Гаврила принцип первая мировая война. Арест гаврилы принципа. «Объединение или смерть»
Гаврило Принцип (25 июля 1894, Обляй - 28 апреля 1918, Терезин) - сербский националист. В 1914 году вступил в националистическую организацию «Молодая Босния», которая выступала за освобождение Боснии и Герцеговины из-под власти Австро-Венгрии.
28 июня 1914 года совершил убийство австро-венгерского престолонаследника эрцгерцога Франца Фердинанда, которое послужило формальным поводом к началу Первой мировой войны. Приговорён к двадцати годам каторги. Умер в заключении от туберкулёза. Национальный герой Югославии.
Биография
Происхождение
До XVIII века род Принципов под фамилией Йовичевичи проживал в деревне Грахово в Черногории. Затем они переселились в деревню Полача под Книном, и изменили фамилию на Чако, потому что служили наёмниками у турок. Из Полачи семья переселилась в Обляй, который находится с другой стороны горного хребта Динары.
О происхождении фамилии Принципов имеется две версии. Согласно первой из них, род Принципов получил фамилию от своего предка по имени Тодор с переездом в деревню Обляй в начале XIX века. Тодор был видным человеком, он приезжал в Книн на белом коне, поэтому его называли «боснийским принцем» (Урош, 1994). По другой версии, настоящая фамилия рода - Чеко, а Принципами называли ответвление этого многочисленного рода. Предок Гаврилы был самым известным торговцем скота. И когда он, богато одетый, проходил через итальянские города, его называли «il principe Bosniaco» (Јевђевић, 1934).
Дед Гаврилы, которого звали Йово, принимал участие в антитурецком восстании 1875-1878 годов. Отец Гаврилы участвовал в восстании в Црни-Потоке (1875-1878). Женщины и дети бежали от восстания на австрийскую территорию под Книн. Там их встретил известный английский археолог и журналист Артур Эванс.
Детство
Босния и Герцеговина была оккупирована Австро-Венгрией с 1878 года, и была официально аннексирована в 1908 году. Гаврила Принцип родился в Обляе, как записано в метрике, 13 июля 1894 года. Протоиерей Илия Билбия дал ему имя Гаврило. У Гаврилы было двое братьев - Йово и Нико. В детстве мальчик пел односельчанам народные героические песни. Однажды Гаврило побывал с отцом на далматинском Косово-Поле на праздновании дня Святого Вита. Окончив школу в Грахово, Гаврило отправился учиться в Сараево. В июне 1910 года серб из Герцеговины Богдан Жераич, намереваясь совершить покушение на главу Боснии и Герцеговины, покончил самоубийством. Гаврило был на его могиле. В 1912 году он переехал в Белград. В Белграде он вступил в революционную организацию «Млада Босна», боровшуюся против оккупационного режима. Принцип был голубоглазым, имел средний рост.
Последний раз Гаврило был у родителей приблизительно на день Святого Саввы (27 января) 1914 года.
Убийство эрцгерцога
28 июня 1914 года эрцгерцог Франц Фердинанд приехал в Сараево по приглашению генерала Оскара Потиорека, чтобы наблюдать за манёврами. Франц Фердинанд был умеренным австрийским политиком, сторонником автономии для боснийцев, и уже этим сильно раздражал экстремистов из «Молодой Боснии».
«Млада Босна» решила убить Фердинанда. Убийство было поручено группе из шести заговорщиков, по крайней мере трое из них, в том числе Принцип, были больны туберкулёзом - в то время смертельное и неизлечимое заболевание. Интересно, что Франц Фердинанд тоже был болен туберкулёзом.
Незадолго до 10 утра в воскресенье чета прибыла в Сараево на поезде.
В 10.10 кортеж из шести машин (Франц Фердинанд с женой ехали во второй, вместе с Потиореком), приветствуемый толпами народа, миновал центральное отделение полиции. Там их ждали заговорщики.
Неделько Чабринович (серб. Недељко Чабриновић) бросил гранату, но промахнулся. Осколками был убит шофёр третьей машины и ранены её пассажиры, а также полицейский и прохожие из толпы. Чабринович проглотил заранее полученный им яд (цианистый калий), но его только вырвало. Возможно, вместо цианистого калия ему дали какой-то более слабый яд. Он прыгнул в реку, но уже в реке был схвачен, жестоко избит и передан в руки австрийцев. Другие заговорщики не смогли ничего сделать из-за заслонившей машину толпы народа. Покушение как будто провалилось.
«Я просто хотел умереть за идею»
Марк Алданов о террористе Гавриле Принципе
На Косовом поле в Видов дан (28 июня) 1389 г.
султан Мурад-гази разбил сербскую армию князя
Лазаря. Со времени этой битвы сербы стали платить
туркам харач (дань). С днем сражения у сербов
связано много трогательных сказаний; существует
об этом дне целый эпический цикл «Лазариц».
Главный их герой - зять князя, Милош Обилич. И
сейчас еще на поле битвы показывают три камня,
отдаленные друг от друга на 50 локтей, по
гигантским прыжкам богатыря, а также могилы
турок, которых он перебил. В конце
кровопролитного дня, после турецкой победы,
султан проезжал по полю. Внезапно из груды убитых
поднялся Милош Обилич и заколол кинжалом
Мурада-гази, отомстив за свой народ.
Нетрудно понять, что въезд Франца Фердинанда в
Сараево в Видов дан мог породить у молодых
славянских романтиков воспоминание о Милоше
Обиличе. Едва ли австрийские власти избрали этот
день с целью умышленного вызова - это значило бы
проявлять храбрость за чужой счет, за счет
эрцгерцога, охрана которого была поставлена из
рук вон плохо. Но и не знать о сербском
национальном эпосе австрийское командование
никак не могло. Все, думаю, объяснялось
беспечностью, равнодушием, скептицизмом - это
были и вообще отличительные черты Вены, не только
Вены правительственной: если «nitchevo», «cet admirable
Nitchevo russe» (Это восхитительное русское Ничего - фр.
)
- самое национальное из русских слов (что, как
французские журналисты знали бы еще «avos»!), то,
пожалуй, в значительно большей степени это было
национальное слово австрийское. Вероятно, Конрад
фон Гецендорф просто не подумал, Потиорек решил,
что сойдет, Коллас положился на кисмет.
25 июня Франц Фердинанд и его свита прибыли на
австрийском броненосце в новые земли империи. В 11
километрах от Сараева находится курорт Илидж
(или Илидже). Там эрцгерцог встретился с женой,
которая приехала из Вены по железной дороге.
Маневры происходили поблизости, в Тарчине, и
сошли они отлично; маневры, сходящие плохо,
вообще, верно, довольно редки. Франц Фердинанд
был в восторге от войск, от приема, от настроения
славян и послал императору соответственную
телеграмму. Может быть, он искренне поверил, что
население Боснии очень его любит. По сведениям
советского историка Н. Полетика, наследник
престола сказал в Илидже: «Я начинаю любить
Боснию». Герцогиня Гогенберг выражалась еще
ласковее: «Как мил этот народ!..»
Сараево - небольшой город у впадения реки
Милячки в Босну, основанный в ХIII в. и получивший
через три столетия название от дворца (серая)
боснийского вали Узрев-бека. В Национальной
библиотеке есть старый путеводитель Флакса по
этому городку, содержащий разные полезные
сведения для немецких туристов: при встрече со
знакомым местным жителем спрашивать его: «Како
вам ие?» и на такой же его вопрос отвечать «Како,
тако» («so-so»); при входе в ресторан осведомляться:
«Можемо ли овде вечеряти?», на что ждать ответа:
«Можете, моя господо»; если плохо себя
чувствуешь, кричать: «Мука ми ие», а если хорошо,
то: «Не ми ништа» и т.д. Путеводитель и газеты того
времени дают возможность с достаточной ясностью
представить себе картину исторического
убийства.
Через Милячку перекинут старый однопролетный
Козий мост. Есть на реке и еще несколько мостиков
(по карте путеводителя четыре). По длинной
набережной Милячки эрцгерцог должен был
проехать из Илиджа в сараевскую ратушу, где был
приготовлен торжественный прием.
В Илидже наследник престола остановился в
гостинице «Бошна». Вся чисто военная сторона его
поездки была закончена 27 июня к вечеру. Оставался
только парадный въезд в Сараево, назначенный на
утро следующего дня. Эрцгерцог и жена его встали
28-го рано, побывали на утренней мессе, прочли
газеты - мирные газеты того времени: главной
сенсацией тех дней была «борьба черной и белой
расы», в виде матча двух знаменитых боксеров,
негра Джонсона и Фрэнка Морана, - черная раса
победила по пунктам, - да еще гибель
взбесившегося в Одессе слона Ямбо - об этом в
«Матэн», на первой странице, 27 июня была огромная
телеграмма: «La revolte et mort de lambo, 1’illustre elephant, emeuvent toute
la Russie» (Бешенство и смерть знаменитого слона Ямбо
волнуют всю Россию - фр.
).
В начале десятого часа за гостями приехал
военный губернатор Боснии генерал Потиорек. Он
тоже был в восторге от удачи путешествия
наследника престола. Все понимали, что 84-летнему
императору, только что оправившемуся от
воспаления легких, жить осталось недолго.
Потиорек, блестящий генерал, впоследствии в
борьбе с сербами не очень оправдавший высокое
мнение о его военных дарованиях, имел основания
связывать немалые надежды с приездом в Боснию
эрцгерцога.
У ворот гостиницы остановились четыре
великолепных автомобиля. В первом заняли места
начальник полиции, правительственный комиссар и
сараевский бургомистр; во втором ехали Франц
Фердинанд, жена его и Потиорек; рядом с шофером
сел сопровождавший наследника престола Ураф
Гаррах; в третьем и четвертом автомобилях
находились разные должностные лица. В 9 час. 30 м.
автомобили отошли в Сараево.
С той
стороны тоже все было готово. Не буду
сообщать подробностей о других участниках дела.
На скамье подсудимых по сараевскому делу
находилось много людей. Непосредственных
участников покушения было шесть, если не
предполагать, что на следствии кое-что осталось
невыясненным. Террористы с бомбами заняли
позиции на набережной, у мостов. По мостам,
вероятно, всегда проходили люди, и среди них
остаться незамеченным было сравнительно
нетрудно; можно было и переходить с одного берега
на другой. Кривые и узкие улицы Сараева также
подходили для покушения, но едва ли террористам
могло быть в точности известно, по каким из этих
улиц проедет в ратушу эрцгерцог. Между тем
набережной он никак миновать не мог. Все было
обдумано тщательнейшим образом. Наследник
австрийского престола неизбежно должен был
погибнуть на набережной, если не у первого моста,
то у второго.
На самом деле все вышло не так, как предполагали
организаторы покушения. Все вышло совершенно
иначе. Эрцгерцог Франц Фердинанд погиб не там,
где его ждали террористы, погиб не тогда, когда
было предусмотрено, погиб не на набережной, погиб
не от бомбы, погиб, в сущности, почти случайно.
«Кисмет, кисмет», - пишет в своих воспоминаниях
барон Коллас.
«Если ты хочешь охотиться на слонов, произведи
сначала над собой душевный опыт: выйди на полотно
железной дороги, стань лицом к мчащемуся
экспрессу и сойди с полотна тогда, когда
локомотив будет от тебя в трех шагах: если твои
нервы выдержат, ты можешь охотиться на слонов».
Читатель, быть может, знает этот совет
знаменитого путешественника. Беда в том, что
подобный опыт на железнодорожном полотне сам по
себе связан с некоторым риском; этот экзамен
требовал бы еще какого-либо предварительного
экзамена: можешь ли ты подвергнуть свои нервы
столь тяжкому испытанию и т.д. Иными словами, для
опасных дел нужна тренировка. Стендаль, Толстой
описали нам тренировку человека на войне.
Смертельный страх, испытываемый Николаем
Ростовым в первом деле, с годами сменяется
равнодушием: он привык к огню. Но Ростов, офицер
времен наполеоновских войн, бывал под огнем
весьма часто, в течение ряда лет.
 |
К террору привыкнуть невозможно, ибо
такой профессии все же нет. Иные русские
террористы, правда, считали себя
профессионалами. Однако в действительности и за
ними числились один, два, очень много, если три,
террористических акта. Поэтому незачем верить
воспоминаниям людей, описывающих, как они,
сохраняя совершенное хладнокровие, «как по
нотам» разыгрывали свои грозные дела. В
громадном большинстве случаев это то же
хвастовство юного Ростова: «Ты не можешь
представить, какое странное чувство бешенства
испытываешь во время атаки...» Террористические
акты, «разыгранные как по нотам», в истории
чрезвычайно редки. Вот, пожалуй, Пален и
Беннигсен как по нотам разыграли дело 11 марта, но
на то это были Пален и Беннигсен.
Молодые люди, вернее, мальчики, ждавшие 28 июня
Франца Фердинанда на набережной реки Милячки,
нисколько на Палена и Беннигсена не походили.
Легко было войти в «Уединенье или Смрт»; легко
было даже согласиться с беззаботным видом на дело
:
«Согласен ли я убить эрцгерцога? Разумеется, о
чем же тут говорить!..» Но перед 28 июня надо было
провести несколько дней в состоянии
нестерпимого душевного напряжения. Надо было
прожить нескончаемую последнюю ночь: «Завтра!..»
Ни малейшего конспиративного опыта у этих юношей
не было. Они с загадочным видом говорили в
последние дни знакомым, что готовят нечто
необыкновенно страшное: вот вы увидите! Один из
них накануне убийства эрцгерцога хвастал в
кондитерской перед товарищами, что у него есть
револьвер. «Не верите? Можете пощупать карман».
«Незачем щупать: вижу твой револьвер», - ответил
товарищ, гимназист шестого класса.
Беспомощности заговорщиков (исполнителей) в этом
деле равна была только беспомощность
австрийских властей: с двух сторон происходило
какое-то соревнование в незнании своего дела.
Трудно понять, почему террористов не арестовали
на набережной, просто по их внешнему облику.
Никакого «внутреннего освещения» в организации
не было, опытных сыщиков Вена и Будапешт из
экономии не прислали, но наружной полиции на
улицах Сараева при въезде эрцгерцога было,
разумеется, достаточно. Правда, в солнечный
июньский день народ толпился на улицах городка.
Однако эти молодые люди странного вида (у каждого
за пазухой была бомба немалых размеров) могли
обратить на себя внимание самого обыкновенного
добросовестного городового.
Как провели все заговорщики свою последнюю ночь
перед делом, мы не знаем. Принцип до утра
разговаривал с одним единомышленником, -
разумеется, о завтрашнем дне, о том, что скажет о
них потомство. «Я не хотел быть героем. Я просто
хотел умереть за идею», - говорил он в крепости
доктору Паппенгейму. По другим сведениям, он в
эту ночь побывал в казино. Бомбы террористы,
по-видимому, получили только 28-го утром. В то же
утро они встретились в кондитерской. Для
последнего уговора? Нет, диспозиция была готова,
роли распределены. Вернее, встретились просто
потому, что больше не могли вытерпеть
одиночества. Затем они вышли на свои позиции, к
мостам. Принцип стоял по счету пятым: у
Латинского моста.
Как было сказано, автомобили эрцгерцога
выехали из Илиджа в 9 час. 30 мин. утра. По дороге
были две остановки: первая в лагере Филипповиц -
Франц Фердинанд хотел поздороваться со
стоявшими там частями; вторая у почты, где
эрцгерцог имел «беседу по частому делу с
аулическим советником Боснии» («Матэн», 29 июня
1914 г.). Какая была беседа, какое могло быть
частное дело в столь неподходящей обстановке, не
знаю. В самом начале одиннадцатого часа
автомобили показались на набережной Милячки. Шли
они не очень быстро: эрцгерцог желал, чтобы его
добрый народ мог видеть своего будущего
императора. В церквах гремели колокола (в соборе
шла панихида по сербам, павшим пять столетий тому
назад на Косовом поле).
Первым в цепи террористов стоял Мехмедбашич,
один из участников тулузского совещания. По
диспозиции, он должен был вынуть из-за пазухи
бомбу и бросить ее под автомобиль эрцгерцога.
Дело было беспроигрышное, но выполнить его
требовалось в течение двух-трех секунд. У
молодого человека нервной силы не хватило, хоть
трусостью он никак не отличался. Бомбы он не
вынул и под автомобиль ее не бросил. Когда
опомнился, поезд уже был далеко. Совершенно то же
самое случилось со вторым заговорщиком,
Кубриловичем. Черта в психологическом отношении
интересная: после убийства он метался по городу и
говорил друзьям, что «выхватил револьвер и два
раза выстрелил в эрцгерцога». На процессе это,
кажется, приписывали хвастовству. Хвастать тут
было совершенно бессмысленно: каждый мог понять,
что выдумка будет тотчас разоблачена.
Кубрилович, думаю, искренне поверил, что стрелял
в Франца Фердинанда. Он на слонов не охотился, с
железнодорожного полотна в трех шагах от
мчащегося экспресса не сходил - и был, конечно, в
состоянии, близком к умопомешательству.
Организаторы дела поступили правильно, заменив
количеством недостаток технического качества
исполнителей. Мехмедбашич и Кубрилович
диспозиции не выполнили - ее выполнил третий
террорист, Габринович, стоявший у моста Цумурья.
В 10 часов 25 минут автомобиль наследника престола
поравнялся с этим мостом. Габринович поднял над
головой начиненную гвоздями бомбу (она была у
него спрятана в букет цветов) и бросил ее под
колеса.
 |
Император
|
Раздался оглушительный взрыв. Гвозди
бомбы ранили немало людей в толпе, ранены были
два офицера из свиты эрцгерцога, но сам он не
пострадал совершенно. Почти не пострадала и
герцогиня Гогенберг. Запальная капсюль лишь
оцарапала ей шею.
На набережной произошло смятение. Все в этот день
было торжеством глупости и нераспорядительности
властей. Автомобили остановились посредине
набережной и простояли так по меньшей мере пять
минут. Кто-то орал диким голосом. Ген. Потиорек
«догадался, что произошло покушение», это,
конечно, делает честь его догадливости.
Австрийский лейтенант Морсей тоже «догадался»,
что виновник покушения - молодой человек,
бросивший под автомобиль цветы. Он ринулся на
Габриновича. В ту же минуту вспомнил о своем
долге постовой городовой, так удачно следивший
за порядком на вверенном ему участке. Он тоже
ринулся, но не на террориста, а на лейтенанта
Морсея с криком: «Не суйтесь не в ваше дело!» Они
вступили в рукопашную. Тем временем Габринович
выхватил из кармана склянку с ядом, проглотил яд
и бросился в реку. Об охране эрцгерцога не
подумал решительно никто. За это время на место
взрыва могли сойтись все террористы: и те, что
пропустили очередь, и те, до которых очередь еще
не дошла. Убить теперь эрцгерцога было легче
легкого. Если Франц Фердинанд не погиб тут же, то
именно потому, что технические качества
заговорщиков приблизительно равнялись
техническим качествам полиции.
Первым пришел в себя, по-видимому, сам эрцгерцог,
бывший в совершенном бешенстве: поездка прошла
столь прекрасно, и вдруг такой финал! - он это
считал финалом. По его приказу кортеж отправился
дальше, согласно программе в ратушу. Автомобили
проехали мимо Принципа. Но потому ли, что они
теперь неслись быстро, или оттого, что, услышав
гул взрыва, он счел дело конченным, Принцип
поступил так же, как Мехмедбашич и Кубрилович: он
не воспользовался ни бомбой, ни револьвером.
В ратуше, кажется, еще ничего не знали о
покушении. Бургомистр-мусульманин начал было
цветистую приветственную речь. Эрцгерцог резко
его оборвал: «Довольно глупостей! Мы приехали
сюда как гости, а нас встречают бомбами! Какая
низость! - сказал он. - Xoрошо, говорите вашу
речь...»
Приветственная речь была сказана, но можно с
большой вероятностью предположить, что она
особенного успеха не имела. В свите наследника
престола шло совещание: что теперь делать? Куда
ехать отсюда дальше? У кого-то возникла довольно
естественная мысль, что за первым покушением
может последовать второе. Кто-то другой это
отрицал: как же так, два покушения в один день, где
это видано? Эрцгерцог продиктовал телеграмму
детям - хотел их успокоить. Общая растерянность
усиливалась оттого, что у герцогини Гогенберг
была оцарапана шея - сочилась кровь.
Теоретические гадания о том, бывают ли два
покушения в один день, продолжались. Франц
Фердинанд объявил, что заедет в больницу
навестить раненных при покушении офицеров.
Казалось бы, теперь следовало принять некоторые
меры предосторожности. Однако местная полиция не
оказалась крепкой и задним умом. На этом своем,
последнем в жизни, пути эрцгерцог охранялся так
же, как по дороге в ратушу, то есть никак.
Единственную меру защиты принял по собственной
инициативе граф Гаррах. Он обнажил саблю, вскочил
на ступеньку автомобиля эрцгерцога и сказал, что
так простоит всю дорогу. Вскочил слева. Надо было
стать справа. Это опять был - кисмет!
Относительно маршрута приняли решение ехать той
же дорогой - пожалуй, единственное разумное
решение за весь день: террористы, конечно, давно
покинули набережную Милячки. Четыре автомобиля в
том же порядке выехали в больницу. Но шоферам
власти забыли сказать, как надо ехать. Между тем
шоферы знали лишь прежний маршрут, составленный
еще в Илидже: в ратушу - по набережной, из ратуши
- свернуть на улицу Франца Иосифа. Так они и
поехали. Только на углу названной улицы генерал
Потиорек вдруг заметил ошибку. Он сердито
схватил шофера за плечо и закричал: «Стой! Куда
едешь? По набережной!»... От внезапного окрика
шофер, вероятно и без того растерянный,
совершенно ошалел. Он быстро затормозил и
остановился, наскочив на выступ тротуара. Кисмет!
На тротуаре, именно в этом месте, справа от
автомобиля, теперь стоял - Принцип!
Он находился тут случайно. После взрыва бомбы
Габриновича Принцип пошел - или побежал - с
набережной Милячки в совершенном отчаянии:
сорвалось! Габринович схвачен или будет схвачен,
по его следам полиция доберется до других: все
пропало! Принцип зашел в кофейню на улице Франца
Иосифа (это главная улица городка), проглотил у
стойки чашку кофе. Думал ли, что еще можно
поправить дело? Быть может, по каким-либо неясным
догадкам пришел к мысли, что наследник
австрийского престола должен еще раз проехать
где-либо здесь, поблизости? На это есть кое-какие
указания. Все же это мало вероятно: Принцип не мог
знать, куда поедет из ратуши Франц Фердинанд,
если за пять минут до того не знал этого и сам
эрцгерцог. Гостей ведь убеждали после покушения
отправиться во дворец или даже прямо на вокзал.
Ничто решительно не свидетельствовало, что они
появятся на улице Франца Иосифа. Скорее всего,
Принцип направился из кофейни куда глаза глядят,
почти ничего не соображая. Было 10 часов 50 минут
утра...
Вдруг прямо перед собой он увидел круто
застопоривший великолепный автомобиль, тот
автомобиль. Принцип не мог не узнать эрцгерцога:
вероятно, не раз и не два в последние дни он
вглядывался в фотографию человека, которого
хотел убить. Выхватив из кармана револьвер, он
стал стрелять. Промахнуться с трех или четырех
шагов было трудно. Франц Фердинанд тяжело
откинулся на спинку сиденья, герцогиня
вскрикнула, поднялась и упала. Они были
смертельно ранены. Генерал Потиорек оцепенел.
Ничего не сделал и граф Гаррах, стоявший с
обнаженной саблей на ступеньке по другую сторону
автомобиля. На убийцу бросился случайный
прохожий, сербский студент Пузич. Принцип
выронил бомбу - она не взорвалась. Со всех сторон
сбегались жандармы. Полицейские, офицеры...
Через несколько дней после сараевского убийства
Л. Троцкий разыскал в парижской кофейне
«Ротонд» одно лицо, весьма близко стоявшее к
главным участникам дела. Это был, по-видимому,
организатор тулузского совещания Владимир
Гачинович. Сам он к ответственности по делу
привлечен не был, но в исторической литературе
есть указания на то, что в обществе «Черная рука»,
в котором он числился под номером 217, Гачинович
играл роль огромную (кажется, впрочем, главным
образом «идеологическую»). Принцип видел в нем
«божество». Гачинович вырос в русской
революционной среде, переводил Герцена и
Бакунина, «с восторженной любовью читал роман
Чернышевского «Что делать?», останавливаясь
перед сильной фигурой аскета Рахметова». Есть
все основания думать, что именно он указал на
Принципа как на лицо, подходящее для убийства
эрцгерцога Франца Фердинанда, указал людям
совершенно иного типа, Герцена не читавшим и
Рахметовым не увлекавшимся.
Собеседник Троцкого сообщил будущему «человеку
25 октября», тогда сотруднику «Киевской мысли»,
весьма ценные сведения об идеях, планах и
настроениях группы людей, к которой принадлежал
Принцип. С газетной (да и с исторической) точки
зрения это был клад. Много позднее советский
историк Н.П. Полетика написал о сараевском
деле большое исследование и, разумеется, широко
использовал старые статьи Троцкого. Можно ли
предусмотреть будущее вообще, а в СССР в
особенности? Со времени появления книги прошли
долгие годы, «человек 25 октября» оказался
константинопольским гадом и мексиканским псом,
кажется, в Москве больше не слышно о трудах
историка Н.П. Полетики. Работа его при всех
своих недостатках была очень ценной: он собрал
множество самых разнообразных материалов. Иные
из них мне недоступны, особенно материалы,
относящиеся к суду над убийцами эрцгерцога.
Первоисточника по этому вопросу не существует:
стенографический отчет о сараевском процессе
исчез в 1918 г. довольно загадочным образом.
Барон Коллас в своей не раз цитировавшейся мною
статье сообщает, что захватил отчет некий гофрат
Черович. О судьбе этого ценнейшего документа мы
можем только догадываться. Бог даст, он
когда-нибудь найдется.
Главные участники сараевского процесса,
насколько мне известно, своих воспоминаний не
оставили. Как раз на прошлой неделе в «Пти
Паризьен», по случаю приближающегося 25-летия со
дня убийства наследника австрийского престола,
появилась корреспонденция сараевского
сотрудника газеты. Он сообщает некоторые
подробности об уцелевших участниках
террористического движения той эпохи. Все они
оставили политику и совершенно ею не
интересуются: карьеры не сделал никто, «а когда
слышат они о каком-либо покушении или заговоре,
то содрогаются от ужаса» («Пти Паризьен», 8 июня
1939 г. Возможно, разумеется, что тут есть и
некоторая «стилизация»). Из людей, ждавших Франца
Фердинанда с бомбами на набережной реки Милячки,
оказывается, живы еще двое. Мохамед Мехмедбашич,
участвовавший в тулузском совещании, стоявший 28
июня у первого моста Цумурья, позднее
привлекавшийся к ответственности по другому
столь же грозному и трагическому делу, теперь
работает столяром на том самом курорте Илидже,
откуда эрцгерцог выехал в Сараево. Цветко
Попович, находившийся на набережной по другую ее
сторону, в настоящее время состоит директором
учебного заведения. Жива и служит где-то врачом
девушка, в которую был влюблен Принцип. Еще жив и
председатель трибунала, судившего убийц Франца
Фердинанда, он стал монахом.
Возвращаюсь к дню 28 июня 1914 г. По необъяснимой
случайности автомобиль, можно сказать, подвел
эрцгерцога к его убийце. По другой случайности на
этом месте как раз в ту минуту оказался какой-то
фотограф-любитель. Никто не мог знать, куда
поедет из ратуши наследник австрийского
престола. Вероятно, фотограф в мирный воскресный
день просто желал собрать для своей коллекции
картинки оживленных улиц. Может быть, он даже не
знал, что на набережной произошло покушение: ведь
с момента взрыва бомбы Габриновича прошло не
более получаса. Скорее, впрочем, знал: Сараево -
не Париж, такая весть должна была
распространиться по городу очень быстро. Вдруг
фотограф услышал выстрелы, увидел в двух шагах от
себя странную сцену... Должно быть, это был
энтузиаст фотографического дела и действовал он
почти бессознательно, по механической привычке:
что-то происходит - надо «заснять». Он направил
аппарат на место происшествия - и
нежданно-негаданно в глухом углу Европы «заснял»
событие, положившее начало величайшей
катастрофе в истории мира.
Очень много было в те дни в газетах и изображений,
и описаний этой сцены: вслед за фотографом
потрудились и художники, и неизбежные
«очевидцы». Как помнит читатель, на убийцу первым
бросился сербский студент Пузич, за ним
бросились другие. Принцип оказал отчаянное
сопротивление. Произошла свалка. В общем
смятении били Принципа, били друг друга, били
какого-то ни в чем не повинного человека,
которого почему-то признали злоумышленником.
Бомба, брошенная или выроненная Принципом, не
взорвалась истинным чудом; ее в суматохе чуть
только не топтали ногами. Принцип выхватил из
кармана склянку с раствором яда и поднес ее ко
рту, но, кажется, она была выбита у него из рук.
Пытался застрелиться - выбежавший из
парикмахерской ошалевший обыватель схватил его
за руку и «спас ему жизнь»... Так сообщают
очевидцы, с полной уверенностью на них
положиться трудно: кто мог разобрать и запомнить
то, что происходило на улице в эту страшную
минуту? (Все ведь длилось не более минуты). Связно
изложить потом свои наблюдения для газет было
гораздо легче. Как бы то ни было, Принцип тяжко
пострадал в свалке. Ему нанесли и несколько
сабельных ран. Одна из них вместе с голодом
впоследствии медленно свела его в могилу в
каземате крепости Терезиенштадт.
Тем временем автомобиль эрцгерцога уже несся по
улицам Сараева, - пришедший в себя генерал
Потиорек приказал ехать во дворец с величайшей
быстротой. Франц Фердинанд был ранен в шею,
герцогиня Гогенберг - в живот. Говорят, что в
автомобиле эрцгерцог прошептал: «Софья, Софья,
живи для наших детей!..» Но во дворец они были
перенесены уже в бессознательном состоянии.
Власти успели вызвать епископа для отходной.
Наследник престола скончался через двадцать
минут после покушения. Его жена прожила на
несколько минут больше.
Местное начальство растерялось. Посыпались
телеграммы, телефонограммы, нелепые приказы,
бессмысленные и свирепые меры. Со всех концов
Европы журналисты неслись в Сараево. В Вене
придворные ломали себе голову: как сообщить
императору? Франц Иосиф не любил эрцгерцога, он
потерял счет несчастьям и катастрофам, - но
теперь ему было 84 года. Узнав о сараевском
деле, император сказал: «Ни от чего на этом свете
не уберегла меня судьба». Затем он, естественно,
занялся церемониалом. Распорядился, чтобы, Боже
избави, не вздумали хоронить герцогиню Гогенберг
в фамильной усыпальнице Габсбургов: ведь со
всеми пожалованными ей титулами и предикатами
она, по рождению, какая-то графиня Хотек.
Распорядился, чтобы на гроб морганатической
супруги наследника престола не забыли положить
веер и перчатки: несчастье - несчастьем, но не
надо забывать, что она австрийская фрейлина.
Венка император не прислал. Объясняли это
забывчивостью. Он мог забыть о чем угодно, но
никак не о церемониале. Наконец, были при дворе
люди, которые могли ему напомнить. Австрийского
обер-церемониймейстера сам Франц Иосиф считал
«фанатиком».
Было ли кем-либо тотчас после сараевского
убийства произнесено слово «война»? Не могу
ответить, хоть прочитал несколько газет того
времени. В первую минуту тревога была очень
велика: как поступит Вена? как отнесется к ее
действиям Петербург? Передовые «Речи» и «Нового
времени» были подробно переданы по телеграфу
всей западной печатью. «Речь», «отдав должное
престарелому монарху, настаивает на том, что
политика Вены порождала национальную ненависть:
для сербских патриотов покойный эрцгерцог стал
символом политики аннексий» (перевожу с
французской передачи). Не говорило о возможности
войны и «Новое время». Тон австрийских газет был
тоже в первое время не слишком воинственным.
Понемногу тревога улеглась. В газетах снова
появились статьи о «борьбе черной и белой расы»,
то есть о матче боксеров Джека Джонсона и Фрэнка
Морана. Матч, к сожалению, оказался неудачным, но
седьмой раунд был восхитителен. - «Frank, hit him!..»
«Kill him, Jack!..» (Фрэнк, ударь его!..» «Убей его, Джек!..»
- англ.
). Появилась и новая сенсация. Наш
соотечественник, знаменитый летчик Сикорский с
тремя пассажирами перелетел на аэроплане из
Петербурга в Оршу, - 570 километров без остановки!
«Un record unique dont nos amis les Russes peuvent etre fiers!»
(Единственный в своем роде рекорд, которым могут
гордиться pyccкие!» - фр.
) - писала газета
«Матэн» (30 июня).
Власти в Сараеве старались очистить себя от
обвинений в легкомыслии и нерадивости. Везде в
городе были вывешены траурные флаги. Очень
торжественно прошла церемония перенесения тел
убитых в собор, затем на вокзал. Мост, у которого
Принцип ждал эрцгерцога, был назван «мостом
Фердинанда и Софии». Теперь он называется -
«мост Принципа».
Меры сараевского военного командования были
сумбурны. Оно хватало и сажало в тюрьмы сербских
гимназистов почти без разбора. В числе людей,
привлеченных к ответственности по делу об
убийстве эрцгерцога, были 16-летние мальчики. Но к
ответственности привлечено было всего двадцать
пять человек: между тем аресты считались на
сотни. Большую часть задержанных пришлось вскоре
выпустить. Они не имели к делу ни малейшего
отношения, разве только что были знакомы с
террористами. В маленьком провинциальном
городке, вероятно, все были знакомы со всеми.
Что до настоящих террористов, то, за исключением
Мехмедбашича, тотчас скрывшегося в горах, не ушел
от властей никто. Заговорщики и тут проявили
недостаток опыта. В те блаженные времена
переходить границы, даже в Юго-Восточной Европе,
было неизмеримо легче, чем теперь. Уйти из
Сараева в Сербию могли все участники дела, - за
исключением Принципа и Габриновича, схваченных
на месте покушения. Один не ушел потому, что не
хотел покидать барышню, в которую был влюблен.
Разумеется, она могла бы уехать к нему вполне
легально через несколько дней, но им необходимо
было «бежать вместе». У другого был совершенно
надежный тайник. Большинство считали себя в
безопасности: как полиция может до них добраться?
Конечно, полиция добралась до всех очень скоро. В
литературе есть указания на допросы «по третьему
градусу». Но если это и неверно (B корреспонденции
«Пти Паризьен» приводятся слова человека,
замешанного в сараевское дело: «Меня били, когда
привели в полицию, но не могу сказать, чтобы
по-настоящему пытали. А как только нас перевели в
военную тюрьму, побои окончательно прекратились.
Так было и со всеми остальными. Знаю это отлично,
так как я сидел поочередно в одной камере со
всеми главными подсудимыми». - Примеч. авт.
),
то в крошечном городке очень легко было
установить, с кем встречались Принцип и
Габринович: участники заговора ежедневно
сходились в одной кондитерской. Выплыло и
хвастовство некоторых из них: за несколько дней
до покушения говорили, что произойдет нечто
весьма страшное. Вероятно, из Вены в помощь
местным властям были присланы опытные
полицейские специалисты (хоть указаний на это я
нигде не встречал). Так или иначе, австрийским
властям стало известно все или почти все.
В отличие от некоторых других обвиняемых,
Принцип держал себя очень мужественно. Сказал,
что хотел убить эрцгерцога и сожалеет о кончине
его жены. Добавил, что вторую пулю предназначал
для генерала Потиорека. Всю ответственность
принимал на себя, по возможности, выгораживал
своих товарищей.
Австрийское правительство явно хотело придать
процессу убийц эрцгерцога Франца Фердинанда
характер большого политического спектакля,
рассчитанного на «весь цивилизованный мир».
Следствие велось с необычайной для империи
Франца Иосифа быстротой и энергией. Хотя к
ответственности привлечено было двадцать пять
человек, все было готово через три месяца: в
других странах, вероятно, потребовалось бы для
подобной работы не менее года. В отношении
каждого из подсудимых факты были установлены с
достаточным приближением к правде. Интересно,
однако, то, что слов «Черная рука» в
обвинительном акте нет. Власти едва ли могли не
знать о существовании подобной террористической
организации. Но, быть может, ссылаться на нее было
невыгодно: если убили наследника австрийского
престола какие-то карбонарии, то как же
взваливать политическую ответственность на
монархическую Сербию?
Некоторые попытки воздействия на суд со стороны
австрийского правительства как будто были, но
нерешительные и оставшиеся без последствий: и
Европа 1914 г. не походила на нынешнюю, и
надобности в давлении не было. В коронном суде,
при отсутствии присяжных заседателей, никаких
неожиданностей опасаться не приходилось.
Большим политическим спектаклем процесс убийц
эрцгерцога, однако, не оказался. Особенно важных
разоблачений не последовало, да если б они и
последовали, то мировой сенсации не вызвали бы.
Хотя следствие велось чрезвычайно быстро, жизнь
пошла еще быстрее: к тому времени, когда начался
суд, «цивилизованный мир» уже находился в
состоянии резни, и ему было никак не до
сараевского дела. По сравнению с битвой на Марне,
дело это отошло не на второй, а на двадцатый план.
Как раз перед началом процесса пал Антверпен. В
Польше шли кровопролитные бои, имевшие огромное
значение для Европы.
Обо всем этом подсудимые знали мало. Однако
какие-то сведения все же просачивались и в
сараевскую тюрьму. Едва ли властям удалось
скрыть 28 июля от заключенных, что Австрия
объявила Сербии войну.
Пифагор советовал ораторам: если хочешь
сказать хорошую речь, молчи семь лет и думай о
том, что скажешь. Требование, разумеется,
чрезмерное: для адвокатов, например, или для
политических деятелей оно явно неприемлемо. Как
жаль, что настолько чаще встречается и в малой, и
в большой истории противоположная крайность.
Когда читаешь речи, статьи, документы,
относящиеся к периоду времени между сараевским
делом и началом войны, невольно дивишься полной
безответственности слов, принадлежавших,
казалось бы, самым ответственным людям. Нельзя
ставить в вину государственным деятелям, что они
ничего не предвидели: замечание «управлять - это
предвидеть» всегда было чисто теоретическим
афоризмом, осуществляемым на практике разве в
одном случае из ста. Но многие печатные памятники
той эпохи производят такое впечатление, будто их
авторы думали о содержании своего творчества не
то что менее семи лет, а менее семи минут.
Перелистываешь «красные», «белые», «синие»
книги, выпущенные в ту пору разными
правительствами (наиболее подходящим общим для
них заглавием было бы обозначение: «Желтая
книга»). Историческая критика доказала
совершенно бесспорно, что книги эти были
заведомой фальсификацией. В одной только
«Красной книге» австро-венгерского
правительства из составляющих ее 69 документов
фальсифицировано было 38. Кроме того, позднее, по
окончании мировой войны, в венском архиве
нашлось еще 382 документа, которые при
сколько-нибудь добросовестной работе должны
были бы попасть в книгу - и не попали. Однако
независимо от искажений, недомолвок,
тенденциозных пропусков поразительна картина,
которую дают и эти, и другие ныне нам известные
документы. Граф Тисса, человек умный и даровитый,
на протяжении одной недели без малейшей причины
(кроме общей атмосферы желтого дома) из крайних
противников войны становится ее решительным
сторонником. Вильгельм II то заявляет, что
Германия воевать не желает, что она не может
победить коалицию из России, Франции и Англии, то
пишет свои известные заметки на донесениях
послов: ругает крепкими словами дипломатов,
проявляющих здравый смысл, желающих сохранить
мир (он выдумал и слова «окружение Германии»,
теперь возродившиеся с таким шумом). Захочу -
помилую человечество; не захочу - не помилую.
По сравнению с тем, что происходит ныне на наших
глазах, политические действия, последовавшие за
сараевским убийством, можно считать торжеством
разума. Одному из австрийских социал-демократов
в августе 1914 г. приписывалось слово, сказанное
будто бы не в виде остроты, а с недоумением и с
отчаянием: «Не думал я, что моя жизнь будет
«Жизнью за царя!» - он совершенно серьезно, после
австрийского ультиматума Сербии приписывал
войну «интригам царского правительства»!
Он верил австро-венгерской «Красной книге».
С гораздо большим правом, при той же странной
игре слов мы могли бы сказать, что жизнь
нескольких русских поколений была «жизнью за
Сталина». Как она кончится - кто знает? Авторы
красных, синих, белых книг о нас позаботятся - не
мы первые, не мы последние. «Разум приходит
поздно, как квартальный после преступления». И то
не всегда.
Фрагменты из очерка М. Алданова
«Сараевское убийство», впервые
опубликованном в парижской газете
«Последние новости»
в мае-июне 1939 г.
Принцип, боснийский серб, родился в Обляе (серб. Обљај ), в Боснии. Босния и Герцеговина была оккупирована Австро-Венгрией с 1878 года , и была аннексирована в 1908 году . В 1912 году Гаврило Принцип вступил в революционную организацию «Млада Босна », боровшуюся против оккупации.
История убийства
Австро-Венгрия предъявила Сербии унизительный Июльский ультиматум . Сербия согласилась со всеми условиями последнего, кроме права представителей австрийского правительства участвовать в расследовании инцидента - фактически, от ввода на территорию Сербии австрийских войск для «установления порядка». Австро-Венгрия обвинила Сербию в неискренности и объявила ей войну, что послужило толчком к началу Первой мировой войны. Одним из последствий Первой мировой войны стал распад Австро-Венгерской империи . Это произошло через шесть месяцев после смерти Гаврилы Принципа.
Память
В честь Гаврилы Принципа названы улица в столице Сербии Белграде (Ulica Gavrila Principa), в городе Ниш , также в городе Бар в Черногории .
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 25 июля
- Родившиеся в 1894 году
- Умершие 28 апреля
- Умершие в 1918 году
- Умершие в Терезине
- Родившиеся в Боснии
- Умершие от туберкулёза
- Террористы
- Убийцы Сербии
- Умершие в местах лишения свободы
Wikimedia Foundation . 2010 .
Смотреть что такое "Принцип, Гаврило" в других словарях:
- (1894 1918) национальный герой Югославии. Член организации (1914) Молодая Босния (выступала за освобождение Боснии и Герцеговины от австро венгерской оккупации). По заданию организации убил 28.6.1914 австрийского престолонаследника Франца… … Большой Энциклопедический словарь
- (1894 1918 гг.) национальный герой Югославии. Член организации (1914 г.) Молодая Босния (выступала за освобождение Боснии и Герцеговины от австро венгерской оккупации). По заданию организации 28 июня 1914 г. убил австрийского престолонаследника… … Исторический словарь
- (1894 1918), член организации (1914) «Молодая Босния» (выступала за освобождение Боснии и Герцеговины от австро венгерской оккупации). По заданию организации убил 28 июня 1914 австрийского престолонаследника Франца Фердинанда, что стало поводом… … Энциклопедический словарь
Принцип Гаврило - () национальный герой Югославии. Член организации (.) Молодая Босния (). По заданию организации 28 июня 1914 г. убил австрийского престолонаследника Франца Фердинанда (). Умер в тюрьме … Энциклопедический словарь «Всемирная история»
Гаврило Принцип Гаврило Принцип (25 июля 1894 28 апреля 1918) сербский националист из Боснии, 28 июня 1914 года убивший австрийского престолонаследника Франца Фердинанда и его жену Софию (Сараевское убийство). Это послужило поводом к началу… … Википедия
Принцип - Гаврило (1894 28.4.1918), член организации Млада Босна. Родился в крестьянской семье в селе Обляй (центр антитурецкой борьбы). Окончил школу и коммерческое училище в Сараево, обстановка в котором была крайне радикальной. Вступил в организацию… … Терроризм и террористы. Исторический справочник
Начну с цитаты.
“Удивительную штуку сыграл покойный Эрцгерцог Фердинанд с арестованным, о котором следует сказать, что это был человек открытого характера и безупречной честности. Целых два дня он избегал всяких разговоров о Фердинанде и только вечером в кафе за "марьяжем", побив трефового короля козырной бубновой семеркой, сказал: - Семь пулек, как в Сараеве!” (Ярослав Гашек “ Похождения бравого солдата Швейка”)
28 июня этого года исполнится сто лет со дня, когда в 12 часов 43 минуты по местному времени в Сараево прозвучали выстрелы. Эрцгерцог Франц Фердинанд с супругой Софией ехал по улицам города в открытой машине. Террорист- заговорщик из “Молодой Боснии”, гимназист Гаврило Принцип выстрелами из браунинга убил августейшую чету.
Гаврилу арестовали на месте. Он пытался отравиться заготовленной капсулой с ядом, но его вырвало. Хотел застрелиться, но револьвер дал осечку.
Австрийские власти вели себя сдержанно - почти месяц готовили ответ и 23 июля предьявили ультиматум. Большинство его пунктов были приемлемы, но два из них - допущение австрийских следователей на территорию Сербии и введение небольшого контингента войск - задевали суверенитет и национальное достоинство славянского государства.
Покушение стало поводом для начала Первой Мировой войны. В нее была втянута Россия. Последовала катастрофическая цепь событий - революция 17 года, большевистская диктатура, расстрел царской семьи, СССР, коллективизация, Большой Террор, Вторая Мировая и так далее, до того, что имеем сегодня.
Долгим эхом откликнулись для нас сараевские выстрелы.
А ведь наследник австрийского престола эрцгерцог Фердинанд был человеком либеральных, передовых для своего времени, взглядов. Он задумал целый ряд реформ в своем государстве и существенные перемены во внешней политике Австро-Венгрии.
Гаврила Принцип, как несовершеннолетний (ему было 19 лет) не мог быть казнен, в октябре 1914 года его приговорили к 20 годам лишения свободы, но спустя три с половиной года, в апреле 1918-го, года он умер в тюрьме от туберкулеза. На момент покушения Гаврило был болен. Туберкулез был тогда неизлечим.
В Сербии Гаврило Принцип до сих пор почитается как национальный герой. В Белграде его именем названа улица.
Гаврило Принцип умер молодым, не оставил детей. Писатель Тим Бутчер много лет исследовал его биографию и недавно решил сам пройти путем Гаврилы - от глухой деревеньки Обляй в боснийской глубинке до места покушения.
Всякие следы Гаврилы были, казалось, потеряны навсегда. Выручила журналистская школа. Тим Бутчер стал разговаривать с местными, стучаться в дома. Выяснилось, что в деревне, рядом с покосившейся халупой, в которой, по преданию родился Гаврило, живет большая семья с фамилией Принцип.
Это дальние родственники знаменитого Гаврилы. Один из них даже поменял себе имя, так чтобы в его паспорте было написано - Гаврило Принцип. Каждый гордится тем, чем может. Легендарный сын, прославившийся в веках.
Для одних Гаврило Принцип - террорист и убийца, для других - борец за свободу, герой, поднявшийся на борьбу с всемогущей австро-венгерской империей.
Известно, что за последние полвека стран в Европе стало гораздо больше. Национальное самосознание малых народов стремится к созданию своих государств. В этом смысле наш Гаврило был провозвестником такой исторической эволюции.
Глухие раскаты этих тектонических процессов раздаются и в наши дни.
До XVIII века род Принципов проживал в черногорском местечке Грахово, память о котором дорога для каждого православного серба, здесь в 1858 году состоялась битва с турками, в которой сербы одержали победу. По словам Мирко Петровича, великого воеводы Граховца, «черногорцы на Грахове отомстили [за] гибель Милоша на Коссовом поле» , т.е. отомстили за гибель отважного серба Милоша Обилича, убившего султана Мурада I. Предки Принципа долгое время находились под властью мусульман, но ислама не приняли, не стали потурченцами, сохранив верность православной вере.
Гаврило, сын крестьянина, появившийся на свет в 1894 году в боснийском местечке Обляе, куда переселились из Черногории его предки, был таким же свободолюбивым человеком, мечтавшим о независимости своей страны, но уже не от османского ига, а от австро-венгерского. Несмотря на итоги русско-турецкой войны 1877-1878 годов, благодаря которым православные народы Балкан избавились от турецкой зависимости, и на Балканах было образовано несколько независимых славянских государств, а Босния и Герцеговина получили автономию, что было закреплено Сан-Стефанским договором, эти военные достижения под давлением европейских держав были пересмотрены на Берлинском конгрессе.
Надежда на автономию у Боснии и Герцеговины исчезла после оккупации войсками Австро-Венгрии, которая в 1908 году зашла еще дальше, и аннексировала Боснию и Герцеговину. В это же время, австро-венгерское правительство, пытаясь задушить маленькую Сербию, вело с ней торговую войну. Внешняя политика сербов была ориентирована на Россию, и это независимое государство для всех сербов являлось центром притяжения. Австро-Венгрия не собиралась ограничиваться аннексией Боснии и Герцеговины, в планах был захват Сербии и распространение влияния на всем Балканском полуострове.
В такой обстановке происходило формирование Гаврило Принципа, он учился в сараевском университете, и в Белграде, где вступил в сербско-боснийскую революционную организацию «Млада Босна» («Молодая Босния»), боровшейся за присоединение Боснии и Герцеговины к Великой Сербии.
В начале XX века сербский народ оказался практически один на один с австро-венгерской агрессией. Внутренние проблемы России не давали возможности вмешаться в Балканский кризис, и оказать военную помощь братьям-славянам. «Развязать войну – значит развязать силы революции» , – справедливо отмечал премьер-министр Петр Столыпин. России оставалось действовать только дипломатическими методами.
В то же время сербские националисты были готовы позаимствовать у русских революционеров опыт и методы. Единственным, но важным отличием в стиле русских и сербских революционеров было то, что первые действовали против собственного государя, вторые против иноземного и иноверного оккупанта.
Поскольку стареющий глава Австро-Венгрии Франц Иосиф I, отходил от дел, и все больший политический вес набирал его племянник и наследник престола эрцгерцог Франц Фердинанд, сербские революционеры решили ударить по нему. 28 июня 1914 года Франц Фердинанд, прибывший в Сараево, был застрелен Гаврилой Принципом. Балканы уже давно являлись пороховой бочкой и выстрел в Сараево, стал причиной Первой мировой войны, пожар которой поглотил кроме Австро-Венгрии другие могущественные империи, и привел к образованию Нового мирового порядка.
Сам Принцип мог следить за мировым пожаром из тюремных застенков, куда он был заключен после суда. В момент убийства Франца Фердинанда революционеру было 19 лет, и по действующему законодательству к нему не могла быть применена смертная казнь.
Между тем в сараевском деле по-прежнему остается много не ясных моментов, о них, а также о силах, которые были заинтересованы в убийстве эрцгерцога Франца Фердинанда «Русской Победе» рассказал доктор исторических наук Владимир Лавров, главный научный сотрудник Института российской истории (ИРИ) РАН.
Террористический акт, совершенный Гаврилой Принципом, таит до сих пор что-то неясное. Само дело Гаврилы рассматривалось очень быстро, а когда происходят покушения и убийства такого уровня, расследования, как правило, длятся долго. В этом случае возникает ощущение, что следствие стремилось как можно быстрее покончить с делом.
Если рассматривать все события этого дня, связанные с эрцгерцогом Францем Фердинандом, то тоже возникают вопросы, ведь это не первое покушение на его жизнь, совершенное 28 июня 1914 года. В тот день в наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда кидали бомбу, бомба взорвалась, но эрцгерцог и его супруга не пострадали. Дальше происходит что-то просто удивительное, во время поездки по Сараево шофер заблудился. Может такое быть? Причем не просто заблудился, а подвез эрцгерцога к кафе, где сидел Гаврило Принцип. Кроме того, на одной из подножек автомобиля находился охранник, а шофер остановился у дверей кафе как раз с той стороны, где не было охранника. Может это быть совпадением? При этом следует сказать, что раз в этот день уже было совершено покушение, когда в кортеж автомобилей эрцгерцога кинули бомбу, то требовалось прервать поездку и изменить программу. Этого сделано не было. Возникает ощущение, что мы чего-то в этой истории не знаем.
Гаврила Принцип – это сербский националист и о готовящемся покушении в Сербии было известно, но могли быть и другие силы, заинтересованные в провокации войны, ведь эрцгерцог скоро должен был наследовать престол, император Австро-Венгрии был пожилым человеком, через 2 года он умрет. Убийство эрцгерцога – это очень серьезная провокация, в ней могли быть заинтересованы австрийские националисты, которые хотели отхватить и оккупировать Сербию. Могли быть заинтересованы определенные круги в Великобритании, желавшие военного столкновения континентальных держав и их ослабления, во время конфликта британцы отсиделись бы на своем острове. На эту версию указывает и то, что министры иностранных дел Великобритании и Германии встречались перед началом Первой мировой войны, и министр иностранных дел Великобритании дал понять своему немецкому коллеге, что Великобритания в войну не вступит. Т.е. Англия как бы подталкивала Германию и ее союзника Австро-Венгрию к войне. Я не исключаю, что было некоторое обстоятельство, побудившее процесс по делу Гаврилы Принципом как можно быстрее закончить.
Если взглянуть на фотографию Гаврилы, то можно удивиться убожеству и недоразвитости этого молодого человека, ему, как говорится, националистическая моча ударила в голову, и он действительно сыграл роковую роль. Но не всё сводится к этому теракту, дело в том, что Германия начала гонку вооружений и стремилась к переделу рынков и границ. А убийство эрцгерцога – это повод, крупное событие, способствующее развязыванию войны. Если бы ситуация сложилась так, что в 1914 году война не началась, учитывая, агрессивную настроенность Германии, стремившейся к войне, война в любом случае бы началась, не в 1914-м, так несколько позже. И в этом смысле избежать войны бы не удалось.
