Главная » Дизайн спальни » Игорь северянин король. Король поэзии игорь северянин. Король поэтов Игорь Северянин

Игорь северянин король. Король поэзии игорь северянин. Король поэтов Игорь Северянин

С вое первое стихотворение Игорь Северянин написал в восьмилетнем возрасте. В начале ХХ века он стал первым эстрадным поэтом, выступал со своими «поэзоконцертами» в разных городах России. В 1918 году на поэтическом вечере в петербургском Политехническом музее Северянина объявили «Королем поэтов» - он обошел всех участников, включая Владимира Маяковского .

«Я, гений Игорь-Северянин»

Игорь Северянин (урожденный Игорь Лотарев) родился в Петербурге. Уже в восьмилетнем возрасте он написал свое первое стихотворение - «Звезда и дева».

Между его родителями - военным инженером Василием Лотаревым и Натальей Лотаревой, происходившей из богатого дворянского рода Шеншиных, были сложные отношения. В 1896 году они разошлись. В этом же году отец будущего поэта ушел в отставку и вместе с сыном переехал в усадьбу Сойволе близ Череповца. Там Игорь закончил четыре класса реального училища, а весной 1903 года они с отцом уехали на Дальний Восток. Поездка через всю Россию вдохновила 16-летнего юношу, и он вновь стал писать стихи. Сначала любовную лирику, а с приближением Русско-японской войны - патриотические тексты.

В конце 1903 года Игорь Северянин переехал в Петербург к матери, разорвав отношения с отцом. Его Северянин больше не увидел: через год отец умер от туберкулеза.

Вадим Баян, Борис Богомолов, Анна Чеботаревская, Федор Сологуб, Игорь Северянин. 1913. Фотография: fsologub.ru

Игорь Северянин. 1933. Фотография: stihi-rus.ru

Алексис Раннит и Игорь Северянин. 1930-е. Фотография: pereprava.org

В 1905 году в солдатском журнале «Досуг и дело» появилось стихотворение Северянина «Гибель Рюрика» с подписью «Игорь Лотарев». На деньги дяди он начал выпускать тоненькие брошюры стихотворений и отправлял их в редакции, чтобы получить отзывы. Поэт вспоминал: «Одна из этих книжонок попалась как-то на глаза Н. Лухмановой, бывшей в то время на театре военных действий с Японией. 200 экземпляров «Подвига «Новика» я послал для чтения раненым солдатам. Но отзывов не было...» Всего поэт издал 35 брошюр, которые позже решил объединить в «Полное собрание поэз».

Вскоре Северянин познакомился со своим главным поэтическим учителем - Константином Фофановым, который позже представил его редакторам и писателям. День первой встречи с Фофановым был для Северянина праздником, который он ежегодно отмечал.

Тогда же поэт взял себе псевдоним - Игорь-Северянин. Поэт задумал именно такое написание - через дефис, однако в печати оно не закрепилось.

Примерно в это же время стали появляться первые заметки по поводу поэтических брошюр: «Было их немного, и критика в них стала меня слегка поругивать» . Обругал поэта и Лев Толстой . В 1909 году писатель Иван Наживин привез в Ясную Поляну брошюру «Интуитивные краски» и зачитал некоторые стихотворения графу. «Чем занимаются!.. Это литература! Вокруг - виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них - упругость пробки!» - сказал тогда Толстой. Негативный отзыв почтенного литератора вызвал волну интереса к творчеству Северянина: на каждую его брошюру в прессе появлялись комментарии (далеко не всегда положительные), поэта приглашали на благотворительные вечера, а журналы стали печатать его стихи. Игорь Северянин вошел в моду.

Я, гений Игорь-Северянин,
Своей победой упоён:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утверждён!
Игорь Северянин, отрывок из стихотворения

«Ассоциация эгофутуризма» и поэзоконцерты

В 1910 году главное литературное течение начала XX века - символизм - стало переживать кризис: обнаружились внутренние противоречия и разные взгляды символистов на задачи искусства. Игорь Северянин выступил с идеей создания нового направления - эгофутуризма. В «Ассоциацию эгофутуризма» вошли поэты: Константин Олимпов и Иван Игнатьев, Вадим Баян и Георгий Иванов. В интервью одной белградской газете Игорь Северянин рассказал о создании нового направления и подчеркнул, что его «главной целью было утверждение своего «я» и будущего. А главной доктриной была «Душа-истина»» . Кружок эгофутуристов существовал недолго: уже через год после его образования поэты разошлись, а Игорь Северянин написал «Эпилог эгофутуризма».

Еще более громкая известность пришла к Северянину после того, как в 1913 году вышел его первый том стихов «Громокипящий кубок», в издании которого поэту помогал писатель Федор Сологуб. В этом же году Северянин вместе с Федором Сологубом и Анастасией Чеботаревской совершил свое первое турне по России. В эти годы слава поэта граничила с идолопоклонничеством: поэзоконцерты, как называл их сам поэт, буквально ломились от публики, завороженной своеобразной музыкальной манерой чтения. Игорь Северянин выступал в длинном черном сюртуке. Меря сцену большими шагами, он читал поэзы нараспев, не смотря в зрительный зал. Поэт Абрам Арго в книге «Своими глазами: книга воспоминаний» писал о выступлениях Северянина:

«Большими аршинными шагами в длинном черном сюртуке выходил на эстраду высокий человек с лошадино-продолговатым лицом; заложив руки за спину, ножницами расставив ноги и крепко-накрепко упирая их в землю, он смотрел перед собою, никого не видя и не желая видеть, и приступал к скандированию своих распевно-цезурованных строф. Публики он не замечал, не уделял ей никакого внимания, и именно этот стиль исполнения приводил публику в восторг».

В разгар Первой мировой войны Игорь Северянин стал выпускать сборники один за другим: «Ананасы в шампанском», «Наши дни», «Поэзоантракт». Однако они уже не вызывали такого восторга, как «Громокипящий кубок». Критика ругала поэта за то, что он эпатировал публику, использовал множество иностранных и выдуманных слов. Поэт Валерий Брюсов отозвался о нем в статье 1915 года: «Как только Игорь Северянин берется за тему, требующую преимущественно мысли… бессилие его обнаруживается явно. Игорю Северянину недостает вкуса, недостает знаний» .

Король поэтов Игорь Северянин

В январе 1918 года поэт перебрался из Петрограда с тяжело больной матерью, гражданской женой Еленой Семеновой и дочерью Валерией в небольшой поселок Тойла в Эстляндии (сегодня - Эстония). Спустя некоторое время он ненадолго съездил в Москву. 27 февраля в Большой аудитории Политехнического музея организовали поэтический вечер. Афиши висели по всему городу: «Поэты! Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии. Звание короля будет присуждено публикой всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием. Всех поэтов, желающих принять участие на великом, грандиозном празднике поэтов, просят записываться в кассе Политехнического музея до 25 февраля» .

Аудитория была переполнена: Владимиру Маяковскому, который в этот вечер читал «Революцию», едва хватало места, чтобы взмахнуть руками. Игорь Северянин явился под конец - в неизменном черном сюртуке, в своей привычной манере он нараспев прочел стихи из известного сборника «Громокипящий кубок» и победил. Публика наградила его титулом «Король поэтов». Маяковский стал вторым, Василий Каменский - третьим. В марте вышел в свет альманах «Поэзоконцерты», на обложке которого было указано: «Король поэтов Игорь Северянин».

Отныне плащ мой фиолетов,
Берета бархат в серебре:
Я избран королем поэтов
На зависть нудной мошкаре.
Игорь Северянин, отрывок из стихотворения «Рескрипт короля»

Вскоре после этого Игорь Северянин окончательно перебрался в Эстонию. В 1919 году прошел его первый эстонский поэзоконцерт в Ревеле (сегодня Таллин) в Русском театре. Когда Эстония в 1920 году объявила свою независимость, поэт оказался в статусе вынужденного эмигранта. Однако в СССР он не вернулся. В эмиграции Северянин переводил на эстонский язык стихи, сотрудничал с рижскими, тартускими, берлинскими и русскими газетами. За все время эмиграции Игорь Северянин дал около 40 поэтических концертов, выпустил 17 книг, среди которых: «Классические розы», «Роман в строфах» «Рояль Леандра», «Запевка», «Не более, чем сон».

Игорь Северянин вошел в историю русского стиха как основатель эгофутуризма, как король поэтов, автор изысканных стихов.

В то же время он известен как один из родоначальников массовой культуры 20 века. Его стихами я упивалась в далёком детстве,когда моя бабушка читала их мне наизусть,как няня Пушкина читала сказки маленькому Саше.Но о его творчестве мне ничего не было известно,ведь стране Советов такие поэты были не нужны.А меня заставляли посещать бесплатные прокаты документальных фильмов о возрождении целины.Я протестовала против этих массовых выходов и получала двойку за поведение.Но мечтать не перестала и читала тайком стихи запрещённых литературных гениев.

Биография Игоря-Северянина
Игорь Лотарев (1900-е годы) Игорь-Северянин (Игорь Васильевич Лотарев) родился 4 (16) мая 1887 г. в Петербурге. Отец его, Василий Петрович, - военный инженер (выходец из "владимирских мещан"), дослужившийся до штабс-капитана, умер в 1904 г. сорока четырех лет. Мать происходила из известного дворянского рода Шеншиных, к коим принадлежал и А.А. Фет (1820-1892), нити родства связывали ее также со знаменитым историком Н.М. Карамзиным (1766-1826). Небезынтересно, кстати, что по материнской линии Игорь Северянин находился в родственных отношениях с А.М. Коллонтай (1872-1952).В 1896 г. родители развелись, и будущий поэт уехал с отцом, вышедшим к тому времени в отставку, в Череповец; незадолго до смерти отца побывал с ним на Дальнем Востоке и в 1904 г. поселился у матери в Гатчине. Учился он всего ничего, закончил четыре класса Череповецкого реального училища. Стихи начал писать в 8 лет. Одно из первых ярких впечатлений - влюбленность в Женечку Гуцан (Злату), которая и вдохновляла будущего поэта. Впервые опубликовался во втором (февральском) номере журнала "Досуг и дело" за 1905 год: там под фамилией Игорь Лотарев было помещено стихотворение "Гибель Рюрика". Литературе сразу же отдался самозабвенно, издавал за свой счет тоненькие брошюры стихов (от 2 до 16 стихотворений) и рассылал их по редакциям "для отзыва". Всего издал их с 1904 по 1912 г. аж 35. Стихи особого отклика не имели.

20 ноября 1907 года (Этот день Северянин потом ежегодно праздновал) он познакомился со своим главным поэтическим учителем - Константином Фофановым (1862-1911), который первым из поэтов оценил его талант. В 1908 году стали появляться первые заметки о брошюрках, издаваемых в основном самим Северяниным.

В 1909 г. некий журналист Иван Наживин привез одну из брошюр ("Интуитивные краски") в Ясную Поляну и прочитал стихи из нее Льву Толстому. Сиятельного графа и убежденного реалиста резко возмутило одно из "явно иронических" стихотворений этой брошюры - "Хабанера II", начинавшееся так: "Вонзите штопор в упругость пробки, - И взоры женщин не будут робки!..", после чего, говоря словами самого поэта, всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье, чем и сделала его сразу известным на всю страну... "С легкой руки Толстого, хвалившего жалкого Ратгауза в эпоху Фофанова, меня стали бранить все, кому было не лень. Журналы стали печатать охотно мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них, - в вечерах, а может быть, и в благотворителях, - участие", - вспоминал позднее поэт.

Как бы то ни было, Северянин вошел в моду. В 1911 г. Валерий Брюсов (1873-1924), тогдашний поэтический мэтр, написал ему дружеское письмо, одобрив брошюру "Электрические стихи". Другой мэтр символизма, Федор Сологуб (Федор Кузьмич Тетерников, 1863-1927), принял активное участие в составлении первого большого сборника Игоря Северянина "Громокипящий кубок" (1913), сопроводив его восторженным предисловием и посвятив Игорю Северянину в 1912 г. триолет, начинавшийся строкой "Восходит новая звезда". Затем Федор Сологуб пригласил поэта в турне по России, начав совместные выступления в Минске и завершив их в Кутаиси.

Успех нарастал. Игорь Северянин основал собственное литературное направление - эгофутуризм (еще в 1911 г. "Пролог эгофутуризма"), в группу его приверженцев входили Константин Олимпов (сын К.М. Фофанова, 1889-1940), Иван Игнатьев (Иван Васильевич Казанский, 1892-1914), Вадим Баян (Владимир Иванович Сидоров, 1880-1966), Василиск Гнедов (1890-1978) и Георгий Иванов (1894-1958), вскоре перешедший к акмеистам. Эгофутуристы в 1914 г. провели совместно с кубофутуристами, Д. Бурлюком (1882-1907), В. Маяковским (1893-1930) и Василием Каменским (1884-1961), в Крыму олимпиаду футуризма.

Начавшаяся первая мировая война, пусть и не сразу, сменила общественные интересы, сместила акценты, ярко выраженный гедонистический восторг поэзии Северянина оказался явно не к месту. Сначала поэт даже приветствовал войну, собирался вести поклонников "на Берлин", но быстро понял ужас происходящего и опять углубился в личные переживания, заполняя дальше дневник своей души.

27 февраля 1918 г. на вечере в Политехническом музее в Москве Игорь-Северянин был избран "королем поэтов". Вторым был признан В. Маяковский, третьим В. Каменский.

Через несколько дней "король" уехал с семьей на отдых в эстонскую приморскую деревню Тойла, а в 1920 г. Эстония отделилась от России. Игорь Северянин оказался в вынужденной эмиграции, но чувствовал себя уютно в маленькой "еловой" Тойле с ее тишиной и покоем, много рыбачил. Довольно быстро он начал вновь выступать в Таллине и других местах.

И.Северянин и Ф.Круут в 1931 г. В Эстонии Северянина удерживает и брак с Фелиcсой Круут. С ней поэт прожил 16 лет и это был единственный законный брак в его жизни. За Фелиссой Игорь-Северянин был как за каменной стеной, она оберегала его от всех житейских проблем, а иногда и спасала. Перед смертью Северянин признавал разрыв с Фелиссой в 1935 году трагической ошибкой.

В 20-е годы он естественно держится вне политики, (называет себя не эмигрантом, а дачником) и вместо политических выступлений против Советской власти он пишет памфлеты против высших эмигрантских кругов. Эмигрантам нужна была другая поэзия и другие поэты. Игорь-Северянин по-прежнему много писал, довольно интенсивно переводил эстонских поэтов: в 1919-1923 гг. выходят 9 новых книг, в том числе"Соловей". С 1921 года поэт гастролирует и за пределами Эстонии: 1922год - Берлин, 1923 - Финляндия, 1924 - Германия, Латвия, Чехия... В 1922-1925 годах Северянин пишет в довольно редком жанре - автобиографические романы в стихах: "Падучая стремнина", "Роса оранжевого часа" и "Колокола собора чувств"!.

Большую часть времени Северянин проводит в Тойла, за рыбной ловлей. Жизнь его проходит более чем скромно - в повседневной жизни он довольствовался немногим. С 1925 по 1930 год не вышло ни одного сборника стихотворений.

Зато в 1931 году вышел новый (без сомнения выдающийся) сборник стихов "Классические розы", обобщающий опыт 1922-1930 гг. В 1930-1934 годах состоялось несколько гастролей по Европе, имевшие шумный успех, но издателей для книг найти не удавалось. Небольшой сборник стихов "Адриатика" (1932 г.) Северянин издал за свой счет и сам же пытался распостранять его. Особенно ухудшилось материальное положение к 1936 году, когда к тому же он разорвал отношения с Фелиссой Круут и сошелся с В.Б. Коренди:

Стала жизнь совсем на смерть похожа:

Все тщета, все тусклость, все обман.
Я спускаюсь к лодке, зябко ёжась,
Чтобы кануть вместе с ней в туман...

"(В туманный день)"

А в 1940 поэт признается, что "издателей на настоящие стихи теперь нет. Нет на них и читателя. Я пишу стихи, не записывая их, и почти всегда забываю".
Поэт умер 20 декабря 1941 г. в оккупированном немцами Таллинне и был похоронен там на Александро-Невском кладбище. На памятнике помещены его строки:

Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!

Поэт старшего поколения Константин Фофанов, с которым молодой поэт Игорь Лотарев был знаком с 20 ноября 1907 года по день его смерти - 17 мая 1911 года, внушил ему идею личной творческой гениальности. Он внушил молодому человеку также и то, что ум поддается тиражированию, поэтому ум есть достояние толпы, а индивидуальностью обладает только безумие, поэтому безумие и есть удел гения. В этом есть какая-то своя логика, которую при всей ее парадоксальности нельзя не признать за логику.

С темой гениальности тесно связан псевдоним Игоря Лотарева, придуманный не без деятельного участия Константина Фофанова. Псевдоним Игоря Лотарева в творческой биографии поэта символизирует переход от эпохи ученичества к эпохе мастерства. Если юношеские псевдонимы Игоря Лотарева «Мимоза», «Игла» и «Граф Евграф Д"Аксанграф» - это еще неотъемлемая часть ученического процесса, даже игры в поэта, то псевдоним «Игорь-Северянин» - это уже акт инициации Поэта с большой буквы. Игорь-Северянин - это уже зрелый, опытный мастер. Профессор С.А. Белковский в работе «Инициация взросления в различных культурах» отмечает:

«Инициация была одним из "ритуалов перехода", сопровождающих наиболее значимые социально-личностные изменения в жизни человека: рождение, взросление, брак, зрелость, смерть и пр. Выражение "ритуал перехода" показывает, что человек перешел с одного уровня своего опыта на другой. Совершение ритуала перехода говорит о социально признаваемом праве на изменение или трансформацию - праве вступить на новый уровень своего развития. Как бы сдать экзамен на новый уровень своей личностной и социальной зрелости и получить новые инструкции для правильного прохождения новой стадии жизни. Институт "инициации" очень древен, его находят в самых архаических культурах».

(Инициация поэта в связи с его новым самоназванием представляет собой отдельную проблему, которая не является темой настоящего исследования, и затронута здесь постольку, поскольку объясняет некоторые существенные моменты биографии.)

Современники поэта - издатели, журналисты и критики воспринимали форму написания псевдонима либо как проявление безграмотности его носителя, либо как проявление излишнего, запредельного для общества индивидуализма - игры в гениальность. Поэтому еще при жизни поэта сложилась практика опрощения псевдонима и написание его в форме имени и фамилии - «Игорь Северянин». Вытравление дефиса из псевдонима поэта - суть проявление остатков древнего магического сознания. Ритуальная кастрация литературного имени как бы дает критику, редактору, журналисту определенную власть над его носителем. Если современное литературоведение не идет далее вытравления из псевдонима дефиса, то журналистика и публицистика довершают процесс кастрации, доводя его до логического завершения - «Северянин» или трансформируют имитацию имени и фамилии в полное гражданское имя - "Игорь Васильевич Северянин".

Знание подлинного имени дает магу (колдуну, ведьме) власть над его носителем. С этой точки зрения, псевдоним Игоря Лотарева выполняет функции оберега. Иллюстрацией этому обстоятельству вполне может служить «забывчивость» В.В.Шульгина, который, хотя и оставил интереснейшие воспоминания о встречах с поэтом в Югославии в 1930 и 1933 годах и даже находился с ним в переписке, но так и не смог вспомнить его настоящей фамилии. В воспоминаниях Шульгина (РГАЛИ) Игорь-Северянин фигурирует в качестве «кажется, Четверикова». Еще один пример - встреча на вокзале в Тапа (Эстония) в 1938 году Игоря-Северянина и совершающего турне нобилевского Лауреата Ивана Бунина. Здороваясь, Бунин произнес имя поэта и запнулся, не сочтя возможным обратиться к коллеге, используя его псевдоним. Это дало повод Игорю-Северянину упрекнуть Бунина в том, что он не знает современной ему русской литературы, подразумевая, что он не знает подлинной фамилии и отчества самого поэта.

Поэт Константин Михайлович Фофанов исторически принадлежал к уходящему веку, хотя все его творчество - чистое и честное обращено в будущее. Он был последним русским поэтом литературного XIX столетия, в котором, по выражению Игоря-Северянина, «четверть века центрил Надсон». Однако ему не дано было предугадать, что одной из характеристик уже наступившего календарного ХХ века будет массовое тиражирование безумия. На скрижалях основанной Игорем-Северяниным Академии Эго-Поэзии было начертано: «Мысль до безумия. Безумие индивидуально». Отсюда это знаменитое «я - гений», в котором поэт не разрешал никому сомневаться.

В основе всего творчества Игоря-Северянина лежит посылка «я-гений» практически равнозначная утверждению «я-индивидуальность». Мы можем судить об этом с достаточной степенью вероятности, именно потому, что поэзия для него никогда не стояла на первом месте. Музыка (опера), женщины, рыбалка, выпивка в компании - эти приоритеты часто и на разное время менялись местами, но поэзия как таковая никогда не была на первом месте долее того времени, которое было потребно для того, чтобы сложить на бумагу «выпевшиеся» свободно строки. Поэтому:

Я - соловей: я без тенденций
И без особой глубины… […]

Я так бессмысленно чудесен,
Что Смысл склонился предо мной.

(«Интродукция». Соловей. Берлин, 1920.)

Соловей гениален изначально по своей природе, только потому, что он - соловей, а не по какой-то иной причине. Поэт гениален, потому что он - поэт, а не по какой-то иной причине, например, по причине его «выдающегося» творчества, оцененного современниками в качестве «гениального». Соловей на ветке выполняет предназначение: свободно поет и в песне называет вещи своими именами. Он не нуждается в одобрении слушателей и равнодушен к критике. Предназначение поэта в мире, - это предназначение соловья: петь и в песне называть вещи своими именами, причем не просто называть, а именно давать им первоначальные названия. По мнению поэта, философа и переводчика Владимира Микушевича, первый человек Адам, созданный по подобию Божию, т.е. наделенный свободой воли, был и первым поэтом. Адам выполнял в райском саду первопослушание, давая названия растениям и бессловесным тварям. Именно через название вещи и твари начинали быть и получали право на самостоятельное существование.

Самоназвание Игоря Лотарева «Игорем-Северяниным» является началом реализации индивидуального предназначения поэта. Однако новое имя в миру не утрачивает функции оберега. При этом сама поэзия в жизни не обязательно должна стоять на первом месте. Вот очень точная и подходящая случаю цитата из Александра Сергеевича Пушкина:

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он. […]

Псевдоним «Игорь-Северянин» равнозначен формуле «я - гений». Тандем в известном смысле представляет собой основную мифологему поэта. Под мифологемой мы понимаем в данном случае устойчивое состояние индивидуальной психофизиологии, в котором зафиксированы каноны существующего для поэта порядка вещей, а также описания того, что для него существует или имеет право на существование. То, чему поэт отказывается дать название, перестает для него существовать в реальности и наоборот, то, что им названо, получает право существовать самостоятельно, право быть вне мифологемы поэта. Основную часть стандартной мифологемы составляет объяснение того, почему существует то, что существует, и почему оно функционирует именно так, а не иначе. Псевдоним - суть особая мифологема, но и в усеченном виде она фиксирует основной порядок вещей и служит концептуальным обоснованием взаимодействия поэта с обществом. В некотором смысле люди, реализующие собственную мифологему, живут в ней и поэтому нечувствительны к реальности. Отчасти это объясняет тот факт, что история хотя и прошла сквозь биографию поэта Игоря-Северянина, но не оказала существенного влияния на ее творческую составляющую, потому что не была частью личной мифологемы. Именно поэтому Игорь-Северянин взял себе за правило никогда не отвечать на критику прозой.

Спустя много лет эстонский писатель Вальмар Адамс, друживший с Игорем-Северяниным с начала 20-х годов, рассказывал мне, что установка «я - гений» действовала до конца активной творческой жизни поэта, потому что игра в гениальность после осознания поэтом собственного предназначения стала его жизненным кредо. Есть и другие примеры: сын Фофанова Константин Олимпов, трансформировал свою игру в гениальность в образ жизни, который стал настоящим безумием. Ему принадлежит весьма выразительная на сей счет поэза:

Я хочу быть душевно-больным,
Чадной грезой у жизни облечься,
Не сгорая гореть неземным,
Жить и плакать душою младенца
Навсегда, навсегда, навсегда.
Надоела стоустная ложь,

Утомили страдания душ, -
Я хочу быть душевно-больным!
На землей, словно сволочной проч,

В суету улыбается Дьявол,
Давит в людях духовную мочь,
Но меня в смрадный ад не раздавит,

Никогда, никогда, никогда.
Я стихийным эдемом гремуч,
Ослепляю людское злосчастье,

Я на небе, как молния, зряч,
На земле - в облаках - без поместья.
Для толпы навсегда, навсегда,
Я хочу быть душевно больным!

Фофанов научил Игоря-Северянина приемам управления толпой. По свидетельству уже упоминавшегося Вальмара Адамса, свои откровенно эгофутуристические перлы поэт называл «стихами для дураков» и никогда не «пел» их после февраля 1918 года. Почему? Потому, что той толпы уже не было: дурачество закончилось, началось изгнание - эмиграция, а псевдоним остался. Он даже приобрел в миру более глубокое значение, потому что из самоназвания, из игры в гениальность превратился в один из ярких символов утраченной эпохи: не потому что это «ананасы в шампанском», а потому что это ананасы Игоря-Северянина.

Поэт Георгий Шенгели, тесно общавшийся с Игорем-Северяниным в предреволюционные годы, признавался, что тот обладал самым демоническим умом, какой только самому Шенгели приходилось встречать. Эта оценка весьма далека от всего того, что нам доводилось читать о поэте у других его современников. По свидетельству Георгия Шенгели, Игорь-Северянин никогда (за редкими исключениями) ни с кем не говорил серьезно: «Ему доставляло удовольствие пороть перед Венгеровым чушь и видеть, как тот корежится "от стыда за человека". Игорь каждого видел насквозь, непостижимым чутьем, толстовской хваткой проникал в душу, и всегда чувствовал себя умнее собеседника, - но это ощущение неуклонно сопрягалось в нем с чувством презрения. Вы спросите, - где гарантия, что и меня не рядил он в дураки? Голову на отсечение не дам...» [ Е.Коркина. Георгий Шенгели об Игоре Северянине. Таллинн, № 3, 1987, с.91]

Ссылка на «самый демонический ум» в связи с проблемой псевдонима не случайна, ибо она тесно примыкает к знакомству и дружбе с Константином Фофановым. Именно с Фофановым связана история псевдонима «Игорь-Северянин». Любимым развлечением поэта в зимнее время были лыжи, с которыми он не расставался до середины 30-х годов. Зимой он частенько приходил в гости к Фофанову в Гатчину с мызы Ивановка на лыжах: «Лыжный спорт с детства - один из моих любимейших, и на своих одиннадцатифутовых норвежских беговых лыжах с пружинящими ход американскими "хомутиками" я пробегал большие расстояния». [Игорь-Северянин. "Из воспоминаний о К.М.Фофанове". Соч. СПБ, "Logos", 1996. Том V, с. 9.] А вот несколько строк из его письма к поэтессе Ирине Борман от 5 декабря 1927 года: «Я, право, не знаю, удастся ли нам попасть к Вам: мои лыжи сломаны, а новые я хотел купить в Ревеле, полагая, что вечер будет до праздников. Теперь же я задумываюсь. За последнее время трижды ездил в Нарву, но там ничего подходящего, - в смысле лыж, - нет». [Частный архив в Москве. Копия в архиве автора и в интернете на сайте автора http://www.hot.ee/mvp/post/mail/mail-00.html ]

Обратимся теперь к Константину Фофанову и прочтем его посвящение Игорю Лотареву, написанное зимой 1908 года в Гатчине:

Я видел вновь весны рожденье,
Весенний плеск, веселый гул,
Но прочитал твои творенья,
Мой Северянин, - и заснул...
И спало все в морозной неге -
От рек хрустальных до высот,
И, как гигант, мелькал на снеге
При лунном свете лыжеход...

[Игорь-Северянин. «Из воспоминаний о К.М.Фофанове». Соч. СПБ, «Logos», 1996. Том V, с. 10.]

В посвящении Фофанова обращают на себя внимание два практически равнозначных в плане самоназвания существительных - «северянин» и «лыжеход»: Игорь-Северянин = Игорь-Лыжеход. Поэт отдал предпочтение "северянину", вероятно, как наиболее обобщающему, с его точки зрения, хотя «лыжеход» как будто более конкретен и индивидуален. Объяснить выбор практически невозможно, потому что прерогатива называть вещи своими именами (давать имена вещам и тварям) принадлежит только самому поэту. Современные исследователи связывают происхождение псевдонима и с Северной столицей - Петербургом, в котором поэт родился, и с окрестностями северного русского города Череповца, в котором прошли юношеские годы поэта, даже с северными реками Судой, Шексной, Нелазой. Однако все эти предположения вечно останутся на правах гипотез, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Кстати, в упоминавшемся выше очерке Игоря-Северянина «Из воспоминаний о К.М.Фофанове» в главе «Стихи мне посвященные» приведент текст фофановского посвящения в прозе:

«Ничего лучшего не мог я придумать, что показал мне Игорь-Северянин. Чту его душу глубоко. Читаю его стихи и все говорит мне: в Тебе - Бог!»
[Игорь-Северянин. «Из воспоминаний о К.М.Фофанове». Соч. СПБ, «Logos», 1996. Том V, с. 8.]

Первые 15 брошюр и два отдельных стихотворения - «Памяти А.Н.Жемчужникова» и «На смерть Лермонтова» вышли в свет под именем Игоря Лотарева. Наиболее ранний известный мне автограф поэта, подписанный псевдонимом «Игорь-Северянин», я видел на 16-м сборнике «Зарницы мысли», который вышел в свет ранней весной 1908 года: «Глубокоуважаемому талантливому поэту Леону Михайловичу Шах-Паронианцу от автора на воспоминание. Игорь-Северянин. 7.IV.08». [Частный архив в Москве. Копия в архиве автора.] Обращает на себя внимание тот факт, что приведенное выше посвящение Фофанова датируется зимой 1908 года, а «Зарницы мысли» увидели свет ранней весной. Это, как минимум, указывает на наличие косвенной связи между посвящением и псевдонимом.
Современное отношение к псевдониму.

Форма литературного псевдонима, избранного Игорем Лотаревым, даже для богатой на всяческие изыски русской литературы кажется довольно необычной. Я всегда придерживаюсь правила писать его через дефис, не разделяя наподобие имени и фамилии по той простой причине, что так придумал он сам. Дико читать литературоведческие статьи и публицистику, в которой поэта именуют Игорем Васильевичем Северяниным. Подобные ляпсусы встречается в изрядном количестве, и они отнюдь не так безобидны, как это может показаться на первый взгляд.

Дореволюционная критика и журналистика вкупе с издателями никак не могла смириться с дефисом в псевдониме и упорно воспроизводила псевдоним в виде имени и фамилии. Первые 15 брошюр и два отдельных стихотворения, изданные поэтом за свой счет, подписаны его гражданским именем - Игорь Лотарев. Еще 20 небольших сборников стихотворений вышли уже под псевдонимом «Игорь-Северянин». Первый крупный издатель стихотворений Игоря Лотарева Сергей Соколов (Кречетов) - издатель «Гриф» категорически воспротивился написанию псевдонима через дефис. «Громокипящий кубок», «Златолира» в издании Грифа, а также последовавшие за ними сборники «Ананасы в шампанском» и «Victoria Regia» в издательстве «Наши дни» вышли в свет без дефиса. Не счел возможным воспроизвести дефис известный издатель Викентий Пашуканис, выпустивший в свет собрание сочинений поэта. Тем не менее, в пашуканисовском «Громокипящем кубке» был помещен фотопортрет автора с факсимиле «Игорь-Северянин».

В изданиях эстонского времени наблюдается разнобой. Так, в ранних эстонских изданиях «Creme des Violettes», «Вервэна», «Роса оранжевого часа», «Колокола собора чувств» псевдоним воспроизведен в авторском написании, а в берлинских изданиях того же периода и в поздних эстонских изданиях дефис в нем снова пропадает. Воспроизведу любопытный документ, адресованный в совет по присуждению ежегодной «Премии имени Игоря Северянина», учрежденной членами русской фракции Рийгикогу (Государственного собрания Эстонской Республики). Документ появился в связи с моим предложением писать псевдоним поэта в названии премии в его авторской, а не в издательской версии:

«О правописании псевдонима поэта И.Лотарева.

Поэт в течение жизни писал свой литературный псевдоним как с дефисом (Игорь-Северянин), так и без него (Игорь Северянин). Последний вариант встречается чаще и применялся большей частью в более поздний период. Чаще этот вариант использовался также при оформлении произведений в печати самим поэтом. Написание псевдонима без дефиса между именем и фамилией-прозвищем наиболее удобно и гармонично с точки зрения норм русского языка. Пример при склонении: с дефисом - Игорь-Северяниным, Игорь-Северянина и т.д.; без дефиса - Игорем Северяниным, Игоря Северянина и т.д.

С учетом вышеизложенного представляется предпочтительным в написании имени поэта использовать вариант без дефиса: Игорь Северянин.

Приложение: Копия с первой страницы книжки стихов "Рояль Леандра", изданной самим автором в Бухаресте в 1935 году (поздний Северянин), с указанием имени-псевдонима без дефиса. На оттиске находится также факсимиле собственноручного посвящения автора своему знакомому Юрию Дмитриевичу Шумакову, что доказывает факт личной акцептации и применения правописания собственного псевдонима со стороны автора.

Вл.Илляшевич, член Совета,
секретарь правления Союза писателей России.
08 января 2001 года».
[Копия в архиве автора. В интернете на сайте http://www.baltwillinfo.com/Sev/sev-2.htm ]

При цитировании полностью сохранены все особенности документа. Однако относительно авторской акцептации написания псевдонима без дефиса необходимо сделать оговорку, поскольку указание на «Рояль Леандра» в качестве доказательства сделано без знания и учета реальных обстоятельств его издания. «Рояль Леандра» был набран и печатался в Бухаресте друзьями поэта без его личного участия. Более показательным был бы пример сборника «Адриатика», изданного в Нарве стараниями автора и за свой счет, или сборника переводов из Марии Ундер «Предцветение», изданного автором на государственный счет, в которых псевдоним употреблен без дефиса. Дефис очень не нравился эстонскому поэту Алексису Ранниту, поэтому две книги переводов его стихов на русский язык, сделанные Игорем-Северяниным, вышли без дефиса в псевдониме переводчика. Казалось бы, столь неудобному при склонении псевдониму, вынесен окончательный приговор, но давайте спросим самого автора.

В рукописи неизданного сборника «Лирика» (Эстонский литературный музей) со стихами 1918-1928 годов псевдоним на обложке выписан с дефисом. Та же картина в рукописях «Настройка лиры» (РГАЛИ), «Литавры солнца» (РГАЛИ), «Медальоны» (Нарвский городской музей). Предисловия к обеим книгам Раннита подписаны псевдонимом «Игорь-Северянин». Все известные автографы поэта на русском языке, за исключением того, на который ссылается В.Илляшевич - «Милому Юрию Дмитриевичу Шумакову с запоздалой ласковостью. Автор. Tallinn, 1941» [В собрании Лесмана. Копия в архиве автора.], содержат дефис в написании псевдонима. На книгах подаренных жене и в письмах к ней, в письмах к Георгию Шенгели, в письмах к Ирине Борман, в письмах к Софии Карузо и в письмах к другим адресатам, в том числе, к близким родственникам, можно видеть сокращенную форму псевдонима «Игорь. -»

Два наиважнейших документа - два завещания, одно из которых датировано 9 марта 1940 года, а другое 20 октября того же года подписаны полной формой псевдонима с присовокуплением гражданского имени поэта: «Игорь-Северянин. (Лотарев)».

Казалось бы, проблема дефиса не является принципиальной, но это далеко не так. Общеупотребительное разделение на имя и фамилию уже привело к эксплуатации псевдонима в весьма оригинальной форме. На центральной аллее Таллиннского Александро-Невского кладбища в двадцати метрах от могилы самого Игоря-Северянина можно видеть могилу лжедочери поэта Валерии Игоревны Северяниной, урожденной Валерии Порфирьевны Кореневой (Коренди). Сегодня не известна судьба ее сына Игоря Северянина-младшего, урожденного Игоря Олеговича Мирова. Если бы еще при жизни поэта не произошло разделения его псевдонима, то Валерия Порфирьевна Коренева должна была бы именоваться Валерией Игоревной Игорь-Северяниной, а ее сын Игорем Олеговичем Игорь-Северяниным-младшим, что само по себе демонстрирует абсурдность таких манипуляций с псевдонимом. Умершая раньше матери Валерия Порфирьевна упокоилась на кладбище без указания «неудобной» даты рождения (6 февраля 1932), абсолютно исключающей ее права на родовую фамилию Лотаревых и тем более на использование чужого псевдонима. Абсурд очевиден, и не заметить его теперь может только, рассуждающий об удобстве склонения, секретарь Союза писателей России В.Илляшевич.

Настоящая дочь поэта по имени Валерия, рожденная в 1913 году вне церковного брака, не смогла унаследовать ни родовую фамилию отца, ни его псевдоним. Она до смерти писалась Семеновой. Жена поэта Фелисса Михайловна Круут тоже не стала Северяниной, а всю жизнь была Лотаревой. Общеупотребительную традицию из уважения к поэту следует переломить, что трудно, но все же необходимо. Он сам так придумал и мы должны уважать его авторские права. Ведь не придет же никому в голову редактировать ранние псевдонимы Игоря-Северянина «Мимоза», «Игла» или таинственный псевдоним «Граф Евграф Д"Аксанграф» (accent grave - фр. важный слог; муз. низкий тон).
Выводы.

В части правописания псевдонима поэта в его авторской версии, т.е. без разделения на имя и фамилию - «Игорь-Северянин» - следует признать, что настоящий псевдоним как акт инициации, оберег и мифологема является исторической частью (фактом) культурного и литературного процесса в России в начале XX века. В силу этого псевдоним «Игорь-Северянин» должен воспроизводиться в научной и иной литературе в его авторском написании. Кроме того, псевдоним «Игорь-Северянин» является неотъемлемой частью творческого наследия поэта Игоря Лотарева, существенной деталью его биографии и одновременно его личной мифологемой. Следует также иметь в виду, что псевдоним в его авторском написании служит своеобразным ключом к правильному пониманию его творчества. п: Анализ творчества поэта/писателя

Истинный поэт, глубоко переживающий жизнь.

В. Брюсов.

Свой талант Игорь Северянин часто ориентировал на вкусы эстетствующей петербургской публики, живущей стилизованной декадентской жизнью. Имя «Игорь Северянин» стало псевдонимом Игоря Васильевича Лотарева (1887 - 1941). Поначалу этот поэт печатался в скромных периодических изданиях, читал свои стихи в разных студенческих аудиториях. Он выпускал небольшие брошюры и рассылал их по редакциям в надежде получить хоть отзыв. Но признания не было. Лишь в 1909 году отрицательный отзыв Л.Н. Толстого сделал имя Северянина печально известным. Но литературные журналы откликнулись на это происшествие и открыли свои страницы для произведений молодого автора.

1913 год был отмечен для Северянина выходом его первого сборника - «Громокипящий кубок». Он принес поэту известность. Книга вышла с предисловием Ф. Сологуба и переиздавалась 10 раз. О ней положительно отозвался сам В. Брюсов. Вскоре, один за другим, начали выходить и другие сборники Северянина: «Златолира» (1914), «Ананасы в шампанском» (1915), «Поэзонтракт» (1915), «Тост безответный» (1916).

И. Северянин стал на время самым модным «певцом», но он оценил такое свое положение очень трезво, назвав все это «двусмысленной славой». И действительно, массовый читатель не смог уловить главного нерва творчества поэта.

Именно Игорь Северянин ввел в поэтический обиход слово «футуризм». Творчество молодого поэта отличалось позицией откровенного самоупоения, которая должна была потрясти публику своим нахальством и вызовом:

Не мне расчет лабораторий,

Нет для меня учителей.

Парю в лазоревом просторе

Со свистом солнечных лучей!

В своем поэтическом творчестве Северянин во многом следовал принципам акмеизма. Но некоторые эстетические принципы этого литературного направления обнажались у поэта с какой-то пародийной наглядностью. Так, в сонете, посвященном Георгию Иванову, Северянин декларирует безоговорочное и радостное принятие мира: «Я говорю мгновению: Постой!»
Поэтизация совершенной жизненной гармонии акмеистов оборачивается у Северянина акмеистической стилизацией – картинами мещанских будуаров, ресторанной жизни, прогулок в кабриолетах, обстановки легкого, бездушного флирта.

В предреволюционной лирике Северянина обнаруживаются связи с темами и мотивами его ранней символистской поэзии. Прежде всего, в ней проповедуется культ индивидуализма, самоценного «Я». Желание и воля этого «Я» становится для поэта единственной реальностью мира. В программном «Эгополонезе» (1912) Северянин писал:

Все жертвы мира во имя эго!

Живи, живое! – поют уста.

Во всей вселенной нас только двое,

И эти двое – всегда одно!

Я и Желанье! Живи, Живое!

Тебе бессмертье предрешено.

А в «Самогимне» (1912) поэт надменно провозглашает:

Мой стих серебряно-брильянтовый

Живителен, как кислород.

«О гениальный! О талантливый!» -

Мне возгремит хвалу народ.

Сущностью поэзии Северянин считал свою фантазию – «мои капризы, мои волшебные сюрпризы». Для творчества Игоря Северянина характерна маскарадность, стилизация действительности. «Трагедию жизни превратить в грезофарс» - вот в чем усматривал Северянин назначение поэта и поэзии.

Игорь Северянин обладал способностью переживать события очень глубоко и остро. Он подмечал такие черты в окружающей действительности, которые могли бы воссоздать картину в воображении читателей.

Славе поэта во многом способствовал и его исполнительский дар. Северянин был одним из основоположников русских реситалей – авторских читок перед многотысячной публикой. Вечера поэта Игоря Северянина всегда проходили с неизменным успехом.

«КОРОЛЬ ПОЭТОВ» ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН

(1887-1941)

круглый стол в Литинституте

Ю.И. Минералов (Литинститут). Когда-то, после окончания МГУ, я приехал работать в Эстонию, да и задержался там на 15 лет в Тартуском университете. «Присутствие» Игоря Северянина ощутил сразу. Были еще живы помнившие его русские бабушки, в 1920-е годы девушки. Речи о Северянине они вели забавно однотипные: «О, это был ужасный человек, у него было много женщин…» Впрочем, уловил я и несомненно заслуживающий внимания момент: русские старики в 1970-е годы все еще осуждали Северянина за то, что он когда-то пытался выпрашивать подачки у эстонского правительства, поскольку-де переводит их поэтов и женат на эстонке. Достойное ли дело для русского, притом человека, в 1918 году избранного в Москве «королем поэтов»!

Л.А. Карпушкина (Литинститут): Слаб человек…

Ю.И. Минералов : Такое самоунижение одновременно иллюстрировало тот факт, что жил «король поэтов» в Эстонии туго, с хлеба на квас, - подобно, впрочем, другим эмигрантам. А женат он был на Фелиссе Круут, дочери рыбака и плотника, претендовавшей на звание поэтессы. Она, по собственным его воспоминаниям, не единожды воспрепятствовала возвращению поэта в Россию, хотя в советском посольстве вопрос был согласован. В 1935 году Северянин удрал-таки от деловитой и властной Фелиссы к другой местной женщине, Вере Коренди, с которой влачил полунищенское существование и на руках которой умер от инфаркта 20 декабря 1941 года в оккупированном фашистами Таллине, бывшем Ревеле, - умер под уличный грохот шагающих в ногу эсэсовских сапог.

Л.А. Карпушкина : Игорь Северянин сотворением «образа самого себя» занимался целенаправленно и, нужно признать, эффективно: «Отныне плащ мой фиолетов, Берета бархат в серебре: Я избран королем поэтов На зависть нудной мошкаре». То, как поэт умел держать «королевскую» планку, вспоминал В. Шершеневич, описывая встречу Северянина с молодыми авторами в ресторане. На робкое предложение Северянину послушать их стихи, тотбросил: «Не будем омрачать нашей встречи!»

И.Г. Минералова (МПГУ): Ещев студенческие годы наткнулась на пародию «Перевод Пушкина на язык эгофутуристов», напечатанную в томе большой серии Библиотеки поэта. Там после эпиграфа из Пушкина шли строчки:

Зима! Пейзанин экстазуя

Ренувелирует шоссе…

Помню, как ехидство этой пародии меня позабавило. Но пародист не смог заметить или не ставил своей задачей передать - кажется, невозможное для реальности литературы - северянинское соединение приемов иронии и подлинной лирики.

А.Э Секриеру (МПГУ): Северянин - фигура, типичная для эпохи Серебряного века. Человек-оркестр, синтетический художник, он соединял слово и музыку, слово и живопись, он был исполнителем-декламатором, актером, «композитором», и при этом постоянно шел на эксперимент в стихе. На него в этом похожи Вертинский, Маяковский, Пастернак, Волошин… Но уникальность творчества Северянина в открытии новых и разработке традиционных жанровых форм стиха, в стилизации в словесном творчестве форм и жанров иных видов искусства (дизель, переплеск, перекат, квадрат квадратов - и баллада, газелла, рондо, триолет, канцона; полонез, вальс, пастель, рисунок), в адаптации стихотворных ритма, метра для исполнения на эстраде, в широком использовании всего арсенала «технических средств» поэзии: ассонансов и диссонансов, оксюморонов и антитез, эпитетов и метафор, словесных и слоговых переносов, внутренних рифм и аллитераций, каламбуров и паронимической аттракции, развернутых сравнений и неологизмов, и многого другого.

С.Н. Колосова (МПГУ): Например, стихотворение «Это было у моря» Северянин обозначает как «поэму-миньонет». Интересно обратить внимание на то, как в авторском комментарии к стихотворению соединяются и оригинальное жанровое определение, и отношение к сюжету, в котором слились музыка, танец и драматическое действо. Одновременно это и маленькая поэма, и поэма-менуэт. Вспомним, что менуэт – не только придворный танец, что тут соответствует сюжетной канве, но иногда менуэт исполнялся в сонатах. Стихотворение строится по принципу сонатной композиции и каждая строфа-часть имеет свой звуковой образ. Безусловно, это стихотворение не только любовное и, возможно, не столько любовное. В нем размышления о сущности поэта, о его музе, о его творчестве. Поэт-паж-слуга-творец – создатель сонат, музыки о любви, а с ним в его менуэте его королева, его вдохновительница, его госпожа. Для Северянина любовь есть музыка, соната, в которой перепеваются разные темы. Она вечна и многогранна, непредсказуемы, как море и хрупка, как морская пена, нежна, как бирюзовая волна.

С.А. Васильев (Литинститут): Северянин, особенно после выхода его книги «Громокипящий кубок» (1913), привлек самое широкое внимание современников. Сотни откликов в печати; среди писавших о нем были М. Горький, В. Брюсов, Ф. Сологуб, А. Блок, Н. Гумилев, В. Ходасевич. Особенно проницательно и тепло написал о Северянине Брюсов, который в поэзии эгофутуриста увидел продолжение своего собственного творчества (как считала З. Гиппиус). А Северянин, по словам Брюсова, потом упрекал его в зависти…

Ю.И. Минералов : Но и на Северянина весьма ревниво реагировали крупнейшие поэты. Перечитайте Маяковского - «пропитое лицо Северянина», «похотливо напеваете Северянина» и т.п. А для Игоря Северянина тот же Маяковский до конца жизни был «друг юности Володя», которому этот добряк все снисходительно прощал и об остром язычке которого забавно вспоминал, например, в своем романе «Колокола собора чувств»:

Есть дева, ждущая любови
(Дабы не осквернять любви,
Падеж слегка переиначу...),
И эта дева наудачу,
С девизом: «Жениха лови!» -
Мне письма шлет и телеграммы,
Где свадьбы назначает час...
Что ж, я готов! Володин бас
Меня спасительно от драмы
Женитьбы вдруг предостерег...
Вот что мне этот бас изрек:
- «Она ко мне пришла нагою,
Взамен потребовав венца.
А я ей предложил винца
И оттолкнул ее ногою».

И.Г. Минералова : Сам Северянин был великий иронист. Но сегодня исследователи творчества поэта (кину камень в лингвистов) заслоняют изучение, а лучше бы постижение его поэзии такой терминологией, что скулы сводит…При этомв 11 классе девочки без всякого юмора читают: «А потом отдавалась, отдавалась грозово…», хотя ироническое отношение Северянина ко всякой игре в чувства очевидно, и ирония его убийственна. Вспомните стихотворение «Это все для ребенка…» Почти чеховский иронический подтекст передается финальным перечнем деталей «И мне дорог ваш крестик, как и ваша слезинка, как и ваша гребенка». Воображение читателя восстанавливает образ «играющей роль» именно по этим в одном ряду оказавшимся деталям. Но ирония иронии рознь. Ирония Северянина упрочена самоиронией и потому обретает значение не пересмешничества, а вскрывания глубинной трагичности или даже трагедийности жизни.

Ю.И. Минералов : Северянин был при случае и пламенным сатириком. Да вот:

В смокингах, в шик опроборенные, великосветские олухи

В княжьей гостиной наструнились, лица свои оглупив:

Я улыбнулся натянуто, вспомнив сарказмно о порохе.

Скуку взорвал неожиданно нео-поэзный мотив.

Рифмы слагаются в кукиши. Кажет язык ассонанс.

Я презираю вас пламенно, тусклые Ваши Сиятельства,

И, презирая, рассчитываю на мировой резонанс!

И.Г. Минералова : Что ж, тут и век понят адекватно, и общественное окружение, и то, что видели в нем современники… Ирония в нем сочеталась с лирикой. Помните этот потрясающий рефрен «Ты ко мне не вернешься…», разрешающийся настоящим криком души, но почти шепотом произнесенным: «Я умру одиноким, понимаешь ли ты?!.» Одиночество Северянина тогда, и сегодня опять, - свидетельство еще не разрешенной вполне загадки большого русского поэта. Без понимания функционала художественного синтеза вряд ли можно в этом разобраться вполне.

А.Э. Секриеру : Пастернак уверял, что Северянин распевал свои стихи намелодии из популярных французских опер, и мы даже можем догадаться, каких именно, ведь сам Северянин много писал о своих оперных пристрастиях (Тома, Массне), а автор гимна пионерии композитор Дешкин на одном из поэзовечеров в Политехническом музее записал авторскую мелодию Северянина. Великолепное разнообразие музыкальных жанров отразилось в сборниках поэта: увертюра открывает «Ананасы в шампанском», интродукцию встречаем в «Соловье», интермеццо, полонезы, вальсы, марши, песни, песенки и шансонетки, романсы… - но Северянин стилизует еще и ритм, например, вальса или марша. В стиле Северянина несомненной доминантой является синтез. Синтез поэзии и музыки им осуществляется на двух уровнях: это стилизация музыкальных жанров и использование музыкальных приемов с одной стороны, а с другой – музыкальное исполнение стихотворений на эстраде.

Ю.И. Минералов : А как с традициями, предшественниками? Мне тут сразу видится Владимир Бенедиктов.

Л.А. Карпушкина : А обожаемый им К. Фофанов? И еще, работая над собственным имиджем, Северянин не в последнюю очередь посматривал в сторону эстетствующего О. Уайльда. На одном из фото Северянин вылитый Уайльд: поза, жест, прическа, одежда…

Ю.И. Минералов : Ну это уж он сдуру. Или для футуристического хулиганства

С.А. Васильев : Строка из его «Пролога» «Для нас Державиным стал Пушкин» называет ключевые для Северянина имена. Сделаем акцент на первом имени. А эгофутуризм Северянина и кубофутуризм Маяковского, Хлебникова… Немало общего, но, безусловно, есть и отличия. Например, северянинский акцент на неологизмах, нередко выстроенных на базе иноязычных корней, на контрасте, например, с хлебниковскими неологизмами, сплошь славянскими. А название «эгофутуризм» прямо соотносится с «проповедью» безудержного эгоизма ранними декадентами, например, Н. Минским (книга «При свете совести», 1890).

Л.А. Карпушкина : Все-таки «недвусмысленный талант» Игоря Северянина уникален. Его эстетика на грани китча редко приходится по вкусу целиком. Но в ней заключен вызов «мещанскому» мировосприятию и вкусу, стремление «окатастрофить» (один из неологизмов поэта) сознание обывателя. Ну кто еще мог решиться так легко и дерзко сочетать канцеляризмы с новаторскими метафорическими поэтизмами в пределах одного катрена: «В тебе уверенность не поколебленаВ твоей корректности тому залог. Но все мне кажется, что ложь остеблена И распускается ее цветок…»? Кто в голодном 1919 году мог написать стихотворение «Икра и водка», с «барочной» раскрепощенностью изображающее в прошедшем времени гастрономические удовольствия употребления «монопольных» продуктов? А так лаконично и безапелляционно сформулировать: «Из меня хотели сделать торгаша, Но торгашеству противилась душа»…

Ю.И. Минералов : С Фелиссой Игорь Северянин годы прожил в рыбацком поселке Тойла, где отдыхал еще до революции. Я как-то тоже провел в Тойла изрядный кусок лета и бывал в домике Северянина, где жила сестра Фелиссы Линда, много с ней общался. Потом и ее не стало, а после отделения Эстонии вроде объявился какой-то заграничный правонаследник-бесстыдник, тут же выкинувший вещи и книги поэта - там теперь Северяниным и не пахнет. Возле Тойла был построенный на скалах над морем роскошный дворец не то замок кого-то из дореволюционных миллионеров - кажется, Елисеева. После Отечественной войны он лежал в развалинах - при освобождении Эстонии дворец вместе с временно проживающими фашистами и охранявшими их зенитками разбомбили наши. Бродя по руинам, как-то впервые я понял, откуда в северянинских стихах замки, башни над морем и т.п., в которые его поэтическое воображение населило иронических и не иронических королев, принцесс, графинь, пажей и пр. Я тогда написал стихотворение «Игорь Северянин»:

Море молочное пьяно, как бурный кумыс.

Море парное волну задирает, как ногу.

Тропка подходит к обрыву и прыгает вниз.

Там из-под кружев круглится валун, что колено.

Складки соленого платья прибойно кипят.

Девушкин смех воспарит серпантинною лентой

и, опадая, - на память - завяжется в бант!

Помню, я помню: услышав, он вздрогнул над веком!

Вздрогнул над морем и оборотился слегка

этим надменным иронией раненым ликом,

ликом эффектным породистого рысака.

Здесь его домик. Он к морю уже не сбегает.

От футуризма безвредное эхо: «Эго-о-о...».

Он - лишь альбом. И тетушка Линда листает

желтые фото и сберегает его.

Он покосился - там веяла женская ручка.

(Профиль был камень - легендно сидящий орел!..)

Девушка мчалась к нему, точно горная речка!

Море шампанское пену бросало на мол!

Тойлаский замок! а парк, авантюрный и светский!

Точно девчонка, речонка несется на нас!

Все они тут - его башни, пажи и насмешки,

нищая старость и заносчивый ассонанс.

Милая, плачешь? Ужасно смешные фигуры!..

В Ревеле спит, и в бессмертный покой погружен

Игорь Васильевич Лотарёв,

деятель русской культуры,

этой культуры, которуютак бережем.

И.Г. Минералова : «Россию нужно заслужить» писал он, но я бы сказала иначе: сегодня Россия должна заслужить Северянина, одиноко лежащего в могиле Александро-Невского кладбища за ее границей, в Таллине.

"Отныне плащ мой фиолетов,
Берета бархат в серебре:
Я избран королем поэтов
На зависть нудной мошкаре.
Меня не любят корифеи -
Им неудобен мой талант:
Им изменили лесофеи
И больше не плетут гирлянд.
Лишь мне восторг и поклоненье
И славы пряный фимиам,
Моим - любовь и песнопенья! -
Недосягаемым стихам.
Я так велик и так уверен
В себе, настолько убежден,
Что всех прощу и каждой вере
Отдам почтительный поклон.
В душе - порывистых приветов
Неисчислимое число.
Я избран королем поэтов -
Да будет подданным светло!"
Игорь Северянин. "Об избрании "Королем поэтов“ (1918)

27 февраля 1918 года в Большой аудитории Политехнического музея прошел "поэзовечер", на котором состоялось "Избрание Короля поэтов". Венком и мантией "Короля поэтов" публика увенчала Игоря Северянина. Вторым был Владимир Маяковский, третьим – Василий Каменский.

О проведении выборов возвестил такой манифест:

"Поэты!
Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии. Звание короля будет присуждено публикой всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием.
Всех поэтов, желающих принять участие на великом, грандиозном празднике поэтов, просят записываться в кассе Политехнического музея до 12 (25) февраля. Стихотворения не явившихся поэтов будут прочитаны артистами.
Желающих из публики прочесть стихотворения любимых поэтов просят записаться в кассе Политехнического музея до 11 (24) февраля.
Результаты выборов будут объявлены немедленно в аудитории и всенародно на улицах.
Порядок вечера:
1) Вступительное слово учредителей трибунала.
2) Избрание из публики председателя и выборной комиссии.
3) Чтение стихов всех конкурирующих поэтов.
4) Баллотировка и избрание короля и кандидата.
5) Чествование и увенчание мантией и венком короля и кандидата".

Выборы "Короля поэтов" в свидетельствах современников:

Спасский С. В. "Маяковский в воспоминаниях современников" (с. 169-170):
«Зал был набит до отказа. Поэты проходили длинной очередью. На эстраде было тесно, как в трамвае. Теснились выступающие, стояла не поместившаяся в проходе молодежь. Читающим смотрели прямо в рот. Маяковский выдавался над толпой. Он читал «Революцию», едва имея возможность взмахнуть руками. Он заставил себя слушать, перекрыв разговоры и шум. Чем больше было народа, тем он свободней читал, тем полнее был сам захвачен и увлечен. Он швырял слова до верхних рядов, торопясь уложиться в отпущенный ему срок.
Но «королем» оказался не он. Северянин приехал к концу программы. Здесь был он в своем обычном сюртуке. Стоял в артистической, негнущийся и «отдельный». Прошел на эстраду, спел старые стихи из «Кубка». Выполнив договор, уехал. Начался подсчет записок. Маяковский выбегал на эстраду и возвращался в артистическую, посверкивая глазами. Не придавая особого значения результату, он все же увлекся игрой. Сказывался его всегдашний азарт, страсть ко всякого рода состязаниям.
- Только мне кладут и Северянину. Мне налево, ему направо.
Северянин собрал записок немного больше, чем Маяковский. Третьим был Василий Каменский.
Часть публики устроила скандал. Футуристы объявили выборы недействительными. Через несколько дней Северянин выпустил сборник, на обложке которого стоял его новый титул. А футуристы устроили вечер под лозунгом «долой всяких королей».

Лев Никулин. "Годы нашей жизни" - М.: Московский рабочий, 1966, с. 128-130.
«После выборов Маяковский довольно едко подшучивал над его «поэтическим величеством», однако мне показалось, что успех Северянина был ему неприятен. Я сказал ему, что состав публики был особый, и на эту публику гипнотически действовала манера чтения Северянина, у этой публики он имел бы успех при всех обстоятельствах.
Маяковский ответил не сразу, затем сказал, что нельзя уступать аудиторию противнику, какой бы она ни была. Вообще надо выступать даже перед враждебной аудиторией: всегда в зале найдутся два-три слушателя, по-настоящему понимающие поэзию.
- Можно было еще повоевать...
Тогда я сказал, что устраивал выборы ловкий делец, импресарио, что, как говорили, он пустил в обращение больше ярлычков, чем было продано билетов.
Маяковский явно повеселел:
- А что ж... Так он и сделал. Он возит Северянина по городам; представляете себе, афиша - «Король поэтов Игорь Северянин»!
Однако нельзя сказать, что Маяковский вообще отрицал талант Северянина. Он не выносил его «качалки грезерки» и «бензиновые ландолеты», но не отрицал целиком его поэтического дара.

Михаил Петров. Из неопубликованной книги "Донжуанский список Игоря Северянина":
«Впрочем, может быть, никакой подтасовки и не было: 9 марта Маяковский пытался сорвать выступление новоизбранного короля русских поэтов. В антракте он пытался декламировать свои стихи, но под громкий свист публики был изгнан с эстрады, о чем не без ехидства сообщила газета "Мысль" в номере за 11 марта 1918 года.
В марте вышел в свет альманах "Поэзоконцерт". На обложке альманаха был помещен портрет Игоря-Северянина с указанием его нового титула. Под обложкой альманаха помещены стихи короля поэтов, Петра Ларионова, Марии Кларк, Льва Никулина, Елизаветы Панайотти и Кирилла Халафова».

Игорь Северянин. "Заметки о Маяковском" (1941):
«В марте 1918 г. в аудитории Политехнического музея меня избрали "Королем поэтов". Маяковский вышел на эстраду: "Долой королей - теперь они не в моде". Мои поклонники протестовали, назревал скандал. Раздраженный, я оттолкнул всех. Маяковский сказал мне: "Не сердись, я их одернул - не тебя обидел. Не такое время, чтобы игрушками заниматься...»

Многие гении появляются на свет в провинции. Северянин в этом отношении был «отщепенцем». Игорь Васильевич Лотарев (настоящая фамилия поэта) родился 16 мая 1887 года в Санкт-Петербурге на знаменитой улице Гороховой (на ней жили многие известные люди, в том числе и литературный герой — Илья Обломов).

«Я — самоучка-интуит», — говорил о себе поэт. Действительно, живя в просвещённой столице, Северянин не получил высшего образования (Евгений Евтушенко назвал полуобразованного Северянина «полуинтеллигентом»). Из-за отсутствия профессии эгофутурист жил лишь на литературные заработки.

В одной из анкет поэт отметил, что начал писать стихи с 8 лет. Он стал закидывать все журналы своими поэзами. Но те в упор не замечали его вирши. Тогда молодой поэт принялся издавать сборники стихов за свой счёт. Он издал 35 (!) книг. А критики по-прежнему не обращали на него никакого внимания.

Однако судьба оценила рьяные, но бесплодные попытки поэта прославиться. Как часто водится, помощь пришла с неожиданной стороны. Бескомпромиссному реалисту Льву Толстому показали стихи салонного поэта Северянина. Великий писатель свой искренний и праведный гнев излил на эти стишки. Как говорят в таких случаях: на следующий день поэт проснулся знаменитым.

Конвейер непреднамеренной «техники славы» запустился на полную катушку. Десятки журналов, до этого дружно отмахивающиеся, наперебой кинулись печатать стихи «оскандалившегося» поэта. Рецензии сыпались одна за другой. Одни восторгались, другие яростно критиковали «ананасовые» стихи новоявленного поэта. Критических статей о поэзии Северянина можно набрать на полновесный том.
Фото: wikipedia.org

Получив такую невиданную популярность, Северянин стал выступать со стихами на поэзовечерах. Залы были переполнены поклонниками, которые пришли поглазеть на модного поэта. На концерты приходили послушать не то, что говорит поэт, а как говорит. Поэтому Маяковский раздражённо (от зависти) писал о Северянине:

Известный в те времена импресарио Фёдор Долидзе организовал нашумевший вечер по выбору «короля поэтов». 27 февраля 1918 года в Московском Политехническом музее прошёл этот знаменитый вечер. Невзирая на присутствие других поэтов, публика, в основном, голосовала за Северянина и Маяковского. Лавровый венок в итоге повесили на Игоря Северянина. Несмотря на некоторую шутливость данного мероприятия, оба кандидата ревностно относились к этому «званию».

Получив свою толику славы, Северянин укатил в Эстонию, которая со временем стала независимой. И поэт вдруг стал вынужденным эмигрантом. Себя он в этом положении называл «дачником». Живя там, он совершил заграничное турне, зарабатывая своими стихами.

Также его поддерживала морально и материально жена Фелисса Круут, с которой он «осупружился» (неологизм самого поэта) в 1921 году. Когда «короля» перестали издавать и приглашать на концерты, он вёл скромный образ жизни, занимаясь вовсе не королевскими делами.
Фото: