в «колечко», «испорченный телефон», «ручейки», «море волнуется, раз», фанты, «съедобное-несъедобное» и многие другие игры, всех и не перечесть. После школы, когда уроки сделаны, вся детвора собиралась во дворе. Тогда самой любимой игрой были прятки. Азарт накалялся, когда наступал вечер, опускались сумерки, и водящий не сразу мог найти спрятавшихся. Салочки, или догонялки, казаки-разбойники - тоже доставляли массу удовольствия. Мальчишки часто гоняли во дворе футбол, девочки играли в скакалки, классики, прыгалки, в «магазин».

Октябрята и пионеры

В первом классе, в октябре, всех первоклашек, принимали в октябрята, прикалывали на школьную форму октябрятский значок в виде красной звездочки с изображение юного Ленина, основателя Советского Союза. Октябрята жили по правилам, которые должен был знать и соблюдать каждый октябрёнок:

Октябрята - будущие пионеры.
Октябрята - прилежные ребята, любят школу, уважают старших.
Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут.
Октябрята - правдивые и смелые, ловкие и умелые.
Октябрята - дружные ребята, читают и рисуют, играют и поют, весело живут.

Стать октябрёнком было почётно, а октябрятская звёздочка являлась предметом гордости каждого первоклашки.

В третьем классе лучших октябрят принимали в пионеры. Пионер - значит первый. В ноябре от каждого класса выбирали по пять кандидатов (это были лучшие ребята в классе), и на общешкольной линейке, под знамя школы, под барабанную дробь, старшие пионеры принимали новых членов в ряды пионерской организации. Юные пионеры перед всей школой произносили слова пионерской клятвы. После чего им повязывали пионерский галстук красного цвета. Красный галстук был одного цвета с государственным флагом Советского Союза, цвета крови, пролитой нашими предками за свободу и независимость Родины. У пионеров были свои законы, которые каждый должен был соблюдать. Из пионеров могли и с позором исключить, например, за подлость, за неуважение к старшим, за разгильдяйство, за плохую учёбу. Но таких случаев было очень мало, потому что все ученики очень дорожили званием ПИОНЕР. Остальных ребят принимали в пионеры 22 апреля в День рождения В.И. Ленина и 19 мая - в День пионерии.

Законы пионеров

Пионер - юный строитель коммунизма - трудится и учится для блага Родины, готовится стать её защитником.
Пионер - активный борец за мир, друг пионерам и детям трудящихся всех стран.
Пионер равняется на коммунистов, готовится стать комсомольцем, ведёт за собой октябрят.
Пионер дорожит честью своей организации, своими делами и поступками укрепляет её авторитет.
Пионер - надёжный товарищ, уважает старших, заботится о младших, всегда поступает по совести и чести.

У пионеров было множество обязанностей: сбор металлолома и макулатуры, уборка в парках и скверах города, ведение школьной стенгазеты, тимуровская работа и многое другое. Но самое главное - это шефство над октябрятами. Пионерам давали «подшефный» первый класс, чтобы познакомить детей со школой, помочь им освоиться, они должны были следить за их внешним видом, помогать в учёбе.

Пионеры, приняв на руки доверчивых, испуганных первоклашек, отвечали за них во всём. Первые месяцы проводили с ними все перемены, везде водя за ручку. Девочки приносили из дома бантики и заколки, заплетали малышкам на переменках косички - ведь не у всех мам была возможность это сделать дома, многие уходили рано на работу. Мальчишки учили своих подшефных играть в футбол после уроков, кататься на коньках. Делали с первоклашками домашнюю работу. Водили их в кино после уроков, покупая билеты на свои карманные деньги. Отвечали на вопросы первоклашек.

Что такое зарница

Самая захватывающая игра того времени была ЗАРНИЦА. Проводилась она 23 февраля, в День Советской Армии. В школе всех участников игры делили на две команды. Игра начиналась с построения на линейке. Командиры команд сдавали рапорт главнокомандующему, поднимали флаг и получали задания. Здесь же перед всеми ставилась боевая задача, рассказывались правила игры и условия судейства. Команды отправлялись на задания по маршрутному листу.

Обычно основное действие игры проходило в близлежащем лесу. Но, до того как добраться до леса, по пути проверялись строевые и военные навыки. Здесь нужно было выполнить множество разнообразных заданий: пройти полосу препятствий и минное поле, показать себя в ориентировании по карте и владении рацией. В лесу ученики встречались со своими соперниками, и начиналась перестрелка снежками и самая веселая заключительная часть игры - «Захват знамени», или «Захват высоты». У каждой команды своя база, свой флаг. Цель команды - захватить базу и флаг противника, но при этом удержать свою высоту и спасти своё знамя. К этой части ЗАРНИЦЫ готовились заранее. Из картона и цветной бумаги мамы вырезали погоны и пришивали их к одежде детей. Пришивали очень крепко, чтобы было как можно труднее их оторвать. Погоны - это главный атрибут жизнедеятельности участника игры. Погоны сорваны - значит «убит». Сорван один погон - значит «ранен». В командах определялась тактика и стратегия захвата, распределялись люди, всё как в настоящих военных действиях. В заключение игры учеников, мокрых и снежных, немного замерзших, ждали полевая каша, горячий чай и подведение итогов. А на следующий день на линейке победители и лучшие ребята получали подарки и грамоты.

Кто такие тимуровцы

В школах времён наших бабушек и дедушек все ребята были Тимуровцами. Тимуровец - это пионер, который помогает людям. Он может помочь бабушке перейти дорогу, донести до дома тяжёлую сумку, помогает одиноким по хозяйству дома, тем, кто плохо ходит, сбегать в магазин за продуктами. Или одиноким старикам уделить внимание - просто прийти и поговорить. Ребята искали в городе пожилых и одиноких людей, которые становились тимуровскими объектами. На дверях домов, где жили люди, нуждавшиеся в помощи, прикреплялась красная звезда. Это обозначало, что за хозяином этого дома ухаживают тимуровцы. Люди, которым помогали Тимуровцы, были очень благодарны за помощь и часто в школу приходили письма, в которых бабушки или дедушки просили вручить Тимуровцам на общешкольной линейке почетную грамоту.

Как отмечали новый год

Все ребята ждали Новогодний утренник в школе. Родители готовили новогодние костюмы: кто-то был белочкой, кто-то зайчиком, кто-то солдатом. В конце декабря в школьном спортзале возле красивейшей новогодней елки собирались ребятишки в маскарадных костюмах и ждали появления Деда Мороза со Снегурочкой. Это был настоящий праздник, кто танцевал, кто рассказывал стихи, кто пел песенку перед Дедом Морозом и обязательно получали от него подарок. Подарки получали все дети без исключения. Они были упакованы в синюю цветную бумагу, украшенную рисунками с изображением героев мультфильмов, сказок. Конфеты всякие разные: батончики, ириски, «Мишка на Севере», «Курортные», «Ананас», шоколадки… И, конечно же, мандаринка. Наши бабушки и дедушки до сих пор помнят запах этого подарка. Если сейчас бабушка берёт в руки мандаринку, она сразу же думает о Новом годе. Вот спросите у неё.

Как отдыхали в пионерском лагере

Закончился учебный год, в табелях выставлены оценки - наступило лето. Все дети разъезжаются по пионерским лагерям. Пионерский лагерь - это было настоящее счастье. Некоторые ребята так любили пионерский лагерь, что ездили туда на всё лето. Рисовали стенгазеты, устраивали праздник Нептуна и дни именинника, проводили соревнования, устраивали спектакли. Всё, чему ребята научились в школе, в спортивных секциях и кружках, они могли применить в лагере в различных конкурсах художественной самодеятельности и соревнованиях.

По лагерю передвигались в составе пионерского отряда и обязательно под какую-нибудь речёвку. Когда, например, шли в поход, то все вместе хором распевали:

Кто шагает дружно в ряд?
Пионерский наш отряд!
Сильные, смелые.
Ловкие, умелые.
Ты шагай - не отставай,
Громко песню запевай.

Когда шли в столовую:

Раз, два, - мы не ели!
Три, четыре, - есть хотим!
Открывайте шире двери,
А то повара съедим!

В лагере часто проводились пионерские костры, возле которых ребята пели песни, рассказывали интересные случаи из своей жизни. Интересно было послушать разговор «Расскажи мне обо мне», когда все ребята начинали по очереди рассказывать одному из своих товарищей о его положительных качествах и на что в характере следует обратить внимание, какие его действия могут обидеть людей, а какими можно наоборот гордиться. Это помогало ребятам узнать о самих себе правду и в будущем задумываться о своих поступках.

За три недели проведённые в лагере, ребята успевали так подружиться, что расставаясь плакали. И обещали через год снова встретиться в этом же лагере. На прощание друг другу писали пожелания на пионерских галстуках.

Вот, примерно так жили наши бабушки и дедушки, когда им было по 7-12 лет. Может я, что-то упустил?

В советское время первоклассника допускалось нагружать не более 24 часов в неделю. 18 часов из них посвящали основным предметам:

математика - 6 ч.

чтение - 6 ч.

русский язык - 6 ч.

Оставшиеся 6 часов уходили на пение, рисование, природоведение, труд и 2 часа на физкультуру.

Количество часов, которые уделяют основным предметам в настоящее время:

математика - 4 ч.

чтение - 4 ч.

письмо - 5 ч.

Как видите, более всего пострадали математика и чтение - они сократились в 1.5 раза.

В действительности же еще больше, поскольку раньше у первоклассников было 35 учебных недель, теперь же за счет увеличения длительности всех каникул у первоклассников только 33 учебных недели.

Таким образом, если раньше у детей в 1 классе выходило 210 часов математики и столько же чтения, то теперь они посвящают этим дисциплинам всего лишь по 132 часа.

Но это еще не все.

По современным ФГОСам в первом полугодии у первоклассников уроки не по 45 минут, а по 35. Кроме того, в первом полугодии запрещены домашние задания.

Почему же родители не замечают, как сильно сократилась учебная программа? Почему многие наоборот возмущаются, что детей слишком нагружают в школах?

Во-первых , в советское время дети учились 6 дней в неделю: в 8 ч. начинали и к 12 заканчивали. Теперь же у всех первоклассников 5-дневка, поэтому сокращение рабочих часов не так сильно бросается в глаза.

Во-вторых , для имитации усиленной учебной деятельности детей заваливают добровольно-принудительными «внеурочками». Если раньше на второстепенные предметы (пение, рисование, природоведение, труд, физ-ра), как мы указывали выше, уходило в общей сложности 6 часов в неделю, то теперь их ассортимент значительно расширился и этим маловажным предметам отдают по 18 часов в неделю.

Мой ребенок начинает учебу в 8 утра, а заканчивает в 13-13:30, т.е уже сейчас «учится» в школе больше, чем советские школьники. Во втором полугодии, когда уроки станут по 45 минут, он будет заканчивать свои занятия в 14-15 часов. Нагрузка, конечно, существенная.

Но каков результат?

А результат такой:

если взять для сравнения учебник по арифметике А.С.Пчелко за 1959 год, то современная программа по математике для 1 класса заканчивается на 96-й странице этого учебника. Всего же в этом учебнике 142 страницы. Наверное, современные ученики наверстают все это за тот лишний 4-й год обучения, что им добавили к начальной школе (раньше-то было 3 года).

Ну, подумаешь, всех наших детей сделали второгодниками! Раньше или позже закончат школу, стоит ли так расстраиваться?

Но вот с чтением ситуация обстоит гораздо хуже, чем с математикой.

Помимо сокращения часов в школьной программе, дети теперь и после школы не читают. Это в СССР родители не знали, как оторвать ребенка от книжки с какими-нибудь приключениями.

Дети читали по ночам под одеялом с фонариком - в общем, они с фанатичной настойчивостью нарабатывали беглость чтения, а родители были недовольны, что утром детей не добудишься.

Нам бы их проблемы!

Теперь, чтобы вызвать у ребенка потребность к чтению, у него нужно отобрать компьютер, планшет, телевизор, смартфон, телефон, т.е. все-все электронные устройства.

К сожалению , теперь это невозможно, поскольку в 1990 г. у нас ратифицирована «Конвенция ООН о правах ребенка», которая защищает права детей «на информацию и личную жизнь» (статьи 13 и 16)....

А знать и соблюдать свои права детей учат на уроках психологии той самой «внеурочной деятельности» (по словам знакомой мамы, в средней школе ради дополнительных уроков по психологии нередко даже отменяют обычные уроки).

Если игровая зависимость уже сформировалась, победить ее очень трудно (почти невозможно), поэтому лучше было бы изначально до этого не доводить.

Еще недавно мы удивлялись необразованности взрослых иностранцев, многие из которых способны читать только по слогам (а есть и такие, которые вообще не читают, что для нас совершенно немыслимо). Теперь же эти невероятные для нас слухи превращаются в нашу российскую действительность.

А по поводу чистописания предлагаем посмотреть это короткое видео:

Также о значении каллиграфии, исключенной из современной школьной программы, можно почитать здесь: http://calligraphyschoolspb.ru...

Подпишитесь на нас